Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
(из документального цикла "Время и судьбы")
***
Весной 1953-го в Рубежанском техникуме профтехобразования (в Донбассе) шло распределение выпускников. Техникум был союзного значения, поэтому его питомцев ждали во многих уголках СССР. Профоргу студенческой группы Саше Алфёрову предложили тогда отправиться в Кузбасс. "Путь неблизкий, - говорили ему. - Две недели на поезде. Но зато - перспектива жить и работать в крае, где куётся будущее страны".
Алферов согласился.
В июне он успешно сдал госэкзамены, получил 800 рублей "подъёмных", около месяца погостил у мамы, и - ... Вагон под номером "девять", обдуваемый ветром и паровозной гарью, повлёк вчерашнего студента в Неведомое - на восток.
О чём думал худощавый, небольшого роста паренёк, глядя в окно плацкартного купе? Наверняка, о том, что осталось позади. Об отце, которого почти не знал... О маме, в одиночку влачившей бремя семейных забот... О Ставрополье - своей малой родине... О Донбассе - куда, в начале 1930-х, перебрались чуть живые от голода Алфёровы...
Вспоминал он, конечно же, и то, как осенью 1941-го фашисты вывезли его - мальчишку четырнадцати лет - в свой "фатерлянд". Там, неподалёку от Мюнхена, болезненный ребёнок несколько лет провёл в качестве раба. Терпел унижения... Проходил через боль и ужас от "экспериментов", которые ставили над ним светочи гестаповской медицины...
Чтобы притупить дорожную грусть, Саша доставал из чемодана тетрадь, открывал её... и бережно переворачивал страницы. В ней были стихи. Да ни чьи-нибудь, а его - Алфёрова! К тому времени он уже начинал складываться в неплохого поэта. Имел публикации в Рубежанской газете. А в техникуме - писал сценарии для агитбригады. Писал в модном тогда стиле "рифмованного плаката".
За окном вагона менялись пейзажи, вывески станций. Поезд всё дальше увозил Алфёрова от юношеских грёз и тягот детства. В 1961-м Александр прочтёт поэму Твардовского "За далью - даль" - и будет поражён тому, как точно его путь совпадал с географией её сюжета. Он достанет - из скромного тогда ещё - личного архива билет в девятый вагон, и вложит его в книгу Твардовского. Там он и будет храниться почти четверть века.
Но мы отвлеклись...
В августе 1953-го Алфёров сошёл на перрон Кемеровского вокзала, откуда пешим ходом прибыл в управление профтехобразования. Там ему вручили направление в Киселёвское горно-промышленнное училище N 7 (ныне - ПУ N 47), и утром следующего дня он ступил на досчатый перрон-подмосток станции Акчурла*. Может быть, именно тогда - вглядываясь в смутные очертания рабочих кварталов - он и сочинил строки, через годы ставшие частью большого стихотворения:
А что там, за станцией - чёрт его знает...
И город с деревнею схож.
***
Восемь лет Алфёров отработал мастером в училище. Квартиру он получил не сразу, но и комнате в общежитии был рад безмерно. Её комфорт не шёл ни в какое сравнение с нищей обстановкой материнского дома...
С конца 1953-го Алфёров активно участвовал в занятиях городской литературной группы "Родник". Её руководитель - юрисконсульт треста "Киселёвскуголь" И.П.Романов - отнёсся к новичку с большим интересом. А когда узнал, что из Донбасса тот привёз наброски к поэме о шахтёрах - буквально расцвёл. Никто из местных поэтов на столь крупную по объёму (и сложную в исполнении) вещь тогда не замахивался.
Спустя несколько лет поэма, известная под названием " СТЕПЬ ДОНЕЦКАЯ ", была опубликована в местной газете. По меркам нашего времени эта вещь кажется рыхлой, не совсем чётко прописанной. Однако, её отдельные фрагменты несут на себе печать подлинной поэзии. А нижеприведённые строки - я в том уверен - взволнуют всех, без исключения, старых горняков:
Что умел я
В тот зимний полуденный час,
Отправляясь
К подземным пластам в первый раз?
Я не знал,
Что такое "забой выгружать",
Не умел я,
Как надо, лопату держать,
Не встречался
Я в жизни с электросверлом
И не знал,
Что зовётся "козой" и "орлом".
И меня обучали
Основам крепи
В древних недрах
Просторной Донецкой степи...
О подающем надежды киселёвском поэте узнали в Кемерове. И когда, в 1956-м году, там проходил один из первых семинаров молодых литераторов Кузбасса - к участию в нём был приглашён и Алфёров. Вёл работу семинара Казимир Лисовский - поэт из Новосибирска. Особых похвал в свой адрес Алфёров тогда не услышал (да он их, по его признанию, и не ждал), но пользу от того мероприятия получил немалую. Он узнал о критериях поэзии тех лет, и о ситуации в писательских кругах. Это помогло ему взглянуть на своё творческое Я с позиции большой литературы.
