Мухаметова Ирина Анатольевна : другие произведения.

Мертвые души Онегина и Печорина

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Мертвые души Онегина и Печорина
  
  Ну, и жара! Весна в этом году был ранней и ненормально душной. Снег растаял очень быстро, и температура воздуха уже достигла такого уровня, что женщины перешли на блузки с короткими рукавами, а мужчины - на футболки...
  Я же сидела в кафе на Кольце и думала о том, зачем я взяла себе горячий кофе, потому что пить его было совсем невозможно. Впрочем, цель посещения у меня была другой. Пару дней назад мне предложили показать макеты обложек для семи моих детективов, уже давно выложенных в интернете.
  Впрочем, меня вполне устраивали и те обложки, что были сейчас, но, честно говоря, мне просто очень хотелось взглянуть на то, что это неизвестное мне дизайн-бюро придумало, потому что я какое-то время назад начала сочинять продолжения этих книжек, но дело у меня почему-то не шло.
  А были они написаны по мотивам известных произведений русских классиков. Словом, в каждом детективе было совершено по три убийства, и в финалах были названы лица, их совершившие, но в их продолжениях все должно было измениться, то есть выясниться, что они были обвинены ошибочно, а убийства продолжатся. Вроде бы все было просто, но что-то у меня не складывалось...
  Словом, на встречу я пришла немного пораньше, и, когда в назначенное время ко мне никто не пришел, я хотела было уже встать и уйти, как увидела, что между столиками в моем направлении пробирается симпатичный мужчина в черной футболке.
  - Подождите! Не уходите! Я тут! Тут! Извините, но мы застряли в пробке.
  От удивления я бухнулась обратно на стул, а мужчина, добравшись, уселся напротив меня и отдышался.
  - Разрешите представиться! Павел Иванович. Я глава бюро 'Три брата', и это я вам звонил.
  - Добрый день!
  - Добрый! И это именно наше дизайн-бюро хочет абсолютно бесплатно сделать для ваших книг новые обложки.
  - Я поняла, только зачем вам это нужно?
  - Просто так. Неужели вы не допускаете мысли, что кому-то могут элементарно понравиться ваши книги?
  - Извините, но я об этом не думала.
  - Удивительно!
  И тут к нам подошел еще один мужчина, чем-то похожий на Павла Ивановича, но блондин и повыше ростом. Он был в белом жилете, белых брюках и серой футболке без надписи, точнее, может, она и была, но ее не было видно. Он напомнил мне какого-то актера, хотя кого именно, я не вспомнила. Но сидевшие за соседним столиком дамы мгновенно прекратили вести свой бесконечный разговор и уставились на этого человека, впрочем, идеальным красавцем он явно не был.
  - А вот и мой брат!
  Пришедший протянул мне руку.
  - Григорий Александрович.
  Я вопросительно посмотрела на Павла Ивановича.
  - Вот так в жизни и бывает, мы братья только по матушке, а отцы у нас разные. Впрочем, их всех уже давно нет на свете.
  - А так как ваше бюро называется 'Три брата', то я могу смело предположить, что сейчас сюда придет еще и третий ваш брат?
  - Нет, сегодня он занят. Но разрешите вас познакомить. Гриша, это...
  Он представил меня своему родственнику. Я же сразу обратилась к нему с вопросом.
  - А вы тоже читали мои книжки?
  - Это вы про ваши детективы? Да, всю серию. И она мне понравилась, то есть нам с братьями.
  - Спасибо! И чем же, если не секрет?
  Григорий Александрович улыбнулся.
  - Вы хотите проверить, читал я ваши романы или нет? Читал-читал! И сюжеты меня действительно заинтересовали.
  - Так чем же?
  - Тем, что в них так и не ясно, кто же все-таки совершил убийства, то есть те, кто назван там убийцами, или кто? И во всех детективах один убийца или в каждом детективе он свой?
  - Сколько вопросов!
  - Тогда позвольте мне задать еще один, вы планируете написать продолжения?
  - Пока не знаю. Как уж получится...
  Все замолчали, но долго это не продлилось. Я вопросительно посмотрела на братьев.
  - Ну, и когда я могу посмотреть ваши эскизы?
  - А вы приходите к нам в бюро, и мы вам там все варианты покажем, мы очень этого хотим!
  --Да? Но знаете, может, мы решим проблему проще, и вы мне сбросите их на телефон? А уж я потом решу, принимать мне ваше предложение или нет.
  - Момент!
  Павел Иванович взял телефон в руки.
  - Женька! Ты в бюро? Знаешь, что, скинь срочно мне эскизы обложек. Да-да, те самые. Ладно, только одну папку.
  Я сделала глоток кофе, которое, к счастью, уже совсем остыло.
  - Все получил. спасибо!
  Потом он обратился ко мне.
  - Пересылаю.
  Через мгновение папка с рисунками была уже у меня.
  - Брат прислал только два варианта. Но есть еще бумажные эскизы с разными идеями.
  - Извините, но его зовут Евгений?
  - Да.
  - А он Александрович, Иванович или как?
  - Александрович.
  - Понятно. Значит, ваш третий брат - Евгений Александрович.
  - И он тоже старше меня. Я, знаете ли, самый младшенький.
  - Прекрасно. Но давайте все-таки я посмотрю ваши эскизы.
  Я начала листать картинки.
  - Как я понимаю, один вариант -абсолютно классический. Дореволюционные дома и из-за них кто-то выглядывает, но не ясно кто. Даже непонятно, женщина это или мужчина. Он в плаще, что ли?
  - Да.
  - Ладно. А второй вариант какой-то совсем туманный... Два лица рядом смотрят на потенциального читателя, хотя несомненно это один и тот же человек. Одно лицо обычное, можно даже сказать, доброе, а второе, как я понимаю, лицо убийцы, потому что оно злое.
  - Да-да.
  Ну, а по моему лицу, наверное, было ясно, что все это их творчество не особо меня поразило. И тут Григорий Александрович прервал свое молчание.
  - Знаете, если вы с нами познакомитесь поближе, мы вам больше понравимся! И наши работы тоже.
  - Да? Хорошо. Конечно, я никому ничего не обещаю, но подумаю.
  - Выбор, естественно за вами, но мы будем вас ждать.
  И тут Павел Иванович откуда-то, как фокусник, достал визитку. На ней было крупно написано 'Три брата' и внизу мелкими буквами координаты этого бюро. Еще там были изображены с одной стороны символические игральные карты, а с другой - шахматная доска. То есть можно было предположить, что все это как-то связано с игрой. Я улыбнулась. Они что? Предлагают мне с ними во что-то поиграть? Забавно!
  Словом, я распрощалась с братьями и осталась допивать свое кофе, вертя в руках полученную от них визитку.
  С тех пор незаметно прошел месяц, а так как делать мне было нечего, то я вспомнила про непонятное дизайн-бюро 'Три брата' и решила туда все-таки сходить, адрес-то у меня был. Нашла я его быстро, потому что на визитной карточке его местоположение было указано абсолютно точно. Словом, я поднялась на нужный этаж, открыла дверь в офис и увидела стол, за которым никого не было, а также развешанные по стенам фотографии разных домов.
  - Тут кто-то есть?
  - Я.
  И через минуту ко мне из комнаты, дверь в которую я сразу не заметила, вышел мужчина, очень похожий на Григория, но брюнет. Он был в джинсах, в белой футболке и джинсовой жилетке.
  - Вы к нам?
  - Наверное, если я сюда пришла. Вот визитка, которую мне дал Павел Иванович.
  - Это вы?
  Неожиданно он назвал меня по имени-отчеству. Я удивилась.
  - А я Евгений Александрович.
  - И откуда вы меня знаете?
  - Все просто. Мы каждому потенциальному заказчику делаем индивидуальную визитку нашего бюро, которая как нам кажется, больше всего ему подходит.
  - Умно.
  - Надеюсь. А вы проходите! Усаживайтесь!
  Я села на стул у стола.
  - Кофе будете? Или чай?
  - Нет, спасибо! То есть вы, как я поняла по изготовленной для меня визитке, считаете, что шахматы и карты - это мое?
  - А разве нет? Вы же пишете детективы, насколько мне известно. Я прав?
  - Да.
  - А шахматы и карты - это игра, и детективы тоже.
  - То есть вы связываете детективные романы с игрой?
  - Конечно! Автор старается обыграть читателя, а тот в свою очередь пытается вычислить убийцу раньше того момента, когда умный сыщик назовет его имя.
  - Может быть, но для меня написание детективов напоминает совсем не карты и не шахматы, а, скорее всего, домино.
  - Домино? Забавно! Но это идея!
