Груздева Валентина Александровна : другие произведения.

За день до смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нам никогда не удастся уйти бесконечно далеко от тех, кого мы ненавидим... и нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим.

  
  
  
   Груздева В. А.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЗА ДЕНЬ ДО СМЕРТИ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Груздева Валентина Александровна.
   "За день до смерти". Роман.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Господи, прости! Помоги
   нагрести и вынести!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Оглавление.
  
  
  
  
  
   Глава 1 . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
  
   Глава 2 . . . . . . . . . . . . . . . . . 59
  
   Глава 3 . . . . . . . . . . . . . . . . . 109
  
   Глава 4 . . . . . . . . . . . . . . . . . 121
  
   Глава 5 . . . . . . . . . . . . . . . . . 147
  
   Глава 6 . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
  
   Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . 189
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 1.
  
  
   Радио передало, что завтра будет ещё холоднее, что и в последующие дни потепления не предвидится. Лида отложила вязку пуховых носков для старшей сестрицы в коробку из-под копировальной бумаги и после обеда собралась прогуляться по магазинам, подкупить радостей к Новому году.
   Нахлобучив огромный капюшон шубки на шапку и прикрыв нос варежкой, старалась как можно быстрее добраться до магазина. Народу на улице совсем не было. Она шла, потупив глаза вниз, чтобы сквозь пургу увидеть узкую тропинку, передутую снегом во многих местах. Ветер был, можно сказать, горизонтальный. Поневоле вспомнился прошлый новый год, совсем почти без снега, тёплый, ясные солнечные дни стояли, ребятишки с ледянками кишели на стадионе, салюты на улицах по ночам.
   Вентиляция при входе в магазин обдала горячим воздухом. Откинула капюшон, расстегнула верхнюю пуговицу, сняла варежки и направилась по прилавкам. Как всегда, захватила горсть очищенных грецких орехов с белым изюмом в начале витрин, рассматривая фрукты, потом порылась в конфетном ассортименте, съев пару шоколадных конфет, поторчала у хлебных прилавков, сжевала ватрушку с повидлой. Народу в магазине было достаточно, чтобы можно было скрыть свои непристойные действия. Она не считала это воровством, она считала это баловством, торговля от этого ничуть не обеднеет, торгаши считают свои прибыли миллиардами.
   Пока прикидывала, какую себе выбрать шоколадную плитку, обратила внимание на парнишку, который взял пару плиток и, не глядя по сторонам, направился вдоль прилавков. Видела, как он засунул их во внутренний карман расстёгнутой куртки, застегнул замок до подбородка. У её шубки не было карманов не только внутренних, но и внешних.
   - Вот ведь чертёнок, самые дорогие взял, "Ritter Sport", я такие сроду не пробовала! Не мешало бы мне задуматься об этом. Карман-то пришить недолго! К тому же охранников в наших магазинах давно всех сократили.
   У всех кассиров очереди. Поставив тяжёлую корзину с продуктами на пол, загляделась на мороженое. Знала, что в противоположном конце магазина есть такой же прилавок с мороженым, задумалась о бесплатном их приобретении. Этим она в следующие дни займётся, перед Новым годом ещё больше покупателей толпиться будет.
   - Лида! Приветик! - Послышалось сзади.
   - Тамара Ивановна! - Обернулась . - Приветик! Давненько мы не виделись.
   - Да я к Наташке своей уезжала, она девочку родила.
   - Поздравляю с третьей внучкой!
   - Вот. Почти год нянчиться пришлось.
   - Новый год с кем встречаешь?
   - Со своим "ненаглядным", - смеялась та.
   - Как он?
   - Что-то совсем захирел он, пока меня не было. Кашляет. Мёрзнет. А мне воздуха в квартире не хватает, а он мне не даёт форточки открывать. Спорим. Вот так и веселимся.
   - Привет от меня передавай.
   - А ты такая же. Шубку новую купила?
   - Да Бог с тобой. Я уж давным-давно себе ничего не покупаю. Дети летом приезжали, сноха вещей своих навезла. - Хохотала Лида. - Видно, у них самих их уже складывать некуда. Её шубка. Вот и модничаю.
   Так они весело болтали, подходя к кассе.
   - Скучно будет, забегай!
   - Нет, Лида, я ещё до конца не прибралась в квартире после поездки. С наступающим тебя!.
   - Спасибо. Тебя с наступающим. - Прощались они, выходя из магазина.
   Им когда-то пришлось поработать вместе года три в Сбербанке, а потом ещё через несколько лет частенько сталкивались друг перед другом за столом в Администрации.
   Встреча с хорошей женщиной радовала, не так часто встречаются старые женщины с непритворным юмором в душе. И встреча с вороватым парнишкой, который подал ей новые идеи, веселила. И ледяной ветер на обратном пути дул не не прямо в лицо, а немного сбоку. Она даже заметила свою непроизвольную улыбку, которая тут же окунула её в недалёкое весёлое прошлое.
   Ещё совсем недавно, лет десять назад они частенько собирались с сестричками, детство вспоминали за бокалом вина. Их было четверо. Люся, самая старшая, до войны ещё родилась -- самостоятельная, чистюля, но очень стеснительная. Лида, самая умная и строптивая, как говорили, на шесть лет младше. Тоня -- самая красивая и ласковая. Римма -- 1951 года рождения, не очень дружелюбная со всеми, и с детьми, и с внуками, и с сёстрами.
   В детстве они все были тёмно-русыми, а у старшей волосы были даже волнистыми и посветлее, чем у остальных. Глаза у всех одинаковые, тёмные.
   Двое младших жили в соседней Ревде, где поселились ещё смолоду, а двое старших после странствий по городам и весям обосновались в родном городе -- тихом, заснеженном в эту зиму, где прибыльными были только торговые точки, а население с советских времён сократилось на половину из-за отсутствия рабочих мест. Проще говоря -- город пенсионеров, половина которых обитала в частном секторе с печным отоплением, а вторые восемь тысяч человек -- в квартирах пятиэтажного района в основном в зданиях из белого кирпича.
   Все четверо давно уже были пенсионерами, все уже схоронили своих мужей, дети давным-давно у всех разъехались по стране. Только у старшей, у Люси, единственный сынок, поколесив по свету, явился к ней, испортив той все оставшиеся прелести жизни в последние 25 лет. В детстве они называли его "Ванюшка", теперь же -- только "Ванька". Тоня уже много лет не переставала удивляться:
   - Как они вдвоём на такую крохотную пенсию живут! Я за один поход в магазин не меньше тысячи трачу. Мужик здоровый у матери на шее сидит! Ни стыда, ни совести!
   Сама Тоня только два года назад оставила работу в горячем цехе -- колено заболело, не могла подниматься и спускаться по узким высоченным лестницам между цеховым оборудованием. Пенсия у ней в отличие от сестёр была самая большая, много больше средней по стране, и льготы у ней были федеральные.
   Свои седые волосы никто из них никогда даже не пытался красить, им всем очень к лицу были не особо короткие стрижки. Сейчас, с седыми волосами, они однозначно смотрелись, как сёстры. Увы! Сёстры-старушки. У младшей обострился полиартрит, суставы выворачивало наизнанку, врачи уже отказывали в лечении. Дочь у той жила напротив матери, командовала строго своими подросшими детьми, чтобы ухаживали за бабушкой. Тоне недавно на одном глазу убрали катаракту, только перед самым Новым годом можно будет снять повязку, ещё плохо ходит с перевязанным коленом. Племянница мужа за ней присматривает, родных по близости больше никого нет. У старшей -- сильнейший варикоз с давних пор, операций много перенесла в былые времена, а сейчас ещё и давление огромное частенько бывает.
   - Слава Богу, я ещё как-то немного двигаюсь, а ведь настанет и моё время, и зубы выпадут, может и ходить не смогу... Ухаживать за мной будет некому, далёким детям и внукам не до меня. Правда, двоюродные молодые и бойкие рядом, частенько заезжают, звонят. Можно кому-то из них довериться, завещание сделать... Квартира-то ведь у меня прекрасная.
   Разгрузила свои сумки, умылась, включила компьютер, чтобы посмотреть телевизор, новости послушать. Только устроилась удобно в кресле с горячим кофе в руке, как затрещал телефон. Сняла трубку. Ванька дрожащим голосом просил:
   - Тёть Лида, у нас ни крошки поесть нет... Мы оба в стельку лежим... Может купишь нам что-нибудь... Хлеба хотя бы, может ещё молока... и мандаринов... Новый год ведь на носу...
   Она была так удивлена! Всего неделю назад заходила попроведать их. Тогда его мать, открыв дверь, палец к губам приложила, чтобы тише разговор продолжить, щелчком о шею показала, якобы за бутылкой сидит опять. Он никогда ни о чём не просил её. Никогда! По словам сестрицы, он считал свою гордость выше того, чтобы обращаться к кому бы то ни было с просьбой о помощи, тем более к ней.
   - Но почему Люся-то молчит? - Забеспокоилась она, одеваясь. - Неужели грипп вездесущий одолел её? Эпидемия в округе... Темнеется уже... Срочно в магазин за покупками! Пенсию-то им только после новогодних праздников принесут...
   Захватив кошелёк с деньгами, зная, что в нём около тысячи рублей, допивая уже остывший кофе, выключила компьютер и, проклиная мороз на улице, вспоминала, что двоюродная сестрица лежит уже с высокой температурой -- грипп. Звонила, что дочь ей третий день уколы ставит. Выскочила в темноту вечера -- ни одной лампочки! Давно уже, пожалуй, лет десять, в их небольшом городке не было уличного освещения. Все встречающиеся освещали себе путь фонариками. А у ней даже и фонарика не было, так как все выходы на улицу совершала обычно только днём. Кроме темноты и холода ещё и ветрина был сумасшедший. Северный. Насквозь продувало.
   Они жили в километре друг от друга, между ними были три магазина, "Верный", "Монетка" и "Пятёрочка". Накупила всего, хлеб, кекс с изюмом, что сестрица любила, картошки, яблок, киви, мандаринов, колбасу, которую Ванька любил, сыр, молоко, большую шоколадку, пачку чая, кофе баночку, куру, масло сливочное пачку, печень, пару брикетов мороженого. Еле дотащила всё в двух руках до третьего этажа, нажала звонок. Он открыл дверь и, задыхаясь от внутреннего кашля, завалился в постель, укрывшись одеялом с головой. Запах в квартире стоял тяжёлый. Знала, что все окна у них наглухо запечатаны были, они даже форточки не открывали сроду, если она не заругается. Подумала почему-то, что не мешало бы было маску от гриппа захватить.
   Скинула шапку, пуховичок, сапоги, занесла сумки в кухню. Поставила кипяток на газ. Открыла форточки на кухне, чтобы хоть как-то в квартиру попал свежий воздух. Заглянула в холодильник, там и правда было пусто. Распотрошила все покупки, мясное в морозилку, фрукты по тарелкам разложила, остальное по полкам, на подоконник -- два чека на девятьсот рублей.
   Чайник закипел, налила в кружку, высыпала туда порошок "АЦЦ", лежащий на подоконнике, понесла больному.
   - Вань, на-ко выпей горячего, легче будет.
   Он, облокотившись, протянул трясущуюся руку. Она его не жалела, не хотела жалеть. Подумала только, что с глубокого похмелья так трястись рука может. Открыла дверь в соседнюю комнату, включила свет. То, что она увидела, поразило её!
   Весь пол был улит кровью! Сестрица лежала рядом со спальным диваном, скорчившись в комочек. Сверху накинуто детское Ванькино одеяльце. Белая простынь на постели была в крови. Ей показалось, что сестрица была мертва -- голые ноги торчали на полу рядом с ней. Но тут та зажмурилась от яркого света, и у Лиды вырвался вздох облегчения.
   - Люся, что и где у тебя болит? - Бросилась она к ней.
   Та, жмурясь, открыла глаза. Узнала её.
   - Голову я рассекла... О батарею... И замёрзла я...
   - А почему на полу?
   - Не знаю... Не помню...
   - Давай я тебя на постель попробую поднять. Сейчас, свитерок только свой сброшу. Что Ваньку-то не позвала?
   - Он два дня ко мне не заходит и даже двери в комнату мою закрыл...
   - Пьянствовал?
   - Не знаю.
   - Люся, мне тебя не поднять. Давай я тебя передвину немного... Сейчас, вот только пол затру немного, чтобы на чистое, потом уложу тебя.
   - Замёрзла я...
   Набрав тёплой воды в пластмассовое ведёрко, захватив в ванной какое-то грязное махровое полотенце, вернулась к сестрице. Убрала от окна два стула, затёрла пыль. Думала, на что постелить.
   - Фуфайку в кладовке возьми...
   Постелила толстую фуфайку, наверх одеяло ватное с постели, подушку в изголовье.
   - Помоги мне... Двигайся... Ещё... Хорошо. Теперь верхнюю часть... Так... Ещё... Хорошо. Голова у тебя вся в засохшейся крови. Давай обмотаем её шарфом... Вот, теперь на подушку поднимемся, она мягкая. Может врача вызвать?
   - Нет, не надо, отлежусь как-нибудь.
   - Может на другой бок перевернёмся?
   - Давай попробуем, а то я все кости отлежала на этой стороне.
   Получилось. Укрыла её тёплым большим покрывалом, свернув вдвое, ещё вытащила из кладовки одно тёплое одеяло, накинула сверху. Потрогала лоб -- жару не было.
   - Носки мне найди... В комоде внизу должны быть...
   Ноги -- ледяные! Наздевала ей на них трое носков. Убрала с пола окровавленные вещи. Обратила внимание на батарею отопления под окном, на которой корками запеклась кровь. Сбросала всё в ванную. Набрала чистой воды и принялась мыть пол. С первого раза ей это не удалось, корки крови настолько сроднились с ламинатом, что пришлось долго отмачивать и даже отскабливать ножом.
   - Может кипятку тебе принести?
   - Принеси.
   - Пожуёшь что-нибудь? Я ватрушек мягких купила.
   - Ладно.
   У сестрицы давно уже не было ни одного своего зуба, ей ведь 79 лет уже, а вставные она на ночь снимала.
   - Ну вот, поела немного, теперь тебе теплее будет. А я пол оттирать продолжу. Как же тебя угораздило-то столько крови потерять? Да ещё из головы! Поди Ванька буянил опять? - И так как та не отвечала, она продолжала. - Что молчишь? Не первый ведь раз он рукоприкладством-то занимается. Нечего его защищать! Руки трясутся у него, как у алкаша.
   Ванька, видно, прислушивался к их разговору, так как она говорила громко, а дверь была открыта. До этого его не было слышно, а тут он вдруг начал опять громко кашлять.
   - Материт тебя, бьёт, пьёт, курит! Всё на твои денежки! - Ругалась она, не скрывая раздражения ещё и от того, что никак не могла дочиста пол вымыть от засохшей крови по всей комнате. - А если бы я не пришла сейчас! Ты бы окочурилась здесь!
   Сестрица продолжала молчать. Подошла к лицу, чтобы проверить её самочувствие. Та, видимо, начала согреваться, так как лицо разгладилось и щёчки порозовели. Глаза были открыты. Попросила:
   - Подверни мне одеяло под ноги.
   - Ты что, два дня ничего не ела? Не пила?
   - Я сознание потеряла после того, как в туалет ходила, долго не приходила в себя, очнулась с больной головой, смогла доползти до постели, потом уж нащупала рукой одеялко, на себя стянула. Только тогда поняла, что упала. Мне хоть бы таблетку выпить, они всегда у меня под подушкой были.
   - Вот, нашла. Здесь последняя осталась.
   - Знаю. Надо покупать.
   - Запить принести?
   - Да. Надо.
   - Сейчас.
   На кухне заглянула во все кастрюльки, в одной остатки борща, в другой отваренные рожки.
   - Сам-то ел, алкаш! О матери даже не подумал!
   Выскоблила со стола одну чашку содой, налила уже чуть остывший кипяток. Захватила с кухни широкую табуретку.
   - Вот тебе я здесь оставляю воду, пару мандаринок. Кекс с изюмом в мешочке. Банан тебе очистить?
   - Пока не надо.
   - Удобно тебе?
   - Да, хорошо. Спасибо.
   - В туалет не хочешь?
   - Нет.
   - Завтра я раненько прибегу, а сейчас темно уже, мне пора домой.
   - Возьми мои ключи, они на комоде должны быть.
   - Возьму.
  
  
  
   Утром, когда вошла, сестрица, закутавшись в одеяло, сидела на кухне и доедала остатки борща.
   - Закрой форточку, - попросила, - я достать не могу. Всю ночь открыта была.
   - Хоть проветрилось чуть-чуть.
   - Ванька всю ночь кашлял сильно. Может ему вызвать врача?
   - О себе бы лучше задумалась.
   - У меня голова кругом идёт, даже в глазах всё мутится.
   - Я пойду приберусь там у тебя.
   Застелила чистую постель. Замочила в тазике простынь, наволочку, ночнушку заставила её сменить. В другой тазик сбросала все окровавленные тряпки, платочки носовые, шарф, носки. Несколько раз застирала одеяльце детское, так и оставила в ванной, туда же бросила и тапки домашние. Часа через три можно будет и выстирать все грязные прихватки, полотенца и прочее в стиральной машине-малютке, давным-давно с советских времён ещё они ею пользуются, так как денег на современную всё никак не хватает.
   Потом присела рядышком на постель.
   - Что тебе ещё помочь сделать?
   - Сходи в аптеку. Мне надо таблетки такие же купить, коробочку пустую захвати.
   - А продадут без рецепта?
   - В нашей всё, что хочешь, продадут. Ещё мне надо перекись водорода пару бутылочек.
   - Зачем?
   - Кровь на башке в волосах отмыть.
   - А что, водой не отмывается?
   - Только перекисью. Отмокает быстро. Я же не первый раз. Надо мне ещё судно женское купить, чтобы по ночам в туалет не бегать.
   - А что они ещё и мужские бывают?
   - Да. Они разные.
   - Может лучше памперсы?
   - Они дорогие. Да я и не знаю, какой размер надо.
   - Ладно. Аптека через дорогу. Пока стирка отмокает. Только денег у меня, наверное, на всё не хватит.
   - Есть у меня деньги. Открой швейную машинку, там прячу под корпусом.
   - В морозилку я положила пельменей пачку, куру, печень. Тушёнки две банки внизу поставила, картошки, капусту, молока купила.
   - Сколько с нас?
   - Чеки на подоконнике. 900 рублей.
   - Холодно на улице?
   - Холодина! Ветер с ног сдувает.
   Пока бегала в аптеку, сестрица своего любимого сыночка, видимо, с ложечки кормила, так как убирала от него тарелку с рожками, и наливала его любимый кофе с хлебом, колбасой и сыром. Лида ещё подумала, что он притворялся больным, когда хотел, чтобы его жалели.
   Когда он объявился в Дегтярске, мать только-только вышла на пенсию. Тогда же ей удалось продать свою квартиру и перебраться в центр города. Встретила единственного сыночка с распростёртыми объятиями. Но быстро разочаровалась. Он не хотел работать за мизерную зарплату, он не хотел жениться. В то время у молодёжи были особенно модными такие завихи в головах. Не смогла сразу понять, что это был уже не тот мальчик, которого она провожала в армию. Признавалась сёстрам, что упустила тот самый первый момент, когда доверила ему все свои деньги, предоставила полную свободу действий, поощряла все его прихоти. Прошло ещё около десяти лет, она продолжала работать, пока вся промышленность в стране не развалилась.
   В первое время она ещё была сильна духом и боролась с его паразитическими наклонностями, но постепенно давние болячки давали о себе знать, и она не смогла с ним справиться, стала уступать, потом сдалась, смирилась с безжалостной судьбой и потеряла всякую надежду на лучшее.
   Весь оставшийся день сестрица готовила еду и отмачивала перекисью водорода огромную кровавую лепёшку в волосах на затылке. А Лида стирала, полоскала, стирала и полоскала в ванной. Уже перед самым уходом вымыла ей голову и ноги.
   Ванька весь день лежал в постели и кашлял. Он всегда был излишне рыхлым и притвориться больным ему было легко, особенно весной или осенью часто кашлял, любил, когда за ним ухаживают.
  
  
   На следующий день телефонный звонок раздался в шестом часу утра.
   - Лида, Ванька холодный... И кашлять перестал.
   - Что ты хочешь сказать? Говори громче!
   - Ванька умер.
   - Я сейчас прибегу! - Соображала, что делать. - Взять все деньги! И паспорт на всякий случай.
   Люся сидела за столиком в кресле и молчала, даже не взглянула на неё. Подошла, откинула одеяло -- он лежал на боку в собственном дерьме. Холодный. Прикрыла и набрала "02", попросила приехать засвидетельствовать смерть.
   Мент прикатил быстро, сам вызвал скорую и работников "Похоронного Дома", пока те не приехали, что-то писал.
   - Кто хоронить будет? На кого оформлять доверенность?
   Оба поняли, что мать умершего ничего не сможет сделать. Пришлось Лиде все документы оформлять на себя. Медсестра, осмотрев тщательно, спросила только, чем болел?
   - Только сильно кашлял. В больнице карточки у него нет. И страхового полиса нет. Безработный.
   - Кашель сухой или сырой?
   - Внутренний тяжёлый сырой.
   - Справку сможете получить в двенадцать часов дня в кабинете у главврачей, с ней -- в Ревду в морг, чтобы получить заключение после вскрытия. С заключением -- в "Похоронный Дом", где оформят Свидетельство о смерти.
   Подъехали два здоровенных молодца, уложили Ваньку в чёрный пакет, застегнули наглухо. Сказали, что могилку можно заказать, не дожидаясь вскрытия, но надо приехать и показать место, аванс заплатить.
   - Сколько?
   - Тысяч двадцать пока. А за морг мы сейчас с вас возьмём четыре тысячи рублей. Кроме того, в морг завтра надо отвезти две простыни, одежду, обувь.
   - Когда назначать похороны?
   - Сегодня двадцать восьмое. Вскрытие двадцать девятого. Похороны тридцатого декабря. Отпевание будете делать?
   - Да.
   - Тогда мы готовенького подвезём прямо к церкви, она у вас рядом с домом, к двенадцати часам дня. Со священником мы созвонимся сами, но платить, конечно, вам.
   Люся не проронила ни слова.
   Только когда все удалились, она растормошила её, поставив чашку чая с лимоном на столик. Та осмотрела постель, которая недавно была обитаема, схватила её за руку:
   - Так быстро! Может он ещё живой? Ты его трогала?
   - Нет, Люся, он мёртв. Вот освидетельствование медиками и ментом.
   - Уже и Свидетельство о смерти дали!
   - Нет, это только чтобы выкопать могилку.
   - Куда увезли?
   - В морг на вскрытие. Пей чай. А мне, видно, предстоит сейчас взять такси и ехать сначала на кладбище, потом в больницу к главврачу, потом столовую заказать, потом надо будет в Ревду.
   - Зачем в Ревду?
   - Морг в Ревде. Похороны послезавтра, тридцатого числа в двенадцать часов дня после отпевания. Вот, я тебе крупно написала всё. Ты должна обзвонить всех родственников, знакомых и одноклассников. Поняла? Списки всех телефонов я тебе недавно распечатала. Вот они. Ты поняла меня? Всех обзвонить! Иначе ты одна у гроба стоять будешь. Куда хоронить будем?
   - На старом кладбище, около всех родных, где последних двоюродных хоронили.
   - Я тоже так думаю. Деньги расходую пока все свои, потом рассчитаемся. Сейчас срочно одёжку, я её должна отвезти в морг. Вот, я всё тебе написала, что надо. Слышишь?
   - Ладно... Сейчас... Себе-то на смерть я давно уж всё приготовила, а ему надо ещё всё искать...
   - Шевелись.
   - Сколько сейчас времени?
   - Восемь утра доходит. Видно, мне сегодня и поесть за день не придётся. К вечеру чтоб кашу мне приготовила! А сейчас пойду хоть кофейку выпью. На вашем сотовом деньги есть?
   - У Ваньки около двухсот рублей оставалось, он говорил.
   - Я возьму его сотовый, пригодиться может. А где к нему зарядное устройство?
   - В спальной у меня, в коробочке.
   - Ага, нашла.
   Свой сотовый она давно забросила, с тех пор, как вышла на пенсию, он стал ей не нужен.
   Лида нервничала, глядя на сестрицу, так как та никак не могла найти костюм, рубашку, туфли. Пришлось отстранить её и собирать самой всё необходимое.
   Такси подъехало быстро. Ещё до десяти часов заплатила аванс "Похоронному Дому", там все работали, оказывается, круглосуточно. Посадив в такси их работника, поехала показывать, где копать могилку. Снегу на старом кладбище было по самое-самое, никаких тропинок, среди высокого леса, ещё и сумерки утренние только-только начали отступать.
   Потом вернулась в конторку, чтобы узнать, что входит в оплату услуг.
   - Крестик будет?
   - Да. Ленты надо?
   - Нет, снега много обещают. Иконка?
   - Иконка будет. Сколько венков?
   - Наверное, один... Бедные мы.
   - Мы вам от "Похоронного Дома" один ещё предоставим бесплатно.
   - Спасибо.
   - Ждём от вас заключение из морга. Поняли? Мы только на его основании выдадим Свидетельство о смерти.
   - Хорошо. Не подскажете, как автобус заказать?
   - Вот номер. Можете отсюда позвонить, здесь бесплатно.
   Набрала номер:
   - Мне автобус на похороны на тридцатое декабря в 12 часов к церкви.
   - Сколько у вас человек?
   - Не больше тридцати.
   - Договорились.
   - Когда оплатить?
   - Водителю отдадите в руки две с половиной тысячи.
   - Поняла. Спасибо.
   Доехала до больницы на том же такси, расплатилась и отпустила водителя. Главные врачи были уже на месте, выдали ей справку для морга. К сестрице решила не заходить. До дому далековато, идти целых полчаса.
   - Загляну-ка я в магазин по пути, хоть посмотрю цены на водку. А потом надо в столовую обед заказать после похорон.
   Домой зашла в пять вечера. Бросила сумку с Ванькиной одёжкой, умылась, поела и -- спать. Сил никаких не осталось.
   Её разбудил телефон в восемь вечера. Звонила Тоня, удивлённая смертью племянника.
   - Как Люся-то?
   - Как? Никак! Сидит. Молчит. Мне кажется, что у ней с головой что-то не совсем нормально. Давно она тебе звонила?
   - Часа три назад.
   - Тоня, обзвони всех родных, я боюсь, что она с этим может не справиться.
   - Ладно. Завтра с утра.
   - Завтра с утра на работе все будут! Сегодня надо!
   - Хорошо. Сегодня всем позвоню. Значит, у церкви в двенадцать часов дня тридцатого декабря. Так?
   - Да.
   - Люся боится одна дома...
   - Боится!
   - Так говорит. Тебя долго нет. Она ждёт.
   - Я ж с пяти утра целый день на ногах -- милиция, скорая, "Похоронный Дом", больница, кладбище, столовая... Некогда мне её утешать! У меня ноги сводит и желудок кричит! Я только-только домой попала! Вот возьми и сама к ней приезжай, если забота и жалость в тебе проснулись.
   - Я только на похороны смогу... У меня ещё повязка на глазу не снята...
   - Тогда нечего диктовать мне!
   - Не нервничай, Лида. Я ведь просто так сказала. А то и Ваньку схоронить некому будет, если не дай бог с тобой что случится. Лучше улыбнись.
   - Как бы мне эти похороны пережить, - засмеялась она примирительно.
   - Завтра что планируешь?
   - В ваш морг надо, потом с документами опять в "Похоронный Дом" деньги за услуги заплатить, может на обратном пути смогу водку купить... Отпевание заказать в церкви... Платочков носовых на раздачу надо ещё...
   Вечером сделала полную чашку помидорного салата с яблоком, наелась с хлебом. Решила ещё переложить Ванькину одёжку в пакет поприличней, а то сумку ведь заберут, наверное, а Люся ведь будет её искать. Приготовила свой паспорт, деньги, квитанцию об оплате четырёх тысяч рублей, доверенность для погребения и для получения из морга заключения о смерти, завернула всё в прозрачный пакетик, засунула в свою лёгкую сумочку.
  
  
  
   Проснулась рано, оделась потеплее, захватила пакет с одёжкой, ключи убрала в сумочку и -- на автобус. Добралась до морга ещё до восьми утра, все двери были ещё закрыты. Потом люди начали подходить, дежурный впустил всех в широкое фойе. Здесь было тепло. Отряхнулись, рассмотрели друг друга, начались разговоры.
   - Результаты вскрытия будут готовы только после двенадцати часов дня. - Объявил молодой парнишка. - Сейчас все ко мне по одному, сдадите одежду для умерших, приготовить всем по четыре тысячи рублей, кто ещё не оплатил, или предъявите квитанцию по оплате. В пакетах с одеждой должна быть записка с указанием фамилии, имени, отчества, адрес. Бумага на столике.
   Ей не надо было толпиться среди всех, она ещё с вечера такую записку всунула к одёжке. Сразу подошла к нему и показала квитанцию, сдала пакет.
   Что делать до двенадцати дня? Отправилась к Тоне доложить обстановку. Сестрёнка накормила её творогом со сметаной и бананами, напоила кофе с молоком и пироженкой, рассказала, что вчера весь вечер звонила родным -- многие не приедут, кого-то с работы не отпустят, кто-то болен, у кого-то машина сломалась.
   - Значит, только четырнадцать человек, - читала Лида список, - а я заказала столовую на тридцать.
   - Нас ещё четверо, соседи будут наверняка, сверстники Ванькины, друзья-товарищи. Люся-то как?
   - А никак. Сидит, как кукла. Она ж три дня назад с постели упала, башку себе разбила, я её целый день отмывала от крови, постель отмачивала, стирала.
   - Она ведь не первый раз падает...
   - Да, не первый. Потом позвони ей, скажи, что я в морге сегодня, вечером к ней зайду. Только не говори, что я у тебя была, скажи, что я позвонила. А то она всегда меня к тебе ревнует.
   - Ладно. Позвоню. Я платочков приготовила двадцать штук нетронутых.
   - Слава Богу! И у меня набралось около десятка новых. Хватит. Хоть по магазинам не рыскать.
   - Что ещё предстоит?
   - Со священником надо договориться и водки купить. С остальным пока вроде всё уладила. Да, надо же с заключением после вскрытия сразу в "Похоронный Дом" мне успеть, чтобы Свидетельство о смерти выдали, и остатки денег заплатить за услуги.
   - Ладно, делай свои дела.
   - Свои?
   - Вот уж точно. Но, Лида, некому ведь больше!
   - Придётся, видно, мне ещё потом и с сестрицей старшей нянчиться, - вздохнула она.
   - Ты попроси её завещание на тебя оформить.
   - Как же! Она с детства меня терпеть не может, с тех самых пор, как родители оставляли её нянчиться со мной, уезжая на покос. Она даже позднее с ненавистью в глазах вспоминала, что вместо того, чтобы люльку качать, от злобы на весь свет за предназначенную ей судьбу пинала её так, что ребёнок выпадал на пол. А ещё ей не нравилось, что её четырёхлетняя сестрёнка голая бегала по улице, прикрыв свою няньку на замок.
   - Ей стыдно было за тебя.
   - Ага! А за тот балахон, который натягивали на меня, им не стыдно было! Я до сих пор помню эту колючую накидку до пят!
   - Ну, сама знаешь, как бедно после войны жили, даже одеть нечего было.
   - Сейчас-то знаю, а тогда я не знала!
   - Да, а с каким счастьем в глазах она рассказывала, как припирала тебя к стенке ухватом за горло. Помнишь?
   - Про ухват не помню, а вот рассказы о её мести за все беды, что я творила, помню.
   - Она из-за тебя в школу на год позднее пошла, нянчиться некому было.
   - Да, мамка рассказывала, что бросила меня одну на полу и убежала в школу, никого не спросясь.
   - Мне нравилось мамкино выражение про тебя "Не ребёнок, а чёрт в ладанке!". Я не знала тогда, что такое "чёрт" и что такое "ладанка", думала, что это чёрная игрушка, которая мутит воду в бочке.
   - А мне запомнился почему-то смешок нашего папы по поводу того, что они сыновей не родили: "Мать! Всё не перестаю удивляться, как быстро всех наших девок расхватали женихи-дураки! Сроду не думал, что вдвоём с тобой останемся!"
   - Ты драчуньей была.
   - Это я хорошо помню, всё детство в синяках и ссадинах.
   - Люся тебя из беды выручала частенько.
   - Как бы ни так! Выручала! Это был повод, чтобы за меня зацепиться, втащить в дом и, пока никто не видит, чем попало отколошматить меня.
   - Говорят же, что от ненависти до любви один шаг. Поймёт поди, что кроме тебя ей сейчас не на кого положиться. Одна ты ей в состоянии помочь.
   - Не знаю, поймёт ли. На сыночка своего надеялась, хоть и плохой, но свой. А он взял и умер. Пойду я, Тоня, может пораньше сделают, пораньше домой уеду.
   В морге молоденькая медсестра при ней допечатывала заключение о смерти, диагноз -- "Пневмония". Автобус ехал медленно, всю дорогу перемело, окна запорошены снегом, ничего не видно. Нервничала, надо ещё до кладбища будет добраться, а это -- на другой конец города. Ей повезло. Только от автостанции вышла на дорогу -- такси остановилось, пассажиры выходили. Она бросилась к водителю:
   - До кладбища и сразу обратно, только документы сдать.
   - Двести рублей.
   - Согласна.
   К Люсе поднялась только после пяти вечера. Ключом не смогла открыть входную дверь. Пришлось стучать. Долго. Соседка выглянула.
   - Нина Степановна, извините, вот и ключ есть, а открыть не смогла, видно, опять сестрица не полностью замок изнутри закрыла.
   - Стучи громче, она ж глухая.
   Да, Люся была уже давно почти слепая и туговата на одно ухо, врачи сказали, что оно у ней заросло совсем. Лида когда-то пыталась учить её делать гимнастику и для глаз, и для ушей, но её советами та всегда пренебрегала.
   Около десяти минут торчала уже около запертых дверей, даже испугалась: "Может быть упала не дай бог опять...".
   - Лида, зайди ко мне, попробуй телефон набрать. Может она в другой комнате.
   - Спасибо. Вот дура, я могла бы и на сотовом номер набрать. Не догадалась, давно не пользовалась.
   Та и правда ответила.
   - Люся, открывай!
   - Кто это?
   - Я! Лида!
   - Сейчас.
   - Спасибо, Нина Степановна. Извините нас.
   - Не надо извиняться, я понимаю, нелегко вам сейчас.
   В квартире стоял полный бардак.
   - Я вот переставить мебель решила в обеих комнатах. Этот раскладной Ванькин диванчик выбросить надо совсем, он мне не нужен. Думала, может Катя заберёт, позвонила ей, она сказала, что ей ничего не надо. В нём пылищи! Матрац с него и пододеяльник я уже отнесла на мусорку. И кресло рядом старющее, тоже выбросить. А свой новый диван надо в большую комнату перенести, - тараторила та.
   - Люся, ты почему неправильно опять внутри входную дверь закрыла! Мне в следующий раз придётся слесаря вызвать, чтобы замок твой вырезать, если я не смогу открыть ключом. Я полчаса в двери стучала! Всех соседей на уши поставила! Ты меня слышишь!
   - Слышу. Я вот ещё в кладовке начала прибираться. Поможешь мне?
   - Нет, сегодня я помогать тебе не буду. Я пить хочу.
   - А я только что поела. Там чай горячий.
   Поняла, что у сестрицы свои "забавы" в голове, разговаривать с той просто бесполезно, она не думает о похоронах, ей простых человеческих радостей не хватает. Неужели умом уже поперхнулась? Что делать?
   Заварила крепкий кофе, сидела пила, рассматривая углы на кухне -- газовая колонка покрыта рыжей жирной пылью.
   - Если бы я работала в Горгазе, то была бы вынуждена оштрафовать владельца квартиры за такое безобразие. Надо будет мне после похорон хоть стены обмести и потолок побелить, вычистить до блеска колонку, газовую плиту, мойку, а то страшно смотреть.
   Ванька хозяйством никогда не занимался. Он только деньги пересчитывал, когда ей пенсию приносили, в магазин ходил за покупками и еду готовил. У Люси к нему было только одно требование, чтобы отдал пять тысяч рублей для платежей за коммуналку. На остальные расходы она повлиять не могла, правда, умудрялась, когда он был пьян, изъять из его карманов хотя бы тысячу. За чистотой не следил, вся кухня была замусолена жирной грязью, тенёты свисали по углам, пол около раковины и газовой плиты был настолько утоптан грязью, что у Лиды душа переворачивалась. Все створки на холодильнике, шкафах около ручек выглядели чёрными пятнами. Даже когда, будучи в хорошем настроении, он предлагал ей выпить с ним кофе, она отнекивалась, пряча отвращение, так как чашки давно не соприкасались с чистящими средствами. Она иногда бралась за лентяйку, чтобы вымыть пол в комнате, где обитала сестрица, по пути приходилось мыть и большую комнату, и в прихожей, и в ванной, но к кухне она никогда не прикасалась из-за брезгливости.
   Очистила мандаринку и думала:
   - Может для сестрички и лучше, чтобы она хозяйством занималась, она ведь раньше любила за порядком следить, всю жизнь деятельная была. Это Ванька в последние годы не давал проявить ей своё чистолюбие.
   Пошла смотреть, чем та занимается.
   - Давай перенесём мой диван, - смотрела та на неё с надеждой в глазах. - А потом уж я сама как-нибудь столики и тумбочки, и остальное передвину.
   - Нам с тобой с этой задачей не справиться, это очень тяжело. Твой диван огромный, в двери просто так не пройдёт, можно ламинат поцарапать.
   - Тогда что делать? Я не хочу в той комнате спать! Я боюсь.
   - Я сейчас выйду на улицу, тут на углу куча мужиков собралась, машину чинят. Попрошу, пусть зайдут, они ведь сильные, быстро всё сделают. Согласна?
   - Хорошо бы было.
   - Я тогда выйду, а ты не закрывайся.
   - Ладно. Сколько им денег надо будет?
   - Сколько попросят.
   Пара парней быстрёхонько перетащили диван из маленькой комнаты в большую, поставили его в дальний угол у поперечной стены, захватили и вынесли на улицу сначала Ванькин диванчик, потом один вернулся, взял двести рублей и вынес кресло.
   Сидели и хохотали на диване.
   - Как хорошо! Свободно стало. У меня для этого дивана даже новое серое покрывало давно припасено.
   - Может сразу тумбочку унесём в ту комнату?
   - Нет, не получится сегодня, из неё же всё вытаскивать сначала надо.
   - Что в ней?
   - Ванькино всё, журналы всякие.
   - Если освободишь сегодня тумбочку, завтра утром перед похоронами перетащим пустую-то.
   - Я всем родным позвонила, как ты написала мне, к церкви в двенадцать часов.
   - Молодец. Ты ещё пол здесь вымой вечером, вдруг кто из родственников заглянет завтра.
   - Ладно.
   - Ты всё оформила?
   - Всё. Диагноз "Пневмония". Я завтра рано забегу, водку занесу, и в церковь пойду, со священником договориться надо. Ты только двери правильно закрывай, как я показывала. Спать сегодня здесь будешь?
   - Ага, здесь.
   - Ладно. Темно совсем. Пойду я. Провожай.
   - Может мешок к бакам вынесешь по пути?
   - Что наложила?
   - Из кладовки всякую Ванькину ерунду.
   - Вынесу, если смогу поднять. Я сама тебя на ключ закрою.
   - Ладно.
   Зашла по пути в магазин, купила десять бутылок водки "Хортиця", в двух пакетах еле дотащила до дому.
   Вечером решила в сотовый Ванькин заглянуть, в контактах оказалось четверо парней, которых он частенько упоминал в разговорах. Набрала каждого, пригласила прийти попрощаться с другом и обзвонить общих знакомых. Сварила пельменей, наелась, завела будильник и уснула замертво.
  
  
  
   На отпевании присутствовали двадцать восемь человек, из них двое соседок и незнакомых восемь ребят. Гроб был очень прилично оформлен. Автобус был только на шестнадцать мест, но были ещё три легковые машины, остальные поместились в катафалке.
   Закопали быстро. Из-за холода никто не пытался даже хороших слов произнести. Около столовой отдала водителю автобуса две с половиной тысячи.
   Молча выпили, подкрепились. Тоня разложила по столикам носовые платочки.
   - Где ты такие красивые раздобыла? - Улыбнулась соседка по столу.
   - От себя, можно сказать, оторвала!
   Ревдинские все поспешили на автобус. На одной из трёх легковых их с сестрицей довезли до дому. Осталось четыре бутылки водки, шесть ватрушек и много пирогов.
   Завела сестрицу в квартиру, попросила правильно закрыть за нею дверь, захватила большой мешок с какими-то не то банками, не то инструментами, еле перекинула в мусорный бак и отправилась домой с полным удовлетворением, что удалось справиться с внезапными похоронами до Нового года.
   - Завтра мне надо будет с утра перечислить все расходы, приложить все квитанции и чеки, чтобы полностью отчитаться перед ней. А сейчас сосчитать, сколько денег в кошельке насобиралось от присутствующих. Как же я устала!
  
