При поверхностном взгляде на этот роман получается, что Рафаэль ассоциируется с владельцем шагреневой кожей. Но Рафаэль до и Рафаэль после - "две большие разницы". Рафаэль до обладания - робкий, обнищавший поэт. Рафаэль после - удачный делец.
Нельзя безоговорочно принимать только сторону Рафаэля или только сторону общества. Поскольку это чревато противопоставлением. Рафаэль неразрывен с обществом. Этот момент неуловим практически, его можно только представить.
Сцена встречи с бывшими друзьями ошеломительна. Какое участие проявляют эти молодые люди! И ведь оно искренне.
Затем сцена с оргией у Тайфера. Завораживает поначалу, но утреннее пробуждение ужасно. Так что не все еще потеряно.
Непонятна роль Растиньяка в жизни Рафаэля. Непонятно, чем он решил помочь Рафаэлю.
Общество вокруг Рафаэля больно. Причина - внутренний мир героев. На поверку он оказался фальшивым. Начиная с желания Рафаэля оргии и заканчивая шутовским заказом Блонде - вывести алгебраическое уравнение, доказывающее существование ада.
Финал романа очень трагичен. Осознание собственного одиночества и собственной вины в этом не покидает Рафаэля.
Это - конфликт Рафаэля с обществом.
Перейдем к личной жизни Рафаэля. Он влюблен в Полину. Девушка, которая тоже его любит. Но желание покорить Феодору убивает любовь к Полине. Да, это, к сожалению, так и есть на самом деле. Бесценное время утеряно. Полину не в силах полюбить.
Только таким образом решается Бальзак показать процесс борьбы. Он не употребляет длинные рассуждения, как позже Достоевский, не изображает бесконечные монологи, как Макдональд в детективных романах про Флетча. Просто берет мифическую кожу и показывает, как борется с ней Рафаэль. Но эта борьба вызывает интерес только у ученых[1]. Остальным интересна жизнь Рафаэля, и Бальзак угождает публике. День за днем, с небольшими нарушениями последовательности, Бальзак освещает события из жизни Рафаэля. Особенный упор делается на отношение Рафаэля к себе. Он из породы тех, одежда которых, если она в пыли, начинает досаждать. Он аристократ по духу, ему стыдно работать как каторжник, но на наслаждения он неожиданно находит время и деньги.
"И есть бедность, прикрытая роскошью, бедность испанская, которая таит нищету под титулом; гордая, в перьях, в белом жилете, в желтых перчатках, эта бедность разъезжает в карете и теряет целое состояние за неимением одного сантима".
Это - "жизненное кредо" Рафаэля. Это - его духовная нищета. Она начинает проявляться со страстью к Феодоре. За блеском красноречия скрывается убожество. Но только тот, кто хоть раз побывал в шкуре Рафаэля, может понять, в каком ложном положении находится этот молодой человек. Ключом к этому моменту может послужить фраза Бальзака из "Отца Горио" - "А будет ли она понятна и за пределами Парижа?" (это о трагедии Викторины Тайфер).
Дальше. Невольно сам Рафаэль ставит на одни весы любовь и деньги. Он представляет Полину своей возлюбленной в богатой обстановке, как нимфу. Только богатая Полина представляет для него интерес. Он не в силах полюбить простушку. Может, невольно мстит этим Полине? Так не за что. Уверен, Полина любит и бедного Рафаэля. Это - месть самому себе.
Рафаэль честен настолько, что показывает корень такого отношения к себе. "У сирот, подобранных общественною благотворительностью, есть по крайней мере такое будущее, как поле битвы, такой отец, как правительство или же королевский прокурор, такое убежище, как приют. У меня не было ничего!". В этой фразе Рафаэль склонен обвинять общество, но виноват прежде всего он сам. Он и есть часть того самого общества, которое исполняет вышеперечисленные функции. Просто Рафаэль подошел к такому моменту неподготовленным. Причина тому - обстановка роскоши. Можно добавить сюда и эпизод с отцовскими деньгами - растрата за игорным столом, ожидание наказания и неожиданное везение. Рафаэль понимает, что ему нельзя доверять ни гроша. Это подспудное убеждение настолько въестся, что не будет покидать его до конца жизни.
Не все ясно и в таком убеждении Рафаэля - "влюбленный бедняк уже не принадлежит себе и убить себя не может". Подспудно он ставит в один ряд деньги и любовь. Но перед этим оговаривается - "Ах, милый мой, мы слишком легко во всем обвиняем бедность!".
Непонятна и смена темперамента под влиянием внешних обстоятельств.
Перехожу к суждениям об романе. Из описания А.Г. и комментария самого Бальзака выходит, что жизнь Рафаэля до обладания шагреневой кожи и после нее действительно - две крайности. До шагреневой кожи Рафаэль отказывается от всех своих желаний ради труда. После - не может желать, так как здоровье его ухудшается.
Комментарий А.Г.:[2]
"Время идёт, а сущность людей не меняется. Меняются декорации, привычки, обычаи, но не суть. Человек всё также любит, как и столетия назад, страдает, стремится к самореализации, находит, теряет. Изменяется форма, но содержание остаётся прежним. Так было, есть и, полагаю, будет.
История молодого человека Рафаэля Валантена не нова. Он решает, что его жизнь исчерпала себя с последней проигранной монетой. Как и должно быть в подобных случаях, от рукоприкладства героя спасёт только волшебство. Которое он и находит в куске шагреневой кожи, которая станет для него талисманом. Только вот спасение ли это?
Парадокс заключается в том, что с каждым исполненным желанием шагрень сжимается, уменьшая длину жизни Рафаэля. Герой встаёт перед выбором: удовлетворять свои желания и прожить короткую, но полную жизнь, или оградить себя от любых потребностей души, дабы хоть как-то продлить свои дни. Поставленный вопрос хорош уже сам по себе. Во-первых, шагрень позволяет задуматься над ценой своих желаний. Понять, насколько сильно ты чего-то хочешь, чтобы заплатить ту цену, которая требуется. И зачем вообще нужна жизнь, лишённая любых стремлений?
Встреча с хранителем шагрени, который передаст её Рафаэлю, примечательна. Можно было избежать всех злоключений, выпавших на долю молодого человека, если бы только он был более чуток к старику, если бы только смог его выслушать. Но, как известно, горе глухо к чужим доводам. В общем, если учиться на чужих ошибках - шишек набито было бы меньше. Если бы молодость знала, если бы старость могла.
