Сказка написана для проекта «Заповедник сказок».
Выпуск № 197, тема «День хрустального шара».

Входная дверь моей лавочки хлопнула как раз в тот момент, когда я смотрел на стенные часы, пытаясь уговорить себя уйти с работы пораньше.

— Здравствуйте, – пролепетало прелестное создание, впорхнувшее в лавку вместе с порывом жаркого летнего воздуха.

Нет, правда, прелестное. Чистая белая кожа, утончённые черты лица, каштановые локоны, уложенные в сложную причёску, тонкая шея, зелёные глаза и задорно вздёрнутый маленький носик. Я с трудом сохранил ясность разума и силу воли, склонил голову в лёгком поклоне и вежливо поприветствовал незнакомку:

— Э-э-э…

Очевидно, на контроль речевого аппарата ясности разума и силы воли всё-таки не хватило.

— Я полагаю, вы мессир Аарон Вользинский?

— К вашим услугам, – я вновь склонил голову, используя вежливый поклон, чтобы ещё раз пройтись взглядом по посетительнице, и с трудом вспомнил, что мне вообще-то полагается смотреть ей в глаза. – Простите, а вы?..

— Меня зовут Аманда, Аманда Харрис, – девушка протянула руку, и я пожал узкую прохладную ладошку с длинными пальцами. – Мисс Аманда Харрис.

Мисс!.. Тут поневоле задумаешься о преимуществах семейной жизни!

— Крайне, невероятно, максимально рад нашему знакомству! – энтузиазма в моём голосе хватило бы на стадион во время финального матча, когда за минуту до конца основного времени при ничейном счёте судья назначает пенальти. – Чем я могу вам помочь? Поверьте, я сделаю всё, что в моих силах!

— Нисколько в этом не сомневаюсь, – Аманда изящно уселась в кресло для посетителей. Я остался стоять за конторкой. – Мне описывали вас как чрезвычайно добросовестного и усердного работника. И при этом тактичного и деликатного. Не склонного к болтливости.

Вот так. Закатай губу и знай своё место, холоп. Она наниматель, я наёмный рабочий.

— Какие же проблемы, требующие деликатности и дискретности, привели вас ко мне?

Аманда оглядела лавку. Ради потакания клише я изо всех сил постарался завалить её разным хламом, бесполезным, однако прочно ассоциирующимся с магией. Стены были покрыты полками с чучелами необычных зверей (оптовый заказ у фабрики детских игрушек), необычными кристаллами (булыжники и полировочный круг) и хрустальными банками с неопределимыми штуковинами в опалесцирующих жидкостях (всякий мусор и светящаяся краска), а за моей спиной красовалась целая батарея баночек с устрашающими надписями вроде “глаза летучих мышей” и “истолчённые хвосты ящериц”. В этих баночках я хранил кухонные специи.

Очевидно, посетительница была удовлетворена осмотром, потому что она снова повернулась ко мне:

— Я могу говорить откровенно?

— Вне всякого сомнения. – Я сделал пасс рукой, и пресс-папье на моей конторке (кварц и десять галактических кредов за огранку) мягко засветилось зелёным светом. – Я выставил глушащую завесу, и нас невозможно подслушать. – Да, я её действительно выставил. Сразу после покупки дома. Но о последнем клиентам знать необязательно, пусть думают, что я напрягаюсь ради каждого из них по новой.

— Дело касается наследства. Видите ли, мой папенька тяжело болен, и врачи готовят нас к худшему. По завещанию я, его единственная дочь, названа законной наследницей всего движимого и недвижимого имущества, банковских активов, ценностей и интеллектуальной собственности. Но боюсь, что моя мачеха подделала завещание, чтобы наложить лапу на все папины средства, а меня оставить ни с чем. Не могли бы вы просканировать будущее и сказать, кто и какой процент от папиных средств получит на оглашении его последней воли?

Вот тут я наконец сообразил, с кем веду беседу. Аманда Харрис — биологическая дочь Рона Харриса, мультимиллионера, сделавшего состояние на производстве стали, трагически овдовевшего семь лет назад. Одна из самых востребованных невест, получила шикарное образование, ведёт скромный и замкнутый образ жизни, где и кем работает — неизвестно, в порочащих её связях не замечена, следит за своим здоровьем и терпеливо ждёт, когда папочкина империя упадёт в её ухоженные ручки. Очевидно, не гнушается косметической магии и выглядит на десять лет младше своего настоящего возраста.