  
  
   Первого числа пошла поздравить сестрицу с Новым годом, посмотреть, чем та занимается. Пришлось постучать, так как та опять неправильно закрылась, но открыла сразу.
   - Люся, научись закрывать входную дверь! Вот так, до самого предела. Ну-ка повтори... Правильно. Почему сразу так не закрылась? Куда выходила?
   - К Нине, соседке, пирогов относила столовских. Куда мне столько!
   - Ешь. Тебе поправляться надо.
   - Точно. Руки в запястье совсем тонкие стали. Смотри, двумя пальцами могу обхватить.
   - Зато давление у тебя в последние годы нормальное, и сердцу легче кровь перекачивать, и ногам легче тебя носить. Тебе сейчас нужно усиленное питание.
   - Но я не хочу столько есть! Только картошка, что ты приносила, кончается, три штуки осталось.
   - Но смотри не переборщи с питанием. Мясо, рыбу, печень, молоко ешь больше, а не одной картошкой и кашами питайся, а чтобы белок усваивался, фрукты и овощи надо большими порциями желудок набивать. Углеводы, конечно, согревают, но белки силу мышцам придают, их в первую очередь укреплять надо.
   - Конечно, столько лет в постели по двадцать часов валялась, из дома редко выходила, свет божий только в окно видела.
   - А за давлением следи. Как только почувствуешь, что начинает быть выше обычного, значит, что-то с питанием опять у тебя не так. Что ещё купить надо?
   - Молока. Остального мне на неделю хватит.
   - Пельмени ела?
   - Нет ещё.
   - Рожки отвари, с тушёнкой сделай.
   - Тоже не хочу. Чай с лимоном пью.
   - Это что у тебя в мешках? Выносить?
   - Да. Один тяжёлый, другой полегче.
   - Пойду-ка я сразу вынесу, а потом уж прибираться можно.
   - Пенал мне надо освободить и передвинуть.
   - Ладно. Ты включи пока кипяток, позавтракать не мешает.
   - В почтовый ящик загляни.
   - Я смотрела, нет ничего. Не закрывайся. Я быстро.
   Забежала рядом в киоску, купила молоко и картошку. После второй ходки напилась кофе с молоком и пирогами и присела в комнате за столик, положив свой отчёт о проделанной в декабре работе.
   - Что это?
   - Перечень расходов на похороны с приложением всех квитанций и чеков. Ещё я тут дописала, что осталось четыре бутылки водки и что насобирали четырнадцать тысяч рублей. Считай. - Выложила деньги. - Почти все пятисотками. Потом рассмотришь всё внимательно и отдашь мне деньги. А сейчас, пока ты освобождаешь свой пенал, я начну на кухне приборку.
   - Что там прибирать?
   - Газовую колонку и газовую плиту надо до блеска вычистить, пока тебе газ не отключили из-за грязи. А то вместо ванной придётся тебе в общую баню ходить и вместо газовой плиты электрочайник и электроплитку покупать, чтобы еду готовить.
   - Электроплитка у меня где-то была, только найти надо. А в общую баню меня не пустят -- у меня вся спина и плечи в тёмных расплывчатых наростах. Хотя врачи сказали, что они не заразные, а старческие. А газовики к нам каждый год в марте приходят газовое оборудование проверять. Колонку заставляли ещё в прошлом году менять.
   - Она ж рабочая!
   - Срок эксплуатации кончается.
   - Это значения не имеет, если она исправна.
   - Всё равно надо посмотреть, есть ли они в продаже, хоть узнать, сколько они стоят. А вообще, я редко её включаю, боюсь, она иногда не сразу включается и с сильным хлопком.
   - Что-то в эти дни я такого не заметила. Хлопки могут быть только при нехватке чистого воздуха, форточки должны быть открыты, когда газом пользуешься. Если покупать, то надо точно такую же, чтобы водопроводы так же подходили. Всё! Занимаемся каждая своим делом.
   - Чем чистить будешь?
   - Соду питьевую у тебя в шкафу видела. А для ванной специальную пасту захватила.
   - Ладно, пойду пенал освобождать.
   - Сразу сортируй, что не нужное -- в мешок, что нужное -- на середину комнаты на клеёнку складывай, потом рассмотрим вместе.
   Быстренько веником собрала по углам тенёты и принялась со стремянки за колонку. Потом для передышки сняла с окна занавески замусоленные, отмыла горячей водой гардину, вымыла окно. Широкий подоконник пришлось осторожно чистить содой, но посветлел красиво. Чёрное пятно оттёрла на холодильнике и принялась за газовую плиту. На раковину соды не хватило, поэтому в самой середине осталось жирное рыжее пятно. Вздохнула и начала скоблить у газовой плиты пол и ножом, и пастой, отмачивать и снова скоблить и скоблить. Для полного счастья пятна у ручек старенького кухонного стола отмыла. Горячей водой с порошком вымыла пол в этом углу на два раза.
   Вздохнула и попыталась отодвинуть кухонный стол напротив двери -- никак не поддавался, словно слипся с ламинатом. Пришлось выставить изнутри все тяжёлые банки с сахаром, с крупами, прочие "радости".
   - Люся! Помоги мне стол отодвинуть!
   Та встала в дверях:
   - Чего его двигать? Не надо.
   - Надо! Берись за тот край!
   Никак не поддавался.
   - Дай-ка я смочу около ножек, может помокнет, так отстанет от пола.
   Кухонка была столь мала, что стол пришлось выдвинуть в дверь за её пределы. Стояли и смотрели на освободившееся в углу место.
   - А ты говоришь "не надо". Пять сантиметров мусора! Это сколько же лет ты его не отодвигала? Ужас! Неси скребок со щёткой и скобли сама.
   За столом в стене была небольшая дверца, она приоткрыла её и тут же обратно захлопнула -- там в стене был строителями ещё предусмотрен холодильник, но он полностью был загружен немытыми банками, какими-то тряпками заплесневелыми, к которым она даже побоялась прикоснуться.
   - А я, пока стремянка под рукой, плафон вымою.
   Смочила тряпку и забралась на стремянку, но от простой воды он чище не стал, пришлось спускаться и намыливать тряпицу, потом снова спускаться и обтирать уже простой водой, а потом ещё и сухим чистым полотенцем. Зато он сиял теперь словно вновь родившийся. И чтобы закончить верховые дела, развернула стремянку и решила дотянуться до грязи на подвесном кухонным шкафчике, который не видел человеческой руки, наверное, точно с тех пор, как его сюда повесили -- не пыль, а слой кухонной сажи в палец толщиной. А сестрица всё ещё нехотя скоблили совком пол.
   - Потом открой шкаф в стене и сбросай оттуда всё в мешок.
   Люся хоть и была когда-то чистюлей, но, как говорится, в правилах всегда бывают исключения. Вот и у сестрицы была одна неприличная привычка, которая явно раздражала многих и обострилась в старости.
   Когда-то давным-давно Люся с мужем обживали первую свою квартиру в новом бараке. Лида тогда заканчивала школу. За большим столом перед окном сидели пятеро. Люся нечаянно уронила из руки небольшой кусочек хлеба, но поднимать не стала, а запихнула ногой подальше под стол, махнув рукой "сухой ведь!". Мама не могла сделать дочери замечание, так как это была её любимица, она одна поднимала её во время войны. А вот мамина сестра не сдержалась от замечания:
   - Люся, нельзя так делать. Даже крошки со стола нельзя сбрасывать, примета плохая -- денег в доме не будет.
   Лиде так запомнилась эта фраза. И не зря. Ей всю жизнь пришлось наблюдать эту картину у Люси во всех квартирах. Та до сих пор не избавилась от этой привычки, а крошек под её кухонным столом скапливалось столько, что живые жучки завелись. Лида брезгливо посмеивалась над тем, как сейчас сестрица собирала их в совок и бегом бежала в туалет, чтобы сбросить в унитаз.
   Вот и сейчас, составляя обратно в стол все тяжести, она вспомнила примету:
   - Так нищими они и прожили всю жизнь. Раньше у родителей занимали до получки, потом у сестёр, даже у соседей, то три рубля до получки не хватало, то пять.
   Осмотрела прибранную территорию. Нетронутой осталась металлическая этажерка в углу рядом с газовой плитой, но там было столько грязных сковородок, кастрюль, что она сейчас не решилась ко всему этому притронуться, пусть сначала хозяйка выбросит всё лишнее.
   Замочила в тазике порошком снятую шторку, вымыла до плеч руки горячей водой, умылась и пошла посмотреть, что сестрица делает.
   Та сидела на полу и перебирала массу вещей на клеёнке.
   - Куда пенал двигать будем? - Начала Лида строго.
   - Вот в этот угол.
   - Угол-то же ещё освободить надо! Куда раскладушку?
   - Выброшу.
   - Это что?
   - Старый экран от телика... Тоже выбросить...
   Предыдущий телевизор им прослужил менее года, они тогда купили его на распродаже. Поторопились. Он оказался без гарантии. Когда вдруг перестал показывать, понесли в мастерскую ремонтировать, его даже не приняли без документов, которых у них не нашлось. Видно, с тех пор и стоял в углу -- жалко выбросить. А без телевизора было совсем скучно в квартире дни просиживать. Об этом Люся случайно много позже проговорилась. А сейчас телевизор у них ещё достаточно новый, мог легко настроиться на цифровое, о чём трезвонили по всем каналам, хотя Ванька никак не мог его настроить.
   - Вставай, не мешайся мне. - Тащила она раскладушку в прихожую. - Неси сама экран. Хватит мне одной говно твоё разгребать. Одевайся, пойдём вместе выносить. Потом хоть всю ночь сиди тут и чахни над своим "добром". Темнеется на улице уже.
   - Что мне одеть? - Натягивала та нехотя шаль.
   - У тебя три шубы, любую выбирай.
   - На ноги?
   - Я вот в этих тёплых ботинках выхожу, хоть о снег пооботрутся да почище немного будут, а то с осени грязные стоят у порога.
   - Я в валенках пойду.
   Вытащила всё на лестничную площадку, закрыла дверь на ключ, подсунула под руку сестрицы экран и скомандовала:
   - Вперёд!
   - Мне ж без палки-то не спуститься.
   - Давай свой бодожок мне, держись за барьер.
   Вот так они спускались с третьего этажа почти в тёмном подъезде.
   - Сроду у нас ни одной лампочки не горит, - возмущалась сестрица.
   - Знать плохие вы хозяева, раз свет вам никому не нужен. - Отрезала она в ответ. - Нечего по ночам ходить! Больше я твой мусор вытаскивать не буду, ходи носи сама хоть по десять раз в день, тебе для разминки полезно будет. На кухне я тебе почти всё вымыла, то, что осталось -- это ты сама должна доделать. Сегодня доделать! Завтра приду проверю. Сейчас пенал перетащим и я уйду. И ещё хочу сказать -- каждый вечер перед сном будешь мне звонить. Поняла? Нечего на телефонных разговорах экономить! Льготы ведь получаешь!
   - Ладно.
   - Если звонка не будет, я буду поднимать тебя среди ночи. Поняла?
   - А я телефон отключать буду, - смеялась та.
   - Я тогда вообще ходить к тебе не буду.
   - Не надо, не ходи. Я Соцзащиту попрошу ухаживать за мной.
   - Ради бога! Я счастлива и спокойна буду.
   - Лида, - сменила та смех на серьёзный тон, - я квартиру новую хочу. Я боюсь в той комнате находиться.
   - Чего боишься-то? Это же твоя комната! Ты в ней много лет спала, можно даже сказать, что жила там взаперти.
   - Вот именно так -- взаперти, потому и не хочу там находиться. Не нравится мне там.
   - Мало ли что нам не нравится. Надо просто прибраться, открыть окна, проветрить хорошо, вымыть, занавески на новые сменить.
   - Мне даже ночью барахло в кладовке всегда мешало, она ж в изголовье.
   - Выброси всё оттуда! Даже полки, чтобы свободная была комнатушка. Побелим, и красиво, и чисто там будет.
   - Пустая?
   - Тумбочку из большой комнаты туда поставишь, она по ширине туда отлично поместится, в неё очень много входит. Будет тебе вместо не строганных досок служить. В большой комнате она лишняя, только вид портит.
   - Всё равно квартиру новую хочу.
   - А ты как хочешь, купить или поменять?
   - Купить не на что.
   - А если поменять, то тут закон такой, что в течение полугода одна из сторон имеет право расторгнуть договор, если вдруг им тут не понравится. Вашу ведь квартиру не раз затапливало. Случись такое, новые хозяева убегут обратно! Или им могут не понравиться соседи, или постоянная темнота в подъезде, или ещё что-то. А обменять на какую хочешь?
   - На однокомнатную, конечно.
   - Выгоду получить хочешь? В каком районе?
   - Да в доме напротив. Там кухни большие, и дом самый новый в городе. А наш -- самый древний, семьдесят лет назад строили, перекрытия деревянные.
   - Вообще, задумка правильная. Главное, кто согласится в твою въехать!
   - Но ведь у меня двухкомнатная!
   - А куда все свои шкафы денешь? Они ведь все вещами забиты. В доме напротив однокомнатные совсем крохотные, там только кухни и прихожие хорошие. В комнату поместится только твой диван и столик с телевизором.
   - Шифоньер можно в прихожей оставить.
   - А все остальные тумбочки, комоды, пенал, столы и столики, "горку" мамину объёмную куда денешь?
   - Здесь оставлю новым хозяевам или выброшу.
   - Так начинай прямо сейчас и выбрасывать! - Хохотала Лида.
   - Надо всё хорошо продумать сначала.
   - Надо в первую очередь, чтобы твоя квартира была готова к обмену! Вот случись сейчас тебе объявление попадётся, а у тебя срачь в квартире, на люстрах тенёты висят, полы не мыты, ванная ни разу за двадцать пять лет не чищена...
   - Да, надо мне электрика пригласить, чтобы он мне люстры в комнатах поменял.
   - Их не менять, а просто снять и вымыть надо, чтобы через них свет просачивался. Они у тебя красивые и в той, и в другой комнате.
   Вот такой разговор у них состоялся, пока они с перерывами на отдых, выносили негодное.
   Лида быстро затёрла пол в свободном углу, предварительно убрав со стен паутину, передвинули пенал, освободив место у северного окна. Рядом на стене кладовки стал виден в полный рост прекрасный фотообой с двумя пингвинами, который ранее был закрыт пеналом.
   - Красиво здесь будет, если уберёшь от окна стулья с мелкими вещами.
   - Машинка здесь на стуле.
   - Она ведь у тебя сто лет уже не шьёт.
   - Раньше выбросить было жалко, думала отремонтирую, а сейчас вижу плохо, да и не швея я.
   - Уноси к порогу.
   - Она тяжёлая.
   - Ладно, давай я дотащу, потом выгребешь всё у неё из ящичка и из-под корпуса, чтоб ничего там не осталось.
   Вымыла пенал внутри и начала раскладывать туда по полкам более или менее приличные предметы с клеёнки, на низ, что потяжелее -- соковыжималка, закаточный ключ, ложки, вилки по десять штук завернула в пакетики; повыше -- по паре банок стеклянных всех видов; ещё выше -- открытую коробку с медицинскими приборами и аптечными принадлежностями; на пустующую верхнюю полку рассортировала все документы с подоконника. Сестрицы что-то долго не было слышно, решила одним глазком взглянуть, чем она занимается.
   Та сидела в большой комнате в кресле и, сосредоточенно муслякая пальцы, считала деньги, раскладывая на столе по разным купюрам. У Лиды от удивления чуть челюсть не отвалилась -- тысячных была целая стопка, никак не меньше пятидесяти штук. Ещё в руке зажата куча банкнот.
   - Откуда у неё столько! Неужели копила долгие годы? Не буду отвлекать, пусть наслаждается.
   Собрав остатки с клеёнки в мусорный пакет, затёрла пол и присела отдохнуть, любуясь видом из северного окна. Сестрица присела рядом на табуретку.
   - Что сюда вместо дивана поставишь?
   - Родительскую "горку" с посудой из большой комнаты, чтобы не видно было голую стену внизу без обоев.
   - Да, она здесь хорошо подойдёт рядом с пеналом. Только давай завтра, я сегодня устала. "Горку" ведь ещё освободить надо до перетаскивания. Люся, я одеваться пошла, вынесу по пути машинку швейную, может кому и понадобится.
   - Может поешь чего-нибудь?
   - Нет, дома поем. - Открыла замочек на своей сумочке, чтобы бросить туда пустой пакет, и обнаружила там мягкий свёрток. - Ой! Я ж тебе подарок принесла новогодний. - Вытащила тёплые толстые пуховые носки, которые удалось закончить до праздника. - Носи на здоровье. Чтобы с ног не снимала, пока не износишь! А то у тебя всё какие-то из ваты связанные.
   - Это ещё мамка вязала.
   Вытащила на площадку тяжеленную машинку, закрыла дверь на четыре оборота и отправилась опять к мусорным бакам, а потом по темноте домой.
   - Вот такой у меня получился первый новогодний день.
  
  
  
   Утром та лежала одетой на заправленной постели.
   - Голова кругом идёт.
   - Это перед новолунием. У многих так бывает.
   - Мне в больницу надо, хоть уколы бы мне выписали, как пару лет назад. Только до больницы каждый день далеко ходить. Да ещё зимой. Ты сможешь мне уколы ставить?
   - Нет, я не смогу.
   - Ты же Тоне ставила когда-то.
   - Тоня мне всё приготавливала всегда, я только втыкала и ватку прикладывала. А если бы я умела даже, то тебе я ставить не возьмусь.
   - Почему?
   - Я знаю, что ты мастерица хитрить, много притворяешься то больной, то немощной, то не видишь, то не слышишь, но самое главное -- ты меня с детства не любишь и сейчас мне не доверяешь. К тому же язычок у тебя гадкий в отношении меня. Я не хочу услышать будто я нарочно убиваю тебя уколами. А притвориться дурочкой ты можешь всегда. Я не хочу быть обвинённой в твоей болезни или смерти. Вот сопроводить тебя до больницы хоть каждый день -- это пожалуйста, всегда готова.
   - Уколы мне тогда хорошо помогли, я тогда, помню, чуть не до зимы как бабочка летала. Пойдём в больницу?
   - Люся, сейчас же десятидневные новогодние праздники, врачи не работают.
   - Я и забыла об этом... Никому мы больные не нужны...
   - Ты завтракала?
   - Нет. Я только что проснулась. Постель заправила и снова легла. Всю ночь в башке какие-то мысли крутились.
   - Я сейчас суп сварю. Рыбный будешь есть?
   - Буду.
   - С сайрой.
   - Ладно. Может, правда, аппетит появится. Лида, у меня денег не хватит, наверное, чтобы тебе отдать за похороны.
   - Хватит, я когда в аптеку ходила, видела, что у тебя в машинке их много было, я пересчитала.
   - Вот тебе за похороны, 51 тысяча. Еле-еле насобирала. Пенсию-то только после праздников принесут. А ещё до этого в столовой расплачиваться надо будет.
   - И на столовую у тебя хватит, и на такси.
   - Зачем такси?
   - Чтобы на кладбище съездить. Автобусы-то по выходным и праздничным не курсируют у нас.
   Лида, конечно, видела, что прихожая забита пакетами для выноса, но подумала, что сестрица притворяется немного, не хочет с ней мусор выносить, поэтому не спешила делать ей поблажки. Пакеты были не сверх большими, не такими огромными, как предыдущие. Значит, та для себя их готовила.
   - Очки я уронила, - произнесла та, не вставая. - Разбились.
   - Ничего страшного. "Оптика" рядом, сходим купим.
   - Рецепт ведь надо.
   - Нет, они там сами зрение проверяют точно так, как и в больнице. Сами очки подбирают. Примеряем, посмотришь тексты какие-нибудь, какие понравятся, в каких лучше видеть будешь, те и купим.
   - Ох, Господи! Сколько расходов! Везде деньги, деньги, деньги...
   - Как без этого. Сейчас ты одна, легче тебе с деньгами будет.
   - Хотела утром давление смерить -- аппарат то ли сломался, то ли батарейку заряжать надо. Он ведь новый совсем. Не могу проводок для подключения найти.
   - Повспоминай, куда положила. Может лежит рядом с инструкцией в коробке упаковочной.
   - Её тоже надо ещё искать. Совсем памяти нет. Как начну думать, голова раскалывается. Как там на улице?
   - Теплее сегодня. Даже не верится. Ветерок совсем небольшой, и снег идёт сильный. Перемена погоды и на голову твою действует. Атмосферное давление резко понизилось. Я пойду суп варить, а ты лежи пока. Укрыть?
   - Я сама. А если я усну?
   - Спи, сколько хочешь. Выспишься, поедим, кофе попьём, веселее будет.
   - Я после обеда всегда себя лучше чувствую.
   Лида сварила суп, вытаскала все упаковки из прихожей, поела, а сестрица спала, похрапывая.
   - Сколько я спала?
   - Почти четыре часа. Выспалась?
   - Вроде голова не кружится, - села та на постели.
   - Вставай, надо поесть тебе.
   Та прошла в туалет, умылась, зашла на кухню.
   - Ты уже все пакеты вынесла?
   - Как видишь.
   - Пойдём завтра к нотариусу. - Заявила вдруг.
   - Зачем?
   - Квартиру переписывать.
   - Мы же разговаривали, что сейчас из-за новогодних праздников все службы не работают.
   Та долго молчала и переваривала информацию. Какой-то камень в её черепной коробке откатился в сторону. Взялась за ложку.
   - Первый рабочий день в этом году только в среду девятого января, через неделю.
   - Ты что ли не будешь?
   - Я поела. Значит, ты задумала к нотариусу идти. На кого переписывать?
   - На тебя.
   - Люся, ты хоть понимаешь, что такое "переписать"! Я же должна буду платить за две квартиры, мне же моей пенсии на это не хватит! Я на такое безумие никогда не соглашусь, цены-то за коммуналку растут год от года, плюс за излишнюю площадь. Я ещё могу согласиться на "завещание", не более.
   - Завещание? Чем они отличаются?
   - Завещание действует только после твоей смерти.
   - Ну давай тогда завещание оформим.
   - Ты думаешь это так просто? Тебе семьдесят девять лет сейчас! К нотариусу -- только по записи и со справкой от психиатра.
   - Это ещё зачем? Что я совсем свихнулась что ли?
   - Вот это психиатр и проверит. Он задаст тебе около сорока вопросов, чтобы убедиться, что ты в здравом уме и в трезвой памяти. Он расспросит тебя обо всём и обо всех. А ты сядешь перед ним и скажешь вместо "завещание" -- "переписать".
   - Ты запиши мне крупно "завещание", я выучу.
   - Ты должна будешь назвать без запинки у всех родных год, число, месяц рождения. Сможешь?
   - Запросто, у меня же детская память хорошая.
   - О здоровье будет спрашивать. Если только заикнёшься, что на улице не раз падала, что недавно двое суток с разбитой головой валялась, он тебя сразу забракует, и никакой ты справки от него не получишь. Поняла?
   - Поняла.
   - А в нашей больнице психиатра нет, надо в Ревду ехать.
   - А ты откуда знаешь?
   - Думаешь, что ты одна такая на свете? Я ведь общаюсь с людьми постоянно, многие через подобную ситуацию прошли.
   - Что врачей у нас в больнице нет, это точно. Даже терапевт сюда наш участковый из Ревды ездит. Бесплатных рецептов совсем не стало... Хоть ложись и помирай сразу.
   - Смерть сейчас тоже дорого обходится. Тебе о жизни надо думать. Голову беречь, тогда и ноги твои быстрее бегать будут. Если будешь двигаться -- и головёнка твоя лучше соображать будет.
   - Не знаю....
   - Ешь разнообразнее. Почему у тебя до сих пор мандарины не съедены и киви? С декабря ещё лежат! Скоро гнить начнут! Можно ведь по одной-две каждый день съедать!
   - У меня никакого аппетита нет.
   - Через "не хочу"! Фрукты будешь есть, тогда и аппетит появится, они ведь чувство голода обостряют.
   - Ты меня всегда ругаешь! За всё ругаешь! Командуешь мной! Торопишь!
   - Если тебя не тормошить, ты будешь лежать со своими болячками на постели день и ночь и думать только о том, что ничего не хочешь, что ничего не можешь, только смерти ждать будешь. Послезавтра у нас поминки.
   - Девять дней только пятого. Я считала.
   - А поминки делают перед девятым днём, то есть до времени смерти. Ванька умер в пять утра. Ночью пятого что ли пойдёшь на могилку? Я вчера вечером всех обзвонила, все отказываются.
   - Конечно, никому по такому морозу ехать не хочется.
   - Всем не хочется, а мы -- обязаны.
   - Катя с работы звонила поздно уже, сказала, что приедет.
   - Я знаю.
   - Я хочу, чтобы меня похоронили рядом с сыном.
   - Вот завтра поедем на могилку и покажешь, с какой стороны тебя лучше положить, раз захотела умереть так.
   Сестрица аж вскочила:
   - Только и ждёшь, чтобы я умерла!
   - Я? Жду? Нет, совсем наоборот. Мне никак не в радость с твоими похоронами возиться, я ещё от этих не отошла. Сядь. Охлынь. Не сверкай глазками. С ненавистью долго не проживёшь. - А сама подумала, что именно злость и ненависть ко всему происходящему -- к болячкам, к неустроенности, к беспомощности, к не реализованным желаниям -- ещё и поддерживают сестрицу в жизни. Надо попробовать занять её мысли бытовыми проблемами, ведь поётся же в песне, что "есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь".
  
  
  
   Весь следующий день занимались "горкой". Сначала вытаскивали с верхней полки хрустальную посуду.
   - Люся, я буду подавать, а ты уноси в другую комнату и осторожно составляй на подоконник напротив, я его полностью освободила для этого. Потом оботрём весь твой хрусталь, ты поди им не пользовалась много лет.
   Потом с полки пониже Лида собрала фарфоровую посуду в большой железный таз, сама унесла в бывшую спальню. Потом освободила под полками огромное пространство от всяких там журналов, бумаг, прочих мелочей, сбросав всё в большой пакет:
   - Вот, забери. Потом всё разберёшь сама.
   Открыла створки широкого нижнего шкафа с полкой внутри. Села на пол и начала выгребать всё, что там было.
   - Это сколько же лет ты сюда не заглядывала?
   - Не помню...
   Лида заметила, что "Не помню" сестрица частенько начала употреблять, когда не хотела отвечать.
   - Я сейчас буду читать названия на коробках, а ты будешь составлять всё в два места, то, что тебе никогда не понадобится -- к порогу, а то, что захочешь оставить -- под окно с хрусталём.
   - Ладно.
   - Так тут и электроплитка почти новенькая... И в упаковке магазинной современный электрочайник!
   - Не знаю... Не помню, чтобы я покупала... Может Ванька купил?
   - Господи! Люся, зачем тебе столько тарелок?
   - Так это ещё мамкина посуда стоит...
   - Она же вся грязная, её поди и не отмыть теперь... А тяжесть-то какая! Мне кажется, если тебе надо, достаточно и десять оставить, остальные просто вынести к бакам, хоть место внизу освободится.
   - Вот сюда в пакет сложи.
   - Нет, надо в крепкую сумку, пакет эту тяжесть не сможет выдержать. Здесь же ещё две стопы -- десертные и блюдца.
   Когда "горка" была полностью освобождена, они хоть и с трудом, но перетащили её в малую комнату. Все свёртки бумажные, пожелтевшие от времени, с самого верха пришлось перевязать шнуром и бросить в прихожую.
   - Я сейчас тебе вымою её чисто, а посуду составлять обратно будешь сама. И мусор весь из прихожей тоже выносить сама будешь. Я приду только послезавтра.
   По дороге домой вспоминала, как одна из молодых работниц в её отделе когда-то сказала: "Я просто выбрасываю вещи, которые залежались не тронутые более одного года", и подумала:
   - Нет. Старшее поколение не способно избавиться от ненужных вещей.
  
  
  
   На девятый день заказали столик в ресторане, так как сестрице не понравилась еда в столовой в день похорон. Приехать родные отказывались, ссылаясь на болезненный грипп. Младшая сестричка на похоронах не была и сейчас прислала вместо себя дочь Катю. Ещё пришли две дегтярские двоюродные сестры. Лида с племянницей съездили на такси на кладбище. Люся поехать отказалась, они не стали её уговаривать, так как всю неделю до этого валил снежище, еле добрались до могилки.
   Посидели в ресторане за столиком шесть человек, выпили, посмеялись, поболтали обо всём.
   - Надо нам решить, как дальше жить будем. - Начала Лида, надеясь на понимание ближних. - За Люсей присмотр нужен. Я ведь одна устала, как веретено кручусь у ней каждый день, а впереди ещё столько дел предстоит. Надо субсидии для неё оформлять, которые из-за Ваньки ей не давали, надо фотографию его приготовить, выписать его во всех инстанциях, со всех учётов снять, чтобы платить за коммуналку меньше.
   - Тёть Люся, не мешало бы тебе о завещании подумать. - Промолвила Катя.
   - Я ещё умирать не собираюсь.
   - Все умирать не собираются, но все умирают. - Поддержала ту Надя, двоюродная наша сестрёнка. - Я так вот хоть и моложе вас всех, а завещание оформила, чтобы не было грызни после смерти моей, у меня ведь шестеро наследников.
   - Катя, - решила она продолжить тему, - у вас ведь три квартиры, дом, огород. Может быть Люсе можно бы было летом у вас пожить?
   - Я работаю на непрерывном производстве по двенадцать часов вместо восьми, у меня двое взрослых детей, за которыми глаз да глазоньки нужны, матушка болеет, недавно руку ей парализовало. Я в дом бегаю, только чтобы собаке кусок хлеба бросить. Некогда мне, я всё время голодная и не высыпаюсь -- дополнительную нагрузку я не выдержу! Я умирать тоже не собираюсь! - Жёстко поставила Катя всех на место.
   Её тоже можно было понять. Тоня тоже объяснила свой отказ в оказании повседневной помощи, так как еле-еле ходила с туго перебинтованной ногой, опираясь на бодожок даже по квартире.
   - Значит, все хлопоты мне достанутся. - Вздохнула Лида.
   - Я ведь двигаюсь ещё! - Возмутилась старшая. - Хоть и с палкой, но хожу ведь!
   - А мешки-то с мусором я десятый день таскаю! Пол на кухне засран настолько, что стыдно заходить! Мою то в одном углу, то в другом, шкафы и столы уже три раза переставляла, а тебе приятно меня мучить, ты даже "спасибо" мне ни разу не сказала, знай приказываешь и пальцем указываешь, как будто я тебе чем-то обязана. Мне это надо! Продукты я сумками приношу, то у тебя порошок стиральный закончился, то мяса захотелось, то картошку уже всю съела!
   - Да, картошечку я люблю, я её запекаю в духовке, и яблоки так же. Жить без этого не могу. Даже вот сейчас за этим столом мне их не хватает.
   - Лида, а ты потаскай её за собой каждый день по магазинам, нагрузи её под завязку мусорными мешками -- она быстро утихомирится, - смеялась Надя.
   - Наверное, я так и сделаю, спасибо за совет. А то я перед ней, как кролик перед удавом. Стараюсь угодить любой прихоти этой седой беззубой слепой и глухой на одно ухо старухе, - смеялась Лида.
   Смеялись и все за столом.
   Допили водку, разобрали по своим сумкам все пироги и разошлись в разные стороны. Зашли к Люсе в квартиру.
   - Всё, Люся! С Ванькой я попрощалась. Я его полностью простила, отпустила, выбросила из своего сердца на все четыре стороны и -- забыла! На этом мои общечеловеческие ценности по этому поводу окончены. Вымоюсь перед сном, смою с себя весь негатив и отосплюсь.
   - Ещё же сороковой день впереди... Наверное, уже никто и не вспомнит о нём.
   - Поминки сорокадневные, если тебе так уж хочется, будешь устраивать сама, я в этом мероприятии участвовать отказываюсь.
   - Ты всегда его терпеть не могла.
   - Это было взаимное чувство. Твой сыночек нас всех терпеть не мог, так как мы, все пенсионеры, но продолжали работать, я -- до шестидесяти пяти лет, Тоня -- пока завод на реконструкцию полную не поставили, младшей нашей очень не повезло, сына схоронила уже большого -- в ДТП на велике попал -- тогда у ней психологический стресс был, с этого и начались у неё болячки, поэтому она так сильно внука, Ромку, любит. Ты на своей работе до предела держалась. А Ванька, "художник" хренов, только делал вид, что одну тебя любит, так как двадцать лет жил на твою пенсию, в чём мы все его упрекали.
   - Холодно ему там... в земле... одному...
   - Он там не один, полгорода рядом лежат. Душа из него уже вылетела. Тело за год сгниёт, черви съедят. Кроме костей, от него ничего не останется. Никакого холода он сейчас не чувствует, не надо мозги себе пудрить этой чепухой! - Прервала Лида её бесконечные надуманные вздохи. - Можно сказать, его Ад закончился, я имею ввиду тот путь, который является выбором человека от первой болячки до смерти.
   - Я его любила...
   - Про материнскую любовь говорят "слепая материнская любовь", наверное, поэтому сейчас глазки твои ничего не хотят видеть. Не надо оправдывать своё бездействие ничего не значащими словами. Что-то я не заметила твоего рвения на могилку съездить!
   - Сейчас там снегу по пояс, говорите. Я весной одна туда схожу.
   Только забралась в постель -- звонок. Сняла трубку.
   - Лида, ты очень категорично высказалась сегодня.
   - Катя тоже достаточно жёстко высказалась. Только ты, Тоня, у нас ласково отказалась от забот. Ты всегда такая была.
   - Лида, ну не бросать же её!
   - Пусть она хотя бы научится меня уважать!
   - Я попробую с ней поговорить.
   - Напрасно время потеряешь и нервы себе попортишь. Если ты думаешь, что я дома с ней так же разговариваю, то очень ошибаешься. Я же понимаю, что у ней с головой непорядок. Я с ней не спорю, не ругаюсь, просто слушаю и делаю, но бесконечно это продолжаться не может. Я тоже жить хочу! Для чего мне такая обуза без малейшей благодарности! Я имела право высказаться. У меня, конечно, хватит сил и терпения, чтобы привести её квартиру в порядок, но на большее я не подписывалась.
  
  
  
