Аннотация: Эта сказка на самом деле подарок лучшему другу
Город спал. Спали, укрытые беззвездным покрывалом ночи, гордые многоэтажки, спали приземистые, кособокие домики, убаюканные лунной колыбельной, спали нескладные долговязые фонари, укутанные точно пледом, ночным туманом. Даже кошки, зачарованные пением цикад, свернулись в пушистые, мерно посапывающие клубки у ног своих хозяев.
Не спал лишь старенький цветочный магазин на окраине города. Ему, неказистому, с обветшалой крышей, поблекшими витражами окон, истертыми ступенями и скрипучими половицами, выпала этой ночью небывалая честь - стать местом Сонного Посвящения. Ах, как жаль, что некому было увидеть, как изменился магазинчик в эту беззвездную ночь: выпрямился, гордо потянулся флюгером к небу, словно осознавая всю важность происходящего. Разноцветные окна с некоторым превосходством смотрели на уснувший, притихший город, дерзко возвращая луне ее спокойный и бесстрастный, но от этого не менее завораживающий свет.
А внутри... внутри, среди цветов и пестрых бликов на полу царило настоящее оживление. Десятки крошечных существ в разноцветных нарядах и с неизменными крыльями за спиной собиались в группки, перелетали с цветка на цветок и откровенно безобразничали, гадая на цветках чайной розы и яркоалой герберы. Звенящий смех и торжественное ожидание сталкивались в воздухе, рассыпаясь блестящими искрами.
Мироль стоял поодаль от всего это многоветного и многолюдного безобразия, прячась в тени вазона с белыми хризантемами, слегка одурманенный их легким, чуть горьким, ароматом. Взгляни на него сейчас кто из собратьев, точно решил бы, что эльф скучает, но проницательный взгляд заметил бы нетерпеливо, нервно подрагивающие острые ушки и тревожно блестящие фиалковые глаза. Специально укрывшись от праздных и назойливых друзей, Мироль мечтал, затаив дыхание, трепетно поглаживая прижимаемый к груди сверток, замирая от дерости собственных желаний.
Вот он подходит к Мастеру Эрику... последним, с гордо поднятой головой и уверенностью в глазах. Разворачивает шуршащий пергамент и вырывает из его плена свое творение. На губах Мастеров замирает восхищенное "Ах!" На глазах друзей - слезы восторга...
-Мироооль! Мир! - пронзительный голос над ухом заставляет вздрогнуть и вырвать из сладкого плена мечтаний. Эльф едва не роняет драгоценную ношу и уже готовится выссказать все, что он думает о злостном нарушителе спокойствия, как спотыкается о суровый взгляд старосты.
Тем временем легкий сквозняк проносится по комнате, принося с собой запах пергаментной пыли и острый, оседающий на языке, привкус Сонной магии.И в ту же минуту на столике у окна появились они. Мастера. Три маленькие, сухонькие фигурки, бескрые с блестящими невидящими глазами. Любому человеку они показались бы не просто некрасивыми, а даже отвратительными: со сморщенными лицами цвета мокрой глины, тонкогубыми бескровными ртами и сухонькими ручками, напоминающими птичьи лапки. Но людям и не дано было их увидеть, а сонные эльфы видели лишь растекающееся по комнате могущество и вековую мудрость в слепых глазах.
Всеобщее возбуждение вмиг сменилось восхищенной настороженностью, а затем поразительной собранностью. Крылатые прказники оставили все свои дела и начали собираться в большие группы, прижимая к груди небольшие свертки.
Взмах рукой старшего Мастера и эльфы выстроились в три длинных ряда - каждый напртив одного из Мастеров.
Ученики Предсказания по одному подходили к Мастеру в черной робе, уверенно раскрывали сверток и протягивали эльфу крохотный пузырек, наполовину заполненный жидкостью. Прозрачнее слезы, грязнее забытых топей, ярче звезд и темнее бездны - сотни цветов и оттенков, сотни вещих снов. Стоило Мастерцу перевернуть пузырек вверх дном, как сон тонкой, тягучей струей стремился вниз, испаряясь в паре сантиметров от земли.
Ученики Кошмаров лихо разрывали свертки, чтобы достать маленькие невзрачные коробочки. Но стоило их открыть, как по комнате проносился пронзительный ветер, звеня, вздыхая, рыча, отражаясь от стен и дрожащих стекол. Другим эльфам оставалось только уворачиваться от режущих воздушных лезвий. Но стоило Мастеру сделать лишь щелчок пальцами, как буйство прекращалось.
