Цзен Гургуров : другие произведения.

Бумажные тигры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Читатель! Если тебе понравился текст, можешь оценить его в рублях. Счет 2200 1529 8365 1612

  
  
  
  
  
  
   КОРРИДА
   - Итак, я говорю вам: это самоубийство, сеньор Понти. Форменное самоубийство и ничего более. С той поры, как этот черный убийца поднял на рога Рамиреса, великое дело корриды погибло. Мигель, знаменитый Мигель! наш Мигель в конце концов, не смог разделаться с бычком-недоростком! И с тех пор этот переросток поддевает на рога всех противников на арене. Результат схватки предрешен заранее. Вкладывать деньги в самоубийство я отказываюсь!
   - Вы правы, Альварес. Вы, как всегда, правы. "Минотавр" - страшный бык. Очень страшный. Иногда я начинаю сомневаться в человеческой природе. Но ставки! Но сборы! При просмотре балансов у меня захватывает дух. Таких крупных цифр давно не знала Испания. Люди едут со всего света взглянуть на нашего чемпиона, как раньше поклонницы следовали по всему миру за Мигелем.
   - Все равно это безнадежно. Рано или поздно Минотавр истребит всех лучших тореро - и корриде конец. Впрочем, мы сами виноваты. Сами! Мы проглядели этот бычий гений. Мы выставляли против него лучших мастеров, желая потешить публику захватывающим поединком. А Минотавр узнавал манеры и приемы корриды, а теперь сам вошел во вкус убийства. Теперь он изысканейший знаток боя. Он не дает воткнуть в свое тело даже бандерилью. Ни одну! Он поднимает лошадь на рога так изящно, что умудряется при этом кастрировать пикадора. На арену теперь страшно выйти не только тореадору, но любому участнику. Он стал носителем смерти. Сборы растут, это верно. Но взгляните на цифры компенсаций семьям погибшим. На суммы выплаченных страховок... Ладно, перейдем к делу. Мы не можем оставить Мадрид без весенней корриды. И весь Мадрид ждет выхода Минотавра... Может пригнать ему стадо коров?
   - Он за всю жизнь не огулял ни одной! Если бы от искусственно взятой от него спермы не народилось так много крепких бычков, то я бы прибывал в уверенности, что он импотент.
   - Бром в питье перед боем?
   - Минотавр отказывается от любого питья с добавками. Удивительно, как он распознает?
   - Укол шприцем?
   - Сразу ложится и притворяется спящим. Чрезвычайно хитрая бестия. Однажды мне уже пришлось вернуть деньги за билеты и еле удалось погасить скандал. Вы же знаете какие хапуги журналисты. Кстати, их роль - не самая последняя с раздувании его популярности. С их легкой руки этот неказистый рогоносец получил столь грозное прозвище. Они создали миф и напридумывали легенд.
   - Не преувеличивайте. За всякой громкой славой всегда стоит нечто настоящее. Мы относим славу исключительно к людским персонам. Но однажды это должно было случиться. Благоденствие не могло продолжаться вечно. Их столько умерло на аренах, что когда-нибудь должен был попасться зверь умнее человека. Игра со смертью обязательно кончится смертью. Посланец Провидения? Исчадье ада? Мститель? Кто же он, в конце концов?... Может нам пристрелить Минотавра, а всем объявить, будто он взбесился или заболел ящуром? И все пойдет как раньше. А?
   - Не выйдет. Вокруг Минотавра всегда крутится орда поклонников. Он всегда на виду. Любимец прессы, "зеленых" и ветеринаров. Нет, второго скандала моя репутация не переживет.
   - Итак - выхода нет, сеньор Понти. Схватка неминуема. Остается подобрать ему соперника. У вас есть подходящая кандидатура?
   - Есть - Рамирес.
   - Как Рамирес?
   - Это его брат - Рамирес Луис. Он был совсем мальчишкой, когда погиб Мигель. Тогда Луис дал клятву отомстить. И, надо сказать, преуспел. Окончил не только школу тореадоров, но и ветеринарное училище. Поработал на скотобойне. Кроме этого - он отличный фехтовальщик, гордость сборной страны. Кандидат в олимпийские чемпионы!
   - Но этого мало. Необходим опыт арены.
   - У малого полно побед в Мексике и Перу. Он даже убивал быков голыми руками в Сен-Селехо. Теперь настал пик его карьеры. Луис отказался от гонорара и даже побил моего импресарио, стоило тому заикнуться о деньгах.
   - Я про него слышу впервые.
   - Он дал зарок провести в Испании только один бой. Догадываетесь какой? В конце концов, мы не в праве отказать ему в этом. Иначе мы поступим бесчеловечно.
   - Что ж, дело стоящее. Понти, я готов рискнуть. Я даю всю сумму, что вы просите. Но видит Святая Дева, если Минотавр победит, то это будет последний раз, когда Альварес вкладывает деньги в корриду.
   - Я тоже думаю, что надо дать человеку шанс. Не деньги, не азарт смертельной игры, не слава - а месть! Это святое дело. А если погибнет и Луис, то его сестра застрелит Минотавра. Она сама мне об этом сказала после того, как я преподнес их семье в подарок Кольт сорок пятого калибра и коробку патрон с серебряными головками.
   - Ох, сеньор Понти, сеньор Понти. Узнаю старого делягу, способного выиграть даже безнадежную партию. Давайте допьем этот херес за упокой души самого великого мастера корриды - Минотавра и приступим к расчетам.
   Давай, братец, давай. Смелее и уверенней. Сначала поиграй со мной, поводи по арене. И не показывай никому своей ненависти. Ты тореро, а не убийца. Публика любит игру. А сейчас эта толпа ублюдков заткнулась. Такого гробового молчания не знала ни одна
   арена мира. Они думают: я тебя прикончу. Идиоты!
   Молодец! Еще разок! Помнишь, как я играл с тобой тогда? Ты закутался в мой плащ, нахлобучивал шапочку, и размахивал моим клинком. А я выставлял пальцы вперед и фыркал как бык. Но однажды ты укутался совсем по-другому - мрачно, шапочку надел как треуголку, поднял клинок вверх и произнес: "Я - Наполеон, повелитель мира!" А я отшлепал тебя. Наполеон - убийца. Он залил кровью нашу страну. Ты смотрел на меня очень жалобно, готовый вот-вот расплакаться. Но ты и тогда был настоящим мужчиной и сдержал слезы.
   Давай, иди на меня! Не робей, не трусь. А вот спотыкаться совсем ни к чему. Другому я не спустил бы такой ошибки. Кто лучше тореро знает технику боя? Только я. Потому что я - бык. Я знал их всех. И тех, что уводили у меня женщин, пока я был никому не известным бандерильеро. И тех, у которых уводил женщин я. Тех, кто хватался за навахи по любому случаю и тех, кто был невозмутим в любой ситуации. Тех, кто перебегал мне дорогу и тех, кто почтительно уступал. Я видел все их бесполезные уловки, искусные приемы, опасные выпады. Я видел их искаженные лица, недоумевающие, растерянные. Из их груди или живота били фонтаны крови, а они все еще изумлялись: " Как же так?!"
   Ты устал. Это не от танцев с плащом, а от нервного напряжения. Тебе не хватает изящества и грации, о которых всегда должен помнить. Ты так и не стал настоящим тореро, и никогда им не станешь. Для этого надо наплевать на все и любить саму игру, как любит ее артист. Играть легко и свободно. Чувствовать легкость и силу своего тела. Чувствовать и понимать быка. И чувствовать публику. Все сразу. И при этом забыть обо всем. Раствориться в игре и быть одним нескончаемым восходящим движением.
   Твои руки так и стремятся поскорей вонзить клинок. Нет! Момент истины еще не настал. Ибо истина в нас самих.
   Я тогда тоже хорошо прицелился, когда вдоволь наигрался с бычком. И его не могло спасти ничего. И все же спасло. Он посмотрел на меня без злобы. Просто посмотрел и все. В глазах его стояли слезы. Как у тебя тогда. И я не смог отвести взгляд. Мы стояли друг против друга и смотрели в глаза. Он понял: я не смогу его убить. И он хотел отвернуть и бежать. Но я не дал ему этого сделать. Заставил остаться. Взглядом поведал о сотнях быков, убитых мною. О всей, съеденной мною говядине и нежной телятине. О тоннах кровавых опилок и кровяной колбасе. И он не смог уйти, не смог оставить меня на позор. Он понял, что я не смогу жить дальше, если покину арену не убив его. Он пожалел меня и ударил в самое сердце.
   До сих пор не могу понять, как такое получилось. Может, в тот момент истины мы стали единым целым? Но я не умер. Я только потерял тело. Стал знаменитым Минотавром. И вот теперь брат мой пришел убить меня. Теперь он стоит передо мной и выжидает. Он должен убить брата, чтобы отомстить за его смерть.
   Действуй спокойно и уверено. Место, куда тебе следует попасть невелико. Сколько их замирало так, целясь меж шейными позвонками Минотавра. Но схватка выигрывается еще до ее начала. Сам бой - лишь ритуал. Стоило им начать свое последние движение, как я, лишь слегка мотнув головой, одним рогом ударял по сжатому кулаку и выбивал клинок, а другим вспарывал живот. Ты знаешь об этом и потому медлишь. Раздумываешь... А этот удар не терпит ни промедления, ни спешки - только точности и быстроты.
   Целься получше и будь уверен... я не подниму глаз.
   НЕВЕЗУЧИЙ
   Я - дерьмо. Полное дерьмо. Такого дерьма еще свет не видывал. И, думаете, меня это беспокоит? Что сейчас, за констатацией этого нехитрого факта, последует долгая душещипательная исповедь о родителях-дегенератах, о несчастном детстве, жестоком воспитании, о тлетворном влиянии улицы? Или - порочных страстях, несчастной любви, негодяе-растлителе? О пагубных искушениях юности, алкоголе и наркотиках, призраке богатства или демоне азарта? Может - о сладострастии убийства, ломающей жестокости тюрьмы, безликом прессе Системы и безысходности нищеты? Или наоборот - о праздности, лени, разврате, бесцельности существования, пресыщенности всем и всеми на свете?
   Ни фига подобного! На подобные исповеди способно только дерьмо недопережеванное, недопереваренное, недоделанное. Хлюпики, стремящиеся стать дерьмом полным. Разве вы не знаете, что подобные исповеди нужны им только для самооправдания, для окончательного разложения и догнивания?
   Я - совсем другое дело. Существо изначально полностью лишенное, так называемых, "совести и чувства вины", и поэтому ни в чем не нуждающееся и никого не винящее. Не было у меня ничего ужасного в жизни надломившего, растоптавшего или сломавшего меня. У меня не было Падения. Подавляющее большинство людей наивно полагает, будто каждый человек изначально хорош, что всякое дитя - цветочек, и лишь суровая жизнь делает человека негодяем. Удивительно самонадеянное заблуждение! Всякий человек - сам по себе. Есть "хорошие", есть "дурные". Я же всегда был полным дерьмом и ничуть о том не сожалею. Быть полным дерьмом - это "дар божий", сродни таланту или гениальности. И как всякий талант требует неустанного труда и каждодневного усердия, так и моя натура требует ежечасного усилия, дабы не замараться или не заразиться спорами плесени нравственности, морали, религиозности и догматизма. Остаться эталоном полного дерьма не так-то просто, как кажется на первый взгляд, поскольку все вокруг только и делают вид, будто сами стремятся к высоким идеалам, а на самом деле усиленно принуждают к этому других. Я - человек совершенно лишенный химер морали, совести, чести-достоинства, и прочих "благородных" качеств. Поэтому я никогда не был способен ни на подлость, ни на предательство, обман, ложь и так далее до бесконечности.
   Конечно посторонние и близкие все время называли мои поступки и речения именно этими словами: "Подлость, преда...". Но разве может человек совершить нечто плохое, если изначально лишен всех положительных или просто "нормальных" душевных качеств?
   Ни коим образом! Нет, дорогие мои, я просто совершал "Поступки". И все. Жил сам по себе, никогда не принимая во внимание столь абстрактные категории как то:"добро - зло", "хорошо - плохо", даже применительно к своей персоне, даже для собственной корысти или выгоды. Ни о какой эгоцентричности и речи быть не может. Мною руководили только желания и склонность к забавам, экспериментам, минутные капризы и прочая биология. И только. Все прочие людские стремления для меня были лишь пустым звуком.
   Откуда я тогда знаю про людские стремления? Так в тюрьме начитался, куда те же люди упекли меня, когда им вконец опостылели мои безобидные выходки. "У вас будет время подумать о своих злодеяниях!" - заключил свою речь судья, огласивший приговор. Не скажу, что слова его я принял буквально, но призадуматься они меня заставили. "Или все остальные люди чего-то не понимают, или я," - подумал я тогда.
   Не могу сказать, что в тюрьме мне особенно понравилась: ни женщин, всегда вившихся вокруг меня как мухи, ни свободы передвижения, ни ... Хотя и особенных неудобств я не испытывал. Когда человеку некого винить... Вам кажется, будто в тюрьме я нашел подходящую компанию? Ничуть не бывало! Там каждый хотел превзойти другого в дерьмодельстве и дерьмоедстве. Все выпендривались друг перед другом, изображая ужас каких крутых. Ну прямо злодеи из детской сказки. На меня тоже "наехали". Я сказал себе: "Веди себя естественно и никаких спектаклей не устраивай". Тут им и открылась истина. Они все на уши встали - и дали задний ход. У них, оказывается, существуют законы воровской чести. А я на все всегда клал. В том числе и на любые законы. Короче - дал просраться. Они решили меня порешить, да не на того напали. Я - дерьмо настоящее, истинное, а они - самодельное и самовыдуманное. Куда им до меня.
   В конце концов они меня оставили в покое, а мне до них никогда дела не было. Так я осел в тамошней одиночке, с добавлением срока. Развлечений никаких - только жратва и книги. Прочел я кучу всяких книжек о морали, нравственности, религии и божьих заповедях (больше ничего не приносили). Особенно меня потешили фантазии на тему Дьявола, чертях, нечисти, Грехе, Тернистых путях Порока и прочих добродетелях. Ужас, как наивны люди. Какого только дерьма не готовы из себя выдавить. И я кое-что начал понимать: люди глупы, наивны и безнадежно испорчены моралью. Глупы - поскольку не понимают своей глубинной дерьмовой сущности. Наивны - поскольку мнят себя ах какими ангелами. Испорчены - поскольку любят этим помучить себя и других. Особенно прописными истинами.
   Чтиво это мне быстро приелось, а ничего другого кроме гигиенических романов, Гражданского Кодекса, Уложения о наказаниях и теологических трактатов из тюремной библиотеки мне не выдавали. Пришлось заняться философией и метафизикой. Этого чтения было хоть отбавляй. Ни к каким особым выводам я не пришел, но как игра ума эти упражнения мне понравились. Я доигрался до того, что вывел: Абсолют... Это для вас сложно. Скажу проще - Творец. Так вот: в начале было не Слово, а Молчание (ибо слово - это частный случай молчания, как свет есть частный случай тьмы ), значит умолчание, ложь. И, следовательно, вся картина "творения" - это картина смерти божества, распада его на составные части, их умирания и превращения в дерьмо. Эволюция и прогресс - это произрастание из дерьма нового образования. Следовательно, все мы - богоборцы, могильщики и опарыши божества. А все верования, восхваляющие Бога, и вытекающие из них положения морали - восхваление смерти и загробной жизни, сиречь - обман и ложь. Сознательный, всепроникающий обман. Эти построения показались мне не лишенными оригинальности и жутко захотелось побеседовать о них с кем-нибудь. Но собеседников в одиночке не сыскать. А знания все накапливались. Я читал все больше и больше, и во мне крепло убеждение, что я слежу за диалогом, диспутом, даже за огромной научной конференцией покойников, обсуждающих древние, всем известные мысли, а на новые вопросы ответов не дающих. Я сам не имел возможности в этом диспуте поучаствовать.
   Я ощутил свое глубокое одиночество и затосковал. Единственной моей надеждой было дождаться окончания срока заключения, выйти на волю и побеседовать с кем-нибудь о метафизике.
   Срок мой рано или поздно истек, но надеждам моим не суждено было сбыться. Простые люди таращили на меня глаза. Профессора ниверситетов, не обнаружив за мной ученых званий и титлов, говорили со мной как со студентом-первокурсником, пытаясь или вдолбить мне банальности, которые я и без них знал, или уверить в своей, обычно чрезвычайно заумной, поэтому чрезвычайно потешной теории, либо запутать в схоластике, как они это умеют делать, когда студент задает им вопрос, на который они не знают ответа. Несложно было понять, что сама суть метафизики для них есть полная абстракция, совершенно не занимающая их умы, в отличие от публикаций, званий, окладов и научных тусовок.
   Духовник в церкви было ударился со мной в богословский диспут, но вскоре я заметил, что предмет диспута его интересует мало: он больше пекся о моем небесном спасении. Так сказать: "хотел открыть поры моей души", дабы она обратилась к вере. Вскоре он понял, что у меня за душа. На том и расстались.
   Оставалась еще небольшая надежда на доверительные разговоры за стаканом бренди - но и она скоро угасла. Посетители питейных заведений имеют склонность нести нечленораздельный вздор о футбольных командах, вратарях, голах, мячах, сиськах, женских попках и прочей физиологии. И лишь изредка у некоторых возникал проблеск живого интереса к абстрактным построениям, но длился он обычно недолго: короткий промежуток времени между предпоследним стаканом и последним, после которого собеседник валился на пол.
   На женскую половину человечества я вообще не рассчитывал - и оказался прав. Женщины, по праву славящиеся своей неуемной болтливостью, готовы говорить о чем угодно, но в разговоре с мужчиной в их голове вертится только одно - отношение полов. Причем очень конкретное. Они все время только и думают: "Потащит он меня в койку или нет?" Одни с надеждой, другие с безысходностью, третьи - с боязнью или отвращением. Хорошо, решаю этот вопрос положительно и при следующей беседе она уже думает: "Бросит он меня или останется?". Если и этот вопрос решается в их пользу, то женщин начинают волновать материальные и представительские аспекты взаимоотношений: химеры достатка, положения, престижа, моды. Вся эта кожура от банана. Ничего не скажешь: у женщин ум практический, мыслят они очень материально и "правильно", исходя из конкретной ситуации. Но они всегда так думают! Даже обсуждая положения Аристотеля, Платона, Канта, Гегеля или Хайдеггера. Поэтому их суждения били только яичной скорлупой, прячущей белки и желтки их истинных мыслей. Скорлупа же меня не интересовала.
   Старики навешивали на себя маску житейской мудрости, а на самом деле во всех моих вопросах видели подкоп под их авторитет и ожидали скрытый подвох. Дети были слишком наивны и неглубоки, а если и задавали иногда парадоксальный вопрос, то только из детской наивности, не ожидая на него дельного ответа - ни парадоксального, ни житейского, ни, тем паче, философского. Их интересовала лишь игра собственной фантазии.
   Так я убедился в своем полном одиночестве. Что поделаешь? Талант всегда одинок. Остаток дней представился мне бесконечным преодолением мучительной немоты живых и немым диалогом с мертвыми. Я решил сократить этот остаток до минимума. Из прочитанного мною ранее я усвоил - существуют четыре мотива самоубийства: "помогите мне; я отвратителен; за други (за идею, за Бога) своя; что там за порогом?"... Все они имеют разный процент удачи - то бишь смертельных исходов. Последним моим силлогическим упражнением было выявление собственного мотива, чтобы наверняка, чтобы самоубиться так самоубиться. Отвращения к себе я не испытывал, борцом за идею не был, к загробной жизни особого интереса никогда не проявлял. Оставался последний (или первый) мотив - "помогите мне". Хотя я нашел в нем долю истины, но до конца и он меня не устроил: чем мне могут помочь эти люди? Побеседовать о натурфилософии - но это будет снисхождение к спасаемому, а не истинным интересом к предмету. Обман во спасение меня нисколько не устраивал. Другое дело что мне так и не посчастливилось найти подходящего собеседника. Но это скорей не мое несчастье, а остального человечества. Скорей им нужна такая помощь, чем мне. Но на счастье-несчастье других мне наплевать.
   Я собрался уйти от жизни, так и не выявив до конца мотива собственного самоубийства. Внутренне я подозревал, что мотивом остается все же "помогите мне". Это очень меня смущало, поскольку семьдесят (если не девяносто девять) из ста попыток такого самоубийства оканчиваются неудачно. Смерть здесь лишь редкая случайность, а не правило. Это попытка привлечь внимание к своим бедам. Декларация неудачника. Наверное поэтому неудачнику и здесь не везет - он остается жить. Иное дело, если бы я осознал всю глубину и мерзость своего внутреннего уродства - тут гарантированные сто процентов смертельного исхода. Но что не дано - то не дано.
   Я спрятался в кустах у магистрали, по которой гоняют огромные дальнобойные трейлеры, и стал ждать грузовик покрупней. У вас, моралистов, наверное, сразу возникнет мысль: зачем доставлять столь тяжкие переживания водителю? Проще принять две-три смертельных дозы цианистого калия или снотворного. Вы что забыли, что я - полное дерьмо? Мне насрать на переживания водителя и аварийную ситуацию на дороге. Возиться с химикалиями, таблетками, петлями, пистолетами хлопотно и бессмысленно. С техническими приспособлениями смерти возятся те, кто хочет доказать себе ужасную серьезность и значительность своего поступка. Я в подобных доказательствах не нуждался. Меня волновала только надежность предприятия, верность результата. Не скрою - я выбирал между прыжком с двадцатого этажа или трейлером. Выбрал последние - поскольку в двадцати этажах полным-полно народу, это будет бесплатный спектакль, потеха. С другой стороны: кому-нибудь может прийти в голову мысль мне помешать. Нет, это дело надо справить где-нибудь в сторонке.
   И я выбрал огромный трейлер с прицепом, с длинной мордой никелированного капота, затрудняющего водителю обзор дороги. Вдруг ему приспичит затормозить? Несся он со скоростью никак не меньше ста километров. То, что надо! Выждав нужную дистанцию, я выскочил из укрытия и сиганул под передние колеса. И все было бы отлично, но в последний момент неведомая сила выдернула меня из-под колес и отшвырнула на обочину.
   Неведомой силой оказалось существо вполне материальное, человеческого рода. Пол его установить было затруднительно: кровавое месиво было разнесено по асфальту этак метров на пятьдесят, кишки намотаны на кардан, мозги разбрызганы, кости размяты и перемолоты - все как и положено в таких случаях.
