Какое впечатление произвел на меня Чернобелый после нашего знакомства? Самое благоприятное. Его внешность, была под стать хорошему артисту. Рост, манера держаться и деловитость были безукоризненны. К тому же в нем чувствовалась сила характера и умение подчинить своей воле окружающих. Эта совокупность черт, очевидно и вознесла его на уровень, недостижимый "рядовому" профессору. Может быть потому, что до сих пор, я не встречал такую сильную личность, мне импонировало, быть под его началом. Поэтому, когда после защиты, он пригласил меня к себе в НИИ, я не долго думал и согласился. Да и как не поверить такому человеку. А обещал он многое...
Обещал он много и часто. Это был, пожалуй, главный рычаг его деятельности. Инженерам он обещал выпустить на защиту кандидатской диссертации, кандидатам, - на докторскую. Правда, далеко не всем и не всегда. А только тогда, когда в этом была у него нужда. Она появилась, например, тогда, когда весь коллектив писал для него толстую монографию.
- Мы пишем для Чернобелого книгу. Ведь ему пора защитить докторскую. После её защиты, он обещал выпустить всех соискателей. - Это было, правда, до моего поступления. Потом этот стиль вошел у него в привычку, и он обещал, обещал... И, естественно, никогда не выполнял эти обещания. Со временем он перестал стесняться при мне и вопрос:
- Что бы ему пообещать, чтобы он на время успокоился? - даже не требовал от меня какого-то ответа, поскольку его талант в этой сфере был неоспорим.
Зато его дружеские объятия часто вызывали дрожь даже у не слабонервного человека. Был однажды случай, но он требует некоторого пояснения. Работая над раковой тематикой, я продолжал уделять часть своего времени на разработку вспомогательных устройств. Не удивительно, что на столе у нас вскорости появился телевизионный дисплей. Это устройство для отображения информации можно считать прообразом современного персонального компьютера, потому, что по своей архитектуре, он практически ничем от него не отличался. Его с успехом можно было использовать как в качестве электронной пишущей машинки, электронной почты, так и для вывода информации из вычислительной машины. Этот факт, а также то, что мои разработки значительно опережали известные, привлекал внимание представителей многих фирм. Следует сказать, что к своим разработкам я относился не по-советски. То есть не держал в большом секрете, а когда нужно было, давал консультации и помогал в разработке. Такой подход помогал мне само реализоваться и компенсировать нехватку исполнителей в моей группе. Таким образом, я мог одновременно заниматься разработкой авиационного тренажера в ЦАГИ, игрового автомата в Рязани, информационной системы в Ленинграде, авиационной визуальной системой в летно-исследовательском институте и ещё кое-что кое-где.
И вот однажды звонят ко мне люди из космической фирмы Королева и просят принять высокого гостя, желающего ознакомиться с моими разработками. Я, как обычно, заказал им пропуск и встретил весьма представительную делегацию во главе с главным куратором всех разработок космического комплекса. Сначала меня поразила его фамилия - Маркс. Затем я понял, что его авторитет и значимость, в представляемой им области, столь неоспоримы, как у его именитого однофамильца в научном коммунизме. То, что они увидели у меня, произвело на них благоприятное впечатление. Я в этом убедился после демонстрации работоспособности макетов.
- Что вам нужно, чтобы выполнить некоторые наши работы? - Это был первый вопрос, не относящийся к чисто техническим.
- Вы, наверно, знаете, чем мы занимаемся и каковы наши возможности?
И, наконец:
- Нам нужно только ваше согласие. Всё остальное мы берем на себя. Мы можем провести постановление правительства и выделить вам в вашем институте лабораторию, отдел, а если понадобится и половину института!
Ну, как тут не закружиться голове? Это уже было некоторое признание, о котором я давно мечтал. К тому же, после всех сложностей с помощниками... Но я ведь дисциплинированный человек и правила субординации знаю. И работаю здесь сравнительно недавно.... Поэтому я сказал, что подумаю и дам ответ через неделю.
Встретил меня Чернобелый как всегда приветливо. Но по мере того, как я объяснял ему все возможные преимущества работы в русле большой науки, его взгляд становился всё более жестким, а губы сжимались.
