Великие боги - почему, почему мне всегда приходится что-то решать...
В тусклом свете небольшая фигурка почти не отбрасывала тени... Я кожей чувствую, как приближается опасность. Что, что мне делать, на что решиться? Ах, если бы я была одна... А так ответственность, ответственность - она вот-вот раздавит меня. Я сама себя обманываю, говоря - пожилая женщина, - на самом деле - я старая старушенция. Ну как, как я могу взвалить на себя такое! Ведь никто не гарантирует мне благополучное окончание...
Так она сидела, плотно обхватив себя руками, опустив голову на колени. Это скромное помещение без окон в центре небольшого дома имело, как и во всякой другой семье, разные важные назначения. Здесь обычно хранились родовые свитки, драгоценности; здесь собирались члены семьи для принятия Решений. Сюда приво-дили детей, и при веселом свете дня (помещение освещалось через стеклянное моза-ичное окошко в крыше, а каждая семья старалась подобрать радостные, веселые цвета для мозаики) им рассказывали историю семьи, знакомили с реликвиями, с членами семьи, живущими в далеких краях.
Не первую ночь она приходила сюда, пытаясь понять, что ей делать, какое решение принять. ... Всю жизнь я пытаюсь принять половинчатые решения, всегда пытаюсь не взвалить ответственность на себя, надеюсь, что обойдется, и всегда жизнь заставляет меня решать, определяться. Я все равно прихожу к тому, что знаю, чувствую с самого начала. Почему, почему я не доверяю своей интуиции? Ведь что положение серьезное и очень-очень непростое, я знала, чувствовала больше года назад, и И со мной согласилась. Скоро год, как она ушла, и уже очень давно я не получаю от нее вестей, а поддерживать личную связь опасно. Если бы я ушла тогда вместе с И, то не загнала бы себя в эту сегодняшнюю западню. Но как же я могла решиться уйти? Ведь впервые за много лет борьбы и противостояния у меня был маленький спокойный садик, и зеленые друзья радовали своими необыкновенными плодами. На кого бы я оставила свою любимую Зу, из чудесного мо-лока которой получаются такие вкусные сыры, а из длинной шелковистой шерсти (она так любит, когда ее вычесывают) мы вяжем теплые одежки для всей семьи. И самое главное - внуки - они так любят проводить здесь свободное от учения время. В их селениях, при занятости родителей, они лишены многих важных и интересных вещей. И вот в этом году внуков привезли необычайно рано. У детей не было времени надолго задерживаться - на границах стало очень неспокойно - какие-то странные события, непонятные явления - смущали и настораживали. Как и все подготовленные граждане, дети оставили свои мирные профессии и присоединились к регулярной страже. Внуков привезли сюда в надежде, что здесь, в глуши, под моим присмотром, они будут в большей безопасности. И что же теперь? Я должна подняться, взять внуков и уходить... И это решение только мое, - связь с детьми прервалась... Что с ними, где они? Единственное, что я знаю твердо - они живы. Фигурка пошевелилась. Небольшая ладошка погасила светильник, через веселые стекляшки мозаики утренний свет проник внутрь, осветил небольшое помещение, убранство которого, строгое и в то же время радостное, отражало жизненную философию семьи. Женщина выпрямилась, обвела взглядом любовно подобранные реликвии. Она смотрела, но не видела их... Я должна быть честной сама с собой - решение принято, и принято давно. Спасибо вам, всем, кто меня любит, и кого люблю я. - Мы это сделаем... Женщина подошла к стене, дотрону-лась до нее сложенными пальцами и очутилась в своей комнате. Теперь, когда решение было принято, огромная тяжесть свялилась с ее плеч - организовать все было уже делом техники и везения. Времени на сборы почти не оставалось. Самое большее - день, два. Надо позаботиться о том, что сказать соседям (она была очень осторожна - жизнь, полная опасностей, приучила к этому), подумать о том, что из одежды и вещей взять с собой - неизвестно когда и где они остановятся - взять самые важные вещи - то, что они не смогут сделать сами - металл: иголки, ножи, топор; семена; вместилище для огня; книги - хотя бы самые главные, что-то я смогу рассказать сама. Хорошо бы взять у Соседушки лошадку с повозкой, я ему скажу, что мы отправляемся к Та, а мы на самом деле должны зайти к ней; он знает, что дети любят бывать у нее и это не вызовет подозрений, а когда мы не вернемся, он найдет в доме благодарственное письмо и сумму, которая его успо-коит. Ах, если будет повозка, можно будет взять гораздо больше вещей и первое время будет удобнее и быстрее двигаться. Тут мои мысли с разбегу наткнулись на глухую стену незнания. Это то, что мешало мне принять решение - я не знала, куда мы держим путь. Что ж, это не должно меня - нас останавливать. Дорога сама подскажет, важно сделать первый шаг. Время, время научит меня. Но сейчас, когда принято главное решение, надо собираться. А начнем мы, пожалуй, с утренней еды. Я должна разбудить и накормить детей и что-то им рассказать. Окна комнаты для утренней еды были распахнуты на восход солнца; покрытые росой соцветия "утреннего запаха" дружелюбно заглядывали в комнату, неся с собой радость раннего утра. Все здесь - и легкая светлая мебель, и веселый огонь под маленькой жаровней, и посуда, и рисунки детей, украшающие стены - создавало определенную атмосферу, настраивало на удачное, уверенное начало дня. Как приятно было мне под пересвист утренних птичек придумывать и готовить для своих дорогих ребяти-шек всякие утренние вкусности! Я не позволила боли и сожалениям - оттого, что, возможно, это одно из последних утренних приготовлений - увлечь себя в пучину неизвестности и хаоса. Руки продолжали месить, взбивать, резать и помешивать, а в голове теснились рассчеты, сколько и каких припасов надо взять, что важнее, вкуснее, полезнее. Ну вот, еда готова. Аппетитные запахи утренних специй смеша-лись с запахом самого утра. Перед тем, как будить детей, я решила передохнуть па-ру минут, собраться с мыслями - что и как им сказать. Вторая стеклянная дверь комнаты утренней еды открывалась прямо в садик. Здесь у низких ступенек стояли посудины для еды наших милых приятелей. Они меня уже ждали - это было их время. Каждый из них получил свое любимое кушанье. Я всегда очень старалась никого из них не обидеть, приготовить для каждого что-то вкусненькое; сегодня же я особенно старалась. Для них не нужны были слова - давно мы научились пони-мать друг друга без слов. Я посмотрела в глаза каждому, даже тем, кто совсем этого не любил, постаралась раскрыть перед ними свое сердце. Они позволили мне погладить себя, - погрузить руки в густую шерсть, или пробежаться пальцами по костяшкам панцыря. В нескольких шагах от порога росло мое Первое Дерево. Выращенное из семени, сиротка, не знающая своей семьи, оно очень трудно росло, много болело. Иногда у меня опускались руки, я не знала, как ему помочь, но никогда, ты знаешь, никогда я не думала, что надо от тебя избавиться, мой добрый друг. Так стояли мы, обнявшись - крепкое, красивое дерево повернуло ко мне свои нижние ветви и прикрыло меня ими, как бы защищая, ограждая от внешнего мира. Столько тепла, добра, понимания получила я от своих милых друзей. От их под-держки и любви у меня полегчало на сердце. Я вернулась в дом будить своих ребя-тишек.
Мальчик
Он сидел, прислонившись к шершавому теплому стволу. Разбитые коленки, выго-ревшие на солнце волосы. Квакуша нахально устроился возле голой пятки. Вот на-поддать бы ему хорошенько, а то улыбается, не видит, что ли, что нет у меня на-строения с ним сегодня прыгать. Да что Квакуша, вот и поплавок застыл на сонной поверхности воды. С самого утра ни одной поклевки... И стыдно, что убежал из дома не спросившись... Только проснулся, а я уже знал, что Бабулька в семейной комнате. Всегда так - все члены семьи чувствуют, когда кто-то там. Я не знаю, как это объяснить, но вроде какая-то тихая музыка, и у каждого она своя - ты ее слышишь внутри и знаешь, что это Папуля или Мамушка или Бабулька там, в комнате, а иногда вся семья вместе - это как большая музыка, как будто каждый поет свою песенку, и они соединяются, как дождевые струйки, и получается большой дождь. Я уже несколько раз был в нашей семейной комнате вместе с Папулей и Мамушкой, они мне все показывали и объясняли, но никогда не разрешали приходить туда одному - считается, что я еще маленький. А Бабулька разрешила, даже показала, как складывать пальцы. Она говорит, что я ее золотой разумный Мальчик и что дружочек. И я несколько раз сам заходил в Бабулькину семейную комнату, конеч-но, не просто так из любопытства - поглазеть, так-то меня Бабулька проводила и хорошо все объяснила, нет, я заходил только, когда должен был все-все обдумать и принять решение. Я знаю, что нельзя с этим баловаться, и знаю, что Бабулька мне доверяет. И очень хорошо мне у нее живется. Конечно, и дома неплохо, но здесь... Я люблю, когда мы приезжаем сюда с Папулей и приезжает Дядюшка - они с Папулей братья, и тогда они все время разговаривают, рассказывают друг другу о своей жизни, так получилось, что мы живем далеко, а Бабулька тоже все внимательно слушает, а потом обязательно говорит, что жаль, что у нее нет третьего сына, тогда бы точно у нее был умный сын, а Папулька с Дядюшкой очень смеются. Я сначала не понял, почему это смешно, но потом мне рассказали старую историю про человека, у которого было три сына, и он думал, что два умных, а третий не очень, а жизнь показала, что наоборот - только один умный. И я понял, почему Папуля с Дядюшкой смеются и совсем не обижаются, ведь они по-настоящему очень умные, их все уважают. А Бабулька хочет сказать, что, может быть, для кого-то они и умные, а для нее так и не очень, но они ее сыновья и она их любит. Вообще, Бабулька у меня особенная, у других мальчишек, точно, такой нет. Иногда она разрешает называть себя Старушка Ля. И живется мне с ней очень и очень интересно. Она сделала мне рогатку и научила из нее пулять, и ловить рыбу она меня тоже научила; и лазать по деревьям она мне разрешает, даже иногда специально просит достать какой-нибудь плод, хотя у нас и лесенка есть. Но я могу и по веревке подниматься, и плавать она меня выучила, и драться мне разрешает. Мы с ней большие друзья. Почти каждую весну меня привозят сюда и я остаюсь до поздней осени. Папуля и Мамушка очень заняты своими взрослыми делами, но даже когда у Папули есть время и он хочет взять меня с собой или посторожить ночью, или построить плот, или поскакать на лошадках, Мамушка говорит, что я еще не вырос и надо подождать. Я знаю, что она за меня боится, а Папуля очень занят. И поэтому мы не обо всем, что мы делаем, рассказываем родителям. Бабулька учит меня, что обманывать нельзя ни в коем случае, но есть "поза умолчания". Прошлым летом я выдержал серьезное испытание.Я вообще левша - это у нас семейное. Старушка Ля считает, что у каждого человека должен быть свой не-большой секрет, своя тайна, и то, что я левша, необязательно всем знать, что это мое тайное оружие. И я с ней согласился. Мы привязали мне мою левую руку, и целое лето все, что я делал, я делал только правой рукой. Это было так трудно и долго! Сколько раз мы с Бабулькой плакали и она просила меня развязать руку, говорила, что не думала, что это будет так трудно, что она просит прощения, что втянула меня в эту авантюру. Но я проявил характер и, когда вернулся осенью домой, мог делать правой рукой все, что и левой. Правда, получалось все медленнее и не так хорошо, но тот, кто меня до этого не знал, мог только подумать, что я медли-тельный лентяй. Родители не верили своим глазам и очень меня хвалили за характер. А Бабулька именно той осенью разрешила мне самостоятельно заходить в семейную комнату. Вообще то лето было просто замечательным. Раньше Бабулька учила меня всему понемножку - не обижать жучков и птичек, различать разные травки и корешки, дружить с ее домашними Друзьями. В то же лето мы решили, что можем уходить дальше от дома - не только на речку или в рощицу, как раньше. И вот каждый из нас сам собирал свою дорожную котомку и мы отправлялись в путь. Шли чуть видимой тропинкой в полях, ночевали под открытым небом. Ба-булька показывала мне звезды, рассказывала о них всякие занимательные истории, учила разводить огонь в специальном "огнище", чтобы не потревожить полевые растения и животных. И как же мне было не по себе, когда раз оказалось, что я не взял в дорогу самых главных и нужных вещей. Хорошо, что у Бабульки в ее ма-ленькой котомочке нашлись и для меня еда и одежда. Что ж, это был хороший урок - я начал понимать, что нет неважных дел и вещей. Но самое главное, что ждало меня в конце наших путешествий - это Бабулькина подружка Тетушка И. Бабулька всегда предупреждала меня, что Тетушка И очень занятой и важный человек, и я должен ценить и уважать то время, которое мне уделяется. Тетушка И учила меня дышать, кидать ножи, бороться. Она знала старинные приемы и много всяких хит-рых штучек. Мы с Бабулькой не могли надолго оставлять наш домик и домашних Друзей. Поэтому, придя к Тетушке И рано утром, мы старались до вечера успеть как можно больше. Бабулька готовила еду и выкладывала мозаику - у Тетушки И была коллекция разных редких камней. Мы же с тетушкой И тренировались и раз-говаривали. Всего 4 раза за лето смогли мы побывать в гостях у тетушки И. После каждого посещения мне приходилось долго тренироваться дома, тем более, что я должен был научиться все делать обеими руками. Тетушка И тоже считала, что это очень разумно - уметь пользоваться обеими руками. Она попросила меня пообе-щать, что я не стану пользоваться тем, чему она меня научила, просто так, чтобы похвастаться. И мы договорились, что этим летом она научит меня бою на малень-ких мечах. Один такой необычный меч - кинжал, почти игрушка из коллекции Тетушки И, часто снился мне зимой.
И вот наступила весна, я приехал, а Тетушки И нет. Что случилось, где она - я прямо спросить не мог, Бабулька начала мне что-то рассказывать, но в это время ее отвлекли, а вернуться к объяснениям она или забыла, или не захотела. Но меня ждал и другой сюрприз - Сестричка! Мы вообще-то были знакомы - это дочка моего Дядюшки - и виделись мы и жили вместе у Бабульки и даже дружили, и я ничего не имел против того, что она приедет, правда, никто меня и не спрашивал.
Мы не виделись два последних года и, естественно, я и забыл о ней. Нет, вернее, и помнил, и знал, потому что и дома, и у Бабульки все время говорилось - мы ведь одна семья, но не думал, да и зачем мне, что для нее время тоже прошло и она тоже могла измениться.
.... И вот нате вам - вся расфуфыренная, в бантах и оборках; Мамушка гово-рила, что в той провинции все большие щеголихи, и сейчас я понял, что она имела в виду. И еще привезла с собой лиру! И умела на ней играть! У меня тоже есть два барабана и дудочка. На дудочке я умею играть разные веселые песенки для Бабуль-киных Дружков, и они иногда слушают до конца и радуются. А барабан - один раз из-за нас с Бабулькой разбежались все полевые обитатели - так мы колотили; и Ба-бульку потом стыдил Смотритель Порядка, и мы ходили в поле просить прощения; а всего-то хотели вызвать хороший дождь, но что-то у нас не совсем получилось. Но это лира! Лира! Настоящая, с позолоченными завитками, и есть специальный мешок, и... Эта сестрица всего на какой-то год старше меня, а ведет себя как будто я совсем несмышленый мылыш. Я-то сначала обрадовался, вспомнил, как мы вмес-те весело здесь жили. Разогнался... А Бабулька носится с ней - девочка, девочка - можно подумать...
Мальчишка глубоко вздохнул, стряхнул нахального жучка. Да я просто оби-делся, поэтому сбежал сегодня утром. Стыдно. Он резко поднялся. Босые ноги то-нули в горячем прибрежном песке. Быстро свернул удочку. Бабулька не будет очень волноваться, она умная, догадается, что он ушел на речку.
Но все же...
Девочка
Как будто теплая, легкая лапка коснулась лица, и запах... запах розового ве-терка. Я открыла глаза. Это солнечный зайчик сбежал от своих братьев, пляшущих на потолке. Каждый вечер Бабулечка ставила на подоконник плошку с водой, на-полненную лепестками цветов, и по утрам солнечные лучи - сегодня они были ро-зовыми от розовых лепестков - отражались от поверхности воды, и комната напол-нялась цветным светом и запахом. Я уже почти забыла, как это - просыпаться в до-ме Бабулечки с его необыкновенными запахами и звуками. Мне показалось, или я на самом деле слышала среди ночи это тихое жужжание? Когда кто-то в семейной комнате, я всегда чувствую. Мамулька и Бабулечка звучат как маленькие пчелки, Папулечка и Дядюшка - как большие шмели, но можно различить каждого. Когда в семейной комнате вся семья, слышно ровное гудение, иногда веселое, иногда серь-езное. Меня водили в семейную комнату и дома, и у Бабулечки, в каждом доме они разные, объясняли, рассказывали. Но сама заходить туда я еще не могла, считалось, что я еще маленькая. И вот несколько дней назад, когда я рассказала Бабулечке, нет - нет, я не хвасталась, она сама обратила внимание и все хорошенько выспросила, и я, конечно, рассказала, ведь от Бабулечки нет секретов, как осенью приехал Дя-дюшка и рассказал, что сделал Братик. А я ведь тоже левша, это у нас семейное, и вот я решила тоже научиться все делать двумя руками. Хорошо, зима была холодная, и можно было одеть много одежек и незаметно было, как я привязывала руку. По-правде было очень тяжело, особенно шить и вышивать - оказалось, что иголка такая маленькая и скользкая! Я даже поверить не могла, что когда-нибудь научусь, но если Братик сумел, я-то должна, ведь я старшая. И одну свою новую вышивку я привезла показать Тетушке Ла, ведь она меня учила этим хитростям с иглой. И вот я рассказала все это Бабулечке и показала вышивку, и Бабулечка сказала, что очень мною гордится, что я достойная дочь своих родителей. Бабулечка отвела меня в се-мейную комнату, показала, как складывать пальцы, и мы с ней так хорошо погово-рили. Я теперь взрослая, самостоятельно могу заходить в семейную комнату - Ба-булечка мне доверяет. Так мне стало хорошо от этих мыслей, так спокойно и ра-достно было лежать в своей кроватке и думать о хорошем. Жалко, конечно, что я не была у Бабулечки два последних лета. Мамулька сказала, что я взрослая и мне не следует бегать и кричать и лазить по деревьям, и меня вместе с другими девочками начали учить носить взрослые платья и вести нужные разговоры, и многим другим вещам, которые должна знать хозяйка. Вначале было непросто даже ходить в этих платьях - не то, что танцевать, а красиво танцевать хозяйка должна была уметь обязательно; но потихоньку мы все привыкли к своим новым платьям и занятиям, и даже стало интересно, кто научится правильно ходить, красиво танцевать, лучше вести беседу. Надо было еще научиться убирать дом и украшать помещения к праздникам. И почти во всем я была одной из первых. Мне нравилось, когда меня хвалили и ставили в пример остальным девочкам. Очень хорошо у меня получалось с пением и игрой на лире. Родители подарили мне маленькую лиру, и, когда приходили гости и на праздниках, я играла и пела, и всем нравилось и как я пою и как хорошо умею себя вести. И, хотя я и обещала себе, что никогда не забуду Бабулечку и как весело нам с Братиком у ней жилось, постепенно новые дела, знакомства и новые гордости заслонили старые привязанности. Но все-таки я рада, что, когда мои рукоделия получали самые высокие оценки, я вспомнила Тетушку Ла - ведь это она научила меня этим чудным вещам; и вспомнила Тетушку Ли, по-казавшую мне, как поют птички, и объяснившую, почему голосок каждой из них так чист и звонок. По-правде, и сейчас я признаюсь себе в этом со стыдом, я ни разу не произнесла их имен и никому, даже Мамульке, не рассказала о том, что это они - Бабулечкины подружки научили меня главным вещам, а наши учительницы, нет-нет, они очень и очень хорошие, продолжили мое образование. Но ничего, у меня впереди все лето, и мы с Бабулечкой побываем у всех Тетушек и всем-всем я покажу чему научилась и всех поблагодарю. Вообще-то в это лето я не должна была быть здесь. Но что-то изменилось. Папулечка несколько раз соединялся с Дядюшкой, потом они с Мамулькой подолгу разговаривали в семейной комнате. И хотя мне ничего не говорили, но звуки семейной комнаты - а различать их я умела очень хорошо, тревожили меня. И вот мы с Папулечкой приехали к Бабулечке и застали здесь Дядюшку с Братиком. Папулечка и Дядюшка - братики, они Бабулечкины сыновья. А сама Бабулечка, ох, это что-то особенное! Ни у кого из моих знакомых нет такой Бабулечки. А когда я начинала рассказывать о ней девочкам, мне не верили, а поскольку быть вруньей и выдумщицей очень нехорошо, я и перестала о ней рассказывать, хотя очень хотелось похвастаться. Ну, сначала, когда вы на нее смотрели, надо было как бы "приспособиться" - она не носила нужных больших платьев бабушек, а ходила в коротких штанишках, ботиночках, на щиколотке левой ноги - маленький хрустальный колокольчик, на голове - старая кепочка. Когда Дядюшка и Папулечка видели эту кепочку, они начинали спорить, чья она была, когда они были мальчишками. А Бабулечка всегда говорит, что у обоих были оди-наково пустые головы, и они могут не беспокоиться, что какая-нибудь важная мысль случайно осталась в кепочке и перескочит к ней. Вначале я обижалась, особенно за Папулечку - ведь он очень умный и уважаемый; и все в нашей провинции обращаются к нему за советами по разным вопросам, но потом поняла, почему никто не обижается. Бабулечка ведь любит их и гордится, только очень боится нехороших ушей и глаз и поэтому никогда не хвалит своих детей. Но она никогда и не ругает. Иногда посмотрит так жалобно-жалобно - вроде, ну что ты делаешь... А когда совсем рассердится, становится похожей на Мяушку и может даже зашипеть, как та, очень даже страшно. Один раз я это видела. Бабулечка разговаривала с Тетушкой И. Была ночь, и я вдруг проснулась, потому что мне стало страшно, вылез-ла из кровати и отправилась искать Бабулечку. В гостевой комнате было чуть-чуть светло, и Бабулечка очень быстро ходила - хрустальный колокольчик на ее ноге только успевал тоненько всхлипывать, и когда она с громким шипением остановилась - именно это выражение разъяренной Мяушки было на ее лице. Но она тут же увидела меня, подхватила на руки, прижала к своему пахнущему так спокойно большому платку, и замурлыкала что-то, и отнесла в кроватку... И... какие славные сны снились мне в ту ночь. Больше никогда я Бабулечку такой не видела и забыла (мне кажется, что она как-то заставила меня об этом забыть), а сейчас почему-то вспомнила. Интересно, надо будет у нее спросить. Она всегда старается отвечать честно, а если не может или не хочет, что ж - есть "поза умол-чания". Но я надеюсь, что теперь-то я взрослая и мне можно многое открыть. Открыть.... Бабулечка открыла мне свои сундучки - и чего там только нет! Я очень удивилась, увидев красивые платья и украшения к ним. Бабулечка сказала, что когда-то она все это носила, но теперь ей удобнее так, а я, если захочу, смогу или забрать все это себе и носить, а если все это уже слишком устарело, все-таки попы-таться найти во всем этом какие-нибудь оригинальные идеи и применить в новом шитье. Мне очень это понравилось и я, конечно, обязательно этим займусь - надо будет все пересмотреть, перемерять; кое-что можно будет забрать, что-то перерисовать. Еще я хотела продолжить учиться у Бабулечки поискам всяких травок и тому, как отличать нужные корешки, какое растение здоровое, а какое больное, и как им помочь вылечиться; и еще навестить всех Бабулечкиных подружек, и еще... еще...
