Громов Александр : другие произведения.

Глава 1: "Серая ночь"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир полон самых разнообразных сущностей, что мы видим постоянно, не догадываясь, правда, что каждым аспектом этого мира кто-то управляет. Своеобразный божок узкой специализации, что ведает, например, временем, ночью, зимой или даже определённой зверушкой. Они бывают наислабейшими, что имеют власть над одним лишь тараканом, или наоборот, имеющими неограниченную власть, например, над жизнью и смертью. Я вам предлагаю ознакомится с этими божками и увидеть их чарующую и необычайную жизнь
  Прекрасная и чарующая осенняя ночь царила в мире вокруг, успокаивая, лаская душу, растворяя всё: от чувств души и тела до глубочайших терзаний души, внутренних переживаний и самого мерзкого, что бывает в человеке, или в чём-то, что хоть как-то его напоминает. Ночь так и пылала незримой таинственностью, странными и одновременно манящими ощущениями, пытающимися завлечь тебя в огромную, давящую своим весом темноту. И как бы ты ни был силён, как бы много ни имел власти, сколько бы много ни мог, а она заставит преклонить перед собою голову любого: от ничтожной букашки до самых сильных существ или даже сущностей нашего зримого и незримого мира. Сущностей, что постоянно за нами наблюдают и имеют власть над нами, но всё равно испытывают к ночи некое особое чувство, которое нельзя описать никакими словами. И что самого ужасного в ней, так это то, что смерть приходит к людям чаще, нежели в любое другое время. Ночью душа человека распахивается, сбрасывает кандалы и открывает сему миру, луне и звёздному, тёмному небу свою истинную сущность, что почти всегда заканчивается огромными потерями и для них, и для мира.
  Сама смерть сидела на крыше огромного каменного небоскрёба, что разрезал небо и заканчивался где-то в облаках, там, где нельзя было увидеть его вершины. Это был странный человек в чёрном, как ночь, одеянии, подобному пальто, от которого его отличал лишь просторный капюшон, скрывающий лицо. Человек, сидя на безжизненном холодном здании, задрал слегка голову в небо, так, чтобы лицо ещё скрывалось за капюшоном полностью, словно страшась открыть его миру, словно не желал давать его увидеть звёздам. Тощая спина человека упёрлась в изгородь на краю здания, а ноги, немного согнутые, вытянулись вперёд; изо рта шёл едва заметный пар, а руки придерживали некое подобие длинного посоха из древности, который был вылит из чёрного металла. Ничего вроде бы примечательного нет, всего лишь странный человек на крыше огромного здания, в странных одеждах. Однако вся загвоздка была в том, что этот человек владел душами всех людей, живших когда-либо на земле, и имел власть над каждым умершим; в его силах было вернуть людей из царства смерти или не дать им туда отправиться, а обязанностью было сопровождать туда большую их часть. Не очень-то и благодарная работа, платой за которую было лишь бессмертие и силы, иногда меняющиеся под нужды обстановки. Незавидная судьба. Но необыкновенно интересным было то, что творилось в голове существа, видевшего смерть каждого человека на земле и являющегося своего рода мостом в мир мёртвых. Он обдумывал всё. Человек, видевший смерть людей уже десятки миллиардов раз и проживший уже целую вечность; в сотый раз перебирал каждую косточку этого бренного мира и сетовал на свою нелёгкую судьбу, одновременно коря себя за такую слабость и искренне считая, что должен быть сильным и холодным. Много мрачного разливалось бурной рекой в его голове: от бесконечного и безысходного одиночества до тонкой душевной грусти о смерти очередной тыщёнки людей, пусть и таких бесполезных для него, но всё же имеющих свою жизнь и какую-никакую, но душу.