- Знаете, Гуглин, - на фамилию он переходил редко, но всегда, когда хотел показать мне "кузькину мать".- Есть одна японская поговорка. - Он недавно возвратился из командировки в Токио и не упускал любую возможность показать, что он ездил туда не зря. По зарубежным командировкам он выполнял и перевыполнял план всего института. Как говорится, брал на себя труд представлять нашу науку за рубежом. А вот кто оплачивал эти командировки, я так и не знаю. Да и не очень меня это интересовало.
- Так вот, - он сделал небольшую паузу, давая возможность каждому обдумать свою мысль, - в соответствии с этой поговоркой, если из доски выступает какой-то гвоздь, то есть очень большая вероятность, что по головке этого гвоздя, стукнет молоток в первую очередь. Советую вам не высовываться. Вам это понятно? - Как тут не понять. Но я ещё пытался как-то аргументировать, склонить его на свою сторону...
- К тому же, - продолжал он уже несколько другим тоном.- С постановлениями правительства мы уже научились бороться. Мы просто уволим Гуглина с работы и скажем, что такую работу некому выполнять. И всё. Финита ля комедия.
Здесь он конечно, переиграл. Но начинать войну мне в тот момент не хотелось. Мирное сосуществование восторжествовало.
- Зачем тебе это нужно? - если бы мы не сидели за столом друг против друга, он обязательно, по отечески, обнял бы меня.
- Сколько у тебя публикаций, около сотни?
- Даже больше...
- И несколько книг. У меня они все на самой видной полке. А ведь для получения звания адмирала достаточно только трех публикаций, - вставил он не к месту, - не ценят у нас науку, се ля ви, после чего он встрепенулся и перешел к своему проверенному оружию, обещаниям.
- Через год-полтора можно будет представить тебя к защите докторской. Получишь лабораторию,...- и так далее и тому подобное. Правда, всему этому я уже не очень верил. Но, когда мне снова позвонили и спросили, что я решил, я ответил отказом, о чем в дальнейшем часто жалел.
Если в темном переулке вас остановит сомнительная личность и заберет половину содержимого вашего бумажника, то это не иначе, как наглый грабеж. А если ваш начальник заставляет вас вписать его фамилию в титул вашей работы, то это что? Притом его фамилию следует ставить первой, иначе ваша работа не имеет никаких шансов быть опубликована. Такая участь постигла многие мои работы. Ведь бог и царь Чернобелый был членом редколлегий многих журналов и издательств.
Первое время я не придавал этому значения. Мне казалось, что я на много богаче и щедрей, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Но потом пришло прозрение, и я наотрез отказывался идти в русле столь противоестественной связи. Правда, приходилось как-то изворачиваться, искать момент, когда он уезжал в длительную командировку. Таким образом, мне удалось опубликовать четыре книги и несколько статей. Как мелкий воришка в чужом доме. Но другие мои коллеги, боялись пойти на такой шаг и продолжали влачить жалкое, зависимое существование. Такая система не могла не вызвать внутренний протест.
Иногда она выливалась в открытый конфликт, но это, к сожалению, ни к чему не приводило. Такова была государственная система подавления личности и присвоения интеллектуальной собственности. Когда я слышу, что какой-то ученый муж является автором нескольких сот научных трудов и изобретений, то мне становится абсолютно ясно, что это прохвост, который свои личные интересы ставит выше всех остальных.
Но он был не единственным в таком роде, что его нисколько не оправдывает. Известны, некоторые ученые, которые только постановкой задачи давали такой мощный импульс, что вся остальная работа была, как говорится, делом техники. Но это всё исключения, подтверждающие мои слова.
Я не случайно называю такую науку черно-белой, поскольку были у неё и светлые полосы. Сделали мы одну экспериментальную работу для отображения информации о состоянии станции космической связи. Мы, потому, что в этой работе участвовало несколько человек и в первую очередь Роман Майзульс. Это был отличный инженер. Толковый и изобретательный. Погрузили мы свою бандуру в багажник жигуленка и поехали на объект, который был не близко, в подмосковном городишке Гусь Хрустальный. Так вот, приезжаем, присматриваемся к этому Гусю Хрустальному. Ничего особенного. Обычное захолустье, которых на Руси несоизмеримо больше, чем приличных городов.
