Он остановил такси, не доезжая до конечного адреса. Молча рассчитался, забрал сумку и вышел. Серые многоэтажки были видны издалека, одна из них и была его целью. Посмотрев на неё, он направился в ту сторону, однако близко не подошёл, а расположился на свободной лавке. Привычно вытащил сигарету, закурил и стал смотреть на дом, где всё произошло.
Смотрел пристально, словно пытаясь всё это запомнить. Различая и откладывая в памяти тропинки, что вели к домам и именно к этому дому. Смотрел на дорогу, что подходила к подъезду. Смотрел на деревья, что росли вокруг, на забор, что огораживал дом. В очередной раз поймал себя на мысли - а ведь он здесь ходил, прикасался, оставлял следы и, быть может, с этой сосёнки рвал иголки. А может и не рвал, но она обязана помнить его, помнить молодым парнем и... живым. Молча склонил голову, задумался.
Со стороны казалось, что сидит обычный гражданин, уставший от своих забот, и отдыхает. Мимо проходили люди, ветерок гладил кроны деревьев, а где-то совсем рядом был слышен гул проезжающих машин. Был обычный, августовский вечер, самый конец рабочего дня. И именно сейчас в его голове происходила внутренняя война. Какие-то мысли о справедливости, о том, что может потом, позже, разберутся и виновных накажут. О том, что этим он не решит проблему, о том, что его уже не вернёшь. О том, что он не Бог и не вправе решать людские судьбы. Действительно, это так и он с этим соглашался. Но сколько уже воды утекло, но ни у кого не проснулась совесть, и никто не пришёл с повинной.
Выбросив окурок, глотнул воды и вновь закурил. Левую руку положил на сумку и вновь погрузился в свои размышления. То, о чём он думал в последние годы, было рядом, на расстоянии, видимом человеческим глазом. То, что он хотел сделать, было теперь совсем близко. Но эти появившиеся сомнения заставили задуматься, и он не торопился встать и пойти. Рука лежала на сумке, и он сквозь кожу ощущал то, что там находится. Сколько же времени он потратил на то, чтобы купить и положить... А сколько трудов и нервов доставило, чтобы довезти это всё сюда... И тут на ум пришла фраза, вычитанная где-то: "Тот не храбрец, кто думает о последствиях". Действительно... не храбрец и не надо много думать. Тревога рассеялась, голова стала проясняться. Да и это изречение добавило внутренней уверенности и правоты в собственных действиях. Действительно, почему? Почему виновные в случившемся могут спокойно ходить по земле и греться под этим солнцем? Почему они живут, а он нет? Почему его сын лежит под слоем земли в полной темноте и ничего не видит?!
Он поднял голову, и последние сомнения улетучились в одно мгновение. Поднялся, крепко взял сумку и уверенно направился к конечной цели. "Не закрывайте, пожалуйста!" - крикнул он выходящему из подъезда мужчине. "Я в гости, сюрприз хочу сделать", - прошептал он стоящему у двери и шагнул в проём. Дверь неспешно закрылась за его спиной, шаг сделан и отступать он уже не будет...
Поезд ехал из Сибири в Сибирь. А точнее из западной в восточную. Был конец лета, последние августовские денёчки. А на улице стояла такая жара, что египетские курорты могли позавидовать. Выпущенные ещё в СССР пассажирские вагоны днём напоминали сауны, и люди потихоньку превращались в варёную колбасу. Все только пили и гурьбой выскакивали на ближайших станциях в ожидании прохлады, но и там их ждало полное разочарование. Ни желанной прохлады, ни внезапного ветерка. Одна радость курильщикам: можно спокойно и не спеша подымить в наслаждение. Хотя право покурить в тамбуре они купили себе, садясь в вагон. Проводник предупредил их, что купивших лотерейные билеты РЖД штрафовать не будут. Любители никотина, не споря, приобретали и радовались.
Он, как и все, лежал на своей полке, пил минералку и периодически ходил в туалет намочить полотенце. Разговоров ни с кем не вёл, на вопросы старался не отвечать и интерес к нему со стороны его попутчиков скоро пропал. Хотя последним очень хотелось поговорить с кем-то. Пожилая семейная пара, видимо впервые побывавшая на отдыхе в Турции, в который уже раз рассказывала в подробностях о прелестях пансионата и сервисе обслуживания. И о том, как летели обратно на Боинге, и как их трясло при посадке в аэропорту. Да ещё про женщин, которые ездили с их точки зрения со всем не отдыхать, а... переспать с турками. И это не скрывали от своей группы. Мужчина это рассказывал с такой мерзостью и обидой в голосе, что невольно все принимали его сторону. При этом, увидев, что мобильный телефон поймал связь, всё норовил звонить своим друзьям и родственникам, рассказать им про отдых и жутко расстраивался, когда связь обрывалась... Речь его была настолько громкой, что уже половина вагона знала эту историю.
Это продолжалось уже вторые сутки. Он не злился, понимал, что люди недалёкие и, быть может, это событие было у них один раз в жизни и останется навсегда в памяти. Женщина напротив постоянно читала. Что это были за книги и чем они её так заинтересовали, ему было совсем не интересно. Так, ради вежливости, стараясь не привлекать к себе лишний раз её внимание, напоминал о своём присутствии походами перекурить в тамбур. Ей приходилось отвлекаться от чтения, поворачивая голову в его сторону. Но разговор не начинался, она опять отворачивалась и продолжала смотреть в книгу.
