(Допустим, что все необходимые бумаги были получены. Допустим, что в пути не произошло никаких непредвиденных событий, оставив на совести автора некоторые незначительные подробности пути. Которые, подробности, надо полагать, появятся несколько позже)
Часть 2. ЛИЧВОРД.
24
Ты не можешь разбудить человека,
который притворяется, что спит.
Раскрасневшееся от возмущения солнце оставило тщетные попытки удержаться на небесах и неумолимо скатывалось куда-то за горизонт, прямо в пухленькие облачка неопределённого розовато-кремового цвета.
Впрочем, туда ему и дорога. И так слишком напекло мне голову за этот безумно-бездумный жаркий день.
Лишь бы только в этакой глуши можно было разыскать гостиницу, где бы удалось с комфортом пристроиться на ночь. А также получить горячий ужин и горячую ванну, без тараканов, клопов и прочих архитектурных излишеств.
Проплутав по грязной мостовой среди каких-то непотребных сараев с облезлыми вывесками, я обнаружила скромное здание с нескромной вывеской "Надежда странника". Вероятно, это и была разыскиваемая мной ночлежка. Пусть и не пятизвёздочный "Хилтон", но меня устраивал и заурядный сарай. Если, конечно, я не рисковала оказаться заживо погребённой под обрушившейся крышей или куриным насестом. Основательная дверь, неприветливо взвизгнув, неохотно пропустила меня в прилично обставленный холл.
- Добрый вечер. Могу я получить номер на первом этаже? ... Замечательно. Вопрос второй, я желаю расположить лошадку под окном, а пёсика - в номере? ... Что значит, находиться на конюшне? ... А почему я должна доверить ценное животное совершенно неизвестным людям? Я здесь впервые в жизни! У меня не было никакой возможности изучить ваш конюшенный сервис, между прочим! Я не могу доверить животных всяким подозрительным личностям! ... А эти ваши "все" для меня не указ. Насмотрелась я на муниципальные конюшни. Вашим припадочным конюхам и от дохлого осла уши доверить нельзя. ... Ах, ещё и с собакой нельзя в номер? ... Даже если заплатить, как за второго постояльца? Да у моего пса под хвостом чище, чем у большинства ваших клиентов в мозгах. Ну, а где здесь можно найти тогда неприличное заведение?
Получив необходимые напутствия и разъяснения, я отправилась на ночёвку в неприличное заведение, кое приличным матронам следовало обходить кругами и огородами. Всё равно, деваться было некуда! До реки, судя по карте, нужно было добираться ещё несколько миль через этот неприветливый городишко, форпост закона, порядка и цивилизации этих краёв. Завтра мне предстояло совершить в Личворде, а именно так называлась сия треклятая дырка во времени и пространстве, основательные продуктовые закупки. И я надеялась, что смогу пополнить не только продуктовую корзинку, но и оскудевший кошелёк.
"Приют Пилигрима" кокетливо выглядывал свежеокрашенными в пурпур и золото стенами из густых зарослей вишенья. Неприличные посетители курили, обвисая на длинной балюстраде вдоль фасада "Приюта". Только было их всего ничего. Всё местное неприличное население представлял мрачный небритый тип в стетсоне, надвинутом до самого кончика носа, и подпираемого снизу неприлично лохматыми усами. Видимо, не терял надежды пополнить ряды приличных горожан.
- Мне нужна на ночь комната с ванной. ... Нет, именно на первом, поскольку я желаю жеребчика поставить под окнами. ... Что значит "для чего"? Чтобы багаж не спёрли расторопные горожане! У меня давно уже сложилось мнение, что у вас даже содержимое ночной вазы умудрятся присвоить, если её оставить без надзора! ... Я нервничаю? Я совершенно спокойна. ... Да. Одна. А в чём дело? ... Какие ещё проблемы? ... Что же мне прикажете делать, если муж и свита умудрились потеряться при нападении на наш поезд? ... Вот, можете посмотреть на соответствующую резолюцию губернатора ... Я что, специально, по-вашему, мужа лишилась, чтобы сюда девкой по вызову устроиться?
