Гринштейн Борис Владимирович : другие произведения.

Zemlya za okeanom (14)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  Глава 47 (июль 1854г. - март 1869г.)
  
  Казаки*(1)
  
  Восточная война на Восточном океане закончилась в ничью, но за явным, невооружённым глазом видным, преимуществом Российской Империи. При этом историки отмечают удивительную лояльность американцев к русским, напрягавшим все силы и потому не способным, случись что в тылу, выделить даже незначительный воинский контингент.
  "Безпорядки по Северному отделу причиненные тамошними дикарями, были следствием нераспорядительности Управляющего; назначением на это место опытного и усердного к службе Андреянова, разторжки и отношения с дикарями были восстановлены совершенно. В Ситкинских же безпорядках вина всецело ложится на американцев (в данном случае правитель Митьков подразумевает под "американцами" граждан СШ - А.Б.), которые не знают индейских обычаев и нерасторопности Правителя Михайловского острога Розенберга..."
  Действительно, единственный инцидент, который безоговорочно можно считать враждебным по отношению к русским, произошёл 12 июля 1854г., когда пропали посланные из Новороссийска на охоту креол "из калифорнских индейцев" Малигнак и алеут Ананга. Судя по оставшимся на месте их ночёвки следам (тела их так и не были обнаружены), они были убиты индейцами. Это случилось в 20-ти верстах от Новороссийска, на берегу Енотового ручья. По этому ручью проходила граница территории мовачахт-мучалахт, к которым ныне принадлежал Сатсатсоксис, сын Макуинна, бывшего вождя Юкуота.
  Не желая конфликтовать с многочисленным и влиятельным племенем, которое декларировало себя нейтральным, Путятин приказал считать, что Малигнак и Ананга бежали в Калифорнию.
  Другое убийство, случившееся годом позже, тщательное расследование отнесло к разряду экономических. В ноябре 1855г. несколько малемутов захватили Андреевскую одиночку в низовьях Квихпака. В это время там находились управляющий, харьковский мещанин Александр Щербаков и двое работных. В результате нападения байдарщик Щербаков и один работный были убиты, а одиночка разграблена. Оставшемуся в живых Лаврентию Керянину удалось бежать и добраться до Михайловского редута. Немедленно снаряжённая карательная экспедиция смогла нагнать 6 малемутов участвовавших в нападении на одиночку. Сдаваться они отказались и засели, отстреливаясь, в старой бараборе. После непродолжительного боя 5 из них были убиты и только одному удалось бежать.
  После этого трагического эпизода мирные отношения с американцами на Севере уже не нарушались и капитан 1-го ранга Иван Васильевич Фуругельм, сменивший в 1857г. Митькова на посту Главного правителя, смог с удовлетворением отметить: "За сим по полученным сведениям от ноября 1858 никаких безпорядков не было и даже прекратились обыкновенные рассеиваемые слухи о их неприязненности; посылаемые из (Михайловского - А.Б.) Редута и одиночек разные партии для снабжения одиночек и торговли, возвратились благополучно и спокойно."
  Самое же значительное столкновение с индейцами произошло в Михайловской крепости из-за неумения бостонцев ладить с американцами. Уже в самом начале своей деятельности на Ситхе представитель АРТК Айра Смит запретил вождям тлинкитов свободный доступ в крепость, к тому времени уже освященный обычаем. Естественно, это вызвало недовольство ситкинцев и даже привело к своеобразной забастовке: индейцы отказались от работ по добыче и транспортировке льда в порт, а также от поставки дров и продовольствия. "Подобная враждебность привела к тому, что ныне, для несения караульной службы назначать приходится лучших людей, тогда как ранее несли ее слабые, немощные или старые, к иным работам не годные."
  Зимой ситкинцы устроили несколько ссор и драк с русскими и бостонцами на рынке и в лесу близ поселения. Спровоцировало эти столкновения обида тлинкитов на Смита, который жестоко отругал и грозился выпороть одного ситкинца.*(2) В ответ Розенберг объявил, что в случае продолжения беспорядков он распорядится вообще закрыть "колошенский рынок" и прервёт с ними всякую торговлю. Утром следующего дня разозлённые ситкинцы предприняли попытку захватить Михайловскую крепость.
  "Часть их, вооружившись ружьями, засела в кустах у крепостной стены; другая же, приставив заранее заготовленные лестницы к башне с пушками называемой Колошенской батареей и едва не овладела ею. К счастию часовые были начеку и вовремя подняли тревогу. Подоспевший вооруженный отряд сбросил вниз трех уже поднявшихся на батарею колош, а остальных остановил... Я сам бросился также на батарею и с большим трудом переговорился, успел возвратить колош по домам и они перестали вызывать нас на бой."
  После этой неудачной попытки штурма тлинкиты несколько успокоились, но к весне отношение с ними вновь обострились из-за нежелания Смита повысить плату за вырубку льда. Индейцы опять забастовали, а 10 марта обстреляли часового и тяжело ранили его в голову.
  На другой день Розенберг призвал к себе ситкинских вождей и потребовал, чтобы их сородичи, виновные в нападении на часового, немедленно покинули тлинкитское селение у Михайловской крепости и никогда более не возвращались туда. В ответ ситкинцы вооружившись стали угрожать.
  "Гарнизон поднят был по тревоге и для устрашения дикарей произведены были два холостых пушечных выстрела... Тогда Колоши в ярости бросились к стенам острога и начали рубить палисад. Один из дикарей выстрелив в упор в приказчика Федора Кузнецова, находившегося на Колошенской батарее, смертельно его ранил. Это злодеяние послужило поводом для открытия нами ответного огня. Дикари отхлынули от палисада и укрывшись за пнями и валунами начали обстрел. Они заняли также Колошенскую церковь стоящую у стен и та послужила им удобным укреплением для обстрела нас из окон. В то же время часть Колошей пыталась проникнуть в порт, а иные устремились вдоль стены, намереваясь обойти ее со стороны леса у озера и оттуда ворваться в город. Навстречу последним я выслал отряд при трех полевых орудиях под командованием прапорщика Баранова. Артиллерийским и ружейным огнем дикари были отброшены, потеряв многих убитыми и ранеными... Распорядительность и присутствие духа гарнизона по двухчасовой перестрелке остановили дальнейшие намерения Колош, которые, будучи вытеснены из всех мест и поражаемые в Церкви, просили о прекращении огня, что и было исполнено. Колоши, по своему обыкновению и желая поддержать мнение о себе, скрывают число своей потери, но оные по достоверным сведениям простираются убитыми до 50, а по верным признакам до 80 человек. Наших же потерь 2 убитых и 19 раненых, среди них прапорщик Алексей Баранов и 2 подданых Американских Соединенных Штатов... По заключению с Колош обычного, после подобных случаев, соглашения, они выдали в знак своего повиновения 8 знатных аманатов."*(3)
  Ряд авторов считает, что слухи о Восточной войне, возможно, спровоцировали тлинкитов на открытое столкновение с русскими. Однако даже директора РАК, которые никогда не упускали случая приписать все свои неудачи проискам англичан, вынуждены были отметить в донесении императору. "Рассматривая причины вышеизложенного со стороны дикарей покушения, Главное Правление убеждается, что оные не имеют никакой связи с настоящими политическими обстоятельствами (т.е. Восточной войны - А.Б.) и тут нельзя подозревать никакого иностранного внушения..."
  Скорее всего донесение было подано в таком виде благодаря давлению клана Ван-Майеров-Шелиховых. Так что за инцидент пришлось отвечать только правителю Ситкинского отдела капитану 2-го ранга Николаю Яковлевичу Розенбергу. Клан Врангелей прочил его в преемники Митькову с того момента, как Завойко был произведен в контр-адмиралы и вернулся в действительную службу. И это не смотря на то, что и в хозяйственных делах Розенберг был явно не на высоте, о чем свидетельствовала ревизия 1851г. указавшая в отчёте, что некомпетентность правителя Ситкинского отдела порождала "неописуемую анархию". Тем не менее указ о присвоении Розенбергу следующего чина уже был подписан императором 18 октября 1854г. Но теперь протеже Врангелей вынужден был срочно покинуть колонии "по слабости здоровия".*(4)
  
  Если на севере Рус-Ам ещё происходили незначительные русско-американские столкновения, то на юге ничего подобного не случалось. Основной причиной этого было следование выработанной ещё Барановым, в конце его правления, стратегии "не мешая ни коим образом диким вести их собственную торговлю, вовлекать их в торговлю компанейскую... имея с того возможность к значительному сокращению числа служащих".
  Почти пятьдесят лет правители Компании старались не затрагивать интересы сложившихся племенных монополий на отдельных реках и волоках. Гитскане, ниска, сиславы и более дюжины иных племён оптом, а часто и в кредит, получали компанейские товары и распродавали их в глубине материка, успешно конкурируя там с агентами Северо-Западной компании и избавляя РАК от значительных накладных расходов и риска.
  Исключением стали лишь малемуты и чинуки. И те и другие почти монопольно контролировали торговлю в низовьях огромной реки. И те и другие были биты в открытых столкновениях. Но если малемуты, имея регулярные поставки товаров от бостонских китобоев, продолжали конкурировать с Компанией и не оставляли попыток вернуть себе утраченные доходы на Квихпаке, то чинуки полностью вошли в структуру РАК, ничего при этом не потеряв. Теперь они ходили по Орегону не на долблёных батах, а на вместительных шхунах, защищённые от нападения общепризнанным авторитетом Компании. Авторитет же этот зиждился не столько на силе оружия, сколько на системе торговой монополии и военных союзов.
  Было бы ошибкой идеализировать отношения Компании с независимыми племенами. Случались кражи, пьяные драки и даже попытки убийства; юные воины, выказывая своё молодечество, угоняли лошадей. Но почти 50 лет не было ни одной попытки прямого нападения на компанейские торговые партии и фактории. Причиной же такого миролюбия было не только нежелание навлечь на себя месть опасного противника, но и опасение оказаться исключёнными из торговой сети.
  До начала золотой лихорадки Компания практически полностью монополизировала торговлю в бассейне Орегона и, при желании, могла изолировать любое племя от прямых поставок табака и европейских товаров просто не посылая к нему свои партии и не допуская на свои ярмарки. Конечно и табак, и ткани, и оружие можно было бы покупать через посредников, переплачивая в двое, но желающих пойти на такой эксперимент не нашлось.
  К 1849г. уже сложилась традиция экстерриториальности компанейских партий и возможность приобретать все необходимые товары в караванах переселенцев её не изменила. Даже "бешеные" юта, имевшие под боком, в Солт-Лейк, мормонские лавки, старались поддерживать с русскими хорошие отношения. После усыхания потока переселенцев главным источником их доходов стало посредничество при перепродаже в Рус-Ам беглых рабов, хотя с началом войны цены на них значительно упали.*(5)
  Неудивительно поэтому, что правительство, желая оборонить уже государственные земли и привычно экономя на армии, приняло решение о создании нового казачьего войска.
  Днем рождения Американского казачьего войска принято считать 18 декабря 1853г. Именно это дата стоит на предписании Љ 1627 военного министра князя Долгорукова*(6) Американскому генерал-губернатору о наборе из число американцев конных и пеших казаков.
  "По Высочайшему Его Императорскаго Величества указу, последовавшему на всеподданнейшее мое представление, все состоящее в Американском генерал-губернаторстве под разными названиями туземные иррегулярные войска повелено соединить в один Американского казацкаго войска корпус и о состоянии всему оному в точной команде генерал-губернатора вице-адмирала и кавалера Евфимия Васильевича Путятина, которому сверх того и основыќваясь на сем Высочайшем указе, предписано в случае требуемых по обстоятельствам переселить до пяти сотен Сибирского войска, расположа их в укрепленных ретраншаментами поселениях по границе, и заселять оные также отставными от военной службы людьми в таком намерении чтоб в случай всяких непредвидимых нужд удобно было подкреплять упомянутый казацкий корпус..."
  Однако, как мы уже рассказывали, первым идею "создать новое казачье войско, внеся в реестр индейцев из тех народов, с которыми уже заключены договоры о помощи в случае войны, как-то: чероками, палусами, несперсе, селишами и пр..." ещё в 1844г. высказал Адольф Карлович Этолин. Предложение его по различным причинам был положен под сукно, но идея не заглохла. Уже год спустя Иван Тимофеевич Толстой, несомненно под влиянием рассказов своего дальнего родственника графа Федора Ивановича Толстого, представил "Соображение об устройстве границы Американских колоний и состоящей на оной российской стражи". Эти "Соображения..." в выгодную сторону отличались от предложения Этолина своей обстоятельностью и охватом широкого круга проблем устройства казачества. Фактически это был развернутый проект организационной структуры Американского казачьего пограничного войска и управления им.
  Толстой находил возможным образовать из русских, креолов и индейцев единое казачье войско. В состав его должны были войти 3 русских и 5 индейских пятисотенных полков, две полубатареи казачьей артиллерии и команды мастеровых. Полки сводились в одну бригаду во главе о бригадным командиром из армейских штаб-офицеров. По месту жительства казаки составляли сотни, а они, в свою очередь, - три полковых округа. Управление в войске делилось бы по территориальному принципу на три "степени": сотенное (поселений), полковое (дистанционное) и войсковое. Сотенные и полковые правления представляли командиры сотен и полков. Они находились под командой войскового правления во главе с наказным атаманом (из армейских полковников). Войсковое правление делилось на две экспедиции - воинскую и гражданскую - и имело при себе канцелярию. В его руках находилась вся полнота власти на территории войска, а само оно подчинялось через генерал-губернатора военному министерству. Толстой считал необходимым "поименовать чины их в соответствующие чины иррегулярных войск, уравняв их в правах с армейскими чинами", причём чин хорунжего давал право на личное, а войскового старшины - на потомственное дворянство. Вооружение, обмундирование и лошади поставлялись войском. Однако при этом действительные офицерские чины могли получить лишь дворяне, поступившие на службу в войско.
  Проектом устанавливался 30-летний срок казачьей службы (начиная с 19 лет): первые 20 лет - строевая служба, последние 10 лет - в резервных командах. Казаки должны были охранять пограничные линии и русские поселения в степи, выполнять функции таможенной стражи, нести караул на золотых приисках, кроме того, на них возлагались различные полицейские обязанности.
  Толстым было подробно рассмотрено управление на базе низшего территориального звена - сотни. Для решения дел устанавливались три инстанции: сотенный начальник, сход, суд выборных почетных стариков. Суд должен был состоять из 6-8 отставных казаков в возрасте не моложе 35 лет и прослуживших не менее 12 лет и собираться по предложению сотенного начальника для разбора исков и ссор, по которым не было принято решение на сотенных сходах. В целом же, проект явно ориентировался на создание единого социально-политического и правового пространство на территории американских колоний. Позже мы увидим, как это стремление деформировалось, наткнувшись на местные традиции, не смотря на попытки верховной власти, первоначально допускавшей существование различных общественных и правовых систем, перейти к их упорядочиванию и полному подчинению.
  Проект поступил в департамент военных поселений, а оттуда к военному министру. Рассмотрение проекта тянулось в различных правительственных инстанциях около двух лет, пока император не вынес резолюцию: "Кончить прежде проект положения о сибирских городовых казаках и потом приступить к составлению положения об Американском войске". В результате этого решения проект Толстого также лёг под сукно, хотя и не надолго. Надвигающаяся война и переход колоний в непосредственное подчинение внесли свои коррективы.
  "Положения об Американском казачьем войске" были утверждены 14 ноября 1853г., а 9 декабря был подписан высочайший указ об его образовании.
  В основу "Положения..." легли почти все статьи "Соображение об устройстве границы Американских колоний..." Прочие мелкие детали, вплоть до качества ткани казацких шаровар, были прописаны с присущей Николаю Павловичу педантичностью.*(7) Впрочем, очень скоро, в казачью униформу были внесены изменения. Учитывая эффективность использования нового оружия, впервые в Росси "Офицерам драгунских и казачьих Американских полков разрешается иметь и револьверы. Офицерам, которые приобретут револьверы, предоставляется право переделывать внутренность патронташа на точном основании приказа военного министра 15 июля 1856 г."
  Население войска делилось на 6 округов: два полковых (по левому берегу Орегона от Порогов до среднего течения Самана и по правому - до верхнего течения Кутене) и четыре батальонных: Ситкинский, Московский, Виламетский и Роговский. Полковые округа формировали два пятисотенных конных полка (1-й и 2-й Орегонские), составлявших Орегонскую конную бригаду; батальонные - 4 пеших пятиротных батальона. Кроме того из отставных драгун формировалась Кламатская конная сотня, позднее ставшая основой нового полка.
  "Положение..." предусматривало формирование войсковых единиц из равного числа жителей. Это привело к тому, что в 1-м Орегонском полку оказались в основном, в разных пропорциях: кликитат, кутене, палус, скитсвиш, спокан, сэлиши, чероки и якима; а во 2-м Орегонском - кайюс, нес-персе, пайют, палус, сэлиши, уматилла и шошоны.
  Пешие батальоны также сильно различались по этническому составу. Ядром Ситкинского батальона послужили две сотни Сибирского войска, к которым приписали почти всё мужское население Михайловской крепости, в основном креольское.
  Московский батальон в основном составляли индейцы: ковичане, лушудсид, масквим, нутка; среди них затерялась сотня сибирцев.
  Почти половину личного состава Виламетского батальона составили китайцы. Зажиточных крещёных китайцев в службу привлекала земля. Из специально выделенных войсковых территорий они могли получить по 30 десятин. Оставшиеся вакансии заполнили: калапуйя, молала, тенино, креолы и русские, которых Ново-Архангельске оказалось на удивление много.
  Самым разномастным оказался Роговский батальон. Кроме сибирской сотни, креолов и индейцев, в него записались, рассчитывая поправить своё положение, множество неудачливых золотоискателей. Среди них были: бостонцы, мексиканцы, перуанцы, чилийцы и выходцы почти изо всех европейских стран. Роговские россыпи оказались не столь богатыми и обширными и многие искатели удачи оказались на полном экваторе. Изголодавшихся и износившихся старателей можно было понять. Если не говорить о жалких грошах: 3 руб. 45 коп.сер.(чуть больше 2 ам.руб. или долл.) в год, они получали 10 пуд муки, 2 - крупы, новую одежду и сапоги и, главное, надёжный статус в чужой стране так далеко от родины. Часть их позже дезертировала, перебравшись на Московские прииски.
  Если командирам пеших батальонов и чиновникам генерал-губернатора, чтобы набрать нужное количество "усердных людей к чести вашей и всего войска" приходилось "крутиться", то конные полки были сформированы "на раз", причём между вождями даже вспыхивали споры за право внести в реестр своих воинов.
  Конечно деньги, хлеб, а особенно ружьё в хозяйстве нужны, тем более, что калифорнийская торговля притухла и спал поток переселенцев. Но даже совсем не бедные палусы и очень богатые чероки платили призывной комиссии немалые взятки, чтобы именно их воины обрели честь служить Великому вождю. Такой ажиотаж объясняется командным составом будущих полков. Туда, с повышением в чине, направили вышедших в отставку и оставшихся в колониях драгунских офицеров. А ещё со времён Войны якима за драгунами закрепилась слава непобедимых бойцов и теперь вожди готовы были приплатить за право отдать им в обучение свою молодёжь. И приплачивали. Ротмистр Колесников, командир 1-го Орегонского полка, получил от вождя чероки Джона Дрю 1000 рублей в замен дюжины его воинов дополнительно взятых в полк.
  Учились юные воины не жалея сил, именно этим объясняется то, что по выучке американские казаки стали напоминать регулярных драгун - и жизнь по сигналу трубы, ружьё со штыком, и атаками в сомкнутом строю (а не по казачьи - лавой). Впрочем в степи, где всегда можно оказаться в абсолютном меньшинстве, только атакуя сомкнуто и можно победить. Или же, спешившись, отстреливаться, прикрываясь уложенными на землю лошадьми. А такой бой может перерасти в рукопашный - и тогда необходим штык.
  Лучше всего преимущество такой выучки доказал 4-й десяток 2-й сотни 2-го Орегонского полка (все шошоны) во главе с младшим урядником Лемхайнывы. В мае 1858г. их застигли в голой степи 150 воинов кроу. Если честно, шошоны отправились к ним воровать лошадей. Прижавшись к склону оврага и обложенные с трёх сторон казаки отстреливались целый день, а затем бросились на прорыв и опрокинули врага. У шошонов после этого боя было шестеро раненых (один из них вскоре умер), а кроу потеряли только убитыми 8 человек.
  Слухи увеличили количество кроу до 1000 и канцелярия генерал-губернатора оказалась завалена рапортами с мест. Не было ни одного мало-мальски заметного поселения южнее Москвы, откуда не сообщалось бы, что "имея опаску по причине непрерывных слухов и достоверных сообщений об орде диких числом более 2 тысячь готовящих на нас нападение... Нижайше просим Ваше Превосходительство ради безопасности и спокойствия обывателей назначить к формированию в вышеуказанной губернии полк иррегулярных войск."
  Произошло редкое совпадение интересов. И генерал-губернатор, которому должны были подчиняться новые полки; и чиновники на местах, которые кроме повышения их статуса, если в губернии появится воинская сила, получали за это от окрестных вождей немалые подношения; и сами вожди и их люди; и Компания - основной поставщик и перевозчик были заинтересованы в максимальном увеличении количества казаков. А учитывая, что как раз в 1857г. вместо упраздненного Департамента военных поселений было учреждено Управление иррегулярных войск и все казачьи войска (кроме Донского) вошли в состав территорий военных округов, неудивительно, что к 1861г., в общей неразберихе передачи дел, появилось ещё 4 казачьих полка: Змеевский, Кламатский, Кутеневский и Овухийский. Только тогда в Санкт-Петербурге, до тех пор исправно отпускавшем деньги на создание новых полков, спохватились и, просчитав суммы затраченные на Американское войско, издали новое "Положение" согласно которому ликвидировались все казенные и войсковые поставки обмундирования, вооружения и теперь казаки должны были собираться на службу "своим коштом", приобретая коня, холодное оружие и обмундирование. Кроме того на их счёт было отнесено содержание конной артиллерии: приобретение и содержание лошадей с упряжью, ремонт орудий, ящиков и пр. Каждому полку ежегодно требовалось для этих целей до 1200 руб.
  Эти горькие пилюли подсластили, реверансом в сторону племенных вождей, 1861 августа 10 "Повелев: 1. Всем вообще американским инородцам пожаловано, в виде почетных отличий военными чинами и нигде в войсках не числящимся, предоставить право на национальном костюме их носить в установленном порядке, кроме золотых плечевых погон, и эполеты также золотые, чешуйчатые, без номера, со звездочками для различия чинов, на красной подкладке, а также кавалерийскую саблю на золотой поясной портупее, с красным подбоем.
   2. Полную же форму офицерскую, как в войсках, предоставить только тем из названных инородцев, которые из кадетских корпусов будут выпущены в офицеры и прикомандированы к войскам, а также и тем которые по особенным заслугам и отличиям, во время прикомандирования их к нашим войскам, удостоятся этой чести, по представлению высшего местного начальства, с особого разрешения."
  А для простых казаков отменили войсковые службы и повинности (почтовую, подводную, дорожную, паромную, содержание и ремонт общественных зданий), которые и так не исполнялись за ненадобностью. Ни дорог, ни общественных зданий на войсковой, то есть племенной территории не было, почта как-то доходила с оказиями, а паромные переправы со времён наплыва переселенцев считались имуществом слишком ценным, чтобы доверять его кому бы то ни было. Также не хотели делиться своими доходами драгуны, осуществлявшие полицейские функции на приисках.
  Вскоре оказалось, что реестровые казаки "неохотно несут службу, как непосильное бремя, и часть казаков или не вовремя является в полки, игнорируя службу, или просто убегает от нее". К примеру, в 1863г. на сбор, назначенный командиром Орегонского корпуса Петром Зиновьевичем Паломиным, не явилось больше половины казаков.
  Всёже столь резкое изменение отношения к службе объясняется не материальными претензиями и обидой, а демографической ситуацией. Молодые воины прошли уже драгунскую воинскую выучку и не желали выполнять не нужные, по их мнению, экзерцици; мужчины "в возрасте" считали ниже своего достоинства вновь "садиться за парту"; а подраставших "новиков", которых реестровые "обучения ради записывали при полках по своему обыкновению под своими именами и прозваниями", просто не хватало. В полках находились только "малолетние... к войсковому делу не привычные", да и тех было мало.
  Уклонение от службы приняло массовый характер. Реестровые, не имевшие возможности выставить вместо себя юного родственника, находили иной, более или менее законный способ увильнуть. Наибольшее распространение получила практика предоставления "неимущим" казакам снаряжения, оружия, а чаще всего лошадей.
  "Некоторые из казаков не имеют видных и добротных лошадей и состояние недостаточное, чтобы их как должно исправить. Предлагаю взять у казаков хороших лошадей в обмен и с доплатой"
  Говоря о "некоторых" казаках, командир 3-й сотни 1-го Орегонского полка Иван Сучинов, мягко говоря лукавил. Составленный им для Войсковой канцелярии "Именной список казаков, кои неимущим, поступившим в сотню отдали своих лошадей" составил 54 человека! А обращался сотник в канцелярию по той причине, что по старому обычаю, казак, снабдивший неимущего необходимым для похода, получал освобождение от службы. Такие разовые билеты, дающие отсрочку от службы, выдавались, как правило, не более чем на два года. Вот и на этот раз сотник писал: "Оные казаки за таковое вспомоществование желают быть уволенными на известное время, которое определит начальство, от службы".
  В расположении Войска "...воцарился ажиотаж купли-продажи военных услуг. За право "отдать" свою лошадь "неимущему" платили от пяти до восьми рублей."
  На вполне естественный, в данной ситуации, вопрос - Почему офицеры попустительствовали этим нарушениям?; есть лаконичный ответ - Им было выгодно!
  Офицеры, прослужившие в Америке 20-30 лет и сделавшие себе неплохое состояние на золотой лихорадке, не особо нуждались в жаловании, которое простиралось от 13 до 45 руб. сер. в год(!), "тогда как одно обмундирование стоит ему более 200 рублей". Зато почти все они имели среди индейцев родственников: некоторые, женатые на американках - прямых; а женатые на креолках - через тёщу. Будучи таким образом принятыми в племя, офицеры имели доступ к племенным земельным угодьям и завели себе обширные имения, хотя договор от 25 июля 1854г. и признавал племенные земли неприкосновенными, а в Положении о поземельном устройстве в казачьих войсках от 1869г. прямо говорилось: "Земли, отведенные сотням, состоят в общинном владении общества каждой сотни. Никакая часть земли и никакое угодье, в черте сотенного юрта заключающиеся, не могут выходить из владения общества в чью-либо личную собственность". То есть казаки владеют землей "отнюдь не на праве собственности, а лишь на праве постоянного пользования. Вследствие чего ни купчие крепости.., ни другие способы укрепления недвижимой собственности в пределах сотенных юртов не могут давать права на владение находящейся там землею на праве собственности".*(8)
  Потому и не желали офицеры ссориться с родственниками. А таким образом власть на уровне сотен, полков и корпусов, которая, теоретически, должна была принадлежать Войсковому правлению, фактически оставалась в руках племенных вождей. Сотники, полковые и корпусные командиры старались не принимать решений, идущих в разрез с интересами племён. Сход представлял собою общее собрание воинов племени. А "суд выборных стариков" отличался от обычного Совета старейшин только тем, что на него, на общих основаниях, приглашались офицеры, по рангу соответствующие уровню Совета.
  Приобретать оружие и амуницию казаки также не собирались. Они и раньше не особо утруждали себя соблюдением уставной формы одежды. Нет, компанейские барки исправно привозили в колонии всё, что доставлялось с армейских магазинов. Причём совсем не гниль, а, пусть и не лучшего качества, но добротное сукно, кожи, оружие. И это в то время, когда даже в регулярных частях, по утверждениям современников "после первого залпа 1\8 часть пуль оставалась в дулах ружей, потому что многие курки не спускались, другие - не взводились, на полках не было стали...", а о грабительстве интендантов ходили анекдоты.
  Не было проблем и с изготовлением. В любом почти поселении сидел еврей портной и сапожник. Просто индейцы не видели необходимости в единообразной форме и, по большей части, ходили в привычной одежде, одевая мундир и шаровары только на смотр, да и то без сапог. Эту жёсткую обувку американцы так и не признали. Только чероки, любители пофорсить и показать свою "цивилизованность", частенько фланировали в воскресенье одетыми "по форме" и даже с саблями.
  В Компании, ещё со времён Якоба ван Майера, сложилось правило, согласно которому в колонии следовало посылать только добротные товары, что, в конечном итоге, приносит больше прибыли. Надзирала за этим целая комиссия во главе с одним из директоров, обязательно проведшем несколько лет в колониях. Так, что не смотря на отчаянное сопротивление интендантских чиновников и предложения доли с доходов, компанейские приказчики отказывались принимать "дачу" вместе с залежалым и не годным снаряжением. Единственным исключением стали сабли.
  Уставные кавалерийские сабли образца 1809 и 1817гг., которые всучили в Америку вместо лёгких шашек, были довольно тяжелыми, имели массивный эфес и громоздкие железные ножны. И если в регулярной кавалерии, действовавшей по европейской тактической схеме, эти сабли могли более или менее успешно применяться, то для казаков они оказались малоэффективным и даже обременительным оружием.
  Их вообще старались не брали с собой на учения, а в тех случаях, когда офицеры настаивали на выходе с "форменными" саблями, казаки, при первой же возможности, оставляли их где ни будь на хранение. Материалы проверок свидетельствуют, что сабли казаками вообще даже и не затачивались. Во всех действиях индеец рассчитывал прежде всего на ружье, а при неизбежности рукопашной схватки - на пику.
  Вопрос о замене "тяжелых кавалерийских сабель легкими шашками, одинаково удобными как на коне, так и пешком... остерегаясь вызвать заключение, что я ищу предлагать перемены, должен, однако же, сказать, что сабли в железных ножнах и на длинных погонах не выгодны для казаков здешнего края, ибо с ними нельзя не заложить секрета, не выслать потайного разъезда, без того чтобы не быть открытым бесполезным стуком оружия...", поднял сам генерал-губернатор Степан Васильевич Воеводин, однако и до него ряд командиров полков уже поняли бесполезность сабель. Они своими приказами запрещали казакам, выходившим на секретные караулы и разъезды, иметь форменные сабли, "дабы враг по звуку оных не мог приметить их движение".
  20 декабря 1861г. инспекторский департамент Главного штаба сообщил генерал-губернатору о согласии императора не замену сабель. Однако деньги "от казны" на перевооружение не выделялись, что в конечном итоге и предопределило исход этого дела. 7 февраля 1862г. Воеводин пишет в войсковую канцелярию: "... извольте приказать, чтобы впредь не были заказываемы для войска сабли в железных ножнах наподобие драгунских". Почему-то только через два года (27 февраля 1864г.) из войска последовал вопрос: а какие же тогда иметь? 10 июня 1864г. генерал-губернатор прямо указал: "... Я полагаю Американского войска казакам гораздо лучше иметь шашки вместо употребляемых ныне сабель..." и предписал Американской войсковой канцелярии дать свое заключение. 25 октября 1864г. оно и было представлено. Канцелярия признавала, что шашки "способнее" для казаков, но находила саблю "более приличествующей мундиру" (трудно придумать более замечательное признание функциональной ненужности сабли).
  Наконец 30 октября 1864г. из Управления иррегулярных войск спустили указание : "... шашка в полном параде вместо сабли... показывает большое неприличие (речь идет о парадном мундире с полагающимися к нему форменными вещами - А.Б.), будучи несоответственна форме мундира чрез подтяжку у кушака, иметь же висячею, подобно сабле, по непрочности ножен может часто избиваться... Видится полезным иметь сабли казакам тоже в железных ножнах, но гораздо меньшей величины, подобные офицерским, с простою и прочной обделкой и с французским эфесом. Не воспретить также им сверх сабель иметь и шашки, если кто пожелает, для употребления, как оружие легкое и в действии весьма способное."
  Итак, для форменной одежды - сабли, для боя - шашки. Мягко говоря, странное решение.
  Неудачный образец сабли еще больше укрепил недоверие казаков к своему холодному оружию и лишь повысил приоритет огнестрельного. Сабли, а начиная с 80-х гг. XIX в. и шашки, навсегда остались в Америке на третьем плане после ружья и пики, а точнее вообще утратили значение реального боевого оружия.
  
  Даже охрана границ, то, ради чего и было создано новое войско, происходила очень странно. Восточная, проходившая по диким горам, кажется никого не интересовала кроме сэлишей, нес-персе и шошонов, которые держали большинство перевалов и переправ, взимая в свою пользу налоги с редких уже переселенцев. А на южной границе новоявленные казаки, с негласного одобрения всех кламатских губернаторов, усиленно поддерживали контрабанду в сопредельные Соединенные Штаты.
  С началом военных действий в 1854г. контрабандная торговля на южной границе резко сократилась из-за повышения цен в Рус-Ам. Кроме того и в самой Калифорнии начался подъём сельского хозяйства, что привело к снижению цен на продукты питания. И только спиртные напитки, благодаря высоким ввозным пошлинам, оставались в цене.
  Компанейскими винокурнями управляли почти исключительно одни евреи. Они же были представителями Компании и посредниками в продаже импортных вин и коньяков. Основными покупателями этого товара выступали еврейские торговцы в Калифорнии. Поэтому неудивительно, что, как только спиртное осталось единственным массовым контрабандным товаром, именно евреи стали монополистами в этом секторе торговли. А так как, опасаясь серьёзной реакции таможенного управления Соединенных Штатов, правитель Митьков, а затем и Фуругельм, строжайше запрещали конкуренцию в этой области, еврейские контрабандисты быстро организовались в консорциум под негласным, но всем известным названием "Международная компания по торговле костями и тряпками".*(9)
  Два года это объединение безраздельно контролировало торговлю но южной границе. . Но, начиная с 1857г., к списку контрабандных товаров, вывозимых в Соединенные Штаты, водки и виски местного производства, рому с Гавайев, испанским и французским винам, вновь прибавились продукты питания, которые с выгодой стали поставлять соседям поселенцы Кламатской крепости и её окрестностей. В основном отставные драгуны и их потомки. Причиной этого выгодного дела стала "Война Кинтпуаша".
  До 1856г. земли немногочисленных модоков, живших у самой границы Рус-Ам, не привлекали бостонских поселенцев. Тем не менее некий калифорниец Бен Райт, прикинув, что доставка продовольствия из Сан-Франциско на прииски слишком дорога, решил устроить большое ранчо и ферму в районе озера Модок. Он пригласил вождей модоков на переговоры, чтобы "обсудить разные важные вопросы". "Переговоры" были хорошо подготовлены. Как только невооруженные индейцы явились в назначенное место, Райт и его приятели набросились на них и почти всех перебили. Погиб тогда и вождь Моваттаккна, отец Кинтпуаша.
  Модоков было всего-то четыреста человек, но убийство требует отмщения и Кинтпуаш вступил на тропу войны. С тех пор он, с небольшим отрядом воинов, десятки раз устраивал налёты на бостонцев. В основном жертвами его мести становились беззащитные фермеры и земледелие в приграничной зоне практически исчезло.
   Против неуловимого и непобедимого Кинтпуаша, которого бостонцы прозвали Капитан Джек, были брошены карательные отряды и модоки, некоторое время укрывавшиеся среди холмов окаменевшей лавы возле озера Тул, вынуждены были искать убежище на сопредельной стороне у родственных кламатов. Несмотря на родственное происхождение и один язык племена враждовали между собой, но губернатор Сорокин... выделил беглому племени земли южнее озера Кламат, рядом с территорией племени яхоскин.
  Но и после переселения отчаянный Кинтпуаш не прекратил месть и раз за разом переходил границу в обратном направлении. Все губернаторы Кламата старательно закрывали на это глаза, а на упрёки соседей отвечали отписками. "Разбойные банды, собранные всяким сбродом из разных народов, доставляют и нам немало беспокойства... Охрана от них дорог и поселений занимает много людей, однако мы немедля выставим на границе дополнительные кордоны дабы сделать невозможным объединения банд Капитана Джека с теми разбойниками, что нарушают законы на территории Российской Империи."
  В конце концов, разуверившись в способности местных властей решить эту проблему, правительство Соединенных Штатов двинуло против Кинтпуаша, у которого, в лучшие времена, было не более сорока воинов, 6-й армейский полк поддержанный местной милицией и двумя гаубичными батареями. За пять месяцев непрерывной погони за неуловимым Капитаном Джеком карательная экспедиция потеряла 75 человек и среди них, командующий корпусом генерал Кенби. Командир полка полковник Мисчен был тяжело ранен. Кинтпуаш за это время потерял только пять своих воинов.
  Инцидент вышел за грани "местного" и посланник Соединенных Штатов в России Джеймс Лоренс Орр, вынужден был вручить министру иностранных дел Александру Михайловичу Горчакову ноту своего правительства. Во время поездки в МИД посланник, прибывший к месту службы месяц назад, не привыкший к русским морозам и обувшийся по такому случаю в лакированные туфли, сильно простыл и через три недели скоропостижно скончался от воспаления лёгких. Его смерть также можно отнести на счёт мстительного Кинтпуаша.
  Тем не менее в Америку полетела телеграмма с требованием "немедля принять безотлагательные меры к пресечению разбойничьих набегов диких на территорию дружественного государства". "Дикие" приняли к сведению указания МИДа и 3 октября 1873г. в крепости Кламат был подписан договор, по которому Кинтпуаш передавал все племенные земли правительству СШ всего за 138 000 долл. Тем и закончилась эта, длившаяся 17 лет, война, которую Бэнкрофт называл "во многих отношениях самая примечательная страница в истории подвергшихся истреблению американских туземцев".
  
  
  
  1* В главе использовались материалы из работы А.В.Гринёва "Русская Америка в 50-е годы."
  2* Этот эпизод упоминается в книге А.С.Есаулова "Руско-тлинкитские отношения" со ссылкой на индейские предания. Но т.к. первоисточник никогда не был опубликован большинство историков считает упомянутый случай выдумкой. А.Смит, квакер по вероисповеданию, отмечался всеми современниками как удивительно хладнокровный и выдержанный человек и убеждённый аболиционист.
  В главе явно просматривается желание автора свалить всю вину за инцидент на бостонцев.
  3* Автор, как и некоторые современные историки, старается преуменьшить масштабы этого конфликта. Однако, даже по параметрам принятым в современной политологии, гибель более 25 человек уже позволяет говорить о настоящем военном конфликте.
  4* Автор предвзято относится к Н.Я.Розенбергу. Он, несомненно, был порядочным человеком, а его административные просчеты и упущения могут быть объяснены в значительной мере серьезной болезнью; по этой причине и из-за семейных обстоятельств он еще в конце 1851г. просил Главное правление о своей отставке, но, по личной просьбе Ф.П.Врангеля, остался в колониях.
  Интересы Шелиховых в Главном правлении защищал генерал-майор В.Г.Политковский, потомок основателя Русской Америки ставший в 1850г., председателем ГП РАК; на страже интересов семьи стоял Григорий, сын Якоба Ван-Майер; интересы купеческого сословия отстаивал Н.И.Кусов. Вместе они могли сопротивляться давлению блоку офицеров под руководством барона Врангеля. Но1856г., после смерти Н.И.Кусова, в состав Главного правления вошел бывший главный правитель Русской Америки контр-адмирал М.Д.Тебеньков и власть в РАК почти полностью перешла в руки военной элиты не только в колониях, но и в метрополии. Даже после того, как в связи с болезнью оставил свой пост члена Главного правления действительный статский советник и адмирал Ф.П.Врангель 18 декабря 1858г., под давлением клана Врангелей, общее собрание акционеров РАК избрало на его место контр-адмирала В.С. Завойко.
  5* Автор политкоректно заключает слово "бешеные" в кавычки. Однако С.А.Марголин, известный психиатр и психоаналитик, в своей ставшей классической монографии "Психология степи" провел очень точное психоаналитическое и социально-психологическое исследование на индейцах прерий, в частности из племени юта, и показал, что эти люди тяжко страдают от избытка агрессивных побуждений, которые им некуда деть в условиях современной урегулированной жизни.
  По мнению Марголина, в течение полутора-двух столетий, во время которых индейцы прерий вели жизнь конных охотников, состоявшую из перманентных войн, налётов на соседей и непрерывного ожидания ответного нападения - чрезвычайно сильное селекционное давление должно было заметно усилить их агрессивность. Вполне возможно, что значительные изменения наследственной картины были достигнуты за такой короткий срок; при жестком отборе породы домашних животных она меняется так же быстро.
  Кроме того, в пользу предположения Марголина говорит то, что индейцы-юта, выросшие при другом воспитании, страдают так же, как их старшие соплеменники, а также и то, что патологические проявления, о которых идет речь, известны только у индейцев из прерий, племена которых были подвержены упомянутому процессу отбора.
  Юта страдают неврозами чаще, чем какие-либо другие группы граждан Рус-Ам; и Марголин обнаружил, что общей причиной этого заболевания оказывается постоянно подавленная агрессивность. Многие юта чувствуют себя больными и говорят, что они больны, но на вопрос, в чем же состоит их болезнь, не могут дать никакого ответа, кроме одного: "Но ведь я - юта!"
  Насилие и убийство по отношению к чужим среди племён прерий в порядке вещей; по отношению к соплеменникам, напротив, оно крайне редко, поскольку запрещено табу, безжалостную суровость которого так же легко понять из предыдущей истории юта: племя, находившееся в состоянии беспрерывной войны со всеми соседями, должно было любой ценой пресекать ссоры между своими членами. Убивший соплеменника был обязан, согласно традиции, покончить с собой. Эта заповедь оказалась в силе даже для юта-полицейского, который, в 1965г., пытаясь арестовать соплеменника, застрелил его при вынужденной обороне. Тот, напившись, ударил своего отца ножом и попал в бедренную артерию, что вызывало смерть от потери крови. Когда полицейский получил приказ арестовать убийцу, хотя о предумышленном убийстве не было и речи, он обратился к своему начальнику с рапортом. Аргументировал он так: преступник хочет умереть, он обязан совершить самоубийство и теперь наверняка совершит его таким образом, что станет сопротивляться аресту и вынудит его, полицейского, его застрелить. Но тогда и самому полицейскому придется покончить с собой. Поскольку более чем недальновидный сержант настаивал на своем распоряжении трагедия развивалась, как и было предсказано. Этот и другие протоколы Марголина читаются, как древнегреческие трагедии, в которых неотвратимая судьба вынуждает людей быть виновными и добровольно искупать невольно совершенные грехи.
  Объективно и убедительно, даже доказательно говорит за правильность марголинской интерпретации такого поведения юта их предрасположенность к несчастным случаям. Доказано, что "предрасположенность к авариям" является следствием подавленной агрессивности; у индейцев-юта норма автомобильных аварий чудовищно превышает норму любой другой группы автомобилистов. Кому приходилось когда-нибудь вести скоростную машину, будучи в состоянии ярости, тот знает - если только он был при этом способен к самонаблюдению, - насколько сильно проявляется в такой ситуации склонность к самоуничтожающим действиям. По-видимому, и выражение "инстинкт смерти" произошло от таких особых случаев.
  По статистике 1990г. в процентном отношении количество юта, отбывающих наказание в различных пенитенциарных заведениях, в двое превышает среднее по стране. Однако и количество юта состоящих на службе в армейских боевых частях, полиции и пожарной страже, а также работающих в условиях высокого уровня риска: верхолазы, бакары (т.е. кавбои на родео), каскадёры превышает среднее почти в трое.
  6* Ошибка автора. Князь В.А.Долгоруков в указанный период исполнял обязанности товарища военного министра. Министерский портфель он получил только в апреле.
  7* Для любителей истории приводим полное описание формы американских казаков.
  В Американской конной бригаде.
   Офицерам
  Папаха - из красного сукна; верх круглый, стеганый на вате; вышиною от околыша два вершка, переложен четырьмя полосами серебряной узкой тесьмы; околыш из черного собачьего или другого меха, какой можно найти в местах расположения войска, шириною с шерстью 3 вершка; спереди на меховую опушь присаживается овальная кокарда, вышиною в 1 1/8, а шириною 5/8 вершка. Фуражка - темнозеленого сукна, с красным околышем и красною выпушкою, вверху, с козырьком. Галстук - черный шелковый. Мундир - темнозеленого сукна с красным закругленным воротником и темнозелеными обшлагами с мыском, по образцу уланских, с красной на обшлагах выпушкою; застегивается крючками до пояса; полы сзади у спинки сложены сборками; воротник подшит темнозеленым сукном. Длина пол 7 вершков от талии. Напатронник черный бархатный, с внутренними гнездышками обложен вокруг широкой серебряной тесьмой; втулки карельской березы с высеребренными головками; каждым напатронник на 8 патронов; в головках продет серебряный шнур и прикреплен на высеребренную бляшку с крючком, пристегиваемую этим крючком на груди на нитяную петлю.На воротнике и обшлагах нашивается у шт.-офицеров серебряный галун; у об.-офицеров галунной нашивки не полагается. Плечевые погоны белого сукна, с нашивкою на них серебряных галунов по чинам. На погонах вышиты номер полка и литера А (Американский). Шаровары - серого сукна, с красною выпушкою и с карманами; на калошах вместо одного ремня пришиты кожаные штрипки, с двумя костяжками для застегивания, по образцу кавалерийских рейтуз. Пояс - из серебряной тесьмы, шириною 6/8 вершка, подшитый черным сафьяном, с серебряными двойною и малою пряжками, наконечником и гайкою. Перчатки - белые замшевые. Шинель - офицерского покроя, серого сукна, с таким же воротником и красными на нем клапанами большого размера, без выпушки. Выпушка по краю воротника и подбой его красные. Пуговицы белые металлические, гладкие. Плащ - серого сукна. Клапаны на передних концах воротника красные без выпушки. Подкладка плаща серая. Плечевые погоны белого сукна. На плечевых погонах следует иметь все те галуны и звездки для обозначения чинов, у кого они имеются на погонах мундиров. Сапоги - без шпор. Эполеты - серебряные, чешуйчатые с накладными номером полка и буквою А; подбиты белым сукном; пристегиваются сверх погон с помощью галунного, по цвету эполет, погончика; когда эполеты не надеваются, галунный погончик покрывается суконным погоном.
  Примечание. Эполеты надеваются при парадной, праздничной и воскресной формах.
  Темляк - обыкновенный кавалерийский. Портупея - серебряной тесьмы, без просвета, подбитая черным сафьяном, с серебряным прибором; носится через плечо. Пистолет - по образцу потребляемых в кавалерии; носится в чушке с левой стороны пояса. Чушка для вкладывания пистолета - из черного сафьяна, с двумя ушками и с лимовкою черного сафьяна, длиною в левой стороне 1 7/8, а к правой 3 1/8 вершка, шириною кверху 3, внизу 1 1/2 вершка, с кожаною трубкою длиною 4 вершка, суконною к ней пришивкою, темнозеленого сукна, длиною 5 вершков и серебряным шнуром длиною 9 1/2 вершка и кистями по образцу для казачьих офицеров. Шнур пистолетный - серебряный, с одною кистью и двумя гайками, длиною 2 арш. 10 вершков. Патронташ - укороченный, с двадцатью патронами, уложенными в два ряда, подобно образцам, утвержденным 2 ноября 1851 г. для ниж. чин. конной казачьей артиллерии. Носится не за спиною, а с правого бока, как у ниж. чин. той же артиллерии.
  Пики, ружья и принадлежностей к нему не имеют. Шашка - по описанию, утвержденному 26 апреля 1838 г.
  Седло - состоит из арчака, подпруг, путлищ, стремян, подперсья, пахвей, потника и чехла с подушкою. Арчак - обыкновенный казачий, сверху наклеенный черной кожей; с обоих боков привязаны по две приструги для прицепления подперсья и подпруги: подпруга длиною 1 арш. 9 вершков, шириною 1 1/8 вершка; к ней с обеих, сторон пришиты железные пряжки; другая же подпруга или верхний трок одинаковой ширины, но длиною в 2 3/4 аршина, чтобы обхватывал вокруг всю лошадь через седло; сверх этого к арчаку привешиваются с обоих боков впереди трока путлищные, сложенные вдвое сыромятные ремни на железных пряжках, длиною в 2 1/2 аршина, шириною в 1 1/2 вершка, на которых укрепляются железные стремена; у передней и у задней луки прицепляются также по 3 узких сыромятных ремня с железными пряжками, для увязывания полного походного вьюка. Подперьсе - из обыкновенных казачьих ремней шириною 7/8 вершка. Пахви -т акже обыкновенные казачьи, шириною 7/8 вершка. Потник - обыкновенный казачий, из поярковой шерсти, с кожаною крышкою, длиною посредине 15 вершков, шириною спереди 13 1/2 вершка, а сзади 1 аршин и 2 1/2 вершка; нижние два листа спереди обшиты кожею, а верхние два листа обшиты концом кожаной крышки, на которой имеется с обеих сторон, по одной гайке из глянцевой кожи, для продевания вьючных ремней. Чехол для покрытия арчака - из черной выростковой кожи, составленный из двух половинок; посредине шов со вшивкою кожаной прошвы, по краям с верхней стороны обшит красными сафьянными лампасами шириною в 1 вершок и серебряным галуном; для продевания вьючных ремней имеется по три отверстия сзади и спереди и по два с боков для путлищ; чехол шириною спереди 1 аршин, а сзади 1 аршин 2 1/2 вершка, длиною 1 аршин. Подушка - из черной выростковой кожи, сшита из двух половинок, со вшитыми кругом из красного сафьяна лампасами и кантами и серебряным галуном, все четыре угла закруглены, длина подушки в середине 9 1/2 вершков, ширина спереди 8 вершков, а сзади 10 вершков; посредине подушки снизу отверстие с клапаном; клапан длиною 6 3/4 вершка, шириною 1 вершок, на нем пробито 6 дырочек для завязывания сыромятного ремешка. Уздечка - обыкновенная казачья, сыромятной кожи, с медным набором. Недоуздок - сыромятного ремня.
  Чемодан - серого сукна, по примеру Тобольского конного казачьего полка.
  Нагайка - плетеная из сыромятного ремня, длиною 6 вершков, с сыромятным наконечником и с деревянною рукояткою; длина рукоятки 7 вершков; на конце рукоятки от края на 1 вершок продет сыромятный ремень, длиною, вдвое сложенный, 1 аршин 2 вершка, шириною 3/8 вершка, на котором имеется передвижная гайка того же ремня.
  Казакам.
  Папаха - по образцу присвоенной войскам Кавказской армии. Верх папахи из красного канцелярского сукна, круглый, стеганый на вате, вышиною от околыша два вершка, на подкладке из подкладочного холста. Околыш из черного собачьего или другого меха, какой можно найти в местах расположения войска, шириною с шерстью 3 вершка; спереди на меховую опушь присаживается овальная гладкая кокарда, вышиною 1 1/8, а шириною 6/8 вершка. Фуражка как у офицеров, но без козырька. Галстук - черный из армейского сукна. Мундир - темнозеленого сукна, с красным закругленным воротником и темнозелеными обшлагами, с мыском, по образцу уланских, с красною на обшлагах выпушкою; застегивается крючками до пояса; полы сзади у спинки сложены сборками; воротник подшит темнозеленым сукном; от воротника до талии подшит подкладочный холстом. Длина пол 7 вершков от талии; у урядников воротник и обшлага обшиты серебряным кавалерийским галуном. Звания отличий нашиты из белой тесьмы по образцу. Напатронник - черный, кожаный, с внутренними гнездышками, обшит, черным басоном шириной внизу 1/4, а вверху 1/2 в., от этого басона по сукну кругом обложен таким же широким басоном; втулки березовые с белыми костяными головками; каждый напатронник на 8 патронов. В головках продет черный шнур и прикреплен на меднолуженную бляху с крючками; бляха пристегивается на груди на нитяную петлю. Шаровары такие же, как у офицеров, серого армейского сукна, на подкладке из подкладочного холста; под поясом и внизу с правой стороны на 2 1/2 вершка пришит карман из того же холста. Пояс - из черной глянцевой кожи, шириною 6/8 вершка; прибор такой же, как у офицеров, только железный. Перчатки у урядников замшевые, а у казаков темнозеленого сукна. Шинель - по утвержденному для нижних чинов описанию, погоны белого армейского сукна, с просечными на них подбитыми красным сукном номером полка и литерой А. Звания отличий нашиты из белой тесьмы по образцу. Плаща не полагается. Плечевые погоны белого сукна, с просечными, подбитыми красным сукном номера полка и литера А. Темляка не имеют. Портупея - из черного сыромятного ремня; шириною в 1/2 вершка с железным прибором, двумя кольцами, тремя пряжками и - одним наконечником продевающимся в гайку, носится через плечо. Пистолета, шнура и чушки для него не имеют. Патронташ драгунский по армейскому образцу в 40 патронов, к патронташу, под крышкой, должна быть пришита капсюльная сумочка, как в кавказских войсках. Ружье - драгунское ударное, со штыком. Отомкнутый штык носятся в ножнах у шашки. Погонный ремень к ружью - из юфти в натуральном ее цвете. Пика - железная на древке черного цвета. Шашка - такая же как у офицеров, на ней приделаны два медных кольца для вкладывания штыковых ножен, по образцу драгунской шашки. Седло, как и все части его, и принадлежности такое же, как у офицеров. Только чехол для покрытия арчака и подушка без обшивки серебряным галуном. Уздечка такая же, с пряжками и железными удилами, но без набора. Недоуздок, как и офицерский, из сыромятного ремня. Чемодан - одинаковый с офицерским. В казачьем чемодане укладываются с правой стороны - китель, рубах 2, шерстяные носки, галстук, наушники, холщевые панталоны; с левой стороны - шаровары, портянки, сухарная саква, торба для круп и соли. Нагайка - такая же, как у офицеров.
  Трубачам.
  Папаха, фуражка и галстук - такие же как и у казаков. Мундир - такой же, как у казаков, но с басонною обшивкою на одни только наплечниках, именно, в рукавном шве на плечах, вшиваются суконные наплечники из белого прикладного сукна, шириною в 2 1/2 вершка, и длиною по ширине верхней половины рукава; наплечники обшиваются кругом внизу белым басоном, который не доходит до конца наплечника снизу на 1/16 вершка, на наплечниках нашивается басон в 4 ряда сверху вниз, наискось от спины к переду, имея ровные просветы; по нижнему борту наплечника выпушка красного цвета.
  Шаровары, пояс, перчатки, шинель, как у казаков. Плаща не полагается. Сапоги без шпор. Плечевые погоны, как у казаков. Темляка не имеют. Портупея казацкая.
  Пистолет, как у офицеров. Чушка для вкладывания пистолета - из черной глянцевой кожи, с двумя ушками и с лимовкою черной кожи, длиною к левой стороне 4, а к правой 5 вершков, шириною вверху 4, а внизу 1 3/4 вершка, и суконною пришивкою темнозеленого сукна, длиною 5 вершков и тонким, из красной шерсти шнуром, длиною 9 1/2 вершка, с кистью на конце для задержки. Шнур пистолетный - из красной шерсти, длиною 2 арш 7 вершков, у урядников с пестрой кистью и двумя такими же гайками, а у казаков с красною кистью и такими же гайками.
  Патронташ драгунский по армейскому образцу, как у казаков. Пики, ружья и принадлежностей к нему не имеют. Шашка такая же, как у казаков, но без колец для штыка. Седло (арчак, подперсье, пахви, потник) то же, что у офицеров и казаков. Чехол для покрытия арчака, подушка - такие же, как у офицеров, но без серебряного галуна. Уздечка, как у офицеров, но с пряжками и железными удилами. Недоуздок общий для всех. Чемодан и нагайка, как у казаков.
  Труба сигнальная - цейная легкой кавалерии, длиною со вложенным мундштуком 8 1/2 вершка, в середине обвита в 22 ряда четырехгранным белым шнуром, один конец которого, вдвое сложенный, привязывается тоненьким ремешком за мундштук, а другой конец выше раструба трубы обвернут кругом в 5 рядов и проведен к мундштуку, где и надет за ременный плетешок. На конце шнура пришиты из той же бели кисти: одна у мундштука, а другая у раструба трубы, длиною по 4 вершка, а сверху на каждой по одной гайке; для шт.-трубача и трубачей унт.-оф. звания шнур точно такой же, с тою только разницею, что кисти на нем сделаны с оранжевым и черным просветом.
  В Американских пеших батальонах.
   Офицерам.
  Папаха - из темнозеленого сукна; верх круглый, стеганый на вате; обложен вокруг серебряною широкою тесьмою и переложен четырьмя полосами серебряной узкой тесьмы; околыш из черного собачьего или другого меха, какой можно найти в местах расположения войска; подбородник из черного кожаного ремня, шириною 1/2 вершка; спереди на меховую опушь присаживается овальная гладкая кокарда, вышиною 1 5/8 вершка, шириною 5/8 вершка. Фуражка - темнозеленого сукна, с красным околышем и выпушкою по верхнему кругу ее, с козырьком. Галстук - черный, шелковый. Мундир - темнозеленого сукна, с красным воротником и выпушкой по обшлагам, застегивается крючками. Воротник закругленный; обшлага прямые; сзади и по бокам по 4 складки на стороне, с карманами между складок. Длина пол 7 вершков от талии. Напатронник - как у офоцеров конных полков. На воротнике и обшлагах нашивается у шт.-офицеров серебряный галун, у об.-офицеров галунной нашивки не полагается. Плечевые погоны белого сукна с красною выпушкою и нашивкою на них серебряных галунов по чинам (согласно приказу военного министра от 21 декабря 1855 г.), и с вышитым номером батальона и литерой А. Эполеты - серебряные, на красном суконном поле, с вышитыми номером батальона и литерой А, подбиты белым сукном: пристегиваются сверх погон с помощью галунного по цвету эполет погончика, когда эполеты не надеваются, этот галунный погончик покрывается суконным погоном.
  Примечание. Эполеты надеваются при парадной, праздничной и воскресной формах.
  Пояс - из серебряной тесьмы, шириною шесть восьмых вершка, подшитый черным сафьяном, с серебряными двойною и малою пряжками, наконечником и гайками. Шаровары - серого сукна, без выпушки, с двумя карманами. Летние шаровары - из белого тонкого полотна, с таким же пришитым поясом и двумя карманами, во всем сходные с зимними шароварами. Шинель - офицерского покроя, серого сукна, с таким же воротником, и красною выпушкою. Клапаны на концах воротника красные, малого размера. Пуговицы белые, металлические, гладкие. Плащ - серого сукна. Клапаны на передних концах воротника красные. Подкладка плаща серая, без выпушек. Плечевые погоны белого сукна. На плечевых погонах следует иметь все те галуны и звездочки для обозначения чинов, какие имеются на погонах мундира. Сапоги обыкновенные пехотные.
  Ружья и погонного ремня к нему не имеют. Патронташ - укороченный, с двадцатью патронами, уложенными в два ряда, по образцам, утвержденным 2 ноября 1851 г. для ниж. чин. конной казачьей артиллерии. Носится не за спиною, а с правого бока, как у ниж. чин. той же артиллерии. Шашка - по утвержденному 29 апреля 1838 г. описанию. Темляк - обыкновенный, пехотный. Портупея - серебряной тесьмы, без просвета, подбитая черным сафьяном, с серебряным прибором носится через плечо. Ранца не имеют. Железного котелка и шинельного ремня - не имеют. Пистолет - обыкновенный кавалерийский. Чушка для пистолета - из черного сафьяна, носится на поясе с левого боку, рядом с шашкою. Чехол пистолетный - верх из темнозеленого сукна. У застежки обложен серебряною узкою тесьмою, низ из черного сафьяна, у соединения кожи с сукном и на конце обложен тою же тесьмою; завязывается черным шелковым шнурком с кисточкою. Шнур пистолетный - серебряный.
  Казакам.
  Папаха - по образцу, присвоенному войскам Кавказской армии Верх папахи из темнозеленого армейского сукна круглый, стеганый на вате. Околыш из черного собачьего или другого меха, какой удобнее найти в местах расположения войска, подбородник из черного кожаного ремня, шириною 1/2 вершка. Спереди на меховую опушь присаживается овальная и гладкая кокарда, вышиною 1 1/8, а шириною 6/8 вершка. Фуражка, как у офицеров, армейского сукна, без козырька. Галстук - черный из армейского сукна. Мундир - темнозеленого армейского сукна, с красными воротником и выпушкою по обшлагам; застегивается крючками. Воротник закругленный, обшлага прямые. Сзади и по бокам по четыре складки на стороне, с карманами между складок. Длина пол 7 вершков от талии. Воротник и мундир до талии подшит подкладочным холстом; у урядников воротник и обшлага обшиты армейским пехотным серебряным галуном. Напатронник - как у казаков конных полков. Плечевые погоны белого армейского сукна с просечными на них, подбитыми красным сукном номером батальона и литерой А. Пояс - из черной глянцевой кожи, шириною 6/8 вершка, с железными двойною и малою пряжками, наконечником и гайкою по образцу черноморских казаков. Шаровары, как у офицеров, серого армейского сукна, на подкладочном холсте. Летние шаровары - из фламского полотна, с таким же пришитым поясом и двумя карманами из подкладочного холста, во всем сходные с зимними шароварами. Шинель - по описанию, утвержденному для ниж. чин.; погоны белого армейского сукна с просечными на них подбитыми красным сукном номером батальона и литерой А, по принадлежности звания отличий нашиты из белой тесьмы по образцу. Плаща не полагается.
  Ружье - драгунское ударное, со штыком. Отомкнутый штык носится в ножнах на поясе, по образцу черноморских казачьих батальонов. Погонный ремень к ружью - из юфти в натуральном ее цвете. Сапоги обыкновенные пехотные. Патронташ - драгунский, по армейскому образцу, в 40 патронов. Шашки, темляка и портупеи к ней не имеют. Ранец - в виде сум, из черной юфтовой кожи, по образцу, установленному для казачьих войск К ранцу подвязан железный котелок, сверху ранца скатанная по-пехотному образцу шинель, как у тобольских казаков; ремень для подвязывания котелка и шинели сделаны из такой же кожи, как ранцевые, шириною котелковые в 1/2, а шинельные в 3/4 вершка. Пистолета и чушки для него не имеют. Чехла пистолетного и шнура не имеют.
  Барабанщикам.
   Папаха, галстук, фуражка, как у казаков. Мундир такой же, но с басонною обшивкою на одних наплечниках. Плечевые погоны, пояс, шаровары, летние шаровары, шинель - те же, что у казаков. Плаща не полагается. Ружья и погонного ремня к нему не имеют. Сапоги - обыкновенные пехотные. Патронташ, как у казаков. Шашки, темляка и портупеи к ней не имеют. Барабанная перевязь из белой юфтовой кожи, под черный воск по образцу егерских полков, шириною 2 1/2 вершка. Ранец с подвязанным к нему железным котелком, как у казаков, с такими же, как у них, ремнями для подвязывания котелка и скатки шинели. Пистолет - обыкновенный кавалерийский. Чушка - из черной глянцевой кожи, по образцу черноморских казачьих батальонов; носится на поясе между ранцем и левым бедром, с повернутою головкою под левую руку. Чехол пистолетный - верх из темнозеленого армейского сукна, на подкладочном холсте; у застежки обложен узкою гарусною темнозеленою тесьмою, низ из черной глянцевой кожи; у соединения кожи с сукном обложен тою же тесьмою; завязывается черным гарусным шнурком с кисточкою. Шнур пистолетный - черный гарусный.
  Примечания 1. Нестроевым чинам батальона полагается следующее обмундирование мундир, шаровары, галстук и шинель по образцам, установленным для батальона. Имеющим урядничье звание нашивается по воротнику и обшлагам серебряный галун.
  2. Батальонные командиры и батальонные адъютанты пеших батальонов имеют седла по образцу седел, присвоенных офицерам конных полков."
  8* Именно эти нелиберальные законы и позволили племенам сохранить за собою большую часть своих земель. "Положение о поземельном устройстве в казачьих войсках", объявившее племенные земли в общинном владении, разрешало "лицам не войскового сословия" селиться на "войсковых" землях, но оставляло за ними право собственности только на участки, непосредственно ими окультуренные.
  
  9* Это объединение просуществовало ещё 80 лет, срывая все попытки обоих сопредельных государств пресечь контрабанду и практически создав в Рус-Ам "порто-франко". Герой следующей главы кн. П.А.Кропоткин в своих мемуарах очень хорошо отзывался о контрабандистах: "Мне часто приходилось слышать с тех пор о честности еврейских контрабандистов на южной границе... которые выступали против государственных машин обоих государств на благо простых граждан". Позже, уже в Европе, в разгар революционной деятельности, Кропоткин, пользуясь старыми связями, наладил связи с еврейскими контрабандистами на северо-западной границе. "Впоследствии, когда наш кружок ввозил много книг из-за границы, а затем еще позже, когда так много революционеров переправлялось в Россию и из России, не было ни одного случая, чтобы контрабандист выдал кого-нибудь или чтобы он воспользовался исключительностью положения для вымогательства чрезмерной платы."
  Апогеем деятельности корпорации стали 1920-е гг., когда она фактически превратилась в полугосударственную структуру с оборотом в сотни миллионов руб.
  П.А.Кропоткин был очень высокого мнения о еврейских контрабандистах. "Мне часто приходилось слышать с тех пор о честности еврейских контрабандистов "Впоследствии, когда наш кружок ввозил много книг из-за границы, а затем еще позже, когда так много революционеров переправлялось в Россию и из России, не было ни одного случая, чтобы контрабандист выдал кого-нибудь или чтобы он воспользовался исключительностью положения для вымогательства чрезмерной платы."
  
  
  
  Глава 48 (август 1862г. - декабрь 1866г.)
  
  Анархист*(1)
  
  В период становления Американского казачьего войска в Рус-Ам прибыли два человека, в значительной степени определивших направления развития этих, пока ещё мало цивилизованных земель. Оба - люди незаурядные; память об обоих насильственно стёрта из истории России; но оба сохранились в коллективной памяти народов Рус-Ам.
  О первом из них Оскар Уайльд сказал, что у него душа Христа, а Бернард Шоу назвал его "одним из святых столетия". Выдающийся ученый-энциклопедист; специалист в области орографии и гляциологии; автор капитального труда о рельефе Американского и Азиатского материков и одного из первых исследований о причинах "великого оледенения" в Европе; неутомимый путешественник (за отчет об экспедиции ему была присуждена золотая медаль Русского географического общества); вдумчивый историк, автор фундаментальной работы о Великой французской революции; проницательный философ; один из лучших русских мемуаристов. Петр Алексеевич Кропоткин.
  Рюрикович из смоленских князей (товарищи шутили, что Кропоткин имеет более законное право на российскую корону, чем Романовы), блестящий выпускник Пажеского корпуса, лично известный императорам Николаю I и Александру II. Реальная кандидатура в министерское кресло, в генерал-адъютанты, в президенты Академии наук...
  А он, вместо генштаба и лейб-гвардии - добровольно в Американское казачье войско. Из секретарей Русского географического общества, во главе которого стоит великий князь Константин Николаевич, - в Петропавловскую крепость. А Керенскому, на предложение занять министерский пост ответил: "Я считаю ремесло чистильщика сапог более честным и полезным делом".
  "Кропоткин был тем, о чем Толстой только писал. Он просто и естественно воплотил... тот идеал моральной чистоты, спокойного ясного самоотречения и совершенной любви к людям, которого мятущийся гений Толстого... достигал только в искусстве". Эти слова Ромена Роллана многое объясняют в феномене Кропоткина.
  
  "Все более и более я останавливался на мысли об Америке. Орегон. Я читал об этой Миссисипи Западного побережья, о горах, прерываемых рекой; я восхищался рисунками, приложенными к описаниям путешествий Маака*(2), и мысленно переносился дальше, к тропическому поясу, так чудно описанному Гумбольдтом, и к великим обобщениям Риттера, которыми я так увлекался. Кроме того, я думал, что Америка - бесконечное поле для применения тех реформ, которые выработаны или задуманы. Там, вероятно, работников мало, и я легко найду широкое поприще для настоящей деятельности. Хуже всего было то, что пришлось бы расстаться с Сашей*(3); но он вынужден был оставить университет после беспорядков 1861 года, и я рассчитывал, что так или иначе, через год или через два, мы будем вместе.
  - Конечно, в Америку, - говорил я себе. - Отец рассердился, но мне его помощь не нужна! Дикие места? - Но я заберу книги по математике и по физике, выпишу научный журнал. Буду учиться. Да, да, в университет нельзя, стало быть, на Орегон...
  Оставалось только выбрать полк. Драгунские полки стояли на побережье, а оно привлекало меня меньше всего. Там были ещё пешие казачьи батальоны. Я был все-таки еще мальчиком, и "пеший казак" казался мне уже слишком жалким, так что в конце концов я остановился на Американском конном казачьем войске. Так и отметил я в списке, к великому огорчению всех товарищей. "Это так далеко!" - говорили они. А приятель мой Донауров схватил "Памятную книжку для офицеров" и к ужасу всех присутствующих начал вычитывать: "Мундир - темнозеленого сукна, с простым красным воротником, без петличек. Папаха из собачьего или иного какого меха, смотря по месту расположения. Шаровары - серого сукна".
  -Ты только подумай, что за мундир! - воскликнул он. - Папаха еще куда ни шло: можешь носить волчью или медвежью. Но шаровары! Ты только подумай: серые, как у фурштатов! - После этого огорчение моих приятелей еще более усилилось.
  На другой день, однако, я едва не переменил решения, когда увидал, как принял его Классовский*(4). Он желал, чтобы я поступил в университет и с этой целью давал мне даже уроки латинского языка, пока мы стояли в лагере. Я же не решался сказать ему, что мешает мне сделаться студентом. Я знал, что если скажу, то Классовский предложит поделиться своими крохами или выхлопочет мне стипендию. Я просто сказал ему, что поступаю в военную службу в Американское войско.
  Старик был страшно огорчен.
  - Поступайте в университет, поверьте мне, вы будете гордостью России.
  Но что я мог сказать в ответ на это? Отец и слышать не хотел об университете, а учиться на стипендию, полученную от кого-нибудь из царской фамилии, я ни за что не хотел.
  И я молча стоял перед ним и не смел сказать ему настоящей сути дела. В душе Классовский должно быть решил, что "карьера" меня увлекла. И он как-то горько улыбнулся и не стал больше меня уговаривать.
  О своем решении уехать Америку я сейчас же написал отцу. Он жил тогда в Калуге. Дня через два - список еще не был отослан по "начальству" - меня позвали к директору корпуса Озерову. Директор показал мне телеграмму, полученную от отца. Телеграмма была такого содержания: "Выходить в Америку воспрещаю. Прошу принять нужные меры. Климат вредный для здоровья".
  -Видите, я должен буду доложить великому князю о вас, и он не позволит идти против воли отца...
  Я стоял на своем. По закону я имел право выбрать по своему желанию любой из полков русской армии.
  - Ну, делайте как знаете. Пишите отцу. Но предупреждаю, если он не согласится, вас в Америку не выпустят.
  Я взглянул еще раз на телеграмму. Ее конец открывал возможность для переговоров. И я снова написал отцу письмо, расхваливая ему американский климат Приамурья, пользу путешествий после двух лет усиленных занятий. Писал также и о возможности блестящей карьеры в Америке, хотя тогда уже "карьера" для меня не представляла ни малейшего интереса.
  Последние дни пребывания в корпусе я ходил как в воду опущенный. Горькая улыбка Классовского не выходила у меня из головы. Через несколько дней меня потребовали к Корсакову, помощнику начальника военно-учебных заведений. Опять тот же вопрос:
  - Его высочество очень удивился. С какой это стати вы вздумали записаться в Америку?
  Я боялся выдать свою мечту об университете, так как был уверен, что если заикнусь об этом, то великий князь Михаил Николаевич предложит мне стипендию. Отголоски либеральных идей еще носились в это время в Петербурге, а в придворных кругах много говорили о моих способностях, о моих дарованиях, что я так и ждал, что, если я проговорюсь, мне предложат стипендию. И опять мне пришлось путаться. Я стал говорить Корсакову о желании путешествовать и т. д.
  Корсаков слушал, слушал и неожиданно прервал меня.
  - Вы, верно, влюблены.
  - Нет, если бы я был влюблен, я бы здесь остался: ближе к цели.
  - Какая самонадеянность, - шутливо заметил Корсаков и добавил: - Я доложу его высочеству.
  Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не случилось одно очень важное событие - большой пожар в Петербурге; оно косвенно разрешило мои затруднения.
  26 мая, в Духов день, начался страшный пожар Апраксина двора."
  В борьбе с огнём Кропоткин отлично проявил себя, командуя пажами.
  "На другой день я поднялся рано и в некогда белом, суконном, а теперь черном от копоти кепи пошел на пожарище. Возвратившись в корпус, я встретил великого князя Михаила, которого, согласно требованию службы, я провожал, когда он обходил здание. Пажи поднимали головы с подушек. У всех лица почернели от дыма, глаза и веки распухли; у многих были опалены волосы. Нарядных пажей с трудом можно было узнать, но они гордились сознанием, что проявили себя не белоручками и работали не хуже других.
  Это посещение великого князя разрешило мои затруднения. Выходя, он спросил меня:
  -Ты в Америку выходишь? Что за охота?
  - Путешествовать хочется.
  -У тебя родные там есть?
  -Нет, никого.
  - А Воеводин (генерал-губернатор) тебя знает?
  - Нет.
  - Так как ты поедешь? Тебя ушлют на какой-нибудь глухой казачий пост - с тоски умрешь. Я лучше напишу о тебе генерал-губернатору и попрошу оставить тебя где-нибудь при штабе.
  Мне оставалось только поблагодарить великого князя.
  Я был уверен теперь, что после такого предложения отец мой не будет больше против моей поездки. Так оно и было. Теперь я мог свободно ехать в Америку..."
  
  "Наконец-то навсегда выбрался я из Петербурга. Пора, давно пора" - этими словами начал Петр Алексеевич свой дневник 5 августа 1862 г., выходя из Кронштадта пассажиром барка "Одесса", чтобы ещё до рождества сойти на "чаемый американский берег".
  "Пять лет, проведенных мною в Америке, были для меня настоящей школой изучения жизни и человеческого характера. Я приходил в соприкосновение с различного рода людьми, с самыми лучшими и с самыми худшими, с теми, которые стоят на верху общественной лестницы, и с теми, кто прозябает и копошится на последних ее ступенях. Я видал людей в их ежедневной жизни и убеждался, как мало может дать им правительство, даже если оно одушевлено лучшими намерениями. Наконец, мои продолжительные путешествия - во время которых я сделал более семидесяти тысяч верст на парусных кораблях, на пароходах, в лодках и, главным образом, верхом -удивительно закалили мое здоровье. Путешествия научили меня также тому, как мало в действительности нужно человеку, когда он выходит из зачарованного круга условной цивилизации. С несколькими фунтами хлеба и маленьким запасом чая в переметных сумах, с котелком и топором у седла, с кошмой под седлом, чтобы покрыть ею постель из свеженарезанного молодого листвяка, человек чувствует себя удивительно независимым даже среди неизвестных гор, густо поросших лесом или же покрытых глубоким снегом. Я мог бы написать целую книгу об этой поре моей жизни, но мне приходится коснуться ее лишь слегка.
  В 1862 году высшая американская администрация была гораздо более просвещенной и в общем гораздо лучше, чем администрация любой губернии в Европейской России. Пост генерал-губернатора в продолжение нескольких лет занимал замечательный человек граф Е.В.Путятин, за год до моего приезда в Америку назначенный министром народного просвещения. Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен, как личность, и желал работать на пользу края. Как все люди действия правительственной школы, он в глубине души был деспот; но Путятин в то же время придерживался крайних мнений, и демократическая республика не вполне бы удовлетворила его. Ему удалось привлечь чиновников РАК и окружить себя большею частью молодыми, честными офицерами, из которых многие имели такие же благие намерения, как и сам он...
  Когда я приехал в Новороссийск, реакционная волна, поднимавшаяся в Петербурге, еще не достигла столицы Америки. Меня очень хорошо принял молодой генерал-губернатор Воеводин, только недавно заменивший Путятина, и заявил, что он очень рад видеть возле себя людей либерального образа мыслей. Воеводин никак не мог поверить мне, что я по собственному желанию выбрал Америку. Он думал, что меня назначили туда за какую-нибудь провинность. Когда же я его разуверял в этом, он лишь добавил:
  - Впрочем, это меня не касается.
  Помощником Воеводина был молодой, тридцатипятилетний генерал Кукель, он занимал должность начальника штаба. Будучи одновременно наказным атаманом Американского казачьего войска, сейчас же взял меня к себе адъютантом и, как только ознакомился со мной, повел меня в одну комнату в своем доме, где я нашел лучшие русские журналы и полную коллекцию лондонских революционных изданий Герцена. Они, как и прочая запрещенная литература, доставлялись еврейскими контрабандистами из Калифорнии сразу после издания, с учетом дальней дороги, разумеется.*(5) Скоро мы стали близкими друзьями.
  В то время Б.К.Кукель временно занимал пост губернатора Орегонской области, и через несколько недель мы отправились на пароходе на юг, в Ново-Архангельск. Здесь мне пришлось отдаться всецело, не теряя времени, великим реформам, которые тогда обсуждались. Из петербургских министерств присланы были местным властям предложения выработать планы полного преобразования администрации, полиции, судов, городского самоуправления. Все это должно было быть преобразовано на широких либеральных основах, намеченных в царских манифестах...
  Кукелю помогали: умный, практический человек полковник К.Ф. Будогосский, старший топограф и член казачьего управления, адъютант военного округа А. Л. Шанявский (впоследствии основатель Московского народного университета), капитан Ново-Архангельского порта Н.Я.Шкот и два-три честных гражданских чиновника. Все они работали усердно, весь день и часто ночи.
   -Мы живем в великую эпоху; работайте, милый Друг; помните, что вы секретарь всех существующих и будущих комитетов, - говорил мне иногда Кукель. И я работал с двойной энергией.
   Я стал секретарем двух комитетов: для освобождения крепостных и для выработки проекта городского самоуправления. Я взялся за работу со всем энтузиазмом девятнадцатилетнего юноши и много читал об историческом развитии этих учреждений в России и о современном положении их в Западной Европе. Министерства внутренних дел и юстиции издавали тогда в своих журналах отличные работы, относящиеся к обоим вопросам, и я изучал их. Но в Америке не довольствовались одними теориями. Я сперва обсуждал с практическими людьми, хорошо знакомыми с местными условиями и с нуждами края, общие черты проекта, а затем мы вырабатывали его во всех подробностях, пункт за пунктом. С этой целью мне приходилось встречаться с целым рядом лиц как в городе, так и в деревнях. Затем полученные результаты мы вновь обсуждали с Кукелем и Будогосским. После этого я составлял проект, который снова, тщательно, пункт за пунктом, разбирался в комитете. Один из этих комитетов - для выработки проекта самоуправления - состоял из архангелогородцев, выбранных всем населением города. Короче сказать, наша работа была очень серьезна. И даже в настоящее время, глядя на нее в перспективе нескольких десятилетий, я искренно могу сказать, что, в немалой степени благодаря тому скромному плану, которые мы тогда выработали, американские города имеют теперь совсем другой вид, чем сибирские.
  С крепостными нам удалось разобраться очень быстро, хотя законы об освобождении крестьян в России этому не благоприятствовали. Было их по Американскому генерал-губернаторству всего около трех тысяч душ. Все, почти, бывшие рабы индейцев племени чероки, лет двадцать назад перешедшие в русское подданство... Наиболее развитые из индейских племен они смогли взять от европейской цивилизации лучшее и установили у себя правительственную систему по типу существующей в Соединенных Штатах, основав Верховный Суд Чероков, издав писанные законы и приняв свою конституцию. В договоре, определявшем условия их перехода в русское подданство, представители Нации Чероки особо указывали на сохранении их демократических прав. К сожалению вместе с лучшими сторонами цивилизации чероки восприняли и худшие, в частности - рабство...
  
  Для передовых людей было очевидно, что следствие высокого выкупа, назначенного за землю, освобождение означает для крестьян полное разорение. Личные обязательства крестьян к помещикам кончились 19 февраля 1863 года. Затем следовало выполнить очень долгую процедуру установления добровольного соглашения между помещиками и крепостными относительно величины и местонахождения надела. Размер ежегодных платежей за наделы (оцененные очень высоко) был утвержден правительством по стольку-то с десятины. Но крестьянам приходилось еще платить дополнительные суммы за усадебные земли, причем правительство определило лишь высшую норму; помещикам же предоставлялось или отказаться от дополнительных платежей, или удовольствоваться частью. Что же касается выкупа наделов, при котором правительство платило помещикам полностью выкупными свидетельствами, а крестьяне обязаны были погашать долг в течение сорока девяти лет взносами по шести процентов в год, то эти платежи не только были чрезмерно велики и разорительны для крестьян, но не был определен также срок выкупа. Он предоставлялся воле помещика, и во многих случаях выкупные сделки не были заключены даже через двадцать лет после освобождения крестьян...
  Так, например, та земля, которую отец мой, предвидя освобождение, проќдавал участками по одиннадцати рублей за десятину, крестьянам ставилась в сорок рублей, то есть в три с поќловиной раза больше. Так было везде в нашей округе. В тамбовском же степном имении отца мир снял всю землю на двенадцать лет, и отец получал вдвое больше, чем прежде, когда землю обрабатывали ему крепостќные. Для многих помещиков освобождение крестьян окаќзалось в сущности выгодной сделкой. А в Америке освобождение пришло к крестьянам с выгодой.
  Помещики-чероки, знавшие об освобождении рабов в соседних Соединенных Штатах, охотно отдавали своим бывшим крепостным половину надела, с условием, что вторую половину они будут обрабатывать исполу. При том, что и раньше почти вся "барская" земля обрабатывалась на оброке, а средний размер такого надела в плодородной Виламетской долине равнялся 22-м десятинам. Все это потому, что не было недостатка в свободной земле и многие племена бесплатно давали ее искусным земледельцам, а кредит в Америке тогда был дешев и доступен. Таким образом, крепостные, желающие начать вольную жизнь на новом месте, очень легко могли это сделать. Но большинство освобожденных негров предпочло остаться на своих старых наделах. В несколько лет они выкупили землю и до сих пор (1897г. - А.Б.) процветают...
  Реформа городского самоуправления заняла куда больше времени.
  Земскую и судебную реформы ввели в России в 1864 и 1866 годах, но они были готовы еще в 1862 году. Кроме того, в последний момент Александр II отдал предпочтение плану земской реформы, выработанному не Николаем Милютиным, а реакционною партией Валуева по австро-немецким образцам. Затем, немедленно после обнародования обеих реформ, значение их сократили, а в некоторых случаях даже уничтожили при помощи многочисленных "временных правил". В Америке же ход реформ не походил на российский или сибирский.
  Установление государственного правления на бывших землях РАК, как это часто у нас бывает, на бумаге выглядело очень стройно.
  Из-за недостаточного для губерний населения и территорий слишком больших для округов, генерал-губернаторство делилось на области во главе с военными губернаторами. Четыре разместились в Америке - Северная (Аляскинская), Московская, Орегонская и Южная, а в Азии две - Приморская и Амурская. Военный губернатор Орегонской области был одновременно и наказным атаманом казачьего войска.
  Области имели упрощенное правление, сокращенный штат чиновников и делились на округа, а те - на волости и инородные управы. Но даже на сокращенный штат чиновников в генерал-губернаторстве не хватало...
  Чиновников Руско-Американской компании не особо занимали нужды колониальных граждан, как именовались постоянные жители колоний не находящиеся на службе РАК. Поэтому им пришлось самим побеспокоиться об организации своего общежития. А так как большинство колониальных граждан составляли евреи и они же были самой сплоченной группой, самочинное самоуправление приняло форму кагала. Я застал еще эту организацию, удивительно целесообразную и разумную...
  Кагал избирали на три года прямой жеребьевкой (как правило, в третий день еврейской Пасхи) выборщики, к которым относились все способные вносить городской налог. В 1862 году налог в Ново-Архангельске составлял 70 американских рублей, что равнялось 110 руб.сер. Во главе кагала стояло четверо старшин (рашимы), которые вместе с тремя почетными членами (товимы) составляли правомочную коллегию кагала, решавшую все общественные дела. Это руководство кагала именовалось "семеро нотаблей города" (шитов). Рашимы по очереди состояли в течение месяца в должности парнаса, то есть главы и казначея кагала. Выборные лица (так называемые действительные члены, еще семь человек), которые участвовали в совещаниях кагала, но не обладали исполнительной властью, именовались манхигимы. Из них выбирали заместителей отсутствующих членов первой категории. Помимо членов кагала, выборными были также попечители благотворительности и школ (габбаи), контролеры (роэй хешбон), управляющие (мемуннимы), выполнявшие многочисленные функции, и, наконец, судьи (даяны). При кагале состояли судебные исполнители (шаммашимы). Кроме сбора податей и заведования общественными учреждениями, кагал наблюдал за торговлей, за правильностью мер и весов, за чистотой улиц, регулировал право аренды, взаимоотношения работников с нанимателями и множество других повседневных вопросов.*(5)
  При этом сугубо религиозные вопросы были объявлены вне компетенции кагала и в городском самоуправлении могли принимать участие граждане всех вероисповеданий. В 1863 году из 24-х членов новоархангельского кагала только девять были евреи. Например одним из рашимов был отец Федор, молодой священник, умный, независимого образа мыслей (такие иногда встречаются). Избирались так же и женщины. В те годы габбаем была Е.П.Ротчева смотрительница Институт благородных девиц и хозяйка самого влиятельного в Ново-Архангельске "салона".
  ... То есть в этих кагалах, как в идеальных, по мнению Аксакова, земствах, могли "соединиться два начала... начало общины и начало личности... Взаимный союз двух стихий... залог богатого будущего."*(6)
  Не имея никаких указаний из Петербурга и не зная, какая земская реформа будет в конце-концов принята, мы пошли самым простым путем, открыв "Свод законов Российской империи", где и нашли все необходимое для нашей "провинциальной реформы". Основой ее стали "Учреждение для управления губерний" 1775 года и "Жалованная грамота городам" 1785 года.
  Согласно этих законов практически все коллегиальные губернские и уездные учреждения по своему составу должны были быть выборными, а из чиновников состоять только штаты губернского правления и трех палат суда (казенной, уголовной и гражданской). Выборные из дворян, горожан и " лично свободных сельских обывателей" должны были заседать в сословных губернских и уездных судах, открытых для каждого из этих сословий. Для опеки над сиротами и вдовами созданы два сословных учреждения: дворянская опека во главе с уездным предводителем дворянства и сиротский суд под председательством городского головы. В приказе общественного призрения, ведавшего делами благотворительности, общественного здравия и образования, под председательством губернатора должны были заседать по два представителя от дворянства, граждан (купцов) и крестьян.
  Во время пребывания в должности все служащие по выборам должны были считаться состоящими в чинах: от 7-го класса (предводитель дворянства и дворянский заседатель совестного суда) до 14-го (городские ратманы и старосты в посадах).
  В городах насчитывалось шесть избирательных разрядов: настоящие городовые обыватели, гильдии купеческие, иностранные и иногородние купцы, именитые граждане и посадские. Выборы должны были проводиться раз в три гида по каждому разряду отдельно. Вначале гласные общей городской думы (распорядительный орган), которые уже из своей среды должны были выбирать по одному человеку от каждого разряда в шестигласную думу (исполнительный орган).
  Закон создавал еще одно выборное учреждение - собрание городского общества, в котором могли участвовать только люди состоятельные, не ниже купцов 2-й гильдии. Это собрание должно было избирать всех должностных лиц города: голову, бурмистров и ратманов магистрата, судей совестного и торгового суда и пр.*(7)
  Таким образом "Жалованная грамота" создавала все условия для превращения городов в самоуправляющиеся общины, но русское общество настолько не было готово принять эти идеи, что когда в 1840-е годы вновь встал вопрос об участии дворян в городском управлении, законодателям пришлось доказывать, что такое право они получили еще в 1785 году.
  Некоторую роль в этом сыграла законодательная неопределенность сферы деятельности городских дум. Функции городского самоуправления уже были распределены между городовым магистратом (сбор налогов), приказом общественного призрения и управами благочиния (городское благоустройство). Но главной причиной провала этих законов стала неспособность общества к совместной деятельности и вековой страх перед каждым чиновным лицом и казенным учреждением. Понятие "градское общество", включавшее все городское население, исчезло не только из русской городской практики, но и из законодательства, причислявшего к нему только купцов, мещан и ремесленников...
  Здесь же, эти новые американцы действительно отличались большою самобытностью и большою независимостью. Но также и отсутствием разделения на вожаков и рядовых объяснялось то, что каждый из членов федерации стремился к тому, чтобы самому выработать собственный взгляд на всякий вопрос. Здесь люди не представляли стада, которым вожаки пользовались бы для своих политических целей. Вожаки здесь просто были более деятельные люди, скорее люди почина, чем руководители. Способность их, в особенности средних лет, схватить самую суть идеи и их уменье разбираться в самых сложных общественных вопросах произвели на меня глубокое впечатление. "Положение" было большой и тяжело написанной книгой. Я затратил немало времени, покуда понял ее. Но когда раз новоархангельский мемунним Перчик пришел ко мне с просьбой объяснить ему одно темное место в "Положении", я убедился, что он отлично разобрался в запутанных главах и параграфах, хотя и читал-то далеко не бойко.
  Не было у них и страха перед чиновниками, клеймо рабства исчезло. Колониальные граждане были истинными гражданами и говорили со своими начальниками как равные с равными, как будто бы никогда и не существовало иных отношении между ними.
  Следующий пример покажет, каковы были результаты. В Забайкальской области в одной из волостей служил заседатель М., творивший невероятные вещи. Он грабил крестьян, сек немилосердно - даже женщин, что было уже против закона. Если ему в руки попадало уголовное дело, он гноил в остроге тех, которые не могли дать ему взятку. Корсаков давно бы прогнал заседателя, но М. имел сильных покровителей в Петербурге. После долгих колебаний против заседателя были собраны подавляющие факты и заседателю велели подать в отставку. Каково же было наше удивление, когда через несколько месяцев мы узнали, что тот же М. переведен в Американское генерал-губернаторство и направлен исправником в Камчатку! Там он мог бы беспрепятственно грабить инородцев, и Воеводин, своею властью, назначил его исправником в Штетл, где жителями были одни, почти, евреи. Тут его карьера и пресеклась.
  Рассчитывая беспрепятственно грабить инородцев и евреев М. принялся за старое. На него посыпались жалобы, но принять меры Воеводин не успел. Прошло всего три месяца с "воцарения" М. в Штетле, как однажды вечером кто-то, метким выстрелом из ружья, поразил его прямо через окно. В рапорте написано было о дикарях, проникших в город, но наверняка это был какой-то из обиженных М. индейцев или евреев.*(8)
  Другим преимуществом американского общества стало отсутствие помещиков. Кроме индейцев большими земельными наделами владели евреи, бывшие арендаторы РАК и отставные офицеры 1-го драгунского полка. Они подобно многим другим наживали состояние, урезывая солдатские пайки и продавая сукно, выдававшееся на солдатские шинели, а выйдя в отставку и прикупив у индейцев земли устраивали себе обширные имения где и жили постоянно, изредка наезжая в ближайший город. Но и построив роскошный дом окруженный великолепным садом хозяйство они вели не как русские баре, а совершенно по европейски, получая самые свежие сведения о состоянии рынка в Сан-Франциско, Нью-Йорке и Гонконге.
  В связи с этим не могу не вспомнить, как один наш сосед по Никольскому (имение Кропоткиных в Калужской губ. - А.Б.), получивший высшее образование в Петербурге, поселившись в имении, решил вести хозяйство на новых началах.
  Прежде всего он выписал английские машины и пригласил немца в управляющие. Но машины оказались не под силу для изнуренных крестьянских лошадей, и в случае поломки машины приходилось посылать для ремонта чуть ли не в Москву. Немец-управляющий так восстановил крестьян против себя своим презрительным отношением, что помещик вынужден был ему отказать от места. После неудачных попыток вести хозяйство на новых началах молодой помещик снова взял бывшего управляющего своего отца, ловкого и хитрого мужика, который своей жестокостью нагонял страх на крепостных. И так кончались почти все опыты во многих имениях в России...
  
  Когда до Америки дошла наконец принятая в Петербурге земская реформа, оказалось, что земского исправника (главу полиции - А.Б.), уездного судью (главу сословного суда - А.Б.) и судебных заседателей, что составляло, в общей сложности, более половины всех выборных должностей уезда, должны были избирать Дворянские собрания. Но в американских землях дворянами числились только офицеры двух драгунских полков и некоторые чиновники, поэтому исправников, судей и заседателей там пришлось избирать на общих основаниях...
  
  Волна реакции скоро добралась до нашей далекой окраины. Раз, в июле или августе 1863 года, в Ново-Архангельск приплыл на шхуне нарочный из Новороссийска и привез бумагу. В ней предписывалось генералу Кукелю немедленно оставить пост губернатора Орегонской области, вернуться в Новороссийск и там дожидаться дальнейших распоряжений, "не принимая должности начальника штаба".
  Почему так? Что все это означает? Про это в бумаге не было ни слова. Даже генерал-губернатор, личный друг Кукеля, не решился прибавить ни одного пояснительного слова к таинственной бумаге. Значила ли она, что Кукеля повезут с двумя жандармами в Петербург и там замуруют в каменный гроб, в Петропавловскую крепость? Все было возможно. Позднее мы узнали, что так именно и предполагалось. Так бы и сделали, если бы не энергичное заступничество графа Николая Муравьева-Амурского, который лично умолял царя пощадить Кукеля.
  Наше прощание с Б. К. Кукелем и его прелестной семьей было похоже на похороны. Сердце мое надрывалось. В Кукеле я не только терял дорогого, близкого друга, но я сознавал также, что его отъезд означает похороны целой эпохи, богатой "иллюзиями", как стали говорить впоследствии - эпохи, на которую возлагалось столько надежд.*(9)
  Так оно и вышло. Прибыл новый губернатор, добродушный, беззаботный человек. Видя, что терять время нельзя, я с удвоенной энергией принялся за работу и закончил проект реформ городского самоуправления. Губернатор оспаривал мои доклады, делал возражения, а впрочем, подписал проекты, и они были отправлены в Петербург. Но там больше уже не желали реформ. Там наши проекты и покоятся по сию пору с сотнями других подобных записок, поданных со всех концов России.
  Но эти же проекты нашли благодатную почву на американской земле. Из Петербурга отдали молчаливый приказ - не предлагать никаких перемен, а предоставить делам идти по заведенному порядку, а тем временем в американских округах вовсю избирали исправников и судей. И делалось это самими гражданами, без особого одобрения, а часто и при сопротивлении властей.
  Высшая американская администрация имела самые лучшие намерения; опять повторяю, состояла она во всяком случае из людей гораздо лучших, гораздо более развитых и более заботившихся о благе края, чем остальные власти в России. Но все же то была администрация - ветвь дерева, державшегося своими корнями в Петербурге. И этого вполне было достаточно, чтобы пытаться парализовать все благие намерения и мешать местным самородным проявлениям общественной жизни и прогресса. Если местные жители задумывали что-нибудь для блага края, на это смотрели подозрительно, с недоверием. Немедленно пытались парализовать не столько вследствие дурных намерений (вообще я заметил, что люди лучше, чем учреждения), но просто потому, что американские власти принадлежали к пирамидальной, централизованной администрации. Уже один тот факт, что они были ветвью правительственного дерева, коренившегося в далекой столице, заставлял их смотреть на все прежде всего с чиновничьей точки зрения. Раньше всего возникал у них вопрос не о том, насколько то или другое полезно для края, а о том, что скажет начальство там, как взглянут на это начинание заправляющие правительственной машиной...
  А само правительство дало русским губерниям слабое подобие самоуправления и сейчас же путем урезок приняло меры, чтобы реформа потеряла всякое жизненное значение и смысл. Земству пришлось довольствоваться ролью чиновников при сборе дополнительных налогов для покрытия местных государственных нужд. Американское же земство, встречая со стороны правительства подозрительность и недоверие, а со стороны "Московских ведомостей" - доносы и обвинения в сепаратизме, в стремлении устроить "государство в государстве", в "подкапывании под самодержавие", смело отстаивало свои инициативы и почти всегда добивались успеха.
  Если бы кто-нибудь вздумал, например, рассказать подлинную историю борьбы читинского земства из-за постройки пожарной каланчи, никто за границей ему бы не поверил. Читатель отложил бы книгу, говоря: "Слишком уж глупо, чтобы так было на деле". А между тем все так именно и происходило.
  В 1855 году читинцы пожелали выстроить каланчу и собрали деньги для этого; но смету пришлось послать в Петербург. Она пошла к министру внутренних дел, но когда утвержденная смета вернулась через два года в Читу, то оказалось, что цены на лес и на труд значительно поднялись в молодом, разраставшемся городе. Составили новую смету и отправили в Петербург. История повторилась несколько раз и тянулась целых двадцать пять лет, покуда наконец читинцы потеряли терпение и выставили в смете почти двойные цифры. Тогда фантастическую смету торжественно утвердили в Петербурге. Таким образом Чита получила каланчу.
  Иначе повело себя американское земство, когда в 1868 году граждане городка Кресен, решив, что их маленький порт может стать важным пунктом вывоза продуктов питания в Калифорнию и нуждается в маяке. Они просто собрали средства и начали строительство.
  Когда из Новороссийска пришел запрос, на него ответили, что маяк строится для приема военных судов на что есть распоряжение адмирала Воеводина. На это из Главного управления прислали распоряжение прекратить стройку, так как военный флот в кресенском маяке не нуждается. Из Кресена заявили, что у них есть распоряжение Воеводина с указанием о строительстве маяка. На требование прислать распоряжение в Нрвороссийск, из канцелярии городского головы ответили, что распоряжение прежнего генерал-губернатора было получено в 1865 году и с тех пор затерялось. Но средства достаточные для строительства удалось собрать только сейчас. Для прояснения ситуации сделан был запрос в Главное Адмиралтейство, но к тому времени, как из Петербурга прибыл наконец грозный циркуляр, требующий прекратить строительство, с начала переписки миновало два года и новый маяк зазывно светил проходящим судам.
  В России немало гласных отрешалось от должности и за меньшие прегрешения, высылалось из губернии, а то и попросту отправлялось в ссылку за то, что они осмеливались подавать царю верноподданнические прошения о правах, принадлежащих и так уже земствам до закону. "Гласные уездных и губернских земств должны быть простыми министерскими чиновниками и повиноваться Министерству внутренних дел" - такова была теория петербургского правительства. Что же касается до народа помельче, состоявшего на земской службе, например, учителей, врачей, акушерок, то их без церемонии, по простому распоряжению Третьего отделения отрешали в двадцать четыре часа от службы и отправляли в ссылку...
  В Америке в одном городе*(10) не дальше как в 1870 году решили устроить бал для народных учителей. На другой день после бала явился к городскому голове урядник и потребовал список приглашенных учителей для рапорта по начальству. Голова отказал.
  - Ну, хорошо, - сказал урядник, - я сам дознаюсь и отрапортую. Есть указание что учителя не имеют права собираться вместе. Если они собирались, я обязан донести.
  Список учителей был составлен и отправлен в Новороссийск. Генерал-полицмейстер тогда был человек в Америке новый, не знавший местных нравов. Он переслал список в Петербург, а оттуда пришло указание учителей уволить. К тому времени ему разъяснили совершенную им ошибку и он беспокоясь о своей карьере понял, что наступление на права земств может вылиться в серьезные беспорядки. А учитывая недостаток войск и количество оружия на руках у граждан, зачастую много лучшего чем уставное, и эти беспорядки вряд ли удалось легко подавить. Ведь колониальные граждане в большинстве своем были хорошие стрелки и выступили бы не с косами, как польские повстанцы, а самыми современными штуцерами и револьверами.
  Генерал-полицмейстер и сам уже был не рад, что затеял всю эту историю, но получив соответствующее предписание вынужден был подчиниться. Приказав в канцелярии подготовить соответствующее указание он уведомил об этом роша. Так что когда тот, получив на руки указание генерал-губернатора об отрешении от должности 23-х учителей, мог на голубом глазу заявить, что все указанные лица уже уволены и на их место взяты другие. Разумеется хитрец просто поменял имена в ведомостях, но всем хотелось побыстрее закрыть это дело и никакой проверки проведено не было.
  Как не похоже это на русскую действительность. Когда я получил по наследству от отца тамбовское поместье, село Петровское-Кропоткино, я некоторое время серьезно думал поселиться там и посвятить всю свою энергию земской службе. Некоторые крестьяне и бедные священники окружных деревень просили об этом. Что касается меня, я удовольствовался бы всяким делом, как бы скромно оно ни было, если бы только оно дало мне возможность поднять умственный уровень и благосостояние крестьян. Раз, когда некоторые из тех, которые советовали мне остаться, собрались вместе, я спросил их: "Ну предположим, я попробую открыть школу, заведу образцовую ферму, артельное хозяйство, а вместе с тем заступлюсь вот за такого-то из наших крестьян, волостного судью, которого недавно выпороли в угоду помещику Свечину. Дадут ли мне возможность продолжать?" И все мне ответили единодушно: "Ни за что".
  Этот случай напомнил мне еще об одном впечатлении которое вынес я из Америки. Я имею в виду дух равенства, крайне определенно выраженный в американцах. Они подчиняются но не покоряются. Во всяком случае никогда я не наблюдал в них того подобострастия, ставшего второй натурой в России, с которым маленький чиновник говорит о своем начальнике...
  
  Меня вскоре назначили чиновником особых поручений при генерал-губернаторе по казачьим делам. В Новороссийске дела, собственно, было немного и все это лето мне пришлось путешествовать по Орегону. Мне пришлось стать лихим моряком, чуть не погибнуть в шторм и командовать пароходом...
  ...Мы шли по среднему Орегону верстах в восьмистах выше порогов в большой крытой лодке, оснащенной парусами так, что она могла идти в бейдевинд... Мы всегда находили по вечерам небольшую полосу крутого, но сравнительно невысокого берега, чтобы причалить. Скоро затем на берегу быстрой и чистой реки пылал наш костер. А фоном бивуака был великолепный горный пейзаж. Трудно представить себе более приятное плаванье, чем днем, на лодке, сносимой по воле течения. Нет ни шума, ни грохота, как на пароходе. Порой приходится лишь раза два повернуть кормовое весло, чтобы держаться среди реки. Любителю природы не сыскать лучших видов, чем на верхнем Орегоне, где широкая и быстрая прозрачная река течет между горами, поросшими лесами, спускающимися к воде высокими, крутыми скалами.
  Лишь те, кто видел Орегон или знает Амур, Миссисипи и Янтцекианг, могут себе представить, какой громадной рекой становится Орегон после слияния со Змеиной и какие громадные волны ходят по реке в непогоду.
  Гребцы мои были из "сынков"*(11), прогнанных сквозь строй, а теперь бродяживших из города в город и не всегда признававших права собственности. А между тем я имел на себе тяжелую сумку с порядочным количеством серебра, бумажек и меди... Вообще мои "сынки" оказались очень хорошими людьми, только подъезжая к Запорожску, они затосковали.
  - Водка уж очень дешева тут, - скорбели они. Крепкая; как выпьешь, сразу с ног сшибет с непривычки!
  Я предложил им оставить следуемые им деньги у одного приятеля, с тем чтобы он выдал плату моим "сынкам", когда усадит их на обратный пароход.
  -Не поможет, - мрачно повторяли они, - уж кто-нибудь да поднесет чашку. Дешева, подлая. А как выпьешь, так и сшибает с ног.
  "Сынки" огорчались недаром. Когда через несколько месяцев я возвращался обратно через Запорожск, то узнал, что один из моих "сынков" действительно попал в беду. Пропив последние сапоги, он украл что-то и попал в тюрьму. Мой приятель в конце концов добился его освобождения и усадил на обратный пароход.
  ...Когда начался шторм, мы держались, конечно, близко к берегу, но приходилось перерезывать несколько довольно широких протоков. В этих местах гонимые ветром волны грозили залить нашу утлую посудину. Раз нам пришлось пересечь устье протока, почти в версту шириной. Короткие волны поднимались высокими буграми. "Сынки", сидевшие на веслах, бледные как полотно с ужасом смотрели на гребни расходившихся волн, их посиневшие губы шептали молитву. Но державший корму пятнадцатилетний мальчик-алеут не потерялся. Он скользил между волнами, когда они опускались, когда же они грозно поднимались впереди нас, он легким движением весла направлял лодку носом через гребни. Лодку постоянно заливало, и я отливал воду старым ковшом, причем убеждался, что она набирается скорее, чем я успеваю вычерпывать. Одно время в лодку хлестнули два таких больших вала, что по знаку дрожащего гребца я отстегнул тяжелую сумку с серебряными и медными деньгами, висевшую у меня через плечо...
  Наконец нам удалось добраться до заветерья и укрыться в протоке. Здесь мы простояли двое суток, покуда ревела буря. Ярость ее была так велика, что когда я отважился выйти в лес за несколько сот шагов, то вынужден был возвратиться, так как ветер валил кругом меня деревья...
  Через несколько дней нас нагнал пароход, медленно ползший вниз по течению, и мы причалили к нему. От пассажиров я узнал, что капитан допился до чертиков и прыгнул через борт, его спасли, однако, и теперь он лежал в белой горячке в каюте. Меня просили принять командование пароходом, и я согласился. Но скоро, к великому моему изумлению, я убедился, что все идет так прекрасно само собою, что мне делать почти нечего, хотя я и прохаживался торжественно весь день по капитанскому мостику. Если не считать нескольких действительно ответственных минут, когда приходилось приставать к берегу за дровами, да порой два-три одобрительных слова кочегарам, чтобы убедить их тронуться с рассветом, как только выяснятся очертания берегов, - дело шло само собою. Лоцман, разбиравший карту, отлично справился бы за капитана. Все обошлось как нельзя лучше и вскоре мы достигли назначения без дальнейших приключений, о которых стоило бы упомянуть. В Запорожске я сдал пароход приказчику Орегонской компании и отправился в Ново-Архангельск верхом вдоль строящейся Кругопорожской железной дороги.
  Необходимость этой восьмидесятиверстной дороги, связывающей Ново-Архангельский порт с Запорожским, вокруг непроходимых Орегонских водопадов, было ясно давно. Номинально начало дороги было положено 8 января 1861 года, но строить ее начали только через год, когда на работы были пригнаны более тысячи польских повстанцев.
  После восстания 1863 года в одну Восточную Сибирь прислали одиннадцать тысяч мужчин и женщин, главным образом студентов, художников, бывших офицеров, помещиков и в особенности искусных ремесленников - лучших представителей варшавского пролетариата. Большую часть их послали в каторжные работы на казенных чугунолитейных заводах, или на соляных варницах. Я видел последних в Усть-Куте на Лене. Полуголые, они стояли в балагане вокруг громадного котла и мешали кипевший густой рассол длинными веслами. В балагане жара была адская; но через широкие раскрытые двери дул леденящий сквозняк, чтобы помогать испарению рассола. В два года работы при подобных условиях мученики умирали от чахотки.
  В Америке, на строительстве железной дороги ссыльные поляки не задержались и, насыпав дамбу вдоль берега Виламета для защиты дороги от весенних паводков и первые версты полотна, скоро нашли иное применение своим силам и дарованиям. На их место привезли 2000 китайцев - странных маленьких людей со свисающими по спине косами и высоким птичьим говором, в шляпах-корзинах, синих блузах и мягких туфлях. С кирками в руках, цепляясь за гранитные стены ущелий, они пробивали дорогу, достаточно широкую для прохода поезда. Бесстрашные, ни о чем не спрашивающие и ни перед чем не отступающие китайцы поднимались вверх по отвесным стенам, неся на бамбуковом коромысле по два семидесятифунтовых мешка с порохом, вручную просверливали дыры в граните для пороховых зарядов, поджигали шнур и часто сами погибали от взрывов.*(12)
  Вслед за ними двигались специалисты: укладывали шпалы, состыковывали на них рельсы, вкапывали телеграфные столбы и натягивали на них провода. Вдоль уже построенного участка дороги носился верхами и придирался к любой погрешности шестидесятилетний старик Целинский, бывший прежде русским офицером, затем ссыльным повстанцем, а ныне ставший главным распорядителем работ на строительстве дороги.*(13)
  В тот приезд мне довелось встретить в Ново-Архангельске знаменитого американского геолога Рафаэля Пумпэлли и известного немецкого антрополога Адольфа Бастиана. Но они пробыли с нами несколько дней и умчались туда, на Запад. Нас привлекала научная, а в особенности политическая, жизнь Западной Европы, которую мы знали по газетам. И в наших разговорах мы постоянно поднимали вопрос о возвращении в Россию. В конце концов восстание польских ссыльных в Сибири в 1866 году открыло мне глаза и показало то фальшивое положение, которое я занимал как офицер русской армии...
  Годы, которые я провел в Америке, научили меня многому, чему я вряд ли мог бы научиться в другом месте. Я быстро понял, что для народа решительно невозможно сделать ничего полезного при помощи административной машины. С этой иллюзией я распростился навсегда.
  Затем я стал понимать не только людей и человеческий характер, но также скрытые пружины общественной жизни. Я ясно сознал созидательную работу неведомых масс, о которой редко упоминается в книгах, и понял значение этой построительной работы в росте общества... Я жил так же среди бродячих индейцев и видел, какой сложный общественный строй выработали они, помимо всякого влияния цивилизации. Эти факты помогли мне впоследствии понять то, что я узнавал из чтения по антропологии. Путем прямого наблюдения я понял роль, которую неизвестные массы играют в крупных исторических событиях: переселениях, войнах, выработке форм общественной жизни. И я пришел к таким же мыслям о вождях и толпе, которые высказывает Л.Н.Толстой в своем великом произведении "Война и мир".
  Воспитанный в помещичьей семье, я, как все молодые люди моего времени, вступил в жизнь с искренним убеждением в том, что нужно командовать, приказывать, распекать, наказывать и тому подобное. Но как только мне пришлось выполнять ответственные предприятия и входить для этого в сношения с людьми, причем каждая ошибка имела бы очень серьезные последствия, я понял разницу между действием на принципах дисциплины или же на началах взаимного понимания. Дисциплина хороша на военных парадах, но ничего не стоит в действительной жизни, там, где результат может быть достигнут лишь сильным напряжением воли всех, направленной к общей цели. Хотя я тогда еще не формулировал моих мыслей словами, заимствованными из боевых кличей политических партий, я все-таки могу сказать теперь, что в Америке я утратил всякую веру в государственную дисциплину: я был подготовлен к тому, чтобы сделаться анархистом.
  На множестве примеров я видел всю разницу между начальническим отношением к делу и "мирским", общественным и видел результаты обоих этих отношений. И я на деле приучался самой жизнью к этому "мирскому" отношению и видел, как такое отношение ведет к успеху.
  В возрасте от девятнадцати до двадцати пяти лет я вырабатывал всякие планы реформ, имел дело с сотнями людей, подготовлял и выполнял рискованные экспедиции с ничтожными средствами. И если эти предприятия более или менее удавались, то объясняю я это только тем, что скоро понял, что в серьезных делах командованием и дисциплиной немногого достигнешь. Люди личного почина нужны везде; но раз толчок дан, дело, в особенности у нас в России, должно выполняться не на военный лад, а, скорее, мирским порядком, путем общего согласия. Хорошо было бы, если бы все господа, строящие планы государственной дисциплины, прежде чем расписывать свои утопии, прошли бы школу действительной жизни. Тогда меньше было бы проектов постройки будущего общества по военному, пирамидальному образцу.
  
  
  
  1* В главе использовались выдержки из книги П.А. Кропоткина "Записки революционера".
  2* Маак Р.К. - путешественник, географ, исследователь. В 1854-60гг. совершил ряд экспедиций в Рус-Ам.
  3* Кропоткин А.А. - брат П.А.Кропоткина.
  4* Классовский В.А. - преподаватель русской словесности в Пажеском корпусе; профессор Петербургского университета; автор ряда исторических и педагогических трудов.
   5* Не смотря на все попытки "ревнителей чистоты языка" эта терминология до сих пор сохранилась почти полностью. Исчез только раш, да и то глава городской администрации ныне именуется не городской голова, а мэр.
  6* Аксаков И.С. - издатель, славянофил; сын известного писателя С.Т. Аксакова и брат К.С. Аксакова.
  7* Следует заметить, что такого широкого участия населения в управлении Россия не знала до 1917г.
  8* М. - А.Ф.Маркович. В его убийстве подозревали А.Я.Гринберга, отца которого Маркович приказал выпороть, но следствие по делу не проводилось.
  9* Ниже П.К.Кропоткин пишет. "Гроза, разразившаяся над головою несчастного Кукеля, была принесена революцией разразившейся в Польше. Бутков (управляющий делами Американского и Сибирского комитетов - А.Б.) спросил... Знаете ли вы, почему они хотели арестовать Кукеля? - И он сообщил мне о перехваченном письме, в котором Кукеля просили оказать содействие польскому восстанию."
  10* Этот случай произошёл в г. Рог; городским головой тогда там был С.М.Мендель. В своей книге, изданной в 1897г. П.А.Кропоткин старался не называть по имени людей, которым такое упоминание могло навредить.
  11* "Нуждаясь в людях для заселения Восточной Сибири, он (Муравьев - А.Б.) принял как колонистов две тысячи солдат из штрафных батальонов. Их распределили, как приемных сыновей, в казачьи семьи или же устроили артельными холостыми хозяйствами в деревнях Восточной Сибири. Но десять или двадцать лет казарменной жизни под ужасной николаевской дисциплиной, очевидно, не могли быть подготовительной школой для земледельческого труда. "Сынки" убегали от "отцов", присоединялись к бездомному, бродячему городскому населению, перебивались случайной работой, пропивали весь заработок, а затем, беззаботные, как птицы, дожидались, покуда набежит новая работа." До 300 таких "сынков" перебрались в Рус-Ам.
  12* За время своей службы в Америке Кропоткин не слишком часто занимался дорожным строительством и не имел достаточной информации. Кроме того, возможно, он забыл некоторые факты, ведь ко времени написания книги прошло более тридцати лет. Причиной замены польских рабочих китайскими послужили не особые качества поляков, а элементарное сребролюбие.
  После открытия в 1857г. золотых россыпей в верховьях Москвы, РАК вложила в их разработку значительные средства. По расчётам дирекции доходы с приисков должны были компенсировать убытки от утери монополии. Составляя проект в Петербурге не учли суровый климат нагорья Карибу. Промысел там был возможен в лучшем случае с конца апреля, по начало октября. На оставшиеся шесть семь месяцев в году разработки приостанавливались из за сильных холодов, от которых замерзает и земля и вода. Эти пол года работники, в основном китайцы, жили в специально построенных казармах в Москве и, т.к. работы для них не было, приносили Компании убыток в 75 руб. в месяц. Каждый!
  Промышленность, бездействующая несколько месяцев в году, должна приносить очень большую прибыль. В подобных условиях Компания не могла успешно конкурировать с малыми старательскими партиями.
  Чтобы обеспечить своим рабочим занятие, 11 декабря 1859г. директорат РАК подал МВД С.С.Ланскому, для представления в Министерство путей сообщения проект строительства целой сети железных дорог. Предполагалась даже трансамериканская дорога. Однако в ведомстве К.В.Чевкина сидели неплохие специалисты и, к январю 1861г., от всей этой роскоши осталась Кругопорожская железная дорога и несколько гужевых. Генеральным подрядчиком строительства стала, разумеется, РАК и потому велось оно самым необычным образом - зимой.
  
  13* Н.Целинскому в 1865г. было только 46 лет. Отлично проявив себя на строительстве Кругопорожской дороги, в последующие годы он преуспел в роли железнодорожного подрядчика
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"