Неторопливая пуля
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Написав "английскую" историю про джентльменов, я решил для симметрии написать и "американскую", про их заокеанских кузенов. Правда, она вышла несколько длиннее.
|
- Как совершенно справедливо заметил ныне незаслуженно пребывающий в забвении, а некогда столь же незаслуженно раздутый, литератор, столь удачно воспевший тихие радости ритуала вечернего чаепития... - молодой Штокмайер чуть привстал и потянулся за чашкой.
- Руди! - укоризненно воскликнула тётушка Амалия, бросая пяльцы на колени. - Ты обещал!
- Прошу меня извинить великодушнейшим образом... - Руди остановился, хлопнул себя по губам и сказал "sorry".
- Так-то лучше, - удовлетворённо заметила тётушка Амалия, снова берясь за вышивание. Солнечный зайчик, попавшийся было в стекло её старомодного пенсне, выпрыгнул и растворился в напоённом солнцем воздухе. Вместо него в стёклышке отразился кусочек поляны и краешек живой изгороди из дикой розы.
- Не слушай женщин, Родольфо, - синьор Паоло Габриэли приподнял неровно поседевшую бровь, - им всё не по нраву. Так что ты хотел сказать? Только, пожалуйста, по-английски, ты же знаешь, non parlo tedesco.
- Я хотел чая, - пожал плечами Штокмайер.
- Лиззи! - закричала хозяйка. - Чай! Чай! Принеси чай!
- Я не глухая, - с достоинством сказала толстуха Лиззи, вразвалочку приближаясь к столику. Её длинный белый фартук сбился набок. - Желаете печенья?
Тётушка вздохнула, протянула руку и постучала ногтем по заварочному чайнику. Молодой Штокмайер невольно отметил про себя, что старый фарфор и ноготь тётушки Амалии идеально соответствуют друг другу по оттенку.
- Я поняла, - с ещё большим достоинством сообщила Лиззи и величественно удалилась.
- Вы её разбаловали, - осуждающе покачал головой синьор Габриэли. - Это не на пользу. Она не должна позволять себе, - он поставил голосом точку, так и не объяснив, чего же именно не должна позволять себе Лиззи.
- Сколько она у вас? - зачем-то спросил Штокмайер.
- Не помню, - вздохнула тётушка Амалия. - Но больше двадцати лет. За меньший срок я бы к ней не привыкла.
- Вы уверены, что она всё правильно поняла? - забеспокоился Штокмайер.
- Насчёт чая она ошибается редко, - обнадёжила тётушка. - Зато шаль вместо пледа приносит практически всегда.
- Что значит "практически"? - тут же прицепился въедливый Руди.
Тётушка задумалась и даже отложила вышивание.
- Пожалуй, - признала она, - это было неудачное выражение. "Практически" - слово практически бесполезное. Я имела в виду нечто вроде... скажем так: "практически всегда" - это не то чтобы всегда, и даже не почти всегда, но по большей части. Semi plena major.
- У вас есть два свидетеля, чтобы подтвердить это? - оживился синьор Габриэли.
- Я имела в виду то, что я имела в виду, а не эти ваши судебные крючки! - с неудовольствием ответила тётушка, вытягивая нитку.
- Но вы использовали юридический термин, имеющий, - тут синьор Габриэли торжественно воздел ввысь увесистый палец, - весьма определённое значение. Речь идёт о факте, подтверждаемом под присягой двумя свидетелями, из которых по крайней мере один считается заслуживающим доверия. Тогда факт считается установленным по большей части, что и называют semi plena major.
- Как совершенно справедливо заметил великий философ, ныне пренебрегаемый возомнившими о себе лжеучёными, юридическая схоластика совершенно чужда подлинному духу права... - зарядил было Штокмайер, снова переходя на родной немецкий.
- Tedesco! Ho lingua odiosa! - вскричал синьор Габриэли, воздевая руки к синеющему вечернему небу.
- Руди! - подхватила тётушка Амалия. - Ты обещал!
- Well, - кивнул Рудольф, - но тогда у меня будет просьба к вам, синьор Габриэли. Пожалуйста, не говорите по-итальянски. Во-первых, этого языка не знаю я. Во-вторых, его не знаете вы.
- Я принадлежу к одной из старейших семей Турина, - заявил синьор Габриэли, гордо поворачиваясь орлиным профилем, - родной язык у меня nel sangue. Растворён в крови, - снисходительно пояснил он.
- Но родились вы всё-таки в Бронксе, - напомнил Штокмайер. - По-итальянски вы знаете полсотни слов, в основном латинизмов, две строчки из Леопарди, одну пословицу и несколько бранных выражений, довольно мягких по сравнению с тем, что можно услышать от итальянца из Турина. Давайте всё-таки parlare lo stesso linguaggio.
- Che? - почтенный синьор не разобрал последних слов, сказанных с тяжёлым немецким акцентом.
- Он предлагает нам говорить на одном языке, - любезно разъяснила тётушка Амалия, - и пусть это будет английский. Ну пожалуйста. А вот и наша Лиззи с чайником. Я же говорила, что в этом вопросе она редко ошибается.
Дружеская беседа происходила на лужайке, расположенной на верхушке невысокого холма. С юга и востока её ограждала живая изгородь из жимолости и шиповника, запад перекрывала стена старинного особняка, построенного в тринадцатом веке в Девоншире. Особняк тётушка Амалия приобрела буквально за гроши и, разобранный по кирпичику, перевезла в Новый Свет.
У тётушки Амалии был дар, вызывающий зависть её многочисленных друзей - покупать хорошие вещи задёшево. Особенно завидовал ей синьор Габриэли, который, по глубочайшему своему убеждению, вечно за всё переплачивал. Как он всегда говорил в таких случаях, если бы не его юристы, он давным-давно пошёл бы по миру.