На том семинаре Алфёров свёл знакомство с Михаилом Небогатовым, который в 1950-е годы был едва ли не самым видным поэтом Земли Кузнецкой (и - одним из редакторов Кемеровского книжного издательства). Между ними завязалась переписка, имевшая вид обсуждения стихов Александра. Она, по какой-то причине, длилась только два года. Но "потеряв" Небогатова, Алфёров почти сразу обрёл другого "учителя по переписке". Да ещё какого!.. Несколько лет киселёвский поэт общался через почту с живым классиком - Александром Сурковым, которого боготворил наравне с Твардовским и Прокофьевым.
***
Но не только поэзия владела тогда помыслами Александра. В середине 1950-х он глубоко и безответно полюбил...
Как вспоминает в своей заметке-воспоминании А.К.Трусов (" СЛОЖНЫЙ ТРЕУГОЛЬНИК ", газета "Киселёвские вести" от 23 октября 2001 г.), Алфёров испытывал нежное чувство к Галине Архиповой - работнице техотдела завода "Гормаш". А она была влюблена в своего сослуживца Николая Скворцова, который не отвечал ей взаимностью... Сложная ситуация разрешилась без участия Александра. В 1957-м году Скворцов навсегда уехал в Москву. А вскоре покинула Киселёвск (поступила в институт) и Галина Архипова.
Так закончился платонический роман фезеушного мастера и красавицы-технолога. Но для поэта Алфёрова он продолжался! После отъезда Галины Александр написал несколько стихотворений о любви, которые заняли в его творчестве особое место. Продолжи он и дальше развивать "сердечную тему" - и кто знает: как бы сложилась его литературная судьба? Ведь так проникновенно, так трепетно, как Алфёров, любовь к женщине воспевали немногие.
Её глаза!
Наверно, от богинь
Такие оставляются
В наследство.
В таких глазах
Ликует солнце детства
И юности
Колышутся огни...
А вот - два фрагмента из стихотворения Алфёрова "ТЕНЬ":
О таких делах, о таких вещах
Долго помнится, но не Вам...
Вы не видели, как, смиряя шаг,
Вас преследовал по пятам.
...........................................
Что мне стоило? Мог бы запросто
И догнать Вас, и перегнать...
Только, знаете, у прекрасного
Даже тень не могу топтать.
***
Алфёров часто публиковался в городской газете. Причём, на страницах "В бой за уголь" (единственной тогда газете в Киселёвске) выходили не только его стихи. К концу 1950-х мастер из 7-го училища был одним из самых активных рабкоров этого издания. Он готовил материалы как о жизни своего училища, так и о событиях городского масштаба. Поэтому никто не удивился, когда - в 1961-м году - партком шахты имени В.В.Вахрушева предложил Алфёрову возглавить многотиражку предприятия.
Он согласился без раздумий, потому что мечтал сделать работу над словом своей профессией.
Но, приняв газету, Алфёров тут же столкнулся с коллизиями, от которых его коробило. Ставки редактора в штатном расписании шахты не было, и Александра определили в должность... уборщика хозчасти. Но больше всего Алфёрова оскорбляло то, что номера газеты, над которыми он мог корпеть сутками, подписывал к печати не он, а кто-нибудь из членов парткома. Так продолжалось до тех пор, пока Александр - в 1963-м году - не вступил в КПСС.
Партбилет означал для него обретение всей полноты редакторских прав. Однако, если кто-то считает, будто Алфёров стал коммунистом вынужденно - тот ошибается. Александр Акимович искренне верил в ленинские идеалы. И был абсолютно неконьюктурен, когда говорил в одном из стихотворений:
В моём пусть отразится каждом шаге
И подтвердится множеством людей,
Что верен также, как солдат присяге,
Победоносной Партии своей.
Мне в жизни звёзд не доставалось с неба:
Копейка шла лишь с потом пополам.
Но счастлив тем, что я народу предан,
И ленинским идеям и делам.
Быть может, кто-то про меня злословит,
Я Партии служу - дышу пока,
До самой, до последней капли крови
И до тебя, последняя строка!
Читатель вправе спросить: "А что мешало Алфёрову стать коммунистом раньше - скажем, в 1950-е годы?!" И ответ будет поразительным. Убеждённого ленинца не принимали в партию по причине его... нелегального пребывания за границей. Которое было связано, как мы помним, с годами рабства в фашистской Германии...
***
Многотиражка, ведОмая Алфёровым, довольно скоро вошла в ряд лучших шахтовых газет Киселёвска. На первых порах Александр Акимович многое взял от А.С.Кузнецовой - первого редактора этого издания. Но в дальнейшем полагался только на себя.