   Позвонила с утра. Даже поздороваться не успела. В ответ:
   - Надо мусор вынести, я сама не смогу, очень уж большая коробка, едва выволокла из кладовки в прихожую.
   - Хорошо. - И подумала. - Ничего себе! Ни "здрасьте", ни "как дела?", ни "жду", ни "пожалуйста", ни "пока". А вдруг бы это не от меня звонок был? Вот такой сухой разговор. Может быть мне надо было бы сказать "Вы не туда попали"?
   На этот раз легко открыла ключом входную дверь. Разделась, разулась, накинула тапочки, прошла в кухню за ножом. Сестрица лежала на диване -- даже не взглянула на помощницу, а может не слышала. Не стала её беспокоить, принялась разбивать огромную коробку, выложив из неё четыре набитые под завязку пакета.
   - Ты зачем коробку-то ломаещь?
   - Сверну, легче ведь тащить-то будет.
   - Тогда не один раз надо будет идти.
   - Сколько надо, столько и схожу.
   - Голова у меня кружится, даже встать не могу.
   - Лежи. Новолуние. Его легче в лежачем положении переносить. Пока организм не перестроится, надо больше отдыхать, не уставать, не переедать.
   - Сапоги не забудь выбросить, они ещё Володины, лет тридцать в кладовке стояли.
   Лида не ответила, знала, что вся мебель, все вещи в этой квартире стоят, лежат, висят, пылятся, не меняются, не передвигаются с того самого момента, как она приобрела эту квартиру, перетащив всё старьё из предыдущей.
   Сколько ненужного и негодного пришлось ей вытащить за последнюю неделю отсюда! Первые дни считала мешки, потом стала записывать. Перевалило уже за двадцать пять огромных, это не считая того, что по мелочи. Одёжки лишней от сына -- брюк штук тридцать, курточек и зимних и летних ничуть не меньше, рубашек, футболок -- каждый год надо было сыночку новое покупать. То, что получше -- в церковь. Сама-то та ни разу за все эти огромные тяжести так и не взялась, у ней сразу кружилась голова. То ли правда, то ли нет. Лида попросила помочь, чтобы хоть двери открывала-закрывала -- нет, сестрица упорно не хотела в этом принимать участие. Кстати будет сказать, что та и в молодые-то годы стеснялась половики на улице вытрясти в светлое время суток -- только по вечерам, вдали от фонарей, а лучше всего, если это сделают другие. А с годами это превратилось в больную тему, "старческий маразм" называется. Складывается, копится во всех углах, на всех полках, в кладовках, комоде, шифоньере, тумбочках, на столах, стульях, под столами, под стульями. Всё это пылится, обживается молью, паучками, дубеет. Перебирать незачем, а выбросить или вынести то ли жалко, то ли стесняется людских глаз. Лида была рада, что хоть уговорила её освободиться от всего лишнего, и то хорошо.
   Обычно она выходила до мусорки в старом лёгком пальтишке, а ноги всовывала в немытые с осени старые зимние ботинки, что стояли в прихожей. На этот раз она их не нашла на месте и сунула ноги в утеплённые резиновые полусапожки сестрицы тоже далеко не новые. До мусорных баков надо было тащиться далековато -- до соседнего дома, да ещё и в гору, да ещё и по бездорожью, да ещё и резиновые сапожки скользили на морозе.
   - Слава Богу, хоть подышу свежим воздухом!
   Первая ходка была тяжеловатой, в одной руке два пакета со старыми немытыми банками, в другой -- перевязанная коробка.
   Вернулась. Сестрица как лежала, так и лежит. Молчит, хоть и взглянула на неё. Развязала один пакет, засунула туда сапоги от мужа, еле-еле зацепила пальцами оба груза, закрыла двери на ключ и -- опять с третьего этажа на улицу. Соседку из соседнего дома встретила.
   - Прибираешься всё ещё?
   - Приходится, куда деваться-то. - Повернулась в обратный путь.
   И вдруг увидела свою старшую сестрицу, которая что-то орала не своим голосом и бежала навстречу, размахивая руками, без головного убора! Растрёпанные седые волосы! В одном дряхлом халате, полы которого раздувал, не стесняясь, ветер! С голыми ногами! В лёгких капроновых домашних тапочках! Ужас!
   Она не смогла сразу понять, что случилось, отчего та так орёт, что встречные оглядываются, ребятишки смеются, из окон люди выглядывают. Видимо, голос у ней сорвался, да и сил не хватало, та уже ползла на четвереньках по колее.
   - Люся! Что случилось? - Подняла она её.
   - Сапоги! Сапоги! Сапоги! - Мямлила та беззубым ртом, сверкая разъярёнными глазами.
   - Что "сапоги"?
   Та бросилась к бакам -- и откуда только силы брались! -- начала вытаскивать свои пакеты обратно, развязывать их, рыться в них.
   Лида смотрела на это жуткое зрелище и не могла ничего понять. Наконец, подумала, что та захотела сапоги мужа забрать обратно домой. Вынула из пакета и поставила перед ней:
   - Вот, на тебе сапоги!
   Та смотрела на неё очумелым взглядом:
   - Мои сапоги! Мои! Где они?
   И тут Лида всё поняла. Сбросала все свёртки обратно в баки и разразилась хохотом. Хохотала, поджимая рёбра, пока не задохнулась холодом. Развернула сестрицу на сто восемьдесят градусов, подтолкнула под жопу и прикрикнула:
   - А ну, домой! Быстро!
   - Где мои сапоги? - Не сдавалась та. - Ты их выбросила?
   - Ты посмотри до чего ты докатилась со своим больным воображением -- в мороз! Голая! По снегу! Старая! Беззубая! Седая!
   - Ты выбросила мои сапоги!
   - Я положила их тебе под подушку! - Хохотала Лида, не сдерживаясь. - Ты взгляни, на тебя из окон соседи смотрят! Помаши им ручкой! Пусть подумают, что ты и правда совсем "ку-ку!".
   Та, хоть и начала понимать, что что-то не так, но бешенство в ней всё ещё клокотало. Хоть и вертела головой, и поднимала глаза на окна, но зрение-то давным-давно её подводило. И вдруг опустилась на колени, силы оставили её у самого подъезда.
   Она не стала её поднимать:
   - Сама вставай! Или ползи! Я тебя таскать не нанималась! "Дурная голова ногам покоя не даёт"! - Затащив в подъезд, оставила её на входном коврике, сама стала подниматься.
   Дверь в квартиру стояла открытой.
   - До чего безумие доводит! Сапоги свои потеряла! Голая по улице в мороз носится! Ведь лежала чуть не целый час, пока я с коробкой возилась, головы от подушки оторвать не могла... И на тебе -- какая резвость! Неужели притворялась, что головка у ней кружится?
   Скинула пальто и уселась, хохоча, на детский стульчик в прихожей. Сестрица вползла на четвереньках в открытые двери. Она ей не помогала. Та, держась за косяк, поднялась и поплелась к дивану. Заглянула под свою подушку. Ничего не обнаружив, остервенело закричала:
   - Ты меня обманула! Ты выбросила мои сапоги!
   - Люся, - спокойно ответила она, - я в них выходила. Вот они. На моих ногах.
   Сестрица стояла с отвисшей челюстью, смотрела на свои сапоги и ничего не могла вымолвить.
   - Я просто не нашла старых ботинок, в которых раньше таскала твои мешки, вот и всунула ноги в твои сапоги. Где ботинки-то?
   - Я их в мешки бросила.
   - Иди в ванную, мой руки, ноги, а я кипяток включу. Кофе, чай, масло купила. Пора тебе после беготни голой по морозу подкрепиться.
   Завтракали молча. Нервная система у сестрицы ещё не вернулась в исходное положение, руки тряслись, челюсти дрожали, глаза бегали из стороны в сторону. Кажется, её раздирала злость за неудачное наступление, в котором она проиграла, за то бессилие физическое, которое заставило её ползать на четвереньках. Ненависть за произошедшее ещё поддерживала её несокрушимый дух. Поняла, что хочет, но уже не может. Это её бесило, она не могла с этим смириться.
   Смеяться, как Лида, она не могла. И вместо того, чтобы взяться за кусок хлеба с маслом, сжала кулаки и с размаху стукнула по столу -- попала по чашке с кофе. Чашка треснула, окатив её кипятком. Ойкнула и похоже, что начала себя контролировать. Смотрела на Лиду, но та даже ухом не повела, а продолжала посмеиваться, даже не встала, чтобы подать полотенце, вытереть со стола и на полу. Люся осознала вдруг услышанное:
   - Что? Вижу, резвая ты сегодня, как никогда. Не жди, я облизывать тебя не буду.- Допила свой кофе и встала из-за стола.
   Уселась в кресло в комнате, просматривая газету, что вынула сегодня из почтового ящика. Слышала, что сестрица, видимо, отшвырнула ногой чашку на полу, так как та ударилась о газовую плиту. Отрезала новый кусок хлеба, так как первоначальный был мокрым. Открыла холодильник, чтобы достать маслёнку, потом -- верхний шкафчик, чтобы взять баночку с кофе. Долго размешивала ложечкой сахар.
   Лида заглянула в кухню, отметив взглядом разбитую надвое чашку около газовой плиты.
   - Мне, наверное, пора уходить?
   - Нет. Не уходи. Мне надо у тебя кое-что ещё спросить.
   - Ну ладно. Торопиться мне некуда. Я тогда в ванной шторку замоченную выстираю.
   - Сама выстираю. - Гневно произнесла та.
   - Хорошо, сама стирай, тебе полезно сегодня с водой подольше пообщаться, это успокаивает.
   - Тебе бы только смеяться надо мной!
   - Конечно, если смешно -- я смеюсь, я не могу отказать себе в этом удовольствии. Тебе бы тоже не мешало почаще улыбаться, а то в последние дни у тебя одна ненависть из глаз брызжет и изо рта только гадости в мой адрес сыплются. За что ты меня так ненавидишь?
   - Не одна я. Тоню ты недавно отматерила ни за что! Римма уже десять лет с тобой не разговаривает!
   - Тоню я не материла, не придумывай для себя такой радости. А что касается Риммы, так она не только со мной, но и с Тоней, и с тобой десять лет не общается, даже на похороны сыночка твоего не приехала.
   - Она болеет. Катя сказала.
   - Это не оправдывает твоё отношение ко мне.
   - Да, ты всегда считала себя самой умной!
   - Я никогда не называла себя самой умной. Это вы мне придумали такую кличку. Вспомни-ка, мы ведь обсуждали это раньше, это же твой муженёк, Володя, за многолюдным столом так меня обозвал впервые. С тех пор вы нет-нет да и называете меня "умная ты наша". Так что не сочиняй небылиц.
   Люся сморщила нос при этом напоминании. Так они обменивались репликами, сидя в разных местах наискосок друг от друга.
   - Почему ты так ко мне относишься? За что ты так не уважаешь меня сегодня? Раскрутить меня хочешь своими издёвками? Так?
   - Это тебе моя месть за то, что я в детстве натерпелась от тебя.
   - И ты с радостью разжигаешь свою детскую ненависть, как я поняла. Зачем? Чтобы себя согреть? Или чтобы меня оттолкнуть? Чтобы мне плохо стало, вот как тебе сейчас?
   - Не только...
   - Что ещё? Может какая-то зависть тебя гложет?
   - Может быть... Ты ведь у нас одна не такая, как мы...
   - И где все эти "мы"? Что-то я не вижу здесь никого. Одна я тут изо дня в день кручусь с тобой, с твоими вещами, с твоим мусорными мешками. Что тебе во мне не нравится?
   - Живёшь одна всю жизнь, а мы с семьями мучаемся, квартира у тебя лучше наших, денег у тебя всегда достаточно, работа -- не пыльная...
   - Ты думаешь, мне это легко далось? Вы все после школы замуж повыскакивали, а я науки грызла. Институт -- это не школа. На одну стипендию крошечную пять лет жила, ни у кого из вас рубля не попросила. Хорошо, что общепит в те времена был дешёвый, я иногда, пока стояла в огромной студенческой очереди, съедала ватрушку и стакан компота и, не доходя до кассы, выходила из очереди, так как денег в моём кармане не было -- не хватало!
   А с мужем мы после двадцати лет жизни расстались. - Продолжала она. - Расстались без сожалений, когда уже сына в армию проводили. Здесь никто из нас ущерба не потерпел. Квартиру я сама себе купила, с десятилетним кредитом за неё пришлось самой рассчитываться, я погасила его за четыре года -- опять эти годы впроголодь жила.
   Да, работа "не пыльная", как ты говоришь, только там за чужих людей, за чужие ошибки всегда отвечать приходилось, а люди ох какие разные бывают. Но тебе это не понять, никто из вас даже не задумывался о подобных проблемах, где за ошибку на одну копейку можно уголовную статью схлопотать, или увольнение.
   Лида понимала, что сестрице хотелось поговорить, та всегда была излишне разговорчивой, родные издавна посмеивались над её разговорным жанром. Подумала, лучше будет, если та откровенно выскажет, что у ней на душе. И когда сестрица покончила с едой и вышла в комнату, спросила:
   - Какие ещё вопросы у вас ко мне?
   Та уселась на диване, укутав ноги одеяльцем. Уже более спокойным тоном продолжала:
   - Катя сказала, что заберёт у меня ноутбук и самовар.
   - И что?
   - Это ты её надоумила?!
   - Люся, у неё дочь поступила в институт, ноутбук ей необходим. А у вас он два года лежит без надобности, даже не распакован! Зачем? Я, конечно, понимаю, что Ваньке он понадобился просто для хвастовства, да и ты так говорила.
   - Распоряжаешься не своими вещами!
   - А не ты ли мне доверила вытаскивать мешками ненужные вещи?
   - Ваньке, чтобы заниматься с ноутбуком, деньги надо было платить и за настройку, и потом каждый месяц за подключение.
   - Конечно, а как иначе. Я тоже за всё плачу каждый месяц.
   - Ты что, с Катей общаешься?
   - Постоянно. Это матушка её помаленьку с ума сходит, а Катя-то вполне адекватная дама. А самовар у тебя половину окна занимает. Когда ты его включала последний раз?
   - Даже не знаю. А мы ведь тебе, помню, тоже самовар дарили как-то...
   - Он у меня чуть больше года проработал. Не выдержал нагрузки. Понесла тогда выбросить, но у меня его соседка перехватила, так и стоит у ней до сих пор неработающий.
   - А зачем ты всем говоришь, что издержала на похороны Ваньки шестьдесят тысяч рублей, а по документам, по квитанциям и по записям твоим итог составляет только пятьдесят одну тысячу?
   - Многих интересовало, не сколько я потратила, а во сколько сейчас обходятся похороны. Да, я всем говорю, что хватает шестидесяти тысяч, если без излишеств. А то, что истратила пятьдесят одну тысячу, так это ты не учла того, что я должна была получить за свои собственные труды. За это ты меня ни одной копейкой не отблагодарила. А ведь я как сучёнок крутилась с утра до ночи -- милиция, кладбище, больница, морг в Ревде, такси, автобус заказать, родственников всех обзвонить, одноклассников, отпевание, столовую заказать и прочее, и прочее. Ты ведь, как истукан, сидела, только глазами хлопала. Можно было бы ко мне хоть какое-то уважение высказать. Я от тебя только один раз за всё время услышала "спасибо" и то произнесённое сквозь зубы.
   - А зачем ты Кате сказала, чтобы она с паспортом на девятый день приехала?
   - Да для тебя старалась! Ты ведь тарандычила каждый день, что к нотариусу надо, чтоб как-то квартиру твою оформить. Я же умная, как ты говоришь, чувствую, что всё своё состояние ты их семье предпочитаешь оставить. Я не могла пустить всё на самотёк.
   - Они отказались ото всего. У них есть всё, три квартиры, хороший дом с огородом...
   - Машину Катя себе купила.
   - Когда?
   - Осенью.
   - А почему мне никто ничего не сказал?
   - А кто ты такая, чтобы ставить тебя в известность? У тебя уже ум за разум заходит, судя по сегодняшнему дню, - Лида заметно усмехнулась.
   - Римма сама уже парализована, Катя сказала, что за мной ухаживать ей времени нет, а к себе они меня забирать не хотят...
   - Это они тебе сказали, я-то этого не знала до вчерашнего дня. Знаю, что у тебя к ним любовь безмерная. Так ведь? Да, да, не надо отрицать этого. У вас ведь с Риммой кровь одной группы, редкая и с минусовым резусом. Ты с давних пор козыряешь этим. Вот случись, понадобится тебе сейчас вдруг переливание крови, ты вместе с её кровью перекачаешь себе все её болячки. Ты с этим согласишься?
   - Нет, у меня своих болячек полно.
   - Вот, и ей твои не нужны! Потому что со своими болячками вы уже подружились, научились их понимать, научились с ними разговаривать, даже договариваться в какой-то степени.
   - Никому я не нужна...
   - Да, им ты точно не нужна. Но я-то надеялась на обратное, вот и попросила Катю с паспортом приехать, чтобы копию с первой страницы снять -- для нотариуса понадобится.
   - Откуда ты знаешь, что понадобится?
   - Я ведь умная, я в первый же день после похорон из компьютера напечатала телефоны всех служб, их телефоны, адреса, расписания их работы, время перерывов. Одни работают до обеда, другие после обеда, где-то через день, их профилактические дни у всех в разное дни. Перечень справок, которые всюду надо предоставить, суммы, которые надо за это всё заплатить. Я целый день на это потратила! Кроме того, я ведь и всех мужей ваших обмывала и хоронила, родителей наших -- опыт пригодился.
   Вот ты Кате жалуешься, что я тебя ругаю. А ведь я никогда не повышала на тебя голоса! Я всегда говорю спокойным голосом и членораздельно, но иногда с восклицательным знаком. У Катиного Ромки уже женилка выросла, и у старшей Насти ухажёр давно. Сама Катя ещё молодая, может замуж соберётся. Им всем ещё с нашей младшей сестрицей возиться приходится.
   - Могли бы хоть на лето меня в свой дом поселить...
   - Ты ведь если поселишься, то тебя потом оттуда не выкорчевать. Они же это понимают. Ты, если со своей головёнкой дружить будешь, не меньше десятка лет ещё проживёшь. Им это надо? Тебя ведь надо и мыть, и едой снабжать, и ещё невесть что тебе захочется. Зимой дом у них не отапливается -- в квартирах живут, поэтому Кате я и предложила самовар, так как знаю, что не топят печь даже летом. Для чего ты им? Срачь за тобой убирать!
   - Никому я не нужна... - Вздохнула опять сестрица.
   - Да. Никому. Живи сама для себя. Наслаждайся жизнью, пока есть такая возможность. Почаще на солнце, на небо смотри, научись радоваться мелочам, хвали себя ежедневно за дела проделанные. Весна скоро.
   - И сколько я тебе должна? - Совсем смиренным голосом спросила сестрица.
   - Мало того, что ты мне не доверяешь, так ещё после сегодняшней твоей сумасшедшей беготни голой по морозу, сомневаюсь, что могу взять хотя бы копейку из твоих рук, так как завтра ты будешь всему миру рассказать, что я не только умная, но ещё и хитрая, и жадная, что я обманщица, и ещё неизвестно что ты можешь напридумывать. Ты думаешь, что я от великой радости сюда бегаю каждый день? Нет, дорогая сестрица, я здесь торчу только потому, что больше некому за твоей больной головой присматривать. Тоня с Катей попросили. И не надо мои нервы испытывать. И мне все твои негативные чувства -- что о стенку горох, они до меня не только не долетают, а обратно к обидчику возвращаются, причём уже не от меня, а от Всевышнего, и в три раза сильнее бьют -- таков закон природы. Тебе на старости лет не мешало бы это знать и поостеречься, чтобы концы раньше времени не отбросить от своей мести, злобы, ненависти и зависти.
   - Так сколько?
   - Я сказала, ни копейки не возьму! Не хочу позориться. Но Бог видит, что ты мне должна.
   - У меня всегда в кармане молитва с собой.
   - Чтобы молиться, надо сначала в грехах своих раскаяться, надо перечислить их все честно, исповедаться и ни в коем случае их не повторять, только тогда может быть Бог услышит тебя, если захочет. А ты за один сегодняшний день столько нагрешила! Нет в тебе настоящего христианского смирения!
   - А что ты меня называешь седой, глухой, хромой, слепой всё время?
   - Так ведь ты и в самом деле такая! Тебя люди именно такой видят. Нечего строить из себя девочку-красавицу. Да и назвала я тебя так только один раз при всех, и хорошо, что ты это запомнила -- повторять не придётся.
   - Соседка, Нина, всегда считала меня вполне приличной женщиной... Что она теперь обо мне думать будет?
   - Нина Степановна давным-давно всё знает про тебя. Она даже за столом в ресторане никакого внимания на мои слова не обратила.
   - А ты ведь тоже старая, - с издёвкой блеснули глаза её.
   - Я и не спорю. Но не прикидываюсь дурочкой, и болячки свои всему свету не афиширую, не охаю, не ахаю, не жалуюсь на судьбу, сама за чистотой слежу. Ты вот ещё прилипла ко мне... Субсидии хочу тебе оформить, деньги на погребение надо получить, чтобы полегче тебе жилось. Ваньку выписывать надо, чтобы поменьше за квартиру платить, по квитанциям в четырёх местах бегать платить. А когда все денежные дела закончим -- пойдёшь к нотариусу оформлять завещание. Меня с тобой не будет рядом, не пустят. И ещё думаю, что придётся тебе оформлять доверенность на кого-то, чтобы получать пенсии, льготы, субсидии -- это надо делать, неизвестно в какой момент ты можешь мозги потерять, если упадёшь опять на голову. Схоронить не на что будет. В тебе гордыни больше, чем у Ваньки, у тебя рот не открывается, чтобы попросить меня о самом простом. А вот Ванька, когда приспичило, взмолился, попросив меня о помощи.
   - Не может быть! Когда это?
   - Да когда ещё жив был. Позвонил.
   - Зачем позвонил?
   - Чтобы хоть хлеба с молоком принесла, когда вы оба в стельку неделю лежали, головы поднять не могли. Сам двери мне открыл. Ты что, не помнишь, что двое суток с разбитой головой до Нового года на полу голодная валялась? Не помнишь, как двое суток потом голову от крови отмачивала?
   - Что отмачивала помню... перекисью...
   - А откуда перекись взялась? Её же до этого не было.
   - Не знаю...
   - Что посылала меня в аптеку, чтобы я купила эту перекись, таблетки? Откуда судно у тебя взялось?
   - Я думала, что я его сама купила, я ведь давно собиралась...
   - Нет. Это я вам продуктов перед Новым годом принесла, Ванька позвонил и попросил. Холодильник-то совсем пустой оказался. И ты ключи свои мне отдала. И деньги под корпусом швейной машинки разрешила взять. Чеки-то на подоконнике в кухне за все покупки чуть не месяц лежали.
   Люся молчала.
   - Вот поэтому я и не стремлюсь с тобой к нотариусу идти, так как понимаю, что ты головёнкой малость тронулась, не из-за того, что Ванька умер, а из-за твоей разбитой головы ещё раньше. А ты всё из себя строила умницу. Пора бы уж и поразмыслить немного над этим. Так что гордыню свою спрячь подальше, позвонишь -- приду, надо -- попроси, хочешь -- скажи, я же ведь не отказываюсь, сделаю, что в моих силах.
   - Ты прости меня за сегодняшнее...
   Хотелось спросить "Конкретно за что?", но поняла, что бесполезно затягивать разговор. Достаточно того, что сестрица успокоилась, ни охает, ни ахает, голова у ней к подушке не тянется.
   - Я не священник и не Бог, это их дело.
   - Не рассказывай никому...
   - Я обязана это сделать. И Тоня, и Катя поручили мне, чтобы я ежедневно докладывала им о каждом прошедшем дне. Я не буду ничего от них скрывать. А тебе придётся научиться контролировать свои поступки. Соседка твоя, Нина Степановна уже попросила зятя, чтобы привёз свой инструмент к ней -- вдруг понадобится петли с твоей двери срезать.
   - Придёшь завтра?
   - Приду.
   Пришла домой, сразу -- в ванную смыть с себя весь негатив. А на ум пришла врезавшаяся в память фраза из недавно прочитанного романа Альберта Пиньоля "Нам никогда не удастся уйти бесконечно далеко от тех, кого мы ненавидим... и нам не дано оказаться бесконечно близко к тем, кого мы любим".
   Через полчаса, накинув махровый халат с капюшоном, наелась досыта супа и, завернувшись в одеяло, уснула. Ещё подумала, что с давних пор после посещения сестрицы, она всегда забиралась в ванную и спала беспробудным сном часа три.
   Вечером, как всегда, звонила Тоне, рассказала в подробностях о сегодняшних "чудесах" старшей сестрицы.
   - Это только цветочки, ягодки -- впереди. - Хохотала та. - Вспомни-ка, как мы с нашей бабкой мучились. Она в девяносто лет такое чудила! Газ приходилось отключать, электроплитку прятать, когда на работу уходили, в термосах еду оставляли.
   - А как она любила парнуху смотреть!
   - А в окно вылезала погулять, так как пришлось новые замки, открывающиеся только снаружи, в дверях ставить.
   - Решётки на окнах устанавливать пришлось. - Смеялась Лида. - Ох и бойка была до самых последних дней!
   - Так что придётся тебе терпения набраться.
   - Я Люсю не пойму, один день она улыбается, на следующий -- злющая, на третий -- больной прикидывается. Я, правда, стараюсь этого не замечать.
   - Я, помню, тоже бабке нашей бывало не отвечаю, притворюсь, что не слышу, так она ведь теребить меня начинает.
   - Ну ладно, отчиталась перед тобой. Пока.
   Позвонила сыну, рассказала про похороны, про поминки, про приборку в квартире у сестрицы.
   - Как ваши дела?
   - Соня приболела крепко... Температура очень высокая вторую неделю, кашель замучил... Прямо жалко смотреть...
   - Сам чем занимаешься?
   - Вот, по больницам с ней таскаюсь. Сейчас еду готовлю, сынок должен вот-вот с работы вернуться.
   - О работе не задумываешься?
   - Нет. Я -- пенсионер. Не хочу больше работать.
   - Как у вас погода?
   - Холодина.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 2.
  
  
   Сестрица встретила её с сияющей радостью в глазах:
   - Катя вчера звонила. Она всегда, когда в ночную смену работает, звонит мне. Спросила, как я себя чувствую, что сегодня ела. Я попросила её, чтобы приехала на машине вещи забрать. Я вчера полки в шифоньере перебрала, там столько всего! И пижама детская новая, и футболки, и носков целая куча, для её сыночка как раз подойдут. На полподоконника наложила.
   - И что она ответила?
   - Сказала, что на следующей неделе, когда у ней выходной будет, приедет на автобусе за самоваром и ноутбуком.
   - Конечно, у ней же машина в доме стоит, а зимой ей со двора не выехать.
   - Да-а-а? - Разочарованно произнесла сестрица.
   Хотелось спросить "А о своих вчерашних подвигах не рассказала?", но Лида сдержалась, она решила, вообще, поменьше разговаривать, не спорить, не поучать -- не имеет смысла себя раскачивать.
   - Что попросит, то и сделаю, а инициативу проявлять не буду. Всё необходимое сделано, и переставили всё, всё выстирано, окна вымыты, шторки красивые повесили, на кухне чисто, лишнее выброшено, столы и шкафы наполовину опустели. Остались ванная грязная и люстры чернущие, это я между делом как-нибудь сделаю. Буду только ходить с ней всюду, в магазины, в больницу, может на прогулки, и то не каждый день. Пусть учится планировать свои похождения два раза в неделю. - И спросила:
   - Чем теперь будешь заниматься?
   - Надо кладовку потихоньку разбирать. Ковры постелю друг на друга в большой комнате, чтобы босиком тепло было ходить.
   - Сначала пылесос отремонтируй или новый купи. Мне ведь придётся около твоей постели их пылесосить каждый день!
   - Что уж прямо "каждый день".
   - Я лентяйкой-то сейчас за пять минут у твоей постели каждое утро затираю. Или ты этого не хочешь замечать? Пылищи-то от старой постели по всей комнате разлетается столько, что все поверхности, и телевизор, и телефон задыхаются от неё.
   - А я не вижу. - Отмахнулась та.
   - А люди видят. И я вижу. Ковры-то твои двадцать пять лет стоят в кладовке ни разу не чищенные. В них давно уже моль с микробами поселились. Их надо не просто чистить, а дезинфицировать. Или по крайней мере в снегу вычистить, да на морозе на балконе потом выветривать месяцок.
   - Там их птички обгадят.
   - Стой с веником рядышком, отпугивай, как пугало.
   - Может сначала в комнате разбросить да щёткой обмести?
   - Ага! - Смеялась Лида. - Моль с жучками там дружненько столько лет жили, а тут на тебе -- землетрясение! Они же разлетятся у тебя по всему жилищу, их ведь потом никак не уничтожить! В конце концов они на тебя же и набросятся, умрёшь неизвестно от чего, от аллергии, или от отравления, или от инфекции неведомой. Нет, Люся, ковры надо очень спокойненько, очень осторожно на снег выбросить, выколотить их там, а потом уж -- на балкон для профилактики. Только потом стелить можно. Но надо сто раз подумать "А стоит ли?".
   - Может Кате предложить их забрать?
   - Попробуй. Может и возьмёт. Перед входом в дом положит. Я думаю, с этим предложением надо повременить. Оставь ковёр, пригодиться может. Ты же квартиру хотела поменять, вдруг там обоев не будет.
   - Дорожку-то ковровую я точно себе оставлю, она красивая.
   - Не спеши, подумай хорошенько. Отдать ведь никогда не поздно.
   - Мне вымыться надо. Боюсь одна. Вдруг плохо будет, опять из ванной выбраться не смогу. В прошлый раз всю ночь пришлось там лежать. Ванька только утром в туалет пошёл -- вытащил меня.
   - Так давай сегодня и вымою тебя.
   - Я бы и простынь, и пододеяльник на новые сменила, а эти и правда старёхонькие, даже стирать не буду, просто выброшу, в шифоньере оказалось ещё столько нового постельного! Возрадуйся, сестрица -- пыли меньше будет!
   - Не думай, что я буду к тебе каждый день бегать. Сама теперь своим хозяйством занимайся. И каждый вечер перед сном звони мне, отчитывайся о проделанной работе, чтобы я не беспокоилась без надобности. Поняла? Сама звони. Хватит экономить на телефонных разговорах. Льготы ведь у тебя. А сейчас одевайся теплее, веник с хлопушкой в руки -- пойдём ковры твои чистить в снегу на улице.
   - Прямо сейчас?
   - Что я зря что ли сюда шла? Сегодня в самый раз. Завтра ведь Рождество Христово. А потом я вымою тебя.
   Как уж Люсе не нравилось у всех прохожих на виду выбивать из своих ковров пыль, что поднималась столбом, но спуску она ей не давала. Ушло на это полдня. Пришлось распечатать балконные двери, чтобы выставить их туда.
   После мытья сидели обедали в кухне. Видимо, в предвестии христианского праздника, а может быть от усталости после чистки ковров, а может от расслабленности после мытья, а может после обильной еды, или ото всего вместе взятого на сестрицу опять напала хандра.
   - В гробу Ванька мне таким красивым показался...
   - Конечно. Я ведь в морг отвезла его бритвенный прибор и ножницы, попросила, чтобы подстригла лохмы его, побрили, подкрасили, щёчки нарумянили, чтобы шрамы и угри чёрные не выглядели совсем уж страшными. Мне приятно, что мои старания ты оценила, - смеялась Лида.
   - А ты в церкви даже свечку не держала, - продолжала та предъявлять ей претензии.
   - Это потому, что у тебя свечка два раза из рук выпадала. Сначала я просто поправила, а второй раз та на пол упала, я не стала её поднимать, пришлось свою тебе в руку сунуть. Ты ведь делала вид, что была невменяемая совсем.
   - Я ничего не помню...
   - Меня, сестричка, тебе одурачить не удастся, я тебя насквозь вижу, нечего христианскую горемыку из себя строить. Вспомни-ка вчерашний день, как больной прикидывалась около часа, а не успела я с твоими мусорными пакетами из квартиры выйти, как ты уже голая по деревне бегала людей смешила. - Бранила она мягким голосом. - У добрых-то христиан в квартире сорок дней свечки горят, чтобы умершему путь освещать, а ты на второй день после похорон мебель начала переставлять и вещи выбрасывать. Я аж надсадилась от твоих спешных указаний.
   - Я боялась в своей комнате находиться...
   - Тебе просто захотелось по-человечески свободу от сыночка почувствовать. До такой степени он тебя угнетал. Нет, тебе не удастся спровоцировать меня на снисхождение.
   - Что ты пишешь?
   - Перечень дел, которые необходимо сделать. По датам. Потом прочитаешь. К каждому пункту надо собрать нужный перечень документов, я их все здесь к каждому пункту перечислила. Поняла?
   - Что первым делом?
   - Выписать Ваньку, чтобы коммуналку меньше платить. Я сама бы это сделала, но ты мне не доверяешь, поэтому будь добра в среду девятого числа в семь часов утра чтоб была готова, одета, с паспортом и Свидетельством о смерти. Деньги захвати. Бесплатно никто пальцем не пошевелит. Ещё его фотографию захвати, может удастся заказать по пути, если времени будет достаточно.
   - Так рано!
   - Все службы с восьми утра работают. Набегаешься со мной -- крепче спать будешь, а то только и слышно "Плохо спала", "Совсем не спала".
   - Что потом?
   - Потом в Пенсионном фонде надо будет оформлять заявку для получение денег на погребение.
   - А сразу нельзя зайти?
   - Там кучу документов надо сначала собрать, заявку сделать, их по компьютеру в Ревду будут отправлять. Только после этого можно будет получить. Потом надо будет субсидии оформлять, там ещё больше проблем встретим.
   - Я ведь тихо хожу... Может ты одна бы...
   - Нечего отлынивать от дел своих насущных.
   - Не жалеешь меня.
   - Меня бы кто пожалел. Да, жалеть я не умею. Могу только помочь. Больше для тебя этого никто не сделает. Беготни нам этой на целый месяц хватит.
   - Мне ничего не надо.
   - Надо, милая, надо! Потом ещё "спасибо" мне скажешь. Головёнку если сбережёшь, ноги будут слушаться. К лету, если тренировки будут постоянными, сама по магазинам летать будешь.
   - Нет, в магазинах я задыхаюсь и падаю.
   - Да, в наших магазинах только прилавки до самого верха, а о людях не думают -- вентиляции нигде не предусмотрено. Вот поэтому я тебе постоянно твержу, чтобы квартиру свою проветривала, а то и дома падать начнёшь. Я вот у тебя долго находиться не могу, мне воздуха не хватает. После своего культпохода к тебе в ванной по полчаса отмываюсь и спать бросаюсь, чтобы нервную систему восстановить. Чистый воздух -- второе питание для организма. Кажется, я всё тут тебе написала. - Встала она. - Внимательно прочитай, все перечисленные документы приготовь. Я ухожу. Два дня меня не жди. А в первый рабочий день нового года чтобы в семь утра готова была! Да много не ешь, чтобы опять не обосралась по дороге.
  
  
   Восьмого перед обедом звонок:
   - Лида, это ты?
   - Да.
   - Катя сегодня после ночной смены приезжала, сказала, что на служебном автобусе.
   - Ага, я знаю, что служебные автобусы возят дегтярских рабочих к ним на завод в три смены.
   - Носки не взяла, сказала, что пацаны их сейчас не носят и брюки не носят. Ходят в обуви с голыми подошвами и засученными штанинами, чтобы голые лытки было видно. Себе только выбрала три пары носков для работы. Парочку новых белых футболок взяла ещё. Самовар и ноутбук увезла. Прочитала все три листа, что ты мне оставила. Сказала, что всё правильно и похвалила тебя.
   - Ты хоть её покормила?
   - Это она меня покормила. Навезла мне всякой всячины сладкой. А я же сладкое не люблю. Кофе попили. Хоть бы ты пришла поесть.
   - Завтра после прогулки по городским службам поедим.
   - Лида, соседки сказали, что завтра пенсию нам носить будут.
   - Значит, наши планы с завтрашнего дня переносятся на послезавтра. Молодец, что позвонила. Они рано приносят?
   - Всяко бывает, но не очень рано. Бывает до обеда, бывает и после обеда.
   - Если рано принесут, то можно хотя бы в Пенсионный сходить.
   - Можно.
   - Документы-то приготовила?
   - Да.
   - Чем вчера занималась?
   - Телик смотрела. Ногти на руках и ногах целый час обстригала. Пол затёрла. Ковры на балконе хотела похлопать, но соседка зашла, на прогулку меня позвала. Она сама каждый день ходит, меня давно зовёт, вот я и собралась. Почти три часа бродили вокруг стадиона. Тихонько. Она вперёд моего замёрзла. Я-то в валенках была, а у ней сапоги. Я даже не устала нисколько. Кстати, Нина мне всё тебя нахваливала. А ещё я в кармане куртки обнаружила два лотерейных билета новогодних. Ванька, видимо, купил. Как-то бы надо проверить. Там же миллиард разыгрывался!
   - А где их проверяют?
   - На почте.
   - Ладно, сходим проверим. Я завтра подойду после девяти.
   Лида знала, что пенсия у старшей сестрицы была меньше, чем у всех них, просила показать хоть какие-то документы по этому поводу за прошлый год, чтобы прикинуть, положены ли сестре субсидии, но после приборки в квартире та не могла их найти, не то повыбрасывала вместе с книгами, журналами, сумочками, папками, а может сыночек их просто уничтожал сразу после получения. А сама она точные суммы и пенсии, и льгот не помнила. К тому же по новым уже квитанциям с января расходы прилично увеличатся. Катя рассказывала, что своей матушке оформляла субсидии в прошлом ноябре месяце, что до семнадцати тысяч общего дохода субсидии обязательно начисляются.
   - Люся, а какую минимальную сумму субсидий ты хотела бы получать? Я имею ввиду, что много и долго придётся документы оформлять. Может за мелкой суммой не стоит такие хлопоты затевать?
   - Даже если один рубль будет, я всё равно его буду получать! Ничего государству не оставлю!
   - Поняла я тебя. - Смеялась Лида. - У тебя может быть где-то около тысячи.
  
  
   Пока ждали работников "Курьера", Лида записала серии и номера лотерейных билетов, потом проверит по компьютеру, какие там были выигрыши, так как работникам почты тоже не всегда можно доверять в наше время. Потом проверила собранные сестрой документы. В десять часов получили пенсию, льготы и сразу отправились по делам.
   - Зайдём-ка сразу в отделение Соцзащиты, рядом с домом ведь. Они из Ревды приезжают только по средам и пятницам.
   Народу было мало, и без проблем им удалось получить справку о начислении льгот за предыдущие полгода.
   - Это нам понадобится для субсидий, - объяснила Лида. - Сейчас заглянем вот в этот магазин, сделаем копии паспорта твоего, вот этой справки и Свидетельства о смерти надо будет штуки четыре. Это может понадобиться для Управляющей компании, в Горгаз, для субсидий, вдруг ещё куда-нибудь.
   - Опоздаем в Пенсионный.
   - Мы уже опоздали. Зато самые первые после обеда будем. Устала?
   - Нет пока.
   С полчаса сидели в ожидании. Потом народу набежало человек десять. Оказывается, двое из них были по записи, поэтому ещё час сидели. Люся, конечно, всех знала, болтала то с одной, то с другой с радостью, даже при разговоре о смерти сына унылую мордашку не скорчила. Потом подошла их очередь. Работница Пенсионного фонда внимательно Лиду выслушала, приняла все их документы, все до единого занесла в компьютер, попросила заполнить стандартное заявление.
   - А получить деньги на погребение вы сможете только через месяц после дня смерти, то есть после двадцать восьмого января. Всё. До свидания.
   - А ещё нам надо справку для субсидий.
   - В этом сейчас нет необходимости, мы с МФЦ и с отделом субсидий обмениваемся базами данных. Там все ваши пенсии есть.
   - Это что за МФЦ? - спросила Лида.
   - Это новая организация -- Многофункциональный центр -- она обрабатывает все документы населения и организаций по услугам, которых насчитывается около трёхсот, и пересылает их во все необходимые инстанции, в том числе и ваши, которые потом попадут в отдел субсидий.
   - И где они находятся?
   - Там же, где и отдел субсидий.
   - Понятно. Спасибо.
   - Ничего себе! - Сердилась сестрица после выхода на улицу. - Только через месяц получу!
   - Наверное, таковы сейчас законы. Зато мы все документы здесь сдали.
   - Теперь куда?
   - Поднимемся. В Горбыте должна быть "Фоторгафия", овал закажем.
   Здесь у них получилось очень быстро, заплатили аванс, взяли квитанцию. Через пару недель можно будет забрать. Их, оказывается, тоже в Ревде будут делать.
   - Теперь -- в Управляющую компанию за справками.
   - Где она?
   - В здании бывшего Рудоуправления. Сегодня у них приём посетителей после двух часов до вечера.
   - Туда идти надо долго...
   - Всё равно надо.
   - Я устала.
   - Я тоже. Ты мне всю руку оттянула уже. Попробуй одна идти, чтобы я отдохнула.
   - Хорошо, что после обеда ветер немного утих.
   - Ага. И солнышко проглядывает.
   - В ближайшие дни немного теплее обещают.
   Здесь у них забрали одну копию Свидетельства о смерти, занесли данные в компьютер и выдали четыре одинаковых справки в разные инстанции и одну -- для нотариуса о том, что сестрица проживает с нового года одна. Денег не взяли.
   - Люся, давай дойдём до Горгаза, чтобы хоть в следующие дни не тащиться в этот конец города.
   - Это чтобы с учёта снять?
   - Конечно, для этого ведь мы сейчас и получили справки.
   - Пойдём. Соднова.
   Ещё полчаса ходьбы, много охов и вздохов, обращений к Господу, проклятий в адрес снующего в обе стороны по плохо расчищенной дороге транспорта, так как тротуаров здесь совсем не было, но -- почти добрались.
   - Люся, неужели у тебя других слов нет, кроме как "Ох, Господи!", "Ох, Господи!". И дома, и на улице только "Ох!", "Ох!" от тебя и слышно.
   - Я когда охаю, мне легче. Да и все больные так говорят.
   - Ты плохие примеры культивируешь в своём сознании. А слово "Господи!" треплешь по десятки раз на дню. Почему ты обращаешься к его Величеству, но ничего ему не говоришь? Ведь ты ни вопроса ему не задаешь, ни прощения не просишь, ни конкретной помощи. Мне думается, он давно устал слушать твоё обращение без продолжения и просто отвернулся от тебя. Нельзя же Всевышнего отрывать от дел великих без надобности.
   - Слава Богу, дошли. Это по лестнице подниматься надо?
   - Придётся.
   - Я здесь сто лет не бывала.
   - Держись за перила крепче.
   - Хорошо хоть ступеньки железные почищены...
   Здесь молодая девица взяла одну копию Свидетельства о смерти и справку от Управляющей компании. При них ввела данные в компьютер.
   На обратном пути зашли в продуктовый магазин, от которого расходились ароматы выпечки, съели по горячему беляшу с мясом, сняли Ваньку с учёта в РЦ Урала, отдав ещё одну справку, что проживает одна. Ещё одну отдали в Энергосбыте. Доплелись еле-еле до квартиры.
   - У нас остались две справки ещё?
   - Да, - ответила Лида, - одна для субсидий, другая для нотариуса.
   - Какие у нас следующие похождения будут?
   - Почта осталась. А потом, когда оплатим все платежи коммунальные, надо будет сделать их копии с чеками оплаты и -- оформлять субсидии. Это самое трудное. Это в двух отделах, по записи, и народу там тьма-тьмущая. И сдать все документы мы должны до двадцатого числа. Только в этом случае можно надеяться получить первую сумму в конце февраля.
   И первое -- поесть. Обе были голодные. Лида сразу же поставила чайник на газ. Сестрица засела в туалете. Потом умылись хорошо горячей водой.
   - Хорошо, что ты мне утром есть запретила, а то бы точно обосралась по дороге. Еле дотерпела. - Веселилась устало сестрица.
   - Мы сделали сегодня очень много дел. Слава Богу, всё у нас получилось.
   - Мне бы сроду самой до такого не додуматься.
   - И ведь ни одного лишнего шагу не сделали, всё по пути и туда, и обратно. За январь у тебя меньше суммы будут по платёжкам. В каждой число проживающих должно быть равно "1". Проверяй.
   - Что есть будем? Каша гречневая вчерашняя есть. Можно пельмени отварить. Винегрет готовый с вечера.
   - А ты что хочешь?
   - Пельмени.
   - Тогда я воду на газ поставлю. Тебе сколько штук?
   - Я всегда двенадцать варю.
   Лида достала из морозилки пельмени.
   - А ты что ли не будешь?
   - Я только кофе с молоком и сахаром и булочку сладкую вот эту съем.
   - Я тоже сначала только попью.
   - Завтра я не приду. Надо хорошо отдохнуть.
   - Говорили по телику, что миллиард разделён на двоих, один из Ленинградской области получит, а другую половину -- из Свердловской области кто-то выиграл, но пока не заявил о себе.
   - Надеешься полмиллиарда выиграть?
   - Может счастье улыбнётся мне перед смертью! - Смеялась сестрица.
  
  
   Лида знала, что они частенько покупали себе лотерейные билеты, так как иногда заставала их с Ванькой перед экраном за розыгрышем в прямом эфире. И они даже выигрывали, но суммы всегда были небольшими. Обычно заранее перед телевизором у них был накрыт стол с едой и напитками. Она в такие моменты сразу разворачивалась, сказав, что по пути забежала поздороваться. Если выигрывали, разговоров было на целую неделю, сначала рассказывали про сам розыгрыш, про порядок зачёркнутых номеров, потом, как ходили на почту за деньгами, потом, как покупки совершали в магазине на эти копейки. О суммах речи, как правило, не было. А вот о неудачах молчали. Создавалось впечатление, что выигрывают они всегда.
   Сама она в юности тоже частенько покупала лотерейные, выигрывала по одному рублю, который тут же снова направлялся на новые три билета. А, поумнев, поняла, что бессмысленно играть с государством в азартные игры. И раньше не было рекламы, а сейчас эфир от неё трещит, а реклама "Миллиарда" весь декабрь была настолько агрессивной -- показывали обезумевших от восторга людей, и мужчин, и женщин с выпученными глазами, невиданными жестами, с диким голосом! Делалось всё, чтобы свести с ума всё население страны в ожидании халявного счастья.
   Вечером до новостей просмотрела таблицу счастливчиков -- два выигрыша крупных, восемь человек получили по одному миллиону, одному выпало 536 тысяч рублей, остальные человек двадцать -- всем от двухсот пятидесяти до пятидесяти рублей. На один из Ванькиных билетов выпал выигрыш в двести одиннадцать рублей.
   - Сколько нищих людей оказались разочарованы! А реклама января уже презентует новые лотерейные билеты. - Она была уверена, что многие уже не будут их покупать.
   Лида не стала говорить сестрице о её выигрыше -- пусть ещё побудет в призрачной эйфории от ожидания счастья, а то ещё откажется от прогулки до почты, которая находилась на горе в очень неприглядном помещении. Чтобы добраться до неё, надо ещё преодолеть не только гору, но и ряд самодельных мостиков через трубопроводы теплоцентрали со ступеньками с каждой стороны.
   Народу было много в крохотном помещении. Заняли очередь. Лида разглядывала стены, на которых висело множество прикреплённых листков и плакатиков, был даже с рекламой "Киберпочта", который никак не подходил этому заведению. Единственная работница почты всё время отвлекалась от стола, носясь то за посылками, то продавая пустую тару для упаковок, то принимала или отправляла переводы, заказные письма, извещения, открывая-закрывая свой сейф. Всё это сопровождалось оформлением, бланками, печатями, вносилось в компьютер.
   Больше часа они здесь выстояли. У Люси нашлись, как всегда, в очереди знакомые, и она со всеми радостно болтала. Наконец просунула в окошечко свои билеты:
   - Проверить.
   - Так таблица же на столе лежит!
   - Я плохо вижу.
   - Очки надо носить! Давайте.
   Через пять минут та подошла к ней с искривлёнными губами:
   - Один только... Двести одиннадцать рублей... Стоимость даже не окупилась...
   - А они сколько стоят?
   - По сто пятьдесят рублей каждый.
   - Пошли выйдем на улицу, а то здесь людей, как селёдки в бочке, дышать нечем.
   - Вечно тебе воздуха не хватает. Это у тебя болезнь какая-то! - Зло произнесла она, явно стараясь унизить кого бы то ни было, чтобы ощутить себя не совсем ущемлённой неудачей.
   - Люся, не злись, не одна ты такая, - Смеялась Лида. - Миллиард разделили не больше тридцати человек, только два крупных выигрыша, восемь человек по миллиону, один 536 тысяч, остальные -- как и ты.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я ведь по компьютеру проверила твои номера.
   - А что сразу не сказала. Не пёрлись бы сюда!
   - А как бы ты тогда деньги получила?
   - Ты и одна бы могла сходить.
   - Нет, Люся, я к твоим деньгам прикасаться не хочу, я давно тебе это сказала. Ты мне не доверяешь. Вдруг бы выигрыш был другой, ты обвинила бы меня в обмане. Нет, с тобой дело иметь опасно.
   Та пыхтела всю дорогу. Молчала. Но, преодолев все ступеньки, весь путь был под горку.
   - Ты домой сразу?
   - Нет, задумала люстры твои сегодня вымыть, может ещё ванную хоть на первый раз вычищу.
   - Лида, я уже много лет хочу на Комсомольскую сходить, дом наш хочу посмотреть... Сходишь со мной?
   - Зимой!
   - Нет, конечно. Летом.
   - Люся, я проходила как-то там лет пять назад -- тебе там не понравится.
   - Почему?
   - Когда мы жили там, улица только строилась, лес был далеко, а сейчас улочка такой заброшенной, такой узкой мне показалась. И могучие сосны близко к ней подступили со стороны кладбища, да и могилки с той стороны горы подпирают его. Там всего несколько домов осталось, остальные участки пустуют заброшенные. Только на двух переулках кто-то две дачи шикарные отстроил. А у нашего дома только стены остались, окон нет, крыша провалилась. Сам Горницын умер.
   - Я знаю. Его сестра рассказывала, что они его переселили сюда, в новостройки бюджетные, так как он один там уже не мог печку топить.
   - Всего год только и пожил в благоустроенной квартире.
   - Всё равно посмотреть хочу. А не знаешь, яблоня ещё стоит?
   Вот уж чем Люся гордилась всю жизнь, это тем, что в огороде росла посаженная ею яблоня. Она вырастила её из семечка магазинного яблока, воткнув в горшок с землёй несколько штук, они легко проросли, но поросли все зачахли, и только один росток оказался крепким. Всю зиму она лелеяла его на подоконнике, а весной высадила в огород, огородив камушками огромную территорию вокруг и запретила не только нам, но и родителям ступать за ограждение. И вот яблоня зацвела! Яблоки были рыжие красивые большие, много, но оказались не очень сочными. Мама варила из них варенье и пироги стряпала. Сама яблоня широко распустила ветви и красовалась в середине огорода. А Люся уже заканчивала десятилетку и собиралась уезжать.
   - Люся, проходя тогда мимо по улочке, я из-за дома не могла увидеть, растёт ли яблоня.
   - Хочу сходить посмотреть.
   - У нас лето впереди -- сходим.
  
  
   - Последнюю платёжку сегодня принесли по газу! - Звонила сестрица после обеда.
   - Сейчас я прибегу.
   Быстренько оделась, захватила свои для уплаты и полетела, как на парусах.
   - Я не буду раздеваться, давай платёжки.
   - Так в них ещё показания счётчиков надо записать...
   - А что не записала, они ведь давно получены?
   - Так я плохо вижу...
   - У тебя же лупа прекрасная есть!
   - Электросчётчик высоко, боюсь упасть с табуретки...
   - А меня что не попросила? Язык у тебя отвалился? Иди сама списывай показания по воде! А я электросчётчиком займусь.
   Лида одна быстренько сбегала в Сбербанк, потом забежала в "Компакт" сделать копии с чеками оплаты, забежала по пути в "Фотографию" за овалом.
   Сидела у сестрицы, пытаясь прикинуть, положены ли ей вообще субсидии. Лида когда-то давно, после оставления работы, получала субсидии. Тогда это было просто -- надо было предоставить справку из Соцзащиты, справку из фонда Пенсионного, плюс копии платёжек по коммуналке до двадцатого числа. Девица сразу вносила суммы в компьютер и выдавала расчёт с конкретной ежемесячной суммой субсидии на полгода вперёд. Сейчас же, многие говорили, совсем всё по другому, расчёты длятся по целому месяцу и поступают не на лицевой счёт в сберкассу, а на карту, которую тоже надо оформлять, и это тоже занимает много времени.
   Рассматривала у сестрицы приготовленные документы для завтрашнего похода.
   - Люся, а где документ на покупку квартиры?
   - В прозрачном пакетике.
   Извлекла из пакетика пожелтевшие истрёпанные по краям три листочка, на которых даже прочесть что-то было трудно.
   - Ничего себе! Это где же ты его хранила, если он превратился в такую жидкую тряпочку?
   Та гладила новые занавески на дверь кладовки, но оторвалась от утюга и подошла:
   - Я сама в шоке! Вот и засунула в пакетик.
   - А раньше-то этого нельзя было сделать! Это же основной документ на твою квартиру! Можно подумать, что ты им двадцать пять лет жопу в туалете подтирала. Неужели нельзя было корочки какие-то для него подобрать. А если его у нас не примут к рассмотрению?
   - Думаешь?
   - Даже не знаю. Ты вроде всегда была аккуратная... Я даже представить себе не могу, где он у тебя валялся.
   - Пополам свёрнутый вместе со всеми бумагами в сумке.
   - И удостоверение ветерана труда... Почему выцветший внутри? Даже фамилии не видно... Не стыдно тебе будет подавать такие документы специалистам?
   - В сумочке много бумаг, закрыть не получилось, открытая стояла на подоконнике... Вот и отгорело на солнце.
   - Завтра у нас будет ещё один тяжёлый день с самого утра.
  