Южная сторона лужайки была открыта, и виден был пологий спуск к реке. Её берег, густо поросший серебристым тальником, изящно замыкал перспективу. За такую красоту тётушке Амалии пришлось побороться: земля у берега принадлежала какому-то мужлану, который построил на самом живописном месте отвратительного вида сарай. Убирать это строение он отказывался напрочь, так что тётушке Амалии пришлось обратиться к юристам синьора Габриэли. Те подошли к делу ответственно, и прошлой осенью уродливое строение сгорело вместе с его несимпатичным владельцем. Правда, обнаружились наследники, но юристы синьора Габриэли провели с ними бесплатную консультацию по правовым вопросам, и участок благополучно отошёл тётушке Амалии за нечрезмерную сумму. В качестве dono del rispetto синьор Габриэли порекомендовал своих консультантов по безопасности, которые взяли на себя все заботы о том, чтобы никакие досадные случайности не омрачали еженедельных чаепитий, так любимых тётушкой Амалией и её друзьями.
- А не перекинуться ли нам в картишки? - внёс предсказуемое предложение судья Откин, четвёртый участник чайной церемонии, доселе себя никак не проявивший по более чем извинительной причине: по своему обыкновению плотно закусив за обедом и отдав должное вишнёвой настойке, он подрёмывал на свежем воздухе.
- Джеймс... играть с вами опаснее... чем с огнём, - в три приёма высказался синьор Габриэли, раскуривая упорно гаснущую сигариллу.
- Ну почему же, - благодушно улыбнулся судья, - иногда я проигрываю. Недавно я проиграл в баккара чудный этюд Рейнольдса.
- Живопись, как и опера, бывает только итальянской, - с гордостью сообщил синьор Габриэли.
- Мистер Дьювин так не считает, - заметила тётушка Амалия.
Синьор Габриэли чертныхнулся по-английски, выбросил сигариллу в траву и достал другую.
- Кстати, это верно, что Дьювин недавно добыл для вас картину из галереи герцога Вестминстерского? - поинтересовался судья. - Ведь вы - из его любимых учениц? - добавил он, не дождавшись ответа.
- Я же не спрашиваю, кому вы проиграли Рейнольдса, - ответила, наконец, тётушка Амалия, строго поджав губы.
- А я знаю, - встрял в разговор молодой Штокмайер. - В баккара играет сенатор...
- Руди! - в голосе тётушки Амалии отчётливо зазвенел металл. - Ты обещал!
- В самом деле, Родольфо, - синьор, наконец, справился с сигариллой и выдохнул первый клубочек сладковатого дыма. Тётушка Амалия демонстративно поднесла к носу кружевной платочек.
- Даже опытные игроки иногда проигрывают, - миролюбиво заметил Откин.
- Скорее вы... кхы-кхы... иногда позволяете у себя выиграть, - синьор Габриэли неудачно втянул в лёгкие дым и закашлялся.
- Ну, иначе со мной перестали бы играть, - судья улыбнулся.
- Подобное можно сказать о Боге, - сумничал Штокмайер. - Он иногда позволяет человеку выиграть, чтобы с ним продолжали играть.
- Не говори такого, Руди! Это, в конце концов, неприлично, - строго заметила тётушка, отмахиваясь платочком от наползающего дыма.
- Что неприлично? - невинно поинтересовался Штокмайер.
- Не следует обсуждать дела Signore, - Габриэли вновь воздел палец, указуя на небо, - они нас не касаются.
- Судите о Боге по себе, Пол? - улыбнулся судья.
- А по-моему, - несколько некстати заметила тётушка Амалия, поддевая иглой пошедшую криво ниточку, - сейчас люди стали совершеннейшими атеистами, отсюда и все эти ужасные неустройства.
- Инфляция тоже? - попытался съехидничать Руди.
- Ну конечно же! - тётушка, наконец, справилась с ниткой и воткнула иглу в центр вышивки. - Если не верить в Бога, как можно верить в какие-то бумажки? Вот все и пустились в самые ужасные спекуляции...
- Интересное объяснение финансового кризиса, - заметил судья.
- Как провидчески предрёк один малоизвестный даже у себя на родине... - начал было длинную немецкую фразу Штокмайер, но тётушка молча кинула на него испепеляющий взор, и он виновато потупился.
- Я хотел сказать, - продолжил он уже по-английски, - что современному человеку трудно верить в Бога так, как веровали наши деды. Истинно философское постижение божества доступно единицам, зато сказки, написанные в Библии... извините, тётушка... в общем, библейские чудеса перестали внушать доверие. Это объясняется распространением просвещения. Непросвещённая душа не интересуется достоверным и стремится к чудесному. Чем невероятнее рассказ, тем скорее простецы ему верят. У современных людей фантазии вызывают лишь насмешки, нам интереснее действительность, - завершил он мысль и отхлебнул чая.
- Не соглашусь, - вступил в разговор судья Откин. - Мой опыт говорит иное. Люди и в самом деле верят тому, что считают соответствующим порядку вещей, но интересуются они всё-таки в первую очередь необычным. Слишком скучная правда не вызывает должного доверия хотя бы потому, что неинтересна. Поэтому я бы сказал так - они готовы поверить самой необычной и драматической версии из всех возможных. Более того, за одно это они готовы простить некоторые натяжки и несоответствия. Выражаясь старым юридическим языком - принять probatio semi plena minor за plena probatio...
- Это что-то слишком мудрёное для меня, - прервала его разглагольствования тётушка Амалия.
- При всём уважении, - молодой Штокмайер упрямо наклонил голову, - не могу с вами согласиться. Современный обыватель агрессивно отвергает... - он чуть прикусил нижнюю губу, прокручивая в уме английскую фразу, - да, агрессивно отвергает всё, что хоть немного попахивает необычным. Хотя с точки зрения наших пращуров, наш духовный мир - скучная серая комната, которую мы держим постоянно закрытой на засов.
- Комната, закрытая на засов... - судья сморщил выпуклый лоб, остатки седых волос над ушами забавно встопорщились. - Мне пришла на ум история из практики, которая, может быть, слегка поколеблет вашу уверенность. И если наша Лиззи принесёт капельку коньяка...
