Аннотация: Рассказ - интервью о женщине из поколения моей мамы, в начале Великой Отечественной им было по 18 лет. А для нее война длилась больше двадцати лет.
Любимые мои старики
Звонок из Мадрида
(рассказ-быль)
На телефонный звяк жму тумблер "сп - фон", чтоб, не снимая трубку, бросить в аппарат: "Слушаю Вас!". По-русски, естественно. Собранные мной коллеги смолкают. В тишину врывается энергичная испанская речь, озвученная не юным женским голосом. Озаряюсь радостью. Но, выждав паузу, прерываю поток обещанием приехать. Запоздало осознаю, что : отвечаю по- английски. Впрочем, собеседнице переводчик ни к чему.
Повод моим "визитам " к Марии Васильевне всегда один. И сценарий встречи стабилен уже третий год.
--
А если б я дотащила "Хитачку" до балкона?!... - вместо приветствия
озабоченно спрашивает она с порога.
--
...Да уронила б с балкона. Грохот взрыва!! И одновременно в Восточ-
ном и Западном полушариях вводится чрезвычайное положение ?- в той же тональности завершаю ее "сюжет".
--
Но прибыли Вы и Земля спасена - облегченно восклицает хозяйка.
--
Сначала - "японское ТиВи окошко" ...- бормочу я, с трудом запихивая
ступню в заботливо подсунутые "мои" тапочки.
Ничего сложного в настройке каналов нет. ОРТ-1, "Россия", Rambler, новороссийский - "Новая Россия", штук пять иных. Только НТВ "проскакиваю" с опаской. Чтоб не услышать из-за спины резкое: "Убери эту гнусь!". Для меня НТВ тоже продажная гнусность и безнаказанное глумление над Россией... Завершаю всегда каналом "Культура". Даю повод одобрительному: "Слава те, Господи! Хоть здесь Родину не насилуют...".
Не надо быть провидцем, чтоб догадаться и грустно улыбнуться уловке стариков. Ну не могут каналы "сами собой" исчезать с частотой в две недели. Так и моя матушка, в свое время, радостно извещала, что снова сидит без света. Наивный способ заполучить уже вторую неделю "забывшего о ней" сына. Чтоб поговорить с ним. Им, так мало надо, нашим "дедам". Поколению девочек, не дождавшихся с войны Первую любовь- одноклассников, а сегодня - потерявших послевоенных избранников.
Застыла в памяти горькая усмешка пожилой соседки по лестничной площадке, где жил до вселения в собственный дом. Тогда, на робкую просьбу в очередной раз "оживить" телефон, буркнул "Занят!". (Меня действительно ждала внизу машина в аэропорт). И по сотовому вызвал телефониста - ремонтника. Старушка прошептала вослед: "Лучше б ты сне плюнул в лицо!".
Потому, в послеобеденные часы субботы, безропотно езжу "на свидания" к бабулькам. В каждой обнаруживаю сестру по духу или сердечную подругу ушедшей моей мамы.
Наверное б и поныне я оставался настройщиком каналов для Марии Васильевны. Но, в очередной мой приход, три месяца назад, после шестидесятилетия Победы...
Помимо телевизора моя "забота" - разная мелочевка, Одна из них и долбанула током. То ли капля пота попала между вилкой и розеткой, то ли палец соскользнул, когда вилку выдергивал. Как реагирует на это стандартный мужик? Но я на генном уровне брезглив к матюкам. Потому, подсознание выдало, казалось, напрочь забытое: "Al cabrone" ( дословно, типа "ну, гадюка" на сленге кубинских портовиков). В ответ - слышу на том же языке сочувствие. Притом, испанский Марии Васильевны поразил явной неакадемичностью, изученностью не на университетском инязе. Каталонский не акцент, а отдельный язык, столь же врожден, как козлиный выговор: "Драгой, млако убжало!" коренной москвички...
