Его внесли в камеру. Боль впилась в беззащитное тело, как дикий зверь, раздирая его на части. Он не понимал, как ее терпит. Предчувствуя потерю сознания, он прогнал почти все мысли. Его бросили на постель. Он, прищурившись, посмотрел на потолок, и тот начал вращаться, как громадное мельничное колесо, сперва медленно, подрагивая, когда оно только пришло в движение, затем, разгоняясь, все быстрее и быстрее.
Он был ослеплен открывшейся картиной. Ночное небо, представленное идеальной движущейся моделью, вращалось как должно, вокруг полярной звезды по часовой стрелке. Именно этого, должно быть, добивались суллы, высекая созвездия на потолке камеры, - мгновения, когда звездный мир поможет смягчить мир боли и утрат.
Как и колдунам, звездам дела не было до своей магии. Те двигались над ним, расстегивая пряжки и крепления, мягко снимая броню и одежду. Когда стаскивали нагрудник, грудная клетка взорвалась вспышкой ослепительной боли. На груди остался отпечаток размером с кулак, и хрящи ребер вокруг него треснули. Речь изменилась. Красивая сулльская речь, которая звучала как заклинание.
Он забылся.
В темноте ждала лунная змея, ее бледное огромное тело свернулось вокруг головы, приняв форму плотного диска. Райф заметил, что сейчас она ждала его. В какой-то момент их знакомства он перестал быть балластом. Поохотимся? - предложила она языком столь примитивным, что его пришлось переложить в слова. Перед глазами и на языке мелькнули картины добычи и ощущение ее вкуса. Вздрагивая, умирает олень. Бедренная кость переламывается надвое. Летят брызги сахарно-сладкого костного мозга.
Нет, ответил он. Какое-то полузабытое обещание, данное самому себе, подсказывало не соглашаться.
Она зашипела.
Он открыл глаза. Звезды кружиться перестали, и вернулась боль. Его обдувал прохладный ночной воздух, проникающий через лунные окна. Его обнаженное тело обрабатывали, сшивая черной нитью лоскуты кожи, смазывая открытые раны желто-красной мазью и перевязывая ребра и запястья. Неужели я проиграл еще один бой?
В голове всплывали картины сражений на мечах. В них не было ни порядка, ни возможности понять, какие именно случились недавно, только вереница нанесенных ему ударов и колото-резаных ран, когда стальные острия неслись к нему со всех сторон. Постепенно в течение часа одно воспоминание обрело определенность.
- Адди.
Ухаживающие за ним остановились взглянуть ему в лицо, и он понял, что произнес имя вслух. Когда он попытался сесть, мышцы на пояснице и бедрах вспыхнули огнем. Сулл уложил его обратно. Кто-то из них задел рукой разбитый хрящ. Тело обожгла боль.
Он снова забылся.
Его вернули голоса. Говорила женщина, и хотя он не совсем понимал, что она говорит, по тому, как она говорила, было ясно, что речь идет о нем. Он слушал не открывая глаз. Она говорила на сулльском, и он понимал далеко не всё.
- Он становится быстрее.
Мужской голос что-то ответил.
- Важно не это. Он быстро восстанавливается.
- Сул Джи?
- Еще нет.
Он вздрогнул, и голоса стихли. Он чувствовал, как их владельцы внимательно его осматривают. Он не реагировал. Нечто сказанное женщиной подтолкнуло ход его раздумий. Быстрее. Неожиданно его челюсть схватили руками и резко оттянули вниз. В рот хлынула жидкость. Голова в панике дернулась, он закашлялся, захлебываясь и задыхаясь. Руки схватили его снова. Одна хлопнула его по верхней части спины, другая обхватила нижнюю челюсть. Ему влили новую порцию жидкости.
- Пей.
Он выпил. Чувствуя, что отключится в любой момент, он объединил оба слова и, ввинчиваясь в тьму, повторял их. Адди. Быстрее. Адди. Быстрее. Адди. Быстрее.