Да вообще, Бальзак - кладезь мудрых мыслей. "Шагреневая кожа" - не только художественная книга, но она ещё и несёт в себе начало философского труда.
Только вот подача придётся по душе не всем. Я не могу себя причислить к
почитателям творчества Бальзака. Мне кажется слишком утомительными чрезмерные описания, метафоры, сравнения, пространные монологи. Правда, если счистить ненужное, то под толстой кожурой окажется очень ценная сердцевина. В поисках неё я и дочитала книгу до конца. Для меня всё в книге сплелось воедино: и мастерство автора, и лишние детали, и философские мысли вперемешку с ненужными отступлениями.
"Шагреневая кожа" для меня - наглядная иллюстрация поговорки "умерла, так умерла". Во-первых, я приверженец мнения, что человек полностью отвечает за свои поступки. Я никогда не понимала игроков, которые могут в пылу азарта проиграть не только свои последние панталоны, но и судьбы близким им людей. И если уж Рафаэль потерял всё и принял решение свести счёты с жизнью, то... Впрочем, он не принял такого решения. Он ждал от судьбы весточки, повода отказаться от своей затеи. Этот повод был Валантену предоставлен в виде шагрени. Это шанс переоценить свою жизнь. Этим шансом, как мне кажется, наш герой не воспользовался. Он понял цену жизни, но не её проанализировать. Он просто отложил свою кончину.
На пути к кончине Валантену предстоит встреча с двумя ключевыми фигурами в его судьбе. Это Феодора, олицетворяющая общество, и Полина, живое воплощение любви.
Лично мне послышались в работе Бальзака отголоски Достоевского. Не точным будет сравнивать "Преступление и наказание" и "Шагреневую кожу", но если поразмыслить, то мы получим следующее. Герой - бедный юноша (причины бедности - разные), доведённый до отчаяния своим положением. Обоих юношей любит простая девушка "по соседству", жертвующая собой ради предмета обожания И обоим, в конечном, счёте, предстоит решить вопрос "Тварь я дрожащая, или право имею?" Разными путями. Раскольников вывел свою теорию, а Рафаэль де Валантен был наделён могуществом извне, ему нужно было научиться им управлять..
"Шагреневая кожа" - это пособие, учащее нас чётко знать, чего мы хотим,
расставлять приоритеты и знать цену желаниям.
Не бойтесь своих желаний и не бойтесь, что они сбудутся. :)"
"Шагреневая кожа выступает в романе как символ роковой обреченности личности на пути утоления эгоистических желаний и страстей...И отказ от страстей и желаний, и бешная погоня за ними оказываются одинаково пагубными для человека".[3]
Концепция изложенная в[4] почему-то преодолевает разрыв и сразу из казино уносит нас к старику:
"Молодой человек проигрался в казино и решил свести счеты с жизнью. Он бродил по городу, дожидаясь вечера, и забрел в антикварную лавку. Хозяин лавки, видя состояние юноши, предложил ему приобрести талисман - кусок шагреневой кожи с Соломоновой печатью. Надпись в переводе означала следующее:
"Обладая мною, ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне. Так угодно богу. Желай - и желания твои будут исполнены. Но соразмеряй свои желания со своей жизнью. Она - здесь. При каждом желании я буду убывать, как твои дни..."
Однако и я сам бы начал свою рецензию именно с шагреневой кожи и старика, между тем, как это фон, отвлекающий маневр.
Я согласен с автором [5], что разумнее было употребить шагреневую кожу на поддержание науки или отдать ее более достойному ученому:
"В этом произведении действует волшебный символ - кожа, которая исполняет все желания своего владельца - Рафаэля, но при этом сокращает его жизнь соответственно силе желания. На клеточной ткани этой чудесной кожи были выведены знаки по-санскритски. Там было написано: Обладая мною ты будешь обладать всем, но жизнь твоя будет принадлежать мне, так угодно богу. Желай и желания твои будут исполняться, но соразмеряй свои желания со своей жизнью. Она - здесь. При каждом желании я буду убывать. Хочешь владеть мною? Бери. Бог тебя услышит. Да будет так. Для меня эти строки заклинания шагреневой кожи впоследствии стали поводом раздумья. Я думала, размышляла, если бы она у меня была, что бы я сделала, и в конце концов я решила, что взяла бы ее и у меня было бы одно единственное желание - быть здоровой! А сколько бы там осталось бы жизни для меня не имело бы значения. Самое главное прожить тот отрезок жизни, который мне выпадет, здоровой и взять от жизни все, быть полезной и нужной людям. А вот Рафаэль, на мой взгляд, поступил очень глупо, т.к. первым его желанием было уйти от реальной жизни, стать богатым и развлекаться. Рафаэль был молодой ученик, он мог
расширить при помощи шагреневой кожи свои способности и открыть очень многое для себя. Этот роман о многом заставил задуматься. При подготовке этой работы были использованы материалы с сайта http://www.studentu... "
Дискуссия, вызванная в [6], очень оригинальна, несмотря на нецензурщину
Между тем, дочитал Шагреневую кожу Бальзака. Очень рад, что прочитал после Уайлда с его "Дорианом", ибо если бы до, отплевывался бы от Оскара. Бальзак понравился сильнее, несмотря на то, что празд... - Запретный Лес
По адресу [7]
Аннотация
Можно ли выиграть, если заключаешь сделку с дьяволом? Этот вопрос никогда не оставлял равнодушными как писателей, так и читателей. Если ты молод, влюблен и честолюбив, но знаешь, что все твои мечты обречены из-за отсутствия денег, то можно ли устоять перед искушением расплатиться сроком собственной жизни за исполнение желаний?