  - Да, я пишу кусочек, где что-то происходит или кто-то с кем-то разговаривает, и обычно я даже сама не знаю, что будет дальше, это для меня такая же тайна, как и для читателя. Затем я выкладываю его в интернет, потом пишу еще один кусок, который должен быть как-то связан с первым, выкладываю и его. И так далее... А уж после выкладывания всех частей я начинаю перечитывать написанное и выправлять логику, если она, как мне кажется, где-то нарушается.
  - Интересно! То есть вы сочиняете свои книжки без какого-то плана?
  - Да, и именно этим процесс написания мне и нравится.
  - Не знал, не знал...
  - Но я все-таки хотела бы посмотреть другие эскизы для обложек. Они еще существуют? Или вы уже отправили их в мусорную корзину?
  - Нет, что вы, они, конечно, есть, но только пока в карандаше.
  Евгений принес папку, открыл ее и начал показывать мне листы с рисунками. Первый же эскиз меня несколько удивил.
  - Зеркало?
  - Да.
  - То есть убийцы, мужчины или женщины, смотрят на себя в зеркале?
  - Есть варианты - человек видит себя в нем, скажем так, страшным, потому что знает свою суть, или наоборот, страшное лицо видит себя в зеркале приличным человеком, хотя это совсем не так.
  - То есть вы как бы намекаете, что у человека есть белая сторона и черная?
  - Да. А вот еще и карточная тема...
  - Так...Передо мной, как я понимаю, колода игральных карт, в верхней части которых как бы добрый человек, а в нижней перевернутой - злой.
  - Да.
  - Интересно.
  - А вот шахматный вариант - доска из черных и белых квадратов, на которых в разных позах стоят действующие лица романов, и тут, между прочим, можно даже конкретную шахматную ситуацию изобразить.
  Я же, пока он показывал мне свои рисунки, рассматривала его. Да, он очень похож на Григория, но совсем другой, хотя, как я понимаю, для женщин тоже очень привлекательный и притягательный. Неожиданно послышался какой-то звук за дверью, потом она открылась, и на пороге появился Павел Иванович в светлой рубашке.
  - Ба! Вот, оказывается, кто у нас! Женька, а ты почему гостью не угощаешь?
  Я сразу заступилась за Евгения, сказав, что сама отказалась.
  - Зашла только на минуту, чтобы взглянуть на эскизы.
  - И как они вам?
  - Честно сказать?
  - Конечно.
  - Те, что в карандаше, то есть которые мне показал Евгений, как и те, что до этого я видела в телефоне, мне не особо понравились.
  - Да? Спасибо за прямой ответ, хотя вы меня и расстроили. Но не увеличивайте мою грусть еще больше и выпейте с нами кофе. Или чай?
  - Кофе.
  - Женька, неси да поскорей!
  Тот опять скрылся за дверью, а я почему-то подумала, не добавят ли они мне чего-нибудь в чашку, но быстро отогнала от себя такие мысли. Зачем им это надо? Это уж я точно думаю, как автор детективов. Но, похоже, Павел был на самом деле очень расстроен моим отношением к рисункам.
  - Наверное, нам с братьями надо как-то встряхнуться, получить новые впечатления, а тогда и вдохновение появится...
  - Возможно. У меня сейчас вот тоже похожее состояние, поэтому лично я отправляюсь на днях в круиз по Волге и Каме.
  - В круиз? Знаете, а я никогда не был в речном круизе... И братья мои тоже... А когда он начинается?
  - Нет-нет, я на такое категорически не согласна, я еду отдыхать, а не знакомиться с вашими новыми эскизами или идеями к ним.
  - А их и нет, и вряд ли они в ближайшее время будут, как вы уже, наверное, поняли.
  - Но я совсем не хочу отправляться с вами в круиз на одном теплоходе. Других, что ли, средств передвижения на реках нет? И у меня, знаете ли, с вдохновением тоже не все так просто, продолжения детективов, между прочим, совсем не пишутся, вот я и хочу получить новые впечатления, и тогда, может быть, что-то в голову и придет.
  - Поверьте, мы не будем вам мешать, и уж найдем чем на теплоходе заняться.
  - Нет, нет и нет!
  - Но почему?
  Я задумалась. Да, и почему? Что я так упираюсь? Ведь не случайно же я узнала о существовании братьев. Зачем-то это было надо... Хотя, может, еще и кают свободных на теплоходе не будет... Словом, пусть все решит судьба! Что будет, то и будет... Поэтому я написала на листке бумаги координаты турфирмы и дату начала круиза. Павел на них посмотрел.
  - Надеюсь, что там еще есть места...
  - А ваши братья согласятся ехать?
  - Братья? А куда им деваться? Работа может подождать, срочных заказов у нас сейчас нет, и все клиенты тоже на отдыхе. Притом в круизе же будут дамы?
  - Конечно.
  - А что-то типа бара?
  - Тоже. Извините, конечно, но разве вы и ваши братья пьяницы?
  - Нет, с чего вы это взяли?
  - Но вы же спросили про бар...
  И тут с подносом к столу приблизился Евгений Александрович, а Павел Иванович сразу сменил тему разговора.
  - А вот и кофе!
  Он подвинул ко мне поднос с чашками и вазочкой с сахаром. Я попробовала напиток. Кофе был вкусный, и я незаметно для себя выпила всю чашку, а Павел тем временем продолжал разглагольствовать.
  - Женька, ты хочешь на Волгу?
  - Не знаю. Наверное, хочу. Там хотя бы не так жарко...
  - Значит, мы все скоро поедем в круиз!
  - Куда?
  - Я тебе потом объясню.
  - А Гришка знает?
  - Скоро узнает.
  Я же поднялась со стула.
  - Знаете, мне уже пора.
  Братья проводили меня до двери, где Павел Иванович демонстративно поцеловал мне руку.
  - Но я с вами не прощаюсь, потому что надеюсь на скорую встречу на борту теплохода.
  - Ну, что ж... Поживем-увидим...
  И на теплоходе я была в то время, что было указано в путевке, но, оказывается, на этот час был лишь назначен ужин, а не отплытие, потому что часть туристов должна была еще после него ехать на ночную экскурсию по нашему городу. Словом, я разложила вещи, вечером прошлась по теплоходу, но сон явно ко мне не шел, поэтому я до самой ночи стояла на палубе, смотрела, как говорится, на огни большого города и слушала, как в кафе, расположенном на берегу, бушевала дискотека.
  Потом к причалу прибыл небольшой белый кораблик, на котором тоже играла громкая музыка и с которого вышла большая компания, продолжившая танцевать и обниматься на берегу около нашего теплохода. Наконец, и они все ушли и неожиданно стало очень тихо. И тут я увидела, как к теплоходу спешат известные мне три брата, волоча за собой чемоданы на колесиках, а следом за ними появились и наши экскурсанты. И буквально через четверть часа наш теплоход, наконец, отправился в путь, а я пошла спать и спала, ну, очень хорошо.
  Следующие два дня прошли для меня в каком-то очень быстром темпе. Братьев я видела только мельком на палубе, впрочем, мы с ними обменивались приветствиями. И, как я поняла, столовались они в нижнем ресторане. Зато Павел Иванович ездил, как и я, на все экскурсии в городах во время стоянок, а их было по две каждый день, проявляя при этом просто чудеса выносливости, потому что он даже еще успевал задавать вопросы экскурсоводам.
  Я же неожиданно пришла к выводу, что мое сегодняшнее местонахождение - это и есть тот самый домик, куда отправили Мастера в финале известного романа, потому что кормят тут до отвала, развлекают, выгуливают, но в голове, увы, полный вакуум! Хотя лично я собиралась подумать в круизе о продолжениях своих детективов, но не появлялись ни то что какие-то мысли о них, вообще ничего не было! И здесь на теплоходе лично меня волновал только один вопрос, какая сегодня и завтра будет погода, все остальное вообще не интересовало.
  Но время шло, и на четвертый день утром после завтрака мы встретились с Павлом на солнечной палубе. И когда оба улеглись на деревянных лежаках, чтобы позагорать, я достала приготовленную для чтения книгу, но Павел и не думал лежать молча, потому что, похоже, впечатлений у него за эти дни набралось через край, и ему хотелось выговориться.
  - Как вам круиз?
  - А вам?
  - Нормально.
  - Вот и мне нормально. А где ваши братья?
  - Гришка и Женька? В каюте лежат.
  - А почему вы их так называете, а не, например, Гриша и Женя? Как-то странно такое слышать.
  - Так это ж по-семейному...
  - А они вас как?
  - Они? Павел.
  - А почему?
  - Сейчас подумаю. Наверное, потому, что уважают.
  - Да?
  - Так это же я им такую сегодняшнюю счастливую жизнь организовал. Хотя я еще в школе что-то всегда кому-то доставал, что-то менял, словом, деньги зарабатывал. Но мы не бедно жили, нет, папаня-то мой хозяйственным был. Все в дом, все в дом...
  - А их?
  - Я их отца и не знал, ушел он рано, но, судя по фотографиям, красавцем был и высокого роста. Представляете, дома в халате ходил. И это в Советское время! Женька и Гришка точно в него.
  - А что они в школе делали?
  - Как что? Романы крутили! В них все девчонки школы были влюблены. Вы же их видели, все в своего папочку! Тот тоже еще какой любитель женского пола был, только вот счастья ему это не принесло. Но есть в моих братцах что-то такое, на что бабы западают...
  - Да?
  - Вы уж мне поверьте!
  - Верю.
  - Ну, а в делах... Наша фирма, как я уже говорил, процветает только благодаря мне! Я и заказы нахожу, и заказчиков ублажаю, а они... На компьютере в свое время работать научились и за то спасибо, но поверьте, это я заставил их именно такую специальность в ВУЗе получить, надо же в жизни что-то конкретное уметь руками делать! А то все вокруг захотели экономистами и юристами стать, а потом что? Зачем нам столько таких специалистов? А тут заказ выполнил и свободен! Живи, как хочешь! А бухгалтеры так не живут, там отчеты годовые и подобные дела! Нет, я тоже во всем этом разбираюсь, чтобы все контролировать, но главное, это заказы находить! Чем я и занимаюсь, а братья мои - лишь исполнители... Правда, я их все-таки люблю, они же моя единственная родня...
  - Кстати, а где они сейчас?
  - Они... А я вам сейчас расскажу! И надеюсь, что это останется между нами.
  - Согласна.
  - Так вот они в данный момент развлекаются. То есть пока один какую-нибудь даму в своей каюте ублажает, другой в это время с ее мужем или сожителем дорогостоящие напитки в баре пьет. Разве кто-нибудь от дармовщинки откажется?
  - Ну, нет... Не верю. Вы на них наговариваете!
  - Могу с вами поспорить, но не буду... И пока второй брат к ним не присоединится, так и будут вдвоем пить. Кто-же не согласится попробовать самые дорогие напитки на теплоходе? И таких романы у моих братьев за этот круиз не один будет! Я же их, как облупленных, знаю. Дамам же через день тут скучно становится! Кому наряды демонстрировать? Бабушкам -пенсионеркам? А тут их преследуют восхищенные взгляды симпатичных мужчин, комплименты... Тем более муж тут же на теплоходе находится, поэтому даже не подумает, что его женушка в это время ... Ну, вы понимаете... Да я и сам такой, что уж тут скрывать. Все мы одним миром мазаны...
  - Знаете, вы меня просто пугаете!
  - Нет, это я вам правду говорю. Для некоторых женщин такой краткосрочный роман - это воспоминание на целый год, а то и дольше. Вот я вам ничего не предлагаю, хотя вы мне и нравитесь! Потому что вы совсем другая...
  - Вот спасибо!
  Но тут нас всех по судовому радио позвали на обед, и наш разговор закончился. А затем мы отправились с Павлом на экскурсию, единственную в этот день, ну, и, конечно, не только уж с ним, а и с другими туристами, которых набралось аж на два автобуса.
  Вечером же после ужина я никого из братьев не видела, немного посидела с книгой на палубе до начала развлекательной программы и вернулась к себе.
  Вообще-то я всегда в каюте, когда ложусь спать и выключаю свет, раздвигаю занавески, чтобы, засыпая, смотреть на небо. В этот раз я тоже так сделала. Но где-то около полуночи, когда танцы на верхней палубе подошли к концу, а, значит, и закончились всякие хождения у меня под окнами, я, наконец, начала засыпать, но вдруг что-то меня заставило глянуть в окно, и там я увидела нечто.
  Где-то над черной водой на фоне неба на меня смотрели какие-то люди. Неужто? Да не может такого быть! Подождите... Глазам своим не верю! Но это же Пушкин, за ним Лермонтов в мундире, правда, без него я бы его и не узнала, затем Гоголь, словом, все они точно такие же, как на портретах в кабинетах литературы, а за ними тремя - еще кто-то в гражданской одежде.
  Я протерла глаза. Бред какой-то! Нет, я явно перегрелась в эти дни на солнце. Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Но нет, за окном на темном небе светила луна, переливалась река, судя по изменяющемуся вдали берегу, наш теплоход быстро двигался, а четыре человека так и продолжали висеть напротив моего окна.
  Я натянула на себя брюки и джемпер и вышла на палубу. Ничего не было слышно, кроме звуков работающего мотора. Стояла темнота, потому что было включено только дежурное освещение, и из людей вокруг меня тоже никого не было. Я опять посмотрела на небо. Нет, точно, это они, классики русской литературы! То есть, скорее, уж их призраки, а не они сами. Но тут писатели внезапно двинулись в сторону носа корабля, и я, как зачарованная, пошла вслед за ними по палубе, продолжая неотрывно смотреть на покачивающие в воздухе фигуры.
  Нет, но это точно Пушкин и Гоголь, их любой школьник узнает. Лермонтов же мне вроде даже улыбнулся. А кто тогда четвертый? Похоже, волосы у него рыжие, или это они кажутся такими в лунном свете? Но вот мы уже и на носу! Здесь дуло очень сильно, а писатели расположились как раз над тем местом, где развивался флаг турфирмы, с который мы путешествуем. Меня же ветер просто прижимал к деревянным поручням вдоль окон верхнего ресторана, и холод, наконец, все-таки заставил очнуться. Черт возьми, я что с ума сошла? Что я тут делаю? Зачем я здесь?
  Вдруг я ощутила на своем пальце колечко, на котором держались ключ от моей каюты и брелок с ее номером. И это как-то сразу привело меня в чувство, после чего я, не оглядываясь, побежала по палубе, но не по той, по которой я пришла, а по той, что с другой стороны теплохода, мигом оказалась в своей каюте, заперла дверь и все-таки опять посмотрела в окно.
  А там те же четыре фигуры все так же продолжали нависать над водой. Ну, уж нет! Я задернула занавески, быстро разделась, достала из своей аптечки, которую я всегда беру с собой в путешествия, три вида таблеток, а конкретно, валерьянку, пустырник и глицин, запила их водой из бутылки, потом бросилась на койку и скоро уже заснула.
  Утром же, когда я проснулась, через щель между занавесками прогладывали солнечные лучи. На телефоне было 6 часов. Я посмотрела на разбросанные упаковки таблеток, но собирать их не стала, а быстро оделась и вышла на палубу. Матросы как раз драили ее швабрами. Я постояла, посмотрела на небо, на воду за бортом и вернулась к себе в каюту.
  Что же это сегодняшней ночью было? Дурной сон? Нет, я их явно видела! И Пушкина, и Лермонтова, и Гоголя, и ... ну, еще кого-то. Может, это Ленин был? А что? В городах на Волге - Ульяновске, Казани и Самаре - началась его революционная деятельность. И его псевдоним Ленин, кстати, он взял от имени великой реки.
  Только что все это значит? Понятия не имею! Но какая вокруг ширь! Какой простор! Волга, объясни мне, что сегодня ночью было?
  Ленин, Ленин... Фамилия 'Онегин', между прочим, тоже от названия реки происходит. Как и 'Печорин' ... Онега и Печора!
  Так, стоп! Евгений Онегин! А Евгений - это имя одного из братьев, с которыми я тут путешествую. А как звали Печорина?
  Я вернулась в каюту и взялась за телефон! Интернет ловился плохо, но все-таки ловился. Так вот Печорина звали Григорий Александрович, а какое отчество у Евгения Онегина? Не понятно, потому что в романе оно не названо. А Павел тогда кто? Герой какого произведения? Ну, конечно, 'Мертвых душ'! Потому что Павлом Ивановичем звали Чичикова!
  И что? Мамаша Паши, Жени и Гриши была любительницей русской литературы? И в этом вся тайна? А я должна заинтересоваться ее судьбой, что ли? И ради этого я сегодня ночью чуть в волжскую воду не грохнулась? Нет, надо сходить и поискать Павла.
  Но тут по радио туристов позвали на завтрак, после которого настроение у меня значительно улучшилось, тем более, что погода была прекрасной. А тут и Павел Иванович вышел позагорать на верхнюю палубу. Я села рядом с ним на стул, не стала тянуть время и прямо спросила, о том, что меня очень волновало.
  - Извините, но вас и ваших братьев назвали в честь героев книг классиков?
  - Что? Это вы о чем?
