- Всегда поражался, - тихо сказал Шестипалому Затворник, - как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит близко к кормушке-поилке, счастливы в основном потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.
- Что ж, не нравится? - спросил сбоку чей-то голос.
- Нет, не нравится, - ответил Затворник.
- А что конкретно не нравится?
- Да все.
И Затворник широким жестом обвел толпу вокруг, величественный купол кормушки-поилки, мерцающие желтыми огнями небеса и далекую, еле видную отсюда Стену Мира.
- Понятно. И где, по-вашему, лучше?
- В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! - страдальчески выкрикнул Затворник. - Было бы где лучше, неужели б я с вами тут о жизни беседовал?
- И товарищ ваш таких же взглядов? - спросил голос. - Чего он в землю-то смотрит?
Шестипалый поднял глаза - до этого он глядел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, - и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним - один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.
- Это вы оттого такие невеселые, ребята, - неожиданно дружелюбно сказал тот, - что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что... И, знаете, работа спасает.