  
   Вышли в девятом часу утра. Люся ворчала, что квитанции были за декабрь, там стояло двое проживающих.
   - Ну что ж, раз мы всегда платим за предыдущий месяц. Главное то, что они показывают, что долгов по коммуналке у нас нет. Зато, если будут учтены суммы по ним, это в нашу пользу, так как они гораздо больше, чем будут январские. А если их не примут во внимание для расчётов, то придётся на следующие заменить.
   Лида рассматривала помещение МФЦ. Не очень большое. Часы на стене сбоку. За стеклянными барьерами три рабочих места. Запись компьютерная. Взяла талон в окно номер "1", но специалист там отсутствовал. Усадила сестрицу в кресло, достали все документы и стали ждать. У двух других окон были очереди. Все в зимних одеждах. Жарко. Кто-то из посетителей догадался открыть дверь в коридор. Минут через двадцать напротив них присела молоденькая девочка:
   - Здравствуйте. Слушаю вас.
   - Нам субсидии оформить. - Начала Лида.
   - Вы в первый раз?
   - Да.
   - Давайте паспорт?
   Ввела данные в компьютер, вернула паспорт обратно.
   - Пенсионный?
   И так далее, по одному документу. Долго мяла в руках потрёпанный документ на покупку квартиры, размышляла, как поступить. Решила снять с него копию, удовлетворённо улыбнулась:
   - На копии лучше читается.
   Лида облегчённо вздохнула, получив обратно оба экземпляра.
   Наконец подала бланк заявления для подписи и поведала следующее:
   - Все документы завтра передадутся в отдел субсидий, в том числе и оригиналы ваших платёжек. Расчёт суммы будет готов недели через две. Вам позвонят. Деньги получать будете по карте банка УБРиР, мы только с ним работаем.
   - В Дегтярке нет такого банка. - Возразила Лида.
   - Банкоматы для этих целей установлены здесь в трёх местах, в Горбыткомбинате, и в двух магазинах "Монетка" на разных концах города.
   - Сколько за карту платить?
   - Бесплатная.
   - На какой период карта?
   - На три года.
   - Нам в отдел субсидий сейчас надо заходить?
   - Не имеет смысла. Вот вам их визитка, можете сами им позвонить недели через две. Всё. До свидания.
   - Спасибо.
   Ушло на всё оформление сорок минут.
   - Она не отдала нам оригиналы платёжек.
   - Люся, у нас копии остались, нам этого достаточно.
   - Может мы поднимемся на второй этаж к нотариусу?
   - Зачем?
   - Запишемся на приём.
   - Нет. Пока не утрясём все финансовые дела, к нотариусу мы не пойдём. Да и она сейчас в отпуске вместе со своим секретарём, - решила Лида соврать. - Я узнавала.
   На самом деле, она оттягивала решение этого вопроса до поры до времени, чтобы и Катя со своей матерью окончательно определились по вопросу наследства, да и Люся ещё не выучила слово "завещание", да и мозги у сестрицы ещё крутятся в противоположные стороны, никак не найдут себе желаемый ориентир. Лида не могла играть своей безответственностью в таком серьёзном деле, зачем грех на душу брать.
  
  
   Двадцать девятого января, во вторник, они ещё потемну шли в Пенсионный фонд. Получили на погребение шесть с половиной тысяч рублей. Ещё одно дело было сделано.
   - Похороны обходятся в шестьдесят тысяч, а дали только шесть, - ворчала сестрица.
   - Наверное, законы такие. Государство не обманешь...
   - За такие деньги и умирать не захочешь... Как будто в общую могилу... Всем так дают?
   - Нет, не всем, а только одному члену семьи, если он был прописан вместе с умершим.
   - Когда у нас сорок дней будет?
   - По-моему пятого февраля, а может четвёртого. Надо будет хорошо посчитать.
  
  
   - Как ваши дела? - Интересовалась Тоня по телефону.
   - Шевелимся. Вчера деньги на погребение получили.
   - Сколько?
   - Шесть с половиной тысяч.
   - Не лишку.
   - Да уж. Люся по этому поводу негодует.
   - Как она сама-то?
   - Нормально. Радуется порядку в квартире, еду начала сама готовить. Катя ей почти каждый вечер звонит.
   - Я знаю, она мне тоже частенько звонит, как свободное время на работе появляется, с рабочего-то телефона бесплатно. А Люсе звонить её матушка заставляет, говорит: "Как зайду с работы, та сразу -- "Звонила?"
   - Понятно. А я грешным делом подумала, что её наследство интересует.
   - Её нет, не интересует, её дети жильём обеспечены. Она говорит, что насмотрелась в детстве, как мы нашу бабку каждый день, возвращаясь с работы, в ванную таскали от говна отмывать. А вот нашу младшую сестрёнку наследные деньги очень даже интересуют.
   - Вот в этом я не сомневаюсь, та своё не упустит. А если вдруг мне наследство достанется, я с Катей поделюсь деньгами, она честная и работящая.
   - Это будет правильно.
   - Ты-то Люсе звонишь?
   - Конечно. Раза два в неделю звоню. Только её слушать так утомительно, она ведь соберёт всё на свете, все заботы соседей, все свои недовольства, вспомнит все свои болячки. И каждый раз одно и то же. Я слушаю, поддакиваю около получаса, потом не выдерживаю и заканчиваю разговор.
   - На меня не жалуется?
   - Нет, не жалуется.
   - А ко мне у ней всегда находятся претензии. Всегда.
   - К нотариусу-то не собираетесь?
   - Она иногда напоминает, но я думаю, что рано ещё. Ей вроде лучше делается, но пока не хочу спешить. Ты сама-то как, чем занимаешься?
   - Чем? Ем, лежу, сплю, толстею!
   - Я про глаз. Видишь хоть?
   - Конечно, телевизор смотрю. Я ведь в ноябре тогда без очереди влезла. Уселась перед медиками и сказала, что не выйду из кабинета, пока не направят меня на операцию, что совсем ничего не вижу. Они прыгали, прыгали вокруг меня, а потом и направили в Первоуральск, якобы только платно. Мне делать было нечего, вот и выложила тридцать две тысячи. А в Екатеринбурге платные операции вообще за шестьдесят тысяч. Выжимают из людей деньги! Но у меня есть бесплатная очередь на апрель месяц.
   - Будешь второй оперировать?
   - Буду! Хоть сколько-нибудь лет может ещё на людей посмотрю. У меня другого выбора не остаётся. Лишь бы удачно операцию сделали. Ну всё. Пока.
  
  
   На горе чуть выше почты в частном доме был небольшой магазин, где стряпали пироги. Собираясь с соседками, Лида частенько приносила стряпню именно оттуда, всегда свежую, а по утрам даже горячую. Вот и сейчас с утра пораньше она, захватив поднос с полотенцем, направилась именно туда. Два выходных дня перед этим сестрица ей не звонила, она ей тоже. Люся более двух недель не вспоминала о сороковом дне, её всё ещё коробили слова "смерть", "кладбище", "поминки", она всё ещё раздражалась, если разговор касался божественных тем, поэтому Лида и не напрягала её этими вопросами. Только один раз жёстко ответила той на злую претензию "Можно подумать, что ты у нас верующая!". Ответила просто: "Я не считаю зазорным верить в то, во что верит большинство".
   - Люся, ты опять неправильно закрылась.
   - Я специально так закрываюсь, чтобы не открыли, когда я одна дома! - Выпалила та.
   - Что же ты мне об этом раньше не сказала?
   - Сама бы могла догадаться!
   - Ты что, опять сегодня плохо спала? - Засмеялась Лида.
   Сестрица промолчала. Её бесила эта насмешка. Пришлось пройти на кухню, только потом разуваться.
   Три пирога, рыбный, мясной и открытый сладкий, все стандартной небольшой формы. Разрезала все пополам, потом каждую половину разделила ещё на две части, положила на две тарелки и понесла соседкам, чтобы помянули Ваньку. Рано утром удалось их застать дома, хотя Нина Степановна уже натягивала сапоги -- она каждое утро ходила в конец стадиона, где повесила на дереве кормушку для птиц, куда каждый раз высыпала два стакана семечек. Люся рассказывала, что воробышки её совсем не боятся, даже на плечи и руки садятся, что и стаи голубей ждут свою порцию хлебных крошек, которые та бросает им на железный лист, а когда всё съедят, ставит лист за стенку, чтобы снег на него не попадал.
   Разрезала оставшиеся на столе пироги, половину завернула в пакетик и убрала в холодильник, остальные разложила по тарелкам. Вымыла свой поднос, унесла в прихожую, чтобы не забыть, чистенькое полотенце повесила на ручку двери, заменив грязное, которое бросила в ванную. Поставила на газ чайник. Достала с дверцы холодильника недопитую в день похорон бутылку водки, разлила по стопкам. Сестрица маячила в дверях, следя за всей её деятельностью.
   - Садись, дорогая, помянем Ваньку. - Пригласила она требовательно.
   Та присела у окна.
   - В ресторане заказывала?
   - Нет. В домовой кухне.
   - Где это?
   - Около почты.
   Поминки были очень молчаливыми.
   Лида уже и компьютер выключила, и постель стелила, как раздался телефонный звонок. Подумала -- дети, только они всегда так поздно звонят. Бросилась в прихожую к телефону, схватила трубку. Но даже испугалась, когда услышала глухой Люсин голос:
   - Это ты?
   - Я. Что случилось?
   - На сороковой день никто о Ваньке даже не вспомнил...
   - Этого следовало ожидать, он ведь ни с кем и не общался.
   - На похороны же приезжали...
   - Так это к тебе приезжали, это тебе сочувствовали, это о тебе заботились. Да ты ведь никого и не приглашала.
   - Никто даже не позвонил за целый день..., - продолжала та канючить, швыркая носом.
   - Мне тоже никто сегодня не звонил. И что? Я счастлива, что меня сегодня никто не беспокоил... до этого момента. Хватит нюни распускать!
   - Никто ко мне даже не пришёл...
   - А вот это ты врёшь сама себе. Неужели никто не приходил?
   - Никто!
   Тут Лида вспыхнула и решила привести сестрицу в чувство по-своему. И она спокойным твёрдым голосом чеканила каждое слово отдельно:
   - Ты что же, за человека меня совсем не считаешь? Я для тебя только прихватка, мусоросборщик, поломойка? Пора бы уж тебе кое о чём и задуматься! Собери свои сопли и ложись спать!
   У слабых людей много страхов, но чаще всего человек боится сам себя, своих слов, действий, своих мыслей даже. Особенно немощные пожилые люди, у которых пассивные или негативные мысли тут же непременно реализуются. Это ещё больше угнетает, и страх перед реальностью усугубляет их и без того старческую жизнь. Не в силах отвязаться от настойчивой их навязчивости человек начинает постепенно умирать, день за днём жалуясь на пустоту, одиночество, болячки, в конце концов начинает с ними дружить, даже любить, разговаривать с ними и уже не замечает никаких других путей для самореализации --- только дорогу на кладбище.
   Лида давно заметила это явление, поэтому изо всех сил старалась отвлечь Люсю от всех слов, охов, ахов, которые та твердила помногу раз на дню, вспоминала только нерадостные моменты жизни и свои несбывшиеся мечты. Даже радовалась, если проходила по тем местам, где когда-то падала, начинала в подробностях рассказывать и показывать откуда шла, куда шла, зачем шла, про все окружающие это место предметы, дома, светофоры, называла фамилии и имена прохожих, машины разных цветов, и вдруг замолкала -- "Очнулась -- ничего не помню, отчего упала, как упала?". На проезжающую мимо "Скорую помощь" всегда останавливалась и смотрела с надеждой в глазах, как будто этот транспорт предназначен только для неё. Слово "больница" вызывало у неё единственное радостное желание -- попасть туда. Даже умершего сына она любила больше, чем живого! Хотя и не могла признаться в этом самой себе.
   - Что я могу сделать! Мне не развернуть её настрой в противоположном направлении. Это очень печально. Сейчас только неприязнь ко мне подталкивает её к действию более разумному, чем идиотские мысли.
  
  
   На следующий день позвонила в отдел субсидий. Ответ:
   - Расчёт субсидий для всех, подавших документы, будет готов только пятнадцатого февраля. Мы вам позвоним.
   Пришлось Люсю разочаровать.
  
  
   Пятнадцатого февраля пошли вместе.
   - Мы насчёт субсидий зашли узнать, обещали пятнадцатого числа расчёт сделать.
   - Давайте паспорт. Хотите сумму узнать?
   - Да. И карту получить.
   - В зимние месяцы 1194-24, а с июня расходы резко уменьшаются всегда, поэтому может и не быть ничего совсем. А карты оформляются только в Ревде, и они привозят их нам один раз в три месяца. Можете сами съездить в Ревду в банк.
   - Нет уж, спасибо! - Не выдержала сестрица. - Мы здесь по городу набегались достаточно. Я в Ревду не поеду.
   - Тогда ждите, когда привезут. Они последний раз были здесь в конце декабря, значит, должны появиться в конце марта. Мы вам позвоним.
   - Что, два месяца выпадают из расчётов? - Спросила Лида.
   - Нет. - Листала та документы. - Вот, ваша карта уже готова и деньги на неё уже зачислены в феврале.
   - То есть за февраль?
   - Да. Привезут карту и получите, они ж никуда со счёта не денутся.
   - А можно взять расчёт субсидии?
   - Пожалуйста. - Подала та распечатку из компьютера. - Сами сможете разобраться?
   - Да.
   - Но повторяю, это только на зимний период. В июне будут другие суммы.
   - В июне когда лучше подойти за расчётом?
   - Так же пятнадцатого числа.
   - Понятно. До свидания.
   Люся не могла сдержать свой псих и ругалась на все четыре стороны.
   - Целый месяц прошёл, а им хоть бы что! Сидят улыбаются
   - Скажи "спасибо", что хоть сумму узнали и распечатку выпросили, - смеялась Лида. - Будем ждать теперь, когда позвонят, что карту привезли из Ревды. Пойдёшь расписываться в получении.
   - Я в этих картах ничего не понимаю.
   - Зато я понимаю. Улыбнись. Посмотри, как потеплело. Скоро весна наступит. Может снег растает.
   - Как бы ни так. В марте ещё ой-ой-ой какие снегопады бывают.
   Спустившись со ступенек, сестрица, как всегда, зацепилась под ручку, но взгляд её обратился вдруг к вывеске над входом в здание -- "Нотариус".
   - А ты знаешь, я ведь выучила слово "завещание".
   - Да ты что!
   - Ага. Когда нотариус из отпуска выходит?
   - Что, не терпится?
   - Надо идти, пока делать нечего.
   - А если нам из отдела субсидий позвонят, а тебя дома не будет?
   Сестрица задумалась. Вопрос денег перевесил в её сознании.
   - Ладно. Подождём. Согласна.
  
  
   - У вас на подъезде объявление висит, что шестого марта газовики будут оборудование проверять.
   - Знаю. - Угрюмо пробурчала сестрица. - Опять ругаться будут на мою колонку.
   - Я приду с утра, не дам тебя в обиду.
   - Восемьсот рублей опять надо будет.
   - Откуда ты знаешь?
   - Так три подъезда в доме проверили уже, только наш подъезд остался, его всегда последним проверяют.
   - Ты с раннего утра форточку открой, а может и с вечера даже, чтобы запахов в квартире никаких не было.
   - Ладно.
   На следующий день с утра сидели с открытыми дверями.
   - Так боюсь я этих газовиков... Может мне квартиру продать и в Ревде купить новую?
   - Продавай. - Улыбнулась Лида.
   - Как ты думаешь, сколько я могу за свою получить?
   - Не знаю, надо по газетам посмотреть, там ведь по две страницы объявлений печатают.
   - Ну примерно?
   - Понятия не имею.
   - Если без Центра недвижимости, а напрямую покупателю?
   - Ну, не знаю я!
   - Тебя в покое оставлю... Ты ведь замучилась со мной...
   - Конечно, я бы отдохнула.
   - Так и хочешь отвязаться от меня! Что тогда таскаешься со мной? - В глазах Люси даже искорки сверкнули от выброса энергии.
   - Так ведь больше некому за тобой присмотреть.
   - Можно найти, если хорошо поискать.
   - Поищи, может найдёшь. Только на меня эту проблему не стоит вешать, я в этом участвовать не буду.
   Вошли двое. Поздоровались. Пожилой мужчина, заметив хозяйку в комнате, приостановился:
   - Мы выражаем вам соболезнования в связи со смертью вашего сына.
   - Спасибо. - Ответила сестрица.
   Прошли в кухню. Лида молча последовала за ними. На столе лежала развёрнутая абонентская книжка и ручка. Открыл кран горячей воды, проверил розжиг. Потом проверил все горелки на газовой плите плюс в духовке. Другой в это время разложил на столе свои документы, предложил расписаться в новом Договоре на обслуживание внутриквартирного газового оборудования. Попросил деньги, отбил на своей переносной машинке чек. Сделал запись в абонентской книжке. Она расписалась. Молча удалились.
   - Обалдеть! - Удивилась сестрица. - Даже корпус с колонки не снимал! И газовую плиту не вскрывали.
   - Они же в прошлом году это делали.
   - Ага.
   - Они же видят, что всё чисто, всё блестит. Раньше даже пол на кухне был грязнее, чем на улице, подоконник всякой ерундой был завален, тенёты с колонки свисали, поэтому они и сердились. А сейчас не к чему придраться -- воздух свежий, форточки обе открыты, плита чистая, подоконник белёхонький, занавеска светлая.
   - Даже замечания не сделали.
   - Значит, всё отлично. Вот такую чистоту и надо постоянно поддерживать, не надо жаловаться "не вижу", даже если плохо видишь, учись на ощупь чистоту наводить, только чистые чашки-ложки в шкафчик засовывать. И надобно тебе ещё вот в этом углу сковородки бы разобрать. Ты ведь ими давно не пользуешься.
   - Да, надо собраться будет выбросить всё вместе с этажеркой, она уже заржавела вся, хоть свободней будет.
   - Это газовикам перед женским днём не хочется людям настроение портить, вот они и не придираются сегодня, чтобы пораньше закончить свой рабочий день.
   - Что это за договор?
   - Новый, сказали.
   - Читать будешь?
   - Надо бы, но не сегодня. Пойду я домой. Мусор есть?
   - Нет, ты же вчера выбросила.
   - А с июня принесу тебе новый расчёт из отдела субсидий, там ещё неизвестно, что будет.
   - Хоть бы мне скорей восемьдесят лет исполнилось, там добавят пенсию, тогда и субсидий никаких не надо будет.
   - До восьмидесяти тебе ещё дожить надо.
   - Когда теперь придёшь?
   - Когда позвонишь, попросишь, тогда и приду.
   На обратном пути Лида размышляла о форме оплаты за эту услугу газовиков. Лет восемь назад эта сумма делилась помесячно и указывалась в квитанциях за газ. Потом функцию по обслуживанию газового оборудования передали коммунальщикам, а с 2014 года -- опять газоснабжающей организации, но в договоре уже было оговорено, что можно брать наличными. Помнится, многие возмущались этими изменениями, даже писали жалобы депутатам и местным, и областным, но ответа так никакого и не дождались. Многие пенсионеры потеряли льготы от этого новшества, а имели на это право, так как в Постановлении Правительства РФ номер 410 от 14.05.2013 года был пункт, что обслуживание внутриквартирного газового оборудования относится к коммунальным платежам. А их мизерными квитанциями даже жопу не подтереть, они никаким документом не являются, на них даже печать не войдёт.
   Заглянула в магазин купить свежую газету с объявлениями. Сидела у себя дома, разглядывала цены. В старых, как у сестрицы, домах -- от семисот до девятисот тысяч рублей за подобную квартиру в зависимости от дополнительных радостей, типа остекление балкона, пластиковые окна, свежий ремонт, новая сантехника.
   - Так. У Люси ничего подобного близко нет, значит, будем брать низший уровень цены.
   Потом обратила внимание, что в разных домах в разных районах циркулирует один и тот же номер телефона продавца. Стала отмечать их чёрной пастой.
   - Кто же этот, такой богатый продавец? - Изумилась она.
   Потом до неё дошло, что им может быть только Центр недвижимости города.
   - А сестрица ведь хочет без него обойтись, чтобы не переплачивать. А Центр недвижимости умеет очень хорошо торговаться, там накруточки делают дай будь -- до сорока процентов, я слышала такие разговоры. Значит, если, например, убрать хотя бы тридцать процентов от семисот тысяч, то квартиру можно продать не более, чем за пятьсот тысяч рублей. А в Ревде за пятьсот тысяч нигде однокомнатную не купить -- Катя рассказывала лет пять назад, что однокомнатных очень мало в городе и стоят они чуть меньше двухкомнатных, поэтому попросила денег у отца и купила большую. И у Тони рядом однокомнатную в тринадцать квадратных метров купили за восемьсот тысяч. И когда это было! Когда я ещё работала!
  
  
   Утром она рассказывала сестрице о ценах.
   - А я подкоплю денежек. - Смеялась Люся, как будто собиралась жить ещё сто лет. - Ты поможешь.
   - Не придумывай. Я что, голодать должна, чтобы тебе радость доставить. Я же сказала, что помогать тебе в этом вопросе не буду.
   Лида прикидывала, что у сестрицы есть на данный момент какие-то десятки тысяч, но, конечно, не сотни тысяч. Кате было бы проще поселить Люсю с Риммой, чтобы легче было ухаживать сразу за обеими, и просто забрать деньги от продажи квартиры себе. Но уживутся ли те рядом друг с другом, ведь у Риммы тяжёлый характер. Да и согласится ли Катя? Ведь она сразу дала понять, что не хочет этим заниматься. В Люсе же никак не умирает надежда на долгую счастливую жизнь в другом месте.
   - Это только в настоящий момент, а что будет через два, три, пять лет? Никто не сможет предсказать. Никто об этом не задумывается, и тем более сестрица. А я была бы счастлива избавиться от этой раздражающей тяжести безо всякой благодарности в ответ.
  
  
   - Ну что, последний пункт у нас остался не выполненным?
   - Да. Только нотариус.
   - Звони.
   - Я?
   - Только ты. Я в этом не участвую.
   - Что сказать?
   - Что спросят! Попроси записать на приём по вопросу завещания.
   - Вдруг я что-то не так скажу?
   - Не бойся. Это ведь только секретарь с тобой будет разговаривать.
   Сестрице удалось выговорить все слова правильно. Долго слушала ответ, потом положила трубку.
   - Ну что?
   - Она спросила, сколько мне лет.
   - Я поняла, ты сказала 79. Дальше?
   - Посоветовала запастись справкой от психиатра в нашей больнице. Назвала фамилию "Шпак". Всё.
   - Ну что ж, завтра с утра идём к Шпаку, он мне знаком.
   - Я тоже когда-то давно была у него, он же по-моему, невролог. Если это он, то он принимает только после обеда.
   - Значит торопиться не будем, выйдем часов в десять, до одиннадцати доберёмся, талончик ведь надо будет ещё взять. Если удастся -- первыми после обеда будем.
  
  
   Так всё у них и получилось на следующий день. Было тепло, но очень ветрено. Снежок под ногами начал уже подтаивать, но единственный приличный тротуар через всю центральную улицу всегда был почищен -- за ним всегда следил водитель крохотного грейдера -- чего нельзя было сказать об остальных пешеходных местах города.
   Вообще, нижняя сторона улицы была ровной от начала до конца, идти по ней всегда было легко, особенно под ручку, как сейчас. Сестрица болтала всякую чепуху, не пропускала ни одного встречного, чтобы рассказать почти о каждом. Вспоминала кого-то, не пропускала глазами афиши и вывески на магазинах. Многие с ними здоровались.
   Лида же не обращала на всю эту суету никакого внимания. Она размышляла о том, чем кончится история с нотариусом. В папку с документами ей удалось незаметно для сестрицы положить две копии с паспортов -- своего и Катиного, так как предполагала, что они могут понадобиться. И хоть Катя за два месяца не высказала желания получить хоть что-то в наследство от тёти, но понимала, что деньги её семье будут не лишними.
   Люся хоть и почувствовала уверенность в своих действиях, и готовила сама и разные каши, и супы, и винегрет, и фрукты ела, и полы мыла регулярно, даже пыль протирала, и суждения у ней стали более здравыми, и злых недовольств жизнью реже слышалось, но Лиду беспокоило ещё одно обстоятельство. Соседка, Нина Степановна, с которой они как-то рядом шли из магазина, рассказала, что будучи на прогулке, Люся упала на совершенно ровном месте:
   - Мы шли под ручку по расчищенной дорожке стадиона. Я только почувствовала, что она не держится за меня, обернулась -- она лежит на спине. Я к ней "Что случилось?", она открытыми глазами на меня смотрит, будто сама ничего не понимает. Ребятишки, что рядом оказались, помогли её приподнять. Посидела на снегу, удалось подняться. Спрашиваю "Ушиблась?", говорит "Нет, ничего не больно". Ладно на ней шуба толстая была, на голове шапка меховая да капюшон накинут. На ногах валенки -- подскользнуться она никак не могла, по снежной дорожке шли. Я теперь не буду её с собой водить, страшновато.
   - Нина Степановна, а скажите, мой телефон есть у вас в записях?
   - Нет, нету.
   - Можно мне его вам оставить? Так, на всякий горячий случай, вдруг что неладное заметите.
   - Ну давай.
   Лида тогда протянула ей записку с номером своего телефона, которую давно уже таскала в кармане именно для соседки. Она не стала тогда делиться с ней, что это был уже не первый случай, чтобы не сгущать краски, хотя Люсю уже привозили до дома на скорой помощи -- упала прошлым летом, тоже на ровном месте. Ванька тогда жаловался, что с трудом дотащил её до третьего этажа, "Ладно, адрес смогла назвать!". Врач измерила давление -- нормальное, кардиограмму сняла -- никаких отклонений, только руку поцарапала об асфальт.
   - Ну вот и доходим, только в горку подняться осталось.
   - Лида, может мы тут сразу и к неврологу запишемся?
   - Ладно. Вставай сама в очередь.
   - Вот. - Улыбалась та. - Я ещё взяла талон на понедельник.
   - К неврологу?
   - Нет, она на учёбе до конца месяца. К терапевту.
   - Зачем?
   - Так просто, давно у ней не была, надо кровь проверить. Я же отчего-то болею! Может таблетки какие новые появились.
   - Ладно. Сходим. На сколько талон?
   - На восемь сорок.
   - Значит, на семь пятнадцать уедем на автобусе.
   А вот к Шпаку они и правда оказались первыми после обеда. У них оказалось полтора часа свободного времени. Сняли пальто в раздевалке, зашли в туалет, поднялись на второй этаж в поисках кабинета, присели.
   В этом конце коридора народу совсем не было, только две девушки сидели около соседнего кабинета с вывеской "ЛОР". Люся начала им рассказывать про своё заросшее ухо. Они смеялись. Лида пошла осмотреть второй этаж поликлиники. В центре, напротив лестничной площадки, были процедурные кабинеты. В противоположном конце принимали терапевты, там было очень людно. Вернулась к сестрице.
   - Пойду-ка я узнаю, работает ли наш участковый. Вдруг та же самая, что два года назад, может удастся без очереди проникнуть. Мне же только уколы выписать, меня же не надо осматривать. Вот, я даже коробочку с названием захватила.
   - Да, насчет больницы у сестрицы было много хитрых ходов, - подумала она.
   Её долго не было, Лида даже заволновалась, но отойти с места тоже было нельзя, так как подошедший молодой человек занял за ними очередь и сказал, что врач приходит, когда ему вздумается или пока ему не позвонят, что скопилась очередь, что живёт тот совсем рядом и любит дремать дома на диване после обеда. Лиде было смешно слушать такое про врача.
   - А вы по какому вопросу?
   - Да у меня ДТП было. Сюда послали. Мне только справку взять.
   - Но мы -- первые и по записи! Нам тоже только справку взять.
   - Долго нам ещё ждать? - Подошла Люся.
   - Не знаю. Сядь. Отдохни. Здесь уже трое к нему, все без талонов, очередь занимают.
   - А где они?
   - Разбежались пока кто куда.
   - Я никого без очереди не пропущу!
   Только врач появился, все в струнку вытянулись. Вслед за ним вошла медсестра с карточками в руках. Люся стояла у самых дверей, Лида напомнила ей, чтобы о больной голове даже не заикалась. Через десять минут мигнула лампочка над дверями, приглашая первого.
   Вышла через десять минут без всяких чувств на лице.
   - Пойдём отсюда.
   - Что спрашивал?
   - Сколько лет... Спросил, зачем нужна справка... Сказала, чтобы завещание сделать... Спросил, когда к нотариусу... Я ответила: "Сказали, хоть завтра приходите"... Ещё сказал, чтобы печать в регистратуре на талон поставила.
   - Всё?
   - Всё.
   - Ну-ка дай талон посмотреть, - взяла у неё из рук. - Тут только вверху приписка неразборчиво. Давай подойдём к окну. "В архивах не значится" и подпись. Люся, так всё ведь нормально!
   - Ты думаешь?
   - Конечно! Спускаемся в регистратуру! Он просто карточку твою просмотрел и в компьютер заглянул. Ты же у него на учёте не стоишь. Сегодня день у тебя удачный.
   Вышли на улицу.
   - Древнее здание, но крепкое. И внутри удобно.
   - Да, потолки высоченные, коридоры широкие, окна огромные.
   - И дышать есть чем, - смеялась Лида.
   На обратном пути решили зайти записаться к нотариусу. Здесь люди были целыми семьями. Секретарь каждый раз выходила в коридор и приглашала следующего. Лида к ней и обратилась:
   - Нам только записаться на приём, завещание оформить.
   - Давайте я посмотрю ваши документы.
   Люся достала папку. Та всё просмотрела и попросила её зайти в приёмную. Вышла через десять минут:
   - Записала на завтра на полдвенадцатого. Документы оставила у себя. Сказала, что надо две с половиной тысячи.
   - Ну вот, и здесь у нас получилось!
   - Пойдём по верхней стороне. - Попросила сестрица.
   - Здесь же столько ступенек!
   - Ну и что. Как-нибудь.
   - Зачем?
   - Надо по магазинчикам пройтись, сто лет здесь не была. Хоть посмотреть, чем торгуют.
   Прошлись по всем забегаловкам. Сестрица купила увеличительное зеркало, чтобы состригать белобрысые усы около губ. Ещё в одном месте ей отрезали полтора метра тонкой клеёночки для стола в большой комнате. Ещё в одном магазинчике присмотрела себе на смерть ситцевый халат с пуговицами и длинными рукавами.
   - Я ещё вот в эту киоску загляну, Нина здесь молоко всегда покупает на девять рублей дешевле.
   - Может старое? Или меньше литра?
   - Говорит, здесь всегда свежее, каждый день привозят два вида, "Бородулинское" и ещё какое-то. Литровое.
   - А ты что не купила? - Спросила сестрица, когда отошли.
   - Я к Ирбитскому привыкла. Ты только Новоуральское не покупай.
   - Почему? Оно тоже дешёвое.
   - Новоуральск -- это радиация. Там всё заражено.
   - Откуда ты знаешь?
   - Мне как-то пришлось там побывать ещё в советские времена, на курсы повышения квалификации посылали. Там заводы связаны с радиацией. Обеспечение там хорошее, зарплаты большие, жильё предоставляется. Дворец есть, стадионы, корты, бассейны, школы, детсады, даже ясельки для новорождённых. Там есть и семеноводство, и птицефабрика небольшая, и коровники, но все хозяйства экспериментальные -- учёная среда для исследований и наблюдений. Но трава на газонах блёклая серого цвета, не зелёная! Сосновый лес могучий, но хвоя на деревьях чёрная! Коровы там не мычат, люди там не улыбаются. Всё питание у них завозное, даже вода, а свою продукцию сами они не едят, а полностью вывозят вот в такие деревни и городишки, как наш, где старухи купят всё, лишь бы на один рубль было дешевле. Долгожителей там точно нет, как только молодёжь понимает, куда их судьба занесла, стараются как можно скорее оттуда выбраться.
   - В "Водолей" заглянем, посмотрим колонку газовую?
   - Ну пошли.
   Рассмотрели все виды колонок. Лида долго объясняла, что подобрать надо подобную той, что у Люси стояла:
   - Главное, чтобы подводка водопроводов совпадала, иначе кроме газовиков ещё сантехников вызывать придётся, чтобы воду подсоединили, так как Горгаз этим не занимается. Потом -- снова газовиков. И за все вызовы платить придётся. Но до самого начала с тебя ещё потребуют Акт об исправности вентиляционных ходов.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я два года назад свою меняла.
   - Это сколько же мне денег надо?
   - За каждый вызов -- по тысяче, это не считая материалы, вдруг железные водопроводы придётся на пластик менять.
   Потом зашли в "Очки", подобрали Люсе новые очки и счастливые добрались до квартиры.
   - Зайдёшь?
   - Нет, Люся, я -- сразу домой. - Закрыла ключом двери снаружи и спустилась вниз.
  
  
   Решила с сотового телефона Кате позвонить. В контактах у Ваньки она видела её фотку.
   - Приветик!
   - Кто это?
   - Дуся, с праздником тебя!
   - Вы не туда попали.
   Лида посмеялась и снова выбрала номер:
   - Катя, я пошутила.
   - Ну, тёть Лида, ты даёшь!
   - Евдокия сегодня! С Днём рождения!
   - Спасибо. Хорошо, что меня Катей, а не Дусей назвали. - Хохотала та. - Тёть Лида, ты меня так напугала!
   - Я и не думала, что ты такая трусиха. - Смеялась она.
   - Я, как увидела Ванькину фотографию, чуть телефон не выронила.
   - Решила вот попользоваться. Я фото потом своё поставлю. Как дела? Не работаешь сегодня? Никак не могу запомнить твой график работы.
   - Завтра с утра пойду.
   - Пируете сегодня?
   - О чём ты говоришь! Хоть бы выспаться в выходной.
   - Матушка чем занимается?
   - Она в своей квартире на кухне колдует.
   - Как же она с одной-то рукой?
   - Да я уж сотни раз говорила, что сама всё сделаю, но она ведь не может без дела сидеть. Тесто я ей покупаю частенько, любит стряпнёй заниматься. А я из постели до обеда, как видишь, не вылезаю. Ромка в школу рано убежал, никто не мешает.
   - Он у тебя после восьмого класса дальше учиться собирается?
   - Что ты! Хорошо бы хоть этот год дотянуть как-то. В колледж отправлю.
   - Дочь с зятем приглашены на пироги?
   - У них сейчас любовь. Моё дело их подкармливать, чтобы с голоду не умерли. Пирогов вечером отнесу. Они в институт рано уезжают.
   - На чём ездят?
   - Отец ему доверенность на свою старую машину дал.
   - Где ночью стоит?
   - Во дворе, как у всех.
   - Катя, желаю тебе выспаться хорошенько! Терпения тебе железного! И побольше радостей в жизни! Здоровья крепкого!
   - Спасибо. У тети Люси ты хорошо прибралась, я даже подумала, что в чужую квартиру попала. Шторки новые. Покупали?
   - Нет. У ней шифоньер забит новыми вещами!
   - Она в шикарном махровом халате.
   - Мне тоже нравится. Мы с ней ещё в прошлом году его покупали. Катя, может тебе что из её мебели поглянется, так забери, а то она вдруг поняла, что у неё очень много лишнего.
   - Я подумаю, может к лету в дом большую тумбочку увезу на машине.
   - Хотела у ней потолок на кухне побелить, она не даёт, говорит, что наклеенные плиты на потолке мочить нельзя. Тот дальний угол над плитой и колонкой весь пожелтевший.
   - Да, их действительно мочить нельзя, они сразу размокнут.
   - Да ты что! Я даже не знала такого.
   - Тёть Лида, лучше не прикасайся, хуже может быть. Там надо всё сдирать и настоящий ремонт делать. Зимой не стоит этим заниматься.
   - Поняла.
   - Как там тётя Люся? Что-то мне в последнее время редко с ней разговаривать получается. Мама меня постоянно спрашивает, звонила ли я ей. Мне иногда это даже надоедает, я начинаю ей врать, чтобы отвязаться.
   - Нормально она. Только в больницу просится сходить, уколы чтобы назначили. Наверное, соберёмся, когда потеплеет чуть-чуть.
   - Да, дни хорошие обещают, весна-то началась. А что ты там про Евдокию-то говорила? - Засмеялась она.
   - Говорят, если на Евдокию курочка водицы из лужицы напьётся, то на Егория овечка травки наестся.
   - И когда этот Егорий?
   - Кажется, в конце первой недели мая.
   - Видимо, майские праздники будут ледяными нынче. На улице сейчас холодина ещё стоит, ночью минусовые значения, ни каких лужиц в помине нет.
   - Всё, Катя, пока. Звони сама.
  
  
   У нотариуса сестрица сидела более часа. Лида ждала её даже не в приёмной, а в коридоре, здесь было прохладней.
   - Ну как? - Встретила она её вопросом.
   И так как та молчала, одеваясь и собирая сумку, ещё спросила:
   - Сделала своё завещание?
   - Сделала. - Сердито пробурчала та.
   Вышли на улицу, сразу перешли по переходу на нижнюю сторону. Сестрица даже не зацепилась за неё, как обычно, шла усердно самостоятельно, всем своим видом выказывая недовольство.
   - А что так долго там сидела?
   - Разговаривали...
   - О чём?
   - Обо всём.
   Эти однозначные короткие ответы навевали на мысль, что что-то было не так. Лида не стала больше навязываться, до дома шли молча.
   Сбросили обутки, Люся -- сразу в туалет, она пошла в кухню кипяток поставить. Потом в комнате на столе раскрыла её сумку, достала папочку, чтобы посмотреть на завещание -- государственный жёлтенький бланк. Пробежав глазами, узрела только в центре крупно напечатанные свои фамилию, имя, отчество. Люся неожиданно подлетела сзади и вырвала папку из рук:
   - Это мои документы! - Захлопнула папку и унесла в другую комнату.
   - Я только взглянуть хотела...
   - Нечего смотреть! Нотариус сказала, что это только мои документы!
   - Что, даже посмотреть не дашь?
   - Не дам.
   - Дело твоё. Ты что, не уважаешь меня сегодня? - Она Усмехнулась. - Хоть бы объяснила, за что.
   Та долго молчала, потом процедила сквозь зубы:
   - Ты зачем мне подсунула копии ваших паспортов!
   - Думала, что пригодятся.
   - А что мне не сказала?
   - Не успела.
   - Врёшь!
   - Нет, не вру. Неужели не пригодились?
   - Пойдём кофе пить.
   Седели на кухне, смотрели в окно. После обеда сюда уже солнце начало заглядывать, освещая радостью. Сестрица после горячего напитка немного расслабилась:
   - Она меня про Катю расспрашивала долго. Я никак не могла сначала понять, откуда ей известно, что у меня есть племянница, пока она не показала мне копии паспортов ваших. Пришлось сказать, что ты мне документы готовила.
   - Я ж хотела, как лучше. Чтобы у тебя свободный выбор был.
   - Я на тебя сделала завещание. Я не хочу даже говорить Кате, что была у нотариуса. Они от меня отказались.
   - Ну и успокойся. Ты сделала своё дело. Живи теперь спокойно. Уколы вот выкупим, поправишь своё здоровье, там весна на носу, потом лето. Всё ведь нормально. В квартире у тебя чисто, красиво. Все финансовые дела мы закончили.
   - Кладовку ещё надо разбирать. Обувь свою на распутицу надо ещё пересмотреть. Подтаивать уже начало, валенки пора высушить и убрать. Катя сказала, когда приезжала, что у меня в квартире одна ценная вещь -- это диван. Отдашь ей, когда умру?
   - Люся, мне совсем ничего не надо, у меня своя любимая мебель. Тебе надо о жизни думать. Ты, если голову сбережёшь, ещё очень долго проживёшь. К тому времени твой диван состарится, - смеялась Лида. - Тебе может недвижимой на нём лежать придётся, неизвестно ведь, какая смерть впереди. Может он будет настолько обоссан и обосран, что никому и не понадобится. Сейчас-то зачем об этом думать!
   - Может сходишь со мной в магазин, мне много чего надо из продуктов купить.
   - Так ты скажи, я принесу.
   - Я сама хочу сходить выбрать, что понравится.
   - Ну одевайся, пойдём.
   - Сейчас?
   - А что! Светло, далеко ещё до вечера.
   Стояли перед выходом на дорогу, ждали, когда просвет от машин появится.
   - На этом нашем перекрёстке шесть путей расходится из одной точки! И никаких указателей ни для транспорта, ни для пешеходов! - Возмущалась сестрица. - У себя-то они около Администрации на ровном месте светофоров и знаков наставили, а на остальных горожан им наплевать.
   Лида понимала, что та была права, но промолчала, не хотелось углубляться в негативную тему -- бесполезно вести разговор с сестрой, это ведь не решит проблему.
   - Вот! Вот здесь я подскользнулась в первый раз прошлой зимой! Башкой грохнулась! Ладно, людей много было рядом. Как долго тогда у меня голова болела! Всякий раз, как подхожу к перекрёстку, страх подкатывает к горлу и ноги дрожат. А как не ходить? Все магазины и аптека на той стороне! И никаких переходов, никаких тротуаров нет. Машины снуют в разные стороны, сколько здесь ДТП было! Никому нет никакого дела.
   - А ты хоть раз хоть одну жалобу написала начальству?
   - Так они меня и послушают!
   - Сейчас ведь все по заявкам работают. Нет жалоб, значит нет проблем.
  
