Харламов Александр Сергеевич : другие произведения.

Юмористическая Сага. Часть I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это произведение я решил посвятить юмору. Главная задача этой книги - рассмешить читателя и, я надеюсь, мне эта затея удалась. Юмор ради юмора - вот лозунг, кричалка, если хотите, сего текстоделия. Что ждет вас на страницах этой книги? - невероятные ситуации; - комичные персонажи; - и просто откровенный угар
  На страницах книги:
  - горец-варвар, исповедующий единственно верный путь к выживанию: маршрут стали, при чем у великана нет необходимости пользоваться GPS-навигаторами - он прокладывает лишь прямые траектории от точки A до точки А+1;
  - полная, казалось бы, противоположность горцу - трусливый монах, покинувший первый в мире монастырь Всех Угодий и Сладострастий, но он найдет, как справится со своей слабостью, пусть и способ этот будет своеобразен;
  - ведьма-колдунья, дожившая до своих лет, но не потеравшая потребности в мужском внимании, а с годами-то получить оное становится ой как не легко;
  - едкая лучница-разбойница, она вполне могла бы показать всяким Робинам Гудам, как шмалять из Кнопометалки;
  а также:
  - несанкционированные повороты сюжета;
  - стабильно выдержанная разность шуточных потенциалов;
  - и око судьбы, подослепшее в последнне время на один полуглаз (отчего случается неслучабельное и происходит непроисходибельное).
  
  
Alexander Kharlamov"s
  
  Юмористическая Сага
  
  Часть I
  
  Глава 1. Зачин.
  Он родился где-то среди северных предгорьев Сумеречных Гор, которые на самом деле вовсе не сумеречные, но зато название звучит крайне пафосно, а что главное в названии гор? Абсолютно то же, что и в названии рек, озер, городов и великих прославленных старцев-сподвижиков, сподвижников не потому, что в их старых жилах течет революционная кровь, но потому что в былые лета они умудрились набедокурить подвигами. Возвращаясь к вопросу о важности предметно-содержательной части любого названия в нашей истории, стоит определенно и однозначно утвердить, что это непосредственная (пусть и субъективная) эпичность, буквально пронзающая ваш слух при прочтении величавостью и героизмом (здесь вовсе нет намека на то, что вы читаете вслух, это эпическая аллегория).
   Итак, Он (чувствуете, чувствуете, как величавит заглавная буква простое местоимение? Сразу становится ясно, что Он - это не просто он, а очень даже Он и в скором станет ОНОМ) родился среди горного народа, который, как водится, всегда отличался суровостью взглядов и, как следствие, жизни. Вы можете задаться резонным вопросом: жизнь формирует взгляды горцев, а не взгляды жизнь, но давайте будем честны, и сразу отметим, что нормальный человек слезет с неприступных скал и заживет нормальной жизнью жителя долин, а при должном мыслительном процессе вообще переберется южнее (там тепло).
   Мы остановились на том, что он родился (таки) и был воспитан суровым горным отцом по суровым горным традициям, позволяющим принимать галлюциногенные грибы строго по праздникам. Отступ от данных правил грозил Ему (!) суровой жизнью, и тут у нас возникает путаница, повсюду суровость и лютый холод, но худшим наказанием для жителей Курт-Хартбана на протяжении столетий являлось изгнание из клана.
   Суровый отец вручил сыну суровой ладонью суровый кузнецкий молот, отвел в кузню и заставил сурово работать, когда мальчику не исполнилось еще 12 лет. До того возраста ему и раньше приходилось помогать отцу, но о полном рабочем дне он еще не слышал.
   Отцу стоило гордиться своим сыном, к двадцати годам его тело покрывали бугры мышц, и он был больше практически любого соклановца, огромные ручища могли смолоть орехи в порошок (ну, наверное, опытов не проводилось), задушить буйвола (и где вы видели буйвола в горах?), и однозначно согнуть стальной прут пяти сантиметров в диаметре (отец старательно прятал от него готовые изделия).
   У нашего героя (пока еще не в подвиго-летописном смысле, но центровнимательном) было приятное (но оттого не менее суровое!) лицо, длинные черные волосы, пара рук и ног (в описании суровых горцев это очень важный показатель), глаз, целый нос и среднестатистическое число шрамов. Он был немногословен, лют в бою, вынослив (не смотря на груды мышц) и любил жареное мясо.
   А жареного мяса сегодня было хоть отбавляй. Редко горный народ позволял себе такую щедрость - им приходилось жить большую часть жизни в нужде, карабкаясь по отвесным склонам в поисках сумасшедшей дичи, отчего-то решившей заняться скалолазанием. И поскольку таковой дичи в силу закона естественного отбора и эволюции было не особенно много, курт-хартбановцы вынуждены были экономить, а в особенно голодные дни воровать друг у друга. Поэтому в клане существовал некий полуголодный-голодный баланс: часть клана не ведали пищи дольше, чем другая часть, и поэтому запасы последней незаконным образом оказывались у первой, а через некоторое время - наоборот.
   Но сегодня горцам повезло: пару дней назад бог Даждьест ниспослал племени несколько горных баранов и медведя, и посему довольный народ с радостью отмечал двадцатилетие Шаруна, всеми любимого сына кузнеца, который в честной (и не очень) борьбе мог побороть практически любого соклановца.
   - Шарун барун турун [1], - гордо восстав на полузанесенном снегом камне, сказал его отец. - Пусть путь твой в жизни наполнится подвигами, а славное имя Курт-Хартбана разнесется по далеким землям, и враги будут трястись от страха от одного его упоминания [2] , - и он откусил еще немного от подозрительного засушенного гриба.
  - Спасибо, отец!
  Повсеместно послышались экономные восторженные возгласы (вьюга все-таки) и радостные поздравления. Но изюминка праздника была впереди: выступление первой национальной бардовской группы Сумеречных гор. Несколько великовозрастных мужей расположили рядом с тем камнем, с которого произносил речь отец Шаруна с десяток там-тамов, и проверяли прочее оборудование, которое в основном заключалось в достаточном количестве грибов особого типа, на предмет готовности.
  Группа "Северный Зубоскал" славилась крайней предсказуемостью собственной музыки, если вы решили бы послушать этих виртуозов там-тамыния, то непременно столкнулись бы с потоком чистой непредвзятой энергетики, буквально хватающей вас за руку и ведущей в пекло яростной битвы. Как говорится среди суровых народов "ярость мне в жилы!".
  Выступление должно было случиться с минуты на минуту, и центр кланового селения был уже переполнен народом. Нашлось также несколько смельчаков, для коих терпение вовсе не было добродетелью, и они всячески пытались исполнить на сподручных инструментах гимн Даждьеста. Наконец, приготовления были завершены, музыканты заняли свои места среди лютующей вьюги, и первые глухие удары огласили высокогорья Безглавого Утеса.
  
  
Брат наш великий
  Силу стяжает,
  Рушит безликих
  И ликих сражает
  Лик иль без лика-
  Ему все равно
  Коли кровища
  Льется ручьем
  
  Ярость мне в жилы!
  Ярость мне в жилы! (х8)[3]
  
   Периодически солист бардовского трио, будучи особенно опьяненным собственным исполнением, устремлял свой взгляд ввысь, к девственным голубым небесам, скрытым пеленою невероятно лютой метели, отчего его переставало быть слышно, и в толпе слушателей находились те, кто решал временно заполнить вокальную нишу в композиции. Возвращаясь с высот, солист обычно был крайне недоволен сим фактом.
   И тут, в тот самый момент, когда композиция достигла особенного накала, свойственного музыкальным стилям вольных северных народов, выражаемого очень быстрыми громыхающими звуками, случилось это...
   Весь окружающий мир, и без того не особенно наполненный светом погрузился в кромешную тьму, пелена холодной неизвестности спеленала воинственных горцев, обескуражив их и подвергнув дикому страху, а тот в свою очередь выплеснулся столкновениями и падениями друг о дружку, так как куда бежать никто не знал, но бежать определенно надо было.
   - Магия, - доносилось отовсюду, - Темная магия!
   И тут плеча Шаруна коснулась отцовская длань, именинник будто кожей чувствовал суровый взгляд черных очей из-под оледенелых густых бровей.
   - Сын, - молвил отец, - Дело здесь темно, я имею в виду, что не понятно, но определенно во всем этом замешана темная магия. Ступай к Седовласу и испроси совета, мудрец всегда знал, как поступать вольному народу [4].
  _________________
  1 Шарун, мой сын, ты гордость нашего клана, и этот гриб я съедаю за твое здоровье! (тавл.) Прим.: язык горцев включает крайне насыщенные информацией слова, так как им приходится экономить силы, пытаясь донести свои мысли до окружающих сквозь лютующую бурю и завывание ветров.
  2 Здесь и далее будет приводиться уже переведенный текст.
  3 Что характерно для песен, берущих корни в жестоких хладных краях, так это одинаковый припев. Пожалуй, лишь одна песня является исключением, гимн бога Даждьеста, где имеются следующие слова: 'Мясо мне в пузо!'
   4 Когда был достаточно трезв (в горном смысле этого слова) для этого.
  
  
Глава 2. Седовлас.
   Долго не раздумывая (что было нормальным поведением любого жителя Курт-Хартбана), Шарун схватил медвежью шкуру, дабы укрываться ей от бьющего в лицо града, немного мясца в дорогу, ведь никогда не стоит упускать возможности насытить свой по-истинному воинственный желудок, и пустился в путь, к вершине Непреклонной горы.
   Путь его ожидал нелегкий, своенравная длань судьбы, проявляющей в данной географической области исключительные садистские наклонности, усыпала высокогорный серпантин оледенелыми насыпями, опасными обвалами и непредсказуемым ветром, то и дело норовящим сбросить путника в бездну.
   Но уверенной поступью шел наш герой, и каждый шаг приближал его к цели, несколько раз он был подвержен воздействию силы тяжести в местах, сулящих смерть, но мужество и сила брали верх над гордой природой, и руки Шаруна вытягивали остальное тело вновь на тропу из хладных лап смерти. Он был твердо намерен выяснить источник злобной магии и поквитаться с ним, вернуть в мир солнечный свет, пусть и доходящий до их племени сквозь бурелом снега, ветра и скал.
   Седовлас жил отшельником в одинокой пещере на одинокой горе, именуемой Непреклонной, потому что эта груда оледенелого камня пиком пронзала небесную твердь, хотя на самом деле, по чести говоря, вряд ли кому-то в голову придет склонять горный массив. Основным источником его пропитания были подношения клана, горцы таким образом платили старцу за его мудрость и советы. С другой стороны, не всегда было ясно, что именно хотел сказать мудрец, так как разговаривал он исключительно иносказью, поговорками и мистифицированными стихами.
   Наконец, Шарун добрался до кладези умственных богатств, содержащихся на крайне небольшой жилищной площади, пещера была шириной в несколько шарунов (сын кузнеца всегда все мерил исключительно собой), своды были невысоки. Пещера была бы вовсе непригодна для жизни, в нее задувал бы судьбоносный ветер, несущий с собой снег, град и холод, если бы не ее глубина и извилистость. Многочисленные повороты, настроенные самим Седовласом сталактиты и сталагмиты, развешанные меж ними шкуры диких зверей ослабляли стихию, и вскоре она теряла всякую надежду добраться до жилища мудреца и шла доканывать расположенный ниже Курт-Хартбан.
   - Приветствую тебя, мудрельник [1], - сказал, склонившись Шарун. - Страшная напасть случилась с нашим миром.
  
- Ветер, море, ураган
  У природы есть свой план,
  Разгадай, поди, его
  Ради знания всего.
   Шарун ничего не понял из того, что произнес Седовлас, и принялся рассказывать, что именно произошло:
   - Седовлас, внезапно, посреди бела дня исчез свет, стало темно, видно это чья-то темная магия, пособи советом, расскажи, где искать колдуна.
  
- Ведьма, знахарь и волшебник
  Маг и темных сил кудесник
  Если ищешь их, мой друг
  То замкнется вскоре круг
  Раньше разное случалось
  Почва бурно содрогалась,
  Расходилась пополам.
  Было здесь и было там
  Волны изморя неслись
  Никому в них не спастись,
  Ветер кружево крутил,
  Хаты, избы уносил
  Вдаль и прочь, куда не знаю.
  И не ведьма полагаю
  Страшной клятвой пустоте
  Принесла беду в воде
  И не знахарь чередой
  Ветер кличет "Эй, постой"
  Дело все в природных силах
  Света нет, но то ли диво
  Что темно тебе. Послушай
  Чем искать виновных лучше
  Поразмысли обо всем
  Вдруг причину и найдем.
   Шарун подумал, что старец углубился в воспоминания, когда случались все те катаклизмы, которые он перечислил, и решил, что видно это какой-то древний маг уже многие года (столетия?) досаждает Курт-Хартбану.
   - Что же нам делать?
   Старец устало посмотрел на юношу и неспешно молвил:
  - Тридцать тридевять земель
  
Обойти, конечно, лучше,
  Чем усесться и послушать,
  Как шумит в окне метель.
  Шарун продолжал сидеть и смотреть на Седовласа, ожидая, когда тот продолжит, но тот хранил терпеливое молчание.
   Сквозь шкуры был все же слышен искаженный пещерой свист урагана, бушующего и несущего смерть любому неподготовленному, вступившему в его владения.
   Вскоре юноша посчитал, что далее ждать бессмысленно и, подняв с камня видавшую виды медвежью шкуру, отправился вон из пещеры, и снаружи его ждали мороз, ветер и... тьма.
  _________________________
  1 Это непереводимое слово, означающее на тавлийском языке одновременно мудрого человека и бездельника, ведь, по сути, чем еще мудрецам заниматься в свободное от задачек время.
  
  
Глава 3. Рокочущая угроза.
  Когда Шарун вернулся в поселение, он застал своих соплеменников исполняющими ритуал Дикого Охотника. По сути, это был единственный ритуал, имеющийся в запасе у горцев, и он полностью отвечал неприхотливым их нуждам, и теперь, когда удача повернулась к ним спиной, курт-хартбаровцы всячески адаптировались и приживались к новым условиям.
   Ритуальный костер решено было сделать больше, шире и ярче, на растопку пошли недельные запасы дров, и дивное пламя вздымалось ныне ввысь, взывая гордым богам о помощи (по крайне мере хотелось в это верить). Выплясывающий Голодный Танец люди то и дело высекали кремнем искры, призывая тем самым бога, ответственного за подачу света, внять их просьбам и разрешить темное волшебство. Барды выстукивали смесь марша Дикого Охотника и того, что, по их мнению, должно было стать маршем Дикого Света, хаотический и разрозненный ритм разносился по Курт-Хартбану, но не особенно, так как вьюга и ветер любили лишь свой музыкальный пересвист и глушили все звуки в радиусе двадцати метров.
   Едва клан увидал громадный силуэт, вырисовавшийся из белоснежной тьмы пред их очи, как все до единого они помчались навстречу храбрецу, некоторые, несколько опасаясь совершить святотатство, вприпляску и все еще высекая искры из камня.
   - Что сказал Седовлас? - Шаруна обступили внимающие ему горцы и наплевательски относящийся ко всему нижесказанному ветер.
   - Он... Он не ведает...
   - Что? Как такое может быть?
   - Невероятно.
   - Что же нам теперь делать...
   Тут Шарун подумал, что хоть как-то он должен обнадежить теряющий на глазах всю надежду на спасение Курт-Хартбан и произнес:
   - Седовлас сказал, что и ранее такое случалось. Темная магия настигала наших предков, и страшные бедствия творились на нашей земле.
   - Не сказал ли он, как совладать с этой напастью, ведь былые поколения сталкивались с ней лицом к лицу, то должны быть какие-то...
   ?- Нет, к сожалению нет.
   Послышалось обреченное бормотание, люди шептались о своем будущем, их умы пытались переварить происходящее, но мозг не умел выделять нужные кислоты, и накопленная информация просто складывалась без всякого порядка, пока рано или поздно не нашла бы выхода, традиционно сложившегося в северных суровых землях в виде героического желания порешить всех и вся заточенным на всяк пожарный мечом.
   - Я найду злодея и посмеюсь ему в лицо, когда он будет истекать кровью от дыр в его теле, проделанных моих топором, - сказал Шарун, и все соплеменники охнули.
   Одно дело сражаться со зримым врагом, отражать его атаки и умело находить время для нанесения своих, но идти вот так в неизвестность... Это было крайне безрассудно, но вместе с тем и необычайно храбро. Воины горных кланов с легкостью могли выступить против во много раз превосходящего их по численности противника, это, можно сказать, было для них обычным делом, однако ни один горец не сунулся бы в неизведанную шахту, рискуя провалиться и никогда не быть найденным среди путаных пещер и переходов. Осмысленная храбрость - вот, пожалуй, довольно точное определение их внутреннего героизма.
   Тем временем, Шарун продолжал:
   - Я искромсаю его обмякшее тело, обагрю всю холодную пустошь [1] его кровью, я заставлю бояться каждую частичку его тела.
   И в этот момент сквозь миллиарды несущихся с небес частичек льда, снега и воды проблеснули первые лучи света, и с каждой секундой становилось все светлее и светлее, а вскоре освещенность достигла высокогорной нормы, когда вполне можно передвигаться, не рискуя, ступив шаг, натолкнуться на соседа.
   - Боишься, мерзкий колдун? - закричал, потрясая боевым топором Шарун. - Поздно, я уже иду по твою душу и не успокоюсь, пока лезвия Гармлока [2] не увлажняться твоей кровью!
  _________________________
  1 По определенным причинам самым страшным местом для горных жителей являлась холодная пустошь, легендарная местность, очень холодная, очень промозглая и крайне пустынная (чем-то напоминает ад у песчаных масалихов).
   2 Несмотря на довольно жестокую тираду, прозвучавшую выше, горцы были довольно чувственным и милым народом, например, они давали имена своему оружию, хотя, порой, не всегда могли вспомнить имен своих детей
  
  
Глава 4. Тяжкое служение.
   Брат Петро волочился по мокрому снегу с коромыслом на плечах, на дугах которого в такт его шагам покачивались ведра с ледяной водой. Петро часто приходилось пополнять запасы в банном алтаре, поскольку он был не очень-то чествуем вышестоящим монастырским начальством.
   Первый в мире монастырь Всех Угодий и Сладострастий имени Лори Тюльпана располагался в Широкой Низине, долине реки Радвей, и имел больше прихожан, чем любой другой монастырь. Как известно, исторически люди селились вдоль течений рек, вокруг озер, в общем, рядом с источниками пищи и воды, но город Радвей был массовым исключением из этого правила - люди основали его и старательно взращивали ввысь и вширь исключительно благодаря монастырю.
   А виной всему была основная (хотя и терпящая регулярные изменения) доктрина Распутного Ученья, исповедуемого в Радвее, общий смысл которого: "если очень хочется, то можно".
   Монастырский патриархат обосновывал свое учение на особенностях человеческой души и разума, как единого организма, когда расстройство одного ведет к расстройству другого. Рамки, социальные условности и лестницы - не это ли путь к душевному замешательству, плачевному состоянию, когда человек потерян и не мыслит себя более как человек, но как нечто неудавшееся и живущее зря?
   "Освободи свою душу, свой разум и тело, и тебе откроется высшая цель, высшее благо и бесконечное спокойствие", - гласила табличка у входа в храм.
   Петро часто посещала неправедная идея покинуть храм, бежать от подобного образа жизни, но по натуре брат, как свойственно монастырской братии, был несколько труслив, и подобное изменение в его жизни казалось ему пуще смерти.
   Сегодня его ждало очередное испытание - Ласковых Пут и Девиц Румяных Вожделенье, одно из самых важных событий в жизни каждого монаха, желающего достичь посвящения. Каждый раз, когда он думал об этом, тело его содрогалось, а взор темнел.
   До вечера было еще время обдумать, решить и, возможно, отказаться от посвящения, но... что он будет делать в открытом мире, мире, полном опасных опасностей и жизнеугрожающих грозностей? Все, что он умеет - это читать молитвы Малого Богатства (молитвы Среднего и Большого дозволялось читать только уже посвященным чинам), орошать винной моросью прихожан и, да, носить коромысла с водой.
   Может, может ему удастся найти себе другой монастырь. Монастырь, где от него не будут требовать соблюдения Обжирательного Поста, Недели Сквернословия и Прелюбодеяния (если с постом и сквернословием Петро кое-как справлялся, то с последним выходило и вовсе плохо, каждый раз ему казалось, что его "уважительные причины" неубедительны.
   И сегодня, скорее всего, все его длительные месяцы "подготовки" будут обнаружены, и что его ждет тогда? Позор? Изгнание? Уж лучше уйти самому, теперь, когда еще не весь Радвей смеется ему в лицо (к смеху за спиной он давно привык).
   Навстречу Петро шли трое Последователей, поэтому монах сделал суровое мужественное лицо, пнул ведро с водой и прорычал, насколько это, разумеется, было в его умении:
   - Крых шрат амтор кутюр! [1]
   Последователи одобрительно посмотрели на Петро и продолжили свой разговор.
   "Черт, теперь придется возвращаться к колодцу, полведра расплескалось, в банном алтаре будут недовольны" - подумал Петро и повернул назад.
  ________________________
   1 Проклятый сын шакала, чтоб тебя! (древн. авл.)
  
  
Глава 5. Камнебулыжник Дышащий.
   Шарун торопился, он не знал, почему именно и даже куда именно он торопится, но, разумно рассудив, он решил, что лучше уж торопиться неизвестно куда, чем неизвестно куда еле волочить ноги.
   Ветер рычал ему в лицо, горец иногда отвечал обезумевшей стихии, но быстро умолкал, набрав в рот смеси из ледяного воздуха, снега и мелких градин.
   Огромный топор виднелся у него из-за спины, меховые ботинки вбивали снег в горную породу, а плащ художественно развивался на подхватах у бушующей бури.
   Прошлая ночь застала его в пути, и, надо сказать, не без сюрприза. Огромственное безумство посетило его, разбудило и заставило драться.
   Горный народ, буквально чующий напасть носовыми отверстиями, спал бы, будь на то его воля, с отрытыми глазами, и тогда ни один враг не подступил бы к нему незамеченным. Но за считанные минуты после того, как горец укладывался спать, глаза засыпало снегом, видимость снижалась, и он закрывал их...
   Его Шарун почувствовал по дрожи земли, такая громадина не могла подкрасться бесшумно, но, судя по тому, что открылось глазам горного варвара, очень старалась.
   Груда восставших камней надвигалась на него, полузасыпанная снегом, со свисающими с каменных конечностей сосульками.
   Поняв, что его приближение не осталось незамеченным, груда перестала передвигаться на пружинящих ногах (вернее, каменных аналогах ногам), выпрямилась и со странным звуком несущейся лавины направилась к Шаруну. Как вы наверняка догадались, раздалось громогласное:
   - Ярость мне в жилы!
   Битва продолжалась бы бесконечно долго, лезвие топора сверкало бы в отражающих лучах луны, оно свистело бы без умолку, если бы оглушающий ветер донес до слушателей хоть один звук, а боевой клич Курт-Хартбана не потонул бы в очередном завывании метели.
   Бесконечные доли секунды Гармлок взметал вверх, готовясь нанести удар, но метели угодно было опрокинуть воина на спину и выбить оружие из его рук.
   Скала подошла к Шаруну, подхватила на плечи и куда-то понесла.
  ***
   Спустя несколько часов Шарун очнулся (он решил, раз он не волен победить чудовище, хоть выспится перед смертью) в странной пещере, повсюду валялись черепа, а сквозь отверстие наверху бил ослепляющий дневной свет, почти незнакомый Шаруну. Видно, он где-то у подножия горы, с которой спускался.
   Ходячая груда камней куда-то подевалась, не иначе как пошла за очередной порцией белых косточек, горец поднялся на ноги и осмотрелся.
   Он не был связан, видно это кремневое чучело было не способно плести узлы, рисовать картины и вышивать крестиком. Что ж, это к лучшему, теперь осталось выяснить все относящееся к худшему, ведь отчего-то монстр оставил его без присмотра.
   Ответ нашелся быстро: вход в пещеру был завален огромным булыжником, откатить который было по силам лишь еще большему булыжнику.
   Шарун обременил свой яростный взор поисками какого-либо оружия и, благо, такового здесь нашлось весьма немало. Рядом с раздробленными костями, размолотыми черепами и подозрительно нетронутыми ребрами лежали топоры на любой вкус, мечи от кинжального до двуручного, луки, арбалеты и даже рогатки, хотя Шарун не особо имел представление, зачем эти штуки нужны. Сделав по-настоящему горный выбор, он схватил самый большой двуручный меч, немного огорчился зазубренной кромке и малой остроте, вспомнил, что он сын Великих Прославленных Мужей, и перестал грустить. Меч приятно лежал в его ладонях и настраивал на позитивный лад, пожалуй, даже слишком, чтобы вспомнить о том, что железо камнем точат, и это не самое лучшее оружие против ходячей скалы.
   Вскоре камень, заваливший вход зашевелился, сверху посыпалась пыль, пол пещеры загудел от грузных сотрясений, и среди плотного тумана и под невероятный грохочущий стон горы появилась каменная живучесть, доставляющая столько неприятностей. Она, казалось, вовсе не обратила внимание на горца, хотя вряд ли кто-то с большой степенью уверенности сказал бы, где у нее глаза. Каменное нечто просотрясало дальше и остановилось, подперев входной булыжник, чтобы, по-видимому, закатить его на место. Шарун понимал, что даже если вдруг он нечаянно убьет этот кусок скалы, то выбраться из пещеры ему не удастся, и надо было брать дело в свои руки.
   - Что ты такое? - прорычал горец, посчитав, вероятно, что живой массе камней мало с кем доводится поговорить, и она воспользуется данной возможностью.
   Однако масса не проявила никакого интереса и продолжала заваливать вход, и тут Шарун заметил то, что могло удивить любого: в пещеру следом семенили маленькие подобия живой скалы, они были горцу по пояс и следовали куда-то вглубь пещеры. Шарун метнулся к цепочке из мелких скаля̀т, занес меч и принялся, как выражаются в особо высокогорных кланах, рубить направо и налево, а также вперед, назад, вверх и вниз и вокруг себя.
   Действо возымело эффект: возле ног Шаруна лежали останки каменной породы, трудно было различить, какие именно это были части тела, хотя и до смерти скаленков не всегда это можно было понять. Пещеру стало трясти сильнее: папа или мама-великан, направлялась в сторону Шаруна, издавая поистине горно-утробный звук, в котором "ярость мне в жилы" несколько утонуло:
   - Я, Камнебулыжник Дышащий, посланник земной тверди, отмщу тебе за сыновей и дочерей моих.
   Но Шарун не собирался дожидаться возмездия, сделал несколько отвлекающих маневров, чтобы сбить столку Камнебулыжника, и в нужный момент проскочил в узкий проем, по неосторожности оставленный Дышащим. Там ему оставалось проделать несколько шагов по достаточно широкому скальному коридору, а после его ждал ослепляющий солнечный мир, наполненный звуками мягкой природы горных подножий.
   Шарун с облегчением обернулся и увидел приколотые камнем к своду пещеры обрывки пергамента, содержащие подозрительные записи: "Детям крайне полезен свежий воздух, утренние прогулки и...", "Если вы хорошая мама, то вы непременно обратите внимание на здоровье малышей...", "...для хорошего роста и богатырского телосложения необходим кальций, фос...", "...не забывайте, что дети - это будущее...", "по данным исследований Шихсбургской Школы Магов и Естествознания, наибольшее содержание кальция было найдено в костях, что опровергает гипотезу...".
   Вдруг Шарун услышал грохот, это не могло быть ничем иным, как звуком отпираемого прохода, и горец решил за лучшее поспешить прочь от этого места.
  