(исправить аннотацию и тэги) (обсудить на форуме)
soshial про Бальзак: Шагреневая кожа
Книга очень глубокая. Несмотря на порой совсем ненужные длинноты, навевающие скуку, можно почерпнуть знания, актуальные и в настоящее время. Наглядно видно, что общество совсем не изменилось;(( Оно все также холодно, чопорно и лицемерно, а деньги и почет - главные ценности... А маленькие человечки все стремятся попасть туда... к ним... привлеченные светом, роскошью, прекрасными дамами,
фальшивыми, но яркими чувствами... я бы даже сказал, призраками чувств... И
люди, туда попадающие, постепенно становятся такими же... В книге прекрасно
показано, как амбиции и ложные стремления, не приносящие счастья, оказываются не нужны, как только появляются настоящие чувства... (Полине и Рафаэлю ничего не нужно кроме друг друга...) Если же говорить не об обществе, а о человеке, то фраза "Бойся желаний своих, ибо они могут исполниться" здесь раскрыто полностью... Пустые стимулы, ненасытная человеческая душа, амбиции, уничтоженные тем, что они претворены в жизнь... задумайтесь!.. Скажу пару слов о форме книги... Композиция, с моей точки зрения, такова, что: Первая часть не нужна... Вторая любопытна... А конец - удивляет и заставляет задуматься... И монологи там, как многие говорят, совершенно не сложны и читаются вполне нормально..."
Начало ожидаемое - со сцены в казино. Вывод о том, что общество не изменилось со времен Бальзака очень надуман. Это похоже на психологию беглого каторжника Вотрена, мол, моралистам мир не изменить. Конец действительно удивителен и показывает все разнообразие жизни.
Глубина образа чувствуется в сочинении [8]
РАФАЭЛЬ ДЕ ВАЛЕНТЕН
РАФАЭЛЬ ДЕ ВАЛЕНТЕН (фр. Raphael de Valentin) - герой повести О. де Бальзака "Шагреневая кожа" (1831), входящей в "Человеческую комедию" (раздел "Философские этюды"). Р. де В.- фигура автобиографическая; этим образом Бальзак как бы подсказал свою собственную судьбу: он укоротил
себе жизнь непосильным литературным трудом и "сгорел" так же, как и его герой; впрочем, без всякого влияния волшебного талисмана. Среди
литературных прообразов Р. де В.- Фауст Гете или Мельмот Скиталец Ч.Метьюрена - герои, заключившие договор с дьяволом. В начале жизни Р. де В.- нищий молодой честолюбец, каких много в "Человеческой комедии". Происхождение у Р. де В. благородное; он носит титул маркиза, однако денег ему это не прибавляет. Неудачное окончание судебного процесса лишает Р. де В. состояния, и он решает жить "в труде и молчании", надеясь завоевать славу и деньги собственным трудом. Он делает ставку на два литературных произведения, которые рассчитывает закончить в течение трех лет: комедию, рассчитанную на широкую публику, и ученый трактат.
Трактат называется "Теория воли"; доверив Р. де В. эту тему, Бальзак лишний раз подчеркивает свою близость с героем; он сам считал волю, распространяющуюся в пространстве в виде невидимых и невесомых флюидов, могучей силой, влиянию которой подвластны все живые существа; размышления об этом предмете он доверял своим любимым героям, например Луи Ламберу, герою одноименного романа, который тоже сочинял трактат о воле. Случайная встреча с приятелем заставляет Р. де В. Изменить отшельнический образ жизни и попытаться добиться успеха иначе, вращаясь в свете и покоряя женские сердца. Так Р. де В. знакомится с богатой графиней Феодорой - "женщиной без сердца". Ради этой холодной светской красавицы Р. де В. забывает о творчестве и науке, тратит последние деньги, а взамен получает равнодушную учтивость, ибо Феодора любит только себя. В отчаянии Р. Де В. хочет покончить с собой. Перед смертью он случайно заходит в лавку антиквара, и самоубийство откладывается: антиквар дарит Р. де В. магический кусок шагреневой кожи. Благодаря коже исполняются все желания, но от каждого желания кожа съеживается, а жизнь ее владельца укорачивается.
Бальзака всегда волновала проблема экономии жизненных сил; сам он их тратил без счета, но всегда с неизменным восхищением напоминал, например, философа Фонтенеля, который прожил сто лет потому, что "экономил свой жизненный флюид". Шагреневая кожа и есть материализация этих представлений о том, что жизнь можно растратить в короткий срок, а можно потреблять ее экономно.
Вначале Р. де В. не верит в могущество талисмана, но очень скоро убеждается, что антиквар не солгал: желания исполняются, он становится обладателем несметных богатств - но кожа уменьшается. Между тем Р. де В. уже не хочет умирать; он стоит перед выбором: жить в свое удовольствие, но тем самым обречь себя на скорую смерть, или "оскопить свое воображение" и по доброй воле выключить себя из жизни. Чувство самосохранения оказывается сильнее, и Р. де В. отказывается от желаний. Посредником между собой и миром он избирает старого слугу Ионафана, который должен предугадывать его потребности еще прежде, чем они будут высказаны. На время Р. де В. расстается с этим "автоматическим" состоянием: он встречает в театре Полину Годен, которая полюбила его еще в ту пору, когда он вел жизнь бедного отшельника. Тогда Р. де В. не мог влюбиться в Полину, так как для него "любовь неотделима от роскоши", теперь же отец девушки разбогател, и она стала достойна внимания Р. де В. Больше того, чтобы покорить Полину, Р. Де В. нет нужды прибегать к помощи талисмана, ибо Полина обожает его без всякого волшебства. Р. де В. счастлив с Полиной, однако живая жизнь плодит мелкие желания, кожа уменьшается в размерах, и владелец ее чувствует себя все хуже и хуже. Он обращается к ученым в надежде растянуть магическую кожу, но ни зоолог, ни химик, ни физик не способны справиться с шагренью. Р. де В. просит медиков вылечить его, но они расписываются в собственной беспомощности. Тогда несчастный пытается спасти себя сам: он поселяется в глухой овернской деревушке, дабы "приобщиться к внутренней жизни природы, проникнуться ее пассивной покорностью" и "освободиться от самого себя". Почти все романтические герои, начиная с Рене Шатобриана, мечтали зажить на лоне природы, среди "естественных людей", и таким образом избавиться от мучающих их страстей. Бегство Р. де В.- своеобразная пародия таких романтических эскапад.
