ТРУСОСТЬ

Немцы встали в атаку...

Он не выдержал - и побежал.
- Стой, зараза! - сержант закричал,
Угрожающе клацнув затвором,
и винтовку к плечу приподнял.
- Стой, кому говорю?! -
Без разбора
трус,
охваченный страхом,
скакал,
и оборванный хлястик шинели
словно заячий хвост трепетал.
- Ах, дурак! Ах, дурак в самом деле...-
помкомвзвода чуть слышно сказал
и, привычно поставив прицел,
взял на мушку мелькавшую цель.
Хлопнул выстрел - бежавший упал.

Немцы были уже в ста шагах...

ОНИ

Мы еле-еле их сдержали... 
Те, что неслися впереди, 
шагов шести не добежали 
и перед бруствером упали 
с кровавой кашей на груди. 

А двое все-таки вскочили 
в траншею на виду у всех. 
И, прежде чем мы их скосили, 
они троих у нас убили, 
но руки не подняли вверх. 

Мы их в воронку сволокли. 
И молвил Витька Еремеев: 
- А все же, как там ни пыли, 
Чего уж там ни говори, 
а воевать они - умеют, 
гады!...

ПОБЕДА!

Толкнул разрыв - и опрокинул. И жизнь моя -
оборвалась.
Зачем, зачем, судьба военная, ты так со мною обошлась!
Уж лучше было бы загнуться в том 41-м распроклятом,
Чем, всю войну пройдя, погибнуть в победном этом
45-м,-
Когда войне-то пустяки - часа четыре оставалось,
Когда последние снаряды с прощальным эхом
разрывались,
Когда товарищи мои - потом - стреляли вверх, кричали,
И похоронщики, как дети, с другими вместе ликовали,
О мертвых в первый раз забыв... И мы, растерзанные,
жалкие,
В крови засохшей и земле - у ног живых лежали рядом
И не мешали торжеству: в такое празднество великое
Погибшим можно подождать.