Я был юн, точнее мал, мне сказали: в раковине звучит голос призрака. Даже столь юному существу было очевидно, что в ней не мог жить призрак, быть может привидение, а вернее дух. Я взял молоток. Меня обманули. Оказалось - примитивная аккустическая система. Я стал меньше доверять историям о призраках, сомневаться в привидениях и духах.
Позднее, когда свет, охватило поветрие спиритуализма, мне удалось избежать подобного развлечения. Вернее меня лишили его, убедившись, что не сколь я чураюсь духов, а сколь они пренебрегают мной, и оттого в моем присутствии не наблюдалось течения месмерических токов.
Если таковые потоки вовсе существовали. Равно и духи. Повторюсь - как можно подтвердить теорию - опыт, только опыт. А мой личный опыт, он же одновременно личный опыт молотка и раковины, не помнит, не обнаружил их - а ведь по всему полагалось им там находиться. Им - это духу, т.к. в теории ни привидению, ни призраку там находиться не полагалась. Но буде там сложнейшая система равновесных месмерических токов - здесь я уже не стану утвержать столь однозначно, что разрушив тончайшую систему, смог бы я по осколкам определить ее назначение.
Но фантомы молотока и раковины - прочно засели в моем мозгу и оттого во-первых не видел я более смысла в повторении вандализма, а во-вторых стал достаточно умен чтобы не проверять легенды и сказки, опять же, вероятно, оттого, что разбив молотком раковину я искровил руку и сбил ноготь, пострадав одновременно и от объекта и от субъекта исследований. С легендами также - поди проверь кто пъет по ночам кровь у девиц, обрученных, но забывших клятвы,.. попробуй, может и вправду насылают на них божества рока кошмары, в честь подобного случая обличенные в тела нетопырей, или это собственно нетопыри, или же... говаривали такое, что окажись все так как есть на самом деле - опасно проверять эту легенду. А собственно чем она хуже прочих легенд? Вот и нет желания проверять легенды и сказки. Но первопричина здесь не в невероятных и непрогнозируемых последствиях, первопричина - раковина и молоток.
И вернувшись к раковине и молотку я вынужденно обязан вернуться непосредственно к духам, ведь в сказках все больше про призраки да привидения, а вернувшись к духам, и разминувшись как на месмерических токах, что служат им (духам) дорогой, так и на спиритуалистических сеансах - тщательно создающий системы из тонкой материи да месмерических токов, чтобы проторить дорогу для вышеупомянутых духов. А вернувшись к духам - не смогу не удивиться, тому что еще не так давно вопрос о их существовании не стоял, а вернее был неинтересен. Но внезапно, из сезонного увлечения порядка клеймления лакеев и дворецких, забава эта вошла в жизнь. И вошла не просто новым досугом, нет изменила взгляды на это самое досмертное существование. Экая постановка вопроса - досмертное существование. И когда вопрос был поставлен о досмертном существовани, то обреченно встал вопрос о обеспечении наиболее комфортного посмертного существовании, которое и не столь суетно и практически бесконечно.
Однако, забота о посметном существования выливалась преимуществено в постройку столь прагматичных строений, что я неосознанно запротестовал. И удивившись отсутствию интереса к вполне здравым мыслям начал активно действовать. Однако мой протест против столь откровенной профанации, не поддержал ни один из приверженнце месмеризма. И не только не поддержал, но и усмотрев в моем протесте угрозу воинствующей некомпетентности, все отвернулись от меня. Как ранее, утверждали они, от меня отвернулись духи. Я вскипел и как разультат на меня объявили охоту и охоту в отнюдь не в фигуральном смысле.
Впрочем я не сильно пострадал - на меня натравили духов, которые даже если и существовали, то доподлинно было известно, что они меня избегают. Более того, я решил воспользоваться удобным случаем и отправился путешествовать. Впрочем, куда бы я не приехал там уже существовало предубеждение против меня, которое не мешало незамедлительно натравливать на меня тех же духов. Судя по всему новые времена рождали новые виды спорта. И похоже один из них - травля меня духами. Так что я не успевал выяснять, что было виной столь быстрому распространению слухов - чей-то не сдержанный язык или все-таки духи старательно избегая меня посещали столь отдаленные места, что позже я удосужился посетить. Впрочем, первоначально меня во время путешествии беспокоили более архитектурные древности, чем отношение ко мне окружающих, а тем более травля меня духами.
