Халов Андрей Владимирович : другие произведения.

"Администратор", Книга третья "Долгая дорога в никуда", Глава 12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Глава 12.
   В баню я пошёл все-таки один. С Алёной мы договорились встретиться на околице у её дома на другой стороне деревни. Это надо было сделать незаметно. И теперь, обливаясь потом в клубах горячего пара и подбрасывая дрова на рдеющие угли, я мучительно думал, как лучше это осуществить: пройти ли вдоль речки чужими огородами или обогнуть по лесу, тёмной чащобой подступившему с пригорка к самому краю деревни, отчего казалось, что он спихивает её в воду. И то, и другое было опасно, раз уж дело приняло такой оборот. Мне было непонятно, почему Варвара взялась за меня. А в свете странных рассказов пастуха и последних, не менее странных событий, и случившееся с Петром казалось мне теперь не случайным.
   Было страшно. Дым, шедший из бани, наверняка привлёк уже чьё-нибудь внимание, и я опасался, как бы его не заметила Варвара. Мне не давало покоя, что она открыто заявила сейчас, пользуясь удобным случаем, что желает со мной встретиться. Она могла прийти и сюда, и потому я запер обе двери, подперев одну рогатиной, а другую, ту, что выходила к речке, укрепив просунутой в скобу ручки палкой.
   Едва опасения мало-помалу стали отпускать моё встревоженное сознание, и я, наконец-то, занялся действительно баней, как вдруг шкрябание и попытки открыть дверь со стороны дома привлекли моё внимание. Подкравшись на цыпочках к запотевшему маленькому окошку, я протёр его ладонью и выглянул наружу, прильнув к стеклу и с замиранием сердца стараясь увидеть подошедшего. Но глубокая рама помешала это сделать.
   В дверь продолжали скрестись, и кроме этого кошачьего звука, не было слышно ничего. Остатки покоя, которые ещё теплились в моей душе, улетучились без следа.
   -Кто там?! - Спросил я, осторожно подойдя к двери.
   Ответа не последовало.
   -Кто там?!
   Снаружи всё смолкло. В отворённую дверь пошёл пар. Высунув голову, я посмотрел направо, заглянул за дверь, прикрывшись веником.
   Вокруг не было ни души, но я чувствовал, что кто-то наблюдает за мной. В напряжённой тишине, от которой наползало оцепенение, создалось ощущение, что вся деревня вымерла, и я один-одинёшенек голый в бане посреди этого неживого безмолвия, и от этого сердце зашлось в жути.
   -Кто здесь?! - Крикнул я не столько для того, чтобы кто-то отозвался, а больше затем, чтобы дать понять самому себе, что я ещё жив. Мне показалось, что крик мой разнёсся далеко по пустой округе. В страхе захлопнул я дверь, подперев её палкой, и чтобы как-то вернуть чувство реальности, плеснул полный ушат холодной воды на раскалённые камни, отчего банька наполнилась тяжёлым, густым, непроглядным паром, обжигающим кожу и лёгкие точно углём, а потом тут же выскочил, сшибив нехитрый запор, на мостик и, не медля ни секунды, бросился в воду.
   Блаженная, спасающая прохлада воды обняла моё горящее тело, и ещё несколько секунд не хотелось всплывать, и чувствовалось, что тело, медленно продвигаясь в зелёно-жёлтой взвеси песчинок и ила, погружается всё дальше в сгущающуюся темноту омута.
   Внизу у дна что-то промелькнуло быстрой тенью, и я, стремясь сдержать панику, заработал руками и ногами, всплывая: было не очень приятно видеть, что в этой чарующей немоте есть ещё что-то живое и движущееся, обитающее здесь по праву хозяина. Близость болота, в которое впадала речка - весьма неудачный финал движения - сгущала краски, и лучше было бы не видеть, что под тобой, несколькими метрами ниже, над покрытыми илом корягами проплывают неясные, расплывчатыеконтуры неведомого живого существа. Чувство свободного полёта в неведомом безмолвии безымянной речки, затерянной среди лесов и полей и отдающей свою живую энергию молчаливому, загадочному болоту, а не какой-нибудь более полноводной и сильной реке, что само по себе было неестественным, вырастало в животный ужас перед величием малого и страшило больше, чем бездонная глубина океана, которую не могло охватить человеческое воображение...