  
   После середины марта таяние снега пошло быстрыми темпами, хотя ночами стояло до минус десяти, а в конце месяца уже крыши полностью очистились и дороги стали сухими, и люди стали по ним ходить, так как тротуары стали не пешеходными.
   В понедельник они с утра сидели у кабинета участкового терапевта. Врач опоздала на работу на двадцать пять минут. Без очереди, то есть без талонов, первыми прошли отец с подростком, потом инвалид, потом какая-то бойкая старуха сказала "Имею право", и только после полутора часов начала двигаться очередь. Народу было много, были и явно больные, и люди для закрытия больничных листов.
   - Я выйду на улицу, а то здесь так солнце печёт.
   - Ну иди, я у самых дверей сижу, впереди меня ещё двое, это не меньше, чем на полчаса.
   Когда Лида вернулась, то уселась подальше от солнечного окна на вдруг освободившееся место. Люся сидела у двери на самом солнце, склонив голову на обе руки, которые уцепились за бодожок. Все изнывали от солнечных лучей, у кого-то пот катился градом, кто-то закрыл глаза, кто-то просто спал. А люди всё подходили и подходили к своему времени, которое сдвинулось уже на два часа. У соседнего терапевта очередь двигалась тоже медленно.
   - От одного ожидания заболеть можно. - Подумала она.
   Наконец Люся вошла внутрь. Вышла довольно быстро, сразу подошла к ней:
   - Вот, дала направление на анализы. Завтра с утра.
   - Это куда?
   - Это не здесь. Это в больницу, она дальше в гору. Там принимают рано, с восьми часов, всего один час.
   - Тогда завтра уедем пораньше на такси, чтобы побыстрее было.
   - А потом сразу в поликлинику на ЭКГ.
   - Это что?
   - Электрокардиограмма.
   - Понятно. Ещё что?
   - Всё. Потом с результатами опять сюда к врачу. Сказала, что можно взять талон на пятницу.
   - Ну давай тогда сразу в регистратуру.
   Талон на пятницу им дали на одиннадцать часов, так как только после десяти утра приносят результаты всех анализов за прошлый день.
   На обратном пути Люсе опять надо было в какие-то магазины. Лида молча скрывала раздражение, она никак не могла понять, откуда у сестрицы ещё берётся желание таскаться по магазинам, ведь вчера полгорода обошли, купили всё, что та хотела, и молока, и хлеба, и колбасы. Солнце сзади пекло, ни ветринки. Еле дотащились до дому. Люсю уже покачивало в разные стороны, а она всё говорила и говорила, одно и то же.
   - Ты что молчишь? - Тянула она её за рукав. - Ты меня слышишь?
   - Нет. Я тебя не слушаю. Ты мне целую неделю рассказываешь про покойников. Тебе-то самой это не надоело? Мне совсем неинтересно, кто умер десять или пять, или год назад, я не знаю их имён, их умерших родителей. Мне это не нужно! Лучше посмотри на солнце, на траву зелёную. Много ведь радостей-то, которые ты даже не пытаешься замечать! Только треплешь языком про кладбище, а сама после похорон там не бывала.
   Только увидев свой подъезд, Люся остановилась не в силах шагать:
   - Не могу больше... Сейчас коленки согнутся...
   - Ты очень много тратишь энергии на болтовню.
   - При чём тут болтовня?
   - При том!
   Лида не стала больше ничего говорить. Ей хотелось побыстрее зайти в квартиру, оставить там сестрицу и уйти домой, умыться с ног до головы и уснуть. Этот солнечный штиль, целую неделю ни одного облачка на небе, а на траве ещё лежит снег -- тяжёлое явление, от которого лучше спрятаться в тени, а они носятся по этому пеклу уже не первый день.
   - Ещё завтра, потом послезавтра...
   Проснулась в четыре вечера. Сразу к телефону:
   - Люся, как ты там? Я только что проснулась.
   - Живая пока. - Смеялась та. - Полежала минут пятнадцать -- не хочу спать. Вывесила Ванькино одеяльце на балкон, пусть проветрится несколько дней -- выколочу его потом там, что ему лежать-то. Кашу поела. Решила, что на кашах буду жить, пока все крупы не съем. Потом голову вымыла. Сейчас телик включила.
   - Ну ладно, хозяйничай.
   - Пока.
   На следующий день уехали на такси. Люся первой сдала кровь. Бегом добежали до поликлиники, там были вторыми, их перед самым входом опередил молодой парнишка. Счастливые шли домой, никуда не заглядывая, так как все магазины были ещё закрыты.
  
  
   В пятницу уехали на автобусе к врачу. Люся вышла надутая, как мяч.
   - Что?
   - Она сказала, что я здорова, как бык... Кровь -- как у здорового младенца... Кардиограмма идеальная...
   - Так это ведь хорошо!
   - Выписала таблетки от головокружения. Они у меня есть такие -- не помогают! Я даже выкупать их не буду! Я попросила что-нибудь от давления. Вот, посмотри, они у меня тоже есть. Зачем мы здесь столько дней провели!
   Хотелось сказать, что от смерти лекарства нет, но Лида не решилась это произнести.
   - Вот, что и требовалось доказать -- здоровая ты! Если свой бросишь бодожок, совсем всё будет хорошо.
   - Я даже не могу к нему никак приспособиться. С какой стороны его лучше носить?
   - Он должен быть вместо больной ноги. Какая у тебя нога болит?
   - Обе!
   - Значит, тебе костыли надо! - Засмеялась она.
   Люся всю дорогу ругала врачей, что все они неучи, не умеют читать кардиограммы, даже ничего не знают о современных лекарствах.
   - Она сказала, что головой она не занимается, что лучше всего в начале следующего месяца надо обратиться к неврологу.
   - А я, когда у меня плохо с головой -- вязаную проволоку на неё одеваю.
   - Проволоку?
   - Да. Она и защищает от перепадов атмосферного давления, и выравнивает энергетику, если где-то клинит. Я из серебряной ниточки её себе связала, мне как-то Катя с завода привозила. Можно не обязательно из серебра, можно и медную.
   - Надо будет попробовать... К неврологу-то сходишь со мной?
   - Схожу.
   - Лучше после майских праздников...
   И так как настроение у ней было плохое после посещения врача, то начала опять вспоминать Ваньку, похороны, поминки. Лида молчала.
   - Сейчас, наверное, могилка уже провалилась там...
   - Сходи посмотри.
   - Скамейку надо бы сделать...
   - Сделай.
   - Ни в какую больницу я больше не пойду!
   - Сегодня не хочешь, завтра опять захочешь, ещё через день разочаруешься, ещё через два дня проситься будешь, а ходить уже не сможешь. Пока у тебя силы есть, надо будет через пару недель сходить к неврологу.
   - Может проще сходить в аптеку, вдруг продадут без рецепта мои уколы? Я название и инструкцию к ним нашла.
   - Давно надо было сходить, если хотела бы.
   - В одной не продадут, в другой продадут.
  
  
   - Что так долго не приходила?
   - Так ты же не звонила, не просила. Своим хозяйством занималась. У тебя-то полный порядок навели, а я после зимы ещё ни разу не прибиралась основательно, перестирала всё, перегладила, чистоту от подъезда до балкона навела. Никак проводок свой к тонометру нашла? - Обратила внимание на прибор на столе.
   - Нашла. И коробочку нашла, в ней лежал.
   - Ну вот, радость теперь у тебя каждодневная будет. Какое сегодня у тебя давление?
   - Сто двадцать пять на восемьдесят семь.
   - Прекрасно.
   - Я ж в аптеку нашу сходила, ампулы выкупила.
   - Да ты что!
   - Ага. Безо всякого рецепта дали, я только упаковку показала.
   - Ну вот и к неврологу не надо будет идти.
   - Теперь надо медсестру искать.
   - Я разговаривала с Розой-медсестрой из процедурного кабинета, она в нашем доме живёт. Она согласилась приходить к тебе от пяти до шести вечера.
   - Сколько стоит?
   - Я даже не спрашивала о цене. Это твои проблемы. Сказала только, что через день. Когда начнём?
   - Да хоть завтра.
   - Я ей вечером позвоню.
   - Ладно. Ждать буду.
   - Может ты мне покажешь всё-таки завещание, там ведь целая страница печатного документа.
   - Ладно. - Повела её в другую комнату. - Читай вслух. - Пришлось читать.
   - Вообще, мне не мешало бы знать, где у тебя документы все хранятся.
   - Вот в этой сумке Ванькиной всё, я её вот сюда прячу.
   - И деньги здесь?
   - Нет, деньги у меня в другом укромном местечке. А вот в этом пакете я себе на смерть всё приготовила и шестьдесят тысяч туда же положила.
   - Я в твой паспорт к последней обложке рядом со страховым полисом и карточкой Пенсионного фонда положила номер моего телефона на всякий случай. Он у тебя должен быть всегда с собой, даже, когда идёшь на прогулку. Поняла? И Нине Степановне я тоже оставила свой телефон.
   - Она меня почему-то избегает...
   - Может настроение плохое.
   - Ей ведь восемьдесят четыре года, а без палки ходит...
   - Ты тоже, я заметила, без бодожка по квартире стала ходить.
   - Ага, - смеялась сестрица, - забывать о нём стала. Иногда даже почтовый ящик выхожу посмотреть, а палку дома забуду. Возвращаться не хочется, вот и спускаюсь, и поднимаюсь, только держась за перила.
   - Я как-то разговаривала с соседкой твоей, про сестру её младшую спрашивала, Тамару, работали ведь много лет рядом, говорит, еле-еле по комнате ходит.
   - Она ведь много моложе тебя...
   - У неё диабет, она и раньше-то очень полная была, а сейчас, говорит, совсем на бочку похожа стала. А Нина Степановна быстрая, легка на подъём, нет в ней лишнего веса, всегда её можно встретить во всех концах города, поэтому и чувствует себя хорошо. Телевизор-то смотришь?
   - Смотрю вечерами, делать-то нечего. Только последнее время что-то каналы прыгать начали.
   - Настройка на цифровое идёт по области. Пока это длится, не надо ничего делать. Потом всё само собой наладится.
   - А ты чем дома одна занимаешься?
   - У меня всегда одно и то же расписание. По понедельникам еду с утра готовлю, после обеда полы мою от лестничной площадки до балкона.
   - Зимой?
   - Снег сбрасываю. По вторникам на родничок хожу, зимой на ледянке привожу две пятилитровые бутыли, летом в руках по одной таскаю. По пятницам за молоком и хлебом бегаю, вечером "Юморину" смотрю.
   - У тебя же телика нет!
   - Я по компьютеру любую программу хоть днём, хоть ночью могу посмотреть, любой фильм от древних до современных, любую передачу хоть вчерашнюю, хоть даже завтрашнюю.
   - Моешься в какой день?
   - Да практически каждый день перед сном. Днём иногда читаю. Два дня в неделю на тебя трачу.
   - Можешь реже ко мне ходить.
   - Ты ведь любила когда-то читать, может принести что-нибудь, у меня интересные новинки есть. Сейчас ведь светлее стало, дни длиннее, и очки у тебя новые.
   - Я газеты не успеваю прочитывать. Лида, меня подстричь надо.
   - Ну давай садись. Найди себе на шею что-нибудь.
   - Вот, платок.
   - Что у тебя за полоска зелёная на лбу?
   - Это я медную проволочку привязываю, когда голова кружится. Ты ведь учила.
   - Покажи, где она.
   - Вот.
   - Очень уж тоненькая. Ещё такие есть?
   - Полно. Вот.
   - Давай я тебе из них хотя бы косичку лёгкую сплету. Держи за кончики все. Вот, каждая из трёх ниток, всего девять ниточек. Легко сгибается, чтобы закрепить сзади или сбоку. Надо только перед употреблением иногда её очищать, для этого -- выдержать два часа в уксусной эссенции.
   - Понятно.
   - У нас в доме соседку обдурили на четыре тысячи рублей.
   - Как? Кто обдурил?
   - Какая-то чужая организация сумела поставить ей якобы новый электросчётчик на лестничной площадке, якобы срок эксплуатации у прежнего вышел. Нарисовали ей документы, сказали, что показания и нового, и старого сами передадут в энергоснабжающую организацию. Она обрадовалась, что самой ей не надо никуда ходить -- а он крутился всего неделю. Пошла опрашивать соседей, оказалось ещё в две квартиры в разных подъездах приходили, но те их даже не впустили. Поумнее оказались. Ходит плачет теперь. Ко мне приходила -- в бумагах ни фамилий, ни печатей, только адрес и телефон в Екатеринбурге. Пыталась, говорит, звонить -- не отвечает.
   - А как надо было поступить?
   - Обычно, как газовики делают -- за неделю до начала каких-то работ повесить объявление на подъезде. А если незнакомые приходят, то лучше созвониться с местной организацией или хотя бы с соседом посоветоваться. И очень внимательно надо читать документы -- мы же все знаем наименования своих организаций, мы же с ними договора заключили на обслуживание, мы должны деньги своим платить, а не чужим из Екатеринбурга.
   - Ко мне тоже приходили.
   - Кто? Когда?
   - Ещё в феврале. Долго звонили в домофон. Вечером, темно уже было. Я долго не отвечала, потом сняла трубку -- какая-то сучка захотела именно со мной поговорить, сказала, что из Ревды из Соцзащиты. Я её на три буквы послала. Ты же мне тогда наказывала, чтобы я ни с кем не разговаривала и никому не открывала.
   - Всё, иди мой свою голову. А мне домой пора.
   - Спасибо.
   - А это что у тебя наложено?
   - Решила все альбомы расстричь, все фотки перебрать, выброшу всё, никому они не нужны.
   - Да, хорошее занятие ты себе придумала, на месяц работы хватит.
   А по дороге домой Лиду беспокоило вновь открывшееся обстоятельство. Она очень даже пожалела, что в телефонном разговоре с Тоней как-то упомянула, что Люся зовёт её к нотариусу. Лучше было бы совсем не упоминать об этом. Стоило сделать так, чтобы Тоня даже не думала об этом. Но как это сделать?
   Люся с Тоней мало общались в последние годы, да и с детства не делились меж собой сокровенным. А вот Лида с Тоней были погодками и во всём были заодно и в детстве, и сейчас. Люся всегда как будто ревновала Лиду к Тоне, поэтому они никогда не рассказывали старшей о разговорах между собой даже телефонных.
   - Сестрица хочет скрыть даже от Кати, что вообще сделала завещание, значит, она тем более сама не проговорится Тоне. Только Тоня может поднять эту тему просто из любопытства. Я сама должна пресечь это любопытство при первом же удобном случае.
  
  
   - Ты почему мне долго не звонишь? - Спросила Лида.
   - А что звонить-то...
   - Как это! Вдруг я заболела.
   - Ты! Заболела! Как бы ни так!
   - Ты думаешь, я не могу заболеть?
   - С чего бы? Ты сроду никогда не заикалось о подобном.
   - Да, не заикалась. Никогда. Потому что считаю большим недостатком делиться со всем миром своими болячками. Не в пример тебе. Это ты своими болячками все уши прожужжала. Но это не значит, что у меня их нет. Я в магазин собираюсь, может тебе что надо купить?
   - Даже не знаю... Ничего не хочу... Хлеб совсем надоел, батон сухой доедаю...
   - Может булочек каких-нибудь?
   - Ну купи... Этих, ну... по пять штучек которые.
   - Поняла. Что ещё?
   - Молока можно. Больше ничего не надо.
   - Что ешь?
   - Катя мне огурчиков солёных привозила когда-то, я рассольник вчера сварила, второй день ем. Капусту старую почерневшую почти всю выкинула, что хорошего осталось -- в кастрюлю сбросала. Вкусно получилось.
   - А что ты сегодня такая невесёлая? Бурчишь, бурчишь.
   - Катя сегодня в ночь, может позвонит, до десяти вечера придётся не спать, ждать надо, она обычно в это время звонит. Надо как-то собраться ещё мне холодильник разморозить, вымыть как следует. Вот пельмени из морозилки доем, тогда, наверное, займусь.
   - Может ещё капусты свежей купить?
   - Ну купи. Да! Красивая клеёнка мне не подошла, я другую ещё красивее отыскала, светленькую.
   - Я знаю, что у тебя запасов полно! - Лида пыталась рассмешить сестрицу.
   - Ещё шторку капроновую в маленькой комнате на окно хотела повесить. Ту, что висела, сняла кое-как, а длинную повесить -- не смогла дотянуться даже со стремянки. Просто перекинула её на гардину, так и висит третий день.
   - Я подойду к обеду. Сделаем. А тебе не советую на стремянку лазить, или мне придётся её просто выбросить!
   - Мне надо ещё настольную лампу и белый свет.
   - Купим. Что ещё нового у тебя?
   - Холодина в квартире... Из-под одеяла не вылезаю, чуть нос не отморозила... Якобы после аварии забыли отопление включить... Балбесы, а не слесаря!
   И тут Лида добилась, чего хотела -- спираль взметнулась ввысь! Люся взорвалась истерикой. Она начала костерить сантехников на все лады. Лида предусмотрительно положила трубку.
   - Пусть без меня побесится. А когда поймёт, что я её ещё и не слушаю, это её, конечно, выведет из себя ещё больше. Этого ей и не хватает для счастья.
   Пока Лида с покупками добиралась до сестрицы, та уже раскалила себя до предела, ругая сантехников:
   - Звонила раз пять по всем телефонам, они только отфутболивают друг к другу. Я не выдержала даже, заматерилась! Такая холодина! Мы что тут, не люди! Болванки что ли какие! Зимой!
   - Весна уже на дворе... Апрель на носу...
   Но Люся вошла, видимо, в экстаз. Не обращая внимание на замечание, ходила по комнате кругами, махала руками, грозя кому-то. Потом вдруг до неё дошёл смысл чужих слов, она, сощурив хитро мордочку, произнесла:
   - Потом слышу -- по чердаку ходят...
   - Как же ты могла из своей квартиры третьего этажа шаги на чердаке пятиэтажки услышать? - Вставила реплику Лида. Но та даже ухом не повела.
   - Женя слышала. - Между гневными словами послышались мягкие одобрительные нотки. И опять, потрясая головой и сжимая кулаки. - Целую неделю! В двадцатиградусный мороз!
   - Люся, я же два дня назад была у тебя -- тепло было.
   Та остановилась, как вкопанная, смотрела на неё понимая, что переборщила, вернее сказать, завралась. Но внутри у ней было столько ещё невысказанной злости, что Лида, усмехнувшись, отвернулась и подошла к окну, положив руки на горячую батарею отопления. И, чтобы вытрясти из сестрицы остатки негатива, спросила:
   - Когда подключили?
   - Недавно...
   Лида не стала обращать на сестрицу внимание, просто стояла и смотрела в окно. Она была уверена, что соседи её искали сантехников, сама она даже ни одного телефона Управляющей компании не знала, да и к телефону редко притрагивалась, так как циферблат давно истёрся, и цифры на нём были едва видны или совсем не видны. Однако, та всё ещё наслаждалась своим искусством, может даже сама поверила своему вранью, присвоив усилия всех соседей для нормализации ситуации. Повернулась к ней и, вздохнув, укоризненно произнесла:
   - Сколько же в тебе говна!
   Сестрица неожиданно хихикнула и, засмеявшись, пошла в кухню разбирать принесённые покупки.
   Сидели на кухне, кофе пили.
   - Когда теперь придёшь?
   - Зачем? Чтобы ты стравила на меня очередную порцию своей распущенности?
   - Нечаянно как-то получилось... Распсиховалась я...
   - Что у тебя в прихожей за склад?
   - Наконец-то я половину кладовки разобрала. Надо мне все доски на улицу вытащить как-то, и ещё там вещи совсем никому не нужные, но очень тяжёлые -- станок какой-то, инструменты всякие. Молоток, плосканки, отвёртки я себе оставила, вниз газовой плиты положила, в кухонный стол гвоздиков, шурупчиков набрала.
   - Собирайся, пойдём вместе выносить.
   - Чем мне теперь заниматься? - Спросила Люся в дороге.
   - Отдыхай, спи, ешь, альбомами своими занимайся, жди звонка от отдела субсидий. Я им звонила недавно, сказали что в последние дни марта обещали карты из банка подвезти. Месяц-то кончается.
  
  
  
  
  
  
   Глава 3.
  
  
   Сняла трубку на телефонный звонок:
   - Это из отдела субсидий. Мы вчера вам звонили несколько раз -- оба ваши телефона не отвечали.
   - Мы были... на кладбище. - Соврала Лида, так как не смогла объяснить отсутствие дома Люси.
   - Сейчас карты для субсидий привезли из Ревды, вам надо подойти получить в течение двадцати минут.
   - Мы не успеем за двадцать минут дойти. Может вы домой завезёте, по пути ведь.
   - Какой адрес?
   - Калинина, 7 -- 55.
   - Я сейчас посоветуюсь. Перезвоню.
   - Хорошо, а я сейчас получательнице позвоню, вдруг она вышла куда.
   У сестрицы телефон не отвечал. Она три раза набирала номер -- молчок. Лида психанула.
   После звонка схватила трубку.
   - Отдел субсидий. Хорошо, они заедут к вам домой, они на такси.
   - Но самой получательницы нет дома!
   - Тогда или ждите, когда через три месяца приедут снова, или сами езжайте в Ревду за картой.
   Сестрица ответила на звонок только в третьем часу.
   - Люся, ты помнишь, как мы в последний раз расстались? Ты спросила: "Чем мне теперь заниматься?", я тебе сказала: "Отдыхай, ешь, спи, жди звонка из отдела субсидий, в последние дни марта обещали карты привезти".
   - Ну?
   - Где ты вчера была?
   - Нигде... С соседками на лавочке сидели... На солнышке грелись...
   - А сегодня где тебя с утра носило? Я три часа не могла до тебя дозвониться.
   - Мы с Ниной гуляли по стадиону...
   - Тогда слушай меня внимательно. Вчера тебе звонили несколько раз. Сегодня до тебя не могли дозвониться снова -- отдел субсидий приглашал получить карту для субсидий. Увы! Тебя нет дома! Я даже договорилась, чтобы к тебе домой заехали, но тебя чёрт где-то носит полдня.
   - И что теперь?
   - Теперь это твоё личное дело, я в нём не участвую, раз ты меня не слушаешься. Проси своих любимых Катю, Настю, Римму, Ромку, чтобы везли тебя в Ревду в банк УБРиР за картой, сразу деньги там получите.
   - Как?... Я?...
   - А вот так! Другого совета я тебе дать не могу!
   Тут же позвонила по сотовому Кате, чтобы та была готова к дальнейшему развитию событий.
   Лида решила, что не будет даже интересоваться, как у сестрицы будут развиваться действия в этом направлении. Она не будет реагировать хоть на отрицательные, хоть на положительные высказывания и эмоции Люси по данному вопросу. Она просто забудет историю с оформленными субсидиями.
   Через день сестрица отчитывалась:
   - Катя встретила меня на машине на автобусной остановке у Угольной горы. Съездили в банк, получили карту, потом деньги. Доехали до автостанции, посадила меня в автобус. Вот. Только что зашла домой.
   - Давно надо было так сделать. - Сдержанно ответила Лида.
   - Что теперь с этой картой делать? Катя сказала, чтобы я тебе её отдала.
   - Конечно, ты же не умеешь ею пользоваться. Я до сих пор тебе замки на куртках и обутках застёгиваю, иначе ты бы их просто не носила.
   - Всё. Меня Нина ждёт, договорились сходить с ней на почту газеты выписать. Пока.
   - Пока.
  
  
   17 апреля. Нажала звонок. Услышала за дверью шаги, потом дыхание.
   - Люся, открывай!
   Скинув ботиночки, заглянула в кухню, отметила взглядом бананы, хлеб в пакете на холодильнике, на столе пакет молока, мёд, две апельсинки. Видимо, та сама сходила в магазин. Заметила, что освободился угол от ржавой этажерки со сковородками.
   - Неужели она сама их вытаскала!
   Прошла в комнату, уселась в кресло. Телевизор был включен. Сестрица, вымыв руки в ванной, с полотенцем в руках присела на диван. Молчали, но грусти на лице сестрицы она не заметила. Смотрели и слушали перепалку политических экспертов.
   - Зачем пришла?
   - В гости. Могу я прийти в гости к родной сестре?
   - В гости по выходным раньше ходили.
   - Да, раньше в гости без спросу ходили, а теперь, я поняла, что спрашивать разрешение у тебя надо?
   До этого больше недели они не перезванивались и не виделись. Лида успела за это время провернуть две стирки после зимы, окна вымыть, сменить шторки, постель, ковры пропылесосить, палас на улице выхлопать, на балконе прибраться, на родничок слетать за водичкой. Солнечные дни этому способствовали.
   - Катя вчера после ночной смены приезжала, полный рюкзак еды привезла, и яйца, и сахар, и пирогов всяких, и баночку селёдки, и баночку сайры и прочей ерунды.
   - Так ты же всё время прибедняешься "Ой! Одно яйцо осталось!", "Ой! Кофе два дня не пила -- молоко кончается!", "Ой! Последнюю корку хлеба доедаю!". Катя мне тоже всё время звонит. Боится, что ты с голоду замрёшь. Вот и тащится к тебе из Ревды, чтобы утешить. Тебе самой-то не стыдно девку мучить?
   - Я её ни о чём не просила...
   - А она думает, что ты просишь!
   - Надо бы завтра, наверное, по платёжкам уж платить...
   - Заполнила?
   - Нет ещё.
   - Так заполняй! Пойду свои оплачивать и твои соднова.
   - Как же я заполню, - мялась Люся, - если я плохо вижу показания, а счётчик высоко.
   - А попросить-то меня трудно? Язык откусила! Иди по воде списывай. А я электросчётчиком займусь.
   Лида как-то пришла к заключению, что Люся не хочет, не желает о чём-либо сама просить. Ждёт, когда ей предложат, позвонят и в разговоре как бы между прочим намекнёт, что есть хочет, а молока нет, или что картошки две штуки осталось, или что корку хлеба доедает и тому подобное. Если пакет с мусором надо вынести -- молча протягивает у порога, ничего не говоря. При этом не забывает вслух напомнить иногда, что она вполне самостоятельная. В прошлый раз даже обвинила её в назойливости. Лида тогда подумала, что и правда, слишком уж усердно она её опекает. Захотелось отучить её от этой гордыни, не стоит потакать таким наклонностям.
   Зазвонил телефон. Люся сняла трубку, долго слушала, потом произнесла "Я уже старая". Лида моментально выхватила телефон и положила трубку.
   - Кто звонил?
   - Не знаю... Акция какая-то...
   - Так нельзя отвечать!
   - Это для молодых только, они сказали...
   - Если бы я тебя не остановила, ты бы им всё про себя рассказала. Я тебя знаю, ты любительница поговорить.
   - А что я сказала? "Я уже старая"!
   - Ты думаешь, они не знают, куда звонят? Знаешь, сколько людей -- старых людей -- они вокруг пальца обвели! Они ж от тебя теперь не отстанут! Придут, в дверь позвонят, какую-нибудь услугу предложат.
   - Я никого в квартиру не пускаю!
   - Это пока. Раз не пустишь, два не пустишь, а потом? Они ведь не дураки. У них сотни способов, чтобы в чём-то тебя заинтересовать. Могут прийти под видом государственных служб, могут предложить тебе телевизор настроить на цифру, или ещё что-нибудь, например, прибор медицинский какой-нибудь предложат...
   - Ничего мне не надо.
   - Это пока. У нас старухам одиноким всем звонят! Только и разговоров об этих звонках. А потом начинаются похождения -- люди не знают, как от них отвязаться, и продукты на рубль дешевле везут, и лекарства всякие, якобы редкие, и деньги поменять на новые, и окна заменить на пластиковые. Приходят по два-три человека, чтобы за всеми было бы не уследить и так далее.
   - А что делать теперь?
   - Они знают твой адрес, знают, что ты одна, иначе они не стали бы тебе звонить. Теперь они знают, что ты старая, ты им это сама сказала. Сейчас они обсуждают, какой шаг им дальше предпринять, чтобы проникнуть в твою квартиру, разговорить тебя, отвлечь, выпытать, где ты деньги хранишь, может быть даже на квартиру твою глаз уже положили.
   - Да ты что!
   - Если бы ты просто положила трубку, не отвечая, возможно, они бы ещё попробовали тебя потревожить. А вот если бы ты сказала "Нам этого не надо", то они бы просто отстали. Поняла? "Нам этого не надо"! Ты должна эти слова запомнить! Они от тебя не отвянут, пока ты им не дашь понять, что ты не одна живёшь.
   - Я запишу, положу около телефона и буду твердить и день, и ночь: "Нам этого не надо".
   - Закончили уколы ставить?
   - Завтра ещё один остался. Последний. Столько денег заплатила!
   - Грех тебе жаловаться. Ты не меньше нас получаешь теперь. На вот тебе твои ключи от домофона и дверей. Они мне не нужны теперь, ты ведь закрываешься напрочь. Пошла я, не хочу больше навязываться.
   - Что, даже кофе не попьёшь?
   - Что-то совсем не хочется рядом даже сидеть с тобой после такой встречи.
   - Всё, что от меня зависело, я сделала. - Размышляла она по дороге домой. - Похороны, поминки отвели, в квартире прибрались, выписали Ваньку, на погребение получили, субсидии оформили, курс уколов провели. Гуляют с Ниной Степановной по сухим дорожкам стадиона, в магазин сама ходит, денег у ней достаточно. Я не буду ей надоедать. Правда, остаются не исполненными две мечты у сестрицы -- могилку сына посетить и на родную улицу Комсомольскую прогуляться. Одна она в такую даль не сможет сходить, значит, придётся ей ко мне всё-таки обратиться. А так -- пусть с Богом хозяйничает. Катя ещё звонила, хочет летом забрать Люсю к себе в дом-огород с Риммой пообщаться.
  
  
   Тоня звонила, рассказала про бесплатную операцию на второй глаз, что надо больше месяца даже не наклоняться, что на родительский день на могилки не поедет. Поведала, что старый холодильник у ней перестал работать -- выбросила, что новый купила ещё до операции, племянница помогла забить его до предела всевозможными продуктами.
   - Как у Люси дела?
   - Я не знаю.
   - Как это "не знаю"?
   - Очень просто. Не знаю. Неделю у ней не была. Не хочет она меня видеть.
   - Ты хоть звонила ей?
   - Нет.
   - С ума сошла! Позвонить-то можно!
   - Позвони. Если хочешь. А мне что-то совсем не хочется. Я даже ключи ей оставила. Не попросит -- не приду.
   - Придётся мне вмешаться в вашу ситуацию.
   Вторая половина апреля была жаркой, зимнего снега уже не было даже в тёмных закоулках. А вот в последние дни месяца налетел с севера настоящий снежный буран, снег летел не переставая и днём, и ночью. По утрам всё было бело, не видно ни неба, ни земли, ни домов, даже не таял, было очень холодно. Лида сидела у окна и смотрела на эту белую пургу. Радовалась, что никуда не надо бежать, дома тепло и уютно, что этот снег, наверное, последний в эту весну. Хорошо, что все основные похождения во вне они успели провернуть в хорошую погоду.
   Ветер стих вечером первого мая. А с утра на следующий день на безупречно синем небе сияло во всём своём величии Солнце. Белый снег слепил глаза, смотреть на это чудо природы, не прищурясь, было невозможно. Дороги просохли моментально.
  
  
   Ещё неделя прошла. Лида была сама не своя, сердце болело. Она так привыкла нянчиться со старшей сестрой за зимние месяцы, что была обеспокоена долгим промежутком молчания. Не выдержала и позвонила той -- телефон молчал. Через час -- то же самое. Накинула пальто и пошла. Заглянула во все три магазина по пути, чтобы узнать, в каком была приличная картошка -- любимая еда сестрицы.
   Вечером отчитывалась перед Тоней:
   - Чудеса с этой Люсей не кончаются! - Смеялась она в телефон. Один день плачет, другой день ругается, сегодня до обеда по ярмарке на площади шастала. Соседки её тоже дома не было, я решила, что они где-то вместе. Сидела на лавочке у подъезда, ждала. Они веселёхонькие притащились с полными сумками. Заявила мне, что не пойдёт в родительский день на могилку.
   - Почему?
   - Говорит: "Там клещей полно!". Я ей: "Нет. Они же на листве бывают, а ни травы, ни листьев ещё в помине нет". И у ней, видите ли, седьмого числа пенсию приносят.
   - И ведь правда!
   - Я говорю: "Получишь с утра и съездим". Так она, как бык: "Не поеду". Я ей: "Ты полгода там не была!". Она губы надула.
   - Может боится?
   - Вот, я её и напугала, говорю: " Он ведь ждёт, когда ты его простишь. Пока ты его не простишь, он будет преследовать тебя. Мёртвые сильнее живых". Она глаза вытаращила на меня! Но потом всё-таки согласилась. Правда канючить начала, что надо цветочки, печенье, конфет на могилку купить, что овал надо прикрепить. Впрочем, это её любимая хитрость. Я ей строго так сказала: "Купи! Ты сегодня полдня по торговым лавкам шлялась, сама говоришь, что всё цветами завалено". Она мне мило так улыбнулась и говорит: "Пошли в магазин".
   - Это по таким-то лужам!
   - Да. Но сегодня ведь понедельник, а она ведь очень неравнодушна к получению магазинных скидок, которые бывают только по понедельникам в наших магазинах.
   - Что купили?
   - Я ничего, она только два килограмма сахару. Я предлагала взять хотя бы пять, у меня ведь руки свободны и у неё пустая сумка -- она упёрлась. Спросила, почему я не покупаю, я ответила, что у меня запасов на несколько лет вперёд ещё по десять рублей куплены.
   - А сейчас сколько у вас сахар стоит?
   - Я даже не знаю, зимой больше пятидесяти стоил. Вот, домой вернулись с двумя килограммами сахара. Ну и она цветочков прикупила. Из разговоров по дороге поняла, что ей Римма звонила, якобы ругала её за то, что Катю эксплуатирует, видимо, маме стало жалко дочь. Потом мы кофе сидели у ней пили. Но она как-то очень заметно изменилась по отношению ко мне. Кое о чём мы, конечно, спорили, как всегда, но она сегодня совсем не вредничала, чаще соглашалась со мной, даже ключ мне обратно вернула. Да ведь и я давно уже не насилую её своими взглядами, я только изредка продолжаю начатую ею тему разговора.
   - Это я их всех накрутила. - Смеялась Тоня. - Сначала с Люсей поговорила откровенно своим ласковым голосом, убедила её не вредничать, а слушаться тебя во всём, напомнила, что именно ты и похороны, и поминки провела, и в квартире помогла прибраться, и документы все оформить. Сказала, что сама Люся уже на многое не способна и что дальше здоровье её может только ухудшаться, а если совсем сляжет, то кроме тебя за ней никто ухаживать не будет, просто не сможет. Настойчиво попросила закрываться правильно, рассказала про свою одинокую соседку с третьего этажа, что прошлым летом полностью разложилась, смертельным запахом весь подъезд пропитался -- не могли в квартиру попасть. Потом Римме позвонила, рассказала, как старшая сестрица дуркует, про все её шалости, прикиды и хитрости. Вот, результат оказался положительным.
   - А я думаю, что она сегодня такая гладенькая! Даже "спасибо" мне сказала чистосердечно за поход в магазин. Договорились, что я по понедельникам буду приходить, чтобы сопроводить её за покупками. Сегодня я от неё даже охов и ахов не слышала.
   - Да, долго я собиралась с Люсей поговорить, но слава Богу, собралась. Даже самой сейчас приятно. Хорошо, что позвонила, я хоть спокойно сегодня спать буду. А то я поговорить-то поговорила со всеми довольно жестковато, но ведь меня могли бы и не понять. А ещё знаешь что хотела сказать, я тут передач про медицину насмотрелась -- уши вянут! Лида, хорошо что ты противник всех медицинских препаратов, лекарств, таблеток. Я сейчас очень хорошо это поняла -- они нас губят.
   - Жаль, что ты поняла это так поздно. И слава Богу, что я выдержала натиск этой мировой фармацевтики, заменив её простыми натуральными средствами. Да, иногда долго, иногда трудно было, часто незнание подталкивает на быстрый приём лекарств, но мне удалось избежать этого -- я очень терпеливо и скрупулёзно пыталась анализировать причину недомоганий, и часто именно во время этого неприятия быстрого решения болячка исчезала.
   - Всё. Пока. Мне кто-то звонит.
  
  
   Поздний звонок:
   - Завтра Родительский день. Ты на кладбище собираешься?
   - Конечно.
   - Зайдёшь за мной?
   - Зайду.
   - Во сколько?
   - В десять утра будь готова. Получим пенсию и уедем на автобусе.
   - Ладно.
   Седьмого мая, захватив пару жёлтых похоронных букетов, перчатки, две полуторки с водой и щётку и с пополненным счётом Ванькин телефон, уехали на кладбище -- Радоница. Свежий снег, выпавший в последние дни апреля на чистую сухую землю, ещё лежал в тёмных местах. Перед обедом уже масса машин стояли по обочинам дороги. Народу была тьма-тьмущая. Но полицейские наводили порядок в этом столпотворении машин и людей -- только по одной линейке машины стояли, прижавшись к обочинам, а сама дорога длиною почти три километра, была предназначена для пешеходов. Все автобусные маршруты шли в обход кладбища. Доковыляли до первых оградок. Здесь стоял новенький магазин "Цветы", хотя торговля, конечно, шла на улице. Совсем рядом были нужные им могилки. Пошли сначала к Ваньке. Кладбище было огромным. В нижней части было ещё сыро после зимы. Перетряхнули веночки, прикрепили повыше на крест проволокой жёлтый букет, так как на землю не стоило класть из-за раскисания глины, могилка начала оседать. Присесть пока было не на что.
   - Я к родителям схожу на верхнюю сторону. Ты со мной?
   - Нет. Можно я здесь побуду?
   - Ладно.
   На противоположной стороне дороги на кладбище было и повыше, и посуше. Около родителей с обеих сторон могилки были совсем заброшенные и превратились в ямки. В прошлом году она выпилила, вырубила под корень на них молодую поросль деревьев, отпилила нижние ветви широченной яблони, нависающей над изголовьем. Теперь здесь было светлое свободное пространство. Раньше у отца стояла пирамидка металлическая с красной звездой, а когда через много лет маму в эту же могилу хоронили, поставили мраморный памятник один с двумя овалами. Лида, одев перчатки, быстренько очистила порошковой водой со щёткой стелу, столик, мраморную плиту внизу от годичной пыли, листвы и грязи. Вымыла чистой водой из другой бутылки перчатки, руки, щётку. Остатками воды сполоснула весь мрамор. Положила букет. Постояла, посмотрела на лица родителей, заметила их одобрительные взгляды, и пошла к сестрице.
   Та, видимо, стоять не могла, сидела около могилки на каком-то ящике. Она не стала подходить близко, присела на чью-то скамеечку, ждала, пока та сама не поднимется. С утра небо было туманно, но к обеду день разгулялся, сквозь высокие сосны проглядывало солнце. Вообще, следить за могилками близких последние годы доставалось именно Лиде. Кроме родителей здесь был похоронен и муж Люси, но она была там последний раз, пожалуй, лет десять назад, так что и туда приходилось заглядывать.
   - Лида? Ты что здесь делаешь?
   - Надя! Привет! Да вот, Люся у могилки горюет, сижу жду, чтобы не мешать.
   - Я прибраться пришла у всех наших, чтобы ко Дню Победы чистенько было.
   - Ты иди, потормоши её, отвлеки немного, пока она совсем не закоченела.
   - Как она?
   - Нормально пока.
   - Я ко Крёстной заходила. Ты всё вымыла?
   - Ага. Только что оттуда.
   Да, наша мама была крёстной матерью для Нади, которая всю жизнь только так её и называла.
   Ещё через час все вместе вышли на дорогу. Под ярким дневным солнцем было жарко, а Люся была в зимней куртке, в тёплой осенней шапочке, в колготках, в брюках, в пуховых носках, в зимних ботинках -- вспотела! -- но не чувствовала и не осознавала этой высокой температуры. Наде было совсем в другую сторону, она жила в своём доме.
   - На чём поедем?
   - Давай дойдём до остановки. Если народ ждёт, значит, свердловский автобус должен подойти скоро. Уедем.
   - Ну пойдём. Не замёрзла?
   - Есть немного.
   Народу на остановке было очень много, стали ждать. Неожиданно перед ними остановилась машина, дверь приоткрылась, и Лида узнала их бывшую по детству соседку.
   - Лида! Куда вам?
   - До стадиона.
   - Садитесь, мы в ту сторону едем.
   Люся с трудом узнала Галину Петровну, дочь которой была за рулём. Быстро долетели до дому. Сестрицу высадили с торца дома, а Лида осталась в машине, так как те ехали в её сторону.
   Переодевшись и умывшись, распотрошила сумку, решила Люсе позвонить, узнать, как та добралась до квартиры. Телефон не отвечал. Через полчаса после кофе позвонила опять -- телефон молчал. Лида забеспокоилась:
   - Надо было проводить её до квартиры, как всегда. Наверное, раскисла за день на жаре в зимней куртке... Пошатнулась... Мало ли что, вдруг голова закружилась... или запнулась...
   Быстро накинула ботинки, ветровку и, готовая выйти, ещё раз набрала номер.
   - Кто это?
   - Люся, ты почему не отвечаешь, я тебе больше часа звоню!
   - А я только что зашла. С соседками на лавочке сидела. Зовут: "Присядь да посиди с нами", вот и болтали сидели.
   - А я уже оделась, чтобы к тебе броситься!
   - Зачем?
   - Хотела узнать, как ты добралась до квартиры.
   - Нормально всё, просто посидела на лавочке. Правда, устала очень, еле поднялась на этаж.
   - Ну ладно. Отдыхай.
   Честно говоря, она и сама за день устала, хоть и одета была почти по-летнему.
  
  
  
  
  
  
   Глава 4.
  
