Хэн Дэс Нэ
А всё Высокая Трава... Часть 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Одним новое видение мира даруют путешествия в далёкие неведомые страны. Море песчаных барханов, море чуждых обычаев и лиц. На долю других острые ощущения схватки с врагами выпадают прямёхонько в соседнем лесу. Третьим ... Третьим суждено, попав в узилище, встретить любовь всей жизни. Но главное - приподнята завеса тайны над самой Высокой Травой. Её корнями. Её прошлым. Её судьбой.

А ВСЁ ВЫСОКАЯ ТРАВА ...

Хэн Дэс Нэ

  
   Часть 3
  
   СОДЕРЖАНИЕ
  
   3 СПЛОШЬ ОТКРЫТИЯ
  
   3.1. КОРНИ ВЫСОКОЙ ТРАВЫ
   3.2.К ДЕЛУ!
   3.3 ПРОТИВНАЯ СТОРОНА
   3.4 НЕ НИЩЕБРОДЫ, НЕ ПОГОРЕЛЬЦЫ. ХУЖЕ
   3.5 АЛО
   3.6. ПУТИ НЕИСПОВЕДИМЫЕ
   3.7. С ВОЗВРАЩЕНЬИЦЕМ!
   3.8. ФЛОРЕНТ В УЗИЛИЩЕ
   3.9. ФЛОРЕНТ. МАЙ
  
  
  
   3 СПЛОШЬ ОТКРЫТИЯ
  
  
   3.1. КОРНИ ВЫСОКОЙ ТРАВЫ
  
   Знал бы Михал, с кем связался!
   Высокая Трава ...
   По-настоящему её звали Ферран. Позднее к имени добавили "дочь колдуньи", нимало не погрешив против правды. Ферран. Дитя колдуньи и всесильного герцога Ферранского.
   С детства Ферран помнила себя "маминой дочкой" в маминой хибарке. Подрастая, могла объяснить их местонахождение точнее: посреди лесных владений герцога Ферранского, в государстве Зельд. Страшные сказки, дивные легенды, чудеса и колдовство - всё это приходило от матери. Папаша ... появлялся редко, налетая вихрем, разбрасывая дорогие безделушки и тут же исчезая из виду без всяких колдовских ухваток. Однажды исчез надолго, оказалось - насовсем. Ни стареющая женщина, ни молоденькая девочка не привлекали более его непостоянную натуру. Впрочем, нет. Постоянным в его характере оставалось ненасытное стремление к власти. Подчинять себя женским капризам? Ему, который распоряжался сотнями тысяч подданных? Издеваетесь!?
   Девочка быстро забыла отца. Колдунья долго скучала по нему. Но ничто не вечно: со временем любовная страсть переросла в жажду мести, пустившую в лесной обители глубокие корни. Одно лишь обстоятельство препятствовало осуществлению планов Фройлы.
   Подросшая дочка с удивлением слушала наказ матери: привлечь внимание отца, а затем взять у него одну вещицу. Что за вещицу? А золочёную круглую коробочку, с виду пудреницу. Взять и принести домой не открывая. То есть украсть? Не украсть, а вернуть то, что когда-то дарилось твоему отцу. Он, правда, только посмеялся ("С дочкой, что ли перепутала? Я не девка, мне пудра ни к чему"), так и не поверив в волшебную силу предмета. А в чём его сила, матушка? Об этом потом. Надо сначала найти. Но у папаши и так, верно, полки ломятся от всяческих коробочек. Как же я её найду? Она помнит мои руки, узнает тебя сама и заговорит с тобой. Не ахти какая разговорчивая, рот раскроет лишь четырежды. Ни в коем случае не отвечай ей, скорей неси домой. Понятно?
   Привлечь мужчину внешним видом Ферран было сложно. Не урод, но и не красавица. Разве что чёрные отцовские кудри контрастировали с ярко-синими глазами матери. То, что у Фройлы выглядело гармоничным, в Ферран пугало: густые тёмные брови, поджатые губы. Искусно наведённый морок заставил герцога Ферранского увидеть красавицу в вышедшей ему навстречу подросшей дочурке. Девушка читала, пела, танцевала. Тщеславному папаше вздумалось ввести детище в высшие круги общества. Попытка провалилась. На сцену выводили не диву, но будущую герцогиню Ферранскую, на которую дикарка не тянула. Разочарованный родитель решил хотя бы выгодно сбыть с рук подмоченный товар. Как раз в это время герцог свёл близкое знакомство с неким Форвином, правителем мелкого соседнего королевства. Оный многодетный отец жаждал пристроить своего седьмого или восьмого по счёту принца, достигшего брачного возраста. Пусть дочь Ферранского и была внебрачной, но приданое за ней было обещано приличное, сопровождаемое туманным намёком на будущую корону с венцом из земляничных листьев.
   Между тем девице, привыкшей жить на свободе, обрыдло светское общество с его условностями. Поиски "вещицы" продолжались, но безуспешно. Как истинно светский человек, отец держал под рукой бесчисленное количество коробочек, пузырьков, склянок, колбочек с мазями. духами, притираниями, которыми, к чести его сказать, почти не пользовался. Ферран тратила время на то, чтобы поздороваться с каждой из них. Тщетно.
   Срок её сговора с сыном многодетного государя приближался. Кандидат в мужья был чем-то вроде её двойника: не красавец и не урод, серединка на половинку. Известно всем и каждому: ведьмам и их дочерям венчаться в церкви заповедано. Ломать жизнь себе и принцу-"осьмушке" девушка не собиралась, пора было уходить. А упрямая коробочка всё не торопилась объявляться. Вернуться же к себе, не выполнив материну просьбу-приказ, "её кровиночка" не смела.
   Измученная неудачными поисками, утомленная приготовлениями к свадебному торжеству, Ферран бесцельно бродила по дворцу, пока не нашла отдохновения в помещении, отведённом под всякий хлам. Здесь на столах были свалены дорогие, но не востребованные никогда и никем рукописи; к стенам прислонялись потускневшие от времени зеркала; пылились шкуры, меха заморских зверей, траченные молью. Собираясь спуститься по винтовой лесенке, ведущей к выходу из дворца, девушка услышала раскатистое "Здравствуй!". С противоположной стороны в комнату с хламом ввалился улыбающийся отец, за ним нетерпеливый жених с несколькими приближёнными: ожидание невесты. по их понятиям, чересчур затянулось.
   Одновременно с отцовским возгласом прозвучало куда более тихое "Здравствуй". То самое, долгожданное. Голос донёсся с полки около лестницы. Машинально ответив "Здравствуй" на приветствие отца ли, коробочки ли, Ферран стащила вещицу с полки, прижала к груди и собралась уже спасаться чёрным ходом, как её остановил голос: "Кем бы ты хотела стать?". Герцог с компанией ринулся было на перехват дочурки, но ноги всех, включая невесту, как по команде вросли в пол, как в лютые морозы вмерзают в лёд рыбины. Посему все присутствующие с широко раскрытыми глазами выслушивали, как дочь колдуньи и герцога чуть не нараспев нанизывала пожелания. Стать высокой, тонкой, зеленоглазой. С лёгкими волосами до полу; ветер ими играет. Свободной как ветер, весёлой, смешливой путешественницей по миру...
   Девушка остановилась на минутку перевести дыхание, а до неё донеслось "Услышано. Отныне ты - Высокая Трава".
   Ошеломлённые зрители стояли и смотрели, смотрели, как по ступенькам винтовой лестницы змеёй сползает зелёная травяная дорожка. Вслед ей неслось четвёртое и заключительное "Прощай!".
   Обретя способность двигаться, герцог Ферранский, брызжа слюной, выслал погоню за сбежавшей. Девушки нигде не было. Не было и злополучной коробочки. В слепой ярости владыка принялся крушить всё, что попадало под руку. Гости спешно ретировались, дабы не попасть под водопад осколков и не задохнуться в облаке пыли от разлетавшихся в разные стороны клочьев меха.
   Слегка остыв, герцог пришёл к единственно правильному решению - искать Ферран у её матери. Увы, здравомыслие запоздало. Покинув ненавистный дворец, дочь в мгновение ока опустилась около родного дома, зелёным ковром окутав ступни безутешной Фройлы.
   - Зачем, зачем ты заговорила с ней?! Всё так хорошо складывалось!
   - Ну ты же знающая, матушка! Похлопочешь, подумаешь, подумаешь - и вернёшь мне прежний облик, ведь так?
   Вместо ответа Фройла лишь бессильно помотала головой. В волосах блеснула седая прядь. Что сделано то сделано. Необратимо. Дорога в один конец, пути назад нет.
   - Если ты о мести отцу, так я только за. Теперь мне это запросто. Не плачь, побуду в этом виде, там посмотрим. А вот тебе надо уходить: сюда скоро заявятся. Отец рвёт и мечет.
   С этого дня герцог Ферранский регулярно посылал отряды на поиски пропавшей Ферран. Сначала из-за желания расправиться с непокорной, потом - для успокоения самолюбия посрамлённого жениха. Седьмой или восьмой, он всё же оставался принцем, и фамильная гордость прорыла канал к вооружённому конфликту между без пяти минут свойственниками.
   Мелкие приграничные стычки постепенно переросли в небольшую войнушку. Набеги сторон своей регулярностью напоминали приливы и отливы, но не морские (много чести!), а так, озёрные, слабенькие. Противники сшибались, несли потери в людском составе и коннице, затем выжившие откатывались на прежние позиции. Через время те и другие вновь сходились на том же поле, но уже с иными намерениями - прибрать к рукам бесхозное оружие и снаряжение. Мародёры? Они самые! Какая война без них? Так продолжалось бы и дальше, да от Ферранского герцога поступило любопытное предложение: забыв обиды, напасть объединёнными силами на Арборику. Не вдруг, конечно - после должной подготовки. Форвинцы предложение оценили.
   И она, война, началась с согласия обеих сторон. Война, спровоцированная двумя ведьмами, жестоко поплатившимися за своё колдовство.
   Так ознаменовалось появление Высокой Травы.
  