   Подобный оборот дела меня несколько позабавил, особенно когда я увидел белое как облако лицо водителя, который так и не смог выдавить из себя ни одной фразы. Пришлось рассматривать инсталляцию из грузовика и вывернутого наизнанку тела, но вскоре я вернулся к моей метафизике и стал раздумывать над случившимся. И это удовольствие было прервано рвущей на себе волосы мамаши погибшего, столь громко причитавшей, что звуки ее голоса не давали сосредоточиться.
   Вскоре появился и отец покойного, со скупой мужской слезой. Он отвел меня к себе в дом, запрятанный в зарослях у магистрали, весь овитый диким виноградом и плющом, и потому не замеченный мною ранее. Папаша налил мне стакан коньяку и поведал историю:
   Парень "спасший" меня, оказывается давно меня углядел, когда я только залез в придорожную лесополосу. Сказал родителям: "Надо его спасти ". И бросился спасать.
   Кто его просил? Я никогда не подойду к самоубийце - ни из петли вытащить, ни с обрыва подтолкнуть. Если делать нечего - понаблюдаю за этим представлением, если занят - через пять минут забуду. Помню, вешался как-то в тюрьме один мой сокамерник. Поскольку все всегда рядом, то мы и расселись как зрители в цирке, пришедшие посмотреть на клоуна. Черт меня дернул начать рассуждать о его носках, из которых он свил веревку. Носки эти были нестираны несколько месяцев, поэтому доставляли мне большие страдания. Вот я и сказал, что веревочку заберут как вещественное доказательство и вони придет конец. Я еще острил, что материал его носок впервые соприкоснулся с мылом, что тоже бы повесился, будь у меня такие носки. Кто-то мне возразил: мол, нитки гнилые, наверняка оборвутся и нам придется в дальнейшем нюхать голые пятки висельника. Я ответил, что замечание это не лишено резона: если к запаху носок мы кое-как привыкли, то к запаху свежесгнивших огурцов (именно так пахли его ступни) привыкнуть будет трудно. Все ринулись искать, что у кого есть нитяное - у кого был припрятаны шнурки от ботинок, у кого - подтяжки для поддержки штанов. Висельник посмотрел, посмотрел да и бросился на нас с кулаками. Я ему вдарил между глаз и чуть дух не вышиб.
   В тюремном лазарете его, конечно, откачали, только с той поры с памятью у него, говорят, неважно. Зато носки теперь каждый день стирает. После того случая держусь от самоубийц подальше. Опасная это публика, на все способная. Он добился чего хотел - от нас отделался, мы своего - избавились от вони. Но я оказался между двух огней. Прибил бы я тогда висельника, то получил бы десять лет. Так пришлось бы прямо в тюрьме об стенку головой ударяться. Но, выходит, на свободе тоже не очень разгуляешься с самоубийством.
   Да сегодня и я напрасно мешкал - все хотел дождаться машины "пожирней", чтобы наверняка. Сложилось так, что он успел. Теперь приходится выслушивать излияния безутешного папаши. В таких случаях полагается вести себя подобающе, изображать нечто невероятное, вроде убитости горем, ступора или истерики. Можно было пойти и подождать следующего трейлера. Но это было бы слишком большим пеженством, да и трейлеры сейчас тащатся еле-еле, объезжая место аварии. А эти простаки подумали бы, что теперь я бросаюсь под колеса из-за их сына, а не из-за себя. Теперь я им был дорог как память о сыне. Они бы мне не дали второй раз оказаться под колесами - пиши пропало самоубийство.
   Старичок, тем временем, все тараторил о сыне: де, был он и круглым праведником, и девственником, и кормильцем, и опорой родителей в старости, и волонтером спасателей на водах, и отличником в школе, и сердечным, и отзывчивым, и .... метафизиком. Это был удар! Старичку моя реакция пришлась по вкусу.
   От удара я скоро оправился, поскольку узнал, что сынок занимался метафизикой в воскресной школе - значит был глуповат и смахивал на священника. Может он был слишком молод и немного горяч, но, возможно, юная душа его еще не была глуха к вопиющим вопросам философии. Жаль! Очень жаль потерянного собеседника!
   Отец его уже протягивал мне фотографию сына. Я посоветовал ему заключить портрет в траурную рамку и навязать черных бантов. А на могильном памятнике поместить нимб над головой погибшего. Нимб святого с таком лицом очень бы гармонировал.
   В этот момент я вспомнил о чудике из соседней камеры, был у нас такой в каталажке, любил читать какие-то закорючки на шелковых свитках и бормотать всякую тарабарщину. Парень он был тихий, потому особого внимания на него никто не обращал. Но в один прекрасный день он начал... светиться. Сначала слабо, потом все сильней и сильней. Представляю какого было сокамерникам.
   Сначала его прикрывали одеялом, но потом и это перестало помогать. У них ночью было светлее, чем у нас днем. Придушили его подушкой, ведь спать же невозможно. Такая история.
   Думаю: неплохая мысль, и говорю папаше - надо сделать голову из матового стекла, с винтовым цоколем, на манер плафона, чтобы лампочку можно было менять когда перегорит, пусть стоит со своей святостью да кладбище освещает. Хоть какой-то прок будет от его святости. Папаша лишился дара речи.
   Вести дальнейшие эстетические построения мне было недосуг, поскольку на горизонте замаячила полиция, а за ее спиной - все сопутствующие ее приходу "прелести": задержание, допросы, протоколы, психоаналитики, все время порывающиеся покопаться в моих дерьмовых "Я", "Эго" и "Суперэго", к своему вящему удовольствию.
   Я скрылся в толще города. Расстроенный случившимся, бродил в раздумье, пока не осел на скамейке, что на Больших Бульварах. Тут я немного успокоился и занялся тихими размышлениями. Не знаю, может костюм мой еще не пришел в надлежащий порядок, или вид моих глубоких раздумий привлек их. Ко мне подошли двое молодых зазывал из какой-то баптистко-евангелистской церкви и проблеяли елейными голосками: "Любите ли вы Иисуса?"
   На это я им ответил, что вообще никого не люблю, а Иисуса в особенности. Обычно этого хватает, но этим ребятишкам, видать, позарез нужно было затащить какого-нибудь новичка на свое церковное сборище. Платят им, что ли за это, как рекламным зазывалам? Вот еще одна чрезвычайно надоедливая категория. За деньги стараются или просто так - какая разница? И те и эти назойливы, как навозные мухи. Что меня бесит в таких людях, так это их абсолютная уверенность в собственной правоте. Этого им кажется достаточным для обращения ко всем и каждому снисходительным тоном, как к неразумным малым детям. Поучать, приставать и наставлять, вместо того, чтобы научиться вытирать молоко со своих пухленьких губишек, да подтирать собственные развесистые сопли и слюни, не говоря о задницах.
   Следующий их вопрос был: "Не хотели бы вы получше узнать Библию?" Я ответил: де, лучше некуда. Пять лет только ее и читал в тюряге, могу наизусть продекламировать любое изречение, хоть сначала, хоть с конца. Но и это их не проняло. Один из них, бледненький такой, доверительно-участливым тоном вопрошал: "Если бы переходили улицу и не заметили машины, мчащейся на вас. И вас бы спас человек, а сам бы погиб. Были бы вы благодарны его отцу за такого сына?"
   Меня будто слепень укусил. Разумеется, подобная аллегория на счет Бога Сына и Богам Отца, и Отца Его Отца, была адресована таким же круглым идиотам, каковыми являлись и они сами. Рассчитана на дешевую проницательность бездарей, вовлечение их в разговор о глубоких или высоких нравственно-этических категориях. Им и в голову не могло прийти, что своей формальной, из пальца высосанной риторикой, они попадут на этот раз в самую точку.
   "Да я бы ему яйца поотрывал за такого сына!"
   И вот теперь я сижу в одиночестве, перекатывая в руках скользкие красные яички. То дергаю их за мочки, то болтаю на розовых эластичных жгутиках, то разминаю пальцами. Хорошая вещь - яйца! особенно для тех, у кого они есть. При этом неторопливо размышляю: как бы этак получше свести счеты с жизнью, да так незаметно, чтобы поблизости не маячило ни одной живой души, особенно нахальных прыщавых субчиков, вроде этих двух кастрированных юнцов.
   "THE SHOW MUST BE GO"
   - И не надо на меня давить! Кто как не я, прежде всего, заинтересован в скорейшем окончании? Но! Я подчеркиваю: Но! Но если это окончание будет успешным. И не ранее того.
   Эти слова были произнесены весьма немолодым, но весьма подвижным человеком, и были обращены к человеку сравнительно молодому, но почти утратившему подвижность из-за чрезмерной грузности. Если первый был режиссером-постановщиком, то второго (по принципу полярности) можно было бы определить как антрепренера (говоря языком архаичным) или исполнительного продюсера (говоря языком понятным, но пижонским; в сущности, понятно и то, и другое; мода на слова не имеет никакого значения, поскольку должность эта заключает в себе и архаику, и пижонство, и хлопоты, и все такое прочие). Продюсер вызвал бурю гнева режиссера, лишь обронив флегматичный вопрос, касательно следования графику постановки (времени до премьеры было еще полно и траты по смете только начаты), но, как видно, выбрал для своего вопроса не самый удачный момент. Постановка только-только вышла из стадии развала, называемого на театральном жаргоне "все не то", и только начла входить в стадию, когда все концы начинают сходиться и связываться. До стадии, когда все неожиданно начинает получаться легко и просто и само сливаться в единое целое, было еще очень далеко. Это и бесило режиссера, поэтому одно упоминание о сроках взорвало его, как бочонок динамита смешанного с кайенским перцем. Режиссер хотел обрушить на голову продюсера поток нелестных эпитетов, но неожиданно иссяк и ограничился едким замечанием по поводу главного элемента декорации.
   - Я не могу сдвинуться дальше, пока не построена машина времени (они ставили Уэллса). До определенного момента мы обходились без нее. Но она организует пространство сцены, вокруг нее разворачивается действие, строятся мизансцены. И даже более: она во многом задает дух постановки. Сейчас мы репетируем с композицией из столов и стульев. Я могу оставить все как есть. Но зачем вам этот древний авангард с привкусом малобюджетной студийности?
   - Нет-нет. Шоу должно выглядеть дорогим. Я, в отличиt от творческих натур, думаю прежде всего, о зрителе.
   - Так где ваша машина, черт вас возьми?
   - Мы привлекли лучших постановочных дизайнеров. Если бы вы внимательней отнеслись к их проектам, я думаю...
   - Все они ни к черту не годятся, потому что ... Подождите, сейчас я наглядно объясню, что к чему.
   Наклонившись к своему пульту, режиссер произнес в микрофон:
   - Сценограф-декоратор, просьба подойти к режиссеру с эскизами последней постановки.
   Сценограф возник из недр необъятного театрального чрева моментально, будто только и ждал весь день этого приглашения. Подмышкой он сжимал необъятных размеров прямоугольник папки, набитой ватманами чертежей и эскизов. Угрюмо, с видом отвергнутого гения, протиснулся он между креслами зрительного зала, подошел к режиссерскому пульту и положил папку на стол для текстов ролей. Папка была раскрыта им таким образом, что ее края вдавили режиссера вглубь его личного кресла.
   Режиссер, отдышавшись (он был тщедушным), решил немного поиграть с обиженным обидчиком. Игра постановки пьесы иногда бывает не менее интересна, чем само сценическое действо, и импровизация в ней стоит не на последнем месте. Режиссер взял долгую паузу, заполнив ее имитацией внимательного изучения сто раз виденных - перевиденных чертежей и рисунков, потом произвел несколько сожалеюще сочувственных щелчков языком, будто собираясь сказать нечто, но вместо слов махнул рукой и вновь углубился в чертежи. И вдруг неожиданно пробурчал конец, будто прерванной ранее фразы - резко и раздражено.
   - Например, это, - он ткнул пальцем в эскиз. - Что подразумевают эти спицы и шарики?
   - Они хорошо заполняют пространство. Их вращения и комбинации должны создать впечатление-образ движения механизма непонятной конструкции, вызывая эффект завораживающего слежения глазами за траекториями кинематического объекта. Я бы сказал: магический эффект.
   - Вроде хрустального шара? Но скажите, для чего они предназначены? Их назначение?
   Раздражение сценографа стало нарастать, он надулся, будто внутри него закипал паровой котел неприязни.
   - Он символизирует технического монстра, механического сверхпаука, объединяя в себе представления о всемогуществе механизмов века девятнадцатого и разочарование в техническом прогрессе нашего времени. Все это и создает образ...
   - Вы бы еще фаллос приплели. Я спрашивал об их назначении в машине времени.
   - Не знаю. Разве это так важно? Декорация - лишь служебное дополнение к игре актеров, к развитию действия. Она должна работать на шоу, на замыслы режиссера.
   Режиссер бессильно развел руками, обернувшись к продюсеру с немым вопросом: "Что еще ожидать от этого человека?"
   - Надеюсь, вам все понятно?
   - Не скрою, ни я, ни уважаемый коллега не понимаем до конца ваш замысел, хотя и преклоняемся (продюсер легонько, но непреклонно наступил на ногу дизайнеру) перед вашими заслугами, именем и верим в безграничность вашего таланта.
   Сценограф высвободил свою ступню из-под подошвы сорок седьмого размера. Он сдаваться был не намерен.
   - Но нам бы хотелось знать более конкретно, что от нас требуется.
   - Зрителю абсолютно наплевать на ваши бредни о шестеренках, мигающих лампочках и бегающих никелированных шарах. На такую простую удочку его не поддеть, поскольку все ваши прожекты - лишь декорация, изображение того, чего нет. Для того чтобы действительно заворожить зрителя, нужно изображение чего-то реального, технологичного по глубинной своей сути. Не фантазию, нет, но аппарат где каждая деталь имеет свой смысл. Почему нас так завораживает красота машин, самолетов и прочей техники, даже старинных паровозиков? Потому что в них заключена некая практическая формула, формула инструмента, орудия, соразмерности его частей и целого, практического предназначения и мастерства исполнения.
   - Эта красота создана дизайнерами машин.
   - Согласен с вами. Но только отчасти - касательно красоты упаковки. Истинная красота механизмов создается конструкторами и инженерами. Машины - это то, что служит, а не создает видимость.
   - Я понял. Вам нужен специалист в области хрономашиностроения.
   - Только и всего. Неужели это не было ясно с самого начала?
   - Но таковых на сегодняшний день не имеется.
   - В самом деле? Неужели этим никто не занимается?
   Теперь настал черед продюсеру и сценографу взять реванш, обменявшись знакомой немой фразой: "Ну что еще ждать от этого человека?"
   - Разве сумасшедший может заниматься этим.
   После некоторого раздумья режиссер озадачил двух молчаливых триумфаторов фразой:
   - Знаете, ваша идея не лишена смысла. В конце концов, нам нужна не сама машина времени, а только ее макет. Каким бы невозможным ни был, к примеру, вечный двигатель, но все его разнообразные модели чаруют именно своей логической законченностью. Хоть базовая посылка в них неверная, но логика механизма в них есть. Логика скрытого логического архетипа бессмертия. Сумасшедшие тоже имеют свою логику - отличную от нашей, иррациональную. Но она есть! Понимаете?.. Решено! Согласен на сумасшедшего. Но сроки. Пусть работает от зари до зари. Средств не жалейте. Привлекайте любых технических помощников. Коллега-дизайнер, вам придется заняться размещением на сцене агрегата и потом придать ему законченный вид.
   - Работать с психом?
   Продюсер закрыл сценографа своей могучей спиной и восторженно затараторил:
   - Это его вполне устраивает. Только он до конца это еще не осознал. Сумасшедшая постановка - это будет гвоздь сезона. В этом есть некоторая пикантность. Мы согласны: и я, и коллега-дизайнер.
   - Сроку вам неделя. От силы - десять дней. Я уже чувствую, как мне удается переломить ситуацию! Теперь прошу меня оставить, я хочу еще раз прогнать второй акт.
   Ему действительно удалось переломить ситуацию. Актеры, ранее бесцельно бродившие по сцене, забывавшие тексты ролей и последовательность сцен и действий, теперь носились по залу как в угаре, покрывались обильным потом, на ходу скороговоркой бросая и ловя реплики. Все они были захвачены этим мистическим действом, близким к мистерии. Они настолько вошли в роли, что повыкидывали свои микроприемники-суфлеры, теперь нисколько не нуждаясь ни в чьей подсказке: текст рождался и приходил сам, будто материализуясь из разлитой над сценой невидимой субстанции, называемой "духом пьесы". И над всем этим царил Режиссер - то восседая на своем режиссерском кресле, как Создатель на небесном троне, следящий за проделками Адама и его потешного потомства, то пребывая во всех местах сцены и зала сразу, то струясь змеиным телом по невидимым древам и нашептывая каждому актеру яд искуса его роли. Ему незачем было больше кричать, устраивать многочасовые разносы и изматывающие своей бесцельностью объяснения очевидного. Ему оставалось только зорко следить и филигранно подправлять в нужный момент, дать действию наполниться собственными соками и развиться самостоятельно.
   Наверное поэтому он не обратил особого внимания на появление маленького суховатого человека неопределенного возраста, которого толчками подталкивал к режиссеру продюсер.
   - Вот вам ваш пациент... Простите: главный инженер. Насилу поймал.
   - Что вы имеете в виду?
   - Ну этот... что заказывали... Главный по машинам времени. Вычислить его было не трудно (продюсер наклонился к уху режиссера и продолжил полушепотом). В первом же патентном бюро мне назвали его имя, стоило мне представиться старшим санитаром психиатрической клиники. Де, ищу сбежавшего пациента, сбрендившего на путешествиях во времени и постоянно меняющего имена. Мне тут же его и назвали. Труднее его было перехватить - за день он оббегает пять-шесть патентных бюро.
   - Я думал, вы сразу обратитесь в клинику.
   - Так я и сделал. Там полным-полно таких психов. Но проблема в том, что их не выпускают. Боятся, что доберутся до своих агрегатов и улизнут во времени. Ни о какой работе не могло быть и речи.
   - Хорошо. Быстро представьте его, введите в курс дела и приступайте. У меня мало времени. Надо еще раз прогнать второй акт.
   Продюсер подтолкнул щуплого человечка к режиссеру, приговаривая:
   - Не робей, парень. Все будет в порядке.
   "Вот такого мне бы на главную роль. Хотя нет, не пойдет. Слишком характерная мимика, наверняка неважная дикция, да и текста ни за что не запомнит".
   - Приветствую вас. Чертежи у вас с собой?
   - Чертежи? Какие могут быть чертежи? Стоит мне что-нибудь изобрести - как тут же и сопрут. Я столько потерял идей! Только нарисую новое изобретение - моментально чертеж кто-нибудь свиснет. Никак не могу найти только что нарисованное. А вы говорите: "чертежи". Как только...
   - В таком случае, как же вы собираетесь строить свой аппарат?
   - А голова на что? Все ж в голове. Голова - она главный товар. Оттуда не украдут. Только что-то изобрел - тут же запомнил. Главное - чтобы по голове не били, а то идеи встряхиваются, как пыль из ковра.
   - Мне он подходит. Сколько вы хотите получить в свое распоряжение средств?
   - Миллион. Иначе ничего не получится. Шутка сказать - летать через время. Одних припасов сколько надо захватить. Миллион, миллион только за идею.
   - Милейший, давайте мы с вами зайдем с другого конца. Вы будете говорить, что вам нужно, а этот дядя... этот господин все вам достанет. Итак - с чего начнем?
   - С французского повара.
   - Это еще зачем?
   - Я должен хорошо питаться. Слышал, устрицы очень полезны для головы, еще икра, крабы там всякие.
   - Значит - вы голодны. Сейчас вас накормят, а после обеда сразу приступайте. Вам ведь нужны не деньги сами по себе, а нечто иное - чтобы ваша идея увидела свет, обрела, так сказать, материальное воплощение. А с помощью такого аппарата вы добудете столько миллионов, что потеряете им счет. Ведь так?
   Изобретатель задумался, но лишь на мгновение.
   - Так... А вы точно не врач?
   - Нет. Я - господь Бог. Идите и творите. У меня все. За дело немедленно!
   Обескураженного изобретателя продюсер вытолкнул из репетиционного зала в актерский буфет мягкими, но сильными толчками. Минут через десять он вернулся обратно в надежде услышать слова похвалы. Но режиссер уже спал прямо на режиссерском пульте. Актеры репетировали сами, даже не заметив временного отсутствия вечно присутствующего режиссера.
   В центре главной сцены разобрали композицию из столов и стульев, заменив ее на картонные ширмы, обклеенными снаружи алюминиевой фольгой, а изнутри выкрашенными черной краской. Ширма загромоздила полсцены, вызвав тем большие неудобства. Внушительные ее размеры особенно сказались на и без того болезненном переносе пьесы с репетиционной на главную сцену. Рушилось выверенное уже сценическое движение, ломались мизансцены, фольга отражала свет юпитеров, что слепило актеров, а постоянное постукивание по металлу и треск электросварки заглушали реплики.
   Режиссер до поры, до времени мирился с этими неудобствами, чувствуя ответственность за свою шизоидную идею. Но однажды взорвался, бросился к ширме, готовый разнести ее на клочки вместе с машиной и изобретателем, скрытыми за ней. В самую последнюю секунду в ширме открылось потайное окошко и из него высунулась всклокоченная голова изобретателя. Он уставился на режиссера, жуя что-то полным ртом.
   С минуту они наблюдали друг друга. Когда пауза стала невыносимо долгой, режиссер, начал свою речь, не вынеся молчания нагло жующей рожи.
   - Милейший, - произнес он с глубокой издевкой, - нельзя ли убрать эти ширмы?
   - Не-а! Работа еще не закончена.
   - Ну, хотя бы закрасить это "серебро".
   - Ни в коем случае. Заклеишь - вся работа насмарку. Ничего не получится. Заклеить никак нельзя.
   - Это вам крайне необходимо?
   - Абсолютно. Ширмы экранируют крупные частицы времени. А они побьют мне все приборы времени.
   - А сверху они не залетят?
   - И сверху все закрыто. Даже пол заклеен фольгой. Ни одна не проскочит. Все отскакивают как один.
   - Как один?