Его сельское существование не имеет в себе ровно ничего поэтического, он ведет животный образ жизни, но все равно продолжает чахнуть и, вернувшись в Париж, умирает в объятиях Полины, не удержавшись от последнего желания, оказавшегося роковым. Как и почти все герои "Философских этюдов" Бальзака, Р. де В.- мученик мысли. Его навязчивая идея - желание приобрести власть над собственной судьбой (недаром он и сочинял трактат о воле) - воплотилась в куске кожи, и эта кожа погубила его, как погубила героя "Поисков Абсолюта" мечта отыскать единую субстанцию, общую всем веществам, а героя "неведомого шедевра" - мечта нарисовать на полотне идеально красивую женщину. Между тем Бальзак был уверен, что "наши идеи - организованные, цельные существа, обитающие в мире невидимом и влияющие на наши судьбы"; такими деятельными, судьбоносными и роковыми существами становятся, благодаря магической коже, идеи (желания) Р. де В. Не случайно в конце жизни Р. де В. приходит к выводу, что даже с помощью талисмана он не свершил ничего великого: могущественная кожа выполняла лишь то, чего он просил, а попросить чего-то великого у него не хватило душевных сил. Шагреневая кожа обнажила лишь безграничное себялюбие своего владельца. Сразу после выхода "Шагреневой кожи" в трактовке образа Р. де В. проявились две тенденции, которые сохранились и в последующие годы. Французский
литератор Филарет Шаль, автор предисловия к "Философским романам и повестям" Бальзака (1831), увидел в Р. де В. прежде всего "воплощение
цивилизованного эгоизма" современного общества с его слабоволием, безверием и суетностью, "символ ужасающей нищеты", "денди без гроша в кармане". По мысли Шаля, в Р. де В. чувство самосохранения убивает все прочие чувства и идеи, и умирает он "в конвульсиях эгоизма". Другое предисловие к "Философским этюдам" (1834), подписанное Феликсом Давеном и обязанное многими мыслями самому Бальзаку, выделяет в истории Р. де В. его философский, метафизический аспект: мысль и воля - живые силы, они обладают убийственной энергией, которая способна погубить человека. Р. де В. погубили не столько социальные условия жизни или отрицательные свойства характера, сколько страшная сила мысли. Его судьба - это "формула жизни". В дальнейшем все исследователи, обращавшиеся к образу главного героя "Шагреневой кожи", шли в русле одной из этих двух трактовок: социальной или метафизической.
Согласен с мыслью о том, что Рафаэль убивает себя своей же мыслью. Эгоизм здесь - разрушительная сила, а не инстинкт самосохранения. И с точки зрения этого отрывка, если можно так выразиться, а, точнее, с точки зрения автора [8], данный реферат освещает социальный аспект произведения.
В [9] описывается прием рекламы, использованный Бальзаком:
1865
Во французском журнале "Любитель автографов" напечатана рецензия на только что вышедший роман БАЛЬЗАКА "Шагреневая кожа": "Господин Бальзак, место которому рядом с рассказчиками "Тысячи и одной ночи"... Чтение "Шагреневой кожи" можно сравнить с чтением "Кандида" Вольтера... Поистине свыше дается мастерство повествования! Если ты великий ученый или серьезный писатель, но не владеешь даром рассказчика, никогда ты не станешь столь популярен, как господин Бальзак! Бог, сотворив Бальзака, воскликнул: "Вот рассказчик!" Сколько размаха, сколько духовности! Как удается Бальзаку разобрать по косточкам мир! Какой чудесный хронист! Сколько в нем хладнокровья и страсти в неразрывном единстве!" Человек, в столь ослепительных красках изобразивший Бальзака, был не кто иной, как сам
Бальзак.
Автор [10] подходит с метафизической точки зрения (так кажется на первый взгляд). Для него, как и для Бальзака, шагреневая кожа - универсум.
Предыстория
Вопрос о том, как распознать сущностную целостность мира в мириадах
составляющих его явлений, можно считать одной из главных забот многих поколений теологов, философов, ученых, художников, писателей и других
искателей истины. Особенно острой тревога за единство мироздания становилась тогда, когда его видимая, ощутимая, осязаемая часть начинала экспоненциально расширяться, ошарашивая наблюдателя быстротой и разнообразием новых фактов и предметов. Именно такой кризис пережила европейская культура в XV - XVI веках: усилиями Христофора Колумба, Бартоломеу Диаша, Васко да Гамы и других путешественников европейское сознание открыло для себя новые континенты - хранилища странного, необычного, курьезного.
Новое знание прибывало в Европу нагромождениями обмененного, купленного, полученного в дар, отвоеванного [Гринблатт 1991] - море, с которым Платон в "Законах" ассоциировал дух коммерции, стало первой колыбелью информационной и экономической глобализации.
Привезенные артефакты незнакомых культур могли выставляться на продажу, обмениваться или подноситься в дар; рано или поздно, однако, значительная их часть оседала на полках "кабинета курьезов". Собрания экзотических, аномальных, диковинных предметов, сгруппированных по классам, видам, странам происхождения и проч., должны были, конечно, льстить самолюбию их владельцев.
Более, чем тщеславию, "кабинеты курьезов" служили жажде объединяющего познания - необходимости, по словам Бэкона, не только понимать, но и воспринимать мир как целое [Импи, МакГрегор 2001, XVII-XVIII].
На протяжении двух с лишним столетий "кабинеты курьезов" создавались
преимущественно под патронажем ученых и философов, демонстрируя мощь и
целостность божественного творения в наглядно-риторической форме [Шелтон
1994]. Но уже с конца XVIII века материальность универсальных метафор стала
все больше осмысляться как их "товарность": торговцы (вкупе с художниками)
сменили ученых в качестве консультантов по составлению "кабинетов курьезов", предлагая свои услуги в оценке и атрибуции артефактов и, разумеется, в пополнении собраний [Помиан 1987, 187-188]. Вскоре после этого первое слово в составлении коллекций перешло к критикам и знатокам искусства, и "кабинет курьезов" как действующая модель универсума прекратил свое существование.
Вопрос о том, какая эстетическая форма или социальная институция унаследовала от "кабинета курьезов" его функции (репрезентация ноуменального целого мира в гигантском калейдоскопе его необыкновенных феноменов), не так прост, как кажется на первый взгляд. Наиболее распространенным ответом, как правило, является указание на возникшие в XVII - XVIII веках народные музеи, трансформировавшиеся в эпоху романтизма в национальные собрания [Скленарж 2001 14-16; Шихан 2002] [1]. Между тем эти собрания не унаследовали от поздних "кабинетов курьезов" тенденции к коммерциализации отношения между целостностью абстрактного и фрагментарностью конкретного. С другой стороны, парижские торговые пассажи и всемирные выставки конца XVIII - начала XIX века, которые
Вальтер Беньямин объявил абсолютизацией товарного мира [Беньямин 1940, 50-51], были противопоставлены, по замечанию самого Беньямина, прошлому во всех его формах и таким образом лишены всеобъемлющей (в том числе и временной) тотальности "кабинета курьезов".