   Подплывая к мостику, я уже едва сдерживался, чтобы не пуститься по-настоящему наутёк, и резвее, чем в другой бы раз, взабрался, почти выпрыгнул из воды на вытертые ногами до блеска, но тёмные доски настила.
   Пар из двери бани валил белыми клубами, и о том, чтобы зайти и закрыть за собой дверь, не было и речи. Я оставил её открытой и, жмурясь от горячего, влажного воздуха, добрался до печи и бросил на притухшие угли несколько отсыревших щепок, тут же задымивших белым, щекочущих ноздри и першащим в горле дымом. Я закашлял, но вместе со мной закашлял и ещё кто-то. Испугаться снова уже не было сил, и я только подумал со злостью, что кто бы это ни был, он сейчас получит за эту дурацкую игру в прятки:
   -Кто здесь?! - Мне показалось, что я зарычал от возмущения.
   Чьи-то пальцы взяли меня выше локтя, прямо за ушибленное место. В редеющих клубах пара стоял Иван Лапша.
   -Это ты в дверь скрёбся?! - Я был взбешён.-"Тебя ещё только не хватало!"
   Назойливое преследование этого придурка начинало надоедать, особенно после происшествия с камнями, за что ему сейчас следовало надавать хорошенько.
   -Послушай, - зашептал он вместо ответа, - сегодня будет ночка - не дай Бог. Пётр умрёт, это дело рук Варвары. Не вздумай ей показаться на глаза. Я знаю, что она нашим бабам предлагала: это всё враки, брехня. Она своё чёрное дело сделает, и тебя привлечёт, а там, считай, пропал ты. Надо тебе куда-то прятаться до завтрашнего утра, ну, хотя бы, до четырёх, до первых петухов.
   -А что это ты так обо мне печёшься? - Спросил я, чувствуя, как пыл утихает, и мысли начинают беспокойно сновать в голове.
   -Я борюсь со Злом, но теперь могу сделать это только словом. Мне нужен помощник...
   -Ну нет, с меня достаточно! - Выпалил я, будто бы только и ждал этого момента.
   -Да пойми же ты: или со мной, или с Варварой! - попытался убедить меня пастух, но я уже не слушал его, выталкивая за дверь.
   -Я ни с кме! - Произнёс я в лицо и не думавшему сопротивляться, растерянному Ивану Лапше и захлопнул дверь у него перед носом. Разговор был закончен.
   Спустя некоторое время у дверей бани никого уже не было, и, спокойно домывшись, одевшись, я пошёл в дом, где меня ждала Пелагея.
   -Слушай, милый, ты-к давай-к та, удирай! Опять бабы-т приходили справляться по твою-т душу. Хотели уже в баню идти, насилу их остановила-т!..
   через несколько минут, огибая лесом, то и дело озираясь по сторонам, я пробирался к дому Алёны, а затем, бросив в окно несколько комьев земли, бежал с ней что было мочи по открытой дороге вдоль болота, удивляясь, почему вдруг она стала такой бесконечно длинной. Вся дальнейшая дорога по чащобам и полям показалась короче этого открытого для обозрения с ближнего края деревни клочка пространства.
   -Как ты думаешь, нас заметили? - Спросил я, отдышавшись, у девушки.
   -Не знаю! - Пожала она плечами, и мы пошли болтая о всяких пустяках, но всё-таки то и дело озираясь назад.
   По мере того, как деревня оставалась всё дальше и дальше, и страх проходил, меня так и стало подмывать нехорошая мысль, которая не давала покоя, как ни пытался я отогнать её прочь. Теперь мне были известны некоторые щекотливые факты из её биографии, о которых и думать-то было страшно. Несколько раз уже было решался я задать наконец-таки вопрос о её родителях, но всякий раз запинался на полуслове, и Алёна тогда смотрела на меня удивлённо и испуганно-внимательно, не понимая, что со мной происходит.
   Конечно, заговорить об этом было нелегко. С одной стороны прямым вопросом можно было обидеть девушку, задеть за больное и, быть может, порвать самые тонкие струны её души. С другой же маячила опасность залезть в такие дебри чужой судьбы, из которых потом нелегко, если вообще возможно, было бы выбраться. Здесь надо было вести себя осмотрительно и осторожно, а потому начинать откуда-нибудь издалека, с чего-нибудь вроде бы и не касающегося интересующей меня темы...
   -А у Пелагеи Пантелеевны есть дети? - Поинтересовался я вдруг, сам не ожидая такого вопроса.