Но мерзкий тип за стойкой таращился непроницаемым взором, полным ледяного презрения. Жаль, что такой взгляд нельзя было использовать вместо ледяного душа. Можно подумать, что я вывалила на стойку кучу неделю нестиранных носков с требованием незамедлительно их перестирать и перештопать.
К счастью, я оказалась здесь не единой страждущей обрести неприличную крышу над головой. Неприличный тип с крыльца, также возжелал обрести приют на ночь.
- Эй, любезный. Дело есть. Хочешь заработать? Точнее, получить номер за полцены? Мне нужно переночевать, а муж пропал. Если ты снимешь два номера, то я оплачиваю комнату, и половину твоей. Устраивает?
Однако неприличный тип оказался до неприличия туп! Он таращился на меня из-под засаленного стетсона с обвисшими краями, мусолил сигарообразный дымящийся объект и цинично молчал.
- Ну, что? Не понимаешь? Объясняю ещё раз. Ты снимаешь в этом заведении два номера. Один для себя, а другой - для меня. Погоди минуточку, я сейчас уточню. Эй, уважаемый, какой номерок комнаты? ... Спасибо. Понял? Ты сейчас в журнале для посетителей делаешь две записи. И всё. Понимаешь, я устала, хуже собаки, я хочу получить горячую ванну и горячий ужин. И, естественно, чистую мягкую постель до утра. Но здесь одиноким женщинам номера не предоставляют. Поэтому ты получишь от меня вознаграждение в сумме оплаты за половину облюбованного тобой номера
- Но, мэм? - О, заговорило чудо неумытое. Надежда и опора всех местных лиц женского пола. - Это место Вам не подходит. Хотите, я Вас провожу до "Надежды Странника? Это совсем недалеко отсюда. И там даже один из лучших номеров Вам обойдётся дешевле, чем здесь.
- А мне нельзя остановиться в том паршивом приличном заведении, поскольку в подобных приличных заведениях в номера не пускают постояльцев с животными.
- Я не вполне, мэм, понимаю...
- Тогда помолчи. И, сделав умный вид, сюда и сюда запиши прозвище. Бой? Как только этот непонятливый тип зарегистрируется, ты сразу же получаешь проплату за два номера.
- Леди? - Так. Опять проблемы. Воистину, тут ресторанный и гостиничный сервис отдыхает. И, чтобы их разбудить и стимулировать, со звоном швырнула на стойку свёрток с монетами. - А как Вас записать, мисс ...
- Допустим, миссис. Присутствие отсутствия колец ни о чём ещё не свидетельствует. Мне пришлось их на взятку пустить. Впрочем, это к делу не относится. Как и то, что нас пока ещё не представили. Придётся и это самой делать. Их Сиятельство княгиня Тверская Юлия. По-простому, Их Сиятельство. Я могу, в конце концов, пройти в снятую комнату под номером десять?
- Да, леди. Приношу извинения, но наши правила одинаковы для всех. Чем могу быть полезен? - Ну, вот. Какое-то осмысленное выражение в его сонных глазках и появилось. Уже, как на человека, стал смотреть. Только, похоже, что не поверил он мне, ни на малюсенькую капельку. Но меня это уже никак не касается. Хоть появится возможность в кровать плюхнуться. Мягкую-мягкую. - Естественно, подготовить номер под заселение. Пройдёшь туда, распахнёшь окно, оставишь ключи и ужин на тумбочке. Что у вас имеется для припозднившихся путников?
- Извините, леди, Ужин можно получить только непосредственно в зале. Но горничную в номер мы немедленно отправим. Считаю долгом предупредить ваше сиятельство, если собака посмеет лаем тревожить постояльцев, а также напакостит в номере, то... Но, я уверен, что леди и сама понимает последствия подобной небрежности. Распоряжения относительно багажа будут?
И меня немедленно проводили под окна, где я смогла разгрузить жеребца. Распорядительный молодой человек охотно забросил всё дорожное имущество в окно. Он даже не собирался задерживаться, чтобы получить чаевые, а получив монетку, был настолько рад, что подсадил в окно, запрыгнул сам, и помог расставить все дорожные свёртки. Расстались мы довольные друг-другом.