  Единственным лучиком света в этом царстве тьмы была ослепительно белоснежная девушка: от волос до одежды, что развевалась по ветру в виде чарующего белого платья с весьма длинным и широким подолом. Сама девушка была юна, прекрасна и похожа больше на куклу - идеал женской красоты - нежели на живого человека, но вместе с тем это чудо просто благоухало жизнью, невинностью и неким детским очарованием. Занималась эта кукла только тем, что кружила по крыше в чудном танце и напевала чудесный звучный мотивчик, ласкающий слух и душу, заставляющий её трепетать в благоговении. Девушка была единственным спасением от бесконечной тоски и тьмы - родная сестра парня, которая росла вместе с ним, которую он всегда оберегал и которая постоянно дарила ему надежду на завтрашний день. Сколько восхищения он испытывал к ней, как нежно её любил, а был лишь братом, но и тут старался выделиться, постоянно сюсюкаясь и нянчась с ней, чем доставил немало головной боли обоим. При этом он по природе своей причинял ей боль, постоянно забирая её естество себе, даже зная, что это было нужно для неё. Но, несмотря на это, сестра испытывала к брату не менее нежные чувства. Она была сущностью жизни, Противопоставлением смерти, Но при этом не могла забыть долгие миллионы лет, проведённые вместе с ним. Совсем не могла...
  Внезапно голос девушки стих, она остановилась, замерла на месте, растеряв вмиг всё веселье, что так и веяло от неё секундой ранее. Теперь же было что-то трогательное, нежное и немного грустное: она чуть сжала ручки, и после, прижав одну к сердцу, другую вскинула вверх, к звёздам, словно пытаясь схватить их раскинутой для этого ладонью. Глаза смотрели с грустью на небо, а полуоткрытые сладкие и бархатные губы соблазнительно поблёскивали в свете луны. Глаза со странным лоском, словно сверкнувшие от слёз, и мешочки под ними, образовавшиеся от беспробудного бодрствования жизни, добавляли картине ещё более драматический характер. Сердце чёловека в чёрном невольно ёкнуло, отозвавшись небольшой душевной болью. Что-то его на миг встревожило, заставило переживать за сестру и нестерпимо травило душу, поэтому он вскочил и одним прыжком очутился на ногах и пошёл к ней, из последних сил сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, медленно и осторожно, тихим голосом, в котором слышно было всё беспокойство, спросил её, подойдя поближе и не отрывая взора от её тела, перводя взгляд от хрупкой талии к немного широковатым для девушки плечам, не имея силпосмотреть в глаза:
  - Сестра, что с тобой случилось, ты в порядке?
  Девушка с белыми волосами, что так чудесно струились по спине, ослепляя своей белоснежностью, чуть сжала плечи, ахнула мечтательно и одновременно тоскливо, а после опустила руку, затем голову, и отпустила свою бесконечную мечту, устремившуюся далеко в небеса. Она чего-то хотела, сердце её сжималось в оковах томной грусти, что терзали душу. Всё вокруг уже приелось и вошло в привычку, стало однообразным и давно надоело. Трудно жить вечность. Это всегда рано или поздно надоедает и появляется желание перестать жить, но как уйти, когда вместе с тобою уйдёт и всё всё живое? Совершенно никак. Вздохнув, не оборачиваясь, девушка чуть сжала кулачки в тихом протесте этому миру и ответила едва слышно, но с нотками каприза и недовольства в голосе:
  -Брат... Разве тебе не надоело всё это? Разве не хотелось чего-то нового? Разве душа не рвалась далеко-далеко, подальше от этих бесконечных циклов, что владеют всем? Давай уйдём куда-нибудь. На север, на юг, к солнцу иль от него. Тошно мне здесь, сил нет больше терпеть! Я здесь не выживу, затухну, зачахну и исчезну...