Все ждали вечера, вернее ночи, ибо ближе к одиннадцати жара потихоньку спадала, поезд набирал ход и можно было в какой-то мере получить долгожданную прохладу. Вся эта духота и зной куда-то исчезали, а сквозь открытые ставни вагонных окон вливались свежий воздух и прохлада. К этому времени все умолкали, прекращалось хождение. Жизнь в вагоне замирала. Дети переставали кричать и через какое-то время все пассажиры, как по команде засыпали. Он ждал не столько наступления темноты и перемены температуры, а тишины. Ибо в тишине, находясь самим с собою, удавалось проанализировать и полностью вспомнить последние события своей жизни и их последствия...
Вот уже полтора года он не спал, вернее под утро проваливался в какую-то чёрную дыру, ну буквально на пару часов. А потом глаза открывались, сознание возвращалась, и память обрывками теребила прошедшее. В самом начале он ещё ходил в аптеку и покупал себе снотворное, оно помогало, но не намного. И он отказался от этой затеи, а потом привык к такому состоянию. Как все вставал, шёл на работу, при этом не чувствуя себя каким-то разбитым и невыспавшимся. Возвращался, как-то проводил вечер и ложился. До утра ворочался, вставал, выходил покурить. А память нещадно и планомерно возвращала именно в те моменты, которые он уже знал наизусть. Хотя раз в десять-двенадцать дней организм давал сбой. В такие моменты он доходил до дивана и проваливался в глубокий сон. Это, по-видимому, был перерыв. Просыпался с утра, и всё продолжалось до следующего раза. Нормально выспаться для него теперь было счастьем.
Вот и сейчас все спали, холодная ночь заполнила вагон. Кто-то даже уже накинул простынь, жары словно и не было. Дребезжали стаканы, в проходе мерцала лампа, вагон грохотал. И только он лежал с закрытыми глазами, но в полном понимании того, что происходит в сознании...
Январь позапрошлого года, очень холодный и почему-то непраздничный, а ведь были ещё новогодние праздники. Он уже который день валялся пьяным на диване, вернее пил у знакомых, а домой приходил отлежаться. И тут мать пристала со своими вопросами, было совсем не до неё. Она тыкала ему в лицо своим телефоном и причитала, что ей кто-то звонил, а она не знает кто, и что им нужно. А представился звонивший сотрудником полиции. "Так нужно было спросить у него, что ко мне пристала?"- ответил, не вставая с дивана. Через какое-то время зазвонил домашний телефон. Пришлось встать и поднять трубку. К его великому удивлению звонила бывшая тёща и настойчиво просила номер брата. Он продиктовал ей, бросил трубку и опять развалился на диване. В голове мелькнуло, зачем он ей понадобился? Может, какая-то консультация нужна, ведь он в банке работал и на этом забыл про её звонок. Теперь зазвонил мобильник матери, она начала с кем-то разговаривать. И вдруг речь оборвалась и она закричала, закричала так громко, что он резко вскочил и повернулся к ней. Не успел спросить, что случилось, как её уст вырвалось: "Нет у меня больше внука!" - слёзы так и брызнули из её глаз. Голова ее склонилась, и она громко, во весь голос, зарыдала. Вскочил, не веря в услышанное. " Что?! Что ты сказала?!" Он это воспринял, но не осознал. Встал посреди комнаты, не веря и не желая верить в услышанное. "Нет, это не правда... мой сын жив, это ошибка", - крутилось в голове. Потом сел на диван и всё равно не верил. Просто не верил и мысли этой не допускал. Мать сидела рядом в кресле и плакала. Её слёзы и причитания он отчётливо воспринимал, но только не весть о гибели единственного сына.
Всю хронологию этого, как и следующих вечеров, он не помнил. Всё было размыто. Но он был почему-то твёрдо уверен, что говорят не о его сыне, не о его кровиночке, а о ком-то другом. Что это не с ним случилось. Многие моменты просто вылетели, не запомнились. Смутно вспомнилось, что хоронить его будут здесь. Кто-то сказал, что тело привезут сюда. Помнит, как с утра побежал в мечеть, разговаривал с хазратом о предстоящем погребении, как просил его читать молитвы... Как примерно прикидывал сроки, когда привезут. Но всё это происходило не с ним, а с кем-то другим. Ну не мог так просто сын уйти из этой жизни, не мог. Ему всего шестнадцать лет, вся жизнь впереди. Да и шестнадцать лет всего два месяца как исполнилось. В голове ничего не укладывалось. Это вот как происходит действие, реально происходит, а ты понять не можешь, о чём оно и какова в нём твоя роль.
Пошли уже вторые сутки и тут выяснилось, что сына хоронить в родном городе не будут. Не привезут его. Похороны решили провести там. Самое поганое, что узнали это от чужих людей. Видя, как они готовятся к предстоящему, не выдержала и рассказала одна из знакомых бывшей жены. Он тогда молча проглотил эту весть, но запомнил. В тот же день, вечером купили билеты и отправились. Дорогу туда он вспоминать не любил. Помнил, как пересели с одного поезда в другой, как очень часто менялись попутчики. Как бесконечно долго тянулось время. И весь этот маршрут, ему казалось, закончится хорошо. Они приедут, а ничего не произошло. Потому что ничего этого не было.
И вот она станция, куда они спешили. Вышли из поезда, по местному времени была глубокая ночь. Их никто не встречал. А он ждал, ждал в душе, что придёт сын. Как-то успокоил себя тем, что ночь, поздно, и он не смог прийти. Какое-то спокойствие пришло, что завтра всё разрешится, всё прояснится. Утром первым делом двинулись в следственные органы, чтобы узнать, как всё произошло. Около часа прождали следователя, ведущего дело. Пока сидел в коридоре, появились сомнения, что всё случившееся правда. Как мог, гнал их от себя. Да только всё сильнее и сильнее происходящее стало походить в его глазах на реальность. Но какая-то слабая надежда ещё оставалась. У него возникло предчувствие, что всё уже решено.