Осталось опуститься на обширнейшую кровать под балдахином и покачаться на матрасе, чихая от пыли. В ней можно было утопиться или заблудиться.
Было душно и пыльно. А эти умники непонятно в каких целях растопили камин. Камин был, надо отдать должное, шикарнейший. Пламя загадочно мерцало, потрескивая искрами поленьев. По затянутым бархатом стенам скользили тени. В канделябрах потрескивали и чадно искрили две оплывшие забытые свечки. Ноги неприятно застревали в жёстком густом меху. Шутники распялили на полу медвежью шкуру, и она недобро на меня щурилась красными сполохами мерцающими в мёртвых стекляшках глаз.
В дверях появилась подозрительная девица. Посмотрела на меня подозрительным взглядом и покашляла. Похоже, что это и была горничная по вызову. Не удивлюсь, если её услуги предназначались не скромным усталым путницам, а бодрым беспутникам.
- Эй, милая, как тебя величать? Сколько потребуется времени, чтобы подготовить ванну?
- Мэй, мисс. - Вот спасибо! Можно подумать, что всю сознательную жизнь мечтала узнать, как твоё имечко слышится и пишется. А без этого даже заснуть не могла!
- Мэй, так Мэй. Могло быть и хуже. Во-первых, не мисс, а миссис. Во-вторых, ко мне принято обращаться Ваше Сиятельство.
Она сдавленно пискнула, и ринулась за ширму, где опять пискнула, хрюкнула и зашебуршилась с удвоенной энергией. Тоже мне Мэй! Ясно, как божий день, что это Минни Маус, собственной персоной.
- Пока греется вода, я помогу вашему сиятельству переодеться к ужину и причесаться.
- Дорогуша! Как же я могу без ванны привести себя в порядок? И тряпками я не обременялась. Понимаешь, вся моя компания, с которой мы собрались на пикник, случайно умудрились потеряться. Поэтому я продолжаю путь одна. Думаю, что все потихоньку соберутся, где мы хотели остановиться и повеселиться немного. Могла я захватить всё дорожное имущество, как считаешь? Только самое необходимое, чтобы напрасно не утомлять бедную лошадку.
- В таком виде ужинать? Я думаю...
- Займись постелью, пока вода греется. А думать вместо работы, это все у нас мастера. И какие ещё могут быть претензии к моему внешнему виду?
- Ваше сиятельство не выглядит, как положено выглядеть леди. Это одежда траппера или кого ещё хуже. Это даже не одеяние джентльмена. Я думаю, что хоть какое-то платье ваше сиятельство ...
- Вот и думай, прежде чем язык проветривать. Грузить лошадь всяким ненужным хламом я не собираюсь. - Чёрт. Придётся опять обходиться салфетками! Что же будет делать, когда исчезнет запас, хотелось бы знать. Голова неделю немытая, и о платье думать... бред!
Задумчивая Мэй, которая на самом деле была Минни Маус, продолжала копошиться за ширмой, брякая, звякая, лязгая, выражая, таким образом, протест против отсутствия ненужного тряпья в моём багаже. Не удивлюсь, если она устраивала на зиму гнездо под ванной.
- Извините меня, леди, конечно, это не моё дело, и не мне Вам указывать, но на Вашем месте...
- Вот когда будешь на МОЁМ месте, милочка, тогда и поговорим. Но пока ты находишься на СВОЁМ месте, будь любезна выполнять СВОИ должностные обязанности в должном объёме и с надлежащим качеством. И, в конце концов, запомнить, что ко мне следует обращаться "ваше сиятельство"!
- Простите меня, ваше сиятельство. - И Минни тихонько и жалобно всхлипнула.
Стоп. Хватит. Кто я, в конце концов, какая-то вздорная камеристка, или княгиня?
- Извиняюсь, Минни. То есть, Мэй. Я устала, как тысяча чертей. Какое платье, если у меня вместо головы копна сена, и такие руки, что навоз стыдно перелопачивать.
И плюнув на все правила приличия, я отправилась в неприличный бар-ресторан, чтобы заткнуть голодное брюхо и раздобыть жратвы для голодного пса.