Лунная змея ждала его. Чтобы оказаться в ее сердце, требовалось лишь расслабиться. Она признала его еле заметной задержкой дыхания, и они слились в единое целое. Вытянувшись на всю длину огромного тела, они пустились за добычей на север. На западе, над самым горизонтом, висел полумесяц. Времени оставалось мало. Воздух полнился самыми разными запахами, но один будоражил сильнее других: аромат свежей крови. Когда они мчались напрямик по его следам, под ними таял снег. Но, оказавшись ближе, они учуяли в воздухе нечто неожиданное. Свежая кровь означала хищника, пожирающего добычу, и они приготовились прогнать соперника... но то, на что они наткнулись... оскорбляло саму их сущность! В небе висел полумесяц, совсем не полная луна, и этой ночью чужаков из их рода на этой территории не должно было быть. Они высунули язык. Трижды. Определили по запаху возраст, размеры и пол твари. Самка, и уступает им во всех отношениях. Чтобы нагнать отставание от этой остановки, они увеличили скорость.
Ими овладел праведный гнев. Они уловили миг, когда соперница их почувствовала - воздух наполнился мускусным запахом змеиного страха - и мгновением позже поняли, что соперница беспомощна. Она в этот миг глотала. Добыча, недавно родившийся олененок, наполовину торчала из ее глотки. Голова и шея олененка прошли внутрь, а ноги и живот еще лежали, подрагивая, на снегу. Змеиные же челюсти охватывали грудь. Тут же змея начала отрыгивать, сокращая мышцы волной от живота к голове, выдавливая добычу обратно. Ее молочно-голубые глаза следили за опасностью. Чешуя стала отражать свет в защитном режиме, мгновенно сделав ее не слишком заметной. Когда в глотке застрял олень, такая уловка не работает.
Они ударили, их зубы сомкнулись на ее брюхе и яростно рванули вместе с добычей в снег.
Мать Ковена, от боли и ужаса взмолилась соперница. Пощади меня.
Они цапнули ее еще раз, но их зубы вонзились слабее. Вкус змеиной крови не доставил им удовольствия.
Я умоляю тебя. Усилие брюшных мышц уже помогло вызвать обратное движение проглоченного куска, и, когда соперница взмолилась о прощении, оленья голова беспрепятственно выскочила из ее глотки. Вся покрытая слюной.
Возьми, Мать Ковена.
Запах оленя их успокоил. Было поздно, приближался рассвет, а змея выучила урок почтения к старшим. Разжав клыки, они предостерегли ее: Не являйся на эту землю иначе, чем в полную луну со своими сестрами.
- Слушаюсссь, Мать, ответила соперница, отползая от добычи. Истекая кровью и испытывая сильную боль, она направилась в спасительную лесную темень.
Больше о ней не вспоминая они начали есть.
Райф проснулся. В лунные окна лился туман и мягкий утренний свет. Из угла камеры донесся странный скребущий звук. Крыса. Ему было приятно найти подходящее название. Повернув голову, он взглянул на источник шума. Человек в сером, присевший у дубовой двери камеры, мазал стену грязью. Райф наблюдал. Тот держал небольшой сосуд, окунал в него палец и размазывал по каменной стене. Райф прикинул расстояние между постелью и человеком, затем ударил.
Он не учел скованности мышц, вызванной болью, но ему все-таки удалось добраться до человека прежде, чем тот успел закрыться. Зашипев, Райф схватил его за горло и отшвырнул от стены. Горшок мигом отлетел в другой угол.
Райф, спрашивая, расслышал с той стороны двери скрип засова. Послышался крик. Затем шаги. Райф стиснул горло мужчины сильнее. Тот был старым, почти лысым, а обветренная кожа выдавала в нем порубежника.
- Сколько отметин ты замазал?
Глаза человека широко открылись. В углу рта пузырилась слюна. Когда он попытался качать головой, мышцы на шее напряглись. Райф, разъяренный, швырнул его вглубь комнаты. Старые кости треснули с мягким щелчком, как мокрые ветки. В пробитых легких раздался хрип. Райф выпрямился. Он тяжело дышал. Дверь распахнулась, и в комнату ворвались три сулла в латах. Пока один вытаскивал из камеры тело, двое наставили на Райфа свои мечи.
