Фрау Рабе цокает языком и восклицает с восхищением:
-- Эта форма! Это как раз то, что надо, то, что мы искали! -- и раз за разом обводит карандашом пентаграмму на моем эскизе.
Фрау в экстазе. Фрау нашла в рисунке то, чего там не было изначально, и теперь я наблюдаю, как в ее глазах разгораются безумные огоньки.
У нее крючковатый нос, выкрашенные черным лаком ногти, хаер цвета воронова крыла, колышущийся над лысеющей макушкой, и хищный оскал. Ворона и есть. Сумасшедшая ворона, мозги наизнанку, как у всех здесь. И там, где я вижу безобразные отростки, она наблюдает тентакли. Ее безумие -- с эзотерическо-эротическим уклоном.
И мне бы напомнить ей, что речь вообще-то идет о проекте для детей начальной школы, а не о вызове темных сущностей, но я молчу.
Потому что она большая, а я -- маленькая. И я позволяю фрау Рабе долбить клювом мой многострадальный мозг.
И плевать, что мне тридцатник и у меня есть собственные дети. Маленькая -- это навсегда. Это из давнего, пионерлагерного, когда они надвигались на меня -- здоровые такие, сисястые, а я отступала и отступала. И молчала, хотя еще пару минут назад говорила и даже кричала, отстаивая свое законное место у теннисного стола. Но когда они начали надвигаться, сразу пришло осознание, что они большие, а я -- маленькая. И это навсегда.
И плевать, что это было еще давнее, чем дурацкий университет в Тротмании. Все равно в решающий момент никто не вспомнит о том, что я давно выросла и даже успела вырастить этих самых детей.
Сама я иногда вспоминаю. Я распрямляю плечи и кричу. И грожу -- полетят, мол, клочки по закоулочкам. Бойтесь!
Клочки -- не клочки, а вешалки и чашки летают. Порой с летальными последствиями.
Последствия меня обычно отрезвляют. Я вздыхаю и озираюсь в поисках клейкой ленты. И опять становлюсь маленькой.
Поздней ночью, ворочаясь в постели с боку на бок, я буду переваривать обиду и мечтать о том, как я вырасту и им всем не поздоровится. А потом успокоюсь: это все не для меня. Пусть уж будут здоровы. А также ногасты, сисясты и клювасты. И пусть долбят друг друга своими клювами хоть до посинения. Авось и забудут про меня, такую маленькую.