Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Продолжение от 22 июня 2017 г
|
К утру заканчиваю лишь обрисовывать контуры. Проще было бы нарисовать карандашом или углем, без цвета, но зачем?
Рому с Андреем в комнату пускать не стоит. Рома может легко все перевернуть, а Андрей...
Пусть готовая картина будет для него сюрпризом.
После восхода собираюсь вернуться к работе, но в дверь стучат.
Андрей пытается общаться с миссис Ричардс, но у него не получается.
Приходится идти на помощь.
- О, Джон! - радуется домоправительница моему появлению. - Я принесла для вас оладий.
На тарелке - огромная гора оладий. В другой руке у миссис Ричардс - плошка с медом.
- Ваш дед любил мед, - говорит старушка, протягивая мне еду. - Позавтракайте, негоже сидеть голодными.
- Спасибо, миссис Ричардс, - благодарю.
Отдаю еду Андрею.
Не припомню, чтобы я вообще ел при миссис Ричардс, ранее миссис Доусон. В том числе и мед.
Окна приходится открыть. Мне запах красок и растворителей без разницы, но его потянет в комнаты, а там двое людей, которые иногда дышат.
Смешиваю выбранные цвета на палитре.
Обедом, похоже, моих людей накормит снова миссис Ричардс.
Возможно, даже ужином.
***
Работа над картиной занимает оставшееся время до понедельника. Иногда заходит Апрель, критически оглядывает мою мазню и, фыркнув, уходит.
И лишь перед восходом в понедельник я наконец делаю завершающие штрихи.
- Можешь показывать своей куколке, - отзывается откуда-то из-под потолка Апрель.
- Угу, - промываю кисти. - Только пусть еще подсохнет.
- Вот подсохнет, на стенку повесишь. А показать и сейчас можно.
Протираю руки льняным маслом.
В кухне - запах гречневой каши.
Даже не пригорела.
Рома послушно возит ложкой по тарелке. Рядом заправляет свою порцию молоком Андрей.
- Отвлекись, - говорю слуге. - Пойдем, покажу твой портрет.
- А, да, - отставляет в сторону пакет. - Пойдемте.
Картина на мольберте вводит слугу в легкий ступор.
На ней - Андрей и Маша. Только Машу я изобразил старше, лет пятнадцати. Портретный Андрей стоит, обняв ее за плечи.
Думаю, я смог передать то выражение, какое было у него на лице во второй день нашего знакомства. Тогда, в детской больнице, когда он убедился в ее полном выздоровлении.
- Она вырастет такой, да? - тянется рукой к портрету, но я его останавливаю.
- Не трогай, краска еще не высохла... Да, такой.
- А я таким же останусь?
- Ну, лет через десять не сильно изменишься, это точно, - соглашаюсь. - Ты теперь стареешь раза в три медленнее, чем другие. В шестьдесят будешь выглядеть лет на сорок. В сто - лет на шестьдесят максимум.
- Лет через двадцать мы будем выглядеть, получается, ровесниками? Ну, внешне.
- Возможно.
- Спасибо... - тихо говорит. - Мне еще никогда не дарили картины, особенно собственный портрет.
- Всегда пожалуйста, - отвечаю.
***
Собеседование проходит удачно. Олеся и Николай Макаровы будут следующий год опекать Рому. Мои требования они воспринимают адекватно, Рома вызывает у них симпатию. Мое упоминание, что мальчик пережил смерть матери и отказ отца прибавляет еще и сочувствие.
Но посмотрим, как все пройдет. Предусмотреть все нельзя.
Приедут в Москву через две недели. За это время мне нужно подготовить квартиру, оформить документы.
И заняться птенцом, наконец.
Билеты в Москву Роме с Андреем заказываю на среду.
А еще мне надо придумать, что делать с домом в Хабаровске. Учитывая поддельную мать Саши Морозова.
***
- Жаль, не получилось встретиться с Машей, - говорит Андрей перед входом в аэровокзал.