Но несколько позже, я даже стал искренне сочувствовать столь непродуктивному времяпрепровождению. До поры. Я, правда, сочувствовал им, и даже жаждал помочь беднягам, натравливавшим на меня духов, и не наблюдавших ни малейшего результата. И с течением времени, все возрастающее сочувствие (а также пошатнувшееся душевное спокойствие) начали подталкивать меня к активным действиям. Но отмечу, что безусловно, такое желание возникло не сразу. По началу, одиночество, предоставило мне множество счастливых минут, я отдохнул от блистательных идиотов, вырвался из замкнутого круга увеселений, у меня появилось время для размышлений, и я даже серьезно занялся,.. ну скажем некоторыми научными изысканиями, на которые меня натолкнули некоторые архитектурные особенности полуразрушеного строения, а точнее рассуждения на полях трактата в некоторой степени касающегося архитектуры и обиняками упоминаемым канонам, в этом труде и было возведено строение. И когда после упорных трудов передо мной все отчетливей маячила цель изысканий, еще не дающаяся в руки, но уже столь близкая, и не менее упорно избегающая меня, то меня,.. меня охватила иссушающая душу меланхолия. Вот тогда, я и стал сочувственней относиться к потугам окружающих, возможно усматривая в таковых потугах некоторое сходство с собственными тщетными трудами.
Да, возможно я несколько погорячился. Но я же искренне хотел помочь беднягам! Для чего во всем обвинили только меня. Они же превосходно знали о плачевном состоянии моей нервной системы. Да неужто один человек мог быть причиной столь ужасающих событий? Предположительно тогда я не до конца отдавал отчет в собсвенных действиях. Но от чего именно меня превратили в козла отпущения? Немного нашлось тогда людей сохранивших спокойствие, ежели вообще таковые существовали. Более того если хорошенько разобраться, то я был не только не особенно виноват, а совершенно невинновным в произошедшем, хотя бы от того, что не смог бы выдержать один человек тяжесть всей столь неимоверной вины. (слишком горько, было бы принять на себя вину за произошедшее полностью, пусть даже без столь жалких оговорок). Но они не отметили ни расшатанную нервную систему, ни возбужденный близким открытием рассудок. А я в ответ обвинил общество, что не удержало меня от столь опрометчивого поступка, выплюнув на присяжных, лихорадочный поток слов, что не умно поступили те, сняв с общества ответственность за мои действия, пусть даже (я тут напомнил присяжным охоту на меня) общество было абсолютно не в состоянии, на что-либо повлиять.
По справедливости, присяжные должны были бы меня оправдать, а там уж я сам подыскал бы себе уединенный санаторий (лихорадочная игра ума стала к тому моменту не вполе безопасна для меня самого). Но, кто-либо видел праведный суд, не судилище? Благо, я скрылся, оставив на совести присяжных ужасающую кару измысленную мне. И воспылав своевременной страстью к перемене мест, и сверх того обремененный некоторой усталостью от шумного, глумливого и редко как справедливого, так и праведного света, я вознамерился утешиться в какой-либо малолюдной глуши.
Однако, своей жестокой рукой всесокрушающий, неумолимый прогресс успел сорвать едва ли не все покровы с материнской планеты и я с изумленьем осознал, как мало осталось мест не потревоженных человеком. Впрочем, не так далеко располагалась некая горная цепь, что в силу бесплодности недр в глубинах цепи и скудости почв на ее склонах, избегалась людьми. Ходили слухи, что цепь почти разорвана узким, обрывистым каньоном, в глубинах которого временами струится ручей, сокрытый от солнечного света высокими стенами. И меня посетила счастливая мысль подняться по течению ручья к его истокам. Там, предположил я буду достаточно уединен, чтобы без помех продолжить свои изыскания, да и кому может прийти в голову разыскивать меня там. Я буду обеспечен водой, а что касается провианта, то в силу болезненного состояния, я в нем практически не нуждался.
Я мчался, бежал, петлял, изнемогал от невозможности упасть на камень и уснуть. И ушел бы от погони - да только заметил, нет, не заметил - ощутил леденящий холодок преследования слишком поздно. И был прижат к входу в ущелье. Я содрогался от предчувствия краха - ущелье, что должно стать укрытием, оказалось ловушкой. К рассвету третьего дня я умудрился уснуть. И когда проснулся, то понял, что прошло не более часа, и я умудрился углубился в ушелье еще на несколько тысяч шагов. К обреченной отрешенности прибавилось чувство страха - я не знал как мне удалось ни разу не споткнуться и не упасть. Если бы выяснилось позже что я - лунатик, был бы несказанно рад. Только это не так.
Я едва передвигал ноги, а в свете звезд полуслипшиеся глаза видели слишком плохо. Солнце же не торопилось заглядывать за отвесные стены ущелья. И хотя на поверхности наверняка начинало светать в ущелье царила тьма.
Песок под ногами, скорее пыль. Я пытался увидеть впереди хоть малейший намек, что стены начианют утрачивать обрывистость. Хоть малейшую тропку наверх. Намек на нее. Не знаю как, но я бы выбрался из ущелья. Выкарабкался. Протиснулся. Пожертвовал бы багажом, не пощадил колени брюк, разодрал бы руки до кости, лишь бы выбраться из этого капкана. И тут я умудрился не упасть, в последний перенес часть веса на вторую ногу, и успел переставить наткнувшуюся на препятствие ступню.
Удивительно - откуда в этом царстве пыли, взялось нечто достаточно твердое и достаточно крупное, что бы помешать моему размеренному, зомбиподобному продвижению. Череп. Человеческий. Верно, моим преследователям далеко не первым пришла идея загнать беглеца в ущелье. Я брел и наконец-то солнце недолгий гость в этой ловушке начало заглядывать в расселину. Уверенности не прибавилось. Шансы спастись не возросли, но хоть стало лучше видно. А черепа стали попадаться все чаще и чаще. Скоро они уже лежали сплошным ковром, сквозь который редко редко виднелся блекло серый порох покрывавший ранее дно.
Я плелся час за часом и ущелье все-таки закончилось. Завершилось тупиком. Я озирался - надеялся, что хоть здесь по уступам, с которых возможно по весне струится жалкий ручеек, удастся хотя бы попытаться выбраться из ущелья. Но уступы были отменно отвесны. Только у самой земли, не более чем на четыре-пять метров стена покрывалась выступами, впадинами и выщебленами, а затем становилась исключительно ровной. Настолько ровной, что даже от мысли о попытке бегства карабкаясь по этим отвесным склонам кружилась голова и сводило живот. Я сел на корточки и тупо уставился в отвесную стену, даже не пытаясь измыслить способ, которым смогу спастись.
Не знаю, через сколько, может час, а может и десяток минут, мне стало чудиться, что в причудливой игре бликов на стене различимы тела. Я стал всматриваться и на какой-то миг решил, что мне почудилось. Но затем, я стал определенно различать остатки барельефа или, нет горельефа. Камень был истерзан временем и только две фигуры сохранились так, что я мог определить, что они изображали - нагу в венце и шестью серпами в руках и коронованного змееглава с чашей в левой, и необычной шпагой в правой руке.
И чем дольше я всматривался, тем ответливее становились очертания тел, наливались жизнью. А затем (наверное мне почудилось) змееглав шагнул с возвышения, а следом заструилась нага потрясая серпами. И я бросился прочь. Когда, меня схватят преследователи, которых я так успешно избегал, они всего лишь свяжут и отконвоируют меня в уютную богодельню, что безусловно мне не повредит.
И я нашел их - они лежали исполосованые и изодранные на грудах черепов, а сзади казалось струятся две молчаливые фигуры. Но я избежал встречи с ними, как ранее ускользнул от погони, а до того от встречи с духами. И лишь я покинул ущелье - мое душевное совтояние безусловно улучшилось. И единственное что докучает мне, так это отвращение к серому цвету и мелкому песку. А то что с тех пор я ни разу не уснул, скорее благо, за которое, я уж и не знаю кого благодарить.