Алферов умело сочетал свой поэтический дар с трудовыми буднями горняков. Перевыполнила шахта обязательства по вахте в честь юбилея Ленина - и на первой странице многотиражки появлялось его четверостишие:
Да здравствует наша горняцкая честь
И славный порыв горняков нашей шахты!
Плюс шесть тысяч тонн на счету у нас есть
За время ударное
Ленинской вахты.
Отработал хорошо 1-й очистной участок - и в адрес его рабочих газета (устами редактора) говорила:
Труд ваш - не без риска,
Но не впопыхах.
Первые - по списку,
Первые - в делах!
А начальнику того участка по фамилии Долженков Алфёров мог посвятить такое четверостишие:
Уверенность - в любых шагах,
Дела - почти рекордные.
Фамилия - не о долгах:
О долге перед Родиной.
При Алфёрове главные специалисты шахты стали писать в газету. Именно ПИСАТЬ, а не подписываться под материалами, которые готовил за них редактор (как практиковалось в большинстве многотиражек).
Но авторский ряд состоял не только из начальников-инженеров. При Алфёрове за перо взялись бригадир А.И.Абрамов, проходчик Т.Г.Авалиани, такелажник Л.И.Дель, электрослесарь В.С.Фесенко... Список рабкоров Алфёрова состоял из десятков имён!
Александр Акимович дорожил уровнем газеты. В отпуск он уходил только после того, как убеждался, что его подменит достойный человек. А в "предъотпускном" номере он мог обратиться к работникам шахты с такой просьбой:
"В связи с уходом редактора газеты в отпуск его обязанности будет исполнять товарищ, недостаточно знакомый с людьми нашего трудового коллектива. Редакция газеты просит всех трудящихся, к кому он будет обращаться за сведениями или материалами для газеты, содействовать этому товарищу, а рабкорам - быть более активными".
***
Алферов первым из поэтов Киселёвска сделал шахтёрский труд основой своего творчества.
О поэме "СТЕПЬ ДОНЕЦКАЯ" мы уже говорили. Но Александр Акимович ещё и - автор текстов песен, большей частью о горняках, которые - в начале 1960-х годов - исполнял академический хор клуба угольщиков под руководством Николая Зданевича. Помимо них, перу Алфёрова принадлежат десятки стихотворений на горняцкую тему. Не все они равнозначны с точек зрения высокой поэзии, но в чём нельзя упрекнуть их автора - так это в незнании основ угледобычи, и всего, что с ней связано.
Алфёров любил шахту, ценил её людей. Поэтому нет фальши в таких его строках:
...чище лиц,
Чем у шахтёров, не бывает.
И это им - своим ровесникам, пацанам-подросткам - в годы войны облачившемся в горняцкие робы - посвятил Алфёров главное своё произведение - поэму " ШАХТЁРСКО НЕБО ".
Сюжет её не замысловат.
Школьник из Поволжья Пашка Зарницин мечтает стать лётчиком. Но приходит черёд Великой Отечественной войны. Через год после её начала Пашку - вместе с десятками вчерашних школьников - отправляют в глубокий тыл. Поезд медленно движется на восток; и описанию того пути Алфёров отводит в поэме целую главу. В ней он сказал о многом. И о том, как пассажиры поезда сумели, несмотря ни на что, сохранить юношеский оптимизм... И о том трагизме, что стоял за сводками Совинформбюро...
Поэт говорит ёмко, почти осязаемо:
С утра барабанит по крышам вагонов
Назойливый, сумрачный дождь...
О чём репродуктор хрипит на перроне -
В "плацкарте" уже не поймёшь.
А там, на вокзале, в прокуренном зале,
Матрос костыли распростёр.
" - Вы слышали, братцы?! Сегодня оставлен
Родимый мой город Ростов.
Доколе же, братцы..."
И катятся слёзы
По месяц не бритой щеке.
Доколе, доколе? - гудят паровозы
В бессильной чугунной тоске.
Поезд прибывает к станции назначения под названием Акчурла. Зарницин и его товарищи ступают на землю Киселёвска. Они пока не знают, для чего их привезли в такую даль. Но уже первые шаги по незнакомому городу расставляют все точки над "i":
И что-то в душе задрожало у Пашки,
Хоть был он всю жизнь храбрецом.
Увидел он женщину в старенькой каске,
И с чёрным от угля лицом.
Ей выкрикнул кто-то:
- Здорово, подруга! -
В ответ улыбнулась она.
"Так значит, на помощь шахтёрам - на уголь
Решила нас бросить страна!.."
С этого момента и заканчивается, по сути, Пашкино детство. Паренёк осознаёт непреложный ход вещей:
Прощай же, мечта, устремлённая к небу -
Мечта с голубою канвой!
Ты призван, товарищ,
и больше не требуй
В военные дни ничего...