- Конечно, это не женское дело, но коньяк после вишнёвки не полезен для печени, - тётушка Амалия посмотрела на судью укоризненно.
- Странно, мой лечащий врач мне никогда не говорил об этом... уффф, - Откин заворочался в кресле, устраиваясь поудобнее. - Хотя, пожалуй, вишнёвки было и впрямь чуть больше, чем нужно. Что ж, в таком случае обойдёмся без коньяка. Всё же послушайте, история любопытная.
- Надеюсь, эта история не из тех, что мужчины рассказывают за десертом? - на всякий случай осведомилась тётушка Амалия.
- Что вы, я никогда не посмел бы в вашем присутствии... Всего лишь убийство. Но любопытное.
- Любопытное убийство? Что ж, удивите меня, - улыбнулся синьор Паоло Габриэли.
- Попробую... Всё случилось этой весной, в Нью-Йорке. Расследовались обстоятельства смерти некоего Жюля Трестора, оружейного дельца из Нью-Орлеана. Шестого мая его нашли в собственном офисе, в личном кабинете, с дырой в черепе. Он сидел за столом. Правый висок обожжён и изуродован. На полу найден револьвер, из которого, как установили специалисты, был произведён по крайней мере один выстрел. Это было установлено по следам копоти в стволе.
- Вы хотите сказать, нагара? - уточнил Штокмайер.
- Пощадите старика, Руди, я в этом всё равно не разбираюсь, - отмахнулся судья. - Терпеть не могу всякие стреляющие штуки. В этом вопросе я совершенно солидарен с нашим Полом.
Синьор Габриэли едва заметно кивнул, оценив пас. В юности у него было прозвище Lesina, как из-за прижимистости в финансовых вопросах, так и из-за стиля работы с клиентами. Паоло недолюбливал огнестрельное оружие и предпочитал обходиться без него. Пользовался он самыми простыми средствами - ножом, гирей и удавкой, но в случае необходимости мог обойтись молотком или сапожным шилом. Впоследствии, впрочем, выяснилось, что голова у молодого человека работает не хуже, чем руки - что самым благоприятным образом отразилось на его карьере в организации.
- Впрочем, - продолжил судья, - его сначала увидели, а потом уж нашли.
- То есть как? - заинтересовался Руди.
- Кабинет Трестора находился на шестом этаже современного дома, - принялся объяснять судья, - ну, знаете, какие сейчас строят дома.
- Это ужасно, - вздохнула тётушка Амалия. - Я однажды побывала в таком доме в Чикаго. Там находилась финансовая компания. У них были прекрасные рекомендации. Но они устроили свой офис ужасно высоко. Представляете, там был специальный подъёмник, потому что идти по этим бесконечным лестницам совершенно невозможно. А когда нас подняли наверх, я увидела огромное окно и вид с высоты. У меня, конечно же, закружилась голова, и мне пришлось срочно спуститься вниз. И обратиться в другую финансовую компанию.
- Как весьма метко высказался истинно великий, хотя и пользующийся неоднозначной репутацией, политик о так называемых финансистах... - начал было Руди, но вовремя осёкся.
- Спасибо, дорогой, - кротко сказала тётушка Амалия. - Ты обещал.
- Я, с вашего позволения, продолжу, - судья Откин бросил взгляд на Лиззи и сделал неопределённое движение рукой. Пожилая женщина, однако же, кивнула и бодро засеменила к корзинам с провизией.
- В этом она тоже не ошибается, - улыбнулся судья. - Итак, кабинет находился на шестом этаже. На улицу выходило единственное окно, в которое, казалось бы, совершенно невозможно заглянуть снаружи.
- Окно было закрыто? - на всякий случай поинтересовался Штокмайер.
- Да, закрыто на шпингалеты, причём поверх них был слой краски. Похоже, это окно вообще не открывали. Впрочем, на самом верху имелось маленькое отверстие для воздуха, но и только...
- Сквозь него можно было просунуть руку? - не отставал Руди.
- Наверное, можно, - пожал плечами судья. - Теоретически какой-нибудь китайский акробат, спустившись по верёвке с крыши, мог застрелить человека в комнате и скрыться. Но тогда пуля скорее попала бы в темя или в затылок, а не в висок.
- Мелкие детали всё портят, особенно в таких вопросах, - вздохнул синьор.
У него были резоны вздыхать. Полгода назад в контору Габриэли обратился молодой человек с пустяковым, в общем-то, делом - помочь своему отцу в правильном оформлении завещания. Старик упорно не хотел понять, что пережил своё время, да и к сыну не питал должных чувств. Юристам Габриэли пришлось прибегнуть к интенсивным методам убеждения, что в случае с хлипким старикашкой требовало терпения и своего рода такта. Но, конечно, глупое упрямство отступило перед настойчивостью специалистов: нужное завещание было написано и заверено по всей форме. Чтобы закончить дело чисто, клиенту предложили кофе с poudre de succession. К сожалению, юристы Габриэли не знали, что старик проработал первую половину жизни в кожевенной мастерской, где привык к этому яду. Клиент выжил и дал показания. Пришлось пускать в ход врачебное свидетельство о старческом слабоумии, что, в свою очередь, обнулило ценность добытого с таким трудом документа... Дело решили через суд, но вся эта история чрезвычайно расстроила синьора Габриэли, который имел репутацию специалиста по наследственным вопросам и ею дорожил.
- Если всё было закрыто, откуда стало известно, что в комнате лежит труп? - наивно поинтересовалась тётушка Амалия.
- Запах, - уверенно сказал Габриели.
- Кто-то слышал выстрел, - предположил Руди.
- Нет, - улыбнулся судья, - ни то ни другое. Дом, где находился офис Трестора, находился в довольно оживлённом районе. Напротив него, через улицу, возводили так называемый небоскрёб - строение умопомрачительных размеров. На стройке работали индейцы-мохавки. У них отсутствует природный страх высоты и очень хорошее зрение. Так вот, один индеец умудрился углядеть сквозь стекло что-то, что ему не понравилось. Он сказал об этом бригадиру, а бригадир подрабатывал в полиции.
