Стукнулась земля. Рассыпалась. Разбросала себя по красной площади. Цвет крови резанул глаза, наполнил их слезами. Задрожали руки, сжали ком земли, не пускают его. Он же проходит сквозь пальцы, тонкой струйкой меняет красное в серое.
- Бросай, милая, бросай.
Раскрывается рука, но пустая уже, только пыль. Да слезы в глазах. Страх, боль, любовь - ушло все в слезу, скатилось по давно соленой щеке.
Еще горсть, ее, последняя. И много горстей чужих. Страшен звук земли, бьет гулко, больно. Словно и нет ничего в яме. Пусто в душе, пусто везде. Не слышит вдова, не видит. Спрятался мир в слезах, превратился в боль, никчемность, бездну. Сжался в маленький комок сердца, заполнился горем.
Стучат лопаты, носится по рукам стаканчик. Быстро наполняется он, опустошается со словами: "земля ему пухом". Крестятся руки, опускаются плечи, равняют лопаты. Уже нет бездонной могилы - холмик. Ложатся на него венки, ставится крест. Цветы, когда-то живые, покрывают землю подломленными головками, Свернуты их тонкие шейки, чтоб не украдены были, не проданы. Уже связаны венки от ветра.
- А номерок, номерок не забыли?
Нет, не забыли. Спрятался позади креста - боится больших цифр, что несет в себе. Тысячи могил, холмиков, тысячи крестов, полумесяцев, звезд, оградок. Тысячи людей с маленьких фотографий смотрят на нас - живых. Но окованы лица в рамках, проставлены даты, пронумерованы. Спрятаны в землю. И нет у них завтра, только сегодня, только сейчас.
Лишь трава непокорна, неподвластна остановленному времени, буйно разошлась по могилкам. Вроде бы и живая, а приводит в уныние. Вроде бы и борется со смертью, да только усиливает печаль сырой могилы.
Обнаженные, без тела, разлетелись души по миру. Приходят в когда-то родные дома, пригубят заботливо поставленное для них угощение и тихо присядут промеж поминающих. Пройдет их печальный праздник и улетят они в неведомость.
Почему при жизни не дарились живые цветы? Почему собрались друзья только по печальному поводу? И много хорошего сказано умершему - не живому. Зачем мы ценим только потерянное?