С другой стороны, Джина Харрис, экзотическая красавица ненамного старше Аманды, покорила сердце Рона около пяти лет назад и переехала во дворец магната вместе со своей дочерью от первого брака Симоной быстрее, чем об этом прознали папарацци. И если про Аманду за глаза придумывали всякое, то про Джину буквально в открытую говорили, что она приворожила престарелого нувориша и околдовала его с целью присвоения доходов, и что это очевидно всем, кроме самого Рона. Во время их бурного романа я защищал кандидатскую, поэтому не слишком тщательно следил за светской жизнью, но помню, что суд по семейным вопросам не стал обязывать Рона сдавать анализы на следы приворотного зелья. Подобное разбирательство могло быть выгодно только Аманде, а значит, мачеха и падчерица относятся друг к другу примерно как вода и натрий: стоит им оказаться вместе, как во все стороны летят искры, и дело может кончиться взрывом.

Теперь Аманда пришла ко мне со своим вопросом. Я могу отказать ей, и тогда мне примутся ставить палки в колёса мириады весьма влиятельных мужчин, жаждущих услужить самой желанной невесте страны. Или я могу согласиться — и очутиться в самой середине конфликта интересов вокруг сумм, превосходящих годовой бюджет некоторых государств.

Я зажмурился и сжал большим и указательным пальцами переносицу.

— Аманда, боюсь, всё не так просто. Вы сами видите мою лачугу. Я с трудом свожу концы с концами, а ведь я опытный специалист, закончивший с отличием один из лучших университетов. Как по-вашему, если бы маги могли точно узнавать будущее, жили бы они в таких условиях, – я обвёл рукой захламленное полутёмное помещение с низким потолком, – учитывая существование лотерей, тотализаторов и фондовых бирж?

Девушка продолжала смотреть на меня, нетерпеливо постукивая ногтем по столешнице. 

— Волшебство не позволяет видеть реальное будущее. Возьмём, к примеру, хрустальный шар. При помощи этого устройства мы можем увидеть лишь одно из множества вероятных будущих. Вдобавок, любое вмешательство в будущее, даже путём получения информации, меняет всю картину, делая полученную информацию бесполезной. Понимаете, это связано с коллапсом волновых функций в результате эффекта наблюда…

— Аарон, не тратьте время зря, – Аманда взмахнула рукой, словно отгоняя муху. – Я точно знаю, что в генштабе пользуются хрустальными шарами в качестве системы раннего обнаружения пусков межконтинентальных баллистических заклятий. И речь идёт не о минутах, а о неделях.

О как. А вот я об этом не знал.

— Я пытаюсь объяснить вам, Аманда, что каждый взгляд в будущее его меняет. – Я развёл руками. – Время — это жестокий оппонент.

— Волшебник, мне нужна информация. Я чувствую, что мачеха задумала выкинуть меня на мороз с одним чемоданом. Прямо сейчас она травит моего отца психотропами, чтобы ни один суд не признал его дееспособным. Мне нужно знать, как ей противостоять.

— Это серьёзное обвинение, – заметил я. – Если у вас есть доказательства, вам стоит обратиться в полицию. Она защитит ваши интересы лучше, чем я.

— Если бы у меня были доказательства, я бы так и сделала, – передёрнула плечами девушка. – К сожалению, она слишком умна. Но отец угасает буквально по часам, а Джина в последние пару месяцев проводит много времени с шефом городской полиции. Боюсь, бобби¹ не будут жаждать мне помочь.

Очаровательно. Теперь, если я всё-таки возьмусь за работу, мне грозят ещё и неприятности с полицией.

Какое-то время я просто стоял, подняв ладонь, чтобы Аманда не вмешивалась в мои размышления, и перебирал варианты. Их было немного, и каждый был хуже всех остальных.

— Ну что ж, давайте, я скажу вам, что скрывает какое-нибудь из возможных будущих, – наконец пожал плечами я, – и вы сами убедитесь, что эти сведения абсолютно бесполезны.