  
   3.2 .К ДЕЛУ!
  
   На возвышении, в пышном кресле, до деталей копирующем трон верховного правителя Зельда, немелодично посапывал тучный мужчина преклонных лет. Люди, сидящие за длинными столами, долго не решались его будить. Характер Ферранского герцога с годами не изменился: вспыльчивый, самоуверенный; старость добавила злопамятности. Однако время бежало и требовало действий. Возвращать герцог а к земной юдоли доверили его троюродному брату, графу Алевсинскому.
   Присутствующие терпеливо ждали, пока полусонный владыка наконец поймёт, что от него требуется. А требовалось серьёзное - объявить о начале войны с Арборикой. Собственно, предложение этому перевалило за двадцать лет, но оно всё не получало силу указа. Недосуг было, да и незачем. Его и выдвинули лишь для того, чтобы заткнуть рот обиженному принцу от которого из-под венца сбежала невеста, дочь Ферранского герцога. К настоящему моменту лишь старики изредка вспоминали о позорном проигрыше военной кампании и необходимости реванша. Но пришла смена - поколение голодных галчат, отличающихся от родителей возросшими потребностями. Инициаторами нового военного похода выступали не ветераны, а именно они, молодые, с родственником герцога на острие атаки. Засидевшийся в глубокой провинции, граф Алевсинский воспрянул духом при известии, что Ферранский герцог остался без прямых наследников. Война, как ведомо, чудесный катализатор многих подвижек, в особенности в борьбе за власть. На что, судя по всему, и рассчитывал родственничек.
   Выступление планировалось совместно с войсками союзника, короля Форвина. Сам сосед, будучи в летах, возложил руководство военной операцией на своих сыновей. Более других усердствовал младший. Давно и удачно женатый, обременённый детьми, он поставил перед собой простую и реальную цель - обогатиться в ходе военных действий. За достойное, патриотически выверенное обоснование вторжения на чужую территорию отвечал брат постарше. Коль скоро братьев насчитывалось мало не десяток, партия сторонников войны имела преимущества и численный перевес.
   Первым речь держал ближайший советник герцога. Смелыми мазками набросав современное состояние дел в Зельде, он призвал собравшихся мужей поддержать предложение о необходимости войны с Арборикой. Полномочным представителем "форвинцев" выступал очередной брат. Его витиеватый "одобрямс" новой войне был встречен собранием на ура.
   Первым предложением военного министра было инсценировать нападение сильванов на жителей Зельда. Соответствующий опыт имелся: девиз "Разделяй и властвуй" не вчера родился. Однако привычный манёвр провисал. Чего ради лесным нападать на селян? Человеческую пищу они в рот не берут, пропитание их не интересует, а лошадей и денег у приграничных отродясь не бывало. Но мысль сослаться на лесных людей как на причину конфликта крепко засела в головы. Как выяснилось, не зря.
   Живя звериным образом, скитаясь по лесам, скитальцы могут подхватить любую хворь. Известную и не- ранее. На этом можно сыграть. Схватить на границе нескольких якобы заболевших и предъявить соседней Арборике обвинение в умышленном распространении заразы. Та, само собой, станет отбрыкиваться, но не сможет: припрём к стенке фактами, т. е. недужными сильванами. За неимением сильванов, отлов которых затруднителен, для этой роли сгодятся и обычные селяне.
   Расклад устроил и военных и штатских, а главное - колдунов герцога. Вернее, главного из них, по имени Авл.
   В дуплах старых деревьев, чащобах, заброшенных парках, обитает птаха, кою учёные люди именуют Strix. Немного крупнее вороны, буроватого окраса, с продольными тёмными пестринами. Ушек нет у неё, зато чёрными глазищами насквозь просматривает она окрестности, охраняя территорию вокруг своего убежища. Днём столбиком свечи неподвижно застывает на ветке, а ночью ... о, ночью начинается её настоящая жизнь. Берегись тогда, лесная подножная мелочь; прячьтесь, мыши и птицы! Ибо имя этой птицы - Неясыть. Говорящее имя. По-учёному - Strix.
   Тайное имя главный колдун получил когда-то от названия этой ночной птицы. Надо ли говорить о том. что оно было известно исключительно в гильдии магов, да не абы каких, а высокого ранга? Спокойный. бесшумный полёт - и меткий удар по жертве. Таким знали колдуна, возглавлявшего, как теперь политично выражались, "конфессиональное меньшинство" при дворе герцога Ферранского, иными словами - не признающих официальной церкви и религии. Высоко стоял Авл-Стрикс над сворой мелочи, кою герцог завёл после "свадьбы" дочери, как иные заводят свору гончих. То ли боялся мести её матери, то ли проникся суевериями, но слушался колдунцов безоговорочно, не начинал никаких действий без их одобрения.
   Колдунцы внесли свою лепту в решение проблемы, обязавшись наслать болезнь на нужных особей.
   Придя к согласию, сплотившиеся вокруг герцога вздохнули с облегчением. Настала пора переходить от слов к делу, к военным действиям.
  