  
   Девятого мая Тоню решила с утра с Днём Победы поздравить. Обменялись новостями. Та на могилки к своим бабке и мужу не ездила. В Ревде их старшая двоюродная сестра слегла, собралась умирать -- третий день не ест, не пьёт, даже не узнаёт никого.
   - Пришла очередь нашему поколению готовиться к смерти, - усмехнулась Тоня. - По радио сказали, что численность населения в стране за прошлый год уменьшилась на два с половиной миллиона человек, якобы естественная убыль.
   - Ага, - смеялась Лида, - поэтому и начали на Украине российские паспорта выдавать, чтобы поправить на бумаге статистику.
   - Наверное так. На бумаге. И зачем?
   - Молодёжь-то наша не бойцовская, а вдруг война, кто воевать-то будет?
   - Сейчас воюют техникой, а не людьми.
   - Это так нам с экранов внушают, а на самом деле никто ничего не знает.
   Потом позвонила Люсе:
   - Дочь войны! Поздравляю тебя с Днём Победы. Как дела?
   - Плохо встала... Хожу еле-еле... Совсем сегодня глаз не могла сомкнуть... Ревела всю ночь...
   - Об чём душа твоя плачет?
   - Как "Об чём"? Могилку-то у Ваньки обиходить надо...
   - А грозу-то ночную слышала?
   - Какую грозу?
   Лида поняла, что та опять врёт -- если она не спала, то грозу должна была слышать.
   - Ты же говоришь, что не спала. А ночью два часа молнии в небе пылали, громы даже меня с постели сбросили, дождь лил около часа бешеный.
   - Не знаю...
   - Так выгляни в окно, выйди на балкон -- всё сыро кругом.
   - Могилка-то у Ваньки провалилась...
   - Это ещё не "провалилась", просто начала оседать, только-только земля начала оттаивать.
   - Всё равно надо поправлять...
   - Нет, пока не надо, она ещё просядет.
   - Надо просить кого-то, чтоб помогли...
   - Этим работники Похоронного Дома занимаются. В прошлом году это стоило пятьсот рублей.
   - Пятьсот рублей! За что?
   - За твою просьбу! А как ты думала?
   - Ничего себе! Лопаткой подправить немного...
   - И так каждый месяц до осени будешь выкладывать им денежки. А осенью как раз в этом хвойном лесу окончательно земля оттает -- вот тогда только могилка и провалится. - Смеялась Лида.
   - Тебе одни смешки только! А я ревела всю ночь... Потом в туалете упала... утром уже.
   - Голова цела? - Лида не верила ей, так как сестрица явно начала переводить разговор в другую сторону -- на свои болячки физические и душевные, и молчала, пытаясь придумать, чем ещё можно вызвать жалость к себе. Пришлось повторить. - Голова цела?
   - Вроде цела... Только плечо и руку ушибла.
   - Если ты мне опять сочиняешь, то плечо и рука у тебя первыми умирать начнут, раз словами такими Богу молитву начала творить. Он прислушался, поверь мне!
   - Всё! Тебя не переспорить! Хватит болтать! А то опять разругаемся! - Вскричала Люся.
   Ночная гроза ничуть не остудила калёный воздух, а вот после обеда в День Победы из окна было видно, как большая тёмно-серая туча, уже наступившая над домами, вдруг дала попятную, вновь отступив на юго-восток. Но неожиданно в вечернем времени на чистом небе громыхнул гром, совсем потемнело. Лида вышла на балкон, чтобы осмотреть небо. Сзади дома опять громыхнуло, и она ужаснулась, заметив край чернущей тучи, что низко быстро наползала с северо-запада. И хлынул град!
   Быстро забежала внутрь, закрыла все форточки, выдернула все электроприборы из розеток, забилась в уголок кресла, прикрылась одеяльцем и слушала только шум градинок по асфальту и снаружи по подоконнику. Потом добавились к этому молнии и громы -- бесконечные.
   Когда шум прекратился, открыла глаза -- западное солнце осветило пространство! Посмела выглянуть на балкон -- чёрная туча отклонилась в сторону севера. Она вздохнула. Вдруг поднялся ветер, сильный ветер. Отметила взглядом, что первая тёмно-серая туча уже сдвинулась с места и успела занять южную сторону. Начался дождь, сначала мелкий, потом усилился. Уже сверкало и гремело! Лида опять забилась в спасительный уголок. Дождь хлестал по окнам, по балконам, по крышам. И ещё не один час она наблюдала эту пляску двух встретившихся в небе стихий -- холодной северной и горячей от Казахстана -- что весь вечер кружили и гоняли друг друга над городом, сотрясая и себя, и друг друга ударами. Только разносторонний ветер пытался вырваться из их жестоких схваток. Лида так и не дождалась конца этой битвы, собралась с силами, постелила постель и уснула.
   Вот эта гроза принесла не только освобождение от жары, но и многим неприятности -- жители верхних этажей в пятиэтажках массово плакали -- так говорили бригады ремонтников -- многие крыши не выдержали огромных потоков небесной воды, верхние квартиры заливало, град, что попадал даже на постели, приводил людей в бешенство. У Лиды молодой сосед-энергетик дважды менял вышедшие из строя электросчётчики.
  
  
   А весеннее солнце продолжало подогревать природу. Через пару дней после дождей моментально зазеленели трава, все лиственные, зацвели первые жёлтые цветочки на газонах. Молнии ионизировали воздух, дышалось легко. Комары ещё не родились, но летали огромные майские жуки, своей неожиданностью атаковали осы в некоторых местах.
   Лида после вчерашнего свидания с Люсей собралась сопроводить ту на кладбище. До этого она планировала переговорить с Похоронным Домом о суммах на разные услуги, но домашний телефон не работал. И хоть погода опять внезапно испортилась, она и не думала, что у сестрицы отпадёт желание по перезахоронению сына -- та вчера так усердно обвиняла её в неверном выбора места похорон. Лида не чувствовала себя виноватой в этом, так как Люся сама предложила, где копать могилу. Она долго молча выслушивала обвинения в свой адрес, потом встала и сказала:
   - Хорошо. Я пойду с тобой завтра, но разговор с работниками Похоронного Дома ты будешь вести сама. Я просто посижу на улице и подожду тебя. Завтра на десять часов пятнадцать минут поедем на автобусе.
   Лида шла под дождём и вспоминала вчерашнюю агрессию сестрицы:
   - Ведь Люся обвинила меня во всех делах, якобы намеренных, которые совершила она сама, а не я. И на все возражения отвечала только одно: "А я была "ку-ку", как ты говоришь, я и правда ничего не помню и совсем ничего не соображала".
   Люся встретила её вопросом:
   - Ты почему на телефонные звонки не отвечаешь?
   - У нас во всём доме гроза выбила все домофоны и телефоны.
   - А я тебе вчера весь вечер звонила. - Произнесла та полупримирительно. - Дождь?
   - Да, дождь идёт.
   - Ты думаешь, на кладбище в дождь работают?
   - Они там круглосуточно работают в любую погоду. Покойников погода не интересует. Деньги со своими документами приготовила?
   - Зачем?
   - А кто там с тобой будет разговаривать без документов и денег! Иди завтракай. А мне надо позвонить в Похоронный Дом про цены узнать.
   Люся перетащила еду с кухни в комнату и внимательно слушала, как шёл разговор. Лида все ответы записывала.
   - Вот, сестрица, тебе ответы на все вопросы, которые ты хотела бы сегодня получить, съездив на кладбище. Скамейки есть в наличии всегда -- 3,5 тысячи одиночная, то есть без столика. Подправить могилку -- 700 рублей. Оградка для двоих стоит 11 тысяч. Перезахоронение они делали только один раз из другой области. Этим занимается один единственный человек по фамилии Мисин Александр Николаевич, его телефон я записала. Где он находится, никто не знает, дежурная сказала только, что он сам приезжает смотреть место и проверяет кучу документов, и их очень много вплоть до решения судебных органов.
   - Тоня мне тоже упоминала, что для перезахоронения нужно решения суда, и это стоит немало.
   - Я совсем не понимаю, зачем ты хочешь тревожить кости. Куда ты его хочешь положить? Рядом с отцом?
   - Нет, он терпеть не мог отца с самого детства...
   - Я тоже это неприятие помню. Тогда куда? Рядом с нашими родителями?
   - Там строгие и тесные ряды... Туда не получится...
   - Здесь-то он лежит рядом с родственниками. Может лет через десять, когда нас уже не будет, может кто-то из двоюродных придёт на могилки и по пути хоть цветочек положит Ваньке к памятнику. А если не Ваньке, так ты ведь рядом будешь лежать, тебя-то все теперешние малыши знают.
   - Могилка у Ваньки совсем расплывётся...
   - Чем быстрее -- тем лучше. Ты шурупчики, отвёртку приготовила, чтобы овал прикрепить?
   - Я совсем не хочу фото на крест крепить... Раздевайся, рано ещё. Кофе попьём.
   - Не хочу. Я хорошо позавтракала. С собой горячего напитка клюквенного бутылочку и булочку мягкую захватила, вдруг целый день придётся там пробыть. А на что ты хочешь крепить?
   - Вот когда меня рядом похороните, памятник из мрамора один на две могилки поставите, вот тогда на него фотографии наши и прикрепите.
   - В том месте, где будут ваши могилки, нет ни одного мраморного памятника -- одни кресты с овалами, даже оградок нет, лавочек и столиков нет. Так что не питай больших надежд на вечное почитание. Я этим заниматься не буду.
   - С тобой совершенно невозможно разговаривать!
   - Так ты какую-то неразумную чепуху разбрасываешь своими слюнями, мечтаешь о пустом и несбыточном. Ты не замечаешь, что весна кончается, что трава зелёная, ни распустившихся деревьев, ни цветущих черёмух, ни весёлых улыбающихся лиц повсюду. От тебя веет только кладбищем. Ты уже ступила в могилу одной ногой, и даже не пытаешься её вытащить. Я не понимаю, что тебя здесь держит -- опускай туда вторую ногу, - произнесла ласково Лида, слегка улыбнувшись.- Но я тебе помогать в этом не буду.
   - Так что, не надо сегодня ехать на кладбище?
   - Как скажешь. Да, я ведь не просто так зашла. Вот! Получай очередную субсидию! - Выложила на стол деньги и квитанцию банкомата. - Считай.
   - Я и забыла...
   - Забыла, что у тебя есть сестра?
   - Ты оставь мне листочек с записями, я хорошо почитаю...
   - Ради Бога. Давай я крупно перепишу, чтобы понятно было. А этот себе заберу, чтобы не забыть ответы Похоронного Дома.
   - Тебе все платёжки по коммуналке пришли?
   - Нет, две только.
   - Мне тоже только две.
   - Когда все придут -- позвонишь мне, сходим вместе оплатим.
   Люся мялась, не решаясь произнести свою просьбу, Лида это чувствовала, но сестрица не смогла отбросить свою агрессию -- так и не попросила её списать показания счётчиков. Лида обязательно вынудить её обратиться к ней с этой просьбой, она отучит Люсю вредничать, она должна осознать, что стала слепой старухой.
   - Значит, ты решила никуда сегодня не ходить?
   - Не пойдём. Ещё на три дня дождь передают. Как будто вся погода против меня настроена... - Люся рассматривала шпаргалку. - А перезахоронение сколько стоит?
   - Они это делали для военного. Бесплатно. Цену она не знает. Наверное, около стоимости двух могил, то есть около тридцати тысяч рублей. Надо выкопать две, зарыть обе, плюс перенос. Ну ещё оплата судебных издержек, хотя решение суда может быть и отрицательным, но платить за процедуру тебе всё равно придётся. Я судебным процессом заниматься не буду, на меня в этом деле не рассчитывай. И сопровождать не буду -- не хочется позориться. И все твои вчерашние обвинения в мой адрес я не принимаю.
   - Я тут вспомнила, у тебя ведь мои деньги на смерть... Сколько?
   - Шестьдесят тысяч.
   - Я думала, что шесть. Памяти совсем нет...
   - А ты помнишь, как лет пятнадцать назад, ещё когда ты работала, память свою развивала? Песни пела старые, всех артистов не только в лицо знала, но и все их биографии.
   - Ага, помню, я этим специально занималась, так как многое начала забывать, вот и упражнялась, даже на работе пела. Но тогда артистов-то было -- по пальцам пересчитать!
   - Вот и сейчас тебе надо так же тренировать свои мозги, а то ты у простых предметов стала забывать названия, ни телевизор не знаешь как назвать, ни людей по именам, ни любимые лекарства -- только "этот", "та", "они", "то".
   - Значит, говоришь, шестьдесят... Принеси их мне.
   - Нет. Не принесу.
   - Почему это?
   - А ты помнишь, когда и как это было?
   - Не очень...
   - Это было лет пять назад. Мы трое тогда сидели -- ты, я и Тоня. Вот здесь у тебя сидели. Мы не хотели брать деньги, но ты их нам всучила, чтобы хоть как-то сберечь от Ваньки, чтобы он их не пропил.
   - Да, вспоминаю...
   - Вот, тогда мы и решили, что оформим расписку, якобы эти деньги будут на твои похороны. Деньги-то по расписке ты отдала мне, а расписку взяла Тоня. Все трое расписались.
   - А если ты вперёд меня умрёшь?
   - Тоня знает, где эти деньги у меня лежат.
   - А если Тоня вперёд умрёт?
   - Я знаю, где у Тони лежит расписка.
   - Понятно... А я, знаешь, хочу Ретону купить.
   - Это ультразвуковую стиральную?
   - Ага.
   - Так она совсем не дорогая.
   - Да, всего три тысячи. По телику показывают.
   - А в магазинах-то наших они есть?
   - Наверное, нету. Выписывать надо будет.
   - Выписывай. Пришлют по почте. Там в рекламе телефон есть, можешь позвонить в Екатеринбург.
  
  
   На следующий день Лида звонила:
   - Я к тебе на пять минут загляну?
   - Заходи.
   Быстренько подкрасилась, оделась, выскочила на улицу.
   - Люся, открывай!
   Та была в одной ночнушке.
   - Я вот принесла показать тебе твои шестьдесят тысяч. Они аккуратно завёрнуты и подписаны. Видишь? - Разворачивала она пакетик. Сама пересчитала вслух.
   - Давай.
   - Нет, не дам. Это должно быть только у меня, пока я не возьму обратно расписку, а с Тоней мы договорились, что обменяемся только на твоих похоронах. Тебе она тем более расписку не отдаст. На-ко вот, я баночку кофе принесла, а то я у тебя почти всё кофе выпила.
   - Да у меня этого кофе восемь банок!
   - А что не сказала? Я бы не тратилась.
   - Сама не знала, в кладовке нечаянно обнаружила, Ванька, видно, запасы делал.
   - Ну я пошла. Кофе я тогда себе заберу.
   - У меня картошка кончилась...
   - А что не сказала, когда я звонила? Я бы купила по пути. А сейчас мне некогда. Мне надо забежать в "Цветы" купить букет -- на день рождения подружка пригласила к одиннадцати часам. Если сама в магазин не сходишь сегодня -- позвони вечером, я завтра куплю тебе картошки. Пошла. Закрывайся.
  
  
   Вечерний звонок. Сняла трубку.
   - Завтра ярмарка на площади. Сходим?
   - А что тебе на ярмарке надо?
   - Ключ.
   - Какой ключ?
   - Банки с тушёнкой стоят семь штук, не могу открыть, сил не хватает проткнуть. Хочу ключ современный купить. С прошлого года стоят!
   - А что раньше не сказала? Я бы тебе свой принесла.
   - Так сходим?
   - Сходим.
   - Ещё в газете объявление вычитала -- в Универмаге открылся новый пункт "Оптика", там глаза проверяют. Хочу. Ничего ведь не вижу. Купленные очки мне не помогают, надо зрение проверить. Врачей-то в нашей больнице нет!
   - Ладно. Там рядом. Сходим.
   Утром принесла ей свой консервный ключик лёгкий и удобный, показала, как им пользоваться.
   - Это я тебе на время даю попользоваться, пока он мне без надобности, я редко консервы покупаю.
   - Мне всё равно свой надо.
   - Купим, если попадётся.
   И они по сухой погоде пошли прогуляться.
   - Давай сначала в "Оптику", а потом уж на обратном пути по базару пошляемся, - предложила сестрица.
   В салоне их встретила молодая разговорчивая девица, расспросила о проблемах, выслушала от Люси все жалобы на своё зрение, про упомянутые частые падения, про больную голову, про слабые ноги и прочее.
   - Садитесь удобнее вот сюда. Сейчас проверим каждый глаз. Какие у вас последние очки?
   - Не знаю. Я выбирала, в которых текст могла прочитать, но всё равно плохо в них. А до этого у меня по-моему на минус четыре были.
   - Хорошо. Сейчас что-нибудь подберём.
   Одела на неё специальную форму очков, в которую легко вставляла определённые линзы, подбирая для просмотра всем известную таблицу, прикреплённую на противоположной стенке. Но Люся видела только верхнюю строчку -- самую крупную.
   - Для правого глаза я подобрала вам самую лучшую. Давайте теперь левый глаз проверим.
   Левым глазом Люся ничего не видела. Совсем ничего. Даже саму таблицу не видела.
   - А ну-ка закройте своей рукой правый глаз совсем. Спутницу вашу вы видите?
   - Нет.
   - А теперь повернитесь и посмотрите на меня. Вы меня видите?
   - Нет.
   Сняла с неё форму очков:
   - Отдохните немного... Ну что мне вам сказать... Левый глаз у вас совсем ничего не видит. Один правый работает за оба глаза. Вам надо обращаться к врачу офтальмологу.
   - В нашей больнице нет офтальмолога.
   - Сейчас уже есть. Работает два дня в неделю -- среда и суббота. Из Ревды ездит.
   - Мы были в больнице совсем недавно. Табличка висит, люди спрашивают, а врач за целый день не появился и талонов не дают, - вставила Лида.
   - Мало ли, может на больничном, может на сессию уехала, или что-то другое может случиться. А я вам помочь не могу -- у меня только очки, я только очки могу подобрать для слабовидящих. У меня нет лекарств, я не врач. А вам нужно более кардинальное решение, один глаз-то совсем ничего не видит, может операцию предложат, если нервные окончания работают... но, судя по вашим разговорам, я поняла, что возможны проблемы с головой, это ещё более сложный вопрос -- голову придётся лечить, а только потом зрение восстанавливать.
   - Так мне жить-то как! - Вскрикнула Люся. - Даже газету не могу прочитать! Если оперировать, то в Екатеринбург надо ехать, а я еле хожу.
   - Я не смогу её сопроводить. - Сказала Лида. - Вот если бы она не падала, тогда бы ещё можно было, а она на ровном месте падает, я не могу её поднять. Здесь-то можно хоть на скорой помощи до дому довезти, а в Екатеринбург я не возьмусь с ней ехать -- боюсь.
   - Может мне хоть на один глаз очки подобрать?...
   - Люся, мне кажется, что тебе лучше совсем не читать!
   Продавец слушала перепалку между ними и не знала, что предпринять.
   - Ну давайте, раз она хочет, подберём очки на один глаз чисто для короткого чтения. Вот, держите этот текст. Здесь разные шрифты. Который вы можете прочитать без очков?
   Люся, морща лоб, всматривалась в текст:
   - Самый нижний могу.
   - Читайте.
   Люся смогла прочитать четыре слова.
   - Отдохните немного и попробуйте прочитать чуть выше.
   Люся смогла прочитать из совсем другого текста четыре слова, пропустив одно в середине.
   - А теперь -- ещё выше!
   Люся не могла их рассмотреть -- глаз устал.
   - Нет, я не хочу испортить вам единственный глаз. Я бы продолжила с вами разговор, если бы вы смогли прочитать хоть несколько слов в самом верхнем тексте, но вам до этого очень далеко. Вам очки бесполезны. Вам никакие очки не помогут. Ещё раз советую обратиться к врачу.
   Рассерженная Люся вскочила и схватила свою сумку.
   - Сколько мы вам должны? - Спросила Лида.
   - Нисколько. - Улыбнулась продавец, когда сестрица уже вышла, стуча бодожком.
   - Спасибо большое за разговоры, а то меня она совсем не хочет слушать, я ведь ей то же самое говорю -- не воспринимает.
   - Вы в этом разбираетесь?
   - Я во многом разбираюсь. Матушка операции на глаза делала -- никакого толку, младшая сейчас недавно уже второй оперировала, повязку ещё не сняла. Вроде и удачно операции прошли, но зрение-то только на тридцать процентов. А ведь всё платное!
   - Я недавно открыла свою лавочку. Не хотите у меня поработать, а то я совсем одна?
   - Не у вас, вы хотите сказать, а на вас? - Смеялась Лида. - Нет, не хочу. Мне так надоели люди! Я даже смотреть на людей не могу. А уж разговаривать так ласково и трепетно, как вы, я и вовсе не хочу.
   - Заплатила? - Сестрица сама спускалась на первый этаж Универмага, держась за перила.
   - Конечно. Она же больше часа около тебя крутилась.
   - Сколько?
   - Не скажу!
   - Сегодня среда. До поликлиники дойдём?
   - Пошли.
   Офтальмолог работал, но на три её рабочих дня талоны были все разобраны, и до десятого июня -- не выдавали. Тогда сестрица попросила записать её к неврологу -- талон дали на двадцать восьмое, это вторник следующей недели мая.
   Вышли из поликлиники. Чтобы предупредить вздохи и маты сестрицы относительно медицины, Лида начала разговор:
   - Два дня уже дождя нет, ветерок хороший, воздух сухой. Сегодня двадцать второе, может соберёмся завтра могилку-то поправить? А то потом, если с больницей свяжемся, некогда ведь будет. В понедельник -- по магазинам, во вторник -- к неврологу, потом может талон к глазному возьмёшь.
   - Вроде заливных дождей не обещают. Давай соберёмся.
   - Только очень рано надо выехать, чтобы до восьми утра добраться, а то потом разбредутся все рабочие, с одиннадцати часов уже похороны начинаются.
   - Ну давай на первом автобусе и уедем.
   - Ладно. Деньги и документы не забудь.
   - Оградку не надо. Только скамейку и могилку подправить.
   - После дождей могилка точно провалилась уже.
   - Самое время.
   - На базар заходить не будем.
   - Конечно. Нечего там делать.
  
  
   На кладбище был деловой мужчина. Заплатили за скамейку три тысячи, он погрузил её в багажник своего авто и отвёз их на место захоронения. Быстро оценил фронт работ, сказал, что это будет им стоить пятьсот рублей, что через сорок минут всё закончит.
   Зимняя могилка после двухнедельных майских дождей действительно провалилась ниже уровня земли. Попросили, чтобы повыше сделал. А они пошли осмотреть близ лежащие могилки родственников. Люся удивлялась, что все и правда оказались рядышком.
   - А где забор?
   - Какой забор?
   - Ну, когда хоронили, все же опирались на какой-то забор...
   - Здесь нет ни оградок, никогда не было никаких заборов.
   - А дерево? Оно тут было у самой могилки?
   - Не придумывай.
   - И гора же здесь была?
   - Это ты своими больными мозгами выдумала.
   - Зря я овал не захватила...
   - Конечно, зря не взяла. Дай-ко я накопаю цветочков Ваньке на могилку.
   - Это какие?
   - Ландыши. Только что проклюнулись. Они разрастутся потом. Красиво будет.
   Работник с лопатой уехал, а они уселись на скамейку попить ещё горячего кофе с булочками. Солнце только-только показалось слева из-за горы, как на них моментально напали полчища мошки.
   - Рот невозможно открыть! - Смеялась Люся. - Прямо во все дырки залезают. Паразиты! Пойдём скорее отсюда, пока нас не загрызли.
   Вышли на дорогу. Люся оглянулась:
   - Зимой мне показалось, что далеко хоронили... Я два раза в снег падала... А тут всего-то метров двадцать от дороги...
   - Зимой мы не только гроб тащили по косой тропинке, но и тебя тоже волокли. Сугробы-то выше пояса были.
   - Хорошее место. И ландыши ты посадила. Красиво будет.
   - Всё? Закончились упрёки в мой адрес?
   - Я всё плохо понимала...
   - Извиниться не хочешь?
   - Прости...
   - Ладно. Бог простит. И меня тоже.
   И несколько метров не прошли, сестрица обеими руками схватилась за голову.
   - Кружится? Болит?
   - Нет. Сейчас лопнет... Не надо было мне есть... Утром же рано проснулась, пришлось чаю большую кружку выпить с пряниками... Мне, кажется, в туалет надо...
   Лида среагировала -- свела за руку в сторону от дороги, закрутила вверх её куртку, расстегнула замочек на брюках, стянула вниз.
   - Что, прямо здесь? Средь бела дня! - Пыталась защититься Люся. Но силы уже покидали её.
   - Садись! Быстро! - Командовала Лида. - А то нас с тобой выкинут из автобуса из-за запаха. Горе ты моё! Или таксисту придётся тысяч пять отдать за то, что он угорит от твоих обосраных штанов.
   - А мошка...
   - Нет мошки, здесь ветерок её разгоняет.
   - Магазин напротив... Люди же увидят...
   - Ты видишь людей? Не видишь! Ты им тоже совсем не интересна.
   - А чем жопу подтереть... - вздохнула сестрица с большим облегчением.
   - Травой.
   - На ней же клещи могут быть.
   - Все клещи давно разбежались от твоего "аромата". Держи вот. - Протянула тонкий рулончик туалетной бумаги.
   - Откуда?
   - Из Голливуда. - Хохотала Лида. - Должна мне будешь!
   Да, снять штаны даже на кладбище, среди леса, без единого человека в округе в обычный будничный день Люся не могла. Она лучше говном всё своё бельё и жопу измажет, будет полдня в этих засохших лепёшках ходить, но присядет только в своём домашнем туалете. Не то, что Лида. Эта никого и ничего не стеснялась, могла в любом мегаполисе страны всегда найти укромное местечко, стянуть плавки и оросить землю. Она никогда не пользовалась разбросанными повсюду платными туалетами. Тем более в родном городе, заросшем зеленью настолько, что за любым кустом никто ничего не сможет рассмотреть, даже если захочет. Люся же в этом вопросе была слишком щепетильна.
  
  
   К неврологу уехали рано, талон был на девять часов утра. Просидели в очереди почти до одиннадцати часов голодные и холодные. Люся тараторила с пожилыми соседками слева, причём довольно громко. Лида пыталась охладить её пыл, но та не реагировала, так как ухо с этой стороны у ней совсем ничего не слышало, а она пыталась выяснить всё о враче. Соседки отвечали про то, что врач целый месяц была на курсах по повышению квалификации, что татарок принимает вне временной очереди, что деловая и быстрая. И правда, почти через одного к кабинету подводили кого-нибудь и вталкивали в двери. А они просто сидели или стояли на трясущихся ногах, так как скамеек для всех не хватало.
   - Ты хоть знаешь, с каким вопросом зайдёшь?
   - Конечно -- голова не работает, кружится. Здесь все с таким же вопросом сидят.
   - Вставай к дверям, сейчас твоя очередь.
   - Никого больше не пропущу!
   Но к дверям медсестра в белом халате подвела крепко стоящего на ногах мужчину.
   - Депутат, наверное, какой-нибудь, - шептались соседки.
   Люсе не удалось его опередить. Она стояла, опираясь на бодожок, в темноте коридора лицо её казалось посиневшим не то от злости, не то от холода. Подошла.
   - Люся, успокойся. - "Депутат" выходил из кабинета. - Вот. Заходи.
   Не прошло и десяти минут, как врач с карточкой в руке вывела её из кабинета, повела к участковому терапевту, сестрица поманила её рукой, ковыляя следом. Лида стояла у приоткрытой двери, прислушиваясь к разговору. Слов было не разобрать, но невролог громко ругала молоденькую девицу, что та месяц назад выписала пациентке совсем не те лекарства, от которых кружится голова и она падает.
   Короче, невролог вышла и подала Лиде рецепт с двумя разрекламированными продуктами, один для сосудов, другой для памяти:
   - Выкупите и проследите, чтобы принимала.
   - Спасибо.
   Люся ещё с полчаса сидела у терапевта. Когда вышла -- щёки были красные, как мак:
   - Вот с лекарствами рецепт.
   - Она тебя хоть смотрела?
   - Давление измеряла, на одной руке сто девяносто, на другой сто тридцать. Такое может быть?
   - Наверное, может. У тебя же с молодости венозная недостаточность. Но это очень уж большая разница. Очень!
   Они присели в уголок, подальше от возмущённых людей, что тоже не любили всех, вошедших без очереди.
   - Жрать хочу.
   - Я тоже. - Ответила Лида, рассматривая перечень лекарств в рецепте. - Сейчас в аптеку за медикаментами, а потом домой.
   - Молока не забыть купить по пути.
   В аптеке всунула оба рецепта в окошечко.
   - Все?
   - Все.
   - Вот. С вас 1436 рублей.
   Люся долго сердито копошилась в кошельке.
   - У меня нет столько. Лида, у тебя есть деньги?
   - Нет.
   - Тогда на один рецепт мне, - обратилась к аптекарше.
   - Сколько у вас денег?
   - Рублей шестьсот.
   - Вот, по длинному рецепту я вам складываю все таблетки в мешочек. Поняли?
   Лида взяла пакет с таблетками, всунула в него же чек и рецепт, завязала узелком и бросила сестрице в сумку.
   - Что с пустым кошельком ходишь?
   - Откуда я знала...
   - Так ты ведь именно за этими дорогими гадостями шла в больницу...
   - Да-а-а, теперь вместо картошки, супа, каши, кофе целый месяц придётся таблетки жрать...
   Лида не стала больше обострять этот негатив. Только думала:
   - Медицина, врачи -- это излюбленный комплекс, от которого душа сестрицы не желает освободиться. Это большая ошибка, что она верит врачам -- нет их в нашем забытом Богом городишке. Придёт ли когда-нибудь Люся к этому пониманию? Наверное, нет, так как считает, что все ей обязаны. Может и есть в стране врачи, настоящие врачи, но их единицы, которые занимаются здоровьем тоже одиночных людей, типа Президента. Серийные "врачи" могут только ампутировать что-то, и это им не всегда удаётся. А остальные должны беречь сами себя, им медицина наша противопоказана. Ведь никто -- ни люди, ни врачи -- ничего не знают о болячках. Это просто надо понять и принять, как данность.
   - Сейчас зайдём в сбербанк, у меня деньги дома кончились, потом выкупим остальные лекарства. Потом я забегу за молоком, а ты подождёшь на улице.
   Дома, когда сестрица возвращала ей тысячу рублей, разложив на столе все выкупленные таблетки, Люся ехидно смеялась:
   - Денег у меня больше нет -- по магазинам больше до пенсии не бегаю. Не пойду больше в больницу! - Два врача из-за меня столкнулись...
   - Ага, оба хотят тебя быстрее умертвить, - смеялась Лида.
   - Дорогущие... Но я такие ещё не принимала никогда. Надо попробовать.
   - Попробуй. Может помогут.
  
  
   Десятого июня сестрица зазвала её в поликлинику для записи к офтальмологу. Пока та стояла в очереди, Лида обратила взор на стенд с расписанием приёма -- работали четыре участковых терапевта, из узких специалистов был только психиатр, ещё шесть кабинетов, где сдавали анализы, процедурные и флюорография. У четырёх врачей прикреплены бумажки "ОТПУСК". И ещё несколько узких специалистов, которых она насчитала одиннадцать, вся площадь расписания была заклеена рулонной бумагой. Очередь была большая, и она читала разные мелкие объявления, развешанные вокруг на всех стенах -- офтальмолог в июне принимает только девятнадцатого числа -- поняла, что Люсе талон не дадут.
   Так и случилось. Слышала, как сестрица ругалась у окошка с двумя медсёстрами, которые советовали подойти в последние дни месяца. Ответ был один -- врача нет. Облокотившись обеими руками на барьер, Люся сражалась с медсёстрами, пытаясь доказать, что она ничего не видит, и добиться ответа на вопрос "Что мне делать?". Очередь заволновалась, уговаривая её отойти, кто-то даже пытался оттащить слепую старушку от барьера, но Люся не сдавалась.
   Лида смотрела на это полное безобразие посторонними глазами, чтобы не остаться виноватой. Вот, такова была действительность. Прислушалась к разговору двух молодых женщин, одна из которых держала за руку девочку лет десяти в очках. Другая советовала той позвонить по телефону, показывая на номер над окном регистратуры:
   - Москва иногда, говорят, принимает заявки для посещения отсутствующих узких специалистов из мелких городов и посёлков страны, направляя на приём в соседние города.
   Подошла к свободному окну, в котором отмечали печатями больничные листы, и попросила медсестру записать для неё на бумажке номер сотового телефона, обозначенный большими цифрами высоко над регистратурой -- московский номер. Поинтересовалась, почему сама регистратура не работает с этим московским номером, ведь это же их обязанность записать больного на приём к специалисту. И услышала злой ответ:
   - У нас денег не хватит, чтобы с Москвой по телефону разговаривать! К тому же там спрашивают так много подробностей о симптомах, которые мы не можем знать. Это дело врачей.
   - Нет! Ты слышала, что творится! - Кипела сестрица рядом. - Нет врача! Если нет, то нечего кормить людей пустыми обещаниями "Подойдите позднее"!
   Вышли на улицу, Лида помогла ей спуститься по бесчисленным ступенькам от поликлиники. Прекрасное начало лета, солнце светит, лёгкий горячий ветерок шевелит зеленеющую листву, утренняя роса освежает траву.
   Люся ещё бесновалась, а Лиде вспомнился давнишний фильм, показанный ещё во времена далёкой "Горбачёвской перестройки", показанный всего один раз во Дворце о жизни и смерти людей в перенаселённой Японии. Она не помнит его название, но каждый кадр запечатлелся в памяти -- сексом и любовью занимались абсолютно все и всюду, но жениться и тем более рожать до сорока лет было запрещено, общественное наказание -- смерть одного из близких, обычно самого старшего в семье. Строгая жизнь посёлка в горном районе держалась на определённом количестве проживающих, на ограниченных ресурсах. Каждая семья хранила свои возобновляемые источники питания. Если баланс нарушался, всей семье -- смерть. Больных -- не было. Старых -- не было. Когда подходил сорокалетний возраст, старшие сами уходили в горы, чтобы умереть и освободить место для новой семьи. А жених и невеста сопровождали и терпеливо дожидались их смерти под снегом, кого-то по просьбе стариков просто сталкивали в пропасть и тому подобное.
   Это японское понимание жизни разительно отличалось от нашей советской действительности. Зрительный зал был переполнен, стояли и сидели в проходах, на балконах, перед широким экраном -- яблоку было негде упасть. Перед этим реклама об этом кино прошла по всем предприятиям, все руководители были приглашены на просмотр. Если наши фильмы длились не более полутора часов, то тогда они высидели в зале более трёх часов не шелохнувшись. Тогда тридцати тысячный Дегтярск был ещё богатым городом, и пусть на просмотре было немногим более двухсот человек, и содержание можно было кому-то передать только сухими словами о природе, об устройстве общественного контроля, о решениях Совета старейшин, но рассказать мужу или жене, или родителям, или детям о всех видах секса, обо всех видах смертей, о разных способах добычи пищи было невозможно -- никто бы просто не понял, что такое возможно.
   Потом Лиде вдруг вспомнился рассказ самой сестрицы про чистку её лобных пазух, как вошедший врач ругал медсестру за то, что та не следит за процедурой: " Так можно у больной мозг весь высосать!".
   - Ты что молчишь! - Люся схватила её за руку.
   - Я тебя не слушаю... Ты всегда говоришь одно и то же по сто раз в день... Прохожие оглядываются, как ты ругаешься.
   Был понедельник. Прошли по всем магазинам, посидели на всех лавочках, с полными сумками добрались до дому.
   - Отдохнём часок, попьём горячего, потом пойдём за молоком и хлебом, их ведь только к обеду привозят. - Разбирала сестрица сумки.
   - Я вот номер сотового записала, около телефона твоего положу. Московский. Вроде принимают заявки на посещение любых врачей в соседних городах.
   - Тоня рассказывает, что в Ревде тоже половина врачей отсутствует, а сейчас ещё отпуска летние всюду начались.
   - А вдруг.
   - Не буду я никуда звонить!
   - Вчера объявили "Прямую линию с Президентом" на двадцатое июня. Может тебя устроит общение с твоим любимым политиком?
   - Ему я совсем не нужна. Послушаю, конечно. Думаю, что такие же вопросы ему и другие зададут.
   - Задать-то зададут, только ответить-то конкретно он наверняка и не планирует, он в последние годы все больные вопросы обходит стороной.
  
  
   Тоня позвонила. Она три недели жила у племянницы, которая в отпуске была, по путёвке ездила в санаторий, а своего кота больше не на кого было оставить.
   - Что это у тебя голос не очень весёлый? - Смеялась Лида.
   - Чему веселиться-то...
   - Дома всё в порядке?
   - Хорошо дома... Так соскучилась по своей квартире... Так мне этот кот надоел...
   - Как твоя племянница отдохнула?
   - Говорит, что все кости и мышцы покалывает.
   - Да, так всегда бывает после усиленных массажей, растягиваний, грязевых процедур и прочих интенсивных лечений.
   - Я ей так же сказала, месяц ещё обострения могут быть.
   - Когда ей на работу?
   - В понедельник пойдёт во вторую смену.
   - Ну вот, пускай отдохнёт дома пару денёчков.
   - С котом своим нацеловаться не может... Завтра же Троицкая суббота, я её посылаю в Дегтярку на могилки съездить, там же у неё и мать, и братья -- она отрезала: "Не поеду!". А у вас как дела?
   - Да всяко...
   - Я тут Люсе звонила. Столько дряни пришлось против тебя выслушать!
   - Чем она опять недовольна?... Мы вроде нормально расстались.
   - Ты молоко ей покупала...
   - Да. И ей, и себе.
   - Вот. Она отдала тебе сорок рублей, а ты ей сдачи не дала. Сколько оно стоит?
   - Понятия не имею, сроду на чеки не смотрю. Зимой пятьдесят три рубля стоило, летом, говорят, дешевле стало.
   - А она стояла ждала тебя и у какой-то старушки поинтересовалась ценой -- оказывается, пакет молока стоит тридцать девять рублей.
   - Ужас! И за этот рубль она готова меня растерзать!
   - Ты ей ничего больше не покупай, пусть сама таскается с корзиной по магазину, и к кошельку её не прикасайся.
   - Да я к её кошельку давно не притрагиваюсь, но она стоит у кассы -- деньги не видит, у ней что сотка, что тысяча. Она их не различает и просит, чтобы я помогла.
   - Она так ругалась на тебя! Помню, когда мы с мужем бабку себе забрали, она тоже от нас свои деньги прятала, потом не могла сама их найти, нас обвиняла в краже -- я тогда чуть с ума не сошла от этих страстей. Ты не разговаривала с Люсей, чтобы доверенность на тебя оформила по всем денежным вопросам?
   - Бог с тобой! Я даже заикнуться об этом боюсь.
   - Будь осторожна.
   - Спасибо. Я поняла тебя.
   - Вампиризм в ней под старость превратился из пассивного в активный. Я её спросила: "На могилки-то собираетесь завтра?". Она мне со психом: "Не знаю! Позвонит если, может и поедем". Я ей: "Сама позвони", в ответ: "Не буду я ей звонить!". Вот такие дела.
   - Расстроила ты меня, надо мне быть готовой к новой атаке. Я тоже не буду ей звонить. Посмотрим, что из этого получится. Я-то на кладбище в любом случае пойду. Поливало-то порядочно за полтора месяца, травой поди всё заросло. Ещё хочу мимо известкового складирования через шахту пройти, камушков набрать, чтобы разгасить -- поздней осенью побелить всю квартиру надо будет.
   - Сама?
   - Начну с ванной, туалета, кухни, а там видно будет. Три года назад у меня хорошо получилось.
   - А! Ещё забыла... Люся сказала, что хочет, чтобы на её памятнике фамилию её девичью нарисовали.
   - Зачем?
   - Хочет, чтобы с сыном одинаковые фамилии были.
   - Понятно.
   - Я ей сказала, что фамилии на памятниках по документам делаются. Что на том свете нет никаких фамилий и имён -- только номера, - смеялась Тоня, - что там все умершие соединяются в одну душу. Всё! Пока.
   - Пока.
   Лида положила трубку и сидела вспоминала.
   Люся, как говорится, в девках родила. А замуж вышла через год после этого. Уехали с мужем в Ревду работать, а Ванька рос и воспитывался у наших родителей, пока молодожёнам не выделили маломальское жильё. Вот так у неё с сыном получились разные фамилии. Но жили все трое дружно сначала в Ревде, потом в Дегтярске, хотя Ванька интуитивно чувствовал, что "папа" ему вовсе "не папа", и перед армией он вообще перестал отца хоть как-то называть.
  
  
   Сестрица открыла двери в ночнушке и босиком.
   - Ты что, не собираешься на могилки? Договаривались же.
   - Я уж два часа как проснулась... Из-под одеяла выбираться не хочется. Холодно.
   - А на улице жара.
   - Так уж и "жара"!
   - Тихо, небо ясное, тепло, солнце светит.
   - Тогда я собираться буду. Проходи. Снимай ветровку. На местный автобус мы уже опоздали.
   - На свердловском уедем.
   Собиралась Люся больше часа -- надо поесть, чтобы таблетки выпить, сумку собрать, туалет, умывание-подмывание, болтовня.
   - Вот эти я с собой возьму, эту таблетку под язык после еды надо во рту долго рассасывать... Тоня вчера звонила, домой вернулась.
   - Да ты что!
   - Ага. Племяшку свою на кладбище посылала, та отказалась. Говорит: "Я хлопнула дверью и вышла". На такси до дому доехала. Жаловалась, что та её не слушается, вредничает.
   - Да, командовать-то мы все любим.
   - Нужны племяннице могилки! Она же с бабушкой всю жизнь прожила, а у неё они на могилке в Ревде в мае прибрались. Родителей она даже не помнит, ей три или четыре года было, когда они умерли. А Тоня одна сама не сможет в Дегтярку ехать со своими глазами. Могилки-то их по всему кладбищу разбросаны, здесь ведь ножками ходить надо, а у неё колено на перевязи. Ещё Катя звонила, рассказывала, как наряжала Ромку на экзамены, рубашечки ему крахмалила, гладила, носочки подбирала, костюм новый купила парню. А он после последнего экзамена заявился пьяный домой через день, весь чернущий сверху донизу, как будто таскался невесть где. Целый день сидел над унитазом -- рвало его безжалостно. Она ругала его. Наказала, что если он приведёт хоть одну девку в квартиру, пока она на работе -- выгонит обоих с позором. Ещё Нина приходила ко мне телевизор смотреть. Завидует мне. Не хочу её к себе пускать, пусть свой телик настраивает.
   - Да, - думала Лида, - Люся не была охотницей приглашать в гости, только сестрички являлись к ней без спроса, и то не часто, то на день рождения, то по какому-либо великому празднику.
   Лиде, прочитав в интернете порядок перехода на цифровое вещание для новых телевизоров, легко удалось настроить его на цифру. Она даже сама удивлялась этому. Терпеливо слушала и не торопила сестрицу. Только слегка удивлялась, что нет охов, вздохов, жалоб, претензий. Та не ворчала, скорее посмеивалась и над Тоней, и над её племянницей, и над Катей, и над Ромкой, и над Ниной-соседкой, у которой до сих пор телевизор не настроен на цифру, и над таблетками, и над своей одёжкой, и над обутками, и над собой. Очень бросалось в глаза, что она была рада чужим несчастьям, ведь это приносило ей удовлетворение -- у ней не было подобных забот.
   У автобуса Люся, как обычно, протянула ей два десятчика на билет.
   - Сама себе покупай. - Отрезала Лида, подав свои двадцать рублей водителю, и прошла в салон, даже не подав ей руки на входе.
   Подумала при этом, что все поездки по инстанциям, по больницам, на кладбище всегда оплачивала сама, хотя это было желание сестрицы по её сопровождению. Люся просто отдавала ей свою долю, чтобы не возиться с этим.
   - Я заговор захватила, - проговорила сестрица, когда вышли на Загородной из автобуса.
   - Какой заговор?
   - Скамейку заговорить надо, больно уж хороша. Вдруг стащит кто-нибудь.
   - Да в этом месте людей-то не бывает, кроме наших.
   - Всё равно лучше заговорить, столько денег заплатила. Мы ведь сюда, наверное, до следующего года не придём.
   - Я совсем не понимаю, зачем понадобилась тебе скамейка эта.
   - Как "зачем", ты меня на это место похоронишь, а то займёт кто-нибудь.
   - Тебе ещё жить и жить! Скамейка сгниёт за это время.
   - Заговорю -- не сгниёт.
   Зашли к магазину, накупили цветов и отправились вниз. Могилка у Ваньки стояла нарядная. Ландыши цвели. Сестрица достала фотографию, прикрепили на два шурупа. Люся насмотреться не могла на овал -- Ванька молодой красивый чернявый в ярко-красной футболке улыбался.
   Только уселись на скамейку, показалась целая толпа, направляющаяся в их сторону.
   - А ты говоришь, люди здесь не ходят.
   - Так это же Надя со своими дочерьми. Оля и Таня, плюс внучка её.
   - Да ты что! Давно не виделись.
   Пообнимались. Те направились к своим могилкам, что расположились чуть ниже -- муж Нади, его старшие братья и сестра, старший сын Ольги, мать Нади, здесь же похоронены их общие дедушка с бабушкой по матерям. Потом собрались все около Ваньки на скамейке. Ели Ольгины пироги, запивая компотом, болтали о всякой прошлой ерунде.
   - Закончили огородную кампанию? - Спросила Лида.
   - Я уж давненько ни к чему не касаюсь, только командую, - смеялась Надя. - В огороде и во дворе зятья справляются, дочки еду готовят, ягодные посадки обрабатывают, внуки с кошкой и с собачёнкой играют.
   Люся тихо промолвила:
   - Когда хоть уйдут-то... Даже заговор сделать некогда...
   - Я пойду схожу к родителям и уведу их. Потом за тобой вернусь. - Ответила она, пока родственники бегали за своей трёхлетней малышкой.
   Но те уходить совсем не собирались, пока внучка не закапризничала. Люся с радостью не могла не сказать:
   - Оля, Таня, хочу наказать вам, молодым -- когда я умру, меня вот сюда вместо скамейки схороните и не забывайте цветочки раз в год положить нам с Ванькой. Договорились?
   - Ладно. - Смеялись те.
   Когда все ушли, Лида полила оставшейся водичкой ландыши и решила оставить сестрицу одну, сама пошла на верхнюю сторону положить букет маме с папой.
   После обеда стало даже жарко, и поднялся ветерок.
   - Наверное, опять дождь надует. - Проговорила сестрица.
   - Не устала?
   - Нет.
   - Заговорила скамейку?
   - Нечего её заговаривать. За деревьями рядом мраморные стоят и стол даже мраморный. Видела?
   - Видела.
   - А наша-то обычная. Маленькая, низкая, тёмная, совсем незаметная... Хотела заговор прочитать, но он оказался таким длинным, да и помятый весь, многих слов не видно даже, выцвели совсем.
  