Ученики Общей группы робко прижимали к груди оазноцветные свертки, дрожащими пальцами разворачивали шуршащий пергамент, чтобы взмыло в воздух, лениво планируя вниз, полупрозрачное, нежнейшее кружево. Цветные краски переплетались с белизной снега и солнечными бликами, а изысканным узорам могли позавидовать даже снежные эльфы, создающие мирриады уникальных снежинок.
Воздух искрился, трещал от разноцветных всполохов и порывистых потоков ветра. Он насквозь пропитался снами, стал осязаемым, вязким... казалось, протяни руку и комкай его словно вату, сминая воедино обрывки снов.
Мироль стоял последним в очереди, которая казалась ему бесконечной. Время тянулось как свежая пастила:в мучительно долгом и приторно-сладком ожидании.
Когда он подошел к Мастеру, другие эльфы уже давно показали своемастерство и разлетелись по городу: кто-то искать новый дом, кто-то, проваливший экзамен, обратно в Академию, надеясь в следующем году отвоевать свое право на Сон.
Когда Мироль развернул сверток, к его ногам начало медленно опускаться тончайшее, словно паутинка кружево, поблескивающее в неверном лунном свете. Он ждал, затаив дыхание... Ведь если сон опуститтся на пол, ненужным, грязным, забракованным - он провалил экзамен... И лишь в паре миллиметров от земли Мастер подхватил Сон, не дав ему разбиться тысячами бесполезных осколков. Вокруг невидящих глаз собрались лукавые морщинки, сухие губы еле слышно прошептали:
-Принят.
Что происходило потом, Мироль не помнил. Лишь обрывки, кусочки мозаики воспоминаний: обжигающий румянец щек, соперничающий с алым заревом рассвета, накатвающий волнами восторг, немеющие крылья, звон стекла, запах дерева и шоколада, шершавое тепло под крыльями, солнце сквозь разбитое окно.
Когда Мироль очнулся )да-да, именно очнулся, ведь сонные эльфы никогда не спят) он недовольно отметил, что лежит в пыли на дощатом полу. Несколько минут у него ушло на то, чтобы придирчиво осмотреть комнату, в которую он попал. Сквозь запыленные, потемневшие стекла в комнату пробирался солнечный свет, заливая расплавленным золотом старые доски на полу. Лишь через разбитое стекло задорно подмигивало яркое июльское небо, а смелый золотистый луч выхватывал из воздуха вальсирующие пылинки. Стены, покрытые пестрой бахромой истлевших обоев и белесой пленкой паутины, груды хлама по углам, разноцветные тряпки и стеклянное крошево. Разглядывая все это Мироль то задумчиво улыбался, то презрительно морщил носик.
-И занесло же меня... - растерянно пробормотал эльф. Он так ждал, так надеялся на прошедшую ночь, на новую жизнь без раздражающей опеки преподавателей Академии, жизнь полную новых ярких Снов. И теперь ему придется творить здесь?! На старом чердаке среди пыли и хлама?! Глаза заслезились и эль несколько раз чихнул, поднимая вокруг себя новые облачка пыли. Но потом... потом он почувствовал...щекочущую ноздри горечь шоколада и дурманящую цветочную сладость ванили. Густой, насыщенный аромат, захватывающий в плен, заставляющий возбужденно дрожать прозрачные крылья. Какао. Самый весомый аргумент и самый серьезный вдохновитель. Это потом эльф открыл для себя сушеные яблоки и малиновое варенье, заботливо приготовленные женой кондитера. В тот момент он остался исключительно из-за какао. Хотя вслух он сказал совершенно иное:
-Если присмотреться... то здесь не так уж и плохо.
С того самого дня началась его жизнь на чердаке кондитерской лавки. Все дни и ночистали похожи один на другой: сладкая нега врованного у хозяина како и сушеных яюлок, бесконечное творчество, для которого эльф находил порой самые необычные материалы, вплетая в канву сна я блочный аромат, потрепаную шолковую нить или позолоту старинной рамки для фотографий. Ночь за ночью он летал по городу, расстилая на глаза спящих людей свой узор, довольно наблюдая, как светлеют обеспокоенные лица, и чуть заметная улыбка касается уголков губ.
Так бы все и пролжалось и, возможно, эльф до скончания веков жил бы на старом чердаке, но госпожа Судьба капризно надула губки и решила, что так было бы на редкость скучно...
В одно утро эльф вернулся домой расстроенным и растерянным, с нераспакованными свертками Снов. К кому бы он не пилетал этой ночью из своих подопечных: везде сновали эльфы Кошмаров, выпуская на спящих людей отточенные лезвия ветра. Как невыносимо было смотреть на искаженное страхом, покрытое влажными дорожками лицо юной балерины, для которой он приготовил такой чудесный сон...