- Осведомителем? - уточнил синьор Габриэли.
- Как сказать... В доме, где это случилось, снимала офис фирма, деятельностью которой интересовались.
- В таком случае гипотеза о востроглазом индейце избыточна, - заметил Руди, - достаточно хорошего морского бинокля.
- Пусть даже и так, - не стал препираться судья, - пусть даже и так. Кто-то что-то увидел и сообщил куда следует. С момента смерти не прошло и суток, как бравые копы выломали дверь в кабинет...
- Дверь пришлось ломать? - заинтересовался Штокмайер.
- Именно. Она была укреплена металлом и закрыта изнутри на два замка и засов. Представьте себе, засов. Старый добрый засов из хорошей стали. Трестор явно опасался, что ему помешают... или просто не любил незваных гостей. В барабане револьвера оставалось ещё два патрона. Изучив их, полицейские поняли, почему дырка в голове такая странная. Пули были разрывными, причём сделанными по особому заказу. Довольно быстро нашли изготовителей - это оказалась оружейная мастерская самого Трестора. Там производились опыты с самыми разными образцами пуль. Насколько удалось понять, целью опытов было создание разрывной мелкокалиберной пули, которая сделала бы дамские пистолетики по-настоящему опасными...
- Тупиковый путь, - со знанием дела сказал Штокмайер. - Останавливающее действие разрушающихся пуль выше, а себестоимость их меньше, как совершенно справедливо заметил по этому поводу...
- Избавьте меня от этих подробностей! Простите, Руди, но меня и в самом деле раздражает, когда перебивают. Так мы никогда не закончим и даже толком не начнём. В общем, это были именно разрывные пули. Правда, пистолет был не дамский... только не произносите при мне все эти ужасные слова - "калибр", "нагар". Так или иначе, в пуле было достаточно пороха, или что там в неё кладут, чтобы произвести серьёзные разрушения даже в крепкой голове.
- Пока что это обычная история о самоубийстве, - заметила тётушка Амалия. - А, кстати, был ли у него мотив так поступить?
- Более чем достаточно, - сказал судья. - Дела у Трестора шли неважно. Он вложил слишком много денег в эту мастерскую, и бестолку. Ко всему прочему от него ушла женщина, некая Неджла Бекчи.
- Неждла? - попытался выговорить Руди.
- Неджла Бекчи. Эмигрантка - то ли из Австрии, то ли из Трансильвании, а может быть, из Монтенегро, точно не знаю. География - не мой конёк.
- По-моему, это турецкая фамилия, - предположил молодой Штокмайер.
- Не понимаю, как вы запоминаете все эти иностранные имена! - вздохнула тётушка Амалия. - У меня они просто в голове не держатся. Иногда мне кажется, что я терплю Лиззи только потому, что уже не смогу привыкнуть к другому имени.
- Почему бы не взять другую Лиззи? - предложил синьор Габриэли.
- Нет, нет, и не уговаривайте, - тётушка Амалия решительно вздёрнула подбородок. - Сейчас настоящей прислуги днём с огнём не сыщешь. Вы не представляете себе, что себе позволяют нынешние! Я просто в шоке от этих... как это... тенденций.
- Ну-ну. - улыбнулся синьор Габриэли, - если вы помните, тётушка, Лиззи тоже не всегда была ангелом. С ней пришлось повозиться.
- Всего один раз, - напомнила тётушка, - всего один раз. И после этого она стала как шёлковая. Правда, в последние годы бедняжка очень сдала.
- И всё-таки вы её разбаловали, - строго сказал синьор Габриэли. - Если бы не её почтенный возраст, я рекомендовал бы повторить курс.
- Вряд ли она выдержит, - усомнилась тётушка Амалия. - В последнее время она очень сдала. Хотя ещё может нарубить на фарш паунд говядины так, как нужно.
- Ну, значит, выдержит, - пожал плечами Габриэли.
На этот раз улыбнулся судья. Среди всего разнообразия услуг, предлагаемых конторой синьора Габриэли, значились и педагогические. Оказывали их квалифицированные специалисты, использовавшие самые современные методы воспитания скромности, честности, трудолюбия и послушания. Вскоре после поступления на работу Лиззи попалась на шашнях с молочником и краже пододеяльника, и ей пришлось пройти полную программу: на этом настоял сам синьор Габриэли, любивший во всём основательность. После прохождения курса Лиззи стала как шёлковая, а про всякие там шашни забыла и думать.
- Мы всё время отвлекаемся, - заявил молодой Штокмайер.
- В этом-то вся прелесть таких разговоров, Родольфо, - улыбнулся синьор Габриэли. - Мы ведь никуда не торопимся, не так ли?
- Мне всё-таки хочется добраться до сути, - не согласился Руди. - Да, кстати, - вспомнил он, - выстрел! Кто-нибудь слышал выстрел?
- Нет, не слышали, - ответил судья, - да и не могли. Я забыл сказать - в день убийства случилась ужасная гроза. Дождь, ветер, грохот молний - всё это создавало адский шум. Одна молния ударила прямо в строительные леса. Представляете?
- Да, пожалуй, - признал Штокмайер, - Гром легко принять за выстрел.
- Вот именно. Итак, вся эта история и в самом деле выглядела как типичное самоубийство. Если бы не офицер Родос Сплит из полиции штата.
- Родос Сплит? Странное имя, - синьор Габриэли, не любивший ничего странного, насупил брови.
- Кажется, он родом с Запада, - пожал плечами судья. - Так или иначе, котелок у него варит. Он настоял на подробном осмотре кабинета Трестора. И, представьте себе, обнаружил пулю.
- Какую пулю? - не поняла тётушка Амалия. - Пуля же была у этого человека, гм... в голове?