На лице девушки не отразилось ни облегчения, ни тревоги. Она просто кивнула и устроилась в кресле поудобнее:

— Вы уж постарайтесь, пожалуйста.

Я поднял секцию прилавка, вышел в предназначенную для посетителей часть помещения, включил электрический чайник, снял с полки и поставил на низкий столик перед девушкой подставку с хрустальным шаром и сдёрнул с него пурпурный льняной платок. Затем я щедро насыпал на крошечную жаровню оранжевого порошка из банки с надписью “Цветы папоротника”, задвинул жаровню под шар и щёлкнул пальцами, разжигая угли.

Из жаровни повалил пряный, пахнущий летним травостоем и солнцем дым. Он начал собираться между ножек подставки, постепенно скрывая под собой столешницу. Тем временем чайник издал протяжный звон, я снял с одной из полок две кружки, насыпал в них кофейные гранулы и залил кипятком. Пусть консерваторы говорят, что электричество и магия несовместимы, но я лично ценил своё удобство выше замшелых традиций.

— Сахар, сливки? – поинтересовался я у клиентки, поднимая свою кружку и прихлёбывая горячий горьковатый напиток.

— Сливки, на два пальца, без сахара, – кивнула она, не отводя взгляд от шара, в глубине которого начали вспыхивать крошечные бирюзовые искры. – А почему вы не спросили? Может, я хотела чай?

— Я же всё-таки маг. – Если честно, поинтересоваться, хочет ли она чаю, мне и в голову не пришло. Я долил в её чашку немного сливок, отпил ещё глоток из своей, сел в кресло напротив посетительницы, сосредоточил мысли на стоящем между нами хрустальном шаре и прикрыл глаза, чувствуя, как начинает действовать кофеин. 

Чтобы пробить завесу будущего, нужен ум, острый, как клинок, гибкий, как язык менеджера среднего звена, и управляемый, как проправительственная пресса. Время ведёт себя почти как живой организм, и ему очень не нравится, когда в него тычут всякими острыми штуками. В конце рабочего дня я не собирался соревноваться в остроумии с будущим без химического стимулятора. 

Дым полностью скрыл низ хрустального шара и добрался до ободка подставки. Бирюзовые искры в глубине хрусталя превратились в крошечную вращающуюся молнию, периодически рассыпающую проворные блики по комнате. Я потянулся мыслью, задёрнул шторы, запер входную дверь на щеколду и приглушил светильники. Моя лавка погрузилась в темноту, рассеиваемую только бирюзовым свечением из шара и тусклым оранжевым заревом углей в жаровне под ним. Я окончательно закрыл глаза, сосредоточил мысли на образе белого квадрата в безграничном чёрном пространстве, наклонился к столу, глубоко вдохнул тяжёлый пряный дым и забубнил басовитым речитативом:

— Жил-был у бабушки серенький козлик… Вот как, вот как, серенький козлик… Бабушка козлика очень любила… Вот как, вот как, очень любила…

Аманда прыснула.

— Между прочим, зря, – укоризненно вздёрнул бровь я, не открывая глаз. – Мне нужно сосредоточиться, войти в транс, а ничего лучше, чем медитативное повторение размеренных фраз без особого смысла, для этого не придумали. Другие маги декламируют звукосочетания, чтобы впечатлить клиентов, и называют это заклинаниями, но я не думаю, что вас нужно специально впечатлять. Вы и без того впечатлились, иначе бы обратились не ко мне. А на самом деле сработает всё, что угодно, — хоть детские песенки, хоть рецепт торта со взбитыми сливками, хоть результаты футбольных матчей. – Я подождал, пока разум вновь очистится, и механически, на одной ноте, забормотал: – Возьмите миску, вбейте в неё два яйца, всыпьте сто пятьдесят граммов сахара и перемешайте до полного растворения; влейте пятьдесят миллилитров рафинированного растительного масла и ещё раз перемешайте²… 

Моё дыхание замедлилось, но стало более глубоким, пульс упал до двадцати ударов в минуту. Я тянул волшебную энергию из окружающего пространства и сминал её своей волей, собирая в туго закрученную спираль. В лавке стало тяжело дышать, запахло озоном, словно перед грозой, я почувствовал, как мои волосы встали дыбом, а между их кончиками принялись проскакивать искры. Я знал, что они были того же бирюзового цвета, как и вихрь, к этому моменту целиком заполнивший хрустальный шар.