Настал час истины. Но хозяйка квартры, хозяйка, прежде всего, над собой. Как ни в чем ни бывало, с фразой: "За травму от моей розетки - причитается!" упорхнула на кухню. Я еще удивился, глядя вослед - сколь тренированно легок ее шаг, вовсе не бабульки, разменявшей девятый десяток лет !.
Излишне долго повозившись на кухне, вскоре позвала помочь перенести в комнату изумительно сервированный широкий поднос для застолья, типа "файв о,клок" ( среднее между полдником- чаепитием и легким ужином, если не ошибаюсь). Расставляя принесенное на столе, я удивленно расслышал "бульк" внутри цветастого коробка, как мне думалось, с крекерами.
Глазастая Мария Васильевна уловив замешательство, рассмеялась:" Должна ж я похвастаться - чем фирма одарила к Дню Победы!".Извлеченная из коробка сувенирная фляжка, была не просто одной из ярких " фигур" изысканного собрания даров в честь Юбилея. Хотя. Позвольте не описывать это произведение искусства и, тем более, весь разнообразнейший красиво, богато, практично и умно- тактично оставленный набор. Чтоб, в какой-то степени, не сделать фляжку с водкой главным подарком дедам, большинству из которых за восемьдесят. И не обидеть ветеранов, которым внушительные надбавки к пенсиям наших работниов и не снились...
У меня аллергия к водке. Предпочитаю коньяк. Настоящий.
Но из фляжки с красивой надписью "Пехотная. Серебряная" пахнуло ароматом чистоты.
Конечно, первым нашим тостом было "За Победу!".
Обычно водка глотается залпом, чтоб не учуять сивушный яд. А тут я невольно начал смаковать прозрачно-голубоватые на свет "полста". И не от чего было поморщиться...
--
Сладкая?
--
Да... .
И тут я поймал, что диалог, на грани междометий, опять складывается на испанском. Но, если для меня это, всеж - инстинктивное переложение с русского на забытый после университета иностранный. То для Марии Васильевны, переход мышления с одного на другой равнозначны единому языку. Но она, уже по - русски, сетует "Вот и мне сладка. А говорят, как водка станет сладкой- ты алкаш. Не хватало еше- на старости-то лет...
Показав на фляжку, как на знак ветерана войны, нетерпеливо спрашиваю: "За Испанию, или...".
- Нет! - твердо отрицает она. Войну встретила первокурсницей ленинградского университета. Эвакуация. В итоге - в километрах десяти от Джамбула стала единственной воспитательницей тридцати воспитанников специнтерната... Родители их на войне. Не на фронте, а с другой ег стороны. Дети разговаривали между собой на трех - четырех иностранных языках. Волей - неволей пришлось, на ходу, пришлось и мне заговорить. Все естественно. Только, когда сбежал самый маленький из пацанов, Франц, а на его поиски подняли батальон НКВД, осознала - умру в дурдоме, если до этого не поставят к стенке. Набралась наглости и потребовала отправить на фронт. Туда, где быд отец...
Мария Васильевна махнула сокрушенно рукой, почему-то смущенно буркнула "Болтаю...", и умолкла.
Много лет она была заместителем моей мамы, руководителя крупного подразделения мощного экспортного предприятия. Волевая, энергичная и глубоко грамотная, моя матушка запросто "рулила" по расейски безответ-ственным, нередко склочным женским коллективом. Да так, что ее "девчонки" не только заслуженно награждались орденами и медалями, но получали зарплату на уровне северных "кусков". За что подчиненные неподдельно любили ее. Не менее грамотный специалист, "Марья", принципиально брезговала "бабятником", была хладнокровна и непроницаемо молчалива. Конечно ее ненавидели. Но она незаменима была в другом. Красиво вела переговоры с любым иностранным партнером, а еще виртуозней - ставила на место прихлебателей из режимной службы и парткома....
Матушка побаивалась заместительницу - та запросто могла подсидеть. Тем не менее, они были верными подругами. Уходя в Управление, мама не назначила подругу вместо себя. Но это никак не отразилась на их дружбе...