- Точно такую же, как и во всех остальных патронах. Она засела в ножке стола. Пуля должна была разорваться, но не разорвалась. У этих тресторовских пуль была своеобразная конструкция - что-то вроде запала, который загорался от пороховых газов и начинал тлеть. Это чтобы пуля не взорвалась раньше времени.
- Крайне неудачная конструкция. - не выдержал Штокмайер, - это создаёт ограничения по дальности ведения огня...
- Соглашусь, - любезно отозвался судья, - конструкция неудачная во всех отношениях. К тому же эти запалы, как потом выяснилось, довольно ненадёжная штука. Во всяком случае, в той пуле, о которой я рассказывал, он так и не сработал. Хотя с ней пришлось повозиться. Чтобы избежать детонации, предпочли расколоть ножку стола. Кстати, стол был французский, времён Регентства.
- Фьюить! Недурно живут нью-йоркские дельцы, - присвистнул синьор Габриэли.
- Это ваша недоработка, - заметил судья Откин. - Вы недостаточно настойчиво предлагаете им свои услуги... Так или иначе, пуля была найдена.
- И что из того? В этом кабинете кто-то когда-то стрелял, вот и всё, - пробурчал Руди.
- Совершенно справедливо, - сказал судья, - но Сплиту удалось установить, что первая партия подобных пуль была выпущена мастерской Трестора десятого апреля, то есть за день до смерти самого Трестора. Это значило, что кто-то палил из револьвера в этом кабинете или десятого, или одиннадцатого. Вряд ли самоубийца тренировался...
- Почему нет? - Штокмайер встряхнулся, как собака после купания. - Тренировка и расчёт полезны в любом деле. Когда я учился на богословском факультете, у меня был сосед по комнате. Очень немецкий юноша, если вы понимаете такие вещи. Был влюблён в некую особу, которая отвечала ему взаимностью. Он долго боролся со своей сердечной склонностью, и в конце концов решил, что с возлюбленной его сможет разлучить только смерть. Тогда он решил повеситься, при этом так, чтобы не мучиться от удушья, а разом сломать себе шею. Он выбрал длинную верёвку, привязал её к надоконной балке - знаете, в немецких домах имеются балки с колёсиком, чтобы поднимать громоздкие вещи прямо в окно - и выпрыгнул из окна. Но не учёл, что длинная верёвка не так прочна, как короткая. В общем, она разорвалась, и он вместо шеи сломал себе ноги.
- Сумасшедшим самое место в могиле, - Габриэли сложил пальцы характерным жестом. - Зачем счастливому влюблённому убивать себя, если он не сумасшедший? - добавил он в ответ на недоумённый взгляд Руди.
Тот хлопнул себя по лбу.
- Я забыл, - сообщил он, - мой камрад страдал болезнью крови, передающейся по наследству, и не хотел порождать больное потомство.
Синьор Гарбиэлли презрительно поморщился.
- Убить себя из-за женщины - это безумие, помноженное на глупость, - заключил он.
- Что возвращает нас, - продолжил свою речь судья Откин, - к теме мотива. Сплит стал проверять, насколько основательными были те два, о которых шла речь. Я имею в виду сердечные дела и финансовые трудности. Так вот, начнём с денег...
- Верный подход, - не удержался синьор Габриэли, - скажу по своему опыту: в девяноста процентах случаях всё дело в деньгах, а в оставшихся десяти - в больших деньгах.
- Синьор Габриэли, - несколько обиженным тоном заметил Штокмайер, - я только что рассказал историю о человеке, который пытался лишить себя жизни совсем не из-за денежных соображений.
- Именно из-за них, - не согласился синьор. - Чем отличается больной человек от здорового? Прежде всего, неспособностью работать. Ваш знакомый решил, что не сможет прокормить больных детей, вот и всё.
- Как остроумно заметил великий, хотя и недооценённый... - Штокмайер снова перешёл на немецкий.
- Руди! Ты же обещал! - вскричала тётушка Амалия.
- Sorry, - обиженно пробормотал юноша.
- Вас всё ещё интересует моя история? - осведомился судья.
- Конечно, конечно... ой! - тётушка Амалия укололась иголкой и принялась дуть на палец.
- Всё в порядке? - участливо склонился над тётушкой синьор Габриэли.
- Ничего, ничего, - пробормотала тётушка Амалия, - я в последние двадцать лет стала ужасно рассеянной. Так что же о мотивах?
- Родос не поленился поднять документы и выяснил, что за неделю до смерти Трестор обращался за крупным кредитом в один солидный банк, и всё шло к тому, что он бы его получил. Кроме того, люди Сплита нашли в офисе Трестора тайник, где лежало три тысячи долларов наличными. Да, забыл сказать - он застраховал свою жизнь на кругленькую сумму.
- Значит, дело в женщине, - включился молодой Штокмайер.
- Неджла Бекчи? Под скатертью стола нашли письмо от неё, где она просила - нет, даже требовала! - встретиться и поговорить. Скорее всего, она рассчитывала на примирение.
- Всё это очень интересно, но не объясняет главного - каким образом человек в запертой комнате получил пулю в голову, - заметил Руди.
- А получил ли он её на самом деле? - судья пожал плечами.
- То есть как? - не поняла тётушка Амалия. - Но вы же сами сказали, обожжённый и изуродованный висок...
- Вот именно! - судья поднял палец. - Но это могло быть вызвано и другими причинами. Я, кажется, говорил, что в тот день в Нью-Йорке была ужасная гроза? Так вот, молния...
- Ударившая сквозь отверстие для воздуха? - ухмыльнулся молодой Штокмайер.
- Нет, вплывшая в это отверстие, - невозмутимо ответил судья. - Я имею в виду шаровую молнию.
- Шаровая молния... Я однажды видела её, - задумчиво сказала тётушка Амалия.
- Редкое явление природы. Красивое и чертовски опасное, - заметил судья Откин. - Молния могла влететь в окно, увлекаемая воздушным потоком. Движется она бесшумно. За адским грохотом на улице Трестор мог её и не заметить. Итак, она подлетела поближе, коснулась его головы и взорвалась. Это объясняет ожог и разрушение височной кости.