Спираль энергии принялась потрескивать, грозя лопнуть. Я поместил в воображаемый белый квадрат посреди чёрной пустоты изображение Рона Харриса, добавил ему узнаваемые детали с фотографий, подвесил над его лицом считанную с Аманды ауру, сосредоточился на схематичном образе наследника, нацелил на него кончик сложенной клином мысли, аккуратно вдвинул клин между слоями времени, приладил ко второму его концу энергетическую спираль и начал понемногу отпускать её, аккуратно расширяя щель.

Ткань времени подалась под моим напором, и я распахнул глаза. Аманда отшатнулась, — в них вращались яростные зелёно-голубые торнадо, цвета той субстанции, из которой сделано время, ведь я смотрел не в сегодняшний день, а в будущее.

Хрустальный шар пылал бирюзой. Я наклонился к нему и пристально вгляделся в глубину.

* * *

— То, что я увидел, вам не понравится, – произнёс я, развалившись в своём кресле. Моя мантия, мокрая от пота, была расстёгнута, на лбу лежал холодный компресс, а пальцы, сжимающие кружку валерианового чая, сильно дрожали. Время жестоко мстит за попытки подсмотреть его секреты, и когда его слои в попытке залатать дыру преодолели силу закрученной мною пружины, меня вышибло из будущего в настоящее с такой силой, что я чуть было не украсил собой потолок. И стены, все сразу. Теперь мне придётся несколько дней восстанавливаться, существуя только на обезболивающих и успокоительных. – В том будущем, которое я видел, Джина получает половину всего имущества, а Симона — вторую половину.

Аманда металась по лавке из угла в угол, словно тигр в слишком тесном вольере. Она попробовала заламывать руки, но это явно был не её стиль. Поэтому она вонзила ногти в доску стены. Та треснула по всей длине.

— Но это лишь один из многих вариантов будущего, правда?

— Да. Но ведь вы просили самый вероятный результат.

Девушка зарычала и расщепила ещё одну доску:

— Они всё-таки это сделали. Они подменили завещание! Они украли у меня мою собственность! И что мне теперь делать?

— Украдут, – механически поправил я. – Вы можете заплатить мне и закрыть за собой дверь.

— Вы должны мне помочь!!!

— Аманда, что вы хотите, чтобы я сделал? Превратил вашу мачеху в лягушку? Я сейчас даже кислород в углекислый газ с трудом превращаю! Если вы и найдёте кого-то, кто захочет вас выслушать, и приведёте меня, то что я скажу? Что в одном из вероятных будущих ваши мачеха и сводная сестра получают наследство? А что в этом удивительного? – Я перевернул компресс, укладывая его на лоб холодной стороной. – В конце концов, ваш отец мог сам переписать свою последнюю волю. Судя по всему, он просто без ума от Джины…

— Я его родная дочь!!! – Аманда оскалила зубы. Зубы были ровные, белые и очень красивые, но сейчас я отметил только острые хищные клыки. – Вы восстановитесь и посмотрите в прошлое. Вы найдёте момент подмены завещания!

— Невозможно, – я покачал головой. – Прошлого не существует. Оно исчезает в тот момент, когда перестаёт быть настоящим. Я где-то читал про чудовищ, без устали поедающих вчерашний день³; не знаю, насколько это правда, но факт остаётся фактом: в прошлое заглянуть нельзя. Как по-вашему, зачем полиция содержит целый штат следователей и дознавателей, если всё было бы так просто? Ведь можно было бы просто посмотреть в хрустальный шар и узнать, кто нарушил закон и как именно.

Аманда снова принялась рычать. Мой позвоночник от этого звука пронзило холодом.

— Аарон, дайте мне идею! Что можно сделать?

Я напряг оставшиеся целыми извилины.