В короткой заметке невозможно описать то пространство между музеем и пассажем, в котором происходила адаптация "кабинета курьезов" к новой культурной, экономической и социальной реальности. Можно, однако, дать слово тем авторам, которые пытались фиксировать эту адаптацию в художественных образах, и таким образом наметить - для будущего исследования - судьбу "универсальной метафоры" в культуре XIX века.
1. Бальзак
В "Шагреневой коже" Бальзака "кабинет курьезов" поначалу напоминает о себе издалека. Первой демонстрацией антитезы "сущность-явление" является игорный дом: кровавая драма, разыгрывающаяся за ломберными столами, является в действительности не более чем дешевой поэзией [2]. Но это противопоставление с самого начала наделено признаками той двойственной тотальности, которые объединяют рулетку с антикварным собранием, музеем или пассажем. Вещественной, ощутимой, осязаемой ипостасью игорного дома являются лица игроков, то дипломатически непроницаемые, то изъеденные страстью, их хаотические, импульсивные действия [3]; в то же время реальным центром, смыслом и мотором происходящего является скрытая циркуляция денег, придающая всем действиям и предметам единый и зловещий смысл. Бальзак, правда, почти не открывает нам сущностную часть обнаруженной двойственности: единственным его указанием на то, что игорный дом является экономической (профанной) моделью религиозного универсума, является ходовая в европейской литературе ссылка на контракт с дьяволом, который de facto подписывает посетитель, оставляя свою шляпу в гардеробе [4]. Последующие страницы романа шаг за шагом развивают и уточняют его версию "универсальной метафоры".
Проиграв все деньги и обдумывая самоубийство, главный герой романа, Рафаэль Валентэн, уже на набережной находит в кармане три монеты по два су и отдает их нищим - более несчастным, чем он сам. Благодеяние возвращает банкроту интерес к жизни: почти забыв о безденежье, он вновь начинает вглядываться в окружающий мир. Вначале взгляд Валентэна скользит по рядам товаров, выставленных в магазинах; потом, когда череда магазинов заканчивается, его внимание переключается на Лувр и Нотр-Дам [5]. Созерцание магазинов и музеев закономерно приводит главного героя "Шагреневой кожи" в антикварную лавку: в пространстве, заполненном доступными, компактными, необманчивыми предметами, синтезирующими экономическое и эстетическое, - здесь он ищет убежище от внезапно открывшейся полноты жизни [6].
Немедленное воздействие, произведенное этим пространством на Валентэна, описывается Бальзаком с характерной для него физиологической детальностью, за которой, однако, различим возможный символический подтекст [7]. Пульсация крови героя указывает не только на эффект, произведенный открывшимся разнообразием, но и на абстрактный, организующий принцип этого разнообразия: метафора "деньги - кровь государства", популярная еще в античности и заново введенная в оборот Гоббсом [Hobbes 1651, 174], соединяет в повествовании личное, конкретное ощущение Валентэна с абстрактным осознанием целостности антикварного мира. Дальнейшее описание лавки антиквара, впрочем, насыщено гораздо более отчетливыми ссылками и на модель мира, созданную "кабинетом курьезов", и на ее трансформации в культуре XIX века.
Первому взгляду героя лавка антиквара открывается хаотическим, беспорядочным скоплением необозримых множеств предметов, перечисление которых занимает несколько страниц [Баяр 1978, 93; Гранж 1990, 52; Ямпольский 2000, 41].
Тотальность смысла, однако, наделяет единством нарочитое разнообразие: в
отличие от "Антиквара" Вальтера Скотта, из которого Бальзак заимствовал
описание лавки древностей [Амбляр 1972, 34], "Шагреневая кожа" переполнена как косвенными, так и прямыми указаниями на полноту представленного предметного мира и его незримую связь с абсолютом, превращающим бессмысленный хаос в самоорганизующийся космос.
С одной стороны, повествование настойчиво возвращается к теме почти
фантастического, неправдоподобного богатства товаров, увиденных Валентэном в лавке: они, если верить расcказчику, представляют собой все возможные плоды человеческого и Божественного творения [8]. (Сам Валентэн, перемещаясь по бесконечному зданию от одного "симулякра" к другому, реагирует на видимое столь же невероятным в своей тотальности образом: ощущает разом все радости, все несчастья мира и проигрывает в себе все возможные сценарии человеческой жизни [9].) С другой стороны, то же самое повествование настойчиво ведет читателя к осознанию первопричины и подлинного смысла этой тотальности. Этот смысл, кратко говоря, заключен во владельце магазина, антикваре, образ которого накрепко соединяет в себе Божественное начало и его экономическую симуляцию - всеобщую эквивалентность денег [Вебер 1979, 39]. Действительно, внешне антиквар похож одновременно на Бога - и на "Ювелира (Взвешивателя золота)" Жерара Доу, на Всевышнего - и на Мефистофеля [10]. Его многоликость (если не сказать - все-ликость) отражена в подчиненном ему товарном универсуме: товары всех стран и эпох, представленные в лавке, - лишь отблеск знания всех обычаев и всей мудрости мира, написанного на лице антиквара [11].
Эта аналогия, столь сходная по структуре со смысловой конструкцией "кабинета курьезов", довершает в романе превращение универсальной метафоры Бога в универсальную эквивалентность денег: когда антиквар демонстрирует Валентэну портрет Христа кисти Рафаэля, покрытый золотыми монетами, он выступает и прообразом (идеальным содержанием) иконы, гарантирующим ее сакральность, и обеспечением (стандартом ценности) денег, гарантирующим ее стоимость [12].
Что же такое шагреневая кожа, преподносимая антикваром главному герою романа?
Ощущая себя Богом/дьяволом коммерческого обмена, владелец антикварного магазина считает себя и обладателем экономического Блага в чистом виде: в его хвастливом описании шагреневая кожа превращается в совокупную идеальную ценность мира, не нуждающуюся в денежной материализации и потому бесконечную [13]. Так Рафаэль Валентэн вновь возвращается к реальности игорного дома: второй, и последний, контракт с дьяволом уничтожает его жизнь так же, как первый свел на нет содержание его кошелька.
Кое-что можно узнать и из [11] - биографии Бальзака в изложении Затонского.
В "Шагреневой коже" фантастична лишь центральная сюжетная посылка - мифотворческий символ и своеобразный deus ex machina романа: покрытый древними письменами кусок шагрени, выполняющий все желания владельца, но при этом сжимающийся, так что каждое желание становится шагом к роковому концу. В остальном же роман, если и лишен черт бытовизма, то никак не лишен исторической достоверности. История Рафаэля де Валантена - это история растления и убиения молодого человека равнодушным, корыстным, эгоистическим обществом, один из вариантов "утраты иллюзий".
В "Шагреневой коже" не столько представлены язвы общества времен Реставрации, сколько выражена их убийственная суть: погоня за деньгами, за карьерой, за чувственными наслаждениями, суета, не приносящая ни достойного человеку удовлетворения, ни духовной свободы. Когда Рафаэль узнает, что стал наследником шести миллионов, и видит, что шагреневая кожа уменьшилась в размерах, Бальзак замечает: "Мир принадлежал ему, он все мог - и не хотел уже ничего".
Вычленив ситуацию де Валантена из естественного, жизнеподобного причинно-следственного ряда, Бальзак получил возможность довести ее до крайности и тем самым до абсурда, сделать осязаемым свидетельством того распада социальной системы, который тогда еще не наступил, но который уже грезился писателю где-то в конце ее вероятной эволюции.
Автор [12] показывает биографичность романа, его связь с жизнью писателя:
Упоение Бальзака
Ритм его жизни не выдерживал ни один секретарь. Он садился за письменный стол, как игрок за карточный... И в эти ночные часы уже не принадлежал себе.
В 1834 году он написал: "Вот будет любопытно, если автор "Шагреневой кожи" умрет молодым". Любопытно? Нет, неизбежно. Мудрено дожить до старости, еженощно прожигая жизнь... Доктор Наккар, который "пользовал и любил больного с детских лет" прописывал своему дорогому Оноре деревенский воздух, отдых и диету. А что еще можно было прописать человеку, самым тяжелым недугом которого была его собственная гениальность?
Алия Крисенеля
Рецепт долголетия
Отец Бальзака Бернар-Франсуа не сомневался в том, что доживет до ста
лет. Он любил молоко, древесные соки, раннее пробуждение и прогулки
пешком. Он гордился тем, что ни разу в жизни не обратился к врачу и не дал аптекарю заработать даже десяти су. Хорошее расположение духа изменяло ему только в тех случаях, когда его теория долголетия давала даже незначительный сбой. Разрушающийся зуб сильно огорчал папашу Бернара и повергал в глубочайшее уныние. Правда, он быстро утешался: "Все бренно в этом мире, -- вздыхал он, -- непреходяще одно только душевное равновесие". Если Бернар-Франсуа страдал от подагры, то утешением ему служило убеждение, что "это недуг аристократический", история которого восходит к самому царю Давиду. Больше всего он сожалел, что в отличие от вышеупомянутого царя ему не дано жить в окружении шестисот юных наложниц. Но надо сказать, что любовные утехи тоже входили в рецепт долголетия "от Бальзака". "У меня молодая, красивая и пылкая любовница... Я не чувствую своих семидесяти лет; вот каковы мои любовные дела", -- писал он своей дочери Лоре. Однако как раз эта "пикантная составляющая" рецепта долголетия оказалась роковой для Бальзака-отца. Франсуа-Бернару было уже 82 года, когда среди соседей поползли слухи, что одна из местных девиц забеременела от пылкого старца. Госпожу Бальзак мало трогал этот слух, но, как мать уже знаменитого сына, она не могла позволить, чтобы этот скандал стал широко известен. Пришлось сменить место жительства. Бернар-Франсуа плохо перенес смену обстановки -- он захандрил и стал медленно угасать. Никогда не знавший докторов и сам себя лечивший, старик тяжело заболел. К концу апреля 1829 г. врачи объявили, что Бернар-Франсуа Бальзак, надеявшийся прожить сто лет, близок к смерти. Увы, прогнозы оправдались, и через два месяца семья
Бальзаков осиротела.
В отличие от отца, Оноре не думал прожить до ста лет. С юности
страдая от зубной боли, он лечиться не хотел, заявляя, что "волки никогда не обращаются к дантистам, и люди должны следовать их примеру". И у Бальзака вскоре не осталось ни одного зуба. Один из современников вспоминал, что это "был молодой человек, грязный, худой, необыкновенно болтливый, не умевший досказать ни одной фразы до конца и брызгавший при этом слюной, ибо в его слишком влажном рту недоставало чуть ли не всех верхних зубов". Тогда его еще никто не знал.
Славу он встретил заметно располневшим. Внушительный живот и короткие ноги делали его похожим на пикового туза: "Толстый малый, с живым взглядом, манерами аптекаря, осанкой мясника и жестами золотильщика; он, в общем, весьма обаятелен".
Кофе "а-ля Бальзак"
Обаяния писателю придавала и его легендарная трудоспособность. Работая над каким-нибудь большим произведением, он исчезал на два или три месяца и потом в один прекрасный день появлялся с шедевром в руках, "тяжело дыша, в полном изнеможении", но при этом веселый и довольный. Он с размаху бухался на диван, решительно разминал сардины в масле, намазывал на хлеб это месиво, проглатывал тартинку и засыпал на час.
Бальзак признавался, что "фабрика идей" совершенно изматывает его. Неистовый труд требовал непосильного напряжения всех сил, и за поддержкой он обращался к кофе. Но кофе, который пьют простые смертные, оказывал свое действие только две-три недели. "По счастью, этого времени достаточно, чтобы написать оперу", -- говаривал большой знаток и почитатель кофе Россини. Бальзак продлевал этот срок, увеличивая крепость напитка. Он обнаружил, что, во-первых, кофе, истолченный по-турецки, гораздо вкуснее молотого. Во-вторых, кофе действует куда сильнее, если его залить холодной водой, а не кипятком. А в-третьих, напиток будет оказывать свое действие на неделю или даже на две дольше, если уменьшить количество воды. Правда, в этом случае уже получается не кофе, а некий кофейный экстракт. Если пить это варево натощак, то оно обжигает стенки желудка, заставляя его резко сжиматься и сокращаться. "И тогда все приходит в движение: мысли начинают перестраиваться, подобно батальонам... и битва разгорается". В неделю у Бальзака уходило по полкило кофе...
Впрочем, позднее у Оноре появилось еще одно пристрастие. Жорж Санд научила его курить кальян. Это сразу стало его потребностью. "Новое увлечение позволило мне отказаться от кофе, -- писал Бальзак, -- разнообразить возбуждающие средства, необходимые мне для работы..."
Какая разница, от чего умереть?
У Бальзака не было секретаря. Просто никто не мог физически выдержать его ритма жизни. Распорядок дня (если это можно назвать распорядком) был следующий: он ложился спать "с курами" -- часов в шесть-семь вечера, но в час ночи вставал и работал до восьми утра.
Затем спал часа полтора, завтракал, пил любимый кофе и вновь впрягался в работу до четырех часов дня. Затем принимал ванну и опять садился за работу. Работа и правка корректур поглощали все его время: "Дни бегут, они тают у меня в руках, как лед на солнце. Я не живу, я чудовищно растрачиваю свои силы, но какая разница, умереть от работы или еще от чего-нибудь".
Никто не может безнаказанно работать днем и ночью, поэтому довольно
часто он ощущал крайний упадок сил и смертельную слабость.
"Удивляйтесь тому, что вы еще не услышали о моей смерти", -- говаривал писатель. Однако гораздо больше его огорчали седины, пробивающиеся в черных как смоль волосах. Он выдирал их пригоршнями...
Неправильное питание, работа по ночам, злоупотребление кофе и полное
игнорирование врачей сделали свое дело -- у Бальзака стала болеть печень. "Но обождите, госпожа Смерть! Уж коли вы явились, то помогите мне опять взвалить ношу на спину. Я еще не выполнил свою задачу". Доктор Наккар пытался урезонить писателя, пророча ему воспаление мозга, если не прекратятся бдения по ночам. Доктор предписывал перемену обстановки и полный покой. За долгие годы их знакомства эти рекомендации уже превратились в некий ежегодный ритуал.
26 июня 1836 года, когда Бальзак прогуливался по парку, кровь внезапно прихлынула к голове, и он упал у подножия дерева. На следующий день самочувствие улучшилось, но, как оказалось, это был серьезный предвестник болезни.
А уже через год великолепный мозг писателя отказывался работать. В одном легком при выстукивании была слышна целая симфония хрипов.
Добряк Наккар в очередной раз предписывал не работать, развлекаться, совершать прогулки. Развлекаться, совершать прогулки? Но ведь он кашляет "по-стариковски"! Бывают минуты, когда у него пропадают все силы, вся энергия, и он жалуется: "Я дошел до того, что больше не хочу жить".
Весь следующий год Бальзак работал, поставив ноги в горчичную ванну,
чтобы избежать опасности кровоизлияния в мозг. "Я писал "Бирото", поставив ноги в горячую ванну, а "Крестьян" пишу, успокаивая головные боли опиумом". Его мучает невралгия. Начали слабеть глаза.
Наккар опасался паралича зрительного нерва. Вскоре Бальзак обнаружил у себя еще один неприятный симптом. "У меня непрестанно подергиваются веки, и я очень беспокоюсь, так как вижу в этом признак какого-то надвигающегося нервного заболевания", -- писал он в одном из писем.
Потом Бальзак заболел желтухой, затем начались ужасные головные боли. Наккар утверждал, что это неопасно. Однако на Бальзака "нежданно-негаданно" напали и другие болезни: и желудочные колики, и папулезная сыпь.
А тут еще умер от гипертрофии сердца его друг Фредерик Сулье...
Бальзак был в растерянности. "Это меня поразило, -- писал он, -- мне кажется, что у меня гипертрофия сердца".
Торги с шагреневой кожей
В 1849 году последний лоскуток его шагреневой кожи стал совсем маленьким -- беспокойство по поводу гипертрофии сменилось вполне обоснованной тревогой. Бальзак не мог ни ходить, ни поднять руку -- сразу начиналось удушье. Несколько раз приступы были так сильны, что могли привести к смерти. Диагноз - гипертрофия сердца. Доктора стремились "восстановить затрудненное кровообращение в венозной системе" и "очистить загустевшую кровь". Для разжижения крови рекомендовали использовать свежий лимонный сок. Но когда больного заставляли съедать натощак целый лимон, у него открывалась рвота. К счастью, его матушка припомнила, что ни она сама, ни его бабушка не переносили лимонов, и лечение было отменено.
К маю 1850 г. Бальзак был уже не в силах подняться с постели. Испуганный состоянием больного, Наккар потребовал созвать консилиум.
Врачи не были оригинальны в рекомендациях -- предписали пустить кровь или поставить кровососные банки, рекомендовали давать слабительное и мочегонное, избегать всяких волнений.
Когда летом обнаружилась гангрена, вызванная артритом, старый добрый
Наккар понял - это конец. В последнем своем предписании доктор рекомендовал больному полный покой. Наккар велел давать ему отвар белены и наперстянки, посоветовал открыть двери и окна и поставить в комнате умирающего в нескольких местах глубокие тарелки с раствором карболки.
Последние дни Бальзака были мучительны. Современник так описывает последний разговор Бальзака с врачом:
- Доктор, -- сказал Бальзак, я хочу знать всю правду. Я вижу, что болен серьезнее, чем я думал, я тщетно пытаюсь возбудить аппетит, воображение, все внушает мне отвращение. Как вы думаете, сколько времени я еще смогу прожить?
- Мой дорогой больной, сколько времени вам нужно, чтобы сделать все
необходимое?
- Шесть месяцев, -- ответил Бальзак с видом человека, который все хорошо взвесил.
Доктор отрицательно покачал головой.
- Дадите вы мне 6 дней?...Шесть дней. Я сумею быстро просмотреть мои
50 томов. Я вырву неудавшиеся страницы и отмечу лучшие...
- Мой дорогой больной, -- произнес врач, -- кто в этом мире может поручиться хотя бы за час? Ведь тот, кто хорошо себя чувствует, может умереть раньше вас... Но Вы хотите услышать правду?.. Завещание надо написать сегодня...
Бальзак приподнял голову. Такого ответа он не ожидал. Последняя фраза была равносильна смертельному приговору.
- Значит, у меня есть только 6 часов?! - с ужасом прошептал он.
На следующий день 18 августа 1850 г. Бальзак умер...Он прожил только половину того, на что рассчитывал его отец.
Наконец, как шагреневая кожа действует в наше время, описывает автор этюда[13]. И совершенно неожиданно, вскользь, раскрывает символы нашего времени - полногрудая блондинка, карьеризм и проч.
Двенадцать устриц вместо тринадцати
Человек, потерявший душу, - эта коллизия многократно описана в классике. "Портрет" Гоголя. "Шагреневая кожа" Бальзака. "Он мог все - и не хотел уже ничего", - пишет Бальзак о своем герое. Вот точное описание беды, которая случилась с нашими 30-40-летними. Мы многого
добились, но совсем не того, о чем мечтали когда-то. В отличие от
героев Гоголя и Бальзака, герой романа Сомерсета Моэма "Луна и грош"
сумел преодолеть искушение благополучием. Он смог сделать главный
выбор своей жизни - между луной и грошом - в пользу луны. А помог
ему в этом кризис.
В середине девяностых все вдруг дружно запрезирали непризнанных
гениев. "Если ты такой умный и талантливый, почему такой бедный?" -
спрашивали начинающих писателей и художников мелкооптовые торговцы
китайскими джинсами. И действительно, почему? Все пути открыты.
Богатей, преуспевай. А главное, перестань заниматься глупостями,
которые неинтересны широкому потребителю.
"Достаточно было аферистам в отдельно взятом Париже провести
махинацию с акциями Панамского канала, как это тут же чувствовал на
себе весь мир. На парижском сленге слово "панама" до сих пор синоним
кидалова. Вроде нашего ГКО"И вот тысячи, десятки тысяч молодых,
творческих и способных принялись зарабатывать. Нанялись
копирайтерами и дизайнерами к тем же мелкооптовым торговцам, которые
с течением времени превратились в директоров компаний. "Сейчас, еще
немного, - думали молодые и творческие, - накоплю денег, куплю
квартиру, машину, гарнитур в "Икее". А потом можно будет заняться
творчеством".
Они надеялись писать рассказы по ночам, рисовать этюды на выходных.
Ничего этого не случилось. А посему вместо нового поколения
творческой интеллигенции мы получили поколение клерков, тоскующих по
несбывшемуся будущему. Измученных, депрессивных, занятых не своим
делом.
Человек, потерявший душу. Эта коллизия многократно описана в
классике, нашей и зарубежной. Об этом "Портрет" Гоголя. Об этом
"Шагреневая кожа" Бальзака. "Он мог все - и не хотел уже ничего", -
пишет Бальзак о своем герое. Вот точное описание беды, которая
случилась с сегодняшним поколением 30-40-летних. Мы многого
добились, но совсем не того, о чем мечтали когда-то.
Драм и трагедий масса. Но есть в литературе и положительные примеры.
В отличие от героев Гоголя и Бальзака, герой романа Сомерсета Моэма
"Луна и грош" сумел преодолеть искушение благополучием. Он смог
сделать главный выбор своей жизни - между луной и грошом - в пользу
луны. А помог ему в этом кризис.
В зеркале литературы
Герой Моэма Чарльз Стрикленд - преуспевающий лондонский бизнесмен.
Обустроенный быт, милая жена, дети, статусные друзья. Успешная и
совершенно непримечательная личность. "Он что-то делает в Сити, -
говорят о Стрикленде знакомые. - Кажется, биржевой маклер.
Скучнейший малый!.. И нисколько не интересуется литературой и
искусством". Даже жена его, дама с претензией на богемность,
отзывается о муже без восторга: "Настоящий обыватель. Вы с ним
умрете с тоски".
И вот однажды весь этот мир рушится. Стрикленд бросает жену, уходит
с работы и уезжает в Париж. Он решил стать художником. Разумеется,
его картины не покупают. Ему сорок лет. Он бедствует, опускается на
самое дно. Живет в ночлежке, дерется с матросами, месяцами не ест
ничего, кроме хлеба и молока. А кончает свою жизнь на тихом
экзотическом острове. Женится на туземке. Пишет картины. После
смерти Стрикленда широкая публика признает его гением. Но ему и при
жизни не было никакого дела до широкой публики, а после смерти уж и
подавно.
Казалось бы, причем тут кризис? А вот при чем.
Вниз по лестнице, ведущей в красные небеса
Прототипом Стрикленда в "Луне и гроше" был Гоген. Тот самый. Общая
канва его биографии именно такая, какой ее изложил Моэм. Но есть
нюансы. Гоген вовсе не был обывателем, рядовым клерком, каким Моэм
рисует Стрикленда. В детстве он жил в Перу. В юности служил матросом
в торговом флоте. Лишившись средств к существованию, устроился в
банк. Через несколько лет стал, как бы сейчас сказали,
топ-менеджером. Он блестяще разбирался в биржевой жизни, хорошо
зарабатывал, уверенно и быстро делал карьеру. Но все свободное время
посвящал живописи. Днем возился с бумагами и отчетами, а вечером
учился писать картины.
Поворотным в его жизни стал 1882 год. Год грандиозного биржевого
кризиса.
В эпоху становления капитала кризисы были обычным делом. На
протяжении всей второй половины XIX века они следовали с интервалом
в 8-10 лет. Причем затрагивали не одну страну, а всех более или
менее значительных игроков рынка. В том числе и Россию.
Мир финансового капитала уже в те годы был достаточно тесным.
Достаточно было аферистам в отдельно взятом Париже провести
махинацию с акциями Панамского канала, как это тут же чувствовал на
себе весь мир. На парижском сленге слово "панама" до сих пор синоним
кидалова. Вроде нашего ГКО.
Кризис 1882 года длился пять лет. Уже в первый год Гоген
почувствовал, что его заработки стремительно сокращаются. И ушел с
биржи, решился на то, на что не мог решиться в предыдущие годы. А
мог бы стать тогдашним Джорджем Соросом. Судя по свидетельствам
современников, он был выдающимся финансистом.
На эту тему"Маска" кризиса
Сергей Минаев: Новогоднее письмо планктону
Максим Григорьев: Проект "Позитив"
Доллар растет, жизнь - падает
Макулатуру - вон из Москвы!
Ключевые слова: культура и кризисСлучай Гогена в сегодняшней
терминологии квалифицируется как дауншифтинг. На первый взгляд, он
шагнул вниз по социальной лестнице, как шагают сегодня