Мироль зло откинул свертки к груде битых стекол, нисколько не заботясь, что хрупкое кружево может повредиться и рассыпаться. И вдруг... он услышал звук, который ну никак не мог принадлежать его чердаку. Тихое, мерное посапывание, правильное и знакомое, как в учебниках по детским снам.
Нарушителя спокойствия не пришлось долго искать. он спал в угл уоколо окна, завернувшись в темно-зеленую вязаную шаль. Мальчишка лет пяти мирноспал, подложив под голову маленькие ладошки. Длинные пушистые ресницы были плотно сомкнуты: малыш спал без сновмдений. Лишь изредка морщил носик, словно сражаясь с многолетней пылью. Лохматые, иссиня-черные волосы беспорядочно разметались по лицу.
- И откуда такой взялся? - сердито проворчал эльф и тут же зажал рот ладонями.
Вот он, вот кому он подарит сегодн хотя бы один сон. Словно забыв про крылья, Мироль, спотыкаясь, подбежал к выброшенным сверткам и бережно достал самый маленький из них. Через несколько мгновений эльф уже не думал, откуда взялся ребенок на его чердаке. Он дарил... свою ночную историю, делал то, для чего когда-то появился на свет. фиалковые глаза дроали, наблюдая за тем, как бледно-розовое кружево оседает на темных ресницах, растворяется, впитываясь в кожу. "Сахарной пудры надо было поменьше, а вот утренней росы побольше" - обеспокоенно думал эльф, наблюдая за тем, как дрогнули веки ребенка, а губы тронула едва заметная улыбка. Но в следющий миг облегченно вздохнул: сон нашел своего хозяина. В сантиметрах от лица мальчиках всплывали, словно сотканные из густого воздуха причудливые картины сна.
Как завороженный, эльф смотрел на веки ребенка, ставшие мини-сценой для спектакля, созданного им. Им! Мироль был первым эльфом, увидившим собственный сон...
Увы, сон был слишком коротким и через несколькот минут ресницы мальчика дрогнули и на эльфа вопросительно уставились большие серые глаза.
- Привет! Ты тоже здесь живешь? - улыбаясь спросил мальчик, усаживаясь на то, что несколько мгновений назад было его кроватью.
Эльф оторопел от такого бесстрашия и такой наглости. Он мог лишь стоять и грозно, как он думал, смотреть на мальчика.
-Эй, ты настоящий? - искрящийся любопытством голос. И в тот же миг теплые детские пальчики подхватили эльфа и усадили на ладошку.
- Я не просто настоящий! Я единственный, кто должен здесь жить!Я... я сонный эльф! - сердито ответил Мироль, слетая с ладошки.
- аааа... сонный... никогда не слышал. Ьы поэтому так долго думаешь, да? - наивно протянул мальчик.
-Слушай, а крылья настоящие? - ребенок едва протянул руку, как Мироль опасливо дернулся в сторону, едва не споткнувшись о шаль.
- У меня все настоящее! И это мой чердак! А ты кто такой? Может, воришка?
- Это ты воришка.. - обиделся мальчик, - Дядя ведь не знает, что ты здесь живешь... А я... у меня родители умерли и теперь меня приютил дядя.
- Это неправильно! Я первым занял это место и ты просто обязан уйти отсюда! Немедленно!,
Но мальчик никуда не ушел. Ни в тот же день, ни через день и даже через полгода. И Мироль смирился, привык к постоянному присутствию Оливера, который мешал, норовил выкинуть ценные ингредиенты типа стрекозьих крыльев или засушенных цветков вереска, и даже просил эльфа начить его "плести такие же красивые платки, чтбы заработать денег и уехать от дяди". Что было для эльфа "вопиющей наглостью".
Хотя самым вопиющим и неправильным было то, что Мироль и правда Оливера. Давясь от смеха и серьезно наставляя, он следил, как неловкие детские пальчики комкают паутину, засовывая в нее перевязанные нитками стеклышки... И каждый вечер он уверял оливера, что видит собственные сны, сплетенные им днем. На самом же деле, едва мальчик засыпал, эльф перетаскивал "творения юного гения" в картонную коробку в углу и бережно доставал кружева, тщательно сплетаемые ночь за ночью, в те краткие минуты, когда он не летал по городу. Это были самые лучшие его сны, нанизанные на нити звездного света. Каждую ночь он с трепетом укрывал малыша новым сном и каждое утро ворчал, на "несносного мальчишку, которого в один прекрасный день он выкинет с чердака на съедение длудным кошкам и собакам".
Малыш лишь смущенно улыбался, по неосторожности наступая на очередной сверток со сном, и робко мечтал, помогая дяде по дому, что когда-нибудь он станет таким же сонным эльфом, как ворчливый Мироль, и у него будут фиалковые глаза и прозрачные крылья.
Каждый день мальчик приносил эльфу, стащенное у дяди какао, теплое молоко и лакрицу, а один раз даже принес маленькую деревянную кроватку, которую украл у любимой куклы кузины.
- Это что такое? - нахмурясь, спросил Мироль.
- Тебе же надо где-то спать - серьезно ответил мальчик.
- Вот же глупый мальчишка! Сонные эльфы не спят!- гордо заявил эльф.
- Как это? Совсем-совсем не спят?
- Совсем.
- А если вдруг заснешь?
- Не знаю, умру наверное, - пожал плечами Мироль. Он никогда не задумывался о подобном.
В тот же вечер Оливер отнес кроватку обратно.
Когда в город пришла болезнь, Мироль стал реже появляться дома. Ему хотелось подарить как можно снов, ведь только так он мог облегчить страдания. Люди, съедаемые изнутри лихорадкой и болью, уходили один за другим, эльфы Кошмаров едва ли не толпами носились по городу. И Миролю приходилось оберегать от них своего подопечного. И когда наутро Оливер спрашивал эльфа про помятые крылья и расцарапанный нос, тот невозмутимо отвечал, что дрался с кошкой, кторая решила съесть его, "а не тебя, любопытный мальчишка". Оливер смущенно улыбался, но не верил ни единому слову.
Но однажды утром, вернувшись домой, эльф понял, сто мальчик заболел. Едва влетев в комнату, Мироль уловил этот запах: душный, отдающий гниющими яблоками, кислотой и высохшей землей, с едва уловимой опасной сладостью. От этого запаха слезились глаза, и с вердце что-то юолезненно сжималось, сковывавая маленькое крылатое тельце по рукам и ногам. Так пахло в комнате балерины, перед тем, как она больше не проснулась...
Эльф не помнил, как подлетел к хрупкому телу, бьющемуся в лихорадке на полу, как пытался привести его в сознание, бил по пунцовым щекам маленькими ладошками, вызывая лишь щекотку. Не помнил, как плакал и кричал какие-то глупости о том, что приведет с собой целую толпу Кошмаров, если Оливер сию же секунду не откроет глаза. Не помнил как судорожно ловил каждый удар маленького сердца. И он не знал, что его прикосновения дарили Оливеру долгожданные, но краткие мгновенья щекочущей прохлады, вырывающей из цепких лап сжигающих ребенка бреда и боли. Не видел, как малыш едва заметно улыбался, чувствуя на щеке невесомые прикосновения дрожащих крыльев.
Мироль беспокойно летал вокруг малыша. Несколько раз он спускался вниз, чтобы принести воды и заставить дядю вызвать врача, но воды бвло столь мало, что ее не хватало даже, чтобы смочить запекшиеся губы, а взрослый никогда не услышит сонного эльфа.
Отчаявшись, проклиная утекающее время и весь людской род, эльф просто лег рядом с Оливером, всем тело прижимаясь к отчаянно бьющейся жилке на теле. Он не знал, что делать, как спасти мальчика. И он боялся, что не успеет. Эльф знал, что не сплетет ни одного сна, если с Оливером что-то случится. И... что-то подсказало ему, нашептало на ухо ответ.
Крепко обнимая мальчика за шею, Мироль сложил дрожащие крылья и прикрыл глаза, с удивлением отмечая, что щеки стали горячими и влажными.
И он плел. Сплетат воедино удары сердца и сбивчивое дыхание, затихающее с каждым вздохом, вплетал в них свою силу и блеск еще незагорешихся звезд. Это был совершенный узор, которым Мироль нежно укрыл обоих.
Они спали. Мальчик и сонный эльф.
********
На следующее утро хозяин все же вызвал врача... по настоянию жены, которая еще вчера заметила, что мальчику нездоровится и очень переживала, что ег болезнь может заразить других детей.
Каково же было удивление доктора, когда вместо смертельно больного ребенка, он увидел здорового спящего малыша с нежным румянцемна щеках. Лихорадка прошла и ребенок едва заметно улыбался.
Безграничным было удивление хозяина, когда ресницы Оливера дрогнули и мальчик внимательно посмотрел на дядю пронзительными фиалковыми глазами.
И никто не заметил серебристой пыли на подушке мальчика, никто не увидел, как ловко зашевелились его пальчики, сплетая узор своего первого Настоящего Сна.