  
   3.3. ПРОТИВЫЕ СТОРОНЫ
  
   Итак, союзники подтвердили готовность начать военные действия против Арборики. Осталось только дождаться рекомендаций колдунов.
   Не один герцог Ферран прибегал к их услугам. Уважающий себя правитель не мог обходиться без столь ценных советников. Как иначе узнать, грозит ли государству неурожай? Чума? Нашествие саранчи с юго-востока?
   Саранча. Для узкого круга знатоков - Агавва. В отличие от Авла, Фройла не скрывала своего колдовского имени. Бежав из владений герцога, назвавшись Саранчой, она прибилась к сеньору, владевшему землями по соседству с Зельдом; им оказался король Форвин. В отличие от соседа Феррана, этот не отличался пиететом к магии и не страдал от нехватки её представителей. Лишний колдунец, да ещё женска пола, в его глазах был обузой. Однако баба сумела привлечь на свою сторону женское население дворца: жен и дочек многочисленных сыновей, скучающих придворных дам, алкающих нового. Прислуга колдунью откровенно боялась, но при острой нужде обращалась: пригонит нужа и к поганой луже. Молодые и немолодые повесы, шутовски кланяясь седой, пожившей магичке, скрывались в объятьях пышнотелых поварих и служанок цветущего вида и возраста.
   Фройла старела. Никакой магии не под силу вернуть человеку беззаботное время молодости, аромат бескорыстной любви, загубленные надежды. Отделив прошлое от настоящего завесой чародейского тумана, женщина не перестала ощущать ни тянущей боли в груди, ни бессильной злобы на несправедливость судьбы. Разве виновата она, Фройла, что в юности ей полюбился герцог? Без чар, без магии. Просто потому что был внушителен, великолепен, весел, не похож ни на кого из её знакомых. Он бросил её с дочерью - разве не вправе была Фройла отомстить? И уж совсем по-глупому распорядилась судьба с её Ферран, не дав девочке незаметно покинуть дворец, заставив переродиться странным образом, без надежды на возврат к прошлому. Мать с дочерью не виделись с тех давних пор, и Фройла порой плакала об утраченном .
   Плакала тайком, ибо должна была казаться сильной. Кому нужна слезливая колдунья-размазня? Старички-ветераны помнили, как Саранча одним движением смела атакующего замок противника. Двадцать лет назад. С тех пор ей не выпало случая ни отомстить своему бывшему, ни вернуть дочери человеческий облик. Кроме того, появились соперники в борьбе за милости её теперешнего властителя, Форвина. На пятки наступал подрощенный сын одного незадачливого колдуна. Папаша только что не купался в винишке - сынок листал серьёзные фолианты по магии. Отец валялся в отключке - сын стряпал за него гороскопы всем желающим, понятно, в основном мелкой шушере. Отца безуспешно протрезвляли - сын представлял его на собрании о начале войны.
   Впереди замаячила настоящая война. Война трёх государств. Новое время - новые песни. Вспомнит ли король Форвин её заслуги в день штурма замка или предпочтёт старым мехам новое вино в лице того же Мая, сына Орентия? Затухший было материнский инстинкт просыпался в женщине при виде небрежения юноши правилами придворной жизни. Умиляли кое-как собранные в пучок белёсые волосы, балахон в пятах от реактивов, обгрызенные ногти. Молодой человек - где надо рассудительный, где надо упрямый - вызывал уважение упорством в освоении отцовского ремесла, серьёзным отношением к делу, самостоятельностью и неожиданностью выводов из своих и чужих опытов. Затеплилась сумасшедшая надежда: вдруг он сможет нейтрализовать силу заклятья превращения, задуманного ею на горе себе и дочке?
   Увы, пока только надежда. Обнадёживало другое: герцог в деле, вот и будет ему повод вспомнить про Фройлу и про Ферран.
   А что же противоположная сторона конфликта? правитель Арборики?
   Так уж сложилось, что функции правителя Арборики не простирались на театр военных действий. Ответственность за вооружение армии, её манёвры и - при необходимости - вооружённые столкновения с противником брал на себя Военный Совет. "Военные косточки" были в чести у потомков тех, кто в далёком прошлом заступил на территорию проживания лесных людей, да и остался там хозяином. Пришлецы считали, что законно возвращают свои земли: их историческая родина также славилась лесом, может, не столь густым, как сильванский. Если аборигены придерживались иной точки зрения, от них избавлялись. Оставшиеся уходили вглубь спасительных лесов. На картах исконные названия мест перемешивались с новыми. В старые меха вливалось молодое вино: те же "лесные" названия возрождались на другом языке.
   В последнее время сильваны не доставляли Военному Совету особых хлопот. Ходили себе по лесам, охотились, изредка забредая в сёла и города. О специфических видах их оружия тоже не слышали. Однако всё это ничего не значило, коль скоро блеснула возможность показать соседям, на что способна доблестная армия Арборики.
   Кроме Правителя, ведавшего штатскими делами, и Военного Совета, головой отвечавшего за вооружение, имелась Церковь, видевшая свою миссию в искоренении иноверцев. Сильваны с их причудами идеально подходили под названную категорию. Борьбе с представителями других конфессий или суеверий препятствовали сильные покровители за пределами Арборики и агрессивный характер иноверцев, в особенности крестоложцев (о которых позже).
   Против ожиданий, получение ноты Зельда и Фоссана с требованием немедленно уничтожить лесных людей - переносчиков заразы - было расценено Церковью Арборики как вмешательство в её внутренние дела. Миссия Церкви, провозгласило высокое начальство, состоит не в тотальном уничтожении неверующих, но в обращении их в истинную веру. Не исключено, что при отсутствии лесных дальновидные церковники опасались оказаться перед пустыми яслями, но фразу "Не меч, но мир" звучавшую в каждой проповеди, не усвоил только конченый идиот.
   Итак, военные рвались в бой, церковники тому противились. Позиция Правителя оставалась неясной.
  
   3.4 НЕ НИЩЕБРОДЫ, НЕ ПОГОРЕЛЬЦЫ. ХУЖЕ.
  