Появился следователь, было видно, что не ожидал этой встречи. Принял сухо, провёл в свой кабинет. Собственно, что рассказывать? Вкратце описал происшедшее и выдвинул официальную версию случившегося. Сегодня уже пятница, а в понедельник я закрываю дело и вообще, вы из другой области, ответ получите письменно. Он до сих пор его ждёт. Как не хотел принимать заявление, ибо для него было всё ясно и понятно. И очень удивлялся, почему они такие упёртые. Он периодически выходил из кабинета, оставляя мать наедине со служителем закона. Спускался по ступенькам, стоял у здания, курил и прекрасно осознавал, что ничего он здесь не добьётся. Не шуршит у него в кармане, а значит - всё, так и закроют. Единственное, что удалось узнать, так это место захоронения. Служивый протянул ему листок с названием кладбища и точными координатами. Вызвали машину и отправились туда.
Такси везло их, мелькали какие-то дома, здания. Кого-то обгоняли, кто-то обгонял их. А он, сидя в кабине, всё ещё не мог понять, вернее, поверить, что он приехал к сыну. Приехали. Машина остановилась. Водитель произнёс, что где-то здесь. Вышли. Такого большого кладбища он в жизни не видел. Огромное белое поле, казалось, не имеет конца и края. Размеры поразили, как и количество разбросанных могил. Этого не объяснить. Даже шагая по кладбищу, в душе жила надежда, что зря они сюда приехали. Долго не могли найти нужную могилу. Всё бродили и всматривались в заснеженные холмики. Первым увидел брат - "Здесь он", и повернулся к ним со слезами на глазах.
Он шёл последним, последним и подходил. Остановился и отошёл назад. Ноги не слушались. Всё стоял и смотрел издалека. И, уже не скрывая слёз, рыдала его мать. Подошёл. Свежая могила, цветы. Серый камень и замотанный на скотч лист бумаги. Родная фамилия и имя... Только и смог выдавить: "Здравствуй, сынок..." И в этот миг мир потух, пришло осознание происшедшего. Оно не пришло, оно ударило. Время остановилось. Ничего не видел и не слышал. Смотрел на это место и никак не мог понять, что это всё, всё, что осталось. Что он здесь в чужом городе на кладбище. Нет, он не плакал, он выл... Выл от бессилия что-то изменить, выл от того, что не смог увидеть его в последний раз, что не успел проводить... Что опоздал. Что готов отдать всё, чтобы вернуть его. Опустился на колени и понимал, что нет ему прощения в том, что случилось. В том, что это его вина. Его, лично его. Он просто не представлял ещё, как ему теперь жить с этим...
Сколько прошло времени, никто и не знал. Мать с братом уже сидели в машине. Безразмерное белое кладбище, кусок земли, вернее кусочек. И он, стоящий около него. Слёз уже не было. Как не было и сил. Пришло полное опустошение и понимание того, что ничего не изменить и не вернуть. Именно тогда у него возникла мысль о живой воде. Готов был всё отдать, всё - за каплю живой воды. Чтобы он встал, поднялся из этой могилы. И опять понимал, что нет её, и никогда он её не найдёт. Что этот мир действительно несправедлив. Почему не он, а сын?! Почему?! А может это не правда? Злая шутка? А может сынок сейчас появится? Одни вопросы и догадки крутились в голове. Развернулся и пошёл к такси, водитель завёл машину. Остановился и опять побежал к сыну. Стал целовать этот камень, всё ещё надеясь, что он сейчас встанет или появится откуда-то... Но жизнь не сказка... Ничего не произошло. Посмотрел на цветы и, уже не поворачиваясь, сел в машину.
Доехали до съёмной квартиры, сели поминать. Как-то незаметно наступил вечер, решили выйти, пройтись. И опять он поймал себя на мысли, что именно здесь по этим улицам ходил он. Радовался жизни, гулял с друзьями, а вот сейчас иду я. Я иду, а он больше никогда не пройдётся по ним. От этой мысли сердце сжалось и стало ещё больнее. Когда совсем стемнело, решили съездить на место, где это случилось. Зашли в подъезд, ещё несколько дней назад он здесь жил. Жил, дышал, бегал по ступеням. На лифте поднялись до самого верха. Вышли, стало тяжело. Слёзы предательски текли, и конца им не было. Он их и не скрывал. А потом упал на ступени и целовал их. Пытаясь губами ощутить тепло его следов. По ним в последний свой путь шёл сынок. Силы совсем оставили, он уселся на ступеньку и пытался представить как это всё выглядело. Картинка не складывалась.
И тут из квартиры на площадку вышел мужчина, видимо жилец этого подъезда. Не спеша прикурил сигарету и стал смотреть на них. "Тут у вас трагедия произошла", - с этими словами к нему обратился брат. "Это отец того мальчика, ты ничего не видел?" "Видел. Это я милицию вызвал", - начал говорить свидетель. "Я покурить с утра вышел, а тут такое..." И стал описывать увиденное тем утром: "... у него даже позвонки из тела вылезли". Последнюю фразу этого человека он запомнил на всю жизнь. Он сидел не вставая и всё слушал, пытаясь ничего не забыть, не пропустить каждое слово этого очевидца. Понял он одно, что сынок его сделал всё наверняка, чтобы не было осечки, холостого выстрела. Видимо так его всё допекло, что другого выхода он уже не видел, не знал, как дальше жить, как дальше поступать, и выбора себе не оставил. И сделал он с собой очень страшное. Человек уже закончил говорить и ушёл в свою квартиру, а они всё сидели.
А потом... потом ему захотелось зайти к своей бывшей, посмотреть ей в глаза и задать этот вопрос: "Почему?" Посмотреть в её глаза и услышать ответ на другой вопрос: "Почему без меня похоронила? Почему ты лишила меня права увидеть его в последний раз? Разве это по-людски? А ведь ты, сука, в церковь ходишь, крест на шее носишь. Как так случилось, что не сберегла? Ведь всё это произошло в твоём подъезде, тремя этажами ниже твоя квартира?". Хотелось очень много сказать, глядя ей в глаза.
Брат не дал ему этого сделать. Они спустились и вышли на улицу. То ли хрип, то ли стон вырывался у него из груди. На улице было уже слишком темно и никого не было. Никто не видел и не слышал этого. Но уже тогда он понял, что ещё вернётся сюда и задаст этот вопрос. И ответ обязательно услышит, обязательно. Была мысль зайти в школу, спросить у одноклассников. Да только что они могли сказать? Что они могли знать, что творилось у него в душе? Ведь дети в этом возрасте безжалостно злые. Один, без отца, чужой город... как выяснилось, защиты никакой не было. Как и поддержки. Его мать жила своей жизнью. Он был совсем один. Никому не нужный и только мешавший. А я был слишком далеко и видимо он считал, что не смогу решить его проблемы. Сын мешал ей жить так, как она хочет. Обо всём этом он узнал позже, проведя своё расследование. Где же раньше я был? - этот вопрос он всё чаще и чаще задавал сам себе. Где? Где, где, где?! Ответа не было.
Такой долгой и длинной дороги домой у него ещё не было. Все молчали. Каждый думал о своём. Всю дорогу лежал и пил воду. Всю дорогу пытался представить себя на его месте. Когда зашли домой, он сразу предупредил мать: "Мой сын уехал, уехал далеко, все мы когда-нибудь приедем к нему" - и разговор окончен.
Два дня он ещё смог, вернее заставлял себя ходить на работу. А вот потом - потом он запил. Пил он так, будто боялся, что эта водка вот-вот кончится и нужно успеть всё выпить. Пил каждый день, не обращая внимания на причитания матери и взгляды соседей. Им было не понять, что только в алкогольном опьянении боль отпускала. Что только так он видел его живым и здоровым. Что теперь жил он в своём мире, где они были вдвоём с сыном. Он представлял его рядом с собою, думал о том, кем он станет, когда закончит учёбу. Как они дальше будут жить вместе. Как он окончит школу, как поступит в институт...
Длительное употребление алкоголя наложило свой отпечаток. Этот след лёг не только на его лицо, но и на поведение. Он стал реже бриться, да и вообще перестал следить за собой. Теперь, выходя на улицу, он шёл не в магазин, а искал знакомых, у кого можно было перехватить на бутылку. А одной ему уже было мало. Каждое утро уходил из дома на поиски спиртного, иногда бродил до позднего вечера. Находил, покупал и шёл домой. И так продолжалось изо дня в день. Он уже не смотрел на календарь. Да и хорошие знакомые стали с трудом узнавать его. Пить он уже научился из горла и мог по глоткам определить количество спиртного в бутылке.
Всё катилось к логическому завершению. И тот день он толком не запомнил. Единственное, что осталось в памяти - кровь. Помнит, как с утра, глотнув водки, почувствовал тошноту. Дошёл до туалета и его вырвало ... кровью. Сначала он и сам не поверил в это, приняв за томатный сок, но потом почувствовал её вкус на губах. Полностью пришёл в себя только в палате больницы. Как оказалось, пробыл он здесь чуть больше месяца, и около половины этого времени - в реанимации. На вопросы посторонних, что он там видел и что познал, никому толком не отвечал. Только иногда с кем-то в разговоре стал добавлять: "Все мы там будем и с каждого из нас спросят, а адвокатов не будет, будет вопрос, даже не вопрос, а утверждение, и ты только молча будешь кивать головой, зная, что было, что делал это".
Окружающие в один голос стали утверждать, что он изменился. Он и сам стал это понимать. Хотя когда-то не верил в изменения людей. Был уверен и спорил до хрипоты, что никогда человек не может измениться. А тут ведь сам на себе убедился. Или чужая кровь, влитая в него, так его изменила. Теперь главным в его жизни стало следующее: прожив день и ложась вечером спать, нужно быть точно уверенным, что там, на небесах, его сыну не стыдно за него. Вот как-то так и по-другому не должно быть. И ещё... каждый день его не покидало предчувствие, что сын хочет что-то сказать или рассказать. Почему и зачем так поступил. Вот только, как и через кого это узнать, он не знал. И с какой-то фанатичностью и упёртостью стал искать его друзей, тех, кто что-то мог рассказать.
Поезд продолжал ехать. По ночам он не просто ехал, а скорее летел. Всё гремело и звенело, но на это никто не обращал внимания, все спали. В вагоне стало скорее холодно, чем прохладно и спящие пассажиры кутались в одеяло. Наверное, он единственный лежал на полке с закрытыми глазами и не спал. Он опять был в своём мире, в своей жизни. Как он любил находиться там, куда не могли попасть посторонние. В этой красивой картинке с нескончаемыми сериями он жил с сыном, вернее, продолжал жить. Там ничего не случилось, там всё было хорошо. Там они вместе решали какие-то задачи, справлялись с разными трудностями, строили планы. Вот только открывались глаза и всё куда-то исчезало.
Прошло уже много времени после случившего, но он всё никак не мог вспомнить сына счастливым. С улыбкой на глазах в ореоле солнечного света. "Странно всё это, - думалось ему, - и почему так?". Он вспоминал сына, вспоминал какими-то кусочками, отрезками, но всё это было не то. Это были моменты, когда он чем-то обидел своего малыша и глаза у него были нерадостные, смотрящие на него с болью и обидой. В эти моменты он вскакивал с кровати и шёл курить. Как он ненавидел себя в эти мгновения. Хотел растоптать, раздавить себя. Хотелось что-то изменить, переписать. Хотелось убить себя за происшедшее. Но это была правда. И убежать от неё он не мог. Спасало то, что эти мгновения как быстро приходили в его сознания, так же и скоротечно исчезали. Вот только слишком часто они прокручивались. В день по несколько раз. И каждый раз он заново их проживал, прочувствовал.
Пятница, вечер, он сидел дома и ждал сына. Так было всегда за очень редким исключением. Заканчивалась учебная неделя, и сын приходил к нему в гости с ночёвкой. Он всегда ждал эти дни. Но сегодня он что-то припозднился. Вечер катился к своему завершению, и на улице стало темнеть. Забеспокоился, сын не шёл. Стал звонить на домашний - трубку никто не брал. Перезвонил на сотовый - вне зоны действия. Набрал бывшую - и она тоже недоступна. Стал размышлять, куда они могли пойти или поехать. Да только она его всегда предупреждала, если не могла сына отпустить к нему.
Устав звонить, решил пройтись по улице. И надо же такому случиться, встретил лучшую подружку бывшей жены. Поздоровались. "Знаешь, что-то сынулька не идёт и дозвониться до них не могу, не знаешь где они?" Та смутилась от вопроса, потом ответила: "Он не придёт, они уехали, они навсегда уехали из города". От этого ответа он ошалел. "Как? Куда? - вертелось в голове, - почему я не знаю?" "Ты прости, я говорила ей, что нельзя так, что тебе нужно было сказать, а она не захотела".
Вернулся домой, закрылся на кухне и пил. Мать вошла, когда он валялся на полу. Стояла и смотрела, как тряслась его спина, как кулаками стучал по полу. Присела на табуретку: "Ты потерял его, потерял. Теперь себя только вини, себе жизнь испортил и мальчишку радости решил. Да и ей он не нужен". В ответ он ничего не говорил, а продолжал стучать. В груди что-то оборвалось, вернее оторвали. Своё, живое, родное. Да ведь как-то нехорошо она это сделала, ой, нехорошо...
А он стал утешать себя мыслью, что живёт он с матерью, одет, обут. И всегда она присмотрит за ним. Не чужой же она человек ему. Мать. Встал, умылся, сбегал ещё за бутылкой. Когда подходил к дому, присел на забор возле подъезда. Тепло, темно, весна... И вот тогда в первый раз он ощутил одиночество. Вернее первые его признаки. Никто не ждёт, никому не нужен и даже сын не придёт в гости.
Открыл глаза. Соседи по купе ещё спали, поезд стоял на какой-то станции. Взял сигареты и выскочил. Проводничка успокоила, - не торопись, ещё двадцать минут стоим. Было раннее утро и солнце еще не пекло в полную силу. Накурившись, съел мороженку и вошёл в вагон. Через какие-то минуты поезд продолжил свой путь. Женщина проснулась и уже пила чай, а вот отпускники продолжали спать. Он тоже прилёг и закрыл глаза. Так уж вышло, что он никогда не видел своего сына плачущим. Нет, он как и все дети плакал, но когда был наказан или за какие-то другие провинности. А вот так, чтобы выразить свои эмоции под влиянием какой-то книги или кино... По крайней мере, он не мог вспомнить. А тут...
Это было, когда она привезла его на следующий год в гости. Малыш всё время жил у него и бабушки. Уж как они над ним тряслись. А он приехал с подарками, сильно соскучившись по ним. Практически каждое утро, едва открыв глаза, он кричал: "Папа, хочу гренки!" И он бежал на кухню жарить их ему. Приносил их на тарелке, а сын уже сидел у компьютера и ждал. Иногда они вместе ходили гулять, но чаще тот сам убегал к друзьям и поздно возвращался. А он сидел и ждал его. Встречал, кормил и потом они шли спать.
И вот пришло время сыну уезжать. Ближе к отправке поезда он вместе с матерью привёз сына на вокзал. Там уже была бывшая со своей роднёй и друзьями. Поздоровались. И вдруг начался дождик. Подошёл поезд, они быстренько подбежали к нужному вагону. Этот был скорый и долго не стоял у них. Расцеловал сына и посадил в вагон. Состав был должен отправиться через какие-то минуты. Сынок стоял в тамбуре рядом с проводницей и смотрел на него. Поезд даже не думал трогаться, а дождь стал прибавлять. Все провожающие разбежались. На перроне стоял один он. И вот тут он заметил на глазах сына слёзы. А дождь настолько разошёлся и стал таким шумным, что невозможно было сказать хоть что-то. У него самого потекли слёзы. Он быстро схватил телефон и набрал сына. "Почему ты плачешь? Ведь следующим и летом и весной мы увидимся. Не плачь". "Не знаю, папа, - ответил он, - просто хочется плакать". Он не знал, что делать, что сказать. Они смотрели друг на друга и дышали в трубки. Поезд тогда задержался с отправлением надолго. Даже проводница отошла из тамбура, оставив их двоих. Почему, почему он тогда не забежал и не забрал его. Этого он до сих пор простить себе не мог. Поезд медленно поехал, он махал рукой, а на душе, а на душе было не по себе от пережитого. В глазах стояло лицо сына, плачущего сына.
И опять, перед тем как зайти домой, отправился в магазин за спиртным. Сидел в комнате, пил водку и размышлял о происшедшем. И снова находил оправдание в том, что он с матерью живёт, что всё у него будет хорошо. Что был суд и вынес решение ребёнка оставить с матерью. И вроде всё по закону, но на душе скребли кошки. И только после случившего до него дошло, что это был сигнал - знак. Если бы он тогда догадался, всё можно было изменить. Но в то время он думал по-другому.
Ближе к обеду в вагоне стало не так жарко. Сквозь окно можно было увидеть тучи на небе, а через какое-то время начался дождь. Все ехавшие пришли в движение. Началась дорожная суета, все одновременно захотели есть и пить. Начались бесконечные походы к титану с кипятком. Кто-то шёл с кружками за чаем, а кому-то нужно было заварить лапшу. Потом все успокоилось и вошло в нормальное русло. Поезд продолжал движение, дождь не прекращался, жары не было. Каждый по своему убивал время, судя по запаху, кто-то стал употреблять спиртное. И в этот момент его "турецкие" попутчики стали собирать свои вещи. Муж уже опять кричал в телефон, чтобы их встретили, жена сидела в полной готовности. Распрощавшись с соседями, они отправились в тамбур, унося с собой не только огромное количество сумок, но и весь, как казалось, шум всего этого вагона.
Состав остановился, он тоже решил выйти на перрон. Дождь лил прилично, встав под козырьком ларька, курил и ждал отправления. Не дожидаясь, понимая, что озяб, забежал в вагон. "Просто осень", - с этими словами он обратился к попутчице. "Да я и сама почувствовала, что похолодало, по ногам дует", - ответила она, - а я из Испании еду, дочка с зятем там живут". Видимо, что ей тоже хотелось похвастаться. Потом прервалась. "Ой, наверное, Вам про Турцию рассказов хватило? И я тут опять про заграницу. Знаете первый раз так еду, что поговорить не с кем. Вы молчите, те рта не давали открыть. Я учительницей работаю... А вы откуда едете? Из отпуска?" Он растерялся. Не знал, что ответить. Потом выдавил: "К сыну в гости". "А он учится, в какой школе?" - на одном вдохе спросила она. "Учился до января, потом бросил", - и назвал номер школы. "Простите, простите, я всё поняла... весь город об этом говорил", - прошептала она и больше до конца поездки не произнесла ни слова. Да и ехать оставалось часов семь.
Мысль совершить свой суд появилась тогда, когда он нашёл людей общавшихся с ним. С кем-то, с их слов, он дружил. Когда он нашёл первого и смог разговорить его, тот не очень-то охотно сначала пошёл на контакт. Не брал трубку, скидывал. А потом он собрался мыслями и написал ему письмо, написал и стал ждать ответа. И тот ответил. А когда он стал читать, то словно откуда-то послышался голос сына. Этот голос был отчётливо слышен, даже сейчас он помнил его. Сын не просил, он умолял: "Папа, вот теперь ты всё знаешь, разберись, пожалуйста. Ведь ты же мой папа. Папа, к кому ещё мне обращаться, как не к тебе". Нет, он не призывал к кровопролитию и смерти. Он призывал к ответу тех, кто много лет не давал спокойно жить. Называя имена, вернее одно.
Дочитав письмо, впервые за этот период он почувствовал какое-то облегчение. Для себя сделал вывод, что написанное не обман. Так оно и было. Эти слова в корне отличались от официальной версии. И вот тогда он стал всё больше и больше убеждаться, что этого оставлять просто так нельзя. Он ещё не представлял, как он это всё сделает. Но в том, что сделает, уже не сомневался. А что потом? Он живо представлял себе картину, как вызовет полицию, как на него наденут кандалы... а потом наступит суд. Такой, как показывают в телевизионных программах: прокурор в мундире, судья в мантии и присяжные. Конечно, он во всём сознается, объяснит причину, толкнувшую его на это. "А что потом? - снова задавал себе этот вопрос, - что изменится? А ведь ничего. Разве, что в местной газетёнке напишут пару строк и всё забудется. И ведь все будут осуждать его, слать разные проклятья. Прокурор с чувством выполненной работы спокойно ляжет спать. Судья не усомнится в правильности своего решения. Присяжные смачно будут рассказывать своим знакомым, какой он гад и сволочь. А его слова никто не услышит. Никто не поднимет вопрос о трагедии, случившейся с его сыном, никто не вызовет и не заставит поднять и заново расследовать дело. Все его старания пропадут бесследно. И никто не узнает, зачем всё это было сделано. Хотя свой долг он искупит. Тот самый, что называется отцовской любовью. Свой человеческий долг, который не прописан в уголовном кодексе. И ему будет легче и перед сыном, и перед Богом".
У тебя нет денег - ты никто - это правило нашей реальности. В этом он уже убедился, вспоминая общение с представителем СК, который вёл дело сына. Они все сделаны из мяса и костей. Они все хотят кушать и жить хорошо. У них есть родственники, да и потом, кто они и кто ты? Ведь им кто-то им дал право распоряжаться судьбой человека? Интересно кто? Он очень часто прокручивал в голове случаи своих знакомых, знакомых их знакомых, но не мог вспомнить ни одного справедливого решения. Все заканчивались так, так у него. Справедливый суд и честное расследование только в кино. Везде находились посредники в виде адвокатов, родственников тех, кто работал в юстиции, и дело обретало нужный вариант. И опять деньги. Магия и влияние их на принятие решения была значительной, если не сказать, что основной, силой. Примеров тому масса.
Значит, решил он, никакой полиции вызывать не буду. Пусть потом ищут. А если найдут? И даже если найдут, свой ответ и дальнейшие действия были на этот вопрос. В голове, как в кино прокручивалась картина его первого приезда после случившегося. Он ехал так же в конце лета, чтобы поставить памятник. Приехал один. Остановился в небольшой гостинице, переночевал. А утром вызвал машину и поехал на кладбище. По пути заехал за цветами. Продавщица долго не могла насобирать нужную сумму для сдачи. Наконец нашла и он спокойно поехал. В отличие от первого посещения, практически сразу нашёл могилу. Памятник уже стоял. Металлическая оградка, черное мраморное надгробие. Помнит, как задрожали колени, как открыл оградку и вошёл... Как с грустными и печальными глазами на него смотрел сын. Смотрел и молчал. А он встал на колени, выронив из рук всё, и заплакал. Как обнимал эту гранитную стеллу, думая что обнимает сына. Как вновь обращался к Всевышнему с просьбой об одной капле живой воды. Временами успокаивался, садился на скамейку. А потом снова и снова обнимал этот гранит в надежде быть услышанным. Всё смотрел и пытался запомнить его лицо, выбитое на камне. "Маленький мой, куда ты ушёл? Зачем? Почему? Почему ты не позвонил? Тебе нужно было просто позвонить", - миллион раз повторял он это. И миллион раз ему никто не отвечал. Он не сдерживался, и вновь слёзы начинали литься. Снова и снова прижимался к надгробию, пытаясь почувствовать тепло родного тела. А его не было. В очередной раз закурил, понимая, что нужно собраться. Краем глаза заметил, что водитель такси закрыл окна. Достал землю, привезённую из дома, и высыпал, перемешивая руками с той, что приняла сына. Разложил цветы. "Поехали", - сказал шофёру, садясь в автомобиль. "Кто тут у тебя?" - поинтересовался тот. " Сын" - больше вопросов не было.
Он поехал на фирму, производящую ритуальные изделия. Их в городе было всего две. Но одна, как сказали, делала не очень и его привезли к нужной. Машину не стал отпускать, а сам пошёл искать мастера. Через какое-то время нашёл, они познакомились. Стал объяснять ему, что он хочет добавить к тому, что уже есть. Тот сначала недопонимал его, а когда наконец дошло, развёл руками. Мы такого не делаем, я смогу, конечно, но за качество не ручаюсь. Остановились на том, что он сам закажет и привезёт, а мастер установит. Это он пообещал твёрдо.
В планах было много разного, но что-то изменилось. Вернее, ему уже самому не хотелось оставаться в этом городе. Он возненавидел его. Его улицы, дома, прохожих. Всё вызывало ненависть и отвращение. В голове постоянно присутствовала одна и та же мысль: "А может... вот именно по этой дороге он шёл последний раз? А может с кем-то куда-то спешил и чем-то делился?"
Решил купить билет и поехал на вокзал. Билет взял на этот же день. И вдруг... набежала какая-то волна. Вот так долго ждал, ехал и уеду не попрощавшись. Поехал опять на кладбище. Самому ему казалось, что он уже спокоен, что держит ситуацию под контролем. Но, как только увидел могилку, эмоции вновь стали переполнять. Не сдержался... понимал и чувствовал свою вину. Понимал, что ничего нельзя исправить. И всё больше и больше не знал, как жить дальше. С этой виной, с этой болью. Собрав волю в кулак, в последний раз, щекой прижавшись к мрамору, понял, что нужно идти. Отошёл. "Сыночек, я обязательно приеду, обязательно", - прошептал. Закрыл калитку и сел в машину.
В какой-то мере на душе стало легче, спокойнее. Но ненадолго. Это был какой-то обман, что его душа успокоится. Боль через некоторое время напомнила о себе. Стала давить, да с такой силой, что он остановил машину и вышел на свежий воздух. Присел на корточки, отдышался и медленно побрёл обратно в автомобиль. Она и по сей день давит, вот только не так сильно, но постоянно. И нет силы сбросить или избавится от нее, это видимо судьба. Теперь он понял, что значит... нести свой крест. На себе, на своей жизни, понимал и ощущал. Понимал, что нести эту боль до самой смерти.
Поезд, как обычно привёз его поздней ночью. Дождь продолжал лить. Сплошная темень на улице. Некому было его встречать. Обошёл вокзал и прыгнул в свободное такси. Сумку предусмотрительно положил на пол между сиденьями, где она была менее заметна. Набрал номер сдающего квартиру, громко продиктовал адрес и машина тронулась. Ехали недолго и через какой-то миг были уже на месте. Вышел и со своей поклажей встал у парадного. Через какое-то время подъехала хозяйка: "Вы один?" Он молча кивнул в ответ. Поднялись в квартиру - обычная двушка. Он рассчитался за три дня вперёд, и тут его ждала неприятность. "Знаете, у нас в городе воды горячей нет, а тэн мы ещё не поставили. Но я готова сбросить в цене", - и посмотрела вопросительно. Ехать куда-то и искать? На дворе ночь. Да и устал от дороги, от этого вагона. "Хорошо, согласен", - и стал снимать с себя ветровку. Та протянула ему купюру и уже на выходе произнесла: "Вы, я поняла, приезжий, если нужна будет машина, звоните, возьму меньше чем таксисты", - и захлопнула за собой дверь.
Он поставил чайник и пошёл в ванную. Вода была не просто холодная, а, как ему показалось, ледяная. Долго он не смог простоять под этим душем, выскочил, и с голым торсом отправился на кухню. Заварил чай, достал сигареты. Тишина стояла угнетающая, даже с улицы не долетало ни звука. Он сидел на кухне и пил чай, пуская сигаретный дым. Или курил, запивая никотин чаем. Потом выключил свет и упал на кровать. Чтобы вновь оказаться в своём мире, где он был с еще живым сыном...
Вспомнил поездку на море, когда они все вместе поехали отдыхать. Как в переполненном отдыхающими лифте сынулька громко крикнул: "Папа, а ты у меня такой красавец!". А он, он так смутился от этих слов и от взгляда окружающих людей. Замешкался, и не знал, что ответить и взял его на руки. А он с такой любовью и гордость смотрел на него. И так ему это было приятно. Как всё-таки давно это было. Как перед отъездом ходили с ним на море и бросали монетки на счастье, как сын не хотел уезжать.
