Гурова Анна : другие произведения.

Превращение 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Городское фэнтези об одном парне, который спонтанно начал превращаться в дракона, и что из этого вышло :)

  Часть 1. Дракон по гороскопу, или Как все начиналось.
  
  
  Человек: - Почему ты все время смотришь на дверь?
  Ланцелот: - Я жду, когда появится дракон.
  Человек: - Ха-ха! Я - дракон.
  
  
  
  
  В одном из северных районов Петербурга, на набережной Невы, за чугунной оградой высотой в два человеческих роста, стоит величественное здание супер-секретного оборонного НИИ. Оно отделано розовым мрамором, пестрой яшмой и полированным черным гранитом, украшено помпезными портиками и циклопическими колоннами, и в целом похоже на храм какого-то древнего и опасного божества. Окна, в которые мог бы влететь вертолет, закрыты решетками и наглухо зашторены, чтобы никакие натовские шпионы не смогли бы подглянуть, что мы там делаем. Вообще-то мы и сами не должны этого знать. Двадцать лет назад, рассказывала матушка, один отдел не знал, что проектирует другой, а конечная цель работы была ведома только Минатому.
  Но сейчас все изменилось. Древнее божество давно мертво, наши оборонные секреты и даром никому не нужны. Финансируется институт ровно настолько, чтобы немногочисленные сотрудники не померли с голоду (а то это было бы совсем неприлично). Если подойти к нашему НИИ поближе, то видно, как осыпалась мраморная облицовка стен, а яшмовые капители словно кто-то погрыз, и стало окончательно ясно, что они из покрашенного под яшму кирпича. На стоянке одиноко чахнут "Жигули" престарелого главного инженера. Зато по соседству процветает новехонькая церковь, куда после работы бегают наши сотрудники - тетушки предпенсионного возраста, которые сидят в НИИ, потому что больше их никуда не берут, даже офис-менеджерами. В общем, вы поняли, почему наш некогда могучий секретный институт на районе пренебрежительно называют "богадельней".
   Иногда я кажусь себе захудалым бароном, который благородно нищенствует в своем огромном, обветшалом замке, вместо того чтобы взять и заняться разведением племенных овец, грабежом на большой дороге, или каким-нибудь еще средневековым бизнесом.
   Именно об этом мне и толковала Ленка, когда мы с ней пили компот в институтской столовке.
   - Ну вот объясни мне, Леша - что ты, молодой здоровый парень, забыл в этом доме престарелых инженеров?
   Я задумчиво глядел в стакан. Компот был казенный, водянистый, с вываренным склизким яблоком на дне. Точно таким же меня когда-то насильно поили в детском саду. И я пил - а куда было деваться?
   - Ну...Допустим, мне нравится моя работа.
  Прозвучало как-то неубедительно.
  Ленкины выщипанные брови манерно изогнулись.
   - Не понимаю! Как может нравиться работа, которая никому не нужна?
   - Ну, почему же никому. Натовцам нужна, - сказал я не очень уверенно. - Враг, типа, не дремлет, и все такое.
  Ленка презрительно фыркнула.
  - Хватит нести чушь! Все люди вертятся, деньги зарабатывают, а ты, вместо того, чтоб устроиться на нормальную работу, тупо просиживаешь штаны в своей полумертвой шарашке... На худой конец, если твоя "работа" и в самом деле нужна натовцам, так и поехал бы к ним. Получил бы грант...
   - Нет уж, - сказал я гордо. - Так низко я еще не пал. Я патриот!
   - Патриот, ой не могу! Да ты просто лузер.
  "Умолкни, женщина! - высокомерно сказал я (мысленно) и махнул рукой воображаемым слугам: - Как сюда пролезла эта холопка? Выкиньте ее за ворота!"
   Строго говоря, Ленка не имела права тут находиться. В прежние времена ее бы и к дверям не подпустили без пропуска. А теперь попасть внутрь - запросто. Один звонок с вахты: "Леша, я внизу, выйди встреть меня!" или еще проще: "Мамуля, я передаю трубку на вахту, скажи этому старперу, чтобы он меня пропустил!"
  Ленкина мама трудится в соседнем отделе, вместе с моей матушкой. Когда я был маленьким, в этом НИИ работали родители половины моих одноклассников. Но с Ленкой я тогда еще не познакомился. Это знаменательное событие произошло в позапрошлом году. Мы встречались с Ленкой ровно полгода, после чего расстались. Точнее, она меня бросила, заявив, что наши жизненные ценности не совпадают, и вообще я лох. Проблема была в том, что с облегчением от меня избавившись, Ленка вскоре обнаружила, что беременна. И теперь у нас с ней есть общая дочь полутора лет от роду. Ленка считает, что этот факт дает ей полное право терроризировать меня, сколько ей вздумается. Приятели подкалывают меня, что я, не будучи ни разу женатым, огреб все минусы семейной жизни, как моральные, так и финансовые.
  Я отвернулся и с тоской уставился в окно. Невыносимо захотелось взять свой верный двуручный меч, надвинуть забрало поглубже, и выйти на большую дорогу. Или уйти в крестовый поход - главное, подальше от Ленки.
  За окном не было ничего, кроме моего отражения. На улице уже стемнело. Не зимняя кромешная тьма, а скорее - сыро, сумрачно, неспокойно. Словно назревал какой-то природный катаклизм, то ли ливень, то ли снегопад, а скорее всего и то, и другое.
  Я уже привык к темным окнам. Приходил на работу затемно. Уходил после заката. Не потом, что рабочий день был таким длинным, а потому что световой день - коротким. Ранние октябрьские сумерки в шорохе листопада... Ноябрьский бурый, бесснежный мрак, когда кажется, будто за окном - Нижний Мир, в котором ни света, ни солнца, а только вечная тьма, а ты сам не заметил, как провалился в тартарары вместе с городом... Январское мелькание снежинок, сумасшедший танец метели, когда по заиндевевшему стеклу пробегает дрожь, и снаружи доносится далекий, мертвенный вой ветра... И я ежился, представляя, как после работы пойду через темные пустые дворы, а этот ветер, словно ниндзя, со свистом будет швырять мне в лицо колючие звездочки... Февральские оттепели, когда в окно свирепо лупила снежно-дождевая каша...
   Сейчас на календаре было начало марта. Если бы Ленка на секунду замолчала, стали бы слышны питерские весенние звуки: шум, шелест, шипение, плеск воды, звонкие редкие удары капель по жестяному подоконнику. Капли бежали по стеклу, как строчки японской скорописи или загадочные надписи на экранах компьютеров Зиона в "Матрице". Казалось, они несли послание, которое я никогда не сумею прочитать. Оно не мне адресовано - потому что я...
  - А вот я и не лузер, - внезапно решив блеснуть эрудицией, возразил я. - Я дауншифтер.
   - Это еще кто? - спросила Ленка с подозрением.
   - Лузер - это тот, кто пытался взобраться наверх и не смог, - объяснил я. - А дауншифтер - он...он даже и не пытался. Тот, кто просто живет, как считает нужным, в свое удовольствие.
   - Лузер, и лентяй вдобавок, - сделала вывод Ленка. - Нашел чем хвастаться. Дурак ты все-таки.
   Я устал от этого разговора. Честно говоря, он повторялся так часто, что одни и те же реплики ходили по кругу. Толкотня воды в ступе. Какое ей дело, как и зачем я живу? Муж я ей, что ли? Так она еще зимой вышла замуж за какого-то хмыря, о котором мне известно только то, что он ездит на "Крайслере". Вот его пусть и пилит!
   А вот интересно, если я - барон, то Ленка кто? Баронесса? Да какая из нее баронесса! Так, сварливая ключница.
   И я со вздохом сказал то же, что обычно говорю:
   - Просто я не желаю участвовать в этих крысиных бегах, понимаешь? У меня другие цели в жизни!
   - Ах ты не желаешь? Ах у него цели в жизни!- привычно начала заводиться Ленка. - А дочку кто кормить будет?
   Я тяжело вздохнул. Ну, начинается. Вообще-то я честно предлагал отдавать ей четверть зарплаты, как положено, но зарплата у нас в НИИ такая, что Ленка заявила, что я над ней издеваюсь, и вообще отказалась от "подачки". И теперь колола мне этим глаза.
   - Как тебе вообще не стыдно жить на свете, зная, что твоего ребенка содержит другой мужчина!
   - Так ты же не берешь от меня денег!
   - Потому что это не деньги, а кукушкины слезки!
   - А почему я должен давать тебе больше, если ты Ваську даже по воскресеньям ко мне не отпускаешь?! - рявкнул я, потеряв терпение.
   - Да потому что не хочу, чтобы она стала таким же лузером как ты! И хватит называть ее Васькой!!
   Дочку вообще-то звали Василиса. Ленка назвала ее этим наимоднейшим в позапрошлом сезоне именем - разумеется, не посоветовавшись со мной. Заметьте, я промолчал. Только и рассказал ей анекдот: "Вышла Василиса Премудрая за Ивана -Дурака, и стала она Василиса Дурак". Ленка юмор не заценила. А я все равно звал малявку Васькой, и между прочим, она откликалась.
   Моя внебрачная баронская дочь. Наследная принцесса захудалого королевства...
   - И все ты врешь, и нет у тебя никаких "других целей", - продолжала гвоздить меня Ленка. - И вообще целей нет. Ты сам не знаешь, зачем живешь. Пока все нормальные люди зарабатывают деньги, упираются, стремятся добиться успеха, ты влачишься по течению, как кусок...
   В последний момент Ленка сдержалась, но я вполне уловил ее мысль.
   "Спокойно, - приказал я себе. - Сократ своей жене деньги платил, чтобы она его оскорбляла, и тем самым тренировал дух... Или не жене? А, неважно."
   - Ты права, - сказал я кротко. - Да, у меня нет целей. Да, я не знаю, зачем живу.
   Сказал, чтобы подразнить ее - и вдруг понял, что так оно и есть.
   И вокруг сразу все словно осветилось холодным, безжалостным светом. Так всегда бывает, когда случайно признаешься себе в чем-то неприятном, что от себя долго скрываешь.
   - А пора бы знать, в твоем-то возрасте!
   Тут Ленка принялась меня поучать и понесла такие банальности, от которых меня просто затошнило.
   - Жизнь - жестокая штука, Леша. Все мы в ней - хищники или жертвы. Или ты - или тебя. Другого выбора нет. Ты не будешь прятаться от нее всю жизнь за родительской спиной. Пора уже повзрослеть, стать мужчиной... Хотя нет, тебе это не грозит. Настоящий мужчина - это хищник, он зубами вырывает из жизни все, что хочет. Это то, на что ты не способен...
   "Побить ее, что ли? - лениво подумал я. - Вожжами!"
   Шум дождя за окном усиливался. Ленке приходилось повышать голос, чтобы перекричать дробный грохот воды, падающей с крыши на подоконники. Окно словно заливалось слезами. На его нижнем крае налипло сантиметров пятнадцать мокрого, на глазах тающего снега. Первый весеннее -зимний ливень весело выбивал азбукой Морзе таинственное послание, которое я не могу прочитать, потому что не знаю кода, а кода я не знаю, потому что...
   Я разозлился. В основном на себя.
   "Хищник... Настоящий мужчина...Господи, какие пошлости! Издевается она, что ли, или дразнит меня?"
   Холодная ясность сознания, сошедшая, когда я сам себе в глаза сказал горькую правду, снова посетила меня. В ее свете я взглянул на Ленку и понял: да нет, не дразнит! Она и самом деле так думает!
   И тут как будто лопнула последняя связывавшая нас нитка, и я увидел Ленку со стороны, как чужого человека. Даже не как человека - а как хищника. Мелкую вертлявую хищницу с маленькими, но острыми зубками. Типа хорька или куницы. Большим, настоящим хищникам она, конечно, на один перекус, но какого-нибудь беззащитного птенчика она вполне может загрызть. Я почувствовал, что больше совсем не жалею, что мы расстались. Даже из гордости.
   А потом тем же просветленным, холодно-отстраненным взором я посмотрел на себя самого, и понял последнее, самое важное.
   - Ты снова права, - сказал я проникновенно. - Я не хищник и никогда им не стану. И знаешь, я этому рад.
   Ленка посмотрела на меня с откровенным презрением.
   - Конечно, что тебе еще остается, - бросила она.
  А потом добавила спокойно и деловито, будто всего этого разговора и не было:
   - Леша, в пятницу погуляй с Василисой часа два - мы с мужем идем в кино, а бабушка занята. Я ее тебе прямо сюда привезу. Только не вздумай вести ее к себе. Я освобожусь, позвоню. Все, чао.
   - Покедова, - я вяло помахал ей рукой.
   Ленка ушла, цокая каблучками по облезлому паркету. Сразу стало так тихо, будто институт вымер. Я услышал гудение галогенных ламп и звяканье посуды в пищеблоке. Из плачущего окна на меня глядело мое отражение.
   Разговор с Ленкой вывел меня из равновесия так, как давно не задевали наши бесконечные терки.
   Да, я не хищник. Я не злой, не агрессивный. За себя постоять могу, но предпочитаю в драку не лезть, и бить людей по лицу мне неприятно.
   Но кто я?
   Неужели все социальные отношения можно свести к этой убогой модели "хищник- жертва"?
   Мельком взглянув на часы, я вздрогнул - был уже шестой час. Мда, обед затянулся. Уже и рабочий день вот-вот кончится. Впрочем, я был не один такой. Народ приходил в институт часам к десяти: пили чай, трепались, ходили "в гости" из отдела в отдел, потом долго обедали, потом снова пили чай, а там и домой пора. Вначале, когда я только сюда устроился, меня это возмущало, потом стало безразлично, а теперь я и сам поступал так же. А с тех пор, как к нам провели Интернет (позднее всех в городе, по моим ощущениям), полезная деятельность института вообще почти прекратилась.
   Я вышел из столовки и побрел пустынным коридором в свой отдел, размышляя все о том же разговоре.
   Получается, если я не хищник - значит, я жертва? Иногда я себя ощущал жертвой, когда какие-нибудь престарелые акулы из бухгалтерии запускали в меня свои пожелтевшие клыки.
   Говорят, есть особое самосознание жертвы. Некая аура страха, по которой ее безошибочно вычисляют хищники. Маньяки, насильники, и прочие уроды, для которых поглумиться над слабым - наслаждение. Но не просто над слабым - а над тем, кто покорно принимает свою роль. И отдает право тем самым хищникам делать с собой все что им угодно. Отношения хищника и жертвы - это, если хотите симбиоз. Этакое садо-мазо...
   Я тихо засмеялся, поднимаясь на свой этаж по прокуренной лестнице. Нет, это не про меня. Иначе бы мы с Ленкой спелись. Она меня выбрала не потому, что искала себе мальчика для битья. Она ошибочно принимала меня за хищника, тьфу на него...
   Хм...Может, я все-таки хищник, только ленивый и без целей в жизни?
  И снова я ни то, ни се. "Не от мира сего", - как выражается матушка. Жертвой я себя не воспринимаю, а хищником не хочу быть абсолютно. Хищник... Есть в этом какая-то ограниченность. Шаг вниз. Когда некто считает себя вершиной эволюции только потому, что может убить и съесть любого конкурента - это не тот идеал, к которому хочется стремиться. Вершина пищевой цепочки - пожалуй. Но разве эти понятия тождественны?
   Я почувствовал, что окончательно запутался с самоидентификацией. Неужели нет третьего варианта?
   До самого конца рабочего дня я вел себя как классический молодой ученый из советских фильмов. Сидел, с одержимым видом уставившись в монитор, и напряженно думал. Заинтригованные сотрудники то и дело подходили узнать, какую я взял халтуру: технический перевод, или реферат пишу за деньги? Я только отмахивался. У меня было ощущение, что я упустил что-то важное. Что я подошел к границе чего-то, но не увидел... и теперь слепо топчусь рядом, а потом начну удаляться, так и не поняв, что прошло мимо меня.
  
   Когда в половине седьмого я вышел из НИИ, снег с дождем уже прекратились. Тяжелые влажные тучи, подсвеченные с изнанки красноватым свечением города, быстро неслись в небе. Но внизу ветра почти не ощущалось. Зато все блестело от воды, как лакированное. Решетки, фонарные столбы, скамейки, асфальт, зонты и куртки прохожих...В мире не осталось вообще ничего сухого. На тротуаре коварно поблескивали тающие наледи. Машины, проезжая, поднимали за собой метровый шлейф грязной соляной каши.
   "Март - с водою", - вспомнил я примету. Да уж, воды тут хватало во всех видах.
  Яркие огни, дрожащие расплывчатые контуры, сочная чернота. Нереальный мир. Сырой ветер пах бензином. В воздухе висела водяная пыль, с неба моросило.
   Выйдя из ворот института, я перешел улицу и увидел, что приближается трамвай. До остановки было шагов десять. Обычно я ходил домой дворами, но по такой мерзкой погоде решил немного подъехать.
   Пропустив выходящих, я вскочил в переднюю дверь и остался стоять на ступеньке. Трамвай шел от метро в спальный район, и был полон народу - не то, чтобы битком, но контролеру из конца в конец пройти нелегко. Бабища в оранжевой жилетке как раз ломилась из дальнего конца вагона с криками "предъявляем-оплачиваем!", но я прикинул, что до меня она добраться не успеет. Тогда я утратил к ней интерес и принялся рассматривать людей. Точнее, мысленно перебирать пассажиров, деля их на хищников и жертв. Вокруг тряслись сплошь жертвы - с серыми, утомленными, беспомощными лицами, с характерными потухшими глазами. Прямо овчарня на колесах какая-то.
   Вдруг взгляд зацепился за девушку, стоящую в паре метров от меня, на ступеньке у средней двери. Она сбила меня с толку - я понял, что не могу ее отнести ни к первым, ни ко вторым. Да - определенно не к жертвам, и никак не к хищникам!
   "Вот же он, передо мной - третий вариант!" - подумал я, и с энтузиазмом уставился на нее во все глаза, пытаясь понять, чего в ней особенного.
   Лет ей было около двадцати, или даже поменьше. Судя по одежде, девушка была готкой. Или из этих - как их, - эмо? Я не особо разбирался в молодежных субкультурах. Нет - самая натуральная готка. Никаких там розовых мишек на сумке и прочих финтифлюшек, вся в строгом черном. Не в траурном, а с оттенком сумрачной роскоши. Черная с серебром кожаная одежда, черные волосы. Глаза тоже черные, большие, мрачные-мрачные. Стоит, слушает плеер, и о чем-то думает.
   Выглядела она очень даже прилично для готки. Не жирная корова в прыщах, как половина из них, и не заморенная доходяга-наркоманка - как другая половина. Стройная, спортивная, только рост подкачал. Лицо гордое, уверенное, и при этом - никакой агрессии. Заметив, что я на нее смотрю, бросила на меня несколько экстраординарно мрачных готических взглядов. Глаза у нее, кстати, были роскошные. Я поймал себя на том, что каждый раз невольно расправляю плечи и втягиваю живот.
  "Познакомиться, что ли?" - подумал я, и сразу струсил.
   Нет уж. Я уже слишком стар - на улице с девушками знакомиться. Да еще и с готками. Тем более, в последний раз это плохо кончилось. С Ленкой-то я познакомился именно на улице. Точнее, в открытом пивном баре в ЦПКиО. Что-то праздновал с бывшими однокурсниками, а она с подружками за соседним столиком сидела. Я был в стельку пьян и вел себя как поручик Ржевский: тащил танцевать под собственное пение, лапал, волок в кусты...потом месяц было стыдно вспоминать. Но Ленке я, наоборот, этим и понравился. "Ты был такой напористый, такой решительный! - хихикая, говорила она. - Прям настоящий мачо!" Потом-то она конечно прозрела и постепенно увидела мою истинную сущность, но было поздно...
   Задумавшись, я едва не пропустил свою остановку. Выскочил в уже закрывающиеся двери, и долго стоял, провожая взглядом трамвай, увозящий "третий вариант". Когда трамвай уехал, я со вздохом повернулся и пошел по Липовой аллее, собираясь свернуть во дворы.
   Я шел один, в холодной, сырой, весенней темноте. Асфальт блестел под ногами как черное стекло. Навстречу мне порывами дул упругий ветер, неестественно теплый для этого времени года. Поворачивая в переулок, я споткнулся на ровном месте - мне вдруг почудился запах молодой листвы и прибитой солнцем пыли... Ведь не может воздух в начале марта пахнуть так, как в мае?!
   Меня охватило беспричинное веселье. Я поднял голову и прикрыл глаза, наслаждаясь холодными касаниями мороси. На губах остался привкус озона.
   Неужели будет гроза? В марте?!
   Что-то будет. Точно будет...
   Я резко остановился.
   Тот, чьи шаги я услышал у себя за спиной, тоже остановился.
   Я улыбнулся. Так я и думал!
   Девушка-готка стояла шагах в пяти от меня, изящная и блестящая, как статуэтка из полированного агата.
   - Ну че, - услышал я приятный, чуть хрипловатый голосок. - Знакомиться будем или как?
  "Эх, ну и молодежь пошла!" - подумал я, и радостно сказал:
   - Будем!
  
  
  Глава 2. Эмо-герл
  
  Девушку звали Вероника.
  Или Ники - как она сама представилась.
  - Везет мне на Лех, - заявила она, услышав мое имя. - Был у меня один знакомый, хе-хе-хе...
   К чему относилось ее хихиканье, я не понял, а она объяснять не стала.
  Погода не располагала к прогулкам. Вот-вот мог снова начаться дождь, да и по лужам шлепать не хотелось. Я предложил было пойти в кафе. Но потом вспомнил, что денег осталось кот наплакал - аккурат на еду до получки.
   - А пошли треснем по пиву! - я решил, что готка от такого предложения не откажется.
   - Ну пошли, - охотно согласилась девчонка.
  Я похвалил себя за знание женской психологии вообще и психологии готов в частности.
   Мы пошли в сторону ближайшего метро, попутно высматривая круглосуточный продуктовый ларек и болтая о том, о сем, словно старые знакомые. С Ники оказалось очень легко общаться. Вскоре я уже чего только ней не узнал. Около года назад она вернулась из Москвы, где жила с четырнадцати лет. Там же закончила школу.
   - А сейчас где учишься?
   - Да так, - она пожала плечами. - В институт один... захаживаю.
   В общем, я понял, что моя новая знакомая не особо налегает на учебу.
   Мы быстро напали на общую тему для разговора. То, что интересовало нас обоих - русский рок. В нем она разбиралась отлично, гораздо лучше меня. Причем о многих довольно известных рокерах Ники упоминала, как о своих знакомых и друзьях. Сначала я подумал, что она притусованная фанатка, но потом по нескольким проскользнувшим фразам понял, что она играет сама. У нее была своя рок- группа, которая даже записала один альбом. О нем Ники с кривой ухмылкой сказала:
   - Да, фигово продавался. Все хвалят, но никто не берет - говорят, неформат. Так и раздали по друзьям и знакомым.
  - А как записали? - заинтересовался я. - Это же наверно дорого?
   - Папа дал денег, - сказала Ники равнодушно.
  Наверно, врет, подумал я. Впрочем, почему бы и нет? Мелких рок-групп в Питере как тараканов, и в Москве наверно, то же самое.
   Мы прошли уже почти до конца Липовой аллеи, и впереди замаячил железнодорожный переезд, когда Ники неожиданно повернулась ко мне, заглянула в глаза и спросила совершенно другим тоном:
   - Леша, был ли ты когда-нибудь влюблен?
  Я ошалело взглянул на нее:
  - Чего?!
   - Влюблен - страстно и безнадежно? Без всякой надежды на взаимность? И при этом - ты находишься с НИМ рядом каждый день, а иногда и ночь. Смотришь на него, вдыхаешь его запах, прижимаешься к нему плечом - и при этом точно знаешь, что тебе НИЧЕГО не светит?!
   - Он что, голубой?- ляпнул я.
  Ники бросила на меня бешеный взгляд.
   - Нет, это я так... подбодрить тебя хотел!
   - Меня невозможно подбодрить, - страдальчески произнесла она, устремляя взор к облакам. - Я схожу с ума... Вчера я приняла решение - все, хватит! Нельзя так мучиться! Я письмо ему написала, где призналась во всем, а он... - раздался всхлип, - он послал меня подальше! Он сказал, что "больше не желает этого слышать", и что "я его раздражаю"! Представляешь, какой ужас? Но что мне делать? Он - моя жизнь. А теперь мне остается только умереть!
   - Точно. Ужас, - пробормотал я.
  Во блин. Никакая она не готка! Это же самое натуральное эмо!
  Вот ведь везуха мне подвалила! Можно сказать, солидного мужчину на третьем десятке - склеила чокнутая девчонка-эмо. В памяти услужливо всплыл характерный отрывок с какого-то портала:
  "Скрежет тормозов! Крики людей! Кровь на асфальте, сирены скорых! И только окровавленный розовый мишка валяется среди дымящихся обломков..."
  Говорила мне мама - не знакомься с девушками в общественном транспорте!
   Впереди раздались короткие резкие звонки, замигали красные огоньки - закрывался переезд на Старой Деревне. Я не к месту вспомнил Анну Каренину и подумал, что неплохо было бы на всякий случай увести мою эмо-герл подальше от рельсов и поездов. Незаметно повернул налево, в обледеневший сквер возле здания районной администрации. Ники этого не заметила. Она размашисто шагала рядом со мной, вся погружена в свои страдания.
   - Зачем только папа меня ему отдал?
  "О как..."
  В голове возник образ подпольного гарема.
   - В Москве было так клево, так весело - ребята, тусовки... Кореша мои, Рэндом с Нафаней, клубы, квартирники...И тут появился папа и все испортил!
   - "Папа" - это в смысле отец? - на всякий случай уточнил я.
   Из бессвязной речи девчонки выяснилось следующее. У нее есть отец. Который какая-то там шишка. С отцом у Ники невероятно сложные отношения. Впрочем, наверно типичные для властолюбивого папаши и трудного отпрыска, каким без сомнения является Ники. Папаша грубо вырвал ее из рокерски-тусовочной среды (я его где-то понимаю), а потом "отдал" тому парню, по которому она сейчас и страдала. В каком смысле отдал, я не вполне врубился.
   - Он твой учитель?
   - Воспитатель, - буркнула Ники, породив в моем воспаленном сознании образ колонии для несовершеннолетних.
  - Чему он тебя учит-то? - осторожно поинтересовался я.
   - Жизни, - кратко ответила она. Подумала и добавила: - И смерти.
  Мне люто захотелось пойти домой, навернуть макарон с сыром и лечь спать.
  Блин, с кем же это я ухитрился познакомиться?! Вот ведь влип!
  Но все только начиналось. Я еще не понял, КАК я влип.
   Мы прошли через сквер насквозь, снова пересекли улицу Савушкина и оказались на Приморском проспекте. Тут я сообразил, что выбрал крайне неудачное направление для прогулки. С одной стороны тротуара стремительно проносились машины, слепя фарами, и улетали в темноту. На другой стороне чернела Нева в белях пятнах подтаявших льдин, дальше - полный мрак. Елагин остров. Горят одинокие фонари, и нет ни единого прохожего, кроме нас. И верно, какой идиот пойдет гулять в парк в такую погоду и в такое время?
  Кроме девочки-эмо.
   - Ага, - пробормотала Ники, завидев воду. - Прекрасно!
   Она стремительно перебежала Приморский проспект, не обращая внимания на машины. Я, проклиная все на свете, устремился за ней.
   Дальше мы пошли вдоль берега Невы. Мокрый нетоптаный снег под ногами превращался в кашу. Машины обдавали нас грязными брызгами. Ники снова завела песню про своего "воспитателя".
   Его звали Грег.
   И он был самым крутым в мире. Ну конечно.
   - Хочешь, я расскажу, как мы с ним познакомились? - спросила она, и не дожидаясь моей реакции, начала: - Отец мне ничего не объяснил. Он просто привез меня сюда, в Питер. Сказал, типа - хватит страдать фигней. Пора начинать учиться. Я отца вообще-то уважаю и никогда с ним не спорю. Но тут я очень разозлилась. А он привел какого-то мужика, представил нас друг другу и вышел. Мы стояли друг напротив друга... я еще подумала - ничего не буду говорить, пусть он первый начнет. Отца я слушаюсь, но этому типу я в лояльности не клялась. И тогда Грег сказал мне одну вещь - очень странную. Он спросил: "Прежде чем мы начнем обучение, ты должна ответить - чем ты готова ради него пожертвовать?"
   - В самом деле, странный вопрос, - озадаченно сказал я.
   - Больше он ничего не сказал и ушел. Я долго обдумывала его слова. Весь вечер и ночь. И знаешь, что я поняла утром? Что он мне нужен.
   Ники грустно усмехнулась.
   - Что я в него влюбилась с первого взгляда - это я уже гораздо позднее догадалась...
  
   Я наконец начал врубаться в ситуацию. Видимо Ники сохла какое-то время по своему "воспитателю" молча. А сегодня у них состоялось объяснение, и он разрушил все ее девичьи мечты. Причем в резкой форме. Поставил на них жирный крест. Растоптал тяжелым сапогом.
   - Знаешь, думаю, он правильно поступил, - сказал я рассудительно. - В сущности, нет ничего более обычного и даже где-то нормального, чем влюбиться в своего учителя. Я когда в старших классах занимался карате, у нас был один такой тренер, что ему приходилось от девчонок лазать через окно раздевалки. Это же не настоящая любовь, а просто восхищение лидером. Тебе кажется, что ты хочешь своего учителя, а на самом деле ты просто хочешь стать таким как он...
  Ники неожиданно спокойно спросила:
   - То есть, если не можешь превзойти своего учителя, то постарайся подчинить его себе хоть так, через постель?
  Я моргнул.
   - Э-э, нет, я этого не имел в виду. Что ты все переиначиваешь? Я хотел сказать...
   - Если продолжать логически - именно так и получается. Подчинить учителя. Одолеть его, уничтожить его. Занять его место.
   - Уничтожить и занять его место? - я рассмеялся от неожиданности. - Ну знаешь, мы же все-таки не черным маги!
  У Ники блеснули глаза.
   - Вот именно. Мы - не черные маги. Я бы пожертвовала жизнью ради Грега! Может, хоть тогда бы его проняло!
   Слева от нас показались ворота, ведущие в парк. Я надеялся, что они закрыты, но как бы не так - до закрытия парка оставалось еще полчаса. От самых ворот на Елагин остров вел широкий деревянный мост. Ники дошла до середины моста и остановилась возле ограждения, положив на него руки. Долго смотрела вниз.
   - Какая черная вода! Холодная, наверно!
  По ее телу пробежала волна дрожи.
   Я тоже похолодел, понял, что она делает. Она примеряет эту воду на себя.
  Черт! Зачем я привел ее сюда!
   - Ники, может, хватит о мрачном? - нервно спросил я. - Мы же собирались за пивом! Это...Пойдем в кафе? Перекусим? Чайку горячего не хочешь?!
   Я не забыл, что денег в обрез. То есть, реально только на жизнь. Но ради того чтобы увести отсюда дурную девчонку, я бы прожил до получки на одной водопроводной воде и хлебных корках.
   Ники не отвечала. Положив локти на поручни, она смотрела на воду.
  Вода в Неве особая. Она завораживает, особенно в холодное время года. Нева - река очень короткая, но мутная и полноводная. Черный поток течет медленно и неумолимо, как ртуть. Он совершенно непрозрачный. В нем плавно проплывают льдины - как будто пролетают мимо в мировом пространстве...
   Мне показалось, что течение ее воды околдовывает Ники. Она стоит погруженная в себя, в свои бредовые мысли. Отстраняется с каждой секундой от внешнего мира. Сосредотачивается на чем-то...
   Я схватил ее за руку. Рука была ледяная. То есть просто как у трупа, такая же холодная, как железный поручень.
   - Ты же совсем замерзла!
   - Тебе кажется, что я замерзла? - воскликнула она. - Как бы я хотела замерзнуть насквозь. Чтобы и душа, и тело превратились в глыбу льда! Но ничто не потушит огонь, который горит внутри меня!
   По ее лицу текли слезы.
   В другие время эти высокопарные слова меня бы насмешили. Но тогда я конкретно испугался. Уж больно место и время не располагали к веселью. А главное, меня потряс вид Ники. Бледная, глаза так и горят, словно через них прорывается наружу тот самый огонь, о котором она говорит...
  Кстати, глаза...
  В глазах Ники была странность, неправильность, но я не успел осознать какая. Да и не до того мне было.
   - Ники, ну что ты! - я обнял ее за плечи. - Успокойся, бедная!
  Ники всхлипнула, прижалась ко мне - и через миг я обнаружил, что мы целуемся.
  Да, она не обманула насчет огня! Огня было предостаточно, и через миг он охватил и меня. Мгновение мы горели оба... а потом она меня оттолкнула.
   - Нет, ничего не поможет!
  Я хотел ее удержать, но какое там! Она оказалась невероятно сильной. Вырвалась, будто это я был девчонкой, а она мужчиной, перелетела через поручни... и исчезла во мраке.
   - Ники!!! - заорал я.
  Я чуть не прыгнул вслед за ней. Если бы увидел ее, как она барахтается, - точно бы прыгнул. Но внизу все так же лениво текла Нева. Словно огромная медленная змея, только что сглотнувшая девочку - равнодушно, походя, как комара. Никаких следов Ники. Ни кругов на воде, ничего...Ощущение нереальности происходящего... Я метнулся было к воротам. Позвать на помощь! Может быть, еще не поздно!
   Но вокруг не было ни человека, только по проспекту вдалеке мелькали огни фар. Я стоял один на обледенелом, покрытом инеем деревянном мосту в пустынном парке.
   - Ники! - крикнул я угасающим голосом.
  Я ничего не мог сделать.
  