   - Или одна. Забыл, какого они роду. Кажется... посредственного. Ну там одна-две не страшны. Я все продумал. Я же - главный инженер. Еду и инструменты мне подают через люк в полу. В него же ночной горшок подставляют. Но когда люк открыт, я закрываю главный генератор кожухом, а всю машину прикрываю фольгой. Лишняя предосторожность не повредит. Мало ли что может случиться. Крупные детали мне спускают по трапеции. Так и живу. Совсем вам не мешаю.
   - Это вам так кажется! Позвольте вас спросить - скоро вы закончите?
   - Скоро - нескоро, не знаю. Ваши люди никак не могут достать золотых эталонных хронометров. Без них вся тонкая отладка стоит.
   - Вам же доставили старинные куранты, снятые с городской башни.
   - Ну и что? Куранты - ерунда. Нужны хронометры. Извините.
   Лохматая голова исчезла в окошке, но лишь за тем, чтобы снова появиться с плотно набитым ртом.
   - Так все время и едите?
   - Все время и ем. Потом времени не будет, ничего не будет, особенно времени. А когда времени нет - ничего и не поешь. Потому что и времени на еду нет. А без еды мозг засыхает.
   Режиссер отстранился, как отстраняется генетик, увидев созданного им монстра. Единственное на что он теперь рассчитывал - это на аппарат, который может получиться, не слишком уродлив. Изобретатель глубоко и всесторонне удовлетворенный беседой скрылся в недрах ширмы, откуда послышался трезвон с переборами нескольких молотков сразу.
   Пришлось удлинить репетиции. Но псих-изобретатель, казалось, не знал роздыха. Перезвоны молотков по металлу прекращались лишь на те короткие мгновения, когда изобретатель хватал очередной оковалок ветчины, ломоть сыра или вскрывал банку сардин. Тогда он открывал свое потайное окошко и наблюдал за репетиций, немилосердно чавкая и рыгая. Как ни странно, актеры привыкли к нему. Они впали в азарт соревнования, стараясь перекрыть громким голосом рабочие шумы и продержаться на сцене больше времени, чем длился рабочий день неутомимого конструктора. Хоть попытки их не имели особого успеха, это неожиданно сказалось на характере шоу: спектакль получился невероятно динамичным и громким (отказались даже от приклеенным к щекам миниатюрным микрофонам, транслировавших звуки актерского голоса на звукорежиссерский пульт, откуда он передавался на стереоусилители в зрительный зал).
   Ширмы убрали также внезапно, как и поставили. Поглазеть на этот торжественный момент собралась добрая половина театра. Недобрая половина подглядывала из-за кулис. Первыми примчались продюсер и сценограф.
   Последний не смог скрыть своего злорадства - конструкция удивительным образом напоминала его разработки. Только была еще более смелой и сумасшедшей.
   На огромном бронзово-чугунном скелете курантов водрузился сверкающий анодированным серебром столб, увенчанный полированным котлом. В середине механизма посверкивал огромный хрустальный шар, заключенный в причудливый каркас из сплетенных между собой камертонов различных размеров. Четыре стойки каркаса были обвиты серебряной проволокой ("чистое серебро с добавлением платины", - посетовал продюсер), что придавало им вид ассирийских храмовых колонн. Вместо стрелок над огромным циферблатом курантов были приделаны две штанги, от которых вверх шли серебряные спицы, с насажанными на них шариками.
   Режиссер обошел всю конструкцию несколько раз, потом спустился в зал и уселся на кресло в первом ряду.
   - По моему - неплохо. Только надо приподнять задний край градусов на пятнадцать, чтобы в зале был виден циферблат курантов. Да еще развернуть панелью управления в сторону зала - там полно всяких медных рычажков и часиков. Очень занимательно смотрится.
   - Ни в коем случае, - вмешался изобретатель - Если наклонить конструкцию, то нарушится параллельность времени и выйдет искривление пространства. Вы можете сказать, что произойдет в этом случае? Я не могу. Но ничего хорошего не выйдет. А развернуть аппарат вам не удастся - он установлен на большой стрелке компаса, которая, как известно, всегда указывает на север.
   Все тут же увидели выступающий вперед красный треугольник, бывший концом стрелки, указывающей на юг.
   Дизайнер не выдержал и хотел было выставить изобретателя в самом дурном свете (а вместе с ним и режиссера, скорей последнего в первую очередь), но вовремя одумался - раз конструкция напоминает его эскизы, то и его бумерангом заденет собственная насмешка. С другой стороны: сумасшествие знак гения. А раз его проекты имели некоторую ненормальность, то и он в праве рассчитывать на свою толику гениальности. Пока чувства в нем колебались, подобно затухающим движениям маятника, он решил ограничиться иронией. В нотках его голоса без труда распознавались приевшиеся всей актерской братии интонации режиссера.
   - Скажите, милейший, для чего служит эти спицы?
   - Какие? Ах, эти. Это вовсе не спицы вовсе, а резаки пространства. На холодной плазме. Все очень просто - если они вращаются по часовой стрелке - то время движется вперед, если против - назад.
   - А шарики, шарики на них?
   - Шарики - вещь необходимая. Просто замечательная вещь. Они излучают гиперхронное излучение. Как бы это лучше объяснить. Бур видали? Там есть такие алмазные резцы, которые могут и базальт раскрошить. А эти резцы сверлят не материю какую-нибудь, а время. Только в том и разница.
   - Понятно. У меня больше вопросов нет.
   - Может кто еще чем интересуется?
   Режиссер взял инициативу на себя.
   - Вопросы отменяются. Хотелось бы увидеть ваш аппарат в деле. Где у вас там кнопка времени?
   - Э... нет. Эту штуку заводить надо.
   - Разве она у вас на ручном приводе?
   - На механическом. Надо взвести главную пружину. Иначе нельзя. Где я возьму другой источник энергии? Отключат энергию и порядок: машина встала. А если прокиснет электролит или, положим, сядут батареи? Так и буду куковать в Юрском периоде, пока не найду какую-нибудь подходящую замену. Пружина - она надежнее всего. Взвел и порядок. Это вам, недотепам, кажется, что раз часы измеряют время так и могут на него как-то влиять. Ничего подобного. Часы - лишь механизм для длительного вращения одного единственного штифта с постоянной скоростью. И все. Хороший механизм, но никакого отношения к реальному времени не имеющий. Так почему бы не использовать его, как главный источник энергии?
   После этой фразы не выдержал продюсер. Слишком весомое превышение сметы раздавило его грузную натуру, а все сумасшедшие бредни, вызвавшие не менее сумасшедшие расходы, извели его вконец.
   - Зачем же вам понадобилось полкилометра серебряного провода, если все так просто?
   - Все гениальное просто. А без провода никак не обойтись. Я и так прикидывал и этак. Ничего без провода не выходит. Медь не годится. Особенно для магнитных рулей. А без рулей сбиться с курса в пространстве - как дважды - два.
   - Для чего вы морочили мне голову серебряно-ферритовым генератором, если у вас энергия механическая?
   - Энергия движения - механическая, это точно. А вот энергия излучения...
   - Но генератор то - из токопроводящего хрусталя, хотя за этот шарик мы тоже отвалили кругленькую сумму.
   - Это чтоль? - изобретатель похлопал грязной ладонью по идеально чистой поверхности хрустального шара. - Так это вовсе не генератор. Это - дегенератор. Красиво? Совершенно уникальная вещь. А генератор под ним. Тоже классная штучка. Так сказать - артефакт или кунштюк или... Во! По-итальянски то я забыл, как будет. Э - э...
   - Не важно, как будет. О деле говорите!
   - О каком деле? Ах, да - да - да. Он дает энергию для рассечения пространства. А вот это (изобретатель указал на посеребренный фаллос) главный тормоз. Он зацепляется шляпкой за гребень волны времени и скользит, скользит по ней. Ну, сами знаете как. Надеюсь, детей в зале нет. Вот здесь - резонаторы. Они... это вам не понять. Остальное не важно.
   - И как это вы обошлись без вечного двигателя? - не унимался сценограф.
   - Запросто. Это начинающий изобретать машину времени думает, что ему вечный движитель позарез нужен. Но это все иллюзия, пока не поймет, что машина времени - это тормоз. Уж тормознет, так тормознет, будьте покойны. Мигом в XII столетии окажешься. Колоссальный тормоз!
   Режиссер начал терять терпение.
   - Все! Начали! Свет в зал на машину. Рамповые огни притушить. Сзади кинуть два пучка конражуром. Заполняющий свет выключить. Вы готовы?
   Изобретатель сделал каменное лицо, видимо, проникшись серьезностью момента. Постоял. Натянул кожаную летную штурманку. Застегнул все кнопки и молнии. Водрузил на голову никелированный пожарный шлем, позаимствованный из реквизиторской. Как подобает настоящему пилоту во все времена, натянул краги. Защитил глаза очками для подводного плавания. Парадным шагом промаршировал к заводной ручке и повращал ее минут десять.
   Все были потрясены представлением и невольно заулыбались. Но вот пилот машины времени отжал стопор - начали вращаться огромные шестеренки и маленькие колесики, закрутились валы, зашатались маятники, стали ерзать туда-сюда анкеры. Движение постепенно от со стоном разжимавшейся стальной спирали передавалось всем механизмам и агрегатам. Увлеченные зрелищем, присутствующие затихли, впали в оцепенение, постепенно начавшее перерастать в изумление.
   Два блестящих барабана, расположенные один над другим и казавшиеся ранее просто круглой станиной, поддерживающей конструкцию хрустального шара, завращались во встречном движении, рассыпая вокруг белые искры. В разных частях аппарата возникли негаснущие электрические дуги, а на выступающих деталях запылали коронные разряды. Камертоны зазвенели на разные лады и звуки эти проникли всюду, создавая стойкие вибрации в ушах, головах, во всем организме и всех его членах. Особенно в зубах.
   Изобретатель обошел всю конструкцию, придирчиво проверяя работу отдельных узлов, подкручивая гайки и поворачивая бронзовые ручки, кое-где приседая на корточки и как заправский гонщик, осматривающий свой Макларен перед стартом. Он - единственный из присутствующих понимал что происходит. Управлял всем действом и руководил.
   Наконец, убедившись в исправности работы блоков и агрегатов, изобретатель величественно и неторопливо удалился к приборной доске. Через минуту из-за машины показалась его голова, и послышался голос, перекрывший всю какофонию шипения, звоны, скрежета, тиканья, щелканья и колочения: "Даю самый малый!"
   - Гениально! - наклонившись к уху дизайнера, крикнул режиссер. Тот пожал плечами и сделал вид, что не расслышал.
   Стойки с укрепленными на них спицами и шариками стали вращаться. По фаллическому столбу побежали спиралевидная молния, за ней другая, но закрученная в иную сторону. Над котлом засветился большой бело-голубой шар. Присутствующих обдало острым запахом озона, наполнившим зрительный зал свежестью и ужасом грозы.
   Стойки, тем временем, раскручивались все быстрей и быстрей, спицы слились в серебряное облако, а вращение светящихся шаров стало похоже на толстые неоновые кольца. Все механизмы закрутились и задергались так быстро, что стали почти невидимыми. Звуки слились в один неимоверный рев механического чудовища, вызвав падение в зал хрустальных подвесок с люстр и бра, самопроизвольные взрывы электрических ламп в софитах и юпитерах.
   Послышался легкий хлопок, свечение, исходившее от разных частей аппарата, слилось в пирамиду сплошного света и неожиданно угасло. Зал погрузился в полную тьму. Слабо светились лишь зеленые надписи "Выход" и огни святого Эльма на канделябрах.
   - Я так и знал!.. - раздался в темноте голос главного пожарника театра. - Я так и знал, что этим все кончится. Слушай мою команду! Включить аварийное освещение. Электрикам проверить шкафы электропитания и щитки освещения. Пожарным расчетам взять инвентарь и заступить на боевые посты. Искать очаги...
   Звуки его команд потонули в топоте сотен ног, выбегавших из зала. Включилось аварийное освещение и зал заполнился неярким матовым светом.
   - Боже, что это? - простонал продюсер, указывая на сцену.
   Все оставшиеся в зале (сам продюсер, режиссер, дизайнер-сценограф и главный пожарник) последовали взором за его пальцем и обратили взор на сцену. Там не было ничего кроме гигантской стрелки компаса. Ничего более.
   - Этого и следовало ожидать, - грустно ухмыльнулся дизайнер. - Идея была слишком сумасшедшей.
   - Мне никто не поверит. Никто. Особенно страховая компания. Как я спишу в убытки такую сумму? Инвесторы меня повесят.
   - Деньги - дым! Что с человеком? - возразил ему пожарник, уже расхаживавший по сцене с маленьким красным огнетушителем в поисках очагов загорания.
   - Произошло то, что и должно было произойти, - в задумчивости произнес режиссер, присоединившийся к пожарнику. - Просто парень слишком вошел в роль. Вот и переиграл немного... Только и всего.
   - Переиграл, переиграл! - зарычал продюсер. - Выиграл! Ухлопал на свой драндулет кучу денег, обратил их в драгоценные металлы и был таков. Устроил здесь цирковой фокус с исчезновением предметов. Такой фокус, что... что... - продюсер бессильно опустил свои могучие руки.
   - Коллега дизайнер, вы не успели сфотографировать эту штуку? Нет! Жаль, идея была неплоха. Мне очень понравилось. Завораживает, как магический кристалл.
   Режиссер заложил руки за спину и стал медленно бродить по сцене. Он остановился у стрелки компаса, задумчиво оглядел это красно-синее коромысло, грустно ухмыльнулся и пнул ее ногой. Та, как ей и положено, отклонилась, замерла в крайней точке и пошла обратно. Дойдя до крайнего западного положения, она вновь отправилась на восток, каждый раз смиряя свои колебания. И так до тех пор, пока прочно не встала в своей непоколебимой уверенности показывать красным хвостом на Юг и никуда более. Но, несмотря на прекращение своих колебаний, она не хотела навсегда простится с самой идеей движения. Стрелка вибрировала, причем вибрировала все сильней и сильней, начав издавать звук, напоминающий стон гигантского камертона.
   Хлоп! В воздухе рассыпался сноп искр и над стрелкой возникла исчезнувшая машина времени. Приборная доска теперь была развернута в зал. Это было первое, что заметил режиссер: "Как удачно она встала". В следующее мгновение он был оглушен разрядом электрического тока и сбит с ног воздушной волной. Остальные присутствующие получили чисто психологические, но не менее болезненные травмы. Опомнившись, они бросились к пострадавшим: рядом с телом режиссером был распростерт путешественник во времени. Без каски и очков, в прожженной куртке, дымящейся по всем швам и молниям, он лежал, будто совсем не живой с застывшей улыбкой на обветренном (очевидно ветрами времени) лице. Пожарник, наконец, обнаруживший очаг загорания, вскрыл огнетушитель и обдал изобретателя струей углекислого газа, от чего тот покрылся инеем. Продюсер бросился к заиндевелому человеку и стал его нещадно трясти. Дизайнер похлопал по щекам режиссера. Действия эти скоро привели обоих пострадавших в чувство.
   - Где ты был? Куда ты хотел удрать? - кричал в лицо изобретателю продюсер.
   - Действительно, где вы пропадали, коллега? - вторил ему воскресший режиссер.
   - Не знаю. Не знаю, господа, - отвечал им несчастный пилот машины времени.
   - В прошлом?
   - Нет. Прошлое прошло. Оно существует лишь в мнемопространстве и мнемовремени нашей памяти. А в реальности его уже нет.
   - Значит - в будущем.
   - Нет. Точно не в нем. Оно еще не существует. Путь в будущее лежит через прошлое. Это такие прыжковые задержки. Будущее - это прошлое со знаком минус. Отрицательное прошлое. Это в теории. А на практике его нет, поскольку нет прошлого.
   - Остается параллельный мир.
   - Возможно. Но только мира этого нет. Есть место, где он должен быть, а самого мира нет. Пустота. Ни пространства, ни времени.
   - Так где же вас черти носили?
   - Не знаю, господа. Ничего не знаю. И как мне в голову могла прийти такая сумасшедшая идея?
   - И нам всем тоже, господин изобретатель, - отметил режиссер, поднимаясь и отряхиваясь. Голос его обрел уверенность. Он несколько раз громко хлопнул в ладоши и прокричал в пространство.
   - Господа, прошу всех занятых во втором акте в зал. Репетицию никто не отменял.
   СОЛДАТ 1
   Мощный взрыв хохота заставил трепетать брезентовые стены солдатской кантины, но бравый ефрейтор даже бровью не повел. Только слегка скривил губы, делая очередной глоток виски. Уж он то знал, как сохранять хладнокровие.
   - Стало быть, ты и есть распервейший на всю армию солдат? Ха!.. Вот умора! А мы тут сидим и раскидываем мозгами промеж себя: "Кто есть наипервейший солдат?". Приходит какой-то ефрейтор-пехотинец и бац! - отойдите парни, вы мне не чета.
   - Может тебе и лишний стаканчик по такому случаю положен?
   - И доппаек, и черпак со дна котла?
   - Талон в бордель без очереди?
   Все опять заржали, да так неудержимо, что один брандфейерверкер-зенитчик свалился со скамьи на земляной пол. Бутылки с пивом посыпались со стола, кто-то неловко принялся поднимать унтера с земли, еще раз, уронив его, к еще большей радости присутствующих.
   Ефрейтор хранил молчание. Лицо его было непроницаемо. Видя, что смех совершенно не задевает пришельца, все затихли, стремясь спровоцировать разговор и разразиться следующим раскатом смеха
   на любую фразу гордеца.
   Выдержав достаточно долгую паузу, пехотинец Бейси сухо заметил:
   - Если вам требуются разъяснения, то я вправе требовать полной тишины. Иначе вы от меня ничего не добьетесь. Ясно?!
   Брандфейерверкер, только что вновь взгромоздившийся на скамью и успевший отряхнуть пыль с лица и мундира, одобрительно
   кивнул, однако на роже его светилась ехидная улыбка: "говори, говори - чем больше наплетешь, тем большая потеха выйдет".
   - Возражений нет? Тогда слушайте. С тех пор, как в нашей армии был введен новый порядок формирования частей, всем боевым подразделениям присваиваются номера: армия номер один - ударная, номер два - фронтовая или полевая, номер три - резервная. Соответственно корпуса в армиях носят те же номера и функции. И дивизии в корпусах. И так далее. Такой же порядок в батальонах, ротах, взводах...
   - Это мы и без тебя знаем - дальше.
   - Каждый из вас служит в чем-то ударном, фронтовом и резервном одновременно и имеет что-то вроде длинного порядкового номера, типа: солдат третьего отделения, второго взвода, резервной роты, ударного батальона, полевого полка и так далее до номера армии. Так вот, я служу в первом отделении первого взвода первой роты первого батальона первого полка первой бригады первой дивизии первого корпуса первой ударной армии. А поскольку я - ефрейтор первой тройки в отделении, а это солдатское
   звание, то выходит я и есть солдат номер один.
   - Похоже на фрактальное множество, - вставил штабной младший писарь, носивший звание субрядового, но имевший нашивки вольноопределяющегося.
   - Ты это, ... не ругайся, писарюга. Здесь дело серьезное, - цыкнули на него притихшие унтера.
   - Я в смысле: "ковер Серпинского", - искренне недоумевал знаток высшей математики.
   - Не знаем таких, да еще с коврами. Наверное, только в штабах служат такие чеканутые, да еще с такими фамилиями, да еще во фраках, да еще множество, - плюя на земляной пол, цедили через зубы воины боевых частей, полные презрения к тыловой, штабной и
   прочей "чмошной" камарильи.
   Помолчав немного, сохраняя при этом непроницаемое выражение
   лица и ничем другим не выказывая своего наслаждения победой, ефрейтор продолжил:
   - Мне просто выпал шанс. Кому-то должна принадлежать бирка под номером один. Почему бы не мне?
   Затеявший свару брандфейерверкер все еще никак не мог успокоиться. Уж он-то ни коим образом не мог допустить самой возможности превосходства над ним младшего по званию. Пьяные извилины его шевелились, передав движение глазам, ушам, волосам и рукам. Но активнее всего двигались огромные мокрые усищи.
   Конрад Бейси взглянул на него. Казалось, ничего не изменилось ни в изгибе его плотно сжатых губ, ни в прищуре глаз, однако всем показалось, что ефрейтор ухмыльнулся. Унтер не выдержал взгляда.
   - Выходит, ты самый первый пойдешь в бой и, следовательно, ты первый претендент в покойники. Так?
   - Это как повезет. Любая бомба или снаряд может разворотить штаб или кухню в тылу еще до первого выстрела из карабина.
   - Ты не крути. Первая ИХ пуля предназначена для тебя.
   - Я думаю, что пуль и всего остального у НИХ хватит на всех. А что до смерти, так в предстоящей заварухе лучше раньше, чем позже.
   - И лучше "никогда", чем "раньше", - философски заметил писарь приглушенным голосом.
   - Если армия удостоила меня чести быть солдатом номер один, то должны же быть у этого звания какие-то неудобства.
   - Разумно...
   Приунывшее от невеселых размышлений воинство вывел из задумчивости сигнал боевой тревоги. Все повскакивали с мест, собираясь разбежаться по своим частям, но на мгновение застыли, расступились и образовали коридор из двух шеренг между выходом из кантины и местом у стойки, где стоял солдат номер один.
   Ефрейтор одним глотком осушил свой стакан, встал быстро, но без суеты, оправил привычным движением ремень и скорыми шагами двинулся к выходу. У черного прямоугольника в брезенте он остановился, обвел взглядом застывшие шеренги и произнес:
   - Запомните, если меня убьют, то пропадет все мое отделение, а с ним и весь взвод попадет в беду, туго придется роте, батальону, армии... вам всем. А вы, брандфейерверкер, больше никогда не говорите о веревке в доме повешенного. Честь имею!
   Изящно козырнув, ефрейтор повернулся ко всем спиной и исчез в черноте выхода. Повторный вой сирены вывел всех из положения "смирно".
   Ефрейтор Конрад Бейси отшвырнул в сумерки ручной пулемет системы "Брен". У ефрейтора вышел последний магазин, боезапас которого только что истек очередью, рассекшей на две половинки последнего убегающего врага. Сигарета в пачке оказалась так же последней, но и это не смутило бравого ефрейтора. Ему чертовски хотелось курить, и подобную маленькую слабость он мог позволить себе, как награду за победу. Глаза ефрейтора устали смотреть, так давно они не смыкались, но сомкнуть веки было невозможно - они привыкли не закрываться. Густота наступивших сумерек была вязка и осязаема из-за плотной копоти, гари порохов, дыма, вечернего морского тумана. До моря он дошел, а значит дошла и ударная армия номер один. Ствол "Брена" еще источал жар и имел вишневый оттенок, едва заметный в темноте и похожий на отблеск багрового заката.
