Гужеля Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Тюльпаны.

А еще, она очень любила тюльпаны. Их длинные тонкие стебли, такие беззащитные и изящные, манили как недосказанная история. Она могла часами рассматривать широкие листья, пробегая глазами от среза вазы до самых острых кончиков, любоваться изгибами и плавными линиями зеленого покрывала цветка и приходила в необычайный восторг, если видела, что лист раздваивается на конце. Тогда она представляла себя капелькой росы, которая собирается скатиться по листу, как по укатанной горке и только хочет выбрать, откуда же ей начать движение, чтобы путь был как можно длинней и приятней.

Бутоны, которые каждый раз были чуть другого цвета, хоть она и просила дочь покупать ей только ее любимые, завораживали ее бесконечно. Движения становились замедленными и вялыми, и она словно впивалась глазами во вновь принесенные цветы. Поэтому сами головки цветка, это было последнее, что она разглядывала. Но как же они все-таки были прекрасны. Шесть юных лепестков плотно прижимались друг к другу, пряча от всего мира манящую глубину цветка. Маленькая естественная пещерка была так притягательна, что когда ее взгляд мог проникнуть в нее без лишнего физического напряжения тела, он там и замирал на долгие часы. Она словно тонула в этой темноте, чуть подсвеченной рассеянным естественным светом, излучаемым мягкими стенами сокровищницы. Быть Дюймовочкой, ее детская мечта, в такие минуты становилась реальностью, и она почти физически ощущала, как бархат лепестков обнимает и убаюкивает ее в своей девственной тишине, скрывая и защищая от внешнего мира.

Раньше она очень любила сама себе покупать цветы. Ее узнавали и, зная пристрастия, оставляли ее сорт. Но иногда она позволяла себе поэкспериментировать со своими эмоциями, пройдясь по ним чайным или алым цветом. В последние два года, однако, цветы ей приносила дочь. Хорошо, что сейчас такую красоту можно купить хоть круглый год, но все-таки периодически тюльпаны исчезали, и тогда... И тогда было грустно. Приходилось часами смотреть на эти голландские ромашки, которые она просила принести вместо любимых тюльпанов. На то, как с одного резного листа на другой медленно перебирается луч света, отраженный окнами из корпуса напротив, на то, как он в любовном порыве взбирается на какой-нибудь особо растрепанный лепесток, заигрывает с ним, щекочет своей энергией и вдруг пропадает уже где-то на дальней стене. Следить дальше за зайчиком ей не хотелось.

Зато, когда в начале февраля вновь появлялись тюльпаны - это был настоящий праздник. Она просто упивалась их красотой. Отвыкнув за несколько зимних месяцев от простых, но строгих линий и соскучившись по изящной чистоте цветов, она четко фиксировала в голове все тонкие изменения формы и неповторимую игру цвета этих вестников нового года. Доходило до того, что она точно знала число бледно-зеленых прожилок на каждом листе и количество зубчиков перехода цвета на лепестках любимых бутонов.

Аккуратно каждый день подрезались стебельки, и потому цветы стояли долго, почти до следующего прихода дочери. Хотя даже когда они желтели и сникали в вазе, она все равно не позволяла их выбрасывать. Вместе с новым букетом она переживала все стадии короткой жизни: привыкание к новой воде и новому освещению, когда казалось бы чуть ошалелые с мороза цветы через несколько часов вдруг распрямлялись и гордо замирали строгими часовыми вазы; раскрытие венчиков бутонов, после которого уже можно было совершать обзорные прогулки по цветку; легкое изменение цвета светло-желтой каймы вокруг розового - это наступала зрелость; первое дуновение цветочной смерти - увядание кончиков лепестков, сворачивание их в трубочку, смотрящую наружу, при этом тюльпаны вдруг неожиданно превращались в большие разноцветные ирисы и, наконец, падение. Часто падали не отдельные бабочки-лепестки, а опускался вниз весь бутон, как будто тонкая шейка-стебелек вдруг не выдерживала тяжести лет и выпускала из себя всю свою пружинящую силу.

Тонкий аромат тюльпанов всегда навевал приятные, а впрочем, разные воспоминания. Детство, первая любовь, свадьба, смерть ее родителей, дни рождения, всенародные праздники и снова кладбище. И всегда и везде были тюльпаны. Они связывали ее с той, прошлой жизнью. А ваза, что была взята сюда из дома, поддерживала эту связь, не давая ей затеряться.

Часто глядя сквозь зарешеченное окно на улицу, она думала о том, может ли кто-то любить тюльпаны, как она. Она всегда очень любила тюльпаны. А сейчас она была просто старой сумасшедшей.