- Ну, она приедет на каникулы, еще недолго, - пожимаю плечами. - К тому же не стоит сбивать ей учебный процесс.
- Это да...
Прощаюсь у входа.
Я прибуду в Москву несколько позже. У меня Апрель.
***
Из Щелкова съезжаем опять в Москву. Выбираю квартиру на последнем этаже двадцатидвухэтажного здания. Она даже обходится дешевле - крайние этажи всегда несколько ниже по цене.
Дом относительно новый - ему нет и пяти лет.
Квартира большая - четыре комнаты, коридор оканчивается большой кладовкой. Риэлтор подсказывает сделать в ней гардеробную. Уверяю, что так и поступлю.
Оформляю покупку с документами на имя Дмитрия Павловича Орешкина.
Слишком уж приметен Марк Витальевич стал последнее время.
Чем хороша Москва - людей много, и никто никого толком не знает. И знать не желает. В подъезде постоянно кого-нибудь встречаю, когда привожу мебель и вещи из магазинов, но со мной никто не здоровается. Как и с Андреем и детьми. И это хорошо.
Собираю шкаф в одной из спален. Предлагали еще к доставке сборку дополнительно, но рабочие доверия не вызвали - не факт, что они мне саморезы молотком забивать не будут.
- Звонили из школ, где учатся Аня, Витя и Рома, - говорит Андрей, подавая отвертку. - Спрашивали, почему они не приходят на занятия. Сказал, что мы по делам в Москве, они приедут чуть позже.
- Хорошо, - киваю, вкручивая саморез, - только они не придут. Когда вернемся в Хабаровск, пойдешь и заберешь их документы, объясняя, что переводишь их в другую школу. Спросят куда - скажешь, что поближе к дому. В восьмую гимназию, например. Или в седьмую, они там рядышком стоят.
- А... а проверять не придут?
- Я разберусь, - всовываю полку. - Как придут, так и уйдут.
- А... они вообще учиться не будут, да?
- С чего ты взял? - беру следующий саморез. - Аню буду учить сам. Возможно, и Витю - но надо разобраться, что он вообще хочет и что вообще может. После четвертого класса пойдет в кадетскую школу.
- Интернат?
- Да, - киваю. - Тут, в Москве.
Молчит.
Кошка трогает лапой пачку саморезов.
Спустя сорок минут шкаф собран. Не идеально, но максимально лучшим способом - сам шкаф не очень качественный. Но дверцы перекашиваться не будут долго.
- А... можно спросить? - вдруг интересуется Андрей.
- Можешь не спрашивать, можно ли спросить, - вздыхаю. - Я же тебе уже говорил. Спрашивай, что хочешь. Отвечу.
- А зачем вам... все эти вещи, предметы? Вам ведь это не нужно, по сути.
- Не нужно, - соглашаюсь. - Но у меня есть люди, которые нуждаются в вещах. Это раз. Два в том...
Поднимаю взгляд на Андрея.
Смотрит внимательно, ожидая продолжения ответа.
- Два в том, - медленно говорю, - что если мы живем среди людей, то мы стараемся быть на них максимально похожими. В пределах разумного, конечно.
- Ясно, - чешет в затылке.
Ясно, что ничего не ясно.
Отбираю у кошки бумагу, в которой были завернуты саморезы. Сами саморезы приходится собирать по всей комнате.
Обустройство обеих квартир занимает неделю. Но с квартирой для Ромы помогает Апрель - я бы не успел один установить все скрытые камеры, которые хотел.
***
Хабаровск встречает промозглым дождем, хотя и середина сентября. Впрочем, дело ближе к октябрю - оно и логично.
Стряхиваем с одежды наледь.
- Как мороженые селедки, - комментирует птенец. - В глазури.
- Чем выше поднимаешься, тем холоднее, - пожимаю плечами. - Одежда остыла. И ты остыл. Потом ты пошел вниз через влажный воздух с моросью, и оно намерзло.
- Да знаю, - встряхивает плащ, с которого летят ледяные крошки.
- Тогда пойдем в дом, - киваю на окна.
Андрей с детьми прибыл домой еще днем.
***
Я могу много. Но только по очереди.
Все и сразу - не получается.
Дети. Апрель. Точнее, сперва Апрель, а затем дети. Птенец - первоочередное.
Ему надо приучаться к свету.
Это во всяких таких фильмах и книжках - укусил вампир, и дальше такое чудище вылезает - и сила есть, и все может.
В жизни так не получается. У только что пробудившегося птенца преимуществ совершенно нет. Свет смертелен. Физической силы нет. Летать не умеет. Ускоряться, оставлять себе знания выпитых - тоже учится не сразу.
Поднимаю голову.
Желтая ветка колышется за окном.
Один плюс - мы "живем" бесконечно долго. Времени может хватить на все.
К свету приучают долго и методично, хотя прием до безобразия простой - океан, глубина... а потом потихоньку в дневное время подъем до максимально терпимого уровня.
Меня этому учить стали в тридцать лет. Раз или два в неделю.
Поднялся я на поверхность первый раз спустя восемьдесят лет. И тут же нырнул обратно - уж больно солнышко жглось.
Искусственный ультрафиолет, кстати, нам безвреден. Как и радиация. Правда, до какого уровня, не знаю - не проверял. Да и не горю желанием проверять. Хотя один раз подобрался к саркофагу Чернобыльской АЭС. Вреда это не принесло, хотя я сильно глубоко и не проникал.
После того, как остался один - тренировки продолжал. И спустя две сотни лет после пробуждения первый раз сумел пробыть на открытом пространстве с восхода до заката.
На день зимнего солнцестояния.
***
Без людей было бы проще - я мог бы оставаться с Апрелем где-нибудь на побережье или острове столько, сколько нужно. Даже с одним Андреем. Кошка не в счет - кошка привычная. Рыбкой бы отъелась.
Но у меня еще Аня и Витя.
И их надо учить.
Пальцы бегают по клавиатуре. На экране - длинный листинг программы.
Рядом со столом горизонтально в воздухе висит Апрель. Перед ним тоже раскрытый ноутбук.
Жмет клавишу, и противодействующая сила немедленно отталкивает его прочь.
Падает на пол.
Вздыхает, возвращается в прежнее положение.
- Слушай, может, я сяду за стол как белый человек, а? - интересуется через пять минут.
- Не-а.
- Ну, а антигравитацию потом потренирую...
- Не-а.
- Ну, Шеш, не будь злым! - канючит.
- Я злой? - прищуриваюсь. - Тебе сколько лет, Младший? Ты летаешь, как г...но в проруби плавает.
- Я в плену семьдесят лет отсидел!
- Вот именно! Тебе наверстывать надо, а не плакаться, какой ты бедный несчастный al'lil, которого злой Наставник заставляет учиться.
- И куда мне торопиться?!
- Куда? - медленно поднимаюсь со стула и закрываю крышку ноутбука, не сдвинувшись в воздухе ни на миллиметр. - Хочешь до трехсот лет птенцом быть?
- Медленно, но верно!
- Да? - прищуриваюсь. - А если у тебя твоя охота начнется завтра?
- В смысле? - вскидывает голову, теряет концентрацию и опять падает на пол. - Ты чего, Старший? Ты чего, прогоняешь?
- Нет, - встаю ногами на потолок. - Я просто не знаю дату своего ухода в Тень.
- И...
- Что, если она будет завтра?! Что, если завтра ты останешься один? Ты подумал? Тебя ж изловят через пару месяцев максимум. Или одичаешь еще быстрее.
Сидит на полу.
- Я...
- Время, Младший. В одну прекрасную ночь я не вернусь к тебе. И дай Тьма, чтобы в эту ночь и другие последующие ты вспоминал меня не с проклятиями, убегая от очередной несостоявшейся жертвы или же от какой-нибудь ловушки, а с благодарностями, понимая, что я успел тебе дать минимум. Необходимый минимум, Апрель. Что ты, хоть и летаешь, как пингвин, но летаешь. И можешь, пусть и с трудом волоча свою тушку, но свалить от людей внизу в недосягаемое место. Что хоть тебя и жжет солнце, но ты можешь выйти на открытое пространство и днем, и твое пребывание в схроне ограничивается пятью минутами восхода или заката, а не двенадцатью часами. Понимаешь? Пять минут - это намного меньше, чем половина суток. Их можно перетерпеть, даже завернувшись просто в плащ. А убегать по воздуху гораздо проще, нежели по земле, участвуя в "забеге с препятствиями". Хотя бы это, Младший.
Отрываюсь от потолка и, перевернувшись в воздухе, встаю на пол обеими ногами.
- Все твои умения, что ты выпьешь - ничто. Люди не летают. Люди не ведают проблемы солнца. Никто и никогда из людей не передаст тебе точные знания, как правильно перенаправить гравитацию. Даже если это и представимо теоретически - только я могу показать это на практике. Указать на ошибки, методы применения. Векторный щит - это наше изобретение. Одно из немногих, сделанных нашим видом. Твой яд - уникальная жидкость, способная не только убивать, но и лечить. Иногда даже возвращать к жизни. Ты можешь не подозревать, но иногда это вполне может понадобится. Например, усыпить еду и сохранить про запас. Поддерживать в ней жизнь ровно столько, сколько требуется. Ты знаешь, сколько я извел людей, прежде чем сумел мало-мальски верно изменить состав яда? Несколько тысяч. При чем это сейчас людей - как песка в пустыне. Раньше их было в миллионы раз меньше. И иногда приходилось заводить, как Аугусто, отдельные деревни. И каждый человек был на счету. А люди имеют свойство дохнуть со временем, просто так - в силу возраста. И ты должен уметь поддерживать в них жизнь пусть не идеально - но хоть как-то. Рисование, приготовление пищи, программирование и переводы - все это чушь, по большому счету. Это развлечение. Ты - не человек, Апрель. И будь добр, постигай науку для не-людей. Потому что люди тебе никогда не станут друзьями. Равными друзьями. Низшими - пожалуйста. Но никогда не равняй их с собой. Никогда.
Что-то я последнее время стал часто проникновенные речи произносить.
Апрель чешет в затылке, поднимается с пола.
- Понял.
Усаживаюсь обратно за ноутбук.
- А ты мог бы убить своего слугу? Я имею ввиду этого, который Андрей, - интересуется на кастильском диалекте спустя минуту.
- Конечно, - пожимаю плечами. - Что за вопросы?
- И что он должен для этого натворить?
- Он должен быть опасен для меня живым, - отвечаю.
- Хм... а пример можно?
- Пример... Несу я Андрея на приемлемой для него высоте, а за нами вдруг увязывается самонаводящаяся ракета. Или же с визуальным наведением - неважно. Если догонит и взорвется - будет хана нам обоим. Если я брошу Андрея и свалю в максимальном темпе - хана будет только Андрею. Сам понимаешь, из двух зол я выберу меньшее.
- Не, я не про это, - отодвигает ноутбук. - Я про другое. Я имею ввиду намеренно лишить жизни. Не выбор погибнуть вам обоим или только ему одному. А какой-нибудь... ну...
- Когда он может жить хорошо и счастливо, но при этом буду страдать я? - договариваю за птенца.
- Да, точно. Именно это!
Задумываюсь.
- Если он попадет в руки спецслужб, скорее всего.
- Но ведь ты можешь всегда выждать время. Лет сто. Через сто лет его уже не будет в живых однозначно, - возражает.