   Бейси захотел плюнуть, но не смог собрать слюны. Вода и спирт давно кончились, рот был абсолютно сух. Ефрейтор не ощущал боли в рассеченных и потрескавшихся губах, не чувствовал шрамов на кончике постоянно покусываемого языка - маленькая солдатская уловка в нескончаемой борьбе с жаждой. Море солдат не воспринимал как влагу, оно казалось ему смесью машинного масла с ртутью, на поверхности которой покачивались разбитые доски, предметы амуниции, трупы.
   Усилием воли солдат поднял свое тело- вещмешок и сделал шаг к пулемету, расставил ноги, расстегнул ширинку и выдавил на раскаленный ствол остатки мочи. "Машинка смерти" зашипела и звякнула. От затвора отскочило нечто, что - Бейси не смог рассмотреть.
   "Плевать, все равно он мне теперь не понадобится".
   Он оглянулся назад...
   Десять дней пробивался он к побережью. Пули превратили его мундир в лохмотья, остальное довершила колючая проволока и липкая огнеметная пирогель. Ефрейтор почти не слышал звуков, он совсем оглох от постоянных разрывов, криков, очередей. Почти лишился голоса от постоянной необходимости перекрывать криком грохот боя. Волосы его спеклись в жесткие комки от жара огня, зубы потрескались от непрерывного зубовного скрежета.
   Сотни раз у него кончались боеприпасы и сотни раз он требовал новых, брал их у убитых товарищей или врагов, не различая ни тех, ни других. На войне имеют значение только живые.
   Сотни раз он имел право остановиться, залечь, отойти или остаться на занятых позициях, уступив свое место подразделениям номер два или номер три. Но долг солдата номер один заставлял сотни раз подниматься в атаку и наступать, наступать, наступать. В голове его не осталось больше мыслей, кроме одной: "Если я остановлюсь или погибну, то остановится и погибнет взвод, рота, батальон..." И эта мысль заставляла его подниматься под градом пуль и увлекать в атаку идущих следом за ним.
   Начав наступление, первый ударный полк расклинил оборону первой линии вражеских окопов, взломал укрепленные порядки второго эшелона и прорвался к третьей линии обороны, тем самым, создав условия для рассечения фронта врага на две части. Бригада воспользовалась временным преимуществом, расширила участок прорыва и поддержала наступательные действия по проникновению первого пока в ближайшие тылы противника. Для развития тактического успеха в наступление была брошена вся первая дивизия, дивизии 2 и 3 держали фланги. Таким образом, первый корпус исчерпал резервы и командование придало ему корпус 2 для создания оперативного резерва, передовые части которого тут же были задействованы во втором эшелоне наступления.
   Противник был отброшен к северу и югу. Для закрепления оперативного успеха в бой была введена армия 2. Пора было переходить к окружению, расчленению, ужиманию колец вокруг отошедших вражеских армий, прежде чем окончательно их уничтожить. Для этого необходимо было остановить наступление и использовать части первой армии на внешнем кольце окружения. Таковой приказ незамедлительно получил штаб первой армии, откуда был разостлан во все корпуса-дивизии, но уже на уровне бригад возникли непредвиденные обстоятельства - наступающие соединения слишком далеко ушли вперед, растянули коммуникации, потеряли связь между собой, и быстроногое офицеры связи никак не могли их разыскать.
   С полками произошли еще большие метаморфозы - одни были полностью уничтожены при прорыве эшелонов обороны противника, иные оказались в боевых секторах других армий и даже в собственном глубоком тылу, где занимались методичной осадой и штурмом не взятых еще вражеских дотов, дзотов, бастионов, фортов. Третьи (таких было большинство) невероятно перемешались между собой.
   Примус-полковники и секунд-колонели все куда-то подевались, их места заняли ревностные служаки штабель-майоры, не упустившие случая сделать карьеру и занять высшие командные должности. Поэтому именные секретные пакеты не вручались, а возвращались обратно в штабы, где вновь переадресовывались на имена штабель-майоров, которым походя присваивались внеочередные звания. Но, став примус-полковниками, и эти люди бесследно исчезали. Пакеты вновь возвращались назад.
   Батальонов вообще не было, была лишь сплошная, рвущаяся вперед масса и если кто-то из солдат узнавал в закопченном лице соседа бойца хотя бы своей роты, то это уже считалось большой удачей.
   Никому прежде неизвестные командиры частей неопределенных родов войск и званий, пришедшие на смену выбывшим по смерти или ранению штатным командующим соединениями, слали в штабы и на узлы связи рапорты о поддержке огнем, посылке подкреплений и боеприпасов, с угрозами требовали подтянуть отставшие кухни и лазареты. И очередные 2 и 3 в очередной раз посылались в огонь, чтобы не оставлять только что взятую большой кровью высоту, "развить успех", занять или очистить выгодный плацдарм, остановить контратаку и, главное, не переставая двигаться вперед "на плечах отступающего противника", чтобы не упустить шанс, "не дать противнику опомниться", "не потерять инициативу". Свежие колоны маршировали к передовой, провожая глазами вереницы раненых и грузовики со штабелями павших воинов.
   Первая армия слишком углубилась в прорыв, тем самым, предоставив возможность отброшенным армиям противника перегруппироваться, собрать силы в кулак и нанести встречные сходящиеся контрудары в ее тыл. Возникла угроза окружения и гибели всей ударной группировки. Генеральный штаб, не имея возможности задействовать армию 2, увязшую в боях местного значения, ввел в бой части третьей резервной армии, "подрезавшие" идущие на соединение друг с другом бронированные кулаки противника с боков. Одновременно перед бронетанковыми и бронепехотными ромбами контнаступавших были развернуты дивизионы крупнокалиберной стратегической скорострельной зенитной артиллерии, поставленные на прямую наводку.
   Противник попытался нейтрализовать эти контрдействия ковровыми бомбардировками стратегической авиации. Поскольку линия фронта была нестабильной и рыхлой, всюду пестрящей очагами сопротивления как оборонявшихся, так и наступавших, под бомбами погибло равное количество своих и чужих. Сражающиеся части были сильно обескровлены, но в корне переломить стратегическую ситуацию бомбовые удары не смогли.
   Для отражения чудовищных воздушных армад в небо были подняты истребительные крылья армий 2 и 3, а в оперативный тыл противника посланы скоростные бомбардировщики первой армии. С целью сковать ближайшие коммуникации контрударов была применена сверхтяжелая дальнобойная артиллерия, снаряды которой размером со среднего пехотинца успешно накрыли как моторизованные колонны противника, так и собственные танковые клинья. Танкисты отступили, увлекая за собой части вражеских мотогренадер, два полка которых просочились в глубокий тыл армии N 3 и организовали посадочные площадки для десантирования. Корпус отважных десантников успешно высадился в тылу, занял стратегические объекты и ключевые пункты. У наступавших не было возможности снимать части с фронта, равно как и не было под рукой никакого тактического резерва. Борьбу с десантом организовали как могли, бросив в бой команды музыкантов, похоронщиков и трофейщиков. Последним был взят из резерва и вступил в бой штабной писарь, знавший о фрактальных множествах. По несчастливому стечению обстоятельств, писарь числился девятым номером в третьем отделении третьего взвода третьей ... и так далее третьих номерах всех соединений, то есть был самым последним солдатом во всей армии. Факт, о котором он всегда предпочитал помалкивать и питать тайную надежду, что его очередь вступить в бой будет самая последняя.
   Контрдействия против десанта, рассеянного по всему пространству тыла, начались сразу во всех местах и имели переменный успех, еще более усилив тыловую неразбериху. Не в силах более бороться с чехардой в тылу, отрезанный от стратегических запасов боеприпасов, провианта и пайкового рома, генеральный штаб приказал залить боевыми отравляющими веществами весь периметр, площадь и окружность тыла, не считаясь с потерями своих и чужих. Последним погибшим десантником оказался радист, верный воинскому долгу и успевший передать в свой штаб известие о вероломстве врага.
   Во вражеском штабе приняли это известие с содроганием. Сил для стратегического противостояния наступлению противника более не осталось. В небо был поднят десятимоторный сверхбомбардировщик, несший на борту огромные пакеты с взрывным порошком. Порошок распыляли на большой скорости и огромной высоте, создавая километровые облака вакуумной взрывчатки. Специальными ракетами, выпущенными со спаренных турелей, расположенных в герметичных блистерах, облака детонировались с безопасного расстояния. Взрывы выжигали кислород из воздуха, все облако становилось эпицентром взрыва (из-за специфического действия, его мощность невозможно измерить в килотоннах), от которого на десятки километров разбегались ударные волны. Ветер неожиданно переменил направление и понес взрывную пыль на передней край, на постоянно детонирующую канонаду.
   Передовые отряды первой армии к этому времени перевалили прибрежный хребет и устремились вниз к побережью, где встретили странных противников в черных мундирах (бригаду морских гвардейцев) и в белых робах (сводный полк корабельных плотников и сварщиков), а так же заградительный огонь главного калибра линкоров.
   Смену ландшафтов театра военных действий бойцы первой армии давно различали по уклону ничейной полосы, разделяющей их и противника, равно как и по изменению цвета формы врага. Когда в прицелах замаячили фигуры цвета саранчи, наступающие поняли, что столкнулись с лесными егерями, следовательно: ведут боевые действия в дремучих лесах. Когда засерели каски, по форме и расцветке сильно смахивавшие на вороньи яйца, украшенные зелеными петушиными перьями, все поняли, как прекрасны горы, упорны и стойки их защитники - горные стрелки.
   Заградительный огонь скоро прекратился: линкоры были отправлены на дно невидимыми в воде стеклянными минами и торпедами с армады подводных лодок. Однако на затонувших бронированных монстрах боекомплект был оснащен новейшими, особо чувствительными взрывателями и когда толща воды надавила на них - тысячи тонн тротила, шимозы, тола, пироксилина разом взорвались, погнав по морю плотные ударные волны, вызвавшие детонацию всех плавающих, донных и поддонных мин, боевых погребов и крюйт-камер всех затонувших ранее кораблей, инертной взрывчатки боеголовок торпед, оставшихся в аппаратах подводных лодках, а также лопанье воздушных пузырей у рыб, морских пауков и отторжение щупалец у осьминогов.
   Наступающие остались один на один со страшно ругающейся и дерущейся не столько огнестрельным оружием, сколько кривыми ножами братвой. Злоба закипела в солдатах первой армии. Готовый окончательно угаснуть наступательный порыв, разгорелся с новой силой и яростью. Люди дрались как в бреду, не замечая ранений, оторванных рук, ног, голов, не чувствуя боли и усталости. А если они падали, то сраженные уже наповал, кто пулей, кто невероятной усталостью, кто просто бьющей через край собственной злостью.
   Такая схватка не могла кончится просто так, как заканчивается большинство схваток на войне. Победили наступавшие, команда которых насчитывала после победы чуть более полусотни человек. Только Конрад Бейси погнался за последним смалодушничавшим врагом. Остальные тут же опустились на землю лишь за тем, чтобы мгновенно умереть от чрезвычайно сильного расслабления.
   Ефрейтор повернулся лицом в ту сторону, откуда пришел. Сквозь привычные запахи гари, копоти, крови, пота, нечистот и медикаментов, солярки и пороха, горелого мяса и мяса гниющего - к этому он давно принюхался, тянуло едва уловимыми запахами свежевыпеченного хлеба и подлежавших фруктов. Поначалу Бейси принял эти запахи за начало обонятельной галлюцинации мирной жизни, но вскоре быстро успокоился, опознав присутствие в воздухе малых доз фосгена и иприта.
   Тут новое видение заняло его воображение: в темноте вечернего неба десять огромных огненных хвостов тянулись за чем-то сверкающим и мигающим. Ефрейтор моргнул и похлопал ладонями по ушам. В то же мгновение услышал тонкое протяжное завывание.
   "Бомбардировщик", - чуть ли не обрадовано заключил Бейси. Не успел еще он до конца оценить обстановку и скомандовать себе "воздух", как огненные струи пошли резко вниз, закрутились в диковинную спираль, чтобы, сделав несколько замысловатых витков, слиться окончательно в огромный огненный шар. Убегая от стены газа, от ужасного видения сотен тысяч смертей, кондор-капитан свехбомбардировщика переусердствовал с форсажем - двигатели пошли вразнос, нервюры и шпангоуты, не выдержав огромной скорости, лопнули, вывернув наружу содержимое топливных баков (смесь сжиженного газа с парами эфира).
   Наступила тишина. Конраду показалось, будто он окончательно оглох. Но это была всего-навсего тишина. Солдат номер один похлопал себя по карманам и неожиданно поймал себя на мысли, что недавно выкуренная сигарета - его единственная и последняя награда за победу.
   ПОСРАМЛЕНИЕ ДЬЯВОЛА
   - Здравствуйте!
   - Здравствуйте?! ... Простите, что-то не припомню.
   - А мы с вами и незнакомы. Хотя, с другой стороны, знакомы более чем надо.
   - Нет. Не помню. Может вы представитесь.
   Незнакомец снял шляпу. Из-под густых черных кудрей выглядывали два изящных рожка.
   - Так вы рогоносец! Для чего этот фарс-маскарад? Я давно не общаюсь с замужними женщинами. Вы так уничижаетесь, да еще по недоразумению. Мне, право, неловко. Здесь явная ошибка.
   - Никакой ошибки... "Фарс-маскарад" - это стоит запомнить. Может пригодиться. Я к вам по небольшому дельцу.
   Незнакомец хитро улыбнулся, постучал пальцем по левому рожку, лукаво подмигнул и так, с прищуром, уставился на хозяина.
   - Они у вас настоящие?.. Так! Но спилить я их не смогу. Обращайтесь к ветеринару.
   - Этого еще не хватало! Рога - моя гордость.
   - Так вы черт?! И ко мне по делу? За душой пожаловали?
   - Для умного человека вы задаете слишком много вопросов, но в деловой хватке вам не откажешь.
   - Так что же мы стоим в дверях? Проходите и располагайтесь. Не каждый день имеешь беседу с Самим.
   Черт повесил черные пальто и шляпу на вешалку в прихожей, оправил костюм цвета жженой сажи и проследовал в комнату.
   - Итак, чем обязан?
   - Сами сказали: договорчик заключить.
   - Дорого дадите? Сколько нынче стоит душа?
   - Устоявшихся цен нет. Все зависит от человека. Так что - как сговоримся.
   - Мне казалось, что у вас все отлажено за века.
   - Вас же не удивляет мой визит. Вот видите. Черт является, в основном, тем, кто уже готов продать свою душу, но еще торгуется сам с собой. Договор нужен только для перевода ситуации из de facto в de jure. Никто из тех, кому договор был предложен, еще не отказался.
   - Работаете без осечек.
   - Без.
   - А святой Антоний?
   - Мало ли что может померещиться голодному похотливому фантазеру. Даже если ему кто-то чего-то предлагал, то это был не юридический документ. Скорей, это можно назвать игрой на выигрыш времени.
   - А у меня, следовательно, нет выбора.
   - Выбор у вас есть. Только выберете то вы сделку. Я уже говорил, мой визит - лишь формальность.
   - Значит, стоит человеку захотеть продать свою душу, как вы тут как тут.
   - Зачем? Такой человек сам найдет на себя покупателя в образе... Неважно в каком образе. Обычно это человек, готовый предложить хорошую цену и безжалостно обмануть. В конце концов не мы покупаем и продаем, все делает сам человек, сам с собой торгуется, сам прельщается и сам обманывается. А в финале сваливает все на нас. "Бес попутал". По большому счету он, конечно, прав: душа то у нас остается.
   - Жаль. Жаль что вы только посредник. За комиссионные надрываетесь?
   - У нас нет специализированной коммерческой службы. Приобретение душ - дело штучное, экзотическое. Люди сами закладывают свои эфирные субстанции в разнообразные ломбарды. Я не говорю о бескорыстных служителях культа Сатаны. К этой публике мы являемся реже всего.
   - Интересно.
   - Многие так же бескорыстно предлагают свои души Богу. Таким недотепам мы просто необходимы - им нужно как-то поторговаться, подразнить ангелов, чтобы набить себе цену. Наша клиентура. Стоит им немного продвинуться к свету, как в них просыпается совесть. А судящий себя по совести - наш человек.
   - Ваше влияние безгранично. Ничего не упускаете. Кто там еще у вас на крючке?
   - Люди суеты. Они и вовсе о своих душах не заботятся, копошатся в опавших листьях как муравьи. Поэтому их души находятся в ужасно запущенном состоянии. Чертовски недоброкачественный товар. Пересортица. Переработке поддаются плохо, приходится нести некоторые убытки. Это так и называется: "планово-убыточная переработка дармового эфирного вторсырья".
   - Кофе хотите? Или устроите трюк?
   - Хочу. А все трюки - только по подписании договора.
   - Придется сварить.
   Хозяин удалился на кухню и продолжил задавать вопросы оттуда, почти выкрикивая их.
   - Если вас послушать - так вас вовсе не интересуют души. Так за чем же, на самом деле, вы ко мне пришли?
   Посетитель встал и подошел к дверному проему на кухню.
   - Не кричите вы так. Вы просто не имеете понятия, какие дела творятся между небом и землей. Если быть до конца точным: между твердью небесной и твердью подземной. Это похоже на бесконечную шахматную партию с неограниченным числом клеток и набором фигур, карточными колодами, позициями и раскладами. Иной раз не хочешь - да купишь, а другой раз и купил бы - да нельзя. Вы же знаете: и ангелы, порой, являются совершенно случайным и недостойным, с вашей точки зрения, людям.
   - Я, следовательно, что-то вроде пешки в Большой Игре. Совсем как в земной политике.
   - Вроде того.
   - А я-то хотел возгордиться. Собственно, на многое не рассчитывал. Был даже польщен вашим выбором. Вот и кофе.
   - Благодарю.
   - Так я и говорю: на многое не рассчитывал. Это я о качестве моей души. Но и продавать не собирался. Вы же знаете - я атеист. Загробная жизнь для меня абстракция, некая фикция. Поэтому нисколько меня не занимает. Я и в вас не очень верю. Зачем вам моя душа? Вернее - контракт на ее покупку. Дело то серьезное. Юридическое дело.
   - Как вы сами догадываетесь: утилизация душ - дело хлопотное. Требует титанических расходов, большого штата профессионалов, затрат океана энергии на поддержание адского пламени. Времени уходит уйма. А это дополнительные издержки.
   - Знаем, знаем. "Люди мы бедные, не обессудьте - много дать не можем".
   - Я этого не сказал. Назначьте цену.
   - Не могу же я назначать цену за то, что после моей кончины мне не будет принадлежать. А в фигуральном смысле имеет ценность лишь для меня одного.
   - В том то и дело! Нас тоже не очень волнует ваша загробная личная жизнь. Но, подписав контракт, вы весь остаток жизни проживете под бременем своей подписи. Передавший нам душу якобы после своей смерти, моментально переходит в нашу епархию, становится нашим служителем. Сознание собственного проступка, погибели своей души начинает определять его поведение в жизни. Этого мы и добиваемся.
   - Чепуха! Согласитесь, мне - атеисту, которому начхать на погибель души, у которого есть цель в жизни (а она у меня есть) все равно: подписал он контракт с несуществующей для него стороной или не подписал. Его больше беспокоит подписание очередного реального договора на Земле - не связаться бы с жуликами и проходимцами. Не потерять бы драгоценное время, труды на бесплодную суету. Ну и деньги, конечно. И все равно каждый раз нарываешься на негодяев. Какой там загробный мир!? В этом то бы не вляпаться!
   - Давайте снизим тон. Так дела не делаются. Раз вы так думаете - тем лучше. У вас затруднения в жизни - мы их разрешим. У вас интересы на этом свете - вы их достигните. У нас на том - это наше дело.
   - Я понял: вам нужна бумажка. Бюрократы! Представить ее в небесную канцелярию и заявить: "и этот наш". Для статистики.
   - Если вам так хочется - считайте, что вы правы. Теперь о цене.
   - Что вы мне можете предложить?
   - Деньги...
   - Деньги это ерунда. Фикция, подверженная инфляции.
   - Называйте сумму, не стесняйтесь. В конце концов вы меняете одну фикцию на другую. Для вас эти деньги будто с неба упадут.
   - Какую бы сумму я не назвал - все равно потрачу. Вкладывать деньги в рост - что мне мешало мне этим раньше заняться. Все времени не было. И не будет. В противном случае вы бы меня не посетили. Я прав?
   - В какой-то мере.
   - Если немного отвлечься - любая сумма конечна по сравнению с бесконечностью вселенной внутреннего мира. Миллиард все равно неизмеримо малая величина, не больше полушки, понюха табаку. Запродать душу за грош - пошлое пижонство. Хотя, теперь я понимаю почему богачи такие сволочи. Они продали душу за мелочь и не хотят транжирить медь на других.
   - Спорное утверждение.
   - Не вам, знатоку погибели души, об этом говорить.
   - Деньги это богатство, свобода, обладание вещами, людьми, власть наконец.
   - Если мы с вами начнем выражать одни понятия через другие, пользуясь нелепыми афоризмами вроде: "деньги - это власть", "Бог - это любовь", то мы далеко зайдем. Власть - это власть, деньги - это деньги. Понятие динамичное по самой своей природе, вроде потока. Если они перестают двигаться, то теряют почти всю свою ценность. Поэтому нельзя обладать ВСЕМИ деньгами и богатствами. Остановится оборот. А столько, сколько мне надо, я и без вас раздобуду.
   - Женщины?
   - Предлагать такое - заведомо унижать мужскую гордость. Я же не неврастеник, чтобы комплексовать из-за баб. Не обращаюсь к сводникам, не хожу к...
   - Но, но! ... не надо.
   - Проститутки - понятие очень растяжимое. Поэтому ограничим его профессией, способом получения денег. О деньгах мы уже поговорили. В остальном: я чист. Есть женщины которые отдаются одному мужчине, есть - которые многим. И делают они это вовсе не из меркантильных соображений.
   - И любая из них может стать вашей. Подумайте - любая.
