Они сидели двое. Только луч,
Что невидим доколе нет преграды,
И только тень, чей сумрак так могуч,
Что неприметна мгла, коль света нету рядом.
Они сидели молча, в тишине,
Глядя со скал на вечные долины,
На горизонт, где небеса в огне
Сошлись с земельным хладом от низины.
В молчаньи их и вечность не нашла б
Ни зависти, ни злобы, ни гордыни.
Они свои проблемы и дела
Давным-давно промеж собой решили.
Их мучает единственный вопрос,
Что задал им Господь при первой встрече.
Он одного спросил: "Что ты от жизни ждёшь?"
Другого вопросил: "Кто ты такой? Ответь мне".
И сей вопрос, как тяжкая плита,
Давил на них покуда смертным людям
Они шептали: "Всё есть суета.
Всему свой срок. Что было, то и будет."
И было всё, что было и вчера:
Рожденье, смерть и долгая дорога,
Ошибки умного и мудрость дурака,
И были, как всегда, те два вопроса Бога.
Прошли года, и вот, в один из дней,
Они вдвоём, но порознь, осознали,
Что учит тот, кто из двоих умней.
Но вот умней ли тот, кто сам ответ не знает?
Они ушли, оставив род людской,
Сев на скале у края мирозданья.
Казалось им, что здесь их ждёт покой
И, может, просветление сознанья.
Но не было ответа. Тишина.
Лишь мыслей бег по дням всей жизни длинной.
Они сидели молча, как всегда,
На кромке скал, нависших над долиной.

Вдруг тот, кого ниспадшим нарекли,
Не падшему вполголоса промолвил:
"Ты помнишь как в те дни, что утекли,
Один поэт нас вывел. Удручённым
Тогда оставил я тебя и весь твой род,
Когда услышал ты моё признанье
О той судьбе, что очень скоро ждёт,
Младого юношу, Жуана де Маранье.
И как поэт смог метко написать:
"И пусть он мучится, пусть ищет с вечной жаждой", 
-Что "с вечной", лучше не сказать, -
"Всё новый идеал в объятьях девы каждой"
Да, дон Жуан не избежал судьбы
Влюбляться в идеал небесный, чистый
И ниспадать с желанной высоты
Лишь сети рук да бег волос волнистых.
Он заплутал в ряду прекрасных тел,
Ища души тепло и совершенство,
И не узрел, что видеть так хотел,
И не обрёл заветное блаженство.
Едва лишь плоти падал "бастион",
Гас ореол священности над нею.
И дух Жуана уж стремился вон
От той, кого считал в мечтах своею.
Но я доволен, что такой судьбой
Сумел сказать ему и прочим людям,
Что любят тех, кто рядышком с тобой,
А не стремятся к тем, кого так любят."

Мрак снова погрузился в тишину,
Взор устремив на волн морских приливы,
Слух обратя внимательно к тому,
Кто речь повёл под света переливы.
"Я помню. Да и можно ли забыть
Того, кто страстью увлечённый,
Мог своровать, солгать, предать, убить
И не краснел, в пороках уличённый.
Но ты не прав. Не смог он осознать,
Что ты открыл ему в игре забавной.
Что есть Любовь, и как её создать,
Не понял он, а люди и подавно.
И не вкусив обещанной награды,
Его душа повисла средь загадок.
Он слишком чист для пламенного ада,
Для рая слишком уж он гадок.
А посему, средь рек, лесов, полей,
Снегов и гор сумел он возродиться,
Чтоб разгадать вопрос судьбы своей
И полюбить, а не влюбиться.
Но опыт прошлых грязных дел
В нём так силён и так тлетворен,
Что он пока что не сумел
Достичь, что он достигнуть волен.
Он помнит старые пути:
Соблазн и флирт, и страсть порыва,
Но он боится вновь найти
Лишь плоть, что, может, и красива.
Он ждёт. Но в том своя беда.
Жену он в женщине не видит
До той поры, пока она
За мужа честного не выйдет.
И тут он мучится, покой не находя,
Себя кляня, бездушьем попрекая."
Так свет сказал. И, снова, тишина
Накрыла восседающих у края.