Тело Генриха окутало теплое свечение, ласково касаясь переохлажденной кожи. Треск костра, шум посуды, шаги и смех вытеснили заунывное пение из спящего разума, но с языка сорвалось само собой:
- Это уже, наконец, страшный суд?
- Нет, - ответил кто-то нараспев медовым басом, - это нестрашный обед.
- Тепло, - заметил Генрих, чувствуя, что согревается, - Голова почему-то только кружится.
- Так бывает от потери крови.
'Вот еще новости'
- Простите, какой потери крови?
- А от полной, - весело ответил голос. Голос успокаивал, и Генрих для себя решил, что, в общем-то, события развиваются не так уж и плохо.
Когда Генрих замер, обладатель густого как патока голоса едва заметно взмахнул рукой в белой перчатке, и тело унесли. Он встал перед накрытыми столами, высоко держа наполненный кубок. Подданные, слуги и гости его уважительно замерли, отложив ножи, тарелки и разговоры. Повинуясь движению бровей, замерли даже огромные часы под потолком храма, отсчитывающие очередную тысячу лет до какого-то знаменательного события. Обнажив белоснежные клыки, хозяин пиршества расхохотался тьмой и, размахнувшись, выплеснул содержимое кубка в воздух. Капли крови, блестящие в нервном свете свечей, замерли над головами собравшихся, а потом ярко вспыхнули, сгорая одна за другой.
- Музыку! - провозгласил он. Музыканты, только и ждавшие этого сигнала, рванули струны, ударили в барабаны, выдохнули набранный воздух в трубы. Стены храма содрогнулись от грохота отшвыриваемых скамей и стульев - пары закружились в неистовом танце. А в нишах между колоннами стояли холодные, словно гробы, капсулы, и сквозь запотевшие стекла угадывались очертания человеческих лиц. Глаза их были открыты и смотрели, но не видели. Правда, несколько капсул (некоторые были открыты и явно пусты) стояли посередине залы вместо столов, и на них толпились блюда с дымящимся мясом и золотые кубки, наполненные темнотой. Впрочем, часть из них покатились под стол еще до начала танцев. Туда же закатились трое или четверо гостей, напившихся допьяна и танцующих теперь где-то в своих снах. Молодые черноволосые люди с черными шпагами у пояса кружили раскрасневшихся и отчасти смущенных дев, а бледные рыжие красавицы в туго затянутых корсетах шептали что-то соблазнительное захмелевшим кавалерам. Все шло как надо.
Хозяин бала подошел к одной из стоящих капсул и заглянул внутрь. Девушка, симпатичная и совсем юная, спала с открытыми глазами и видела кошмары наяву. Он протянул руку и приказал.
- Проснись.
'Снись, снись, снись' - злорадно прогудело эхо под куполом, но сильный голос нетерпеливым шиканьем заставил его умолкнуть. Капсула вспыхнула пламенем, крышка скользнула на пол и разбилась вдребезги, а девушка вдруг ожила, вздохнула, всхлипнула - и упала в объятия крепких рук.
- Как тебя зовут, дитя?
- Ан... Анжелика, - все еще дрожа от холода, ответила она, прижимаясь к нему всем телом. Потом она посмотрела в его глаза - такая милая и слегка испуганная! - и спросила в ответ.
- А кто ты? Голоса во сне пели мне про другое.
- Я - Тадеуш, а ты - моя гостья - хозяин бала улыбнулся и, наклонился губами к ее шее и прошептал на ухо, - но одно слово - и ты станешь моей хозяйкой.
- Звучит соблазнительно, - прошептала она в ответ, - но я побуду гостьей. Или гостей в твоем доме ждет смерть?
- Смерть ждет всех, даже меня. Даже их, - он указал вверх, и когда она устремила свой взгляд ввысь, купол рассыпался в прах, и на нее всем своим великолепием обрушилось звездное небо, такое яркое и живое. Анжелика рассмеялась и повисла на шее у Тадеуша.
- И как мы будем проводить последние часы? - игриво спросила она.
- Так же как они, - Тадеуш указал на звезды, - вот уже тысячу лет они кружатся в бешеной пляске вокруг центра вселенной. Так же будем и мы. Если хочешь.
Она расхохоталась в полный голос и рванула к другим танцующим, увлекая его за собой. Тадеуш обнял ее за талию, растворился с ней во тьме и тут же возник прямо в центре зала, кружась вместе с ней, кружась вокруг нее, и полы его плаща раздували пламя свечей, задевая их.
Музыканты выдохлись, поклонились, улыбнулись хозяину бала и рассыпались на ноты и звуки, а их место заняли другие. Пока они настраивали свои инструменты, Тадеуш и Анжелика села прямо на холодную капсулу, из которой невидящим взглядом смотрело чье-то измученное лицо.
- Что с ними случилось? - спросила Анжелика.
- Они превратились в чистую музыку, как всегда мечтали. Я очень ценю музыкантов, ни один из них не бывает съеден или выпит на моих балах. Музыка - очень тонкая материя, чтобы творить ее нужно обладать всеми частями тела.
- Думаю у вас в этом большой опыт.
- Даже не сомневайся.
- Какой милый вампир, - заметила она, кивая в сторону одного из темноволосых кавалеров, - или сегодня я твоя и мне нельзя так говорить?
- Я ничего не запрещаю, - был ей ответ, - ты вольна. Уверен, ты понравишься Хьюго. Если не понравишься, он, скорее всего, съест твое сердце.
- Наверное, это будет больно.
- Никому не будет больно, пока я здесь правлю. Иди к нему, и пришли мне его непутевую спутницу. Пусть развлечет меня беседой.
Анжелика вспорхнула с холодного гроба и, оттолкнув худенькую девушку в очках, увлекла Хьюго подальше от свечей. Девушка стояла, растерянная, пока не увидела, как он манит ее. Она послушно подошла, но в глазах ее читалась безысходность. Повинуясь приказу, она села рядом и позволила себя обнять.
- Тебя что-то беспокоит?
- За что я здесь? Я не делала ничего плохого при жизни, - пространно ответила она.
- Согласись, глупо рассчитывать, что такими словами ты растрогаешь вампира, - скучающе произнес Тадеуш, - Тот, перед кем ты хотела хвастать добродетелями, не существует. Я бы сам на его месте удавился, глядя на то, во что вы превратили веру в него.
- Ты богохульствуешь.
- Конечно. Последний праведник в этом храме уже порядком обглодан, иначе я предложил бы его тебе в пару. Впрочем, ты далеко не так безупречна, как хочешь казаться. Сказать тебе, чего ты хотела?
- Я хотела блистать на сцене.... - против своей воли произнесла она и закрыла лицо руками.
- Со сценами нынче плохо. А блистать - это, пожалуйста.
Девушка резко убрала руки от лица и удивленно посмотрела на него, чувствуя, что начинает меняться. И когда она поняла, что происходит, она удивленно-радостно воскликнула:
- Так я буду...
И превратилась в реку, бурным потоком хлынув из храма в пересохшие русла, и заблистала в свете далеких звезд.
Хьюго незаметно оказался по левую руку от него и с поклоном преподнес ему кубок.
- Весьма кстати, - заметил Тадеуш, - Кстати, как оно?
- Немного черствое, но очень горячее.
- Чем ты наградил ее?
- Она мечтала увидеть весь мир. А для такого зрелища лучше не иметь сердца. Она хочет проститься с вами.
Анжелика преобразилась. С кожистыми крыльями за спиной и горящими неземным светом глазами, она избавилась от ненужного более платья и протянула Тадеушу руку. Тот с почтением прикоснулся к ней губами.
- В добрый путь.
Девушка хотела сказать что-то в ответ, как вдруг музыка взвизгнула и умолкла под обломками стены храма, и из поднявшейся пыли сверкнула серебряная молния. Анжелика страшно закричала, пронзенная насквозь, и упала на колени.
- Ты говорил, что не будет больно, - сквозь зубы простонала она и сгорела в муках. Многие гости сочувственно смотрели на ее смерть, а потом вернулись к беседе, не забыв выпить за упокой.
Тадеуш поднялся и выставил вперед руку. Пыль мгновенно улеглась, и увиденное подтвердило его догадку. Полсотни роботов в сияющих сутанах, и впереди всех - наибелейший шар с серебряным крестом на боку.
- Именем господа, всем людям вернуться в гибернационные капсулы и продолжить ожидание Страшного Суда, - провизжал шар, - Все богохульники будут уничтожены.
Ответа не последовало. Кто танцевал без музыки, кто вовсю сражался с кубками и тарелками, а там, где потемнее, шла совсем иная борьба. И тени витали под куполом, хохоча и распевая. Только хозяин бала стоял неподвижно, пристально глядя на вторгшихся.
- Я епископ Марк, ставленник его святейшества папы Георгия тысяча двадцать третьего! - взвизгнул шар и подался вперед, - немедленно разойтись по гибернационным капсулам!
- Эти люди - мои гости, - заявил Тадеуш, - они не выполнят твои приказы.
- Исчадие тьмы, ты будешь уничтожено за твои слова!
Роботы прицелились и выпустили в него полсотни серебряных пуль. Но все они поразили лишь лежащие на полу гробы, а Тадеуш соткался из тьмы под разрушенным куполом.
- Исчадие тьмы! - возмутился он, - всего лишь исчадие, надо же? И кто мне это говорит - тупоголовые железные кретины, созданные по образу и подобию кретинов человеческих, чтобы нести свет веры меж звезд! Понастроившие храмов по всем звездным системам, и крестящие не огнем и водой, а льдом. Ты, епископ! Чего ждут все эти люди в ледяных гробах?
- Страшного суда!
- Но они не умерли. Вы суете их туда живыми.
- Они грешники. Грешники должны предстать перед страшным судом!
- Думаешь, у господа не сойдется баланс без твоей помощи?
- Я знаю тебя! Ты Тадеуш! И святой папа дал нам оружие против тебя!
Шар вдруг раскрылся и выстрелил острозаточенным деревянным шипом. Тадеуш, пронзенный насквозь, медленно опустился на пол, закрыв глаза и сдерживая стенания. Шар подкатился поближе и громогласно заявил.
- Теперь, я требую именем господа...
- Хьюго, грустно умирать без музыки, - перебил его Тадеуш, - что-нибудь торжественное.
Хьюго показал жестом 'сейчас сделаем', взмахнул рукой - и старинный орган в глубине храма заиграл похоронный марш. Правда некоторые трубы его были погнуты или забиты песком, и потому играл он довольно фальшиво, а иногда выдавал столь высокие ноты, что дрожали редкие уцелевшие витражи.
- Другое дело, - улыбнулся Тадеуш, и вдруг поднялся, абсолютно невредимый, - Устаревшие у вас сведения, епископ. Осина давно на нас не действует.
- Уничтожить! - взвизгнул епископ и выбросил на Тадеуша серебряную сеть, которую тот сбросил одним движением пальцев. Роботы прицелились и дали залп, после чего орган принялся играть сущую несуразицу. Но никто не сдвинулся с места. Те, в кого попадали, падали и умирали в страшных мучениях, остальные продолжали пировать. Редкий вампир оборачивался тьмой и избегал пули, а были и те, кто в шутку ловил их руками и отправлял назад.
- Вы вслед за вашими наставниками уверовали, будто и жизнь и смерть должны быть мукой, - продолжал Тадеуш, - Есть ли еще где живые люди, а, епископ? Или вы всех положили в гробы и набили ими храмы?
- А ты готов надругаться над их покоем!
- Окстись! Ни разу не надругался. Утилизирую пропадающие запасы пищи, и только. Ну и немножко тешу свое честолюбие. Так приятно, когда тебя благодарят. Тебя когда-нибудь благодарили?
Стрельба продолжалась. Почти все люди лежали навзничь, скорченные в страшных муках, половина капсул была разбита. Угасли свечи, и отчетливо запахло склепом и мертвечиной. Вампиры откровенно издевались над роботами, то появляясь, то исчезая, заставляя высекать похабщину пулевыми отверстиями на алтаре, а то откручивая голову тому или иному стальному монаху и швыряя их друг другу.
- Думаю, здесь делать уже нечего, милорд, - крикнул Хьюго, раскручивающий огромную сверкающую люстру на цепи, - пора! - и швырнул люстру в епископа. В тот же миг Тадеуш испепелил крышу храма, вознесся над ним черной птицей, и напоследок разнес боковую стену. Из нее хлынули другие роботы, с зелеными полумесяцами на груди и плазменными копьями наперевес.
- Роботы, к бою! - завизжал епископ, - неверные!
Завязалась потасовка. Шар-имам голосил что-то на непонятном языке, а потом обратился к епископу.
- Не сметь трогать людей в этой системе! Они принадлежат нашей вере! Мы оттранспортируем их в мечеть!
- Черта с два, прости господи! Огонь!
Роботы с крестами достали световые мечи и, синхронно читая молитвы, ринулись в бой. Летели отрубленные руки и головы, неистовствовали шары-священники, и, занятые исполнением когда-то заложенной программы, не замечали, что происходит вокруг. Колонны давно покосились от взрывов, и капсулы валялись прямо на полу по кругу зала. И бешено хохоча, черная свита танцевала кастарват, высекая искры из ледяных гробов шпорами на сапогах, под какофонию древней священной вражды. А потом взмыли в небо, закрыв собой звезды, прямо к болтающемуся в пространстве кораблю. Заняв место у штурвала, Хьюго крутанул колесо, а Тадеуш с капитанского мостика произнес одно лишь слово - и невидимый ветер надул черные паруса. Где-то там, среди древних звезд, еще были живые, которых можно еще было спасти, пусть даже на несколько часов. Впрочем, Тадеуш об этом не думал. Он просто смотрел в водоворот звезд, то ли наблюдая, то ли сотворяя его взглядом.