- Интересная идея, - протянул Руди, - но я бы принял её только после тщательной проверки, не оставляющей сомнений в её истинности.
- Примерно это и сказали Родосу в страховой компании, - ответил судья Откин.
- Я так понимаю, жизнь Трестора была застрахована от несчастного случая или убийства? - уточнила тётушка Амалия.
- Разумеется, - подтвердил судья. - Поэтому версия самоубийства идеально соответствовала интересам компании: ни о каких страховых выплатах и речи не могло идти. Родос зря потратил время, пытаясь договориться с этими скаредами о небольшой компенсации за свои усилия.
- Страховые компании просто отвратительно себя ведут, - вздохнула тётушка Амалия, - от них и цента не получишь.
- Вот тогда-то понимающие люди и посоветовали Родосу поговорить со мной. И я навёл его на мысль, что это могло быть и убийство.
- Классическое убийство в запертой комнате, - заметил молодой Штокмайер.
- Да, что-то вроде этого. Но почему же в запертой?
- Только не говорите, что в комнату вёл тайный ход, - скривился Руди.
- Нет-нет, зачем же. Просто в тот момент, когда убийство было совершено, комната могла быть не запертой, не так ли?
- Как же убийца выбрался из комнаты, закрыв за собой засов? Сквозь стекло? - ехидно заметил синьор Габриели.
- Герберт Уэллс мог бы объяснить этот случай, - почти серьёзно сказал Штокмайер, - предположив, например, что этого человека убили лучом инфракрасного света большой силы. Он описывал такие устройства в одном романе.
- Нам с Родосем тоже помогла книга, - неожиданно любезно отозвался судья Откин, - по военной истории. Я тогда на досуге почитывал мемуары одного участника бурской компании. Прелюбопытное чтение, скажу я вам. Среди прочего, там описывался случай застревания в голове солдата штуцерной пули, выпущенной с большого расстояния. Пуля пробила череп и вошла в ткани мозга. Удивительным было то, что солдат не только не погиб, но и не чувствовал никаких особенных неудобств, за исключением небольшой головной боли. Он жил и воевал с пулей в голове три недели, пока не подрался с поваром, который хорошенько вмазал ему в челюсть. Это привело к мгновенной смерти. Хирурги пришли к выводу, что удар сместил пулю, и она коснулась важных тканей мозга... Сплит предположил, что и в этом случае имело место нечто подобное.
- Ага, понимаю, - кивнул сеньор Габриэли. - Он вошёл в кабинет уже с пулей в голове. Но почему же она взорвалась?
- Всё дело в запале, - объяснил судья. - Обычно для таких целей используется нечто вроде бикфордова шнура или нити, но для экспериментальной партии Трестор использовал какой-то химический состав, смешивающийся при выстреле. Реакция продолжается сравнительно долгое время - не меньше трёх минут. Скорее всего, это было сделано, чтобы отдельно оценить пробивное действие пули на мишень, а отдельно - последствия взрыва пули.
- Три минуты? То есть у него было время запереться в кабинете? Остроумно. Но, в таком случае, откуда взялась пуля в ножке стола?
- Гораздо интереснее, откуда взялась пуля в голове Трестора, не так ли? - возразил судья. - Хотя с этим как раз всё оказалось очень просто. Шерше ля фам.
- Вы хотите сказать, - вступила в разговор тётушка Амалия, - что эта женщина... ужасные всё-таки имена у этих иностранцев...
- Неджла Бекчи. Сплит нашёл женщину, её подругу, от которой у Неджлы не было секретов. Оказалось, что это не она ушла от Трестора, а он от неё, причём в ситуации, когда женщина особенно нуждается в мужской поддержке. Трестор считал себя бесплодным и поэтому воспринял новость как доказательство неверности Неджлы. Кстати, эта же подруга сказала, что, по её мнению, Неджла вовсе не была беременной - она сказала это Трестору, чтобы привязать его к себе.
- И как же она его застрелила? - поинтересовался Габриэли.
- Сплит считает, что случайно, - признал судья. - Вряд ли она хоть когда-нибудь держала в руках оружие. Скорее всего, они объяснялись в кабинете Трестора, он сказал ей что-то обидное, та схватила пистолет, лежавший на столе, и сделала два выстрела. После чего бросила пистолет и выбежала вон.
- А что же сам Трестор? Так и продолжал сидеть за столом? - Габриэли недоверчиво хмыкнул.
- Почему же. Он поступил вполне логично. Прежде всего - заперся покрепче, чтобы обезопасить себя. Женщина могла вернуться, возможно - с оружием, а причинять ей вред он, скорее всего, не хотел.
- Но он понимал, что у него в голове пуля? - Габриэли чуть подался вперёд.
- Кто знает? - судья развёл руками. - Скорее всего, думал, что легко ранен. Пуля, насколько мы можем понять, застряла в правой височной области. Наверное, Трестор чувствовал, что с ним что-то неладно. Но шок от нападения и буря чувств, скорее всего, привели к тому, что сильной боли он не ощущал.
- Меня интересует только один вопрос, - сказал Руди на немецком. - Неждла признала свою вину?
- Нет, - сказал судья. - Мы не смогли её допросить - она исчезла буквально накануне ареста.
- И это окончательно убедило всех в её виновности, - пробормотал Штокмайер.
Габриэли пожевал губами.
- Что ж, красивая работа, - оценил он. - Как же вы это сделали на самом деле? И зачем?
- Ну вот так сразу, - вздохнул судья Откин. - Ладно. Ко мне обратились люди, которым я мог доверять. Трестор сделал несколько изобретений, которые угрожали интересам оружейников с Запада. Все предложения он отверг. Попытки его разорить не увенчались успехом - Трестор обратился за крупным кредитом в солидный банк, и всё шло к тому, что он его получит.
- Солидные банки редко доверяют изобретателями, - заметила тётушка Амалия. - Им нужны солидные гарантии.
