Я даже помню, что когда-то уже умирал. Был тем, кого нет. Трупом. Чуркой из плоти. Боялся до тошноты - и не чувствовал этого страха: трупы не чувствуют. Ничего. Кроме того, что мертвы. Очень странное ощущение: понимать неподвижность, бездыханность, собственный холод, собственный rigor mortis - и в то же время не чувствовать их. Ощущать и не ощущать трупный воск, лоснящий кожу и (самое неприятное) губы. Которые долго мыл с мылом, когда наконец-то проснулся. Вернулся к жизни.
Но, всё равно, жирный вкус смерти на губах так легко вспоминается и через год после этого сна, и через два.
А там снова: я засыпал - и умирал. Труп. Мёртвое тело. Ничто.
И вдруг (наконец-то!) кто-то-дающий-сны вспоминает про душу. Я - душа свежеумершего человека. Я вишу в пустоте, которая пустотой не является: в ней есть я. И ещё четверо душ. Тех, кто умер в одно мгновение со мной. Мы из разных стран, из разных народов, разные жизни и разные смерти. Нас объединяет лишь миг. Тот самый. Последний. Мы его прожили одновременно. Одновременно его умерли.
Нет, мы не вместе. Мы просто в одновременности.
Но теперь знаем друг о друге всё.
Это всё не имеет значения. Мы мертвы. И всё остальное бессмысленно.
Пустота становится пустотой: они исчезают. Или я перестаю их замечать? А что они мне? Моя смерть заслоняет их от меня. Моя смерть заслоняет от меня пустоту. Моя смерть заслоняет меня самого. Я и сам исчезаю. Растворяюсь. Становлюсь незаполненностью, и лишь радость: на этот раз губы мыть не придётся. А так - всё то же самое - ничто.
Нет, ещё есть тоска. Мне не нравится быть ничем. Мне становится страшно. По-настоящему страшно. И так хочется, чтобы кто-то был рядом, что я начинаю орать. Я зову их обратно. Их - моих сосмертельников.
И они появляются. Не выныривают из ничего, не освещаются во тьме каким-нибудь призрачным светом, а появляются так, как появляется интерес, желание, радость от их возвращения.
Я и вправду рад, что мы вместе. Что сидим в этой комнате и смущённо глядим друг на друга, не зная, что делать дальше, чем же заняться в нашем безвременьи, вечности. Улыбаемся.
В комнате?! Да. Чем больше я понимаю, что мы в комнате, тем больше подробностей вижу. Потёртый диван, то ли фиалковые, то ли кремовые стены, холодильник с пивом в углу (не к месту, но настолько к месту! А кто-то раздаёт всем по баночке). Кресло. Шкаф с книгами. Старый ковёр.
--Это сделали мы? -- спрашивает Алина. И сама отвечает: --Это сделали мы.
И это действительно мы.
Это не просто комната в несуществующем - это рождение нового мира.
Мы больше не чувствуем смерти. Нет, мы не живы, но в нас столько жизни, что хватает оживить пустоту.
--Мы сможем это? -- спрашивает Пауль. Он знает, что сможем, просто хочет услышать ответ.
Но никто не отвечает, и только Сарит хитро ему подмигивает.
Мы подходим к окну, которого только что не было. И глядим на наш мир. Которого только что не было. Которого всё ещё нет. Но мы видим его. Всё больше и больше. Мы видим его таким, каким бы хотели увидеть. Ветвистые деревья, по которым так здорово лазить ребёнком. Гордые животные. И птицы щебечут в спонтанной гармонии. Трава, упругая и щекотная. А за ней пустота оказалась рекой. А за рекой - холмами. А за холмами - разноцветным небом с белыми и голубыми облаками. И ветер - весёлый, непредсказуемый.
Когда-нибудь здесь появятся люди. И (чёрт его знает!) может, для этого мы и жили? Может, для этого умерли? Чтобы понять, чего же захочется им. В мире, который мы только что сотворили.