  
  
  
  
  
   Глава 5.
  
  
   Вечером сестрица по телефону лепетала:
   - Катя звонила сейчас, сказала, что завтра рано приедет на ГАЗели и заберёт меня в огород, сказала, что тумбочку заберёт. Я вся в панике, не знаю, что мне с собой взять.
   - Возьми обязательно брюки, ночнушку, пару футболок, носки тонкие и пуховые, тапочки домашние. Утром будет прохладно, на себя одень юбку, босоножки, свитерок тёплый и ветровку. Документы не забудь.
   - Зачем документы?
   - Мало ли.
   - Ты придёшь меня проводить?
   - Приду.
  
  
   - Ты что так поздно? - Встретила сестрица её вопросом.
   - Катя сказала, что в девять утра выедет из дому.
   - А я всю ночь с постели соскакивала -- то одно забыла положить, то другое.
   - Таблетки свои взяла?
   - Только сейчас в сумку всунула, чуть не забыла.
   - Пойдём кипяточку попьём, посидим перед дорожкой, успокоишься.
   - Я же вечером ещё тумбочку освобождала, почти всё в мешок мусорный сбросала. Вынесешь потом?
   - Вынесу. Тебе кофе или чай?
   - Кофе. - Открыла холодильник. - Здесь хлеба ещё много... И колбаса... И сырок... Испортится. Возьмёшь себе?
   - Лучше заверни с собой, собачке там скормишь хоть.
   - Цветочек мой не забывай поливать.
   - Не забуду.
   - Газеты по четвергам приносят, посматривай. Платёжки оплатишь?
   - Оставляй деньги.
   - Сколько?
   - Не знаю. Надолго ты собираешься?
   - Как получится. Вот, я с собой пять тысяч возьму, а пять тебе оставлю.
   - Документы положила?
   - Взяла и паспорт, и пенсионный.
   Звонок в домофон прервал их разговоры.
   Катя прибыла на грузовой ГАЗели. Водитель помог ей спустить вниз и погрузить пустую тумбочку. Туда же посадили и Люсю с сумкой. Лида протянула ей бодожок.
  
  
   Через две недели Катя предупредила:
   - Тёть Лида, я тётю Люся привезу обратно в пятницу утром.
   - Как она?
   - Нормально. Сама домой поросилась.
   - Быстро она у вас нагостилась.
   - Не сошлись характером наши старушки. - Хохотала Катя.
   - Да ты что? Никогда бы не подумала. Что не поделили?
   - Они, как две великие державы с ядерным арсеналом за пазухой, делают вид, что ничего особенного не происходит. Одна, как мотылёк, порхает по всему пространству с безумной детской улыбкой на лице, восторгается всему, ко всему прикасается, не замечая, что от её касаний что-то гибнет, разбивается, уничтожается. Другая молча наблюдает за происходящим, готовая в любой момент сорваться и прикончить вседозволенность безумной сестры. Одним словом -- битва титанов! Сроду не думала, что у моей матушки такой несговорчивый характер. Не воспринимают они друг друга, даже не хотят вспомнить, что они сёстры, что в одном доме родились, что в одной школе учились, что по одной улице бегали.
   А когда тётя Люся поняла, что к ней испытывают неприязнь, она, как старшая, начала задираться, права свои качать, указывать, козырять, что она старшая, что ей должны все подчиняться, на замечания младшей перестала реагировать. А мама ведь считает, что дом и огород -- её собственность, она же нами командовать на этой территории привыкла, будто мы её рабы, и вскопаем, и посадим, и окучим, и прополем. Зимой в квартирах-то я командую всеми, могу и прикрикнуть на неё иногда, а в доме-то уж позволяю ей свободу почувствовать, пусть потешится.
   Сейчас даже сидят едят в разных углах. Даже на меня, как на свидетеля их перепалки, как на врага смотрят обе. Просто страшно подумать, что подраться могут. У мамы-то одна рука парализована, но голова-то соображает, она терпит изо всех сил такое вмешательство в её жизнь. А у Тёти Люси, мне кажется, с головёнкой не всё в порядке. Она не помнит, что вчера натворила, если ей не рассказать.
   - Много напортачила?
   - Да так, всё по мелочи. Я-то бы и не обратила на всё это внимания, но матушка всё обострённо чувствует.
   - Расскажи хоть.
   - То в борозде упадёт грядки разрушит; то костылём своим лук как-то задела, он весь пожелтел на следующий день, пришлось срочно вырывать и пирожки с луком и яйцами стряпать; то стирать себе штаны вздумала, а я воду-то вожу на машине издалека в канистрах, у нас ведь поблизости-то её нет, а стиркой я в квартире занимаюсь; то только-только зародившиеся зелёные ягоды на крыжовнике ест; ну и всякое такое.
  
  
   - Катя, спасибо, что привезла. - Вздохнула сестрица, бросив бодожок в угол и раскрыв объятия своей квартире. - Привет, Лида!
   - Привет. Катя, проходи, попьём кофейку. Расскажете, как отдохнули в доме-огороде. - Приглашала она, притворившись будто ничего не знает.
   Люся, можно сказать, порхала по квартире, почему-то прихрамывая. Не могла скрыть радости, что попала домой, ходила щупала цветочек, не засох ли, заглядывала в комод, открывала шифоньер, в кладовку заглянула, шторки двигала. Потом уселась на кухне. Катя разгружала большой пакет -- картошка, зелень, консервы какие-то, соленья, варенья, пироги.
   Наелись, насмеялись. Провожали гостью.
   - Может ещё что-нибудь надумаешь забрать?
   - А что у вас тут ещё лишнего?
   Люся молчала. Катя улыбнулась и предложила:
   - Может тебя до дому подвезти?
   - Нет, мне ещё в магазин надо будет заглянуть.
   - Ну, пока! Пишите, звоните! - Прощалась племянница.
   - Люся, ты почему хромаешь?
   - Да... связки, наверное, вчера растянула, побаливает в щиколотке. У них столько досок в огороде около дома, все неровные. Как-то неудачно ступила. Катя мне компресс делала, забинтовала туго. Хорошо, что у меня брюки с собой были и на машине, а то бы распугала весь народ своими бинтами.
   - Как там Римма?
   - Старая такая стала, лицо всё в морщинках, меньше меня ростом стала.
   - Наговорились, наверное, вдоволь?
   - Первые дни болтали, а потом она была, как бука, сердитая, всем недовольная... И холодно у них в доме... Собака больше меня... Петухи ни свет ни заря кукарекать начинают... В соседнем доме двое стариков-дураков живут, всё время через изгородь в наш огород глядят, как будто своего у них нет... и собачища у них больше нашего рядом с ними на задних лапах стоит, кажется, что вот-вот через забор перемахнёт.
   Да, Лида знала, что сестрица всегда боялась собак, кошек она тоже не любила.
   - У родителей наших хоть колодец в огороде был, а у них домина на горе, а воду Катя в канистрах только для еды возит, ни умыться как следует, ни постирать -- экономят.
   - Зато всё растёт и воздух свежий. Хорошо ведь.
   - Хорошо. - Вздохнула сестрица. - Ты каждый день сюда ходила?
   - Как по расписанию. - Смеялась Лида. Пусть думает, что хочет.
   - Меня надо вымыть сегодня.
   - Раздевайся. Включай воду. Про меня разговаривали?
   - Римма привет тебе передавала.
   - Спасибо.
   - Завтра стиркой займусь. Сегодня отдыхать буду. Катя ведь меня к офтальмологу свозила.
   - Да ты что! И?
   - Очки на один глаз мне подобрали, а во второй пустое стекло вставили. Никакой глаукомы у меня нет, а вот катаракта -- в начальной стадии. Рекомендовали на операцию записаться. Но я никакие операции на глаза делать не буду! Всех, с кем разговаривала на эту тему -- жалуются, что зрение полностью не восстанавливается, кто-то видит на тридцать процентов, у кого-то совсем неудачно операция прошла, у кого-то изображение двоит. Сейчас у меня хоть один глаз видит нормально, а после операции и это счастье может исчезнуть. А деньги никто обратно не возвращает даже через суд, так как дело добровольное. Медики сейчас не берут на себя ответственность -- компьютеры же всё делают. Это раньше, в советские времена, в больнице после операции неделю лежали, врачи контролировали каждого, а сейчас десять минут и -- выгоняют на улицу с повязкой на глазах.
   - А про второй глаз что сказали?
   - Там вообще нервные окончания отсутствуют...
   - Там направления на операцию дают?
   - Нет. Они только платную диагностику делают, так Катя сказала. Чтобы направление получить, надо сначала в государственную поликлинику сходить, а потом около года очередь двигается в областную "Микрохирургию глаза".
   - Сколько заплатила?
   - Катя сказала, что полторы тысячи.
   - Молодые-то приезжали в дом?
   - Нет. Они летом в Екатеринбурге работают, жить-то надо на что-то. Их дело было -- огород вскопать и посадить всё в мае.
   - На заводе работают?
   - Нет. Не то в ресторане, не то в столовой по переменке.
   - Хоть сытые всегда.
   - Катя так же говорит. Вроде даже жить там пристроились, в Ревду даже не приезжают.
   - А Ромка?
   - Я его давно ведь видела, ещё в садик ходил, а сейчас выше матери. Тощий, как спичка. Глаза голубые-голубые! Каждый день в огороде! Мы с ним смеялись с утра до вечера. С сентября в колледже учиться будет, так Катя говорит.
   - На кого учиться будет?
   - Не знаю. Не спрашивала. До чего же хорошо дома-то в ванной!
   - А там где мылась, в квартире?
   - У них же нет газовых колонок, а горячую воду на лето отключают.
   - Совсем не мылась?
   - Так... Из тазика... водичкой, что на солнышке за день нагревалась. Римму-то Катя домой возит мыть, но редко.
   - И зачем им этот дом?
   - Я тоже их спрашивала. Катя сказала, что к следующему году продавать будут. Только не знают, куда собаку девать.
   - Усыпить можно, она ведь старая уже. Может хозяевам новым оставят. Мебель-то в доме хорошая?
   - Какая мебель! Всё старьё! Столы и койки зачуханные! Они ж там только летом обитают. Постель Катя в квартиру стирать возит.
   - Да-а-а... - Размышляла Лида по дороге домой. - Сестрица хоть и "боится", и хандрит иногда, и ворчит, и твердит, что хочет переехать в новую, но она любит свою квартиру. Она всегда её любила. Она перебралась сюда после смерти мужа через обмен с муниципалитетом, её большую квартиру тогда разделили между двумя собственниками-ветеранами. Здесь жизнь ей показалась раем после заводского жилья на первом этаже. Сейчас в те дальние края даже автобусы не ходят. Она вовремя успела выбраться оттуда.
  
  
   - Лида, приходи с утра.
   - Ладно, сейчас кофе допью, оденусь, постель заправлю и приду.
   У Люси глазки бегали в разные стороны:
   - Володю во сне видела...
   Лида поняла, что та говорит про мужа.
   - Да ты что! Рассказывай. Мёртвого или живого?
   - Не знаю.
   - Как это "Не знаю"?
   - Его самого не видела, только голос: "Если ты ко мне не придёшь, я сам к тебе приду".
   - Думала о нём в последнее время?
   - Нет.
   - А вспомни, ты сама испугалась?
   - Нет. Не испугалась, только проснулась.
   - А сейчас сон этот тебя не пугает?
   - Нет.
   - А голос грубый или сердитый был?
   - Нет, Володя как будто посмеивался.
   - Надо просто на могилку сходить и милостинку подать.
   - Так пойдём завтра.
   - Давай съездим. Он ведь в том конце не очень далеко от остановки схоронен. Погода позволяет. Кстати, ты ведь хотела как-то на Комсомольскую сходить, дом наш посмотреть.
   - До сих пор хочу.
   - Там ведь близко совсем, только в горку подняться.
   - Поднимемся по просеке.
   - Вот. А потом можно и по улице вниз спуститься до Нади, её попроведать. Она нас подкормит. Я у ней уже три года не была.
   - Вдруг её дома не будет?
   - А я сегодня вечером ей позвоню на сотовый. Да у ней и остановка рядом с домом, легко обратно уехать. Только расписание надо будет захватить.
   - Можно картошки от неё привезти, зелени.
   - Да. Надо только пораньше собраться, пока не очень жарко.
   - Сейчас расписание найду... Вот, в семь часов пятнадцать минут среди недели от нас.
   - Час -- на кладбище, час -- по Комсомольской, час -- у Нади, ну и один час на дорогу обратно уйдёт. Получается не больше пяти часов -- в обед дома уже будем.
   Так у них всё и получилось на следующий день. Яблони своей Люся не нашла, походила по огороду, заросшему бурьяном, вздохнула с горечью, вспомнила ещё, как грядку кукурузы в детстве садила, которую осенью с удовольствием корова в сарае съела. Вышли в конец узкой улочки.
   - Как сильно лес вырос! Вот здесь мы в детстве вместе с девчонками Шаховыми на молодых берёзках качались, забирались высоко, хватались за верхушки и спускались, как на парашюте. Бывало, что берёзки ломались, а мы то лоб, то жопу царапали...
   По узкой тропинке вышли к посёлку.
   - Барак наш ещё стоит! - Удивилась Люся, показывая в правую сторону большого частного посёлка. - Вон там, на горке, около леса... Пойдём пройдём там? Мы там с мамой во время войны жили. Там же жили и две мамины сестры... И тебя я там в зыбке качала, пока дом наш на Комсомольской не построили... Помнишь?
   - Нет, не помню.
   - Мама кассиром в клубе работала по вечерам, а я все вечера тебя караулила... Здесь раньше много бараков было, а сейчас только наш остался... Один... На пригорке... У самого леса... А вокруг -- пустота... Всё снесли.
   Они шли по грунтовой хорошо накатанной дорожке по самой окраине посёлка. Люся болтала, не уставая, вспоминала все детские нюансы жизни.
   - Корову Зорьку на троих держали, молоко своё было. Корова наша была, мы её из Кунгурки привели. Только вот я молоко с детства не переваривала...
   - Ага. - Смеялась Лида. - Только пенки в печи почему-то исчезали в кринках, мама всегда удивлялась "Куда они деваются!".
   - Да, пенки я любила, - хохотала Люся, - она знала, что это я их съедала, но никогда не ругала меня за это. Картошку в поле садили... Вот и вся еда -- картошка, хлеб и молоко, ещё сахара кусочек по выходным. Я-то в Кунгурке родилась.
   - Я знаю. Рассказывали.
   - А ты здесь. Мама-то до войны там ещё начала работать, тоже кассиром, потом сюда с отцом переехали, потом его в армию забрали, а потом -- война...
   - Мама у нас бойкая была... Она же только семь классов закончила, а знала больше нашего.
   - Раньше же семь классов равнялись теперешней десятилетке... Её дед любил, он и устроил её, малолетку, кассиром, баловал её.
   - Она рассказывала, как модничала по Кунгурке в шляпке, дед её одну на танцы отпускал, и замуж она вышла раньше старших сестёр.
   Они подходили всё ближе и ближе.
   - Неужели в нём ещё люди живут? - Остановилась Люся. - Дети около дома бегают... Подойдём поближе...
   Барак и правда был обитаем. Дорожка проходила мимо со стороны посёлка. Невидимые издалека из-за кустов стояли две машины. Работала колонка с торца у входа в барак. Здесь же несколько ребятишек скакали на доске, подпрыгивая по очереди с двух сторон довольно высоко.
   - Мы ведь в детстве тоже точно так на доске скакали. Помнишь?
   - Помню.
   - Заглянем внутрь?
   - Ну давай, раз уж дошли.
   Освещения не было, но света хватало от двух открытых дверей с противоположных концов. Коридор был широким, потолок -- низким, пол поскрипывал. Люся рассказывала, за какой дверью была их квартира, в которой они все пятеро жили, что было две комнаты и кухня.
   - Как и раньше, по четыре двери с двух сторон...
   Прошли через весь барак, как по улице, вышли с противоположного конца. Здесь большая девочка трясла свои половики и сушила на солнце подушки, на столике лежала книга.
   - Может посидим немного на лавочке?
   - Давай. Давно уже ходим. Успокоилась твоя душа?
   - Как бы я хотела быть той маленькой девочкой, как тогда! Барак стоит, а я уже еле хожу...
   - Он сохранился, чтобы ты окунулась в детство. - А сама подумала о другом. - Это прямой путь на кладбище. Это, возможно, исполнение последнего желания сестрицы, она так давно хотела побывать здесь.
   - Пить хочу.
   - Вот, попей, - достала Лида из сумки бутылочку, - чай с лимоном утрешний. Может пожуёшь? Ватрушки есть.
   - Давай.
   Хорошо отдохнув, отправились вниз по дорожке к Наде, дом которой находился примерно в километре, рядом с речкой Вязовкой. По дороге вспоминали, какими их сестрички были в детстве -- Тоня пол не умела мыть, а Римма с папкой целоваться любила, прочие всякие разности.
   - У нашего папы была особая группа крови, её называли кто четвёртой, кто нолевой, мы с Риммой эту группу от него унаследовали.
   - И что?
   - Я помню, он рассказывал, что когда в госпитале лежал во время войны -- у него почки были повреждены -- ему военврач еврей давал какое-то питьё, якобы лекарство, которое обеспечит ему безболезненное состояние почек до шестидесяти лет.
   - И?
   - Он умер на шестьдесят первом году жизни, и за всю жизнь ни разу на свои почки не жаловался.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Что ещё в те далёкие времена были умные врачи, которые знали как и чем лечить! А наше медицинские балбесы ничего не знают, только треплются о компьютерной диагностике! Но я не это хотела сказать. Я как-то слышала разговоры, что этой редкой группой крови обладают инопланетяне.
   - Инопланетяне! Уж не себя ли ты к ним относишь? - Смеялась Лида. - Я думаю, что хромых, слепых, глухих, беззубых и морщинистых инопланетян не бывает.
   - А мы исправляемся! - Остановилась Люся, хохоча полным ртом зубов.
   Лида была очень удивлена своей собственной невнимательностью сегодня, ведь она первый раз за полдня взглянула на сестрицу. Но не захотела высказать свой недостаток вслух, только подумала, что Люся давно пыталась отыскать свои вставные челюсти, и вот, видимо, ей это удалось.
   Вообще, день прошёл более чем удачно. Сестрица была бойка и весела, она не думала о смерти, легко преодолевала ходьбу по ухабам и лесным тропинкам, совсем не испытывая усталости. У мужа на могилке прибралась наконец-то за много лет. Не хотела вспоминать Римму, Катю, и их дом-огород. Вспоминала весёлое детство, планировала массу житейских дел. Даже усмешки в свой адрес воспринимала вполне адекватно, без малейшей обиды на жизнь и на людей. Глазки у ней оживились, рассказывала, что книгу начала читать, что Лида ей принесла, что упражнениями всякими начала заниматься. Настроение у ней было отличное. Видимо, курс весенних уколов и правда пошёл ей на пользу. От Нади обе привезли по сумке хорошей прошлогодней картошки, свёклы, зелени.
  
  
   Очередной понедельник.
   - Привет!
   - Проходи. Мне сегодня во что бы то ни стало фарш надо купить. Очень понравились твои мягкие большие фрикадельки в супе.
   - Мне самой они уже много лет нравятся. Лучше всяких непонятных консервов, я ещё супчик заправляю сушёной зеленью, зимой особенно хорошо. Когда сварится, брошу по горстке укропу, петрушки. В тарелке сметаной заправлю -- язык можно проглотить от счастья. А косточки, само мясо съела?
   - Съела, но покупать больше не буду, жестковато для меня. Надо мне тоже зелени насушить для зимы.
   - Ты сегодня опять в брюках? Лето ведь в разгаре.
   - Ага, самый длинный день прошёл, деньки уже убывать приготовились. А я никак не могу платье одеть, только собираюсь. Не вижу, какая температура с утра на уличном термометре. Раньше хоть видела, в чём люди одеты с утра по тротуару идут, а сейчас по телику только о погоде слушаю, но мне всё время кажется, что холодно.
   - Это в квартире холодно, а на улице уже жара.
   - В квартиру мою солнце не попадает, зимой на этой стороне его совсем не бывает, летом оно высоко, да и деревья не пропускают, только весной и осенью иногда в окно заглядывает, если погода хорошая, но это так редко бывает.
   - Я вчера в своей киоске черешни купила. Принесла тебе попробовать.
   - Спасибо. Сладкая. Сколько стоит?
   - В прошлом году совсем последнюю можно было купить по сто восемьдесят рублей за килограмм, а нынче всё ждала, когда подешевеет. Увы! Целый месяц торгуют, а цена не снижается. По триста тридцать выторговала.
   - Брюки совсем длинными стали, в прошлом году вроде нормальные были.
   - Так подшей на подгиб, это ведь легко сделать, даже обрезать не надо.
   - Так я в платье за всё лето и не походила, только в брюках.
   - Так одень, выглаженное же висит.
   - Нет, не одену. Я примеряла -- ноги жуткие, даже самой страшно смотреть на вываливающиеся торчащие синие вены. А люди что скажут!
   - Пусть смотрят, - смеялась Лида, - может сглазят, жалко что ли. Тебе меньше болячек останется носить.
   - Неудобно. Страшно.
   - Хоть проветрятся твои вены, соприкоснувшись со свежим воздухом. Я вижу, ты к концу лета наконец-то зимнюю одёжку с вешалки в прихожей убрала. - Издевалась Лида над сестрицей. - Надо отметить, что "очень даже вовремя".
   - Я хотела кладовку до конца разобрать, но так и не решилась.
   Лида заглянула в кладовку. Там правая половина была полностью освобождена, стояли только скрученные ковры. В середине -- крепкая старинная вешалка с полкой сверху стойко выдерживала нагромождение зимней одежды. А до левой стороны у Люси ещё никак руки не добрались. Телевизор старющий, ещё родительский "Снежок", пылился на самых верхних досках, под ним чуть ниже -- огромный старый ленточный магнитофон. Хотя нижняя половина вся была пустой.
   - Значит, с коротким рукавом можно пойти?
   - Конечно. Хорошая у тебя блузка, красиво смотрится, и тёплая, и к глазам и волосам твоим подходит.
   - Только вот ворот я не люблю открытый, бляшки мои старческие весь облик портят.
   - Так косынок, платков-то ведь у тебя полно всяких, накинь на шею, завяжи.
   - И правда, все ведь так ходят. Сейчас найду.
   - Чисто у тебя сегодня.
   - Вчера вечером прибиралась. Ковры свои решила до зимы не стелить.
   - Правильно.
   - Вот, подойдёт голубая косыночка? Старая, правда.
   - Отлично!
   - Завяжи на мне узелком. - Вертелась сестрица перед огромным зеркалом в крохотной прихожей. - Пошли.
   - Куда сначала?
   - Взгляни, сколько на часах.
   - Десять утра.
   - Тогда давай сначала за фаршем. Ой! Чуть бодожок опять не забыла. А в Москве похолодание и дожди, наверное, к нам оттуда прилетят.
   - Нам на ближайшие три дня жару обещают.
   - Я слышала. А в Сибири-то что творится, реки вышли из берегов, несколько городов ушли под воду, ужас! Лида, а в Екатеринбурге собираются день города праздновать -- 296 лет.
   - И что?
   - Съездим?
   - Куда? В Екатеринбург?
   - Ага.
   - Зачем? Толкаться там! Проще по телику посмотреть.
   - Рекламу гонят -- в честь дня города там всем желающим фотографии делать будут, чтобы потом разместить по телевизору под знаком "Я РоссиЯ".
   - Ну у тебя и прихоти! - Расхохоталась Лида. - На большой экран хочешь попасть!
   - А что, хочу!
   - И в каком наряде?
   - В белой футболке с надписью "Нас таких миллионы!".
   - Это с седыми-то волосами!
   - Не только. - Смеялась сестрица. - Беззубый рот свой открою, очки на лоб подниму с разбитым стеклом, слепые глаза вытаращу и бодогом своим погрожу всему миру с основного канала!
   - А какая надпись под фото будет?
   - "Пенсионерка. Ещё и глухая на одно ухо!".
   - Ну у тебя и страсти!
   - Так хочется сжатыми кулаками всем этим модникам расфуфыренным надавать!
   - Ещё бы клыками своими всех покусать...
   - Которых нет...
   - Что-то ты размечталась, девица. Тебя просто не покажут.
   - Это точно... Не покажут... - Вздохнула сестрица. - Там ведь одна безработная молодёжь тусоваться будет...
   На обратном пути купили помидоры, огурцы, заглянули на частный базарчик набрать зелени, отнесли всё домой и отправились за молочными и хлебобулочными продуктами в свои магазины.
   - Люся, вот смотри, какое мороженое я покупаю, "Стожок" называется, только в зелёной упаковке, это эскимо в шоколаде. Оно совсем не дорогое.
   - Сколько?
   - По двадцать четыре. Я сейчас себе наберу. Оно редко бывает, я покупаю сразу десяток, надолго хватает.
   - Я попробую, может и мне понравится.
   - Оно только в этом магазине бывает, ни в "Пятёрочке", ни в "Верном" ни разу не встречала.
   - Посмотри, какая дата на молоке?
   - Сегодняшнее.
   - Слава Богу, повезло, в другие магазины не тащиться.
   - Я тут как-то попробовала вместо сливочного масла творожный сыр сливочный, вот этот, в жёлтой баночке. Понравился, он не такой тяжёлый, как масло, для лета хорошо подходит. И дата на нём крупно нарисована.
   - Достань мне тоже. Попробую. А то надоедает всегда одно и то же. А ты сколько раз в день ешь?
   - Я рано просыпаюсь. Часов в пять-шесть утра пью кофе на балконе, знакомлюсь с погодой. Потом постель схлопну с балкона, заправлю, умываюсь и начинаю резать салат -- лук, укроп, яблочко на тёрке, огурчик, помидор -- часов в девять, это у меня первый завтрак. После двенадцати -- второй завтрак, уже кофе с молоком, хлеб с маслом или булочкой. Затем все уличные дела -- поход на родничок, в магазин, к соседкам, вчера ходила земли для пересадки цветочков набрала, подорожнику с мать-и-мачехой насобирала. Иногда машинку открываю для починки мелочной, иногда вздремнуть прилягу. После четырёх у меня обед, салат утрешний доедаю, суп. Через час можно горячего попить. Потом телевизор, с ним мороженку съедаю. Спать поздно ложусь, после двенадцати ночи, иногда перед этим стиральную включаю. Чтобы не проголодаться ночью, чуть-чуть пожую что-нибудь.
   - Суп какой варишь?
   - Раньше с лапшой любила, а сейчас чаще со свежей капустой, иногда с квашеной, или горохом заправляю, или с рыбными консервами, или просто отвариваю кусок мяса с крупной картошкой -- и ем два-три дня.
   - А каши?
   - Да почти каждый день для второго завтрака.
   - А хлеб какой больше любишь?
   - Чёрный из Берёзовска, он у нас в киоске продаётся. Чем будешь сегодня заниматься? - Спросила Лида уже зайдя в квартиру.
   - Ничем. Еда есть, суп сварен. Вечером -- телик. Может сходим на стадион пока погода хорошая? Погуляем или посидим на ребятишек посмотрим, как мяч гоняют.
   - Ну пойдём. Нину заберём?
   - У ней какие-то праздники, родственники издалека приехали, бродят все вместе по родным, вчера они на могилки все вместе ездили, а позавчера пировали в саду у племянников. У ней свои радости, даже про птичек своих забыла.
   Сделали два круга на асфальтовой дорожке по периметру стадиона. Люся показала, где они птичек кормят с Ниной. Потом забрались на самый верх невысокой открытой трибуны для зрителей. Сидели болтали обо всём и обо всех.
   - Лето кончается...
   - А я рано спать ложусь... Знаешь, проснусь после первого крепкого сна ночью, а потом хоть глаза выколи -- не хочу спать... Лежу и рассматриваю своё лицо...
   - Как это? Ночью? - Удивилась Лида.
   - Ага. - Смеялась сестрица. - Лежу на боку, а рядом на подушке вижу очень отчётливо сама себя -- плечи-то одеялом прикрыты, а голова открыта. Лежу рассматриваю каждую морщинку на лице, как будто в зеркале днём. Если рукой волосы трогаю, то и рядом на подушке тоже рука волосы трогает. Лягу на спину, то рядом голова тоже отворачивается. Долго лежим рядом лицом к лицу. Мне это интересно -- такие же седые брови и волосы, одинаково моргаем, спокойно смотрим друг на друга, перемигиваемся. Я даже днём в зеркале себя хуже вижу, чем ночью в постели.
   - Разговариваете? - Тихо спросила Лида, изо всех сил стараясь скрыть оторопь, набросившуюся на неё.
   - Нет. Молчим. Потом не помню, как засыпаю до самого утра.
   Лиде никогда раньше ничего подобного даже слышать не приходилось, но мозги колыхнулись, предупреждая о возможной опасности, несмотря на спокойное отношение Люси к этой теме, и именно это спокойствие казалось ей ненормальным.
  
  
   - Вот уже и сентябрь начался... И листочки уже желтеть начали... И солнце уже не такое высокое... И дождички синоптики обещают.
   - Я тут Полинкину мать встретила, Тамару -- тоже ходит хромает.
   - Что за Полинка?
   - Мы работали вместе на заводе и жили недалеко.
   - И что?
   - Жаловалась, что с ней в однокомнатной внук с женой и дочкой живут. В доме напротив нашего на втором этаже. Так, говорит, надоели ей, что собралась к дочери в Асбест уезжать. А квартиру не хочет на них переписывать, да они и не хотят в однокомнатной жить, деньги на двухкомнатную копят. Они там не прописаны, просто дом их родительский развалился, жить негде. Старых родителей дети по себе разобрали, дочь мать забрала, сын -- отца.
   - Оба работают?
   - Он работает, а жена кое-где подрабатывает временно. Я заходила к ней -- мне так понравилась её квартира! Кухня во двор выходит, а комната прямо на центральную улицу. Окна пластиковые с решётками, балкон застеклён. Второй этаж.
   - Люся, ты опять о своём!
   - А что, может ведь получиться! Я давно мечтаю в их дом перебраться.
   - А вдруг ей у дочери не поживётся?
   - Наоборот, те её давно зовут, коттедж у них. Она говорит, каждое лето к ним ездит. Сначала она отказывалась переезжать, а прошлой осенью долго в гипсе была -- трещина. Вот и решилась. Говорит, что к зиме планирует переехать.
   - И что ты ей предложила?
   - Ничего. С тобой вот решила поговорить. Так что ты скажешь?
   - Ну, если все трое согласятся, то вариант хороший. Доплачивать за свою квартирантам придётся не очень много. Да могут и сама хозяйка, и родные помочь им. Пусть потом рассчитываются меж собой.
   - Даже если баш на баш, я бы согласилась.
   - Позднее пожалеть можешь. Там ведь электроплиты, газа нет, газовых колонок нет. Мыться где будешь?
   - Летом к тебе буду ходить, если горячую воду отключат.
   - А если вдруг ходить не сможешь?
   - Тогда и мыться мне не надо будет! - Смеялась та.
   - Это мытьё, видимо, мне достанется. А что думает сама Полинка?
   - Так она ещё лет десять назад умерла. Так что, сходим?
   - Сходим, раз тебе загорелось. Узнаем, сколько их квартира стоит.
   - Давай завтра часов в одиннадцать. Тамара только на лавочку во двор выходит посидеть, да в магазин напротив иногда.
   - Я завтра не могу, у нас объявление повесили -- завтра и послезавтра показания электросчётчиков будут проверять.
   - Ну тогда на следующей неделе.
  
  
   Катя никак не могла отправить Римму в больницу, чтобы пройти очередной курс лечения полиартрита -- врачи местные не давали направление, от частных клиник направления в областную больницу не считались основанием для приёма, а чтобы попасть только на запись напрямую в область -- надо было матушку туда везти. А времени у Кати совсем не было, её дёргали на работе во все концы с беспорядочным графиком, к тому же она была старшей в ОТК, на её долю приходилось подменять отсутствующих и в связи с отпусками, и по прочим разным причинам.
   В прошлые годы таких ситуаций не возникало. Римма ежегодно почти по месяцу лежала на процедурах для снижения болей и поддержания здоровья. Когда-то это лечение для инвалидов было бесплатное, но это было лет двадцать назад, а в этом году даже цены оказались неподъёмными. Катя металась всё лето от одной больницы в другую, обзвонила все московские телефоны, чтобы посодействовали -- бесполезно, на запись не ставили. А если не вылежать на лечении -- инвалидность снимается. А Римма изнемогала от болей.
   - У мамы кости разрушаются. - Жаловалась Катя. - Ей ещё в прошлом году никакие лекарства уже не помогали, её даже не лечили, только обезболили, пролежала десять дней в больнице и -- выписали. Мне всё-таки удалось в августе свозить её в областную, но сказали, что не примут -- не имеет смысла. Только выпросила у врача рецепт на обезболивающие уколы, выкупила, но я берегу их на самый крайний случай.
   И вот этот случай настал. После окончания огородных работ, когда она перевезла матушку в квартиру.
   - Тёть Лида, мне кажется, мама умирает... Третий день ничего не есть, не пьёт... И раньше она крутилась на постели, а сейчас спокойно лежит и только смотрит на меня, будто не узнаёт. Что делать?
   - Вызови врача на дом, пусть посмотрит.
   - Мне завтра надо с восьми вечера на работу, не знаю, как её одну оставлять, Ромка с ней не остаётся -- боится, а дочь с зятем на неделе не приезжают. В день-то меня могут заменить, а в ночные смены меня заменить некому.
   - Ты хочешь, чтобы я приехала?
   - Хорошо бы.
   - Ладно, я приеду к обеду, а ты врача с утра вызывай.
   Ромка сидел на постели с бабушкой, держал её за руку. Лида подошла, Римма не обратила на неё никакого внимания. У Ромки слезинки капали из глаз. Катя увела её на кухню.
   - Сколько ему?
   - Весной четырнадцать исполнилось.
   - Не учится сегодня?
   - Отпустили. Вчера весь вечер около неё сидел, всякую ерунду рассказывал про колледж, про новых знакомых.
   - На тебя походит.
   - Да. А я вся в отца.
   - Как тебя на работе кличут?
   - Витальевна.
   - Без имени?
   - Без имени. У меня еда горячая. Пообедаем?
   - Я только горячего попью.
   - А я голодная, мне надо поесть.
   - Он на кого учится?
   - Сварщик. СУМЗ для себя работников готовит.
   - Хорошая профессия. Хоть на севере, хоть на юге, хоть в городе, хоть в деревне, хоть рядом с домом можно работу найти. Сам себе сварщика выбрал?
   - Как бы ни так! Он вообще не хотел учиться! Я целый месяц с ним воевала, как могла. Куда ему молокососу -- на работу не возьмут, в школе учиться отказался.
   - Сама-то ты как на работе? Нравится?
   - Нет, не нравится. Только деньги нравятся, когда получаю. Долго я там не выдержу -- защитная одежда, маски, перчатки. Я ведь там уже три года! Три года в самом сверхядовитом цехе! Сталеплавильщики у нас больше шести лет не работают! Надо где-то искать место попроще, чтобы не загнуться раньше времени.
   - Раньше бы сказали "До пенсии-то тебе ещё далеко", а сейчас и этого не скажешь. А меня Ромка помнит?
   - Да, помнит и тебя, и твоего сына, и твоего внука -- вы тогда все вместе к нам заезжали.
   - Ему ведь ещё десяти не было, когда мы виделись. Как быстро время летит... А прошлым летом наши заезжали?
   - Ага. В дом я их отправила к маме.
   Парнишка прошёл на кухню, попил воды прямо из графина.
   - Рома, сходишь в дом, собаку покормишь?
   - Давай. Прогуляюсь. - Захватил пакет и вышел из квартиры.
   - Совсем ничего не ест, не могу заставить. Воздухом что ли питается?
   Врач приехала только в четвёртом часу. Римма, кажется, только этого и ждала. Она пыталась что-то сказать, но так и не смогла. Было жутко смотреть на скрученные пальцы на руках и ногах, колени не по-человечески искорёжены. Голое тело прикрыто только лёгкой простынкой. Умирала стойко на глазах трёх человек, сначала посинели ноги, руки, потом губы, разгладились морщинки, и душа оставила тело. Врач вызвала мента, сказала, что даст заключение, что в морг на вскрытие не имеет смысла везти, так как диагноз известен:
   - Отправляйте в "Ритуал".
   Те прикатили быстро, завернули в чёрный мешок, согласовали время похорон. Ромка появился на пороге, когда они выносили тело.
   Римма с Катей жили в домах наискосок друг от друга. Эта квартира была на Римме, с ней был прописан и Ромка.
   Римма ещё до сорока лет развелись с мужем, у того уже была вторая жена и два мальчика, но он и от них уехал в деревню к престарелой матери. Сама Римма с ним после развода не общалась, а вот Катя до самой его смерти поддерживала с ним отношения. Он помог ей и квартиру ещё одну купить, и деньгами помогал в трудный момент.
   Странно, но большой мальчик всегда боялся ночевать один. Если мать уходила в ночную смену, он уходил спать к бабушке летом -- в дом, зимой -- в квартиру. Были у Кати и две подружки, которые в самом крайнем случае выручали друг дружку. Пришлось Лиде забрать Ромку с собой в материну квартиру, так как оставаться здесь она тоже не хотела. В каждой семье свои проблемы.
   Лида со своим разошлись, когда отправили сына в армию, и уже более тридцати пяти лет она, можно сказать, была свободна и счастлива. С его второй женой они встречались иногда по работе, та и схоронила его -- умер молодым в саду от сердечного приступа.
   А у Кати жизнь оказалась ещё смешнее. К первому мужу она убежала от всевидящей мамы, родила дочку, но они были с ним не расписаны -- быстро разбежались, и этот "муж" оставил им однокомнатную квартиру умершего отца. Сейчас там хозяйничает Катина дочь -- Настя сдаёт её квартирантам, чтобы было на что продолжать учёбу. Второй "муж" оставил ей Ромку и скитается неизвестно где, иногда появляется посмотреть на сына, оставить денег.
   С обоими внучатами нянчилась бабушка Римма, которую раньше времени уволили с работы, отправив на инвалидность, так как та уже не могла справляться со своими обязанностями физически.
   А Катя была трудоголиком и дома, и на работе. Даже в самые трудные для страны времена она вкалывала, иногда на двух работах, ей помогали не только сила духа и необходимость содержать семью, но и техническое образование, которое она сумела получить в перерыве между мужьями.
   Лида проснулась от всхлипываний в соседней комнате -- Ромка плакал. Думала, что он сам успокоится, но не тут-то было. Встала. В его комнате горел ночник. Худющее тело подростка не было даже одеялом прикрыто. Присела рядом.
   - Я бабушку всегда мыл в ванной... Помогал ей забраться туда, и обратно выбраться она не могла сама... Ещё всегда щупал её пустые сиськи... Смеялся, что у моей мамы сиськи покруче будут. Она тоже смеялась... Где я теперь без мамы ночевать буду? Баба Лида, а ты одна живёшь?
   - Одна.
   - Тебе не страшно?
   - Не страшно. Рома, ты ведь уже большой мальчик, тебе пора перестать бояться. Тебе ведь в той квартире предстоит одному жить пока не женишься.
   - Нет, один я там не буду. Я приглашу кого-нибудь, у нас в училище много иногородних.
   - Поищи, кто готовить умеет, будет что поесть всегда.
   - Правильно. Так и сделаю. Жалко бабушку...
   - Ты, я вчера поняла, бабушку ведь не боишься?
   - Нет, бабушка всегда весёлая была, её я не боюсь. Я почему-то один оставаться не люблю.
   - Тогда тебя точно только женитьба спасёт, - засмеялась Лида, - детишек нарожаете, скучно не будет!
   - А ты кисель любишь?
   - Запросто.
   - Пойдём, я тебе кисель заварю. Поедим.
   - Пойдём. Завари. А то я что-то проголодалась.
   - Бабушка меня всегда киселём кормила. Вот пироги в холодильнике есть... А как она всегда стряпать любила, даже с одной рукой стряпнёй занималась. Я ещё кашу умею варить и кусочницу с колбасой на яйцах, даже пирог с яблоками могу испечь. И мылся я всегда у ней... В нашем доме летом горячей воды нет, а там в доме всегда горячая вода.
   На следующий день Катя после работы отправилась на кладбище, а Лида обзванивала родственников о времени похорон.
   - Люся, я из Ревды.
   - Что ты там делаешь?
   - Римма умерла.
   - Как умерла!
   - Похороны завтра. Приезжай сама утром. Поняла?
   - Поняла.
   А перед глазами стояла картинка из юности -- Римма молодая счастливая только что спустившаяся с сеновала, где спала вповалку вся молодёжь, с соломинками в волосах докладывала родителям, что выходит замуж.
   - Вот такая короткая жизнь. У всех почти одинаковая -- мужчины выбирают, где сытнее и ненатужно, а женщинам остаётся всё остальное.
   Все родственники собирались в квартире у Риммы. В назначенное время подъехали автобус и катафалка, которая постояла у подъезда двадцать минут для прощания.
   Если у Ваньки на похоронах было более десятка молодых ребят, то здесь молодёжи совсем не было, кроме родных, остальные -- слепые, глухие, еле передвигающиеся, помнящие Римму только по далёкому детству, многие даже удивлялись, что она ещё два дня назад была жива, что лето хозяйничала в доме-огороде. Это, видимо, потому, что в последние, да и не только в последние годы, она ни с кем не общалась. Все знали Катю, а не Римму.
   Организация похорон здесь была круче, чем в Дегтярске. "Ритуал" сам обмывал, одевал, предоставлял автобусы, отпевание делали, даже столовая у них была своя, и даже водка. Был свой магазин, где можно было купить и цветы живые, венки, и платочки, и ложки памятные и прочие мелочи. Конечно, обошлось это в полтора раза дороже.
   Лида поневоле задумалась, что на её похороны никто из этих престарелых не явится, они все умрут раньше её. Удалось наедине пообщаться с Тоней, было непривычно видеть её какое-то внутреннее раздражение. Поинтересовалась только про глаза. Оказалось, что первый оперированный глаз видит относительно нормально, а последняя бесплатная операция оказалась не очень удачной, так как видит немножко боком, очень трудно сфокусироваться. Лида рассказала ей про то, что Люся две недельки погостила с Риммой в доме-огороде, что Катя свозила ту к платному офтальмологу на диагностику, что та отказалась от всякого вмешательства врачей в её глаза.
   - Что ж, у всех свой удел. - Размышляла Лида на обратном пути домой, сидя с сестрицей в автобусе. - Надо будет сыну позвонить. Дети, пожалуй, гораздо чаще встречались с Риммой, они всегда навещали её, когда приезжали. Внук-то, наверное, уже не приедет -- рассказывал, что загулял, влюбился. Девушку свою показывал на телефоне... Может уже женился... А Кате предстояло теперь продать дом, усыпить собаку и приобрести гараж для машины, или по крайней мере до зимы отвоевать себе постоянное место во дворе дома. У них теперь на троих три квартиры.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 6.
  