В длинном, тусклоосвещённом зале неприличного заведения всё было относительно прилично. По крайней мере, еда и обслуживание путников, даже если они и были обнищавшими беспутными дамами. Мне даже позволили ужинать в комнате при условии, что я не утащу посуду. Наивные, неужели они не могли догадаться, что я с собой захватила термос и две собачьих миски.
Минни Маус в моё отсутствие шебуршалась намного успешнее, и меня ожидала полупустая ванна с горячей водой и приготовленная постель.
Не успела я принять горизонтальное положение, как в комнату ворвалась возмущённая особа. Поскольку об этом визите меня заранее не предупредили, то притворяться, что я рада новому знакомству было бы верхом лицемерия.
- А тебе что тут надо? Постучаться и спросить разрешения войти сил не хватило?
- Ты зачем сюда явилась? Собирай вещички и сваливай туда, откуда заявилась! Не думай, что тебе тут что-то светит. Майк мой, и я его не собираюсь отдавать никому. Поняла меня?
- Нет. Поясни. Только вернуться туда, откуда я сюда попала, не получится при всём жгучем желании. Но я буду стараться.
- Да, уж, постарайся, птичка перелётная, если не хочешь, чтобы я тебе волосёнки твои повыдёргивала.
- И я тебя люблю и крепко целую перед сном. Так что, милка, не светит тебе тут ничего. Ни хорошего, ни доброго, ни даже вечного. Бай-бай.
- Ладно. Сегодня можешь тут переночевать, но о Майке забудь. Он мой, и моим останется. Просто он добрый, не может пройти мимо помятых нахалок. - К сожалению, в этой части обвинений она была права, с утюгом я уже давным-давно распрощалась. Но это не даёт ей никаких прав так со мной разговаривать. Что ж. Урок небольшой коммерции в таком случае лишним не будет.
- То, что я здесь остаюсь, обсуждению не подлежит. А что касается Майка...
- Он мой, и ты его не получишь!
- А это, милка, ещё спорный вопрос. Захочу - и моим будет. А если так он тебе дорог, купи, не стесняйся. Пятьдесят долларов серебром, и с моей стороны не будет никаких препятствий вашим трепетным отношениям.
Скушала, детка. Ну, смелее, смелее. Апорт, цыпа. Взять его! Мне дюже пригодятся твои денежки.
- Это правда? Ты не врёшь?
- А я тебя когда-то обманывала? Если выложишь пятьдесят, причём с десятку мелочью, четвертаки, пенни и всё такое прочее, получишь Майка в полное распоряжение. Ну?
О! Самое время! На пороге появилось моё неумытое чудо по мою свежеумытую помятую душу. Весь дверной проём занял нечёсаной персоной с таким видом, словно стенка на стенку идти собирается, с рессорой от трактора "Беларусь" наперевес.
- У меня только... сейчас... ой, минуточку. Только тридцать ... пять... и немного мелочи.
- И это всё?
- Больше я никак не смогу отдать...
- Ну, если ты столь дёшево ценишь такого фигуранта, как сам Майк, то я даже и не знаю, что с тобой делать. Впрочем, тебе виднее. По рукам. Не стоит он слёз твоих горючих, плача и скрежета зубовного. Исключительно из моего наилучшего к тебе отношения.
Этот злобный павиан взял привычку и глазами ещё вращать. Того и гляди превратится в огнедышащего дракона. Только слабо ему меня воспламенить. Тем более слопать вместо ужина. Подавится. Или отравится. И скончается в смертных муках и корчах.
- И ты от него откажешься? И даже в его сторону не глянешь? И уедешь завтра?
Ага. Прям сейчас. Потому, как растрогалась твоими страданиями, аж, до самых печёнок и разлития желчи.
- Давай сюда деньги, и получай Майка в полное распоряжение. Пользуйся на здоровье. Но я не могу обещать, что не буду на него смотреть. Пялиться в пол или потолок я не намерена, если он снизойдёт до общения со мной. Удастся мне съехать завтра или нет, я пока не знаю. Но могу обещать железно, даже на Библии поклясться, что пользоваться его мужскими причиндалами я не буду, ни за какие коврижки. А если приставать ко мне начнёт с этим самым циничным предложением, по самое горлышко оторву! Устраивает?