  
Глава 6. Лесные сюрпризы.
   Брат Петро провел всю ночь на ветви исполинского дерева, дрожа и прислушиваясь к каждому звуку, но даже это было несравненно лучше того, что он испытал прошлым вечером. В его память буквально въелись воспоминания о соблазнительно разодетых девицах, манящих его и зовущих томными взорами. Придя на испытание, он не знал, куда себя деть - они были повсюду, полуобнаженные, шикарные и пристающие к нему. Конечно, любому мужчине понравился бы такой расклад: женщины, обнаженные и их много, но Петро был не такой, как все и ему казалось все это каким-то... неправильным.
   Одна из них приблизилась к Петро, нежно обняла и предложила пройти вместе с ней...
   Ситуация казалась безвыходной, но брат Петро нашел способ улизнуть, а когда он оказался вне стен этого монастыря, он испытал истинное облегчение. Сборы не заняли у него много времени: собирать монаху было особо нечего. Он смело отправился в путь, в неизвестность с заплечным мешком, в котором была сменная ряса, книга Истинных Толкований (пусть Петро и решился на достаточно мужественный поступок, полностью отказаться от прошлой жизни он еще не мог, нужно было время) и запас еды на несколько дней. С пищей в монастыре вообще дела обстояли неплохо: всегда какой-нибудь из братьев соблюдал Обжорный Пост.
   Петро шел, сколько мог, пока окончательно не выбился из сил. Его окружала тьма, а впереди ждала неизвестность, и черт знает, что было хуже.
   Надо сказать, что, когда монах решил отойти ко сну, некоторые из Обжорных Постов показались ему лишними, ибо поднять свой вес на могучий дуб (а именно это дерево показалось ему наиболее безопасным) было делом не из легких. Брата ждали еще многие неприятности впереди: жесткие ветви, впивающиеся в его неправедное тело ниже спины, постоянный риск свалиться вниз, но монах волевым усилием боролся со своими слабостями, как боролся с сильностями во время служения.
   Неправедное тело отступника болело наутро семью возмездными болями. Петро подумал было, что это ужасный бог Хлыстопряник [1], о котором так много говорили наставники, наказывает его, но монах не слишком верил в то, чему учили в Радвее, особенно в возмездие удушающей жаждой, грозящей тем, кто праздновал в День Пятничного Употребления недостаточно употребительно.
   Вокруг дуба царило ясное утро, лес наполнял веселый птичий пересвист, шорох шелестящих листьев и редкий треск деревьев. Петро наслаждался этим дивным днем, когда его не ждало мучительное служение По-Настоящему Высшим Самым Могущественным силам, извечное коромысло и колодец, пока не посмотрел вниз. Даже не самое острое зрение бывшего монаха сумело распознать как минимум пятнадцати метровую высоту, а как максимум... - да куда уж выше!
   Петро понял, что никуда не слезет с этого дуба, потому что страх упасть и рассыпаться по земле ему не позволит.
   На его счастье спуск случился незапланированным (ветка таки не выдержала его вес), правда, когда он оказался на земле, собрав изрядное количество ветвей, аллергия на многократно возросший страх дала о себе знать бледно-красными разводами на лице и дрожащими руками.
   Но довольно скоро наш монах пришел в себя. Наскоро перекусив очень вкусным бутербродом, Петро отправился в путь. Определенно, он не знал, куда идет, дорога вела сквозь густой лес, но была довольно широка и обещала куда-то вывести.
   После очередного поворота Петро услышал странные звуки, доносящиеся откуда-то из чащи. Петро не чествовал стремление попадать в передряги, но день начался так замечательно (падение с дуба казалось мелкой неприятностью по сравнению с ненавистным служением), что небольшая толика приключений только скрасила бы его. Монах сошел с дороги, углубился в лес и в нескольких метрах от покосившейся березы обнаружил то, что никак не ожидал обнаружить.
   На поваленном бревне лежала абсолютно обнаженная девушка, тело ее было изранено длинными рваными ранами, издали казавшимися Петро покрытыми запекшейся кровью. Девушка стонала, видимо от причиняемой ей боли.
   - Что с тобой? - спросил монах.
   Но девушка не ответила, лишь застонала сильнее. Петро приблизился к ней, и сокращение дистанции позволило ему разглядеть, что она была очень красива собой, рыжеволоса и пышногруда. Кстати о грудях, одна из ран мистическим образом соскользнула с правой из них и упала в траву.
   Петро вгляделся получше в роскошное тело, распластавшееся по бревну, и раны, обретя четкость, вдруг обернулись лоскутами жареного мяса (к слову, источающего недурственный аромат).
   - Эм, - сказал Петро, - Пожалуй, я пойду...
   - Съешь меня всю, - утробно простонала девушка.
   Голос у нее был по-женственному тонкий, благозвучно ласкающий слух.
   - С-спасибо, это очень лестное предложение, но я не вполне голоден...
   - Будь со мной тем, кем ты всегда хотел быть!
   Петро вспомнил, что в детстве хотел стать пекарем, ему очень нравился аромат свежей выпечки и сладких кренделей, и сказал:
   - А ты любишь свежие булочки?
   - Черт, - голос обнаженной натуры вдруг изменился, упав на октаву ниже, огрубев и потеряв почти всю женственность, - что за народ мужики пошли, каждый раз теперь одно и то же. - Она вскочила на ноги, ссыпая с себя мясные лоскуты, - Все приходится делать самой.
   Последнее, что успел увидеть Петро, так это надвигающуюся на него с огромной скоростью дубинку.
  __________________________
  1 Истинное происхождение слова неизвестно.
  
  
Глава 7. Бежать пришлось долго.
   Местность вокруг Шаруна постепенно менялась, каменистые тропы с редкими растениями сменялись порослями деревьев, а вскоре горца обступил густой равнинный лес. Шарун оглядывался по сторонам, так как генетически записанная информация беззвучно трубила ему в ухо о том, что там, где все тихо и спокойно, непременно смертельно опасно. Горец был удивлен изобилием встречавшейся на его пути пищи: белки ловко бегали друг за дружкой по покрытым мхом стволам елок и берез, всевозможные птицы самых разных размеров и окрасок беззаботно щебетали на зеленых ветвях, семейка оленей небрежно семенила к ручью. Окружающий мир был девственен, жил собственной жизнью и морально не был готов к встрече лицом к лицу с отроком снежных скал.
   Запаса еды, который нес с собой Шарун, хватило бы на то, чтобы прокормить отряд в пол дюжины человек на протяжении недели. Горец оставлял за собой след мятой травы, которую придавливала разнообразная мертвая живность, влекомая в неизвестность за хвосты, ноги и даже клювы мощными руками. Голодное детство (а также вся прочая жизнь до сегодняшнего дня) давало о себе знать, могучего воина не посещала мысль о том, что в скором времени все это старательно отслеженное и обезжизненное добро начнет портиться и, как следствие неблагозвучно благоухать.
   В десятке шагов парила пара бабочек голубого и оранжевого цветов (в тавлийском языке существовали в основном прилагательные, описывающие оттенки съедобности объекта, поэтому для Шаруна это были просто бабочки). Но взгляд горца пал несколько выше, на непонятный сероватый ком, свисающий с липы.
   Затем он поступил так, как поступил бы любой наследник традиций Курт-Хартбана: поднял двуручный меч, найденный в пещере Камнебулыжника, и что есть силы приложил им по кому с единственной целью узнать, что будет [1] .
   А что будет догадаться, разумеется, особых сил не требует, надо будет часто-часто перебирать ногами, чтобы избавить себя от роя жужжащих жалящих существ, кои, как вскоре выяснил Шарун, не казали никакого страха ни от "ярость мне в жилы", ни от плохо наточенного двуручника.
   Ком разлетелся на части, обдав горца неизвестной ему липкой жидкостью, а после превратился в сотни крошечных монстриков, так и норовящих подкрасться к коже воина и нанести туше.
   Бежать пришлось долго и, когда, наконец, букашки отстали, горец упал на траву без сил, тяжело дыша и всей душой жалея о потерянных стратегических запасах (он ведь так старался, выслеживая добычу). Укусы вызвали сильный жар, и Шарун в скором времени уснул, как и требовало его тело.
   Ему снились родные края, холодные и суровые, где приходилось выживать, но правила были ясны, жестоки, но впитаны вместе с молоком матери. То же, что он встретил в низовьях, было новым, незнакомым миром, всему приходилось учиться сызнова.
   Здесь не было бешеных ветров, срывающих рогатый скот с пастбищ и уносящих в соседний утес, не было Быкогрыжа, победить которого можно было лишь ловко заманив его в пропасть, здесь не царила свойственная Курт-Хартбану полутьма, поэтому дичь не изъявляла удивления, будучи неожиданно схваченной, как это было там, наверху, а пыталась спастись бегством. Все пахло, жило и двигалось иначе. Возможно, подумало подсознание горца, это еще более жестокий и лютый мир, выживать в котором под силу настоящим мастерам воинского и охотничьего дел.
   Шарун проснулся от того, что сначала что-то влажное едва прикоснулось к нему, а потом что-то шершавое принялось его лизать. Он осторожно приоткрыл левый глаз (в здешних условиях стоило освоить практику сна с поднятыми веками) и увидел огромного пушистого бурого медведя, подчеркнуть слова огромного и медведя.
   Миша слизывал липкую жидкость с его лица и довольно порыкивал. Инстинкт самосохранения подсказывал, что стоит подождать, пока медведь не слизнет с него все до конца, и лучше лежать, не двигаясь, если бы не одно большое НО: лежать не двигаясь было почти невозможно, ибо влажный медвежий язык безумно щекотал.
   Безусловно, лакомящийся вкусными липовым медом медведь был, мягко говоря, недоволен, когда его пища вдруг встала и пошла куда-то прочь. Он хотел было положить ее лапой обратно, на место, где она и лежала, но не успел, коготки вспороли воздух и воткнулись в землю.
   Все недовольные медведи рычат, и этот не был исключением, он издал грудной басистый рев, распахнув широко пасть и демонстрируя ряды хищных зубов, поднялся на задние лапы и с силой вытолкнул воздух из легких через чернявый нос.
   Шарун умело распорядился всем этим временем, увеличивая и увеличивая расстояние от разгневанного зверя.
   Бежать пришлось долго...
  ________________________
  1 Как известно, горные народы столь же любопытны, сколь воинственны.
  
  
Глава 8. Стелла.
   Вокруг были понавешаны корявые сухие корни, вонючие крылья летучих мышей, на полках стояли заплесневелые банки с содержаниями преимущественно нелицеприятного вида, в центре стоял большущий чугунный котел, черный как черт и пухлый как бес. Это было типичное ведьмовское жилище класса А5, не мелкая хибара с покосившейся крышей бабы-проклятуньи, но уже довольно просторная изба, возможно даже оснащенная передвижным магическим механизмом, но все же не тянущая на дом колдуньи первого круга, те жили совсем вдали от обычных людей, подражая тем самым волшебникам и колдунам.
   Однако было в жилище что-то не совсем обычное: в одном из затянутых паутиной углов стояло совершенно обычное не волшебное зеркало (волшебные сразу бросаются что-то рассказывать, причитать и показывать далекие земли), столик, на котором лежали расческа, свекольная пудра, карандаш для подвода бровей... Редкая ведьма тратит время на наведение шарма, внешность, как правило, перестает заботить их на первом столетии жизни, ну или до тех пор, пока они не повстречают достаточно привлекательного мага.
   Покончив с осмотром помещения, Петро вдруг обнаружил, хотя и без удивления, что он не в силах покинуть его, так как привязан веревкой к деревянной скамье, на которой, собственно и лежал. Неужели он здесь для того, чтобы стать каким-нибудь ингредиентом в зелье семейного счастья, или его кости нужны для проведения ритуала вызова, скажем, духов прошлого или даже позапрошлого?
   Эти перспективы не радовали монаха, он крутился и извивался на поскрипывающих досках скамьи, крашенных, казалось, несколько столетий назад.
   Когда он оставил все попытки вырваться и смирился с участью стать чем-нибудь неживым для ведьминских обрядов [1], сколоченная из пяти рассохшихся и разошедших в стороны досок, дверь распахнулась, и нечто седое и лохматое ввалилось в помещение, держа в руках покачивающуюся корзину. Ведьма была одета в... м, поскольку идентифицировать все эти... тряпки не представляется возможным, то скажем, что она была просто одета, на ногах, гулко стуча по полу, болтались валенки.
   Ведьма вошла, поставила корзину на столик у зеркала, сбросила с себя... верхнюю часть одежды, хотя Петро не видел критичной разницы между до и после, стянула с корзины тряпку, покрывавшую верх, и принялась доставать содержимое. Это были свечи, полевые цветы от зверобоя и ромашек до одуванчиков и клевера самой разной степени помятости, какие-то фрукты вроде земляники и рябины. На самом дне лежала бутылка вытянутой формы и книга, название которой Петро случайным образом сумел разглядеть: "Соблазн, самое полное и потому подпольное издание". Ведьма открыла книгу, провела пальцем по паре строчек, кивнула сама себе и, схватив несколько свечей, направилась к Петро. Неужели она собираться делать приворотное зелье и использует в нем что-то от него, от него живого или... или не очень?
   Монах ничего не понимал, что происходит, зато, похоже, ведьма прекрасно знала, что делала. Ненадолго задумавшись, всматриваясь в лицо Петро, она сказала:
   - Стелла, - и принялась расставлять свечи на подоконнике, полу, несколько штук она поставила на краю котла.
   Монах подумал, что ведьма назвала свое имя, и ответил, сглотнув:
   - Петро.
   Стелла кивнула, села подле него и стала крутить одну палочку о другую, пока они не начали дымиться, затем подложила сухую тонкую лучинку, которая моментально вспыхнула. Ей она торопливо зажгла все свечи, подумала немного, и, словно что-то вспомнив, пошла обратно к столику с корзиной.
   Вернулась она с земляникой, которой незамедлительно постаралась накормить Петро, однако тот старательно уворачивался, думая, что хоть так, возможно, он предотвратит свою погибель. Стелла нахмурилась, вытерла земляничные руки о саму себя, и, сделав очередной рейс к столику, вернулась с двумя бокалами и той самой бутылкой. Наполнив бокалы, которые в ее костлявых руках казались пришельцами из будущего, она молвила:
   - Зигзминское красное, мне одна подруга передала. Очень вкусное и... питательное.
   - Спасибо, но...
   - Не выпьешь - развею по ветру.
   - А... да, спасибо, очень вкусно.
   Ведьма довольно улыбнулась. Она встала, занавесила окна, после чего комната погрузилась в полумрак, свет проникал только через множество щелей в двери и одну в потолке. Откуда-то из-под скамьи она достала балалайку, прошептала несколько слов, и та начала играть веселую мелодию из известной песни "Пели девки у ручья".
   Под бодрую музыку Стелла стягивала с себя слои одежды, общий эффект от действа заключался в том, что она становилась тоньше и менее... мохнатей. Что это за ужасный обряд, подумал Петро, что за муки ожидают его?
   - Я знаю, - сказала она, - вам, монахам, это не очень-то позволительно, обет и все такое, но... у тебя такой широкий лоб, ты, наверное, очень умен, а какие мужественные руки... Мм... Как хорош собой. Никогда не встречала столь храброго, красивого мужчины, готового на все ради спасения попавшей в беду женщины.
   Стелла гладила его плечи, и как-то странно смотрела, будто бы хотела съесть.
  ________________________
   1 Бытует мнение, что ведьма-это конечное проявление женственности, порой сумасбродное, порой стервозное, но всегда милое.
  
  
Глава 9. Прыжок.
   Медведь был либо чрезвычайно упорный, либо чрезвычайно голодный до сладкого, он не собирался сдаваться и так просто лишаться вкуснейшего меда, свежего, ароматного... Он преследовал Шаруна, не отставая ни на шаг, косолапя позади и изредка недовольно ворча. Возможно, ему просто было нечего делать, возможно, ему хотелось растрясти лишний жирок, который он набрал за весь сезон, а возможно ему попросту не нравилась убегающая еда, - тем не менее, он действовал согласно своего плана - подкрепиться сегодня медком.
   Меч Шарун выбросил на первом километре пути, потому что этот тяжеленный кусок стали крайне затруднял передвижение со скоростью, достаточной чтобы не быть съеденным, ну или зализанным до смерти. Ему негде было спрятаться: отличная видимость и запах, не сносимый ветрами прочь, позволяли отыскать медведю его везде, где бы он ни был.
   Горец испробовал все способы, какие знал: петлял, скрывался в озере, дыша через соломинку из тростинки, возвращался по собственным следам (это был особенно провальный способ, потому что медведь в результате стал дышать ему в спину, даже не подумав свернуть на ложный след). Шарун на ходу мастерил хитрые ловушки, судьба которых преимущественно была одной: угодить куда-нибудь в голодного зверя, так как времени их установить и замаскировать не было.
   Но, спустя, как казалось горцу, целые века с начала погони, боги смиловались над ними и ниспослали спасение: впереди виднелась какая-то хижина, лишь бы дверь была открыта.
   Сладолюбивый зверь, будто почувствовав неладное, припустился во всю прыть, с каждый прыжком настигая свою жертву. Черные глаза концентрировались на цели впереди, все реакции обострились, он с максимальной выгодой для себя использовал окружающий мир: толкался с кочек, избегал кустарников и густых порослей.
   Прыжок - жертва уже близко, два - он уже чувствовал ее запах, три - и еще один и он настигнет ее, повалит на землю и... Дверь неожиданно захлопнулась перед его носом, он не успевал остановиться...
   Шарун, одним прыжком преодолев ступени и оказавшись на крыльце, рывком открыл дверь и влетел в помещение. Первым, что он сделал, когда оказался внутри, так это захлопнул дверь.
   Он оказался в странной комнате с очень низкими потолками, его голова терялась во всевозможных висящих предметах, источающих неприятные и совсем неприятные ароматы. Затем он посмотрел вправо и был немало удивлен увиденным.
   На узкой дощатой скамье лежал перепуганный монах, весь измазанный земляникой, а на нем сидела полуобнаженная старуха, крайне недовольно уставившаяся на незваного гостя.
   - Пошел вон, - сказала она.
   - Простите, что помешал, но...
   Тут в дверь ударилось что-то очень тяжелое, вся изба содрогнулась от столкновения, а на пол упали несколько сушений.
   Все трое ждали продолжения.
   И оно не заставило себя ждать. Недовольный, яростный рев, пробирающий нутро и поднимающий волосы на голове дыбом, прогремел за дверью. Старуха вопросительно посмотрела на Шаруна.
   - Там медведь,- коротко ответил тот.
   Затем последовал скрежет когтей по дереву, тень за дверью выросла, а дверь под напором медвежьей массы жалобно затрещала. Если бы Шарун не подпирал ее, то, несомненно, дверь уже бы ввалилась внутрь.
   Мужчина на кровати стал настолько белым, что белее уже некуда.
   - Если он сюда ввалиться, я тебя по ветру развею, - пообещала старуха Шаруну.
   Но тот и не собирался пускать зверя внутрь, он изо всех сил держал спиной дверь. А когда медведь несколько ослабил напор и даже отошел на пару шагов от двери, видимо, чтобы обдумать дальнейший план действий, метнулся к котлу, толкнул его и подпер им дверь. Теперь у миши не было шансов войти. Вероятно.
   Не было ни звука, каждый присутствующий в жилище вслушивался в окружающий воздух, ожидая услышать, что же происходит вне стен избы. Но наступила мучительная тишина, сам лес затих, будто затаив дыхание и наблюдая, чем же кончится эта забавная сценка. Возможно даже, где-то там наверху работала беличья контора, принимающая ставки, рассчитывая сделать на этом неплохие орехи.
   Прошло с полчаса, за которые Шаруну показались эти двое на скамье еще более странными, чем с первого взгляда. Вокруг них горели свечи, на скамейке валялись цветы и два бокала. "Наверное, у них это так принято", подумал он.
  Наконец, любопытство взяло вверх, и старуха слегка отодвинула занавеску в сторону.
  - Что т-там, - спросил мужчина.
  - Он улегся в нескольких шагах от лестницы и, похоже, спит.
  - Надо воспользоваться этим и сразить зверя, - молвил Шарун, окидывая взором помещение, - есть тут у вас где-нибудь топоры, мечи, прочее оружие?
  - Во-первых, оружия никакого у меня нет, а во-вторых, откроешь дверь - напущу порчу.
  Шарун задумчиво посмотрел на старуху, оценивая, насколько та действительно в силах что-то такое напустить, и, судя по взъерошенным седым волосам, бьющим во все стороны лохмотьям и косому взгляду, она вполне могла.
  - Значит, ведьма? - спросил он.
  - Стелла, очень приятно.
  Шарун наклонил голову, чтобы рассмотреть белое дрожащее существо под ведьминым телом.
  - А ты?
  - Б-брат Петро, вернее б-бывший брат.
  - Хм, - сказал Шарун.
  Он слышал, что монахи дают обет внебрачия, им недозволенно ощутить женское тело, и, судя по происходящему здесь, этот Петро отказался от рясы ради какой-то старухи. Любовь не иначе.
  - Я - Шарун, - горец хлопнул себя по груди. - Воин Курт-Хартбана.
  Ведьма и монах переглянулись, видимо ища в глазах друг друга ответ на вопрос, где этот Курт-Хартбан находится.
  Стелла слезла с Петро, увеличила количество одежды до домашнего уровня, Шарун уселся на табурет напротив, и все трое принялись ждать.
  ***
  Свет сквозь щели стал пробиваться совсем тусклый и даже раззановешенное окно не спасало ситуацию: надвигалась ночь. Но медведь, похоже, то ли не доспал во время зимней спячки, то ли не ел меда несколько лет, но уходить он не собирался, он удобно устроился подле крыльца, посапывая и всему миру показывая, что он доволен жизнью.
  Когда совсем стемнело, Шарун предпринял отчаянную вылазку: аккуратно откатив котел, он приоткрыл многострадальную дверь. На цыпочках ступил два шага, как одна из половиц вдруг скрипнула, медведь заворчал, и Шарун счел за лучшее побыстрее вернуться обратно и вернуть котел на место.
  Наступила ночь. Стало ясно, что животное валить восвояси не желает, Стелла решительно вскочила и сказала:
  - Что ж, попытаемся.
  Ведьма взяла табурет, поставила его между скамьей и Шаруном, села и наступила ногой на выступающую доску в полу. Та мягко поддалась, плавно утонув вглубь. Доски плавно разошлись лесенкой, и откуда-то из глубин поднялись два длинных заплесневелых от влаги рычага и две покрытых мхом дощечки.
  Стелла потянула один из них, раздался гулкий скрип, как будто что-то под ними поддалось, Ведьма была сосредоточена, она уверенно смотрела в окно. Затем она мягко надавила на правую дощечку, дом едва слышно рокочуще загудел, а пейзаж в окне пошатнулся и очень медленно поплыл.
  Если бы на опушке в это время был сторонний наблюдатель, то ему представилось бы зрелище, невероятное по своей странности. Стоявшая много лет изба, вдруг приподнялась, оторвавшись от земли и открыв взору кривые деревянные ноги в количестве двух штук. Въевшиеся в дерево стен корни лопались, на землю сыпалась труха. А затем изба на цыпочках бочком пошла прочь, тихо, чтобы не разбудить лежащего в нескольких метрах медведя.
  Когда они оказались достаточно далеко, как показалось Стелле, она приподняла ногу с дощечки и потянула другой рычаг, после которого последовал оглушительный хруст. Затем ведьма вновь надавила на прежнюю доску, изба пошла быстрее, но где-то вдалеке раздался недовольное рычание просыпающегося медведя.
  - А еще быстрее нельзя? - спросил Шарун.
  - Старовата она уже для таких прогулок, - ответила Стелла.
  - Но если мы так и будем прогуливаться, то этот зверь нас опять догонит, и черт знает, что ему взбредет в голову на этот раз.
  Через несколько мгновений после еще более оглушающего хруста трухлявые ноги избы засеменили быстрее, изба побежала сквозь лес.
  А по их следам бежал медведь, отдохнувший, набравшийся сил и еще более недовольный, чем прежде.
  Где-то далеко начинало всходить солнце, макушки деревьев озолотились первыми рассветными лучами, но внизу, там, куда лучи доберутся еще только спустя полтора часа, лес трещал и хрустел от несущейся по нему избы. Многие ветви ломались о более прочные стены бегущей избы, но, порой, от нее отлетали щепки, или целые доски, когда та задевала пролетающие мимо стволы деревьев.
  Внутри хаты дико трясло. Все ходило ходуном, пол был усеян крыльями, травами и разбитыми банками. Котел катался от стены к стене, каждый раз раскачивая и накреняя дом, угрожая проломить одну из стен.
  - Мы так долго не протянем! - прокричал сквозь грохот Шарун.
  Тут он заметил, что пол между ним и Стеллой как-то странно себя ведет. Он был покрыт мхом, но мох не просто рос на досках, но полз назад, против их движения, а чуть сбоку изображал символ N.
  - Что это? - спросил горец.
  - Карта. Вот эта точка - мы. Вот эти - деревья, вот эта концентрическая поросль - холм.
  - А почему дальше ничего нет? - Шарун показал пальцем в пустой пол, с которого медленного сползал весь мох.
  Ведьма перевела взгляд туда, куда показывал горец, и на лице ее застыла маска ужаса.
  - Потому что впереди обрыв! - прокричала она.
  Стелла что есть сил вдавила ногой левую педаль, вся изба затряслась, заскрипела и от нее даже отлетело несколько досок из обшивки.
  Но было уже поздно, дом не успевал затормозить, и ему не оставалось ничего другого, кроме как оторваться от края обрыва, пролететь с десяток метров и...
  ...Шлепнуться днищем в воду.
  - Фух, - убирая налипшие на лоб волосы, сказала Стелла, - Пронесло.
  Если бы Шарун выглянул в окно, то он не увидел медведя, стоящего среди проломленных кустов на высоте обрыва и провожающего их долгим печальным взглядом. Он обнаружил бы там нечто иное, высокое, несуразное, напоминающее высеченного из скального массива исполина.
  