  
   - Подъезд не крайний. Хорошо. - Тараторила сестрица. - А то у меня квартира угловая, отопительные батареи все стены занимают, то одна закапает, то другая, только и следим за протечками.
   Ни звонка, ни глазка на металлической входной двери заводского изготовления не было. И петлей, на которых они висели, тоже не было, видимо, они были внутри.
   - Стучи. - Командовала Лида.
   Хозяйка была дома. Тамара была высокого роста и излишне полновата. С перебинтованной до колена ногой, опираясь на солидный бодожок, она растянула в улыбке сухие длинные губы, узнав Люсю.
   - Здравствуйте. Мы к вам по делу. - Начала Лида. - Тамара, моя Люся много лет мечтает перебраться в однокомнатную квартиру. Говорит, вы уезжать собираетесь. Можно узнать, сколько ваша квартира стоит?
   - Проходите. - Приглашала та в комнату. - Да я ещё как-то и не думала о продаже.
   Везде были обои. Лида отметила взглядом ширину прихожей -- шифоньер может войти, хоть он и несколько шире двух плательных шкафов, что тут стояли. В комнате односпальная кровать, большой телевизор на дальнем краю стола, половичок на полу красивый. У окна много свободного места. Никакого намёка на квартирантов не было.
   - А где ваши квартиранты?
   - Они летом в доме живут, огород там у них. В доме-то только зимой жить нельзя. Вот я их и выгоняю на лето, чтобы хоть отдохнуть самой.
   - У них родных нет?
   - Есть и отец, и мать, и брат, и сестра. Родители-то двоюродные мне. А этот Колька после армии сразу женился, дочка народилась, а тут их дом валиться начал набок, его семейного никто к себе брать не захотел, уговорили меня приютить их. Я две зимы нянчилась с их ребёнком, думала, с трёх лет в садик новый пойдёт. Ещё думала, что квартиру у меня купят, а этой весной, когда собралась ехать к дочери в Асбест, они сказали, что им двухкомнатную надо, деньги копят.
   - Много накопили?
   - Не говорят. И в детсад ребёнка не собираются отдавать, за садик ведь тоже немалые деньги платить надо. Копят! А я от них ничего не имею, за квартиру сама плачу, с них ничего не брала, жалела, думала, что бедные. Они, правда, живут скромно, всё на своей картошке, овощи консервируют на зиму, варенья варят.
   - А где спят?
   - У окна на полу все трое обе зимы отгораживаются ширмой. Я как узнала их задумки весной, сразу сказала, чтобы к зиме их у меня не было. Но думаю, они не поверили, что я их выставить смогу. Уже начали сюда свои заготовки на зиму привозить. Я им тут носки, свитера, жилетки вяжу, а они вот так ко мне относятся не очень уважительно, ладно хоть "спасибо" говорить умеют.
   - Тамара, а если они согласятся у Люси двухкомнатную купить, вы продадите ей свою?
   - Я всё равно уезжать буду, дочка давно зовёт, она уже четыре года на пенсии, хозяйственная, и шьёт, и вяжет, и порядок в доме. И зять деловой, в этом году на пенсию вышел, каким-то небольшим начальником работал, со всеми на "ты", и с газовиками, и с энергетиками, и со всеми службами, машина у них своя, и прицеп даже есть, знает что и где купить, за что продать, и машины может ремонтировать. Все к нему за помощью обращаются, если надо что-то привезти, или достать. Этим и промышляет. Два года назад мне в квартире сам ремонт сделал, обои поклеил, всю сантехнику сменил.
   - А дети у них есть?
   - Есть трое сыновей, отдельно с семьями живут. А сейчас ещё девочку они удочерили, одна после пожара в живых осталась, в третий класс нынче пойдёт. Она у них на втором этаже хозяйничает, и у меня там комната есть, а когда все собираемся -- на чердаке все по комнатам располагаются. Но мне больше всего нравится летом в их подвале огромном и чистом жить, проснёшься и -- прямо ко грядкам выходишь. Коттеджный посёлок полностью благоустроенный.
   - А давно вы здесь живёте?
   - В 2001 году я сюда перебралась, как Полинку схоронила. Около двадцати лет получается.
   - Тамара, а у ваших квартирантов что, вещей совсем никаких нет?
   - Из мебели ничего нет. Постель и зимняя одежда их в кладовке, а летнюю они всю на себе носят.
   - А телефона у вас нет?
   - Есть сотовый, дети купили, настроили, пользуюсь иногда, но по большей части они всегда мне звонят.
   - Чтобы вам удобно было, запишите наш номер, как определитесь с ценой -- позвоните. Сможете набрать?
   - Смогу.
   - Мы ждать будем.
   - Ладно, я подумаю, со своими посоветуюсь. Только в этом доме ведь дороже, чем везде, квартиры стоят. Что я, к дочери с пустым кошельком приеду?
   - Но у меня ведь двухкомнатная! - Вставила словечко Люся. - И третий этаж, и соседи хорошие! Я даже кое-что из мебели могу им оставить...
   - Вот появятся мои квартиранты, я им и предложу ваш вариант. Скажу, что всё равно им здесь жить не дам.
   - Можно ещё ваш санузел взглянуть?
   - Смотрите.
   Унитаз был новый. Лида нажала кнопку смыва -- счётчик ХВС закрутился. Рядом был счётчик на горячую воду. На низкой железной ванной ей понравился продолговатый зелёный тазик из крепкого пластика, установленный на одном конце, как будто специально для этой ванны, с одной стороны его была пологая волновая поверхность, напоминающая стиральную доску.
   - Тамара! - Засмеялась она. - Оставьте нам в подарок это устройство. У Люси нет стиральной машины.
   - Ладно, оставлю, раз машины нет так.
   - А когда вы уезжать собираетесь?
   - Хотела в конце сентября, а теперь вот не знаю, как получится.
   - Давайте я ещё запишу наш адрес.
   - Вот ручка и бумага на столике. Записывай.
   - Спасибо вам большое. Мы теперь пойдём свои деньги считать. До свидания.
   - Счастливо.
   - Хоть бы получилось! Хоть бы получилось! Хоть бы всё у меня получилось!- Трезвонила сестрица, осеняя себя крестом. - Хоть по перекрёстку этому, всеми проклятому, и через дорогу не пришлось бы больше ходить. И аптека тут с торца дома.
   - Ага, и магазин напротив квартиры будет. - Добавила Лида.
   - Нет, я в этот магазин никогда не захожу, я помню, как меня отсюда на скорой домой привезли, впервые в жизни сознание потеряла, растянулась между прилавками.
  
  
   - Лида, это ты?
   - Я.
   - Ко мне только что приходили Тамарины квартиранты квартиру смотреть.
   - И как?
   - Всё осмотрели, все краны прощупали, колонку им показала, как надо включать. Все квитанции по оплате коммуналки показала.
   - Что говорят?
   - Пока ничего. Думать будут.
   - Про цену спрашивали?
   - Конечно... Я сказала -- миллион, как договаривались с тобой. Мне кажется, они не против, хотя ничего не сказали.
   - Может и правда согласятся. Тогда нам с тобой надо ещё тысяч сто пятьдесят где-то насобирать, а может и двести, вдруг торговаться начнут.
   - У меня тысяч пятьдесят насобирается, когда пенсию принесут... Мои смертные шестьдесят тысяч у тебя возьмём.
   - А жить на что будешь?
   - На сухарях!
   - За коммуналку платить ещё надо.
   - А что, у тебя в запасе ничего нет?
   - Есть, но очень мало. Надо и на переезд, и нотариусу платить, а пенсию нашему дому только после двадцатого числа зачисляют. А взаймы сейчас никто не даст, значит, надо будет торговаться.
   - Если не сможем денег набрать, я им свой телевизор отдам, или ковры, пусть спят на них, так как мебели у них никакой нет.
   - Ты пока успокойся. Может они ещё и не придут. Не надо волноваться.
   - Не могу я успокоиться!
   - Люся, выйди на улицу, посиди на лавочке, поболтай с соседками, тебе легче будет. Только никому о продаже своей квартиры не вздумай рассказывать, а то моментально сглазит кто-нибудь.
   - Я не дура.
   - Ты-то не дура, дурак твой язык.
   - Никуда я не пойду, дома буду сидеть. Придёшь завтра?
   - Конечно.
  
  
   В следующее воскресенье поздний звонок:
   - Лида, это ты?
   - Да. Что так поздно звонишь? Я думала, что мои дети.
   - Мне сейчас покупатель наш звонил, разбудил меня, сказал, что они насобирали миллион, просил записываться к нотариусу на следующей неделе, так как ему удобно -- он в ночную смену будет работать.
   - Так. Что теперь?
   - Надо к Тамаре нам идти, договариваться, на какой день записываться.
   - Ладно. Я рано завтра подойду. Не суетись, спи спокойно.
  
  
   - Сколько денег у тебя насобиралось? - Поинтересовалась Лида, увидев на столе кучку банкнот.
   - Семьдесят тысяч наскребла, если с мелочью считать.
   - Вот тебе сто тысяч. Оставь себе в кошельке двадцать тысяч на всякие расходы -- для нотариуса, для квартплаты и на еду.
   - Откуда у тебя сто тысяч?
   - Сорок тысяч взаймы дала соседка до Нового года, а шестьдесят тысяч -- твои смертные. Так что умирать даже не планируй. - Смеялась Лида.
   - А на что жить будешь?
   - После двадцать первого октября пенсию получу. До этого поголодать придётся.
   Тамара очень удивилась, что её квартиранты ничегошеньки даже не сказали ей об этом:
   - Чертенята! Хоть бы словом обмолвились! Негодники паршивые. А я думаю, что-то они всю неделю не являются ко мне. Будто пропали после того, как ваш адрес им отдала.
   - Так с ценой-то мы договорились? - Просила Лида подтверждение.
   - Да, миллион сто пятьдесят.
   - Звоните нотариусу, спросите "Когда?" и "Какие документы нам всем взять?".
   - А какой телефон?
   - Вот, я захватила. Ручку и бумагу захватила. Ответы вслух повторяйте, я буду записывать.
   Их записали на среду на половину десятого утра. Сразу обе сделки, так как Тамара объяснила, что -- родственники. Следом позвонила зятю, чтобы приехал. Своим квартирантам звонить отказалась. Люсе пришлось уже от себя звонить самой покупателю по оставленному номеру. Он ответил, что соглашается на среду у нотариуса.
   - А когда деньги? - Задала Люся подготовленный вопрос.
   - Так у нотариуса и отдам.
   - Хорошо.
   Позвонили Тамаре об этом согласии. Та сказала, чтобы подходили к ней к девяти утра, что зять их всех на машине отвезёт.
  
  
   - Люся, ты к деньгам не прикасайся. Поняла? - Наказывала Лида, когда вышли на улицу.
   - А что?
   - Деньги квартирант сам пересчитает и положит на стол. Для Тамары. Мы только добавим свои.
   - Ладно. И правда. Вдруг поддельные окажутся.
   - Вот-вот.
   - А я все ночи думала, что миллион в своих руках подержу. - Засмеялась сестрица диким хохотом сама над собой и своими мечтами.
   Зять прибыл на бортовой крытой машине. Они с Люсей ехали в кузове. Зашли все -- Тамара с зятем, Лида с Люсей, квартирант с женой и малышкой.
   Просидели у нотариуса почти два часа. Пока та всё расспросила, потом документы проверяла, копии снимала, в компьютер заносила, распечатывала для себя что-то. Потом деньги пересчитывали. Нотариус предложила Люсе написать рукой расписку, что она получила свой миллион за продажу своей квартиры в присутствии нотариуса, которая удостоверила её подпись. То же самое сделала потом Тамара.
   - Это вам может понадобиться для налоговой инспекции.
   Люся спросила про своё недавнее завещание, нотариус заверила её, что оно остаётся в силе. Получив на руки свои новые Акты купли-продажи, заплатили наличными денежки за оформление документов секретарю, все вышли довольные.
   - Когда квартиру освободите? - Спросил новый хозяин.
   - Дайте нам хотя бы неделю. - Просила Лида.
   - Хорошо. В субботу придём за ключами.
   А они с зятем поехали в паспортный стол, чтобы выписаться по старым адресам и Люсе прописаться по новому.
   В шесть вечера получили ключи от новой квартиры и отправили Тамару с деньгами и вещами к дочери. Стояли на балконе и смеялись от истерики, что всё так удачно сложилось.
   - Как жить-то будем?
   - Как-нибудь... Надо нам срочно завтра в Пенсионный сходить, адрес-то сменился. В этом доме может в другой день разносят пенсии.
   - И правда. Завтра же сходим. И по всем остальным службам тоже.
   - Сколько опять возни с этими бумагами! - Вздохнула Лида.
   - Ещё мне надо свой номер телефона попросить перенести в новую квартиру обязательно.
   - Давай завтра же позвоним, вдруг согласятся.
   - Надо же через Екатеринбург...
   - Я знаю как, мне ж недавно ремонт связи делали после грозы.
   - Давай не будем пока родственникам о переезде говорить.
   - А когда?
   - На мой день рождения всех пригласим в новую квартиру. - Смеялась Люся. - Пусть удивляются. Мы к этому времени успеем переехать и прибраться.
   - Ещё и на "переехать" деньги нужны будут.
   - Как-нибудь... Перетаскаем всё. Только через дорогу ведь.
   - Извини, я таскать отказываюсь, у меня ещё до сих пор руки и плечи болят от твоего мусора зимнего. А мне ещё рожать, - хохотала Лида.
   - Так что по мелочи только... посуда, одежда, одеяла, подушки... Нас же новые хозяева в покое не оставят теперь.
   - Наверное так. Пошли вещи складывать. И есть я хочу нестерпимо. Сама-то ты как, голова не болит?
   - Я забыла и про голову, и про таблетки, и про еду... У меня пельмени есть. Кофе с молоком напьёмся.
   Осенняя погода переменчива. Сейчас после обеда старушки на лавочках не сидели и по магазинам не шастали, так как скидки там были только до часу дня. Это им было на руку -- лишних глаз за ними не наблюдало.
   Перевязав два пакета с вещами бельевой верёвкой, Лида перекинула это сооружение сестрице через плечо, освободив руки для опоры на бодожок. Сама захватила большой капроновый таз с посудой, закрыла двери, и они поковыляли с первой партией добра в новую квартиру.
   Следующая ходка для сестрицы была с зимней одеждой, Лида помогла той наздевать на себя друг на дружку от пальто, курток, шубки до зимней шапки и шарфов. Шкодно было смотреть на толстую маленькую фигуру, переваливающуюся с боку на бок, но уверенно движущуюся только вперёд. На перекрёстке остановилась легковая, пропустив это чудо, не оглядывающееся по сторонам. Лида шагала следом с ещё одним тазом хрусталя и слушала болтовню сестрицы:
   - Первую настоящую шубку я купила ещё в молодости... Тёплая, не продуваемая, лёгкая... Сейчас такие не купишь. Долго носила... А потом вдруг начала полнеть, толстеть, и она стала мала. Пришлось покупать другую -- из искусственной норки... Красивая до сих пор... Но то ли я ссохлась совсем, то ли меньше ростом стала, она стала мне велика, большая и по длине, и в плечах. Потом вот эту, что сейчас в руках несу, примерила на распродаже, очень приглянулась -- синтетика, лёгкая, удобная и недорого. Ты тогда же со мной ходила.
   - А ходишь всю зиму в куртках со штанами, - упрекнула Лида.
   - Да... Легче так, проще, быстрее. Но самая любимая -- первая шубка, она мне сейчас в самый раз, я одевала... Ты меня в ней похоронить должна, чтобы мне тепло было. - Смеялась сестрица, совсем не трепеща перед словами, слетавшими с языка.
   Перед третьим этапом Люся отбросила в угол свой бодожок и, закинув связывающую верёвку с двумя большими подушками, упакованными в полиэтилен себе через плечо и прижав третью такую же обеими руками к груди и животу, хохотала:
   - Если и упаду, то на мягкие подушки.
   То есть энтузиазм в ней бил ключом. Но Лида подумала, что на бок-то та никогда и не падала -- только на спину или на коленки.
   - Зачем тебе столько подушек?
   - Это ещё мамкины... Пуховые... Я их нашла, когда кладовку разбирала... На самой верхней полке засунуты были... Я уж давно забыла про них.
   Весь вечер они таскали в новую квартиру одеяла, покрывала, лёгкие диванные подушки, по паре стульев, табуретки и прочее. Умаялись обе до пота. По пути домой Лида отнесла ещё стремянку, которая им очень даже понадобится в первые дни.
   На следующее утро дозвонились до узла связи, сделали заявку. Ответ: "Ждите мастера с двенадцати до четырнадцати часов". И они с утра пораньше поспешили в пенсионный фонд. Потом позавтракали и принялись за разборку -- сняли шторы, открепили зеркала, выкладывали в мешки всё из шифоньера, комода, тумбочек, выкрутили все лампочки с белым светом, вставив несколько простых вместо них, медицинских препаратов и приборов упаковка оказалась большой и прочее.
   С мастером связи Лида пошла одна, оставив сестрицу варить картошку и резать салат. Телефон оставили в прихожей на полу, и Лида попросила продлить провод ещё к одной точке в комнате по карнизу, предполагая, что он может понадобиться и около постели. Проверила работу, позвонив своей соседке, попросила, чтобы та набрала её номер.
   - Вам деньги отдать?
   - Нет. Это будет в квитанции по оплате связи.
   - Спасибо.
   Пообедали сытно.
   - Что дальше?
   - Ты сейчас начинай освобождать все кухонные столы, шкафчики, холодильник, потом шкаф в ванной.
   - А куда складывать?
   - Стекло -- в вёдра, что в упаковках -- в мешок. А я пойду машину искать. Тут у соседнего дома всегда грузовая ГАЗель стоит, попробую договориться.
   Нашла водителя через соседок, сидящих на лавочках. Он пришёл посмотреть, что перевозить, спросил "Куда?", сказал, что надо пятьсот рублей, так как их будет двое, одному не справиться, что может две ходки придётся делать, так как машина небольшая.
   - Идите за подмогой и подъезжайте.
   Люся осталась в своей квартире командовать, а Лида, прихватив большое зеркало, отправилась встречать машину в новую, прикидывая в уме, куда что ставить.
  
  
   Старинная "Горка", что в бывшей квартире стояла в спальной, поместилась отлично у солнечной боковой стенки кухни -- две застеклённые полки с посудой, ниже -- свободное пространство с зеркалом во всю длину, ещё ниже -- огромный с полкой запас пространства для всех кухонных запасов. Холодильник встал рядом с электроплитой, между ними втиснулся узкий белый ящичек для хранения картошки. С другой стороны электроплиты была раковина. Столик из маленькой бывшей комнаты поставили напротив окна, на котором висела та же самая занавеска, что и в бывшей кухне. Старый деревянный обеденный стол Люся оставила на своём месте -- не захотела его брать.
   В квартире вместо четырёх окон было только два. От бывшей хозяйки остались все гардины, плафоны на лампочках, маленькое угловое радио на кухне болтало с утра до вечера. На стёклах балкона висели старые занавески, выгоревшие до белизны от южного солнца, которое осенью было низким и било прямо в глаза.
   В комнате в это время было уютно и прохладно. За дверью -- трёхстворчатый шифоньер, у стены -- спальный диван с маленькой тумбочкой в изголовье, на которой стояла настольная лампа с белым светом. Напротив -- длинный журнальный столик с большим телевизором, рядом с ним -- складной полированный стол для гостей с телефоном. Те же самые зеленоватые шторы с тюлью посередине украшали комнату. Всё. Кроме красной широкой ковровой дорожки на линолеуме здесь больше ничего не было. Единственный живой цветок, который Люсе удалось купить ещё до отъезда почему-то начал засыхать и она его выбросила.
   В прихожей напротив дверей в ванную, совмещённую с туалетом, стоял комод, тоже древний, и маленькая тумбочка, над которой была вешалка.
   Из двух навесных шкафов один отправили на балкон, другой поставили в ванную на пол, за ним приспособили высокое зеркало.
   Наружная заводская дверь была с двумя замками, внутренняя -- лёгкая деревянная с одним замком, оставленная ещё строителями. Лида рада была, что ни одной внутренней защёлки на дверях не было, она сразу забрала себе две связки ключей, одну оставила сестрице.
   - Ну, дорогая, спать тебе сегодня здесь придётся. Не забудь помолиться перед сном. - Устало улыбалась Лида.
   - Давай покажи, как с плитой обращаться.
   - Точно так же, как с газовой, точно такие же вентили. Пойдём чаю попьём с сухариками.
   В доме горячая вода была уже по-настоящему горячей. Сестрица была счастлива, что не надо слушать шум при работе газовой колонки. Все не распакованные мешки сложены были в прихожей.
   - Да-а-а... Разбираться мне с вещами долго придётся.
   - Зато всё переберёшь, перетряхнёшь, посуду оботрёшь. Не торопись. До дня рождения ещё почти две недели. Всё успеем. Спать можно и без одеяла, отопление включено. Оставайся. Рано меня завтра не жди, выспаться надо. Может днём в магазин сходим.
  
  
   На следующий день, легко открыв дверь, заглянула в комнату -- постель была заправлена новым красивым серым покрывалом, а Люся разбиралась с заполнением шифоньера, вывалив три мешка вещей под ноги.
   - Как спалось?
   - Фу! Напугала! - Распрямила та спину. - Вот, барахло своё разбираю.
   - Выспалась хоть? - Смеялась Лида.
   - Выспалась.
   - А что свет горит?
   - А как включила с утра, так и горит.
   - Поела?
   - Нет. Умылась только. Холодильник вчера заполнила.
   - Пойду я картошку разогрею и кофе попьём, я булочек купила.
   На кухне рядом с крохотным столиком стояли две табуретки, а у окна на полу всё пространство было заполнено заготовками в стеклянных банках -- это запасы бывших квартирантов. Поставила на плиту литровый чайник, на другую горелку -- сковороду, бросила кусочек сливочного масла, нарезала отваренной вчерашней картошки. Занесла с балкона три таза с посудой, чтобы расставить в "Горке". Разыскала в прихожей мешок с запасами круп, каш, сухофруктов и прочего, притащила его поближе к кухонным дверям.
   - Люся, иди завтракать!
   Та присела за столик со стороны двери:
   - Катя вчера с работы звонила. Поздно. Я сразу даже понять не могла, где проснулась. Еле-еле разглядела в сумерках телефон напротив. Хорошо, что он белый, - смеялась Люся. - Вспомнила, что в новую квартиру перебралась. Чуть не проболталась ей про переезд.
   - Она мне тоже вчера звонила. Таблетки-то пьёшь?
   - Я их ещё не нашла.
   - Голова не болит?
   - Нет. Только спина заболела, натаскалась с вещами, видимо. Куда пенал-то девать, мешает ведь он посреди прихожей?
   - Это ты меня спрашиваешь! - Удивилась Лида.
   - Может на балкон вынести. Больше-то места ему нет.
   - Ну давай поедим спокойно да и вытащим как-нибудь, там свободно. А потом ты с шифоньером закончи, а я с посудой на кухне разберусь. И надо после обеда нам сходить по всем службам, чтобы адрес в платёжках сменили.
   - Ладно. В магазин заглянем по пути, надо купить капусты, овощей, зелени, картошки набрать на зиму. Ещё в старую квартиру сходим, посмотрим, что там осталось. Хочу люстру из спальной комнаты взять, а то здесь некрасиво без неё.
   - А как мне её снять? Стремянки там нет.
   - Она легко снимается, там всего один крепкий шурупчик надо отвернуть. Табуретка старая там осталась, мне кажется, с неё можно дотянуться.
   За неделю они разобрались со всеми вещами. Люсе принесли пенсию десятого числа. В пятницу заявился бывший квартирант за ключами. Попросили быстрее освободить от банок территорию кухни и кладовку, дверь в которую была в самом конце коридора. Те быстренько перетаскали своё имущество. Спросили про старый телевизор "Снежок", что пылился в их бывшей кладовке, про люстру в большой комнате, про стол в кухне.
   - Всё это теперь ваше, можете выбросить. - Ответила сестрица. - А телевизор хоть и старый, но может оказаться даже рабочим.
  
  
   Неожиданно вместо обещанного синоптиками дождя выпал снег. Первый снег. Всё кругом посветлело. Температура резко упала до плюс четырёх градусов. Небо затянуто сплошным серым покрывалом. Оставшаяся листва на деревьях как будто замёрзла, испугавшись первого снега. С утра -- ни ветринки.
   Лида нехотя собиралась к сестрице, просто по привычке, утешая себя мыслью, что на неделю ещё ей хватит сил, а зимой будет спокойнее. Сегодня они планировали купить картошки, фарш, печень, для этого надо будет прогуляться до центра. Второй прогулкой по ближним магазинам купить моркови, свёклы и прочих повседневных радостей. У ней у самой холодильник опустел -- она на обратном пути домой прикупит себе самое необходимое на оставшуюся мелочь в кошельке.
   - А вот за мою коммуналку придётся сегодня Люсе платить. - Засунув платёжки в сумку, вышла из квартиры.
   Сестрица только-только встала с постели.
   - Что это у тебя на голове, на рукавах? - Удивилась очень.
   - Снег.
   - Снег?
   - Да, ночью выпал, сейчас опять пошёл. - Улыбнулась она.
   Люся отодвинула шторки на окне, долго смотрела.
   - И правда... Много?
   - Нет, пока немного. Может днём растает.
   - Во что тогда мне одеваться?
   - Потеплее. Я кипяток включу.
   - Счётчики спишешь?
   - Спишу. Где у тебя платёжки?
   - Как и всегда в пенале.
   - На балконе!
   - Конечно, я ведь могу забыть, если не так положу, как было. Все документы там и всё остальное. Фонарик там же.
   Раньше счётчики у сестрицы были в квартире, а теперь -- на лестничной площадке. Вышла рассмотреть показания с фонариком и записной тетрадкой. Потом сидела на кухне и сравнивала теперешние показания с прошлыми квитанциями, оставленными Тамарой.
   - Люся, идём кофе пить!
   - Я не могу найти, что на ноги одеть... Можно в резиновых сапожках пойти?
   - Даже нужно.
   - Курточку голубую одену...
   - Сколько у тебя денег в кошельке? - Спросила Лида перед выходом.
   - Все здесь...
   - Посчитай, сколько.
   Та вытащила деньги на тумбочку. Считала. Лида только смотрела.
   - Семнадцать тысяч.
   - Ну пошли.
   Зашли сначала в Сбербанк сделать платежи. Народу было не очень много. Посадила сестрицу на кожаный диван, забрала её кошелёк и с платёжками встала в очередь к операционистам, оценивая отношение Люси к деньгам. Та не сразу отдала ей кошелёк, долго думала, чем это ей грозит, долго мяла его в руках, но потом всё-таки протянула его.
   - Вот. Я заплатила семь тысяч двести рублей, три двести -- твои, четыре тысячи -- мои. Двести рублей из размена взяла. В кошельке осталось десять тысяч. Считай.
   Та пересчитала деньги.
   - У тебя что, совсем нет денег? - Спросила озабоченно, пряча свой кошелёк в карман сумки.
   - Ни копейки.
   Буквально рядом зашли в "Мясную лавку", Лида набирала продукты, Люся расплачивалась. Обратную дорогу всегда разговорчивая сестрица молчала, как воды в рот набрала, совесть не позволяла ей высказаться резко. Лида, конечно, умыкнула у той двести рублей себе на еду, чтобы не умереть с голоду.
   - По крайней мере не будет на мои деньги рассчитывать в предстоящий день рождения.
  
  
   В оставшиеся три дня сестрица названивала близким родственникам, приглашая на своё восьмидесятилетие и на новоселье. Те, удивлённые, потом перезванивали Лиде, пытаясь узнать, не шутит ли Люся.
   За последние годы все давно привыкли праздновать что-либо, приходя не с деньгами, а со своими продуктами для общего стола.
   Лида с утра принесла из магазина горячих пирогов, поставила в горячую духовку. Ромку с Тоней на своей машине привезла Катя, которую, наконец-то, отпустили в очередной отпуск -- привезли салатов, консервы всякие, куру мороженую, хлеба три буханки, торт. Надя явилась со своими дочерьми и их мужьями, прихватив Танину малышку. Зятья приволокли горячих шашлыков на всю компанию, водку. Оля с Таней выставляли на кухонный столик массу варений, солений, компотов, под столик -- сумку огромную с картошкой, морковкой, свёклой, букет последних цветов из огорода. Оля была на десяток лет старше, после смерти старшего сына жила с мужем, так как их младший сынок служил в армии. У Тани с мужем была дочь-старшеклассница и вот эта малышка, с которой они не расставались.
   Люся была в своём роскошном цветастом махровом халате. Обнимались, целовались, осматривали жильё. Потом свернули красную дорожку под окно, большой складной стол развернули около дивана. Было очень шумно и весело. Люся не умолкала ни на минуту, рассказывая все нюансы переезда. Всем понравилась квартирка. Просидели почти до самого вечера. Молодёжь, конечно, с удовольствием пила водку, бутылку красного вина, привезённого Тоней из своих запасов, растягивали старшие. Лида заметила, что Ромка втихаря от матери выпил водки, наверное, стопки три. Танина малышка начала капризничать, лезла на подоконник по стулу, дёргала шторки, рылась в тумбочке с медикаментами.
   - Это потому, что она днём спать привыкла, а здесь даже положить некуда, - оправдывалась Таня.
   Засобирались по домам. Прощались, целовались.
   - Как я устала! - Промолвила сестрица, выпроводив всех. - Но скажи, хорошо ведь получилось!
   - Да, все весёлые приехали, все пьяные уехали.
   - И почти денег мы не истратили.
   - Давай помоги мне всё со стола из комнаты в кухню стаскать. И стол надо свернуть и на место поставить.
   - Что-то голова у меня кругом идёт.
   - Это с непривычки. Ты ведь сто лет уже не праздновала.
   - Может кофе нам попить? А то полный желудок еды.
   - Хорошо, я поставлю чайник, я тоже пить хочу.
   Зазвонил телефон -- Катя доложила, что своих развезла по квартирам и сама добралась до постели. Лида начала мыть посуду, а сестрица прилегла на диване. Закончив кухонные дела, заглянула в комнату -- сестрица спала. Она прикрыла её покрывалом. Думала, что надо бы вымыть ещё пол, дорожку расстелить, занавеску на окне поправить, что малышка оборвала, но начинало уже темнеть, и она засобиралась домой, набрав себе в пакет по баночке тушёнки, варенья, засолки, и пирогов.
   - Люсе еды теперь хватит надолго. - Думала Лида, закрывая за собой дверь.
  
  
   На следующий день собралась к сестрице только к обеду. В квартире -- ни звука.
   - Неужели всё ещё спит? - Удивилась Лида. - Ведь она же рано вчера уснула.
   Разделась, разулась, заглянула в комнату и обомлела -- на чуть-чуть отодвинутой дорожке валялась стремянка, а у окна на полу полусидела с запрокинутой головой и с открытым ртом Люся. Подбежала и не знала, что делать. На батарее под окном была свежая кровь, и над ухом у Люси засохла струйка крови. Хотела отодвинуть её от окна -- та была холодная. И началось повторение недавно пройденного -- вызов скорой, мента, поиск похоронной одежды.
   - Так, раньше смертное у ней было в пенале... Вот, здесь и есть.
   Вытащила из пакета две простыни, белую футболку, плавки, простые колготки, новый халат, новые мягкие тапочки, фотография на овале. Рассыпались из бумажного свёртка деньги. Пересчитала -- шестьдесят тысяч рублей. Вспомнила, что Люся когда-то упоминала об этом, сразу после смерти Ваньки.
   - Неужели она забыла про них?
   Рядом на полке -- небольшая, закрытая на молнию, сумочка с документами, пришлось заглянуть -- паспорт, пенсионное и прочее. Сумочку и деньги бросила в свой пакет, остальное завернула в халат и засунула в другой пакет, туда же бросила записку с фамилией и адресом.
   В дверь постучали -- медсестра вошла вместе с ментом. Осмотрели Люсю, расспросили обо всём.
   - Она, видимо, залезла на стремянку, потянулась шторку прикрепить и не удержалась. - Объясняла Лида, показывая на сдёрнутую с четырёх прищепок тюль.
   - Сколько ей?
   - Восемьдесят.
   - Документы давайте... В морг не повезём. Приготовьте одежду. Я вызываю работников Похоронного Дома. И вот здесь распишитесь.
   Она ехала на кладбище в катафалке рядом с закрытым чёрным пакетом. Ехала, чтобы показать, где копать могилку и заплатить за ритуальные услуги. Потом надо будет в больницу к главврачу за справкой о смерти, которую опять надо отвезти в Похоронный Дом, потом -- в ресторан столики заказать.
  
  
   Эпилог.
  
  
   В церкви, стоя у гроба, Лида тихонько прощалась со старшей сестрой:
   - Люся, ты сумела отомстить мне за все неприятности, которые я доставляла тебе в детстве. Я не в обиде, так, наверное, и должно было быть.
   Перед тем, как работники Похоронного Дома положили сверху крышку, Лида укрыла сестрицу её любимой шубкой.
   - Люся, прости. Прощай.
   Было всего двенадцать человек, одни женщины, хотя Люсю когда-то знала половина жителей городка. Лида смогла найти телефоны только двух женщин из заводского района, где сестрица проработала всю жизнь.
   - Не готовятся у нас люди к смерти... А церемония похорон так быстротечна...
   Она и к Нине зашла пригласить на похороны, но та лежала с больной ногой прикована к постели. Тани не было, у ней свекровка в Ревде умерла.
   Все поместились в катафалке.
   Три венка на могилке -- от завода, от Похоронного Дома и от родных. Овал прикреплен на кресте.
  
  
   В однокомнатной квартире было тихо и сумрачно. Лида присела у окна, из которого сквозь металлические решётки через дорогу был виден знакомый балкон предыдущей квартиры. Большие снежные шапки падали с ветвей деревьев от ветра то в одном месте, то в другом.
   - Сейчас мне надо пойти домой и выспаться. Я так устала! А завтра -- отключить здесь все электроприборы, вымыть холодильник, перебрать документы. Позвонить сначала Кате, потом всем остальным -- пусть разбирают всю мебель и вещи. Себе я возьму только нетронутую до этого Ретону.
   Новая ультразвуковая стиральная машинка стояла в распечатанной коробке на тумбочке рядом с настольной лампой. Они получили её по почте за день до дня рождения сестрицы. Лида положила её себе в пакет, закрыла квартиру и вышла.
   Размышления не хотели покидать голову. Её давно не удивляла эта синусоида жизни с постоянной амплитудой:
   начал - закончил,
   взлетел - упал,
   узнал - забыл,
   нашёл - потерял,
   родился - умер и так далее.
   Она привыкла к этому наблюдению, которое поддерживало её уравновешенное состояние. Ей немного жаль, что сестрица относилась к людям, которые не хотят замечать этот природный баланс, и поэтому частенько бьются в истерике, бессмысленно разрушая свою нервную систему.
  
  
   На девятый день приехала только Катя. Съездили с ней на кладбище. Прикрепили стоя венки к кресту, чтобы им легче было уберечься от зимнего снега, покормили двух собачек, что бегали тут от соседних, видимо, домов.
   - Люся говорила, что тебе её диван понравился. Заберёшь?
   - Что понравился, говорила, но мне он не нужен, нам его некуда ставить. Нет, я его брать не буду.
   - Ну всё равно давай заедем, может хоть что-то из вещей заберёшь? Куда мне всё это девать, там полно постельного нетронутого. Посмотришь.
   Лида помогла той погрузить в машину два пакета белья, две пуховые подушки, серое покрывало с дивана новое, шубку норковую для дочери. Для себя Катя взяла махровый Люсин халат.
   - Катя, дай мне денег взаймы... Хоть немного...
   - Тёть Лида, у меня нет денег. Правда. Ромке за колледж надо, Насте за полгода вперёд на учёбу еле наскребли. Я сама еле концы с концами свожу, две квартиры ведь содержу. У тети Тони попроси, у ней должен быть запас, или пусть в долг у племянницы попросит, та ведь хорошо зарабатывает, одна ведь живёт.
   - Придётся Тоне звонить. Ладно. Счастливо тебе!
   - Тоня! У меня ни копейки денег.
   - Совсем?
   - Совсем.
   - От смертных Люсиных совсем не осталось?
   - На похороны еле насобирала. Я ж её смертные на покупку квартиры истратила. Свои все остатки пришлось в это дело вкладывать. Сто пятьдесят тысяч рублей не хватало на покупку!
   - Да ты что!
   - Так вот.
   - Так приезжай, я дам. Сколько?
   - На коммунальные платежи тысяч десять надо будет, плюс на житьё хотя бы пять. И расписку нашу найди.
   - Есть у меня. Приезжай.
   - Завтра жди.
  
  
   - Что это? - Встречала Тоня.
   - Это я тебе шубу Люсину привезла. Новая совсем. Забери. Куда-то ведь всё девать надо. Мы ей года три назад покупали, она её ни разу не одевала, боялась, что Ванька ругать её будет за покупку. Я за деньгами, распиской, и сразу обратно.
   - Так пойдём за стол, позавтракаем. Ты говоришь, что несколько дней поесть нечего. - Смеялась Тоня. - Когда у тебя пенсия-то?
   - Только после двадцать восьмого числа зачисления на счета делают.
   - Меня тут недавно какая-то бабка по имени позвала. Около шестого подъезда. Я удивилась. Она, оказывается, знает, что мы сёстры, работала с тобой, говорит. Аня.
   - Я не помню такого имени.
   - Она сказала, что в Соцзащите работала.
   - Понятно. Это не наша.
   - Пригласила посидеть на лавочке.
   - В такой-то холод!
   - Рассказывает, что два года назад муж у неё очень долго болел -- повесился. Потом к ней сын приехал -- жена выгнала, сейчас недвижимый лежит.
   - Тоня! Не надо, не рассказывай! Мне так надоели разговоры о смертях, болезнях, безденежьи, безработице -- не хочу ничего подобного даже слышать больше. Надоело!
  
  
   Лида потихоньку прибиралась в однокомнатной, поневоле разговаривая с Люсей:
   - Я помогла тебе исполнить все прихоти и желания -- Ваньку схоронили, всех врачей посетили, курс уколов провели, на Комсомольскую сходили, телевизор настроили, в доме-огороде с Риммой пообщалась, в новую квартиру переехала, Ретону купили, восьмидесятилетие отметили, не говоря о таких мелочах, как приборка, мытьё, походы по магазинам и прочее. Похоронила тебя рядом с сыном, как ты и хотела.
   Да, все потребности в жизни сестрицы исполнились. Больше она ничего не хотела, и вот результат: нет желаний -- нет жизни.
   Вспоминала прошлые похороны, с которыми ей пришлось столкнуться. Отец умер в больнице, его привезли домой уже в гробу. В то время был дефицит постельного в стране, даже прикрыть нечем было умершего. Мама, умирая, горевала, что доставляет дочери столько хлопот, всё спрашивала: " Я ведь сейчас не вредничаю?", "Ты устала?", "Я ведь не пью много?" и прочее. Муж Люси после операции в области пролежал дома три обозначенных медиками месяца, хоронить помогал завод. Муж у Тони год после травмы пролежал дома, за ним обе они дольше всего ухаживали. При жизни могучий дядька за год до ухода превратился в лёгкого исхудавшего человека, если сравнивать со старшим зятем. Тогда в стране была уже полная безработица, и отпуска с лёгкостью предоставлялись на любой период. А похоронные службы появились лет пять назад, они намного облегчали положение, но цены на услуги год от года только росли.
   Заглянула в инструкцию по уколам. Внимательно прочитав от начала до конца, поняла, что данное лекарство увеличивает мышечную активность, но никак не приводит к активности головного мозга. А у сестрицы проблемы связаны были именно с головой, то есть с функцией контроля за своей активностью.
   Вспомнилась ещё одна прошлая болячка, о которой сестрица почему-то совсем забыла -- отсутствие слёз. Её тогда лечили в области долго, но слёзные железы восстанавливаться стали только после оставления работы в горячем цехе, так требовали врачи.
   И опять вернулась к раздумьям об уколах, думала, что может быть этот допинг довёл её до падений? Ведь до этого, года два-три назад, она не падала.
   Может быть и не нужны были уколы? Сестрица даже слабые действия свои не всегда могла направлять в нужное русло, а этот допинг активизировал её, тогда тем более она не могла их контролировать.
   - Года не прошло со смерти Ваньки... И на том свете сынок, видимо, не может без мамочки обходиться.
   Позвонила сыну. Рассказала про новую квартиру, про день рождения Люси, про похороны, про завещание.
   - Как там Соня-то? - Спросила осторожно, так как знала, что та зимой переболела гриппом, потом лечилась, два раза лежала в больнице с осложнениями, всё лето мучилась с не проходящей ангиной.
   - Соня совсем плохая лежит -- умирать собралась. Мама, не продавай пока квартиру, может я в Дегтярск соберусь вернуться. А здесь пусть сын наш хозяйничает, перепишу на него всё, и квартиру, и машину, и гараж. Пусть женится, пора ему. Подруга у него хорошая, работящая. А мне-пенсионеру много не надо, была бы крыша над головой и все удобства.
   - Тогда денег мне высылай на содержание квартиры, моей пенсии не хватит для этого. Коммуналка зимой до пяти тысяч доходит.
   - Хорошо. Вышлю. Об этом не беспокойся. Твой счёт в банке не изменился?
   - Нет, не изменился.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

2

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"