Когда вечером 8 мая, добрый приятель камергера Резанова, дон Луис Антонио просил его принять для приватной беседы дона Педро Гуана де Калма, Николай Петрович был нимало удивлён столь официальному представлению. И поразился ещё более, когда протеже брата его невесты, дон Педро- человек явно азиатской внешности, изящно взмахнув модной в Калифорнии шляпой с галунами, обратился к нему по русски.
В 1771г. калмыки, кочевавшие между Волгой и Яиком в количестве 33000 кибиток и возглавляемые ханами Убаши и Сэрыном, внезапно переправились через Яик и двинулись по степям к китайской границе. Причиной тому послужили притеснения со стороны местных российских властей и восстановить некогда могучее Джунгарское ханство. Правительство немедленно предписало яицким казакам и "киргиз-кайсацким ордам" преследовать беглецов. Казаки не смогли организовать эффективной погони, зато старые враги калмыков, казахи, тотчас "вооружились с величайшей ревностию". "Их ханы: Нурали в Меньшой, Аблай в Средней и Эрали в Большой Орде, один за другим нападали на калмыков со всех сторон; и сии беглецы целый год должны были на пути своём беспрерывно сражаться, защищая семейства от плена и стада от расхищения. Весною следующего (1772) года кэргизцы (буруты) довершили несчастие калмыков, загнав в обширную песчаную степь по северную стороны озера Балхаши, где голод и жажда погубили у них множество людей и скота ... Калмыки в течении одного года потеряли 100 000 человек, кои пали жертвою меча или болезней и остались в пустынях Азии в пищу зверям или уведены в плен и распроданы по отдалённым странам в рабство"
Эхо этих трагических событий докатилось не только до российских пограничных крепостей, где бойко велась торговля невольниками, но и до таких глубинных провинций, какой была Курская губерния. В итоге странным образом оказались сцеплены меж собою судьбы степных кочевников, одного из основателей Российско-Американской компании и отдалённейшей испанской провинции.
1775г, по поручению Голикова, Иван Шебанов из Переяславля-Залесского, приказчик барнаульского купца Василия Чюшина, купил для Ивана Ларионовича у ташкентского купца Ярмамета Бабанова несколько калмыцких детей и среди них 10-летнего Зайсана, дав за него товаров на 100 рублей. Сам купец приобрёл маленького раба у казаха Тайлака Сеитова из "владения Абулфеис салтана волости чубайской". В Тобольске на купленных невольников были оформлены надлежащие документы с описанием их примет: " ... Зайсан ... - ростом один аршин девять вершков, лицом бел, глаза карие, волос и брови чёрные, по всему телу чёрные и красные пятнышки". Там же, в Тобольске, их всех крестили. Зайсан получил имя Петр, а отечество- Иванов, по имени своего воспреемника, Ивана Шебанова.
Рабы жили и работали в доме Ивана Ларионовича в Курске. Учились языку и ремёслам. А в 1783г. трое из них было включено в состав экипажа одного из судов "на паях своего господина", но реально в путешествие отправилось двое. Один был отчислен "за непригодность" перед отплытием, а другого выслали обратно уже с американских островов "за неблагонадежность" - выяснилось, что этот крепостной ещё в Тобольске пытался поджечь дом своего хозяина, за что и был осуждён. А вот Пётр Иванов проделал с Шелиховым весь путь, исправно работал на Компанию 13 лет, а заработок его передавался сполна приказчику Голикова, курскому купцу Ивану Дружинину.
Смышлёный калмык бил котиков на Прибыловых островах, строил новые крепости и стал неплохим моряком. В 1796г, в заливе Святого Франциска, матрос Пётр Иванов дезертировал со "св.Павла". Не остановила его ни очередная смена религии, ни Татьяна, жена алеутка, ни трое детей от неё. Умный отец Жозе де Ураи безошибочно нашёл путь к душе бывшего кочевника: свобода, 100 голов скота и пастбище для выпаса.
Вскоре Зайсан-Петр-Педро женился на Кларе Опанья, получив за ней ещё 120 голов. Немолодую (ей уже исполнилось 20) и честолюбивую дочь сержанта гарнизона президио индеанки привлекало его право на дворянство. Новообращённый, как только немного изучил язык, объявил себя сыном хана (касика в его переводе) захваченного в плен злобными казахами и проданного в рабство.
Выросшие на пьесах Лопе даВега и новеллах Сервантеса романтичные испанцы поверили всему этому безоговорочно. А губернатор дон Арильяга даже отправил в Мехико прошение об официальном предоставлении дворянства дону Педро, касику "кальмиков". Вице-король переслал прошение в Мадрид, где оно благополучно затерялось. Но калифорнийцы упрямо продолжали называть своего нового соседа доном Педро деКалма. Правильно произносить "калмык" они так и не научились.
Тем временем дела дона Педро всё улучшались. Он научил свою жену изготовлять степные сыры, пришедшиеся калифорнийцам по вкусу. Ежегодно промышлял калана и котика и, насколько смог, обучил индейцев этому непростому художеству. Но самым удачным его начинанием было валяние войлока. Вспомнив своё детство, проведённое в юрте, дон Педро, путём проб и ошибок восстановил технологию и начал производить войлочные ковры, находившие спрос даже в Мехико. Все доходы он вкладывал в увеличение своих стад и к 1806 году, кроме сыроварни и ковровой мануфактуры вблизи Монтерея, где трудилось 14 индейцев, дон Педро был счастливым обладателем 1000 голов скота, 2000 овец и обширных пастбищ.
Донна Клара к тому времени уже умерла, оставив ему четырёх детей, а приобретённые богатство и знатность позволяли дону Педро подыскать себе приличную партию в богатой скотом, но бедной женихами, Калифорнии.
Его избранницей стала Анна Раула Ортега, дочь Хосс Франциско Ортега, который был первым белым человеком, увидевшим узкий пролив, названный затем Золотыми воротами, и сестру Хосс Марии Ортега, хозяина огромного ранчо Ностре Сеньора деРефаджио, расположенного недалеко от пастбищ деКалма. Брак племянницы его невесты, Соледад Ортега, с доном Луисом Антонио был уже делом решённым, так что дон Луис хлопотал за своего будущего родственника (и, кстати, будущего родственника самого камергера).
Николай Петрович с удовольствием выслушал историю столь необычной судьбы и удивился, уяснив, что дон Педро намерен юридически закрепить в России все свои достижения в Испанской Америке, а для этого желает официально выкупить вольную. Он предложил Компании 400 пуд солонины, взамен чего его превосходительство, от лица Компании, берёт на себя переговоры с Иваном Ларионовичем Голиковым или его наследниками и все предстоящие расходы.
Предложение Резанову понравилось. 400 пуд солонины обошлись бы Компании пиастров в 500, а с Голиковым можно будет договориться и на четверти от этой суммы. Кроме того, оказать услугу столь "энергическому" человеку может быть полезно. Ведь не только от желания заплатить своему бывшему хозяину дон Педро искал с ним встречи.
Подали кофе. Дона Педро очень огорчило известие о гибели капитана Шильца. Он уважал своего бывшего командира и нелицемерно сокрушался, что своим дезертирством подвёл Якова Егоровича. С другой стороны, если б он не сбежал тогда, то скорее всего так же сгинул бы вместе со "св.Павлом". Разговор плавно перетёк на благотворность российско-испанских контактов в Америке, и вскоре, дипломату стали совершенно ясны далеко идущие планы скотовода.
Ещё в бытность свою промышленником Пётр-Зайсан восхищался превосходными пастбищами на Алеутах. Никогда ранее, да и позже, в Калифорнии, он не видел столь богатых трав. Для коров там было холодновато, зато овец можно было пасти круглый год, не думая ни о засухе, ни о заготовке кормов на зиму. Не нужно было охранять отары от волков. Их там нет. И вору некуда угнать животных с острова.
К вечеру того же дня проекты дона Педро были соотнесены с интересами Компании и изложены в двухстороннем договоре. Дон Педро отправляет своих овец компанейскими судами, пришедшими в Калифорнию, на Уналашку или иной остров. С каждой дюжины перевезённых овец, одна поступала на пропитание команды судна. Ежели овец сопровождает человек от дона Педро, то плывёт он бесплатно и кормится вместе с экипажем. Десятая часть приплода с тех овец идёт Компании, но лишь после того, как их количество превысит две сотни. Сыры скупаются Компанией по цене, всего на 20% выше монтерейских, но взамен провизия пастухам из Калифорнии и настриженная шерсть обратно, провозятся бесплатно.
До отъезда Николай Петрович не раз ещё беседовал со своим будущим родственником и, видя что тот скучает без чая, подарил ему свой самовар и 10 фунтов лучшего жулана. Дон Педро отдарился ковром со своей мануфактуры и парой шкурок калана. Ещё один ковёр передан был для Баранова. Не забыл он и о своих детях: Ирине, Семёне и Фёдоре. 30 пуд муки, 15- бобов и по столько же монтеки и соли, ничтожные в Калифорнии, в Кадьяке превращались в немалое богатство. Что-что, а деньги дон Педро считать умел. Даже выкуп своей собственной персоны из холопов обошёлся ему в сущие гроши: мясо 40 бычков, излишек из его стад и соль, которую накопали на соляном озере его же работники, а единственное, что стоило денег, бочки, предоставлены были ему из запасов "Клипера". Прибыли же обещали быть существенными, даже не загадывая об овцеводческих ранчо на островах. Дон Резанов уже предложил ему стать агентом Компании и даже сделал предварительный заказ на заготовку соли и солонины.
Когда "Клипер" выходил в море, на палубе, кроме тоскующего по невесте камергера Резанова, толкались за оградой 36 овец, трём из которых предстояло кончить жизнь на камбузе. Туда же, на камбуз, пристроили помощником кока приставленного к овцам индейского пастуха Диего. Ни к какой другой корабельной работе он приспособлен не был, а кормить его задаром лейтенант Машин не собирался.
Со временем, сбывая Компании мясо, соль и кожи, а под покровительством новых родственников приторговывая европейским товаром (именно с его лёгкой руки в моду вошли самовары), дон Педро стал одним из богатейших людей Калифорнии. Но всякая медаль имеет обратную сторону. Позволяя де Калма наживаться на посредничестве, Баранов требовал от него ответных услуг, проще говоря - шпионских донесений. Особенно на него насели после того, как окончательно было принято решение об основании крепости под боком у испанцев.
Началось всё с письма от 7 ноября 1809 года, которое отправил Баранову первый в истории СШ консул России в этой стране Андрей Яковлевич Дашков. Ещё в России он стал корреспондентом РАК за дополнительное жалование в 3000 долларов, а МВД закрывало на это глаза.
"Милостивый государь мой Александр Андреевич. Прошлого 1808 года по высочайшей воле е. и. в-ва определен я поверенным в делах и генеральным консулом в Американских Соединённых Штатах и нахожусь в здешней республике с июля месяца сего года. По данной мне инструкции от нашего министра иностранных дел и коммерции е. с-ва графа Николая Петровича Румянцева поручено оказывать мне всякое пособие и защиту по делам Российско-американской компании касательно торговых ее отношений с гражданами Соединенных Штатов и в случае надобности за нее ходатайствовать у здешнего правительства буде американцы будут еще продолжать торговлю с дикими в соседстве или в пределах российских селений во вред их промыслов, торговли или самого их существования. Исполняя инструкции а также по доверенности, которую высокопочтенная компания меня удостоила, открыв мне своё положение и желание, чтобы я способствовал ее успехам, сколько то будет от меня зависеть впредь буду я Вам сообщать: 1. О видах здешнего правительства на северо-западный берег Америки и как оное разумеет наши селения в том краю. 2. Об открытиях, сделанных американским правительством по реке Орегон, именуемый ими Колумбия, и о соперничестве, которое может произойти между нашими селениями и американцами, буде вознамерятся они завести таковые в нашем соседстве. 3. Каким образом способнее остановить или отвратить вредную для компании торговлю здешних республиканцев с дикими того края. 4. О способах основать торг с гражданами Соединённых Штатов и доставлять выгоднейшим образом в наши селения нужные для них вещи."
По первым двум пунктам Дашков честно отрабатывал своё жалованье, фактически занимаясь стратегической разведкой в пользу Компании. Пункт 3 оказался невыполним. Посланник в СШ граф Пален в 1810 г. писал в МИД: "Основываясь на собранной мною информации, я все более убеждаюсь в том, что правительство США имеет так же мало желания, как и возможности положить конец незаконной торговле. Многие влиятельные лица, и так уже недовольны нынешней администрацией, заинтересованы в этих экспедициях, и правительство опасается, что, выступив против их интересов, оно вызовет у них ещё большее раздражение. Кроме того официальное запрещение производить эту торговлю ничего бы не дало, ибо даже во время действия закона о прекращении морских сношений его нарушали прямо на глазах у самих должностных лиц. Правительство которое не в силах заставить соблюдать свои законы на собственной территории, не может рассчитывать на их строгое исполнение за пределами государства. Кроме того правительство США считает, что, запретив на словах контрабандную торговлю, оно предоставит нам слишком большую выгоду, и требуют от нас реальной компенсации за свои призрачные уступки."
По 4-му же пункту Дашков отметил, что "по многим приметам имею я право заключить, что правительство (СШ) единою своею властью здесь ничего не может предпринять, а должно к тому уговорить партикулярных людей, дав им те пособия какие от него зависят". Одним из таких "партикулярных людей" стал нью-йоркский мехоторговец, Джон Джейкоб Астор. В беседе с дипломатом тот рассказал, что его желание "поселить колонию на северном берегу р.Колумбии есть действительное". У Дашкова не было сомнения - "сему предприятию г-н Астор побужден собственным расчетом гораздо более, чем какими-либо видами правительства". Заявить ему, что "устье Орегона есть земля Российского владения" Андрей Яковлевич не мог так как общепризнано было, что открыл его в 1791г. гражданин СШ капитан Роберт Грэй.
Астор приехал в Америку в 1783 году. Через три года он создал небольшое предприятие, которое скупало пушнину у индейцев северо-западного побережья Америки. Предприятие быстро развивалось, к 1795 году его флот насчитывал двенадцать судов, отправлявших пушнину в Европу и Китай. Чтобы успешнее конкурировать с канадскими конкурентами, в 1808 году Астор основал Американскую Пушную Компанию и теперь рассчитывал на выгодное сотрудничество с РАК. Обе стороны договорились уважать границы торгово-промышленных угодий друг друга и воздерживаться от продажи индейцам оружия. Бостонцы обязались поставлять в Новороссийск по фиксированным ценам необходимые товары и за комиссионные вывозить русские меха в Кантон и возвращаться оттуда с китайским товаром. В свою очередь Компания обязалась торговать только с АПК надеясь, что "российские поселенцы покупать будут жизненные припасы по выгоднейшей цене, лучшей доброты и гораздо постояннее". Баранов согласился на некоторое стеснение, признав право бостонским контрактным судам самостоятельно продавать всю свою добычу. Более того, он не стал очень возражать, когда Астор заявил о своём решении заложить поселение в заливе св.Георгия, открытом в 1791г. Грэем.
Дело в том, что Астор был не одинок в своих попытках закрепиться на реке. Идея поселения на Орегоне возникла и у Компании Гудзонова залива. Узнав об экспедиции Саймона Фрейзер из Северо-Западной компании, главного конкурента, была послана экспедиция, возглавляемая Дэвидом Томпсоном. Большая часть людей, не выдержав тягот пути, покинула его ещё на восточных склонах гор. Однако Томпсону удалось с оставшимися восемью спутниками достичь реки Спокан, в устье которой был основан им форт Кутини-хауз. По дороге он оставлял во встречных индейских поселениях флаги и объявлял эти земли британскими владениями. Мистер Томпсон очень огорчился, спустившись парой сотен миль ниже к Орегону и обнаружив там российское поселение, построенное несколькими годами раньше. Хоть правитель Александровской крепости Константин Галактионов понял, зачем прибыл гость, принял его хорошо и предупредив, что все земли в Орегоне находятся в Российском владении, угостил и подарил в дорогу четверть водки. Эти отчаянные бродяги сразу понравились друг другу хоть Костя с трудом читал, а Дэвид был самым значительным астрономом и картографом Канады.
8 сентября 1810г. "Тонкин" 290-тонное судно АПК покинуло Нью-Йорк. Командовал им Джонатан Терни, лейтенант ВМФ США, опытный моряк, участник Триполитанской экспедиции*(1). На борту, кроме 20 человек команды, находились 12 клерков, 13 канадских охотников, завербовавшихся на пять лет и компаньоны Астора: Александр МакКей (сопровождавший Александра МакКензи в обоих его походах); Дункан МакДуглас и Дэвид Стюарт.
11 мая "Тонкин" вошёл в Орегонский лиман, а 19-го, под орудийный салют, в гавани св.Георгия была заложена крепость Астория.
Поначалу всё шло хорошо. С Виламета спустился Кусков, чтоб поприветствовать новых соседей, а МакКей и МакДуглас с ответным визитом посетили Ново-Архангельск, завезя заодно предназначенные товары. За месяц подвели под крышу дом для поселенцев, склады, магазин, кузницу и столярную мастерскую. Все это огородили частоколом, в котором были устроены две бойницы с шестифунтовыми пушками. Чинуки, пользуясь случаем поторговать, стали подвозить меха.
Но затем в отношениях между бостонским и русским поселениями начались трения. Роберт Стюарт (племянник Дэвида) с небольшим отрядом поднялся по Орегону, в нарушение договорённости скупая по дороге меха и вступил в переговоры с Томпсоном. А МакКей на "Тонкине" отправился на север за каланом.
Последовавшая затем трагедия имеет много толкований. Большинство исследователей утверждает что за ней кроются интриги правителя Баранова, но никаких документальных подтверждений этому не найдено. Разумеется, Александр Андреевич не был в восторге от столь наглого нарушения договорённости но, с другой стороны, нельзя отрицать, что лейтенант Терни, отличный военный моряк, был слишком прямолинеен и даже не скрывал своего презрения к индейцам.
Со слов единственного свидетеля Лаамазии, толмача чинука, нам известно следующее.
В заливе Себальос торговля шла успешно. Бостонцы наменяли более 100 шкур калана. Старый, хитрый вождь ихатисат, Ноокамиис почему то очень заинтересовался формой лейтенанта Терни и всё норовил отодрать на пробу золотую нашивку. Очень скоро лейтенант не сдержался и дал Ноокамиис пинка. МакКей, узнав о случившемся и хорошо понимая мстительный нрав индейцев, предупредил Терни что его неосторожный поступок может навлечь на них немалую опасность. Но тот отнёсся к инциденту с юмором и указал на пушки, как на лучший аргумент. Дополнительные увещевания лишь привели их к ссоре.
День и следующая ночь прошли без враждебных вылазок, а утром племянник Ноокамиис Шиавинсаа с 20 безоружными людьми подошёл к борту "Тонкина", размахивая связками шкур. Вахтенный офицер, видя это, допустил их на палубу и тут же ещё несколько каноэ подошли к борту. Проснувшийся от шума МакКей приказал поднять якорь и, оставаясь на верпе, отправить на ванты несколько человек.
Главным товаром, который требовали индейцы в тот раз, были ножи и топоры. Таким образом через некоторое время все они, вооружённые, рассредоточились по палубе и, по сигналу Шиавинсаа, бросились на бостонцев. Те, не смотря на внезапное нападение, схватились за ножи, ганшпуги и всё, что подвернулось под руку, бешено отбивались. Лейтенанта Терни, отличный боксёр, голыми руками расшвырял дюжину индейцев и, весь израненный, пробился к рубке, где хранилось оружие и стены были оббиты железом, но не смог открыть тяжёлую дверь и пал от удара в спину. Моряки на палубе так же не смогли долго противостоять многократно превосходящему противнику и были перебиты. Семеро посланных на ванты с ужасом наблюдали за гибелью своих товарищей, не имея возможности помочь им. Они так же решили пробиваться в рубку и четверым из них это удалось. Там они обнаружили тяжело раненого второго лейтенанта Левиса. Имея под рукой целый арсенал моряки открыли беглый огонь через узкие бойницы и вскоре очистили палубу. Индейцы попрыгали в каноэ (вместе с ними ушёл и не принимавший участия в схватке толмач), а моряки выпалили им вслед из пушек.
Остаток дня прошёл спокойно, ночь тоже. На утро каноэ ихатисат подошли к "Тонкину" но не решались приблизиться. В это время на палубе появился лейтенант Левис и сделав пригласительный жест, исчез. Индейцы, оценив это как презрительный вызов, подошли к борту и стали карабкаться наверх, каждый старался первым захватить лучшую часть добычи. И тут палуба "Тонкина" лопнула страшным взрывом, разбрасывая руки, ноги, тела успевших подняться и опрокинув каноэ отставших. Толмача Лаамазии отбросило в воду и он упал рядом с уцелевшим каноэ. По его словам "Тонкин" исчез, а залив был покрыт слоем обломков и кусков тел, среди которых плавали ещё живые. Страшный удар постиг их в момент триумфа. Почти 100 воинов пало в тот день.
Ещё не все тела были извлечены из воды, как внезапно траурные стенания сменились боевыми воплями. В деревню притащили четырёх уцелевших моряков. Лаамазии был приглашён чтобы допросить врагов, сумевших так отчаянно сражаться. Разговор в основном вёлся со Стивеном Виксом, оружейным мастером. По его словам сначала они думали вывести судно в море, но ветер был противный, а малочисленность команды не позволяла идти галсами. Тогда они четверо решили, дождавшись ночи тихо спустить шлюпку и вдоль берега добраться до Славороссии. Но тяжело раненый Левис отказался отправиться с ними, не рассчитывая выжить и желая отомстить. Они помогли лейтенанту сделать мину, а затем уплыли. К их несчастью ветер ещё усилился и, после целой ночи напрасной гребли, загнал шлюпку обратно в залив. Несчастные моряки укрылись в небольшой бухте и, измотанные сутками боя и тяжёлой работы, заснули. Там их и обнаружили. Несчастным оставалось лишь завидовать лейтенанту Левису. Их смерть была долгой.
Кто виновен в этой бессмысленной бойне?
Лейтенант Терни, нарушивший инструкции, которые требовали от него уважительного отношения к американцам и запрещали допускать их на палубу или всё же интриги Нанука-Баранова, которому незадолго до того попалось в руки секретное письмо Астора, где он рекомендовал вести торговлю в Калифорнии в ущерб Компании? Оставшийся в живых Нуукамиис и принёсший в Асторию печальное известие Лаамазии ничего более не рассказали. Возможно потому, что нечего было, а может- опасаясь позора. Если же исходить из принципа "кому выгодно" в выигрыше осталась Компания, ослабив оказавшегося опасным союзника. Правда лишь временно. В октябре 1811г из Нью-Йорка был отправлен 490тонный "Бобр" под командованием капитана Нортона. Он прибыл в Асторию в мае. Так и осели бы бостонцы в Орегоне если б не война.
К удивлению Астора, внезапно оказалось, что на родине никто не рассматривал его пост частью СШ. Глава "военных ястребов" в конгрессе, Генри Клей,избраный председатель палаты представителей и госсекретарь Джеймс Монро были слишком увлечены идеей присоединения Канады. А их единомышленник- Джон Куинс Адамс, в это время посланник в России, вынужден был непрерывно писать в Вашингтон о необходимости "...дружественных отношений с Руско-Американской компании влияние которой здесь, в Санкт-Петербурге, велико необычайно и любая заявка на территорию, которую указанная компания считает своей, т.е. всё, что севернее 45 градуса, может вызвать непредсказуемые последствия". Ну а потом в Вашингтон прибыл управляющий РАбанком ван-Майер.
Для начала он, по подсказке Дашкова, сделал безошибочный политический ход- пожертвовал 5000 долларов университету Виргинии, любимому детищу бывшего президента Джефферсона. Щедрый даритель получил приглашение от Правления университета и не преминул посетить городок Шарлоттвиль, а оттуда, разумеется, нанёс визит в близлежащее имение Монтичелло. Экс-президент принял гостя из далёкой России, а тот проявил себя истинным джентльменом. "Когда в салон вошла стройная и удивительно красивая женщина, я тут же встал и почтительно поцеловал ей руку... Разумеется я знал что она рабыня, мулатка Салли Хамингс, лет 5 назад не было газеты, которая б не писала об этой "преступной" привязанности президента. Разумеется, многие плантаторы имеют рабынь-наложниц, но давать им образование и заботиться о детях считается предосудительным. ...В беседе я не раз коснулся темы рабства и уверял, что в России чернокожий имеет равные права с белыми людьми его сословия, приводя в пример Абрама Ганнибал, чёрного раба, дослужившегося до чина генерала от инфантерии, 4-го по значимости в Российской армии." Томас Джефферсон, которому гость очень понравился, разразился политически очень важным письмом, в котором выражал восхищение "зарождением великой, свободной и независимой державы на той стороне нашего континента".*(2)
Тем временем война продолжалась. Последним известием из Астории было сообщение о гибели "Тонкина". О сухопутной экспедиции также доходили распространяемые торговцами Северо-Западной компании слухи о том, что они перебиты индейцами. От Астора требовалось немалое мужество, чтобы рискуя разориться, отправить в неизвестность другие суда, но тут его подтолкнуло известие, что канадский конкурент готовит к отправке к устью Орегона 20-типушечный шлюп "Исаак Тодд" и, очевидно, их поддерживает Британское правительство. С учётом всего этого Астор отправил госсекретарю Монро письмо, в котором представлял важность его поселения с коммерческой и политической точек зрения. Он просил государственной поддержки его начинаний и 40-50 солдат для обороны крепости.
Тщетно ждал Астор ответа. Война, как часто случается оказавшаяся не столь короткой и победоносной, отнимала всё время государственных мужей. Да и Андрей Яковлевич Дашков, к тому времени уже чрезвычайный и полномочный посланник, всячески отвращал правительство от "столь недружественного к Российской империи шага, как установка военного гарнизона на суверенных Российских землях".
12 февраля 1813г, между министерством финансов СШ и РАбанком было подписано соглашение о кредите в 6 млн долл сроком на 10 лет, из 7,25% годовых. Сделка выгодная для обеих сторон. Федеральные бумаги упали в цене и администрация СШ крайне нуждалась в средствах, а компаньоны удачно пристраивали свои неправедные прибыли за годы континентальной блокады*(3).
6 марта Астор, вновь на свой риск, послал ещё одно судно, "Жаворонок" под командованием капитана Сошле. А через две недели узнал, что Северо-Западная компания достучалась таки до Лондона и представила деятельность АПК как угрозу британской коммерции на Тихом океане, если не задавить её в зародыше. В результате этого фрегат "Феб" и шлюпы "Херувим" и "Енот" под общим командовании коммодора Джулиер, в сопровождении "Исаака Тодда" с грузом снаряжения и дополнительной десантной командой отправились к устью Орегона с приказом: "Захватить и разрушить любую крепость США там обнаруженную и поднять Британский флаг над её руинами". В придачу к этому в скором времени британский флот заблокировал американские порты и послать в Асторию весточку не было никакой возможности.
Тем временем на Тихом океане русские поселения и Астория поменяли свои позиции точно на 180 градусов, с той лишь разницей, что у бостонцев было всего 60 людей и одно судно. После пяти лет перерыва пришли наконец кругосветные барки, русские меха свободно потекли в Кантон, а бедные асторийские сидельцы вынуждены были теперь покупать необходимые товары на проходящих в Ново-Архангельск судах. С этих же судов нередко поступали плохие новости. Например, что идущий в Асторию "Жаворонок" попал в ураган у Сандвичевых островов и весь разбитый, полный воды с трудом дошёл до Оаху. Туземцы помогли спасти то, что осталось от судна, но Камеамеа, в компенсацию за помощь, конфисковал всё, что сохранилось. Или что целая британская флотилия направлена для уничтожения Астории.
Русским конечно можно было не верить, но 20 июня в гавань зашёл "Альбатрос" из Нантакета и капитан Смит подтвердил все тревожные слухи. Появились так же финансовые проблемы. В начале года "Бобр" был отправлен в Кантон с грузом мехов, но цены там резко упали и за всю годовую добычу давали 60 тыс долл, ровно половину от запрошенного. Не решившись единолично соглашаться на столь невыгодную сделку Стюарт меха не продал, а для закупки необходимых товаров взял у Шемелина, управляющего факторией в Макао, 20 тыс пиастров из 22%.
Асторийцы слегка поправили свои дела зафрахтовав за 2 тыс долл "Альбатроса", но это было единственным достижением. МакДуглас, Стюарт и Хант (командир сухопутного отряда) были обескуражены убытками и устрашены слухами о британских кораблях.
2 октября, на своём неизменном "Рейнджере", прибыл в Георгиевскую гавань сам Баранов и, после первых же стаканчиков рома, сделал предложение, от которого трудно было отказаться. "Невыполнимый по независящим от обеих сторон причинам" договор мог быть расторгнут. РАК приобретает у АПК Асторию со всеми строениями (сошлись на 58тыс долл); скупает по довоенным кантонским ценам все меха, что есть у них на складах и заключает на четыре года договор о совместном промысле на "Бобре" и "Альбатросе". Это более чем щедрое предложение имело ещё один, секретный пункт. Отправляясь сухим путём на родину, бостонцы должны были по дороге разрушить Кутини-хаус. Разумеется у Александра Андреевича было достаточно людей и пушек чтобы снести форт, хотя там было уже более 40 человек. Но вступать в прямую конфронтацию с британцами ему очень не хотелось. Разумеется, Компания являлась единственной реальной силой на западе Северной Америки но даже против пары фрегатов им было не устоять.
Были некоторые проблемы с людьми, но их решили быстро и полюбовно. Контракты вояжёров, в основном британских поданных, переписаны были на РАК. В компанейскую службу перешли также три клерка. Большая часть экипажей "Бобра" и "Альбатроса" временно присоединялась к отряду. 16 граждан Соединённых Штатов, бывшие на службе РАК и почему то как раз в это время оказавшиеся в Ново-Архангельске, потребовали отпуск и тут же его получили. 25 сандвичан на службе у бостонцев помогут им перебраться через горы, а затем вернутся на побережье дослуживать оставшиеся по договору три года. Ещё 40 сандвичан и китайцев было предоставлено в помощь асторийцам, тащить 14 пушек снятых с бостонских судов.
Через полтора месяца всё это пёстрое войско оказалось под стенами Кутини-хаус. Индейцы, возбуждённые слухами об интересном зрелище и дешёвой распродаже, расположились там же немалой толпой. Так что Костя Галактионов, гостивший в это время у Томпсона, отсоветовал совершать вылазки. Ведь один убитый индеец и даже он не сможет спасти своих британских друзей. С другой стороны ясно было, что стены не имеющего артиллерии форта не выдержат и одного залпа. Но залпа и не потребовалось. Утром 18 ноября на флагштоке крепости реял компанейский триколор. Костя, щедрая душа, заплатил за неё 12тыс фунтов.
Похожая сцена повторилась 30 ноября, когда 26-типушечный шлюп "Енот" капитана Блейка, с самыми героическими намерениями подошёл к Астории и был встречен семиорудийным салютом русской крепости св.Георгия. Офицеры "Енота" были очень раздосадованы. На борту корабля находился служащий Северо-Западной компании Джон МакДональд и обещал 1000 фунтов за взятие Астории.
Столь удачно закончившаяся попытка основных конкурентов укорениться на землях Орегона имели ещё одно последствие. Легализацию крепости Росс.
Как следует обсудив донесение Баранова от 1 июля 1808г, в котором тот сообщает о появлении отряда Северо-Западной компании под руководством Фрезера, ГП, 5 ноября 1809г представило донесение Николаю Петровичу Румянцеву, на основании которого тот подготовил доклад императору. Строительство Славороссии, Новороссийска и Ново-Архангельска и промысловая деятельность в Калифорнии мотивировалась стремлением Баранова опередить СШ и Британию "стремящихся занять места под селения меж Тринидадом и св.Франциском, промешкав на северных землях". Государь как бы ставился пред свершившимся фактом строительства цепочки крепостей и закладки временного поселения в Новом Альбионе нуждавшихся в государственной защите от конкурентов которые "...без сомнения, будут оному завидовать. Посему Баранов представляет, что для государственной пользы нужно сие поселение сделать казенное..." Опытный царедворец уже заготовил и решение по этому вопросу, определявшее, что "...государство в невозможности находится употребить на сие издержек". 1 декабря Румянцев сообщил о решении Александра I, который "отказывая в настоящем случае производить от казны на Альбионе поселение, предоставляет Правлению на волю учреждать оное от себя, обнадеживая во всяком случае монаршим своим заступлением". Это означало высочайшую санкцию на начало русской колонизации Нового Альбиона, но в форме, оставляющей правительству свободу дипломатического манёвра.
Гибель предназначенных в разведку "св.Николая" и "Авось", а затем начавшаяся блокада задержали проект и лишь из донесения ГП от 18 мая 1811г. следует, что Барановым "послана експедиция на поиски места под поселение компанейское". К тому времени дону Педро, по указанию правителя, уж два года как пришлось организовать торговлю с племенами, живущими севернее.
"Залив св. Франциска простирается к северу до параллели входа в Большую Бодегу. Из двух больших рек, в сию часть его впадающих, Сакраменто и Сан-Хоакин, одна течет с северо-запада, а другая - с северо-востока. Первая из них, по уведомлению индейцев, из весьма большого озера, а по второй ездил я верст на сто и нашёл там высокую горящую огнедышащую гору (вулкан Шаста 4370 м), о существовании коей испанцы и не слыхивали. Индейцы уверяют, что из того же озера течет на запад еще две реки большая река, которая, судя по их словам, должна быть одна из тех, кои впадают в залив, находящийся верстах в 20 к северу от мыса Мендосино и малая- впадающая в океан. Залив сей разделяется на два рукава и довольно велик, но мелководен; в него впадают две большие и три малые реки, весьма изобильные рыбою, в числе коей много осетров и семги. В больших же реках водится много тюленей. По берегам залива и рек растет в превеликом количестве годный на строение крупный лес, большею частию еловый и ольха. Между сим заливом и заливом Троицы(Тринидад) есть еще залив, более первого, в который также впадают две большие реки. Итак, на пространстве 70 верст от мыса Мендосино до залива Троицы находятся четыре большие и три малые реки: на испанских же картах назначена только одна, под именем Рио-де-лас-Торто-лас. Летом тут большею частию дуют северо-западные ветры и стоит теплая ясная погода; а когда бывают ветры с юга, то всегда тихие, только в зимние месяцы дуют они с большой силою и идет много дождя; холода же никогда не бывает.
Индейцы Нового Альбиона суть тот же самый народ, что и калифорнские жители, может быть, с некоторыми оттенками в нравах, обычаях, языке, кои совсем неприметны. Они вообще смирны, миролюбивы и незлобны. Удобность, с какою испанцы их покорили и владеют лучшими местами земли их, при помощи весьма слабой силы, которую жители могли бы в одну ночь истребить, если бы составили заговор, показывает их миролюбивое свойство; а жестокость, часто против их употребляемая испанцами и не произведшая доселе всеобщего возмущения или заговора, свидетельствует о незлобивом их нраве.
Они даже имеют высокое понятие о справедливости. Например, прежде они поставляли себе за правило, да и ныне некоторые роды из них сего держатся, убивать только такое число испанцев, какое испанцы из них убьют, ибо сии последние часто посылают солдат хватать индейцев, коих они употребляют в пресидиях для разных трудных и низких работ и держат всегда скованных. Крещеные же индейцы, к миссиям принадлежащие, к таким работам не могут быть употреблены, разве в наказание за вину по воле миссионеров. Солдаты хватают их арканами, свитыми из конских волос. Подскакав во всю прыть к индейцу, солдат накидывает на него аркан, одним концом к седлу привязанный, и, свалив его на землю, тащит на некоторое расстояние, чтоб он выбился из сил. Тогда солдат, связав индейца, оставляет его и скачет за другим; а наловив, сколько ему нужно, гонит их в пресидию с завязанными руками. Но при ловле индейцев арканами нередко убивают их до смерти. После того соотечественники их ищут случая отомстить, и когда удастся им захватить где испанцев, то, убив из них столько, сколько умерщвлено их товарищей, прочих освобождают.
Индейцы Нового Альбиона, так же как и калифорнские, на свободе живущие, кроме повязки по поясу, никакой одежды не употребляют; зимою только в холодное время накидывают на себя кожу какого-нибудь животного оленью, волчью и пр. Наряд же их состоит в головном уборе, из перьев сделанном, и в повязках из травы и цветов Копья и стрелы составляют их оружие. О возделывании земли для своего пропитания они не заботятся, пользуясь добровольными дарами природы; притом в выборе пищи они весьма неразборчивы едят без малейшего отвращения мясо всех животных, какие только им попадутся, всех родов раковины и рыбу, даже самых гадов, кроме ядовитых змей. Из растений главную их пищу составляют дубовые жолуди, кои они на зиму запасают, и зерна дикой ржи, которая здесь растет в большом изобилии. Для сбора зерен сих употребляют они весьма легкий, впрочем странный способ - они зажигают все поле; трава и колосья, будучи весьма сухи, скоро сгорят, зерен же огонь истребить не успеет, а только опалит. После индейцы собирают оные и едят без всякого приготовления. Растение сие по большей части индейцы сожигают ночью, а потому, подходя к здешним берегам, всегда можно знать, где расположились их станы.
Вообще здешние жители, как и все другие непросвещенные народы, ведут жизнь праздную."
Этот контраст с индейцами северо-западного побережья становился одним из важнейших аргументов при определении районов экспансии. В инструкции Кускову от 20 января 1811 г. Баранов пишет об этом прямо: "...Хотя блиские и окружные места учинились не надежными и опасными для промыслов, то и устремить внимание на дальние должно, где уже и опыты деланы, то есть альбионские берега, где и народы миролюбивые, силам нашим совмесные".
Правитель так же опасался нарушить неустойчивые ещё торговые связи в Калифорнии. Потому отношения с индейцами были не только вопросом безопасности колонии, но и аргументом в территориальном споре с Испанией и любым другим претендентом на Новый Альбион. Версия РАК здесь была такой: русские колонизуют земли, не занятые другими государствами, с согласия местных жителей, добровольно уступивших им земли под колонию, причем туземцы не только независимы от Испании, но и враждуют с испанцами. И, в целом, эта версия соответствовала реальному положению вещей.
Росс возник на купленной земле, в месте, которое кашайа именовали Метини (в русских источниках - Мэд-жы-ны). На этот счет имеется свидетельство самих индейцев, сообщение крешённых индейцев из миссий Сан-Рафаэль, Висенте и Руфино, записанное францисканцем Марко Пайерасом. Они подтвердили, "что командир русского корабля по имени Талакани прибыл первым, и остановился в Россе, и купил это место у его капитана вождя Panacuccux, дав ему в качестве платы 3 одеяла, 3 пары брюк, бусы, 2 топора и 3 мотыги. Затем он спустился в Бодега и купил ее у ее вождя, Yollo (он уже умер, и теперь капитаном его сын Va11iela)".
Это сообщение содержит несколько знакомых имен. Капитан Иоло (Yolo) упоминается в путевом дневнике Хуана Мораги как глава индейской группы (ранчерии) на речке, именуемой Эстеро де Сан Хуан Франциско. Vallhela - это, несомненно, известный по русским источникам вождь бодегинских мивок Валеннила. Талакани же - это не кто иной, как Тараканов, что подтверждает лингвистическая экспертиза: примерно так - Таллакаани, по-видимому, должны были произносить его имя бодегинские мивок.
Из русских Тараканов действительно прибыл первым (причем прибывал дважды во главе партии конягов как начальник) и мог именно в этом качестве ("командир", "прибыл первым") запомниться индейцам, хотя правителем новой крепости назначен был незаменимый Кусков.
"Основываясь на высочайшем соизволении, г. Баранов назначил в начальники сего заселения коммерции советника Кускова, выбрав ему из лучших людей 40 человек русских и 80 человек алеут, снабдив их товарами, припасами, материалами и всем тем, что только нужно для первого обзаведения Для отвозу людей и вещей отряжено одно из лучших тогда в колониях судов, шхуна "Чириков" под командою искусного морехода г. Бенземана.
Оно вышло из Новороссийска в феврале месяце 812 года и 5 марта благополучно достигло залива Бодега, где и остановилось на якоре. Немедленно по прибытии г. Кусков предпринял обозрение мест для заселения. Между Бодегой и рекой Славянкой посланы были пешими приказчик Слободчиков и ученик мореходства Кондаков с 10 человеками алеут, а сам г. Кусков на байдарках отправился вверх по реке Славянке. По осмотре нигде не оказалось удобного места к заселению, и поэтому г. Кусков решился основать колонию в 15 верстах выше реки Славянки, в небольшой бухточке.
Выбрав сие место для заселения, г. Кусков перешел из залива Бодега с судном и со всеми людьми в сию бухточку. Товары и прочее в судне выгрузили, а самое судно вытащили на берег; для жительства людям поставили несколько палаток и, приняв всевозможную предосторожность от диких учреждений караулов и ночных дозоров, немедленно после сего люди заняты были заготовлением лесов для постройки крепости и жилых домов. При помощи тяглового скота, купленного в испанских поселениях, с конца августа месяца уже успели обнести место крепости гладким стоячим тыном в две сажени высотой. По углам его находились бастионы, вооруженные пушками, число которых простиралось до 15. В бастионах этих и основали первоначальное жительство людям. Крепость была названа Россом- по вынутому жребию положенному пред иконой Спасителя. Внутри крепостной ограды помещались дом правителя, казарма, два магазина для складки товаров, сараи, поварни, мастерские, бани, кожевенный завод, скотные дворы и другие службы оконченые постройкою в 814г. За крепостью располагалось селение алеутов. Они сооружали себе довольно опрятные жилища из досок красной сосны, похожей на очень большую лиственницу*(4), и вступали в родственные связи с местными женщинами.
Вблизи селения основано несколько огородов, где посажено было для первого опыта картофель, репа, редька и салат, которые и родились очень хорошо. Для продовольствия команды приняты были благонадежные меры. Еще из залива Бодега отряжен один русский с 4 алеутами на лежащие близ залива Сан-Франциско каменья Ферлонес (о-ва Фарралон) для промыслу сивучей и птиц, оттуда впоследствии доставлялось значительное количество соленого и сушеного мяса. По нескольку байдарок с хорошими стрельцами посланы были в залив Большой Бодега и Дракову (зал.Дрейка) бухту, которые доставляли всегда изобильное мясо коз и оленей. При таковых работах и занятиях не забыт и промысел пушных зверей в течение первого года добыто было в разных местах до 700 бобров морских, а на острове Ферлонес упромышлено было до 2600 котов морских".
Создание колонии Росс совпало с революционными событиями в Испании и Латинской Америке, которые привели к окончательному разрушению системы снабжения и финансирования Испанской Калифорнии. Жители её и раньше ощущали нехватку продукции ремесел и промышленности. Теперь же солдатам нечем было платить зарплату, их не во что было одевать и нечем вооружать. Для снабжения и войск, и гражданского населения единственным законным источником товаров стала русская торговля.
Испанцы быстро узнали о создании в Калифорнии нового поселения. В октябре 1812г. на разведку был послан лейтенант Морага, уже имевший опыт экспедиций на север. Он посетил и осмотрел Росс. На вопрос, с какой целью русские здесь поселились, Кусков предъявил ему бумагу ГП РАК о том, что заселение создается для обеспечения колоний продовольствием и сообщил о желании торговать. Уезжая, Морага обещал просить у губернатора разрешения торговать с Росс. Новость о русской крепости и гостеприимстве ее обитателей быстро разнеслась по Калифорнии. Уже в ноябре в письме из Санта-Круса сообщается о том, что "в Бодега русские соорудили из дерева пресидио, которое охраняют 40 белых (hombres de razon)..." и что Морага и его солдаты "все были очень хорошо приняты русскими".
В январе 1813г. Морага нанес в крепость второй визит, на этот раз вместе с Хосе-Игнасио, братом коменданта Сан-Франциско, и объявил, что губернатор разрешил торговлю. В подарок он пригнал 3 лошади и 20 коров. Кусков немедленно воспользовался разрешением, отправив в Сан-Франциско партию товаров, за которые, по условленным ценам, получил хлеб. Испанские власти, кем бы персонально они ни были представлены и какую бы политику ни проводили, были вынуждены считаться с жизненной потребностью населения в русских товарах.
В отношении же Росса, кроме экономической необходимости действовала и необходимость политическая. Заключив в том же 1812г. с Россией договор о союзе, Испания не могла реагировать жесткими контрмерами на полученное в Мадриде и доведенное до сведения короля сообщение "о создании русского поселения близ порта Ла Бодега". Министр иностранных дел Xуан де Луйанд в письме к вице-королю Новой Испании графу де Кальдерон от 4 февраля 1814г, формулируя политику в отношении русского поселения в Калифорнии, предпочитал даже допускать, что русские основали не постоянное поселение, а, "возможно... высадились на берег вынужденно из-за болезни экипажа судна и со временем покинут свое поселение и даже сами придут в испанское пресидио, где их надлежит разоружить". Вместе с тем Луйанд весьма положительно - вполне в духе аргументов Резанова или ван-Майера - отзывался о возможности русско-испанской торговли в Америке. "В связи с этим, - писал Луйанд, - Его Величеству представляется важным, чтобы Вы пока закрыли глаза на все происходящее. Тем не менее мы заинтересованы в том, чтобы русские не распространили свою деятельность за пределы Верхней Калифорнии. Именно в этом районе нужно развивать взаимную торговлю производящимися на месте товарами и продуктами... Одновременно следует проявить крайнюю деликатность, чтобы добиться ликвидации русского поселения без ущерба для дружественных отношений между двумя странами".
Итак, торговля с Россом была негласно признана правительством, а калифорнийские власти, выполняя приказы вице-короля, время от времени требовали от Кускова убираться с испанской территории. Летом 1814г. с этим в Росс в очередной раз отправился лейтенант Морага. Он оставил одно из самых ранних сохранившихся описаний крепости, отметив ее немалые оборонительные возможности. "Пресидио располагается на 120 футовой высоте над уровнем залива. Стены высотой в 3 сажени, общие размеры стен 49+42 сажени, на стенах установлены 12 пушек, на угловых стыках поставлены блокгаузы. От стен к берегу ведут 166 ступеней. С моря обстрел невозможен из-за протяжённых отмелей. На случай осады есть колодец, хотя пресидио стоит подле реки. Гарнизон состоит из 26 человек русских и 102 туземцев". Полученная от этих визитов информация вряд ли вдохновляла атаковать Росс испанских офицеров, чей гарнизон в Сан-Франциско не превышал 70 человек, а порох, чтобы салютовать входящим в залив российским кораблям, приходилось просить у их же командиров.
Впрочем, союз между Россией и Испанией исключал военные действия, и единственной возможной мерой давления были спорадические требования ликвидировать поселение в Калифорнии, хотя они служили скорее доказательством служебного рвения испанских начальников, нежели действенным способом избавиться от русской колонии. Пользуясь этим компанейские суда почти в открытую промышляли в испанских водах, они даже перестали прикрываться американским флагом. На всякий случай ГП РАК предприняло дополнительные меры, отправив в 1813г. вице-королю новую прокламацию, где делало упор на союз России и Испании в борьбе с Наполеоном, патетически сообщало об успехах в этой борьбе, при этом отмечая, что "обе нации... одинаковым и сим токмо обеим нациям свойственным духом действовали и действуют".
Между тем в Мадриде вновь воцарился Фердинанд VII и в политике Испании обозначились иныые тенденции. Прибывший в 1815г. новый губернатор Верхней Калифорнии Пабло Висенте де Сола, имея соответствующие инструкции, стал настойчиво требовать ликвидации Росса, одновременно предпринимая жесткие меры против нелегального промысла, прервавшие, в частности, экспедицию на "Ильмене".
В январе 1814г. к берегам Калифорнии была отправлена торгово-промысловая экспедиция на приобретенном у бостонцев бриге "Ильмена" (прежнее название "Лидия"). Капитаном был принятый на службу РАК американец Уодсворт (Воздвиг), а главным комиссионером - Хуан Эллиот де Кастро. Однако имеющиеся документальные данные дают нам все основания полагать, что РАК на "Ильмене" в первую очередь представлял сын Баранова Антипатр, который вел путевой журнал и контролировал торговлю с испанцами.
С экспедицией на "Ильмене" связана трагическая история аборигенов острова Сан-Николас. В русских источниках он именуется остров Ильмена. Именно этот островок стал одним из главных промысловых мест. В 1814г. там был оставлен промышленный Яков Бабин с отрядом алеутов. Приказчик Говоров, прибывший на судне за добытыми шкурами в отсутствие Бабина, узнал от конягов, что туземцы Ильмена убили одного из них, за что с туземцами "поступлено Бабиным дерско и бесчеловечно".
Согласно испанским документам, конфликт кадьякцев с индейцами габриелино населявшими Сан-Николас, привел к резне, в результате которой были истреблены все взрослые мужчины, а женщины достались убийцам и имели от них детей.*(5). Инцидент стал предметом разбирательства. Баранов был снисходителен и в мае 1815г. дал Кускову указание напомнить об этом событии Тараканову, "да и Бабина также пожурите... за поступок бешенства, ибо предписано било к Тараканову о перемещении к Вам Ильменина островка людей, а не обижать дерзостию". К этому времени Бабин, по жалобе конягов, был уже разжалован в матросы, а после получения данного предписания ему был сделан строгий выговор. В свое оправдание Бабин "говорил, что будто делали то кадьяцкие в отмщение за убиство кадьяцково и что он не в силах был удержать". Реакция Леонтия Андреевича Гагемейстера была более жесткой и включала требование об удалении Бабина из Калифорнии, что и было выполнено Кусковым.
Инцидент на Ильмене выходил за рамки обычных мелких стычек. Это был акт геноцида, совершенного кадьякскими эскимосами (роль самого Бабина не вполне ясна, однако для Баранова его вина несомненна). Масштабы геноцида также остаются недостаточно ясными. Существенным обстоятельством является признание Баранова о планах перемещения в Ново-Архангельск жителей "Ильменина островка". Эта депортация могла преследовать двойную цель: обеспечить поселения рабочей силой и в то же время сделать остров более удобным и безопасным для базирования там промысловых отрядов. Для РАК, ежегодно перемещавшей десятки аляскинских туземцев для осуществления промысловой или иной деятельности, переселение жителей Ильмена не было чем-то необычным. Пикантность ситуации придавало, однако, то, что этот остров лежал в широте испанских владений, а судно, шедшее с вестью об инциденте, на пути в Росс и Ново-Архангельск было захвачено испанцами.
Осенью 1815г, "Ильмену" постигли крупные неудачи. В плен к испанцам, патрулировавшим побережье, попали две группы ее людей. 18 сентября была захвачена партия алеутов в составе 24 человек во главе с байдарщиком Тарасовым.
Как известно из показаний кадьякца Ивана Кыглая из отряда Тарасова, этот отряд (15 байдарок) занимался промыслом на острове Ильмена. Когда же Тарасов счел дальнейший промысел бесперспективным, они решили перебраться на соседние острова, а потом на материк. Близ миссии Сан-Педро они были схвачены испанскими солдатами, которые действовали исключительно жестоко, "многих изувечив обнаженными тесаками и разрубив Чукагнаку что из селения Кагуяк голову". В миссии Сан-Педро кадьякцам было предложено принять католическую веру, но они отказались.
Через некоторое время Тарасов и большинство его людей были переведены в Санта-Барбару, а Кыглая и раненый Чукагнак были оставлены в Сан-Педро, где содержались несколько дней без воды и пищи. Однажды ночью им было вновь приказано принять католичество, "что и при сем крайнем положении не решились". На рассвете к тюрьме пришел католический священнослужитель с несколькими индейцами. Кадьякцев вызвали из тюрьмы. Их окружили индейцы, а священнослужитель приказал отрубать Чукагнаку по суставам пальцы на обеих руках и сами руки, а затем умирающему конягу вспороли живот. Экзекуция прекратилась, когда миссионеру доставили какую-то бумагу, прочитав которую тот приказал зарыть в землю тело Чукагнака.
Кыглая вскоре был отправлен в Санта-Барбару (его товарищи к тому времени были уже оттуда отправлены в Монтерей). Многие из них бежали, были в разных местах схвачены и доставлены в Санта-Барбару, некоторые с байдарками. Всего их собралось 10 человек, которые сговорились бежать, пробираясь к Сан-Франциско и далее к Россу. Сам Кыглая избрал другой путь: с одним из товарищей по несчастью, Филипом Аташ'ша, они выкрали байдарку и на ней бежали, добравшись до о-ва Ильмена, где жили, добывая птиц в пищу и на одежду. .Аташ'ша умер в 1818г. Кыглая весной 1819г. был снят "Ильменой" и доставлен в Росс, где допрошен Кусковым в присутствии тойонов-свидетелей.*(6)
Через неделю после Тарасова и его группы та же участь постигла Эллиота. Согласно выписке из путевого журнала, в это время "Ильмена" находилась у берегов Южной Калифорнии, близ мыса Консепсьон. Руководители экспедиции знали, что в Монтерей прибыл испанский фрегат с новым губернатором, были предупреждены о прибытии испанских солдат, посланных хватать иностранцев, но ни Уодсворт, ни Эллиот не вняли этим предостережениям, и в результате 25 сентября 1815г. солдаты схватили на берегу Эллиота и еще шесть человек команды, которых отправили в Санта-Барбару, а затем в Монтерей, где уже находился отряд Тарасова. Уодсворт же успел спихнуть на воду ялик и с тремя членами команды вернулся на судно.
Как явствует из сохранившихся в копиях переводов писем Эллиота к Уодсворту и Кускову, он рекомендовал забирать байдарки и уходить в Бодегу из-за угрозы со стороны приближавшихся испанских военных кораблей. Следуя совету Эллиота, передавшего свои функции комиссионера Антипатру Баранову, "Ильмена" направилась за байдарками к острову Сан-Мигель, а зайдя в Бодегу, вышла в море, но из-за течи не могла следовать прямо в Новороссийск и направилась к Гавайским островам.
В октябре 1816г., с прибытием в Сан-Франциско брига "Рюрик" под командованием Отто Коцебу, Эллиот (наряду с тремя русскими) был освобожден и отбыл на Гавайи. В феврале 1817г. в Монтерей на "Чирикове" был специально послан лейтенант Подушкин, который вызволил 2 русских и 12 кадьякцев-"алеутов". Некоторые из них, перешедшие в католичество и женившиеся на индеанках, пожелали остаться в миссиях. Среди русских пленников с "Ильмены" находился Александр Климовский, известный впоследствии исследователь Аляски*(7).
Де Сола воспользовался визитом "Рюрика", (шедшего под Андреевским, а не компанейским флагом*(8) чтобы оказать давление на русских. Губернатор жаловался Коцебу по поводу Росса, а тот, согласившись, что это несправедливость, заявил, однако, что решение вопроса вне его компетенции. 26 октября в Сан-Франциско состоялись переговоры де Солы, Коцебу и приглашенного из Росса Кускова. Результатом переговоров стал протокол, в котором сообщалось: о требовании за три года до этого Арильяги к Кускову об эвакуации заселения за Орегон на севере; о ссылках Кускова на необходимость соответствующего приказа Баранова; о просьбе губернатора к Коцебу приказать Кускову покинуть Калифорнию и отказе Коцебу, ввиду отсутствия полномочий, но с обещанием донести об этих претензиях императору; о вызове им Кускова в Сан-Франциско, где Сола требовал от последнего оставить территории, на которые претендовала Испания, но Кусков отвечал все теми же ссылками на Баранова. Протокол должен был быть доставлен в Петербург и представлен императору. Поведение Коцебу не могло понравиться РАК и, в последствии, его обвиняли в превышении полномочий. Принятый же документ лишь фиксировал позицию испанской стороны и имел, по-видимому, цель не только довести ее до сведения Петербурга, но и продемонстрировать вице-королю усилия, предпринятые де Солой, чтобы добиться легального удаления Кускова из Калифорнии. Другими словами, он был не только дипломатической акцией, но и свидетельством должностного усердия, предназначенным для "внутреннего употребления". Об этом говорят и форма документа, и стиль изложения.
Невозможность усилиями местных властей заставить русских уйти из Калифорнии миром в конце концов побудила испанское правительство пойти на дипломатический демарш в Ст.-Петербурге. В апреле 1817г. испанский посланник Франсиско Сеа де Бермудес предъявил ноту протеста российскому правительству, которое заняло двусмысленную позицию, не встав прямо на защиту русской колонии, созданной с санкции и под покровительством императора, и отводя роль ответчика самой РАК. В связи с этим ГП РАК было вынуждено представить в МИД объяснительную записку "по предмету заселений ее близ Калифорнии", в которой обосновывались права России "на сделанное поселение" и её интересы в этом регионе. Дальнейшего развития этот конфликт не получил, видимо, из-за сделки с российскими кораблями, в продаже которых был заинтересован Мадрид.
Действия испанцев не смогли серьезно подорвать развитие русско-калифорнийских связей. В условиях Калифорнии невозможно было отказаться от этой торговли. Даже непримиримый де Сола, попытавшись раз предложить королевским войскам в крепостях оплатить им жалованье векселями на Гвадалахару, навсегда зарёкся от подобных экспериментов и с тех пор не только не мешал торговле, но и напротив, активно ей содействовал. Губернатор уведомлял миссии о прибытии русского корабля, его грузе и о том, что нужно русским, а русских - о наличии в миссиях нужных продуктов. И лишь в отношении промыслов мнение его не изменилось.
Прибывший с ревизией в сентябре 1817г. в порт Румянцева и Росс Гагемейстер посетил так же и Сан-Франциско, взяв с собой Кускова, тот расчитывал получил груз хлеба в счет долгов. Пресидио нуждались в товарах, но вместо предложенной де Солой ненадежной платы векселями Гагемейстер выдвинул контрпредложение. Оно состояло в следующем. Промысел ведут коняги в Сан-Франциско и его окрестностях. Добыча делится на две равные половины - испанского правительства и РАК. Последняя берет на себя издержки промысла, но должна получать за поставляемые испанским гарнизонам товары все шкурки, доставшиеся по разделу Испании из расчета 8 пиастров за взрослого калана; Де Сола, однако, не согласился на предложение о совместном промысле.
Смириться с существованием Росса де Сола также не мог и, будучи не в состоянии изгнать русских (Кусков на все предложения отвечал, что не может оставить место без позволения начальства и в случае насилия будет защищаться), чтобы блокировать их дальнейшее продвижение, ускорил испанскую колонизацию северного побережья зал. Сан-Франциско: в 1817 г. была основана миссия Сан-Рафаэль, а в 1823-м - миссия Сан-Франциско Солано.
Другой зоной напряжения были отношения с индейцами и это отражено в особом документе. В Россе 22 сентября 1817г. состоялась официальная встреча Леонтия Андреевича Гагемейстера с окрестными индейскими вождями, запротоколированная специальным актом (сохранился в копии), который подписали Гагемейстер, Кусков, Хлебников и ряд должностных лиц с "Кутузова". Во встрече участвовали "начальники индейцев Чу-гу-ан, Амат-тан, Гем-ле-ле с другими". Первый из них вождь кашайа, а второй - южных помо. Это подтверждается и указанием в документе, что территория, называемая туземцами "Мэд-жы-ны", где находится Росс, принадлежала Чу-гу-ану, а жилище Амат-тана было "также не в дальнем расстоянии". Имя Гем-ле-ле не похоже на помоязычное, это, вероятно, представитель береговых мивок, возможно, тот же вождь, чье имя в других случаях передавалось как Вальиела, Валеннила, Гуалинела.
Беседа велась через переводчика. Гагемейстер от имени РАК принес вождям благодарность "за уступку Компании земли на крепость, устроения и заведения". Чу-гу-ан и Амат-тан ответили, "что очень довольны занятием сего места русскими", обеспечивающим их безопасность. Гостям были сделаны подарки, а Чу-гу-ан, который назван "главным тоеном", - награжден серебряной медалью "Союзные России". Ему объявили, что медаль "дает ему право на уважение русских... и налагает на его обязанность привязанности и помощи, если случай того потребует; на что как он, так и прочие объявили готовность..."
Значение протокола раскрывается в современных ему официальных документах, где указано, что визит Гагемейстера в Росс был совершен, "дабы узнать о расположении к русским тамошних... индейцев", и что Гагемейстер, "удостоверясь во взаимном расположении, наградил медалью главного тоена в ознаменование приверженности к русским, а для означения времени и обстоятельств того события учинил Гагемейстер акт".
Фактически этот документ имел главной целью подтвердить законность создания русской калифорнийской колонии, уступку земли под которую подтверждают независимые от испанцев индейские вожди, и удостоверить лояльность индейцев русским, взаимное удовлетворение характером отношений. Он был рассчитан не на участников встречи, а на третью сторону - российские государственные инстанции, которые получали аргумент в диалоге с Испанией и сами могли убедиться, что, вопреки испанскому протесту, РАК владела Россом законно, а также не обижала индейцев: положение аборигенов в Русской Америке весьма интересовало правительство.
Вместе с тем нет оснований сомневаться в достоверности зафиксированной в документе позиции индейцев, в том, что они действительно были заинтересованы в присутствии русских, искали их союза и покровительства, были в целом дружественно настроены в отношении пришельцев с севера. Если на северо-западном побережье контакты коренного населения с иностранцами создали для РАК постоянный источник беспокойства, то, наоборот, испанская колонизация, угрожавшая помо и береговым мивок, давала русским в их лице союзников. В начале XIX в. испанские миссии уже вели охоту на индейцев на территориях к северу от залива Сан-Франциско, и те надеялись, что русские защитят их от испанцев. Особенно это относится к береговым мивок, первоочередным жертвам испанских рейдов.
Это подтверждают многие источники, в частности записки офицеров посетившего Бодегу, как предназначенные для публикации, так и частного характера. Дружественные отношения с индейцами были главным стратегическим преимуществом правителей Росса. В беседе с Матюшкиным Кусков, жалуясь на испанцев, говорил, что "единственно привязанность диких к русским и ненависть к испанцам поддерживают его". А Матюшкин сообщает, что во время испанских рейдов к Большой Бодеге "все индейские племена сбегаются под пушки Росса или в г(авань) Румянцева". В 1817г. испанцы действительно совершили рейд в район Бодеги, и когда "множество народа" собралось у Росса, требуя защиты, Кусков "их уговаривал засесть в лесах и ущелинах гор и потом нечаянно напасть на испанцев. Дикие его послушались и засели в лесу, который виден... к стороне Большой Бодеги. Но испанцы, узнав сие, оставили свое преследование".
Вождь береговых мивок Валеннила, по словам капитан-лейтенанта Головнина, в беседе с ним "желал, чтоб более русских поселились между ними, дабы могли они защитить жителей от притеснения испанцев". Валенниле - то ли по его инициативе, то ли Головкина - был вручен российский "военный флаг, который ему ведено было поднимать, коль скоро он увидит судно с подобным, обещая ему при таком случае богатые подарки...".
Разумеется не следует идеализировать русско-индейские отношения. Известны отдельные случаи убийства индейцами кадьякцев (теми же береговыми мивок), а также лошадей и другого скота; случались и кражи, виновных арестовывали, наказанием им были принудительные работы в колонии. Как правило, индейцев-заключенных отправляли в Ново-Архангельск каюрами.
Надежды индейцев на союз с русскими против испанцев в полной мере не оправдались. Присутствие русских сдерживало испанцев - они не решались совершать рейды севернее Бодеги и тем более севернее Росса, который стал своего рода щитом, защитившим кашайа и всех индейцев севернее от испанской колонизации. Однако оказать действенную помощь береговым мивок администрация Росса не могла, так как стремилась избежать конфронтации с калифорнийскими властями. Она вообще не предпринимала никаких активных действий в защиту индейцев. Ее отношения с коренными жителями фактически так и не стали союзом. Стремясь сохранить мир со всеми соседями, в конкретных ситуациях РАК отдавала предпочтение отношениям с калифорнийскими испанцами, ибо от этих отношений в наибольшей мере зависела безопасность Росса, перспективы расширения колонии, возможность торговли с Испанской (позднее Мексиканской) Калифорнией и промысла калана в ее водах, наконец, престиж компании, в том числе в самой России. Ради этого РАК порой откровенно жертвовала своими индейскими союзниками.
1*Имеется в виду военные действия 1801-05гг., которые с переменным успехом вели СШ против Триполи. Пользуясь непрерывными войнами в Европе пираты Триполи, Марокко, Алжира совсем распоясались и, не смотря на крупные суммы, получаемые этими рэкетирами за безопасное плавание, в товарных количествах стали захватывать торговые суда. Только под флагом СШ 86. Мирный договор был заключен после того, как отряд морпехов лейтенанта О"Бэннона взяли прибрежную крепость Дерну. Именно с Дерны ведет отсчет история этого элитного рода войск СШ. И до сих пор американские морские пехотинцы поют родившуюся тогда песню "К берегам Триполи".
К этому периоду относится официальное обращение Л. Гарриса к канцлеру Воронцову 20 января 1804 г. с просьбой о помощи России в борьбе с триполитанскими корсарами и содействии российкого МИД в освобождении команды фрегата "Филадельфия", незадолго до того севший на мель и захваченный пиратами. Направляя канцлеру официальную ноту правительства СШ, Гаррис просил императора всероссийского о заступничестве перед Оттоманской Портой или о его посредничестве для облегчения участи американцев и их освобождения из "гнусного рабства". Соответствующее предписание было послано посланнику в Константинополе А.Я. Италинскому 2 февраля 1804 г. Кроме того, по просьбе Гарриса князь Чарторыйский поручил Италинскому просить Турцию о разрешении американскому флагу свободного плавания по Черному морю. Добавлю также, что с командиром американской эскадры в Средиземном море капитаном Э. Преблом в то время установилось полное взаимопонимание, и последний, узнав "о великодушном заступничестве" Александра, распорядился освободить нарушившее ранее блокаду Триполи судно, шедшее под русским флагом, "как дань уважения к его флагу" и желания "содействовать нынешней дружбе и взаимопониманию" между Россией и США.
Еще более важное значение имело установление при содействии Л. Гарриса прямой переписки президента СШ Т. Джефферсона с Александром I. Уже в своем первом письме от 15 июня 1804 г. Т. Джефферсон заверил императора, что русские подданные "будут пользоваться всеми привилегиями наиболее благоприятствуемой нации", а Александр I в ответном послании от 7 ноября 1804 г. написал о большом уважении к американскому народу, который завоевал себе "свободную и мудрую Конституцию, обеспечивающую счастье всех вообще и каждого в отдельности".
2* В последствие Я. Ван-Майер регулярно переписывался с Т.Джефферсон, а тот, до самой своей смерти в 1826г., поддерживал РАК. Историк Дж.Сэливан утверждает, что Джефферсон, благодаря Салли Хамингс, фактически стал агентом влияния РАК, тем более влиятельным, что к его мнению прислушивались президенты Дж.Мэдисон, Дж.Монро и Дж.К.Адамс. Правда, никаких документов, свидетельствующих о связи Салли с представителем Компании он не нашёл. Однако непреложный факт, что именно Ван-Майер оказал содействие троим сыновьям Салли и Джефферсона, которые решили покинуть СШ. Томас, получивший имя в честь отца, и Эстон с его помощью открыли столярную мастерскую на окраине Парижа. А более честолюбивый Мэдисон стал компанейским комиссаром в Чили. Сама же Салли, получив в 1828г. вольную, переехала к сыновьям в Париж и до самой своей смерти в 1832г. получала от Компании пенсию 1800 фр.
Следует отметить, что в ту поездку Я. Ван-Майер познакомился с преуспевающим адвокатом, недавно избранным в сенат Нью-Йорка, М.ван Бурен, будущим восьмым президентом СШ.
3* 6 млн долл могут показаться слишком мизерной суммой за столь значительные уступки. Но следует учесть, что в двое превысивший бюджет за время войны конгресс шесть раз прибегал к займам на общую сумму 80млн долл. Реально же удалось получить лишь 47млн. Т.о. пайщики Компании предоставили 13% от всех займов, как внешних так и внутренних.
4*Секвойя
5* В 1825г. остатки племени были вывезены в Ново-Архангельск.
6*Показания Кыглая были использованы российской дипломатией в полемике с Испанией. Уже в наше время, в 1980 г., Чукагнак, в крещении Петр, как мученик за веру был канонизирован Православной церковью в Америке под именем св. Петра Алеута.
7*Другой пленник - Осип (Иосиф, Хосе) Волков нашел в Калифорнии свою вторую родину и прожил здесь долгую жизнь: был переводчиком при губернаторе, обзавелся семьей, со временем даже был избран главой одного из поселков, участвовал в золотой лихорадке 1848г. и умер в бедности в 1866г. Русская администрация то добивалась возвращения Волкова, то снисходительно относилась к его пребыванию в Калифорнии, где он мог быть полезен РАК.
8*Экспедиция "Рюрика" была снаряжена на личные средства графа Румянцева. Право частному судну нести военный флаг было даровано специальным императорским указом.
9*Российские моряки отмечали неудобное положение гавани Росс: скалистые утесы, на которых располагались строения, препятствовали подходу судов. В свое время А. А. Баранов и И. А. Кусков намеренно выбрали это место для обеспечения обороны селения с моря. С той же целью - на случай осады - Кусков распорядился вырыть колодец.
Глава Љ21
Медицинская политика
"Господа директора и члены правления.
Не буду я упоминать об указаниях, отданных правителю Баранову ныне покойным господином камергером Николаем Петровичем Резановым. Мир праху его. Все вы заслушали писанное им письмо и одобрили распоряжения, направленные на исправление зла, останавливающее там популяцию алеутов, без коих Компания не смогла бы состояться. Но сии положения при всей их важности отступают пред опасностью моровых поветрий, именуемых в медицине эпидемиями. Против них американцы, люди крепкие и здоровые, совершенно безсильны. И тридцати лет не прошло, как перешедшее от испанцев оспенное поветрие совершенно выкосило население в верховьях реки Виламет, ныне принадлежащей России. А вдруг распространившаяся в 799 году по всему Камчатскому полуострову оспенная же горячка, опустошившая не только дома, но и целые селения? Тогда не находилось даже людей, чтоб класть в землю тела умерших. Благо, что неопытный мореход не смог довести галиот "св.Александр Невский" из Охотска в Кадьяк и зазимовал на острове Атха. За зиму вымерло там 400 алеутов и низкий поклон правителю Баранову, окружившего Атху карантином. Но сколь великие убытки ожидали бы Компанию если б мореход Полуэктов лучше знал свое дело?
Разумеется можно сказать, что мор послан нам в наказание. Но господа! Мы с вами живем ныне в XIX веке. Наука дала уже ответы на большинство загадок природы и не следует закрывать на это глаза. Не мне Вам рассказывать, как государыня- императрица в 768 году, выписав из Англии знаменитого доктора Димсталя, приказала ему сделать оспенную вариоляцию себе и наследнику, будущему императору Павлу. Да, вариоляция представляла собою немалую опасность, что лишь подтверждает отвагу великой императрицы. Когда в Новой Англии появилась оспа, Вашингтон, тогда еще генерал, приказал произвести вариоляцию своей армии и было немало случаев тяжелой болезни и даже смерти его солдат. Но с тех пор появилось множество новых открытий, сделавших вариоляцию дешевой и безопасной. Другой английский медик, доктор Дженнер, в 796 году открыл способ вариоляции коровьей оспой, названный им вакцинацией, после которой человек уж никогда не заболеет людскою оспой. Сколь важной и успешной была его работа подтверждается тем, что в 800 году сей ученый был представлен английскому королю Георгу III, а в 801-м была выбита медаль в его честь. В 802 году в Лондоне правительством был основан оспенный институт - "Royal Jennerian society". Целью этого общества было избавление государства Английского от губительного бича оспы вовеки. Эдуард Дженнер же был выбран его первым и пожизненным председателем и получил от парламента награду в 10000 фунтов стерлингов, а позже - ещё 20000 фунтов. В 808 году оспенная вакцинация была введена во всей Англии как казенное мероприятие. В следствии его выдающегося труда многие ученые общества Европы избрали этого замечательного естествоиспытателя доктора Дженнера своим почетным членом. Согласно же моим предварительным подсчетам оспенная вакцинация российских подданных в Америке обойдется в 60 000 рублей серебром, совершенная мелочь в сравнении с возможными убытками в случае, не дай Б-г, мора. Следует всего-то законтрактовать на пять лет и отправить в Америку двух врачей, владеющих искусством вариоляции. Доставка же самой коровьей оспы апробирована испанскими врачами. В 803 году, по приказу короля Карлоса IV, военный врач Франсиско Ксавьер де Бальмис отправился в Новый Свет, где в то время от оспы умирали тысячами. Чтоб довезти препарат он взял с собою 22-ух мальчиков- сирот и сделал одному из них вакцинацию еще в Кадиксе. Через 10 дней препарат от переболевшего коровьей оспой перенесен был на следующего и далее поочередно, до прибытия в Венесуэлу, где обучил этой процедуре местных врачей. В 806 году Бальмис вернулся в Испанию, а его ассистент Хосе Сальвани отправился на западное побережье и до сих пор производит вариоляцию в Колумбии, Перу и Чили. Так что Компании не придется тратиться на перевозку двадцати детей. Мой друг, французский консул Бартоломео деЛессепс, обещал в кратчайший срок получить от его католического величества разрешения на заход компанейского судна в порты Перу и Чили для приобретения препарата."
Эту краткую но ёмкую речь Якоб ван-Майер произнёс на заседании ГП 18 августа 1811г.
Разумеется, после такой речи, решение Правления в пользу предложения было единогласным. Сделать столь угодное государю дело, как спасение российских подданных от болезней, затратив на это сущие гроши (часть которых наверняка удастся вытащить из казны) и получив при этом возможность наладить контакты с недоступной до сих пор Южной Америкой. Прошение, уже подготовленное в секретариате, было немедленно подписано всеми директорами и на следующее утро отправлено в министерство коммерции. Удивительно, всего через месяц получен был ответ с одобрением инициативы и согласием графа Воронцова выделить половину требуемой суммы.
Также быстро нашлись и врачи, согласные на несколько лет отправиться в дикие края. Пригласили их по рекомендации доктор Лансдорфа. Григорий Иванович был сильно занят, готовясь отбыть в Бразилию, исполнять выхлопотанную ему Правлением РАК, должность российского консула. (В связи с обширной там торговлей директорат желал иметь в Рио-де-Жанейро своего человека).*(1) Однако он не пожалел сил и времени разыскивая лучших врачей, согласных на много лет оставить цивилизованный мир. Разумеется оба они оказались немцами. Но так же как были они непохожи друг на друга, были различны и причины, побудившие их на сей шаг.
33-хлетний "доктор медицины, хирургии и повивального искусства" Георг Антон Шеффер произведён был в звание в 1808г. при Геттингенском университете. Тут же поступил в русскую службу и, в 1809г, "помещен был при московской полиции в чине коллежского асессора". Непоседливый плотный коротышка, балагур, чревоугодник и любитель выпить, ставший уже Егором Николаевичем, за двойное против полицейского жалованье, почти не задумываясь согласился на авантюру, подал в отставку и подписал пятилетний контракт.
Другое дело 56-летний доктор медицины и естественных наук Сэмюэль Ханеман. Тоже невысокий, но скорее жилистый и крепкий, он излучал спокойствие и уверенность, передающиеся пациентам. Современники описывали, правда несколько позже, когда тот был уже европейской знаменитостью, его "могучий, с залысиной лоб; светлые, шелковистые волосы отброшенные назад и изящно вьющиеся вокруг шеи; тёмно-голубые глаза, с почти белым ободком вокруг зрачка; властный рот с выдающейся нижней губой, орлиный нос". Уже в юности Ханеман, помимо классических греческого и латыни, владел английским, итальянским и французским, а позже изучил арамейский, арабский и иврит. Молодого Сэмюэля увлекали естественные науки: химия, ботаника, астрономия и метеорология. Но все эти интересы победил главный- Ханеман решил стать врачом. Защитив диссертацию в 1779 г. в Эрлангенском университете, он уже сделал себе имя в научных кругах: разработал метод химического анализа вин, написал трактат об отравлении мышьяком, изготовил препарат ртути для лечения венерических болезней. Все эти 30 лет он непрерывно переезжал из города в город, но нигде не мог получить место, которое дало бы ему стабильный доход. Временами Ханеман так бедствовал, что ему приходилось отмерять на аптекарских весах хлеба для каждого члена многочисленной семьи, а было у него 11 детей. Когда одна из его дочерей заболела и от слабости ничего не ела, то сначала бережно откладывала свои кусочки на будущее, а потом, думая, что умирает, завещала их своей любимой сестре как самое большое богатство. Понятно, что Сэмюэль Ханеман ухватился за пятилетний контракт, выговорив себе дополнительное условие, что его семья будет жить в Ст.-Петербурге в счёт его жалования и отправится в Америку с первой же кругосветкой.
С разрешением Его католического величества вышла небольшая неувязка. Королём Испании в это время числился Жозеф Бонапарт, но контролировал он лишь незначительную часть страны, осаждаемый отрядами повстанцев. Прежний король, Карл IV, отрёкшийся от престола в 1808г. в пользу своего сына Фердинанда, сидел в Неаполе. А Фердинанд VII, процарствовав с 18 марта по 20 апреля, был снят с должности Наполеоном и интернирован в Валанс, близь Орлеана. А по всей Испанской Америке шла перманентная война между повстанцами-инсургентами, которые, пользуясь слабостью центральной власти, требовали независимости от метрополии и монархистами, которые ждали инструкций от законного короля Фердинанда. И те, и другие единодушно не признавали Жозефа.
Лессепс был шпионом, авантюристом и фантазёром, но отнюдь не глупцом. Понимая, сколь важна для России торговля с Британией, он с самого присоединения России к континентальной блокаде бомбардировал Париж прожектами поддержки экономики нового союзника.
Разумеется, Лессепс тут же ухватился за возможность без затрат для французской казны оказать услугу как Петербургу, так и важнейшей торговой компании империи. Нельзя исключить и его прямой материальной заинтересованности в успехе дела, хоть доказать это невозможно, расходы на взятки проходили в РАбанке по графе "Определенные надобности", за подписью управляющего и двух директоров.
В любом случае Бартоломео Лессепс лично отправился в Париж. Доложился директору французской полиции Коленкуру, своему непосредственному начальнику по шпионской части, и тот, одобрив инициативу, 14 сентября устроил ему встречу с Талейраном. Усилиями этих персон 19 ноября Лессепс вернулся в Ст.-Петербург с декретом "Жозефа I Божьей милостью король Кастилии, Леона, Арагона" губернатору Чили и вице-королю Перу. А также с личными письмами гражданина Фердинанда Бурбона с просьбой оказать всяческое содействие российским врачам путешествующим в научных целях. Король в отставке всеми силами старался угодить Наполеону.
26 ноября оба доктора, вооружённые начальственными инструкциями, а также приказами и рекомендательными письмами двух королей отправились в путь и ещё до Нижнего нагнали свиту барона Штейнгель, нового правителя Российских поселений в Америке.
Вначале ехали они в одном возке, но вскоре барон приказал им держаться подальше друг от друга. Причиной беспрестанных споров и ссор этих почтенных мужей науки была, конечно, медицина. Доктор Шеффер придерживался традиционных воззрений, а доктор Ханеман уже лет 20 не занимался "нормальной" медициной- не делал кровопусканий, не назначал клистиров, не ставил пиявок. Опытным путём пришёл он к двум постулатам: "подобное лечится подобным" и "минимальные дозы", а разрабатывая новую медицину не уставал клеймить старую. За год до того, как завербоваться в Америку Ханеман написал книгу "Органоны врачебного искусства", в которой была изложена новая медицинская доктрина и впервые публично назвал своё детище гомеопатией.
Компанейская почта отлажена была отменно и делая в день по 100-120 вёрст 22 марта прибыли в Иркутск. Там они отдыхали дожидаясь весны, приятно проводя время в визитах и осваивая любимое развлечение иркутчан- катание на коньках.
Бедные доктора разом вошли в высшее общество всея Сибири, да и барон Штейнгель ощущал не меньшее удовольствие. 20 лет назад он, лишённый чина, загнанный доносами, имеющий возможность прокормить семью лишь благодаря помощи ван-Майера, оббивал пороги различных чиновников. Теперь же вернулся лично известный государю полноправный владыка огромных и богатых земель, от деятельности которого зависит благосостояние крупнейших купеческих фамилий Сибири, а значит и города Иркутска.
Проведя столь приятственно более двух месяцев двинулись дальше и 14 июля добрались до Охотска. Там, согласно предписанию, их ждала "Нева". Тогда и закончилась полоса удач наших путешественников. На другой день по прибытии командир "Невы" штурман Васильев, искусный моряк и картограф (хотя весьма деспотичный человек), утонул на охотском рейде. Командование шлюпом было поручено лейтенанту Подушкину и, наконец, 24 августа они вышли в море.
Плавание выдалось на редкость длительным и трудным. Шторма и неблагоприятные ветра носили "Неву" по океану, а раздоры среди лишённых лидера офицеров ещё более усугубили ситуацию. В результате Подушкин отказался от командования и барон Штейнгель назначил на его место штурмана Калинина. Ему удалось к началу нового 1813г. привести "Неву" к берегам Америки но, по иронии судьбы, в ночь на 9 января, когда до Ситкинского залива оставалось несколько часов хода, внезапный шквал прижал судно к мысу Эчкомб. Калинин пытался галсами уйти мористее опасного мыса, но ветер не позволил этого сделать. Спешно брошенные якоря не цеплялись на каменистом дне.
В 23-30 шлюп налетел на скалу и почти тут же стал разламываться, спасать его было поздно. "Разбуженный страшным ударом выскочил я наружу, благо по причине холода и сырости спал одетый. Палуба, заполненная взволнованными моими спутниками, заметно кренилась. Мачты наклонились грозя перевернуть судно и капитан приказал их срубить. Но это не помогло и уже минут через 10 г.Калинин приказал спустить шлюпки. Я кинулся в каюту за вещами но тут "Нева" застонала, подобно живому существу. Бросив все и прихватив лишь футляр с документами и письмами их в-в я успел вовремя, чтобы спрыгнуть в отходящий вельбот и уже с него наблюдать страшную трагедию. Большая часть пассажиров, включая барона и его супругу, спустились в баркас, но в самый момент их посадки "Нева" легла на борт, накрыв собою несчастных. До берега в моем вельботе и байдаре добрались лишь 31 человек из 98, взошедших на борт в Охотске... Ночь провели мы на узком каменистом берегу без огня, не имея, по причине тьмы, возможности найти дров... Утром на рассвете, взглянув на место трагедии мы увидели чистое море. "Нева" затонула полностью, а обломки, как и тела наших несчастных спутников, унесло течением, так что и хоронить нам было некого. Мы разложили костры и просушили одежду. Продуктов у нас почти не было. Потому, а также опасаясь нападения враждебных индейцев, лейтенант Подушкин, вновь принявший командование, приказал садиться в лодки чтоб идти в Ситкинский залив. До Михайловской крепости добрались мы к вечеру того же дня".
Опасения Подушкина были не напрасны. В своей книге гардемарин Терпигорев писал, что "... дикие обитатели того места, где разбило Неву, рвали с досады на себе волосы, что не знали сего произшествия. Они говорили явно: людей бы мы всех перерезали и имуществом завладели бы так, что в век бы того Баранов не узнал"
Тот год для компанейского мореплавания выдался крайне неудачным. Одновременно с "Невою" зимой 1812-13г в районе мыса Горн бесследно пропал барк "Нежин" со всеми пассажирами, командиром- капитан-лейтенантом Брандтом и командой, всего 146 человек. Среди них был Пётр Мальцев, молодой тлинкит, отправленный в 1806г. в столицу для получения образования и сделавший, по утверждению Аносова, большие успехи в изучении корабельной архитектуры. А за пол года до того, в июне, у острова Онекотан разбился галиот "св.Александр Невский" шедший под командованием штурмана Петрова в Охотск с грузом мехов на без малого 785 тыс. руб. К счастью все люди спаслись и даже смогли свезти на берег большую часть груза. Ещё раньше, весной 1812г, при переходе с острова Павла на остров Георгия (Прибыловы) в бурю затонула байдара с 30 алеутами и двумя промышленными.
"Проведя в Михайловской две недели отправились мы на корабле "Открытие" в Новороссийск, куда и прибыли 2 марта. Г.Баранова крайне опечалило известие о гибели барона, которого он высоко ценил. Кроме того огорчало правителя, что давно просимая им отставка вновь откладывается. Но принял он нас, вестников несчастья, как дорогих гостей и поселил в своём "замке", поражающим великолепием и удобством здесь, на самом краю цивилизации. Из окон верхних этажей его открывался божественный вид на залив и на горы. Там же располагается богатая библиотека с картинами русских и европейских живописцев на стенах и стоит фортепьяно. Нижний этаж занимает банкетная зала с помостом для музыкантов. Там правитель устроил торжественный ужин в нашу честь. Лучшие сорта рыбы: сельди, палтусы, лососи во всех видах; дичь: олень, лось, дикий баран, медведь; превосходные овощи с местных огородов и, конечно, великолепный ром, мадера, ликёры и домашнее пиво. Клянусь вам, у барона фон Брюкенталь*(2) стол был не лучше. В промежутках между здравницами нас развлекал небольшой оркестр, состоящий из скрипачей, флейтистов и трубача.... Узнав, что все наши вещи погибли при крушении, правитель приказал немедленно изготовить мне и д-ру Шеффер по три смены одежды и обуви, а также бельё. Вы не поверите, но в этом диком краю оказались превосходные портные и сапожники. Даже в Ляйпциге, где мне сшили превосходный сюртук, вряд ли сделали бы лучше и уж конечно тянули бы с работой недели две. Тут же я щеголял во всём новом уже через три дня. Сукно превосходное".
В Новороссийске прогостили наши доктора почти пять месяцев, причём Александр Андреевич старался максимально использовать попавших к нему специалистов. Но для измотанных годом странствий врачей медицинская практика была отдыхом.
Наконец в августе освободились суда и закадычные враги разъехались: доктор Ханеман, распрощавшись с прибывшими на "Москве" женой и детьми, отправился на "Кадьяке" в Чили, а расставшийся со "своею прелестной дикаркой" доктор Шеффер на "Открытии" в Перу.
Обычно, когда в популярных и даже научных работах сравнивают деятельность Ханемана и Шеффера, последнего частенько обвиняют в авантюризме, невнимании к научной деятельности и чуть ли не в уголовных преступлениях. Мол этот бабник и авантюрист занимался чем угодно, только не своими прямыми обязанностями.
А если взглянуть на их деятельность беспристрастно?
Напомним, что Шеффер был воспитанником медицинского факультета Геттингенското университета, являвшегося во второй половине XVIII в. одним из главных центров европейской научной мысли. В нем преподавали ученые с мировыми именами - антиковед Христиан Гейне, ориенталист Иоганн Михаэлис, историки Август Шлецер и Арнольд Геерен, физик и астроном Георг Лихтенберг, лингвист Иоганн Эйхгорн, антрополог и физиолог Иоганн Блуменбах. Выпускниками этой школы были: Александр Гумбольдт, Иоганн Буркхардт, Максимилиан Вид-Нейвид, Александр фон Гаксгаузен, Георг Генрих фон Лангсдорф...
Официально Ханеман и Шеффер отправлены были найти материалы для вакцинации и оба успешно справились с этой задачей. Фактически же целью экспедиции являлась разведка для дальнейшего налаживания политических и экономических связей.
Доктор Ханеман сообщает: об открытом им новом виде моллюска; о превосходном приёме, который дал в его честь губернатор Чили дон Мигель де Пареха и приводил длинные цитаты из "Гражданской истории Чили" де Молины, которые переводил ему на латынь "достойный старый миссионер патер Альдайя". Совершенно не замечая, что за последние три года в провинции: Национальной правительственной хунтой Матео де Торо Самбрано был изгнан из Сантъяго-де-Чили предыдущий губернатор; Хунту сменила Исполнительная директория Хуана Мартинес де Роса; далее, по французскому сценарию, появилась Хунта-триумвират Мартина Кальво Энкалада, Хуана Хосе Альдунате и Франсиско Хавьера дель Солар; затем вернулся Хуан Мартинес де Роса во главе на этот раз Правительственной хунты; которую сменила Правительственная хунта-триумвират его же вместе с Хосе Мигелем Каррера Вердуго и Гаспара Марина; потом один из них, а именно Хосе Мигель Каррера Вердуго, объявил себя диктатором, расстрелял подельников и правил из Сантъяго, в то время как в Консепсьон правил губернатор дон Мигель де Пареха...
Эту, и кучу другой информации, Баранов получил из Лимы от Шеффера. Действительно, Егор Антонович не был столь гениальным врачом, как доктор Ханеман, но в медицине он разбирался неплохо, что не раз доказывал. За время пребывания в Перу он, в отличие от своего коллеги, не открыл новый вид моллюска, но необходимый для вакцинации материал вывез. А его отчёты Баранову столь лаконично и чётко определяют экономическое и политическое положение в Перу, что до сих пор является ценным историческим документом.
Когда речь заходит о докторе Шеффер цитируют выдержки из его писем-отчётов о том, что: "... в Перу с деньгами можно жить счастливее, нежели во всяком магометанском раю. От и до монахиньки, от молодой богатой девушки до безобразной негритянки, нет женщины, которая бы не пожертвовала своею честью за горсть пиастров." Или "... все женщины в Лиме курят цыгары (трубки не употребляют), и имеющие хорошие груди носят их между ими. Я имел, не скажу счастие, но по крайней мере удовольствие, сам не знаю почему, получать их".
Но крайне редко вспоминают его на удивление точные политические прогнозы будущего Перу. Не упоминают, что почти не зная испанского языка Егор Николаевич завязал дружеские связи со множеством людей, выделяя среди них тех, кто в будущем окажет наибольшее влияние на судьбу вице -королевства: полковника Хоакина де ла Песуэла и Педро де Абадиа*(3). Он раздобыл подробный план Лимы и Кальяо, собственноручно дорисовав на них расположение фортов с указанием количества пушек. Сразу же после описания корриды следует рассказ о местном монетном дворе "... достойном примечания только по великому числу пиастров, коими он снабжает свет. ... ныне выделывают только 4 миллиона пиастров; но сие только потому, что многие рудники захвачены инсургентами, о чём я уже имел честь Вам писать. Но при благоприятных обстоятельствах чеканится на нём более 8 миллионов". Далее доктор Шеффер переходит к описанию пороховых заводов, снабжающих в основном шахты, а потому также работающих в пол силы. Завершает письмо подробный рассказ о добыче местной "...селитряной соли, которая по причине распространённости своей и, не смотря на идущую ныне войну дешева безмерно". И, как Post Skriptum- проект "... устройства пороховых мельниц, ежели алеутская сера так же хороша".
Позже, уже в Новороссийске, Егор Николаевич подал правителю "Проект торговых и протчих связей с виц-ройством Перуанским".
Где авантюризм? Где полёт фантазии? Чёткий анализ и прагматизм. Толковые предложения, многие из которых были воплощены.
"Стечение многих благоприятных обстоятельств сделало пребывание наше в Лиме и Каллао полезным и способным подать о нас выгоднейшее понятие.
Первое обст: получение известий о победе русского оружия над Наполеоном, коего тут мнят Антихристом.
Второе обст, приведшее, как казалось, гишпанцев в изумление и которому они сперва не хотели верить, а именно: что мы, не занимаясь смуглировкою, подарили то некоторое количество товаров что были на борту вице-рою после того как он взял на себя содержание "Открытия" на все время нашего пребывания в Чили.
Третье обст: отправление наше именно в тот день, в который мы оное при самом начале назначили; сему гишпанцы, даже сам виц-рой, также не хотели верить.
Четвёртое обст: вытребование нами на воинский салют и ответ, сделанный нами, что любое судно исполняющее волю государя, хоть последняя шлюпка, есть военный корабль."
И если в поражении наполеоновской армии докторара Шеффер обвинять неуместно, то ко всем последующим обстоятельствам он имеет самое непосредственное отношение.
Далее идут подробные "политические обстоятельства" и крайне неприятные для испанской монархии прогнозы. Завершает же "Проект" экономические вопросы- как переправить в российские владения малую толику из 4 миллионов лимских пиастров.
"Вся торговля Перу происходит в Каллао, но оная здесь, невзирая на то, весьма малозначуща. Иностранным судам вовсе запрещается торговать, до того, что даже и законов для иностранной торговли нет. Но контрабандный торг здесь весьма велик, что доказывают и беспрестанные сначала вопросы гишпанцев, нет ли продажных товаров.
Сюда привозить можно с величайшею выгодою все без изъятия мануфактурные произведения и воск; в сих двух статьях, в особенности в последней, великий здесь недостаток; даже у вице-роя в комнатах горят сальные свечи.
Гишпанские дамы одеты совершенно по европейски, порядочно, но по нашему понятию очень просто: все в круглых пуховых шляпах, точно таких, какие носят мужчины; я не мог понять отчего бы ввелось сие обыкновение, шляпы сии гораздо неудобнее обыкновенных дамских, ибо меньше их и, сверх того, нисколько не защищают от солнца; остановился на заключении, что это - щегольство, ибо хорошие пуховые шляпы здесь весьма редки и дороги. У мужчин, даже значащих особ, обыкновенная одежда - истертая китайчатая куртка, такая же исподница и холстинные или плисовые башмаки ибо кожаные здесь дороги.
Экипажи, в которых тут передвигаются, есть совершеннейшая пасквиль на все экипажи: высокий ящик на двух колесах со множеством щелей, при веревочной упряжи. Даже ямщицкий возок гораздо покойнее сих карет; когда имел я нещастие ездить в ней, в продолжении пути каждую минуту ожидал, что негодная клетка моя развалится.
Имея в разумении искусных мастеровых обитающих в Российских поселениях, нетрудно было бы наладить сапожные мастерские на манер гишпанский, также шорные и каретные. Что касается шляпной мануфактуры, то лучший фетр для оной происходит из боброваго пуха, коего в Американских владениях имеется изрядное количество. Торговать же все сие возможно в Чили, ныне законам королевским не охваченным. Ежели же соображения высокой политики не дозволяют российским подданным торговать с бунтарями против законного монарха, то через дружественную Калифорнию возможно было бы торговать воск и русские подошвенные кожи, на кои в Перу большой спрос имеется...
Вина перуанские плохие, а хлеб дорог. Единственное произведение, кое Лима может доставлять в Российские колонии- селитряные соли (образцы оных приложены) и некоторое количество козьего пуху, а также очень хорошего пуху альпаков. Сих куриозных животных, а именно альпаков и лам по пол дюжины, вице-рой по моей просьбе направил Вашему превосходительству и ежели они приживутся немалую прибыль Компании принести могут.
Из произведений же пригодных для торговли в Кантоне и Макао следует заметить перувианский бальзам, хинную корку и возможно сушеный лист некоего растения именуемого кокою, кое перуанские индейцы жуют беспрестанно. Лично попробовав его почувствовал я приятное возбуждение и бодрость духа, не оставлявшее меня на протяжении всей ночи.(Так в тексте- А.Б.) Учитывая пристрастие китайцев к опиуму, а так же нездоровый тамошний климат, средства сии найдут у них немалый спрос. Его превосходительство вице-рой маркиз де ла Конкордиа не имея по закону возможности продать необходимейшие лечебные средства, подарил мне по 3 пипы*(4) черного и белого бальзаму и по 6 квинталов хинной корки и листьев коки".
Подавая правителю этот доклад доктор Щеффер не мог знать, что уже второй год под Монтереем вовсю работал кожевенный завод, официально принадлежащий на паях дону Педро де Калма и его родственнику дону Хосе Дарио Аргуэлло*(4), а на деле- Компании, которая получала свою долю прибыли кожами и серебром. Мастерами на заводе служили индейцы: Пепе и Луис, в течение года обучавшиеся в Новороссийске. А с первой же кругосветкой 1812г из России на "Суворове", по запросу Баранова прислали 30 пуд неочищенного воску, каковой дон Педро тут же "задешево наменял у индейцев", очистил согласно подробной инструкции и наладил отливку свечей. Восковые свечи мигом разошлись и Александру Андреевичу оставалось лишь сожалеть, что с текущей кругосветкой завезут опять же 30 пуд. Зато в будущем году дон Педро сможет "наменять" воску в 10 раз больше, вот тогда и предложение доктора придётся ко двору.*(6) Однако, разумеется, не по хозяйски было из-за каких-то иголок и склянок терять столь ценного работника. Поэтому, оставив доктора Ханемана прививать всех подряд, правитель отправил Шеффера в Манилу, благо тот ещё в Лиме взял у дона Абадия кучу рекомендательных писем к самым влиятельным чиновникам на Филиппинах.
29 ноября "Открытие" вошёл в Манильский залив. Генерал-губернатор Филиппин, дон Хосе де Гардоки, послал приветствовать первое российское судно своего адъютанта, дона Хуана де ла Куэста. Дон Хуан был весьма предупредителен, а когда прочитал письмо дона Абадиа, в котором сообщалось, что "дон Шеффер, истинный русский идальго, оказавший услуги его католическому величеству и заслуживший тем высочайшее покровительство", немедленно отправился в губернаторский дворец. Вернулся он через два часа с приглашением на ужин для доктора и разрешением "Открытию" стать на якорь в Кавите, военной гавани и арсенале. Команду разместили на пустом галеоне, а офицерам выделили приличный дом при порте.
За неделю Иван Егорович добился почти невозможного, купил 1100 арроб превосходного чёрного табаку с уплатой векселем. А закончив дела занялся своим окружением. Для начала подружился с комендантом гавани доном Сан Яго де Эчапарре, французским дворянином, перебравшимся после революции в Испанию. Дон Сан Яго тут же заявил, что порт не место для проживания дворянина и пригласил доктора в свой загородный дом в деревне Тьера-Альта. Лейтенант Подушкин вынужден был остаться при судне хотя и выказывал недовольство, переросшее в ненависть после следующего случая. Он пожелал, чтобы у его дверей стояли часовые, как это было в Чили. Но в Маниле лучше разбирались в том, что согласуется с европейскими обычаями, а что нет. Вместо желаемого часового в распоряжение русского лейтенанта прислан был вестовой, которого лейтенант негодуя отослал. Негодование его позже переросло в озлобление после того, как "эта клистирная трубка" получил то, в чём отказано было дворянину ....
Когда доктор выказал желание попутешествовать по острову дон Сан Яго предложил ему эскорт из 30 всадников, а когда тот отказался, буквально навязал 6 тагалов из конной полиции под командованием сержанта дона Пепе. Интересна инструкция им полученная, Иван Егорович привёл её в своих записках. "Ваша милость будет служить охраной и проводником этому благородному господину во время его поездки. Прежде всего Ваша милость должна заботиться о том, чтобы ехать только днём, потому что этот благородный человек хочет всё видеть. Ваша милость будет часто останавливаться по желанию этого господина, который будет осматривать каждую травинку и каждый камень на дороге и каждого червячка, короче говоря, каждое свинство, о котором я ничего не знаю и о котором Вашей милости тоже не обязательно знать".
Итогом путешествия стали: подробный отчёт о состоянии дел колонии и хорошая библиотека из трудов тагаловедов и историков Филиппин. Эту подборку книг доктор Шеффер подарил новороссийской библиотеке после возвращения летом 1814г.
Прибыл он как раз вовремя, что бы поучаствовать всё же в оспопрививании когда его коллега упёрся в непробиваемую стену индейского упрямства. До того всё шло без особых проблем. Промышленные, алеуты, коняги и чугачи с неохотой но без сопротивления подставили свои плечи под скальпель (попробовали бы они опротестовать приказ Баранова)
Жестоковыйные евреи поартачились было, но затем раввины Альперн и Коэн разумно приняли постановление, что спасение жизни (а также благосклонность правителя) важнее закона о кашруте.
Медновцы спорить не стали, а устроили патлач, на котором было зачитано письмо Таколиих Та. В нём граф требовал от тестя привить дочери оспу "...а ежели сам себе сделать не хочеш так Б-г и Ворон тебе судья, а чтоб Анку мою к тому лекарю отправил а она потом подробнейшим образом все мне описала".
Вожди поели, попили, покурили, подумали и порешили, что уж если такой большой вождь, как Таколиих Та, считает это дело столь важным, последуем его совету. Так что зимой 1815г. доктор Ханеман с большой помпой путешествовал по Медной реке. От привитой деревни к новой его сопровождал целый караван упряжек. Хозяева пышно отмечали приезд гостей, затем дружно вакцинировались, а через неделю доктор отправлялся дальше, уже с новой свитой. К апрелю Ханеман закончил свой объезд, вернулся в Константиновский редут и оттуда, на "Финляндии", отправился в Новороссийск к заждавшейся семье.
Следующим этапом должны были быть племена Орегона, но тут дело и застопорилось. Хорошо знакомые с оспой, за 30 лет до того почти полностью выморившей племена молала*(7) и ма, они и слышать не хотели об этой страшной ведьме. Все уговоры Ханемана, утверждавшего, что очень легко переболеют, а потом всю жизнь им не будет страшна никакая оспа лишь прибавляла индейцам страхов. Но тут появился Егор Николаевич и всё вдруг заработало.
Доктор Шеффер, не выдавая своих планов, упросил Суханова, правителя св.Георгиевской крепости, пригласить самых влиятельных персон ближайших чинукских поселений. Тот дал себя уговорить и через неделю прибыло две дюжины гостей из кланов, постоянно обитающих вокруг устья Орегона: чинук, клатсоп, вакиакум и катламет.
После традиционного угощения, налив гостям барановского "квасу" (1 часть водки, 2 части ягодного сока и 7 частей воды), доктор заявил, что сам он пьёт исключительно кипяток, что тут же и доказал. Особенно поразило чинуков то, что квас в стеклянном стакане вскипел без огня, от одного движения белого шамана. Вообще то ничего особенного, просто щепотка соды, вступившая в реакцию с кислотой клюквенного сока, но какой эффект от одного стакана лимонаду.
Подняв таким образом свой престиж на недосягаемую высоту Егор Николаевич скромно заметил, что основной его специализацией являются различные болезни вплоть до самых страшных, например оспы.
"С этой старой ведьмой я давно знаком и всегда держу при себе" сообщил я поражённым слушателям и с этими словами достал из жилетного кармана маленький, плотно закупоренный пузырёк. "Стоит мне вытащит пробку и все люди, женщины, дети на 10 дней пути умрут". Они тут же кинулись уговаривать меня не выпускать эту ведьму, ведь они верные друзья и союзники касаков, кроме того и сам почтенный шаман может умереть. На это я ответил, что сам то великий шаман как раз не умрёт, потому, что женат на дочери Оспы.
"Женат на дочери Оспы?"
"Да. Зовут её Вак-цы-на. Мы жили вместе 7 дней, после чего она оставила мне знак"- с этими словами я снял сюртук и обнажил плечо с круглой отметиной прививки- "Теперь я прихожусь Оспе зятем" (Хочу тут отметить, что такое родство у индейцев считается очень близким и зачастую главным наследником становятся не сын, а племянник.)
Мои гости открыв рот смотрели на чудо. Затем тоён чинуков Чомчомлы робко спросил, а нельзя ли кому другому, не великому шаману, породниться с Оспой? И тут я, со свойственной мне щедростью, заявил: "Мои гости получат всё, что пожелают! Даже мою жену!" К утру все присутствующие были вакцинированы и, провожая их, я обещал через неделю, когда Вак-ци-на покинет их, посетить все 4 деревни.
Обещание я сдержал, только заняло это несколько больше времени. Молодожёны так хвастались знаками родства со столь значительной особой, что мне пришлось вакцинировать всё население этих деревень. Вполне разумный вопрос, как можно поженить на дочери Оспы женщин, почему-то ни у кого не возник. Остальные чинуки, прослышав о новом шамане по имени "Великий Тоён Оспы" не захотели отставать от моды.
Разумеется чехалисы тут же узнали что затеяли сии проходимцы чинуки, всегда успевавшие отхватить самый жирный кусок. Направив в Ново-Архангельск посольство они напомнили что, согласно договору, имеют с чинуками одинаковые права и потребовали направить великого шамана и к ним. Вскорости все союзные народы низовья Орегона счастливо прибывали зятьями Оспы".
К сожалению на верхних чинуков фокусы Шеффера не подействовали. Богатые и независимые племена, считаясь с силой пришельцев, не спешили признавать их суеверия. Вскоре Егор Николаевич отправлен был с дипломатической миссией на Сандвичевы острова, а доктор Ханеман, с немецкой педантичностью, закончил порученную ему работу. В оставшееся же время он воевал с правителем. Ханеман мог не обращать внимания на такие мелочи, как политика, но что касается медицины...
"Обшее состояние работников, если они не ремесленники и не помощники приказчиков, а занимающиеся валовыми работами... их заставляют работать до истощения; когда же заболеют, то не знают, что значит призрение или медицинское пособие.... Смертность среди них очень высока. Однако соответствующими данными я не располагаю. Если б было известно, сколько промышленников в последние тридцать лет прибыло из России, сколько из них возвратилось туда и сколько еще в живых и если б правитель обнародовал верные сведения о прежнем и настоящем народонаселении островов, тогда все мной сказанное оказалось бы вполне справедливым". Положение больных приводило доктора в отчаяние. "Они лежат в сырых, холодных казармах и умирают там... Все эти люди стенают под тяготеющим над ними игом безнадежности... Пища, отпускаемая больным, отвратительна и если нет у кого друга, который за ним присматривает, смерть его неизбежна".
В конце концов правитель уступил и выделил людей и средства на строительство в Новороссийске современный госпиталь на 20 коек и лазаретов в Москве и Ново-Архангельске. Как ни странно, на складах Компании у по мужицки прижимистого Баранова оказалось для этого в избытке инструментов и лекарств.
Сдав в октябре 1817г. всё своё немалое хозяйство прибывшему на "Риге" доктору Берви, на том же барке Ханеман с семьёй отправился в Европу на встречу со своей всемирной славой. Но корни его остались в этой земле: старшая дочь Магда вышла замуж за племянника Баранова Ивана Куглинова, а другая дочь- Стефания за Антипатра Баранова*(8) Позже его старший сын Фридрих, тоже врач, по неизвестным причинам бросил жену и дочь, уехал из Германии и более не давал о себе знать. Появился он через два года в СШ. Там, во время эпидемии холеры, прославился чудесными исцелениями множества больных, а потом исчез где-то за Миссисипи. Возможно он намеревался пересечь материк чтобы встретиться с сёстрами?
1* Взаимоотношения ГП и д-ра Лангсдорф вовсе не были столь иделическими. Положение туземцев во владениях РАК, произвела на Лангсдорфа крайне тяжелое впечатление. Более того, оно его шокировало, причем до такой степени, что, находясь в Америке, он опасался писать о виденном. Опасался потому, что чувствовал: это может стоить ему жизни. "О всяких злоупотреблениях и зверствах, свидетелем которых я был, и о неприятностях, сводивших на нет мою работу, я лучше умолчу и сообщу лишь некоторые замечания по естествознанию", - обмолвился Лангсдорф в начале февраля 1806 г. в письме своему учителю и наставнику геттингенскому профессору Иоганну Блуменбаху. И только много позже написал в книге Bemerkungen auf einer Reise um die Welt in den Jahren 1803 bis 1807: "Меня часто поражало обстоятельство, как в монархическом государстве могла возникнуть свободная торговая компания, не подчиненная никакой администрации и имеющая неограниченную и безнаказанную власть распоряжаться самовластно над огромными участками земель. Здесь русский подданный не находит ни обеспечения своей собственности, ни безопасности, ни правосудия....Алеуты дальних островов подчинены промышленникам или, другими словами невеждам и злодеям, которые всеми средствами обижают, притесняют и, смело можно сказать, высасывают добродушных и кротких туземцев..." Несомненно, что, даже в ещё более полном виде, наблюдения Лангсдорфа во владениях РАК стали достоянием высоких российских властей. Известно, что, находясь на Камчатке, он вступил в переписку с графом Румянцевым, тогда - министром коммерции, а позднее также министром иностранных дел и канцлером империи. Этому способствовала рекомендация дяди Лангсдорфа со стороны матери, тайного советника Коха, который познакомился с Румянцевым в период его длительной службы на дипломатических постах в германских землях. На Камчатке Лангсдорф собрал обширный материал о ее природе, населении, недостатках в организации управления и по пути в Петербург, из Иркутска, послал министру аргументированную записку о необходимых реформах на полуострове. Записка понравилась Румянцеву, была переведена с немецкого на французский язык и представлена Александру I. Это собственно и решило судьбу Лангсдорфа, вступившего на русскую службу и вошедшего в румянцевское окружение. В 1810-1811 гг. он принял участие в работе двух правительственных комитетов, занимавшихся реформированием Камчатки. Резонно предположить, что, встречаясь с Румянцевым, Лангсдорф беседовал не только о Камчатке, но и о Русской Америке. Кроме того доктор был вхож в дом И.Б.Пестеля, проживавшего в те годы в Ст.-Петербурге и управлявшего Сибирью из столицы. Пестель часто бывал на обедах у Александра I и на вечерних собраниях у императрицы Елизаветы Алексеевны, куда приглашали очень немногих приближенных. Так что информацию о РАК, сообщенную ему Лангсдорфом, правитель Сибири имел полную возможность довести до сведения царя, а "воспламененность" планами Резанова у Пестеля давно уж прошла. Так что отправка д-ра Лангсдорф генеральным консулом в Бразилию и финансирование его научных исследований там, являлось скорее способом избавиться от опасного человека. Но и в Бразилии Лангсдорф не оставил своей борьбы. "Я не могу не заметить, - писал он Нессельроде, - что мне кажутся опасными и ненужными всякие предприятия, осуществляемые правительством вместе с императорской Российско-американской компанией. Всякая монополия должна быть отменена и в особенности та, которая является причиной обезлюдения и разорения многих стран". На Алеутских островах, Кадьяке, Аляске, указывал он там же, "из многих тысяч жителей осталось лишь по нескольку сотен". Вряд ли погрешим против истины, если придем к выводу, что Лангсдорф содействовал не только реформам на Камчатке, но и привлек внимание к проблемам Русской Америки, а также внес определенный вклад в трансформацию управления Российско-американской компанией, правителями владений которой после отставки Баранова стали назначаться морские офицеры. (Прим.ред.)
2*В доме барона фон Брюкенталь, губернатора Трансильвании и одного из богатейших людей Австро-Венгрии Ханеман одно время исполнял обязанности библиотекаря.
3*Хаокин Песуэла- в это время незнатный офицер без связей. В 1815г. испаннские войска под его командованием нанесли поражение повстанцам, за что Песуэла получил титул маркиза. В 1816г. был назначен вице-королём Перу.
Педро деАбадиа- главный перуанский представитель Филиппинской компании,
осуществлявшей монопольную торговлю Филиппинских о-вов, один из
богатейших людей вице-королевства.
4*Пипа- бочка в 37 вёдер
5*Хосе Дарио Аргуэлло- в немалой степени благодаря финансовой поддержке дона Педро и Компании успешно продвигался по служебной лестнице и в 1814г. был назначен губернатором Верхней Калифорнии. А когда в 1815г. из-за доносов на слишком благосклонное отношение к русским дону Хосе прислали из Мехико замену, его не уволили, а лишь перевели на губернаторство в Нижнюю Калифорнию.
6* Так и случилось. Уже в мае 1815г "Краса Мексики", бриг дона Педро, с грузом пшеницы, свечей и подошвенной кожи отправился в Кальяо. Почти одновременно с ним туда прибыл "Беринг" под командованием капитана Баннета чтоб купить несколько тонн хинной корки. Дон Хосе Фернандо рад был оказать услугу добрым друзьям и союзникам, тем более, что она полностью подходила под определение "помощи и поддержки в медицинской и научной деятельности", а оплату производил дон Гаспар, капитан "Красы Мексики".
Китайцы отказались изменить опиуму ради коки, но кора "священного дерева хинь", излечивающая от лихорадки, в малярийном Кантоне превосходно раскупалась и пока британцы и бостонцы не сообразили что к чему, Компания имела на ней немалые деньги.
Прочие проекты д-ра Шеффера не принесли столь значительных прибылей, хотя Баранов и выписал дополнительных ремесленников. Наладить производство добротного бобрового фетра не удалось, ламы и вигони не вынесли морского климата. В начале 20-х гг. бостонцы перехватили рынки обуви и шорного товара. Компанейские мастеровые старались удержаться на плаву, работая по инд. заказам, а позже в массовом порядке стали переселяться в молодые государства южной Америки.
7*Не путать с молала, обитающими на юго-восток от устья Виламет, эту часть племени мор не затронул. Упомянутые молала обитали в верховьях реки.
8*Фамилия Куглиновых сохранилась в Рус-Ам. Многие её представители занимались медициной. Особенно известны: доктор Фемистокл Иванович Куглинов- кавалер Георгиевкого креста 4-й степени за Канадский поход и Самуил Иванович Куглинов- номинированный на соискание Нобелевской премии по медицине за 1980г.
Глава Љ22
Политика медика
Здесь представлены выдержки из книги д-ра Шеффер "Невероятная судьба графа Франкентальского" изданная в Сан-Пауло, Бразилия, в 1831г. Егор Николаевич ставший к тому времени советником императора Педро I и графом, описал свои многочисленные приключения пристрастно но, очевидно, не слишком привирая. Тем удивительнее что его книга ни разу не была полностью переведена с португальского на русский, а переведённые всё же куски обычно использовались для очернения автора.
Правитель Баранов пригласил меня 11 июля. Наши вечерние беседы к тому времени стали традиционными но, так как встреча назначена была на полдень, я явился с военной точностью ровно в 12 часов и доложился: "Коллежский ассессор, доктор медицины и естественных наук Егор Шеффер по вашему приказанию прибыл!" Правитель пожал мне руку и с добродушной улыбкой сказал: "Полноте. Для Вас я всегда, даже по службе, Александр Андреевич да и от военных привычек пора бы уж отказаться ибо в миссии что хочу поручит вам они излишни"
Г.Баранов пригласил меня сесть и налил полный бокал крепчайшего баркановского рому. По части выпивки с правителем мало кто мог соревноваться и потому, как обычно, я лишь отхлебнул глоток этой огненной жидкости.
"Как Вам уже наверное известно- начал Александр Андреевич- у острова Атувай(Кауаи) штормом разбило компанейское судно "Беринг". Капитан Банет спасти его не смог и выбросил на берег, а тамошние жители тут же растащили весь груз и даже медную обшивку содрали. Банет там прознал, что почти вся их добыча была отдана королю Томари(Каумуалии) и обратился к нашему тамошнему комиссару Тертию Степановичу Борноволокову но тот ему помощи не оказал и сие меня совершенно не удивляет.
Борноволоков живёт на Атувае уж 25 лет, женат на томариевой сестре, имея от неё четырёх детей и потому держит руку своего родича. Думается не без его потачки так поднялись цены на сандальное дерево. Ранее брали мы его по 3-4 пиастра за пиколь, а теперь дешевле 7-8 нет. А в Кантоне цена ему 9-10 пиастров. Так что профиту в этой торговле для компании почти не осталось. Бостонцы же, Дэвис и братья Виншипы, согласные на самую малую прибыль, стали нам дорогу перебегать и в ущерб компании с королём овагским Тамеамеа договор на сандальное дерево подписали.
Потому немедля следует Вам Егор Николаевич на "Изабелле" капитана Талера отправиться на Атувай. Там вы передадите Борноволокову моё личное письмо и усовестите его, российского поддананного, в ущерб империи действующего. Ежели письмо не поможет и Томари расхищенные товары не оплатит следует вам ехать на Оваги(Гаваика) к королю Тамео. Я вручу вам так же письмо и к нему. В этом письме я рекомендую вас самым положительным образом как опытного врача и натуралиста и прошу его оказать вам помощь в работе на благо науки. Так же я выражаю озабоченность по поводу разграбления груза "Беринга" и прошу у короля содействия. В этой части тон письма достаточно решителен. Я предупреждаю короля Тамео, что ежели он окажется не в силах убедить короля Атувая удовлетворить наши требования то мы будем рассматривать Томари за нарушение им законов дружества и гостеприимства, равно как за оскорбление русской нации, компании и, стало быть, императора, как нашего личного врага, со всеми вытекающими из этого последствиями. Сами Вы супротив Томари никаких действий отнюдь не предпринимайте. Во-первых: Тертий Степанович человек в компании не последний и мне не подчинённый; во-вторых: первородный сын Томари, Георгий, в Санкт-Петербурге по военной части, в гвардии высоко продвинулся, у государя на глазах и в войне с французами отличился.*(1)
После отставки доктора Элиота врача на Оваги нет*(2) и Вы, я думаю, придётесь ко двору. Используйте любую возможность чтобы быть полезным королю, его жёнам и приближённым. Вы получите достаточное количество подарков для них. Тамео я посылаю так же серебряную медаль на ленте в честь св.Владимира. Вам должно вручить её в подходящий момент но так, чтоб никто не мог истолковать это как знак подчинения России. На "Изабеллу" следует Вам погрузить всё сандальное дерево, что будет собрано и отправите его в Кантон на продажу"
Правитель вновь наполнил свой бокал (мне пришлось срочно допивать свой): "Удачи Вам г. Шеффер! Расчитываю в этом сложном деле лишь на присущие Вам ум и здравый смысл".
Через 4 дня взошёл я на борт "Изабеллы" и, после 3-х недель на редкость спокойного плавания, добрались до острова Кауаи, который правитель именовал Атувай.
Стояло прекрасное утро 9 августа. Воздух был прозрачен и море тихо. Моему взору открылись высокие, с плавными очертаниями горные вершины уходящие в туман. При очень слабом ветре мы зашли в гавань Ваимеа. Побережье залива занимали густо заросшие лесом скалистые утёсы дивной красоты, рассечённые гигантским ущельем глубиной не менее полумили. Ущелье это за неисчислимые века промыла небольшая речка, на берегу которой располагались укрытые тенью плодовых деревьев 200 хижин деревушки Ваимеа- "столица" королевства.
На берег высыпали десятки туземцев радостно нас приветствуя, они поднимали на руках корзины полные даров их щедрой земли: фрукты, овощи, куры и несколько поросят. Некоторые самые нетерпеливые, среди них много женщин, бросились в воду чтоб побыстрее встретиться с моряками пересекшими океан.
Сандвичане, именующие себя канаками, что на их языке означает "люди", красивые люди с кожей бронзового цвета. Одеваются они без зависимости от пола в маро- полосу ткани шириною в фут, обёрнутую вокруг пояса и в кихеи- квадратный кусок ткани футов в 5-6, завязанный узлом на одном плече. В таких одеяниях напоминают они древних римлян.
Как только был брошен якорь я тут же потребовал себе вельбот и был доставлен на нём в устье реки, прямо к дому управляющему делами РАК. Снаружи это была удобная в здешнем тропическом климате деревянная хижина крытая крупными листьями, а изнутри- европейский дом с модной мебелью и красивыми циновками на каменном полу вместо ковров.
Меня приняла жена Тертия Степановича, дородная дама приятной внешности, одетая в просторное синее шелковое платье, но босая. Общались мы на руском языке, которым в доме Борноволоковых владеют все. Г-жа.Борноволокова сообщила мне, что супруг две недели как отправился в очередную свою научную экспедицию. На просьбу устроить мне аудиенцию у короля, её кузена г-жа Леилаи, несколько замявшись, ответила, что Каумуалии так же отсутствует.
Я, разумеется, сразу догадался, что король опасается со мною встречаться не заручившись поддержкой Борноволокова но, не желая конфузить даму, тут же перевёл разговор на экспедицию её супруга. Он, как я понял, отправился искать гномов.
По словам г-жи Леилаи в прошлом году король Каумуалии распорядился произвести перепись и составить списки обитателей своего государства. С удивлением он обнаружил, что в дальнем уголке дикой долины Ваиниа, в деревне Лаау живут 65 менехуне. В представлении сандвичан менехуне- маленькие уродливые человечки. Мужчины у них будто бы ростом не выше 4-х футов, а у женщин красные, сморщенные и уродливые лица. Как и положено гномам, менехуне живут в пещерах или примитивных хижинах. Вреда людям не приносят но избегают их. Они известны как прекрасные каменотёсы и строители но (как всё похоже) работают только по ночам и заканчивают начатое дело до рассвета. Если менехуне на кого рассердятся, тому несдобровать, гномы уничтожат всё, что сделано руками противника. Сандвичане свято верят в существование этих существ. Во время второго моего приезда на Кауаи мне показывали сооружение, которое легендарные гномы построили по соседству с деревней Ниумалу. Это был ров длинною в 1000 футов, выложенный тщательно обработанными каменными плитами. Он служит водохранилищем, откуда берут воду для полива полей. Менехуне строили ров по заказу правителя острова по имени Ола и должны были закончить работу до утра. Принявший заказ вождь менехуне Пи выставил условие, что за работой не должен наблюдать не один человек. Перед самым рассветом, когда должен был закукарекать петух, Пи обнаружил, что Ола нарушил договор и, вместе со своей не в меру любопытной женой, всю ночь подсматривали за работой.
Вождь гномов пришёл в ярость и приказал добавить к сооружению ещё 2 камня. Мне их показывали: две одинаковые глыбы лежащие на краю рва. Не сдержавшие данного слова несчастные окаменели подобно жене Лота.*(3)
Распрощавшись с хлебосольной хозяйкой я, не смотря на поздний час, отправился в контору и нашёл там приказчика Ивана Суханова. Предъявив ему свои полномочия и как следует распросив я понял, что правитель был абсолютно прав, надеяться на помощь Борноволокова было бы совершенно напрастно. Даже в ущерб Компании он будет поддерживать своего родственника- короля. Сандала же на складе оказалось 1638 пиколей, это вместо предполагаемых 5-6 тысяч.
На другое утро "Изабелла" отправилась на остров Оваги, где находилась резиденция короля Тамеомеа. Мы держали курс на юго-восток чтоб, обогнув северо-западную оконечность Оваги, зайти в Кавахайе, где располагалось поместье Хаул-Ханны, иначе Джона Янга, премьер-министра Тамеомеа. Это простой английский матрос, вознесённый судьбою на вершину власти.
_(В оригинале здесь подробно описывается история Янга и Девиса)_
Вскоре мы увидели Мауна-Кеа (Малую гору). Она хоть и ниже Монблана, но над морем поднимается выше, чем тот над долинами, откуда на него можно смотреть. Северный берег у подножия Мауна-Кеа- самое пустынное место в архипелаге. Всё побережье было усеяно поселениями, но лишено тени. Лишь южнее вдоль берега дома перемежались с кокосовыми пальмами. Леса тут, в отличие от Кауаи, растут высоко в горах, образуя целый пояс, и не спускаются в долины. В разных местах острова вверх вздымались клубы дыма.
Ещё в открытом море с корабля можно было видеть построенные на европейский манер дома г-на Юнга, возвышавшиеся над соломенными крышами островитян. В бухте стоял бриг "Чайка" под флагом США.
Каменный дом Янга стоял в прекрасном саду. Одетый лишь в повязку на бёдрах слуга-сандвичанин провёл меня в салон, где за столом сидели два человека. Одного из них, Джона Дэвиса мне приходилось видеть в Новороссийске. Второй, невысокий и седой, судя по красному лицу уже изрядно выпивший, очевидно был Джон Янг.
Я представился, при этом Дэвис наклонился и что-то шепнул Янгу на ухо.
"Выпить хотите?"-спросил тот и, не дожидаясь ответа, протянул мне бокал. Я не спеша выпил предложенный напиток стараясь не подать виду, что ощущаю, как струя огня стекает по моему пищеводу. Готовый было посмеяться на до мною Девис аж поперхнулся. Он не знал, что Баранов хорошенько меня натренировал почти ежевечерне угощая тем же 70-ти градусным, выгнаным по особому заказу, ромом.
"Крепкая штука!" сказал я, так же неторопливо закусывая долькой апельсина.