   Привыкши встречать повариху всегда бодрой и жизнерадостной, завсегдатаи заведения дивились, видя её грустной и даже чуть похудевшей. На сочувственные расспросы о причине такой напасти Росянка заводила одну и ту же песню: мол, соскучилась по родному дому, по отцу с матерью. Доброжелатели с пониманием кивали головами, находя причину веской, а на самом деле выслушивали гусей (= сплетни). Ни под каким видом Росянка не призналась бы, что печалит её вовсе не разлука с родителями (было о чём жалеть!), а крушение надежд на встречу с Сильваном. После отъезда Розы с экскортом Агата все глаза проглядела в ожидании повозки, а больше её возничего. Но оказывается, всё уже в прошлом! Панти вскользь обмолвился, что тележку вернули владельцу.
   - А Роза? - Не могла же девица задать другой, более животрепещущий вопрос!
   - Да всё норм, не волнуйся!
   Вот и всё. Значит, Роза благополучно добралась до своей тёти, Сильван - до дома, даже не заглянув к ним в заведение. Если адрес тёти ещё можно постараться узнать, то о втором можно было только забыть. И как тут прикажете веселиться и улыбаться?
   Летели в тёплые края птицы, и летели мимо тусклые, безрадостные дни.
   В один из таких дней, скорее к вечеру, в трактир ввалилось четверо незнакомцев. Большая дорога обычно приводит таких запоздалых путников в придорожные кабаки. Намётанный взгляд Кренделя отметил теплую одежду, скользнул по добротным сапогам и новеньким шапкам: не нищеброды, не погорельцы. С ходу уселись за свободный стол, привалившись к стенам в ожидании еды, с вызовом поглядывая по сторонам. Желающих стать предметом их внимания не было ни у кого из присутствующих: вызов ощущался в поведении даже самого хлипкого из них. Мужчины казались не столь уставшими, сколь голодными. Деньги у них имелись: бородач коротал время, приметно подбрасывая и ловя монету; хозяину заведения приходилось нервно торопить обслугу.
   Расспрашивать оголодавших мужиков не осмелился даже г-н Якоб Хофф: насытятся - сами языки развяжут. Ждать подходящего момента пришлось долго, и Крендель решил изобразить заботливого трактирщика.
   - Вам в одной комнате постелить или ...?
   Мужики обратили взоры к своему главному, что выделялся и ростом и дородством.
   - Ночевать не останемся.
   Хозяин слегка растерялся:
   - Куда ж вы на ночь глядючи пойдёте? Постоялых дворов близко нет, одни леса кругом.
   - Во-во, нам туда и нужно! - с пьяненькой улыбкой еле проговорил тот, что похлипче. - Где ещё сильвана ловить как не в лесу?
   - Ты язык-то попридержи, друг милый! - пхнул его в бок сосед. - А коли в зюзю пьян, посиди лучше тут, в тёплышке, а нам пора.
   - Ты чё, серьёзно?
   - Нет, шутю. Шапку не забудь, ловец.
   Ловить Сильвана, ловить Сильвана... Не ослышалась ли Агата? Не воображение ли разыгралась? Он, что, в бегах? Не похож он на беглого виллана, да и эта четвёрка не сильно тянет на стражей порядка. Ищут чтобы расправиться с ним, ежу понятно.
   Подойдя к мужикам поближе, подбоченясь, изобразила интерес:
   - Что так рано уходите? С собой не возьмёте ?
   Панти выронил оловянную миску и метнулся за хозяином ("- С ума сошла девка, не иначе!").
   - Понравились, а? Не горюй, вернёмся, всё наверстаем.
   Вопрос "Когда?" не прозвучал, ибо хозяин, за рукав притянутый опешившим сынком, выступил на середину зальца и по-военному скомандовал Агате:
   - А ну, марш за жаревом следить, подгорает уже!
   А обращаясь к четверым, добавил с льстивой улыбочкой:
   - Да вы её не слушайте! Уж такая она у нас затейница, шутница. Придумает тоже - ночью в лес с мужиками!
   - Одни шутники кругом, как погляжу. Вернёмся - ещё не так пошутим, - от ухмылки главаря по коже побежали мурашки. Бандиты они, ясное дело, бандиты!
   Лётом вычистив оставшуюся грязную посуду, Агата для виду распрощалась с Кренделем, выскользнула с чёрного хода ... и носом к носу столкнулась с Панти! Ругались для конспирации шёпотом.
   - Совсем сдурела?!
   - Они же Сильвана ловят, они его убьют!
   - С пустыми руками полезешь на рожон?
   Как же! А кухонный нож немалых размеров? А у самого-то что?
   Ответный жест - лук и стрелы.
   - Стрелять-то умеешь?
   - Меня сильван учил.
   Не сговариваясь поспешили следом за группой, то и дело прячась за стволами деревьев.
   "Неблагодарное это занятие - преследовать превосходящие силы противника на пересечённой местности", рассуждал Панти. И "Чего эта дурища за мной увязалась? Втрескалась, что ли?"
   "Поскорей бы уж Его увидеть!" - мечталось Агате. И "Знает ли Он обратную дорогу?"
   Обоим следопытам страшно хотелось передохнуть, но боязно было упустить преследуемых из виду.
   Бандиты сдались первыми, плюхнувшись на моховую полянку под разлапистым деревом.
   - Здесь, что ли? Как думаешь, Лис?
   - Думает у нас Голова, вот.
   - Деревцо вроде подходящее. Только спрячьте получше свои хари, чтобы раньше времени не светиться. Всем ждать!
   Может, бандитам и привычно часами торчать в лесу в промозглую погоду и клятую темень, но не Агате и не Панти. Хоть девушка и пасла овечек, но не по ночам же и не с бандитами под боком; немудрено, что сейчас её била крупная дрожь. По-щенячьи дрожал обладатель лука, явно не готовый сразиться с четырьмя грозными амбалами. Оба раздумывали, получится ли у них защитить своего человека; если да, то как именно. Когда оба пришли к неутешительному для себя выводу, на дорожке завиднелся силуэт. Мужской, в плаще. Долгожданный ОН!!!
   Не раздумывая, Агата закричала ему во всё горло "Берегись!". Продолжала кричать, даже угодив в руки одного из шайки. Панти кинулся ей на помощь, схлопотав при этом такого тумака, что помощь не помешала бы ему самому.
   Равно медвежьи объятья мужика и моховая подстилка под деревом не были подходящими наблюдательными пунктами для обзора дальнейших событий. А они, события, замелькали как спицы колес на совесть сколоченной телеги, летящей вниз по склону, успевай только рот захлопывать.
   Герой в плаще одним веерным движением разбросал наседавших на него бандюг. Точно на карусели прокатил, да другого Агата от своего избранника и не ждала. Дальше следующих двоих отлетел хлипкий Лис, пропахав лицом небольшую делянку на присыпанной снегом поляне. Пришедший в себя вожак с тесаком и рычаньем бросился на противника, но спустя мгновение лежал на той же гостеприимной подстилке. что и его подельник, не подавая признаков жизни. Мгновение - и товарищ Головы стал его товарищем по несчастью. До "зрителей" не враз дошло, что к первому их защитнику присоединился ещё один, который с лёгкостью снёс бандиту голову.
   Брызги крови попали на Агату и последнего из бандитов, так и не ослаблявшего хватки. Прикрываясь живым щитом, тот нацелился дать дёру. Возмездие настигло его в виде ... стрелы из лука. Наука сильвана не прошла даром: Панти попал утеклецу в ляжку. Грянулись оземь оба: и захватчик и пленница - зато крепкие объятья наконец расцепились. Молниеносный удар старшего - и последний из банды простился с жизнью. Агата присмотрелась: подпортивший физиономию Лис успел уползти. Его счастье!
   Спасённые чувствовали себя полными идиотами. Ещё бы! Вообразили себя героями: всех убью, один останусь! От сраму головы не поднять!
   Когда подняли наконец - чуть снова не повалились на снег от изумления. Ладно, подоспевший так вовремя второй чудо-боец - мощный, толще и на голову выше первого, был им незнаком! Но их защитник ... тоже! Где колдовские зелёные глаза? Где дивные кудрявые волосы? Мужчина средних лет, волосы собраны в хвост; невысокий, коренастый, в добротной походной одежде. Нагнувшись, подобрал с земли брошенный в пылу схватки плащ. Словно зачарованная, парочка из "Румяного кренделя" следила, как он привычным движением вытер платком лицо, потом тряпкой - оружие: что-то вроде короткой сабли или большого, но кривого клинка. Заодно и сапоги от крови вытер. Если этот производил впечатление солидного, основательного господина, то второй более походил на огромного дикого зверя.
   Жестом пригласив выживших оставить поле боя, мужчина, снова не проронив ни слова, велел всем следовать за ним. Оказавшись на поляне с поваленными стволами, ни Агата, ни Панти не могли с уверенностью сказать, встречалось ли им это место на пути туда или нет. Пока они пытались разрешить для себя этот вопрос, второй незнакомец, намного толще, но и моложе первого, соорудил небольшой костерок, а тот расстелил на земле свой кожаный плащ. Очень кстати, потому как к этому времени парочка спасателей основательно промёрзла. Дрожать дрожали, но исключительно от холода. Бояться было нечего: не для того же их вырвали из лап бандитов, чтобы тут же прикончить.
   "Может, наши спасители немые?" - читалось во взглядах. - Может, пора поблагодарить их и уйти?". С изумлением Агата заметила, что лицо у мощного незнакомца что-то слишком тёмное даже при свете костра. Иноземец? Набравшись решимости, Агата поднялась и, подхватив измызганный подол платья, несущий на себе следы погони и плена, сделала книксен, сопроводив его словами хотя бы для старшего, чей более привычный цвет кожи гарантировал понимание речи:
   - Почтенные незнакомцы! Мы двое, Агата (это я) и Пантелеймон (это он, Панти), душевно благодарим вас за спасение. Не могли бы вы ещё указать нам короткий путь до тракта, а иначе мы заблудимся.
   Высказавшись, толкнула в бок Панти: "Ты-то не немой, давай!".
   Вместо благодарственной речи спасители услышали совсем другое:
   - А это вы их ятаганом или саблей? А если трупы найдут, что тогда? А как вас зовут?
   - Верно, ведь мы же должны молиться за вас, - добавила Агата.
   Мужчины переглянулись, усмешка пробежала по губам. Первым, что услышали Агата с Панти, было:
   - Ничего вы нам не должны, а молимся мы другим богам.
   Голос низкий, с каким-то нездешним выговором.
   - Другие боги? (Это уже интересно!) Разве их много?
   - Четверо. Огонь, вода, земля, воздух - вот эти боги. "За морями огня земли воздушные". Четыре четверти складываются в крест. Он лежит в основе всего.
   - А, понял! Вы крестоложцы. Те, что глумятся над крестом Господним?
   Воин поморщился, как от зубной боли.
   - Я уже сказал: крест для нас всё. Символ символов. Крестоложцами зовут нас те, кому выгодно скрывать от людей правду. Однако сейчас несколько неподходящее время для серьёзных бесед, не находите? Или вас не ждут дома?
   Опомнившись, спасённые дружно кивнули и.
   - Сильван, которого вы так рвались спасти, знает, где нас найти. Кстати, почему вы решили, что его надо его спасать?
   - Пьяный мужик проговорился.
   - Да-да, он сболтнул: "Где ещё сильвана ловить, как не в лесу?"
   Двое воинов переглянулись.
   - Значит, уже началось, кэссан? - обратился мощный к тому что потоньше.
   - Значит да. Быстро они обернулись. Что ж, мы оказались в нужном месте в нужное время. Зовите меня .... - помедлил. - Кэром. А моего спутника (- Подаришь им своё имя? - Да, кэссан) - Гимба. Спасибо вам за новости. Да, и даме наша особая благодарность за предупреждение.
   С этими словами старший мужчина, склонившись, отвесил Агате какой-то невиданный, заморский поклон. Мощный Гимба без слов прижал кулак к груди .
   Снявшись с поляны, двигались за иноверцами молча: девушка так и не отошла от чудного способа выражения благодарности; Панти прокручивал в уме детали схватки.
   Наконец показались знакомые места. Старший крестоложец лёгким кивком головы простился с ними, чтобы вместе с другим исчезнуть в странноприимной темноте.
  