Второй наш тост был, конечно "За родителей!". Не чокаясь.
После чего я посчитал уместным спросить:"А родители?. Они - в блокаду, кажется, в Ленинграде ...". Как оказалось, моя попытка "деликатно" увести разговор в иное русло, была ошибкой. Ведь я видел, что Мария Васильевна подошла к запретной для нее и поныне теме - о военной службе. Но, оказалось, лучше б смолчал и дал человеку прийти в себя самой. Зримо крупные слезы покатились по ее щекам.
--
"Видишь вот там..."- она показала в сторону небесной сини за
окном. "Они для меня - все. Вот - небо, солнышко, вон та чайка... Понимаешь, они ждали меня еще пятнадцать лет после войны. Не поверили извещению, что пропала без вести... Вдумайся - мама с папой пережили блокаду, папа- плен, а умерли за месяц до моего возвращения из командировки. От тоски, думаю ...
Она рванула ящик стола и я увидел на его дне россыпь боевых орденов и лва знака Почета с мечом поверх щита.
--
"Разве это - цена за их разорванные сердца ?..."
Уже через пару минут Мария Васильевна пришла в себя. С каким-то
озорством предложила третий, стандартный для портового города Новороссийска, тост "За тех, кто в море!".
Это значит, за всех любимых, дорогих и близких. И, может быть, мне первому, не меньше чем через шестьдесят лет молчания, одним духом рассказала о своей первой любви.
В сорок третьем она и Егор, под видом беженцев из оккупированной Франции жили в северной Испании. Руководство направило их "насыщаться языком". Естественно, она влюбилась в него. Вернее в тот внутренний огонь, каким полыхали его глаза. Но временами фейерверк сменялся взглядом, отражавшим черную бездну. А потом Егор исчез. Бесследно....
--
Понимаешь, он даже не прикоснулся ко мне. О чем вообще, даже о
поцелуе говорить.! А родным мне был беспредельно... Вот и вопрос : что такое любовь ?...
Восьмидесятилетняя маленькая старушка уставилась на меня блестящими черными очами, переполненными безмолвной мольбы помочь разгадать тайну любви и одновременно - восторгом от ожившего прошлого.
--
Это так дивно - поныне искать черты Егора чуть ли не в каждом
встречномв ! И в тысячный раз обманываться, не разочаровываясь. Я везде видела его. И замуж вышла, уже в Массачусетсе, именно очарованная схожестью Хорхе с Егорушкой...
Мое очередное изумление, конечно, не осталось незамеченным. Мария
Васильевна рассмеялась : " Ну а что? Сам знаешь - я всегда пользовалась вниманием. Грех было не побывать замужем...
Я слушал ее и попросту все больше обалдевал. Обычная с виду тетка, старая дева с темным прошлым и стервозным характером, какой знал несколько десятилетий от мамы и ее подчиненных "девочек", оказывается, обладала ярчайшей судьбой. Учеба в высшем американском технологическом унверситете, замужество. Блин, может, и дети были?. Наверняка - была счастливая семья, где муж и не гадал, откуда родом жена-красаица.
--
А Массачусетс...- нетерпеливо перебил я, уловив паузу.
Она молчала. Может, действительно, ей та, заокеанская, семья привиделась? Но, отозвалась Мария Васильевна сразу.
--
А, фигня! - она насмешливо махнула рукой. "Даже сепень там
защитила. Вывеска яркая, научное оснащение классное. А вернулась в Союз- доучиваться в Москве пришлось. У нас мощнее и глубже знания. Потому и реформировали сейчас образование - дебилы ведь любят Америку...
--
А Егор? - спросил я, видя, что бабулька вновь горечно вскипает. Как
всегда, когда речь о нынешней деградации нашей нации.