— Если честно, я не знаю. Идти к вашим родственницам на поклон, рассказать, что вы всё знаете, и предложить поделиться по-братски? В вашем случае, по-сестрински. Пригрозите в противном случае оспорить завещание, затянуть вступление в права наследования. Конечно, вы не предотвратите передачу имущества, но кровь им попортите. Может быть, чтобы не тратить время, они согласятся отдать вам какую-то часть. Четверть, или одну пятую. Ваш отец очень богат, Аманда. Пятой части хватит любому.

Передо мной остановилась разъярённая гарпия в образе прелестной девушки. 

— Спасибо, Аарон. Я очень благодарна вам за ваше время и за вашу работу. Пришлите мне счёт.

Колокольчик у входной двери звякнул, когда Аманда вылетела в жаркий летний вечер. Дверь хлопнула с такой силой, что с потолка посыпалась пыль.

* * *

Полтора месяца спустя в мою дверь постучали. Я отложил очередной детектив, поднял секцию прилавка и пошёл открывать. Обычно посетители входили ко мне без стука, так что сейчас ко мне пришёл кто-то явно не обычный.

За дверью стояли двое мужчин. Один, совершенно невероятного роста, держал в руке кожаный чехол с голографическим значком полицейского управления.

— Детектив-инспектор Арнольдс, а этот ходячий шкаф — детектив-сержант У-гунг. Вы, если не ошибаюсь, мэтр Аарон Вользинский?

Я быстренько припомнил, спрятан ли мой основной гроссбух, и радушно распахнул дверь:

— Я — это он, а он — это я. Входите, офицеры. Чай, кофе?

— От чашечки кофе я не откажусь, – сказал Арнольдс, наклоняясь, чтобы пройти под притолокой. – У-гунг, к сожалению, не пьёт горячие напитки.

— С каких это пор? – обиженно прогнусавил сержант, протиснулся в дверь боком и согнулся от крепкого удара локтем под рёбра.

— Ой, какой я неуклюжий. Ему гастрит мешает, – объяснил Арнольдс, окидывая взглядом помещение. – А если он продолжит выступать, когда его не спрашивают, то ему помешают также сотрясение мозга и перелом челюсти. Мы можем присесть?

Очевидно, детектив не хотел рисковать. Если оба полицейских будут пить то, что я приготовлю, у меня появится возможность отравить обоих, а в их планы это не входит.

— Разумеется, джентльмены. Могу предложить прохладительные напитки, – развёл руками я, держась так, чтобы не закрывать от полицейских ни чайник, ни банку с кофе. Пусть они видят, что мы с Арнольдсом пьём одно и то же. – Уверен, гастрит У-гунга не помешает ему насладиться баночкой нюка-колы, запечатанной и в фабричной упаковке.

— Да, от нюка-колы я не откажусь, – пробасил У-гунг, устраиваясь в кресле у журнального столика. Кресло жалобно заскрипело.

Арнольдс, занявший второе кресло, отвлёкся от разглядывания интерьера лавки и бросил на меня острый, колючий взгляд:

— Да, от нюка-колы он не откажется.

Нюка-кола содержит столько сахара, угольной кислоты и имбирного экстракта, что способна вызвать гастрит сама по себе. Приняв вид услужливой невинности, я извлёк из холодильника жестянку. У-гунг взял из моих рук баночку, блеснул глазом в сторону голографической печати на крышке, вскрыл банку когтем и ополовинил одним глотком.

Я налил себе кофе и опёрся спиной о конторку, поставив на неё локоть правой руки и держа чашку в левой. Максимально незащищённая позиция, из которой я не могу ни атаковать, ни сбежать. Чашка в левой руке, хотя и чайник, и банку нюка-колы я держал в правой, показывая, что я правша; прямо передо мной журнальный столик, а по сторонам от него полицейские, перекрывающие оба пути к двери. Пусть Арнольдс оценит мою готовность к сотрудничеству.

— Чем могу помочь?

— Аманда Харрис, – сказал У-гунг. – Вы с ней встречались?

— Конечно. Вы сидите в том кресле, в котором сидела она.

— Расскажите о её визите.

— Она мой клиент, и она настаивала на конфиденциальности, так что увы, офицеры, я не смогу выполнить вашу просьбу.

— Это не просьба, – Арнольдс передал мне судебный ордер. – Мы можем поговорить здесь, и вы расскажете нам всё добровольно, либо мы отправимся в участок, и штатный маг воспользуется мозголомкой, чтобы добыть из вас информацию.

Закон о неприкосновенности частной жизни защищал от допроса адвокатов, медицинских работников и священников, но ничего не говорил о магах, так что полицейские были в своём праве. Я, конечно, мог бы закрыться от мозголомки, но стоит ли овчинка выделки?

— Хорошо. Аманда подозревала, что её мачеха подменила завещание, согласно которому всё имущество отца предназначалось биологической дочери. Доказательств подмены у неё не было, но подозрения были обоснованными, поэтому Аманда попросила меня заглянуть в будущее и выяснить, кому достанется наследство, ей или мачехе с дочкой. 

Арнольдс внимательно слушал, У-гунг стенографировал мои показания в блокноте.

— Я предупредил её о последствиях и о том, что проверка будущего покажет исключительно один из множества возможных результатов. Более того, это знание непременно исказит будущее и может перевести линию времени на другую ветвь реальности, в которой событие, о котором я расскажу, окажется ложным. Она согласилась, и я провёл стандартную процедуру вклинивания между витками времени.

— Вам удалось узнать ответ?

— Да, ведь я нацелился на оглашение последней воли Рона Харриса.

— И кто в том будущем, которое вы увидели, получил наследство?

— Джина и Симона Харрис.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только скрипом стилуса У-гунга по экрану электронного блокнота. Затем Арнольдс отпил приготовленный мной кофе.

— Отличный кофе, – наконец, похвалил он. Я продолжал стоять молча. Мне было нечего сказать.

— Проблема в том, что, услышав ваш ответ, Аманда через подставного лица наняла киллера для устранения мачехи и сводной сестры. Тот, выяснив, что Джина крутит роман с капитаном полиции, предпочёл явиться с повинной и дать показания. Под тяжестью улик секретарь Аманды признался в соучастии и рассказал о схеме оплаты. Мы изъяли бухгалтерские документы и проследили передачу аванса с её личного счёта. – Арнольд снова поднёс чашку к губам. – Сейчас Аманда под стражей по обвинению в покушении на убийство первой степени, адвокат гнёт линию временного умопомешательства на почве депрессии, но улики слишком серьёзные, замысел очевиден, а показания секретаря доказывают попытку скрыть следы. Вместе с вашими словами у нас есть прямой умысел, мотив, цель, преднамеренность и отягчающие обстоятельства. Адвокат порекомендует Аманде заключить сделку о признании вины в обмен на отказ прокурора от требования высшей меры, и она получит пожизненное с конфискацией без права на УДО.

Я моргнул. Арнольдс допил кофе, протянул мне пустую чашку и встал.

— Не уезжайте из города, мэтр Вользинский. Вы получите повестку в суд как свидетель. Я буду выступать прямо перед вами и скажу, что вы согласились на сотрудничество только после предъявления ордера, не имея законных возможностей отказаться. Суд проходит за закрытыми дверями, несмотря на общественный интерес; ни Аманда, ни Джина не заинтересованы в том, чтобы выносить сор из избы. Ваша деловая репутация не пострадает.

У-гунг закрыл свой блокнот, отдал мне пустую банку и тоже поднялся. Я поставил пустые чашки и банку на конторку и двинулся вслед за полицейскими к двери:

— Скажите, офицеры, а Рон Харрис уже скончался?

— Да, две недели назад.

— Так кто же всё-таки был назван бенефициаром его последней воли?

У-гунг, протискиваясь сквозь узкий для него проём, бросил на меня взгляд через плечо:

— Аманда.

Я поймал язычок колокольчика, чтобы он не звенел, запер щеколду и усмехнулся.

У Аманды в руках была вся империя Рона Харриса. Но она, испугавшись возможного будущего, предприняла шаги, в результате которых это возможное будущее стало реальным. Её имущество будет конфисковано и перейдёт к ближайшим родственникам. Джина и Симона Харрис получат по пятьдесят процентов, в точности как я и увидел.

Аманда обрекла себя, даже не подозревая об этом.

Время жестоко, и оно обожает мстить.