   3.5. АЛО
  
   Сидя за столом, на совесть сработанным из дуба, Олорин периодически вздымал руки к небу, с возмущением повторяя:
   - Крестоложцы, везде и всегда крестоложцы! Когда эти люди наконец поймут...
   - Охолони, друг! Придёт время - поймут, - густым басом успокаивал его собеседник - могучий темнокожий парень, разительно контрастировавший с худеньким Олорином.
   - Я теряю веру, Гимба! Я, который должен вдохновлять других!
   - Вот и вдохновляй, - вмешался в разговор третий - зеленоглазый красавец с гривой до пояса. - Сильвана слышит, твои песни многие знают и поют.
   - Поют, да! Про любовные утехи. Про обманутого купца. Про женатого монаха. И при этом зубами держатся за свою религию, прославляющую смерть как высшее благо. Если бы нас распяли на всеобщее обозрение, то не по злобе, а к вящей славе здешнего бога.
   - Типун тебе на язык! Распяли! Охота на лесных братьев уже началась.
   Красавец встрепенулся, спокойствие растаяло без следа.
   - Откуда знаешь? Сорока на хвосте принесла?
   - Даже две сороки, - оживился Олорин, - паренёк и девушка, оба здешние. Они, кстати, прибежали ночью в лес спасать тебя.
   - Меня!? Зачем?
   - От шайки наёмных убийц. Наверное, твои знакомые. Шли за бандитами от главной дороги, вооружённые кухонным ножом и луком.
   - Кухонным, говоришь? А-а-а, тогда это Панти из "Кренделя", сын хозяина. А девушка какая из себя?
   Первым заржал Гимба Конг. Ему звонким, словно горсть леденцов об лёд, смехом вторил Олорин.
   - Чего ржёте, кони непоенные? - обиделся сильван. - Понял уже, что не красавица.
   - Увы, друг Флорент, - сквозь слёзы выдал Олорин, - по крайней мере, не в моём вкусе. Слишком пышная, такие Гимбе нравятся. Зато храбрая, не побоялась ночью в лес идти. Тебе под пару -по лесам бродить.
   - Хорош скалить зубы! Расскажите толком, что произошло.
   Любо-дорого послушать историю из уст поэта (прозвище Олорин переводится как "певец")! К сожалению, на этот раз Флорента не тронули поэтические находки рассказчика. Зато он по достоинству оценил боевые достижения собратьев. И обстановку, вдруг ставшую крайне тревожной.
   Мрачно поинтересовался:
   - Что будем делать?
   Гимба потянулся, демонстрируя свой могучий торс:
   - Спать. Баиньки. Кэссан скажет, что делать.
   Никто не возражал.
   Странная компания собралась под пологом леса в Больших Вальдусах. Сильван ... крестоложцы...
   Кто такие сильваны, вроде понятно. А те, другие, кто обижается на "крестоложцев"?
   А те, другие, - далёкие потомки воинов, покинувших когда-то родину и отправившихся покорять далёкие страны. Сильна, богата была в те времена держава, называемая Арборикой. Сильна настолько, чтобы снарядить войско воевать неведомые земли на юго-западе. Неведомые? Но ведь имелись изображения территорий, их землеописания, одобренные естествознавцами. Другое дело, что повествовалось в них о таких чудесах, которым разум отказывался верить. Например, о местном божестве, которое ходило по лесам с хищными тварями, что довольствовались травой, и проповедовало мир на земле. Или ещё (кощунство какое!), что обезьяны ростом с гору произошли от Адама и Евы, а другие, поменьше, коих иногда показывают бродячие жонглёры, охраняют-де людей от их умерших предков. чтобы те из могил не лезли.
   Махнув стальными рукавицами на эти и другие бредни, начальник отряда скомандовал трогаться в путь. Конники, обозы с провиантом и оружием, слуги.
   Перед теми, кто не побоялся следовать за ним, открывались просторы, далеко превосходящие размеры, проставленные на картах землеописателей. Сменяли друг друга травы по пояс, осыпи разноцветных камней, белый песок - бескрайнее море, движущееся под буйным ветром, яркое, а затем словно выбеленное зноем небо.
   Мало кому довелось рассказывать соседям и друзьям о заморских чудесах. Ненасытнее самых хищных тварей оказалась Госпожа Пустыня. Искатели славы и богатства стали её завтраками, обедами и ужинами. Неумолимое светило, неизбывная жажда ... Широко открытыми глазами смотрели путники на торчащие из волн песка высушенные солнцем головы и черепа тех, кто осмелился нарушить покой этой владычицы. Ох, как пригодилось бы воинам божество мужеска пола, из глаз которого перелётные птицы, как врали описания, пили воду! И травой бы не плохо питаться, да буйным цветом расцветшая, напившаяся дождя, под палящим солнцем она быстро увядала. Оставались сухие былья, никчёмные безводные ости.
   Госпожа Пустыня расправилась с большей частью отряда. Почти мо всеми. Теперь их головы стали частью нагоняющего жуть пейзажа. Те пожёванные, но выплюнутые ею, кто имел силы доползти до ближайшего жилья, уже не были воинами. Их оружие рассеялось по владениям Госпожи Пустыни, боевые скакуны стали пищей стервятников. Обозы засыпал песок. В бреду они алкали не сокровищ языческих царей, но глотка воды. Со стоном "Пить... пить!" бывшие закалённые воины падали ниц пред здешними обитателями. Хоть ангел, хоть демон -только "Пить... пить!".
   Приходя в себя, выжившие с ужасом смотрели на милосердных самаритян: крашеные лица, похожие на пёстрые карнавальные или боевые устрашающие маски; тела, покрытые затейливой вязью; кольца в носу, как у свирепых быков. Высоченные худые мужчины, женщины, не прикрывающие стыд даже листьями, горластые кучерявые ребятишки с грязной кожей.
   Это были те, чьи земли арбориканцы пришли завоёвывать с благословения их религиозных вождей и правителя. А вышло с точностью до наоборот: захватчики оказались во власти аборигенов. Власть власти рознь. Попадись они более воинственному племени - стоять бы им чучелами под градом стрел или испытать на своем черепе остроту топора самого искусного из воинов. Впрочем, подобная печальная участь не обошла довольно многих.
   Уцелевших укутывали в стылые ночи плетёными из травы покрывалами, кормили, поили какими-то резко пахнущими отварами. В глазах хозяев сквозило недоумение, вызванное бледностью кожи и отсутствием кудрей у пришельцев. Уж не выходцы ли и царства мёртвых пожаловали к ним на постой?
   Уцелевшие потихоньку приходили в себя. Заново учились ходить. Знакомились. Понемногу узнавали язык своих спасителей. Как громом поражённые, застыли, узрев кресты на груди аборигенов обоего пола. Кресты заключались внутрь круга, но это были кресты! Неужли так велика сила креста Господня, что достигла столь дальних пределов?! Неужли эти чудовищного вида обитатели ойкумены не язычники, но тоже христиане?
   Ответы нашлись позже, когда были освоены начатки языка ало. Люди этого племени, тыкая себя в грудь, произносили слово "ало". Их жрец (или священник?) объяснил, что это означает "посредник". Между кем и кем? Между стихиями и природой, живым и мёртвым, потомками и предками.
   Жрец, бритый нестарый ещё человек с кожей, отливающей синевой, худой и высокий, как большинство местных, быстро перенимал речь арбориканцев. От него-то они и узнали, что кресты здесь означали отнюдь не муки Господни.
   - Есть четыре силы: огонь, вода, земля, воздух. Круг делится на четыре части. Получается крест. Мы на нём стоим. Мы, ало, посредники между силами. Огонь живой, земля мёртвая, воздух живой, вода мёртвая. Мы живые, предки мёртвые. А у вас не так?
   Совсем иначе.
  