Зарницын работает в шахте. Но и под её каменным сводом паренька не покидает желание воспарить в небо, причаститься к его тайнам. Однако, так ли уж много теряет он здесь - в, на первый взгляд мрачном и суровом, подземелье?! И нет ли в нём чего-то не менее чудесного, таинственного, чем обжитая птицами высь? На эти вопросы Алфёров отвечает пареньку "при помощи" другого персонажа поэмы - бывалого горняка:
- Так неба тебе?! Это дело простое -
В глаза поглядеть небесам, -
Зарницину как-то во время простоя
Старик-перепусчик сказал.
- Пойдём-ка со мной!
И полезли шахтёры
В какой-то ходок запасной.
...У скважины тесно толпились подпоры
И запах ютился лесной.
И Пашка, от струй водяных укрываясь,
Нырнул головою туда.
Из выси бездонной ему улыбалась
И ярко мигала звезда.
Сияла звезда, точно новенький орден,
Из всех галактических сил.
- Ну где бы такое увидел ты в полдень? -
Старик-перепусчик спросил.
В этом фрагменте - сгусток подлинной поэзии; букет ёмких, точных образов. Так поэтизировать шахту, как это делал Алфёров, могли в российской литературе очень немногие. А чего стоят две последние строчки поэмы, в которых воплотилась не только её главная суть, но и сущность горняцкого труда:
... В горизонтах шахтёрского неба
Есть путь до звезды золотой!
По ряду свидетельств, рабочий вариант "ШАХТЁРСКОГО НЕБА" отправлялся автором в Москву - на суд Александра Суркова. И тот - к прежним опытам Алфёрова относившийся "не очень" - это его творение, в общем-то, приветствовал.
Окончание работы над поэмой стало событием в культурной жизни Киселёвска середины 1960-х. Её охотно опубликовала "В бой за уголь", присудив автору 1-е место в творческом конкурсе, посвящённом фезеошникам военной поры. Есть данные, что "ШАХТЁРСКОЕ НЕБО" - целиком или в отрывках - публиковала газета "Комсомолец Кузбасса". Её читали в эфире областного радио. Её фрагменты становились песнями. А потом про неё - почти на 30 лет - забыли...
Только в 1992-м "Киселёвские вести" - газета, делавшая тогда первые шаги - вернула поэму читателям. И в дальнейшем - с интервалами в шесть и девять лет - её дважды переиздавала.
***
Триумф "ШАХТЁРСКОГО НЕБА" почти совпал с другим событием в жизни Алфёрова. Его избрали руководителем городской литературной группы "Родник". И это при нём - тогда ещё молодом человеке - литературная жизнь Киселёвска стала достоянием всего Кузбасса. Да и Кузбасса ли только? В середине 1960-х документальный фильм о шахтёрах Киселёвской народной киностудии, руководил которой Юрий Гончаров, стал призёром Всесоюзного кинофестиваля. Жюри отметило как операторские достоинства ленты, так и её сценарий - написанный в стихах. Александр Алфёров был его соавтором.
В те годы Алфёров сильно вырос как журналист. Редактор "В бой за уголь" Николай Агеев приглашал его на подмену работникам своей газеты, уходящим в отпуск (речь о корреспондентах промотдела). А когда при "В бой за уголь" создали молодёжную редакцию - Алфёров принял в её работе живое участие. Тогдашняя "молодёжка" во многом напоминала филиал "Родника". Материалы в неё писали такие местные поэты, как Валерий Зубарев, Василий Феданов, Владимир Евдокимов, Татьяна Костюченко.
В 1970-м в Кемеровском книжном издательстве вышла поэтическая кассета "Утренняя дорога", в состав которой входил сборник Валерия Зубарева "Говорил со мною ветер". Для Киселёвска это событие стало знаковым. Ведь прежде ни один житель города автором книги не становился. Алфёров был горд и счастлив... Он радовался за Валерия так, будто имел к выходу его сборника прямое отношение. Одно из занятий литгруппы Александр Акимович целиком посвятил обсуждению этой книги. Причём, на похвалы в адрес её автора не скупился, что для Алфёрова - с его въедливо-критичным отношением к творчеству поэтов-земляков - было нетипичным.
Алфёров хорошо знал советскую поэзию 1920-х, 1930-х годов. Ряд её оттенков можно различить в "ШАХТЁРСКОМ НЕБЕ", да и в более ранних его сочинениях. Однако, в 1970-е Александр Акимович по-особому пристально изучал её опыт. Можно сказать - "вживался" в него. Конечно же: Васильева, Тихонова, тем паче Багрицкого и Маяковского, Алфёров не дублировал, но в их общей традиции работать пытался. И не безуспешно.
Примером тому - стихотворение "КОЛОМЕНСКОЕ", написанное в 1971-м году: