- Здравствуй, я пришел! - Громко произнес он и вошел в двери.
Эхо его голоса кубарем покатилось по лестнице и вылетело из подъезда, спугнув глупых голубей, устроившихся без тени страха у самой двери.
Пустое молчание встретило актера. Из пустой комнаты выпорхнули, подхваченные сквозняком, какие-то исписанные бумажки и упали у его ног.
"Не так. Все не так".
Он аккуратно закрыл распахнутую дверь и прошел в комнату. Сел на диван. Щелкнул пультом и, хотя телевизионный экран остался черным, пристально уставился в него, ловя взглядом невидимые движения.
- Что-то я играю не так, - произнес он вслух, наблюдая за невидимыми выпусками новостей, - значит, отец сидит тут и смотрит телевизор. Точно? Точно. Вот пульт, вот тапочки. Если бы он спал, он сунул бы пульт под подушку. Или бросил бы на пол. А он лежал рядом с ним.
Внезапно он поморщился - телевизор в его воображении стал изрыгать рекламу. Рука сама схватила пульт и выключила звук.
- И в этот момент наш моряк открывает дверь. Он два года не был дома. И если фотография не врет, - он взял со столика фотографию и, прищурившись, внимательно рассмотрел, - он под два метра ростом и широк в плечах. Он распахивает дверь и заходит... Или нет?
Юноша встает с продавленного дивана и начинает ходить по комнате, то и дело бросая взгляд на окружающие его предметы. Зеркало. Полка. Пыль на полке. Книги. Ключ висящий на стене. Телевизор на хромоногой тумбе.
Стоп.
Ключ. Конечно! Он хлопает себя по лбу и мчится обратно к двери. Сценарий ясен как день - морячок не мог открыть дверь, ключа у него наверняка не было.
Актер выскочил за дверь, закрыл ее, потом, отойдя пару шагов от двери, повернулся к ней, откашлялся и вмиг преобразился.
Широким шагом он подошел к знакомой с детства двери и, предвкушая встречу, потянул руку к...
Стоп.
А звонка на двери нет.
- Значит, он бы постучал. Наверняка сильно и громко, вот так.
Он сильно замахнулся и плашмя ударил по дереву двери. Дверь, представив себя бортом пиратского брига, довольно крякнула под ударом, вспомнив плеск волн далекого берега, где она когда-то произрастала в виде дерева.
- Нет, - тихо сказал себе актер и задумался, - он два года не был дома. Приехал к родителям, не предупредив - иначе они подготовились бы. Но стал бы он их пугать? - Актер наклонился к валяющейся на лестничной клетке сумке. В отдельном кармашке, в непромокаемом пакете - фотография отца и матери. Здесь они не похожи на родителей двадцатилетнего парня, скорее фотография со свадьбы или около того.
Нет, он не стал бы пугать их. Но он не был бы собой, если не выкинул бы какую-нибудь штуку.
Актер еще раз осмотрел свою импровизированную сцену, щелкнул пальцами, отошел от двери и, баловства ради крикнув самому себе "мотор!" Вразвалочку подошел к двери. Замахнулся кулаком и...
Легонько постучал.
Терпеливо дождался, пока тапочки, кряхтя, дошаркали до входной двери и усталый голос не спросил.
- Кто там?
Сдерживая накативший смех, моряк чужим, незнакомым им голосом, ответил:
- Телеграмма. Срочная, с флота!
- Сейчас открою, - обрадовался голос, - Маша! Телеграмма с флота!
- Ой, - только и раздалось откуда-то с кухни.
Актер легонько толкнул дверь и зашел в квартиру. На него смотрели две пары удивленных и обрадованных глаз.
- Здравствуйте, - пробасил актер, опуская на пол сумку, - вот я и вернулся! - И, не в силах больше сдерживать веселье, рассмеялся.
И словно наградой за этот смех где-то под потолком раздался тихий и легкий вздох.
Будто кто-то, мучительно переживая прожитые дни за мгновения до смерти, внезапно услышал давно забытую мелодию или запах цветов, и мстительное время отступило, дав душе упокоиться с миром.
* * *
Я - актер.
На самом деле я не очень хороший актер. Я почему-то всегда хотел, чтобы меня понимали. А зрители не понимали меня. Не видели во мне актера. Потому что я не хотел понимать их, видеть в них людей.
Я не знаю что случилось.
Просто однажды я проснулся и понял, что в мире никого больше нет. Я остался один.
Я нашел себе дело. Далеко не сразу - лишь когда обвыкся с новым бытием. И далеко не каждый день я уверен, что это нужно. Но многие люди не успели, просто не успели сделать или сказать что-то друг другу. Им не хватило секунд, минут, часов для того, чтобы сказать "да, я сделал это, теперь можно и сгинуть".
* * *
С холста на актера смотрело задумчивое лицо красивой девушки. Актер пододвинул табурет поближе, сел и начал внимательно его разглядывать.
Ему девушка не понравилась. Обыкновенное, хотя и миловидное лицо. Обычные глаза, похоже что серые. Обычные темно русые волосы.
Однако обитатель квартиры нарисовал ее. Очень хорошо и аккуратно. Актер не был ценителем живописи, но сама картина (не девушка) ему понравилась.
Девушка шла по аллее, усыпанной красными и желтыми листьями. Не только девушка и ее одежда, но и каждый листик были четко прорисованы.
- Предположим, что ты рисовал на заказ, - вслух произнес юноша, - тогда она должна была быть здесь тоже. Или хотя бы ее фотография.
Он зашагал по комнате по причудливой спирали, идущей от холста, ища что либо похожее на изображаемую девушку. В студии было не так много предметов - стопка пустых альбомов, кипа заполненных различными зарисовками, книги по искусству и его истории. Актер обратил внимание, что в комнате нет больше ни одного холста, пусть даже пустого. Нет заготовленных рам. Ничего, чтобы заинтересовать клиента.
Подумав над этим немного, актер отправился в отгороженный занавесью угол. Как он и предполагал, тут была спальня. Диван, столик. Две колонки и плеер известной марки. Покрутив его в руках и с сожалением глянув в сторону иссякших розеток, актер вернулся к картине.
Присев на корточки прямо перед ней, он принялся рассматривать, ища какую-нибудь незаметную надпись, посвящение. Ничего. Но зато он обратил внимание на то, что картина - не закончена. Правая рука девушки покоилась в кармане пальто, а вот левой она изображала какой-то жест невидимому собеседнику. Был намечен общий контур этого жеста, но не хватало четкости и красок. Словно до последнего художник не мог точно сказать, каким будет этот жест.
Актер поднялся и попытался изобразить идущую девушку с правой рукой в кармане пальто. Нет, никакого естественного жеста в голову не приходит.
Итак.
Актер подошел к столику, на котором были разбросаны кисти и палитры с красками. Он взял одну из палитр в руки и от неожиданности сморщился - холодные липкие краски впились в кожу рук.
Усилием воли он заставил себя полюбить это ощущение.
- Я пишу твой портрет, - сказал он вслух, - и мне осталось совсем немного. Я пишу его не ради денег и не ради славы. Ты не из моих мечтаний - девушки из мечтаний не бывают так обыденны. Ты не героиня книги или фильма, не актриса и не модель - твои фотографии, диски, книги валялись бы повсюду. Нет, ты - единственная, ради кого имеет смысл брать в руки кисть и холст, иначе я и дальше делал бы простенькие зарисовки в альбоме. Кто же ты? Почему я так хорошо запомнил твое лицо?
Я хорошо тебя знаю. Ты знаешь меня, но не так хорошо. Это большая тайна, сюрприз для тебя.
Я люблю тебя.
Произнеся этот монолог, актер почти поверил в реальность девушки, шагающей к нему по вороху листьев. Увидел то, что скрыто от посторонних глаз. Нежность таких простых рук, сияющий взгляд таких простых глаз.
- И я должен завершить твой портрет, а потом показать его тебе. Я долго ждал этого момента.
Кисть легла в его ладонь и стала продолжением его руки. Актер наметил следующий штрих и аккуратно провел кистью, макнув ее в палитру.
И безнадежно испортил портрет двумя гигантскими кляксами.
Глупо уставившись на кисть, краска с которой стекала на пол, актер осознал масштабы содеянного. Увы, он мог мыслить, как художник, но творить так же он не мог. И теперь...это дело останется навсегда незаконченным?
Он взял другую кисть, потоньше. Осторожно коснулся красок на палитре и провел очень ровную...
Черт!
Он бросил все на пол и нервно зашагал по комнате. Схватив первую попавшуюся книгу о художественном искусстве, он открыл ее посередине и начал читать, усевшись прямо на столик. Нервно перелистнув несколько страниц, выпачкав их краской, он с досадой захлопнул и отложил ее.
- Прекрасно, - выпалил он. Он хотел продолжить и сделать самому себе какое-то едкое замечания, как вдруг счастливая мысль посетила его. Он раздумывал, покачивая ногой, соответствует ли она правилам игры, и не обнаружил возражений ни у разума, ни у совести, ни у души.
Тогда он поднялся, подошел к мольберту и, возвращаясь в роль, громко произнес.
- Я очень долго рисовал тебя. День и ночь, все свободное время я посвящал тебе, ожидая этого дня. Этот день наступил.
Я закончил твой портрет.
Актер вернулся за ширму и без труда обнаружил мобильный в ящике стола. Там же он нашел несколько карандашных набросков той картины, что стояла сейчас в студии. Он улыбнулся им - их старший брат затмил их раз и навсегда. Он закончен.
Пальцы проворно выбрали имя девушки - актеру потребовалось все самообладание, чтобы поверить в то, что он выбрал верное имя - и нажали клавишу вызова.
Гудок.
"Я так хочу услышать тебя сейчас"
Гудок.
"Ты должна увидеть его"
Гудок
- Алло?
Художник судорожно сглотнул и произнес в трубку.
- Привет, это я.
- Ой, привет, - голос казался удивленным, - давно тебя не слышала.
- Да, все дела, дела.
- А ведь ты обещал позвать меня в гости, помнишь?
- Я...за этим и звоню. Приходи завтра. Ты сможешь?
- А во сколько? Вечером?
- Нет, - он улыбнулся, - днем.
- Договорились. Как хорошо что ты позвонил. До завтра!
До завтра.
Ее голос растворился в коротких гудках, а окружающий мир затуманился в глазах художника.
Он так долго этого ждал.
Он закрыл лицо руками, и сквозь перепачканные в краске пальцы на пол упали несколько разноцветных слезинок. Под их перезвон раздался чей-то тихий вздох и смолк, упокоившись навек.
* * *
Не зная людей вокруг себя, мы зачастую предполагаем что-то нехорошее. Это защитная реакция, подозрительность, доставшаяся нам от предков. День за днем сталкиваясь с незнакомым, наши предки приписывали неприятные вещи деяниям злых духов. Теперь мы приписываем такие вещи дурному характеру, воспитанию человека, хотя мы не знаем ничего о его характере или воспитании. Мы делаем выводы такого же рода, как древние шаманы, по каким-то незначительным, но зато видимым признакам. Не знаю, должны ли мы становиться учеными и досконально разбираться друг в друге. Но и оставаться дикарями как-то стыдно...
* * *
Человек не спал. Явно не мог уснуть. Ворочался.
Актер подошел к смятой постели поближе. Ну да, все признаки налицо. Книга. Снотворное. Затычки в уши. Недопитый стакан воды. Недопитая же кружка чая. Недокуренная сигарета.
На полу - следы хождения из угла в угол. Что могло ему так мешать?
Актер бросил взгляд на окна - они были открыты. Значит, не с улицы. Кто-то из соседей, наверняка.
Мобильный телефон на столике поведал о двух вещах. Во-первых, будильник стоял на 6.00. А во-вторых в день исчезновения в 23.00 была какая-то короткая встреча. Значит, он вернулся домой поздно и должен был рано вставать на следующий день.
Актер попытался себе это представить. Невыспавшийся человек, почти погружается в сон и тут раздается... Скажем, шум. Он просыпается, вздыхает, поворачивается на другой бок и снова шум. Он встает, идет на кухню, чтобы заварить чай, - актер в мгновение ока оказался на кухне, - сыпет мимо и заварку и сахар и даже не прибирает, хотя вокруг все очень чисто и опрятно, а живет он один. Нервничает. А шум не прекращается.
Что это за шум? Почему он так беспокоит очень уставшего человека? Почему он никак на него не реагирует?
Нет, тут разгадки не сыскать. А именно от этого зависит, что было бы дальше.
- Либо усталость возьмет верх и я усну, либо буду нервничать до утра. Либо, наконец, выйду из квартиры и потребую тишины... Только у кого?
Актер вышел и осторожно закрыл скрипнувшую дверь. На лестничной клетке никаких следов. Впрочем, в других квартирах на этаже он уже был, и там шумно быть не могло.
- Значит, наверх, - азартно произнес актер и в несколько прыжков одолел лестничный пролет.
Его взгляд сразу выцепил дверь, с которой было что-то не в порядке. Квартира за ней находилась прямо над бодрствующим поневоле мужчиной. Перед дверью валялись ключи и мобильный телефон. Кроме того соседняя дверь была приоткрыта.
"Так..." - Актер задумался, оглядывая место происшествия. Делать выводы было рано, но увиденное не вселяло оптимизма. Он поднял связку ключей и попробовал на приоткрытой двери - подошли.
В квартире почти ничего не было. Столик, ноутбук, старое кресло-кровать. Несколько гвоздей в прихожей довольно убедительно играли роль вешалок.
Мысль об ограблении сразу показалась нелепой.
- Либо я просто студент, снимающий квартиру, и это - все мое богатство, либо квартира была заставлена золотыми слитками, поэтому вынесли их, а ноутбук оставили.
Отсутствие пепельницы, сигарет и табачного дыма развеяли мысль о том, что студент просто вышел покурить. Значит...
- Значит, я тоже услышал шум в соседней квартире, и пошел узнать, в чем дело. Только вот...почему я выключил свет в комнате, и оставил в коридоре? Допустим, я экономлю. Но откуда мне знать, что я выйду надолго? И, значит, я вышел надолго? И долго торчал под чужими дверями?
Актер выходит на лестницу и снова посмотрел на валяющийся телефон. Никаких следов борьбы или крови. И все же...
Актер пристально посмотрел на дверь, виновницу двух бессонниц, и, достав из кармана отмычки, ловко отпер ее. Глубоко вдохнул, ожидая чего угодно - следов взлома, крови, агонии или пьяной драки - и вошел. Огляделся. Недоуменно уставился на пол прямо перед дверью. Потом на цыпочках, осторожно, словно боясь кого-то разбудить, подошел к двери в комнату. Заглянув внутрь и выяснив все, что было нужно, актер вернулся к входной двери. Аккуратно переступил лежащие на полу подушку, одеяло и большую игрушечную собаку, и вышел на лестничную площадку.
Я услышал чей-то плач за стеной и вышел на лестницу и тихонько постучал.
Сначала стих плач. Потом, минут через пять, послышалась возня и шмыгающий голос спросил откуда-то снизу.
- Мама?
- Это дядя Слава, твой сосед.
- Здрасьте, - протянул голос и снова шмыгнул, - мама сказала не открывать никому.
- Правильно, не открывай. Страшно?
Шмыганье.
- Нет.
- А мне страшно. Я посижу тут с тобой?
Шмыганье.
- Мне тоже страшно.
- Ничего, не бойся. Вот слушай, - актер уселся на пол, прямо напротив замочной скважины, поднял телефон поближе к глазам - света на лестнице не было - и начал читать.
- Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли...
Строчка за строчкой бежало время. Пару раз хлопнула дверь в подъезде, принимая то ли поздних гостей, то ли уставших хозяев
- ... Элли вскарабкалась на кровать и легла, прижав к себе Тотошку. Под гул ветра, плавно качавшего домик, Элли крепко заснула... Максим? Спишь? - Шепотом спросил он. Никакого ответа. Только тихое сопение из-за двери.
- Надеюсь, он не простудится. Хотя сейчас жарко, даже ночью. Ох, влетит мне завтра от его родителей, - тихо рассмеялся юноша, и пошел к себе, осторожно закрыв дверь на ключ.
А уставший мужчина этажом ниже, разбуженный детским плачем и проклинавший нерадивых родителей, наконец, заснул, так и не узнав, что папу-пожарника и маму-медсестру срочно отозвали с полпути домой, так что они даже друг друга предупредить не смогли. Еще он сетовал на воспитание ребенка, которого не приучили не плакать ночь напролет. Скорее всего назавтра, встреться он с ним и его родителями на лестнице, он бы даже многозначительно хмыкнул.
"Пусть, - подумал актер, укладываясь в смятую постель и внешне радуясь наступившей тишине, - он просто не знал".
Три тихих вздоха сорвались со стен и умчались в открытое окно. А актер и в самом деле заснул, хотя за окном светило солнце и щебетали птицы. Жаль только, он уснул, не дослушав сказку. Ничего, завтра я познакомлю папу с дядей Славой, и обязательно узнаю, чем все закончилось. Завтра я встану в 6 утра, хоть немного выспавшись, и поеду на встречу. Завтра я буду спать, пока не надоест, а потом начну готовиться к зачету. Завтра я...буду кем-то еще?
* * *
Нет, я не судья.
Я играю роль. В каждом доме, в каждой квартире есть недожитые жизни - как недоигранные роли. И не мне решать, хороша роль или плоха - я не режиссер. И не мне решать, подлец ли мой персонаж или благодетель - я не зритель.
Я должен играть. Брать себя в руки и совершать подлость, если такова моя роль. Иначе чья-то жизнь останется незавершенной. А я не имею права решать - чья.
* * *
Актер выкрутил газ на полную и подождал, пока мерзостный дурман не затуманил его мысли. Потом он молча встал с корточек, быстро подошел к двери и открыл ее, чтобы уйти.
И не смог.
Бросился назад, распахнул настежь окна и перекрыл газ. Потом сел на табурет и обхватил голову руками.
- Я не могу это сделать. Я знаю, что там живой человек. Девушка. Она спит в кровати. Перед сном она читала Агату Кристи. Судя по дате на дипломе, вчера она вернулась с соревнований по стрельбе из лука. Третье место в городе.
А здесь был кто-то. Ключи этот кто-то положил на столик в прихожей. Он плотно закрыл окна не только здесь, но и в соседней комнате. Только в комнату к спящей девушке он зайти не решился. Зато он надел перчатки - вот они, валяются перед газовой плитой. И я сомневаюсь, что он хотел вскипятить чайник - в нем не было ни капли воды.
Актер поднял голову и еще раз рассмотрел обнаруженные предметы. Возможно, человек просто пришел с ночного дежурства. И пришел на кухню выпить чаю, потому что замерз - в 6 утра на улице холодно. И, конечно же, поэтому не снял обуви и одежды! Вздор!
Может, он хотел покончить с собой? Черт возьми, почему здесь, а не у себя дома?
Актер вскочил с места и заметался по квартире, пытаясь найти объяснение. Бумага на столе привлекла его внимание. Это была справка подтверждающая, что паспорт Капустиной Нины в настоящий момент меняется на новый.
Так. Но в дипломе была другая фамилия - Серьгина. Две разные девушки? Или...
Свадьба? Возможно. Но не похоже. После свадьбы квартира молодоженов выглядит совершенно иначе. Бело-розовый бардак. А здесь аккуратно, чисто. И судя по тому, как темные пятна на обоях не совпадают с мебелью, ее недавно переставляли.
Значит, развод. Окончательный и бесповоротный отказ девушки Нины от сожительства с господином в черных перчатках. И полное несогласие господина с этим событием.
Актер разозлился. Вот ты какой, мой герой.
- Да какого же черта я должен играть именно тебя? - Закричал он, - я не хочу, - добавил он чуть тише, - завершать твое дело. Ты низок и мерзок. Не принял отказа, да? Ночью, исподтишка совершить мерзость - вот на что ты способен. К черту!
Он вскочил и твердым шагом зашагал к выходу из этой камеры смерти.
Остановился у порога, держась руками за косяк двери.
- Я дал слово, - сквозь зубы прошептал он, - я должен закончить и его и ее жизни так, как это должно было случиться. Я не имею права вмешиваться. Не имею права подменять правду жизни своими идеалами. Я ничего не исправлю таким образом. Подлец не станет героем от того, что я сыграю его как героя. Он не станет мудрее, если я схвачу его за руку и помешаю. Он не узнает себя во мне и никогда ничего не поймет.
Что ж, Нина, - актер вернулся на кухню, нацепив перчатки на руки, - ты думала, что сможешь просто уйти. Просто вытереть об меня ноги. Заявить, что ошиблась во мне. О да, ты ошибалась очень сильно. Жаль, но ты этого уже не почувствуешь. Ты умрешь безболезненно, в своей кровати, - это слишком мягко для тебя, но...
Актер помотал головой и ударил обеими руками по столу.
- Не так! Не думал он так, не говорил и не мог говорить!
Он тяжело дышал и никак не мог отдышаться от той мерзости, что проникла в самое сердце. Избавиться от нее можно только доиграв роль до конца, и он это понимал.
Он выпрямился. Взял себя в руки. Поправил небрежным жестом перчатки на руках.
- Просто ты обидела меня, значит тебе не жить, - произнес он пустым голосом, и повернул вентиль. Он чувствовал, как газ проясняет его голову, вычищает остатки совести из его сердца, наполняет пустое и темное пространство занятными огоньками. Не будет она жить и радоваться назло ему.
Концентрация газа в его мозгу превысила все возможные пределы, значит, настала пора уходить. Он подошел к столику в прихожей, осторожно взял ключи и вышел за дверь.
Вставил ключ в замок и повернул. Вслед за вынутым ключом из квартиры потянуло газом и раздались тихие вздохи - женский и мужской. Услышав их, актер швырнул ключи и перчатки на пол и завопил:
- Будь ты проклят!
Он слишком явно представил себе, как мозг ничего не понимающей девушки пытается разбудить, предупредить ее. А она продолжает спать и видеть сны. До той самой поры, когда сны закончатся навсегда.
- Ты просто уснула и не проснулась, - произнес он в сторону двери, - а я то ли уснуть не могу, то ли проснуться. Эй, что там дальше? - Крикнул он в лестничный пролет, - какую еще мерзость совершить? Я теперь все могу, слышите?
Но только эхо сыграло его голос, как хороший актер, повторив вопрос, но не дав никакого ответа.
Я завершил их. Кажется все в этом доме. Кажется, я стал каждым из вас. Я надеюсь, я верно вас понял. Странно. Раньше вы были мне просто безразличны. Теперь кто-то из вас мне симпатичен, а кто-то глубоко противен. Раньше я кивнул бы каждому из вас при встрече. А теперь кому-то я улыбнусь, а кого-то испепелю взглядом. Но я знаю, за что ценю или ненавижу вас. Это не сиюминутное впечатление от встречи в подъезде. Это глубже. Я не только знаю, что вы сделали прямо сейчас. Я знаю, что бы вы сделали в прошлом и что сделали бы в будущем.
Последний этаж, последняя дверь. Кто ты, обитатель? Да, да, вялая вышла шутка. Я еще не сошел с ума. Это моя квартира.
Я подхожу к окну и устало опираюсь в него головой, не обращая внимания на протестующий скрип стекла. Вереница домов, больших и маленьких, убегала вдаль, за горизонт. Миллионы людей, которых я, должно быть, даже не видел и больше никогда не увижу.