  - О Евгении Онегине, Григории Печорине и Павле Чичикове?
  - Да? Понятия не имею, и никогда о таком не задумывался.
  - Но ваша мама любила читать?
  - Это да! А что ей еще оставалось делать, она же всю жизнь не работала, домохозяйкой была.
  - Интересно!
  - Но, честно говоря, вы меня удивили! Я даже не знал о таком. Чичиков - это из какого произведения?
  - 'Мертвые души' Гоголя!
  - Ах, да! Перечитать надо! И братьям сказать!
  - Как они, кстати?
  - Они? Спят.
  - Не завтракали, что ли?
  - Завтракали, но сейчас опять спят.
  - Понятно. А вы сегодня на экскурсию едете?
  - Конечно. А вы?
  - Я нет, буду гулять самостоятельно, потому что в этом городе я уже была много раз. А вам удачной вам поездки!
  - Спасибо.
  Я поднялась.
  - Вы уже уходите? Разве загорать не будете?
  - Нет, я и так обгорела, теперь только в футболках на солнце выхожу.
  - Ну, да, рыженькие они быстро загорают.
  - Вот именно.
  Словом, я вернулась к себе в каюту и опять начала размышлять о событиях прошедшей ночи. Ко мне пришли... Нет, я не знаю, как их назвать... Призраки, духи или души четырех людей из прошлого только для того, чтобы сообщить мне, что одна женщина назвала трех своих сыновей именами литературных героев?
  Нет! Такого быть не может! Тогда для чего? Я должна разгадать какую-то тайну, связанную с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем и еще кем-то? Предположим, что это так! Но какую? Я легла на койку и уставилась на люстру на потолке, которая была очень красивая и однозначно не современная, а где-то середины двадцатого века.
  Забавно, но я тоже, как и Павел, почти ничего не помню из того, что проходила в школе по литературе, то есть что-то связанное с этими тремя писателями. Хотя... Меня когда-то очень удивляло, что Пушкин и Лермонтов оба погибли на дуэлях, написав перед этим о дуэлях в своих произведениях.
  'Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни...' - стихи, которые перед дуэлью с Онегиным написал Ленский...Интересно, он тоже назван в честь реки Лены, как и Ленин? То есть одна река в Европе, а другая в Азии, словом, такое противопоставление Онегина и Печорина, как 'волна и камень, стихи и проза, лед и пламень' ... Может быть, может быть...
  Так, что я еще помню? Ах, да... 'Кудри черные до плеч' ... Так, стоп! Вот она тайна! Почему Пушкин, поэт, убил молодого Ленского, который тоже был поэтом? Не странно ли? Мог вообще-то его ранить, что бы это изменило в сюжете? Ничего! Но он его убил!!! Поэт убил поэта! Да уж!
  Ладно, идем дальше. Насколько я помню, в школе меня также очень интересовал вопрос, почему Лермонтов повторил в 'Княжне Мэри' сюжет с дуэлью? Печорин ведь тоже мог Грушницкого не убивать, а лишь ранить, ан нет... Впрочем, роман 'Герой нашего времени' был написан в 1840 году уже после ухода Пушкина в 1837. И что? Пока ничего.
  Ну, и возникает еще одна загадка. Считается, что Пушкин предложил Гоголю сюжеты 'Ревизора' и 'Мертвых душ'. Вопрос - почему? Почему он сам не написал на эти темы? И почему Гоголь сжег второй том 'Мертвых душ'?
  Да уж... Также непонятно, кто же этот четвертый дух со светлыми волосами, который с первыми тремя, по всему выходит, как-то связан? И он был дальше всех, и я его толком не разглядела...
  Впрочем, мы уже прибыли в город, и пора было спускаться на берег. А так как жара никуда и не думала отступать, то я решила передвигаться по набережной короткими переходами от одной скамейки под деревьями до другой. Кончилось же все тем, что я нашла место у самой воды в тени на пляже, посидела там часок, смотря на воду, и вернулась на теплоход. Затем побыла какое-то время в каюте, а потом вышла на палубу и стала наблюдать за тем, что происходит внизу около трапа.
  А жизнь там кипела! Сначала на машине привезли продукты, которые матросы в оранжевых жилетах быстро перетаскали внутрь теплохода. Потом приехала новая развлекательная команда с большим багажом, которая уже на причале стала приплясывать. Их тоже быстро пропустили на теплоход. А вот большую группу новых туристов, которые должны были с нами отправиться в круиз, пока не пропускали. И они стояли внизу с чемоданами и с любопытством рассматривали свой будущий временный дом на воде. Наконец, и их запустили, а на берегу остались только провожающие.
  Также к теплоходу быстрым шагом подходили туристы, которые были в городе. Неожиданно я увидела Павла с двумя пакетами, который тоже спешил к трапу.
  Но вот мы и отправились... До свидания, город, который я так люблю...
  Туристов сразу же после отправления позвали на обед, а я потом нашла место на корме, где была тень, и села туда с книжкой, надо же ее все-таки дочитать. Хотя думала я совсем о другом...
  Так, если сегодня при наступлении темноты ничего странного не произойдет, то я правильно определила круг вопросов, которые мне надо разрешить. Впрочем, с большой долей вероятности можно сказать, что вчерашней ночью мне все это просто приснилось...
  А если нет? Вдруг для душ четырех людей объяснение всех этих тайн очень важно? Хотя разве я смогу ответить на столько вопросов? Да тут целые институты должны годами работать... Но они пришли ко мне... И, значит, я должна попытаться что-то сделать...
  Словом, до ужина я читала книжку и наконец, ее закончила. Павел же на палубе так и не появился.
  А, тем временем, уже начинало темнеть... Зазвучала музыка, а это значит, что на корме началась развлекательная программа. Я решила все-таки выйти на палубу и туда прогуляться. В крытой пристройке на корме шел концерт, и через окна я увидела среди зрителей братьев. Они сидели в окружении дам и иногда перекидывались с ними фразами, которые мне, конечно, не было слышно. Затем начались танцы, но скоро и они закончились, и все стали расходиться. Я вернулась в свою каюту, села у окна и стала смотреть на темное небо.
  Приближалась полночь, и я уже начинала волноваться, потому что даже представить себе не могла, что еще может произойти. Словом, я вот так сидела-сидела, смотрела в окно, но где-то в час ночи не выдержала и осторожно вышла на палубу. Свежий воздух мгновенно меня взбодрил. На небе же светила луна, от которой по волжской воде прямо ко мне бежала лунная дорожка. Ни ветра, ничего... Почему-то мне даже показалось, что наш теплоход совсем не движется. Я осмелела, подошла к ограждению и неожиданно для самой себя начала тихо говорить, глядя на Волгу
  - Александр, Сергеевич, Михаил Юрьевич и Николай Васильевич, верьте мне! Я постараюсь разгадать тайны, с вами связанные. И понять, кто же тот четвертый человек, которого я не узнала. Обещаю!
  И тут вдруг раздался хохот. Я отшатнулась от перил и прижалась к стене теплохода. И сразу подул сильный ветер, неизвестно откуда взявшийся. Я метнулась к двери, забежала в коридор, закрылась в своей каюте и только потом глянула в окно. Там никого не было. Я села на койку и постаралась себя убедить, что это просто какой-то человек, стоящий на палубе под нашей, услышал мои слова и так отреагировал.
  Но мне-то что делать? Спать ведь надо... Поэтому я опять выпила свои таблетки - пустырник, валерьянку и глицин... И скоро заснула.
  Утром же так же, как и все эти дни, опять ярко светило солнце, облаков на небе не было, и думать о прошедшей ночи совсем не хотелось.
  Но, как известно, все хорошее когда-нибудь заканчивается, поэтому сегодня вечером мы должны были вернуться в родной город, и никаких стоянок в этот день больше быть не должно. Я быстро уложила свои вещи, и опять пошла на корму. И первый, кого я там увидела, был Павел, загорающий на лежаке. Увидев меня, он поднялся. Мы отошли с ним в сторону и стали смотреть на воду. Я спросила, понравился ли ему круиз.
  - Не то слово! Спасибо, что вы нам о нем рассказали. Это нечто!
  - Знаете, я хочу вам предложить сделать обложку для моей новой книжки.
  - Да?
  - И, между прочим, именно вы с братьями вдохновили меня на ее написание. Словом, на обложке должны быть изображены Пушкин, Лермонтов, Гоголь и еще кто-то, хотя кто именно, мне пока неведомо, но это человек с русыми волосами.
  - И все? А этот некто мужчина или женщина?
  - Мужчина, и вы можете делать с этими четырьмя образами все, что хотите. Они могут во что-то играть, могут просто разговаривать... Словом, чем больше идей, тем лучше. Если хотите, то добавьте к ним изображения каких-то символов, какие-то загадки... И до начала осени меня, пожалуйста, не беспокойте!
  - Да легко! Мы собираемся продолжить наш отпуск, и у моих братьев бездна планов.
  - Кстати, вы рассказали им о 'Герое нашего времени' и 'Евгении Онегине'?
  - О, да! Теперь они так и представляются, когда с дамами знакомятся. Герои романов, короче! Женщины смеются, в школе-то все учились, поэтому понимают, о чем речь.
  - Бред какой-то!
  - Да ладно вам! Все намного проще, и, главное, теткам нравится.
  - Может, быть. А вы тоже, что ли, при знакомстве с ними Чичикова вспоминаете?
  - Ну, нет уж.
  - Понятно. Словом, отдохнули вы плодотворно?
  - Это да.
  - Значит, мы договорились?
  - Конечно. Обещаю вам, что до осени вы о нас не услышите.
  - В таком случае до свидания.
  Я ушла к себе и увидела братьев только тогда, когда мы высаживались с теплохода. Я помахала им рукой, дошла до остановки, села в свой троллейбус и скоро была уже дома.
  День я отдыхала от отдыха, но о своем данном классикам обещании ни на минуту не забывала. Поэтому следующим утром я решила, что пора уже во всем начинать разбираться. Но с чего? Или с кого? Ответ очевиден! Конечно, с Пушкина, он же наше все!
  И первым делом я приступила к вопросу, почему Онегин убил поэта Ленского? Именно убил, а не ранил! И кто, в конце концов, был его прототипом?
  В интернете быстро нашлась информация, что 'в 1848 г. (16 февраля) друг Пушкина Плетнев писал Якову Гроту: 'В понедельник мы все трое были у Балабиных. Я прочел там 2-ю главу Онегина. Это подало мне повод рассказать, как мастерски в Ленском обрисовал Пушкин лицейского приятеля своего Кюхельбекера. Когда я рассказал о последнем несколько характеристических анекдотов, Варвара Осиповна сожалела, что я не составляю записок моей жизни'.
  Что же это получается? Ленский списан с декабриста Вильгельма Кюхельбекера, который учился вместе с Александром в лицее и дружил с ним? Нет, что-то мне как-то в такое не верится...
  Хотя бы потому, что еще до появления в 1831 году 'Евгения Онегина' Кюхельбекер в 1826 году был арестован за участие в восстании и долго находился в заключении, а в 1846 году умер в Тобольске от чахотки.
  Вот что писал Ю.Н. Тынянов - '1828 г. Пушкин, как известно, встретился в последний раз с Кюхельбекером на станции Залазы, когда того перевозили из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую'.
  Есть такая картина у Олега Коровина 'Пушкин и Кюхельбекер. Встреча'. Конечно, она написана уже в наше время, но, взглянув на нее, даже мысль о том, что в вышедшем романе 'Евгений Онегин' в образе Ленского мог быть изображен лучший друг Вильгельм, он же Кюхля, кажется кощунственной и категорически мной не принимается. Тогда кто же прообраз молодого поэта?
  Попробуем подойти к вопросу с другой стороны.
  То есть еще раз рассмотрим то, что Плетнев в 1848 году сообщает людям, что Ленский списан с Вильгельма Кюхельбекера, прекрасно зная, что того уже нет на свете, и последние годы его были просто ужасны. Да не мог он такое про него сказать случайно! Тогда почему? И что нам вообще известно о Петре Плетневе? Ага, оказывается, он был не только другом Пушкина, но и Гоголя!
  И перенесемся тогда в 1828 год, когда в Петербург полный светлых надежд приезжает Николай Васильевич и идет к Александру Сергеевичу, но его к тому не пускают, и слуга говорит начинающему писателю, что хозяин почивает, потому что всю ночь 'в картишки играл'. И по воспоминаниям критика Павла Анненского Гоголь такого совсем не ожидал, потому что всегда представлял себе Пушкина 'окруженного постоянно облаком вдохновения', а тут вот такое разочарование случилось.
  И что же дальше? А дальше в 1829 году в Петербурге некто В.Алов издает поэму 'Ганц Кюхельгартен' и рассылает ее анонимно разным людям, имеющим отношение к литературе, и, в частности, тому же Плетневу. И хотя сведения о том, что это поэтическое произведение читал Пушкин, не сохранились, но просто невозможно поверить в то, что Петр Плетнев, получив его, не показал поэму Александру Сергеевичу, потому что, во-первых, название очень созвучно фамилии друга того Кюхельбекера, а, во-вторых, на обложке написано - Алов, и так как о человеке с такой фамилией никто ничего не знает, то в голову вполне может прийти мысль, что автор - поклонник поэта, потому что 'А-лов', это, скорее всего, намек на 'Александров'.
  Поэтому можно с большой долей вероятности сказать, что поэма Александром Сергеевичем была прочитана, но она ему не понравилась и не в малой степени из-за ее названия. И я даже не удивилась бы, если бы он в сердцах воскликнул, что да этого автора убить мало!
  Тем временем В.Алов получает на свое творение только отрицательные рецензии в 'Северной Пчеле' и 'Московском телеграфе', и Пушкину, наверное, тоже об этом известно, потому что он находится в самой гуще столичных литературных событий. И вот один из анонимных отзывов - 'это произведение его восемнадцатилетней юности'; но скажем откровенно: сии господа издатели напрасно 'гордятся тем, что по возможности споспешествовали свету ознакомиться с созданием юного таланта'. Обратим внимание на возраст В.Алова, ему восемнадцать лет!!!
  И вследствие такого конфуза с поэмой автор объезжает вместе со слугой книжные лавки, забирает все непроданные экземпляры и сжигает их в своем номере.
  И кто же был тем несчастным поэтом? А это Николай Васильевич Гоголь-Яновский, именно такая у него по документам была фамилия! И почему-то считается, что никто тогда об этом позоре не знал, только сам автор, слуга Яким и... его друг, тоже поэт, Николай Прокопович, с которым он учился в Нежинской гимназии и с которым потом вместе жил в Петербурге. А если секрет знают двое, а тут уже даже трое, то это, по всему выходит, уже и не секрет... Так что вполне возможно, что то, что автор 'Ганца Кюхельгартена' - Гоголь-Яновский, дошло и до ушей Пушкина. Запомним это, а пока опять вернемся к Плетневу.
  Потому что после сокрушительного провала своей поэмы Гоголь понимает, что для того, чтобы добиться в России славы, признания и, в конце концов, денег, то есть всего того, ради чего он и приехал в Петербург, ему надо познакомиться с Пушкиным и войти в его круг. Но как это сделать? А завести знакомство с Петром Плетневым, другом поэта, что и происходит в 1830 году, после чего тот начинает рассказывать Александру Сергеевичу, какой Николай Васильевич талантливый - "Надобно познакомить тебя с молодым писателем, который обещает что-то очень хорошее. Ты, может быть, заметил в "Северных цветах" отрывок из исторического романа, с подписью 0000, также в "Литературной газете" "Мысли о преподавании географии", статью: "Женщина" и главу из малороссийской повести: "Учитель". Их написал Гоголь-Яновский'.
  Но Пушкин почему-то совсем не спешит встречаться с этим чудом природы, и, может быть, все-таки оттого, что уже знает, кто такой поэт Гоголь-Яновский, то есть, что он автор поэмы 'Ганс Кюхельгартен'. Словом, Плетнев мне друг, но истина дороже! Но в мае 1831 года они все же случайно знакомятся на даче Плетнева.
  А в этот год выходят 'Повести покойного Ивана Петровича Белкина' без указания авторства. Это первое завершенное прозаическое произведение Пушкина, и тут он использует новый прием литературной маски, когда пять повестей написаны как бы от лица некого молодого помещика Белкина. Впрочем, авторство Пушкина было быстро раскрыто.
  Но что же делает в это время Гоголь?
  После неудачи с 'Ганцем Кюхельгартеном' Гоголю кажется спасительной идеей написать что-то о Малороссии, потому что в Петербурге просто бум увлечения этой темой. На сцене ставятся оперы на малороссийские сюжеты и выходит много книг о ней, в частности, 'Двойник, или Мои вечера в Малороссии' Антония Погорельского, автора до сих пор очень известной сказки 'Черная курица, или Подземные жители'. Поэтому Гоголь, чтобы успеть за литературной модой, просит мать прислать ему поскорей как можно больше подробностей о тех землях, например, разные таинственные истории и всякие заговоры. И еще обязательно нужно доставить ему комедии отца, довольно-таки известного в свое время поэта и драматурга Василия Афанасьевича Гоголя-Яновского на эти же темы, хотя о нем мало кто в наше время помнит.
  И вот в 1831 году Николай Гоголь-Яновский печатает 'Вечера на хуторе близ Диканьки. Повести, изданные пасичником Рудым Паньком', то есть использует прием Пушкина с литературной маской. И тот, конечно, это понимает, впрочем, списывает все на молодость и амбиции автора, ну, и все-таки он ведь только форму украл у него, а не содержание!
  Но в этом же году выходит 'Евгений Онегин', и там среди действующих лиц появляется погибший на дуэли восемнадцатилетний поэт Ленский с черными до плеч кудрями, а известно, что Гоголь-Яновский или просто Николай Яновский носил длинные волосы, чтобы скрыть свой опять-таки длинный нос. Правда, однажды он обрил их, чтобы укрепить, потому что считалось, что в Петербурге у тех, кто из Малороссии, волосы выпадают. Но все-таки основная его стрижка была та, которая изображена практически на всех его портретах - а la moujik, или по современному 'каре'. Ну, и окончания фамилий 'Ленский' и 'Яновский' на '-ский', тоже о чем-то говорят...
  Словом, Пушкин и Гоголь все друг про друга поняли, и конкретно то, что никакой дружбы между ними нет и никогда быть не может... А Плетнев, как верный товарищ обоих, через десяток лет постарался, как я понимаю, сделать так, чтобы после ухода Александра Сергеевича никто и подумать не мог, что прототип Ленского - Николай Васильевич, пусть уж лучше думают, что это несчастный Вильгельм Кюхельбекер!
  А теперь поговорим об известной всем пьесе 'Ревизор', которая был написана в 1835 году и напечатана в 1836. Считается, что ее сюжет Гоголю подарил Пушкин. Но так ли это? Ведь сам Александр Сергеевич никогда об этом никому не говорил и нигде не писал.
  Хотя в черновиках Александра Сергеевича, которые были опубликованы в начале двадцатого века, и правда значится план некого произведения.
  'Криспин приезжает в Губернию на ярмонку - его принимают за < нрзб>... Губерн< атор> честной дурак - Губ< ернаторша> с ним кокетнич< ает> - Криспин сватается за дочь'.
  То есть случай из реальной жизни, когда кого-то принимали за высокопоставленную особу, имел место, и о нем многим было известно, но из двух строчек пьеса не появится, значит, для этого Гоголю понадобился еще какой-то материал.
  И тогда мы вернемся в 1827 год, когда довольно-таки известный драматург Григорий Квитка-Основьяненко написал пьесу 'Приезжий из столицы, или Суматоха в уездном городе' и отправил ее в московский цензурный комитет, который в 1828 году дал разрешение на ее постановку под номером 602. Руководил им в это время будущий известный писатель С.Т.Аксаков, в частности, автор сказки 'Аленький цветочек' и по совместительству друг Гоголя. Пьеса тогда поставлена не была, но она ходила в списках по Петербургу и Москве.
  Между прочим, Квитка-Основьяненко также автор пьесы 'Шельменко-денщик', которую экранизировали в Советское время, и главные роли в фильме играли Михаил Пуговкин и Людмила Сенчина.
  Я, естественно, ознакомилась с пьесой 'Приезжий из ...', и она мне понравилась. В ней рассказывается о том, как в уездный город приезжает инкогнито некий человек из столицы. А у здешнего городничего Фомы Фомича есть сестра Домна Фоминична, незамужняя девица 40 лет, и молоденькая племянница-сирота Анна Петровна.
  Приезжий сообщает всем, что он занимает высокий пост, раздает обещания и, естественно, одалживает, у кого только можно, денег, а заодно решает жениться на племяннице городничего и просит в этом помощи у ее тети. Та же все подстраивает так, что он увозит из города ее, а не молоденькую Анечку.
  Но тут городничему приходит сообщение, что у него в городе находится известный жулик, которого надо срочно задержать, и за уехавшими устраиваться погоня, приезжего из столицы арестовывают, а Домну привозят к городничему, который говорит ей, что от такого позора ей теперь за всю жизнь уже не избавиться.
  Анна Петровна же выходит замуж за того, кто ей по сердцу. И в Советское время спектакли по этой пьесе тоже игрались на сцене, например, в театре имени Маяковского роль Домны Фоминичны исполняла Татьяна Доронина.
  Но вот что было дальше. По словам биографа Квитки Г. П. Данилевского, 'узнав по слухам о содержании 'Ревизора', Основьяненко пришел в негодование, с нетерпением стал ожидать его появления в печати, и когда первый экземпляр комедии Гоголя был получен в Харькове, он созвал приятелей в дом свой, прочел сперва свою комедию, по процензурованной тетрадке, а потом и 'Ревизора'. Гости ахнули и сказали в один голос, что комедия Гоголя целиком взята из его сюжета и по характеристикам, и даже по частной обстановке'.
  И вскоре после премьеры 'Ревизора' в Малом театре Квитка отсылает свою пьесу в Дирекцию московских театров, рассчитывая придать скандалу новый импульс. Но ему отказывают в постановке по причине того, что тогда случилась бы ситуация, что в репертуаре театров оказались две пьесы с одинаковым сюжетом.
  Но и это опять-таки не все. Потому что в том же девятнадцатом веке был еще один известный писатель Александр Фомич Вельтман, в частности, я как-то читала у него роман 'Саломея' из цикла 'Приключения, почерпнутые из моря житейского'. И в начале двадцать первого века по нему был снят одноименный сериал, в котором играли Александр Домогаров, Николай Караченцов, Ольга Будина и другие известные актеры. Так вот в 1834 году, то есть ранее написания 'Ревизора', он сочинил повесть 'Неистовый Роланд', и я ее также прочитала.
  В ней говорится, что 'в одном из пятидесяти пяти губернских и пятисот пятидесяти пяти уездных городов Российской империи' в театре должна была играться пьеса 'Неистовый Роланд', и, хотя все зрители уже собрались, представление никак не начиналось, потому что на месте не было исполнителя главной роли.
  Никто вокруг ничего не понимает, как вдруг городничему, который тоже был в театре, сообщают, что в город приехал новый генерал-губернатор, которого ожидали где-то через две недели, и что он не очень здоров и находится сейчас в доме казначея. Городничий спешит туда и узнает, что 'высокопревосходительство разбили лошади', и что 'вся голова его от сильного удара при падении приведена в окровавленное состояние'. Городничий входит в комнату и видит человека 'с огромной посиневшей шишкой на лбу, в сертуке, на котором сияли три звезды'. И он, естественно, принимает его за генерал-губернатора!
  А дальше больной что только ни говорит, приводя в трепет не только городничего, но и все его окружение. Также он требует к себе какую-то Софию, а так зовут дочку казначея, в доме которого он находится.
  Но по счастью, скоро выясняется, что это актер Зарецкий, который просто от удара головой при спуске с горки помутился рассудком и теперь без конца повторяет текст пьесы 'Вольные судьи'. Его отправляют в сумасшедший дом, но 'по сю пору казначейша во время ссоры с мужем посылает его навестить зятя своего в Москве в желтом доме'.
  Словом, как уже понятно, после появления 'Ревизора' Гоголя большинство литераторов той поры прекрасно поняли, что он сделан как компиляция двух произведений, но так как все уважали Пушкина, а Гоголь и его товарищи твердили, что Николай Васильевич- друг Александра Сергеевича, то все промолчали.
  Хотя тот же Вельтман все же не утерпел и в 1845 году, то есть уже через несколько лет после ухода Пушкина, написал еще одну повесть 'Приезжий из уезда, или суматоха в столице'. И с ней я тоже, конечно, ознакомилась. Вот как она начинается.
  'Всем уже известно и переизвестно из повести 'Неистовый Роланд' и из комедии 'Ревизор', и из иных поветей и комедий, о приезжих из столицы, сколько происходило суматох в уездных городах от приездов губернаторов, вице-губернаторов и ревизоров.
  Теперь следует по принадлежности отписать, как в столицах происходила подобная же суматоха от приезжего из уезда, и как принят был qui pro quo, или сей вместо этого. Очень естественно, что в столице не может произойти суматохи от приезда вышеописанных лиц, следовательно, она должна произойти от приезда какого-то гения. Именно так и случилось'.
  То есть в повести рассказывается, как некто Василий Григорьевич, чтобы отвлечь свою знакомую девицу Елену от одного ее знакомого, сообщает ей, что обнаружил в столице двух приехавших из провинции товарищей, один из которых самобытный гениальный поэт, и скоро он ее с ним познакомит.
  А вот и главный герой сей повести Ордынин - 'молодой человек, с претензией на новомодную мужицкую прическу...'. Вам он никого не напоминает?
  Его же товарищ, так как знает, что тот сидит совсем без средств, уговаривает его сходить на встречу, куда он недавно приглашен, потому что 'завтра ты обедаешь у известного литератора; после завтра он тебя знакомит с другими литераторами, другие с третьими, третьи с целой Москвой, Москва с Петербургом, Петербург с целой Россией и так далее; слава твоя проникнет от полюса до полюса и от зенита до надира...'. А это? Как по мне, так очень похоже на знакомство Гоголя с Пушкиным через Плетнева!
  И дальше рассказывается о том, как поэт-гений, действительно, становится очень популярным, но настоящие знатоки литературы все про него понимают, а именно то, что источником его стихов являются творения других авторов. С ним проводят откровенную беседу, и вот несколько строк оттуда - 'Из чужой богатой одежды, с большого роста, можно легко выкроить модный фракчик на ваш рост; только, милый мой, надо так выкраивать, чтобы не было заметно старых швов'.
  Тем временем Елена оказалось девушкой неглупой и быстро во всех своих обожателях разобралась, поэтому 'не прошло и двух недель, как Василий Григорьевич был произведен в действительные члены семьи'.
  Поэту же гению все тот же его товарищ помог из-за обилия долгов быстро и незаметно покинуть город.
  И финал. 'Это было только вчера. Не знаем, что будет с поэтом далее, известно только, что Москва, занявшись приехавшим из трущобы европейской гением музыки, успела уже забыть о гении поэзии'.
  В общем, все всё тогда знали и понимали!
  Ну, а мы вернемся к Гоголю. Потому что до того, как драматург приступил к написанию 'Ревизора', он осенью 1835 года начал работу и над 'Мертвыми душами'.
  Позже, как бы вспоминая те дни, Николай Васильевич писал 'Он (Пушкин) уже давно склонял меня приняться за большое сочинение и ... отдал мне свой собственный сюжет, из которого он хотел сделать сам что-то вроде поэмы и которого, по словам его, он бы не отдал другому никому. Это был сюжет 'Мертвых душ' ... Мысль 'Ревизора' также принадлежит ему'.
  Заметьте, Пушкин хотел написать поэму!!! А все до сих пор гадают, почему свой прозаический роман Гоголь вдруг назвал поэмой. Да потому, что Александр Сергеевич именно так называл свое будущее сочинение!!!
  То есть получается, что Гоголь одновременно работал над двумя произведениями - над 'Ревизором' и 'Похождениями Чичикова, или Мертвыми душами' и даже успел прочитать Пушкину в эти дни три первые главы 'Мертвых душ' ...
  Тем временем приближался день премьеры 'Ревизора' в Петербурге.
  И Гоголь пишет статью о театре, и хочет, чтобы она пошла в ближайший номер пушкинского журнала 'Современник', заявляя в ней о том, что на смену устаревшим авторам идут авторы с новыми формами. Вот как это звучит со слов Гоголя - 'сам Мольер на сцене теперь длинен, со сцены скучен. Его план обдуман искусно, но обдуман по законам старым, по одному и тому же образцу, действие пиесы слишком чинно, составлено независимо от века и тогдашнего времени'.
  Но Пушкин, хотя и был новатором в литературе, все-таки Гоголю в публикации статьи отказал, справедливо посчитав, что это будет для него чересчур. И сложившаяся ситуация зашла уже слишком далеко.
  Тем более, что все помнят, какие слова Гоголь приписал Хлестакову - ''Я ведь тоже разные водевильчики... Литераторов часто вижу. С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: 'Ну что, брат Пушкин?' - 'Да так, брат, - отвечает, бывало, - так как-то всё...' Большой оригинал'. И сразу возникает вопрос, а зачем Гоголю надо было это делать? Разве он не понимал, кто Пушкин, и кто он?
  Притом исследователи нашли в черновиках более расширенный вариант этих строк - '...Перед ним стоит в стакане ром, славнейший ром, рублей по сту бутылка, какову только для одного австрийского императора берегут, - и потом уж как начнёт писать, так перо только тр... тр... тр...'. Зачем Николаем Васильевичем все это было написано?
  И комментарии современников. Вот что пишет Павел Васильевич Анненков, русский критик и биограф Александра Сергеевича, в очерке 'Н.В. Гоголь в Риме летом 1841 года', который вышел в 1857 году - 'Известно, что Гоголь взял у Пушкина мысль 'Ревизора' и 'Мёртвых душ', но менее известно, что Пушкин не совсем охотно уступил ему своё достояние. Однако ж в кругу домашних Пушкин говорил, смеясь: 'С этим малороссом надо быть осторожнее: он обирает меня так, что и кричать нельзя'.
  А вот что писал в своих воспоминаниях русский писатель Василий Любич-Романович, который в середине 1830-х жил в Петербурге и общался с Пушкиным. По его словам, Александр Сергеевич говорил следующее: 'Ревизор' - тоже моя идея. Это как раз относилось к двадцатым годам, когда я был в Новороссии... Тип Хлестакова у меня был намечен в живом лице... Это своего рода Митрофанушка, только более обтёсаный и менее отрочен... Но по своему характеру также наивен и скромен, чего, однако, Гоголь не дал своему Хлестакову, вложив в его речь дозу нахальства и уверенной глупости... Да, именно 'уверенной глупости', потому что Хлестаков сознаёт своё глупое положение среди семьи глупого городничего, но всё-таки его поддерживает, уверенный в том, что его глупый ум, по сравнению с глупостию уездного начальства, много значительнее...'.
  К тому же в отношениях Александра Сергеевича и Николая Васильевича был еще и денежный вопрос. Тот же Пушкин писал своей жене: "Если хитрый малоросс опять начнёт выпрашивать деньги, не давай - он ещё прежних долгов не вернул". Тем более, что Пушкин и сам был практически постоянно без денег, а у него была семья, но долги он свои старался возвращать.
  И вот 19 апреля (4 мая) 1836 года в Александринском театре в Петербурге было первое представление 'Ревизора'. Но Пушкина в качестве зрителя на нем не было!
  А вечером после премьеры по словам слуги Гоголя Якима, что есть в чьих-то воспоминаниях, но источник я пока не нашла, хотя, может, это и не столь важно, к ним заехал Пушкин. О чем говорили Александр Сергеевич и Николай Васильевич неизвестно, потому что слугу из комнаты удалили, хотя именно после этого переписка между Пушкиным и Гоголем оборвалась навсегда, как и любое другое общение...
  Но 25 мая 1836 года состоялось и первое представление 'Ревизора' в Москве на сцене Малого театра, после чего в июне Гоголь уехал за границу в Любек лечить нервы.
  А в шестой главе 'Мертвых душ' появился помещик Плюшкин, скупой богач. И умные читатели сразу догадались, что это намек на Пушкина, который богат творческими идеями, но совсем не желает с кем-то ими делиться...
  Впрочем, идея эта не нова, и, когда я впервые о ней узнала, верить в нее не хотела, но увы, увы, увы... Потому что, оказывается, на эту тему уже много чего написано. И то, что другие помещики в 'Мертвых душах' - это тоже портреты людей, связанных с литературой, тех же Жуковского и Крылова... И то, что все помещики в поэме - это воплощение разных сторон личности Пушкина, например, Ноздрев - его страсть к игре, Манилов - прекрасные мечты и так далее, но ведь все равно его, Пушкина.
  А это означает, что никаких дружеских чувств к Александру Сергеевичу Гоголь никогда не испытывал, а совсем наоборот, и вспоминал о нем только в связи с тем, что сюжеты 'Ревизора' и 'Мертвых душ' Пушкин не давал ему добровольно, и как бы это не открылось.
  Притом он прекрасно понимал, что если вдруг Пушкин, нет, не скажет об этом напрямую, а выведет Гоголя персонажем какого-нибудь своего произведения, то после этого вся Российская империя над ним смеяться начнет, что, мол, нет никакого таланта у Николая Васильевича, нет и никогда не было! А на какие средства Гоголь тогда существовать будет?
  Пушкин же он ведь и в Африке Пушкин, что уж тут говорить о России?
  И, конечно, не стоит забывать, что Гоголь верил в сверхъестественное... И это, скажем так, чародейство было не раз описано в его повестях и рассказах. И хотя понятно, что на его мистические взгляды, в основном, оказали огромное влияние южные фольклор и мифология, но немалую роль сыграли в них и прочитанные в юности готические романы и истории, услышанные от немцев, которые жили с ним рядом в детстве, потому что он лечился у немца врача и обучался у немецких педагогов в гимназии.
  И вспомнил тогда Гоголь о том, что живет в Петербурге некая гадалка Кирхгоф, предсказавшая гибель другому известному поэту Александру Сергеевичу Грибоедову, который в 1829 году был убит в Тегеране, и который не придал значения ее словам и вот что писал в 1817 году - 'На днях ездил я к Кирховше гадать о том, что со мной будет. Да она не больше меня об этом знает. Такой вздор врет, хуже Загоскина комедий...'.
  Пушкину же петербургская гадалка в 1819 году предсказала, что он будет дважды сослан и проживет долго, если на 37-м году жизни не случится с ним беды от белой лошади, белой головы или белого человека (weisser Ross, weisser Kopf, weisser Mensch).
  То есть она сказала, что он должен лишь опасаться кого-то или чего-то белого, и, значит, все могло сложиться иначе, но Гоголь верил в силу магии и колдовства, поэтому решил немного пророчеству помочь. Каким образом это произошло, мы никогда не узнаем, но многие современники указывали на его особые способности и странности, например, те же друзья писателя Аксаков и Жуковский.
  Поэтому припомнил Гоголь и роман 'Евгений Онегин', в котором поэта убивают на дуэли. Что ж! Как написано, так и будет! Ведь ангелы и бесы тоже читать умеют! И лучше нас!
  А вот, что Гоголь пишет в 1844 году в 'Выбранных местах из переписки с друзьями', и что многое объясняет.
  'Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку. Беда произносить его писателю в те поры, когда он находится под влиянием страстных увлечений, досады, или гнева, или какого-нибудь личного нерасположения к кому бы то ни было, словом - в те поры, когда не пришла еще в стройность его собственная душа: из него такое выйдет слово, которое всем опротивеет. И тогда с самым чистейшим желанием добра можно произвести зло'.
  И тут же в следующем предложении он вспоминает о Пушкине, что говорит о том, что у Гоголя в сознании поэт и то зло, которое он ему причинил, находятся рядом.
  'Тот же наш приятель П...н тому порука: он торопился всю свою жизнь, спеша делиться всем с своими читателями, сообщать им все, чего он набирался сам, не разбирая, созрела ли мысль в его собственной голове таким образом, дабы стать близкой и доступной всем, словом - выказывал перед читателем себя всего во всем своем неряшестве'.
  В комментариях к этим его словам обычно указывают, что это П...н - это М.П.Погодин, чтобы скрыть, что Гоголь пишет эти строчки о Пушкине, но увы, правду утаить невозможно, потому что далее идут вот такие строчки - 'Приятель наш П...н имеет обыкновение, отрывши, какие ни попало, строки известного писателя, тот же час их тиснуть в свой журнал, не взвесив хорошенько, к чести ли оно или к бесчестью его. Он скрепляет это дело известной оговоркой журналистов: 'Надеемся, что читатели и потомство останутся благодарны за сообщение сих драгоценных строк; в великом человеке все достойно любопытства'.
  А тут уж все сходятся во мнении, что в данном случае Гоголь оспаривает суждение А. С. Пушкина из статьи 'Вольтер' (Современник. 1836. Кн. 3): 'Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучении и восторгов'.
  Словом, нелогично как-то! Тут П...н - Пушкин, а через несколько слов П...н - это уже Погодин, то есть тот человек, который всегда Гоголя терпел, поддерживал, и у которого тот часто жил! Как говорится, тут играть, тут не играть, тут рыбу заворачивали...
  Впрочем, тех читателей, которые внимательно следят за судьбами Пушкина и Гоголя провести, я думаю, все-таки не удается!
  Но наступил черный январь 1837 года! Помните? Тройка, семерка, туз! Произошло непоправимое, потому что из-за раны, полученной на дуэли с Дантесом, погиб Александр Сергеевич Пушкин.
  И по свидетельству А. С. Данилевского, записанному В. Н. Шенроком, Гоголь, будучи в тот момент в Париже, очень тяжело пережил гибель Пушкина: 'А. С. Данилевский рассказывал мне, как однажды он встретил на дороге Гоголя, идущего с Ал. Ив. Тургеневым. Гоголь отвел его в сторону и сказал: 'Ты знаешь, как я люблю свою мать; но если б я потерял даже ее, я не мог бы быть так огорчен, как теперь: Пушкин в этом мире не существует больше'. В самом деле, он казался сильно опечаленным и удрученным'.
  Правдивы ли слова Гоголя или нет? Не знаю, но возможно, что он больше всего был поражен тем, что исполнилось то, на что он надеялся, до конца не веря, что слово - это дело. Как говорится в Ветхом Завете - 'Да будет! И стало'.
  Зато теперь ему показалось, что опасаться больше уже ничего, и он весь сосредоточился на написании первого тома 'Мертвых душ' в Риме с конца 1837 года до начала 1839 года, летом же 1838 года - в Кастелламмаре, на даче Репниных-Волконских.
  А в конце сентября 1839 года Гоголь вернулся в Россию, где читал главы из 'Мёртвых душ' в доме Аксаковых в Москве, а затем в Санкт-Петербурге у Василия Жуковского, Николая Прокоповича и других близких знакомых.
  Реакция на сочинение оказалось неоднозначной, но преданные друзья были в восторге от написанного, поэтому Гоголь начал готовить книгу к печати.
  Впрочем, жизнь часто преподносит сюрпризы! Потому что в те же годы пишется еще одно известное произведение - 'Герой нашего времени' Лермонтова, для которого Пушкин однозначно является кумиром. Хотя точно неизвестно, были ли они знакомы в жизни, но круг общения у них был однозначно один и тот же.
  А так как Михаил Юрьевич также был мистиком, то он совсем не удивился тем выводам, к которым пришел после долгих раздумий, то есть к тому, что к гибели Пушкина каким-то образом причастен Гоголь.
  Но согласиться с тем, что сей факт останется никому неизвестным, он не захотел. Потому что был, увы, молодым, горячим и страстным...
  Поэтому итогом его размышлений стала повесть 'Фаталист', напечатанная в 1839 году и рассказывающая о человеке, испытывающем свою судьбу. И она была только предысторией другой повести 'Княжна Мери', которая была напечатана в феврале 1840 года в составе романа 'Герой нашего времени'.
  И в ней описана ситуация, схожая с сюжетом романа Пушкина 'Евгений Онегин'. Главный герой тоже носит фамилию, связанную с рекой, - Печорой, как и у Пушкина - с Онегой.
  Также есть юная девушка, влюбленная в главного героя, там - Татьяна, здесь - Мери Лиговская, и у Печорина есть мнимый соперник - Грушницкий. Но какая у него говорящая фамилия!
  Во-первых, она начинается на букву 'Г', во-вторых, в Петербурге многие знают, что, кроме макарон, у Гоголя есть еще одно любимое блюдо - грушевый квас, который он везде заказывает, сам готовит и угощает друзей, потому что груши напоминают ему о родной Яновщине в Малороссии.
  Ну, и, в-третьих, вспомним описание внешности Грушницкого - '...Выразительное лицо его...', '...Он хорошо сложен, смугл и черноволос; ему на вид можно дать двадцать пять лет, хотя ему едва ли двадцать один год...', '...крутит усы левой рукой...', '...взбивал ежеминутно в мелкие кудри завитой хохол...'.
  Только вот тут Грушницкий уже не поэт, как Ленский, а человек, который совершает подлый поступок. Впрочем, причина дуэли Печорина и Грушницкого в романе тоже пустяковая, так же, как и у дуэли Онегина и Ленского.
  И все эти совпадения говорят о том, что Лермонтов ясно понял, кто явился причиной гибели Александра Сергеевича. Может быть, Михаил Юрьевич не знал конкретно, как именно это было проделано, но он допустил, что причина ухода Пушкина невещественна. А как это доказать? Вот именно! Поэтому ему приходит на ум очень рискованная идея - поставить на кон свою жизнь! Потому что если он тоже будет убит на дуэли, как герой его романа 'Герой нашего времени', то всей России будет ясно, что Пушкин погиб не случайно!
  Тем временем Гоголь, несомненно, ознакомился с романом и категорически не захотел верить, что автор так явно на него указал, нет, наверное, это совпадение!
  Хотя Лермонтов - это не какой-то там Вельтман, это восходящая яркая звезда русской литературы, за творчеством которого следит вся Россия! Словом, надо Гоголю самому во всем разобраться!
  И случай скоро представился ему в том же 1840 году.
  'Приблизился день именин Гоголя, 9 мая, и он захотел угостить обедом всех своих приятелей и знакомых в саду у Погодина'. 'На этом обеде, кроме круга близких приятелей и знакомых, были: А. И. Тургенев, князь П. А. Вяземский, М. Ю. Лермонтов, М. Ф. Орлов, М. А. Дмитриев, М. