Погоды нынче стоять не только тёплыя, но даже и жаркыя. А к теплу стремится всё. Даже те, кто нам омерзителен. А кто может быть более омерзителен чем баба? Для любого дурака она есть первый конкурент подрывающий устои. Её ж не переспоришь, а неровён час удалось - так плача не унять будет. С какой стороны не зайдёшь - с каждой хуже прежней. А возвращаться - дурная примета. Вот так кружишь у бабы, затягивая спираль отношений от непонимания до истерики.
Иду, значит, контролирую своё дурацкое королевство от всяких умников. Пристал, малость. Сел на лавку во дворе, греюсь на солнышке. За моей спиной разукрашенная фанерка в рост человека, а за нею, сразу, друга скамья. И, конешно, по закону подлости, там розселись бабы. Ясно дело - треплются. Голос говорившей был мягкий, выразительный - таким раньче "в гостях у сказки" читали. Даже ванилью пахнуло.
- Молодёжь совсем спортилась, никто ей не указ. Смотрют всяку дрянь, и не вывернет их-та. Учора захожу у комнату унучки - смотрит свой тиливизиръ - она так и произнесла, твёрдо обрубив последний звук в слове. - А в ём какой-то огромный таракан оседлал девку и жало в неё втыкат. Ужас и непотребство!
- Ты сдурела, какое жало? - голос другой старухи был грубый, прокуренный, отлуженный приказами и распоряжениями. На старости уже не помнишь, что в девок втыкають?
- Вот те хипстенный хрест - своими глазами видела: таракан и жало. И так она под ним извиваца, так кричит...
- Знамо дело. Если жало хороше-то. Раздалось дружное бабское кудахтанье: - поди ишшо и с проворотом-то? Бесстыжие бабы ржали уже не скрываясь. Что за мерзкие старухи? - подумал я, - может там кино про любовь. Нет, всё надо опошлить.
- Дуры вы, всхлипывая от смеха произнесла рассказчица, - я вам сурьёзно, а вы зашкирились. Я не договорила. Так вот, справился таракан с девкой и накинулся на мужика ейного. Тот, конечно, сразу в драку. Да куды там - у таракана шесть лап, а у того две руки. Рази сладишь с таким чудовищом? Пронзил и его.
- Выходит, насекомое нетрадиционное? - спросил третий голос, помоложе и какой-то даже учительский, что-ли. - По нонешним временам весьма распространённое явление.
- Сама ты явления, - произнесла с чувством первая, - я те говорю - как мечом! Без всяких постельных падеде и падетруа. Воткнул - тот аж изогнулся от боли. Но не то главное. Само страшно после началось.
- Что, попользовал и бросил их? - насмешливо спросила хриплая.
- Не то что, а завелось в них его дитя.
- И в мужике? - удивилась учительница.
- В обох. Стали детёныши рваться наружу - порвали вырастивших их насмерть. Всё в крови и лоскутьях плоти. И чудовищ стало больше теперь. - Она остановилась на мгновение, раздумывая, и продолжила: - К чему я? К тому, что внучка моя глядит на это и спокойна, буд-то детские мультики смотрить.
- Вам надо вашу внучку отучить от телевизора и не держать её дома, - высказалась учительница, - а отдать в наш детский садик. Вы слышали, он теперь базовая площадка епархии? Там такого, как вы описываете, не будет. И в ваше отсутствие, внучкой займутся особо подготовленные люди. И не прийдётся переживать за ребёнка.
- Правильно, - подтвердила хриплая, - им за то платят. А ты к вечеру напечёшь чего вкусненького ребёнку - порадуешь внучку.
Бабы продолжали проветривать языки, а я вдруг вспомнил и про Муромца, против которого сын пошел, ибо по-другому выросщен был; про то, что у индусов человек рождается дважды: как телесный и как разумный; про антиутопии, где людям закон запрещал воспитывать своих детей и они просто рожали для государства, хотя уверены были, что старались для себя; и ещё что-то смутное в голове зашевелилось - не вспомнить. И так я опечалился с мерзостных баб, что у меня в горле пересохло и решил заняться наукой. И день жаркий.
Вы замечали, что водка вещь математическая? Правда: если пить её охлаждённую в мороз - согреваешься, значит минус на минус даёт положимус. А вдруг, как сейчас пересохло от жары, хлопнув холодненькой - через пять минут в синус. Но коль подогреть её (и такие дураки есть!) - непременно тангенс переходящий в арктангенс независимо от аргумента.
Охладивши мой, объярянный бабами, мозг, холодной водкой, я немедля уснул. А вы знаете - это моё любимое времяпрепровождение. Необычных красот я не увидал, в энтот раз, но кое-што помню. Спешу заметить слабеющей рукой, так как мешает тазик, который я наполняю мыслями неподдающимися описанию.
Снится мне, буд-то я пытаюсь проникнуть в некий зал. Там много народу, все умныя, в галстуках, с толстыми папками, морщинами мудрости. Меня не пускали, но скорчив умоляющее лицо, упросил строгова охранника пусть на пол, у двери. Он согласился, взяв с меня слово налюди не выходить. Уселся я на пыльный паркет - убранство поразило меня. Весь зал - красное с золотом. Высокая сцена, трибуна красного дерева. Выходют серьёзные мужи, говорять не стесняясь, в пол-стены графики и схемы, в другую половину - видео. Лица одухотворённые. Я так вертел головой, што звон бубенцов короны заполонил всю мою голову. Лишь отрывки прочувствованных речей пробивалися сквозь пьяный звон: нас обманули... нами манипулируют... без теории нам - смерть... оккупированная страна... глобальный предиктор... веды пердуна... кризис экономики... таргетирование сирии... наши шмотнёры... стадион имени родченкова по футболу...
Поняв, что духота меня свалит и я не дослушаю што-то важное, решил выбраться наружу - не только проветриться, но глянуть: где я? Как домой итти, далеко ли? Выбравшись за толстые стены увидал: зал представлял собою здание, очень архитектурно величественное. Забыл как называется стиль: толи вампир, толи гоптика. И стоит оно средь площади вкруг которой дремуччий парк. Были здесь когда-то статуи, знамёна, доски почёта. Теперь же волокут на их место иные скульптуры, меняют флаги, иные декорации. В парке кипить работа: вырубают места под карусели, кинотеатры, церкви, магазины. Площадь полна людей. Но они, как буд-то отходят ото сна. Вот стояли в нерешительности, а теперь начинают шевелиться, заглядывают, как я, везде, интересуются, берутся помогать вырубке, устраиваются билетёрами, с важным видом инспектирують торговые центры. Живут, вобчем. Побродил я среди их, даже поспрашивал, так мне никто и не сказал, как мы все сюда попали и где дорога обратно. Пришлось вернуться в шикарный зал. И тут я понял: никуда не надо итти - я уже дома. Меня окружают заботливые подданные.
От счастья меня вырвало. Хорошо золотарь мой был наготове: подсунул инкрустированный тазик вовремя.
Закончив мыслительный процесс, я сполоснул рот и спросил золотаря, откидываясь на пуховые подушки: - Скажи мне, о глубокомысленный дурак, какую идею для страны ищет тот, кто ничего не ищет?
- Тот, кто ничего не ищет, говорит о поисках того, что давно нашёл, - ответил мне золотарь кланяясь. Экий дурак-то, подумал я, - надо же так сказать, чтоб даже король дураков ничего не понял! И отправил я его восвояси, дабы не уволить сгоряча.