   - Тоже фикция. Реально - сотня другая, не больше тысячи. И это на миллиарды женщин мира! Хоть реально нужна только, как у нас говорят, "единственная". Это тонкий обман. С одной или с сотней я сам разберусь. Подозреваю, что в вашем предложении скрыт некий подвох. С чего бы это всем женщинам начать вешаться мне на шею? Не стану же я мигом красивее, сексапильнее. Очевидно мы переходим к выбору из арсенала магических приемов, хитрых иллюзорных трюков. Всех этих ощущений полетов на метле, вызывания бурь, дождя и так далее. Не хочу быть колдуном! Тем более колдуном мнимым, лишь отдающим приказы магическим слугам (на самом деле - хозяевам), на самом деле не обладающим никакими такими способностями.
   - Идем дальше - власть.
   - Власть - дело хлопотное. Требует полной самоотдачи. И ей всегда надо делиться, как и деньгами. Власть сама по себе, привлекательна только для ничтожеств. Власть, как инструмент для своих целей - для людей крупных, умеющих этим инструментом пользоваться. Для моей цели такой инструментарий не годится.
   - Я могу сделать так, что ваша цель осуществится.
   - А на черта вы мне тогда нужны? Я и сам своего добьюсь. Эта моя цель, а не ваша. Без нее мне на этом свете делать нечего. Вообще, вы склонны играть на низких страстях: алчности, похоти, страхе, тщеславии. Понятно - это ваш стиль работы. Но у меня нет времени и желания на подобную ерунду. Уже переболел. Как видите - еще жив. Вы хотите продемонстрировать свое безграничное могущество, но, реально, выказываете крайнюю ограниченность. Я знаю: не вы назначаете цену. Так и торговаться нечего.
   - Заявление равносильное отказу.
   - Почему? Дело интересное и заманчивое. Я ничем не рискую. Оставьте контрактик, я на досуге его полистаю. Может что и придет в голову.
   - Мне это не очень годиться. Может ознакомить вас с текстом договора?
   - Пожалуй...
   Черт извлек из-за пазухи листок и протянул хозяину. Тот попытался его прочесть, но через некоторое время возвратил.
   - Ничего не разобрать. Будто вилкой написано.
   - На самом деле - вилами. Вилами на воде. Как у нас говорят: "in aqua scribere".
   - Откуда такая склонность к латыни?
   - Я - лицо юридическое. Должен выражать свои мысли точными и устоявшимися формулировками.
   - Чтобы лучше обманывать.
   - С вашего позволения: "Я, имярек, заключаю настоящий договор с Дьяволом, в лице ЕГО полномочного представителя, о передаче в ЕГО вечное, полное и безраздельное владение материальной и имматериальной сущности, именуемой "моей душой", со всеми ее вечными и временными, постоянными и эфемерными, распадающимися компонентами, ингредиентами и субстанциями во всех их высших, средних, низших, инфернальных и супернальных проявлениях, ипостасях и инкарнациях со всеми прилагающимися энергетическими, смысловыми, метафизическими, астральными, ментальными и механическими функциями.
   Вступление Дьявола во владение означенной душой происходит после наступления состояния полной и окончательной утраты жизненного импульса (т.е. смерти) материальной упаковки души, в дальнейшем именуемой телом.
   До означенного срока обязуюсь содержать душу в чистоте и порядке, не допускать умышленной порчи и загрязнения, избегать деформаций, сумасшествий и прочих форс-мажорных повреждений, отравлений, алкоголизма, нарко-токсико и прочих маний, помутнений или раздвоений, равно и большего количества делений, сознательной потери памяти, совести, чести и прочих моральных уродств.
   За таковую услугу я получаю от Дьявола на период жизни тела, (нужное вписать), сразу по скреплении мною настоящего договора.
   Числа такого-то и года ".
   - Все?
   - Все!... Иронические улыбки не пристали столь серьезному моменту.
   - Согласитесь: очень смахивает на Гете. Не хватает только античного изречения для полного соответствия.
   - Гете - классик. Очень много сделал для внесения ясности в адскую юриспруденцию.
   - Хотите сказать: ничего удивительного?
   - Ничего.
   - Расписываться кровью?
   - Достаточно приложить палец к вот этому белому кружечку и все. Теперь нам хватает единственной клетки плоти с кодом вашей ДНК.
   - Прогресс!
   - А как же. Идем в ногу со временем.
   - Оставьте мне договор, я подумаю над этим.
   - Это дежурная фраза, обычно означающая, что все уже решено, но человек еще ломается. Запомните - вы должны подписать договор сегодня от заката до первых петухов. Советую долго не смаковать свое падение. Одним махом: раз и продано!
   - Покупатель всегда прав! Я вас не задержу. Куда возвратить договор?
   - Никуда. Достаточно его скрепить.
   - Еще кофе?
   - Пожалуй - нет. Кофе на ночь вреден.
   - Это вам то?
   - Доброй свинье все в пору... Брезгуете...
   - Тогда я вас больше не задерживаю. Кстати, какую поставить дату? Кажется несколько абсурдным ставить в договоре с Дьяволом дату от рождества Христова.
-- Не имеет значения. В нашем с вами контракте дата вообще не имеет значения. Договорчик то вечный.
-- Правда? Хотя спрашивать правду с прародителя лжи... Слышал я, что дата может аннулировать всякую бумагу с Сатаной.
-- Колеблитесь... Я вам помогу. Ставьте дату.
-- Какую?
-- Вы относите себя к христианской цивилизации? Ну и ставьте сегодняшнее число. Тогда уж и Время не забудьте указать с точностью до минуты. Мусульмане ставят дату хиджры, иудеи - от сотворения мира. В нашей канцелярии все равно автоматически выставляется время от начала мира. Согласитесь: от даты начала мира до даты его сотворения - дистанция огромная.
   Черт нахлобучил шляпу, накинул на плечи пальто и... рассеялся в воздухе до состояния полупрозрачности. Но тут же хлопнул себя по лбу, произнес: "Ах, да!", вновь материализовался и вышел через дверь.
   Хозяин не нуждался ни в каких демонстрациях. Он и так все понял. Выпроводив гостя, он подошел к окну, одернул штору и выглянул на улицу. Фонари уже зажглись, поэтому заход солнца можно было считать свершившимся фактом. Человек хитро ухмыльнулся, подошел к столу, перечитал текст договора, не мешкая ни секунды достал авторучку, вписал свое имя, указал требуемую цену, проставил дату и приложил большой палец правой руки к белому кружечку.
   Тот засветился, замигал радужными цветами, перешедшими в темные переливы цветов побежалости, постепенно становящимися все более тусклыми и темными. Наконец кружек достиг цвета сажи. В этот миг листок взмыл в воздух, покачиваясь, подлетел к месту, где был извлечен из внутреннего кармана незваного посетителя. Ровное и яркое белое пламя охватило его края, быстро устремилось к центру, не оставляя ни дыма, ни пепла, ни тепла...
   По мере того, как листок исчезал в пламени, в деловой ванне начальника Бассейна Внешних Контактов Адской Канцелярии появилась бубликообразная льдинка, дырка в центре которой быстро намерзала новым льдом. На льдинке был накарябан известный текст, а вписанные человеком слова были вморожены в ее толщу. Ванноначальник был рад столь скорому появлению документа, но не решился рассмотреть его до тех пор, пока листок окончательно не выгорел в квартире вновьзапродавшего свою душу. И вот над старым чертом покачивался на поверхности темной воды аккуратный прямоугольник прозрачного льда.
   Черт, плававший над самым дном ванной, в свою очередь плававшей в Бассейне Внешних Контактов, всплыл к поверхности: прямо под льдинку и начал рассматривать документ на просвет адского пламени. Его не очень волновали имя продавца и подлинность частицы его плоти. Не все ли равно, что там будет навечно вморожено в айсберг ad acta. Как всякого нормального начальника, его больше всего волновали предстоящие расходы, и, следовательно, графа "За таковую услугу я получаю от Дьявола на период жизни тела", в которую было вписано (О, Боже!) всего два слова: "вечную жизнь".
   По высшему разряду.
   - Вот вы говорите: "кому суждено быть повешенным, тот не утонет". Не вы говорите..?
   - Я в смысле - что предначертано. Только в этом смысле.
   - А я в смысле: полегче со словами. Никогда не следует говорить о том, в чем не петришь ни черта. Особенно о веревках.
   - В доме повешенного?
   - В доме палача. Особенно об этой веревке.
   Сумрачный критик оговорок извлек из хрустящего пакета петлю, свитую из веревки идеальной белизны. Собутыльники с пьяным интересом уставились на нее. Торжествующий владелец петли торжествующе обвел их взором.
   - Знатная веревочка. Многие готовы отстегнуть за нее кругленькую сумму. Ан - нет. Я, покамест, таскаю ее с собой на манер бродячего музея. Короче - с вас выпивка!
   - Это еще по какому поводу?
   - Не каждый день выпадает удача потрогать веревку, на которой кто-то повесил целый взвод самых заклятых злодеев. И этот кто-то - я.
   Сидевшие за столом отшатнулись от собеседника, как от прокаженного. Затрапезный любитель выпить на чужой счет, вдруг обернулся монстром. Все молча осушили свои стаканы, намереваясь тотчас расплатиться и убраться подальше, но пьяная мужская гордость не позволила им сделать без некоторой паузы: получилось бы форменное бегство. Видимо, давно привыкший к таким реакциям на свою персону, палач не дал им время найти благовидный предлог оставить эту самую персону в одиночестве.
   - Что, сдрейфили? То-то... Ну и уматывайте. Только прошу потом не кусать себе локти, что могли продержаться за самую знаменитую веревку в мире, да кишка оказалась тонка.
   Его главный оппонент в вялом прежде споре первым заказал две порции виски, перейдя в атаку.
   - А где доказательства, что эта та самая веревка? Я могу купить таких хоть десяток в ближайшем магазине за углом.
   - Доказательства? Ах ты, шельма! Можешь купить хоть тыщу таких веревок, только не ближайшем магазине, в магазинах таких не продают. Хоть две тыщи. Но никогда тебе не завязать такой петли. Я же совью ее за пару секунд с закрытыми глазами.
   - Допустим, что вы действительно палач. Пейте, пейте виски. Но тот ли вы, за кого себя выдаете? Вот в чем загвоздка.
   За столом остальные тоже заказали по две порции выпивки, второй стакан подвинув палачу. Тот обнюхал стаканы.
   - Ром, виски, два джина. Ну и коктейль я сотворю себе в желудке. Ничего, и не такое пивали. Ты требуешь доказательств? Пусть будет доказательством моя история. Все равно будет лучше всяких бумажек. История надолго запомнится, а документ глянул раз и все. Что видел, что нет - никакого проку.
   - Мы готовы принять и такое доказательство. Рассказывайте свою историю.
-- Так сразу?! Нет, так сразу ничего путного из человека не выйдет.
   Палач заглотил очередную порцию крепкого.
   - А-а-х. Вот теперь можно. Слушайте: Повесил я на этой веревке таких известных личностей, что и имен их можно не называть. Вы меня понимаете? Ну и суд был! Грандиозный. Свидетели, обвиняемые, адвокаты, обвинители, пресса. Все - лучшие в мире. Мировой процесс. Все на нервах. Еще бы! Ведь это было вроде мирового похмелья. Мертвые в земле и те зашевелились. Только я один был спокоен, только я. Столько эти гады наворотили, что петля по ним плакала горькими слезами.
   Пока они там то да сё, я спокойно махнул в порт, выбрал канат получше. Целую бухту прихватил. Ну, постирал хорошенько, разрезал, пропитал, наготовил петель. Опробовал. Тут мне и говорят: всех по очереди на одной петле повесят. Чудесно! Повесят! То-то радость. Да на такой веревке целый полк можно повесить. У меня, говорю, все готово. Тут меня спрашивают: "Толстого тоже повесят. Выдержит веревка? Не оборвется?" Я на их глазах здоровенного быка вздернул. Спрашиваю: "Устраивает?" Устроило. Я руки потирать. Этого, думаю, первым вздерну. Даже в зал суда сходил посмотреть. Шеи у всех обвиняемых обычные, только у двух в плечи вросли, выскользнуть могли, если веревку сильно намылить. А намылишь слабо - не затянется хорошо, придушит. Позор палачу!
   - Почему позор?
   - Потому. Вешать с умом надо. Так чтобы шейные позвонки поломались и порвался главный шейный нерв. Но осторожно - чтобы башка не оторвалась. Тут маленькая хитрость имеется: толстых надо не резко вешать, чтобы тело не вниз дернуло, а в бок ушло. Он сам поскользнется, дернется и порвет себе все что надо.
   - А если придушить...
   - Скажешь тоже. Долгое это дело. Организм-то он крепкий, умирать не хочет. Шейные мышцы как сталь становятся. Перетянешь кадык, так пока весь воздух в легких не издышется, человек не кончится. Мука страшная. Ежели шейные вены перетянуть, то такого насмотрится перед смертью, что после этого и ад раем покажется... Вот так! Хорошего палача еще поискать надо.
   - И что они видят?
   - По-разному. Кто как в жизни нагрешил, тот то и видит. Иного страх такой его возьмет, что обдрищется таким липким и вонючим дерьмом, что потом неделю отмываешься. У другого встанет штука, он и кончить успеет в штаны, а елда так потом и не опустится. Даже в гробу. Опять же - удовольствие. Иному вообще чего приятного привидится. Палачу от тюремного прокурора втык: казнь есть наказание, ни о какой радости повешенному речи быть не может. Мучить тоже не след, пыткой казнить запрещено. Не гуманно это. Вот и смекай про себя, кто как болтаться будет.
   - Да, нелегкое это дело, но, похоже, ты выкрутился.
   - Приглядывался я к ним, присматривался да и удумал. Сходил к тюремному врачу, вызнал точный вес каждого. Нашил из большой армейской палатки чучел, натолкал в них камней и опилок. Все до фунта отвесил. Каждое чучело по несколько раз казнил. Казнь должна уровню процесса соответствовать. Чтоб ни сучка, ни задоринки. Чтоб с первого раза, как на картинке висели. С толстым пришлось повозиться. Но и для него я сюрприз приготовил. Ага. Табуретку взял со скошенным сидением. Он бы у меня, как влитой повис.
   - Слыхали, слыхали. Сорвалось у тебя это дело.
   - Ты вперед не забегай, ты слушай. Хронику все видели. Помните, как они все головами вертят? Все говорят: нервничают они от речей обвинителей и свидетелей. Да им это все, что слону комариный укус. От моего взгляда нервничали. От взгляда палача у кого хошь шею сведет.
   Вот прокуроры мне и запретили в зал суда слишком часто шастать. Нарушаю, видите ли, естественный ход судилища. Обвиняемые нервничают, путаются в показаниях. Пришлось в кино хронику раз по десять пересмотреть. Сначала хронику о процессе покажут, потом комедию или вестерн дадут. Только вестерны я того, не очень. Уж больно вранья в них много, особливо про то, как вешают. Посадят краснокожего на лошадь, петлю такую совьют - умора, никогда не затянется, веревка лохматая, с гнилыми волокнами, ну уж дергаются их покойнички, что твои клоуны. После такого шоу глаз замыливается, да рука сбивается. Тебе вешать, а тебя смех разбирает, когда такой вестерн вспомнишь. Но это быстро проходило, особенно когда посмотришь хронику про их злодеяния. Ихние ребятишки в черном тоже в виселице толк знали. Выпить больше нет?
   - Эй, бармен, тащи сюда бутылку!
   - Бутылку чего? - крикнул парень из-за стойки.
   - Водки, русской. Для нашего брата-палача это первейшее средство. Меня этому сами русские этому научили. Как у них казнят? Пулю в затылок. Кровь брызжет, мозги вылетают. Зрелище жуткое, ужасная грязь. Они, бывало, за день так настреляются, аж мозоли набьют на руках, почти оглохнут. Вечером примут стакан, а то и два. По утру еще стаканчик и снова весь день стрелять. Водка хорошо мозги чистит. Как слеза. Русские и моих всех хотели пострелять. Но на счет этого сразу уговор был: повесить всех, как собак. От петли не уйдешь.
   - Я это и сказал.
   - Ты что сказал: "Кому висеть в петле, не утонет", а я говорю: "Кому суждено быть повешенным, будет повешен!". И сделает это палач. Я сделаю.
   - Сделал?
   - Сделал. Вынесли им приговор. Не всем, правда. Мне работы меньше. Вроде - радуйся. Иное дело - платят нам сдельно. Но я бы всех и задаром вздернул. Всех до единого. И не по одному разу. Впрочем, все так и вышло. Ушел от меня толстый. Как услышал приговор, свил подтяжки и порешил себя на оконной решетке. Сам себя казнил, нам в руки не дался. Что делать? Скандал: охрана проглядела. Тюремщиков под трибунал надо. А как их под трибунал после такого суда? С другой стороны: на казни весь мир присутствовать должен. Мировой скандал. Если все открыть, как было, выходит, что всю тюрьму в тюрьму посадить надо. Удар по престижу и так далее. Адвокаты могли там что-то придумать на счет несоблюдения условий смертельного наказания, апелляция, весь приговор к черту.
   Нашли выход. Сказали: это адвокат ему яд передал тайно, что-то вроде иудиного поцелуя. Рот в рот. Для верности раздавили толстому ампулу во рту. Меня позвали. Я его малость гримернул, ворот рубашки подтянул, здесь припудрил, там замазал. Хорошая бала у него шея, холеная. Правда, он ее малость попортил. Известное дело: подтяжки тянутся. Да и вешался он в первый раз. Миллионы человек загубил, а казнить, как следует, так и не научился. Ну ничего, все сошло гладко. Предъявили труп союзникам, уже солнце встало. Остальных на казнь вывели, а тут такая заминка. Толстого по ранжиру суд первым приговорил вешать.
   Быстро посовещались и решили: раз есть приговор вешать, стало быть - вешать. Мертвый он или живой, в приговоре ведь не указано. Скамейка моя, понятно, не понадобилась. Вздернул я его, подержал пока доктора смерть не засвидетельствовали, камерой потрещали да блицами посверкали. Опустил, он даже и не дернулся. По высшему разряду повесил. Порвалось все что надо, комар носа не подточит. Труп его ничем от остальных не отличался, разве что холодней был.
   - Что остальные?
   - Остальные что, повесил, как миленьких. Все как обычно: одни струхнули, другие нюни распустили, третьи одеревенели еще до петли. И тех, и других, и третьих одно ждало: вот эта самая веревка.
   - И крови не осталось.
   - Смыл я кровь. Что я, порядков не знаю? Инструмент всегда в исправности держать надо. Придет время, я и себя на ней вздерну. По высшему разряду. Это вам не подтяжки.
   КРАСОТКА ХА-И И МОНАХ ШЕН КУЭЙ.
   На стене монастыря Цинлянсы, что в горах Сишань есть надпись:
   Горный монах
   воды зачерпнув в пруду,
   Вспугнул-разбудил
   двух драконов-юнцов.
   И тучами вмиг
   все небо заволокло,
   И целых три дня
   хлестал непрестанно дождь.
   Никто не знает, кем и когда были написаны эти стихи.
   В стихе говорится, что никто точно не знает о последствиях своих поступков и даже совершенномудрым свойственно иногда ошибаться. Что же говорить о простых смертных?
   Рассказывают, как в нынешнюю эпоху Цин в годы правления под девизом Кан-си в Сунских горах монашествовал один молодой человек по имени Шен Куэй. Мирского имени его никто не знал, поскольку лет за двадцать до того охранники нашли у ворот Шаолиньского монастыря сверток из лотосовых листьев, в которые был запеленан ребенок. Никаких знаков, указывающих на его родителей, не обнаружили, но все догадывались, что мальчик был из породы "рожденных в травах". Сначала решили отдать его на усыновление, да так и не смогли подыскать достойную семью. Решили тогда сделать его послушником, дабы впоследствии он мог стать на истинный Путь, так как в лотосовых листьях увидели доброе предзнаменование. Шен Куэй так и вырос при монастыре, всю жизнь постигая пути Большого и Малого. Как известно, в жизни Шаолиньского монастыря совершенствовали не столько душу, сколько не держали в небрежении тело. Определили Шен Куэю мудрого наставника по имени Ван Лан, любившего подражать животным, который и стал воспитывать мальчика. Но об этом мы подробно распространяться не будем.
   С окончанием эры правления под девизом Процветания и Блеска, для монастыря тоже настали времена перемен, когда императорские военачальники разорили этот вертеп возмутителей спокойствия. Монахи были перебиты или, малой своей частью, рассеяны. Лишенный в огне монастыря своего наставника, Шен Куэй решил отправиться в иную обитель поискать пристанища. Но никто не мог предоставить ему надежного укрытия - одни из боязни маньчжуров, другие из лености, иные просто не хотели допускать в свою братию чужаков, да еще с такой скандальной репутацией. Пришлось Шен Куэй скитаться по богомольям и кормиться подаянием. Но разве пристало молодому человеку, тело которого только расцвело и окрепло, а душа только открылась Пути, вести жизнь умудренного годами смиренного скитальца? Проживая в родном монастыре, Шен Куэй много узнал о Предвечном, прочитал много мудрых манускриптов, заучил немало сутр, постиг тонкости фехтования и рукопашного боя, а о жизни между пятью сторонами света, о "звуках и цветах" не знал ровным счетом ничего. И ничего удивительного, что Мир показался ему наполненным мерзостью и подлостью.
   Не найдя достойного пристанища, где можно было совершенствовать душу и упражнять тело, Шен Куэй обосновался отшельником в лесу на горе Даньшань, что в провинции Гуанси. Как говориться: "стал жить между землей и небом", питаться лесными злаками да кореньями, укрываться от непогоды в маленьком травяном шалаше.
   Отшельник ни с кем не говорил, людей избегал, поэтому люди почитали его за святого, проводящего свой досуг в благочестивых молитвах и постижении мудрости. Однако таковым Шен Куэй вовсе не был. С утра до ночи упражнялся он в искусстве кулачного боя. Известно, что живущему в уединении и не закаляющему свой дух высшими стремлениями, нет-нет да и придут в голову нехорошие мысли. "Мое мастерство существует само по себе, не находя приложения. Так и придется дожить до глубокой старости, сражаясь только с дикими зверями, - часто говорил себе отшельник. - Вокруг бродят маньчжуры, разбившие и разграбившие святыни моей обители, убившие моих братьев и драгоценного наставника, бывшего мне и отцом и матерью. А я отсиживаюсь здесь, как трусливый заяц. Мне непременно следует отомстить за смерть учителя. Но сначала надо как следует ошлифовать мастерство, следуя его заветам и наставлениям. Так через меня наставник расквитается со своими убийцами". Шен Куэй усердно тренировал и закалял свое тело, упражнял ноги, руки, пальцы и стопы. Как говорится: "стоя на земле, подпирал небо". Подражал разным лесным зверям и птицам. Нельзя сказать, что он выучился летать, как орел, но клюнуть и вырвать клок мяса пальцами мог не хуже птицы-хищника.
   Особенно преуспел он в искусстве подражать кузнечику-богомолу. Кости у Шен Куэя были крепкие, жилы растянуты, члены подвижны, мышцы упруги, спина прямая, голова маленькая, ростом он был невысок: всего четыре чи и три цуня - чем не богомол? Надо сказать: Шен Куэй был очень набожен и поминутно складывал руки для молитвы, ходил монашеским шагом, одевался в накидку из зеленой травы - ни дать, ни взять богомол. Целыми днями отшельник отлавливал кузнечиков-богомолов в чаще, приносил их в свою хижину, наблюдал за их повадками, учился ходить их шагом, перебирать лапками, наносить боевым удары и применять захваты.
   Можно сказать, что Шен Куэй просто влюбился в этих кузнечиков, находя их стойкими, мужественными, справедливыми и ловкими. А можно и не сказать, так как Шен Куэй недолюбливал самок богомола, завлекавших зеленых молодцов на брачное ложе и затем пожиравших их. Столь жестокое обхождение монах не мог постичь, пока не прибегнул к помощи умозаключений. Он нашел в натуре богомола яньское начало столь возвышенным и крепким, что сила его удаляет от себя все иньское, которое становится сосредоточием качеств не самых благовидных и существует само по себе в самках. Потому благородный кузнечик так мужественно приносит себя в жертву, заботясь о подкреплении самки и своего будущего потомства, в котором и возрождается впоследствии. Поэтому Шен Куэй подражал все больше самчикам, столь сильно пришедшихся ему по сердцу. Завел он их у себя целое скопище, держал в отдельном ящике, наблюдал за их воинскими упражнениями, временами выводил на состязание по парам, победившему скармливал муху или жука. И что бы ни делали его любимые подопечные - Шен Куэй воспроизводил все движениями своего тела. За это люди прозвали его "отшельник Шен Куэй, настоятель монастыря кузнечиков".
   Однажды Шен Куэй увидел сон: будто бредет он через бамбуковые заросли, растущие среди больших желтых камней, выходит на лужайку - вокруг все усеяно огромными сверкающими алмазами.
   Навстречу ему из зарослей выходит огромный зеленый богомол. Выставил вперед лапы-клешни, занял боевую стойку и двинулся на монаха. Шен Куэй сначала перепугался, но быстро пришел в себя и решил принять достойную смерть. Сложил руки в последнем обращении к Будде - смотрит - а это вовсе не ладони, но клешни богомола и стоит он не на двух ногах, а на четырех тонких раскоряченных ножках, и на голове у него - длинные усики, точно фазаньи перья на боевом шлеме. Не раздумывая далее, Шен Куэй бросился вперед и на третьей схватке зацепил правой лапой клешни противника, а левой клешней скусил ему голову. Голова откатилась в сторону, ее большие фиолетовые глаза немного поблестели и потухли, став совсем черными. Тело противника двинулось дальше, не разбирая дороги. Но Шен Куэй знал, что оно больше не причинит ему вреда, будет шататься по свету, пока какая-нибудь муха не укусит его в живот. Тогда богомол сразу издохнет.
   Огляделся вокруг отшельник-богомол и понял, что стоит среди травы на песке и на листьях сияют вовсе не магические алмазы, а капли росы. Сам он очень маленький, не больше кузнечика. И, было ему прозрение, что умер он и душа его вселилась в тело богомола и теперь обитает на свете в оболочке насекомого. Шен Куэй необычайно возрадовался, поскольку всю жизнь стремился постичь суть существа богомола, а тут неожиданно подвернулась удача стать им.
   Только он про это подумал, как туча закрыла солнце, трава зашуршала, вокруг все заволокла тьма. Новоявленный богомол обернулся, видит: перед ним стоит огромный богомол цвета перьев зимородка. Это пришла самка. Хотел Шен Куэй подойти к ней, но вспомнил про свой обет безбрачия, да так и остался на месте стоять. Тогда самка сама сделала шаг к нему. Понял Шен Куэй, что настала его последняя минута и ... проснулся весь потный и мокрый.
   Не увидел бы этот сон Шен Куэй, то не встретились бы два молодца в лесной чаще, и не расцвел бы вновь увядший цветок.
   Отшельник вознес молитву Чжуаньлунь-вану, умылся и сел меди тировать об увиденном сне. Так он уверился в истине, что достиг предела совершенства и настало время мести.
   Монах покинул свой дом, вычистил одежду от пыли и насекомых, выпустил из ящика богомолов на волю, запалил яркий огонь, поджег травяную хижину и отправился на поиски маньчжуров.
   Сам Шен Куэй не участвовал в битве за Шаолиньский монастырь, так как был отослан в дальние пещеры пройти долгий искус, помедитировать и подготовиться к сдаче экзаменов на степень шифу.
   Вернулся он уже на пепелище. Поэтому он ничего не слышал о пяти улизнувших монахах, сделавшихся разбойниками и сеявших смуту в Поднебесной. Но в бытность свою послушником, затем и монахом, был посвящен в некоторые коварные планы братии и знал о преступной связи с заговорщиками из секты " Белый Лотос". Шен Куэй решил разыскать ее адептов и примкнуть к ним, предварительно стяжав себе славу отчаянного удальца.
   Правильно говорится: "не успел подумать - уже исполнилось". Не успел пройти отшельник и десяти ли, как перед его глазами предстали маньчжурский офицер и четыре солдата, ведших заключенного с ярко-желтым лицом и густыми черными бровями, закованного в ножные колодки и кангу на шее.
   Вид Шен Куэй имел странный: одежда из зеленой травы, кожа потемнела и высохла, тело стало очень худым, а живот раздутым от потребления в пищу только лесных трав и кореньев. Бритая голова давно заросла и превратилась в мохнатую шевелюру, на лице борода выросла, все волосы были всклокочены и свились как веревки.
   Ничего удивительного в том нет, что охранники приняли его залесного духа гуи и не на шутку перепугались.
   Шен Куэй воспользовался их замешательством и, гордо выйдя вперед, спросил:
   - Эй, вы! что это за человек и куда вы его ведете?
   Голос у отшельника был странный, привыкший больше бормотать сутры или издавать боевые кличи, а выговор был северный, непривычный уху людей, говорящих на гуандунском наречии. Поэтому охранники, хоть и поняли, что перед ними человек, а не лесной призрак, все равно до конца не пришли в себя. Поэтому ответили:
   - Это известный разбойник Ху Вей, по прозванию "Белый тигр облаков", совершивший немало злодеяний в Гуйлине, Циньюани и Наньине. Он из лагеря лихих людей на горе Юаньбаошань. Теперь Тигр изловлен и следует на суд в Лючжоу, где ему непременно устроят дознание, приколотят к деревянному ослу и отрубят голову.
   - По какому праву вы заковали столь достойного человека в две колодки, когда и с одной по горным дорогам далеко не уйдешь?
   - А ты кто таков, чтобы допрашивать императорских солдат и поучать их?
   - Я - шаолиньский монах Шен Куэй, прозванный людьми "отшельник с горы Даньшань, настоятель монастыря кузнечиков" и сейчас разделаюсь с вами!
   Услышав эти речи, солдаты дружно расхохотались.
   - Сначала мы приняли тебя за лесного духа гуи или того хуже - якшу. Но теперь видим, что ты, всего на всего, одичавший в лесу юнец. Поэтому мы сейчас схватим тебя и присовокупим к нашему пленнику, благо есть лишняя колодка.
   Но Шен Куэй вовсе не был расположен шутить. Он вознес молитву Бодхидхарме и стал в боевую стойку. Поняв, что дело нешуточное, солдаты опустили алебарды и окружили Шен Куэя, а их командир выхватил меч и наскочил на монаха. Но не так просто было одолеть низкорослого мстителя. Не успели они сойтись в трех схватках, как Шен Куэй отбил в сторону меч и нанес удар противнику ребром ладони по шее. Шейные позвонки маньчжура не выдержали такого сильного удара и хрустнули. Офицер рухнул замертво.
   Солдаты, увидев такое невиданное мастерство, бросились бежать, но монах их всех догнал и заколол своими жесткими пальцами. Покончив с солдатами, Шен Куэй вернулся к пленнику, маньчжурским мечем разрубил замки на колодках. Тот необычайно обрадовался такому обороту дела.
   - Давно слышал о вас, достопочтенный брат, да все не было случая познакомиться. Слышал, вы отшельничали здесь неподалеку на горе Даньшань. Разве мог я, недостойный, осмелиться нарушить ваше уединение. Теперь я очень рад нашей встрече и спешу поблагодарить за спасение.
   - Не стоит благодарности, брат. Я всего лишь смиренный монах, лишенный происками врагов Родины обители и братии. Однако не стоит говорить слишком много о недостойном. Лучше поговорим о тебе. Правду ли сказали солдаты?
   - Маньчжурские собаки и их прихвостни подло оклеветали меня. Я лишь хотел составить заговор против чужеземцев и биться с ними под девизом "Низвергнем Цин, вернем Мин". Но замыслам моим не суждено было осуществиться: подлые маньчжуры заманили меня в ловушку и схватили. Теперь меня собирались казнить, и если бы не вы, я бы не смог продолжить наше дело.
   - Как я рад нашей встрече, отважный Ху Вей! Еще утром я мечтал встать в ряды заговорщиков и направился на их поиски, а днем мне посчастливилось освободить их главаря. Еще утром я жил, как говориться, только "указывая на небо и чертя знаки по земле", то теперь "хочу объединить небо и землю". Что же будет вечером?
   - Пожалуйста, больше не называйте меня главарем. Теперь, когда мне повстречался монах из знаменитого Шаолиня, да еще столь мастерски владеющий искусством кулачного боя, в Юаньбаошаньском стане удальцов не может быть иного главаря, кроме Вас, достопочтенный учитель Шен Куэй. Я с удовольствием провожу вас на гору Юаньбаошань, где вы займете подобающее место.
   - В таком случае прошу вас занять место второго вожака. Лучшего человека для этого все равно не сыскать. Прошу вас, сейчас же отправимся туда и будем следовать избранному пути.
   Ху Вей согласился. Но сначала он по воровской привычке обшарил тела убитых, отобрал оружие, одежду, пояса с серебром и сопроводительные бумаги. Сам облачился в наряд офицера, Шен Куэя же заставил натянуть солдатское платье, привязать срезанную с убитого длинную косу. Так они сокрыли свою истинную внешность.
   Трупы солдат разбойники спрятали в лесу, засыпав камнями и ветками, чтобы не оставлять следов.
   Надо сказать, Ху Вей был из породы "бродящих под луной гостей с рек и озер" и очень удалого нрава: любил выпить, хорошо поесть и подраться, но в заключении был лишен всего этого. Поэтому он заглянул в первый попавшийся им по дороге постоялый двор, где занял дальнюю беседку в саду и потребовал себе в угощение вина и мяса. Удальцы уединились и стали пировать. Шен Куэй поначалу отказывался от угощения и просил подать ему простые рис и чай, но хитрый Ху Вей убедил его во всем следовать мирским обычаям, особенно повадкам военных, дабы не выдавать себя во время их тайного путешествия. Шен Куэй согласился с этим ради пользы общего дела, и они стали распивать подогретое вино, есть мясо и пампушки, ведя беседу о тонкостях фехтования и рукопашного боя.
   Выпив два чайника вина, Ху Вей спросил:
   - Что за странные приемы вы использовали, уважаемый учитель? Я двадцать или двадцать пять лет изучаю искусство кулачного боя, как говорится: "съел печень многих славных воинов", но ни разу мне не приходилось видеть столь диковинного стиля. Как видно простые люди бродят всю жизнь в предгорьях, истинная же мудрость сокрыта в пяти великих горах, особенно срединной горе Суншань. Так и истинное искусство скрыто в небесных пиках, а простым людям приходится взбираться на небольшие холмы и пребывать в уверенности, что они уже достигли вершины.
   - Этот стиль практиковал мой великий наставник в монастыре Шаолинь. Я лишь скромный его ученик. Стиль этот имеет название "богомола", поскольку следует за движениями кузнечика.
   - Надеюсь, вы обучите меня этому стилю?
   - Думаю, моих скромных талантов для этого не хватит. Я несколько лет прожил в лесу и, чтобы не забыть искусство поединков, наблюдал и подражал богомолам. Не могу же я заставить лихих людей делать тоже самое.
   - Может, тогда вы откроете мне тайну своих железных пальцев?
   - С удовольствием! Для этого надо упражняться со стихиями воды, дерева и металла всего десять лет. Но зато никакие доспехи противника для вас не будут иметь значения.
   - Воистину сказано: "трудны пути добродетели". Но чего не сделаешь во имя освобождения Родины. Ради такого дела мы готовы не только десять лет следить за кузнечиками, но и питаться ими. "Абсолютно пуста наша Родина, но она извечная наша мать".
   - Истинные слова!
   В это время в дальних покоях постоялого двора проживала бывшая куртизанка по имени Ха-и, ранее известная в северной столице под прозвищем "красавица персикового цветка". За неблаговидные поступки она была удалена из столицы и сослана в южные края. Видя как в изгнании уходит ее молодость и тает красота, решила Ха-и вернуться к прежней жизни. Если раньше она вела жизнь таинственного и прекрасного "цветка в утренней дымке", а если верить слухам то и "цветком, понимающим слова", то теперь ее не прельщала участь "в пыли на ветру торговать цветами, растущими у ворот". Поразмыслив немного, Ха-и решила сделать карьеру доносчицы. Пришла в ямынь и была принята на должность певички при управе. В столице красавица постигла все тонкости искусства обольщения, равно как и брачных покоев, поэтому начальник ямыня, пришедший инспектировать уездный дом для гостей, не смог противится ее чарам. Он взял ее в своей дом наложницей, даже хотел сделать четвертой женой, но Ха-и воспротивилась этому. Она убедила его в своих способностях и предложила помощь в поимке бунтовщиков, тем самым составить неплохую карьеру своему господину. Тогда можно подумать о замужестве. С тяжелым сердцем отпустил начальник ямыня радость своего дома на розыски разбойников.
   Следует вам знать, что Ха-и была привезена еще девочкой ко двору, в дань императору от южных варваров. Поэтому ей поздно стали бинтовать ножки, которые так и не стали настоящими лотосами, но зато она могла твердо стоять на своих ногах. Ее определили в западный флигель, где детство свое Ха-и провела среди военных, упражняясь попеременно то на плацу, то в брачных покоях. Она неплохо овладела стратегией военного искусства, приемами фехтования, кулачных поединков, равно как и "весенним искусством", каллиграфией, пением и танцами. Как говорят люди: усвоила заветы Сун-цзы, Чжао Фейянь, Ян Суна и Ян Шифаня, а также Ушаньской феи луны и ветра. Поэтому для нее не составляло большого труда приникать в логова разбойников и соблазнять их вожаков. Пока те наслаждались телом Ха-и, она сеяла разброд и смуту в их стане, и наводила на них войска. Тогда-то она стала известна среди удальцов под новым прозвищем: "Лотосовая лисица Хэ Ху". Куртизанка очень гордилась этим прозвищем.
   Слава о подвигах Хэ Ху дошла до наместника провинции, который вызвал ее к себе. Ха-и отправилась к нему в сопровождении одной служанки, справедливо полагая, что большой эскорт скорее выдаст ее путешествие разбойникам, чем защитит от их гнева. Судьба выпала ей остановиться на том же постоялом дворе, который попался по дороге Шен Куэю и Ху Вею. Ха-и всегда соблюдала осторожность, поэтому наказала служанке собрать слухи обо всех постояльцах и под благовидным предлогом следить за прибывающими.
   Служанка, имя которой было Вен-юй, не преминула сообщить ей о новых гостях: грозного вида офицере и низкорослом бородатом солдате. Подробно вызнав у Вен-юй облик вновьприбывших постояльцев, Ха-и догадалась, что один из них - недавно схваченный по ее доносу Ху Вей, а второй - скорей всего бывший отшельник, не так давно прибившийся к стану разбойников. Следовательно - Ху Вей недавно бежал из-под стражи, с помощью сообщника обрядившись в воинские одежды, сейчас находится в бегах или, того хуже, идет по ее следу, замыслив учинить расправу.
   Ха-и попала в затруднительное положение: если эта встреча произошла, то неспроста и предопределена свыше. Красотка много слышала о Ху Вее, но никогда его не видела. По ее наущению главарь болотных разбойников Го Ро, по прозвищу "Краснохвостый карп", пригласил Ху Вея на переговоры и свадьбу. По дороге "Белого тигра облаков" подкараулили стражники, предупрежденные Ха-и, действовавшей, сообразуясь с мудрыми речениями: "Заставила тигра спуститься на равнину и поймала шайку разбойников, захватив их князя".
   Как она могла предупредить охранников, находясь на болоте? Для этого Ха-и держала при себе отнятую от выводка белую ласточку в клетке из ивовых прутьев. Узнав, что Ху Вей покинул свой горный лагерь и движется к Го Ро, она убедила последнего устроить свадьбу раньше оговоренного времени, сославшись на пророчество геоманта. По столь торжественному случаю была затеяна пирушка и отпущена на волю белая ласточка, к лапкам которой Ха-и прикрепила весточку для охранников. Ласточка полетела прямо к своему гнезду, где и была перехвачена стражей.
   Шпионка запалила камышовый лагерь Го Ро, сама скрылась. В пожаре все болотные удальцы погибли, так как были смертельно пьяны после свадебного пира. Теперь Ху Вей мог затаить на нее обиду, выследить и учинить расправу. Даже если эта встреча на постоялом дворе была случайной, то все равно Ха-и не могла избежать неприятностей. Рано или поздно известия об этом дошли бы до ушей властей и тогда куртизанку привлекли бы к ответу. Послать за солдатами кого-нибудь из прислуги она не решилась: разбойники не часто останавливаются на постоялых дворах, не имея там своих соглядатаев, у которых вся прислуга и приезжие под присмотром.
   Исчезновение служанки тоже могло быть замечено, да и помощь могла прийти слишком поздно, когда разбойники улизнут. Ха-и решила действовать самостоятельно. Если бы ее проделка удалась, она могла рассчитывать на новые почести при дворе наместника провинции, привезя голову самого именитого разбойника округи.
   Ха-и велела позвать хозяина постоялого двора. Тот скоро явился осведомиться, чего угодно госпоже. Куртизанка как раз сидела в печальной позе и напевала песенку на стихи Цао Шоуну:
   Бусинок в четках
   ровно сто восемь.
   Нить красного шелка,
   снизка невелика.
   Позднею ночью
   глаз не сомкнула луна.
   Все вспоминаю
   колокол где-то вдали.
   - Я так одинока в пути, - сообщила трактирщику Ха-и. - Моего мужа перевели на службу в Сычуань, теперь я следую к нему. В его отсутствие мне пришлось пожить у его родителей, свекровь меня невзлюбила. Поэтому дала в провожатые мне только одну служанку, когда я решила побыстрей вернуться к мужу. Теперь до меня дошли слухи, что здешние края просто кишат разбойниками, а ведь это очень опасно для жены человека, состоящего на государственной службе. Нельзя ли нанять вооруженных провожатых хотя бы до уездного города? Там я присоединюсь к какой-нибудь военной оказии, направляющейся в Сычуань.
   - Что вы, госпожа! Моих слуг не хватает на охрану моего скромного заведения, да никто из них и не пойдет в охрану жены офицера из страха перед разбойниками. Прошу у госпожи прощения за то, что ничем не могу помочь ей.
   - Неужели ничего нельзя придумать?
   - Пожалуйста, не беспокойтесь. Поживите здесь несколько дней, потом присоединитесь к какому-нибудь отряду солдат, если таковой проследует.
   - Я не могу здесь долго задерживаться. Это может вызвать кривотолки.
   - Извините, госпожа, я ничем не могу вам помочь, но вы можете попросить защиты у офицера, недавно прибывшего в мою гостиницу вместе с маленьким бородатым солдатом. Если он следует в нужную для вас сторону, то вы могли бы присоединиться к ним.
   - Вы очень добры. Но замужней женщине неудобно обращаться с такой просьбой к незнакомому мужчине.
   - Не беспокойтесь госпожа, я могу похлопотать за вас.
   Ха-и изобразила радость и одарила хозяина ляном серебра. Тот пообещал все устроить наилучшим образом. Он тотчас пошел к дальней беседке и хотел войти. Но, услышав грозные разговоры и воинственные крики Ху Вея (тот как раз вспоминал свои прошлые подвиги, правда захмелевший Шен Куэй его не слушал - был занят созерцанием чайника), не решился беспокоить грозных постояльцев.
   В час "мао" разбойники проснулись, умылись, съели по куску жареной говядины, выпили по чарке рисовой водки и вышли на двор, еще затянутый предрассветным туманом. Злодеи решили побыстрей покинуть постоялый двор, пока вокруг мало любопытных глаз, пока не взошло солнце, поэтому можно передвигаться по холодку в утренней дымке не будучи никем замеченным. Из тумана возник хозяин постоялого двора и сообщил переодетым разбойникам, что одна путница намерена путешествовать с охраной и если господина офицера не затруднит взять ее под свою защиту, то можно надеяться на щедрое вознаграждение и, возможно, на благодарность ее мужа - большого человека в Сычуани.
   Ху Вей сразу смекнул, что путешествие с женщинами вызовет меньше подозрений и сулит дополнительные удовольствия в пути. Потом жену большого начальника можно пленить и потребовать солидный выкуп. Он быстро согласился, поругавшись немного лишь для вида. Монаху показалось, будто у разбойников так заведено путешествовать и возражать не стал.
   Невдалеке послышался нежный голос Ха-и, тихо певший:
   Осенний сверчок
   поет-стрекочет под дверью.
   Закатной порою
   в горах пронзительный ветер.
   Мой век на исходе,
   И вокруг беспорядки, смута.
   Когда же я сумею
   в родные края возвратиться...
   Разбойники-воры
   уже Наньдянь захватили.
   Летят донесения
   на северные заставы.
   Страдание, горе,
   народ изнурен грабежами.
   Кровью невинных
   клинки мечей обагрились.
   Как было не расчувствоваться, услышав такие строки! Хозяин привел женщин. Прикрытая раскрытым зонтиком, Ха-и восседала на высокой вьючной лошади высотой не менее восьми чи. Служанка следовала за госпожой пешком. Обе представились под вымышленными именами. Ха-и назвала имя Му-дань, а ее служанка - Юй-чоу. Ху Вей не остался в долгу и назвался маньчжуром Йонгсон-цзином. Монах, не привыкший обманывать, лишь слегка изменил свое имя на Шэн Куй. Вся компания вышла со двора и пустилась в путь по дороге, обсаженной сандаловыми деревьями. Женщины были облачены в дорожные одежды, то есть закутаны с головы до ног. Ху Вей, будучи большим охотником до женщин, все время разглядывал спутниц и его опытный взор высмотрел под нарядами соблазнительную добычу. Он больше не думал о предстоящем пути, только мечтал отойти подальше и заманить госпожу в чащу леса.
   Шен Куэй, привыкший за годы жизни в лесу определять характер зверей по их поведению, а по манере противника двигаться - следующий удар, почувствовал намерения своего сотоварища. Монах завел разговор о достоинствах благочестия, пользе воздержания и аскезы для практики прыжков и кулачного боя. Ху Вей, мечтавший постичь высокое искусство отшельника, до поры оставил распутные мысли, решив что женщинам все равно деваться некуда, а изучение науки боя не терпит отлагательств.
   Услышав долетавшие до ее ушей отдельные фразы из беседы разбойников, Ха-и поняла, что в лице солдата ей попался достойный противник и стала зорко приглядываться к нему, пытаясь вызнать слабые места. Таковых она высмотрела немного. Прежде всего, она убедилась по его особой походке и привычке постоянно складывать ладони, что это действительно бывший монах. Его долгое проживание в лесу угадывалось в обращении внимания его глаз на каждое легкое движение, прислушивании к каждому подозрительному звуку или шуму. Прямой стан Шен Куэя, будто свитый из прочных канатов, все время то напрягался, то расслаблялся, ноги осторожно замирали, готовые принять боевую стойку, кулаки же слегка сжимались. И при этом он не напрягался, не тревожился, наоборот - становился еще более спокойным и уверенным в себе. Это и выдавало в нем опытного бойца, с которым не так легко разделаться целому войску. Особенно Ха-и расстроила похвала Ху Вея, по-звериному дико вращавшего глазами и вертевшего головой на всякий крик летящего на юг гуся, способности отшельника голыми руками биться против меча и протыкать пальцами панцири. Не могло быть и речи одолеть его в поединке. Куртизанка решилась на хитрую проделку.
   "Если мне посчастливится убить его, то непременно надо вырезать и съесть его печень вместе с желчным пузырем еще теплыми, как тому учит воинская традиция. Тогда его смелость, его воинские задатки не сгинут навеки, но перейдут ко мне. Когда я вернусь ко двору и восстановлю свое прежнее влияние (возможно, Одинокий сменит гнев на милость), может мне еще повезет удачно выйти замуж и родить нескольких сыновей. Тогда воинские задатки этого глупого монаха им очень пригодятся, для того чтобы стать надежной опорой старости своей матушки." - размышляла коварная женщина, по праву носившая кличку Хэ Ху.
   Когда солнце поднялось достаточно высоко, стало душно и нестерпимо жарко. Ха-и остановила коня и сообщила спутникам, что ей необходимо передохнуть. Спутники ее сошли с дороги, расположившись прямо на траве, под большой треснувшей фигой-бодхи, из которой сочились капли сока. Ха-и велела Вен-юй достать походный столик, расставить на нем вино, закуски и сладости.
   - Господин офицер, мы долго идем вместе, а как следует еще не знакомы. Не откажитесь немного перекусить и выпить с дороги.
   - Что ж, чашечка - другая хорошего вина не повредит, только придаст силы для дальнейшего пути, - молвил Ху Вей, сняв шапку и распустив пояс.
   - Разрешите предложить вина и вашему солдату. Он, наверное, тоже испытывает жажду. Пожалуйста, угощайтесь!
   - Что вы, госпожа, солдатам не положено пить вино вместе с офицерами.
   - Может можно сделать исключение? - и Ха-и легонько толкнула Вен-юй ножкой. Та вторила хозяйке.
   - Если вам неудобно, я сама поднесу. Вы позволите, госпожа?
   - Конечно! Угощай же наших защитников.
   Шен Куэй отрицательно кивнул головой и отстранил рукой поднесенную чашечку.
   - Уж не святоша ли ты? - воскликнула Вен-юй. - Тебе бы больше пошла бы желтая шляпа вместо белой с красной кисточкой.
   - Очевидно, монахи не различают цветов и звуков, так как не умеют играть на цитре, - подхватила ее мысль Ха-и.
   - Да, их не так то просто заставить есть жареную свинину.
   Ху Вей решил, что настала пора переменить тему разговора.
   - Многие сейчас уходят из монастырей в войско, может и этот солдат таков. Однако это не имеет значения. Ведь вы знакомы с армейскими порядками, госпожа?
   - Да. Мой муж - смотритель западных застав в Сычуани. Его недавно перевели туда с южной варварской границы. По дороге мы заехали навестить его родителей. Муж отправился дальше в Сычуань, а я должна была пожить с деверем и свекровью, пока муж не обоснуется на новом месте. И вот теперь я следую к нему.
   - Значит - вам знакомы тяготы армейской жизни?
   - Разумеется. Поэтому я так стараюсь для вас. Выпейте еще вина и прикажите выпить вашему солдату.
   - Если он бывший монах, то пить вино не будет. А приказывать я ему не хочу. Это было бы нарушением порядка. Выпейте лучше со мной госпожа! До дна, все сразу.
   - Разве ради приятного знакомства.
   Ху Вей и красотка улыбнулись друг другу, скрывая за улыбками кинжалы. Ха-и поняла, что покончить с разбойниками, незаметно подсыпав им в вино яду, ей не удастся, и измыслила иную уловку. Выпив чашечку вина, она поднялась с колен, но тут же оступилась.
   - Пожалуйста не сердитесь на меня, господин офицер. Наверно мне досталось плохое седло, и я натерла ноги. Мне необходимо омыть раны водой. Не знаете ли вы где здесь рядом ручей? Боюсь, без этой процедуры я не смогу ехать дальше, чем излишне задержу вас.
   - Ручей?! Разве вы не слышите его журчание там внизу, за зарослями бамбука?
   - В таком случае прикажите вашему солдату проводить меня к воде. Я боюсь ходить по лесу одна.
   - Зачем солдат? Я сам провожу вас до воды и посторожу невдалеке, пока вы будете омываться. А солдата со служанкой оставим караулить лошадь и вещи.
   - Вы очень добры! Даже и не знаю, как вас благодарить.
   - А я знаю, прекрасная госпожа, но скажу вам об этом чуть позже.
   Ху Вей, поддерживая хромающую Ха-и, спустился в заросли. Шен Куэй и Вен-юй остались у вещей. Служанка расстегнула застежки кофты, облизнула губы, подсела к молоденькому монашку, как бы невзначай дотронувшись до его запястья. Шен Куэй встал, отошел к лошади. Увидев его злобный взгляд, Вен-юй не решилась дальше завлекать его, опасаясь как бы не вышло хуже.
   Вдруг из-за раскачиваемых ветром зарослей бамбука раздалось громкое восклицание Ху Вея: "Ах ты девятихвостая лисица!!!" и страшный женский крик. Шен Куэй со всех ног бросился туда. Миновав заросли, монах обнаружил сидящую на камнях ручья плачущую женщину в разорванных одеждах с распущенными волосами. В струях воды лежал мертвый Ху Вей, из груди которого торчала золотая заколка оправленная в слоновую кость. Ха-и увидела Шен Куэя, прикрыла лицо руками и закричала.
   - Пожалуйста, не убивайте меня! Я не хотела его смерти. Когда я начала омывать свои ноги, господин офицер не удержался от срамных мыслей. Он набросился на меня, разорвал одежды и хотел обесчестить. Я выхватила заколку и сказала ему, что лучше убью себя, чем допущу такой позор. Господин хотел отобрать у меня заколку, но поскользнулся на мокром камне. Я упала на него. Не знаю, как воткнулась шпилька в его сердце, мы ведь боролись. Пожалуйста, пощадите меня!
   Шен Куэй, помнивший о распутных намерениях Ху Вея, немного остудил свой гнев. Сидящая на берегу женщина показалась ему похожей на Гуаньинь, смотрящуюся в зеркало вод. Следуя этому наваждению, Шен Куэй решил проявить снисхождение. Ха-и моментально этим воспользовалась. Она вновь заплакала, произнеся сквозь слезы:
   - Господин солдат, пожалуйста, помогите мне встать. Я сильно ушиблась, не могу двигаться. Не сидеть же мне на холодных камнях все время. Пожалуйста, помогите!
   Шен Куэй поднял ее. Тело ее было невесомо, башмачки соскочили, открыв взору небольшие ножки. Сквозь разорванную одежду высовывалась обнаженная грудь, размером с большой персик.
   Ха-и прижалась к монаху мягкой щекой, начав при этом глубоко и томно вздыхать. Волосы ее запутались в мохнатой броде Шен Куэя.
   От красавицы исходил тонкий цветочный аромат, пропитавший одежду монаха. Шен Куэй опустил женщину на пожухлую траву, отступил в сторону, раздумывая, как ему поступить дальше. Ха-и почувствовала, как он сосредоточен, как внимательно следят за ней его черные глаза. Тогда она распростерлась на траве, прижала руку к груди и стала бросать на Шэн Куэя покорные взоры.
   - Сейчас я позову служанку!
   - Пожалуйста, не уходите. Я боюсь оставаться одна, да еще рядом с покойником, погибшим, хоть и случайно, но по моей вине. Сейчас я немного передохну, мы поднимемся к лошади, где служанка перебинтует меня.
   Коварная женщина сделала попытку встать с земли, но тут же закричала.
   - Ай-я! - Ха-и схватилась за бок, - Очень больно! Наверное, у меня повреждено ребро.
   Куртизанка распахнула одежды, прогнулась, выставив свои персиковые груди вперед, грациозно изогнула нежную шею, слегка склонила голову, полуприкрыв глаза. Охая, Ха-и начала потирать правый бок и умоляюще поглядывать на Шен Куэя.
   - Очень больно. Вы не могли бы перетянуть мое тело лентами с моих ног?
   На лице женщины вновь появились слезы. Плакала она не столько с целью разжалобить грозного война (она знала, что суровые бойцы не чувствительны к слезам), сколько из желания все время держать свои глаза влажными как осенние волны, придав им соблазнительный вид, а неискушенный в людских делах монах не смог догадаться о ее истинных намерениях даже заглянув в них. Шен Куэй, знавший о проделках слуг Небесного Мо только понаслышке, приблизился к ней.
   - Пожалуйста, не бойтесь. Посмотрите, что у меня здесь.
   Ха-и взяла монаха за запястье. Тот мгновенно отдернул руку, отпрыгнул на целый чжан и замер в боевой стойке богомола. Ха-и не смогла сдержать легкую улыбку.
   - Ты похож на насекомое, а в таких случаях следует вести себя, как то подобает человеку. Прояви толику милосердия. Я ведь могу умереть. Мне остается только взывать к милости богини Гуаньинь.
   Ха-и уселась на корточки и повернулась к монаху спиной. Шен Куэй подошел к ней сзади, робко потрогал ее бок, намереваясь найти там следы травмы. Женщина слегка коснулась его ладони, нежно ее погладила. Видя, что монах не отводит свой руки, плутовка слегка сжала ее и потянула на себя. Ладонь монаха коснулась ее тугого плода. Ха-и подвела и прижала его руку к своей налитой темной виноградине.
   Почувствовав спиной, как восстало яньское орудие монаха, быстрорукая повернулась к Шен Куэю лицом, обвила одной рукой его шею. Другой рукой взяла его за яшмовый пестик и преподнесла свой "красный цветок пеона". Ха-и тихо прошептала:
   - Мне страшно.
   и впилась в его рот губами. Монах будто погрузился в сон. В недавний свой сон с травой до небес, огромными алмазами росы, то ли сочащимися из сяньского бамбука, то ли упавшими со скипетра Цзиньгана. Сон, где был поединок с кузнечиком среди громадных желтых камней-песчинок в тени огромной самки. Он уже не различал где видение, где явь, не мог понять, что он делает и что происходит вокруг.
   Распутная Ха-и решила действовать наверняка и покончить с Шен Куэем лишь дождавшись того момента, когда тот полностью перестанет владеть собой. Куртизанка нащупала нефритовыми пальчиками "черепашью головку" монаха, извлекла ее на белый свет. Казалось, подходящий момент настал. Но Ха-и решила избегнуть кровавой расправы, тем более что не была окончательно уверена в том, что, лишившись своего мужского вооружения, Шен Куэй полностью потеряет рассудок от боли и не нанесет ей ответного смертельного удара. Настоящие бойцы умеет переносить не такую боль.
   Она развела ягодицы, вскинула вверх свои "лунные серпы" и вдвинула копье Шен Куэя в свои открытые врата, оказавшиеся вовсе не теми "горными вратами Пустоты" в которые стремится войти всякий идущий по пути познания Причины и Следствия. Меч монаха входил все глубже и глубже, сначала медленно и робко, пока не дошел до "блистательных чертогов". Тут монах повел себя как доблестный воин, проведя и сто, и двести ударов. "Раз уж вступил в схватку - победи в ней", - вспомнил Шен Куэй наставления своего учителя.
   Ха-и не могла больше ждать, воды наполнили ее, тело обмякло.
   Шен Куэй приостановил битву. Ха-и выжидала роковой минуты, но монах все не решался "спустить тетиву". "Красавица персикового цветка" знала чудесные точки на теле мужчины, нажав на которые в этот сокровенный миг, можно погрузить его в непрекращающееся блаженство, лишить разума или умертвить - по желанию. Женщина видела: хоть разум его затуманен, глаза ни на минуту не прекращают следить за ее движениями, а все мышцы разбойника будто сделались чугунными, черепашьим панцирем прикрыв уязвимые места его тела.
   Сколько не нащупывала их коварная своими змееподобными руками, никак не могла отыскать нужной точки. Видя, что Шен Куэй мешкает, куртизанка испугалась, как бы он вообще не "отвел войска". Тут Ха-и воспользовалась своими навыками, покрутила бедрами, прогнула спину, сдавила булаву монаха своим разбухшим лоном и втянула ее внутрь себя.
   - Пожалуйста, не останавливайся. Ты так хорошо все делаешь. Прошу тебя, продолжай.
   Шен Куэй возобновил атаки. Ха-и насчитала уже тысячу ударов, после чего сбилась со счета, а настойчивый боец и не думал останавливаться и вовсе не устал. Не удивительно - монах все жизнь упражнял свое тело и дух.
   "Видно он никогда этого не сделает, и мне не удастся его одолеть, - в страхе думала Ха-и, - Еще немного и я окончательно упущу представившуюся возможность: или он меня совсем заиграет, или мне станет жалко убивать такого превосходного бойца. Вот уж верно сказано: "Хотела поймать парящего феникса, да сама в силках запуталась". Силы меня оставляют, наверно он нанес более десяти тысячи ударов ".
   В это мгновение женщина заметила капли пота, застилавшие глаза Шен Куэя. Куртизанка воспользовалось его временной слепотой, отвела руку к голове и поискала в волосах заколку-шпильку. Но, конечно, заколки там не оказалось. Тем временем Шен Куэй стряхнул пот с ресниц и рванулся в бой с новой силой. Ха-и обняла монаха за шею, прильнула к его губам, поцеловала и неожиданно прокусила вздутую артерию на шее.
   Пораженный Шен Куэй выпрямился, "пролился благодатным дождем". "Дух его воспарил к облакам", где засвидетельствовал свое почтение матушке Ушэн, да так и не вернулся обратно.
   Надобно вам знать, что богомол выбрасывает семя, только когда самка скусит ему голову и никогда раньше.
   КОММЕНТАРИИ
   Полное название новеллы: "Красотка Ха-и выходит из затруднительного положения, монах Шен Куэй достигает вершины".
   Ляо Ми-цзы - поэт "ветра и потока" (фен лю) жившего в Сычуани в XII веке. Его имя использовано в качестве псевдонима анонимным автором середины XVIII века. Стиль данной новеллы не имеет прямого отношения к поэтическому направлению фен лю, однако некоторое влияние этого поэтического стиля угадывается в перенасыщенности текста различными символическими реминисценциями и широком использовании поэтических и живописных метафор в прозаическом тексте.
   Большинство символов и метафор, использованных Ляо Ми-цзы в новелле, имеют несколько значений в различном смысловом приложении даосского (в тексте сведены к эротическим аллюзиям) и чань-буддийского, а, возможно, и христианского их толкования. Автор -конфуцианец подвергает их иронической насмешке и одновременно выдвигает собственные морализаторские построения, смысл которых можно свести к аллегорическому превознесению пяти конфуцианских добродетелей, намекам на необходимость следованию пути добродетели и на возникающие в пути соблазны пяти вариантов недостойного поведения, поддавшись которым, Шен Куэй приходит к моральной и физической гибели.
   Однако не исключены иные варианты прочтения, в частности в контексте тогдашней позиции неортодоксальных буддийских сект. На это указывают постоянно встречающиеся намеки на табуированное самим автором слово Куньлунь, что позволяет дать множественные толкование его значений: гора Куньлунь - рай для продвинутых духом бессмертных (в повествовании выступает как цель духовного восхождения), страна Куньлунь, китайское название Малайзии и обобщенное название южных стран откуда происходит красотка Ха-и ( имя в тесте не подлежит переводу и, по всей видимости, заимствовано из малайского или иных полинезийских языков), что позволяет провести аналогию с новеллой Пэй Сина "Куньлуньский раб (Чужестранец с кучерявой бородой)" и скандальными похождениями его героя, равно как и героев и героинь иных рассказав того же автора (в новелле - переход понятия в собственную противоположность, как обретение средства духовного восхождения) и точка куньлунь - чакра даосской и чаньбуддийской йоги, через которую душа должна вырваться для соединения с высшим абсолютом. На обоснованность подобной трактовки указывает и изложение автором нюансов учения секты "Белый Лотос", само знание которых было достаточным в то время для жестокого преследования со стороны властей. Возможно, ироническая форма изложения служит автору для ловкой маскировки пропаганды запрещенных взглядов.
   Дословный перевод новеллы был осуществлен в 1916 году Мойше - Херецом Гузманом. Переводчик исходил только из назидательного конфуцианского смысла произведения. К тому же в его переводе не были учтены столь важные аспекты, как адекватное восприятие китайских боевых искусств (переводчик воспринимал их как некую разновидность балаганных представлений и однозначно переводил как "китайский бокс"), эротический подтекст и неизвестное тогда в полном объеме учение еретического чаньбуддизма и буддизма вообще.
   Поэтому перевод был переработан и прокомментирован, исходя из современных знаний о древнем Китае, но с оставлением достоинств первого перевода, особенно учитывая тот факт, что первоначальный китайский текст не сохранился, за исключением тех фрагментов, которые М-Х. Гузман выписал в качестве трудных для его понимания или непереводимых мест.
   Ради сохранения общего смысла новеллы опущено большинство изречений, определений и высказываний связанных с омонимической игрой на иероглифическом и фонетическом прочтении слов.
   к стр. 1
   Шен Куэй  (святая твердость)  -  игра слов, аналогично звучит название распространенного в Китае невротического заболевание на почве развитого в китайской культуре комплекса страха, источником которого является постулат даосского учения о потере мужского семени, как потере жизненной силы.
   монастырь Цинлянсы  (храм чистого лотоса) - популярное место паломничества буддистов.
   горы Сишань   ( Западные горы )  - горы недалеко от Пекина.
   совершенномудрые   - обычно имеется ввиду Конфуций, Кун-цзы (551 - 479 гг.д.н.э.) и его последователи. Здесь: обозначение мудрецов.
   Кан-си - в Китае время правления императора отмечается по девизам провозглашаемым при его вступлении на престол. Эра Кан-си (Шэн-уду) (1662 - 1723). Основное действие новеллы происходит, по всей видимости, в эру Юн-цжен ( Ши-цзун) (1723- 1736).
     Цин   - маньчжурская императорская династия (1644 - 1912).
   Сунские горы  (Суншань) - одна из пяти наиболее высоких и священных гор Китая. Расположена в центре страны, в провинции Хэнань. Ныне расположена в провинцию Хунань.
   Шаолинь  - Наиболее известный буддийский монастырь по легенде основанный Бодхидхармой. Расположен в Сунских горах. Признанный центр чаньбуддизма и боевых искусств.
   лотосовые листья  - до теперешнего времени существует обычай делать свертки из лотосовых листьев. Обычно в них заворачивают продукты, продаваемые на рынке или улице.
   рожденные в травах  - простолюдины. Наименование восходит к фразе из книги исторических преданий "Шидзин": " Сияние правителя льется с небес и освещает уголки моря и все, рожденное в травах".
    увидели доброе предзнаменование  - Лотос - символ буддийской чистоты. Здесь обыгрывается буддийское понятие "нерожденный".
    истинный путь, пути Большого и Малого  - образные названия буддийского вероучения.
     любившего подражать животным  - в практиках боевых искусств Шаолиня особо выделялись "звериные стили", воспроизводившие движения разных животных.
     бывшего ему и отцом и матерью  - идиома, почти не имеющая аналогов в классических изречениях древнего Китая. Скорей всего принадлежит к христианской или мусульманской схоластике.
     Ван Лан  - полулегендарный основатель стиля богомола. О его жизни имеются лишь отрывочные сведения. Внешней облик Ван Лана поразительно совпадает с описанием внешности Шен Куэя. По преданию, избежал гибели при разрушении Шаолиня и примкнул к антиманьчжурским повстанцам.
     эра Процветания и Блеска -   эра правления под девизом Канси
   ... для  монастыря  настали времена перемен - монастырь разрушался почти до основания четыре раза. Описанный разгром произошел в 1721 г. ( по другим источникам в 1723 г.)
   к стр. 2
   ...душа открылась  Пути (Дао) - средство и цель духовного подвижничества. Здесь: путь буддийского духовного восхождения.
     сутры  - священный буддийский текст. Здесь: молитва.
   фехтование и рукопашный бой  (в тексте: ди-туй да цуань. Дословно: прыжки (т.е. гимнастические упражнения) и кулачный бой) - боевое направление знаменитого китайского комплекса психофизической тренировки у-шу. Здесь: боевые искусства.
     пять сторон света  - четыре стороны света и центр земли (иногда зенит). Здесь: Китай. В зависимости от нумерологического подтекста в Китае употребляются также различные варианты определения, использующие восемь сторон света (включая смежные стороны, напр. северо-запад) по аналогии с восемью триграммами и точки зенита и надира. В зависимости от смысла придавалось различные значения: четное (женское, неблагоприятное - 4, 6) так и нечетное (5, 9 - мужское: благожелательное, утвердительное) и общее "число удачи" - 8.
     звуки и цвета  ( шен сэ ) - образ жизненных удовольствий. Под цветом (сэ) обычно имеются ввиду плотские удовольствия.
     Даньшань ( багряные горы) - гора в провинции Гуанси к западу от уезда Даньшань. В классических китайских понятиях символизируют вершину служебной карьеры.
     Гуанси  - провинция на юге Китая.
   "жить между землей и небом " - аллюзия на подражателей небожителям, жившим, по преданиям, на горных вершинах.
     кулачный бой  - (цуань-шу) - китайская система рукопашного боя, известная на Западе под названием гун-фу ( иск. кунг-фу)
   "стоять на земле, подпирать небо" -  одна из базовых стоек в шаолиньском комплексе гимнастики цы-гун. Здесь: занимался цы-гун. Ляо Ми-цзы неоднократно высмеивает даосские и буддийские апелляции к "земле и небу".
   чи  - китайская мера длинны 32 см.
   цунь  - 3,2 см.
   к стр. 3
   ян - инь  - фундаментальные понятия китайской философии, борьба и единение которых составляет сущность всех движений мира. Начало "Ян" - светлое, мужское; "инь" - темное, женское. Их толкование образует бесконечные ряды  бинарных оппозиций.
     душа вселилась  - по буддийским верованиям все живые существа подвержены перерождениям .
   к стр. 4
     Чжуаньлунь-ван  - божество буддийского пантеона, крутящее колесо перерождений.
     шифу  - мастер, наставник боевых искусств. Для получения этой степени необходимо было выдержать жесткие и опасные экзамены.
   Белый лотос  (Байлянь) - религиозно-политическая буддистская секта, ставшая тайным оплотом сопротивления маньчжурским захватчикам. Подвергалась гонениям со стороны властей. Использование в учении и практике мистических неортодоксальных доктрин позволяло властям обвинять последователей в ереси и колдовстве, а сексуальных и боевых методик совершенствования - в разврате и заговоре.
     ли   - 576 м.
     канга  - деревянная колодка, надеваемая заключенному на шею и запираемая на замок.
     гуи  - неуспокоившаяся душа умершего человека, мечащаяся по земле и всем вредящая. Все боятся их мести. Здесь: лесной дух.
   к стр. 5
   гуандунский -  Гуандун - провинция на юго-востоке Китая. Гуандунский (кантонский) диалект является наиболее распространенным на юге Китая.
     Белый тигр  (облаков) ( Бай-ху (юнь))   -  символ стихии огня, энергии "ци", силы Ян, мужчины, полководца, свинца. Белый тигр олицетворял Запад - загробный мир. Появление звезды "Белый тигр" считалось у гадателей недобрым предзнаменованием.
     Гуйлин, Циньюань, Наньин   -  крупные города в провинции Гуанси, центры уездов с теми же названиями.
     Юаньбаошань  - высокая гора на севере Гуанси.
     Лючжоу  - город, тогдашний центр провинции Гуанси.
   приколотят к деревянному ослу  - в средневековом Китае осужденного на смерть нередко прибивали гвоздями к специальному эшафоту, имевшему форму осла.
   якша  - демон-людоед в индуистском пантеоне, перешедший с буддизмом в представления китайцев.
     Бодхидхарма  (букв. просветленная дхарма) - известен в Китае под именем Дамо, сын индийского князя Сугандхи. Основатель чаньбуддизма и первый его патриарх. Считается покровителем всех чаньбуддистов и боевых искусств.
    давно о вас слышал, давно мечтал с вами познакомиться ,   ...я,    недостойный,  - обычные формы вежливого обращения в Китае.
   к стр. 6
   "Низвергнем Цин,  вернем Мин" .  - один из девизов антиманчжурской борьбы. Мин (1368 - 1644) - китайская династия, свергнутая маньчжурской династией Цин.
   "указывая на небо и чертя знаки по земле" - жестикуляция при заклинании против врагов.
   "объединить небо и землю" -  один из девизов антиманьчжурской борьбы.
    что же будет вечером ? - аллюзия на известное изречение Кун-цзы: " Утром познав истину, вечером можно умереть."
    пояса с серебром - в поясах, поддерживающих штаны, находился карман для громоздких китайских денег и серебра.
   длинная коса  (бень) - маньчжуры обязали всех китайцев, особенно состоящих на государственной службе, носить длинные косы. Коса стала символом унижения китайцев и все восстания обычно начинались с обрезания кос. Сомнительно, что уловка Ху Вея имела смысл, поскольку для схожести с маньчжурами необходимо было еще особым образом выбрить лоб.
   "Трупы они спрятали в лесу, засыпав камнями и ветками."  - ироническая аллюзия на чаньское изречение "искусный мастер не оставляет следов".
   "бродящий под луной "- метафорическое обозначение ветреников и повес.
   "гость с рек и озер" - распространенное в Китае наименование "вольного человека": бродяги, разбойника, странствующего рыцаря. "Любящий реки и озера" - человек вообще предпочитающий жить на лоне природы.
   угощаться вином и мясом  - то есть жертвенными продуктами. Буддийский закон запрещает убивать животных и употреблять их мясо в пищу, равно как и не дозволяет монахам употреблять спиртные напитки.
     съел печень многих славных воинов  - по китайскому поверью в печени и желчном пузыре сосредоточено отвага человека. Существовал обычай поедания печени смелого врага, с целью обрести его доблесть.
   к стр. 7
     в пяти великих горах -  пять великих вершин Китая, расположенных четырех сторонах света и посередине: Тайшань - на востоке, Хуашань - на западе, Хошань - на юге, Хеншань - на севере, Суншань - в центре. Традиционно считались местом обитания бессмертных, святых, мудрецов. Здесь возможна аллюзия на пять конфуцианских добродетелей или пять высших буддийских достоинств, поскольку величайшей горой считалась Тайшань и Ху Вей допускает сознательную ошибку, пытаясь намекнуть на свою особую приверженность буддизму.
     стихии воды, дерева и металла  - стихии (у-син - пять стихий) метафизические первоэлементы, совместно с воздухом и огнем, составляющие мир. В данном случае имеется в виду особая методика укрепления пальцев и кистей рук, состоящая в постоянных ударах об воду, стволы деревьев и железные опилки.
   трудны пути добродетели  - распространенное во всех мировых религиях утверждение.
   "Абсолютно пуста наша Родина, но она извечная наша мать" - (чженькун - цзясан, ушен - лаому) - "абсолютная пустота - родина, извечное или нерожденное - матушка" - мантра, постоянно произносимая заговорщиками из секты "Белый лотос", выражающая суть учения секты о Лаому - прародине и конечной цели всего сущего, достижение которой равнозначно полному спасению.
   Истинные слова (чжень янь) - сокращенное название этой мантры в обиходном языке. В данной ситуации мантра является своеобразным паролем заговорщиков.
     северная столица  - Пекин
    персиковый цветок - по преданию персики (тао) дарующие бессмертие росли в саду знаменитой богини Сиванму (Матушке владычице Запада), и пользовались особым почетом среди китайцев. Кроме обширного эротического подтекста цветок персика символизировал долголетие, ученость, успех при сдаче экзаменов и множество иных бытовых, поэтических и философских значений.
     цветок в дымке  - поэтический образ "цветов в дымке", то есть роскошной картины природы, как, например, в таком стихе:
   "В городе Циньском башни дворцов в дымке цветов утопают", -
   разросся в иносказательное сравнение с женщиной, живущей роскошью и наслаждениями, и , наконец, с гетерой :
   Там, на границе, нет ведь цветов под туманом:
   Будешь ли ты мечтать о моей красоте?
     цветок, понимающий слова - символ знаменитой фаворитки Ян Гуй-фей, представившаяся воображению танского императора Сюань-цзуна (правил 713-756 гг.) в образе белого лотоса. Известна в Китае как символ красавицы, покоряющей мир. Здесь: намек на близость Ха-и к прежнему императору.
   торговать цветами - выражение, более распространенное в деревнях, означающее занятие проституцией.
   цветок, растущий у ворот - метафора проститутки, зазывающей клиентов стоя у ворот.
   в пыли на ветру - образное выражение для передачи презрительного отношения к миру, сравнимому с мутным туманом пыли в воздухе. В буддизме - образ человеческих волнений, пустой мирской суеты. В народном представлении этот образ часто ассоциировался с падшей женщиной. Здесь совмещение нескольких образных выражений Ляо Ми-цзы образует непереводимые иероглифические шарады, трактовка которых затруднительна.
   певичка при управе - содержались за счет казны. Одной из обязанностей было обслуживание чиновников-гостей.
     ямынь  - канцелярия правителя уезда.
    искусство брачных покоев (букв. "домашнее искусство" - "фэншу") - теория и практика сексуальной жизни, особые правила медицины и гигиены, которым придавалось большое значение в старом Китае.
   "радость своего дома" - идиоматическое выражение, означающее наложницу.
   к стр. 8
   бинтовать ноги  - в старом Китае особое восхищение вызывала миниатюрная женская нога. Чтобы остановить ее рост, ноги девочек из богатых семей бинтовали шелковыми лентами и подгибали пальцы к ступне. Часто назывались в изящной литературе лотосами, за их выгнутый подъем и придававшей женщине особую "лотосовую" - походку, характерную семенящим шагом и раскачиванием бедер, придававшие женщине, по мнению китайцев, впечатление особой женственности. Беспрестанно воспевались поэтами, сравнивавших их с "рожками месяца", "ростками бамбука" и пр.. Сомнительно, что Ха-и пользовалась успехом у китайских вельмож - в их глазах она должна была выглядеть простолюдинкой. Однако известно, что манчжурские женщины не бинтовали ноги. Среди представителей правящей династии куртизанка могла снискать успех.
   западный флигель  - жены и наложницы государя обычно проживали в восточном флигеле императорского дворца. Здесь явный намек на амурные похождения Ха-и по аналогии со знаменитой пьесой литератора Ван Шифу (XIII в.) того же названия, повествующей о похождениях молодой куртизанки при дворе.
   весенние искусство  - слово "весна", "весенний" (чунь) часто имели иносказательный (эротический) смысл, означая любовные чувства, телесные удовольствия.
     Сун-цзы,  - (IV в. до н. э.) великий теоретик военного искусства, автор знаменитого трактата о воинской стратегии. По преданию обучал княжеский гарем военному искусству в присутствии князя.
     Чжао Фейянь  ( Чжао Летящая ласточка) - возлюбленная и жена ханьского правителя Чэн-ди. После его смерти возведена в ранг императрицы. Свое прозвище получила за умение танцевать легко и изящно.
   Ян Сун и Ян Шифань - отец и сын, видные царедворцы (XVIв.), сникали дурную славу интригами, лихоимством и распутной жизнью.
   Ушаньская фея  - персонаж поэмы древнего поэта Сун Юня. Возлюбленная Сянь-вана, чуйского государя. Образ высшей сексуальности. Ассоциируется не с луной и ветром, как в данном тексте, а с образами тучки и дождя, распространенными аллюзиями соития.
   Фея луны и ветра  - образ женщины легкого поведения, гетеры. "Ветер и луна" - распространенный образ увеселений, чувственных удовольствий.
   лисица  (ху) - по преданию лисы-оборотни оборачивались прекрасными девами с целью обольщения мужчин и отнятия у них жизненной энергии. Предания о лисицах-оборотнях были особенно популярны в центральном и северном Китае.
     ...гордилась... прозвищем - "ху" - южное произношение слова "фу" - "счастье". Словосочетание имеет множество омонимических вариантов прочтения, влекущее бесконечные реминисценции типа: "лотосовая бабочка", " лотос - топор правосудия", " тигровый лотос" и т.д..
   краснохвостый - по древним представлениям китайцев, у рыбы преодолевающей преграду, хвост краснеет от натуги.
    карп  (ляан) - символ стойкости, упорства, преодоления, успеха на экзаменах. Очевидно здесь намек на силу и упрямство Го Ро, но бывшего недалеким вожаком.
   "Заставила тигра спуститься на равнину, поймала шайку разбойников, захватив их князя".  ( дяо - ху - ли - шань, цинь - цзей - цинь - ван : побудить - тигр - покинуть - гора, поймать - разбойники - поймать - главного) - два из 36 базовых положения классического китайского стратегического искусства, заключенных в короткие афоризмы.
   белая ласточка  - по старым преданиям белые ласточки считались провозвестницами благополучия. Ласточкины гнезда употребляются в пищу и считаются афрозиаками, поэтому образ ласточки в Китае считается очень эротичным.
     клетка из ивовых прутьев  - ива - символ начала "инь" и метафора проститутки. Пух ивы считался благим предзнаименованием.
   к стр. 9
   ...сославшись на пророчество геоманта - в старом Китае все крупные события предварялись составлением гороскопов, гаданиями и расчетами бродячих даосов, буддийских монахов и геомантов-предсказателей ("господ ветер-вода", как их называли), которые исчисляли благоприятный моменты события, расположение закладываемого дома и т.п..
     Цао Шоуну  - поэтесса ( ХVII) здесь приводятся ее стихи "Четки, оставленные мужем, уехавшим на север". Все стихи данной новеллы в даны переводе И. Смирнова.
     красная нить  - символ супружеских уз.
     Сычуань  - провинция на юго-западе Китая, находится севернее
   Гуанси.
   к стр. 10
    лян - мера веса 37,3 гр. В средневековом Китае серебро в слитках определенной формы и веса служило деньгами.
   ...созерцанием чайника - аллюзия на известную притчу о даосском монахе Чжан Шене в чайнике которого помещалась вся наша вселенная.
   час "мао"  - в старом Китае часы делились на двенадцать отрезков по два часа. Час мао (зайца) - с пяти до семи часов утра.
   к стр. 11
   "Осенний сверчок . .. - стихотворение поэтессы Фан Вейи (1585 - 1668 гг.) " Осенью в дороге услыхала о разбойниках"
   Прикрытая зонтом  - зонт (сань) символ просветления Бай синь тай пуса, божества буддийского пантеона, образ которого восходит к Кубери.
     шэн, дань, цзинь, чоу  - традиционные амплуа Пекинской оперы.   Мудань - древовидный пеон, символ осени.  Йонгсон  (маньчжур.) - герой. Очевидно Ху Вей хочет выдать себя за маньчжура, что довольно странно, учитывая его южнокитайское произношение. Так же нелепы попытки Ха-и представиться женой офицера, не имея на платье особых знаков.
    облачены в дорожные одежды  - маньчжуры придерживались жестких норм регламентации одежды, повсеместно внедряя собственные фасоны. Чуть позже описываемых событий в 1759 году особым указом регламентировались виды одежд для разных случаев, в том числе и дорожная. Здесь явная ошибка автора. Китаянки редко прикрывают голову, предпочитая демонстрировать прическу. Данное описание более соответствует одежде от дождя.
   дорога, обсаженная сандаловыми деревьями  - символ прозрения.
   к стр. 12
   гусь - поэтический образ благоприятной вести издалека. Здесь: указание на время года - осень.
   Одинокий  - одно из названий императора.
    фига-бодхи  - дерево бодхи, священное для буддистов дерево, под которым Будда получил озарение. Сок бодхи - символ высшего буддийского знания и аллюзия спермы.
   сняв шапку и распустив пояс - то есть расположился без церемоний.
   предложить чашу - символ готовности женщины принять янскую энергию; обрядовое действие, означающее почтительное отношение жены к мужу.
   к стр. 13
     отрицательно кивнул головой  - китайцы кивают головой вперед-назад в знак отрицания и поворачивают головой от плеча к плечу в знак согласия.
     желтая шляпа  - то есть шляпа монаха. Белая с красной кисточкой - чиновники и военные в старом Китае носили шляпы с кистями и шариками из различных ценных материалов, указывавших на их ранг или звание. Здесь: солдатская шляпа.
     ...не различают цветов   - игра слов построенная на созвучии слов цвет (сэ), монах (сэнзя) и цитра (сэ). Цитра ассоциировались с наружными женскими половыми органами. Общий смысл выражения обыгрывает понятие "звуки и цвета" ( см. прим. к стр. 2).
   "есть жаренную свинину " - расхожий простонародный эвфемизм полового акта. Шутка перекликается с поговоркой: Держать поросенка при монастыре означающую проявление милосердия к животным и подразумевающая бессмысленный поступок.
   ... скрывая за улыбками кинжалы.  - ( коу - ми - фу - цзянь: рот - мед - живот - меч, на устах мед, за пазухой меч. Вариант изречения: сяо - ли - цан - дао, улыбка - в - скрыть - кинжал, скрытый за улыбкой кинжал) еще одно базовое положение китайской стратегии (см. прим. к стр. 8 ).
   бамбук  (чжу) - олицетворение жизненной энергии, возникающей из пустоты, символ благородства (гибкость, прямота, емкость), одновременно является омонимом к словам "молить, желать".
   к стр. 14
   девятихвостая лисица - Символ коварства. Девятихвостой лисицей-оборотнем обычно называли красавицу Да-цзи, погубившую, согласно легенде, последнего императора Иньской династии Чжоу-синя.
   торчала золотая заколка - в старом Китае женщины из богатых семей украшали прически металлическими заколками, изготавливаемыми из драгоценных металлов и богато украшенными. Порой заколки были весьма массивны. Нередко использовались женщинами-лазутчицами как своеобразное оружие.
   коснуться запястья -  конфуцианская мораль не допускала близкого общения незнакомых людей разных полов, предписывала им при встречах избегать прямых взглядов, прикосновений и демонстрации обнаженных частей тела.
   распущенные волосы  - знак крайнего отчаяния.
   струи воды - распространенный буддийский образ быстротечности человеческой жизни.
     Гуаньинь (букв. "наблюдающий за звуками") - буддийское божество Авалокишвара, в Китае изображавшаяся в женском облике. Богиня милосердия, дарующая людям радость, детей, помогающая в бедах. Среди прочих тридцати трех ее изображений особой популярностью пользовались ее изображения, где Гуаньинь любуется отражением луны в воде.
     глубокий вздох  - "вздыхать" в литературном китайском языке имеет одним из значений искреннее благоговение, уважение кого-либо и выражение этого означенным способом.
     спутавшиеся волосы - образ супружеской близости.
   цветочный аромат, пропитывающий одежду  - одна из аллегорий распространения благодати Будды (особенно женских его ипостасей).
   к стр. 15
   смотреть "черными глазами"  - то есть зрачками, внимательно, в отличии от презрительного взгляда белками глаз.
    осенние воды (волны) - очи красавицы, чистые, как отстоявшиеся от летней мути дождей вода осенних рек. Китайцы с глубокой древности считали, что глаза, особенно зрачок, есть зеркало человеческой души. Знаменитый китайский философ Мэнцзы (IV в. до. н. э.) говорит по этому поводу: "Из всех частей человеческого тела нет ничего более прекрасного, чем зрачок. Зрачок не может скрыть зла в человеке. Если в груди человека все прямо, зрачок блестящ. Если нет прямоты в его груди, зрачок человека тускл."
   Небесного Мо  - то есть дьявола, владыки шестого буддийского чувственного неба, младшего брата всех будд и злейшего их врага. Старается всеми силами вредить буддийскому вероучению. Он действует на человека через чувства, омрачая его мысли, искушает и обольщает подвижников, принимая разные виды, например, прелестных женщин, даже отца и матери.
     чжан  - мера длины 3,2 м.
   виноградина  - распространенная в Китае метафора женского соска.
   быстрорукие   - образное название стражников и сыщиков.
   преподнести цветок - аллюзия на буддийский обряд, символизирующий распространение благодати будды. Цветок в любовной символике означал саму красавицу и ее интимное место.
   красный пеон  - эвфемизм женских половых органов, вульвы.
   сяньский бамбук  - вид "плачущего" бамбука, поэтический образ превратившихся в бамбук дочерей легендарного Яо, жен государя Шуня, оплакивающих поражение мужа.
   Цзиньган - один из главных богов буддийского пантеона, главный хранитель буддийских законов. Изображался свирепым и решительным воином, стоящим у ворот буддийского храма с алмазным скипетром в руках.
   к стр. 16
   черепашья головка  - образное название головки полового члена. Одновременно выражение "держать черепашью головку" означает занимать высокий пост. Очевидно, здесь обыгрываются амбиции Ха-и и приобретенное ею преимущество в схватке с Шен Куэем.
     лунные серпы  - метафора вскинутых вверх женских ножек.
   "открытые врата",  "блистательные чертоги" - эвфемизмы различных частей женского лона.
   горные врата, врата Пустоты - образные названия цели буддийского учения, обычно именуемое "Вратами закона". Войти в эти врата означает постичь высшую святость буддизма.
   Причина и Следствие (Иньго) - категории буддийской философии, основные элементы учения о поступках и воздаянии.
   черепаший панцирь, змееподобные  руки  - аллегорический намек на единение черепахи и змеи, центральный образ эротической символики Китая, подразумевающий "Великое единение" (Тай-й) начал ян и инь.
   к стр. 17
   парящий феникс  - поэтический образ возвышенного мужа, одновременно название сексуальной позы, в которой осуществляет соитие Ха-и.
   десять тысяч - обозначение бесконечного множества. Омоним свастики (вань) - благодати Будды.
   "пролился благодатным дождем"  - аллегория семяизвержения.
   "дух воспарил к облакам"  - метафора мужского оргазма.
   матушка Ушэн (Ушэнлаому ) - верховное креативное божество секты Белый Лотос, достижение ее "небесных чертогов" считалось сектантами обретением состояния будды.
   9
   9

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"