--
Егор- Егор... Вовсе он, конечно, не Егор. До Испании, значит - в сорок
втором, оказывается, был подводником. Участвовал в операции по вывозу из гитлеровского Гамбурга кого- то из наших, Выкрали очень важного военного специалиста, захваченного немцами в сорок первом. Лауреат Сталинской премии, Герой Соцтруда. Пятерым членам экипажа, включая Егора, дали звание Героя Советского Союза. Откуда мне было это знать- в восемнадцать лет и - Герой? Только потом, по возвращении, читая протоколы его допросов на Лубянке, поняла - почему он часто говорил : "Не вздумай влюбиться, глупышка! Я старше тебя на сорок лет, помру и тебя за собой уволоку".
--
Расстреляли ?
--
Представь себе- нет. Спасенный военспец сумел его спасти. А потом -
все , как в разведке - мрак и тени.
Мария Васильевна раскрепощенно сладко потянулась и на пике совсем не старческой, какой-то пружинистой истомы, резко выдохнула:
--
Все ! Вечер воспоминаний окончен .
Тост "на посошок" мы с ней произнесли, как считалку. "За лучшие годы..."- начал я. "...Которые еще не прожиты !"- закончила Мария Васильевна свой девиз.
Она помахала мне с балкона вослед и торопливо ушла вглубь однокомнатной хрущобы. ( "одноклетосной" - как -то съехидничал мой сын). Я знал, что, хоть камни с небес, Марья ложится спать на закате и просыпается на восходе. Железная воля, железное здоровье...
На встрече Победителей, организованной руководством предприятия в честь шестидесятилетия Победы, их было всего шесть человек. Из крепкой команды в пару сотен красивых гвардейцев, недавних командоров мощной производственной корпорации, собравшихся на пятидесятилетие. Среди шести - четверо в войну были авиатехниками, один - в госбезопасности, и Мария Васиельевна - "труженик тыла". Остальные - уже ушли от нас, и чем глубже были в болотах, тундре, степях, лесах и иных окопных краях передовой, тем ушли раньшк.
Перед аудиторией в несколько тысяч нынешних сотрудников корпорации, выступал каждый ветеран. И, надо отдать должное, каждый начинал словами: "Мне не довелось быть на передовой. ....". И мы не придали, конечно, значение словам Марии Васильевны в завершении ее немногословного выступления: " Каждый из Вас, сидящих в зале, на передовой, еще более сложной, чем были мы в сорок первом. Сегодня, в начале нового века, невидимый заокеанский враг крушит Россию руками расейских олигархов. Уже второе поколение выросло с пустой душой, способной только жрать подачку из чужих рук, но не созидать. Примите мое сочувствие, но и наставление - защитите независимость Родины....". В зале поулыбались. Мало ли что говорят старики, выросшие при коммунистах.
Хотя. Моя матушка никогда не была коммунистом. А рассуждала еще два года назад, до ухода, также. При чем тут коммунисты! Недаром еще в университете, тридцать лет назад, наш преподаватель м-л. философии, бывший завотделом пропаганды обкома партии, а до этого - многолетний сотрудник нашего представительства в ООН, Рувимь Павлович Дулерайн, громогласно изрек: "Коммунизм и капитализм недаром начинаются с одной буквы. Один и тот же онанизм. Только Родина наша - не вписывается ни в родин ни в другой "изм". Потому ее ни один враг не берет и не возьмет. Неужели он, мудрец и , где-то, прозорливый гений, ошибался?
Прошло три месяца прошло с Дня Победы. Каналы телевизора почему-то не пропадали. На мои телефонные звонки Мария Васильевна отвечала исключительно по - русски и тоном, не располагающим не то что к переходу на иняз, но и вообще - к диалогу. А мне достаточно было, что в ее голосе по прежнему не слышно возрастной усталости.
И вот сегодня этот "звонок из Мадрида". Завтра - суббота. У меня созрела идея. Я приду к ней с подарком. "Тарелка" с тюнером, настроенные на испаноязычные телестанции, думаю, будут благосклонно приняты в знак извинения за мое трехмесячное отсутствие. А, может быть, и в благодарность последнему гражданину России, знающему, что Родину нельзя продавать и бездумно отдавать на поругание чужеземным "конкурентам" по планете ....