- А вы бы дали кредит изобретателю? - поинтересовался вдруг молодой Штокмайер.
- В определённых условиях это возможно, - подумав, ответила тётушка. - Если юристы синьора Габриэли решают проблему с залогом...
- Это не важно, - поморщился судья. - Как-то он смог их убедить. К тому же у него были какие-то сбережения: во всяком случае, по счетам он платил регулярно. В конце концов у людей просто не осталось иного выхода, кроме меня.
- Что ж, бизнес иногда требует жертв, - философски заключил Габриэли.
- Ну а пули? Они и в самом деле были разрывными? - поинтересовался Руди.
- К чему такие сложности? Обычные пули. Мы вообще-то собирались оформить дело как обычное уличное происшествие. Но потом Сплита заинтересовала эта Неджла.
- Как тонко и вместе с тем проницательно отметил один не вполне принятый научным сообществом, но высоко ценимый в кругах людей тонко чувствующих веяния современности, психолог, рассматривающий человеческое естество как конгломерат разнородных стремлений, среди коих доминирует половой инстинкт... - начал было молодой Штокмайер.
- Руди, это просто невыносимо! - тётушка Амалия метнула в юношу взор, исполненный укоризны. - Ты обещал... нет, ты клялся!
- Чай, - объявила невесть откуда появившаяся Лиззи.
- Я не просила чая! - возмутилась тётушка Амалия. - Ты что, совсем оглохла?
- Я не глухая, - сообщила Лиззи. - Молодой джентльмен сказал чай.
- Да, в самом деле, - пробормотал Штокмайер, - что-то такое я, кажется, говорил.
- Изволите пожалста, - Лиззи бухнула заварочный чайник на середину стола и, забрав пустой, отправилась прочь, к дому.
- Давайте всё-таки её заменим, - поморщился Габриели.
- Нет, нет и нет... может быть, осенью, - рассеянно заметила тётушка Амалия, - однако в чём-то она права: горячий чай нам не всем помешает. Лиззииии!
- Я уже иду, - сообщила старая Лиззи, таща тяжёлый чайник с кипятком и молочник. - Желаете все?
- Ты много лет работаешь в приличном доме, и так вульгарно говоришь, - укоризненно сказала тётушка. - Ну давай. Только смотри, мне сначала налей молоко, а потом чай. Не перепутай!
- Мне без молока, - попросил Руди.
- Я вообще не понимаю этого напитка. Зачем чай, если есть кофе? - искренне сказал синьор Габриэли, но чашку всё-таки протянул.
- Подождите, - синьор Габриели поставил свою чашку на стол. - Наш дорогой Джеймс так и не объяснил нам, как всё-таки прикончили этого Трестора, который закрылся на все засовы.
- Вот к этому-то я и вёл, - судья улыбнулся. - Но сначала согласитесь - история с пулей в голове недурна. Если бы дело дошло до газет, в неё поверили бы. Однако в действительности всё было куда проще. Я просто навёл справки и выяснил, что Трестор наблюдается у одного врача, с которым у меня были свои отношения. Мне осталось только попросить его о простой услуге. Сказать своему пациенту, что у него наблюдаются симптомы прогрессирующего сифилиса нервных тканей, и излечение невозможно. Трестор был творческой личностью, а творческие люди очень нервны и склонны к ипохондрии. У него был пунктик на здоровье. Он поверил.
- И он поверил? - Руди поднял бровь, получилось смешно.
- Я же говорю: людям свойственно верить в драматическое. Он застрелился. Я знаю это точно - от Неджлы. Он решил, что это она его заразила.
- Кажется, я понимаю, - протянул Руди. - Та пуля в ножке стола...
- Да, он стрелял в неё, но не попал. Или рука дрогнула. Она убежала, он не стал её преследовать. Закрылся у себя в кабинете и пустил пулю в висок.
- Откуда вы знаете? Вы всё-таки нашли эту иностранку? - не поняла тётушка Амалия. - Она же пропала?
- Она сама явилась в полицию на следующий день. Хотела узнать, не завещал ли ей покойный страховку или что-нибудь ещё. Бабёнка оказалась хороша собой и чертовски горда. Я решил ей помочь.
Тётушка Амалия неодобрительно покачала головой. Габриэли откровенно ухмыльнулся.
- Сначала она не хотела признаваться, - признал судья. - Но я объяснил бедняжке, что у нее нет шансов. Ордер на арест был уже готов. У нас были показания её подруги... во всяком случае, Неджла поверила, что они у меня есть. Женщины не доверяют друг другу.
- Как и мужчины, - сухо отметила тётушка Амалия.
- Ну конечно, как и мужчины, - легко согласился судья. - Впрочем, на самом деле положение Неджлы и без того было почти безнадёжным. Если она будет прятаться, её рано или поздно найдут и тогда её вина будет очевидна. Если отдастся в руки правосудия, присяжные её всё равно сочтут виновной в убийстве первой степени. Хотя бы за то, что она красивая женщина, которая уж точно не достанется никому из них. К тому же она иностранка из никому не известной страны, а у нас не любят чужаков, взявшихся неизвестно откуда. Наконец, драматизм самой версии обвинения. Я же говорю: люди готовы поверить самой необычному варианту из всех достоверных, и даже проглотить кое-какие нестыковки. И наконец, последнее, хотя и немаловажное - она в любом случае была в моих руках и я мог сделать с ней всё, что сочту нужным. Всё это я в подробностях изложил Неджле, включая последний пункт. Она меня поняла и сама предложила мне... компенсацию. И честно отработала своё. Я недурно проводил с ней время.
- Я так и знала, что начнутся эти мужские разговоры, - тётушка Амалия недовольно поджала губы.
- Гм... - заметил Габриэли. - Помнится, на прошлой неделе вы договаривались со мной о перевоспитании какой-то вашей женщины?
- Ну да, - не стал отрицать судья. - Именно о ней.
- Так почему вы не начали с этого? Вы могли бы сразу обратиться к нашим юристам. Они всего за две недели объяснили бы ей всё, чего бы вы пожелали.