- Но информация, полученная от него, останется. Через сто лет люди будут намного интенсивнее обмениваться данными, чем сейчас. Раньше это было неопасно. Те же сто лет назад - какие были у людей носители? Бумажные в основном. Бумага портилась, терялась. Пересылка занимала время. Сейчас же пара секунд - и любые сведения могут оказаться в любой точке Земли. Я раньше мог, накосячив во Франции, перелететь в Японию и поселиться там без особых хлопот. Теперь же, будь уверен, об инциденте в Москве знают и в США, и в Европе... где угодно, разве что в каком-нибудь Занзибаре не ведают. А через сто лет и в Занзибаре будут узнавать мгновенно.
- И... что делать?
- Вариантов два. Первый - ничего не делать. Сидеть на попе ровно, с людьми общаться только в рамках питания. Второй - саботировать развитие цивилизации, чтобы техническое развитие замедлилось в приемлемых для нас рамках.
- Звучит пессимистично.
- Да, особенно второй вариант, - соглашаюсь. - Ибо нас очень мало, а Аугустовских птенцов еще надо учить. Двести лет - долгий срок, если не четыреста. Я могу заломать любого человека, но они легко задавят меня количеством. И даже если я смогу силой или ядом подчинить себе президента и верхушку страны - стран-то в мире не одна и не две. Договариваться? С людьми договариваться никогда нельзя, птенец. Люди всегда будут искать вариант, чтобы обмануть. Всегда.
- А обмануть их?
- Какая разница, птенец? Неважно, на чем будет основан наш договор, и сколько в нем будет лжи с моей стороны - меня будут хотеть обмануть. И, что самое противное, они будут пытаться, и не раз. И верить мне не будут все равно - буду ли я говорить правду или врать. Это раз. Два в том, что этот договор будет исходить от меня, хотя они будут думать, что сами хотят этого. Если al'lil не хочет, его невозможно заставить, ты помнишь. И я уже буду в заведомо ущербном положении. Мне придется делать вид, что я верю их лжи и иногда поддаваться... и не факт, что однажды я не поддамся настолько, что действительно окажусь побежденным.
- Это да, - вздыхает, кладет руки на стол. - Люди - твари еще те. Размножаются, как тараканы. Признавайся, твоя работа?
Непонимающе гляжу на птенца.
- Ну, ты из нас самый старый тут. Вся нынешняя цивилизация, считай, у тебя перед глазами прошла. Сам говорил, иногда людей приходилось разводить, как кроликов. Это ты им прокачал жизнеспособность и плодовитость?
- Я? - фыркаю. - Нет, они сами. Причем только последние лет сто. До этого смертность была мама не горюй, и даже без учета моих жалких усилий. Потом появилась медицина, и количество факторов, переставших быть смертельными, резко увеличилось.
Барабанит пальцами по столу.
- А если как-нибудь... подсократить их количество? Например, эпидемию какую начать.
- Можно, - киваю. - Только вирус вывести надо. Лаборатория нужна, эксперименты. Это работа не на десять лет. И не на четыре руки - с учетом твоих.
- Аугусто подключить?
- И даже не на шесть.
- Украсть готовый? У людей хранится множество штаммов, потенциально смертельных... если вдруг вырвутся.
- Размышляешь, как уничтожить человечество? - усмехаюсь.
- А почему нет?
...- Если твой птенец спросит тебя, как уничтожить всех людей разом, значит, пришло такое время, - Наставник лежит на гладкой каменной площадке и смотрит в небо. - Хотя лет сто-сто пятьдесят у тебя в запасе, может быть, и будет.
- Всех людей? - хмурюсь. - Зачем? А чем питаться?
Ничего не отвечает.
- Да и что их уничтожать, - пытаюсь развеять тишину. - Тут месяц работы максимум... Город можно разнести за пару дней... Потом...
- Идиот, - перебивает Наставник. - Лучше на Луну смотри.
- Но...
- Еще раз, - тон обманчиво-спокоен. - Заткнись. Ложись рядом и смотри на Луну.
Затыкаюсь. Растягиваюсь на жестком камне и послушно уставляюсь на круглый белый блин.
Спорить с Наставником - себе дороже...
- Шеш? - голос птенца выводит из воспоминаний.
- Мой Наставник говорил, - медленно произношу, - что если птенец спросит про то, как уничтожить человечество - значит, это время пришло. Тогда я не понимал, что он имеет ввиду. Теперь... теперь понимаю.
- И... что?
- Сто-сто пятьдесят лет в запасе у меня, может быть, и есть, - повторяю слова своего Старшего.
- А он... ему пришлось, да? Потому и Атлантида затонула?
- Возможно, - соглашаюсь. - Но он мне не говорил. Он вообще мало что рассказывал о себе и о времени до того, как обратил меня.
- Ты тоже мало рассказываешь, - пожимает плечами.
Усмехаюсь.
- Апрель, он мне действительно рассказывал мало. Я ничего не знаю о людях, среди которых он жил. Не знаю, сколько лет ему было до обращения, кто был его Старшим. Он никогда не говорил о нем. Я не знаю, были ли у него птенцы или у его Старшего. Он редко что объяснял - все его учение сводилось к приказам и правилам, которые должны были неукоснительно исполняться. Любые мои ошибки и промахи жестко наказывались. Иногда жестоко. Иногда очень жестоко. Я что-то стал понимать лишь спустя пару сотен лет после его исчезновения. И это, поверь, несколько... неприятно. Но я ему благодарен. Каждую ночь и день. За его науку.
Закусывает губы.
- Нелегко тебе пришлось.
- Возможно. Но я выжил. И это его заслуга. В первую очередь.
- Пусть Тьма будет к нему милостива.
- Пусть, - киваю.
***
Слава техническому прогрессу. Если раньше мне бы пришлось долго и муторно изготавливать учебные пособия для детей, то сейчас нужно всего лишь запрограммировать компьютер.
Но вопрос в том, какой компьютер лучше всего справится с поставленной задачей.
"Франкенштейна" переориентировать не буду - он куплен для другого, и лично мой.
Купить еще "железа" - не проблема.
Как и перепрошить два свежекупленных планшета.
Работы много. За день или два - не справлюсь.
К Новому Году - закончу.
***
Из кухни доносится звон посуды.
-...картошку сварим, - голос Андрея.
- И котлет! - вторит ему Аня.
Захожу в кухню.
- Доброе утро, Марк Витальевич! - здороваются оба слуги.
- Привет, люди, - отзываюсь. - Обед готовите?
- Да, - кивает Андрей. - Картошку пюре сделаем, да котлет пожарим.
- Хорошее дело, - соглашаюсь.
Смотрю, как девочка берет кастрюлю, наполненную водой, и пристраивается чистить картошку.
- Где Витя? - интересуюсь.
- Телевизор смотрит.
Вздергиваю бровь.
- Андрей, позови.
- Ага... - откладывает нож.
- "Да, хозяин", - поправляю.
Застывает.
- Мне, по большому счету, плевать на этикет, ты это знаешь, - поясняю. - Но я среди вашего круга общения уже не единственный al'lil. Кто знает, может, вы встретите и еще кого. И этот кто-то может оказаться не так лояльным к нарушению этикета. Мне не хочется каждый раз пояснять, что слуги-то у меня хорошие, только вот этикету не обучены, так что трогать их не стоит, и тому подобное. А если я не успею объяснить встреченному собрату нюансы общения с вами, то вы можете схлопотать нехилых оплеух. Не смертельно, но очень обидно. И даже больно.
Молчат оба.
- Андрей, тебе ясно?
- Да, хозяин.
- Молодец, - благосклонно киваю. - Зови Витю.
- Да, хозяин, - отвечает с секундной задержкой.
- Марк Витальевич зовет, - голос в гостиной.
Фраза волшебная. Витя тут же несется в кухню, опережая моего слугу.
Смотрю на возникшего в дверном проеме мальчика.
- Добрый день, Виктор Васильевич, - здороваюсь.