Я сладко потянулась. Розовый свет "зайчиков" поблек, аппетитные запахи утренней еды осторожно проскальзывали в комнату. Если и дальше буду так позд-но оставаться в постели, я ничего, ничего не успею; да и стыдно перед Бабулечкой - надо было помочь ей приготовить еду. Надо вставать. Я выскользнула из уютной постели, но так не хотелось выходить из комнаты - встречаться с Братиком. Когда я только узнала, что и он в это лето будет у Бабулечки, то очень обрадовалась - мы так весело проводили с ним время в прошлые лета - бегали и прыгали, собирали разные вкусные ягоды на лужайках, купались в речке, дразнили Крякушку; играли с Бабулечкиными Дружками. Бабулечка брала у Соседушки повозочку, и мы езди-ли навещать ее подружек-Тетушек; а по вечерам Бабулечка рассказывала нам вся-кие истории, и можно было обо всем-всем ее спрашивать. Но все оказалось не сов-сем так хорошо, как мне вспоминалось, как хотелось. Братик был совершенно не-возможным мальчишкой. Он не умел просто ходить или говорить, все, что он де-лал, было шумно и не очень воспитанно. Как и у всякой хозяйки, все скатерти и салфетки в Бабулечкином доме были вышиты ею самой. Теперь-то я знала, что по узору на скатертях и салфетках можно определить, из какой провинции или уезда семья хозяйки. Бабулечкины узоры и техника вышивания были не похожи ни на что из показанного нам учительницей хозяйства. Что-то в этих цветах, завитках и веточках было странное и в то же время необыкновенно красивое. И вот на эту-то красоту несносный мальчишка мог запросто расплескать суп из плошки, опрокинуть нечаянно чашку с киселем. Бабулечка его нисколько не ругала, она вообще как будто не видела всего этого безобразия - ни грязных ног, ни обломанных ногтей. Я пыталась несколько раз поговорить с Братиком, объяснить ему, как он не прав, но он только перестал со мной совсем разговаривать и чуть что - сразу убегал из дома. Ну что ж, я все-таки старше. Надо как-то мириться. Я внимательно осмотрела себя - все ли в порядке с одеждой и волосами, и распахнула дверь навстречу нежному звону хрустального колокольчика.
* * *
Этот ясный день начала лета мы могли и должны были провести совсем иначе. У меня была работа в садике и по дому. Ребятишки могли пойти в рощицу или на речку, поиграть с маленькими Друзьями, да и мало ли других интересных занятий можно было бы найти. Но принятое решение изменило всю жизнь. Ранним утром я не нашла моего милого Мальчика в его комнате. Первой реакцией был испуг, но на мгновенье - не было чувства потери или опасности, да и внимательно осмотревшись среди разбросанных по всей комнате рогаток, камушков, барабанов, каких-то странных палочек и приспособлений и разного другого дорогого сердцу моего Мальчика хлама и стараясь ничего не нарушить, я не увидела удочек. Я знала, что Мальчик любит реку, но это в первый раз он ушел из дому не предупредив. Что ж, он скоро вернется и все выяснится. Немного терпения. Дверь в комнату Девочки распахнулась мне навстречу, не успела я даже к ней прикоснуться. Моя золотая девчушка предстала передо мной во всей прелести раннего утра молодой жизни - уже одетая в славное платьице, прекрасные длинные волосы перехвачены лентой, широко распахнутые глаза - личико, умытое улыбкой. Я не ожидала, что она уже проснулась и встала. Тем приятнее было обменяться с ней утренними приветстви-ями. И обнявшись (она очень подросла за это время, что я ее не видела), мы отпра-вились в комнату утренней еды. Она еще раз показала, как хорошо она воспитана, сразу найдя нужные слова - выражая восхищение убранством комнаты и моими приготовлениями к утренней еде. Не успели отзвучать последние слова - шумно, как всегда, появился наш Мальчик. Бросив на меня смущенный взгляд из-под длинных мохнатых ресниц, он пробормотал утренние приветствия. Сделав вид, что не заметила изумленный взгляд Девочки, я пригласила детей к столу. Во время еды не принято вести серьезные разговоры - я старалась говорить только о наших малень-ких Друзьях и о том, с какой радостью мы все встретили сегодняшнее утро. Когда мы закончили еду, я сказала детям, что мне надо пойти поговорить с Соседушкой, а после мы соберемся в семейной комнате. Дети не могли задавать прямых вопросов, особенно если это касалось семейной комнаты. И удивленный и чуть испуганный Мальчик, поблагодарив за еду, ушел в свою комнату. Девочка осталась и помогла мне в уборке. Я видела, что она надеялась на разъяснения, но сказать ей я ничего не могла и, поблагодарив за помощь, покинула комнату для утренней еды.
Соседушка оказался еще более догадливым, чем я думала. Он очень добро-желательно выслушал мой рассказ о том, что мы с детьми хотим погостить пару дней у Та. Сообщил мне, что уже несколько соседей отправились навестить родст-венников и что он сам с женой собирается поехать повидать сыновей. Поэтому, когда вернемся от Та, то можем их и не застать. Соседушка согласился дать нам лошадку и предложил взять повозочку с закрытым верхом, добавив, что ему она не нужна, а нам может пригодиться, если вдруг по дороге пойдет дождь. Он был по-соседски приветлив, вспомнил, как хорошо, дружно мы жили, и ни за что не хотел взять плату. Он сказал, что я могу прислать к нему Мальчика и он научит его управляться с лошадкой и повозкой. Мы немного постояли молча, глядя друг на друга, и без слов понимая, что, может быть, никогда больше не увидимся. Я побла-годарила его за доброе соседство, пожелала ровной дороги и здоровья семье. В от-вет я услышала не менее сердечные пожелания. Боги, дайте и им пережить это смутное время! Задумавшись, я возвращалась домой. Вдруг маленькая синичка, задев крылышками лицо, опустилась мне на плечо. Грудка ее часто вздымалась. Я ускорила шаг, почти побежала, удерживая птичку рукой на плече. Первая заповедь гостепреимства - в маленькую плошку налита вода. Птичка напилась и удобно уст-роилась на маленькой специальной жердочке над рабочим столом в моей комнате, давая возможность рассмотреть себя. Это была говорящая синичка Ли! Я чуть при-щелкнула языком, как это делала Ли, подавая знак начать разговор. "Си-Ли, Си-Ли", начала синичка - это можно было понять "синичка Ли", дальше "фьють-фьють" - выводила синичка - "путь - путь" - слышалось мне, "фиюг-фьюг фьють-фьють" - "юг-юг путь-путь". "Дюг-дюг-Си-Ли-Си-Ли". У моей подружки Ли был большой внук - Дуг, в этом году его должны были посвящать в воины... Птичка щебетала, возвращаясь к уже понятным звукам, а я продолжала ее внимательно рассматривать - что-то с самого начала показалось мне в ней странным. Так и есть - на правой лапке надета бусинка. Я осторожно протянула руку - Ли хорошо воспитала своих птичек - синичка сразу поняла, что я от нее хочу - перескочила с жердочки ко мне на палец, давая возможность рассмотреть бусинку поближе. Это бусинка Ла! Ли и Ла! Они не очень дружили между собой - очень уж разнились они и характерами и занятиями, но жили в близком соседстве. Значит, что-то объединило их, и ко мне с посланием прилетела синичка Ли с бусинкой Ла. За Ли приехал внук и вместе с Ла они движутся на юг, где, как я знаю, живут дети Ли. Подружки постарались известить меня, что уезжают, послав последнее прощай с "фью" синички. Вот и двумя остановками стало меньше на нашем пути. Противно заныло сердце - стара я стала для расставаний. Но что делать с птичкой? У Ли бы-ло две говорящие синички. Одна большая, ее она, видимо, взяла с собой для даль-ней связи в критической ситуации, а эту, маленькую, послала ко мне. Отослать ее обратно нельзя - в доме у Ли никого нет; саму Ли в дороге она не найдет. Взять ее с собой я не могу. Оставить ее здесь одну невозможно - она привыкла к заботе и дому. С синичкой на руке я вышла в садик. Первое Дерево приветливо закачало ветвями. На его-то дружелюбно протянутую ветку и перепорхнула синичка. Да, здесь, среди этой зелени, под покровительством моего доброго друга ей будет безопасно и хорошо. Я с благодарностью прикоснулась к теплой коре. Пора было идти в семейную комнату.
Мне было интересно, воспользуются ли дети своим правом самостоятельного входа, ведь каждому из них я дала эту возможность. Только другой об этом не знал. И вот сейчас то, как они поступили, многое о каждом из них мне могло рассказать. Дети ждали меня в комнате вечернего отдыха. Это была самая тихая и "теплая" комната дома, в ней всегда поддерживалось ощущение покоя и уюта. Что ж, интуитивно они выбрали одно из самых защищенных помещений дома. Не отвечая словами на их вопрошающие взгляды, я крепко обняла своих дорогих ребятишек, и мы перенеслись в семейную комнату. Каждый выбрал себе место. Я постаралась сесть так, чтобы свет хорошо освещал мое лицо, чтобы то, что я собиралась рассказать (а рассказать сегодня я намеревалась далеко не все), не испугало детей, чтобы они поверили мне. Я начала издалека - сказала, что они хорошо знают и чувствуют, как я их люблю, и что своими решениями я хочу принести им только добро; что я знаю и уважаю их отношение ко мне. Рассказала, что уже давно на-блюдатели видели на границах что-то неспокойное, а так как этот дом расположен в центре страны, их родители решили, что для детей будет безопасней провести это смутное время здесь; рассказала и о том, что моя связь с их родителями начала в определенный момент ослабевать, прерываться; и теперь ее совсем нет. Но они не должны бояться - родители живы. Если бы случилось самое ужасное, то я бы это почувствовала, да и сами они - тоже. Обрисовав общую ситуацию и вселив в них уверенность в нашем единстве, я продолжала, что в смутное время надо искать место более защищенное - и одно из таких мест - дом Тетушки Та, расположенный в густой чаще; и что, если они не возражают, мы переедем туда. Это, конечно, не простое решение, и принять его мы должны сообща, все хорошо взвесив (бедные дети, они не знали, что сказав сейчас "а", они обрекают себя на длинный путь в неизвестность с непредсказуемыми и, возможно, страшными последствиями). Я не могла и не хотела им все объяснять, сердце мое разрывалось на части, когда я смо-трела в эти обращенные на меня с любовью, доверчивые глаза. Я не могла расска-зать им всю правду, не могла их напугать, но освободить их от принятия совмест-ного решения я тоже не могла. Ведь путь удается, если хочешь его пройти, если понимаешь, что это необходимо. Потом, в дороге, я надеялась, что смогу постепен-но открыть им всю известную мне информацию, а точнее, что я ею не обладаю и что кроме понимания необходимости пути, мы вышли в путь, не имея даже направления дороги. Все эти мысли и чувства я в который раз постаралась закрыть шторой понимания сиюминутной необходимости. И продолжала, что если мы решим погостить у Та, то времени у нас на сборы немного, и что каждый из нас должен подумать о том количестве действительно нужных вещей, которые он хочет с собой взять. И еще я рассказала, что Соседушка дает нам лошадку с повозочкой и готов научить управлять ею. Закончив на такой довольно оптимистичной ноте, я сказала, что сейчас у них есть время на раздумье и я готова ответить на любые вопросы. По их вопросам, по тому, как они будут заданы, я должна была понять, насколько каждый из них понял всю серьезность того, о чем говорилось, каково его отношение к этому и чего от него можно ждать в дальнейшем; хотя человек постоянно меняется и возможны всяческие неожиданности, но, все-таки... Первым негромко хлопнул в ладошки Мальчик, призывая внимание к себе. Он и во время моего рассказа проявлял больше внешней заинтересованности - кулаки его напря-женно сжимались, глаза сердито поблескивали; несколько раз, понимая, что он уже взрослый, он удерживал готовый сорваться вопрос. Я поощрительно улыбнулась. Вопросы посыпались один за другим - когда мы выезжаем, когда он пойдет учиться к Соседушке, может ли он взять свои рогатки, ножи; и поедет ли с нами его любимый веселый Дружок. Он облегченно замолк, а я медлила с ответом, ожидая вопросов Девочки - хотелось попытаться ответить сразу на вопросы двоих. И моя умница, как бы понимая, негромко хлопнула в ладоши. Все время, пока я расска-зывала, она сидела тихо, опустив глаза, спрятав руки под нарядным передником. Теперь на меня вопросительно смотрели ее милые глаза. Вопросы были, на первый взгляд, простые - как узнают их родители, что мы переменили место, кто будет ох-ранять дом и когда мы вернемся. Улыбнувшись и ей, я позволила себе на минуту задуматься, собираясь с мыслями - ответы у меня были готовы, оставалось только ответить - произнести их вслух!
Мальчик
Я бежал почти всю дорогу обратно, только у самого дома немного приостановился - не хотелось, чтобы меня видели "запыханным"; я быстро помыл руки и открыл дверь в комнату утренней еды, откуда доносились такие вкусные запахи. Бабулька и Сестричка как будто только и ждали моего появления. Я сказал утренние привет-ствия, Сестричка ответила очень по-взрослому, Бабулька же, только улыбнувшись (может, она не заметила, что я не был дома все утро), провела ладошкой по моей всклокоченной голове и мы расположились за столом утренней еды. Было ужасно вкусно - Бабулька умеет приготовить то, что готовят все, но не как все, и я жевал и глотал "двумя руками" и не заметил, когда Бабулька начала говорить о том, что
должна пойти повидаться с Соседушкой, а потом она хочет поговорить с нами в семейной комнате. Я так и застыл с куском пирога в руке - неужели мое утреннее отсутствие заслуживает такого серьезного разговора? Спросить прямо я не мог, а объяснять, о чем мы будем говорить в семейной комнате, Бабулька не собиралась. Оставалось ждать. Сестричка начала помогать убирать со стола, я сказал положен-ные слова и поплелся в свою комнату. Потрогал любимые камушки, немного по-подкидывал их, перекидывая из руки в руку, пометал кинжальчик - никак не по-падал в центр мишени, немного посидел, глядя на кучи всяких нужных вещей и давая себе слово их обязательно разобрать и разложить по местам, и вышел в са-дик. Маленькие Дружки уже разошлись по своим делам. Только Мяушка растянулась на теплом пригорочке под кустом сладкой ягоды. Это были мои любимые ягоды, но сейчас мне не хотелось сердить еще и Мяушку, ведь она бы обязательно проснулась, если бы я полез за ягодами, и обиделась бы. Я пошел к своему Первому Дереву. В поза-позапрошлое лето когда мы были с Бабулькой в рощице и она показывала разные деревья, и учила нас дружить с ними, я увидел маленькое деревце, оно даже еще не было деревцем, а просто чем-то, что собиралось засохнуть, потому что кто-то большой его почти сломал, вдавив в землю. Мы с Бабулькой объяснили ему, что хотим помочь, и осторожно вынули и перенесли в садик, нашли похожее место добавили в ямку его родной земли. С тех пор я начал заботиться о нем и рассказывал ему, каким оно будет большим, красивым и сильным. Но вначале его надо было поливать и привязывать к палочке - таким маленьким и слабым было мое Первое Дерево. Но оно росло и вот этим летом оно уже выше меня на целую голову и мне нужны пальцы двух рук, чтобы обнять его теплый ствол. Деревья растут медленнее людей, и Бабулька говорит, что, возможно, я не увижу, когда мое Первое Дерево вырастет совсем взрослым, но отчаиваться не надо, потому что я всегда буду его Первым Другом. И вот я уселся рядом с деревом (с этого места хорошо видно, когда открывается калитка, и я вовремя увижу, как Бабулька возвратится), достал дудочку и начал стараться "надуть" всякие веселые звуки, чтобы не было так противно ожидать. Откуда ни возьмись прибежал мой веселый Дружок, он уже забыл, что сердился на меня за то, что я не взял его утром на речку, и начал повизгивать под мое дудение. Так мы довольно долго шумели, пока я не заметил Бабульку. Она вбежала в калитку и что-то придерживала у себя на плече. Я попрощался с деревом, и вместе с веселым Дружком мы отправились к дому. У дверей я объяснил Дружку, что сегодня я не могу взять его с собой в дом, и мы расстались, лизнув друг друга. Хорошо, что Бабулька не видела. Она говорит, что каждый должен вести себя как положено его виду и что с маленьких отступлений начинаются большие беды. Иногда она говорит очень сложно.
За дверью, в просторном гостевом помещении, я увидел Сестричку. Она вроде ждала кого-то или чего-то. Увидев меня, она сказала, что слышала, как Бабулька прошла в свою комнату, и спросила, говорил ли я с ней. Я ответил, что только издали видел, что она вернулась, и поэтому вернулся сам. Мы немного постояли молча. Потом Сестричка сказала, что, по ее мнению, лучше всего подождать Бабулечку в комнате вечернего отдыха, и спросила, пойду ли я туда с ней. Я-то мог уже сам входить в семейную комнату, но не знал, знает ли об этом Сестричка, и, если узнает, что подумает, поэтому решил, что лучше пока не признаваться, и сказал, что пойду с ней и мы подождем Бабульку вместе. И, конечно, сразу пожа-лел, что согласился - сидеть с этой девчонкой в одной комнате и делать вид, что рассматриваешь чей-то дурацкий рисунок - и при этом молчать! Совершенно непо-нятно о чем можно было с ней говорить, да и она сидела, как наряженная кукла и даже не пыталась начать разговор. Но вот задринькал хрустальный колокольчик и вошла моя любимая Бабулька. Мы с Сестричкой встали и подошли к ней. Она посмотрела на нас своим - как дела? Все в порядке? - взглядом, обняла, сложила пальцы... И вот мы в семейной комнате. Сестричка и я выбрали себе местечки поудобнее - так всегда делали старшие, когда собирались для большого разговора. К моему удивлению, Бабулька села напротив нас и так, что верхний свет падал прямо на нее. На тех семейных разговорах, куда меня приводили, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь садился под светом. Наверное, произошло что-то более серьезное, чем мой утренний побег на речку. Бабулька раскрыла перед нами в жесте доверия руки и начала свой рассказ. Мне совсем не нравилось то, о чем она рассказывала, что есть опасность на границах, что прервалась связь с родными. Несколько раз я хотел подняться и закричать о том, как это плохо и что я хочу сражаться вместе с Папулей, но, подчиняясь дисциплине взрослых, сидел и ста-рался внимательно слушать Бабульку. Вот она начала говорить о том, что мы по-едем погостить у Тетушки Та и почему мы должны это сделать. И в голове у меня начал появляться свой тайный план. Бабулька кончила говорить и предложила нам задавать вопросы. Меня интересовало, что из своего снаряжения я смогу взять с собой и когда Соседушка научит меня управлять лошадкой. Это-то я и выпалил, наверное, слишком быстро, как бы Бабулька что ни заподозрила, но она спокойно, с пониманием приняла мои вопросы и стала ждать вопросов Сестрички, которая спросила о всякой ерунде - и как родители узнают, и кто посторожит дом, и когда вернемся - чисто девчоночьи бессмысленные вопросы. Но Бабулька и ее выслу-шала очень внимательно. Потом она сказала, что как только мы кончим разгова-ривать, я могу пойти к Соседушке учиться управляться с лошадкой и повозкой, что выехать мы должны как можно скорее, поэтому я должен постараться побыстрее всему научиться; что взять мы должны те вещи и предметы, которые могут приго-диться в пути и в жизни с чужими людьми; что каждый соберет свои вещи, а потом мы вместе все обсудим, чтобы не было совпадений. На свои вопросы я получил яс-ные и простые ответы - то, что сказала Бабулька, было на пользу моему плану. На девчоночьи вопросы Сестрички у Бабульки также нашлись ответы - о том, как наши родители узнают, что отправились к Та, она сказала, что надеется на скорое восстановление связи; что после нашего отъезда все для нас ценное останется здесь в семейной комнате, войти в которую могут только члены семьи, остальные же могут ее только уничтожить, если еще найдут; на вопрос о том, когда мы вернемся, Бабулька ответила, что трудно говорить о сроках возвращения, когда еще даже не вышел в путь и все будет зависеть от гостеприимства и так далее. Здесь я уже пере-стал прислушиваться - все это не интересовало меня, не совпадало с моим планом. Мы еще поговорили. Для Бабульки было почему-то важно, что мы не только под-держиваем ее в этом решении, но и сами хотим отправиться в путь. Ого-го! Знала бы она, как я хочу и тороплюсь! Надеюсь, мне удалось скрыть свое нетерпение. Договорившись, что до завтрешнего утра мы соберем все необходимое, обменяв-шись приветствиями доверия и поблагодарив семейную комнату, мы так же, как вошли, все вместе покинули семейную комнату. Каждый отправился по своим де-лам. Я вприпрыжку заспешил к Соседушке и только по дороге подумал о том, что сегодня я два раза скрыл что-то от Бабульки. Началось все с утреннего происшест-вия и теперь этот "мой план". Если утренняя отлучка - это небольшое отступление, то о чем же я думаю сейчас? Вопросы были неприятные и неудобные, думать об этом сейчас не хотелось, и я решил, что успею еще во всем разобраться, а пока никакого вреда никому нет, да и я должен все усилия направить на то, чтобы по-быстрее научиться управляться с лошадкой. Этих мыслей хватило на короткую дорогу до дома Соседушки. Я вежливо постучал специальной деревяшкой в большие ворота. У Бабульки не было ни ворот, ни забора - вместо забора у нее были высокие колючие кусты кислячки, запутаться в которых я не пожелал бы самому плохому человеку - такие там были шипы и так ветки были переплетены между собой. Вместо ворот калитка была сплетена из дружелюбной лозы, которая помнила всех обитателей дома и открывалась только от их прикосновения. Бабулька была другом деревьев и старалась, где могла, обойтись без деревянных вещей. Ворота приоткрылись. Молча кивнув в ответ на мое положенное приветствие, помощник, живший в доме Соседушки, посторонился, пропуская меня во двор, и пошел звать хозяина. Обычно мы с Бабулькой, приходя поздравить Соседушку с праздником, быстро проходили в дом и в просторном гостевом помещении высказывали положенные слова и преподносили праздничные подношения. Нас всегда хорошо принимали, дарили ответные подношения, угощали вкусностями; и пока старшие вели положенную беседу, я мог рассматривать цветные камушки или собирать из них разные интересные картинки в специальных ящичках. Сегодня же я пришел один, по взрослому, ответственному делу, и ожидал Соседушку, с интересом рассматривая большой, чисто убранный двор. Мое внимание привлекли небольшие низкие домики с узкими длинными отверстиями вместо окон, за которыми чудились мне любопытные глаза. Но вот и Соседушка. Он спустился ко мне с крыльца дома, на ходу протягивая руку во взрослом приветствии. Я этого не ожидал, но с радостью повторил его приветственный жест, и мы обменялись положенными словами. Сосе-душка сказал, что говорил с Бабулькой, и рад, что лошадка будет помощницей в нашей семье, и что добрые соседи всегда должны оставаться добрыми соседями; и говоря так, он открыл дверцу в один из заинтересовавших меня домиков и мы во-шли в помещение, предназначенное для лошадей. Раньше их, наверное, было боль-ше, сейчас здесь за отдельными перегородочками я увидел три большие лошади; проходя мимо них, Соседушка произнес слова лошадиного приветствия и одобри-тельно оглянулся на меня, когда услышал, что я пытаюсь повторить его слова. В углу помещения за низенькой перегородочкой я увидел лошадку и сразу понял, что об этой лошадке Бабулька договорилась с Соседушкой. Соседушка открыл загородочку и вывел ко мне небольшого Коника с добрыми глазами и густой челочкой, щеточкой топорщащейся между ушами. Соседушка объяснил Конику, что теперь я буду его главным Другом и Заботником, и вложил мне в руку конец веревочки от убранства Коника. В другую руку мне Соседушка положил сладость и знаком дал понять, что я должен угостить Коника. Так состоялось наше знакомство с Коником - моим замечательным верным Дружком в разных будущих испытаниях. Но пока я должен был научиться важным вещам, связанным с уходом за Коником - и кормле-нию, и тому, как прилаживать повозочку, которая стояла неподалеку, и как всем этим управлять. Соседушка позвал помощника и сказал, что знает, как важно для всех, чтобы я быстро научился нужным вещам, попросил того не жалеть усилий в обучении, а мне пожелал терпения и выдержки, выразив надежду, что мы с Коником пришлись друг другу по нраву. Мы начали тренироваться и не раз я благодарил мысленно Папулю и Бабульку за то, что они смогли воспитать во мне внима-тельность к нужным вещам и настойчивость. Тренировались мы, пока звезды ве-черней зари не начали появляться на небе. Пришел Соседушка. Помощник сказал, что Коник устал, а нам пора прерваться. Он ободрил меня, сказав, что я учусь до-статочно хорошо и быстро. Они решили, что сейчас я отправлюсь домой, а завтра с утра приду снова, и если все будет, как запланировано, - сказал Соседушка, - то я могу обрадовать Бабульку, передав ей, что после завтрашнего дня тренировок утром мы сможем отправиться в путь на повозочке. Я очень устал, но нашел в себе силы попрощаться с Соседушкой и помощником, произнеся положенные приветствия, Конику же я шепнул лошадиные слова, благодаря за день учебы. Когда я вернулся домой, было уже темно, но Бабулька не спала, поджидая меня с теплой душистой водой, мазью для рук и вкусным питьем, дающим силы и радость. Когда я умылся, Бабулька смазала мои все в ссадинах руки специальной мазью, и понимая, что я ничего не могу съесть от усталости, все-таки настояла, заставила меня выпить стакан ее целительного настоя. Я рассказал ей о том, что делал весь день, что велел передать ей Соседушка. Бабулька, казалось, была довольна тем, что я ей рассказал. Она подождала, пока я устроюсь в постели, загасила свет и как когда я был маленьким, села рядом с кроватью и взяла мою руку в свою. Уже засыпая под ее немудреную песенку, я сквозь сон почувствовал, что от руки ее, которую я помнил такой большой, а теперь она оказалась едва ли не меньше моей, исходило ласковое защи-щающее тепло.
Бабулька разбудила меня на рассвете. Я быстро встал, вспомнив, что сегодня у меня много важных дел. Пока я уплетал вкусную утреннюю еду, Бабулька молчала, лишь изредка посматривала на меня и покачивала головой, как будто сама с собой разговаривала. Я поблагодарил ее за еду и собрался уходить, но она остановила меня, сказав, что хотела бы попросить меня, чтобы до отхода - ведь еще очень рано, я чуть-чуть разобрался в своих вещах; ей бы хотелось понять, на какое количество моих вещей она должна рассчитывать. Мне, конечно, хотелось поскорее побежать к лошадке, но Бабулька была права, и я вместе с ней вернулся в свою комнату. Сказать по-правде, мне не хотелось брать ничего, кроме оружия, ведь я не собирался... нет-нет, об этом сейчас даже нельзя думать - вдруг Бабулька поймет... Я не верил, что мы надолго покидаем дом. Я молчал, разглядывая груды своих вещей, а Бабулька, видно, решила, что я не решаюсь сделать выбор, поэтому сказала, что она думает, что можно ограничиться небольшим количеством одежды, но взять всякие рогатки, камушки и ножи, но только в разумных пределах. Что она имела в виду под разумным пределом, я не спросил, и быстро, пока она не передумала, начал перетаскивать в одно место свои любимые рогатки, ножи и палки. Образовалась довольно большая груда разных вещей. Когда я закончил, Бабулька вернулась и сказала, что, собственно, я переложил вещи из разных углов комнаты на середину и что это не совсем то, что она имела в виду под разумным пределом и поэтому нам придется заняться этой работой вместе, когда я вернусь от Соседушки. Надо признаться, я действительно соорудил посредине комнаты целую гору почти из всех своих вещей и, как ни быстро я старался сложить вещи, прошло довольно много времени и можно было уже отправляться. Я взял приготовленную Бабулькой корзину с подношением для Соседушки и его помощника. Бабулька погладила меня по голове, сказала слова напутствия и удачи; и я пошел. Помощник быстро вышел на мой стук, мы сказали друг другу приветственные слова, я отдал Бабулькину корзинку и, не задерживаясь, мы пошли в помещение лошадей. Я сказал приветственные лошадиные слова, когда мы проходили мимо лошадок, и мне кажется, они поняли меня. Коник узнал меня и начал подпрыгивать и постукивать передней ногой. Я протянул ему вкусность и он с удовольствием съел ее с моей руки. Сегодня учеба была легче и быстрее - ведь самые главные и тяжелые для меня вещи я учился делать вчера. И уже к концу дня я мог сам запрягать лошадку, привязывать к ней повозку и немного всем этим управлять. Когда Соседушка пришел проверить мою учебу, он остался доволен - сказал, что на этом можно остановиться, а необходимый опыт придет в дороге; поскольку у Бабульки нет места для лошадки, Коник и повозочка останутся у него, и как только мы решим выехать, он отдаст их нам. Я погладил и покормил лошадку, попрощался с ней и другими лошадьми, сказал слова благодарности Соседушке и помощнику и побе-жал домой. Мне хотелось уже как можно быстрее выступить в путь. Когда я вернулся, то нашел Бабульку с Сестричкой в помещении припасов. Они перекладывали разные семена и травы из банок в небольшие мешочки и надписывали на каждом, что есть внутри. Бабулька обрадовалась, когда я пересказал ей, что сказал Соседушка, внимательно распросила меня о том, что я научился делать и как я сам чувствую это у меня получается; осмотрела мои руки и ноги - нет ли новых ссадин. После этого она сказала, что до вечерней еды мы с ней должны разобрать мои вещи, а Сестричка может немного отдохнуть. Мы пошли в мою комнату. Я приготовился отстаивать каждый камень и каждую палку. Когда мы вошли в комнату, Бабулька сказала, что при любом выборе важно определить главное - для чего этот выбор делается, какая цель преследуется; определить то, что важнее, и что она думает - камни мы можем найти по дороге, деревянные палки можем сделать сами, а вот вещи из железа на дороге не валяются и она предлагает взять как можно больше железных вещей, а камни и деревяшки взять самые-самые любимые. Она оставила меня одного - ушла готовить вечернюю еду, а я начал перекладывать вещи. Поразмыслив, я понял, что Бабулькин принцип отбора мне подходит, и быстро собрал небольшую кучку по-настоящему нужных и хороших вещей из железа, но не удержался и добавил несколько самых любмых камушков и палочек. Я как раз ус-пел закончить с этим, когда Бабулька позвала к вечерней еде. Мы сидели втроем у стола, Бабулька сказала нужные слова начала вечерней трапезы, а я подумал, что, наверное, это моя последняя с ними вечерняя еда, и постарался вести себя как мож-но лучше и так хвалил каждое блюдо, что Бабулька, наверное, начала о чем-то думать - очень уж вопросительно она на меня посмотрела. После еды мы пошли в комнату вечернего отдыха и Бабулька попросила Сестричку немного поиграть на лире, сама она села с каким-то рукоделием поближе к огню. Я забрался в свой любимый уголок и стал тихонечко подбрасывать красивые музыкальные шарики. Я думал о том, что в доме Тетушки Та живет большая семья; с ее внуком мы были хорошими приятелями; он может посоветовать, как не ссориться с Сестричкой - ведь со своей старшей Сестричкой он живет всю жизнь и знает, наверное, как обходиться с девочками. Потом я вспомнил, что не собираюсь надолго задерживаться в доме Тетушки Та, что при первом удобном случае я собирался убежать, найти Папулю или Дядюшку и помогать им; и мне стало чуть-чуть грустно, но потом я подумал, что Бабульке и Сестричке будет хорошо в семье Тетушки Та, немного успокоился и услышал - Бабулька, наверное, говорила давно - что завтра мы отправляемся в путь. И как только утром я приведу лошадку с повозкой, мы сможем сложить вещи и уйти. Мое сердце, казалось, заплясало от радости - совсем-совсем скоро я найду настоящих бойцов. С такими радостными мыслями я пошел к себе в комнату; с разбегу запрыгнул в кровать и не заметил, как уснул.
Этим утром Бабулька не будила меня, и я проснулся, как всегда, почувство-вав тепло солнечных лучей на своем лице и запахи утренней еды, заполнившие весь дом. Я быстро выскочил из постели, умылся и побежал в комнату утренней еды. Я был первым - Сестричка еще не пришла. Мы с Бабулькой обнялись, приветствуя друг друга, и она сказала, что мы не можем терять время, поэтому я поем один и пойду за лошадкой. Я хотел было быстро-быстро похватать еду и поесть по дороге, но Бабулька сказала, что быстро - не значит плохо и я должен сесть и как следует поесть, чтобы у меня были силы. И вот, сказав положенные слова, я уселся за стол, и Бабулька не отпускала меня, пока я не запихал в себя все, что она думала, что я должен съесть. Теперь, запомнив все, что на словах я должен был передать Соседушке, я взял прощальное подношение и заспешил за лошадкой. В дверях я чуть не сбил с ног Сестричку, но времени особо извиняться не было, и, быстро попросив прощения, я выскочил из дома. Соседушка как будто знал, что я приду - я даже не успел как следует постучать в ворота, как мне открыли. Коник, запряженный в повозочку, уже стоял посредине двора. Соседушка выслушал мои утренние приветствия и сказал, что желает Бабульке и нам долгих лет и ровной дороги. Он подвел меня к лошадке, еще раз объяснил главные правила, помог мне взобраться на повозочку. Попрощался с Коником, погладил его по блестящей челке, что-то шепнул в настороженное ухо. Помощник широко распахнул ворота, я тихонечко потянул, управляя, и Коник, мотнув головой, весело шагнул вперед. Мы благополучно добрались до нашего дома. Коник как будто всю жизнь скакал с повозочкой по этой дороге. У нас не было такого большого двора, как у Соседушки, и я привязал Коника у калитки, сказав ему, чтобы он не боялся, что я скоро вернусь и пошел в дом - звать Бабульку. Когда я вошел, Бабулька что-то размешивала в большом кувшине - она радостно улыбнулась, налила веселого вкусного напитка из кувшина мне в стакан и я повел ее знакомиться с лошадкой. Бабулька и Коник сразу понравились друг другу - я это понял - Бабулька погладила его по блестящей челке, почесала, сказала приветственные лошадиные слова, а Коник мотнул головой, взял у нее с руки вкусность и приветливо топнул копытцем. Я очень гордился, показывая Бабульке Коника и повозку, и как я умею с ними управляться, и рассказывал, какие правила я узнал. Бабулька была довольна, она сказала, что мы сложим все наши вещи внутри дома, а потом сразу перенесем на повозку и поедем. Я пошел собирать свои вещи, но только я начал складываться, как пришла Бабулька и спросила, может ли она поучаствовать в сборах. Я, конечно, согласился. Она быстро осмотрела все, что я хотел взять с собой, и сказала, что она думает, что я могу взять с собой один или два небольших барабанчика и, конечно, дудочку и веселые музыкальные камушки. Бабулька протянула мне два мешка - один для одежды, второй для всяких вещей - и ушла, сказав, что мы собираемся в общей комнате. Я быстро распихал вещи по мешкам и в общую комнату пришел первый. Бабулька и Сестричка пришли вскоре - каждая с двумя мешками. Я удивился, увидев на плече Сестрички футляр с лирой. Бабулька сказала, что мы должны захватить еще по небольшому мешку из помещения припасов, и все это перенести в повозочку. Когда мы разложили вещи внутри повозки, оказалось, что все очень здорово разместилось и для нас троих тоже осталось место. Прежде чем мы двинулись в путь, Бабулька внимательно посмотрела на каждого из нас и сказала, что, хоть мы уезжаем и не навсегда, но если кто-то хочет, то есть время попрощаться с кем он хочет. И она пошла внутрь садика. Я задумался - мне совсем не хотелось ни с кем прощаться - и никуда не пошел, остался рядом с Коником - надо было еще раз расчесать ему челку и поправить сбрую перед дорогой. Пусть женщины прощаются: они любят всякие такие вещи со слезами и вздохами - мужчины делают свое дело молча. Сестричка быстро вернулась, Бабулька немного задержалась, но и ее не пришлось ждать.долго. И вот мы устроились в повозочке, я взял в руки вожжи, Бабулька сказала слова начала дороги и эге-гей! Мы отправились! К дому Тетушки Та надо было ехать сначала по полям, потому по мостику и еще немного по лесу. Так всегда ехал сын Тетушки Та, когда приезжал за нами на своей повозке. Первый раз мы ехали одни, но Бабулька не волновалась, и я старался не подавать виду, что чуть-чуть боюсь. Лошадка бежала быстро и, когда солнце стало почти над головой, мы были уже около мостика через нашу речку. Бабулька сказала, что надо остановиться - дать отдохнуть и попить Конику, да и самим немного размяться и поесть. Когда мы остановились и я спрыгнул с повозочки, то понял, что совсем не так просто просидеть неподвижно несколько часов. Пока я распрягал лошадку и ждал, пока она напьется, Бабулька с Сестричкой достали скатерку, всякие плошки, еду и питье. Молодец, Бабулька! - Я бы и не подумал взять с собой еду. Надо будет запомнить, когда я отправлюсь искать мужчин. Мы поели, выпили понемногу питье из Бабулькиного кувшина. Я запряг Коника, мы переехали мостик и продолжили свой путь по лесной дороге. Дорога в лесу не была такой же ровной и гладкой, как в поле - лошадка бежала медленней, и все-таки до наступления темноты мы должны были доехать до дома Тетушки Та. Я бы никогда никому не признался, но управлять лошадкой с повозочкой оказалось не таким простым делом, как мне казалось раньше. И хоть повозка была нетяжелая, а лошадка послушная, я очень устал и только и думал, как бы поскорее доехать и отдохнуть. Мы были уже недалеко от дома Тетушки Та, но что-то казалось мне странным. Я оглянулся на Бабульку - они с Сестричкой сидели чуть сзади в глубине повозочки. Лицо у Бабульки было напряжено и очень неподвижно - виднелись только внимательные глаза. Она заметила мой взгляд и приложила палец к губам, а второй рукой сделала знак остановиться. В лесу было тихо! Дом Тетушки Та очень шумный - много людей, лошадей, домашних Дружков. Все это разговаривает, сопит, рычит, издает множество разных звуков. И запах - всегда пахнет печкой и едой. Сейчас же ничего этого не было. Может быть, мы заблудились? Бабулька, показалось, поняла меня. - Нет, сказала она, мы не заблудились, но поедем острожно. И вот мы медленно подъехали к большому дому Тетушки Та - тихо, не видно и не слышно никого. Я остановил лошадку. Мы остались в повозочке, не зная, на что решиться. Тут из калитки рядом с большими воротами вышел Мяука Тетушки Та и важно уселся прямо перед нами, обвил хвостом лапы и широко раскрыл рот в приветствии. Послышался тихий быстрый звон - это Бабулька легко спрыгнула с повозочки и присела перед Мяукой, приветственно сложив руки; мы с Сестричкой тоже спустились на землю. - Мур-Та, Мур-Та - начал Мяука, глядя прямо в глаза Бабульке, - Мяу-мяу-мя, - звуки то опускались, то поднимались, и мне становилось все тяжелее слушать - хотелось или заткнуть уши, или убежать; я почувствовал, как ручка Сестрички крепко сжала мою руку. Тут новый голос - неужели Бабулька? - промурлыкал во-прос; - Фрр-фрр, - весь ощетинился Мяука, поднялся, ударил хвостом по земле и, повернувшись, ушел в калитку, как бы приглашая идти за ним. Как только прекратилось это странное мяуканье, мне сразу стало легче - я поднялся на ноги и мы с Сестричкой подбежали к Бабульке. Лицо у нее было бледное и она с трудом переводила дыхание. Она знаками попросила нас присесть и немного подождать. Когда дыхание у нее восстановилось, она сказала, что Мяука сообщил, что вся семья Тетушки Та уехала к ее другому сыну, а мы можем войти и быть как дома; а на вопрос, почему они это сделали, Мяука ответил: "Враги". "Делать нечего, скоро ночь; мы остановимся здесь" - сказала Бабулька, поднялась, вошла в калитку и открыла перед нами большие ворота. Я ввел лошадку с повозкой во двор; мы за-крыли ворота и калитку, я распряг Коника и отвел его в пустые сейчас помещения для лошадей. Бабулька поднялась на высокое крыльцо дома и произнесла слова привета. Мы толкнули тяжелые входные двери и вошли в пустой дом Тетушки Та. Бабулька зажгла свет. Мы успели приехать до темноты - все было на своих местах в гостевом помещении, даже от знаменитой печки Тетушки Та еще веяло теплом. Тепло - как будто нас здесь ждали, только хозяев нигде не было. Мы с Сестричкой тихонько уселись на скамью у входа, а Бабулька вышла на середину помещения, закрыла глаза, постояла немного и начала медленно поворачиваться, переступая с ноги на ногу; все так же, не открывая глаз и иногда задерживаясь в каком-то одном направлении. Так она обернула полный круг и когда снова повернулась в нашу сто-рону, то подняла руки, хлопнула в ладоши, открыла глаза и сказала своим совсем обычным голосом: "Давайте-ка для начала перенесем вещи из повозки в дом". Когда мы отнесли мешки, я пошел почистить и покормить Коника, а Бабулька с Сестричкой начали разбирать вещи и готовить еду. Когда я вернулся, знаменитая печь Тетушки Та была растоплена, на столе на красивой скатерти была вечерняя еда. Бабулька сказала все нужные слова и мы принялись за трапезу. Стол для еды у Тетушки Та был большой и всегда во время трапез здесь собиралось много разных людей - все ели, разговаривали, смеялись. Сейчас мы втроем заняли только ма-ленький его краешек поближе к печке и молча ели без всякого аппетита, только чтобы не огорчать Бабульку. Когда с едой было покончено, мы убрали со стола, и Бабулька пригласила нас снова сесть с ней рядом. - Я знала, - сказала она, - что разговор этот должен состояться, но думала, что у нас еще есть в запасе немного времени - выходит, я ошибалась. Видимо, мы ушли из моего дома навсегда. Я думала, что какое-то время мы проведем у Тетушки Та, пока узнаем, где именно ваши родители, свяжемся с ними и вместе решим, что делать.
Перед самым нашим отъездом ко мне прилетела маленькая говорящая си-ничка Тетушки Ли с сообщением, что Тетушка Ли и Тетушка Ла покинули наши места. Я не рассказала вам об этом, потому что не хотела вас пугать раньше време-ни. Но вы сами видите, как быстро все меняется, значит, будут меняться и наши планы. Мы должны вступить на трудную и неизвестную дорогу и я прошу вас - самое главное - это доверие и единство. Бабулька крепко сжала кулачки. - Вы хо-рошие умные дети и умеет достойно себя вести, - ни один из вас не открыл другому, что посвящен и может самостоятельно входить в семейную комнату - я исподтишка посмотрел на Сестричку и встретился с ее удивленными глазами; - это похвально и радует; но несколько дней назад ты, сынок - и Бабулька посмотрела на меня, - совершил не совсем правильный поступок, и, что хуже всего, умолчал о нем, надеясь, что другие не узнают. И это самое плохое, что может случиться с нами в дороге - недоверие, неверие друг в друга - оно не даст нам продвинуться ни на шаг. А теперь смотрите внимательно - Бабулька угольком (она взяла его у печи) начала рисовать карту на белом столе. Она обозначила наш дом, и поле, и речку, и дорогу, и дом Тетушки Та, и другие дома и леса, и горы, и море. - Мы должны идти одни и я долго размышляла, в какую сторону мы пойдем, какое направление выбрать, где большая надежда найти ваших родителей. Мы пойдем к морю. Это не простая дорога, она идет через горы и лес, но в приморских городах всегда все обо всем знают; и города эти большие, в них много пришлого люда и на нас и наши расспросы меньше обратят внимания. - Бабулька провела извилистую линию между домом Тетушки Та и городом, который она нарисовала на самом берегу, на линии, обозначавшей начало моря. - Запомните этот рисунок? - спросила Бабулька, и как только мы с Сестричкой, помедлив, кивнули головами, она все стерла мокрой тряпкой и вновь накрыла чистый стол скатертью. - Мы не знаем, - продолжала она, - какие люди встретятся нам на пути, как они к нам отнесутся. Для большей безо-пасности мы не будем рассказывать о себе все. Я хочу, чтобы вы поняли, и это очень важно, что мы не должны все о нас рассказывать. Самое лучшее, если мы на время забудем о наших именах и будем просто Девочка, Мальчик и Старушка Ля, по воле судьбы странствующие вместе. Мы не знаем, может быть, кто-то ищет детей ваших родителей,чтобы... Она не договорила, мурашки побежали у меня по спине, но я продолжал так же внимательно смотреть на нее и слушать. - Я спорола метки с нашей одежды, - продолжала Бабулька, - и думаю, что тебе, моя любимая, - она обращалась к Сестричке - придется расстаться со своим нарядным платьицем - путешествовать в штанишках гораздо удобнее. Если бы ты еще согласилась отрезать свои прекрасные волосы - кто знает, где и когда нам удастся мыться; но настаивать я не могу - тебе самой решать. - Она помолчала. - Я приготовила для вас по маленькой дорожной сумочке - их крепят на поясе, в них есть все, что надо путе-шественнику в случае необходимости. И еще, вы были удивлены, что не видели И, когда приехали в этом году - она ушла еще раньше, но подумала о вас, и для каж-дого оставила маленький подарок. Бабулька встала и протянула мне на ладони вы-тянутой руки - я не заметил, откуда она его вынула - нож - кинжал, о котором я мечтал все время. Я молча стоял, не зная, что сказать и как поверить. Свободной рукой Бабулька взяла мою руку и переложила в нее кинжал. - Владей им по праву и по чести, не урони достоинства благородного металла - так сказала она и поцело-вала меня в голову, как взрослого мужчину. После этого Бабулька достала особен-ный камень и протянула его Сестричке. Я тихонечко отошел в сторону. Мне нетер-пелось поскорее рассмотреть мой кинжал. Остро заточенный металл лезвия отливал синевой. Если долго смотреть на него, то кажется, что где-то внутри пробегают мерцающие огоньки. Рукоятка и гарда сделаны вместе из непонятного материала и хитро соединены с лезвием. Были и ножны, сделанные из кожи с какими-то узора-ми. Я не мог отвести глаз, перекладывал кинжал из руки в руку, примериваясь как удобнее, прятал его в ножны и снова доставал. Я так увлекся, что не заметил, как Бабулька подошла ко мне и положила руку на плечо - ну, а теперь, после дня пути и вечера разговоров, - мыться! - сказала она. Я удивился - было не положено ходить по дому, когда хозяев нет, но Бабулька и не собиралась никуда идти - она отодвинула заслонку удивительной печи Тетушки Та и мы увидели, что внутри полным-полно места и стоят емкости с горячей водой - залазь и мойся. Первым в печку залез я. Бабулька задвинула заслонку и я отлично вымылся, не веря себе, что моюсь в печке, и думал, что никто из мальчишек мне не поверит, когда я об этом им расскажу. Я постучал в заслонку и Бабулька выпустила меня, мокрого и чистого. Теперь была очередь Сестрички, а я отправился спать на печку и уснул, крепко прижимая к себе нож - кинжал. Когда я проснулся, то сразу не смог понять, где я. Было как-то темно, не было любимых Бабулькиных солнечных зайчиков, да и за-пахи были совсем другие. Пошевелившись немного, я понял, что лежу на печке Тетушки Та и ее Мурлыка пытается лизнуть меня в лицо. Тут я вспомнил все, что было и о чем говорилось вчера, и горько пожалел, что не попрощался со своим Дружком и Первым Деревом. Но нож - кинжал отвлек мое внимание и я почти что свалился с печки, потому что перекатился на самый край - так мне хотелось еще раз им полюбоваться. Тут люди внизу заметили, что я проснулся. Да, да, люди, потому что в том мальчике с растрепанными вихрами и старушке, закутанной в шаль и одетой в миллион юбок, я с трудом узнал Сестричку и Бабульку. Они были довольны тем, что я их не узнал, и тихонько посмеивались над моим глупым удивленным лицом. - Доброе утро, - сказала старушка совсем Бабулькиным голосом, - слазь с печи, лежебока; время утренней еды, и в путь. Я быстро спустился с печки, умылся и, не выпуская из рук кинжала, уселся за стол. - Место ножа - на поясе, - голосом Сестрички сказал незнакомый мальчишка. Я хотел было ответить - с мальчишками я знал, как разговаривать, но предостерегающий взгляд старушки поставил точку в начинавшейся ссоре. Мы поели, я пошел запрягать лошадку и, конечно, задержался - еще раз хотелось рассмотреть кинжал. Пришла Бабулька - она не знала, почему я задержался, и хотела проверить, что все в порядке. Бабулька увидела, что я рассматриваю кинжал и, вытянув руку, осторожно провела пальцем по лезвию, потом перешла на гарду и рукоять. Я протянул кинжал, чтобы она взяла его, но она отдернула руку. - Нет-нет, - сказала Бабулька, - он твой, я даже не разворачивала подарки и только вчера увидела, что И передала для вас. Она не отводила глаз от кинжала. - Я знала, - продолжала Бабулька, что он существует, но первый раз вижу кинжал с рукоятью и гардой из Рога. Если вы с ним поймете друг друга, то кинжал будет тебе не только оружием, но хорошим другом и помощником. Береги его. Я спрятал кинжал в ножны и Бабулька рассмотрела все узоры. Она не взяла ножны в руки, а попросила меня поворачивать их, чтобы ей было удобнее все увидеть. Бабулька ничего не сказала, только покачала головой, и я не понял, то ли удивленно, то ли восхищенно. После этого я спрятал кинжал за пазуху и мы вместе с Бабулькой запрягли лошадку в повозочку и вывели ее во двор. Потом перенесли вещи из дома, и снова расположили все в повозочке. Бабулька еще внимательнее, чем в первый раз, осмотрела ноги Коника и нашу с Сестричкой обувку, проверила, хорошо ли мы одеты, удобно ли привязаны наши дорожные сумочки к поясам; помогла мне вывести Коника с повозочкой со двора и вернулась на минутку затворить ворота изнутри. Через пару минут она выбежала из калитки и, путаясь в юбках, залезла в повозочку. Можно было ехать. По Бабулькиному пла-ну мы должны были выехать из леса, держа направление на юг и немного на запад, на юго-юго-запад, как сказала Бабулька, и, проехав через небольшую травянистую равнину, подняться в горы, а оттуда спуститься к портовому городу. Я хорошо за-помнил Бабулькину карту и надеялся, что смогу довезти Бабульку с Сестричкой. О том, чтобы сбежать на поиски воинов, я сейчас, когда семья Тетушки Та уехала, не мог и думать. Путешествие началось хорошо. Лесная дорога не была очень утомительной, мы по очереди сходили с повозочки и шли рядом, чтобы немного размяться, несколько раз останавливались для еды и питья. Хорошо, что Бабулька взяла с собой достаточно припасов. Мы разговаривали - Бабулька рассказывала нам всякие смешные истории или учила различать деревья и кустарники. Когда мы первый раз остановились на ночь, она раздула в горшке угольки, которые взяла из печки Тетушки Та, и устроилась сторожить на ночь, пока мы с Сестричкой спали в повозочке. Зато после утренней еды, когда Коник наконец вывез нас из леса в степь и повозочка покатилась весело и ровно, Бабулька (забыл, теперь я должен называть ее старушка Ля), немного поспала. Ехать по степи было легче, но в то же время и труднее. Надо было стараться не сворачивать с направления, находить места с во-дой, потому что Коник мог есть степную траву, а у нас самих еще были взятые из дома припасы, но воды на всю дорогу мы, конечно, не могли взять с собой. Мы старались не останавливаться днем - только если попадался колодец или какой-нибудь родничок с водой - и мы наполняли наши специальные мешки для воды. Но вода встречалась редко и мы думали, как ее расходовать. Когда наступал вечер и становилось темно, мы останавливались, распрягали Коника, поили его, и, стрено-жив, отпускали пастись. Сами же выкапывали ямку и в ней разводили огонь из угольков, припасенных в горшке. Старушка Ля не разрешала разводить большой открытый огонь; мы ели, я немного дудел на дудочке, а Сестричка играла на лире. Бабулька учила нас находить звезды и по ним понимать наше место и искать направление нашего пути. Она хотела как можно скорее добраться до предгорий и говорила, что там легче затеряться и легче найти еду. И еще где-то там, прямо по нашему пути жила семья ее старинной подружки. Бабулька очень надеялась, что там мы сможем отдохнуть, разузнать всякие новости и решим, что делать дальше. Так мы сидели по вечерам, и мне было ужасно интересно учиться понимать узор звезд, слушать игру Сестрички, рассказы Бабульки о дороге в предгорьях и о семье ее Подружки На. Даже то, что мы ехали, не зная куда - мне все равно было интересно! Когда надо было останавливаться спать, Бабулька уже привычно устраивалась у переднего колеса повозочки, закутываясь в свои шали и юбки. Я никак не мог уговорить ее, что я тоже могу немного посторожить, и Сестричка уговаривала, что мы можем сторожить по очереди, разделив ночи на несколько страж, как делают все стражники - Бабулька соглашалась с нами, но говорила, что время еще не пришло, что в свое время мы обязательно так и сделаем. Она немного спала потом, после утренней еды, но все остальное время дня сидела на задней стороне повозчки и внимательно осматривала небо и землю. Мы с Сестричкой сидели вместе на передней стороне повозочки, по очереди спрыгивали на землю и шли немного, чтобы прогуляться, да и лошадке, как нам казалось, было легче.Так мы ехали несколько дней. Никто не встречался нам по пути, иногда мы видели, как вдалеке пробегали группы степных животных или большие-большие птицы кружили высоко в небе. Но природа вокруг нас постепенно менялась и к концу седьмого дня пути мы ехали среди небольших холмов. Кое-где на холмах росли деревья, а далеко впереди темнели горы. Мы остановились на ночь у одного из холмов, среди рощи небольших
деревьев. Бабулька, как всегда, обошла нашу стоянку, рассыпала какой-то порошок - она говорила, что это защищает от змей. Сестричка раздула угольки. Она здорово научилась это делать. Я распряг и стреножил Коника. Мы поели, Сестричка немного поиграла на лире, я подудел в дудочку. Мы проверили свой путь по звездам на небе и немного поговорили о том, как будем ехать по предгорьям и какие неожиданности нас могут ожидать. Бабулька сказала, что еды у нас осталось немного и было бы хорошо побыстрее добраться до дома ее подружки На. Ночь прошла как всегда. Утром мы немного поели, хорошенько убрали за собой - Бабулька настаивала, чтобы мы оставляли после себя как можно меньше следов, и отправились дальше.
Теперь мы двигались медленнее - местность постоянно поднималась, нужно было выбирать путь для повозочки между холмами и из-за холмов ехать прямо в нужном направлении мы не могли. Но все равно к концу дня мы были уже у самых гор - они стеной закрывали весь горизонт. На ночь мы расположились у входа в ущелье рядом с небольшим чистым родничком. Ночью здесь в предгорье было чуть холоднее, чем на равнине, и звезды блестели немного по-другому. Мы все очень устали за этот день и после еды мы с Сестричкой не играли музыку и особенно не разговаривали, а пожелали друг другу спокойной ночи и отправились спать. Когда утром Бабулька разбудила меня и я вылез из повозки, то с трудом мог рассмотреть все вокруг - утренний туман спустился с гор и все как будто было внутри влажной серости. Я пожелал Бабульке доброго утра и чуть было не наступил на Сестричку - она раздувала угольки в нескольких шагах от повозочки. Я пожелал и ей доброго дня и медленно пошел к Конику - заботиться о нем было моей утренней обязан-ностью. Я шел на его неторопливое похрапывание и совершенно неожиданно нале-тел на его теплый бок. Ориентироваться в тумане было очень трудно. Я распутал Конику ноги и, взяв за уздечку, медленно повел в сторону мерцающего света угольков.
Девочка
Бабулечка была приятно удивлена, что я уже встала. Она улыбалась, глядя на меня. Мы с радостью сказали друг другу утренние приветствия. Бабулечка обня-ла меня и как две подружки мы пошли в комнату утренней еды. И когда только Ба-булечка успевает все делать? Я не удержалась и сказала ей о том, как красиво в комнате и как вкусно пахнет еда. Бабулечка не успела ответить - в комнату во-рвался Братик. Мне кажется, он даже и не умылся как следует - такой он был весь неопрятный. Мы обменялись утренними приветствиями, Бабулечка пригласила нас к столу. Удивительно, до чего плохо воспитан мой Братик. Со дня своего приезда я не уставала удивляться его поведению. Но еще удивительнее вела себя Бабулечка - она как будто не замечала, как он себя ведет за столом и вела разговор о маленьких Дружках, о хорошей утренней погоде; и при этом следила, чтобы наши тарелки бы-ли полными и постоянно добавляла нам всякие вкусности. Я уже просто лопалась и поблагодарила Бабулечку за вкусную еду, а Братик, кажется, и не замечал, как и сколько он ест. Наконец, и он остановился. Бабулечка сказала, что с утра должна встретиться с Соседушкой, а потом хочет поговорить с нами в семейной комнате. Я была немного удивлена - для разговора в семейной комнате нужна серьезная при-чина. Братик тоже удивился и мне показалось, что он даже немного испугался. Но спрашивать мы ничего не могли. Братик пробормотал слова благодарности за еду и ушел. Я осталась помочь Бабулечке убрать после еды и думала, что когда мы оста-немся одни, она скажет мне еще что-нибудь. Но она не стала мне ничего объяснять - только похвалила за помощь и ушла.
Я подумала, что могу использовать свободное время для своих личных дел. У себя в комнате я достала бумагу и краски. Мне хотелось сделать себе монограмму. У всех на одежде были значки - метки. Когда рождался ребенок, Мамулька в течение первого года его жизни придумывала для него монограмму. Надо было объединить в едином орнаменте символы и цвета рода с именем ребенка и сделать это так, чтобы эта монограмма была и красивой, и небольшой, и легкой в исполнении.
Мальчикам и мужчинам монограммы вышивали мамульки, сестрички, жены. Располагали их или на нагрудном кармане, или на рукаве, иногда на воротнике праздничной рубахи. Девочки, как только выучивались рукоделию, начинали сами вышивать свои монограммы. И где только их не располагали - от корсажа платья до подола юбки. У моей Мамульки монограмма была сделана как заколка и при-держивала перо на ее шапочке. Это было очень красиво, задорно. У Бабуленьки - мамулькиной мамули - монограмма была вышита всегда на углу шали или платка. У Бабулечки... Тут я задумалась - я никогда не видела ее монограммы! Интересно, даже вензеля с именем я не видела ни на одной ее одежке! Надо будет как-нибудь постараться и разузнать. Это странно... До рождения ребенка монограмму не при-думывали, чтобы "не смущать судьбу". Потом в течение всей жизни мальчики ос-тавались со своей первой монограммой. Девочки же могли до замужества поменять свою монограмму. Очень немногие это делали - ведь создать монограмму совсем не так просто, как кажется: сочетания цветов и символов, размеры - надо было хорошенько подумать, нарисовать образцы, потом вышить их. Я не могла сказать, что моя монограмма мне не нравится. Она очень симпатичная и составлена с большим вкусом, но мне хотелось сделать что-то свое, чтобы все видели мою новую монограмму и восхищались моей работой. Несколько образцов я уже нари- совала и теперь разводила краски, выбирая самые красивые сочетания цветов. Я работала, прислушиваясь, не вернулась ли Бабулечка. Она довольно долго задер-жалась у Соседушки. Интересно, что у нее там за дела? И о чем она с ним разговаривает? И вот послышался звук хрустального колокольчика, торопливые шаги Бабулечки, звук захлопнувшейся двери. Бабулечка вернулась в свою комнату. Я отложила в сторону краски и кисточки. Мы должны были разговаривать в Семей-ной комнате, но я не знала, как отнесется Бабулечка к тому, что я приду туда сама, и решила, что лучше всего подождать Бабулечку и Братика. Я пошла в гостевое помещение. Там никого не было и я стояла в раздумье, как правильнее поступить, когда вошел Братик. Я сказала ему, что слышала, как Бабулечка вернулась, но не знаю, может быть, она сказала ему, где ее ждать. Братик тоже не знал, как посту-пить. Мы немного помолчали и я предложила ему вместе подождать Бабулечку в комнате вечернего отдыха. Он, кажется, немного колебался, но согласился. И вот мы сидим вместе в этой красивой комнате: Братик делает вид, что рассматривает картину, я молчу - думаю, о чем бы с ним заговорить. Но так ничего и не приду-мала до тех пор, пока не вошла Бабулечка. Мы подошли к ней. Она внимательно посмотрела на каждого из нас, обняла, сложила пальцы в знакомый знак и мы перенеслись в Семейную комнату. Мы с Братиком выбрали каждый по уютному уголку, Бабулечка устроилась напротив нас и верхний свет падал прямо на ее лицо. Это было очень странно. Дома меня уже давно брали на разговоры в Семейную комна-ту и никогда я не видела, чтобы во время разговора кто-то садился в центре. Что же случилось? Что могло случиться? Я вся напряглась, мысли перепрыгивали. Бабу-лечка молчала недолго. Ладони ее в жесте доверия были обращены к нам. Она на-чала говорить. Сначала как будто с трудом, медленно - о том, как она нас любит, о важности единства семьи и доверии. И чем больше она нас с Братиком хвалила, тем неспокойнее и неуютнее становилось мне. То, что она говорила дальше, было совсем, совсем невозможно. Я не хотела верить, что нет никакой возможности вос-становить связь с родителями, и не понимала, почему в другом месте нам может быть спокойнее. Но Бабулечка говорила и говорила, приводила доводы... И не так сами слова, а то, как она их говорила, постепенно заставило меня поверить и по-нять, что выбора у меня, в общем-то, и нет. Первым на просьбу Бабулечки задавать вопросы, когда она кончила говорить, отозвался Братик. Я внимательно слушала, о чем он спрашивал: можт быть, его волнует то же, что и меня. Но его вопросы касались того, когда и как мы выедем; меня же интересовало, как родители узнают, что мы переменили место, как они потом найдут нас и когда мы вернемся - я очень боялась потеряться. Бабулечка внимательно выслушала наши вопросы, на минутку задумалась. Потом со своей милой доброй улыбкой начала рассказывать о том, как и какие вещи, она думает, надо взять с собой; о том, что Братик должен научиться управлять лошадкой с повозочкой; что выехать мы должны как можно быстрее и что дом, а особенно Семейная комната, хорошо защищены; что в доме Тетушки Та нас ждут добрые друзья и что говорить о сроках возвращения, когда мы еще и не вышли из дома, в нашем случае неправильно. Она хотела вселить в нас уверенность и мужество, и я невольно поддалась - будущее показалось мне уже не таким страшным. Мы еще немного поговорили, вернее, Бабулечка продолжала отвечать на всякие небольшие вопросы о том, что и как мы будем собирать. Потом немного помолчали; сказали друг другу слова доверия, поблагодарили Семейную комнату. Бабулечка снова обняла нас и мы перенеслись в комнату вечернего отдыха. Братик сразу заспешил к Соседушке - ему нетерпелось увидеть лошадку. Меня Бабулечка попросила задержаться. Она сказала, что нас ждет очень большая работа. Надо пересмотреть все вещи дома и решить, что и как мы хотим сохранить в Семейной комнате; и этим мы займемся сегодня - завтра надо будет разобраться с запасами еды, и это тоже большая и важная работа. "Мальчик быстро научится управляться с повозочкой - сказала она, - и у нас совсем мало времени; и, если я не против, то мы прямо сейчас начнем с осмотра дома". Бабулечка достала несколько листов бумаги и карандаши: "Сначала мы запишем те вещи, которые мы хотим поместить в Семейной комнате, а затем уже перенесем их туда". - Сложность еще и в том, - добавила она, - что, хотя Семейная комната хорошо защищена и никто, кроме семьи, никогда не войдет в нее - чужой может ее только разрушить, но она не без-гранична: чем больше находится в ней вещей, тем труднее ее защита. Поэтому да-вай начнем с того, что решим, что главное из главного мы хотим перенести в нее. Я немного подумала - Бабулечка ждала моего ответа. - У нас есть дорогие картины и книги, и посуда, и украшения - сказала я, - жалко, если это все пропадет. Но всего слишком много, и даже я понимаю, что все не спрятать. Как же мы будем выбирать? - Давай для начала решим, что из личных вещей нужно и можно взять с собой, - сказала Бабулечка, - а остальное - у меня не было особого времени думать об этом, но, если мы отберем семейные книги, - те, по которым вы и ваши родители учились читать и картины о местах, где мы были, или которые нарисовал кто-то из семьи?.. Посуда - я хотела бы сохранить плошки и чашки - ваши и ваших родителей; есть еще разные камушки, поделки и рукоделия, которые вы сделали, и ни за что на свете я не хотела бы с ними расстаться. На какой-то миг мне показалось, что Бабулечка собирается заплакать - так подозрительно дрогнул ее голос, но она быстро моргнула и продолжала уже знакомым голосом: "Если ты согласна, то давай начнем". Ну как я могла с ней не согласиться?! И мы начали переходить из комнаты в комнату, внимательно разглядывая и обсуждая каждую вещь. Я и не думала, что дом Бабулечки так полон вещей - воспоминаний. Тут были и первые вещи наших родителей, и подношения Бабулечке, которые они делали, когда были мальчишками, и много-много разных вещей, о каждой из которых у Бабулечки бы-ла целая история и которые она ценила дороже сокровищ. Так мы рассматривали, обсуждали, записывали. И список вещей, которые нам хотелось сохранить, получился большим - больше, чем было можно. Мы еще раз - уже по списку - обсудили каждую вещь. Невозможно было что-то предпочесть. - Я отвернусь, - сказала Бабулечка, - а ты вычеркнешь каждый третий номер, - другого выхода нет: мы можем сидеть так до самого утра. На самом деле был уже вечер - я и не заметила, как пролетело время. Мы начали отбирать вещи по "исправленному списку" и относить их в Семейную комнату. Там мы старались располагать их так, чтобы они не очень мешали друг другу; образовывались группы "дружественных" вещей. Центр комнаты оставался свободным - для того, кто придет, должно было остаться место, и к каждой группе вещей был свободный подход. Когда мы закончили переносить все отобранные вещи, то извинились за неудобства и поблагодарили Семейную комнату. Было уже поздно, и я очень устала. Но Бабулечка заставила меня поесть и, только убедившись, что я немного поела и выпила ее замечательный вечерний напиток, она разрешила мне уйти в свою комнату, обняла меня, поблагодарила за помощь и сказала вечерние прощальные слова. Краски и кисточки, листы бумаги с набросками монограммы - все было так, как я оставила их сегодня днем. Я уходила послушать, какие новости Бабулечка хочет рассказать нам, а ушла в совсем другую жизнь. Весь день я была так занята, помогая Бабулечке с вещами, и так устала (ведь мне приходилось самой входить в Семейную комнату и выходить из нее, а для новичка, как я, это совсем непросто), что забыла, для чего мы это делаем. А теперь я все вспомнила и горько-горько заплакала. И еще я поняла, что ни на один из моих вопросов Бабулечка так мне и не ответила. Однажды я слышала, как Папулечка разговаривал с Дядюшкой, и кто-то из них сказал, что лучше Бабулечки никто не умеет запудрить мозги. Я тогда не поняла, о чем речь, а они или не могли или не хотели мне объяснить, и сказали, что со временем я пойму сама. Видимо, это время пришло. Но мне не стало от этого легче - наоборот. Мне совсем не хотелось покидать этот дом и свою уютную комнату. У доброй Тетушки Та большая семья и вряд ли там найдется отдельная комната для такой девочки, как я. С кем я буду там де-лить комнату, где мои родители, когда они найдут меня, и неужели нельзя все-таки остаться - так думала я, плакала и не заметила, как уснула. Утром Бабулечка сиде-ла у моей кровати и нежно поглаживала меня по руке. - Вставай, моя милая красо-точка, - сказала она. - Утренняя еда ждет тебя и еще много-много различных дел. Ах, зачем - зачем она напомнила про дела? Из моих глаз брызнули слезы. Бабулечка быстро нагнулась, поцеловала мои плачущие глаза, обняла, погладила по голове.
- Не плачь, моя дорогая, любимая Девулечка. Ак, как я понимаю, о чем ты плачешь. Но приходит время решений, и только чувство собственного достоинства и мужество - это, зачастую, то, что у нас остается и определяет всю нашу последующую жизнь. У тебя впереди долгая красивая и достойная жизнь; приободрись, улыбнись, посмотри, какое утро.
И правда. разноцветные лучики плясали по комнате - синие, желтые, крас-ные - они гнались друг за другом, переплетались и разбивались друг о друга. Плошка на подоконнике была заполнена лепестками цветов из нашего садика. То ли от Бабулечкиных слов, то ли от ее тепла, то ли от цветных веселых зайчиков мне стало веселее, слезы отступили и я смогла сказать Бабулечке теплые утренние слова. - Так-то лучше, - отозвалась она, - я жду тебя, приходи к еде. Выходя из комнаты, Бабулечка остановилась у моего рабочего стола и попросила разрешения посмотреть набросок монограммы. Долго рассматривала мои рисунки и сказала, что все очень красиво. И вот она ушла. Я встала и тоже взяла в руки наброски. Да, наверное, это красиво, но сегодня утром я смотрела на эти рисунки совсем другими глазами и совсем, совсем другие вещи интересовали меня. Я отложила рисунки в сторону - надо будет посоветоваться с Бабулечкой, что с ними делать; быстро привела себя в порядок. Самые мои любимые кушанья были на столе - Мальчик уже поел и ушел к Соседушке, - сказала Бабулечка, - она заметила, что я ищу Братика. "Садись, кушай на здоровье". Когда мы поели, Бабулечка сказала, что прибирется сама, а я за это время могу разобрать свои вещи и подумать, что брать в дорогу. Бабулечка посоветовала мне отложить как можно меньше одежды - самое необходимое. А вот всякие иголки, ножницы, нитки - вещи, нужные для рукоде-лия, собрать все. А окончательно мы все решим завтра утром, перед тем, как отправиться в дорогу. Сложить принадлежности для рукоделия оказалось нетрудно - у меня была специальная корзинка с отделениями и все там всегда лежало на своих местах. Я просто поставила ее на видное место. Трудно было разобраться, какую одежду следует взять и что - оставить. Я долго рассматривала свои любимые юбки и корсажи, но поняла, что мне одной с этим не справиться, и отложила выбор одежды на завтра. Приняв это мудрое решение, я пошла к Бабулечке в помещение припасов. Помещение припасов - это мечта каждого ребенка - какие только необыкновенные вещи не хранятся там в тиши и сумраке.Я спустилась на несколько ступенек и тихо остановилась у открытой двери. Бабулечка деловито ходила вдоль длинных полок, в руках у нее был список - она время от времени заглядывала в него, как будто проверяла, все ли правильно. Вот она быстро обернулась в мою сторону - проходи, проходи, - радостно закивала она, - садись. Я уселась за длинный стол посредине помещения. На столе были разложены холщевые мешочки разной величины, веревочки, карандаши. - Мы возьмем с собой немного семян, трав и прянностей - никто не знает, что может пригодиться и где, - сказала Бабулечка. Она отбирала семена, я насыпала в мешочки, завязывала и надписывала. Так же мы поступили и с травами. Пока я возилась с мешочками, Бабулечка подробно рассказывала мне, что это за семена и как следует с ними обращаться, чтобы получить хорошие всходы; и о каждой травке у нее было что рассказать. Когда я надписывала названия на мешочках, она сказала, что неплохо было бы записать и назначение каждой травки - в каком случае ими надо пользоваться. Я надписывала и думала, для чего Бабулечка заставляет меня делать лишнюю работу, когда и так мало времени. Она как будто поняла, о чем я думаю. - Знания не занимают много места, - сказала она, - но даже такая разумная Девочка, как ты, не может за один раз запомнить так много разных новых вещей. Никто не рождается мудрым, - улыбнулась Бабулечка. Мешочки с семенами и травами мы сложим в специальную корзинку. Теперь надо было разобраться со съестными припасами. - Мы возьмем с собой немного еды; что-нибудь на всякий случай в дороге, - сказала Бабулечка. И мы отложили в специальные коробочки немного сушеного мяса и сушеных фруктов; взяли легкие высушеные хлебцы; в походные кувшины налили Бабулечкиного целебного напитка. Бабулечка оглядела стол, уставленный корзинками и коробками. - Надо бы подобрать маленький подарочек для Та - сказала она, - давай сделаем еще несколько мешочков - ей будет приятно. Мы занимались мешочками для Тетушки Та, когда в помещение спустился Братик. Он с воодушевлением начал рассказывать о своих успехах. Бабулечка казалась обрадованной, что у него все продвигается успешно. Пока Братик рассказывал, мы закончили свою работу и Бабулечка пошла с Братиком посмотреть, что из вещей и сколько он отобрал в дорогу. До вечерней еды у меня было немного времени - я на самом деле немного устала: работа была не сложная, но однообразная, и занимались мы ею целый день, почти без перерывов, поэтому я с радостью вышла в садик и немного прошлась по узеньким тропинкам. Я старалась ни о чем не думать. Когда Бабулечки не было рядом, мужество оставляло меня и я начинала представлять себе всякие вещи, от которых еще больше хотелось плакать. Я побыстрее вернулась в дом. Бабулечка уже приготовила еду. Она попросила меня накрыть стол, сказала, что я хорошо умею это делать, а сама пошла звать Братика. Странно было после дня таких необычных занятий сидеть за обычным вечерним столом. Но остальные вели себя как всегда, только Братик вдруг начал хвалить каждое блюдо, да так неумело, что Бабулечка, мне кажется, удивилась; но она умеет промолчать, а я, конечно, учусь, что не во все надо вмешиваться. Бабулечка позвала нас провести остаток вечера в комнате вечернего отдыха. Мы с ней молодцы - те вещи и карти-ны, которые остались в комнате, мы расположили и перевесили так, чтобы для чужого человека было совершенно незаметно, что здесь чего-то не хватает. Во всяком случае даже Братик пока ничего не заметил. Он забрался в уголок и начал тихонько возиться с музыкальными шариками. Я, по просьбе Бабулечки, начала играть на лире, а она устроилась с рукоделием у огня. Я играла, стараясь выбирать спокойные, светлые мелодии. Иногда я поглядывала на Бабулечку. С того места, где я сидела, она была хорошо видна, на ее руки падали отблески огня. Я не могла понять, чем она занимается. Сначала я думала, что Бабулечка поправляет моно-грамму на одежде Братика, но постепенно я сообразила, что она эту монограмму выпарывает! Рука моя дрогнула, лира жалобно дринькнула. Бабулечка оторвалась от своей работы. Я быстро опустила глаза; мне не хотелось, чтобы она поняла, что я за ней наблюдала. - Ты устала, моя милая, - сказала Бабулечка, -а я, старушка-недоушка, еще попросила тебя играть, и такая воспитанная Девочка, как ты, не могла, конечно, отказаться. Спасибо тебе, дорогая. Но я думаю, нам всем пора немного отдохнуть.
Бабулечка аккуратно сложила свою работу. - Если ничего не изменится, то завтра, как только наш возница приведет лошадку с повозочкой, мы отправимся в путь. Братик радостно подскочил со своего места. Видно, он доволен, что мы уже уезжаем! А я? С грустными мыслями я вернулась к себе в комнату. Мне и так очень не нравилось, что надо оставить наш уютный, теплый дом, а то, что я увидела, как Бабулечка выпарывает монограмму... Я не знала, о чем и думать, не могла понять, для чего она это делает. Так ни до чего и не додумавшись, я заснула. Спала я плохо. Мне снились всякие непонятные, странные вещи... Когда я проснулась, было позднее утро. В свете наступающего дня солнечные зайчики были уже совсем светлыми, прозрачными. Вчера я устала, но почувствовала это только сейчас, когда отдохнула за ночь. Вставать не хотелось - не хотелось вылазить из своей уютной кровати. Где-то я буду спать этой ночью? Но я заставила себя встать - мне не хотелось, чтобы Бабулечка увидела меня плачущей и растерянной. Я привела себя в порядок, оглядела комнату - все ли прибрано. Но Бабулечка не приходила - я подождала еще немного и отправилась в комнату утренней еды. Необыкновенные запахи - в них смешивались свежесть и сладость, что-то теплое и чуть горьковатое - запахи навевали аппетит и радость - обычные запахи утренней еды, приготовленной Бабулечкой. Слезы снова наполнили мои глаза, и я приостановилась у дверей. Не хотелось, чтобы видели меня плачущей. Братик налетел на меня в дверях, про-бормотал слова извинения и побежал дальше. Я постаралась произнести утренние приветствия обычным голосом, и Бабулечка ответила мне со своей утренней улыб-кой - Доброе - доброе утро! День будет хорошим! Я постаралась не огорчать ее и ела. Ела все, что она подкладывала мне на тарелку. А ее особое утреннее питье вер-нуло мне бодрость и добавило сил. - Пока наш Мальчик отправился за лошадкой, может быть, ты хочешь, чтобы я помогла тебе собраться - сказала Бабулечка, и мы пошли в мою комнату. Бабулечка похвалила меня за чистоту и порядок в комнате, и я начала показывать, что отложила в дорогу. Ей понравилась моя корзинка с ру-
коделием и я уже хотела показывать одежду, но Бабулечка остановила меня и спросила о других вещах, которые я хотела взять. Мне очень жалко было расста-ваться с лирой, но я не знала, могу ли взять ее, и очень обрадовалась, когда Бабу-лечка сказала, что не только могу, но и надо взять лиру с собой. Мы начали переби-рать мои одежки. Выбери самое-самое необходимое, - сказала Бабулечка, - одежду простую и крепкую. Не бери очень нарядных вещей. И вот еще что - она посмотре-ла на меня как-то в раздумье, с тем выражением, которое стало появляться у нее в последнее время - я еще не совсем его поняла, - не бери с собой украшений. У меня были сережки - их подарила Бабуля - и много разных бусиков и подвесочек - неко-торые я сделала сама, некоторые получила в подарок. Я растерялась - я не понима-ла, почему я должна оставить эти вещи: ведь это подарки - я их люблю, они дороги мне, - я их могу постоянно носить. Бабулечка поняла, о чем я думаю. - Дорогая моя, поверь мне, есть вещи, которые мы не можем ни при каких условиях взять с собой. И твои украшения - одни из них. Я понимаю твои чувства, и я даю тебе слово, что ни-чего из дорогих тебе вещей не пропадет, - она взяла со стола мои рисунки - наброски монограммы. - Это очень красивые монограммы, - продолжала Бабулечка, - и я ве-рю, что ты еще выполнишь их. Возьми эти рисунки и свои украшения и отнеси в Семейную комнату. Я уверена, что это важно для тебя и для всей семьи. И местечко в Семейной комнате найдется, - Бабулечка устало улыбнулась, - собирайся, когда управишься, приходи в общую комнату. Она была уже в дверях, когда я ее спросила о том, что было для меня очень важно. - Я сама отнесу вещи в Семейную комнату? Бабулечка удивилась: "А кто сделает это лучше тебя?" - вопросом на вопрос отве-тила она. Я осталась одна в комнате. Быстро сложила одежду, остальные вещи уло-жила в другую сумку. Положилу лиру в футляр. Прижала к себе мешочек с украше-ниями, наброски монограммы, набрала побольше воздуха и сложила пальцы поло-женным знаком. Я очутилась в Семейной комнате. Что-то здесь было не так. Вчера, когда мы с Бабулечкой окончили складывать вещи, центр комнаты оставался свобод-ным. Сейчас я чуть не споткнулась о большую Семейную Книгу. Она лежала раскры-тая прямо посредине комнаты. Я нагнулась и внимательно присмотрелась. Книга была раскрыта на рассказе странствий. Обычно Книга лежит на специальной под-ставке в красивом футляре. Никто и никогда не оставляет Книгу раскрытой, и ее, конечно, не кладут на пол. Я огляделась - некоторые вещи были тоже на других местах - ближе к центру вещи Братика и мои. Кроме Бабулечки, никто не мог это сделать. Значит, она вернулась и поменяла вещи местами так, что любой член семьи поймет - поняла же я! - что произошли какие-то события и что мы отправились в путь. Я была уверена, что были еще какие-то сообщения, но я, сколько ни искала, не смогла ничего найти, да и времени у меня было не очень много и надо было найти место для моих набросков и украшений. Наброски монограммы я сначала хотела положить на полочку, где лежали копии монограмм ушедших членов семьи. Но потом подумала, что это будет плохой приметой и, немного поколебавшись, поло-жила наброски рядом со своими вещами поближе к раскрытой Книге. Мне хотелось, чтобы мои украшения были с украшениями Бабулечки или какими-то другими укра-шениями. Я нашла маленькую закрытую шкатулочку, в которой могли быть драго-ценности. Открывать ее я не имела права, но подумала, что она похожа на шкатулоч-ку для драгоценностей, и, если где и лежат украшения, то, скорее всего, в ней. Рядом со шкатулкой было немного места; я развязала мешочек со своими украшениями и начала осторожно складывать их рядом со шкатулкой. Мешочек быстро пустел; и вот у меня в руках тоненькая цепочка. По всей длине, на равных расстояниях в ней вделаны маленькие прозрачные камушки. Папулечка подарил мне эту цепочку в прошлом году. Он был в дальних краях и привез всем оттуда много разных подар-ков. Я поняла, что не смогу расстаться с цепочкой. И, что бы Бабулечка ни говорила, я решила оставить ее себе. Я одела цепочку и постаралась как следует спрятать ее под одеждой. Никто ничего не увидит и никто ничего не узнает - подумала я. А у меня останется хоть что-то, что напоминало бы мне о доме и о родителях. Я еще раз оглядела Семейную комнату, поблагодарила ее, попросила сберечь все, что нам дорого. И вот я в своей комнате; прошло, наверное, немало времени - надо торопиться. Я вскинула на плечо футляр с лирой, взяла мешки... Последний взгляд на такую уютную красивую комнату... Вслед за Бабулечкой я вошла в общую комнату. Нас уже ждал Братик. Два небольших мешка лежали у его ног. Мы с Бабулечкой тоже оставили свои мешки, все вместе спустились в поме-щение припасов и забрали мешки с едой. У калитки ждала лошадка, запряженная в повозочку. Я первый раз видела лошадку. Она мне очень понравилась - такой спокойный приветливый Коник. Я даже позавидовала Братику, что он подружился с лошадкой и умеет с ней управляться. Ничего, - подумала я, у меня еще будет время и я тоже подружусь с Коником. Мы довольно быстро разместили вещи внутри пово-зочки. Бабулечка предложила, если кто хочет, пойти попрощаться с тем или с кем хочется, и первая вернулась к дому. Братик, как видно, не собирался никуда идти, и начал поправлять какие-то ремешки на лошадке. А я вдруг вспомнила, что уже не-сколько дней, занятая всякими неожиданными делами, не проведовала свое первое деревце. Я соскочила с повозочки и побежала в садик. Мое первое дерево мы выра-щивали из косточки сладко-кислых красных плодов. Я их очень любила, да и само дерево, такое изящное с причудливо переплетенными хрупкими ветвями, было очень красиво. Только в начале этой весны Бабулечка пересадила его на постоянное место, и, хотя было оно еще невысокое и тоненькое, все ветки были усыпаны небольшими красными плодами. Но все равно было оно еще не совсем взрослым деревом, и мне захотелось сделать что-то, чтобы оно не думало, что мы - я - его бросили. Я вынула ленту из своих волос и завязала ее на одной из веток, поближе к стволу, и тихонечко объяснила, что мы скоро вернемся, и все-все будет как раньше. К повозочке я верну-лась первая. Братик нетерпеливо поглядывал по сторонам. Вскоре показалась Бабу-лечка. Она аккуратно закрыла за собой комнату, немного постояла лицом к дому. Когда Бабулечка повернулась к нам, спокойная улыбка была на ее лице. Она устро-илась около меня в повозочке и сказала слова начала дороги. Мне стало очень груст-но, а Братик был рад - он потянул за вожжи, Коник мотнул головой и мы тронулись в путь.
Братик хорошо управлял лошадкой. Дорога по полям была приятной, ровной. Травы еще не отцвели, дул слабый ветерок, в воздухе стоял тихий звон и жужжание насекомых. День был очень приятный, и я почти не заметила, как мы доехали до мостика. Здесь Бабулечка предложила немного отдохнуть. Братик занялся лошад-кой, а я помогала устроиться с едой. У Бабулечки нашлись и скатерка, и плошки, и все нужное, чтобы еда получилась не только вкусной, но и пристойной. Мы немно-
го отдохнули, размялись - сидеть много часов неподвижно - не так-то просто.
И вот мы переехали мостик, и дорога углубилась в лес к дому Тетушки Та. По-следний раз я была там несколько лет назад, когда гостила у Бабулечки, но милое личико Тетушки Та не изгладилось у меня из памяти. Каждая ямочка, каждая мор-щинка светились сердечностью, добром. Дом у нее был большой, полный людей и животных. Все шумело, двигалось. Приходили и уходили разные родственники и знакомые, постоянно кто-то гостил. У Тетушки Та для всех находилось место, теп-лое слово, привет. И кроме того, она была прекрасной поварихой, и пирожки, пи-роги, пирожные не переводились у нее в доме. И казалось, что по запаху стряпни можно найти дорогу через весь лес к ее дому. Как ни не хотелось мне уезжать, но то, что мы едем к Тетушке Та, немного примиряло меня с этим. Мы были уже в глубине леса, когда Братик оглянулся, посмотрел на Бабулечку, и та сделала ему знак остано- виться. И я тоже услышала эту тишину. Не было звуков леса, но не было слышно и людей. Оказывается, тишина может быть очень неприятной. Мы не заблудились - сказала Бабулечка, - но давайте будем осторожны. В полной тишине мы выехали из леса. Братик остановил повозочку против дома Тетушки Та. Ни звуков, ни запахов - закрыты окна, заперты ворота. Я невольно вздрогнула - скрипнула калитка. Появил-ся Мяука - большой, медлительный и важный, он уселся на задние лапы, стукнул по земле большим пушистым хвостом и издал громкий звук - то ли приветствие, то ли рык. В мгновенье ока Бабулечка очутилась на земле перед Мяукой. Братик дернул меня за край юбки, мы спрыгнули с повозочки и устроились за Бабулечкой. - Это Мяука Тетушки Та, - шепнул мне Братик. Мяука, казалось, пытался рассказать нам что-то. Напряженная спина Бабулечки подалась вперед, вся она превратилась в слух. Я тоже начала вслушиваться и непонятные, странные звуки захватили меня. Где-то в глубине, в дымке сознания, я видела, как Тетушка Та и ее семья собирают вещи,скла- дывают дорожные мешки. Боль расставания поднималась во мне вместе с голосом Мяуки, превратившимся в визг. Я ухватилась за что-то - это была рука Братика, и странные призрачные картины оставили меня. Бабулечка промурлыкала что-то во-просительное, Мяука сердито задрожал, затряс головой, забил хвостом и так же важ-но и медленно, как появился, ушел. Силы оставили Бабулечку - она тяжело дышала и сразу даже не смогла с нами заговорить. Мы присели с ней рядом. Я не могла от-вести глаз от ее бледного лица. Что-то будет? Бабулечка слабо улыбнулась: "Та с семьей уехали к ее старшему сыну". - Почему они уехали?" - спросил Братик. - Мя-ука не смог "объяснить" - сказала Бабулечка, - только "враги" - это единственное, что я поняла. Нам придется остаться здесь на ночь, - добавила она, медленно встала и пошла открывать ворота. Братик ввел лошадку с повозочкой в странно пустой двор. Мы с Бабулечкой быстро закрыли ворота и калитку. Братик отвел Коника в помеще-ние для лошадей. Бабулечка первая поднялась к высоким входным дверям. Незнако-мо прозвучали слова привета в гулкой тишине, тяжелые двери легко поддались под нашими руками. Мы были в доме Тетушки Та. Больно сжалось сердце - никто не встретил нас в просторном гостевом помещении. Только в глубине одиноко свети-лась Печка Тетушки Та и в ее неясном свете мне почудились фигуры и лица хозяев дома. Бабулечка засветила светильники, видения исчезли и мы из своего уголка ста-ли наблюдать, как Бабулечка проверяет помещение. Когда это надо, взрослые прове-ряют помещения, но детей при этом отсылают. Но Бабулечка не могла остаться одна или думала, что мы достаточно взрослые и, даже не предупредив нас, она начала ри-туал проверки. Надо будет обязательно попросить Бабулечку научить меня, думала я, с интересом следя, как Бабулечка это делает - движения ее были плавными и рит-мичными, лицо с закрытыми глазами - сосредоточенно и внимательно. Ритуал был закончен. Бабулечка выглядела немного успокоенной. Она предложила нам перенес-ти вещи из повозочки в дом и каждый занялся делом - Братик пошел устраивать ло-шадку, мы с Бабулечкой вынули из мешков еду и самые необходимые вещи. Бабу-лечка сказала, что мы можем приготовить горячую еду и что она думает, что сможет справиться с Печкой Тетушки Та. Печка Тетушки Та была самая необыкновенная печка, которую я видела, и Бабулечка меня поддержала - она сказала, что за всю свою жизнь это вторая такая печка, которую она знает, что не так-то просто ее раз-жигать и поддерживать в ней огонь. Все необходимое для растопки мы нашли около Печки и не сразу, но нам удалось развести огонь - к приходу Братика еда была гото-ва. Мы постелили красивую скатерть, и, если бы не вид остального стола - большой пустой столешницы (наша скатерка закрывала лишь ее маленькую часть), то стол с едой выглядел бы совсем по-домашнему. Мы молча ели и, наверное, каждый, как и я, думал о тех людях, которые обычно собирались за этим столом, и задавал себе много
разных вопросов. После еды мы снова устроились у стола. Бабулечка начала гово-рить; я слушала ее и думала, что, если бы я была чуть умнее или чуть взрослее, то могла бы понять из всех наших приготовлений, что Бабулечка знала - некоторые из ее подружек сообщили, что они покинули свои дома. Это были славные приветливые женщины. Каждая из них стремилась научить меня тому, что знала и умела - нуж-ным и интересным вещам. Они относились ко мне с любовью и вниманием, и мне было очень больно думать, что вряд ли я их когда-нибудь увижу. Да, Бабулечка не ожидала, что мы найдем дом Тетушки Та покинутым. Ей, конечно, было грустно, что не удалось повидаться с Тетушкой Та, но на наших планах это не могло очень отра-зиться - мы просто не будем здесь задерживаться. Бабулечка говорила о трудной дороге, которая нас ожидает, и о том, как важно наше единство и взаимное доверие; снова похвалила нас, и я с удивлением узнала, что у Братика есть доступ в Семейную комнату. Не знаю, что меня удивило больше - то, что он посвящен, или то, что он вел себя так, что я даже и не подумала, что это может быть. Тут Бабулечка посмотре-ла на Братика и добавила что-то о не совсем правильном поступке, который он хотел скрыть. Братик покраснел и опустил голову. Он наверняка не ожидал, что Бабулечка что-то знает, и видно было, что ему очень и очень стыдно. Но Бабулечка не стала на этом задерживаться; она спешила - взяла из печки уголёк и начала рисовать на сто-лешнице карту, как будто кто-то поднял нас и с высоты мы видели и наш дом, и до-рогу, которую мы уже прошли, и лес, и дом Тетушки Та, и снова лес, и степь, и горы, и море - я не знаю, где мы найдем ваших родителей, - сказала Бабулечка, - некому подсказать нам, куда идти. В любой стороне нас поджидает неизвестность, а может быть, и опасность. Нам нужно хоть что-то разузнать и самое подходящее место для этого - большой город. Ближайший город, - Бабулечка нарисовала кружочек на ли-нии моря - здесь. Наша дорога пройдет через степь. Мы должны пересечь горы и спуститься к морю, - рука с угольком остановилась. Бабулечка посмотрела на нас внимательно. - Хорошенько запомните этот рисунок - это наша дорога. И когда мы с Братиком показали, что запомнили, Бабулечка стерла рисунок.
Мне все больше и больше не нравилось то, что говорила Бабулечка. Ну как я могу забыть свое имя или имя Братика, и кому и для каких целей могут понадобиться обычные дети? Братик слушал очень внимательно и верил каждому слову Бабулечки. Я же никак не могла поверить, что моя дорогая Бабулечка боится, и не могла понять, чего. Но она точно - боялась - призналась, что срезала метки с нашей одежды - зна-чит, я не ошиблась тогда в комнате вечернего отдыха - она действительно выпарыва-ла монограммы! А это ее пожелание, чтобы я переоделась в мальчишескую одежду, и еще - отрезать мои косы! От возмущения и обиды я не могла произнести ни звука. Бабулечка будто и не ждала моего ответа. Она протянула каждому из нас по неболь-шой дорожной сумочке и объяснила, что их носят на поясе и она наполнила их всем самым необходимым. Я начала открывать свою сумочку, но сюрпризы еще не кончи-лись. Бабулечка заговорила о тетушке И. Тетушка И - самая загадочная и удивитель-ная из всех Бабулечкиных подружек. Когда я была совсем маленькой, я даже боялась ее - настолько необычны были ее одежда и манеры. Мы редко гостили у нее - Те-тушка И жила в небольшом доме далеко на краю каменистой пустыни. Рядом с до-мом была ровная небольшая площадка - на ней в каком-то порядке стояли разной величины и формы камни. - Тетушка И называла это своим садом камней. Она много путешествовала, и в доме было множество разных необычных вещей. Мне особенно нравилось рассматривать и играть с цветными камушками и еще распутывать узоры разноцветных шелковых шнуров. Иногда Тетушка И гостила у Бабулечки. В доме была ее комната, в ней никто не жил и она всегда была готова к ее приходу. Тетушка И появлялась неожиданно и так же внезапно исчезала. Но то время, что она прово-
дила с нами, было полно игр, шуток, развлечений и полезных занятий; И я посте-пенно не только перестала ее бояться, но и очень привязалась к ней. И вот сейчас Бабулечка говорит о том, что и Тетушка И ушла. Но она оставила нам с Братиком подарки. Бабулечка торжественно передала Братику необыкновенный нож - кин-жал. Такой красоты я не видела даже у Папулечки и Дядюшки. Неудивительно, что Братик быстренько отошел с ним подальше от нас - ему хотелось получше все рас-смотреть. Мне же Тетушка И передала - я затаила дыхание - Бабулечка развернула сверток - на тонком кожанном ремешке-веревочке висел камень - Это тебе, моя любимая Девочка, - сказала она, и протянула это мне, стараясь не дотрагиваться до камня. Я протянула обе руки, и вот у меня на ладонях небольшой отполированный камень неправильной формы. Фигурка кошки из какого-то неизвестного металла распласталась вдоль части одной его стороны, и в колечко хвостика ведет ремешок. Сам же камень цвета - тут я ничего не могла понять: когда Бабулечка его вынула,
он был какой-то тусклый, непонятный; у меня в ладонях цвет его начал меняться,
но так и не установился - я держала мягкое перламутровое сияние причудливо меняющихся цветов. Когда я смогла оторвать глаза от своего камня, то увидела, что и Бабулечка, затая дыхание, наблюдает за ним. - И сделала тебе удивительный подарок, - сказала она, - я не знаю, что это такое, кто и где его изготовил и для че-
го: понятно мне лишь, что это хорошая вещь - Бабулечка провела рукой над моими ладонями с камнем. - Ты теперь хозяйка, вернее, - поправила себя она, - подруга
этой вещи. Постарайся понять и принять ее. Желаю тебе радости и верных реше-
ний, родная моя. Бабулечка коснулась легким поцелуем моего лба. - Посмотри на нашего молодца, - сказала она, - и ему подарок пришелся по сердцу. Братик рас-сматривал свой подарок и, казалось, не замечал ничего вокруг. - У нас был тяже-
лый день, а что будет завтра и предположить трудно, - Бабулечка поднялась, надо мыться и отдыхать. - Ты не против, если Мальчик помоется первым? - спросила
она меня. Я, конечно, не была против, мне хотелось еще и еще полюбоваться своим подарком; только я не знала, прилично ли в отсутствии хозяев покидать гостевые помещения и бродить по дому. Но у Бабулечки, наверное, были ответы почти на
все вопросы. И когда она отодвинула заслонку Печки, я с удивлением поняла, что она предлагает нам мыться внутри Печки Тетушки Та. Братик первым полез мыть-
ся - было видно, что он хочет взять с собой свой нож - кинжал, но под укоризнен-ным взглядом Бабулечки он только спрятал его среди одежды. Бабулечка задвину-
ла заслонку и повернулась ко мне. Пока она была занята с Братиком, я быстро оде-
ла шнурок с камнем себе на шею; мне не хотелось, чтобы Бабулечка заметила це-почку - до сих пор мне удавалось ее прятать. Бабулечка устроилась напротив меня, положила руки на стол перед собой и посмотрела на Камень на моей груди. Через одежду я чувствовала его легкое подбадривающее тепло. Бабулечка тяжело вздох-нула, отвела взгляд от Камня и начала говорить. Говорила она недолго, старалась
на меня не давить. И все, что она говорила, я слышала от нее совсем недавно и восприняла с недоверием и обидой. Сейчас же, не знаю почему - может быть, это подарок Тетушки И на меня так подействовал - факты, доводы, рассуждения Бабу-лечки были мне понятны и казались правильными. Братик вылез из Печки вымы-
тый и сияющий, схватил свой кинжал и быстро взобрался спать на ту же чудо-
Печку Тетушки Та. Была моя очередь мыться. Но прежде Бабулечка вытащила из своего мешка мальчиковую одежду и разложила ее передо мной на лавке. Эти вещи я одену завтра утром. Это будет не так уж и трудно, - подумала я. Но как я расста-
нусь со своими волосами? Конечно, у меня не самые лучшие косы на свете; но мне нравилось по-разному заплетать мои волосы, закручивать в прически, украшать их. Казалось, и Бабулечка задумалась. Ножницы лежали на столе; я ждала. Бабулечка объяснила мне, что она не знает, как поступить с моими косами, когда мы их отре-
жем. - Если бы Тетушка Та была здесь, мы бы попросили ее сберечь их в ее Семей-ной комнате, вопреки всем принятым законам. Сейчас же даже такой возможности не было, а оставлять волосы просто так нельзя. Мы обе вздрогнули, когда откуда-то из Печки мягко спрыгнул Мяука Тетушки Та. Мы его не видели с самого полудня, когда он приветствовал нас у запертых ворот и исчез в глубине дома. Мяука мед-ленно прошелся по комнате. Ненадолго задержался, присел и по очереди очень медленно облизал передние лапы - одну за другой, широко зевнул и так же медлен-но ушел в темноту подпечья. Мы с Бабулечкой переглянулись. Она взяла светиль-ник и мы начали внимательно осматривать Печь. В одном месте кирпич поддался под Бабулечкиной рукой и начал медленно поворачиваться. За ним оказалось мес-
то, достаточное для наших целей. Мы вернулись к столу, Бабулечка взяла ножницы
и быстро, чтобы я не успела передумать, отрезала мои косы. Мы завернули волосы
в мой праздничный платок и вместе с моей девчоночьей одеждой спрятали в тай-
ник. Бабулечка чуть подтолкнула кирпич и он стал на свое прежнее место. Потом она объяснила мне, как это сделать, и я сняла свой Камень и, держа его за шнурочек, обвела вокруг тайника несколько раз. Мой Камень засветился зеленовато-жел-
тым светом и так же, чуть бледнее, замерцали очертания тайника. Когда мерцание растаяло, нельзя было отличить место, где спрятаны мои вещи. Только я со своим Камнем смогу теперь найти тайник и открыть его. Мытье внутри печки было не-много странным, но очень приятным. Я оделась в приготовленную Бабулечкой одежду и отправилась спать. Я спрятала Камень под одежду и быстро заснула, не успев ни о чем подумать, чувствуя только его нежное тепло. Проснулась я от веж-ливого мяуканья и прикосновения мягкой кошачей лапы. Рядом со мной сидел Мяука Тетушки Та. Он, казалось, хотел добраться до спрятанного у меня под одеж-дой Камня. Я сняла с себя его лапу и быстро села. Было странно чувствовать себя в непривычной одежде, еще страннее было ощущение головы без длинных волос. Но, когда в маленькой старушке, которая возилась у Печки, я узнала Бабулечку, то забыла обо всем. Закутанная в шали так, что с трудом видно лицо, она медленно двигалась, путаясь в многочисленных юбках. Бабулечка заметила, что я просну-
лась. Из вороха одежды донесся ее чуть смущенный голос - она пожелала мне доброго утра, спросила, как мне спалось и как я себя чувствую в непривычной одежде. - А мне, -пожаловалась она, - трудно управиться со всеми этими тряпками,
- потрясла она юбками, - ну ничего, с этим-то я справлюсь, - и она притопнула нож-кой. И тут я поняла, что все это утро не слышно Бабулечкиного колокольчика. Она очень не хочет, чтобы нас узнали - я все больше и больше начинала верить в серь-езность ее слов и поступков. Я привела себя в порядок и начала помогать Бабулеч-
ке готовить утреннюю еду, когда проснулся Братик и чуть не свалился с Печки, увидев Бабулечку и меня. Очень забавно было смотреть на его сначала испуганное, а потом удивленное лицо. Я начала было смеяться, а потом подумала: "А какое ли-
цо было у меня, когда я увидела Бабулечку в ее новом наряде?" Бабулечка торопи-
ла нас с едой и сборами. Мы быстро поели и Братик ушел запрягать лошадку, а мы с Бабулечкой стали все убирать и наводить порядок в доме; Бабулечке не нрави-
лось, что Братика долго нет, и она пошла проверить, в чем там дело, а я продолжа-
ла сборы. Как только я осталась одна, Мяука Тетушки Та снова вышел из откуда-то (мне никак не удавалось заметить, когда он появлялся), и начал ходить за мной, не отставая ни на шаг; при этом он ворчал и старался лапой зацепить меня за штани-
ну. Поначалу я ни о чем не думала, - он просто мешал мне, но потом, то ли под влиянием Камня, который как будто сам задвигался у меня под одеждой, то ли от Бабулечкиных наставлений, я подумала, что Мяуке что-то нужно и он о чем-то
меня просит. Я села на пол - Мяука уселся передо мной и какое-то время мы так и сидели друг против друга. Я внимательно смотрела в его немигающие глаза, а он нетерпеливо постукивал кончиком хвоста по полу. Я все сильнее чувствовала свой Камень - казалось, он хочет выпрыгнуть у меня из-под одежды. Не думая, что де-лаю, я потянула за шнурок, и Камень оказался прямо против глаз Мяуки. Он све-тился и переливался мягким светом привета. Мяука отвел глаза от меня и весь как будто впился взглядом в Камень. Тишина стояла в комнате. Казалось даже, что
никто и не дышал. Прошло, наверное, довольно много времени, пока мы так сидели - я просто не заметила, когда снаружи послышался шум - это Бабулечка с Братиком привели Коника, запряженного в повозочку. Мяука вздрогнул, прикрыл глаза и низко опустил голову - он прощался с Камнем. И Камень вдруг качнулся и вспых-нул. Я невольно закрыла глаза; когда я их открыла, Мяука исчез. Я быстро спрята-
ла Камень под одежду и надеюсь, что, когда Бабулечка вошла в дом, она не замети-ла, что здесь произошло что-то необычное. Мы вынесли вещи и расположили их внутри повозочки. Бабулечка еще раз внимательно осмотрела все наше снаряжение и мы выехали со двора Тетушки Та. Бабулечка вернулась закрыть ворота. Братик разговаривал с Коником, а мне ужасно захотелось посмотреть, что там делает Бабу-лечка - ворота были закрыты, а она все не возвращалась. Я тихонечко заглянула в калитку. По двору в каком-то танце-беге неслась Бабулечка; она размахивала юбка-ми, как будто заметала за собой дорогу. Я стояла как завороженная и только, когда Бабулечка начала еще один круг, нашла в себе силы, не оглядываясь, быстро вер-нуться в повозочку. Мне было неловко, я чувствовала, что нехорошо подсматри-
вать за человеком в такие минуты. Я не успела как следует прийти в себя, как вы-бежала Бабулечка и, тяжело дыша, забралась в повозочку. Она выглядела взволно-ванной и, к счастью, не обратила внимание на мое смущенное лицо. Братик все это время был занят своей лошадкой и не заметил моего отсутствия. Только теперь, когда вернулась Бабулечка, он занял свое место в повозочке и мы отправились.
Весь день мы ехали по лесной дороге. Коник шел не очень быстро и кто-нибудь из нас время от времени шел пешком рядом с повозочкой. Бабулечка рас-сказывала нам о деревьях, о зверях, живущих в лесу, старалась поддержать в нас бодрость и радость дороги. На ночной остановке она раздула огонь из угольков и мы немного посидели и поговорили. Бабулечка надеялась, что когда мы выедем из леса, то сможем по звездному небу лучше проверить, правильно ли мы движемся - нам надо было ехать через равнину к горам, а оттуда спуститься к приморскому городу. Она очень настойчиво еще раз повторила нам весь путь и даже хотела нарисовать его на земле, но было недостаточно светло. Мы поели, выпили напитка, который Бабу-лечка взяла с собой в специальном сосуде - он был чуть горьковатый, но снимал усталость и не давал нерешительности проникнуть в сердце. Мы с Братиком устро-ились на ночь в повозочке, а Бабулечка закуталась в свои шали и юбки и осталась сторожить у тлеющего огня. Она разбудила нас ранним утром ясными словами и приветливой улыбкой. Еда была готова, мы поели, быстро собрались и вскоре уже выехали из леса на равнину. Бабулечка устроилась в повозочке - она нуждалась в отдыхе после бессонной ночи. Братик правил, а я с интересом смотрела по сторонам. Несколько дней мы ехали по травянистой равнине. Иногда вдалеке мы видели груп-пы степных животных или замечали больших птиц, которые парили высоко в светлом небе. Никто не встречался нам по пути, но Бабулечка все равно была неспокойна. Днем мы останавливались редко - только когда находили воду. Во время ночных остановок мы учились раздувать огонь из угольков и приспосаб-ливаться к походным условиям. Сверяли свой путь по звездам, Бабулечка расска-зывала нам о тех краях, куда мы едем, о своей подруге На и ее семье, у которой, она рассчитывала, мы сможем немного отдохнуть. Перед сном Бабулечка просила нас поиграть. Первый раз я достала свою лиру и начала играть неохотно - я не по-нимала, зачем нужна музыка здесь, ночью, в пустынной степи. Но чем дольше я играла, а потом и Братик начинал дудеть на своей дудочке, тем спокойнее и веселее становилось у меня на душе, и прошедший день не казался мне таким уж трудным - перед сном я могла без слез думать о своих дорогих родителях и о том, когда же я их увижу. Бабулечка не спала, сторожила и ни за что не соглашалась разрешить мне или Братику посторожить вместо нее. Утром она немного спала в повозочке во время дороги, и весь день сидела сзади и внимательно следила за землей и небом.
Примерно через семь дней пути равнинная местность вокруг нас изменилась. Начали попадаться небольшие холмы и мы не заметили, как постепенно очутились среди холмистых предгорий и далеко впереди увидели темную полосу гор. Мы оста-новились на ночь у группы небольших деревьев и Бабулечка особенно внимательно осмотрела нашу стоянку. Как всегда, мы проверили путь по звездному небу, снова поговорили о нашей дороге. Припасов у нас осталось мало и Бабулечка волновалась, хватит ли нам провизии на всю дорогу до дома Тетушки На. Мы с Братиком немного поиграли, и, как всегда, Бабулечка осталась нас сторожить. Утром мы тщательно уб-рали стоянку. Бабулечка хотела, чтобы осталось как можно меньше следов нашего пребывания здесь. Ехать среди холмов было трудно, приходилось все время менять направление, да и местность поднималась, так что Конику было труднее тащить по-возочку и мы с Братиком большую часть дня по очереди шли пешком. Но все-таки к концу дня мы достигли предгорий. Место для ночевки выбрали у входа в неглубокое ущелье. Чуть в глубине его бил небольшой чистый родничок. Мы очень обрадова-лись воде - ведь за последние дни мы не встретили ни одного родничка и приходи-лось пользоваться водой из мешка. Здесь, среди гор, все было не совсем так, как на равнине, но мы очень устали за день - Бабулечка чуть ли не силой заставила нас с Братиком поесть и без вечернего разговора, без музыки мы пожелали друг другу спокойной ночи. Спала я плохо. Первый раз с начала нашего путешествия я видела сны. Они были странные, и, когда я проснулась утром, то ничего не смогла вспом-нить - осталось только ощущение тревоги. Я вылезла из повозочки и тревога моя усилилась - с гор спустился туман и трудно было рассмотреть что-то на расстоянии дальше вытянутой руки. Я в нерешительности стояла около повозочки, когда из тумана появилась сначала рука с горшочком, а потом и сама Бабулечка совсем близко подошла ко мне. После утренних приветствий (они были такими обычными, что я немного успокоилась), Бабулечка попросила меня раздуть угольки, а сама по-шла будить Братика. Я начала раздувать огонь. Туман скрывал даже звуки, и я очень удивилась, когда Братик неожиданно появился рядом со мной. Мы пожелали друг другу доброго дня и он снова скрылся в плотной стене тумана.
Мальчик
Я держал Коника за уздечку и мы медленно шли на свет мерцающих огонь-ков. Туман заполнял все. Казалось, он забрался даже под одежду. Я чувствовал его влажно-холодное прикосновение к телу. Идти было трудно. Мы осторожно пере-ступали по каменистой почве. Странно, мы шли и шли, но где же Бабулька, Сест-ричка? Огоньки не приближались! Я остановился, придержал Коника. Мне стало
еще холоднее. Я начал кричать, звать. Звуки увязали в тумане. Я медленно, осто-
рожно подошел вплотную к Конику. Уздечку я крепко зажал в кулаке и остановил-ся, прижимаясь к лошадиному боку. Слезы полились из глаз. Я не знал, где я и что делать. Сколько я там стоял, плача, уткнувшись головой в теплый лошадиный
бок... Коник переступал с ноги на ногу, время шло... Лошадка осторожно зубами ухватила меня за плечо, туман медленно рассеивался. Я начал оглядываться. Это было не то место, где мы остановились на ночь. Мы с Коником находились на не-большой каменистой площадке, слева и спереди поднимались скальные стены, кое-где в расщелинах виднелось тонкое искривленное деревце или чахлый, почти без листвы, кустик; справа площадка обрывалась довольно круто - открывался вид
на небольшую зеленую долину и гряду гор за ней. Сзади был проход в нагромож-дении огромных валунов. Через него мы, наверное, и попали сюда. Я стоял, смот-
рел по сторонам. Плакать я уже не мог; надо было собраться с мыслями и что-то решать. И вдруг мысль: "Что если Бабулька подумает, что я сбежал? Оставил их одних?" - и откуда только она взялась! - ударила меня. Слезы брызнули из глаз! О, как мне было стыдно! Я плакал и обещал себе никогда-никогда больше не огорчать своих близких; я думал о Мамушке и Папуле, о Сестричке, о своих друзьях, о лю-бимых занятиях и игрушках и снова думал о Бабульке. Постепенно я успокаивался. Солнце поднималось все выше, становилось светлее и теплее. Ну что ж. Я был
один; нет, не один - мы были вдвоем с Коником! Небольшая дорожная сумка бол-талась у меня на поясе. Бабулька настаивала, чтобы мы не расставались с ней даже на ночь. Я отвязал ее и уселся на небольшой валун; надо было проверить, что из ее содержания может нам пригодиться. Когда я сел, что-то твердое уперлось мне в
бок. Это мой кинжал! Когда я пошел за Коником, то машинально засунул его за
пояс - я так всегда делал, когда вставал утром. Я вытащил кинжал, нераскрытая сумка лежала у моих ног. Сумка может подождать. Главное - кинжал! Как же я про него забыл? И как же теперь обрадовался и взбодрился! Я вытащил кинжал из но-жен, поздоровался с ним. Я взялся за рукоятку обеими руками и держал его верти-кально прямо перед собой острием вверх. Я внимательно вглядывался в его блестя-щее лезвие и старался думать о своих родных, о том, как я люблю их и что хочу передать им, что я жив и со мной все хорошо. Так я просидел довольно долго. По лезвию пробежали волны света, но ничего не происходило, и я уже почти отчаялся получить какой-нибудь знак, но решил попробовать еще раз и позвал со всей силой своего отчаянья - позвал на помощь. И вот поверхность замерцала и как будто по-крылась рябью - из глубины смотрело на меня милое личико Сестрички! Она улы-балась и кивала, и за ее плечом улыбалась и кивала Бабулька! Лицо Бабульки при-близилось и мы смотрели друг другу в глаза. Я понял, что Бабулька любит меня, знает, что я не бросил их, верит, что я справлюсь и что скоро мы найдем друг дру-
га. Ах, как хорошо стало мне! Теперь я не один, и всегда, когда очень понадобится, смогу увидеть Бабульку и Сестричку. Изображение расстаяло. Я осторожно засу-
нул кинжал в ножны - лезвие слабо мерцало, но было очень горячим наощупь - и спрятал его за пазуху. И долго еще его тепло согревало меня. Немного успокоив-шись, я начал разбирать дорожную сумку. Время шло и я чувствовал, что проголо-дался. Коник щипал траву, кое-где пробивавшуюся между валунами, я же нашел в сумке мешочек с легкими сытными дорожными хлебцами. Если я буду экономить
их, мне, пожалуй, хватит на несколько дней. Я съел несколько хлебцов и глотнул горького питья из бутылочки, которая тоже была в сумке. Я утолил голод, а питье, хоть и горьковатое, вселило бодрость и ясность мысли. Первый раз в жизни я дол-жен был принять важное решение и принять его сам - один. От того, что и как я решу, будет зависеть вся моя жизнь. Я должен быть очень спокойным и думать не о том, какой я бедненький, несчастненький, а о том, как мне быть. Много разных мыслей и предположений проносились у меня в голове; они противоречили одна другой, поддерживали; я растерялся и рассердился от их обилия и противоречивос-ти. Надо думать так, как меня учили - я даже сердито притопнул сам на себя ногой. Сначала решить, что я хочу, что мне надо, потом рассмотреть, что у меня есть, а потом уже разобраться, как это совместить. Первое понятно - я хочу найти Ба-
бульку и Сестричку. Второе - что у меня есть и что я знаю - несколько предметов
и немного еды. И что же я могу сделать? Да, ничего! Я снова втягивался в этот кру-говорот мыслей. Надо постараться думать по-другому. Я не знаю, как и почему мы
с Коником не вернулись к стоянке, как и почему очутились здесь. Значит, куда ид-
ти и где искать Бабульку с Сестричкой, я не знаю. Искать их по этим скалам и кам-ням - я еще раз оглядел отвесные стены и завалы валунов - нет, мы только еще больше заблудимся. А если, мелькнула мысль, и мне показалось, что кинжал под одеждой стал теплее... Я быстро сунул руку за пазуху, вынул кинжал и вытащил его из ножен. Я снова взял его острием вверх и продолжал думать, а сам присталь-
но смотрел на лезвие. И чем дольше я думал, тем ярче разгорались огоньки внутри металла и постепенно слились в одно тихое подбадривающее свечение. А думал я о том, что не буду искать их здесь, в скалах. Бабулька знает, что я хорошо помню, куда лежит наш путь, и помню карту с дорогой. Мы пойдем на юго-юго-запад, где-то
по дороге я найду или дом Бабулькиной подруги Тетушки На, или встречу купцов - ведь Тетушка На живет недалеко от большого торгового города - и попрошу их о помощи. Бабулька догадается о моем решении; так думал я и тепло и свет кинжала укрепляли меня в том, что решение я принял правильное. Теперь, как мы пойдем?
Я еще раз осторожно подошел к самому краю площадки и внимательно осмотрел спуск в долину. Был он довольно крутым, но можно было выискать более пологие участки и постараться спуститься. Там, в долине среди зелени обязательно найдет-
ся вода - необходимо было напоить лошадку - и наверняка мы отыщем более удоб-ный проход через горы. Я еще раз осмотрел нагромождения валунов, через которые мы прошли на площадку. Возвращаться туда мне совсем не хотелось. Да и цвет кинжала, когда я шел в том направлении, становился каким-то тревожным. Я спря-тал кинжал под одежду, покрепче привязал к поясу дорожную сумку и подошел к Конику. Я рассказал ему о своих планах, о том, что мы до наступления темноты должны спуститься в долину. Мне показалось, что Коник меня понял. Да вот толь-
ко спускаться он никак не хотел, сколько я его ни уговаривал. И мне пришлось си-лой стащить его с края площадки в том месте, где, на мой взгляд, откос был более пологим. Спускаться оказалось гораздо сложнее и страшнее, чем я думал. Двига-
лись мы боком, я сползал спереди, стараясь находить опору в редких валунах или чахлых кустарниках, а Коник, тяжело дыша, сползал вслед за мной - ему спуск да-вался гораздо труднее. Часто ничем не скрепленная почва сдвигалась под нашей тяжестью и, увлекаемые ею, мы скользили вниз в облаках пыли и мелких против-
ных камушков. Откос не был сплошным, как мне казалось сверху. Иногда встреча-лись небольшие террасы и мы немного отдыхали; но потом еще труднее было за-ставить Коника продолжать путь. Но мы все-таки спустились и к концу дня оказа-лись в небольшой зеленой долине у веселого ручейка. Мы напились, я умылся, по-мыл и почистил Коника и начал располагаться на ночь. Я стреножил Коника, чтобы он не ушел далеко, а для себя выбрал место под большим раскидистым деревом. Пока нам не встретились следы каких-нибудь животных, но дерево, мне казалось, сможет защитить меня в случае опасности. Но самое главное - я ждал звездной но-чи. Я должен был попытаться определить наше положение и выбрать правильное направление нашего пути. И вот наступила ночь. Солнце просто исчезло за грядой пологих гор и почти сразу в высоком небе зажглись звезды. Я не помнил точно
всех названий, но расположение звезд было мне знакомо. Я знал, что солнце са-
дится в большом западном направлении со смещением север-юг, а зависимости от времени года. Я хорошо запомнил тот горный отрог, за которым скрылось солнце, и теперь, глядя на звезды, я определил направление нашего пути. Мы должны были пересечь долину почти по диагонали и подняться до небольшого перевала. Отюда из далека долины казалось, что ударом огромного меча рассекли горы и туда - в
острие удара звезды указывали наш путь. Я очень устал и был очень голоден. И я
боялся - боялся оставаться и ночевать один в незнакомом месте, боялся, что не
смогу никогда найти дорогу, никогда не увижу своих родных. Я плакал, смотрел в далекие горы и думал о том, как мы с Коником сможем туда добраться, и станови-лось мне все хуже и хуже; я чувствовал себя все более и более маленьким и одино-ким, никому не нужным несчастнм мальчиком... Коник фыркал мне прямо в ухо, дышал в шею. Своими мягкими губами он тянул меня за курточку вверх. Мне ста-
ло неудобно сидеть и я невольно поднялся на ноги. От неловкого движения рубаш-
ка выскользнула из-за пояса и кинжал выпал. Упал он странно - уткнулся острием
в мягкую землю. От него исходил еле заметный свет. Я быстро нагнулся, поднял кинжал и вынул его из ножен. Он на самом деле слабо светился - светился весь, а рукоятка и гарда были теплыми наощупь. Я снова попытался всмотреться в лезвие, но, наверное, было у меня мало сил, и увидел я только ровный теплый свет - как будто где-то далеко горела свеча. Но и от этого стало мне спокойнее и не так оди-ноко. Я погладил Коника, поцеловал его в жесткую челочку и прикорнул под дере-вом. Кинжал я прижимал к себе обеими руками и совсем незаметно уснул. Если и снились мне сны, то когда я проснулся утром от веселых солнечных лучей и при-зывного ржания Коника, я их не помнил. Все тело болело - и от трудной дороги, и
от неудобной ночевки. Но, как ни странно, встал я бодрым и отдохнувшим. Пер-
вым делом напился и умылся. Вода в ручье оказалась очень вкусной - как это я
вчера не заметил? Я огляделся. Коник пасся неподалеку, и я подошел - поздоровал-ся с ним. Теперь в утреннем свете я видел этот почти отвесный каменистый спуск, по которому мы попали в долину. Да, удивительно, как это мы не разбились? Пра-вильно говорит Бабулька - новичкам везет - осыпь выглядела устрашающе. Я от-вернулся - надо было думать, как и куда идти дальше. Долина казалась мирной и приветливой. Пересечь ее будет не трудно, думалось мне. Но сначала я решил еще раз проверить, что у меня есть, с чем я отправляюсь в путь. Я снял курточку и вы-сыпал на нее все, что было в моей дорожной сумочке. Бабулька положила туда
много всякого разного. Кроме хлебцов я нашел круглое толстое стеклышко - оно было завернуто вместе с кусочком меха и я знал, как можно с помощью этих вещей развести огонь; отдельно были завернуты несколько иголок и немного ниток; ме-шочек с травой - я открыл его - это была полезная трава, если человек чувствовал, что становится больным - можно было залить ее водой и пить, или даже просто по-жевать; был кусочек мыла, а в маленькой баночке - мазь от всяких порезов и ранок. Был даже маленький кусочек блестящего металла - я не мог сразу придумать, для чего Бабулька его положила, но очень обрадовался, когда нашел маленькую коро-бочку с солью, несколько крючков для рыбной ловли и много тонкой легкой верев-ки. Я постарался сложить все эти богатства так же аккуратно обратно в сумку. Все эти вещи должны пригодиться мне в дороге. Но с чего начать? Надо поесть и от-правляться. Коник не голоден, но как быть мне? Хлебцов осталось очень мало. Мы были около довольно полноводного ручья и у меня были крючки... Что, если нало-вить рыбы? Я бы развел огонь и получилась бы совсем неплохая еда. Я подошел поближе к ручью - в глубине воды виднелись плещущие рыбешки. Но ловить на крючок? Это долго и нужна наживка... Я решился, снял курточку и рубашку, завя-
зал рукава - один раз я видел, как взрослые ловят рыбу неводом - так и я решил по-пробовать половить с помощью рубашки. Я встал против течения, постарался опус-тить рубашку как можно глубже в воду и быстро и сильно потянул вверх и вперед.
В первый раз я почти потерял рубашку - она выскользнула у меня из рук. Но я ус-
пел подхватить ее - быстрый сильный поток не унес ее далеко; я попробовал еще
раз. Только после нескольких попыток мне удалось вытащить рубашку, внутри ко-торой билось пять довольно больших рыбин. Я понимал, что для еды мне хватило
бы и одной рыбки, но подумал, что, может быть, стоит позаботиться о еде на даль-
нейшую дорогу, и не стал выпускать остальных рыб. Я как следует завязал рубаш-
ку и подошел к дереву. Мне нужно было развести огонь. Я попросил у дерева раз-решения и срезал несколько крепких веточек - из них я хотел сделать стойки и пе-рекладину для вертела. Я приготовил палочки, очистил их от коры и заточил в нуж-ных местах. После этого вырыл небольшое углубление в земле - я помнил, что нельзя разводить огонь на траве или не в защищенном месте. Я пошел собирать су-хие палочки, веточки - все, что могло быстро и легко гореть. Я наполнил ямку и сверху положил кусочек сухого мха. С двух сторон ямки поставил две крепкие веточки с рогатками на конце. Теперь надо было заняться рыбой. Это было для
меня самое трудное. Да, я ловил рыбу, но никогда еще сам не чистил и не готовил
ее. Смогу ли я почистить рыбу? Я не раз видел, как это делали взрослые - я достал одну рыбину из рубашки - хорошо хоть, что она уснула; все тем же кинжалом, ко-торым я срезал и чистил ветки, копал ямку, я начал очищать рыбу от чешуи и, ког-
да более-менее очистил ее, с размаху, не задумываясь, вскрыл рыбье брюшко. Все оказалось не так уж страшно, и внутри я нашел даже кое-что нужное - рыбий пу-зырь - я думал, что он может мне на что-то пригодиться и отложил его в сторону;
все остальное я крепко замотал в листья и зарыл подальше от воды. Я продел через рыбу тонкую веточку и положил ее на распорки - теперь надо было развести огонь. Толстое стеклышко я держал над кусочком мха: через него я поймал солнечный лучик и постралася направить его прямо на мох. Довольно скоро появился белый дымок и язычок огонька лизнул мох. Еще немного, и мой маленький костер разго-релся. Мне оставалось только поворачивать палочку с рыбой и следить, чтобы
она не сгорела. В какой-то момент я решил, что рыба готова, снял перекладинку и начал осторожно сдвигать горячую рыбку на листья большого лопуха - я нарвал их здесь же, около ручья. Я был так этим занят, что заметил его только, когда случай-
но поднял глаза. Большой Мяука сидел напротив и внимательно наблюдал за мной. Как же это я не подумал? Запах огня и пищи должен привлечь животных! А вдруг здесь есть и другие, кто-то пострашнее? Но Мяука сидел спокойно и дружелюбно - значит, это мирная долина - здесь не обижают друг друга. Я немного взбодрился и решил не показывать виду, что испугался. Мне удалось положить рыбу на листья; я ее посолил, подождал, пока остынет, и разделил на две равные части. Одну полови-ну рыбины я медленно, чтобы не испугать, подвинул к Мяуке. Я сказал несколько обычных слов приветствия Мяушек, а потом пожелал большому Мяуке приятной еды и начал есть свою рыбину. Она оказалась не очень вкусной - полуприготовлен-ной, полусырой; к тому же я ее плохо почистил; честно, дома я не стал бы такое
есть, но сейчас я был так голоден, что если бы не кости, проглотил бы рыбину це-ликом. Мяука по-прежнему сидел напротив и не сводил с меня глаз, не упуская ни одного моего движения. Я уже почти заканчивал есть, когда он медленно протянул лапу и дотронулся до своей части рыбины. Мяука осторожно обнюхал ее и начал очень аккуратно есть. При этом он старался не отводить от меня взгляд своих странных немигающих глаз. Но вот и Мяука покончил с едой - ему, видимо, понра-вилось - на его листе осталась только кучка костей; вежливо облизал усы и отрях-нул передние лапы. Он еще раз немигающе посмотрел на меня, кивнул головой -
то ли благодарил, то ли приветствовал меня, повернулся и исчез в высокой траве.
- Ну что ж, - подумал я. Это хорошо, что есть у нас и здесь добрый знакомый. А
что знакомство доброе, я не сомневался. Не стал бы Мяука со мной есть, если бы
был "на тропе войны". Звери, они не люди, - говорит Бабулька, - не умеют хитрить. В том смысле, что они не подлые, а хитрить они, конечно, умеют, и еще как! Я ду-мал о том, что время идет, а мы со вчерашнего вечера не продвинулись ни на шаг. Теперь, когда я утолил голод, я понял, как важно взять с собой в дорогу достаточ-ный запас еды. Но как я могу это сделать и какую еду я могу взять? Костерок до-горал. В рубашке еще оставались рыбины. А что, если.... Я вспомнил, что есть еще способ готовки. Рядом с нашей стоянкой ручей протекал по каменисто-песчаному ложу и был чист и прозрачен; мне же нужна была земля, вернее, глина. На всякий случай я привязал рубаху с рыбинами повыше на дереве и решил пройти вниз
вдоль ручья. Сначала я шел среди высокой густой травы, но постепенно она редела
и вот на участке земли, прямо перед собой, я увидел отпечатки больших лап Мяу-
ки. Я боялся уйти очень далеко от лошадки и дерева, поэтому решил покопать пря-мо здесь и вскоре под тонким слоем земли я увидел маслянистую поверхность гли-ны. Я прихватил в обе руки такой ком, какой только мог взять, и почти бегом по-вернул обратно. Но нет, я остановился и вернулся - нельзя было оставлять так раз-вороченную, как будто раненую землю. Я отложил глину, стал на колени и поста-рался все заровнять; чтобы земля не очень на меня обижалась, я рассказал, для
чего я взял глину, и поблагодарил ее. Теперь, когда у меня была глина, я мог сде-
лать много разных полезных вещей. Но сначала я снял с дерева рубашку с рыби-нами, обмазал их одну за другой слоем глины и осторожно зарыл между углями догорающего костра. А пока я устроился поближе к воде и постарался слепить что-
то похожее на горшок или какую-нибудь посуду. Мне надо было в чем-то нести во-ду и огонь. Получалось плохо и трудно. Но я не оставил своего занятия, зная, что
это очень важно и что никто для меня и за меня этого не сделает. В конце концов получилось несколько жалких посудин. Я облепил их мокрыми листьями лопуха и поставил поближе к костру. Хорошо, что у меня было много занятий в этот день - первый день, когда я был совсем один, прошел быстро и незаметно. Наступили су-мерки. Мне не хотелось разводить огонь. Я установил кинжал между двумя камня-ми, направив лезвие прямо вверх в темнеющее небо. Кинжал слабо светился. Коник подошел и остановился рядом со мной, тихо похрапывая и поматывая головой. Я вытащил рыьину из-под полуостывшего костра, разбил ее глиняную оболочку. Вместе с глиной отошла и чешуя, да и сама рыба пропеклась гораздо лучше, чем та, первая, на открытом огне. На свет ли кинжала, на запах ли рыбы Мяука снова при-шел к нам. Я опять разделил рыбину и подтолкнул к нему лопух с его порцией. Но Мяука не обратил никакого вниамния на угощение. Весь он был поглощен кинжа-лом. Близко приближаться к нему он, видимо, не решался, но склонил голову и вы-тянул шею так, что его широко раскрытые глаза оказались на уровне кинжала. Мне показалось, что свет кинжала и светящиеся глаза Мяуки начали мерцать и пульси-ровать как будто в одном ритме. Есть я, конечно, не мог и отодвинул рыбу в сторо-
ну - я сам не отводил глаз от всего происходящего. Даже Коник перестал жевать и вхдыхать - его тоже как будто околдовало. Я не знаю, что видели Мяука и Коник
на плоскости покрытого сполохами красок кинжала - я же видел Бабульку и Сест-ричку. Они шли по горной тропе, у каждой за спиной была дорожная сумка, а в ру-ках по большой дорожной палке. Иногда они останавливались, о чем-то говорили - слов я не слышал, менялись местами, и снова шли и шли. Цвета зарябили у меня в глазах, Коник вздохнул, переступил с ноги на ногу, лапа Мяуки придвинула ко мне лопух с рыбиной. Я снова сидел один под большим деревом в неизвестной долине. Мы молча поели. Я поблагодарил Мяуку и Коника, пожелал им доброй ночи и уст-роился на заранее собранных сухих листьях. Их слабый чуть горьковатый запах успокаивал. Двумя руками я прижал кинжал к груди. Думая я о своих любимых родителях, о дороге, о Мяуке и еще о чем-то... Сегодня надо отправляться - с этой мыслью я открыл глаза в это пригожее утро. Умыться, почистить Коника, съесть рыбину - на все это не потребовалось много времени. Мы были готовы. Но я не
знал, как мне забрать с собой те посудины, которые я с таким трудом сделал вчера. Одна из них, правда, развалилась у меня в руках, когда я начал снимать листья, но три других выглядели вполне пригодно, и я знал, что они будут мне нужны в доро-
ге. Но как их нести? Пока я завязал их вместе с двумя оставшимися рыбинами в ру-баху и повесил на конец большой дорожной палки. Хорошо, что я видел вчера Ба-бульку и Сестричку с палками - так бы еще неизвестно когда сам догадался бы, что
и мне нужна палка. Я нашел эту большую ветку невдалеке в маленькой рощице, не-много постругал ее, и вот - у меня отличная дорожная палка. Я принес немного мо-крого песка с берега ручья и закрыл им место костра. Палочки я решил взять с собой и сунул их в узел с посудинами. Я поблагодарил ручей и дерево - они дали нам приют и пищу; взял Коника за уздечку и мы пошли в сторону Большого Запада - теперь-то я мог сверять дорогу по горному перевалу. Идти оказалось нетрудно. Местность оставалась равнинной, покрытой разнообразием трав. Некоторые из них я знал - знал, что они или их корешки съедобны, и тогда мы ненадолго останавли-вались, я выкапывал для себя корешки, а Коник ел сочную зелень вершков. Мы остановились только поздним вечером. Звезды хоть и светили ярко, но идти стало совсем трудно. Я начал устраиваться на ночь. И тут я пожалел, что у нас нет ни огня, ни воды. Без солнца мое толстое стеклышко не могло добыть огонь - почему, поче-му я не взял с собой немного угольков, как это делала Бабулька, и вода - это еще важнее, за целый день пути мы не встретили ни одного ручейка или родничка. Неужели завтра, когда я думал, что нам остался до гор только день пути, придется останавливаться искать воду и огонь?.. Я немного поговорил с Коником, рассказал ему о наших проблемах и о том, что предстоит сделать. Он, казалось, понимал ме-
ня, одобрительно кивая головой, нежно покусывал за ухо. Мне хотелось вновь уви-деть Бабульку, Сестричку и перед сном я вытащил кинжал и долго сжимал его в руках, всматривался в тусклое свечение лезвия. Никто не откликнулся на мой зов - только редкие звездочки света вспыхивали и исчезали где-то в глубине металла. Я пожелал спокойного сна и добрых снов моим родным и близким и вообще всем, всем, всем... Уже привычно я прижал кинжал обеими руками к груди и, убаюкан-
ный его теплом, быстро уснул.
В это утро на небе были легкие облачка и дул слабый ветерок. Горы каза-
лись совсем близкими - они закрывали пол-горизонта. Казалось, еще немного, быстро-быстро, и мы там; но я-то все яснее понимал, что мы совсем не готовы к дороге в горах. И там в горах наверняка еще холоднее; и мне нужно придумать, как нести припасы - ведь рубашку я должен одеть - без нее в одной курточке мне будет совсем холодно. Я медленно жевал предпоследнюю рыбину и с досадой думал о
том, как я глуп. Почему, когда я лепил эти посудины, я не догадался оставить в них дырочки - можно было бы продеть веревку и нести их на палке. Я решил попробо-вать проделать отверстия в готовой посудине - у меня есть иголки и другие железя-ки, но когда я начал пытаться, то понял, что я скорее расколю посудины, чем про-делаю маленькую дырочку в толстом черепке. Но все равно - придется их оста-
вить: ведь нести их дальше в рубашке, как в сетке, я не мог. Оставалось только еще раз обругать себя. Сетка! Ведь у меня есть веревка и я могу попытаться сплести
сеть! Это было самое-самое главное! Мне не нужна большая сеть, да и нет у меня подходящих инструментов, но попробовать - попробовать я могу. Я быстро вотк-
нул в землю две палочки от нашего первого костра и завязал между ними несколь-
ко рядов веревки. Теперь я проводил вертикальные ряды и завязывал узелки на каждом горизонтальном ряду. Я старался продевать веревку не далеко и не близко, так, чтобы отверстия были не большими и не маленькими. Теперь я понимал, что
это - "взять дырки и связать их между собой". Я волновался и спешил поскорее закончить работу - и вот я вытащил палочки, обрезал конец веревки - более урод-ливой сетки я не видел никогда! Но в нее можно было завернуть горшки и повесить их на палку, я могу одеть рубашку, мы можем взять огонь, и, если повезет, воду! И
я пустился в пляс! - размахивая рубашкой, скакал, прыгал и кричал всякие радост-
ные и веселые слова. В разгар этих плясок я заметил, что, кроме лошадки, у меня есть еще один заинтересованный зритель - Мяука рассматривал все вокруг. Я оста-новился и обратился к нему со словами приветствия. Он мотнул головой, как будто ответил мне, повернулся и направился прочь. Но он сделал только несколько ша-
гов, остановился и обернулся, нетерпеливо ударил хвостом по земле, как бы при-глашая меня следовать за ним. Я, конечно, не заставил себя долго ждать и, подсте-гиваемый любопытством, пошел за ним. Сегодня все должно было получаться. Совсем недалеко от этого места, где мы остановились, но так, что сам я никогда бы его не нашел, в небольшой котловине бил из земли чистый, свежий родник. Кто-то когда-то заботливо обложил его веселыми разноцветными камушками и вода ра-достно звенела, перепрыгивая от одного камушка к другому. Я не знал, как и бла-годарить Мяуку, но он уже ушел, пока я рассматривал родник. Я вернулся бегом, взял с собой две посудины и наполнил их до краев прекрасной влагой. Мне не хо-телось поить здесь Коника и я дал ему напиться из одной из посудин; и вновь на-полнил ее. Не забыл я и поблагодарить родник всеми лучшими словами благодар-ности. Теперь можно было подумать и об огне. Я вырыл углубление в земле. Но из чего я сделаю костер - у нас есть несколько кусочков сухого мха, но они годятся только, чтоб развести огонь... Сколько я ни крутил головой, вокруг нас были зеле-ные сочные травы. Да и там, около родника, я не заметил ничего сухого, старого.
Что ж, я уже взялся вытаскивать палочки, как услышал призывное ржание Коника. С того места, где я находился, я не мог понять, что делает Коник там, в глубине густой травы. Видно было, что он топчется на месте, время от времени низко опуская голо-ву. Только бы с ним ничего не случилось! Я забыл об огне и со всех ног бросился к нему. Когда я подбежал, Коник пытался копытом поддеть большое, нет - огромное! старое птичье гнездо. Интересно, когда и как попало оно в эти травы? Вот это находка! Да здесь не один - здесь десять костров! Я ухватился за гнездо - хотелось сдвинуть его с места. Мне это удалось, но оно было такое тяжелое, сплетенное из толстых веток и покрытое вековым слоем грязи, что нечего было и думать, что я дотащу его сам до нашего места. Я попросил Коника остаться посторожить, а сам побежал обратно, нашел веревку в своей дорожной сумке и, не теряя ни минутки, вернулся к гнезду. Я завязал один конец веревки за ветку гнезда, второй я привязал к уздечке Коника. Я попросил Коника тянуть и сам тоже ухватился за веревку. Так вместе мы подтянули гнездо до места нашей стоянки. Здесь я начал кинжалом раз-рубать ветки. Не все они поддавались - я был недостаточно силен, но и того, что мне удалось нарубить, было очень, очень много. Я аккуратно сложил их в сторонке. Теперь я мог развести костер. Вскорости языки пламени весело перескакивали с одной ветки на другую. У нас была вода, огонь, посуда! Я поставил одну посудину с водой на ветки костра, и, когда вода начала кипеть, набросал туда всяких корешков; я их накопал недалеко от нашей стоянки. Стемнело. Пришел Мяука. Я поздоровался с ним. Он, как обычно, молча кивнул головой. Варево уже достаточно остыло, и я отлил часть для Мяуки в отдельную посудину. Он вежливо лизнул несколько раз, но эта еда явно была ему не по вкусу, и я очистил для него от глины последнюю рыбину. Ее он съел с удовольствием и еще немного посидел, как будто чего-то ожидал, а потом встал и растворился в своей собственной тени. Только когда я устроился на ночь и покрепче прижал к себе кинжал, я подумал, что Мяука, навер-ное, хотел еще раз посмотреть и увидеть что-то свое в переменчивых красках клинка. Жаль, что я не догадался об этом раньше. Но сон окутывал меня и я только успел пожелать всем - всем спокойной и доброй ночи, как огромная птица подхватила меня своими железными когтями и взмахи ее могучих крыльев закрыли небо. Где-то в глубине себя я понял, что гнездо этой птицы я рубил сегодня для костра. Пти-
ца поднималась все выше и выше; я закрыл глаза, голова кружилась - наверное, от высоты; я почти не понимал, где это я - только руки инстинктивно прижимали к груди кинжал. Неожиданно качка окончилась. Птица приземлилась, вернее, она опустилась на выступ скалы, а меня опустила на гладкую, неизвестно чем покры-
тую площадку. Непонятно почему, но было светло. Площадка была круглая и во-круг нее на скалах сидело еще несколько таких же больших и грозных птиц. Птица положила меня на площадку лицом вниз, но я сел, а когда голова почти совсем пе-рестала кружиться, заставил себя встать и, поворачиваясь по кругу, поклонился каждой птице и произнес для каждой приветствие путника. Никто мне не ответил и ничто не шевельнулось; казалось, что молчаливые птицы даже не смотрят на меня. Сколько я так простоял в полном молчании и неизвестности... Руки мои невольно опустились и кинжал с тихим стуком упал на площадку. Что-то изменилось; заин-тересованность, да-да, заинтересованность - сначала слабая, а потом все более яв-ственная почудилась мне. - Пусть покажет, - прозвучали беззвучные голоса - я понял, что должен вынуть кинжал из ножен. Я поднял его и торжественно, как и полагалось, вынул из ножен и взялся двумя руками за рукоятку, горящим лезвием вверх. Так я обошел круг, останавливаясь перед каждой птицей и по безмолвной просьбе поворачивал кинжал перед каждой из них, показывая и рукоятку и гарду. Я обошел круг и снова остановился посредине площадки. Было тихо, но теперь я чувствовал, что вокруг меня идет разговор, только я не могу его слышать и в нем участвовать. - А теперь рассказывай, - вдруг безмолвно услышал я и понял, что должен рассказать все - все. Но сначала я попросил прощения за то, что разрушил
их гнездо и попытался объяснить, зачем я это сделал. Я не услышал ответа на свои извинения и, глубоко вздохнув, начал рассказывать с самого начала - про Мамуш-
ку и Папулю, Дядюшку и Бабульку, Сестричку, нашу веселую и радостную жизнь, о том, как мы вышли в путь и как я оказался один. Не знаю как, но я рассказал и о
том, как хотел убежать, и почему это не вышло, и про свои отношения с Сестрич-кой, и про Коника, и много-много самых разных вещей. Когда я остановился, мне казалось, что внутри у меня не осталось ни одного потайного местечка - так я все рассказал; все снова как будто закружилось передо мной и защипало в ушах, как будто я спускался с большой высоты. - Желаем тебе радости и успехов, - где-то далеко услышал я и открыл глаза. Я лежал на спине, крепко прижав кинжал к гру-
ди. Солнышко улыбалось из-за низкого облачка, по руке полз любопытный мура-
вей. "Какой странный сон" - подумал я и попытался встать. Голова закружилась, ощущение было очень необычное и мне пришлось немного посидеть, переждать, пока голова успокоится. - Какой удивительный сон, - снова подумал я и увидел странное перо. Оно выглядывало из ножен из-под рукоятки кинжала. Я осторожно потянул, перо выскользнуло; и вот я держу в руке что-то странное. Да, это перо, но большое, очень плотное, с твердым заостренным концом - оно больше похоже
на оперение стрелы, очень странной, иссине-черной, как ночь, окраски. Так, зна-
чит, это был не сон?! Я испуганно оглянулся. Вокруг меня все было прежним - зелень травы, близкие горы, солнышко в небе - пасся Коник, лежали наши скром-ные вещи. Невдалеке грудились остатки гнезда. Я подошел к нему, по-прежнему сжимая в руке перо. Это было настоящее гнездо тех странных далеких и грозных птиц. Сначала я подумал положить перо в гнездо и уйти. Но пальцы не хотели раз-жиматься и перу тоже, видимо, не хотелось меня покидать. И я подумал, что если оно оказалось у меня в ножнах и не выпало за время возвращения, то, может быть, птицы подарили его мне и пусть оно останется с нами. Я еще немного постоял ря-дом с гнездом, но ничего не произошло, не нарушило покой утра. Я мысленно по-благодарил больших птиц за подарок и пожелания и аккуратно заправил перо в ножны. Сегодня мы должны были отправиться в горы. Теперь, когда я несколько
дней путешествовал один, я понял, что путешествие - это очень непросто, а в го-
рах, думал я, будет еще труднее и надо хорошо подумать, что и как взять с собой. Поэтому я не пожалел времени и накопал и сварил корешков, связал часть неболь-ших веток гнезда - мне хотелось их тоже взять, наполнил одну из посудин водой, а
в другую, поменьше, сложил угольки от костра. Я дал Конику хорошо напиться,
попил и поел сам. И вот еще солнце не поднялось высоко, а мы уже были готовы и вышли в путь. Мы шли вдоль скального уклона и я пытался среди развалов камней найти место, где мы могли бы начать подъем. Если бы я был один, то, скорее всего, начал бы подниматься в любом более-менее приглянувшемся мне месте. Но я был с лошадкой и понимал, что Коник не всюду сможет пройти, а бросить его одного
здесь в долине - об этом я тогда даже и не думал. Я уже почти отчаялся найти под-ходящее место, когда шедший позади меня Коник вдруг остановился, уздечка, за которую я его вел, резко натянулась и я чуть было не упал. Я повернулся к нему, хотел обругать, но увидел, что Коник бьет копытом в основание большого валуна, мимо которого я только что прошел. Я потянул Коника за уздечку и позвал идти дальше, но он как будто и не слышал меня, продолжая настойчиво стучать по ва-луну. Первый раз за время нашей дружбы Коник не послушался меня. Я даже рас-сердился - у нас не было времени на фокусы, а сейчас я вернулся и стоял рядом с лошадкой и никак не мог убедить ее идти дальше. В конце концов я решил посмо-треть, что же ищет Коник. Когда я приблизился к валуну, Коник перестал стучать
и, довольный, уступил мне место. Я внимательно осмотрел валун. Валун как валун, но он не был вросшим в землю, а лежал, как будто скатился с высоты на другие плоские камни. Я сбросил с себя поклажу и начал с помощью кинжала и пера под-капывать основание камня. Когда я выбрал достаточно небольших камешков и зем-ли, то увидел, что валун стоит на хорошо пригнанных друг к другу каменных пли-тах. Я подумал, что это, возможно, начало длинной дороги, и стоит попытаться
как-то сдвинуть валун. Я отошел чуть подальше, чтобы лучше видеть и понять, как он укреплен. Валун скатился, или его скатили, и застрял между двумя небольшими камнями. Если я хорошо подкопаю его снизу и смогу сдвинуть один из боковых камней, то потом попытаюсь толкнуть валун и, если нам повезет, мы сможем пойти по дороге. Я очень надеялся, что эта дорога пойдет в нужном нам направлении. Стоило попытаться. Я продолжил подкапывать валун. На мое счастье, там не было камней: в основном - земля и всякий хлам, за годы нанесенный ветром и живот-ными, и я довольно быстро и просто освободил все пространство. Я немного пере-дохнул, пожевал несколько листков из Бабулькиного мешочка. Попил воды и начал осматривать камни, на которые опирался валун. Я попытался их пошатать и подко-пать, но тщетно - они крепко сидели в земле. Тогда я решил проверить те места, на которые опирался валун, и один из камней в этом месте показался мне более подхо-дящим, что ли. Я вскарабкался на него и увидел, что в том месте, где камни смыка-ются в ложбинке, есть немного земли и даже растет какая-то небольшая травка. Но самое главное! - я увидел, что с той стороны валуна плотно подогнанные плиты не кончаются. И хотя кое-где они засыпаны землей и между трещин пробивается трава, но это - дорога! И дорога, по которой и Коник сможет пройти. Я крикнул Кони-
ку, чтобы он не волновался, что все в порядке и начал раскапывать землю между камнями. Это оказалось гораздо труднее, но все-таки, где с помощью кинжала, где помогая себе пером, я смог расчистить пространство между камнями. Я снова осмотрел место, где камни соприкасались. Мне надо, подумал я, подкопать валун с той стороны и тогда я попытаюсь его столкнуть. Я немного отдохнул. Солнце сто-яло уже высоко, но мне не терпелось продолжать путь, и я перебрался на другую сторону валуна. Здесь работать было труднее - под валуном скопились камни, ко-торые скатывались с горы, ветки, земля. Мне пришлось хорошо потрудиться, пока
я раскапывал землю и отбрасывал камни, но, в конце концов, освободил и эту сто-рону валуна. Можно было попытаться столкнуть его с места. Я уже навалился пле-чом на валун, как вдруг подумал, что Коник может стоять внизу прямо под валу-
ном! Я быстро вернулся к Конику, отвел его как можно дальше от валуна и перета-щил к нему наши вещи. Я рассказал ему, что собираюсь сделать, и попросил еще немножко подождать. Теперь все было готово и я мог попытаться сдвинуть валун.
Я толкал и толкал. Иной раз мне казадлсь, что валун вот-вот поддастся, но... Обес-силенный, я уселся на землю и заплакал. Я очень устал, был голоден, солнце стояло ровно над вершинами гор, значит, скоро наступит вечер - день прошел, а мы не продвинулись ни на шаг! И все из-за этого дурацкого валуна! Ох, как я был зол на все на свете! Я встал и с размаху пнул валун. И валун качнулся! Он качнулся, а я стал прыгать и пинать его вновь и вновь со всей силой своей злости и отчаянья. И каждый раз валун немного и немного сдвигался, и вот я разбежался и ударил в него двумя ногами! И валун с треском прорвался и с шумом покатился вниз. А я бежал
за ним, подпрыгивал и орал что было мочи. Наконец валун остановился среди зеле-
ной травы. Остановился и я, обернулся - валун откатился недалеко, но дорога пе-
ред нами была свободна! Я нашел Коника, собрал вещи и мы гордо вступили на старинную дорогу. Хотя приближался вечер, я не хотел больше оставаться в доли-
не и решил, что мы сможем переночевать и в горах. Идти по дороге было не утоми-тельно. Тот, кто ее когда-то строил, понимал, что такое дорога в горах. И хотя все время чувствовалось, что мы поднимаемся, но подъем был некрутой, дорога сильно не петляла и не шла у края обрыва. И остановились мы только тогда, когда стало совсем темно, опасно и трудно различать дорогу. Хорошо, что я взял с собой не-много прутьев от гнезда и угольки. Рядом с дорогой под навесом небольшой скалы
я развел маленький костер, напился и напоил Коника. Здесь в горах звезды были видны хорошо и по их расположению я видел, что дорога идет в нужном нам на-правлении. Наш маленький костер весело потрескивал, слабый дымок был напол-
нен странным загадочным запахом веток гнезда. В язычках пламени мне чудились картины и лица. Я пытался разглядеть их, понять, но уснул - уснул после дня тяже-лой работы, первый раз не успев пожелать всего доброго своим родным. В предрас-светном тумане слабо мерцали угольки догоревшего костра. Коник тянул меня за рукав. Он прав - надо просыпаться. И хотя все тело болело от непривычной вчераш-ней работы, я радостно встал - впереди я предчувствовал скорое окончание пути. Я привел себя в порядок - снова собрал посудины в сетку и повесил их на дорожную палку, тщательно собрал оставшиеся ветки гнезда - вдруг, тьфу-тьфу, еще придется ночевать; и мы отправились. Есть мне не хотелось, а Коник, я заметил, нашел и
здесь где пощипать травку. Мы шли, настроение было прекрасное, где-то в редких зарослях по краям дороги пели птички; туман рассеивался. Мы ненадолго остано-вились и я посмотрел назад и вниз. Я почему-то был уверен, что мы гораздо выше, что прошли большую часть пути, но в свете дня стало видно. что поднялись мы не очень высоко и надо еще идти и идти. И мы шли. Дорога, наверное, была красивая.
В другое время я бы с интересом смотрел по сторонам, но сейчас заметил только,
что постепенно растительности по сторонам дороги становилось все меньше; место кустарников и небольших горных деревьев занимали камни и валуны. Меня это ра-довало - значит, мы все ближе к вершине. И я сам шел и подгонял Коника идти и идти. И вот почти в конце дня за очередным поворотом мне показалось, что дорога упирается в гору. Нет, только не это! Я бросил уздечку, за которую до этого тянул Коника и из последних сил побежал вперед. Да, дорога упиралась в гору, но в горе был туннель и в его темноту нам надо было войти вслед за дорогой! Подошел Ко-
ник и остановился рядом со мной. Я чувствовал, что ему, так же как и мне, страшно и не хочется входить в туннель. Я решил, что надо подождать утра. Мы немного попили. Я пожевал остатки корешков - жалко, что это была моя последняя еда. Ну, ничего, завтра утром я что-нибудь придумаю. А пока я снова развел маленький кос-тер из последних веточек гнезда. Огонь получился небольшой и давал мало тепла;
да и здесь на вышине было гораздо холоднее, и как я ни пытался поплотнее завер-нуться в курточку, холод проникал под одежду и не давал мне уснуть. Вдруг разме-реное сопение Коника прервалось - сначала наступила настороженная тишина, а потом он тихонечко радостно заржал. Я вгляделся в большую тень. Она приближа-лась ко мне в неровном свете костра; и вот совсем рядом со мной большой Мяука долины. Ах, как я ему обрадовался! Мяука протянул лапу и осторожно коснулся меня. Я сказал ему приветствия долгожданного путника и не стал дожидаться, пока он этого попросит - я знал, что он хочет увидеть кинжал. Да я и сам не смотрел в него с того дня в долине, когда увидел Бабульку и Сестричку идущими в скалах. Я достал ножны из-за пазухи - Мяука настороженно и подозрительно осмотрел перо: не знаю, как он к нему отнесся - все его внимание было устремлено к кинжалу. Сполохи света пробежали по лезвию, огоньки в его глубине то разгорались, то гас-ли. Я думал о Мамушке, Папуле, Бабульке, Сестричке. Я верил, что скоро, скоро встречусь с ними. И вот один из огоньков внутри лезвия стал разгораться и как
будто приближаться ко мне, как бы всплывая из моря цвета, становился все больше
и больше. И я увидел Сестричку - она пристально всматривалась куда-то. Вот она заметила меня, глаза ее заблестели, она заулыбалась, закивала; на секунду пропала и сердце мое сжалось; но вот на ее месте я вижу Бабульку - она тоже улыбается и кивает, и делает мне какие-то знаки - подвинуться? Я не понял для чего, но на ка-кое-то мгновенье чуть отвел руку с кинжалом в сторону, а потом опять приблизил его к своему лицу. Бабулька, кажется, была довольна тем, что видела - она улыба-лась; я видел ее руку с пальцами, сложенными в знак привета и любви. Тут Мяука зашипел и махнул лапой между мной и кинжалом. Видения исчезли, только споло-
хи цвета продолжали тихонечко освещать лезвие. Я вздохнул и медленно спрятал кинжал в ножны. Мяука удовлетворенно проурчал и облизал усы. Что-то он увидел
в свете лезвия? Мяука подошел совсем близко и улегся мне на колени. Он был
большой, тяжелый и теплый. Я обнял его. Мне стало тепло и уютно. Тихонько-ти-
хонько на мягких кошачьих лапах подкрался ко мне сон.
Проснулся я от холода. Мяуки не было. Тяжелый белый туман собрался хлопьями почти под нашими ногами. Внизу ничего не было видно; да и сверху только отблески разгоравшейся зари освещали отвесную скалу и черный провал туннеля, как будто нас подталкивали идти туда. А идти, честно, не очень хотелось - просто не было выбора. Я осмотрел наши вещи. В посудине осталось немного
воды - перед выходом мы ее выпьем; все прутики и веточки гнезда сгорели и я поплотнее смотал веревку, которой они были связаны. Ну что ж, мы пойдем на-легке. Мне жалко было оставлять посудину с угольками и я решил, что поставлю ее
в сетку и повешу спереди. Мы собрались. Я попросил помощи и поддержки у своих родных и близких; и вот мы вошли в туннель. И хотя снаружи было холодно, на
нас повеяло еще большим холодом и сыростью. Мы шли вперед и постепенно свет у нас за спиной удалялся, мерк и становилось все темнее и темнее. Какие-то тени и
звуки начали, казалось, притрагиваться к нам со всех сторон. Я бы, может быть, и пошел дальше в темноте, но Коник решительно остановился. Я должен был приду-мать, как осветить нам путь. Угольки в посудине тепло мерцали у меня на груди,
но этого света было мало, да и не смогу я все время нести посудину в вытянутых руках. Мы не знаем, какой длины туннель, как долго придется идти. Что-то как
будто зашевелилось у меня за пазухой. А ведь кинжал-то светится, - подумал я. Я достал его и вынул из ножен. Лезвие светилось не ярким, но ровным светом. Я мог различать даже стены туннеля - они были наклонными и смыкались где-то далеко
в высоте. Я засунул пустые ножны обратно за пазуху. Значит, я пойду с дорожной палкой в одной руке; вторую с кинжалом я буду поднимать как можно выше. Как быть с пером? Оно выскакивало из пустых ножен и больно кололо мне живот, сколько я ни возвращал его на место. В конце концов я воткнул его в верхушку до-рожной палки, взял в ту же руку уздечку Коника и мы продолжили путь. Идти ста-
ло легче. Лезвие отбрасывало свет в темноту туннеля. Но свет этот был вокруг нас,
а мне хотелось видеть, что впереди, куда мы идем? Тогда бы мы пошли быстрее. Я вспомнил, что у объездчиков на горных пастбищах я видел фонари, у которых по-зади огня устанавливали кусочки зеркал и свет отражался в одну сторону. Вот бы нам сейчас такой фонарь! Я остановился - я чувствовал, что где-то у меня есть то, что нужно, что я знаю, как это сделать. Надо начать думать с конца - мне надо за-городить свет лезвия с одной стороны, и хорошо, чтобы это что-то еще бы и было блестящим. Так у меня же в дорожной сумке есть блестящая пластинка! Я точно видел ее. Я остановился, засунул кинжал за пояс и медленно развязал сумку. Света почти не было и наощупь я начал перебирать вещи внутри сумки. Как всегда, когда что-то ищешь, то находишь это последним. Но я все-таки нашел эту отполирован-ную до блеска пластину из металла на самом дне сумки. Теперь надо только по-крепче привязать ее к кинжалу на небольшом расстоянии от лезвия. Очень трудно было возиться в сумраке пещеры, но наконец "фонарь" был готов и я поднял его высоко перед собой. Теперь лезвие давало хоть и небольшой, но направленный луч света и можно было видеть на расстоянии почти десятка шагов. Мы продолжали идти в настороженной тишине все дальше и дальше. Я уже потерял счет времени. Нести в вытянутой руке кинжал было нелегко и я перекладывал его из руки в руку. Тишина становилась все тревожнее. Я решил спеть какую-нибудь дорожную песен-ку, но первые же звуки вернулись ко мне таким оглушительным шумом и визгом,
что я мгновенно замолчал. Мы продолжали идти, но из растревоженной тишины раздавались звуки, вскрики, всхлипы, шорохи, стоны, скрипы. Что-то вязкое и холодное начало отделяться от стен; взмахи странных крыл повеяли затхлостью сверху. Все это старалось схватить за ноги, руки, забраться под одежду, залезть
в уши, нос, залепить глаза. Я начал со всех сил размахивать кинжалом, бить и
колоть палкой, увенчанной пером. И закричал - закричал, стараясь перекричать
этот жуткий шум, перекричать свой страх. Коник тоже сопротивлялся - он лягался, щелкал зубами, пытался ржать. Это был настоящий бой! Я не видел противников,
но иногда какие-то странные тени разбивались об огонь кинжала или слышались предсмертные стоны странных летучих существ, когда они налетали на острие
пера. Мы с Коником стояли, прижавшись друг к другу и кружили на месте, стараясь отбиться от неизвестной опасности. Визги и стоны, запахи и вздохи - я уже не мог различить и отличить, кто это, что это - только уворачивался, наносил и отражал удары. Уже наступила тишина, поредевшие тени слились со стенами туннеля, а я
все кружился - колол и резал, бил и топтал; и только мои воинственные кличи разбивались о своды туннеля. Наконец глубокая мирная тишина остановила меня
и я застыл на мгновенье с разбросанными в стороны руками и ногой, поднятой для пинка. Сохранить равновесие в такой позе я не мог и со всего маху упал на плиты дороги, захлебнувшись собственным криком - это-то и привело меня в себя. Я
весь дрожал, голова кружилась, мне было то жарко, то холодно, кинжал и сломаная палка с пером валялись невдалеке. Я сидел, глубоко, с трудом дышал и пытался понять, что здесь произошло. Наконец мне стало немного легче. Я поднял вещи, медленно подошел к Конику и обнял моего дорогого Дружка. Надо было продолжать путь, но в бою я потерял направление и здесь, в глубине туннеля я не мог опреде-лить, в какую сторону мы шли! Даже плакать уже не было сил. Я просто стоял,
обняв Коника, и ни о чем не думал. Все было зря. Теплый язычок лизнул
мою руку, сжимавшую кинжал. Мяука легко вспрыгнул Конику на спину и тык-нулся мордой мне в лицо - заставил посмотреть на себя. Его глаза светились, как
два фонарика, и он сердито и требовательно мяукал. Я потянул Коника за уздечку и мы пошли в том направлении, куда указывал Мяука. Я был так измучен, что не за-метил, сколько времени мы шли, пока вышли из туннеля. Удивило меня только, что над нами было звездное небо и я никак не мог сообразить, какая это половина ночи - ведь вошли мы в туннель утром. Мы оказались на самой вершине перевала - там, куда я так стремился попасть. Но радости я не чувствовал - только усталость. Было очень холодно и ветрено; звезды холодно смотрели с высокого неба. Порывы ледя-ного ветра почти сбивали меня с ног и мне приходилось крепко цепляться за Коника, чтобы не упасть. Но и Коник ужасно устал и шел медленно-медленно. Он низко опустил голову и с трудом удерживал равновесие на каменистом горном склоне. Мяука своими криками подгонял нас. Надо было быстрее, быстрее спускаться вниз по другую сторону перевала - туда, где, как я понимал, ветер стихнет и будет тепло и спокойно. И я шел, шел из последних сил, зажав в руке уздечку и крепко прижимая к себе кинжал и перо, насаженное на обломок палки.