Привезли на рассвете к церкви идола. Из земли крестьянина вырос он после дождя, боком каменным. Весь заплесневелый, мохом обросший. Быстро слух собрал всю деревню, столпился народ. Никола, хозяин двора, вроде бы и рад, да дюже много потоптали вокруг. Ждали священника, да не в мочь: обуяло любопытство. Оно страшно конечно, все-таки бесовская сила, язычников поганец. Сперва киркой, да лопатой понемножку. Стервец лежит, боками сверкает на солнце...тихой, серый, зеленый. Черкнет по нему кто, - след белый, да капля грязи с него, что кровь спекшая. Жуть просто, а все ж интересно - каков он, черт то.
- Окаянный, велик однако.
- Может зря все, водой бы окропить надобно.
- Дурак ты, и баба твоя дура.
Вот так, за разговорами и до половины добрались. Здоровый черт, массивный, рожу каменную строит - насмехается будто.
- Рогов не видно...
- На себя-то глянь...
Страшно как-то; нечисть из земли выходит, точно в знамении: выйдут из могил
лживые боги.
Кто крестится, а кто и бочком бочком, да и вон со двора - от греха подальше.
Руками не трогают, "зараза его возьми", а кто и зацепит ненароком - отойдет в сторонку,
землей обтирает,- да брезгливо, богобоязненно.
Обкопали два валуна; голова, точно дьявол, да пузо поганое: груди, что у бабы, отвисшие, сосками и грязью обгаженные.
- Господи, помилуй. У моей хрячки меньше будет...
- Никола! Тоже баба - бесиха значит.
- Противная, она ж тьму бесов зараз накормит.
- Венера блудница. - объявился священник со своим голосищем.- Из земли вышла, войско поганое отращивать.
- А что отец, может в землю ее?
- Спаси, святой человече, убери нечисть. - заверещала Николы баба.
- И то верно. Сжечь ее.- ворчит толпа испугано.
- Так каменная же...
"Сжечь" - ворочается толпа, еще более землю Николы топчет; отошла к дому; ждет священника.
Растерялся батюшка: что с дурой делать? Земле предать? Так вылезет же тварь обратно.
Да еще и жива останется.
- В повозку ее, да к церкви поганую.
Подогнали телегу, возничий боится, гонит лошадь не глядя, та возьми и наступи на острое. Взбеленилась кобыла, кинулась прочь, сметая любопытных. За ней кинулись остальные. Один священник, да дьяк старый остались.
По утру происходило, пока народ собрали, вина церковного на подкуп, уговоры, молитвы, анафемы: к вечерней зорьке только и сладили.
Венера каменная тяжелая, голова рожею вверх, в одной телеге; брюхо в другой. Всю ночь маялись - дорога дрянная, возничие от "дара божьего" на ногах не держатся. Пока дворы проезжали, священник читал молитвы, а далее устал, умаялся,- склонил голову, да уснул.
Рожа смотрит вверх, покачивает головой - будто прощается с небом. Звезды поют сверчками, паче разговор ведут. Подъезжают телеги, сверчки умолкают, молчат - что панихиду служат. Страшно мужикам, людно было - песни со страху орали; теперь затихли, благо кони умные, без окриков движут.
Церковь новая, ладно строена. Подход к ней камнем вымощен. На рассвете застучали колеса, трясет поклажу да людей в повозках.
Снится святому баба деревенская, губы полные, алые: так и манят. Говорит она чтиво, имя господне в ее речи. Светится вся любовью, покорностью и ласкою. Не выдержал святой отец, понял, что не грешна, и он греха не свершит. С благословением божьим прильнул к губам алым, глаза прикрыл от неги небесной... Чур - губы каменные, холодные, комьями грязи мазаные. Раскрыл глаза: "О, Господи" - идола целует, бабу каменную. В испуге отпрянул, да и стукнулся об жердину.
- Что вы, батюшка?- возничий рядом хлопочет, тряпку слюною мочит, к затылку ему
прикладывает.- Не гоже так... убиться можно.
Святой отец сидит у "головы" испугано и не может понять, где правда, где сон.
- Дура ты подколодная. Блудница Великая, богопротивная... Время растления, время
потопа нового...
Испугался мужичок, бросил тряпку, спрятался за лошадь с молитвой и крестным знамением: таращит глаза на святого отца. Тот же кинулся вон с телеги, да бегом к реке.
Так и простояли повозки до обедни во дворе церкви. Без отца боятся подойти. А он, бедненький, в реке обмывается, точно обгаженный. Трет глиной, смывает водой. Кожа цветом, что губы блудницы: ан нет, чувствует отец - остался грех - и никак не сходит.