- Да. Вот, держите.
- Значит, по рукам. А теперь будь так ласкова, подскажи мне, как же выглядит этот самый Майк. Надо же знать, кого я тебе сейчас продала.
Хм. Интересно, кого же тогда следует называть "цветным", если милашка умеет так шустро менять небоевую раскраску личика? Белое, до нежной зелени. Розовое, до пунцового кончика вздёрнутого носика и кончиков ушек, слегка оттопыренных. Эх, живут же люди. Цветут и пахнут ландышами в мае.
- Ну, ты и сволочь, ваше паршивое сиятельство княжеское. - Ласково и приветливо поздоровался со мной молодчик. Наверно, обиделся, что за такие гроши мужика бабы продавали, да ещё и яйца грозились оторвать бедняге.
- И тебе самого наилучшего. Ключики вернёшь сейчас, или после? Положи на тумбочку и будь свободен. - Однако этот любезнейший хам и не подумал заткнуться, положить ключи и тихо удалиться.
- Майк - это я. Питер Кармайкл. Что же ты так, девочка? - тут же обратился он к Лиз. Умеет, оказывается, говорить задушевно и проникновенно. Просто в животе щекотно стало. Словно проглотила муравьиную кучу. - Мы же для них никто. Грязь под ногами. Такие и деньги с кровью вырвут, душу вынут, с грязью смешают, и из родного дома с детьми вышвырнут. Думают, что им всё можно с простым человеком вытворять. И не вздумай унижаться перед этой ... благородной леди. Пойдем, Лиз. Пойдём от этаких чистоплюев.
- Давно пора, продажный Майк за тридцать пять с мелочью.
28
Тиха украинская ночь, но сало лучше перепрятать!
Оставшись в тишине и покое, я швырнулась на ложе и немедленно отключилась. Но не успела я задремать, как под окнами раздался такой грохот, словно громила склад металлоизделий свора бродячих школьников.
Джинджер с Аристократом немедленно включились в дикую какофонию.
Запустив в окно первым попавшимся под руку предметом, я сгребла забившегося в моих решительных объятиях пса и зажала тому пасть.
Немного передохнув, я приказала псу лежать на кровати, накинула поверх футболки прилагаемый к номеру халат, и выглянула в окно.
Оказалось, на наше неприличное по смыслу, но уютное по содержанию здание, совершено вероломное нападение. Во двор ворвался эскадрон бешеных кавалеристов. Навстречу им устремилась делегация из обслуживающего персонала. Вероятно, все молодчики дезертировали из части для проведения бескультурного мероприятия в стенах этого заведения, предназначенного для увеселения неправедной мужской составляющей народонаселения Личворда.
Решив предоставить местным красоткам, разбираться со всеми проблемами, я вернулась для продолжения запланированного сна.
Дверь распахнулась от вызывающего пинка.
На пороге торчал один из представителей мужского кавалерийского пола, охочего до дамских ласк и трепетного внимания. Да ещё и в нетрадиционной форме, поскольку за ним маячила группа поддержки из пары кавалеристов, Лиз и гражданского типа из-за регистрационной стойки. Зажимая псу пасть, я вежливо указала хаму и его компании на выход.
- Заткнись, сучка. - Тихо, но внушительно, тип в кепочке сделал пристойное предложение в непристойной форме. Не успела я даже сообразить, что меня оскорбили и возмутиться вслух, как тип рыкнул на свиту, потребовав меня вышвырнуть, а номер подготовить под заселение.
К счастью, встречал и регистрировал меня, как оказалось, сам владелец "Пилигрима, и он добросовестно попытался отстоять мои права. Его грубо заткнули.
Пока я искала подходящий предмет для вооружённого сопротивления, хозяин обратился с настоятельной просьбой освободить занимаемые площади с единственной ванной на весь этаж желающему здесь расквартироваться лейтенанту, и предложил переселиться в другой номер за счёт заведения. Я возмутилась.
Хозяин расстроился, смутился, но остался непреклонен, как каменная стена. Я была зла и непреклонна, как железобетонный забор.