В его городе построили красивый торговый центр, и на втором этаже расположилось уютное кафе. Он иногда приходил туда, заказывал две порции мороженого и садился за столик. Получалось так, что он видел всех поднимающихся в кафе. Проходящие знакомые кивали ему, здороваясь, а он им. Несколько раз встречал там одноклассников сына. Смотрел на них, набегали воспоминания... Они подходили и здоровались. Иногда перекидывались парой фраз и убегали по своим делам. Провожал их взглядом, вспоминая, какими видел их маленьким. Ведь многие вместе с ним в садик ещё ходили. А потом завидовал их родителям. Завидовал, что каждый день видят их живыми, завидовал, что они продолжают жить, дышать. Смотрел и видел, как они повзрослели, подросли. Вот и мой сейчас был бы таким же. А может быть, и ещё лучше.
Как-то незаметно пропало желание гулять по городу... ибо каждый двор, или улица чем-то напоминали сына. В какой-то миг он превратился в чужой и не родной. Вот эта пешеходная дорожка, где он совсем маленький упал в лужу и разревелся. Как сильно тогда ругалась жена, а он взял его на руки и они пошли домой, переодевать его. Старался обходить садик, куда водил его, школу, где он учился. И даже в свой подъезд заходил теперь быстро, стараясь не смотреть на магазин, где покупал ему разные сладости. Каждый уголок города теперь был немым свидетелем и хранителем памяти. Ему иногда казалось, что он как-то уже смирился с произошедшим. Но... даже сидя за столиком в кафе, всё вглядывался в проходящих мимо людей, а вдруг... Вдруг он увидит его, увидит его лицо... хоть на минутку, даже на секунду. Этого бы ему хватило. Да только люди шли и шли, а того, кого он хотел увидеть, не было. Как не было и намёка, что он увидит его когда-то. А в душе так хотелось поверить, что увидит, обнимет... Так и продолжал жить с этой верой.
Молча встал, прошёлся по чужой квартире. Сделал себе тёплого чая и закурил. Интересно получается, когда он был живой... ни времени, ни денег не было, чтобы приехать. Находились какие-то дела, решались какие-то проблемы. Были телефонные звонки, встречи раз в год. А сейчас... От размышления отвлёк шум на улице. Подошёл к окну и увидел, что проходят молодые люди, громко крича, споря о чём-то. Не спеша развернулся и отправился в комнату, включил телевизор. Местное время, значительно отличалось, и, судя по циферблату часов, висящих на стене, очень скоро город оживёт, люди отправятся на работу. А у него дома глубокая ночь. Автоматически пощёлкал телевизионные каналы и провалился в полудрёму, прекрасно зная, что через пару часов встанет и начнёт решать свои дела. Лучше позже, но нужно расставить точки.
День этот стал проходить в какой-то бессмысленной суете. Он нервничал. Специально не выходил из квартиры, дожидаясь своего часа. Всё же решил вызвать такси, зачем подставлять хозяйку квартиры? Ведь эти не совсем умные служители потом ещё и ей пришьют статью о соучастии. В который раз перебрал содержимое сумки, лишний раз убедившись в исправности того, что он привёз. Вроде всё готово. Нашёл какой-то рекламный проспект с телефонами такси этого города. Наугад набрал номер и вызвал машину. По пути заехали в ближайший магазинчик за сигаретами. Когда покупал их, попросил ещё и бутылку коньяка. Вдруг у них не будет, а ведь перед смертью положено налить. Опять поймал себя на мысли: "А перед кем я должен оправдываться?! Перед кем и почему? А главное зачем? Мораль и совесть давно не в почёте. Как и... честно жить".
Вышел из лифта и остановился перед дверью, тщетно пытаясь услышать звуки из нужной ему квартиры, но шум с улицы не давал этого сделать. Поднялся на площадку между этажами и закурил. Благо самодельная пепельница, стоящая там, говорила о том, что жители этого подъезда сами здесь курят. И тут, как молния озарила мысль. Чего тянуть-то? Спустился и нажал на звонок. Послышались шаги к входной двери. Потом кто-то стал смотреть в глазок и раздался голос: "Кто там, Вы к кому?" Судя голосу, к двери подошёл кто-то другой, не тот, кто ему был нужен. "Я в гости приехал", - и назвал имя той, кто ему был нужен. Дверь открылась. Перед ним стояла незнакомая женщина. "Мы учились вместе в институте, - соврал первое, что пришло в голову, - я вот проездом, решил в гости заскочить..." "А вы знаете, - прервав его, ответила хозяйка, - а они уехали". Как уехали, куда?! Этот ответ никак не входил в сценарий его встречи. Он не этого ожидал увидеть и услышать. "Квартира-то служебная и мы уже с полгода здесь живём, на работу приехали, - продолжала говорить она, - да, здесь раньше жили такие, но они переехали. Денег заработали". И назвала город, где купили квартиру бывшие жильцы. "А вы откуда знаете?" "Так я теперь на её месте в отделе работаю, а мне девчонки сказали, которые остались".
Не успел, не застал. "Спасибо", - только и смог сказать потухшим голосом. Та не останавливалась: "Что ей передать-то? Девчонки с ней по интернету общаются, кто приезжал-то?" "Я сам их найду, обязательно найду", - и побежал, не прощаясь, по ступенькам. Через несколько этажей остановился. Отдышался, и не спеша вышел из дома. Зря ты это сделала, зря. Теперь и мёртвого ты его бросила в чужом городе. И с этого момента уже никакие сомнения и мысли о неправильности его решения не появлялись и не лезли больше в голову. Сейчас главное не попасться и нормально доехать до квартиры. Вызвал такси и присел на заборчик в ожидании.
Всё только начинается, жди. Я найду тебя, где бы ты ни была, найду. А ты жди, жди.
Сейчас очень нужно до квартиры добраться, бросить сумку, и на вокзал - купить билеты...