   -Тебе лучше знать, - улыбнулась девушка. - Ведь это твои родственники.
   -Ну-у, - протянул я, подыскивая что бы ответить. - Она же мне не родная бабка, да и я у неё первый раз в гостях. Откуда мне знать?
   Ална замолчала, продолжая улыбаться.
   -Плохо же ты к родственникам относишься, если не знаешь своих сестёр и братьев, пусть и двоюродных или троюрных, - какими они там тебе приходятся? Я уж не говорю о том, чтобы ты с ними переписывался или общался как-нибудь по-другому...А твои соплеменники заслуживают того, чтобы о них помнить. Во всяком случае, один-то точно...
   Она негромко засмеялась, и я подумал, что это удобный момент, заговорить о её родителях, но потом решил, что получиться слишком наглядно несвязанно и прямо донельзя.
   -И кто же этот один? - продолжил я диалог.
   -Не знаю, кем он тебе приходиться, должно быть дядькой, хотя... Возможно, это и неправда.
   -Что неправда?
   -То, что был такой...
   -Какой?
   -Да я не знаю даже, как о нём сказать... Головастиком он был, в общем.
   -Как головастиком?! - Спросил я, справившись со смехом.
   "Слышала я, что незадолго до войны Пелагея Пантелеевна родила первого ребёнка, - начала рассказ Алёна, и мне показалось, что это стоит послушать. - Она тогда ещё совсем молодая была, может, чуть постарше меня. Ну и нагуляла ребёночка по неопытности...
   Мальчик родился как мальчик, нормальный, в общем-то, ребёночек. Рос себе, рос, но вот что-то случилось, и у него стала расти одна голова. Сначала-то этого не заметили, а потом поздно было. Да никто из врачей и сказать не мог, что это за болезнь такая, но голова у него выросла до размеров небольшого воздушного шарика и стала занимать чуть ли не всю подушку. А шея была тощая такая, что напоминала стручёк, и для поддержки головы специальные подпорочки придумали.
   Все говорили, что умрёт он, потому что жить с такой головой невозможно, но головастый ребёнок жил и жил себе. Расти совсем перестал, зато умнеть стал не по дням, а по часам, и к пяти годам уже рассуждал, как взрослый человек, и даже читал книги, переворачивая страницы детскими пальчиками.
   А за Пелагеей Пантелеевной долго, до самой войны ухаживал директор одного заводика, всё приезжал на машине. Может быть, это и от него ребёночек был-то, - никто не знает, но очень уж он за ним ухаживал да присматривал, гостинцы ему привозил, книги. Так до самой войны было.
   На мальчика-голову приходили и приезжали подивиться со всей округи, куда только слухи доползали о необыкновенном ребёнке, у которого голова больше тела, который в пять лет знает больше любого взрослого человека, читает много книжек, листая их младенческими пальчиками, но даже не умеет ходить и едва сидит с помощью специальных подпорок и подушек, без которых его куриная шея давно бы уже сломалась.
   Когда твоему дядюшке исполнилось шесть лет, он вдруг заговорил. Нет, говорить-то он умел и раньше, но теперь от него можно было услышать страшные вещи. Уж не знаю, что он такого там говорил, но люди от него просто шарахаться стали. Рассказывают, что он вроде как пророчествовать стал...
   А потом началась война. В деревню заехали немцы, и твоего дядюшку куда-то увезли. Пелагея бы его, конечно, не отдала, да кто бы у неё спрашивать стал: отобрали и всё. Больше мальчика-голову никто не видел с тех пор, и никто ничего не слышал."
   -Видишь, какие у тебя интересные родственники? - Спросила девушка.- А ты про них ничего не знаешь.
   Мне нечего было ответить:
   -В эту историю трудно поверить. Больше похоже на сказку.
   -А ты на чердак слазь к Пелагее. Может, у неё там, среди барахла, остались фотографии какие-нибудь, - его же фотографировали.
   Я с удивлением посмотрел на девушку.
   -Слазь, слазь, - закивала она головой вместо ответа на мой немой вопрос.
   Не успели мы и поговорить толком, как впереди показались окраинные дома Большой Василихи за знакомой развилкой дороги. Опасения, что нас будут преследовать, давно уже развеялись, и теперь вокруг меня навязчиво, как рассерженная пчела, кружила мысль, что Пётр-то действительно умрёт, а я ничего и не попытался сделать для его спасения.
   Когда мы вошли в деревню, я поинтересовался у Алёны:
   -Послушай, здесь есть больница какая-нибудь?
   -Зачем тебе? - Удивилась Алёна.
   -Как зачем? Надо же хоть что-нибудь сделать, чтобы Петру помочь.
   -Вряд ли это поможет ему, - закивала она.
   -Почему? Ведь он ещё жив, а значит должна быть надежда на спасение, - возразил я, мало помалу начиная вспоминать, как бинтовал тело пострадавшего, и как мои пальцы натыкались на углы переломанного позвоночника. Вырисовывалась картина полной безнадёги, но мне не хотелось сдаваться, хотя где-то в подсознании я знал, чувствовал, что предпринимать что-либо суетно и напрасно.
   -Ладно, пойдём! - Взяла меня с вызовом за руку Алёна и повела за собой будто бы маленького мальчика.
   Мне пришлось догнать её и отнять свою ладонь, после чего она посмотрела на меня с ненавистью, сверкнувшей в её глазах, какой бы я никогда от неё не ожидал, но всё-таки пошла дальше.
   По единственной сквозной улице мы пересекли всю деревню, в центре которой особняком располагалось большое каменное двухэтажное здание добротной старой постройки, видимо, бывшее когда-то барской усадьбой, а теперь превращённое в деревенский дом культуры. Здание было окружено большим парком и садом, обнесённым высоким забором из железных выгнутых узорами кованных прутьев, вмонтированный в невысокий каменный фундамент с квадратными, отделанными искусной лепкой столбами-тумбами. За забором давно уже не смотрели, и в некоторых местах зияли провалы в решётке и красные выбоины в красивой, когда-то белоснежной от хорошей штукатурки кладке. Дорожки парка были обсажены кустами и высокими, старыми уже тополями, сквозь пожелтевшие кроны которых видны были огромные ежи вороньих гнёзд. Перед франтоном здания застыл унылый, мёртвый фонтан, способный навести тоску на всю округу своими полуразвалившимися скульптурами, бывшими некогда тремя ангелочками, водившими хоровод вокруг чего-то, что рассыпалось уже окончательно, оставив лишь невысокий, безобразный огрызок белого бетона с торчащим из него погнутым, ржавым обломком водопроводной трубы.
   Дальше от фасада здания, впереди фонтана высился пьедестал из полированного коричневой и серой плиты мрамора. Табличка впереди отсутствовала, да и сам пьедестал пустовал. Сочетание его с мёртвым фонтаном производило удручающее впечатление.
   На другой стороне деревни друг против друга находилась небольшая церквушка с крашенным в голубой цвет угловатым вместо круглого куполом-репкой с позолоченным крестом наверху и одноэтажный длинный барак, выходящий на улицу глухим торцом с дверью, над которой висела невзрачная вывеска с надписью на красной, матерчатой основе: "Больница".
   Войдя в дверь, мы оказались в сумрачном коридоре, в котором горело на невысоком потолке несколько тусклых лампочек. Здесь никого не было, и стулья, расставленные вдоль стен, были пусты, а все кабинеты были закрыты. Коридор доходил до середины барака, и в конце его оставалась последняя дверь, оказавшаяся незапертой, куда мы и вошли. Там, во второй половине здания было довольно светло и просторно. Несколько рядов кроватей со стульями и тумбочками, шкафы у стен, да стол у входа, за которым спала , уронив голову на руки, медсестра, - всё, что здесь было. В комнате лежало там и здесь несколько человек. Все спали, и стояла мёртвая тишина.
   Я тронул за плечо медсестру, и она быстро подняла голову, глянув заспанными глазами.
   -Извините, пожалуйста, а где ваши врачи?
   -Нету никого, ответила медсестра, собираясь заснуть снова.
   -Но нма срочно нужна помощь. Человек умирает.
   -Где? - Зевнула, прикрывая ладонью рот, женщина.
   -В Василихе.
   -А-а-а. Туда никто не поедет.
   -Как не поедет?! - Меня возмутил её спокойный тон. - Вы поймите: там человек умирает. Ему надо оказать срочную медицинскую помощь, - я постарался выделить слово "медицинскую", но это не возымело действия: ни один мускул не шевельнулся на опухшем лице медсестры.