Хозяин предложил получить деньги обратно, поселиться в номер через коридор с окнами во двор и прекрасным видом на яблони и груши, с высокой и сочной травой и даже коновязью, с разрешением ржать, лаять и шуметь в любое время дня и ночи. Пока я решала, что лучше, доблестно сражаться за права и бесславно проиграть превосходящим силам противника, или уступить без боя, получив неплохую контрибуцию, мерзкий тип приказал вносить свои вещи и выносить мои.
Я решила отступить без боя на заранее подготовленные рубежи.
И даже была рада поражению и полной капитуляции. Комнатушка была меньшей площади, обставлена скромнее, но намного уютнее. И никакие шкуры не грозились откусить мне ноги. Знать бы, что так всё обернётся, сразу бы поселилась именно сюда. Тогда бы не пришлось отступить с таким позором, под подлую ухмылочку злорадствующей Лиз.
Как только меня оставили в покое, я выглянула в окно. Жаль, что было совсем темно и ничего толком не разглядеть. Тем более, что высоко в небе застыл тонкий лунный серпик. Будто сама природа преподносила мне кусонгобу на иссиня-чёрном бархате с кровавым подбоем под серебристым муаровым покрывалом.
Я забаррикадировала дверь и закопалась вместе с Джиником под мягкое почти невесомое покрывало.
Погрузиться в тяжёлое забытьё, полусон - полуявь, удалось далеко за полночь. Точнее, перед рассветом.
Пробуждение было мерзкое, словно тяжкое похмелье. Когда удалось отодрать тупо ноющую башку от подушки, солнце уже скабрезно скалилось всеми лучами и похабно лапало "зайчиками" потолок и стену, напротив кровати. Да ещё и тяжёлые кисти балдахина раскачивались так, что ассоциации с качкой и морской болезнью скручивали кишки в тугой комок. Намерения соскрести жалкие остатки мозгов со стенок черепушки и сгрести их в жалкую кучку пропали втуне.
Но самое поганое было то, что оставалось смириться с происходящим и, не показывая вида, молчать в тряпочку. Тактически и стратегически. Без всяких альтернатив.
Так что под счастливые вопли десятых петухов, я предстала свету Божьему свеженькой и бодрой, как эксгумированное тело бедолаги, скончавшегося месяцев, так, дцать назад.
Вдруг в дверь кто-то робко поскрёбся.
Пробурчав что-то типа: "Сейчас, только соберусь с мозгами и проснусь", - Я доплелась до двери и извлекла из ручки ножку стула.
- Ну? - На что-то большее меня не хватило. Поскольку ещё нужно было отодвинуть и ведро с водой, и оттащить в сторону прикроватную тумбочку.
- Разрешите войти, Ваше Сиятельство? - Кто-то пискнул и жалобно шмыгнул носом. - Хозяин решил нарушить правила и попросил меня отнести Вам завтрак. - Стоимость включена в стоимость номера.
Минни скользнула в номер, сочувственно посмотрела на моё тусклое встрёпанное "Сиятельство" и поставила поднос на тумбочку.
- Весьма признательна. А что за сражение разыгралось тут ночью прямо под окнами? Я протряслась под одеялом до самого утра, глаз сомкнуть не могла. Докладывать о позорной ночной капитуляции было явно лишним.
- В Личворд прибыл кавалерийский отряд, Ваше Сиятельство.
- А до речки далеко?
- Миля, Ваше Сиятельство. Но это не речка. Это озеро. Но, ваше сиятельство? Как же так? Вы хотите отправиться за городскую окраину без вооружённой охраны? Это опасно. Можно наткнуться на ...
- Наткнуться можно где угодно на кого угодно. И вляпаться в любое дерьмо. Свободна, детка. - И я не особо вежливо подтолкнула Минни к дверям, не слишком аккуратно выставила её из номера и с грохотом хлопнула дверью, опять забаррикадировавшись стулом и тумбочкой.