  
  
Глава 10. Золото, золото.
   Город Урби располагался на одном из берегов одноименной реки, она огибала его, нежно оплетая своими водами, создавая тем самым естественный ров. Урби был столицей Цаффского государства, поэтому был по-столичному богат, о городе ходила поговорка: Урби не Цафф, то есть, повидав его роскошь и благоустройство, не стоило делать вывод о том, что и вся страна являет подобное благополучие.
   В Урби сидел король, глава всего государства, важный и, несомненно, полный от содержащегося в нем самодовольствия и самовластия тип. Однако он был весьма умен, так как год за годом шел вдоль опасной линии, олицетворяющей баланс между тем, сколько можно награбить, и ситуацией, когда за следующий грош уже снимут шкуру.
   Мирум, так звали цаффского короля, был сегодня в особенно приподнятом состоянии духа, его, как всегда, не ждали неотложные дела, ибо он был королем, и что это за дело такое, которое нельзя отложить пусть даже ценой королевского приказа? Он почти не тратил своего времени на обустройство подопечного ему государства, потому как считал, что и своим чередом все идет довольно неплохо: налоги платятся, люди работают, стража отдыхает. Единственное, к чему Цафф был абсолютно не готов, так это к развязыванию военных действий, а также он был беззащитен, разверни какой-нибудь сосед против него военную компанию. Но соседние государства существовали, в основном, за счет дальнестранных кредитов [1], поэтому ни о каких военных операциях они и не мыслили, большее, что они могли себе позволить, так это закидать башни противника булыжниками и обстрелять его города из рогаток.
   Все эти страны были бы в постоянной опасности, если бы не поистине чудодейственные способности их граждан: те всегда знали, где, что и при каких обстоятельствах происходит. Просто потому, что от этого зависели их жизни.
   Также жители этих государств имели природный талант отваживать неприятеля с родных земель. К примеру, на опыте граждан Цукуйа и Шрамра были такие маневры, как: имитировать при приближении неприятельских судов чуму, холеру и геморрой, чтобы те поскорее уносили якори прочь, или распустить слух о том, что в округе водятся оборотни и вампиры, подкрепляя красочные истории свежими трупами (некоторым жителям эта роль особенно нравилась). Один тласский моряк рассказывал даже, что однажды сидел он и попивал эль в пивной, как вдруг в паб вкатился какой-то лохматый человек, сшиб половину мебели и перепугал всех присутствующих. Рукой он держался за шею, с которой капала красная жидкость, яростно стонал и, наконец, свалился замертво. Но это было не все - не успел моряк хлебнуть за упокой несчастного, как тот встал и принялся ходить по пабу, дико сипя: "Крови, крови". Моряк не рассказывал, что от него пахло черноплодной рябиной, но на следующий день Цукуйу покинули все тласские корабли.
   Мирум восседал на троне и размышлял, стоит ли перепродать казенный полевой инструмент в Артлий, или все-таки народ будет слишком недоволен, что в грядущем сезоне им нечем будет рыть, пахать и сеять. Его мысли прервал старший советник, приблизившийся к нему и прошептавший на ухо:
   - К нам посол из Мира.
   Мирум удивленно поднял бровь, дескать, что ему здесь понадобилось, но позволительно махнул рукой и принялся ждать гостя.
   Когда, наконец, длинная как сороконожка процессия, состоящая из роскошно разодетых людей, носящих широкополые шляпы с плюмажами кричащих цветов, толстые широкие пояса и ботфорты с золотыми и серебряными пряжками, проследовала в тронный зал, Мирум молвил:
   - Мир вам, добрым посланникам из мира, - отчего-то этот каламбур несколько развеселил его, и он одарил вошедших вполне искренней улыбкой.
   - Мир вам, - поклонился посол. - Меня зовут Халимайт Усулейм ибн Ашхид ибн Пасселайн, владыка Кашмата и елтрей Сишинобба, я являюсь полномочным представителем Мира и несу глас своего народа.
   - Кхм, - сказал Мирум, косясь по сторонам на советников, - Мирум, э-э, король Цаффского государства... владыка Урби и не только, и вообще я здесь главный.
   - Надо подумать над моими титулами после, - шепотом добавил он своим советниками и продолжил улыбаться послу.
   Тот невозмутимо посмотрел на Мирума, резким движением выхватил откуда-то из своих одежд свиток, развернул его и принялся читать.
   - Мой господин велит мне договориться с вами о важном деле, деле, которое, несомненно скрепит наши уже и без того дружеские отношения мостами счастья и благополучия, как два очаровательных попугая скрепляют свой союз поцелуем. О несравненный мудрый сан, мы прибыли сюда полные надежды быть услышанными и принятыми в качестве самых близких друзей, благо до нашего слуха не единожды доходили молвы о прославленном гостеприимстве несравненного сана.
   Мирум зачарованно слушал посла.
   - Дело наше ведет нас к чудесным и прекрасным пикам Сумеречных гор, одним своим видом воодушевляющим и озаряющим душу дивным ангельским сиянием. Горы эти безлюдны и суровы, жизнь в них практически невозможна, но ради красоты и душевного благоденствия, наступающие лишь в окружении их гордых заснеженных твердынь, мой господин просит вас позволить нашему народу построить небольшое селение подле них. Ваши подданные, несомненно, бесконечно счастливы быть вассалами столь праведного и прозорливого правителя, мы просим лишь поделиться с нами вашим процветанием, а щедроты ваши никогда не канун в лету небытия и будут памятны и чествуемы среди наших людей.
   - Кхм, - сказал Мирум, исподтишка обращаясь к правому советнику пока посол возносил хвалебные речи его стране, Урби и персонально ему, - что он сказал?
   - Хочет построить селение у Сумеречных скал.
   - Зачем?
   Посол пожал плечами.
   - ...мы проложим дорогу, дабы наши люди могли свободно перемещаться по вашим всеми богами благословенным лугам и лесам, и вы своими частыми визитами могли приветствовать наш народ, если на то будет ваше величественная воля...
   - Эм, - Мирум взмахнул правой рукой, потому что до него дошло наконец, что от него что-то хотят, а такие ситуации он любил, потому что от них пахло золотом. - А что с этого буду иметь, кхм, будет иметь корона?
   Настал момент, которого Халимайт, похоже, долго ждал и к которому тщательно готовился. Он весь напрягся, глаза буквально заблестели драгоценным огнем.
   - Двести золотых ежегодно. И, о несравненный сан, этот наш договор будет благословлен самими небесами, ведь, посудите сами, что может быть дороже двух народов, держащих друг друга в дружеских объятиях.
   Теперь, когда дело дошло до золотых, ум Мирума с легкостью вычленял нужное из витиеватых фраз посла, как рис очищают от примесей.
   - Две тысячи. И пошлины на экспорт на треть меньше, - Мирум еще толком не знал, что именно собирался экспортировать в Мир, но глупо было лишаться такой возможности.
   Посол, казалось, потерял дар речи.
   - Но... но это невозможно. Наш доход будет мень... Нам не покрыть расходы.
   - Что ж, приятно было побеседовать, владыка Карирата, приходите в следующий раз, когда у вас будет больше денег.
   - Пятьсот, это максимум что мы можем предложить, только ради девственных красот и первозданных...
   - Полторы и ни грошом меньше!
   - Семьсот пятьдесят, о небеса мне свидетели себя режу без ножа...
   - Тысяча триста, пошлины на треть и... - Мирум задумался, чего бы еще такого запросить. - импорт вот таких вот павлиньих шляп под государственную монополию.
   Видно было, что посол не рассчитывал на такие суммы, но в его свитке было сказано, договориться в любом случае. Он протер ниспадающий водопадами пот со лба и сказал:
   - Тыща, и да простят меня священные небеса, за то, что я обрекаю свой народ на голодные муки...
   Мирум причмокнул, довольный тем, что, во-первых, увеличил сумму в пять раз, а во-вторых, сработала его любимая стратегия: если хочешь чего-то, проси в два раза больше и ты получишь это.
   - Что ж, пожалуй, сойдемся на этом. Я надеюсь скрепить наш уговор дружеским пиром в честь дорогого посла и его народа! Нарр, - обратился он к левому советнику, - позаботься о том, что бы все было готово.
  ***
   А спустя полчаса после приема у Цаффского короля одинокий голубь покинул башню замка и путь его лежал на юг.
  ________________________
   1 Сперва они брали иностранные кредиты, то есть займы у соседних и соседних соседним государств, но после того как те отказались давать еще и еще и еще, они отплывали в далекие края (чем дальше, тем лучше, меньше риск, что их найдут) и брали деньги под немыслимый процент, который, по сути, их и не волновал - отдавать-то все равно никто ничего не собирался.
  
  
Глава 11. Подводные камни.
   Теперь мох показывал две сплошные линии, которые то сходились ближе, то расходились врозь так, что вся зелень исчезала с пола - это были расширения русла реки; порой мох собирался в одинокие кляксы или размытые полосы, это магически встроенный эхолокатор обнаруживал подводные камни, и в таких случаях Стелла заставляла кривые избушичьи ноги толкаться от воды в сторону от них.
   Хата неспешно покачивалась на волнах, от нее требовалось лишь изредка подгребать, так как они попали в сильное течение. Мимо проплывали зеленые берега, русые поля, лесные поросли и каменистые долины. Однажды из густых зарослей тополя показались обветшалые стены древней крепости, смотрящей на них пустыми глазницами покинутых окон. Серо-зеленое здание было практически разрушено, и трудно было сказать, это время сделало с ней такое, или же ей довелось пережить страшную осаду.
   А через несколько мгновений после того, как крепость снова скрылась среди маскирующих зеленых скоплений, река, по которой они плыли, разветвлялась надвое, предоставляя выбор, куда плыть.
   - Может, это вообще остров и русло огибает его с двух сторон, - сказал Петро.
   Спустя несколько часов после его второго за сутки летательного опыта он обрел сначала способность нормально мыслить, а потом и говорить.
   - Может, но не похоже: уж больно левое русло сильно задает в сторону, - ответила ведьма.
   - Карта показывает, что либо это очень длинный остров, либо действительно река делится надвое, - встрял Шарун.
   - Куда плывем? - спросила Стелла.
   Но отвечать на этот вопрос им не пришлось - течение с силой потянуло их вправо, так, что никакими усилиями избу было не выправить на прежний курс.
   - Вот если бы оснастить мою старушку специальными ластами... - мечтательно подумала вслух ведьма.
   Петро и Шарун переглянулись, видимо, в надежде, что им не придется сейчас нырять под днище несущегося по реке дома.
   Течение усилилось, новоявленных моряков стало сильно крутить, в окне мелькали то зеленые берега, то река, причем смена видов происходила все чаще и чаще.
   Затем стало сильно трясти, будто они ехали на кривой телеге по перепаханному полю. То ли чтобы хоть как-то снизить скорость, то ли просто от страха, изба растопырила свои корявые пальцы против течения, но эффекта практически не было: они неслись по волнам, и их бешено швыряло из стороны в сторону.
   - Не-е к до-обру э-это, - сказал Шарун, его голос дрожал от постоянной тряски.
   А потом раздался низкочастотный звук глухого удара, буквально цепляющего за глубины души и утаскивающего ее за это место куда-то в пятки. Затем что-то недовольно проскрипело, будто из дерева выдирают ржавые гвозди, бухнуло о стену и поплыло прочь.
   - Со-орвало-о крыльцо, - сказала Стелла, как истинный знаток экстремального сплава на домах-байдарках.
   Но через мгновение послышался еще удар, а потом еще и еще.
   Моховую карту лихорадило: изображение то появлялось, но пропадало, сильные помехи и рябь мешали понять в ней хоть что-то. А потом на досках появилась мигающая буква Х, что скорее всего означало, что устройство выведено из строя.
   У каждой разумной избы есть инстинкт самосохранения, поэтому наша изба, измученная регулярными ударами о подводные валуны, рассудила, что еще один такой контакт, и ей придет крышка. Либо смерть от гниения на морском дне, либо инвалидность, а она вовсе не собиралась кончать жизнь брошенной где-то на пригорке, тем более что она не была застрахована.
   И, когда она каждым гвоздиком, каждой панелькой ощутила приближение очередного подводного гиганта, оттолкнулась от него что было мочи, взлетела на полтора метра над бурлящим потоком и приземлилась на другой булыжник. Через некоторое время она повторила этот трюк.
  Так, то проплывая по реке, то перепрыгивая опасные зоны, изба неслась в пучине водной стихии. Ей больше ничего не оставалось.
   Шарун обхватил котел и изо всех сил прижимал его к полу, потому что во время таких "полетов" чугунная сковородина так и норовила проломить днище.
   Петро и Стелла вычерпывали воду, которая просачивалась сквозь щелистую дверь и перемахивала изредка через окно.
   Они держались на пределе своих возможностей, когда случилось непоправимое. Героически выживающая изба, и без того побитая, да еще и уставшая, в конце концов плохо рассчитала свой прыжок, и, когда приземлилась, ее ноги заскользили по слизкому камню, будто тот был вымазан маслом. Все произошло очень быстро. Углом, которым она полжизни простояла к северо-западу, шлепнулась в воду, архимедова сила вытолкнула ее обратно, прямо на очередной камень, на который она пришлась самым важным в данный эпизод ее жизни местом - днищем.
   В считанные секунды пол покрылся тонким слоем холодной водицы, перетекающий с одного угла в другой под действием качки.
  
  
Глава 12. Пир.
   Мирум просто источал хорошее настроение: он был доволен сделкой и радовался, как маленький ребенок радуется новой игрушке, тем более что тысяча золотых способна преподнести массу самых разных игрушек. Он переоделся и занимался своим туалетом. На нем было удивительно мало украшений - первый признак доброго расположения духа, ему не требовались дополнительные допинги для его поднятия. Он был открыт всему миру в своей лучшей белой рубахе из тончайшей нежнейшей ткани, темно-оранжевом камзоле с вышивкой золотой нитью, коричневых штанах, элегантно сидящих на нем и экстравагантных блестящих сапогах, как всегда до блеска начищенных и пахнущих свежей кожей.
   Закончив с туалетом, король спустился вниз, где уже все было готово к началу празднества, все ждали только одного: его, а он обожал эти мгновения и не стеснялся наслаждаться ими.
   К сожалению, пир случился только через три дня после заключения договора, это несколько огорчало Мирума, но он не отчаивался, ведь каждый раз ему удавалось уговорить посла остаться на побывку еще на день или два, хотя тот не шибко был против. В первый день не сложилось потому, что образовались какие-то проблемы с доставкой продовольствия в замок, вернее как, его доставляли, но оно через некоторое время исчезало (порой даже вместе с поварами и кладовщиками), но в царящем хаосе и спешке никто не предал этому значения. Во второй день Халимайт пожаловался на слабое здоровье, не позволяющее ему присоединиться к празднеству, и предложил устроить все без него, но у Мирума было слишком хорошее настроение, и он был готов ждать, сколько нужно, в пределах пары-тройки дней, разумеется.
   И вот, наконец, все было готово, Мирум вошел в зал с гордо поднятой головой, а там его ждало истинное королевское великолепие: помещение было до завязки набито людьми, занимающими высокопоставленные положения при троне, на столе стояли сочными и аппетитные яства, диффузирующие ароматные частички в воздух, сотни свечей освещали помещение, поставленные в покрытые позолотой канделябры (золотые Мирум продал, а на что потратил выручку уже не помнил). Он определенно был доволен увиденным.
   Зал встал в приветствии, Мирум хотел помахать всем им и уже дернулся было руками вверх, но потом вспомнил, что это не королевское поведение, и спокойно прошел к трону, хотя все его внутреннее существо буквально рвалось наружу.
   Когда он занял свое место, воцарилась ожидающая тишина. Мирум выдержал паузу и молвил:
   - Спасибо всем. Сегодня мы празднуем в честь радости двух народов. Мы объедим наши усилия и направим их на путь взаимовыручки и помощи. Первый кубок я хочу поднять за здравие Тулимайна, властителя Мира, мудрейшего из мудрейших мужей! - Мирум удосужился-таки вызнать у советников, где находится Мир и кто вообще им правит.
   Зал взорвался довольным гудением, посол приподнял свой кубок и, не отводя глаз от короля, сделал мизерный глоток.
   Когда чаши опустели, люди уселись по местам и принялись почивать свои желудки.
   После еще долго звучали тосты, здравицы, истории короля Мирума (когда тот уже изрядно захмелел) про то, как он вепря голыми руками завалил, а женщины из близлежащей деревни были ему за то очень благодарны, ну прям очень, по его словам...
   Королевское личико предательски рдело хмельным румянцем, во время таких тостов, количество которых возрастало с геометрической прогрессией, он поднимался с трона, пошатываясь, будто травинка на ветру, и говорил что-то в духе:
   - Будем!
   Или:
   - За то, чтоб все было!
   Посол улыбался и каждый раз деловито отхлебывал содержимое своего кубка. Он вовсе не опасался, что вино может быть отравлено, просто он был послом, а послы не пьют. Но, возможно, была и другая причина.
   Грянули музыканты. Они завели веселую мелодию, а певец заголосил:
  
Раз, два, раз-два-три
  Коли хочешь, посмотри:
  Эй, хэй, хэли-гей
  Сколько сможешь, столько пей.
  Кубок раз и кубок два
  Сколько их - не важно? Ха!
  Лучше больше, чем чуть-чуть,
  Если хочешь отдохнуть!
   Халимайт Усулейм вытащил какой-то сверток из своих одеж, осторожно прочел его под столом так, чтобы никто не обратил на это внимание. Словно уверившись в чем-то еще раз, он кивнул сам себе, убрал свиток обратно и как-то необычно вскинул рукой, а затем низко опустил ее, почти касаясь пола.
   Из рукава показалось какое-то темное существо, оно шустро выползло, соскочило и шлепнулось оземь, а затем, ловко перебирая членистыми ножками, побежало вдоль стола. Это был небольшой паучок, он аккуратно огибал ножки стола, беспокойные ноги людей, словно нарочно старающиеся накрыть его подошвами и раздавить, но он целеустремленно следовал вперед, и вскоре добрался до места, где кончалась тень от стола, места, где сидел король Цаффа.
  
Ой-гой, холи -гой,
  Коли хочешь, то и спой,
  Но не надо нам войны,
  Про иное расскажи:
  Расскажи нам о девицах
  Что сидят в твоих темницах
  Как ты держишь, их не знаю-
  Я с одной не управляюсь!
   Паук поднялся по жесткой подошве (ее не прокусить), выше, по более мягкому, но все равно слишком еще толстому сапогу. Затем он стал карабкаться по теплым королевским штанам, из которых торчали мелкие волокна ткани, за которые так удобно было цепляться. Если бы еще место поудачнее, можно было поставить здесь свою сеть для отлова мух, но сейчас у паука была другая задача и он полз выше туда, где его маленькое, но смертельно ядовитое жало сможет прокусить слой одежды и кожу своей жертвы.
   Он поднялся еще выше по оранжевой ткани и оказался на одной из конечностей обреченного.
  
...Если много их - беги,
  Сам себя побереги!..
   Мирума что-то все время щекотало, то правую ногу, то живот, и это подстегнуло его к мысли, что давненько он не произносил тост.
   - Я предлгаю выпить за... За грндиозный успех, ждущий всех нас вбудущим.
   Он протянул руку за кубком, и пауку не оставалось ничего, кроме как ретироваться обратно, чтобы оставаться незамеченных, ведь от этого зависела успешность его миссии. Он отполз вдоль королевского бока и оказался на спинке трона, в безопасности.
   Осушив кубок, король плюхнулся обратно на подушки и почувствовал головокружение, весь зал ходил ходуном, переворачивался и вообще творил не свойственные ему вещи.
  Паук почуял, что это его момент, он подкрался к шее жертвы, здесь никто не мог его заметить, приподнялся на тонких ножках, готовясь нанести смертельный удар...
   В этот момент Мирум повалился лицом вниз в одну из своих тарелок, он опрокинул кубок, разлив содержимое, стол покрыла красная жидкость.
   Сидящие подле короля подданные пришли в ужас от открывшейся им картины: их сюзерен распластался по столу, на его шее сидел явно ядовитого вида паук, а по столу текла жидкость цвета крови.
   - Убит! - этот одинокий вопль пронзил, будто шпагой, окружающий гвалт, наступила тишина.
   Паук растерялся. Это была умная, стрессоустойчивая особь (что очень важно для ядовитых пауков), но совершенно не готовая оказаться в центре внимания сотни людей. Инстинкт вовсю кричал ему, что нужно делать ноги, и он счел за благо не спорить с ним в такой ситуации и побежал.
   Тишина в кратчайшие сроки сменилась хаосом. Людей охватил ужас, потому что никто не знал, где эта ядовитая тварь и куда направляется. Каждый раз, когда кто-то обнаруживал ее, или что-то ее напоминающее (тень, упавшую вилку, закатившуюся свечку), незамедлительно вскрикивал и бежал прочь. Как следствие, народ сновал туда-сюда, пока, наконец, все не выбежали из тронного зала, на что ушло немало времени.
   В суете никто не заметил, куда делся мирский посол и его свита.
  
  
Глава 13. ПриБЕРЕЖение.
   Внутри избы царил пессимизм. На стенах играли отблески покачивающейся водички, поверхность которой порой покрывались всплесками: это попавшая в гости рыба пыталась донести, что ей пора бы открыть дверь, ей не хотелось более никого стеснять.
   Шарун угрюмо раз за разом погружал в воду банку из-под "сцилийских пиявок-не-кусак", а затем выплескивал содержимое за борт, вернее за окно.
   Петро усердно затыкал насквозь промокшей паклей дыры в двери, которую он повытаскивал из верхней части стен (для этого пришлось отодрать облицовочную обшивку, хотя больше она была похожа на кое-как приколоченные необрезные доски).
   Ведьма молча сидела на скамейке, тупо уставившись в одну точку. Все, все что было скоплено ею за долгие годы жизни, бумбурский крыжовник-кровосос, засушенный в дясителетней книжной пыли тюльпан-хвастун... - варенья, соленья, куренья и тушенья - все это пошло насмарку, найдя свою кончину где-то на дне проклятущей реки. Она горевала по ее любимому котлу, рядом с которым она провела почти всю свою жизнь, что-то непременно кипича, выпаривая или вымачивая. Он был сделан из низкоуглеродистого чугуна, поэтому весил меньше, чем все известные ей модели. Она вспоминала, как соседствующие ведьмы заглядывали к ней и с завистью подолгу смотрели на котел. Он был отправлен на дно речное первым.
   Затем мерзкие варварские руки принялись выбрасывать ее инструменты, которые, в принципе, ничего не весили, но нет же, и их надобно было уничтожить, потому что не было, не было в этом огромном человеке ничего святого. И, когда дело дошло до помела, которое она еще ни разу не опробовала (перелеты были не ее стихией, но ведь это могло же измениться, в будущем), она не выдержала, подскочила с табурета, подбежала и повисла на любимой метелочке.
   Шаруну вряд ли стало тяжело, если бы на его руках повис хоть целый ведьминский шабаш, он потряс помелом, пытаясь сбросить назойливую ведьму, но безуспешно, и сказал:
   - В принципе, без обид, но ты также весишь достаточно много, чтобы... - он не стал продолжать, предоставив старухе самой домыслить, что он хотел сказать, лишь ненавязчиво приподнял бровь в направлении окна.
   Она злобно спрыгнула на пол, еще более злобно посмотрела на "гнусное исчадие болотных отрыжек", и уж совсем злобно прошагала к скамье, на которой сидел Петро. Тот осознал, что не ровен час, как и до него дойдет очередь и поспешил продемонстрировать собственную полезность, схватив банку со "слюнявой жабой-людоедкой" и выбросив ее в окно, после чего монах во все зубы заулыбался сначала огромному горцу, а потом не менее страшной ведьме, изничтожающе уставившейся на него.
   - Я разберусь с лишним грузом, ты лучше заткни чем-нибудь те щели, - Шарун указал рукой на дверь.
   То, что происходило дальше, было как в страшном сне. Ведьма бездумно смотрела на то, как обчищают, пусть и с благими намерениями, ее дом и как разбирают его по дощечке.
   Через некоторое время ярость и гнев сменились грустным смирением. И вот, она сидела, понурив голову, подобрав костлявые ноги к груди, и смотрела, как плещется водичка в ее доме. Она не могла представить, что все это производит с ней.
   Будучи подвергнутой очередному приступу сострадания к самой себе, она сказала:
   - Знаете, меня ведь вовсе не Стелла зовут, - Шарун и Петро удивленно повернули к ней головы, - Я... я просто хотела понравиться...
   Ведьма шмыгнула носом, она была в расстроенных чувствах.
   - Таха, меня зовут Таха, раз уж мне суждено помереть рядом с вами, будет лучше, если вы будете это знать, - продолжила она. - И еще. Знаете, как тяжело женщине моего возраста с мужчинами? Вот и приходится идти на разные хитрости, - она посмотрела на Петро, - Лес, дерево, привязанная девушка...
   Таха, бывшая недавно Стеллой, тяжело вздохнула.
   - Я... я просто из интереса хотел спросить, - промямлил Петро, - а мясо - это тоже часть... плана?
   Таха, всхлипнув, посмотрела на монаха.
   - Да, в одной книге... было написано, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. И еще разные, - Таха покраснела, - описания... как распространить элементы вкусительной пищи по себе, чтобы тем самым соблазнить мужчину, - быстро закончила она.
   Петро и Шарун переглянулись и вернулись к своим занятиям, делая вид, что им вовсе не интересно.
   - Ну... я подумала, что эти два метода можно совместить, тем более, что может быть полезнее остренького мясца в томатном соку, приправленного паприкой для мужчины в расцвете сил?
   И тут Шарун воскликнул, указавывая пальцем в точку за окном:
   - Город! Там, впереди, похоже город.
  ***
  У Наро выдался удачный день - дно его лодки на глубину локтя было заполнено рыбой, редко его посещало такое везение. Жизнь рыбака была трудной: пропитание целиком зависело от улова, а тот, к сожалению, зависел не только от мастерства. Он жил в столичном городе Урби, в водах которого и занимался своим промыслом. Это было хорошее, как говорится клевое, место для рыбной ловли, так как клевало здесь весьма и весьма. Река в этом районе расширялась и делала большую дугу, дно было песчаное с большим количеством водорослей на дне, поэтому рыба с радостью устраивала свои жилища в этом месте и почти всегда была голодна. Единственное, что отделяло его от сколачивания капитала - так это местная рыбацкая конкуренция, прослывшая одной из самых ожесточенных и приводящей порой даже к лодочным битвам.
  Наро мерно покачивался на волнах, день не предвещал ничего необычного, солнце уютно грело теплыми лучами, и единственное, что требовалось от рыбака, так это изредка поглядывать на прочие лодки, на предмет затаившейся опасности.
  Но то, что увидели его глаза, когда он в очередной раз обернулся, хрупкая рыбацкая психика в скором времени пожелала вытолкнуть на задворки подсознания.
  Настоящий дом небольших размеров вывернул из поворота и направлялся в сторону скопления рыбаков. Из дома велся обстрел странными предметами, из единственного окна вылетали то какие-то банки, то связки сушеных мышей, то еще какая-то бесовская чертовщина.
  Наро, как и все прочие рыбаки лихорадочно заработали веслами, освобождая путь плывущему дому.
  Еле держащаяся на плаву изба страдальчески поскрипывала, вид у нее был ужасающий, складывалось ощущение, что она прошла не одну войну, причем в центре передовой.
  Но самое удивительное началось потом. Дом стал подгребать к берегу, это было заметно, потому что он двигался рывками, будто у него под днищем работали два гигантских плавника. Затем вышел на берег (да, у него были две кривые ноги!), встрепенулся, разбрасывая капли воды в разные стороны, и, сделав еще несколько шагов прочь от водоема, увесисто сел на песок, подобрав под себя ноги.
  ***
  Ясно было, что изба дальше никуда идти не собирается.
  - Настрадалась, моя малы-ышечка, - потирая рукой о набухшие от влаги стены, сказала Таха.
  Шарун толкнул дверь, а та словно того и ждала, с размахом распахнувшись, ударилась о стену.
  - Дом у тебя... с характером, - сказал Шарун и покинул помещение.
  Он осмотрелся по сторонам и заметил тучу рыбацких лодок, во всю прыть плывущих к другому берегу. Горец пожал плечами и зашагал прочь.
  - Эй, а нас ты не подождешь? - прокричала Таха.
  Монах и ведьма вывалились из дома, после чего дверь со свистом захлопнулась за ними.
  - Мой дом по вашей прихоти теперь никого не хочет пускать в себя, так что идти мне некуда и эта женщина, - она ткнула рукой в себя, - отныне на вашей совести!
  Шарун почесал затылок и кивнул. Вряд ли он представлял себе, что такое забота о ближнем, но поводов для несогласия он не видел.
  - Кхм, - сказал Петро, и Шарун снова повернулся назад, - мне, по сути, тоже некуда идти, я бежал из монастыря, и теперь дороги назад нет. Возможно, от меня будет какая-то помощь.
  Горец подумал, что это вряд ли, ну да пусть этот забавный человечек идет вместе с ним, ему-то что. В конце концов, эти двое знают о равнинной жизни гораздо больше, чем он.
  Втроем они зашагали к первым городским строениям, в основном это были рыбацкие хибары, и здесь стоял крепчайший рыбий запах, потом начались дома ремесленников - ткачей, дубильщиков, кузнецов - они были помиловиднее и несколько побогаче (возможно, конкуренция в этом секторе была не столь немилостива к рабочему классу).
  Наконец Шарун решил, что они достаточно углубились в город, перегородил дорогу какому-то горожанину и, нависая над бедолагой, спросил:
  - Я ищу темного волшебника, мастера насылать бури, ветры и ураганы, способного разверзнуть землю и затмить солнце.
  Горожанин побелел, сглотнул и сделал попытку спастись от верзилы бегством, но безуспешно. Горец повторил свой вопрос.
  - Н-не знаю никаких волшебников, сроду не видел никакого волшебства! Добрый господин, отпусти, у меня семья, дети.
  Шарун, потеряв интерес к этому бесполезному источнику информации пошел за другим, в свойственной лишь воспитанникам суровых гор манере.
  - Эй, Шарун, - отозвалась Таха, - я думаю это не самый плодовитый способ сбора сведений у населения.
  Петро кивнул.
  - Лучшее место для этого - таверна. Или паб. Бар, забегаловка, в общем, то, где люди испокон веком собирались, надирались и надирали друг дружку.
  Шарун оставил очередного встречного и вопросил:
  - Где здесь паб, бар, или то, где можно надрать...
  Мужчина слегка поседел и убежал прочь.
  - Мне кажется, что будет лучше, если ты предоставишь нам эту обязанность, - предложила Таха.
  Шарун подумав, что за все десять минут, проведенных им в городе, он так ничего и не разузнал, согласился.
  - Нам стоит разделиться, - предложил Петро. - Я расспрошу местных, а ты, - он обратился к Тахе, - можешь разведать, где здесь питейная и попытать счастья там.
  Шарун ждал, когда очередь дойдет до него.
  - М, а нашему великану, пожалуй, будет сподручнее отправиться к... кузнецам, уверена, они найдут общий язык.
  Так, они разделились, и каждый пошел искать свой успех.
  
  
Глава 14. Пижамные разгулы.
  В замке царил переполох. Все что-то делали, у всех были свои цели, но, в общем-то, никто к этим целям не приближался, потому что для их достижения требовался кто-то или что-то, но эти кто-то и что-то были также затянуты в кутерьму суматохи, и отыскать их было не просто. Все было взаимосвязано, и попробовали бы вы установить связь с, например, Министром Внешних Дел, пока он колесил по всему замку в поисках Верховного Канцлера, а тот уже несколько часов пытался поговорить с Главой Городской Стражи, который...
  После того, как специальный особо смелый отряд стражи [1] героически проник в опустевший зал, и было установлено, что "король дышит", королевская персона была теоретически нежно перенесена в собственные покои, где и продолжила свое крепкое путешествие по миру снов. Практически вышло не очень гладко - особо смелый отряд был не обучен переносить хрупкие предметы, такие как спящее королевское тело, потому телу немного досталось на лестнице о пару-другую ступеней, дверной косяк и саму дверь, но Мирум, похоже, был не против - он мирно посапывал и порой загребал руками снящееся золото.
  Наступила ночь. Темный воздух окутал замок и навис над Урби, раскинувшийся вдоль речного берега город сопротивлялся ему тусклыми огоньками, неверно колыхающимися в оконных проемах; но вскоре те были погашены готовящимися ко сну горожанами. Лишь в нескольких местах свечи продолжали гореть: развлекательные заведения в это время только приступали к своей работе.
  Было в основном тихо, из одного из пабов вывели перебравшего завсегдатая, где-то весело вскрикнула девушка, отряд стражи сопровождал кого-то по слабоосвещенной улице. Была, в общем, самая обычная ночь,
  А после наступило самое обычное утро. Немного холодное, светлое (на небе не было ни облачка) и радостное.
  Но не для всех. Мирум еще не проснулся, но уже знал, что у него ужасно раскалывается голова, у него было ощущение, что еще немного, и она все-таки расколется. Кисть автоматически перепрыгнула с постели на стол, едва не сорвавшись вниз, и это было бы ужасно, потому что каждое движение давалось королю с таким трудом, но все-таки зацепилась за выступающий край. Пальцы стали жадно подгребать к середке, где обычно было то, что могло хотя бы немного успокоить рассвирепевшую головную боль, но, ничего не обнаружив там и крайне удивившись, сообщили о ненаходке управляющему мозгу. Мозг пришел в немыслимую ярость. Как можно так обращаться с ним, с королем, с человеком, заботящемся о своих подданных, берегущим их как зеницу ока? На самом деле это, конечно, было не так, и Мирум знал это, но любил давать страстям покипеть внутри и проявить их снаружи, потому что все равно это прошло бы для него безнаказанно.
  Он вскочил с кровати, распахнул дверь и прям в пижаме, в которую его кто-то заботливо переодел, вышел в коридор.
  Где, черт возьми, был охраняющий караул? Где была хоть одна живая душа, на которую можно было бы излить свое недовольство?
  Мирум стоял в позе готовящейся к прыжку пантеры, пижама яростно развивалась на нем от циркулирующих по замку сквозняков. Что-то перещелкнуло в нем, и он потопал к лестнице, надеясь внизу отыскать человека, повинного во всех прегрешениях.
  Осилив последнюю ступень, король встретил Лаккера Лаккерозмута, капитана Королевской Гвардии, идеально подходящего на эту роль.
  - Милорд, - сказал тот, склоняясь в поклоне, - рад видеть вас в добром здравии.
  Брови Мирума поползли вверх, и Лаккер понял, что сказал что-то не то.
  - Добром!? Здравии!? - король обернулся, посмотрел по сторонам и повернулся обратно, - А, так это ты со мной разговариваешь. Я просто подумал, здесь есть кто-то в добром здравии. И, поверь, это не я! - королевское лицо покраснело от накипавшей ярости.
  - Сир, просто если учесть факт того, что, как говорят, вас укусил ядовитый паук, то вы выглядите неплохо для отравленного...
  - Паук? Меня?..
  - Да, милорд, вас пытались убить, - с капитана градом сходил пот.
  - Убить? А почему я ничего об этом не знаю? - было ощущение, что Мирум через секунду накинется на Лаккера.
  - Вы были... Вы спали, сир. - Капитал был искренне рад, что нужное слово вовремя подвернулось ему на язык.
  - Так надо было разбудить и сказать мне, что меня хотят убить!
  - Это не так просто...
  Мирум пылал праведным гневом, речь не вязалась, он был переполнен чувствами, он ощущал, что его... предали.
  - Но кто? Вы выяснили, кто это был?
  - Особо выяснять не пришлось, сир, мирская каравелла скрылась буквально сразу после... этого события.
  - Вы позволили им уйти? - Мирум брызгал слюной при каждом произнесенном слове.
  - Вернее, они скрылись от нашей погони.
  - А что, такая была? - заискивающе спросил король.
  - Д-да, милорд... - по лицу Лаккера было ясно, что н-нет, но Мирум слишком был поглощен яростью и не заметил этого.
  Наоборот, он немного успокоился, ему было приятно, что ради него устроили погоню.
  - Что ж, неплохо. Еще что-нибудь? - уже мягче молвил он.
  - Да, сир. Нам удалось поймать трех шпионов, сир.
  - Действительно? - Лаккер кивнул.
  - Эти негодяи рассекали по городу и вынюхивали, вынюхивали, вынюхивали, - с каждым новым "вынюхивали" капитан прибавлял все больше яда, ненависти и отторжения.
  Он был рад, что тема разговора переменилась, и теперь можно вместе поненавидеть кого-то еще.
  - Где они сейчас?
  - В Подземельном Зарешечье, милорд. Дожидаются своей участи.
  - Что ж, вели провести их в тронный зал. Я побеседую с ними. С пристрастием.
  - Будет исполнено, милорд. Но... там несколько неубрано и вы... - капитан опять побелел, он взглядом пытался намекнуть на то, что его сюзерен выскочил из почивальни в пижаме, а это было не лучшее одеяние для допроса.
  - Что, мы для подлецов должны еще фанфары устраивать?
  - Нет, мил-лорд, конечно нет. Я немедленно займусь ими.
  - Вот и хорошо. А я пока... займусь своей головой, - и король зашагал прочь.
  _________________________
   1 Их тренировали по особому методу 'Меньше знаешь - крепче спишь'.
  
  
Глава 15. В тронном зале.
   Все трое были в ужасном настроении. Разумеется, у каждого это проявлялось по-разному, к примеру, Шарун на все окружающее, в том числе дверные проемы и гобелены, смотрел исключительно исподлобья, Таха наслала ячмень на первого попавшегося стражника и теперь восстанавливала манные силы, а Петро кручинился в свойственной ему одному манере - игнорировал все вокруг.
  Сперва их вели по узкой каменной лестнице, видимо это был подъем из пропахшего насквозь влагой и плесенью подземелья, куда их посадили этой ночью, затем они проследовали сквозь мясные кладовые и кухню [1], заканчивающуюся еще одной, но более широкой лестницей, ну а та вела уже к коридору, соединяющему с тронным залом.
  Они ожидали увидеть там что угодно - собранный совет из люто смотрящих на них людей, аллею из поднятых вверх пик, которые держали бы королевские копейщики, в любую секунду готовые воткнуть оружие в их тела, даже к тому, что вдруг, вопреки всем правилам, пыточную перенесли из подвальных казематов в тронный зал, они были морально готовы, в конце концов, короли тоже бывают своеобразные. Но то, что открылось их взорам, обескуражило их.
  Тронный зал был похож на огромный длинный свинарник с высокими сводами. Повсюду валялись перевернутые столы, разбитая посуда, вонзенные в пол ножи, скатерти съехали с положенных мест и наполовину открывали запачканные едой деревянные доски столов, шагу нельзя было ступить, не попав ногой в засохший воск или лужу вина.
  В зале никого не было, кроме двух человек на другом конце помещения.
  Подталкиваемые в спины, горец, ведьма и монах проследовали дальше. Последние двое огибали столы, избегали кучек еды и вообще старались оставить после себя как можно меньше следов присутствия. Горец шел напролом, порой зацепляя столы, поворачивая их и даже протаскивая за собой некоторое расстояние; с особым удовольствием он хрустел костями жаренного барашка, которому не повезло оказаться на его пути. Все говорило о том, что если этот фитиль не потушить, то через пару минут будет большой взрыв.
  В другом конце зала оказался трон, на котором сидел человек странной внешности. Странность начиналась с пижамы, в которую он был одет, и заканчивалась позой, в которой сидел человек. Разгневанный мученик - вполне точное ее описание, в руке он сжимал кубок, который все время держал у лба, сидел не ровно, завалившись на правый бок.
  - Этот парень явно встал сегодня не с той ноги, - сказал Шарун.
  Человек в пижаме кивнул стоящему рядом гвардейцу.
  - Его величайшее святейшество король всея Цаффа Мирум Высокочтимый Прославленный, владыка Урби и не только, хозяин приблизительно тысячи гектаров почти заселенных земель.
  Мирум подумал, что сейчас не очень-то похож на этого человека, поморщился, но все же кивнул.
  - Очень приятно, милостивый государь, - начала Таха, - но по какому поводу...
  - Вы, - гвардеец ткнул рукой в их сторону, - Вы, о мерзкие, мерзчайшие, наимерзительнейшие создания, каких только можно выдумать. Я думаю, вы знаете, почему вы здесь! И нечего делать удивленный безвинный вид!
  - Вообще-то мы не знаем, - ответила ведьма, в то время как Шарун, оправившись от удивления, вновь стал исподлобно хмурым.
  - Вы обвиняетесь, - гвардеец кричал так, что даже сорвался на высокочастотный писк, - в измене! Измене королевской короне!
  Король Мирум попросил наклонится гвардейца и сказал ему что-то, отчего тот немного позеленел,
  - Как можно изменить короне, подданным которой ты не являешься? - удивилась Таха.
  - Вот, вы признаете, что является иноморскими засланниками, - голос обвинителя теперь варьировался от среднего до негромкого шепота. - Ваша смерть - дело времени.
  Гвардеец бросил боязливый взгляд на короля, тот одобрительно кивнул.
  - Нет, не признаем...
  - Мы ищем колдуна, волшебника или мага, который способен повелевать ветрами и указывать погоде, какой ей быть, - не выдержал Шарун. - Мы были бы весьма признательны, - он сделал акцент на последнем слове, как-то особенно зло посмотрев на Мирума, - Если властелин скольких-то там гектар нам в этом окажет помощь.
  Мирум вопросительно посмотрел на гвардейца.
  - М-милорд, они как тени бродили по вашему городу, вынюхивая, высматривая, вытягивая информацию. Не может быть совпадением, что в такой час на нашей земле появились эти люди и, подумать только, ищут какого-то там ведуна, умеющего обращаться с природными явлениями. Несомненно, это мирские посланники. Будьте в этом уверены.
  Король отпил из кубка, вернул его на место и спросил:
  - Как вы прибыли сюда?
  - Не совсем обычным способом, милорд, - отвечала Таха. - Мы приплыли в доме... Это долгая история...
  - Доме? - удивился король.
  Гвардеец шлепнул себя по лицу и завопил:
  - Послушайте, мой господин, какую вражескую белиберду они несут! Насколько неправдоподобна их ложь!..
  - Вот это и удивляет, - усмехнулся Мирум, но тут же пожалел о своем действии.
  Мысли ворочались крайне медленно в его голове, но все же их скорости было довольно, чтобы ум сообразил, что эти трое, огромный великан, одетый в шкуры убитых зверей, маленький человечек в монашеском одеянии и неопрятная старуха в лохмотьях никак не могу быть мирскими шпионами. Однако и их можно было использовать с пользой для себя... И для всего государства, как следствие.
  - Что ж. Раз вы не являетесь зарубежными шпионами, я, так и быть соизволю проявить к вам королевскую милость и помогу вам с поисками. Двигайтесь все время на юг, через Шелестящий лес к южным предгорьям Сумеречных гор, там вы обнаружите Авинвиль, портовый город, наймите себе там судно и плывите дальше на юго-запад, к далеким землям Мира.
  Мирум сделал театральную паузу, приняв вид, будто что-то вспоминает, а после продолжил.
  - Я много слышал о колдуне, обитающем в тех землях. Он могущественен, способен насылать штормы на корабли и разверзать землю...
  - Ага! - сказал постепенно перестающий хмуриться Шарун, - Разверзать землю, это он!
  - Он погубил не одну семью и не один народ свел в могилу. Его темная длань способна простираться в далекие-далекие края и убивать даже там, - горец согласно кивал, - Мой народ также страдал от его мерзкой магии, и будет благодарен избавителю за спасение.
  - Мы найдем его и, клянусь, Даждьестом, покараем за все грехи! - воскликнул Шарун.
  - Тише, тише, юный воин, - Мирум еще немного отхлебнул из кубка и шепотом произнес, - Имя его - Тулийман, - Шарун мотал на ус каждое слово. - Вам предоставят все необходимое для путешествия: лошадей, пищу и деньги. А я и мой народ будем молить бога, - он посмотрел на Шаруна, - и богов, чтобы они смилостивились и осветили ваш путь.
  - Спасибо, мудрый господин - сказал горец, немного подумал и добавил, - еще понадобиться оружие...
  - Конечно, конечно и это вам предоставят.
  - Топор, если можно.
  Мирум кивнул и дал понять, что стража может проводить бывших пленных из зала. А затем он долго, очень долго посмотрел на бледнеющего гвардейца. Тот хотел бежать, но нельзя: найдут - еще хуже будет.
  __________________________
  1 Планировка была не главным из ремесел, которыми владели цаффские строители.
  
  
Глава 16. Стратегический запас.
  Через день они выступили в путь. Какое-то время двигались вдоль реки, но после та стала сильно забирать на запад, и они (не без приключений) перебрались на другой берег и продолжили свой путь на юг.
  Дорога, коей они следовали, почти не петляла, была демократично усыпана рытвинами и колдобинами (в Цаффском королевстве приходилось мириться и с худшими вариантами дорожного покрытия) и вела строго в том направлении, что и нужно.
  В компании в основном царила тишина: Шарун большую часть времени проводил с точильным камнем в руках, то ли ему все время не нравилась острота Гармлока-2, то ли он таким образом соблюдал воинственный образ, Таха бормотала себе под нос об утраченном спокойствии и (гораздо реже) о радикулите, ну а брат Петро мечтательно проводил время в самом себе, потом что только там был достаточно спокойно и безопасно (хотя не всегда).
  Так они ехали на встречу судьбе, полные решимости и героизма. Вернее как, решимости и героизма были полны не все, но горец был настолько ими распираем, что среднестатистически выходило, что на каждого члена отряда приходится немало условных единиц смелости и отваги.
  Ведьма Таха чувствовала себя не в своей тарелки, надо заметить. Это было не совсем по-ведьмински, путешествие верхом, ей бы лучше на метлу или, на крайний случай в ступу, но лошадь...
  - Уж лучше дранный веник, ей богу, чем эта хмельная зверюга, - однажды недовольно пробормотала она.
  Странным образом каждому досталась лошадь, чем-то напоминающая хозяина. Шарун гарцевал на толстоногом боевом скакуне, лошадка Тахи была взлохмачена во все стороны, будто волосы хвоста и гривы были постоянно наэлектризованы, отчего и дыбились, как ежовые иголки, а скакун брата Петро был скромен и молчалив, если о коне можно такое сказать.
   Горец был в довольном расположении духа: наконец у них имелась четкая цель впереди, он осознанно близил роковой час расплаты каждым вырванным из почвы комом земли железной подковой его коня.
   Наступал вечер, и стоило позаботиться о месте для ночлега, но все трое плохо представляли, каким оно должны быть, это место. Петро лишь был уверен на все сто, что это должно быть не дерево, или дерево, но с мягкими подушками. Горец мог лечь просто так на землю и уснуть, а Таха предлагала соорудить небольшой шалаш.
   Тройка горячо спорила, как вдруг из леса, к которому они подъезжали, послышались сначала вой, а потом яростное рычание.
   - Дерево, - согласилась Таха. - Можно даже без подушек.
   Шарун отстегнул топор и с легкостью покручивал его в кисти. Петро нервно затрясся вместе с конем, тому видимо тоже были не по нраву эти угрожающие звуки.
   Вскоре занервничали другие, шарунов скакун даже поднялся на дыбы.
   - Что же там такое? - воскликнул горец.
   Затем до путников стал доноситься шелест листьев и треск сухих сучьев - было очень похоже, что кто-то бежит по лесу, причем едва ли медленно.
   А после с холма, на котором располагалась лесная опушка, к ним рванулась стая серых волков, судя по всему голодных и настырных.
   Волки в считанные секунды окружили верховой отряд и всячески пытались ухватить зубами за ноги лошадей, но те не давались. Пока. Шарун размахивал топором налево и направо, но животные были достаточно умны, чтобы не приближаться близко к мерцающему серпу. Таха на скорую руку шептала проклятья, но беда ее магии заключалась в том, что для получения результата требовалось время. Она насылала на волчье племя лысеющий лишай, блохастый подхвост и даже расчеши-себе-ухо, но волкам было хоть бы хны, о стараниях ворчливой старухи они узнают, уже набив себе животы свежим мясом. Петро хотел поехать и поискать ближайшее спасительное дерево, но не успел, двое огромных (как он считал) волков перегородили ему путь.
   - Ррр, - сказал самый большой из них.
   - Ааа! - ответил монах.
   В момент, когда по всем законам жанра опасных ситуаций, тройке всадников оставалось лишь покориться судьбе, предоставив голодной стае решать, кто первым пойдет ей на корм, со стороны высившейся опушки послышался тонкий свист, буквально закладывающий уши. Повинуясь ему, волки отступили, перестали рычать и вообще вести себя общественно-некультурно; напротив, они дружелюбно потрусили назад и разлеглись на влажной от вечерней росы траве. Занявшись своими делами, будь то чесание за ухом или вычищение облизанной лапой холки, животные не показывали никакого интереса к своим бывшим жертвам.
   Среди темных деревьев появился огромный конь, на его спине сидел не уступающий коню человеческий силуэт. Затем всадник величаво, но в то же время быстро, съехал с горки и минуту спустя оказался подле путников, повеяло чем-то сладким.
   - Ха-а, прошу простить моих любимых собачек, редкий гость захаживает в эти места! - всадник больше рычал, чем говорил, его голос больше бы пошел медведю, но вместе с тем был весел и таил в себе озорные искорки.
   Шаруну очень хотелось сказать, что еще немного, и им бы пришлось извиняться за перебитую свору гончих, но он был честен и с собой и с окружающими, и от того его настроение еще сильнее испортилось.
   - Магдар, герцог Кельский! - представился всадник.
   Он вел разговор исключительно в восклицательной форме, и еще была одна странность, связанная с ним и бросающаяся в глаза: было похоже, что его тело срослось с конем, и вместе они олицетворяли древнее высокородное животное, кентавра, хотя, если вглядеться, то это был, конечно же, самый обычный, пусть и огромного роста, человек.
   - Шарун, воин горного клана Курт-Хартбана! - горец воинственно потряс топором.
   - Ха-а! Мне этот парень уже нравится!
   - Я Таха, ведьма. А это брат Петро.
   - Бывший брат Петро, - поправил монах.
   - Что ж, бывший, так бывший. Поскольку я причинил вас столько неудобств, разрешите мне пригласить вас и попросить быть моими гостями!
   - Заманчивое предложение, - согласилась ведьма.
   - Мой замок здесь недалеко, с милю или две, думается. Что ж, за мной! - гигант на коне махнул рукой. - А вы что расселись, негодники, а? Ха-а, а ну пошли!
   Волки лениво поднялись на лапы и последовали за неугомонным хозяином.
   Путники в компании великана-охотника с трудом поднялись в горку, она была слишком крута, и приходилось брать ее наискось, затем над ними сомкнулись ветви темных деревьев, серебрящихся в лунном свете, их окружил ночной лес.
   - Ну, рассказывайте! - взревел Магдар. - Откуда вы, куда путь держите, вообще все! Ха-а, я не так давно в этих местах и не особо обжился еще, ищу новых друзей.
   - Мы ищем темного мага...
   - Да, да, способного насылать бури и проламливать землю, - монотонно передразнивая Шаруна сказала Таха.
   - О, да вы герои! Ни разу не встречал настоящих, взаподлинных героев! Ты, наверное, берешь ближний бой на себя, - Магдар обратился к горцу, - Ты насылаешь на врагов дьявольские заклинания, ха-а, а ты... Эм, а что делаешь ты? - с удивленно-оценивающим взглядом Магдар обратился к Петро.
   - Отвлекающий маневр, - хитро подмигнула Таха.
   - О-о, настоящая команда! Это надо отпраздновать! Мой замок, о мой замок, пока еще не так прекрасен, как хотелось бы, но я уверен, настанет тот час, когда его двери распахнутся для тысячи гостей! Будет весело! Обязательно, когда победите этого колдуна, заезжайте погостить!
   Магдар достал что-то из своего кармана, трудно было различить что, чиркнул спичкой и, когда та разгорелась, поднес ко рту. Сладким запахло сильнее.
   - Пока не могу вас угостить, но не ровен час мы доберемся до замка и там... - Магдар обещающе посмотрел на своих гостей.
   Когда расступились ветви, перед путниками открылась картина, от которой в пору то ли смеяться, то ли плакать.
   На практически чистой от деревьев поляне были понатыканы палочки, между которыми были натянуты веревки, преимущественно под прямыми углами. Внутри образуемых веревками пространств находились таблички с надписями вроде: "Гостиная", "Внутренний Двор", "Кухня" и "Еще не придумал, но что-то будет". Несколько работяг лениво пытались выкорчевать корень между "Главными Воротами" и "Спальнями для Прислуги". Таковых корней было еще немало на поляне: часть полностью выворочена из земли, а часть вовсе не тронута. На другой стороне поляны стояли несколько палаток, по-видимому, там гостеприимный хозяин и спал, пока "замок еще не так прекрасен".
   - Но, - пылая от радости, воскликнул Магдар, - Кое-что уже пустило первые корни в моем жилище! - он перешагнул несколько веревок и очутился в "Кладовой".
   Потянув за кожаную ручку, он открыл вкопанный в землю ящик, в котором аккуратными рядами лежали штуки, похожие на ту, что Магдар закурил в лесу.
   - Давайте, не стесняйтесь! - он зачерпнул горсть и направился к путникам.
   - Нет-нет, спасибо, - замахала руками Таха, - сейчас ведьминское семистояние и, ну понимаешь... Все равно я очень благодарна...
   Магдар, чуть огорчившись (если он вообще мог огорчаться) переместил свой взгляд на Петро.
   - М... Мы, монахи даем обет...
   - Но ты же бывший!
   - ...Но обеты-то на всю жизнь.
   - А, ладно, - Магдар махнул рукой, - Я знаю, кто меня поймет!
   Шарун не выказывал и доли смущения или неудобства.
   - Воины Курт-Хартбана позволяют себе только гриб Крышоедку и только в определенные дни.
   Магдар удивился, и в его глазах сразу же заиграл блеск максимальной заинтересованности.
   - Гриб, говоришь? Кры-шо-едка? - Шарун кивнул. - Никогда не слышал. Что, надо сказать, странно! Ха-ха-а!
   Ссыпав содержание ладоней обратно в погреб, Магдар позвал путников за собой, махнув им рукой.
   Они прошли через "Внутренний Двор" сквозь "Гостиную" и оказались возле обширной палатки шатрового типа, рядом с которой была вбита табличка "Временно тут, а потом посмотрим".
   За палаткой горел костер, от него пахло теплом и свежим мясом. Вокруг пламени собрались строители, они ужинали мясной похлебкой и травили анекдоты.
   - А-а! Это мои трудяги! - сказал Магдар, а затем представил их всех, все двадцать пять человек, уселся на поваленном дереве и пригласил гостей занять свои места рядом.
   Шарун запомнил, что где-то напротив сидят Тони и Луни, а Гарри-Шутник вгрызается в косточку справа от Улыбчивого Эндрю.
   Периодически кто-то из рабочих начинал дико смеяться, долго не мог остановиться, и все окружающие подхватывали его смех.
   - У нас тут всегда весело! - сказал Магдар, в очередной раз чиркая спичкой.
   - Оно и видно, - угрюмо процедила Таха.
   Брата Петро обступили несколько человек, настроенных крайне решительно. Они протягивали ему дымящийся оберток бумаги, подбадривающе похлопывая по плечу и дружески подмигивая.
   - Давай, ты только попробуй!
   - Никакого привыкания: хочешь - кури, не хочешь - не кури!
   - Совершенно безвредная штука.
   - Абсолютно!
   - Одна затяжка и ты не поймешь, как жил без этого раньше.
   - Эй, ты понял, что сказал?
   - Ну, я имел в виду, что просто отличная вещь. А так бросишь в любой момент...
   - Э... я... - мямлил в ответ брат Петро.
   Тем временем Магдар, выпуская в ночной воздух колечко сладковатого дыма, спросил у Шаруна и Тахи:
   - А где живет этот ваш, ха-а, злобный маг?
   - В Мире, - хмуро ответил Шарун, его горная грибная натура, похоже, имела иммунитет к расстилавшейся по всей поляне пелене дурмана, и не мешала пребывать в дурном расположении духа.
   - Хм, никогда не слышал, - ответил Магдар. - Эй, парни, вы слыхали когда-нибудь о далекой стране Мир?
   - Мир? Э...
   - Хм...
   - Я слышал бабушка сестры моего отца из Мира, - отозвался один из рабочих. Рассказывают, когда она перебралась в наши земли, много лет подряд еще проверяла пальцем вещи на предмет реальности.
   - Зачем? Ха-а, у них там что, есть что-то покрепче? - захохотал Магдар, тыкая пальцем в дымящейся оберток.
   Компания взорвалась смехом.
   - Не, - едва давя улыбку, ответил рабочий, - Она страдала миражефобией.
   Настала тишина, а потом все вновь покраснели от рвущегося наружу веселья. Наверно, их было слышно за многие мили отсюда.
   - А еще говорят, - сказал другой, - Что эти южане не едят какое-то мясо.
   - Почему?
   - Боятся, что съедят, а оно исчезнет! Прям из желудка!
   - Ха-ха-ха!
   Тут Магдар оглянулся и посмотрел на Петро. Сначала его лицо побагровело, окончательно обретя цвет спелого помидора, а потом из глаз полились слезы смеха.
   - Ха-а, сколько живу, а вот дующего траву монаха я еще не видел! Ха-ха-ха!
  
Глава 17. Математически выверенная удача.
   Шелестящий лес был единственным местом, соединяющим северный и южный Цафф: к востоку от него высились пики Сумеречных гор, а на западе простиралось Козье болото, пристанище страшных чудовищ, монстров и зыбких трясин. Живых очевидцев живущих там тварей не было: все они, по рассказам местного населения, пропадали в болотных глубинах, когда пытались спастись от охочей до крови живности. Но было и другое объяснение тому, что они не возвращались домой: они просто пропадали в болотных глубинах.
   Лес был важным торговым путем, сквозь него венами тянулись десятки дорог. В принципе хватило бы и одной-двух, но, когда одна дорога приходила в негодность, проламывали сквозь лес другую, а потом еще и еще. Например, если в каком-нибудь месте образовалась большая яма, наполненная водой, и через которую торговая повозка не могла перебраться, то люди соединяли этот путь с другим, старым, а когда доезжали до причины того, почему уже этот путь был заброшен (например, поваленные ветром деревья, перекрывающее всю ширину проезда), возвращались на старый или любой другой. Таким образом, Шелестящий лес был настоящим лабиринтом, и провести сквозь него товары было поистине трудным делом, сравнимым с работой штурмана, выправляющему судно по узкому рифовому фарватеру.
   Но радость наживы всегда толкала людей вперед, и путанность лесных дорог не останавливала торговцев, они рисовали карты, меняющиеся каждый год несколько раз, оставляли пометки и, порой, нарушая непринятые еще законы о честной конкуренции, оставляли друг другу "подарки".
   Так было до тех самых пор, пока вожаку одной разбойничьей шайки не пришло в голову мысль о том, что "Шелестун" (так называло местное население лес) может оказаться прибыльным делом. Первый же месяц активной работы с полной самоотдачей правому разбойничьему делу принес такой доход, который вожаку и не снился. Он бы никогда не сложил столько монет стопочкой (вожак всегда так делал, это воодушевляло), если бы продолжал "тянуть" барыши с прежних "рудников".
   Шли годы, десятилетия и настал день, когда в лесу развернулась целая сеть разбойничьих шаек, не на шутку ведущих борьбу друг с другом, ведь, как водится, на один золотой найдется десять ловкачей. Среди торговцев даже бытует мнение, что где-то в глубинах Шелестуна на нейтральной территории стоит дерево, к которому приколочена доска, на которой отмечаются достижения той или иной воровской команды, а в конце каждого "рабочего" сезона подводится итог. Но вряд ли так оно было на самом деле.
   Таким образом, передвижение по этому торговому пути было делом практически невозможным: торговцы оставляли записки друг другу (теперь они, разумеется, были заодно, когда появился общий враг), при чем записки эти могли быть как правдивыми, так и с двойным смыслом [1], в расчете на то, что разбойники прочтут их. Те оставляли также послания, и вся эта кутерьма шифрования и дешифрования длилась уже долгие годы, и если какая-нибудь повозка таки оказывалась во власти воровских лап, ее хозяин больше расстраивался из-за проигранной стратегической партии, чем из-за понесенных убытков.
   Так, один знавший виды торговец по имени Тогри Златонюх [2] подстегивал неспешно двух лошадок, тянувших его воз, доверху набитый заморскими тканями и приправами (также не здешних мест). Он прислушивался к каждому шороху, колеса месили грязь, лошадки разумно не нарушали тишину. Все шло неплохо.
   Вдруг внимание Тогри привлек один куст, как-то подозрительно выглядевший. Торговец достал карту, вернее одну из многих, лежащих рядом с ним на сиденье, развернул и прочел:
   - Так, сектор шесть-шесть-три-три, поле А семь. Примечание: сломанная ветвь к югу - значит бери на юго-восток по Братской Тропе Слепого Джонни, а если к северу - то пытай удачу на Засушливой Лужайке, а затем через Рыхлый Ручей к Изумрудному Бору.
   - Черт возьми, сказал Тогри. А если не поймешь как? Вообще на запад смотрит. Просил же Щелкуна перебросить мне последние обновления, так не-ет же, занят: жена, дети, некогда...
   Торговец взял перо и на и без того исписанном странными каракулями кусочке пергамента принялся производить расчет, повергшего бы в гениальный ужас любого математика.
   - Следуя предсмертному завещанию Смелого Роба, шестнадцать игрек квадрат минус три целым пять десятых ро, умножить на коэффициент неизвестности Засушливой Лужайки... Та-ак, что мы получаем... Пожалуй, статистически надежней будет двигаться через Братскую тропу. Ну, с богом, Но!
   Однако очень скоро Тогри понял, что ошибся где-то в вычислениях, потому что услышал характерный скрип натягиваемой тетивы, затем щелчок - стрелок отпустил ее в полет. Торговец инстинктивно пригнулся, стрела просвистела у него над правым ухом и воткнулась в дерево повозки. Древко издавало раздражающие гудящие звуки от частых затухающих колебаний.
   Тогри признал свое поражение, но только хотел выкрикнуть примирительное "Деньги", как начали происходить крайне странные вещи.
   С хрустом стрелок полетел вниз с дерева, но страховочная обвязка не дала ему достигнуть земли, затормозив его на полпути к сломанным ребрам, затем она надорвалась, и спустя миг разбойник висел, зацепившись одной ногой за нее, в нескольких метрах над землей, пытаясь избавить себя от этого щекотливого положения.
   Несколько его "коллег" выбежали из своей засады, но один неудачно поскользнулся и упал в грязь лицом, а другой споткнулся о распластанные по земле руки товарища и повалился рядом.
   Приближавшиеся с тыла разбойники были синхронно отброшены Сивым и Цокоточкой, в нужный момент распрямившие задние ноги. Животные довольно фыркнули на неудачливых бандитов.
   Оправившись от изумления, Тогри счастливо завопил "Но" и, благо дорога была ровная, лошадки понесли. Вслед просвистели еще несколько стрел, но это уже было не важно: торговец знал, что стоящие целое состояние иностранные шелка спасены, по крайней мере, временно.
  ________________________
   1 А также тройным, четверным и даже десятерным.
   2 Само собой, у него было несколько имен.
  
  
Глава 18. Шелестун.
   Они покинули лагерь ранним утром. Магдар и компания спали, похрапывая на самых разных нотах самых разных октав, так что их исчезновения осталось незамеченным.
   Теперь компания ехала уже несколько дней, оставив многие мили позади. Вокруг царил умиротворяющий жаркий день. Высоко в небе светило солнце, кузнечики привычно пиликали свои мелодии. Шарун и Таха ехали немного впереди, монах отставал на десяток шагов, они привыкли, что он довольно много времени проводит наедине с природой, любуясь полевыми цветами, незнакомыми насекомыми (иногда они больно кусались) и просто слушая жизнь.
   - А что ты думаешь делать, когда мы доберемся до колдуна? - спросила Таха, когда они проезжали вдоль ручья небесного цвета, рассекающего холмистое поле, все красное от цветущего клевера.
   - Думается, его ждет смерть, - улыбнулся Шарун улыбкой, которой только он умел улыбаться, можно было быть уверенным, что ничего хорошего она не сулит.
   - А если в его арсенале, скажем, есть заклятья не только по усмирению природных сил?
   - Например?
   - Он умеет бить молниями из рук, или поджигать людей на расстоянии?
   - Ха-а. Однажды, когда мы охотились с моим дядей в верховьях Курт-Хартбановских пик, разыгралась нешуточная буря, и в моего дядю ударила молния. Можешь поверить, после этого он уже не разговаривал, потому что был мертв.
   - Но это как бы колдун и...
   - Знаешь, я уверен, колдун ты или нет, но если молния коснется тебя, то тебе не жить.
   - А противомолниевые чары?
   - Еще громоотводные скажи.
   - Почему бы и нет...
   Вдруг сзади до спорящих донеслись смешки. Горец и ведьма обернулись и обнаружили хихикающего Петро.
   - Громоотводные чары, - подавляя смех, выдавил он.
   - И что в этом смешного? - удивилась Таха.
   - Как по мне, так очень смешно, - строго ответил Шарун, поворачиваясь вперед.
   - Ну, хорошо, - уступила ведьма. - А если он умеет призывать мертвых, возвращая к жизни их бренные тела?
   - Тогда их бренные тела мы вернем обратно к смерти, - усмехнулся горец.
   - Холод? Что если маг заморозит всех нас, едва мы покажемся ему на глаза? А после разобьет нас на тысячи ледяных осколков?
   - Что-что, а мы, жители горных вершин, холода не боялись никогда. "Пусть лучше он тебя боится" - говаривал мой отец, когда мои пеленки из овечьей шерсти в очередной уносила буря.
   - Мда, судя по всему, мы к битве полностью готовы, - потеряв надежду убедить в обратном горца, сказала Таха.
   - Определенно, - вновь улыбнулся Шарун, нежно поглаживая острое лезвие Гармлока-2.
   И вновь вспышка смеха позади.
   Шарун обернулся, в этот момент Петро рывком убрал правую руку за спину, выдохнул и зачем-то часто-часто замахал левой кистью возле лица, будто разгоняя какое-то зловоние у носа. Шарун не придал этому значение и поехал дальше.
  ***
   Минуло еще несколько дней, и отряд добрался до Шелестящего леса, ошибиться было невозможно: огромный плакат, развернутый на двух вертикальных столбах, говорил об этом. Стилизованные черно-красные буквы, с любовью выведенные на сукне умелым мастером гласили, что впереди лежит именно он, легендарный "Шелестун", лес, соединяющий юг и север.
   Недалеко от самого большого дорожного знака вдоль колеи начиналась палатки, в два ряда сопровождающие путников прямо до начала леса. В паре десятков метров ряды обрывались и с первыми деревьями, не предвещающими ничего плохого, начинался сам лес.
   Здесь, чуть в стороне от дороги, была стоянка для торговых повозок, земля на ней была изрыта тысячами колес, тысячи раз заезжавших и выезжавших с нее.
   - Компас повышенной точности, - кричал из своей палатки один из продавцов. - Теперь вы никогда не спутаете Северо-Восточные Переход Бишшиба с Северо-Восточной Тропой Макхеля!
   - Только что обновленные карты! - кричал другой. - Дата выпуска баз - сегодняшнее утро, масштаб - один километр!
   - Стрелонепробиваемая обшивка для вашей телеги. Только сегодня скидка двадцать пять процентов!
   - Завещание Смелого Роба, коллекционное издание, с таблицей тайных символов Роба!
   - Успокоительное! Верное дешевое успокоительное. Успокой себя и своих вьюнов!
   - Что здесь происходит? - удивилась Таха. - Что за странные вещи продают эти люди?
   И один из торговцев-крикунов ей ответил, сам не подозревая об этом:
   - Противоразбойничий оберег, зелье удачливой дороги, зачарованные очки для выбора нужного пути! Заговоренные подковы!
   - Похоже, в этом лесу водятся крысы, - сказал Шарун.
   - В промышленных масштабах, - добавил Петро.
   - Что же нам делать? - спросила Таха.
   - Ехать дальше, - и горец надавил ногами на круп своего скакуна.
   В лесу было тихо. Возможно, живность не любила приближаться к людям, но складывалось ощущение, что весь лес наполнен тишиной. Это была тишина близкой опасности, когда путнику необходимо просчитывать каждый свой шаг, иначе погибель неминуема. Само напряжение звенело в воздухе, напрягая всех, кроме одного человека.
   - Неужели ты ничего не чувствуешь? - удивилась Таха.
   - Например? - переспросил в ответ горец.
   - Здесь буквально каждое дерево пропитано подстерегающей повсюду опасностью. И вдоха не сделать, не вдохнув в себя удушающего аромата близкой расправы.
   - Со мной вы в безопасности.
   - Наверно.
   Брат Петро подъехал старому дубу, протянул руку в узкое дупло в виде змейки, ползущей вверх по стволу, и достал кусочек старого пергамента.
   - В рекурсивное уравнение Либбера с тринадцатого по шестнадцатое число подставлять не эн, а эн плюс один для преодоления Невеселого Завала, - прочел монах.
   - Что?
   - Я тоже обратила внимание, Петро в последнее время становится все более и более странным.
   Тот сделал вид, что ничего не слышал и протянул записку ведьме.
   - И правда, ерунда какая-то.
   Она скомкала пергамент и выбросила его на дорожную грязь.
   Дорога, по которой ехали путники, петляла, раздваивалась и растраивалась, но преимущественно держала южное направление. Если не считать того, что на некоторых березах были высечены странные формулы, а сосны пестрели графиками и таблицами, их окружал вполне обычный, смешанный лес.
   Однажды на пути им попалось колесо, одиноко лежащее в дорожной грязи. Должно быть, оно отвалилось от какой-то телеги, а у возницы наверняка было запасное, иначе где же могла быть сама телега?
   Темнело и наступало время устраиваться на ночлег. Поджарить до хрустящей корочки оленя, тушку которого вез Шарун, перекинув через спину своего коня, погреться у искрящегося пламени, а затем предоставить лесной тишине погрузить себя в уютный, приятный сон, - все это предстояло путникам сделать сегодня.
  А также хорошенько отдохнуть, дыша приятным лесным воздухом, наполненным ароматами хвои, дерева и влаги.
   Проснуться, улыбнуться новому ясному дню, позавтракать вчерашним оленем, еще теплым, потому что мясо было заботливо оставлено на тлеющих углях, но так, что бы оно не подгорело, а затем встретиться лицом к лицу с реальностью Шелестуна. Вороватой, хитрой и жадной до золота реальностью.
  
  
Глава 19. Сны из прошлого.
   От удара о землю главарь разбойничьей шайки "Вольные гуляки" потерял сознание и лежал теперь в грязи дороги, а ум его занимали сновидения.
   Ему снилось прошлое. Маленький человечек, закутанный в пеленки. Он не знал, как его прокормить, дела "Гуляк" шли, как всегда, плохо, денег едва ли хватало на еду, а о ребенке не было и речи.
   Но все равно он был рад этой малышке. Что-то было в этом милом, очаровательном личике, смотрящем на него влюбленными глазами. В этом взгляде крылись бесконечная надежда, преданность и... обещание быть верной в ответ.
   Шли годы, Кира росла, так Став назвал свое чадо, но взгляд зеленых озорных глаз не менялся. Ее мать умерла при родах, и это было суровым испытанием для Става. Вообще-то главарям шаек следует быть жестокими к окружающим и, что немаловажно, к себе, не считаться с мелкими потерями, если впереди ждал большой куш, но Став, видимо, не справлялся с возложенной на него задачей. Он был мягок характером, и шайка вокруг него собралась подстать его характеру: все люди мирные, невоеватые, и когда Став смотрел на них, еще большая печаль одолевала его. Они верили, как и эта маленькая леди, "королиха леса", как она себя называла, в него, а что он мог им предложить?
   Раз за разом они организовывали засады, выжидали и нападали и, порой из уносящейся прочь повозки выпадал золотой - другой, но это было скорее исключением, чем правилом, да и можно ли жить, целиком положившись на удачу? Раз или два в год им, конечно, удавалось захватить телегу какого-нибудь зазевавшегося торгаша, и тогда в шайке наступал праздник, но длился он недолго.
   Кира была крепким и смышленым ребенком. Но вот же было удивление папаши, когда она хмуро отодвинула деревянную куклу, которую Став достал с таким трудом для любимой "пупсишки", и, увидав за его спиной колчан со стрелами и дугу лука, вопросительно ткнула пальчиком в них.
   Отцу ничего не оставалось, он натянул на лук тетиву, поставил мишень и показал вкратце как обращаться с оружием. Натяжение было, конечно, слабым: таким, чтобы маленькая девочка смогла с ним справиться.
   Первая стрела усвистала куда-то в лес, даже не задев мишень. Став махнул рукой, повернулся и сделал первые шаги прочь, как вдруг услышал стук, потом еще один и еще, Он обернулся и увидел, что одна стрела дрожала в нескольких сантиметрах от края мишени, а остальные делали это в поразительной близи от центра.
   - Ну-ка, детка, - сказал он своим сиплым добрым голосом, - Давай-ка еще раз.
   Он собрал стрелы и отдал их дочери. Та воткнула две из них в землю, а третью наложила на тетиву.
   - Щух, щух, щух, - просвистели они, две вонзились чуть выше середины, а третья угодила прямо в нее.
   - Ну, ты даешь, - улыбнулся главарь.
   Глаза ребенка светились счастьем, вид у девочки был довольный и уверенный, не было сомнений: она нашла свое призвание.
   С годами руки Киры крепчали, а расстояние до мишени увеличивалось. В двенадцать лет она стреляла на уровне лучших стрелков шайки (их всего, правда, было от двух до трех, в зависимости от переменчивого настроения Переменчивого Эда), а в пятнадцать ее новенький, сделанный под ее тщательным наблюдением лук, бил дальше и точнее любого в Шелестящем лесу.
   С такой точностью дела "Вольных гуляк" пошли в гору, и сентиментальный главарь хотел было переименовать их в "Перекормленных Кабанов", но передумал, потому что до таковых им еще было далеко.
   Нападения шайки, тем не менее, были крайне странным действом: возможно, если бы Кире не приходилось пропускать выстрел из-за попавшего на прицел Эда, отстреливать неизвестно откуда взявшихся волков и гоняющихся за Невезунчиком Хроном, искать впопыхах новую тетиву, потому что старую Кевин пустил себе на шнурки... Возможно, если бы Кира в одиночку устраивала набеги на торговые повозки, "Гуляки" и впрямь зажирели бы, как "Кабаны", но отец ничего не хотел слышать об этом, он беспокоился за жизнь любимой дочки и не хотел отпускать ее "на верную смерть".
   Иногда ей удавалось улизнуть и подзаработать немного, но случай подворачивался нечасто, и этого было мало для процветания закононепослушной банды. И, кстати, ей доставалось за такие "отлучки".
   Характер у малышки, конечно, был тот еще. Если что ей вздумалось, то никакими уговорами этого из ее милой маленькой головки выбить было нельзя. Она была упряма, самоуверенна и любила подшучивать в своем проказливом стиле, но при этом была добродушна, открыта и внимательна к людям. Заботилась об отце и своих криминальных дружках, но всем, и главарю, и распоследнему разбойнику в "Гуляках" доставалось от ее искрометного, бьющего не в бровь, а в глаз юмора.
   Перед глазами старого вожака плыли годы, тяжелые, но веселые годы. В них были как грусть, так и радость, как голод, так и праздник, как хорошие, так и не очень дни.
   Теперь ему снился его пятидесятый день рождения. Кира пропала с самого утра, и никто не знал, куда она провалилась. Слав изрядно перенервничал тогда, он даже послал в соседнюю шайку "Брей, Точи" людей разузнать, не видели ли они ее, что было крайним шагом для любого разбойника в Шелестуне, обращаться к конкурирующим группировкам считалось унизительным.
   Баламутной девчонки не было до самого вечера, а потом она заявилась, а в руке держала подарок ему, дорогому отцу. Став не выдержал, слезы покатились по его добрым морщинистым щекам, и он не знал, отчего, то ли от того, что рад, что она вернулась цела-невредима, то ли от того, что так сильно любит ее.
   С тех пор он с гордостью курил свою трубку из темно-красного дерева с золотой огранкой. Где дочурка достала такую редкость, он и помыслить-то боялся, но был уверен, что он - единственный разбойник в этом лесу, который курит такую дорогую трубку.
   Отец, я так горжусь тобой! - говорила она, чмокая в щеку. - Ты лучший папка в целом мире! Ах, отец как я...
  ***
   - Отец! Очнись же! Ну почему ты не подождал меня! Все же могло закончиться... ужасно!
   Став с трудом открыл глаза. На него смотрела его лапа, взгляд был суров, губки сжаты. Она была недовольна, но это ничего, главное, что все живы.
   Они находились в главном штаб-шалаше Става на высоте нескольких десятков метров над уровнем земли. Почти все шайки жили в верховьях деревьев - чтобы их поселение не было обнаружено ни торговцами, ни другими шайками. Вокруг, на соседних деревьях располагались другие шалаши, между домами провисали соединяющие веревочные мостки или просто канатные дорожки.
   - Ты же знаешь, девочка моя, мы не в том положении, чтобы позволить себе ждать, - Став тяжело вздохнул. - Каждая минута на счету.
   - Ах, отец, если бы ты позволил мне...
   - Нет, не даже не начинай! Никаких одиночных вылазок!
   - Но мне уже восемнадцать, я вполне могу постоять за меня. Ты же знаешь, я попадаю в бегущую белку с пятидесяти шагов!
   - Нет!
   - Аррр, - всплеснула руками Кира и закатила глаза, - Ты невыносим.
   - Пусть так, - улыбнулся Став.
   - Став! - по канату к ним лез большущий детина, отчего оба дерева, меж которыми тот был перекинут, тряслись и трещали. Штаб-шалаш ходил ходуном.
   - Эд, не обязательно лезть к нам, мы тебя услышим и с того дерева.
   Но парень продолжал лезть.
   - Еще одна повозка. Я толком не разглядел, сразу к тебе, но, похоже, она с охраной.
   - Хм, сколько?
   - Отец!
   - Я видел троих, все на лошадях.
   - Ну, если трое, то мы справимся...
   - Отец!
   - Свистать всех вниз?
   - Да, сзывай народ. Нынче "Гуляки" идут на охоту!
   - Боже мой, отец, - Кира схватила отца за плечи. - Очнись, ты еще не пришел в себя от падения! Тебе надо окрепнуть.
   - Нет времени, детка, я должен заботиться о своих людях.
   Разбойница вновь закатила глаза, видимо это была ее привычная реакция на отцовское упрямство ("и в кого он такой?"), поднялась с его постели и помчалась в свою комнату, благо для этого ей требовалось всего лишь обогнуть ствол старой березы. Взяв лук, с которого она еще не успела снять тетиву, молодая разбойница съехала по канату на землю, где ее уже ждало несколько "гуляк". Вид у них был побитый.
  
  
Глава 20. Петро.
   Нервы у всех были предельно напряжены. Они сбились со счета, от скольких шаек успели унести ноги, скольких сумел испугать Шарун своим боевым кличем, и со сколькими пришлось вступить в сражение.
   Выдалась небольшая передышка, но даже у Шаруна не было сил заточить острия своего могучего топора, дабы в следующей битве встретить врага в наточенном всеоружии.
   Таха еле сидела в седле, за крайне короткий срок ей пришлось освоить мастерство верховой езды в совершенстве, но и выбора-то особого не было: либо учись, либо отдавай жизнь, а этим последним ведьма была еще не готова поделиться с окружающими. Ее стараниями с пол Шелестуна теперь обзавелись бородавками и волдырями, вернее обзаведутся в скором времени.
   Петро подозрительно держался бодрячком, это было на него не похоже. Вернее еще несколько минут назад он трясся от испуга, но теперь, когда ведьма и горец по очереди оборачивались, чтобы проверить, как поживает их компаньон, они обнаруживали стойкое самообладание и решимость, едущие на не менее решительном коне. Петро подозрительно косился по сторонам, можно было подумать, что он отводит взгляд, пряча глаза, но его товарищи списали это на посттравматический стресс.
   Измученная изнурительным переходом, прерываемым стычками с местным вороватым населением, троица неспешно ехала меж мрачно нависающих деревьев. В любую секунду они ожидали худшего, и так даже было лучше, чем, если бы худшее подкралось незаметно. Мускулы устало напряжены, взгляды потерянно-сосредоточены. Будь что будет, они не собирались сдаваться и поворачивать назад.
   Свистнуло. Шарун вовремя среагировал и увернулся. Стрела воткнулась в древко Гарлмока-2. Горец ловким движением отстегнул топор и держал его перед собой, чуть правее, откуда, по его предположению, велся обстрел.
   Вторая и третья стрелы пригвоздили Петро к дереву, он повис на рукавах собственной рясы, беспомощно болтая ногами в воздухе.
   Таха успела соскочить с лошади и укрыться за тем самым деревом, на котором висел монах.
   Сидящая высоко в ветвях разбойница приготовилась сделать последние выстрелы, обеспечивающие победу: одна предназначалась здоровенному темноволосому мужику с топором, чуть ли не больше его самого, она метила ему в колено левой ноги, а другая должна была утихомирить старуху, что-то нашептывающую за деревом. Стрела вонзилась бы прямо перед ее носом [1].
   Но тут раздался вопль "Ур-ра!", из кустов выбежали другие "гуляки", двое полностью загородили собой темноволосого, а старуха так перепугалась, что совсем скрылась за деревом.
   - Вот же черт, - сказала лучница.
   Теперь, когда Шарун видел врага, уверенность вернулась к нему, но, к сожалению, она разминулась с силами, которые двигались в противоположном направлении. Каждый взмах топором давался горцу с большим усилием, враг, конечно, был плохо вооружен, уж Гармлок-2-то, пусть и испещренный зазубринами, имел преимущество перед граблями, огородным секатором и колотушкой. Правда, один из разбойников был вооружен дубиной, в которую какой-то маньяк, не иначе, набил здоровенных гвоздей. Теперь она выглядела страшно.
   Горец, несмотря на покидающие силы, побеждал. Двоих он уже свалил в дорожную грязь, и давил сейчас парня с граблями.
   - Эд, - крикнула разбойница стоящему без дела бандиту, - Чего ты ждешь?
   - Кир, не могу выбрать...
   Переменчивый Эд то хватал лук и принимался целится, то неожиданно передумывал, брал лопату, но, не сделав и пары шагов, возвращался к луку.
   - А черт, балбес несчастный! Бери лопату и помогай! Здоровяк давит наших, им нужна помощь, - бросив эти слова незадачливому разбойнику, она принялась спускаться вниз.
   Таха решила, что не стоит дожидаться, когда ее заклятья вступят в силу и решила за благо ретироваться в чащу леса. Пусть она потратит день, два, но осторожно, очень осторожно она выберется из этого леса, обязательно выберется.
   Скрываясь среди деревьев, она старалась двигаться бесшумно, осторожно переступая с ноги на ногу, и была неприятно удивлена, когда вдруг в то место, куда она собиралась поставить ногу, вонзилась стрела.
   - Далеко собралась, дорогуша? - в нескольких метрах впереди стояла разбойница.
   Гармлок-2 звонко брякал, встречаясь с граблями, ржавыми гвоздями и лопатой. Разбойники вели бой достаточно успешно для столь абсурдного оружия: видно годы практики сделали из них настоящих мастеров грабле- и лопатовладения.
   Но все же после того, как Шарун прорычал свое любимое "Ярость мне в жилы", шансов у любителей почти не осталось. За несколько ударов он свалил оставшихся противников, но вдруг почувствовал опасность сзади.
   Резко обернувшись, он обнаружил, что смотрит прямо на острие направленной на него стрелы. Гармлок-2 побежденно рухнул на землю.
   Помимо стрелы на него смотрела девушка поразительной красоты, у нее были сверкающие озорством зеленые глаза, аккуратный нос, чувственные губы, а из-под разбойничьей повязки выбивались рыжие локоны. Такой женщине Шарун был вовсе не прочь сдаться.
   - Разумное решение, - сказала зеленоглазка. - Отец, что с ними делать?
   - Сперва обыскать. Потом связать, - ответил поднимающий с земли дубину мужчина.
   Шарун гордо вытерпел унизительный процесс обыска и практически не сыпал угрозами и проклятиями. По Тахе и так было понятно, что брать у нее нечего, но все же ее проверили для отчетности, но самое интересное началось, когда дело дошло до висящего на собственных рукавах Петро. Он начал дико смеяться и извиваться изо всех сил.
   - Что с ним? - спросил мужик с лопатой.
   - Может, ему щекотно? - предположила Таха.
   - Нервный у вас монах, - отозвалась зеленоглазка.
   - Бывший монах, - изливаясь смехом, сказал Петро.
   - Став, его никак не обыскать - брыкается как жеребенок.
   - Сколько раз говорил не называть меня по имени! - Став с силой воткнул лопату в землю.
   - Прости...
   - Да черт с ним. Кира, тьфу, Меткий Глаз, проверь, что в сумках, пристегнутых к седлам.
   - Ага, пап. Веревки, старый огурец, фу, склизкий, точильный камень и... золото. Ты должен это видеть. Королевское золото!
   Став, не поверив своим ушам, решил дать шанс зрительному аппарату. Он подошел к коню Шаруна и заглянул в седельную суму.
   - Ох, брат мой разбойник... Ты только посмотри!
   - Став, ой, Командор, он никак не успокоится, - сказал разбойник с граблями, указывая на беснующегося монаха.
   Петро спустили на землю, и он стоял, согнувшись пополам от смеха.
   - Разбойники! С граблями, - не унимался он. - И лопатовооруженный главарь! Ха-ха-ха.
   - Заткните его как-нибудь.
   - Тихо!
   - Громко!
   - Сейчас ударю!
   - А вот и нет!
   - Бух!
   - Не обманул! Ха-ха-ха!
   - Ударь сильнее, что ли, - предложил Став.
   - Мне кажется, ему все равно.
   - Тогда оставьте его. На кой он нам сдался, если у нас столько золота.
  - Золото, золото, где же оно?
  Там или сям - нету его.
  Кто мне подскажет, где отыскать...
  Рифму не помню снова, опять...
   Петро явно был в ударе.
   - Он у вас всегда такой? - спорила Кира.
   - В последнее время, - ответил Шарун, - Послушай, если ты не успокоишься, у нас будут проблемы, - обратился он к брату Петро.
   Тот очень внимательно посмотрел на компаньона, а потом, брызгая слюнями, сквозь смех выдавил:
   - А мне, ха-ха, казалось, что они весь день только и есть! Ха-ха-ха!
   С этим трудно было спорить, поэтому Шарун замолк.
   - Где, не ну вы мне скажите, где вы достали такое оружие? Это не иначе как из кладовой какого-нибудь герцога, помешанного на... экстравагантных видах... Типах...
   - Да замолкнешь ты или нет? - не выдержала Таха. - Черт бы побрал твой язык, мы из-за него влипнем в еще большую беду.
   - Не совсем так, - поправил задетый за живое Став, - Вы в нее уже попали. Связать несвязанных и вести в лагерь! Там мы продолжим разговор.
  _________________________
  1 Вообще 'Вольные гуляки' никого не убивали, в этом не было необходимости: Кира могла обеспечить спокойствие противника, не отнимая у него жизни.
  
  
Глава 21. Пат.
   Опустим описание того, какие комментарии отпускал самый веселый монах на свете, когда обнаружил, где живут разбойники, скажем только, что он их неблагоразумно обозвал плагиатами и посоветовал, раз уж на то пошло, приделать на уши остренькие кончики. Это не добавило хорошего настроения разбойникам,
   Когда пленники оказались наверху, стал вопрос, куда их, собственно девать, потому что никаких пыточных или связочных не было предусмотрено, так как до такой ситуации не доходило ни разу.
   - Эд, мы переделаем твой шалаш в темницу, - сказал Став.
   - Ну, не знаю...
   - Это обычное твое состояние, но другого выхода, к сожалению, нет. Меткий Глаз, проследи, чтобы пленников устроили как можно более неудобно!
   - Ага, Командор, - кивнула Меткий Глаз.
   - Не, если вы думаете, что мы не запомнили ваших имен, - Петро получил толчок локтем под ребро, но, похоже, его не заметил, - То вот это Кевин, это Хрон, тот парень - Эд, Кира, и, барабанная дробь, самый главный главарь - Командор Став!
   Шарун и Таха поняли, что их ждет худшая смерть. Худшая из худших.
   Разбойники молча перебирались из шалаша в штаб-шалаш, тихо перешептывались и бросали на пленников косые взгляды, - все это было ой как не к добру.
  ***
   Наступило утро. Первой открыла глаза Таха, ей снилось, что все произошедшее - сон, но теперь, увы, она вновь оказалась в реальном мире. "Что б тебя, проклятущий монах", - подумала она.
   - Эй, просыпайся, - она толкала в бок Шаруна.
   Тот, находясь на полпути к овладению мастерством сна с открытыми глазами, дооткрыл веки и посмотрел на ведьму.
   - М? - спросил он.
   - Что будем делать?
   Шарун изо всех сил (вот уже в который раз) напряг мышцы всего тела, стараясь порвать путы, которыми они были привязаны к березе.
   - Крепкие.
   - Мда уж. Как думаешь, что у них на уме?
   - Не знаю, но точно ничего хорошего.
   Тут зевнул Петро. Он лениво потянулся, но неожиданно понял, что ему что-то мешает сделать эту утреннюю процедуру, мигом распахнул глаза, и лава ужаса окатила его. Он вспомнил все: что говорил, что делал вчерашним вечером, а ведь он с радостью отделался бы от этих воспоминаний.
   - А вот и наш остряк проснулся, - прокомментировал Шарун. - Если тебя эти веселые ребята не отправят к праотцам, этим займусь я. - Он обещающе улыбнулся.
   - Что на тебя вчера нашло? - спросила Таха.
   - Я... я сильно нервничал, едва в седле держался, а Магдар по доброте душевной дал мне в дорогу несколько...
   - Хм, ясно. Ну как, успокоился? - съязвила ведьма.
   - В общем да, - Петро понял, что над ним издеваются и покраснел. - Все, больше никакого курения!
   - Больше не больше, какая разница, если нам всем сегодня-завтра отвинтят головы, - усмехнулся Шарун. - Так что бери свои штуки и кури, если дотянешься.
   - Кури... - повторила Таха. - Тебя же вроде так нормально и не обыскали, так? - Петро угрюмо кивнул. - У тебя должны были остаться спички, так? - снова кивнул. - Так чего мы ждем? Подпали веревки, и мы свободны!
   Монах дрожащими руками попытался добраться до внутреннего кармана рясы, но безуспешно.
   - Так, Шарун, на раз-два втягиваем животы как можно сильнее, веревка немного ослабнет. Раз, два!
   Петро протянул руку, но на этот раз достал до кармана, долго там копался, но все-таки вытащил спичечный коробок.
   - Ну, наконец, - проворчал Шарун.
   От успеха Петро занервничал еще больше, и первая спичка полетела вниз, едва чиркнув по коробку.
   - Надеюсь у тебя их там много, - улыбнулся горец.
   - П-пять...
   - Пять? Черт возьми, куда ты дел остальные?
   - Кажется, я знаю, куда. Не мешай ему, пусть сосредоточится.
   Вторая спичка полетела вниз зажженной.
   - Прогресс, - подбодрила Таха.
   - Поджигай ее в одном и том же месте, - посоветовал Шарун, - Если один виток ослабеет, то от остальных толку не будет.
   - Хорошо, - кивнул Петро.
   Последующие спички сделали свое дело, пережгли канат насквозь, и теперь оставалось лишь сбросить путы.
  ***
   Кира с отцом возвращались из леса в угрюмом расположении духа. Они ходили к Древу Статистики, и ничего ободряющего там не нашли.
   - Даже наша последняя вылазка нас не спасла, - жаловался Став.
   - Ничего, отец, погоди, мы еще покажем, на что способен "Вольный гуляка".
   - Ты и сама знаешь, что показывать-то особо нечего. И что теперь делать? Нас сместили из первого дивизиона, а что дальше? Голодная смерть?
   - Отец...
   - Новички из "Стрелков Робина" нас обошли, а ведь их шайке от силы два месяца...
   - Мы обязательно что-нибудь придумаем...
   - Что здесь придумаешь, надо признать, что мы самая неудачливая шайка в этом лесу. Хватит делать вид, что мы, как и все, умеем читать эти завещания Роба, послания Стайка и напутствия Гирра.
   - Но, в общем-то, у тебя неплохо выходит, и я думаю, что наша проблема не в этом.
   - А в чем?
   - Сам посуди: мы же находим торговые повозки, просто потом у нас начинаются проблемы...
   - Пожалуй, что так. Но что тут поделаешь? Это мои парни, и они стараются, как могут.
   - Вот если бы они старались меньше...
   - Опять ты за свое. Да просто напросто каждый хочет заработать себе на краюху хлеба, а не жить подаяниями. Они делают свое дело, пусть из рук вон плохо, но делают.
   - Ах, отец, отец...
   Они подошли к тщательно замаскированной веревочной лестнице, ведущей в их лагерь.
   - После вас, юная леди, - по-джентельменски пропустил Киру Став.
   Лесенка давалась разбойнице легко: ежедневно ей приходилось десятки раз спускаться и подниматься по ним, карабкаться по канатам и держать равновесие на узких шатких переходах. Но то, что она увидела, одолев последнюю перекладину, повергло ее в состояние восторженного ужаса.
   Темноволосый горец поднялся на ноги, широким жестом сбрасывая с себя канаты. Плечи напряжены, лицо горит яростью, казалось это призрак из прошлого, могучий, грозный и... свободный.
   - Чего ты застряла? - крикнул снизу отец. - Беги за луком! Тревога!
  ***
   Шарун заметил новых гостей, он знал, что действовать надо было как можно быстрее: если эта зеленоглазая красотка доберется до своего лука, им несдобровать.
   Из шалашей, стоящих по периметру штаба, стали появляться вооруженные люди, спешащие на помощь. Шарун схватился за канат и из всех сил дернул его. Дерево, на котором крепился штаб-шалаш, наклонилось, а веревки и канаты, соединяющие его с диаметрально противоположными деревьями, начали лопаться и рваться, и люди, находящиеся на межшалашных переходах, едва успевали хвататься за них и повисали, а бесполезное оружие летело на землю.
   - Одним ударом минус почти все, неплохо, - прокомментировала Таха.
   Но пока горец выполнял свой трюк, Кира успела направить на него свой лук.
   - Сдавайся, - сказала она.
   - Нет, я должен добраться до темного мага и защитить свой клан!
   - До мага? - усмехнулась Кира. - Не смешно.
   - А он и не смеется, - отозвалась Таха. - Мы ищем волшебника, повелевающего темными силами.
   - Г-говорят, он живет в Мире, - вставил Петро, Кира грозно посмотрела на него.
   - Похоже, вашему монаху уже не так смешно. Все равно, у вас нет выбора...
   - Отчего же, - улыбнулся Шарун.
   Он стал дергать канат, который еще не успел отпустить, и береза штаб-шалаша заколыхалась под таким напором. Пол в штабе гулял из стороны в сторону, Кира практически не могла прицелиться, но лук не опускала.
   - Умно, - оценила она, - Кто бы мог подумать, что среди такого количества мяса найдется толика ума.
   Горец просто обещающе улыбнулся и продолжил дергать канат. Ему определенно нравилась эта разбойница.
   - Что ж, у нас тут, похоже, патовая ситуация, - встрял в разговор Командор Став. - Если Кира опустит лук, то ты сможешь сократить дистанцию, а в ближнем бою тебе нет равных, это мы видели. А если ты перестанешь сотрясать здесь все, что ужасно раздражает, надо признаться, Кира сможет выстрелить. Будем ли мы ждать, у кого первым кончится терпение?
  - Будем, - хором ответили горец и лучница.
   - И почему я в этом не сомневался? - улыбнулся Став.
  
  
Глава 22. Численный прирост.
   Прошло несколько часов, и, пока у этих двоих слабели руки, но только крепчало упрямство, Став подумал, что между ними что-то происходит, пробежала какая-то искорка и, если ей дать разгореться, запылает пожаром.
   Вся команда "Гуляк" собралась в штабе, чтобы горцу было как можно труднее сотрясать опорную березу, они все держались кто за что мог, даже друг за дружку и угрюмо смотрели на бывших пленников.
   - Ну, пока мы все тут собрались и ожидаем грандиозный финал, - сказал Став, - Расскажите пока нам, что за сурьезный маг угрожает таким вот богатырям?
   - Он способен затмевать солнце, насылать смерчи, - дежурно ответила Таха, пока горец был занят скрытым пыхтением.
   - Хм, что, из такого далека?
   - Он мог-гущественный волшебник! - выдавил Шарун.
   - Весьма дальнострельный, - смекнула Кира.
   - Вроде того, - согласилась Таха.
   - А кто какую роль исполняет в вашей бравой команде? Вот этот человек, я вижу, прирожденный воин, - он указал на Шаруна.
   - И кузнец, - добавил тот.
   - А чем занимаетесь вы? Какие у вас обязанности?
   - Вот он-на насылает проклятья.
   - Почему же мы не почувствовали на себе укусов пламени и не заметили дождя из гадюк?
   - У меня долгосрочная спецификация, - обиделась ведьма.
   - Расчищаем обратную дорогу, чтобы возвращаться было легче, вступился за компаньонку Шарун.
   - Хм, интересно. А он?
   - А он в основном портит нам жизнь, - грозно посмотрев на монаха, сказал горец, - но потом чудесным образом ее спасает.
   - Развлекает, значит?
   - Вроде того, - усмехнулись пленники.
   - А где находится этот ваш Мир?
   - Командор, мир находится везде, - встрял Эд.
   - Но не могут же они везде искать своего колдуна, значит Мир - это не мир, а какая-то страна, - терпеливо объяснил Став.
   - Верно, - кивнул Эд.
   - Где-то за морем, мы движемся в Авинвиль, чтобы нанять там корабль.
   - Двигались, - поправил их Хрон, - Теперь-то вам не на что это сделать, - он довольно лыбился.
   Шарун стал трясти сильнее, и Хрон, потеряв равновесие, чуть не выпал из штаб-гнезда.
   Прошел еще час. Пальцы лучницы совсем онемели, а горец использовал всю свою массу, чтобы раскачивать тяжеленный шалаш от принесенных в него всевозможных сундуков, громоздких железных вещей и даже колодезной цепи, неизвестно вообще каким образом оказавшейся в этих местах.
   Разбойники резались в карты, а Став выспрашивал интересные факты из недолгого путешествия троицы. Он узнал о медведе, об опасном сплаве по реке, о том, как их держали в темнице, а потом отпустили, о ребятах Магдара и его планах на будущее. "Пожалуй, - подумал он, - такую историю очень трудно выдумать", тем более что рассказывали они довольно складно и дополняли друг друга разными деталями. У старого разбойника стала зарождаться одна интересная мысль.
   Неизвестно, кто именно победил бы в этой необычной дуэли, но узнать это так никому и не довелось. По опорному дереву штаб-шалаша что-то ударило, причем так сильно, что Хрон и Кевин, выронив в общей сумме не менее шести тузов, сорвались вниз и упали бы, если бы вовремя не схватились за дощатый пол.
   Все дружно посмотрели вниз, Хрон и Кевин с особой опаской. Внизу стояло что-то огромное, каменное и каменным же долбило по дереву, от которого отлетали щепки.
   - А, похоже, про Камнебулыжника Дышащего вы еще не слышали, - усмехнулся Шарун.
   - Кто это такой? - спросил Став.
   - Бух!
   - Как я вижу, крайне упрямое создание! - ответил Шарун. - И о-очень сильное.
   - А что оно хочет? - спросила Кира, целясь в Камнебулыжника.
   - О, брось это, Зеленоглазка. Он обычно не замечает комариные укусы. А нужен ему, судя по всему, я.
   - Тогда почему он привязался к нашему дереву?
   - Не знаю, перепутал, должно быть, - Шарун улыбался во все зубы. - Ладно, вы ему не нужны, отдайте деньги, топор и ключи [1] от лошадей, и мы уедем.
   - Нет! - хором ответили разбойники.
   Но тут шалаш не выдержал под напором массы и сильных вибраций, сорвался с дерева и, проскользив с огромной скоростью вниз вдоль ствола, остановился, достигнув сильного утолщения. Сцепляющий канат затрещал от натяжения и согнул верхушку более молодой березы, опорной для шалаша-темницы, и теперь троица соскальзывала по половым доскам вниз, потому что угол наклона был около сорока пяти градусов.
   - Отдай им их барахло, Командор! - взмолились разбойники, потому как шалаш угрожающее трещал и медленно полз по стволу вниз, навстречу разгневанной глыбе из камня.
   - Хорошо. Кира, я хочу, чтобы ты пошла вместе с ними.
   - Но отец!
   - Никаких но. Если этот маг настолько могущественен, то им потребуется помощь превосходной лучницы.
   - Но как вы без меня...
   - Справимся, не бойся.
   Кира подумала, что происходит что-то невозможное, она всегда хотела повидать мир, новые далекие страны, очутиться где-то далеко, где все ново и интересно, но вот так бросить отца... Она не могла.
   - Нет, отец, я не стану.
   - Послушай меня, - шалаш хрустел и скрипел, неотвратно приближаясь к земле, - Я видел, как ты смотришь на него, - Кира первый раз в жизни покраснела, - иди с ним и обрети свое счастье, которого ты заслуживаешь!
   - Но как же ты, как же "Гуляки"?
   - От нашего лагеря почти ничего не осталось, я пойду к старине Шершню из точебреев, в конце концов, мы когда-то вместе начинали, он не откажет в помощи.
   - Нет, я не могу...
   - Ну-ка, разговоры в сторону, хватайся скорее за канат, пока он не лопнул совсем. Вот тебе золото, ключи и топор я сброшу вниз, когда вы будете готовы, фух, как он его поднимает?
   Дочь поцеловала отца в щеку, перекинула лук через спину и стала карабкаться по канату.
   Шарун, Таха и Петро держались за край пола своей бывшей темницы, потому как он был уже перпендикулярен земле. Они удивились, когда увидели карабкающуюся к ним Киру.
   - Эй, ты что делаешь? - крикнул Шарун.
   - Исполняю волю отца. Вам же помощь не помешает?
   - Хм, - прикинул горец, - Думаю, нет, если вместе с помощью у тебя имеются деньги и ключи от замков.
   - Имеются, - улыбнулась Кира, она уже держалась за ствол березы. - Ну что, вниз?
   - Ага, я последний, - решил Шарун. - Увидев меня, мой старый каменный друг припуститься за мной во всю прыть.
   - Как же нам его отвлечь?
   Ответ не заставил себя ждать. Сначала Камнебулыжник был обескуражен прилетевшим сверху топором, который, высекая искры, водрузился на его бугристую голову, а затем его накрыло рухнувшим шалашом, причем сила удара была настолько мощной, что Дышащий не удержался на ногах и упал.
   Разбойники ринулись врассыпную, кто куда. Эд на прощание стукнул доставучую тварь лопатой и тоже принялся уносить ноги.
   В это время монах, ведьма, разбойница и горец были уже на земле и отстегивали своих лошадей, их было всего три, поэтому Кире пришлось ехать вместе с горцем.
   Что хуже всего получается у живых кусков каменной породы, так это подниматься на ноги после незапланированного падения. Неважно где именно находился центр тяжести у этих созданий, но центр этот никак не хотел отрываться от земли. Тем не менее, когда-таки им удавалось поднять себя на ноги (или еще на какие ходульные приспособления), ярость начинала выплескиваться на внешнюю породу шипящими гейзерами и струйками лавы.
   - Скорее! - крикнула Кира. - Он приближается!
   Наконец, Петро справился со своим замком, и теперь путники могли пуститься скакунов в галоп (насколько это позволяли лесные дебри).
   Какое-то время Камнебулыжник не отставал, но потом решил, видимо, что терпеливо выжидать своего часа ему удается лучше, чем погони, и он перешел на шаг, неспешный, но целеустремленный шаг.
  ______________________________
  1 Вороватая натура разбойников предохраняла их самих от становления жертвами разбоя. К примеру, своих лошадей (если они были) они пристегивали на замок и оставляли пастись.
  
  
Глава 23. Ловушка.
   Они терпеливо сидели, каждый занимался своим делом: Шарун вытачивал Гармлок-2, Таха копила ведьминские силы, Кира проверяла тетиву на предмет потертостей и лопнувших волокон, а Петро боролся с зависимостью.
   Несколько дней назад они покинули Шелестун, южные коллеги северных торговцев обступили четверку, заваливая их странными вопросами:
   - Ну как, правильно, что по функционалу Таймера Сельденский проход чист?
   - А верно, что в статистическом комбинаторном выражении Орина для Глухой Чащи теперь вероятностный коэффициент опасности на три сотых больше?
   - И как вы двигались по Высохшему Ручью?
   - Мы шли прямо, - коротко бросил Шарун.
   - То есть как прямо? - не на шутку испугались торговцы.
   - То есть так: прямо, - пояснил он.
   - Все время? - на лицах окружавших их людей застыло выражение немого ужаса.
   - Да, как вошли, так до самого конца шли прямо.
   - И... ни разу не встретились с какой-нибудь шайкой?
   - Раз десять, не меньше. Один раз были пленены.
   - Но как же предсмертное наставление Палла?..
   - Да плевали мы на предсмертные наставления, указания и все эти ваши уравнения, - не выдержал Шарун. - Сказано: мы шли прямо, что не ясно?
   Наступила тишина. Торговцам неясно было, как они до сих пор еще живы.
   - А вот эта рыжеволосая мне, кажется знакома... Помнится в прошлом сезоне... - начал вспоминать лысый торговец.
   - Она с нами. Идет от самого... Монах, ты откуда?
   - Из Радвея.
   - От самого Радвея.
   Лысый не поверил Шаруну, но спорить с таким верзилой - зубы потом не поблагодарят, отошел в сторонку и с прищуром стал вглядываться в Киру. Та сняла со спины лук, наложила стрелу на тетиву и, угрожающе улыбаясь торговцу, потянула ее к плечу. Лысый перепугался, вспомнив все: как он был безжалостно ограблен всего одной-единственной разбойницей, обезвредившей всю его охрану. Спотыкаясь и падая, торговец побежал в единственном верном для него направлении: подальше от Киры.
   - Ну, кажется все, - сказала Таха, когда палатки скрылись за линией горизонта.
   - Нет, не все, - покачал головой Шарун. - Позади остался один назойливый друг. И мы его подождем.
  ***
   - Эй, что это у тебя? - спросила Кира у монаха, заметив уголок книги, торчащий из его сумы.
   - Книга Истинных Толкований.
   - О-о, ты же бывший?
   - Я как-то позабыл о ней.
   - А можно посмотреть?
   Петро вспомнил содержание этих самых толкований, особенно некоторые советы и иллюстрации, покраснел, и решил, что избавиться от книги при первом же удобном случае.
   - Не думаю, - мягко ответил он, поглубже заталкивая толкования в суму.
   Реакция монаха сразу же заинтересовала лучницу, как ребенка влечет все недозволенное.
   - А вот и он, - сказал Шарун, указывая на грозно шагающего Камнебулыжника.
   Лава за несколько дней успела затвердеть, образовав искрящиеся на солнце дорожки, вокруг левой ноги намотался кусок от шатра торговой палатки, и волочился теперь вслед за гигантом.
   - Эй, кремниевый истукан! - бросил ему горец. - Я тут!
   Несколько гейзеров зашипели рвущимися наружу потоками пара. Камнебулыжник ускорил шаг. Махина приблизилась на опасное расстояние, бугристые неровные ноги наступали на хаотически разбросанные по земле ветви, листья и комья.
   - Он продолжает идти! - восликнул Петро.
   - Да, дело неладно, - согласился Шарун и, мигом вскочив на ноги, обрушил топор на землю, как раз в нескольких метрах от шипящего гиганта.
   Через миг Дышащий исчез с глаз, будто сквозь землю провалился, собственно, он и провалился.
   - Эй, - крикнул ему Шарун, подойдя к краю обрыва. - Это что бы ты знал, что нельзя просто так будить людей, а потом не давать им покоя. Сиди теперь тут и думай.
   - Теперь по коням? - предложила Кира.
   - Да, едем дальше, - согласился Шарун.
  ***
   Они ехали по степной равнине, ветер колыхал русую траву, и та красивыми волнами разбегалась по земле. Была вторая половина дня, солнце уже не палило так нещадно. Редко по пути встречался кустарник, а еще реже кленовые пролески.
   - "Шестая заповедь Своеволия, пункт А", - неожиданно сказала Кира. - "Если весь ваш организм вожделеет при виде вашей избранницы, если душа требует единения с ней, но рок судьбы избрал ей другого мужчину, не сдавайтесь, женщина только тогда не ваша, когда она принадлежит другому миру".
   Все трое компаньонов обернулись, лучница держала в руках ту самую книгу Истинных Толкований, которую ей не хотел давать краснеющий сейчас брат Петро.
   - Интересное у вас учение, - усмехнулась Кира. "Шестая заповедь Своеволия, пункт Б. Твой любимый женат на другой? Ты заговаривала нитки и зашивала ему тобой же порванную рубашку? Подкладывала заколдованный огурец под подушки, и все без толку? Открой ему себя всю, ни один мужчина не устоит от женской красоты". Хм, правду у вас тут пишут, ни один не устоит, ха-ха.
   Петро не знал, куда себя деть. Уши были пунцовые, ладони вспотели от стыда, ему хотелось спешиться и идти, прикрывшись крупом своего коня, чтобы его никто не видел.
   - И как ты...
   - Ну, пока вы смотрели на ту беснующуюся ходящую скалу, у меня было достаточно времени, - Кира невинно улыбалась.
   - Ты не говорил, что являешься последователем такого служения, - сказала Таха.
   - Я был, - пропищал Петро, лоб покрылся испариной.
   - Странно, мне казалось, ни один мужик не упустить возможности так послужить, - наигранно удивилась Кира.
   - Я... я был плохим монахом, - но, поняв, какую глупость он только что сказал, Петро покраснел еще больше.
   Он хотел провалиться, исчезнуть немедленно, и чтобы никто про него ничего не помнил и не знал. Ну как он так до сих пор не избавился от ненавистного фолианта? Почему был столь беспечен?
   - Плохим, говоришь, - глаза Киры сверкали озорным огоньком. - А жаль, такой статный мужчина...
   - Зеленоглазка, прекрати, - оборвал ее Шарун.
   - Ой, мужская солидарность, поняла, поняла, - разбойница захлопнула книгу.
   Петро протянул за ней руку, думая, что Кира собирается ему ее отдать, но та лишь поцокала язычком и молвила:
   - Нет-нет, Истина должна быть известна всем. Я почитаю на досуге.
   - Похоже, толкования сменили хозяина, - усмехнулась Таха, и четверка продолжила свой путь.
  
  
Глава 24. Есть идея.
   Десять дней они ехали по раскидистым прериям, поросли ромашки и зверобоя сменились душистым можжевельником и сухолистом. Лето набирало оборот, да и следование южному направлению давало о себе знать: солнце с каждым днем припекало все сильнее, пот лился ручьем, а источники воды попадались все реже.
   Однажды Шарун сбросил с себя последнюю шкуру, под которой открылось белое тренированное тело, бугристое от выпирающих мышц.
   - Ого, - сказала Кира, - у нас тут гордость всего Курт-Хартбана!
   Горец угрюмо посмотрел на неугомонную девчонку, но промолчал.
   Петро был в целом рад, что покинул злосчастный монастырь, ему нравилась дорога, его компаньоны, один из которых, правда, периодически заставлял его краснеть, зачитывая особо "сладкие" выдержки из книги Лори Тюльпана, но, в это было мелочью по сравнение с тем стыдом, который ждал его в стенах монастыря, реши он вдруг вернуться. Монах никогда не думал, что мир может быть столь прекрасен и разнообразен, он изучал живность, растения, нюхал запахи и старался все это запомнить.
   Таха, пусть и ворчала каждый день, но это только для порядку, чтобы никто не подумал, что все происходящее ей хоть в малой степени приходится по душе, образ гласил: ее сорвали с места, лишили дома, и у нее не было иного выбора, кроме как составить компанию, хотя седельная сума постепенно набухала от редких сортов растений и трав, которые нельзя было найти в северной полосе.
   Кира немного скучала по родному дому, отцу и его шайке, но не подавала вида, потому что считала это проявлением женской слабости. Она держалась несколько отстраненно, но Таха делала изредка попытки завязать с ней дружбу. Разбойнице нравилась эта старая колдунья, неумело скрывающую свою доброту за ворчливой маской, и с удовольствием отвечала на протянутую руку протянутой же рукой. Но больше всего ее удивлял этот огромный мускулистый гигант, молчаливый, как черепаха, гордый и независимый. Складывалось ощущение, что если все они немедленно повернут назад, он и бровью не поведет и продолжит ехать на своем скакуне, уставившись куда-то вперед и проверяя иногда, не затупился ли его... Гармлок-2 (о боже, ну и название). От трения с ветром, видимо. Она не делала попыток заговорить, потому что она же женщина, и вообще с какой это стати, но ей почему-то неумолимо хотелось знать больше о горце, он ее притягивал неведомой силой, как, видимо, притягивал и прочих компаньонов. В нем была дикая уверенность, настойчивость и целеустремленность, такой человек мог бы возглавлять армии.
   Сам глава отряда (хотя он таковым себя не считал) украдкой поглядывал на Зеленоглазку, любовался ее красотой, но почти никогда с ней не говорил. Возможно, он просто стеснялся, но, возможно, и просто не знал, о чем.
   Одним ясным безоблачным днем линия горизонта стала приближаться, как будто впереди был край земли. Мучимые любопытством, всадники пустили своих коней рысью, и через несколько минут они оказались на краю отвесного обрыва, внизу лежал серо-бежевый город, а там, вдалеке, голубая полоса морской глади сливалась с не менее голубым небом.
   - Это... море? - раскрыв глаза от охватившего восторга, сказала Кира.
   - Скорее всего, - согласился Шарун.
   Петро бросил, наконец, копаться с каким-то насекомым и тоже посмотрел вдаль, и немыслимой красоты пейзаж поразил его сознание.
   - Вот это чудо, - призналась Таха.
   - Действительно красиво. Но как нам спуститься? - спросила Кира.
   Сколько хватало глаз, обрыв то возвышался, то немного уменьшал высоту, но нигде не было и намека на возможный спуск. Лишь где-то вдалеке высилась невысокая башня, стоящая буквально на краю.
   - Поедем, посмотрим, что там, - предложил Шарун.
   Спустя полчаса неспешной езды вдоль края отвесного обрыва (стоило посмотреть вниз, и головокружение не заставляло себя ждать) путники достигли строения. Башня была стара и широка, каменная кладка почернела от времени.
   Вдруг двери разъехались в разные стороны, и на ступенях появился необычный человек: у него были седые волосы, белая борода, он носил просторный балахон, ниспадающий до самой земли. Глаз мужчины не было видно, потому что на носу у него были очки, увеличивающие настолько, насколько это вообще мыслимо.
   - Добрый день, - улыбчиво произнес он. - Меня зовут профессор второго поколения Даблкор.
   Когда он подошел к четверке, двери за ним сами по себе закрылись.
   - Очень приятно, - поздоровалась Таха и по очереди представила всех путников.
   - Могу я вам чем-нибудь помочь? - поинтересовался Даблкор.
   - Да, мы не знаем, как спуститься вниз.
   - Хм, что ж, это я могу устроить. Прошу, проходите в мое скромное жилище, он пригласил гостей пройти первыми и, едва они подошли к самовольным дверям достаточно близко, те распахнулись.
   - У вас тут на службу поставлены духи из того мира? - заговорщицки спросила ведьма.
   - Не-ет, что вы, - улыбнулся Даблкор. - Когда наступаете вот на эту плиту, магнитам, устроенным в дверях поступает магический сигнал, они меняют полюса и начинают отталкиваться друг от друга, - профессор, похоже был очень рад рассказывать о своих изобретениях.
   - Хм, то есть обычная магия? - поинтересовалась Таха.
   - Вроде того, - кивнул Даблкор.
   Когда они вошли в помещение, их ожидал относительно структурированный бардак: вещи скоплениями размещались на полках, столах, табуретах и даже подоконниках, но не мешали перемещению внутри.
   - У вас тут... уютно, - сказала Кира, осматриваясь по сторонам.
   Все вещи имели странный вид: Шаруна заинтересовало странное устройство на столе, похожее на длинную трубу, с деревянной рукояткой и маленьким рычажком.
   - А, это мое недавнее изобретение, - пояснил профессор. - Кнопометалка. Закладываете вот сюда спрессованные кнопки, - он показал на отверстие в трубе, - заталкиваете поплотнее вот это, а затем жмете рычажок.
   - И что будет? - спросила Кира.
   - Кнопки полетят с большой скоростью туда, куда вы направите Кнопометалку. Со ста шагов пробивает банку.
   - Хм, - Шарун разочарованно бросил устройство на место, потому описание не совпадало с его представлениями о том, как должно выглядеть грозное оружие. - Пробивает стальную пластину толщиной до двух ногтей, - пояснил он, вращая Гармлок-2 в ладони.
   - Кхм, - не понял, как на это реагировать Даблкор. - Вообще, нам разрешают заниматься любой исследовательской деятельностью в свободное от работы время, - он решил продолжить рассказ о себе и своем жилище.
   - То есть вот это, - Кира обвела рукой все помещение, - Не основная работа?
   - Да, - кивнул профессор, - Своего рода хобби.
   Петро присвистнул от удивления.
   - Все эти безделушки не нашли своего применения. Вот это, например, - Даблкор указал на цилиндр, из которого периодически вырывался пар и, когда поднималась крышка, она толкала поршень, а тот в свою очередь приводил в движение колесо через подвижный стержень, - Забраковано Министерством по Делам Совершенной Магии, а вот это, - на двух опорах были закреплены металлические шары, меж которыми иногда сверкали небольшие молнии, - Отвергнуто Департаментом Применимости.
   - То есть Кнопометалка вам не нужна? - быстро сообразив, что к чему, спросила Кира.
   - Да, буду рад, если она кому-нибудь пригодиться, - грустно улыбнулся профессор. - Там, в ящичке найдете склянку с порошком, на ней должно быть написано "Взрывун", его надо засыпать в скрытое защелкой отверстие после каждого метания. Рядом коробочка с запасными кнопками, уже отпрессованными.
   - Огромное спасибо, профессор! - Кира едва ли не прыгала от счастья, хотя никто не взялся бы объяснить, что ее так обрадовало.
   Даблкор довольно улыбнулся. Он любил, когда его изобретения находили ценителя, что случилось, по сути, только сейчас.
   - Но в чем же заключается ваша основная работа? - вежливо поинтересовалась лучница.
   - Я вот, к примеру, работаю над эликсиром бессмертия, мой коллега профессор Квад пытается открыть портал в преисподнюю, а Трипли занят джинном времени. И, должен признаться, все мы не особо преуспеваем, видимо на смену нам придут профессоры следующего поколения, - грустно вздохнул Даблкор.
   - А что это за поколения? - поинтересовался Петро.
   - Первые профессоры были самыми обычными людьми, всю жизнь отдающими исследованиям. Но их наработки не устраивали Его, и он решил вырастить, воспитать людей особого склада ума, умеющих одновременно решать две, три и более задач. Так появились мы, профессоры нового, или второго поколения.
   - У вас, похоже, не особо счастливая судьба, - посочувствовала Кира.
   - Нет, отнюдь. В свободное время у меня есть масса возможностей, которые я стараюсь не упускать.
   Вдруг где-то под полом сильно загудело, задребезжали стекла.
   - Если это реактор, то дело плохо, - голос профессора дрожал.
   - Реактор? - переспросила Таха.
   - Да, я нашел способ вырабатывать магию. Надеюсь, это устройство одобрят Высшие Инстанции. Но если оно сейчас взлетит на воздух, то месяцы работы пойдут крахом.
   - А что, может? - спросил Шарун.
   - Судя по гулу, да. Вам стоит поторопиться.
   - Мы и не против, - сказала ведьма.
   - Следуйте за мной.
   За заваленным изобретениями шкафом начиналась лестница, ведущая как наверх, так и вниз. Ступени были стерты от времени, по углам висела паутина.
   - Сюда, - махнул рукой Даблкор и принялся спускаться вниз.
   Дрожание усилилось, с потолка посыпалась штукатурка, пол трясло, что затрудняло спуск.
   - Скорее! - кричал профессор.
   - Может, вы попытаетесь его отключить?
   - Поздно! - это было весьма емкое слово, весьма ускорившее их продвижение вглубь башенных подвалов.
   Было похоже, что лестница ведет до самого низа, до уровня, на котором лежал город.
   - Еще несколько пролетов... - но голос профессора Даблкора заглушил громоподобный взрыв, раздавшийся наверху.
   От ударной волны людей опрокинуло на ступеньки, и они покатились вниз. Профессор и Таха, будучи людьми в возрасте, отставали, и они приземлились на два пролета выше, а потом их вовсе отрезало рухнувшим потолком.
   Затем все стихло.
   - Это оказалось не так страшно, как я думал, - сказал Даблкор.
   - Замечательно, - процедила в ответ Таха. - Надеюсь, здесь есть другой проход?
   - М, вообще-то нет. Эта лестница - единственный путь вниз, Он называет это узким местом исследовательского блока, поэтому ведутся работы по постройке дополнительных лестниц, но они еще не завершены.
   - Эй, - донесся гулкий голос Шаруна с другой стороны завала. - Там все живы?
   - Да, ответила Таха. - Пока - да, - она гневно посмотрела на незадачливого профессора.
   - Есть другой путь?
   - Нет.
   - Но есть идея, - сказал Даблкор.
   - Но есть идея, - прокричала ведьма.
   - Хорошо, мы подождем у выхода.
   - Нет, - возразил профессор. - Ждите у колодца, он находится в окраинах города, вы не ошибетесь.
   - Принято, конец связи, - слышно было, как Шарун, кряхтя, подымал свое громоздкое тело на ноги и слабо донесшуюся колкость Киры про лишний вес.
  ***
   Спустя два часа Петро, Кира и Шарун сидели на каменной лавочке рядом с колодцем, производя крайне подозрительное впечатление на горожан.
   - По-моему, мы им не нравимся, - предположил Петро.
   - Бух! - их окутало облако вонючего дыма, а в полусотне шагов раздался звук рикошета кнопок о беленую стену.
   - Эй, ты что! Сворачивай военные действия, мы часа не пробыли в этом городе, - сказал Шарун.
   - Вы посмотрите, горец боится! - сказала Кира, но тут же примирительно добавила, насыпая серый порошок узкое отверстие, - я только попробовала...
   - Даже и не думай!
   - Я просто заряжаю. На крайний случай.
   - Судя по опустевшим улицам, случай представится скоро, - пообещал горец.
   Но тут Петро закричал "Смотрите, смотрите", указывая пальцем в небо.
   Недалеко от башни парила огромная птица, иногда закрывая крыльями солнце, она спускалась вниз, и чем ближе она была к земле, тем яснее становилось, что это не птица вовсе, а их Таха парила в воздухе, словно одинокий прекрасный орел.
   А потом до них донеслось пронзительное:
   - Аааа!
   Ведьму охватили смешанные чувства: с одной стороны дикий страх высоты, ведь она обходилась в своей ведьминской практике без пилотирования воздушно-транспортных объектов, но с другой стороны она чувствовала неописуемый восторг, счастье от полета и от того, что она была ничем не хуже пернатых созданий.
   - Когда вернусь домой, - сказала она, оказавшись на твердой земле, - Обязательно пойду на курсы экстремального вождения ступы. Это... нечто, - выдохнула она.
  
  
Глава 25.Тонкая натура.
   Широкие просторные улочки сменились узкими проходами, чем-то отдаленно напоминающими лабиринт, дома стали крупнее, выше, но вместе с тем как-то одинаковее, как будто их строил один и тот же архитектор с плохой фантазией. Между домами были перетянуты веревки, на которых сушилась одежда горожан: в основном легкие одеяния, рассчитанные на жаркую погоду. Как известно, чем ближе посадить соседей друг с другом, тем яростней они будут поливать друг друга грязью: у человека, как и у любого другого животного, есть свое личное пространство, и вряд ли оно соответствует четырем квадратным метрам. Путники на пути в центр города стали свидетелями нарушения личностных пространств, изливаемых в окружающий мир ведрами гневных угроз и просто ведрами помоев, от которых увернуться было не всегда так просто, как убедился на собственной шкуре Петро.
   В центре дома стали представлять странные архитектурные сооружения: каменные стены продолжали щитовые деревянные надстройки, а те даже иногда заканчивались квадратными шатрами, устроенными на балочном каркасе. Судя по ценам, эти жилища сдавались почти даром.
   - Никогда не понимала, зачем люди скапливаются вокруг одного места, будто там им медом намазано, - высказала свою точку зрения ведьма.
   - А им и намазано: центр портового города, что может быть слаще? - пояснила Кира.
   Вскоре они уперлись в невысокую стену с покатым верхом, прошли с полсотни шагов вдоль нее и обнаружили высокие ворота, перед которыми пустела от домов небольшая площадь. По ней прохаживались несколько гуляк, а в воротном проеме стояли двое стражников, по лицам которых можно было прочесть нечто вроде "Сгинь, сгинь ненавистное солнце!".
   - Мы ищем главного, - перешел к делу Шарун, обращаясь к стражникам.
   - Да? - один из них зевнул. - Господин Аркитош крайне занят, не думаю, что у него найдется время для... вас, - он оценивающе оглядел четверых друзей с головы до пят.
   - У нас королевский указ о "Всевозможном Всестороннем Пособничестве, - передал бумагу Шарун.
   - Смотри, Таль, - усмехнулся стражник, который взял сверток, - Король повелевает "Всевозможно и всесторонне помогать этим четверым". С чего бы это?
   - Так, - небрежно бросил Шарун и снял с застежки свой гигантский топор, плюхнув им о мощенный кирпич, отчего тот треснул в четырех местах.
   Стражники немного побелели и были в растерянности, не зная, как поступить.
   - Там печать есть, - помогла им с принятием решения Таха.
   - Да, верно. Таль, похоже, все в порядке, их можно пропустить. Но... оружие придется оставить...
   Тень Шаруна нависла над стражником, отчего тот еще сильнее побелел, горец был на две головы выше и в полтора раза шире.
   - Если ты оставишь свое мне, я оставлю, так и быть, соглашусь, - с напряжением в голосе протянул он.
   - Что ж, пожалуй, все останутся при своем, - заключил Таль, с ужасом уставившись на гигантский топор, который он даже при всеv желании не оторвет от пола. - Я доложу о вас дворецкому, он займется вами.
   Таль быстрым шагом отправился ко дворцу и через минуту пропал в дверном проеме. Пока они ожидали его возращения, Кира с умилением наблюдала за следующей сценой: Шарун повернулся к стражнику боком и как бы невзначай водил лезвием Гармлока-2 по желтому кирпичу под ногами, тот издавал при этом режущий напряженный звук, многократно усиливавший потоотделение стражника. Ясно было, что этот великан не любил, когда ему перечат, особенно злоупотребляя при этом властью.
   Через десять минут Таль вернулся в компании молоденькой девушки, одетой в деловую паранджу и имеющей весьма строгое выражение лица.
   - Меня зовут Акальха, я являюсь дворецкой господина Аркитоша. С каким намерением вы беспокоите его?
   - Мы ищем темного вол...
   - Король Мирум распорядился во всем оказывать нам помощь, нам нужен корабль до Мира, - сказала Таха, опережая объяснение горца. - Дело королевской важности.
   - Боюсь, это невозможно, - ответила Акальха. - Больше наши корабли не ходят в Мир, люди говорят о близящейся войне, мы и без того потеряли несколько кораблей в их водах.
   - Если этот ваш Аркитош откажется, он будет иметь дело с короной! - пригрозила Кира.
   - Что ж, я организую встречу с господином, но помните: я предупреждала. Идите за мной.
   Дворец был невысок, четыре шпиля лишь пронзали небо, но они были вавилоно-эстетического назначения, внутри не могло быть помещений, они были слишком тонки в диаметре, остальное здание было не более двадцати метров в высоту.
   К главному входу вела вереница широких ступеней, отчего складывалось впечатление, что сам дворец расположен на небольшом холме. Когда они оказались наверху, стражники распахнули пред шествующими массивные двери, поддающиеся, судя по приложенным усилиям, с трудом.
   - Знаете, у Даблкора есть неплохое решение для вас... - начал было Петро.
   - О, вы знакомы с профессором? - практически без эмоций сказала Акальха, ей вообще было свойственно отсутствие всяких интонаций в голосе.
   - Да, довелось встретиться.
   - Ох уж эти бездельники, господину то и дело приходится прерывать некоторые... процессы, связанные с их деятельностью. Совершенно не могут сосредоточиться на выполнении поставленной задачи.
   - А нам его деятельность показалась весьма впечатляющей, - вступилась за профессора Кира.
   Акальха пожала плечами.
   Они шли по длинному залу с высокими колоннами, их шаги эхом расплывались в прохладном воздухе. Меж колонн и у стен стояли странные скульптуры: в большинстве своем они были недоделаны, а те, что были на вид завершены, отличались... импрессионистским подходом к реалистским деталям. К примеру, руки древнего воина были непомерно длинны, а фиговый лист сполз куда-то в район коленки, тело русалки напротив было непропорционально больше хвоста, а морда воющего волка была больше похожа на медвежью.
   - Это глиняные изваяния. Господин весьма творческий человек, и не любит, когда его отвлекают, - строго сказала Акальха, создавалось ощущение, что строгость - это единственная эмоция, которую способны были передавать ее мимические мышцы и голосовые связки.
   Затем они оказались в просторном полупустом зале, в нем находилось несколько человек: небольшой оркестр (две скрипки, виолончель, контрабас и арфа) и двое сидящих за письменным столом.
   - Там-там-там, там-там-там, там-там-там, там, - фальшиво напевал один из них, сидящий на стуле человек в роскошном халате, небрежно накинутом на тело. - Теперь понял? Не "тим-там-там", а "там-там-там".
   - Да, господин, - сказал обливающийся потом человек, очень похожий на композитора-дирижера.
   Он сделал пометки в своих нотах, повернулся к оркестру, взмахнул палочкой и оркестр заиграл. Когда мелодия закончилась, человек в халате отрицательно закачал головой и сказал:
   - Нет же, нет! Я же говорю: "там-там-там", а у вас получается вообще какое-то "том-том". Еще раз, - Аркитош, а это был скорее всего он, еще раз профальшивил свою мелодию, при чем она уже отличалась от той, что была первоначально.
   Композитор кивнул, опять что-то пометил, взмахнул палочкой и...
   - Кхм, - привлекла внимание Таха, палочка повисла в воздухе, ни единый инструмент не сказал свое "там-там" или "том-том.
   Арктош повернулся к вошедшим.
   - Господин, эти путники пришли к вам по поручительству короля Мирума... - начала была Акальха.
   - О, гости! - лицо Аркитоша засияло радостной улыбкой, музыка, казалось, немедленно покинула его беспокойный ум. - Я просто обязан показать вам свои картины! Пойдемте.
   Не похоже было, что на это приглашение можно ответить отказом, четверка проследовала за этим человеком творчества в соседний зал.
   - Как вы добрались? - между делом спросил он, но, не успели путники ответить, что не очень хорошо, как Аркитош продолжил. - О, эти мои картины, в которых я нарисовался, я думаю, что это настоящие произведения искусства.
  Они оказались в небольшой зале, на стенах которой висели четыре картины в золотых рамках и величиной в полтора человеческих роста.
   - Итак, картина первая, "Китошио и Шара", жанр: драма, в главных ролях я и моя вторая жена Кюль.
   На первой картине был изображен Аркитош и, видимо, его вторая жена, он дарил женщине цветок, обнимал ее и улыбался. У жены было либо выражение ничего не понимания, либо явного недовольства происходящим.
   - Первая встреча Китошио и Шары, - пояснил Аркитош, - Они влюбляются друг в друга с первого взгляда, Китошио предлагает ей руку и сердце, она в некоторой растерянности, но принимает предложение, ибо тоже влюблена. Здесь, - море, корабль, Аркитош и та же женщина с тем же выражением лица на носу судна, - они отправляются в свадебное путешествие в далекие края, живут счастливо душа в душу.
   - А почему у Шары такое недовольное выражение лица? - спросил Петро, но, получив толчок под ребро от Тахи, замолк.
   На третьей картине изображался тонущий корабль, при чем очень было похоже, что затонул он довольно давно, да и была это не трехмачтовая каравелла с предыдущей картины, а двухмачтовый хольк. Аркитош, перевалившись через накрененный борт, держал за руки стоящую по грудь в воде Кюль.
   - Рисовалось с натуры, восемь часов подряд, - с гордостью сообщил Аркитош (можете представить выражение лица Шары-Кюль). - "Мечта" терпит крушение, Китошио пытается спасти свою любовь от морской пучины, но, - он тяжело вздохнул, - тщетно. А здесь, - картина, очень напоминающая первую: Аркитош, женщина, объятия и даже те самые цветы, три желтых тюльпана, только изрядно подсохшие, - Китошио повезло, он находит новую любовь, и она становится его новой пассией. Замечу Цуну Лаиви в эпизодической роли, блестяще справилась со своей задачей! Ну, как вам?
   - Блестяще! - успела раньше всех Таха. - Это поистине... шедевр изобразительного искусства, какие... неправдоподобно правдоподобные чувства, эмоции, будто холодом обдающие зрителя, в общем - восторг!
   Прочим же было не так просто скрыть свои истинные впечатления от увиденного, но Аркитош, сверкающий счастьем, как граненый изумруд, ничего такого не заметил.
   Далее следовали залы "Месть Арки, последнее слово пастуха" (боевик, искусства рукопашно-хлыстового боя), "Великий Рикито, откровения ума" (детектив, мистически непонятные расследования), и, наконец, на последнем зале была надпись "Арокито, спасение мира" (фантастика).
   - Вообще-то, - сказал Аркитош, остановившись у дверей, - У нас тут полагается кое-какая плата, кассовые сборы или вроде того, но, в последнее время желающих поубавилось, - их не было вовсе, - и поэтому я решил сделать вам этот подарок. Итак, мое последнее творение, картина о великих приключениях и не менее великих подвигах обычного жителя Авинвиля. Использованы принципиально новые технологии, спецэффекты поражают воображение. Пойдемте.
   На первой картине изображался цилиндр с "шапочкой" на голове, напоминающей вытянутую дымоходную трубу с колпаком. Труба была прикреплена к стальному цилиндру, вокруг которого извивалась сжатая пружина.
   - Взлет ПККДП, Первого Космического Корабля Дальнего Плавания, пилотировать вызвался наш герой, Арокито. Взлет произведен успешно, - труба крупным планом, позади плоская земля с, похоже, произвольным расположением морей, континентов и океанов (все, что было в некотором отдалении от Авинвиля, было размыто загадочными облаками).
   На третьей картине Аркитош пожимал руку зеленому человечку, напоминавшему Шару из первой картины, на заднем фоне плоская поверхность, изрытая кратерами.
   - Заключение Первого Договора с Внеземными Цивилизациями, - пояснил Аркитош. - А здесь, - человечек предательски заносит меч за спиной главного героя, - Предательство, за которым последует Первая Межзвездная Война.
   На пятой картине Аркитош восседал на странной телеге, не запряженной лошадьми, колеса светились голубым сиянием, а по бокам были приделаны огромные арбалеты, заряженными также фосфорицирующими болтами. Из ближнего арбалета был недавно произведен выстрел, и в воздухе остался голубоватый шлейф.
   - Героическими усилиями моего персонажа была поставлена победоносная точка в этом межзвездном предложении, - зеленый человечек лежал лицом в кратер, прижатый сапогом Аркитоша.
   Последняя картина звездной эпопеи была еще не повешена на стену, но была уже заключена в золотую рамку, стилизованную под космический стиль и ждала своего часа.
   - Хм, а что это? - брат Перто обошел вокруг картины и указывал пальцем на обратную сторону холста, где в два столбца было написано следующее:
  В главных ролях:
  Арокито Аркитош Авинвильский
  Представитель Внеземной Цивилизации Засекречено (тайна спецэффектизации)
  Художник Лайло Бексемми
   - Я никогда не забываю тех, кто помогал мне в создании картины. Своего рода благодарность.
   - А-а, - протянул Петро.
   Ему хотелось добавить еще кое-что, но потом вспомнил про толчок под ребра и многообещающий взгляд Тахи и передумал.
   Ведьма в очередной раз высказала свое восхищение по поводу творчества Аркитоша, получив в ответ лучезарную улыбку и себялюбивый взгляд.
   - Что ж, раз вам пришлись так по душе мои картины, то не пройдите мимо этого, - он взял с табурета, стоящего рядом с мольбертом небольшую книжицу. - Еще немного незаконченно, но, я уверен, это утолит ваш голод на какое-то время!
   - "Аркитош Авинвильский. Жизнь - работа по деланию счастливыми других людей (автобиография). Издательство "Дворец Авинвиля", - прочла Таха на обложке, когда книга попала ей в руки.
   Она полистала том (который больше уж походил на брошюру), обнаружила, что последние страницы пусты. Вернее, последняя треть.
   - Никак не доходят руки закончить, - пожаловался Аркитош. - Но я обязательно осчастливлю своих поклонников и завершу ее! Так по какому вы делу? - опять, между прочим, бросил он, но на этот раз дождался ответа (видимо потребность во внимании была удовлетворена).
   - Нам нужно судно, чтобы добраться до Мира, - ответила Таха.
   - Боюсь это невозможно, - развел руками великий творец современности. - Дела наши с этой страной пошли из рук вон плохо, люди говорят о грядущей войне.
   - Хм, а разве у вас нет, скажем разведчиков или шпионов? - Петро был удивлен, что глава одного из важнейших городов Цаффского королевства полагается на слухи, как основной источник информации.
   - Когда-то были, но было все недосуг заниматься ими, знаете, как это бывает: то одно, то другое, то третье...
   - Знаем воочию, - псевдо подхалимски сказал Петро, после чего на него шикнула Таха.
   - У нас есть документ, - Шарун протянул королевское распоряжение.
   - Хм, - Аркитош бегло пробежался по строчкам. - И все же я вынужден отказать. Не потому что я осмеливаюсь перечить королю, или не хочу помочь таким замечательным людям - нет! Просто ни один капитан не поведет свою команду на верную погибель.
   - А за золото? - спросила Кира.
   - Его должно быть очень много в таком случае. Давайте поступим так: если вы найдете смельчака, готового геройствовать в недружественных водах, я вам помогу, чем смогу (провизией, людьми, чем скажете). Если же нет - не обессудьте.
   - Что ж, хорошо, - согласилась Таха. - Завтра мы придем с капитаном, и тогда не забудьте данное обещание.
   Четверо друзей зашагали к выходу, а Аркитоша посетила мысль о том, что, если ткань не вышивать вручную, а красить краской, то довольно быстро можно создать коллекционную серию штор, связанных каким-нибудь сюжетом, но потом он подумал, что шторы - это слишком низко для его творческого потенциала и вернулся в зал с дирижером-композитором и оркестром.
  
  
  
Глава 26.Глухой.
   На порт уже опустилась ночь, а они все заходили в таверны, на грузовые склады, в постоялые дома и забегаловки - искали того, кто рискнет своей жизнью и жизнями своей команды для достижения вод Мира. Как выяснилось очень скоро, все капитаны были не азартны, особенно когда ставка - их жизнь.
   - Мы без толку теряем время, - сказала Кира.
   - Если есть идеи получше, кроме как добираться вплавь, мы все во внимании, - съерничал Шарун.
   - Ну да, куда уж там, такая тушка постного мяса едва ли сможет продержаться на плаву.
   - Нам нужен либо очень доверчивый капитан, каковых здесь нет, как мы убедились, либо глухой, который ничего не услышит, - сказала довольно громко ведьма, пытаясь унять беснующуюся молодежь.
   Мимо проходил тип странной наружности, он был худощав, кособок и опирался на трость, набалдашник которой сверкал металлом, отражая полный диск луны.
   - Я слышал, - просипел он, подойдя к четверке поближе, - вы ищите Глухого?
   - Не совсем так... - хотел было возразить горец, но его перебила Таха:
   - Да, именно он нам и нужен.
   - А по какому делу? - слушать человека с тростью было весьма непросто, настолько бесцветных голосов, пожалуй, больше нет в целом мире.
   Он был похож на посланника с того света, мрачный, бледный как полотно и некрасиво дергал правой частью рта, когда говорил.
   - Дело рисковое, но... Как говорится, риск стоит своих денег, - подмигнул Шарун, возвышавшийся над человеком с тростью, как, в общем, возвышался почти над всеми людьми, рискнувшими приблизиться к гиганту ближе, чем на пять метров.
   - Глухой любит риск. Оправданный риск, Пойдемте, он нынче в "Песне Тритона", обмывает очередной успех. Откуда вы знаете его?
   Никто не стал отвечать, потому как знали, что лучше всех подобные беседы вела Таха, она поразительно находила общий язык с другими людьми. Ведьма быстро сообразила и сказала:
   - Грязный Билл поведал нам о нем.
   - Грязный, говоришь Билл? - с сомнением переспросил кособокий, - Что, он так все и не моется?
   - Ну, мы-то знаем, что его не за неопрятность прозвали таковым, - на ходу сочиняла Таха, посчитав, что это наверняка какая-то проверка.
   - Что ж, я, конечно, никаких Немытых Биллов не знаю, но предположим, что вы не врете, - его трость как-то особенно сильно стукнула о деревянную брусчатку. - Но, пойдемте, пойдемте, птенчики, Глухой будет рад вас видеть в любом случае. Он всегда любит находить людей, ищущих его раньше, чем они его, - тонкие губы разъехались в кривой улыбке. - Меня зовите Талым. Я вроде как его правая рука.
   Шарун кивнул.
   "Песня Тритона", наверно, была самым грязным местом во всем порту. Внутри стоял ошеломляющий дурман кисло-сладко-горько вонючего запаха, от которого начинало воротить еще на дальних подступах к питейной. Народ здесь собирался соответствующий -оборванцы, голытьба и просто пропитые пьяницы - часть из них заменяла скатерти на столах, часть - половики.
   Талый подвел их к самому темному углу помещения, где было относительно чисто, в тени сидели три человека, но разглядеть их было трудно, слабый луч света падал лишь на середину стола.
   - Глухой, я тебе привел птенцов, - видимо, представляя четверку друзей, сказал Талый. - Говорят, - он сипло хихикнул, - что от Грязного Билла.
   Путники устроились на скамье, напротив них чиркнула спичка, и вперед подалось самой страшное лицо из когда-либо виденных всеми четверыми. Огромные широкие губы, рот в пол-лица, широченные ноздри, узкие черные глаза, черные волосы и брови. Петро, съежившись подумал, что нижняя часть лица этого человека неправдоподобно велика верхней.
   - Ну, что вам наплел про меня старина Билл? - когда Глухой говорил, челюсти, впору годные акуле, открывались и демонстрировали несколько черных зубов, чудом сохранившихся в пасти этого человека, ощущение в целом было не из приятных.
   - Говорил, что ты не глуп и не упустишь верного барыша, - рискнула Таха, раз уж она начала про этого Билла, то надо было играть до конца.
   - Интересно, - Глухой опять подался назад, скрываясь в тени. - А что еще наплел вам этот негодяй?..
   - Что... - начала было Таха, но не успела, потому что Глухой продолжил, с напором в голосе:
   - С того света?
   - Возможно, вы имели дело с другим Грязным Биллом, и этот, наш, просто его тезка. По имени и... умению запачкать его грязью, - фантазия Тахи подсовывала нужный, как ей казалось, ответ в нужный момент.
   - Возможно. Грязных Биллов нынче развелось, согласен, пруд пруди, - со стороны Глухого повалили клубы крепчайшего дыма. - Но я как-то их всех не очень перевариваю, знаете ли. Повидав одного, не особо любишь и других.
   - Ну, наш Билл - это совсем другое дело, - нащупав хоть какую-то почву, уверила Таха. - Парень что надо!
   - В самом деле?
   - Да-а, и парус поможет поставить, и пробоину задраить, чем вы там их драите, - продолжала импровизировать ведьма, - На все руки удалец.
   - Тот Билл, которого я знал, всем таким не занимался, больше выпивкой увлекался. А ваш Билл сказал, почему меня Глухим кличут?
   Таха сглотнула, и выпалила первое, что пришло в голову.
   - С-слышите, вроде как плоховато? - неуверенно промямлила она.
   Тут все четверо: Глухой, двое тех, что оставались в тени и хранили молчание, и Талый прыснули со смеха. Они загоготали во все глотки, и это было похоже на тявканье гиен, опасное, жутковатое тявканье.
   - Вы слышали? Плоховато слышу! - сквозь смех прорычал Глухой.
   Внезапно он умолк, и остальные трое также притихли.
   - Слышу я, слава всем богам, не важно каким, все равно я в них не верю, очень тонко. Говорят, что я способен услыхать звон монеты за полсотни шагов. А Глухим меня зовут, потому что я долго остаюсь глух к ходящим слухам о шайке четырех придурков, рыскающих по всему Авинвилю в поисках судна на Мир. Я глух до тех пор, пока эти четверо не поймут, что все их старания тщетны. И вот, когда они осознали, что дальше? Ну, есть предположения?
   Шарун, Таха, и Кира стояли в растерянности, им сильно не нравился этот человек, но у них не было, что ответить. Петро, судя по его сгорбленной спине, пытался закопаться под лавку, чтобы скрыться с глаз этих ужасных людей. Таха отрицательно покачала головой. Было очевидно, что в эту игру мистификаций и туманных намеков они проиграли с крахом.
   - А дальше все просто: цена будет моя, - Таха кожей чувствовала, как эта страхолюдина вовсю лыбится, сокрытая тенью.
  ***
  На следующий день они отчалили из Авинвильского порта. Им пришлось отдать почти все деньги, имевшиеся у них от короля Мирума, это расстраивало какое-то время, но после они справедливо рассудили, что все что ни делается - все к лучшему, ведь они движутся на пути к своей цели, а это самое главное. Их ждало открытое море, соль, солнце и попутный ветер.
  
  
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
(Powered by AKOJ)
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"