  
   3.6. ПУТИ НЕИСПОВЕДИМЫЕ
  
   Странных людей, собравшихся невдалеке от Больших Вальдушек, судьба свела друг с другом не одномоментно.
   ... Крепкий мужчина средних лет, с волосами, собранными в хвост, добрался до сельской глуши из самых отдалённых краёв. Был он сыном начальника отряда арбориканцев, посланных на отъятие чужих земель и чужих богатств. Семья отличалась древностью рода, вытекающей из этого заносчивостью и отличным знанием разных видов вооружения и тонкостей военного искусства. Мало кто при дворе короля в Арборине осмелился бы бросить вызов на турнире или по личным мотивам человеку, не понаслышке знакомому с мечом, саблей, длинным и коротким копьями. А тех, кто хоть ненароком задевал фамильную честь Кайорских, в живых не числили ещё до начала поединка. Два вышеназванных обстоятельства послужили причиной выбора графа Карана Кайорского начальником отряда. Поговаривали даже, что тогдашний король видел в нём соперника, почему и поторопился отправить куда подальше, заодно с юным отпрыском.
   Каран Кайорский и его сын пережили испытание пустыней. Путь занял у арбориканцев три года. Очутившись у ало, немногие оставшиеся в живых восстанавливали утраченные силы. Присматривались к непривычному быту и нравам, поневоле перенимали то, что могло обеспечить выживание в чужом и чуждом мире. Непросто было господам из Арборена подчиняться требованиям тех, кого они и за людей-то не считали. Гасить конфликты помогали благоразумие Карана Кайорского и вековая, природная мудрость жреца.
   Тот же жрец, Горре-Рзе, объяснил пришельцам расклад сил в племени. На вершине общества стояли кэссаны - испытанные, искуснейшие воители. Сам жрец и жители обращались к Карану Кайорскому не иначе как кэссан. Жрецы - кэрайуты - занимали ступень пониже. Под ними на иерархической лестнице располагались отверженные обществом - кэнаты; в их число входили нарушители законов племени, безродные пришельцы, бродяги. Незамысловатую цепь замыкали кэратены - рабы, пленные.
   Когда Кайора спросил, к какому сословию следует отнести арбориканцев, жрец хитро прищурился:
   - Кэссану не зазорно советоваться с кэрайутом. Но лучше подумай своим умом.
   - Хорошо. Мы не воюем, значит, наши не могут считаться пленниками ало. Служителей Господа нашего нет с нами. Остаётся одно - кэнаты. Безродные странники.
   Жрец кивнул с довольной улыбкой:
   - Я знал, что ты найдёшь нужный ответ, кэссан.
   Потом покачал головой:
   - Плохо, что с вами нет жрецов. Без них воины подобны траве без влаги. Я бы мог поделиться с ними некоторыми нашими знаниями. О мире, о божествах. А они рассказали бы мне, в чём сила вашего Господа. Пошёл бы и сам, но не могу оставить племя незащищённым.
   Кэссан призадумался. Через время морщины разгладились: решение было найдено.
   - Ответствуй, кэйраут: может ли певец считаться служителем высших сил? Особенно если нет другой замены жрецам, то есть прости, кэйраутам?
   Горре-Рзе просветлел лицом, если можно так выразиться о его сине-стальном лике.
   - Ты не зря носишь титул кэссана. Заметил ли ты юношу, что мастерски играл на погремушках?
   - Да, успел заметить. Юношу, кажется, зовут ...
   - Не произноси его имени! Да будет священно имя того, что избран постигать тайные знания ало. Отныне Олорин его имя.
   - Олорин? Почему Олорин?
   - В языке ало оно означает "певец".
   Перед тем как жрец Горре-Рзе приложил ладони ко рту в знак окончания разговора, г-ну Карану Кайорскому пришлось выслушать нечто неожиданное. Чтобы сделать из Олорина жреца, нужно два года.
   - Так много? - зная, что его воины готовы пуститься в обратный путь чуть ли не завтра с утра.
   Выслушивая ответ кэрайута, кэссан поёжился: тот как будто прочитал его мысли.
   - Подумай сам. Чужеземцы хотят домой. Забыли о Великой Пустыне, поглотившей их собратьев. Нет оружия. Нет верблюдов. Без кэрайута, знающего законы, найдут смерть. Ему одному передам тайные знания. Два года.
   Задавая вопрос, Кайора сам понимал его бессмысленность. Суть дела не сводилась к одному певцу. Из простой благодарности арбориканцам следовало бы отплатить тем, кто бескорыстно кормил их так долго, ходил за них на охоту, добывал воду, собирал травы, стирал одежду. В Арборике проще: звонкая монета, в которой не было недостатка. Но кем бы ни были его люди на родине, здесь и сейчас они оставались всего-навсего кэнатами - нищебродами без связей, без денег и даже без оружия. Единственное, что ещё оставалось при них - руки и разум. Работы сроком на два года ... Сборы в дорогу два года, ещё три - сама дорога.
   Начальник горстки людей, оставшихся от тысячного отряда, высокомерный придворный, хозяин богатой Кайоры, поблагодарил собеседника за науку и озадачился.
  
  
   3.7 С ВОЗВРАЩЕНЬИЦЕМ!
  
   По ночам Кэра донимали воспоминания. Три года в походе туда, чуть меньше обратно, два у ало, ещё несколько - снова в Арборике. И всегда поход, как будто не было юных лет, бездумно, беспечно прожитых в Кайорском замке, в собственном поместье, потом в столице, Арболене.
   Поход. Вот их отряд наконец выступает. В начале похода тысяча, вернувшихся домой не наберётся и сотни.
   Поход. Во главе отряда - отец:
   "Остался бы тут, но коли я назначен возглавить отряд, я же должен и привести его обратно". Кэр хорошо помнит, с какой неохотой отец покидал здешние места. Не ждал ничего доброго от возвращения: "Воевать не воевали, дани не собрали, пленных не везём". За годы, проведённые здесь в уплату за верблюдов, воду, оружие, Каран Кайорский разительно изменился. Кто бы признал придворного из Арболена, высокородного господина графа в босом, загорелом, прикрытом лохмотьями виллане?! Седая прядь появилась, кажется, после прохождения пустыни, или раньше Кэр её просто не замечал? Зато замечал. что отец подолгу беседует с жрецом, и не с ним одним. Попробовал бы хозяин делать это в поместье, вообще на родине! Бр-р-р! А здесь мужчины племени дружно ходили на охоту, таскали воду из Слёз Змеи - так назывался родник, бьющий из-под языка отвесной скалы, залезали на деревья, когда созревали мягкие жёлтые плоды величиной с два кулака. Женщины ало, если привыкнуть к тому, что ты не в Арборике, трудились с ночи до зари: еда, жилище, участки земли, дети - всё это лежало на их худых, мослатых плечах. Они уже не казались пришельцам такими страшными, как вначале, разве что их праздничные уборы и раскраска голых тел заставляли краснеть и отворачиваться даже признанных бабников. Некоторые воины успели обзавестись жёнами (конечно, по здешним обычаям) и детьми, почему предпочли доживать век в землях ало.
   Вечерами, до наступления смоляной, каждый раз внезапно падающей темноты, отец учил сына искусству боя. Жадные до любых зрелищ, местные стекались на вытоптанную площадку (утоптанную землю, шутил отец) со всех концов поселения и часами следили за движениями противников. Сначала сидели сомкнув уста, но по прошествии времени поднимали такой гул, что ушам было тошно. Кто тряс увесистой погремушкой с зёрнами гороха внутри, кто бил в маленький барабан, дудел в свирель; если хозяин волынки являлся на площадку, звуки его надутого воздухом бурдюка из шкур с трубочками для выхода воздуха перекрывали все остальные.
   Стоило Кэру ощутить опасность, исходящую справа, слева, от копья, от меча, - тело без промедления принимало нужную позицию. Как пригодились бы такие уроки его брату-погодку!..
   Остриём стрелы кольнула память: Картерий, согнувшийся над темнеющей в холмике норой, короткий вскрик, хвост гадины, исчезающий в недрах, капельки крови из двух маленьких ранок на руке брата. А ведь среди выступивших в поход имелся врач! Не раз выказавший впоследствии бессилие арбориканской медицины. Позже отец с горьким смехом рассказывал, как при выборе жреца из пришельцев Горре-Рзе, услышавший его имя, сделал охранный знак и, обычно сдержанный, процедил не совсем понятную фразу: "Скоропион кусает не головой, а хвостом". Намекал ли жрец на неискусность нашего лекаря? Так или иначе, Картерий не оправдал качеств, заложенных в его имени (от лат. 'прочный, крепкий').
   Стрела-память... Прах Карана Кайорского покоится в семейной усыпальнице. Отца подстерегла шальная стрела. Его, дважды победившего пустыню, догнала дикарская стрела с опереньем из хвоста страуса. Чёрная во всех отношениях стрела. На территории, где взор радовали кустики самшита, изогнутые спины акаций, охотились другие племена. Голова столь редкого здесь чужеземца - желанная добыча, только не досталась она ни меткому стрелку, ни его собратьям, если таковые были. За человека отомстил пятнистый зверь. Люди прижимались к земле и не сразу сообразили, что за молния пронеслась мимо них с тушей в зубах. С охотничьей тропы разлетались ниточки из страусовых перьев. Никто более из прикрытия не появился.
   Из трёх братьев Кайорских в живых осталось двое - Корнелий, которого по молодости не взяли в поход, и Кэр. Что сказать о Корнелии? Самый младший из трёх. Младше Кэлэра на шесть лет. Как обычно, бегал за старшими, подражая им в обличье и повадках. Шкодили они с Картерием - их безобразия повторяло зеркальное отражение. Вели себя паиньками - таков же был и младший. Ревел в голос, провожая отряд: и братьев с отцом жалко, и самому не терпится. Надеялся, как и все Кайорские, что по возвращении король возвысит их пуще прежнего, одарит щедрой рукой каждого.
   Неважными они оказались предсказателями. Не приняли в расчет амбиций короля. Что предстало светлейшим очам? Сотенка потрёпанных вояк вместо посланной тысячи. Травяные амулеты в подарок вместо ожидаемых сундуков с несметными сокровищами. В довершение всего - благополучно выживший ненавистный род!
   Преклонившим колена перед троном ветеранам было выражено неудовольствие. С заданием не справились, людей положили во множестве, оружие и провиант извели попусту. Благодарите христианское милосердие правителя, который не взыскивает с рядовых участников похода за потери и не отправляет служивых в места заключения. Отныне вы лишаетесь королевской службы и милости и вольны сами заботиться о своём будущем.
   Однако всё сказанное касается исключительно рядовых. Что до начальника отряда, ему следует, во-первых, снять с себя полномочия придворного, во-вторых, немедленно покинуть королевский двор без права возвращения, в-третьих, внести в казну стоимость убытков, понесённых из-за проваленного им задания.
   Его светлость была немало удивлена, услышав, что самого Карана Кайорского уже нет в живых, а командование отрядом, согласно положению о должностях, принял на себя его сын, Кэлэр. Королю ничего не оставалось, как криво улыбаясь, отметить фамильное сходство: не мог сдать свои полномочия тот, кто их официально не принимал. Государь милостиво оставил в силе только последний пункт приказа, обязав молодого Кайорского расплатиться за несуществующие долги старшего.
   Что последний и сделал. После смерти отца Корнелий и Кэр вошли в права наследства. Став хозяином своей части отцовских владений, Корнелий женился.
   Почти вся доля Кэра ушла в казну на оплату убытков похода. Королевская канцелярия постаралась максимально раздуть размер долга. К счастью, богатства Кайорских позволили преодолеть это препятствие. В итоге Кэру - теперь старшему - осталась часть замка в столице и часть в Кайоре, а также владения далеко за их пределами. Разрывая отношения с королевским двором, презрев великодушное разрешение снова числиться в придворных, Кэр продал брату половину замка в Арболене. Деньги от продажи частью роздал воинам и, забрав с собой беспризорных участников злополучного похода, отбыл в свои отдалённые владения. Кроме природных арболиканцев, с ним ехал темнокожий Гимба Конг.
   Всем выделялся этот человек даже среди соплеменников. Те сплошь худые и очень высокие - этот, напротив, упитанный, проще сказать толстый. Те шарахались от незнакомцев - этот с первой встречи прикипел к ним душой. Свои обожали охоту - Гимба терпеть её не мог, считая что нечестно вооружённым людям убивать беззащитных зверей. По рождению он принадлежал даже не к кэнатам - к рабам-кэратенам, низшим их низших. Естественно, шансов продвинуться по служебной лестнице у раба, потомка рабов практически не было. У чужеземцев же Гимба Конг занял место помощника кэррана, к которому - кэрану - относился как к отцу. Ни минуты не колебался, когда отряд собрался вернуться на родину, в чужедальнюю А-ро-бо-рику.
   Имя Конг у ало и его соседей означает 'река'. Река Гимба сменила русло. Река Гимба впала в Арборику.
  
  
   3.8. ФЛОРЕНТ В УЗИЛИЩЕ
  
   Флорент по-людоедски скрипел зубами, пока шестеро дюжих мужиков волокли его по снегу, предусмотрительно скрутив по рукам и ногам, а потом бросили в закрытую повозку на полозьях. Нога, кстати, в результате сопротивления стала неправой, так что транспорт пришёлся к месту. Непонятно куда и зачем его тащили. Сначала через лес - сильван его, родного, чуял. Лес кончился, пошли поля, запорошенные снегом, потом ... К этому времени Флорент смежил очи, стараясь не обращать внимания на молодецкие взлёты повозки на ухабах. С теплотой вспомнил, как славно начинался день. С утра бродил по лесу, набрёл на рябчиковые следы, освободил из капкана ошеломлённого зайца, и без того косого. И до чего бесславно закончился! Размяк, потерял бдительность. Тут его, голубчика, и заловили ровно глупого зайчишку. Никого из своих рядом, кричать бесполезно.
   - -Ну как, выспался, нелюдь?
   Этими словами приветствовали его пробуждение. Кто? Да кто-то из бравых служак, не погнушавшихся вшестером навалится на одного.
   - Лежи, лежи, друг. Нам ещё не скоро.
   Куда не скоро? Ехали долго, несколько дней, похоже, что выбрались за пределы Арборики. Часовые пить давали, по нужде под присмотром выпускали. Дней через пять к навязчивому "Лежи, лежи, друг" прибавилось "Доставим тебя в целости, потом приедем навестить".
   Флорент призадумался. Насколько позволяли тянущая боль в ноге и кружение а голове. Не убили сразу, отложили казнь. Дровец, что ли, для костра рассчитывают к тому времени нарубить? хворосту насобирать?
   Тем временем подъехали к замку, миновали подъёмный мост. Путешествие закончилось спуском в подземный коридор с каморами, те же вояки тащили его вниз по ступенькам: ступать на ногу Флорент уже не мог.
   ... Единственным стоящим занятием в тесной стылой каморке, куда его бросили, оставалась дрёма. "Сном всё проходит". Тлела надежда, что закончится и этот кошмар.
   Не тут-то было. Не успел сильван толком освоиться на новом месте, как дверь открылась, и свет проник сначала через щёлку, потом - через шире открытую дверь. "Пытать надумали, потому и не убили", - догадался узник, различая за светом факела фигуру в рясе. Чего можно ждать от церковников, Флорент представлял со всей ясностью: лесных людей, попавших в лапы служителям Господа, не видал больше никто.
   Посетитель в рясе испытал настоящее потрясение, разглядев узника при свете факела. Первым впечатлением был шок: "Они поймали ангела! Как они посмели к нему прикоснуться!" Ибо прекрасное удлиннённое лицо в обрамлении тёмных вьющихся локонов, рассыпавшихся по плечам, могло принадлежать ангелу, и только ангелу. Стоит ему подняться с пола - и распахнутся сложенные за спиной крылья. Неужели мерзкое задание, которое велели выполнить отцу, относилось к этому неземному существу?! "Дудки! Только через мой труп".
   Не меньшее удивление пришлось на долю узника. Откинувший с головы капюшон, вошедший при ближайшем рассмотрении оказался совсем молоденьким, моложе его самого. С белёсыми волосами, собранными в смешно торчащий хвостик. Белолицым. Голубоглазым. И таким юнцам доверяют пытать заключённых? Вот так инквизитор! Видно, из молодых да ранних, - мысленно подытожил Флорент.
   - И не моложе я Вас, а ровесник,- обиделся посетитель. - И не инквизитор вовсе, не тюремщик, даже не лекарь - я маг.
   Флорент только что рот не раскрыл: вот тебе и "юнец"!
   - Ну, не главный (на службе официально состоит мой отец), - пошёл тот на попятный, - но в помощниках. Зовут меня, кстати, Май. Нас ведь не удосужились представить. А ваше имя? Ладно, потом.
   "Он, что, мысли читает?" - запоздало сообразил опешивший сильван.
   Уставившись друг на друга, двое долго не находили слов. Наконец человек в рясе, назвавшийся Маем, решился разбить лёд молчания, при этом потрясение Флорента не прекращалось:
   - У Вас нога болит. Левая. Подвиньтесь, я посмотрю.
   Заключённый попытался, но дело кончилось только стоном боли.
   - Ясно. Двигаться не можете.
   Странный посетитель заколотил в дверь камеры, и через время в неё вошли двое тюремщиков, немалого веса и обхвата, так что в тесном помещении сделалось вовсе тесно.
   - Стен, Пим, берёте его на руки и несёте в мой лабораториум. Аккуратней, болваны, он же болен, нога сломана. И ноги, ноги развяжите!
   "Та-а-ак. Перенесли в комнату получше, всё для удобства служителей Господа нашего".
   Пытка действительно началась, и, по закону подлости, с неправой конечности. Сильван и кричал бы, да ему загодя заткнули рот. Не чем-то, а именно как-то: может, для этого здесь и держали магов. Руки, правда, развязали. Его родной ногой вертели так и эдак, пока, наконец, не запихнули её в лубок. За сим юный не-лекарь тяжело опустился на почерневшую скамью около лежанки и устало перевёл дух:
   - Теперь в порядке. Да, вот это надо выпить, быстрее заживёт.
   - Чтобы побыстрее на пытки? Лучше бы сразу отравили.
   Молоденький уставился на пациента круглыми глазищами, став похожим на голубоглазую сову, и махнул помощникам, чтобы выметались, не торчали тут попусту.
   - Больно надо! Чего ради мне Вас травить? Лишь маги-недоучки практикуются на живых людях.
   - Тогда почему мне дана отсрочка?
   - Знаю, на две недели. Тихо! - резко сменившийся тон, - на вас волшебная привязка, она уже подала вашим сигнал, где вы находитесь. Вас найдут. Так что нет смысла беспокоится.
   - А что всё-таки будет?
   Усмехнулся:
   -Это, как вы догадываетесь, сведения не для ушей каждого. Расскажу в обмен на ваше имя и сведения о сильванах. Не к вящей славе Господней, нет. Мне как естествоиспытателю интересно. Кое-что просачивается, но мало, мало. Книг о лесных людях почитай нет, а вы наши соседи.
   Объяснение свелось к облавам на сильванов. Про это узник уже слышал от товарищей. Из рассказа Мая Флоренту стало ясно, с какой целью это делалось. Вот так удача: вылечить ногу и по выздоровлении подхватить смертельную заразу! Маг клянётся, что его спасут, но как? кто?
   - Пусть это Вас не беспокоит. Спасут непременно. Только выздоравливайте, Флорент.
   "А ведь я ему своего имени не называл ..."
  
