- Эх, я тоже поначалу тосковала, - вздохнула Зайнаб, старшая жена Карима. - В окно всё время глядела... да кого там увидишь? Разве что суслика...
Гюльчатай молчала, и голубые, словно драгоценные сапфиры, глаза её неотрывно смотрели на каменный забор за окном. Не взлюбили жёны Карима юную Гюльчатай. Оттого невзлюбили, что старик в ней души не чаял. Никого, кроме Гюльчатай, не звал он теперь в покои свои.
- Ты моя последняя любовь, - говорил Карим и нежно, едва касаясь заскорузлыми пальцами, поглаживал прекрасную Гюльчатай. А она лежала рядом и слушала, как нашёптывал старик ей на ушко рубаи Омара Хайама:
Прижмись ко мне и станешь ближе,
Средь всех других, таких чужих.
Тебя, любимая и словом не обижу
Я покорен сияньем нежных глаз твоих...
Когда старик засыпал, Гюльчатай покидала ложе и неслышно возвращалась на свое любимое место у окна. Так сидела она каждую ночь. Не смыкая глаз, она ждала...
Придёт ли он сегодня вновь? Осмелится ли? Он такой ловкий, сильный, красивый.
О, хоть на мгновенье бы увидеть его, сквозь навечно закрытое окно!
Он здесь! Еле различимый в темноте, он - по ту сторону окна - смотрит горящим взором на бедную маленькую Гюльчатай. Сердце её заколотилось бешенно, но заперты двери, заперты окна...
Что это? Тихо скрипнула створка... Да неужели? Ах, это Юлдуз, мыла окно, да забыла запереть! Милая Юлдуз!
Гюльчатай вернулась в дом Карима через неделю. Понуро прошла она мимо Юлдуз, открывшей ей дверь, мимо гневно смотревших Аиши и Зайнаб.
- Блудница! - крикнула Юлдуз.
- Бесстыдница! - подхватила Аиша, погрозив ей кулаком.
- Не смейте обижать мою Гюльчатай! - воскликнул появившийся на пороге старый Карим. - Принесите ей самой вкусной еды, что есть в доме! Накормите досыта! Может, она теперь дитя под сердцем носит?
Старшая жена, Зайнаб, всплеснула руками и отправилась на кухню.
- Говорила же, надо её на случку с сиамским котом отнести, - бормотала Зайнаб, накладывая в миску мяса. - Кто теперь беспородных котят возьмёт? Ай, Гюльчатай, Гюльчатай!