  Властитель мёртвых вздохнул, расслабившись совсем чуть и отбросив свои волнения на счёт очередной причуды горячо любимой сестры, но оно почему-то ничуть не унялось, даже усилилось; начали появляться тревожные мысли о том, во что может вылиться такое веяние души этой дамочки, ведь вся его жизнь, весь опыт так и говорили о том, что подобное выльется обязательно во что-то серьёзное, что изменит всё, что перевернёт обязательно мир вверх дном и принесёт кучу проблем им обоим, но может вылиться во что-то прекрасное, к примеру, в нечто, подобное людям. Тёплый и влажный воздух, выпущенный изо рта, паром взлетел сначала вверх, а после отправилсяна юг, улетая вместе с шальным ветром, что, вдруг, немного взбушевавшись, разметал тревожно и несколько пугающе белоснежные волосы и не менее белоснежное платье. Но это придавало парню столь нужной уверенности, которой он обязан был поделиться с сестрой, помочь тей обрести то же самое расположение духа, справиться с очередным недугом мысли и обрести такую необходимую сейчас гармонию. Поэтому он сделал ещё пару шагов ей навстречу, приблизившись совсем вплотную, обхватив своими пальцами её маленькую по-детски и нежнейшую ладонь, и закрыл глаза от нестерпимого удовольствия, что было слаще любых в мире сладостей, что было желаннее самой дорогой вещицы, что никак незаменимо было ничем. Тихо и нежно пытался он ободрить и успокоить, шепчя ей на ушко:
  - Виво, поверь, всё и так прекрасно. Коли прожили мы так много веков, нам буду нипочём и остальные. Если желание твоё велико, мы можем отправиться куда угодно: от Африки до Америки, да хоть в Антарктиду! Ты только скажи! Весь мир в нашем распоряжении, а мы вольны делать то, что желаемо нашими душами, ведь так?
  Жизнь ахнула, в очередной раз, испытывая от подобной шалости братца удивление и, как ни странно, самое настоящее душевное трепетание, но не от страха или горя, а от такого сладкого волнения, горячего биения бессмертного сердца, разливающего нечеловеческую кровь по телу, границ возможностей у которого нет и никогда не будет. Щёки мигом загорелись краснотой, а в животе появилось некое приятное ощущение, напоминающее пожар и подогревающее вечно юное сердечко, так и не добившееся того, что заставило бы её сделать хоть чуть серьёзный поступок по велению сердца, а не порядков мира, которые всё рушили и так жестоко заковывали душу в клетку. Виво вновь захотела рыдать, кричать и бить в истерике такую хрупкую на вид, но такую крепкую на самом деле грудь того, кто всегда был с ней, того, кто и был смыслом её жизни, того, в ком она хотела раствориться без остатка, но не могла, может лишь разыскивая отговорки и не желая исчезать, а может, просто желая разделить с ним вечность, на которую больше никто не смел претендовать и которая существовала только для них двоих. Пару слезинок всё же не удалось сдержать, и кристально чистые капли скатились по белоснежной коже, отразив в себе и луну, и звёзды, и сверкающие чёрные глаза Морто, что всё видел, что всё чувствовал, но не хотел признавать и идти навстречу желанию обоих. Маленький и узенький язычок показался из губ девушки, обведя их медленно, неторопливо, словно от слишком неосторожного движения они могут разбиться вдребезги, как фарфор или хрусталь, а после и сами губки чуть приоткрылись, и тихий, но не менее звонкий, нежели раньше голос произнёс слова, полные небрежно прикрытой любви:
  - Морто, я не хочу куда-то, я хочу куда-нибудь и хочу это "куда-нибудь" подальше от земли, но главное - не стоять на месте, не зацикливаться на одном...
  Тон всё стремительно повышался, пока тихая речь почти не перешла в негромкий, но полный волнения крик, а после наступила небольшая пауза, грудь начала вздыматься, набирая воздух, так быстро и небрежно потраченный, а после лицо сестры поднялось, глаза устремились прямо к чёрным очам напротив, еле видимых в темноте, и снова, не менее быстро и страстно она начала проговаривать слова:
  - Я не хочу стоять на месте, я желаю повидать мир, если нельзя выйти за его пределы, и вновь осмотреть каждый камушек, но не бездействовать, ведь наша жизнь так трудна, что, остановись мы хоть на секунду, тут же можем умереть от бесконечной тоски... Особенно, брат, ты, пусть и сильнее тебя я никого не видела, но твоя ноша самая тяжёлая на свете... Я не знаю, как ты это до сих пор терпел...
  Сестра говорила всё, почти не отделяя одно слово от другого в порыве горячих чувств, порождённых смесью нежнейшей и невиннейшей любви; тягчащей безысходности, что сжимало сердце; странной необъяснимой боли глубоко в сердце, там, куда взглянуть мог лишь он; и самых тяжёлых мыслей, что могут зародиться в буйной детской головке, которой даже воображение не было ограничением. Она давно знала, давно чувствовала, как тяжело на сердце Морто, как рвётся в клочья каждую секунду его ослабевшая от постоянных терзаний душа, и от бесчисленных страданий; своих и чужих, поэтому ей было жаль его, она хотела ему помочь и, к счастью, прекрасно понимала, что лишь сама может это сделать, что лишь она греет его сердце и ни на секунду не уходила от него, зная, что тот протянет один совсем немного и старалась постоянно улыбаться, пусть и у самой на сердце было тяжелее некуда, пусть и хотелось постоянно рыдать: из-за его чувств и из-за своих переживаний; пусть даже и слёзы сдерживать удавалось не всегда, но она старалась изо всех сил держать это в себе, страдая, быть может, даже сильнее него самого. Морто же был слабым и сильным одновременно. Он мучается сам, но бескорыстно заботится о своей сестре, будто в этом видит смысл своей жизни, будто ни на что более он не способен. И, как сказано было выше, он страдал, страдал больше, нежели кто-то другой на этом свете. Сестре было это известно лучше, чем кому-либо ещё, но одно для неё оставалось за завесой тайны - то, что самым большим переживанием, самым тяжёлым страданием и самой важной в мире частичкой всего являлась она сама. Не понять ей было, что любая её слезинка вызывает миллион страданий, и сейчас, когда невольно пара объёмных слезинок скатилась по её щёкам, оставляя мокрые дорожки, сердце тёмного сжалось и ему самому захотелось пустить слезу. Он бы так и сделал, если бы не верил всем сердцем в то, что не должен быть слабым. Поэтому лишь сжал зубы и с болью в глазах, но с лёгкой и, как ни странно, искренней улыбкой, взглянул на сестру, утерев пальцем, облачённым в кожанные перчатки, её слезу и сказав с лёгким волнением и трепетом, но необычайно живым голосом, который мог и ободрить, и обогреть, который и являлся тем, что было нужно:
  - Виво, не волнуйся, моя душа в полном порядке. Я ничуть не собираюсь умирать и тем более покидать тебя, ведь тогда и смысла ни в чём не будет для меня, так что успокойся!
  Морто выдавил короткий, но звонкий смешок, собрав все последние эмоции и подумал: "Мы вместе, нас ничто не разлучает, и у нас нет проблем, кроме тех, что у нас в голове. Что мне вообще может не нравиться, когда у нас всё прекрасно? Всё ведь хорошо, и нет даже намёка на что-то иное. Всё - лишь мои сомнения. Если думать о хорошем, то и мир таким покажется. Так и сделаю!" Сначала было безумно сложно - взять и откинуть всё плохое, грустное и такое тяжёлое, что сердце просто разрывалось от безысходности, но после появился один проблеск. А сестра, её такой требовательный и нежный взгляд разжёг эту искру до пламени, пламени необычайного оптимизма и света, что тут же за сущие мгновения заполнил всё в сознании тёмного, вытеснив всё плохое, и он истинно засиял, улыбнувшись уже так сильно, так насыщенно и так горячо, что Виво вдруг забыла о грусти, растерялась и удивлённо и даже рассеянно взглянула на по-настоящему глупую, но необычайно живую и самую искреннюю улыбку. Все её мысли перемешались в необычайном и негодгом у употреблению коктейле, но было достигнуто то, что и требовалось больше всего - она забыла о грусти, отчего сердце Морто ещё больше возрадовалось и заиграло новыми красками: будто весь мир открылся по-новому, перед ним расцвели новые, доселе невиданные виды, и он, обхватив покрепче руку девушки, развернул её к солнцу, что вот-вот должно встать, и начал восторженно, с пылающим сердцем, пытаясь вернуть ей вкус к жизни, говорить с пылом в своём голосе:
  - Виво, не обращай внимания на грусть. Она пройдёт, и от неё ничего не останется. Лучше забудь о ней и пошли. Пошли за мной! Пошли вперёд, туда, где расцветает, словно бутон утреннего цветка, солнце! Выкинь из головы плохое и думай только о хорошем! У нас ещё вся вечность впереди, и нас ничего не может остановить! Пошли же! Пошли туда, где расцветает солнце!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"