  
   3.9 ФЛОРЕНТ. МАЙ
  
   Питьё приносили уже знакомые Флоренту Стен и Пим. Молоденький Май регулярно навещал больного. Приносил соки и отвары. Целебные, надо надеяться.
   - А какие же ещё? -обижался не-лекарь.
   - Флорентом меня зовут, - пробурчал больной через несколько дней, понимая, насколько излишне выглядит его откровение с точки зрения мага. Не без подковырки добавил: "Да вы и сами знаете". Тот кивнул.
   Не однажды Май благодарил богов за то, что отец не присутствовал при разговоре с суровыми, бандитского вида мужиками, доставившими, как они выразились, чёртово отродье. Сильвана то есть.
   - Когда твой батя очухается, он должен сделать из этого гада больного какой-нибудь заразной болезнью. Хоть какой. Главное, чтобы бросалось в глаза. Этот, правда, и так не здоров, но нужно другое, повидней, позаразней. Сколько времени на это надо?
   Май прикинул: подлечить нездорового, привить болезнь типа рожи ... - уйдёт недели две как минимум.
   - Лады. Тогда и приедем за ним.
   Отцу через неделю только сообщил, что сам выполнит задание, хочет попрактиковаться лишний раз. Тот в знак согласия кивнул: не впервой, мол, действуй.
   Флорента давно разбирало любопытство, у всех ли маг способен читать мысли.
   Магик покраснел, очень заметно при его белоснежной коже, и отвёл взгляд: "У некоторых".
   - Значит, мне так "повезло". За что бы это?
   Видно было, что вопрос лекарю не понравился.
   - Как насчёт того, чтобы ответить на мои вопросы? - перевёл стрелку хозяин положения.
   Вопросы сыпались дождём. Ни дня без вопросов. Сколько лет живут сильваны? Или они владеют даром бессмертия? Помнят ли своих прародителей? Слагают ли о них легенды, песни?
   Некоторые вопросы ставили Флорента в тупик. Красивы ли сильванки? Как они выглядят? Что ответить, когда их никто в глаза не видел. Нет, может, деды и видели. Всё из-за Травы проклятущей, из-за неё. Давным-давно, вспоминают старики, эту занозу угораздило втюриться в сильвана. (Май с пониманием кивнул). Безответно. (Покраснел). У него уже имелась подруга. Вот Высокая Трава и избавилась одним махом от всех возможных соперниц, отправив их неизвестно куда. А как же вы... а дети? Полукровки, от человеков. Не сильваны.
   Вопрос - ответ. Вопрос - ответ. И так каждый божий день. Правда, Май сразу признался, что ногу мог бы вылечить дня за три. А почему не лечит? Да потому, что тогда придётся арестанту возвращаться в камору, а не сидеть в лабораториуме.
   В лабораториуме тепло, сухо и спокойно. Май наблюдает за какими-то жидкостями в колбах, а Флорент волей-неволей наблюдает за Маем. Как только магик оторвётся от созерцания, вприпрыжку к столу - записывать. Часами сидит разбирая закорючки на пожелтевших свитках. Что-то удаётся - начинает тихонько напевать, нет - дёргает белёсый хвостик.
   В надежде найти занятие для болящего, Май с самого начала предложил ему книги из библиотеки замка. Удивление мага было сродни урагану: сильван не умеет читать! он неграмотный!
   Флорент оправдывался тем, что он не один такой в лесу, там другие заботы, не читать же на ходу. Май настоял на том. чтобы гость выучился писать хотя бы своё имя. Тот из благодарности добавил в свой актив ещё и имя мага.
   Если кто собирается навестить узника или самого мага, Флоренту строго-настрого приказано укладываться на лавку и прикрываться полотном. Поднимать последнее посетителям строго возбраняется: под ним на пациенте вызревает зараза, неровен час привяжется. Посторонних, по мнению Мая, вообще лучше не пускать. Паче прочих - Саранчу, старую ведьму из Зельда, она уже напрашивалась с визитом: эта пройда на раз раскусит хитросплетения Мая.
   Истекала вторая неделя. Бежать, бежать, пока не стало слишком поздно! Флорент уже передвигался вполне прилично, но ...
   - Что-то вы плохо выглядите? Бледный. Вялый. Что ещё болит, кроме ноги?
   Следом, хлопнув себя по лбу:
   - Мог бы и сразу догадаться! Вы же давно не были у Дерева! Сколько дней можете продержаться без подпитки?
   Ужасно, что ни говори, когда чужие копаются в твоей голове. Чужие?
   - По-моему, у меня есть способ вам помочь. Сейчас.
   "Сейчас" растянулось надолго. иззевался в ожидании чуда. И оно явилось. В лице Мая, протягивающего ему посох из светлого дерева., от которого расходились волны тепла и силы. "Это как Сильвана в миниатюре!" - воскликнул осчастливленный больной и узник в одном лице. В порыве благодарности кинулся на шею своему благодетелю. Их объятия сомкнулись. Чужой?.. Вот и ответ на вопрос, чьи мысли считывает Май. Долго они стояли так, не размыкая рук. На миг сильвану почудилось, что до него доходят обрывки мыслей мага: "Это мой тебе подарок. На прощанье".
   "Волен держать меня здесь сколь угодно, а делает всё, чтобы нам поскорее расстаться", - обиделся было Флорент. И тут же поразился потере чувства реальности: его, дурака, спасают, а он ещё и недоволен.
   "А как насчёт уйти вместе?" - "Невозможно. Тогда не получится прикрыть твоё исчезновение".
   "Главное исчезнуть. Пошли, не бойся!"
   "Это тебе впору бояться. Да я бы и ... понимаешь, у меня ведь отец здесь..."
   "Сильвана слышит, я идиот, дважды идиот, только о себе пекусь! Прости! "
   Май кивнул. Флорент крепко, до боли в пальцах, сжал посох. Значит, "на прощанье".
   План спасения узника у мага давно сложился. Замутив сознание стражников замка, они, под видом Стена и Пима, выйдут из здания. Май доведёт Флорента до выхода - лаза, немногим известного, и вернётся обратно. Сильван двинется дальше. Его встретят: Маю это сказала волшебная привязка Олорина.
   Взгляды встретились. Встретятся ли они сами, вот вопрос.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"