Райф испытывал ненависть настолько всепоглощающую, что готов был, невзирая на мечи, сразиться с обоими, если бы не два слова, крутившиеся в его голове.
Адди. Быстрее.
Он мог умереть здесь, и собственная смерть в этот миг для него не много значила, но от его действий зависела жизнь друга. И от его стремительности.
Райф позволил суллам силком уложить себя обратно в постель. К тому моменту, когда он лег, вернулся тот, кто уносил тело. Сулл с кожей цвета меди. В его руке был дротик, какие используются в духовых ружьях. Райф знал, что сейчас произойдет. Он напрягся.
Адди. Быстрее, повторил он, решив сохранить слова в памяти, когда иглу с намазанным на нее зельем воткнули ему в тело.
Ему чудилось, что он снова в Черном Граде. Вверх по лестнице к нему шагали Дрей и Эффи. Они улыбались. Эффи взахлеб скороговоркой рассказывала какую-то запутанную историю, где фигурировали Шенковы псы, остатки ужина и Анвин Птаха. Дрей изо всех сил старался следить за сюжетом. Райф ждал их, ему щемило сердце от любви и восторга. Дрей выглядел старше, чем помнил Райф. Глаза потемнели, а на лбу появились морщины.
--
Брат, - позвал его Райф, не в состоянии больше ждать. - Я здесь.
Райф очнулся. Грудь сдавило, и каждый вдох давался с трудом. Открыв глаза и посмотрев вверх, он увидел потолок камеры, камень с вырезанными на нем звездами. Его захлестнуло отчаяние, но он не смог бы сказать, почему. Он встал и облегчился в оставленное для этой цели ведро. Когда пошел пить, заметил у дальней стены небольшую посудину. Он отставил ведро и взял плошку. Медная, размером с утиное яйцо. Внутри подсыхало что-то темное и маслянистое. Райф принюхался. Льняное масло. Он сунул в емкость палец и посмотрел на содержимое. Тот же цвет, что у стен камеры.
Картинка сложилась. Его пометки закрашивались и затирались, чтобы у него не оставалось записей, сколько дней проведено в плену. Пока он пытался понять смысл этих действий, его взгляд остановился на стене, рядом с которой приземлилась посудина. Камера находилась ниже уровня земли, и сквозь трещины просачивалась вода. Райф увидел, что под одной из течей на полу собралась небольшая лужица. Засунув пальцы в медный сосуд, он зачерпнул содержимое и выбросил его в отхожее ведро. Размотал повязку на запястье, рассмотрев ее, решил, что она не слишком чистая, но сойдет, а затем вытер ею остатки краски со дна посудины. Осторожно приладил пустой сосуд под стекающие капли. Потом сел и с удовлетворением за ним наблюдал. Чтобы он наполнился, пришлось бы ждать долго, возможно, несколько дней, и то хватило бы лишь на один хороший глоток.
Спокойно. Хоть что-то. Это только начало.
Жажда заставила его подняться и попить из ведра с водой. Странно было глотать то, что, как он знал, было отравлено, но это знание не заставило его пить меньше. Он прекрасно помнил, что ощущаешь, когда загибаешься от жажды. Хуже, чем с любой раной, полученной от суллов. Когда он закончил пить, засов подняли, дверь отворилась. У входа в камеру поставили еду, затем дверь вернулась на место. На каменном полу покоились ломоть хлеба и целая жареная куропатка. Куропатка была еще горячей и истекала соком. Райф сел и начал ее методично есть, обгладывая все мясо с одной кости, прежде чем взяться за следующую. Он не чувствовал голода, но знал, что его тело пострадало и нуждается в питании. Когда доел, свалил остов с оставшимися косточками в кучку у двери.
Чувствуя, что настроение улучшилось, он повторил два слова. Адди. Быстрее. Он помнил, что они значили. Что для Адди он должен стать быстрее. Он должен начать выигрывать бои.
Он начал повторять упражнения, делая стремительные выпады в пустоту, уворачиваясь от воображаемых ударов, и отыскивая идеальные траектории ответных. Его целями становились звезды на выпуклом потолке и стенах; он выбирал какой-нибудь сектор и начинал разить звезду за звездой. Двигаясь, он ощутил, что его тело умеет это делать. Прежде оно уже так двигалось, было тренированным. Это заставило его понять, что от сулльской отравы он теряет рассудок.
Позже, когда он, запыхавшись, лежал на постели без сил, попытался собрать свои мысли воедино. Адди. Бои. Отравленная вода. Усилия, потребовавшиеся для этой работы, его ошеломили. Словно к каждой мысли прицеплена тысячефунтовая гиря. Прикрыв глаза, он позволил себе задремать. Мимолетно коснулся лунной змеи. Та пребывала в спячке, пока ее тело вершило важную работу - переваривало целого оленя. Глубина ее истомы передалась ему, и он провалился в тихий сон без сновидений.
Еще до того, как полностью проснуться, он знал, что его готовят к бою. Руки трогали тело с бесцеремонной настойчивостью, застегивая войлочную подкладку перед тем как надеть на него латы. Синяки на ребрах и запястьях перевязаны, шарниры и трущиеся места смазаны. Он смотрел на двух суллов, склонившихся над ним, и понимал, каково ощущать себя трупом.
Когда он был готов и стоял, они открыли дверь. Эта закрытая дверь выглядела отклонением от привычного хода событий. Когда собирали его прежде, разве не оставляли ее открытой? Не значит ли это, что теперь к нему относятся с большей опаской?
Трое суллов - двое с мечами, один с копьем - вывели его вверх по ступенькам в лес. Стояли сумерки - всегда стояли сумерки - и воздух от морозца похрустывал. Гигантские деревья тянулись ввысь, а луна, размыкая линию горизонта, заставляла их тени убегать в бесконечность. Та-дам. Та-дам. Та-дам. Били сулльские барабаны. Их щемящие гулкие тона наполняли душу чувством утраты.
Райф не мог припомнить, когда он успел лишиться той части сознания, которая испытывает страх. Жар горящих факелов колебал воздух, превращая суллов, которые ждали его, молча окружив боевую арену, в чудовищ иного мира. В этом освещении их никто не принял бы их за людей. Цвет кожи, разрез глаз, форма головы, а также особая плотность пространства, которое они занимали, непостижимо отличали их от людей. Райф сознавал, что, будь он даже в здравом уме, никогда не смог бы их понять.
Он машинально зашел на арену. Его окружили зеленые факелы, и потребовалось время, чтобы привыкнуть к свету. Он поискал и нашел фигуру Йиселл Без Ножа, по-королевски облаченную в серебристый шелк.
- Мор Дракка, - назвала его она.
Ее левый глаз боевой раскраской подчеркивала полоска свежей крови. Она произнесла на сулльском несколько слов, а потом добавила:
- Возьми меч.
Райф увидел перед собой на площадке меч. Для защиты от мороза он лежал на полотнище синей ткани. Клинок не обладал голубым сиянием метеоритной стали, но его покрывал рисунок, известный как "следы цапли на песке", и меч все равно выглядел красиво. При взгляде на него у Райфа сжались кулаки.
- Где Адди?
Без Ножа подняла бровь, и из свежей ранки под глазом вытекла настоящая кровавая слеза. Она подождала, давая понять, что приказывать ей никто не смеет, а затем сделала легкий жест левой, измененной, рукой в перчатке. Райф заметил движение в толпе и проследил за ним. Он видел суллов, но не Адди. От скверного предчувствия стало подташнивать.
К низкому сломанному бортику бойцовской арены подошли два сулла. Через миг Райф понял, что между собой они что-то несли... носилки. Он заметил песочно-седые волосы Адди, и в тот же момент на арену ступила фигура в закрытом шлеме. Страшась увидеть лицо Адди, Райф шагнул вперед.
Горец повернулся к нему.
О Боги!
Кожа Адди посерела и блестела от пота. Лицо исхудало, щеки впали, и он выглядел стариком. Его укрывало одеяло, но с груди оно сбилось. Правой руки не было.
Взгляд Адди медленно полз навстречу Райфу. Серые глаза потускнели от боли, но сознание в них еще жило. Райф смотрел в них и видел, что узнан. Горец знал все его имена и все, что он сделал, чтобы их получить. Адди Ган знал Райфа Севранса и по-прежнему любил его, словно одну из своих овечек. Райф единственно надеялся, что Адди чувствует и его, Райфа, ответную любовь.
Когда Райф опустился на колени и взялся за меч, Йиселл Без Ножа понимающе усмехнулась. Это его не задело. К Райфу шел вооруженный противник, а ему требовалось хотя бы несколько секунд, чтобы оценить вес и балансировку клинка. Тот оказался на удивление тяжелым, словно на сердцевину пошел чугун. Так они что, его тренировали? С каждым новым боем предлагался все более тяжелый меч? Он не стал развивать мысль дальше. Впервые за долгие недели, которые казались ему месяцами, он ощутил у себя на шее амулет, вороний клюв. Пластина нагрудника прижала черный кусочек птичьей кости к ключице. Он обрадовался. Амулет напомнил ему, кем он был.
Свидетель Смерти встретил противника серией стремительных ударов. Когда сталь врезалась в сталь, полетели искры. На сулле был все тот же нагрудник с алмазной пластиной, который надевали предыдущие противники Райфа, и та переливалась всеми цветами радуги. Райф знал, что благоразумнее было бы держать клинок от нее подальше, но ему было не до благоразумия. Им владела ярость. Суллы убивали его друга.
Он видел крупное сердце сулла. Траектория каждого удар вела точно к нему, и меч безошибочно шел по курсу. Блоки сулла поражали быстротой и свирепостью. От прерванных атак ощущения были как от столкновения на всем ходу со стеной. Райф принимал удар за ударом. Алмазы напильником скрежетали по мечу. Райф увидел рисунок боя, понял, что блоки противника делятся на три группы, и можно угадать, какой прием использует враг в зависимости от угла, под которым идет меч. Он начал проверку, делая неполные выпады. Райф заметил, что, когда противник ставил двуручный блок, ниже оставалось незакрытое пространство, и счел это неплохим шансом. Сейчас ему нужно было вычислить правильную линию и ударить чуть ниже алмазной пластины под углом, ведущим к сердцу.
Перекусим?
Райф сделал ложный выпад и перед самым блоком сулла отпрянул. Уперев носки в каменный пол арены, он метнулся вперед, выкидывая руку с мечом, и пробил открытый сектор и бьющееся позади сердце.
В тот миг, когда сквозь дыру в нагруднике толчками хлынула пузырящаяся кровь, глаза сулла широко раскрылись. Ноги противника подкосились даже раньше, чем потускнел взгляд, и тело повисло на клинке. Райф отшвырнул меч и сулла прочь.
Толпа, собравшаяся вокруг арены, осталась тиха и безмолвна. В лунном свете сверкала сотня обнаженных мечей. Где-то среди них изменил ритм барабанщик, замедлив темп так, что каждый удар звучал отдельно. Райф искал Адди, но не видел ни горца, ни суллов, которые его унесли.
Там, где он искал Адди, появилась Йиселл Без Ножа.
- Мор Дракка. Возьми меч.
Райфа сотрясла неудержимая дрожь. Он не понимал, что она хочет. Меч же в противнике! Он победил!
Заметив краем глаза движение, Райф обернулся. В круг входили две фигуры в матово-черных броне и закрытых шлемах. Меч одного сиял голубой метеоритной сталью. Второй нес шестифутовое копье и щит.
- Возьми меч, - невозмутимо повторила Без Ножа. - Ты же не хочешь погубить друга.
В душу Свидетеля Смерти вползла ненависть к суллам.