- Ну вы же профессионал, Пол, - судья отхлебнул чая. - В некоторых ситуациях начинать с подобных методов - это немножечко не то. Сначала нужно добиться от человека покорности, пугая тем, чего он боится, а уже потом - всё равно сделать с ним всё то, чего он боялся. Результат гораздо лучше, потому что по дороге теряется самоуважение. Если бы мы начали с вашей школы, Пол, она была бы просто сломлена, а так она станет по-настоящему послушным и ласковым котёнком...
- Всё-таки меня что-то смущает в этой истории. Пожалуй, эта версия с врачом, - перебила судью тётушка Амалия, не одобрявшая направление разговора. - Какой бы ни был ипохондрик этот, как его...
- Трестор, - подсказал судья.
- Да, как бы он ни был мнителен, но всё-таки он занимался техникой. Такие люди обычно способны мыслить рационально. И прежде чем стреляться, он наверняка проверился бы у другого врача.
- Вас, тётушка, не обведёшь вокруг пальца, - усмехнулся судья. - Ну хорошо. Признаться, мой трюк с врачом и в самом деле не сработал. Пришлось попросить моего друга Родоса Сплита о небольшой услуге. Воспользоваться своими полномочиями.
- Он задержал эту иностранку, - догадалась тётушка Амалия, - и увёз в безопасное место.
- Ну да, - признал судья. - А потом, когда Трестор убедился, что его подруга пропала, позвонил по телефону и объяснил, что именно с ней сделают, если Трестор не выполнит наших условий. С анатомическими подробностями, которые показались Трестору убедительными. Трестор оказался джентльменом и избавил нас от хлопот.
- Наверное, он её любил, - вздохнул молодой Штокмайер и тут же опасливо покосился на синьора Габриэли.
- Убить себя из-за женщины - это безумие, помноженное на глупость, - презрительно поморщился синьор.
- Но как же вторая пуля, в ножке стола? - вспомнил Штокмайер. - Она-то откуда?
- Думаю, он выпалил в стол из-за расстройства чувств, - предположил судья. - Когда человеку не хочется умирать, он обычно очень сердится...
Последнее слово заглушил грохот ружейного выстрела. Синьор Габриэли дёрнулся и завалился набок.
Второй выстрел снёс со стола сахарницу, третий покончил с Руди - тот упал на столик, опрокинув чайник.
Судья Откин успел вскочить и выхватить "бульдог", когда пуля вошла ему под подбородок.
Из-за живой изгороди вышел высокий, смуглый молодой человек в синем костюме и дымящимся длинноствольным ружьём в руке. Подойдя к столику, он подмигнул тётушке Амалии и принялся осматривать тела.
- Это вы убили моих друзей? - уточнила тётушка, откладывая вышивание.
- Кажется, ещё не всех убил, - пробормотал молодой человек, достал широкий нож и аккуратно перерезал горло судье Откину. Тот издал непонятный звук, рука вяло шевельнулась.
- Вот ведь живучий сукин сын, - молодой человек уселся в кресло судьи, закинув ногу на ногу. - Позвольте представиться. Родос Сплит, офицер полиции.
- Судья Откин только что рассказывал о деле Трестора и упоминал вас, - заметила тётушка Амалия. - Кажется, он считал вас своим другом.
- Что крепче дружбы? Только любовь! - молодой офицер улыбнулся - широко и открыто, как улыбаются честные люди, сделав трудную, но нужную работу.
- Вы любите эту иностранку? - удивилась тётушка. - Эту, как её... Бакши?
- А я смотрю, мой дружок много болтал, - с неудовольствием сказал Сплит и провёл подошвой сапога по лицу судьи Откина. - Вы имели в виду крошку Неджлу. Очень милая женщина, я бы не отказался с ней покувыркаться в постельке... простите, - он учтиво склонил голову, заметив, как напряглась тётушка Амалия. - Но увы: деньги я люблю всё-таки больше. Меня нанял её дядя. Очень уважаемый человек в Нью-Йорке. Видите ли, Неджла... вообще-то её зовут по-другому... в общем, она у него работала.
- Дядя? - тётушка Амалия на секунду прикрыла глаза. - Кажется, понимаю. Значит, эта Неджла при Тресторе была не любовницей, а смотрящей от заказчика? Вот откуда у него были деньги. И вот почему банк был готов выдать кредит. У него имелись солидные гарантии.
Молодой человек посмотрел на тётушку Амалию с уважением.
- Верно, - сказал он, переламывая ружьё пополам и мягко дожимая патрон, латунная гильза которого весело блеснула на солнце. - Видите ли, есть один народ, с которым скверно обошлись. Я имею в виду, действительно скверно, - добавил он со значением. - И чтобы восстановить справедливость, им нужно самое лучшее оружие. Трестор его бы сделал, но этот нехороший мафиозо Габриэли его прикончил.
- Габриэли? - удивилась тётушка. - Судья рассказывал другое.
- А, не слушайте, - молодой офицер махнул рукой. - Откин взялся за дело, да ничего не сделал. Придумывал какие-то вещи, чтобы этот Трестор с собой покончил. Мне даже пришлось похищать Неджлу и потом по телефону говорить этому Трестору про всякие гадости, которые можно сделать с женщиной, чтобы он, значит, сам застрелился. Вот только ни хрена из этого не вышло.
- Ну да, разумеется, она же не была его любовницей, не так ли? - в голосе тётушки прорезался интерес. - Кстати, а что это у них была за ссора? Из-за денег? Ну конечно, из-за денег, - решила она, не дождавшись ответа. - И кто же всё-таки убил? Уж точно не люди Габриэли, тот слушал с интересом... Значит, вы, - заключила она.
Молодой человек пожал плечами и ничего не сказал.
- Ну да, - пробормотала тётушка. - Когда трюк Откина не сработал, вы просто пошли и застрелили Трестора. Но как же вы закрыли дверь? Там же был засов.