Нередко можно услышать сетования на то, что с 90-х годов в России происходит романтизация преступности. Давайте попытаемся установить, отчего это так. Не хотелось бы здесь обсуждать воровские понятия или происхождение слова "вор". Лучше постараться увидеть главное на литературном примере. Книга Марио Пьюзо "Крестный отец" идеально подходит для этого, тем более что она в некоторых важнейших моментах принципиально отличается от фильма.
Искусство не только отражает жизнь, но и транслирует образ поведения. Фильм "Крестный отец" имел довольно зловещие последствия, поскольку "предложения, от которых невозможно отказаться" стали реальностью. Например, до просмотра фильма преступник мог убить одного, а после уже двадцать. Но обратим внимание на те сцены, которые не вошли в фильм.
"В голосе Америго перемешались горе и страх:
- Америка была так добра ко мне. Я хотел быть хорошим
гражданином. Я хотел, чтобы моя девочка была американкой.
Дон хлопнул в ладоши, будто подводя итог своему решению:
- Это ты хорошо сказал. Очень хорошо. Так нечего
жаловаться. Судья вынес приговор. Когда пойдешь в больницу,
прихвати цветы и коробку конфет для твоей дочери. Будь доволен.
В конце концов, ведь дело не так уж серьезно: парни молодые,
горячие, один из них - сын влиятельного политического деятеля.
Нет, дорогой Америго, ты всегда был честным человеком. Несмотря
на то, что ты отклонил мою дружбу, я готов положиться на слово
Америго Бонасера больше, чем на слово любого другого человека.
Так дай же мне слово, что ты отбросишь все эти глупости.
Прости. Забудь. Жизнь полна несчастий.
Жестокая насмешливость и презрительность, с которыми все
это было произнесено, и едва сдерживаемый гнев дона Корлеоне
превратили несчастного могильщика в кисель, но он смело
произнес:
- Я прошу твоего справедливого суда.
Дон Корлеоне ответил коротко:
- Суд вынес справедливый приговор.
Бонасера упрямо затряс головой:
- Нет. Этот приговор справедлив только для преступников."
Очень важно, что Бунасера пришел просить справедливого суда. Итак, вор похищает не имущество, а правосудие. Вор - это, прежде всего, беззаконный судия. Именно поэтому ему не желательно иметь семью и иметь имущество, чтобы вершить суд беспристрастно. Горе тому обществу, в котором суд беззаконный справедливее законного.
Майко Корлеоне говорит о своем отце так "Мой отец -
деловой человек, который пытается дать пропитание своей жене,
детям и тем друзьям, которые смогут помочь ему в трудную
минуту. Он не принимает законы общества, в котором мы живем,
так как, соблюдая эти законы, он вынужден был бы вести
несовместимый с его натурой образ жизни. Ты должна понять, что
он считает себя ничем не хуже президентов, глав правительств,
верховных судей и губернаторов штатов. Он отказывается
подчиняться их воле. Он отказывается жить по установленным
другими законам. Но конечная его цель - занять, при поддержке
накопленной им силы, соответствующее место в том же обществе.
Тем временем он живет по моральным принципам, которые считает
намного более совершенными, чем принятые в обществе."
Есть еще один важный момент. В фильме Майкл говорит "Это бизнес. Ничего личного". В книге же наоборот.
Во второй раз лицо Майкла Корлеоне поразительно напомнило
ему дона.
- Том, не позволяй ни кому насмехаться над собой. Каждый
кусок дерьма, который человек вынужден съедать - личное дело.
Они называют это бизнесом. О'кэй. Но это так же личное дело,
как и ад. И знаешь, у кого я этому научился? У дона. У моего
отца. Если градом било его друга, старик считал это личным
оскорблением. И именно это сделало его великим. Великим доном.
Он, подобно богу, все считает своим делом. Ему знакомо каждое
перышко, выпавшее из хвоста птицы, и он знает, куда оно упало.
Верно? Я пришел поздно, но пойду я до конца. Верно, черт
побери, сломанную челюсть я считаю личным для себя
оскорблением; верно, к покушению на отца я не могу отнестись,
как к деловому спору. - Он засмеялся.
Выражение "Это бизнес. Ничего личного" - уже само по себе является оскорблением.
Абандандо поднял голову с подушки,
посмотрел вокруг невидящими глазами и показал пальцем на дона:
- Крестный отец, крестный отец, - воскликнул он. - Спаси
меня от смерти, умоляю тебя. Мясо горит у меня на костях, и
чувствую, как черви поедают мой мозг. Вылечи меня, крестный
отец. Ты всесилен, только ты можешь осушить слезы моей
несчастной жены. Детьми мы вместе играли в Корлеоне, а теперь
ты позволишь мне умереть? На моей совести много грехов, и я
боюсь ада.
Дон молчал. Абандандо сказал:
- Сегодня день свадьбы твоей дочери, и ты не можешь мне
отказать.
Дон говорил тихо и серьезно:
- Дружище, - сказал он. - Такой силой я не обладаю.
Обладай я такой силой, я был бы милосерднее Бога, поверь мне.
Но не бойся смерти и не бойся ада. Я прикажу молиться за тебя
днем и ночью. Твоя жена и дочери будут молиться за тебя. Как
сможет Бог наказать тебя после стольких молитв?
На костлявом лице появилось выражение хитрости. Абандандо
спросил:
- Значит, это уже улажено?
Дон ответил холодным безжалостным тоном:
- Святотатец, покорись судьбе!"
Если в обществе нет законных отцов, то неизбежно людей влечет к отцам беззаконным. Если в обществе нет никакой романтики, то романтика будет только воровская.