   -Что с ним случилось? - Произнесла она тихо и сладко, от чего показалось, что этим голосом можно усыпить любого.
   -Его медведь помял.
   Медсестра уже склонила голову к самым рукам, но на секунду, перед тем, как опустить её вовсе безвольно на ладошки, задержалась и, кивнув ею, произнесла, недовольно морщась:
   -Ой, я не знаю, что вам делать. Врача сегодня не будет.
   -Ну поймите же, что человек умирает...
   но она уже не слушала меня. Глаза её закрылись, а пухлые губы, сдавленные щекой, распустились в розочку.
   -Ну, что нам делать? - Повернулся я к Алёне и увидел её глаза,как бы спрашивавшие в злорадном прищуре: "Ну что, видел?! То-то!"
   "Ну нет, - со злостью подумал я, - я растормошу это сонное царство."
   -Послушайте, где живёт доктор? - Затряс я снова медсестру за плечо.
   Она пробурчала что-то невразумительное, но потом всё же снова открыла глаза и, смерив взглядом снизу доверху, произнесла сквозь зубы:
   -Третий дом по этой стороне...
   В указанном ею доме никого не оказалось. Мы долго колотили в его двери руками и ногами, и, когда собрались уже уходить , в калитке столкнулись с каким-то старичком, державшим в руках рыболовные снасти и ведро с мелкой рыбёшкой, заполненное лишь на четверть.
   -Чего вам, ребята? - Спросил он.
   -Да мы вас, наверное, ищем. У нас беда случилась. Человека медведь помял. Кажется, позвоночник поломал и рёбра. Но он ещё жив, ему надо помочь...
   Старичок сделал жест, давая понять, чтобы ему уступили догогу, и на ходу стал говорить:
   -Ну, где это здесь медведей видели? Лет сорок назад они ещё водились, но их уже давно всех повывели, на шкуры попороли... Но даже, если так, то я ничем не могу вам помочь. Я терапевт, я не хирург, а судя по вашим описаниям, случай тяжёлый. Здесь нужен хирург. Один я ничем помочь не смогу, разве что только жаропонижающее выписать, да йода бутылку вам дать. Всё...
   Он повернулся на крыльце, глянув на нас сверху вниз.
   -Ну возьмите с собой хирурга! - Попросил я.
   -А нет хирурга у нас в больнице, и операционной у нас нет, и машины у нас нет... Где, кстати, пострадавший?
   -В Василихе...
   -А, ну так вы на машине?
   -Да нет, откуда у нас машина? Мы пешком...
   -У-у, так что же вы , ребятишки, на чём вы меня хотите везти к больному?
   -Не знаю, мы думали, что у вас машина есть...
   -Нет у нас машины, давно уже развалилась, и хирурга нет. Он уже полгода назад уехал. Ближайший хирург теперь в райцентре только.
   -А это далеко?
   -Да уж не лизко, километров с пятнадцать.
   -Что же нам делать? - Спросил я, понимая своё бессилие.
   Старичок пошёл в дом, отперев дверь, и появился минут через десять:
   -Вот, возьмите бинт, йод, жаропонижающее... Шприц у вас есть?.. Возьмите и шприц, он кипячённый, а вот это димедрол и морфий, наркотик. Если димедрол не будет помогать, тогда сделайте укол полкубика морфия. Но не увлекайтесь, это очень опасно...
   -Да уж, опасней и быть не может, - согласился я с иронией, - спасибо за помощь.
   -Спасибо, - повторила Алёна и обратилась ко мне. - Пойдём.
   Выходя из калитки, я всё же обернулся, чтобы посмотреть в глаза этому доктору, который столь равнодушно оставил умирающего на произвол судьбы, но того уже и не было на крыльце.
   -Вот видишь? - Алёна сердилась, распихивая мне по карманам упаковки.
   Уже вечерело, и солнце погружалось в густо-синие облака у горизонта, высвечивая красно-золотой каймой их край. Откуда-то налетел неожиданно прохладный ветер, несущий редкие ещё жёлтые листья, срывающиеся с деревьев, который напомнил, что уже далеко не лето. Ночь обещала быть прохладной, и я, поёживаясь, с неудовольствием подумал, поёживаясь, куак холодно и неприятно будет возвращаться в Василиху. Может быть даже, придётся идти по промозглому осеннему дождику.
   В некоторых домах уже загорелись лампочки, и людей на улице стало заметно меньше, хотя ещё только первые сумерки спустились на землю. Солнце скрылось за тучами.