На огромном блюде мне предложили одноглазую глазунью на подстилочке из пережаренных свинских мясожировых отложений. В глубокой тарелке под крышкой скрывалась застывшая овсянка на воде в количестве одной столовой ложки с одной ягодкой и ломтиком яблока в центре. К счастью на маленьком блюдечке прилагался тёпленький щедрый ломоть кукурузного хлеба вместе с добротным ошмётком сливочного масла. А в кофейнике - кофе. Крепкий и ароматный. Сливок и сахара мне не предложили, но об этом я переживала меньше всего. Решив обойтись хлебом, маслом и кофе, пожертвовав остальной частью завтрака в пользу голодной собаки, понадеявшись, что острой необходимости в посуде до ужина не возникнет, чертыхаясь и спотыкаясь на каждом шагу, я вступила в новый день, выкинув собаку в окно и вывалившись вслед за ней. Орька встретил меня, бодро встряхивая головой, и сразу торкнулся храпом под локоть. И не зря. Оторванный от себя с кровью кусочек курузного хлеба пришёлся ему по вкусу.
Прицепив пса на поводок, я, нога за ногу, поплелась по направлению к озеру.
Я брела, не поднимая головы. Не столько потому, что не было желания с кем-то встретиться взглядом, но и из опасения наступить на предметы физиологической жизнедеятельности постояльцев.
И было противно! Шелковистая невысокая трава была варварски вытоптана. На проплешинах дымилось несколько непотушенных кострищ. Невысокие кустарники переломаны, а местами выдраны с корнем. Даже старый вяз был почему-то спилен и пущен на дрова. Какая-то сивая пичуга в бурую крапинку горестно всхлипывала над учинённым беспределом. И её длинный тонкий клювик был печально опущен. Странно. Сойка, как мне помнится, утверждал, что это наивернейшая примета надвигающегося ливня, а на белёсом небе не было ни единого облачка.
Около колодца было шумно, но не многолюдно. Достославная армейская "единица" была представлена несколькими обнажёнными по пояс, если не считать за одежду обильную телесную растительность, бравыми детинушками. Один из них драил скребницей гнедого без отлива мерина, тощего, как селёдка, и уныло пялившегося на передние копыта. Ещё парочка гвардейцев о чём-то ожесточённо спорила в компании двух кобыл и мерина. Животные были неплохие. Довольно крупные. Костистые. С невыраженной холкой, крепкой спиной и округлым спущенным крупом. Между копыт сновала чья-то собачонка, которая увидев Джиника, немедленно разразилась визгливым лаем, и схлопотала пинок от дамочки, что-то стиравшей в корыте тут же у колодца. Возмутившийся пёс основательно пометил коновязь и яростно взрыл землю задними лапами.
- А это что тут за птичка? Новенькая? - Кто-то поинтересовался сиплым шёпотом у моего правого уха, когда я пристально разглядывала ладную гнедую кобылу с выразительной мордой, к сожалению, лишённой благородства линий.
Кобылка была не ниже шестнадцати ладоней, с мускулистой шеей и спиной. Мне жутко захотелось заподозрить в ней старотипного ганновера, поскольку рядом с ней красовался лощёный красавчик истинно нордической наружности. И этот бравый кавалерист, не отрываясь, пялился в неведомую точку пространства чуть пониже линии горизонта.
- Нет, старотипная. Не видишь, что компоновка корпуса простовата. - Брякнула я, даже сразу и не сообразив, что вопрос адресовался моей нескромной персоне, а не мнению о лошадке.
- И куда наша птичка думает упорхнуть? - Не унимался сипатый, благоухая перегаром мне в затылок.
Пришлось задержать дыхание, уставиться на наглеца и тупо на него таращиться, пока тот сам не перевёл взгляд на сапоги и не сплюнул себе под ноги.
- Естественно, налево. А что, есть другие соображения?
Тот не ответил, а кашлянул в кулак и невнятно пробурчал в неопрятные усы с крошками табака или утренней жратвы: "Извиняюсь, обознался, крошка".
- Не составишь мне компанию, красотка? - Прозвучал следующий вопрос, поразивший меня глубиной мысли.
- С удовольствием. А на какое время назначены твои похороны?
- Что-то ты, киса, не слишком любезна. - Он уставился прямо мне в живот, вероятно, желая, чтобы у меня немедленно началась изжога, или я загнулась от приступа гнойного аппендицта.