  
  Глава 3. Утопленница
  
   Весь следующий день я провел, как в бреду. Ходил как робот, что-то делал, разговаривал, даже шутил с сослуживцами, а перед глазами стояла Ники. Ее тело, остывающее под невской водой...
   Накануне я проторчал в парке еще часа три. Облазал оба берега, с риском для жизни спустился под мост - вдруг чудо случилось, и она зацепилась за опору? Но я не нашел никаких следов. Вымок насквозь, замерз как собака, и даже не заметил этого. Время близилось в полуночи, а я все никак не мог уйти оттуда, хотя разум подсказывал мне - все кончено, девочка-эмо давно мертва. И от меня ничего не зависит. Только когда я понял, что не чувствую ног и трясусь как в лихорадке, я поплелся домой.
   По Липовой аллее мимо меня медленно проехала милицейская патрульная машина. Я не стал ее останавливать. По идее, я должен был сообщить о самоубийстве Ники в милицию. Ее наверняка будут искать. У нее есть родители. Папа - злодей - большая шишка... Жестокосердный "воспитатель" - крутой перец...
   Но с ментами у меня отношения , мягко говоря, неважные. Особенно с нашим приморским РУВД. Ситуация была типичнейшая. Я пришел к ним как потерпевший - заявлять о краже кошелька. Менты отказались брать заявление да еще и нахамили, я возмутился и принялся качать права, и в итоге провел полдня в обезьяннике без шнурков и ремня, зато в компании нескольких обобранных алкашей. Менты стращали, что заведут дело или просто отобьют почки, но покуражившись, смилостивились и отпустили. Я прекрасно понимал: если скажу им, что познакомился с девушкой, которая через час при мне же бросилась с моста, то немедленно окажусь главным подозреваемым. Как поступают с потерпевшими, я уже испытал на своей шкуре; страшно предположить, что они там делают с подозреваемыми! Отбитыми почками тут, пожалуй, не отделаешься...
   Домой я вернулся смертельно усталый, но полночи не мог заснуть, думая о Ники помимо собственной воли. Едва задремал под утро, и снилась мне снова она.
   В общем, до конца рабочего дня я ничего не предпринял. А потом и не понадобилось. Выходя с работы, я увидел ее.
   На проходной меня ждала Ники.
   Выглядела она в точности как вчера. Бледная как смерть. Запавшие глаза подведены черным. Под ногами у нее натекла грязная лужа.
   Возвращение живых мертвецов.
   Я хотел заорать. Но вместо этого просто пошевелил губами... а звук почему-то не раздался. А утопленница робко улыбнулась и сказала:
   - Ой, Леша, привет. Извини за вчерашнее. Просто нервный срыв. Я не должна была втравливать тебя в свои проблемы.
   Я стоял, как столб. Ники подошла поближе и искательно взглянула на меня снизу вверх:
   - Понимаешь, когда я увидела тебя в трамвае, ты прямо светился, и у тебя были такие добрые глаза...Просто в тот момент мне был нужен рядом кто-то... теплый.
   Последние слова, произнесенные замогильным голосом, произвели на меня потрясающее впечатление.
   - Ты простишь меня, правда, Леша?
   - Эм-м...
   - Ура! Ты такой лапочка! Пошли погуляем, - заявила Ники, как ни в чем не бывало. - Ты сейчас домой? Можно я с тобой пройдусь?
   Я ей не возразил. Честно говоря, у меня просто не шевелился язык.
   Мы вышли из института, перебежали через улицу, прошли наискось через сумрачный сквер, заросший корявыми яблонями. По дороге язык у меня наконец отмерз от нёба, и я забросал Ники вопросами.
   - Как ты выбралась из воды?!
   - Как-как? Обычно.
   - Но там же холодно!
   - А, фигня. Зато остыла, и в голове прояснилось. Нет, правда-правда! Я потом пошла к Грегу, он как раз сидел у нашего общего приятеля на Яхтенной... Обсохла там, - Ники лукаво посмотрела на меня. - Попили чайку и все спокойно обсудили. Грег извинился за резкие слова, а я пообещала, что больше не буду к нему приставать с глупостями и стану вести себя нормально. В общем, мы помирились.
   - Ну вот и слава богу, - сказал я, покосившись на Ники.
  У нее было такое хитрое выражение лица, что я бы на месте этого Грега не расслаблялся.
   Я не знал, что думать о ее словах. Если она и не врала, то явно не договаривала. Но какое у меня право ее выспрашивать? Я ей никто. Она могла бы и вообще сегодня не приходить. Жива - и чудесно!
   Сквер закончился. Мы обогнули свежепостроенный сверкающий домище для богатеев, стоящий особняком, и углубились во дворы Старой Деревни.
   В этих дворах прошло мое детство. Каждая колдобина, каждый куст были мне тут знакомы. Эти деревья росли вместе со мной, эти дома на моих глазах ветшали...Про каждый магазин я мог сказать, что было в его помещении пять, десять и двадцать лет назад... Постаравшись, я мог бы вспомнить, как взбираться на крышу того или иного гаража, или как расположены ветки на каждом подходящем для лазания дереве. Что-то в этом странное есть - всю жизнь прожить в одном месте. Я с ним слишком сроднился, чтобы даже задумываться о переезде. Родители и то переехали в новую квартиру, а я остался в старой, где все напоминало о детстве. Словно намек на то, что я так и не вырос.
   Ники бодро шагала рядом со мной, шлепая по асфальту подошвами на толстом протекторе. Я слышал, как она сопит и хлюпает носом - видимо, все-таки вчера простыла, купание не прошло для нее даром. Я понемногу начинал успокаиваться.
   Похоже, она все-таки не пришелец с того света.
   И все же. Как она умудрилась выбраться из воды, если я безвылазно проторчал на берегу три часа?
   Почему я не слышал всплеска?
   И что-то еще... Была еще одна мелкая странность с ее глазами. Но какая, я забыл.
   Справа осталась школа, куда я ходил в младших классах. Слева - детский сад. За ним среди старых тополей прятался мой дом. Ничего примечательного в нем не было - обычная обшарпанная хрущевка. Зато когда я был маленьким, это был крайний дом в городе. За ним город заканчивался. Нынешняя Школьная улица была объездной дорогой, по которой день и ночь ехали камазы. За ней проходила железная дорога, а дальше начинались Торфянка, она же Торфяные болота. На самом деле, никакие это были не болота, а просто пустоши, заросшие осокой и чертополохом в человеческий рот. Там было круто играть в детстве. А когда я по вечерам выглядывал на улицу, то видел не окна соседних домов, а чернильную темноту.
   Я зачем-то рассказал об всем этом Ники. Она слушала с интересом, одобрительно кивая.
   - Мне тут нравится, - сказала она. - Люблю пограничные места! Знаешь, те, кто живет на границе чего-нибудь с чем-нибудь, по особому чувствуют мир. Они понимают, что мир может быть разным. Большинству-то кажется, что мир неизменный, и за каждым поворотом одно и то же, так что и ходить туда незачем.
   - "Бывают и те, кто все рвется за край", - процитировал я "Снайперов". - Ты из них, да?
   - Нет, - спокойно ответила Ники. - Чего мне рваться? Я, честно говоря, чаще бываю с той стороны, чем с этой.
   Говоря это, она кивнула в темноту за гаражами.
   У меня по спине пробежали мурашки, потому что в той стороне, куда она кивала, находилось не что иное, как Серафимовское кладбище. Может, оно и случайно получилось, но на фоне всего остального...
   Тем временем мы незаметно дошли до моей парадной. Я обитал на пятом этаже, в маленькой двушке, оставшейся от родителей. Они, как и я, всю жизнь работали на оборонку: матушка в НИИ, отец на военном заводе. Надо сказать, в моем детстве, на закате советских времен, мы жили совсем неплохо. Ведомственный пионерский лагерь, санатории на Черном море, спецпаек, и прочие льготы и привилегии - мелкие, но приятные. В девяностые оборонка накрылась медным тазом, и мы практически нищенствовали, как впрочем, и все бюджетники. Убогое существование длилось до относительно недавних времен. Лет пять назад все внезапно изменилось: папин старый друг, более преуспевший в жизни, чем он, пригласил отца замом к себе в фирму. Платили там раз в десять больше, чем на заводе, притом каждый месяц. Вскоре родители отъелись, а там и обзавелись признаками буржуазного благополучия: начали захаживать в пиццерии и суши-бары, отпуск проводили в Греции, а не на грядках. Отец купил "форд фокус" и ощутил себя хозяином жизни. И наконец, пик преуспеяния - покупка новой квартиры по ипотеке. Куда родители и съехали, оставив мне старую двушку в полное пользование.
   "Не пригласить ли Ники в гости?" - закралась в голову шальная мысль. Но я сразу ее прогнал. Честно говоря, моя квартира мало подходила для того, чтобы водить туда девушек. Одна подружка так бросила меня сразу, как ее увидела. Даже Ленка, которая была куда крепче духом, не сумела ничего поделать с моей берлогой. Не случайно она запрещала мне водить туда Ваську. Видимо, боялась, что Васька просто потеряется среди нагромождения разного хлама.
   - У тебя там настоящее драконье логово, - говорила Ленка, брезгливо морщась. - Собрал огромную кучу "сокровищ", навалил на полу и спишь на них. Да еще и на гостей рычишь, чтобы ничего не трогали!
   Когда родители переехали, я наконец устроил себе дом так, как всегда хотел. По- моему, там было очень уютно. Правда, немного тесновато. Если точнее, от входной двери были протоптаны три дорожки: до компа, до чайника и до туалета. Все остальное место занимало нагромождение всякого барахла.
   Одно окно было занавешено простыней, другое - огромным флагом "Зенит-чемпион", подаренном мне друзьями на день рождения, а третье вообще без занавесок - за ним все равно рос тополь. Перед этим окном стоял комп, почти невидимый за нагромождением всяческого железа, проводов, деталей и пыльных компакт-дисков, скопившихся за несколько лет. Книг и журналов было так много, что не хватало стеллажей, и я складывал их стопочками прямо на пол. Стопочки росли с удивительной скоростью, превращаясь в пизанские башни. Книги были самых разных жанров, больше всего фантастики и исторических романов, и куча разных экзотических справочников: по холодному оружию, по видам акул, по татуировкам и так далее. То, что мне никогда в жизни не пригодится и не встретится - за это и ценимое.
   Посреди большой комнаты росло в жестяной ведре раскидистое двухметровое авокадо (сам вырастил из косточки). Под ним пылился спортивный велосипед, к которому я уже пару лет как охладел, а продавать было жалко. В соседнем углу стояли "дрова" - горные лыжи, в середине комнаты красовалась летняя резина для Жигулей, служившая мне заодно и журнальным столиком. Был еще турник - на нем обычно сушились джинсы. Под всем этим робко скрывалась мебель времен застоя. Желтенький буфет, рассохшийся шифоньер, трюмо...Эта мебель вызывала особенную неприязнь Ленки. "Даже у старух такого хлама уже нет!" - шумела она.
   На кухне было свободнее и чище исключительно потому, что я туда почти не заходил. Чайник у меня стоял в комнате, завтракал и обедал я в институте, а на ужин обычно разогревал заморозку и поедал ее перед компьютером.
   Мне почему-то подумалось, что Ники воспримет мою обстановочку не так остро, как Ленка. Но здравый смысл воспротивился, и я вернулся к изначальному замыслу.
  И вообще, я так обрадовался ее появлению, что захотелось гульнуть.
   - Так что, пойдем пить пиво? - предложил я. - Отметим твое... гм... воскрешение!
   Ники, естественно, не возражала.
  
   Минут через двадцать мы благополучно преодолели переезд и оказались у метро "Старая деревня". Там, где относительно недавно были только заболоченные пустоши - теперь сияние огней и кипение жизни. Кольцо маршруток, метро, рынок, торгово-развлекательный центр на пять этажей. Туда-то я и повел Ники.
   В подвале комплекса скрывался пафосный пивняк в стиле Старый Добрый Ирландский паб. Такой, с искусственно состаренными фотографиями в винтажных рамочках, при виде которых сразу становится ясно, что за кружку портера ты здесь переплатишь раз в десять. Я туда обычно не ходил. Буржуйское место, гнилые понты. Но сейчас мне вдруг стало как-то все равно.
   Мы спустились на подземный этаж, вошли в зеленоватый полумрак паба и сели за якобы растрескавшийся от старости деревянный стол. Официантка, одетая кем-то вроде эльфа - зеленая мини-юбка, чулки в поперечную оранжевую полоску, - принесла меню в обложке из тисненой кожи. Цены были такие, что пробирала дрожь. Но я лихо заказал нам с Ники по пинте "Гиннеса", и кучу закусок, потратив все деньги, на которые собирался жить еще дней десять. Мной овладела какая-то странная беспечность - "эх, пропадать, так пропадать!" Почему-то казалось, что я приближаюсь к некой черте, за которой то, что мне надо как-то протянуть до получки, уже не будет иметь значения.
   - За твое возвращение!
   Мы чокнулись тяжеленными кружками. Горьковатый, почти черный "Гиннес" был роскошен. В кружке плотной шапкой стояла шелковистая пена. Выхлебнув полкружки, я с азартом принялся за закуски. Ники с любопытством вертела головой, изучая паб.
   - О, смотри! - она ткнула пальцем в маленькое возвышение для живой музыки в углу. - Пианино!
   Пианино было лакированное, украшенное бронзовыми подсвечниками. Ха, а подсвечники-то явно неродные, не особо аккуратно привинченные шурупами. Я сказал об этом Ники, она вгляделась и захохотала:
   - Да это же "Красный октябрь!" У меня такое было в детстве. Ух, проклятый гроб с музыкой!
   - И стиль не выдержан, - поддакнул я. - Какой еще "Красный октябрь" в ирландском пабе? Халтурщики! А еще пиво продают по двести рублей кружка!
   Некоторое время мы с удовольствием ели и пили. Я окончательно удостоверился, что Ники не утопленница - не бывает у мертвецов такого аппетита. Народу за столиками почти не было, от силы человек десять - то ли слишком дорого, то или слишком рано. За стойкой скучал бармен в зеленой бандане.
   Заиграла негромкая музыка. Я насторожил уши, но ничего специфически ирландского не услышал - просто включили радио. Но песня была приятная. Романтическая мелодия, тревожный и нежный женский голос:
  
   - Позабытые стынут колодцы
  Выцвел вереск на мили окрест
  И смотрю я, как катится солнце
  по холодному склону небес
  теряя остатки тепла...
  
  - Вот точно так же мы сидели с Грегом, когда я узнала, что люблю его... - сказала Ники, глядя мечтательным взглядом поверх кружки.
   Похоже, меня ждала новая порция признаний.
   - Сидели мы с ним как-то зимой в пивбаре на Литейном... Нет, не с того начну. Мы начали обучение...Нет, это тоже неинтересно. Короче, мы с ним часто спорили, - начала Ники. - Все споры затевала я. Дело в том, что мне казалось, будто Грег меня подавляет.
   - Как это?
   - Будто он обрел надо мной слишком большую власть. Казалось, что он чересчур умный, слишком много всего умеет и знает - и я рядом с ним вообще никто... А я не привыкла к такому, понимаешь?
   - Ну да, - снова поддакнул я. - Ты уже привыкла быть знаменитой рокершей, а тут какой-то Грег тебя жизни учит, да?
   - Типа того. И еще, я поначалу как-то не доверяла ему. Его это сердило. Он говорил, что из-за моего сопротивления обучение идет в три раза медленнее, чем могло бы...
   - Чему обучение-то?
   - Не суть. Так вот сидели мы с ним после занятий в пивбаре, оба уже слегка косые, и продолжали один старый спор. Речь шла о пределах влияния и о зависимости. Насколько один человек может подчинить себе личность другого. Неожиданно Грег взял меня за руку... вот так, - Ники протянула руку и крепко взяла меня за запястье, - притянул к себе и спросил, глядя в глаза. "Ну а если бы я сказал тебе - приходи ко мне сегодня ночью, неужели бы ты согласилась?"
   От прикосновения Ники меня бросило в жар. А ее мрачные черные глаза меня просто загипнотизировали.
  - Да, - сипло ответил я.
  Она усмехнулась и отпустила мою руку.
   - Вот и я сказала - да. Неожиданно для себя. И в тот же момент поняла, что люблю его. Давно уже люблю, с первой нашей встречи.
   Грег не ожидал этого услышать, у него на лице было написано. Он нахмурился, помрачнел. И с тех пор стал держать дистанцию. Словно стену между нами возвел. А раньше, наоборот, пытался ее разрушить...Я честно пыталась играть по его правилам, но сломалась.
   - Ага, а потом ты послала ему письмо, да? - вспомнил я.
   - Угу. Идиотское письмо. В стиле Татьяны Лариной. "Я вам пишу, чего же боле..." Ничего хорошего не вышло. Но хоть на душе немного полегчало...
   Ники грохнула кружкой по столу.
   - Почему он так себя ведет? Неужели я уродина?!
   - Нет! Ты очень красивая! - воскликнул я и попытался снова завладеть ее рукой.
  Ники отняла ее, но усмехнулась мне вполне ласково.
  
  - Цвета ночи гранитные склоны,
   Цвета крови сухая земля,
   И янтарные ночи дракона
   Отражает кусок хрусталя -
   Я сторожу этот клад...
  
   Подошла официантка, заменила пепельницу. Я заказал еще по пинте. В голове у меня уже стоял легкий, приятный шум. Ишь какое крепкое пиво, а пьется как вода...
   Давно я так душевно не проводил время, хотя Ники, конечно, весьма странная девчонка. А с другой стороны - почему бы и нет? Разговоры с друзьями про одно и то же давно надоели.
   Ники задумчиво проговорила, все о своем:
   - Иногда мне кажется, что Грег на самом деле - мертвец.
   - Что он, зомби? - сострил я.
   - Нет, он живет так, словно давно умер. Имей это в виду, когда познакомишься с ним. Он может показаться на первый взгляд симпатичным, даже добрым, но на самом деле у него вообще нет человеческих чувств. И еще - он абсолютно безжалостный, и к себе, и к другим. И еще - он ничего не боится...
   Я хотел сказать, что вовсе не собираюсь с ним знакомиться. И что мне уже надоело обсуждать этого типа.
   Но тут Ники добавила такое, что я совсем обалдел.
   - Впрочем, даже если бы он в самом деле был мертв - мне без разницы. Я не боюсь мертвецов. И для меня нет ничего необычного в том, чтобы любить мертвеца. Мой папа был мертвым почти десять лет.
   -Что? - пробормотал я.
  Ответить Ники не успела.
   Что-то застило мне свет. Когда я поднял голову, то обнаружил, что над нашим столом нависает байкер.
  
  
  Глава 4. Еще одно странное знакомство.
  
   Это был настоящий монстр. Огромный, под потолок, с короткой пегой бородой. Руки в татуировках, плечи как у рестлера, пивное пузо, длинные волосы собраны в хвост. На поясе - что-то вроде тесака в ножнах, на ногах казаки, окованные железом. Он занимал так много места, что паб показался маленьким, тесным и жалким.
   Увидев незваного гостя, Ники радостно воскликнула:
   - Ой, Валенок! Какие люди! Садись, выпей с нами!
   Радость Ники показалась мне несколько наигранной. То есть, как будто в принципе против этого бегемота она ничего не имела, но сейчас предпочла бы, чтобы Валенок оказался в каком-нибудь другом месте.
   Байкер на ее приглашение не отреагировал. Не взглянув на меня, он медленно произнес:
   - Эй, Ники, Грег не одобрит, что ты пьешь пиво с этим парнем!
   - Никто не смеет указывать мне, что делать и с кем встречаться! - вскинулась Ники. - Если Грег против, он сам мне об этом скажет!
   - Грегу пофигу, с кем ты встречаешься, - безжалостно сказал байкер. - Но ему не понравится, что ты выбалтываешь случайному собутыльнику вещи, которые его не касаются.
   - Это кто тут случайный собутыльник? - возмутился я.
  Байкер меня опять проигнорировал.
   - Пошли-ка отсюда!
  Я думал, Ники сейчас вспыхнет, но к моему удивлению, она сказала примиряющим тоном:
   - Да забей, Валенок. Ничего такого я не разболтала. Выпей с нами, Леша угощает.
   - Ага, щаз, - расхохотался я, в душе вскипая от негодования. - Отвали, как там тебя, Ботинок! Тебя сюда никто не приглашал!
   - Леша, замолчи! - резко крикнула Ники.
   Но было поздно.
   Байкер повернулся и вдумчиво осмотрел меня с ног до головы. Меня пробрала дрожь от его взгляда. Глаза у него были жуткие - маленькие, неподвижные и холодные. Да еще и с сумасшедшинкой. Глаза крокодила. Или психа.
  Чокнутая рептилия в центнер весом спросила меня:
   - Что ты сказал? "Отвали"?
   - Вот именно. Она пришла сюда со мной, и со мной уйдет! - твердо заявил я. - Понял, толстяк?
  Байкер неожиданно заухмылялся, как будто предвкушая нечто очень веселое.
   - Это я-то толстый?
   - А какой же еще? Вон брюхо качается!
   - Это не брюхо. Это мое тайное оружие - Молот Асов!
   Продолжая мерзко улыбаться, он двинул меня пузом. Я сам не понял, как вылетел из-за стола и растянулся во весь рост на зеленом ковролине.
   Тем временем Валенок втиснулся на мое место и демонстративно отхлебнул из моей кружки.
   За соседними столиками сдержанно захихикали. А потом замолчали.
   Я встал. Тщательно отряхнулся и направился к столу.
  Есть у меня одна дурацкая привычка. Бороться за правду и получать по тыкве. Причем в ситуациях, когда явно ничем нельзя помочь. Например, один против пяти. Заканчивается дело обычно тем, что я ничего не добиваюсь, а жертва все равно получает все, что ей причитается, и я вместе с ней за компанию. Потом, естественно, я же оказываюсь виноват.
   Я сам не нарываюсь, нет. Но если меня провоцируют...Оскорбляют на глазах у девушки, которой я хочу понравиться...
   Бугай Валенок меня не провоцировал. Он просто со мной не считался. Ему казалось, что если он на меня плюнет, то я утону.
   И меня уже не волновало, что он выше меня на голову, в два раза шире в плечах, а руки у него, как у меня ноги. Я просто схватил свою кружку, выплеснул ему в морду "Гиннес", и приготовился умереть.
   Погибель пришла в виде ослепительной вспышки света. Когда сияние погасло, и мне удалось приоткрыть правый глаз, я обнаружил, что опять лежу на ковролине. Вся левая половина лица не чувствовалась. Левый глаз ничего не видел.
   - Эй, немочь, ты жив? - раздался сверху голос.- Скорую вызвать?
  Валенок стоял, наклонившись надо мной. Такой случай я не мог упустить.
   - Я просто дал тебе фору!
  Распрямив ноги, как пружины, я шарахнул его двумя сразу в челюсть. И кто меня этому учил?
   Голова Валенка мотнулась, он покачнулся, но не упал. Зато он наконец обозлился. Что-то случилось у него с глазами, от чего они стали еще хуже, чем раньше. Они отчетливо позеленели, а зрачки стали вертикальными, как у кота. Меня вдруг охватил какой-то животный страх, руки и ноги ослабели. Словно я купался в озере, и вдруг передо мной вынырнул крокодил.
   Издалека, словно через слой ваты, донесся вопль Ники - такой странный, что я решил, что он мне чудится:
   - Ради Грега, не убивай его!
   Валенок не подал вида, что услышал крик Ники. Он сгреб меня с пола, без всяких видимых усилий поднял над головой, как таран, раскачал и отправил в полет.
  Внизу промелькнули столики и бледные лица посетителей. Позади послышался звон стекла - кажется, в полете я задел еще что-то. Потом раздался грохот, треск и нестройный аккорд. Казалось, в меня воткнулось несколько сотен ножей. Я взвыл, заглушая восторженный вопль Ники:
   - Йес! Всегда мечтала посмотреть, как оно устроено!
   Если Валенок рассчитывал, что я живописно воткнусь головой в пианино, то немного перестарался - оно развалилось целиком.
   Несколько минут я барахтался среди струн, оклеенных войлоком молоточков и острых лакированных щепок. Валенок нависал надо мной, скрестив руки на груди, посмеивался и ждал, что я буду делать дальше.
   Я стиснул зубы и встал, превозмогая боль. Вокруг царил полный бардак. Все было разбито и переломано, на полу хрустело стекло. Музыка затихла. Немногочисленные посетители, не успевшие удрать, жались по стенкам и выглядывали из-под столов. Бармен куда-то слился.
   Неужели это все устроил я?!
   - Извините, - выдавил я, покачиваясь. - Сейчас я...
  И умолк. Ну что тут скажешь?
  "Приберусь?"
  "Компенсирую?"
   Последняя мысль привела меня в ужас.
   В бар заглянул охранник, увидел Валенка и сразу спрятался. Я увидел в отражении дверного стекла, что он быстро жмет на кнопки телефона. "В ментовку звонит!" - понял я. Вдалеке замаячил зловещий призрак Приморского РУВД.
   Валенок, видимо, тоже заметил охранника, потому что вытащил меня из обломков пианино и поволок наружу.
   - Наконец-то ты начал сражаться всерьез! - прохрипел я, безуспешно пытаясь вырваться из его удушающего захвата. - Теперь я покончу с тобой моим новым супер-приемом!
  Валенок хмыкнул.
   - Меня восхищает твоя воля к победе!
  И он легонько стукнул меня по куполу. Я отрубился. На этот раз надолго.
  
   Очнулся я от холода, открыл глаза и обнаружил, что лежу в луже. Я с проклятием приподнялся. Мир перед глазами подозрительно покачивался. Вокруг было темно и сыро, дул ветер, моросил дождь. Откуда-то издалека доносилась музыка и звуки милицейской сирены.
   - ...для чего тебе мозги? Для красоты? - услышал я рядом бас Валенка. - Зачем ты его склеила? Тебе наших не хватает?
   Ники что-то резко ответила.
   Я сел, застонав от пронзившей голову боли. Холодная вода затекла мне за воротник, вся спина промокла.
   - Смотри, живой! - удовлетворенно сообщил Валенок. - А ты боялась!
   Ники с Валенком стояли в паре шагов от меня и с интересом смотрели, как я пытаюсь встать. Не удивлюсь, если Валенок нарочно положил меня в лужу, чтобы я побыстрее пришел в себя.
   Валенок курил, и огонек на конце его сигареты был единственным пятном света в ближайших окрестностях. Я далеко не сразу понял, куда они меня притащили. Потом дошло - на железнодорожную платформу "Старая Деревня". Не представляю, как они пронесли меня через турникет. Впрочем, скорее всего они влезли сюда со стороны рельсов. Но выбор был правильным. В такое время суток и в такую погоду на платформе не было ни единого человека. И что особенно радовало - никаких ментов поблизости. Видимо, от погони удалось оторваться.
  - Спасибо, ребята! - искренне сказал я.
   - За что? - удивилась Ники.
   - За то, что не бросили меня в пабе, - объяснил я. - Я бы до конца жизни не расплатился за это паршивое пианино...
   - Да забей, - сказал Валенок добродушно. - Ну, ты в порядке? Тогда пошли отсюда. Замерз, как собака!
   Я мог бы рассказать ему, что такое по-настоящему замерзнуть. Но промолчал, чтобы он не решил, будто я жалуюсь.
   Мы перелезли через ограждение платформы (никто из них и не подумал мне помочь), спрыгнули на землю, пересекли пустырь и молча пошли вдоль улицы. Валенок вышагивал впереди, чеканя тяжелый шаг, словно статуя Командора. Меня шатало, как на палубе в шторм, из рукавов капала вода, исцарапанная кожа горела... Немногочисленные встречные прохожие при виде нашей компании менялись в лице и переходили на дальнюю сторону тротуара. Ники, косясь на меня, то и дело начинала хихикать.
   - Что смешного?! - не выдержал я.
   - Да так, - давясь смехом, сказала она. - Просто как вспомню пианино... Леша, а кто ты по гороскопу?
   - Рак, - мрачно сказал я.
  Самый подходящий знак для неврастеника.
   - Нет, не по месяцу, а по году.
   - По году - Дракон.
  Ники это почему-то рассмешило до истерики.
   - Оно и видно, - всхлипывала она, вытирая слезы, и никак не могла успокоиться. - Так я и думала!
  На перекрестке Школьной и Липовой аллеи мы остановились.
   - Все, нам в другую сторону, - сказал Валенок. - Бывай, немочь.
   - Да пошел ты!
   Ники подошла ко мне, поднялась на цыпочки, осторожно обняла за шею и поцеловала в здоровую щеку.
   - Пока, Леша. Приятно было познакомиться. Нет, честное слово!
  Я воскликнул, хватая ее за руку:
   - Ники, постой! Ты что, вот так уйдешь, и все?! Хоть номер телефона оставь!
   - Эй! - предостерегающе встрял Валенок. - Только попробуй!
  Ники гордо дернула плечом.
   - А вот захочу и оставлю!
   - Пожалей парня-то.
  Я удивился и оскорбился - что еще за "пожалей"?
  А Ники сразу как-то сникла.
   - Ладно, - неохотно сказала она. - Пока, Леша. Увидимся.
   - Даже не рассчитывай, - добавил Валенок.
  И они вместе ушли. Гады!
  А я пополз домой, пока не появились менты.
  
   Весь остаток вечера я зализывал раны - мазал йодом следы побоища и думал. Вот так попил пивка, ё-мое! Чувствовал я себя, будто по мне промчался табун лошадей. Да и выглядел так же. Мокрый, грязный, одежда изодрана; левая половина лица опухла, будто ее искусал рой ос. Вокруг глаза наливается сочный фиолетовый синяк. Все лицо в мелких порезах и царапинах от щепок. На голове - здоровенная шишка, к которой не прикоснуться из-за острой боли. Остальное туловище вроде бы не пострадало, но у меня уже был опыт, и я с содроганием представлял, как оно будет болеть завтра! Костяшки пальцев оказались сбиты до крови - а это-то когда я успел?
  Правда, был и положительный момент - я не заплатил за пиво, и теперь было на что прожить до получки.
   Ну и вечер! Ну и люди! С кем же это я ухитрился познакомиться?
  Валенок - это же просто терминатор какой-то! Да и Ники, если вдуматься... Любая нормальная девушка на ее месте испугалась бы до смерти, когда началась драка. А она - нет, она не испугалась! Она, - вот это слово - развеселилась! А ведь Валенок меня едва не пришиб!
   Ники не боялась ни его, ни ментов... Вообще ничего!
   Что еще более странно - она даже не удивилась. Словно мы вели себя самым естественным образом, разгромив пивняк.
   Но Валенок! Вот ведь чудовище! Кажется, в какой-то момент он в самом деле мог меня убить. В тот момент, когда он поднял меня в воздух, и Ники закричала какую-то чепуху...
   И тут я вспомнил.
   Его глаза! И глаза Ники!
   Я вскочил с дивана, и в волнении забегал по комнате, забыв о боли. Теперь я понял, что с глазами Ники было не так тогда, на мосту. Вертикальные зрачки! Обычно они у нее нормальные - значит, они изменились у нее перед самым прыжком.
  Так же, как и у Валенка перед дракой.
  Кто они такие?!
   ( продолжение следует...)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"