В марте 1972 года мне, как получившему диплом инженера, предложили перейти в цех 100-107 мастером смены отделения 105. Поскольку в своем цехе вакантных мест не было, я согласился. Написал заявление у начальника нового цеха Арнольда Ивановича Ладушкина, в его кабинете. В свое время он возглавил цех 100-112, сменив Варибрус Николая Ивановича. И уже при нем цех разделили на два цеха: 103А-112 и 100-107 - по выпуску конечного продукции. Очень эрудированный специалист, мы его уважали за строгость и справедливость. Здесь я вновь начал работать в смене "Б" - у начальника смены Виктора Полещука; с ним мы вместе заканчивали институт. Заместителем начальника цеха был другой наш сокурсник - Колпаков Владимир Николаевич. Оба давно здесь работали, были старше меня и помогли изучить цех.
В отделении 105 цеха 100-107 тоже получали каучук, но только полиизобутиленовый, в его макромолекуле отсутствовала двойная связь, поэтому он не годился для выпуска резины - двойные связи в молекуле каучука позволяли легко добавлять в него сажу и другие наполнители, что позволяло получать разные резиновые смеси, а уже из них - автомобильные покрышки, камеры, игрушки, шланги и др. В цехе ДК-1-2 именно такой каучук мы и получали, он шел с производства СКД прямиком на склады шинных заводов. В новом для меня цехе получаемый каучукоподобный продукт применялся в основном в кабельной промышленности, он является прекрасным электроизолятором. Выработка здесь была небольшая - всего 4-5 тонн в смену, а в цехах ДК-1-2 и ДК-3 она достигала в последние до закрытия цеха годы 150 и более тонн в смену.
Переход в другой цех сразу поднял мой кругозор, по-другому посмотрел я на коллективы цехов изнутри, на другое восприятие технологических схем, на отношение людей к работе. Нужно отметить, что цехи сильно различались. Здесь было очень старое оборудование, но за ним строго присматривали, старались своевременно устранить мелкие недостатки и не довести до крупных неприятностей. А опасности здесь поджидали очень большие, потому что применялся этилен в сжиженном виде. Температура полимеризации на движущейся стальной ленте достигала ста градусов ниже нуля. Аппаратчик полимеризации через смотровое органическое стекло наблюдает за процессом полимеризации изобутилена и с помощью специального металлического щупа поправляет перемещающуюся массу каучука - твердую от сверххолодного испаряющегося этилена - таким образом, чтобы она не соскакивала со стальной движущейся ленты, натянутой в виде желоба между направляющими роликами. У стекол имеется возможность лопнуть по самым разным причинам и тогда возникнет пожар либо взрыв, но при быстрой реакции и правильных действиях аппаратчика всего этого можно избежать. Оборудование практически соответствует тому состоянию, что и в 1949 году, когда его вывезли из Германии по репарации. Технологическая схема процесса полимеризации изобутилена и подготовки его к отгрузке в отделении 105 внешне проста, но требует много ручного труда. Главным плюсом для завода является тот факт, что на другом оборудовании получить такого же качества продукцию невозможно. А хотелось бы иметь более безопасную технологическую схему, не связанную с рисками для работающих и предприятия в целом.
Имели место в цехе полиизобутилена обморожения рук, а также хлопки. Газообразный этилен с воздухом дает взрывоопасную смесь в широких пределах. много лет назад в отделении 105 был случай разгерметизации оборудования с последующим загоранием, заживо сгорела женщина - мастер отделения Мякишева. С тех пор здесь установлено много блокировочных устройств, и я первое время с подозрением относился к ним, не верил, что могут они защитить схему и человека. Но они работали и были случаи, когда они нас действительно защищали.
Глава пятая
Поработать в отделении 105 пришлось всего два месяца, а 11 мая меня забрали в армию - на один год рядовым, как требовал тогда закон о всеобщей воинской обязанности для случаев заочного обучения в институте. В это время усилились боли у матери, ее положили в коридоре переполненного неврологического отделения нашей заводской больницы, свободных мест в палате не нашлось. Уже уволившийся перед отправкой и постриженный в военкомате налысо, я зашел в этот коридор, мне показалось, что мать спит. Я был в отчаянье, не понимал, почему все так нескладно получается. Остаться? Взять какую-нибудь справку из больницы для военкомата и вновь отправиться работать - переждать тяжелый момент при родителях? У меня появились нехорошее предчувствие, боялся, что больше не увижу в живых самого родного мне человека... Брат Евгений и сестра Тамара успокаивали меня, напоминали, что у матери уже были подобные обострения. Надежда, что все образуется, все обойдется, и собранные в дорогу вещи, все это привело меня ранним утром к автобусам, в которых нас разместили и увезли в пока неизвестном направлении. Но - ясное дело, что в какую-то армейскую часть великой Родины. Предчувствие меня все-таки не обмануло, больше своей матери я не увидел, ее похоронили через неделю после моего отъезда. В тот день, когда она умерла, мы, видимо, проезжали Азербайджан, связи с внешним миром у солдат в те времена не было. Я тосковал по родным, но народу в поезде было так много, что сильно скучать не давали. Дорога была, как дорога, но ехали очень медленно, к нам призывники добавлялись в каждом городе. И никто не знал, куда же все-таки нас довезут, где будем проходить службу, какие это будут войска. В итоге я попал в Тбилиси, в войска ПВО. Полк находился недалеко от рынка, нас даже отпускали, чтобы мы полакомились хурмой и другими прошлогодними южными фруктами. Под гортанные команды младших командиров отрабатывали строевой шаг, а вскоре нас привели к присяге и готовились мы разъехаться по разным дивизионам. Именно из Тбилиси, сразу как мы сюда приехали, написал я первое солдатское письмо домой.
В полку нам нравилось, было довольно необычно, весело. По команде вставали, по времени одевались, раздевались, по команде ели, ложились спать. В общем, обычная солдатская жизнь. Только на несколько дней попал я на сборы футболистов. Из моих документов кто-то в руководстве полка узнал, что я в цехе на воротах стоял - сразу повезли на тренировки армейской команды куда-то в горы. В основном все футболисты были грузины или армяне. Сейчас я думаю, что это "приблатненные" остались служить в родных местах, по-настоящему их должны были отправить в Россию или на Украину.
Бегали грузины быстро, били по мячу сильно, очень старались показать себя. Вообще кавказцы физически очень крепкий народ. Против них играть на воротах - тяжело, я просто не потянул. И когда нашелся один рослый студент - заочник из Москвы, тоже бывший вратарь, я с удовольствием уехал в полк, продолжал заниматься строевым шагом.
Закончилась подготовка на плацу, и нас развезли по дивизионам. За нами троими (со мной оказались двое восемнадцатилетних хлопцев с Украины - Яицкий и Лысенко) приехала бортовая машина с младшим сержантом угрюмого вида, чеченом по национальности. Фамилия его было Агатиев. Он оформил документы, посадил нас на борт и повез в поселок Вазиани, где-то семнадцать километров от окраин грузинской столицы.
Вокруг стояла сплошная теплынь, оглушающие запахи южной зелени, великолепные зеленые газоны, как ковер. Климат в Грузии - очень впечатляющий, фруктов было навалом в любое время года, и не только на рынке. Наш дивизион оказался строящимся, из техники там была только грузовая автомашина ГАЗ-53, на ней мы и добирались через весь Тбилиси, мимо Тбилисского моря с великолепными пляжами, по пыльной автодороге вдоль молодых абрикосовых деревьев, через железнодорожный полустанок Вазиани с большими складами, мимо офицерского поселка городского типа, где жили в основном летчики со знаменитого Вазианского летного комплекса. Здесь были отстроены абсолютно ровные взлетные полосы, под зеленым травяным покровом - незаметные сверху - в ряд высились самолетные ангары. Их было много, очень много. Через несколько месяцев мы привыкли к шуму авиационных двигателей, а первые дни, недели не могли спать, так как самолеты взлетали практически непрерывно. До ближайшего летного полка от нас было около двухсот метров, туда через защитный ров мы и ходили с солдатскими термосами за чаем, кашей, борщом, хлебом, сливочным маслом, за тем, что составляло солдатское довольствие.
Вазианский строящийся противоракетный дивизион больше 25 человек при мне не насчитывал, иногда оставалось 6-8 человек. Вначале мы строили себе дом из деревянных фабричных заготовок. Торопились до зимы, так как спали сначала в огромной палатке, где были в два ряда установлены койки. Когда количество солдат увеличивалось, надстраивали второй этаж коек. По натянутому тенту палатки в конце мая, в июне ползали огромные пауки - фаланги с бархатистым красно-черным туловищем. Говорили, что они ядовиты, и мы боялись их укусов. Я старался заснуть, закрывшись одеялом с головой. И всю ночь прислушивался, не упал ли на меня сверху паук. Иногда казалось, что он уже рядом под одеялом и готовится вцепиться в меня. Бывало, вскакивает кто-то со слабыми нервами, свет включает и ищет у себя в койке! Потом одного из нас фаланга действительно укусила за палец в самый ядовитый для нее период. Так как парень остался жив и даже ничего плохого кроме страха не натерпелся, мы перестали обращать на этих пауков внимание, наработавшись за день, спали как убитые.
Рядом с палаткой протекал искусственный арык шириной около пяти метров и глубиной не менее двух. По нему вода текла на поливку совхозных овощных культур и в сады. В арыке водились красивые верховодки с хорошую ладонь, и летом мы любили ловить их на червячка, затем солили и сушили. В жаркие дни в арыке купались. Иногда здесь появлялись небольшие черепашки, самые настоящие, примерно с обеденную тарелку, они плавали по воде, мы ловили их, кто-то возил домой. Я не брал черепах домой, мне их было жалко.
Нужно сказать прямо, наша жизнь в Вазиани не была похожа на армейскую. Я бы скорее назвал это трудовым лагерем, где перевоспитывают людей с ленцой. Мы много научились здесь делать, например, работать с топором, выполнять несложные плотницкие работы, вести кладку фундамента, штукатурить и т.д. У нас достаточно было отдыха на природе. Здесь была очень высокая густая трава, мы в палатке не успевали ее убирать, и в ней водились разные южные паразиты, о которых и говорить неприятно.
Нас возили в Рустави зарабатывать цемент для строительства дома, мы разгрузили несколько вагонов цемента на железнодорожной станции Вазиани. Надевали респираторы, очки, брали лопаты и ссыпали цемент из дверей вагона вниз за рельсы. И уже со станции возили цемент на территорию дивизиона. Очень была тяжелая работа, а работать так приходилось целый день, и после нее кровавые круги от очков оставались у глаз.
Однажды для своего строящегося дома ночью поехали и сняли шифер с какого-то заброшенного строения, встретившегося по дороге. Командовал у нас тогда капитан Остапишин, он сменил ушедшего на повышение подполковника Латыпова.
Кроме купания, рыбалки, телевизора были и еще развлечения. Так, запомнились наши вояжи за помидорами и за виноградом в совхозные поля и сады. Обычно это происходило в выходной - воскресенье. Двое брали рюкзаки и шли за километр на охраняемые объездчиками поля. Конечно, подходили осторожно, старались не попадаться на глаза, а, увидев грузина на лошади, бегом сматывались. Поля и сады были огромные, а много мы взять не могли, поэтому сторожа больше пугали нас, никогда за нами по-настоящему никто не гонялся, думаю, что они нам сочувствовали. На пять-восемь человек приносили обычно два неполных рюкзака винограда и в такие дни не ходили за ужином, было не до него.
С полтора километра от нас росла маленькая роща с абрикосами, правда, дикими, но их мы тоже с удовольствием ели. Там же ребята брали шелковицу, но я ее не любил и не ел, не знаю, что в ней находят хорошего, мне она была не по вкусу.
Мы построили к холодам дом, нас стало больше на пять человек за счет демобилизующихся в ноябре. Такой порядок частенько в армии практиковали в те годы: перед расставанием со службой солдат направляли для помощи в подразделения, где велись строительные работы. Однажды поехали ребята за песком, машину занесло на повороте, и она перевернулась. Лейтенант в кабине сломал руку, один солдат в кузове отделался ушибами, а другой погиб. Водителя Елкина отдали под суд, и вместо увольнения он попал за решетку. У нас был настоящий траур, приезжали родители погибшего. Все это даже вспоминать тяжело, мы очень переживали, хотя и знали друг друга всего несколько дней.
Очень живописно выглядел наш дивизион в холодное зимнее время в конце декабря 1972 года. Наверное, это была одна из единственных такая снежная зима в тех теплых местах. Снег поднимался выше пояса, мы ежедневно делали дорожки по нужным направлениям: к умывальнику, в туалет, в сторону Вазианского летного полка для возможности принести пищу. Через пару недель мы стали замечать, что самая высокая гора, видимая с нашей точки, стала потихоньку меняться, усыпанная снегом вершина снизу начала темнеть, а вскоре снег остался только на самой верхушке. Так же и у нас на территории дивизиона снег потихоньку таял и появлялась земля, из которой на солнцепеке стали тянуться зеленые листики травы.
Чечен Агатиев, который нас из Тбилиси привез, при капитане Остапишине стал мало управляем, дерзил командиру, однажды напился, попал на гауптвахту. Его каптерку капитан передал мне, вскоре мне присвоили смешное звание ефрейтора, а затем дали младшего сержанта. К концу года службы я стал сержантом. Только уже дома, в Ефремове, пришли документы на присвоение мне первого офицерского звания - младший лейтенант. А пока мы вкалывали на равных, копали ямы под фундамент дома для офицеров, ездили стрелять из автомата в боевой дивизион. Этот дивизион находился довольно высоко в горах, была весна и далеко внизу видны были стада коз с пастухами. Как на старинных кавказских картинах и в стихах великого Пушкина:
"Кавказ предо мною. Один в вышине
Стою над снегами у края стремнины,
Орел, с отдаленной поднявшись вершины,
Парит неподвижно со мной наравне"
Дважды за год я был в отпуске. Солдату дают отпуск на несколько суток за примерную или отличную службу, а также, в виде исключения, при чрезвычайных обстоятельствах для поездки на родину. Только нас привезли в Вазиани, как до меня дошло письмо о смерти матери. Ее уже похоронили 15 мая, а письмо я получил только в начале июня. Командир полка без разговоров отпустил меня в отпуск. А второй раз отпуском меня отблагодарили за примерную службу. Поэтому в армии служил я меньше одиннадцати месяцев. В последнее время мне платили 20 рублей 80 копеек в месяц, я на эти деньги купил болгарский портфель в Тбилиси и покинул Грузию навсегда.