- Есть, лейтенант. - С некоторой небрежностью отрапортовал рядовой Смолл, вытянувшись по струночке, и, расставив ноги на ширину плеч, добавил, - А я что, ничего. Так. Хотел с девкой немного за конюшней поиграть.
Медленно развернувшись в сторону спасителя, я невольно отшатнулась. И даже сделала шаг назад. Передо мной стоял мой ночной кошмар. И не один. Под локоток он поддерживал шикарную натуральную блондинку лет двадцати, если не моложе. Пока я подыскивала благовидный предлог отправить лейтенанта в нокаут, блондинка заговорила со мной.
- Доброе утро, милая. - И когда же я успела с ней помиловаться? - Неужели ты из этого кошмарного заведения?
- Ну. А что, лучше застрелиться?
Блондинка порозовела и пошла красными пятнами. Можно подумать, что она была монашкой, которой поручик Ржевский рассказал самый любимый анекдот. Потом она посмотрела на приятеля, и когда тот снисходительно похлопал её по руке, затянутой по локоток в лайковую перчатку, жалобно промяукала:
- Никогда не поздно обратиться к Богу и начать новую жизнь.
Надо понимать, помолится, утопиться, и воскреснуть для новой лучшей доли. Сама пример покажи, предварительно потренировавшись на кавалере. А я пока на белый свет посмотрю, травку потопчу, небушко покопчу.
- Не думаю, что этой особе требуется помощь. Ты слишком добра и наивна, Клер. - Заявил её спутник, одарив меня таким "приветливым" взглядом, словно я была его тёщей, скончавшейся годков пять назад, и только что восставшей из могилы.
- Но, дорогой... Мне кажется, что мы смогли бы ей помочь.
- Поступай, как хочешь, моё золотое сердечко. - И потрепал её по плечику.
Тьфу. Приторный диалог явно возбуждал рвотный рефлекс. Она бы полюбовалась красавчиком сегодняшней тёмной ночкой. Не обращая больше на них внимания, я отправилась к озеру. И не успела удалиться от этой парочки на несколько шагов, как блондинка устремилась за мной в погоню, хрипя и сопя от перенапряжения. И неудивительно. Если бы меня так запеленали, перетянули и зашнуровали, я бы валялась в глубоком обмороке.
- Подожди, милая, не торопись. У меня отец полковник. Он, правда, мог бы тебе помочь. Я уверена, что он ...
- Девочка, ты ещё слишком молода, чтобы заниматься сводничеством, или отбирать лавры у здешней "мадам". Или ты так перегрелась в кринолинах, сердечная моя, что мозги закипают? - Бросила я ей на ходу. Я теперь точно знала, на что пялился тот "чистокровный ариец". На объёмную жопу этой блондинки многократно увеличенную турнюром!
Оглядываться я не стала.
И зря. В противном бы случае я случайно сбила с ног Майка. А так пришлось его обходить по высокой траве, поскольку ему даже в голову не пришло уступить мне дорогу.
И пока я выпутывала поводок, намертво запутавшийся в коряге, до меня дошло, что мы уже находимся на окраине. Почти у самого спуска к озеру. И спуск этот был такой красоты, что захватывало дух.
Вниз между камней змеилась узкая тропинка, лишь слегка наметившаяся между мшистых валунов, корявых сосен, высоких седых елей со свисающим мхом.
Утреннее солнце ещё только поднималось над синевшим за озером девственным лесом, слепящее отражаясь в озёрной ряби.
Однако, красота - красотой, но и о безопасности нужно было подумать. Поскольку нападения от двуногой части армейской единицы можно было только с этой самой тропинки, то я и поставила на ней растяжку. Тихую и мирную. Протянула леску, замаскировав её жёсткой серебристой травой и обмотав концы вокруг тонких стволов молоденьких ёлочек. Теперь нарушитель спокойствия обязательно споткнётся и растянется на траве. А шум от его падения обязательно услышит пёс.
Долго бултыхаться в прохладной воде я не решилась. Так, немного поплавала для приличия, да и растянулась под солнечными лучами на мягком песке среди кочек, поросших густой жёсткой осокой, наблюдая за снующими туда-сюда какими-то муракишами, казавшимися милыми и почти родными.