   Мы подошли к особняку. Сюда стайками и по одному направлялись подростки и парни с девушками повзрослее. Первые спешили, ещё не растеряв неугомонную энергию детства, и резво обгоняли их, идущих степенно, с достоинством прогуливающихся по бульвару где-нибудь в Париже дам и господ. Выглядели они довольно комично, но я не стал делиться своими впечатлениями с Алёной, опасаясь, что ей, забитой деревенской девчушке, ни разу не бывавшей в городе, будет не понятен мой юмор.
   Войдя на центральную аллею, бывшую некогда прекрасной и тенистой, но теперь уже утратившую свою былую прелесть, мы поравнялись с обезглавленным постаментом, и я поинтересовался:
   -Почему пьедестал есть, а самого памятника нет?
   -А тут памятник Ленину стоял. Его лет восемь назад свалили, а что поставить взамен - не придумали. Он так и валяется в саду, позади дома культуры. Его, говорят, собрались обратно ставить, да вот что-то не надумали.
   Мы обогнули бетонную лоханку фонтана, поросшую пятнами мха, и, поднявшись на невысокое полукруглое крыльцо, вошли внутрь здания, пропуская вперёд наглых, беспардонных сорванцов, лезущих напролом.
   В зале с колоннами, переделанном под вестибюль, царил полумрак и хаос беспорядочного движения и беготни подростков, шумные игры которых зачастую были похожи на настоящие потасовки с воплями и визгами, вносившие во всё происходившее бедлам и чувство, возникающее только на вокзалах или в аэропортах. В углу стояла фанерная пёстро раскрашенная будка, из которой продавали билеты. К ней тянулась небольшая очередь, куда пристроились и мы.
   -Бери билеты на танцы, - сказала Алёна, оглядываясь вокруг.
   -А куда здесь ещё можно взять? - Я усмехнулся невольно в презрении к местной нищете культуры, и в очереди стали оглядываться.
   -В кино, - Алёна не заметила сарказма вопроса.
   В большом зале с круговым балконом на колоннах было ещё пусто. Несколько парочек мялись по углам, хотя хрипловатые динамики, за которыми точно за редутами спряталось несколько человек, по-видимому, организаторы дискотеки на небольшой, невысокой сцене у дальней стены, разрывались режущими, крушащими звуками, бешенный ритм которых был столь неуместен здесь. Грохот этот мешал не то чтобы говорить, но даже думать, отчего, наверное, все присутствовавшие чувствовали себя неуютно, и в ту половину зала, где находилась сценка с аппаратурой, никто не проходил.
   День за высокими, отчего они казались узкими, окнами, выходившими с балюстрады на огромный балкон над фасадом особняка, вскоре померк, и народу стало прибавляться. Бешенная музыка не переставала громыхать. В зале быстро становилось темно. Замигали разноцветные прожектора, укреплённые у колонн под карнизом балюстрады по всей её длине, отчего всё вокруг замелькало в беспорядочных всполохах, то и дело высвечивающих, вырывающих из темноты неподвижные фигуры, столпившиеся в кружки и рассевшиеся по деревянным откидным креслам вдоль стен, перекошенные озирающиеся лица, наглые, бахвальные морды.
   Никто не танцевал, и хотя народу набилось уже много, середина зала была пуста. Насколько было видно в мигании жёлтых, зелёных, красных и синих огней местные парни собрались в несколькими группами, оставив своих подруг и пили, вовсе не стесняясь бутылок и стаканов в руках. Я обратил на них внимание Алёны.
   -Заряжаются, - пояснила она, крича мне в самое ухо. - Пока не напьются - танцевать не пойдут.
   Девушки тоже собрались в стайки, но не для того, чтобы выпить или, по крайней мере, поболтать, если здесь вообще это можно было сделать, а просто в покорном ожидании своих кавалеров. Они даже не смотрели друг на друга и шарили пустыми взглядами по залу, рассматривая давно уже знакомые колонны и балкон, причудливо меняющие свои очертания в разноцветных тенях вспышек.
   -Что, так и будем стоять?! - Крикнул я в самое ухо Алёне, отчего она замотала головой.
   -Пойдём на балкон! - Услышал я сквозь грохот музыки её ответ. Она взяла меня за руку и повела в одну из закрытых дверей в боковой стене.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"