Продолжаем свой путь в соответствии с предписанием, которое ведет нас сначала в лес, а затем в первый поворот направо, под знак "Въезд запрещен", то есть, проще говоря "кирпич". Конечно, не обращаем на такие мелочи никакого внимания. В Подмосковье таких дорог очень много и куда они идут, никто не знает, так как на картах они не обозначены. Конечно, кое-кто знает, но это уже не наши заботы. Может быть, это охотничье хозяйство с саунами и девочками для высокого начальства. Попробуй туда сунуться. Охраняются строже всех военных объектов. Но сейчас мы никого не боимся потому как командировочное удостоверение порой лучше любого пропуска.
Проезжаем контрольный пункт. Вот и поселок. И не простой, космический. Это сразу видно по наличию громадных антенн, отличающихся от своих собратьев, работающих на радиовещании и глушилках. Главный инженер встретил нас с каким-то безразличием.
- Ну, что, приехали? Ну, и работайте. Много вас приезжает, и все хотят что-то внедрить. Только толку от ваших внедрений мало. Ничего не меняется. Поэтому не просите от меня помощников. Все заняты. Дерзайте сами.
Вот такая, не очень, скажем, гостеприимная встреча. Роман пытался даже как-то, что-то объяснить, но я своевременно остановил его. Я всё боялся, что по дороге там кое-что разболталось или отпаялось. Всё-таки экспериментальный образец. А от него можно ждать всяких неожиданностей. Но ничего. Всё обошлось. Подключили мы свою бандуру к цветному телевизору. Подвели какие-то проводники вместо космического объекта и начинаем, как бы показывать, что мы можем здесь отобразить. Всё как у светофора? Зеленым цветом выводится изображение всей работающей станции, желтым - отдельные блоки в режиме ожидания, а красным, естественно неисправность, некачественная работа и так далее. Потом по очереди все возможности устройства, его дополнительные функции и прочее.
Вижу, постепенно подходят люди, интересуются, задают вопросы. А начальник смены подзывает к себе одного молодого:
- Быстро сбегай к Главному. Скажи, чтобы он пришел как можно быстрей, - как будто мы уже собираемся уезжать.
Пришел Главный. Постоял, посмотрел, задал пару вопросов, а потом отозвал меня в сторону:
- Вы уж меня, как говорится, не очень. Такого я и не ожидал. Думал, что лет через двадцать и то у японцев. - Все остальные трудности отпали сами собой. Откуда-то появились всякие помощники, которые начали открывать ниши, проходящие вдоль стен, прокладывать кабели, подключать что нужно, куда нужно. Потом, как положено, всё привели в порядок,...накрыли скатерть, разлили пару бутылок шампанского. Отметили запуск, как при спуске лайнера на воду. Не скрою, что такие моменты доставляли особое удовлетворение. Жаль, что они происходили не часто. Поэтому чувствовали мы себя с Романом как именинники.
- Пусть у вас поработает пару недель. Приготовьте замечания, устройство ведь экспериментальное, сказал я на прощание.
- А что потом, - вырвалось вдруг у кого-то?
- Потом мы его заберем, и будем делать настоящий образец. Если, конечно, вы не передумаете...
Не удалось нам его забрать. Не отдали. Только в обмен на новый, таков был ответ на нашу просьбу.
А если откажет в работе, что будете делать? - Спрашиваю.
- Вызовем вас. Приедете. У нас летом хорошо, много грибов...
Полосатая жизнь продолжалась. Хочется быть честным, и отразить всё как было. Без перегибов.
Как-то подходит ко мне мой коллега, Михаил. Он тоже кандидат наук, но несколько в другой области телевидения. К тому же, партийный. С такими людьми, я как-то с трудом находил общий язык. Мог, конечно, поговорить о спорте, о девушках. Но на этот раз он начал говорить обо всём и не о чем.
- Ладно, не будем терять время. Выкладывай, - говорю, - что там у тебя.
- Понимаешь, - говорит он, - Чернобелый посылает меня на международную конференцию в Германию.
- Прекрасно, - отвечаю. А причем здесь я?
- Видишь ли, конференция будет обсуждать международные стандарты по "Телетексту". Не можешь ли ты рассказать мне коротко, в общих чертах, что это такое, и о чем там будет речь?
- Что это такое? Это я могу тебе сказать. "Телетекст" это система передачи дополнительной информации. Она предусматривает простейшую реализацию информационного обеспечения всем, у кого есть телевизор, оснащенный соответствующим декодирующим устройством. А вот о чем там будет идти речь, я не знаю. Наверно о стандартах, для выбранной системы. Рассказать тебе то, чем я занимался несколько лет в двух, трёх словах я не могу. Прочитай в моих книгах. Там это всё рассматривается. Кстати, на эту конференцию я получил персональное приглашение. Но шеф не возражает, чтобы я поехал туда только за свой счет. Езжай, голубчик, выручай Советскую науку.
Вот что рассказал мне Михаил после возвращения из Берлина:
- После приезда, нас хорошо встретили и поселили в шикарной гостинице. Я, понятное дело, сразу в магазины. Всё-таки первый раз за границей. Накупил подарков для детей и жены. На следующий день отвозят на конференцию. Там было несколько докладов, но, не смотря, на синхронный перевод на русский, я ничего не понял. Так, большую часть конференции, я проспал. На следующий день было обсуждение отдельных пунктов стандарта, и слинять, никак не удавалось. Потом я опять чуть не вздремнул. Но как-то очнулся и понял, что спрашивают мнение Советской делегации. Я поднялся и произнес:
- Советская делегация не имеет определённого мнения по этому вопросу.
Потом снова что-то обсуждали и опять обратились ко мне. Я произнес то же самое:
- Советская делегация не имеет определённого мнения по этому вопросу.
После третьего заявления, что Советская делегация не имеет определённого мнения,... меня больше не тревожили. Правда, после заседания ко мне подошел руководитель болгарской делегации Кирилл Конов. Представился, сказал, что он директор болгарского НИИ связи и что он, еще, будучи аспирантом, в Ленинграде, тесно сотрудничал с тобой, а потом, без всякой дипломатии спросил:
- А почему не приехал Гуглин? Как мне известно, ему направили персональное приглашение, и его мнение было бы очень важным на этой конференции.
- Я, признаюсь, не ожидал такого вопроса, - продолжал Михаил, - поэтому сказал не задумываясь.
- Знаете, он должен был приехать. И билет уже был ему заказан. Но в последний день перед вылетом он заболел. Настолько серьезно, что ещё немного и, глядишь, умрет. Поэтому я приехал один...
Много лет я был не выездным. Но когда всеобщая чехарда начала уравновешиваться лучиками свободы, я решил воспользоваться этим в полную силу и подал заявление о выезде в США на постоянное место жительства. Что побудило меня к такому решительному шагу? Вызов сына, который к этому моменту уже обзавелся там детьми и, как это бывает, рассчитывал на помощь, или стремление скомпенсировать свою многолетнюю неудовлетворенность, связанную с черно-белыми полосами в моей жизни, трудно сказать. Но в Американском посольстве, обязательно нужно было доказать, что я подвергался преследованиям и дискриминации.
Это было сделать не легко. Тогда консул решил облегчить мне задачу. Он попросил принести копию трудовой книжки. Ни много, ни мало. Достал я эту книжку. Полистал. Окинул взглядом свой трудовой путь, и мне чуточку стало неуютно. Оказывается, что увольняли меня всюду только по собственному желанию. Больше того. Свыше пятидесяти благодарностей поместилось на нескольких маленьких страницах. Их заносили автоматически после регистрации изобретений. И почему я об этом забыл? Ведь даже на стенде "Наши изобретатели" я был третьим, после Чернобелого и Брауде. Чернобелая наука бережно выращивала кадры для дяди Сэма.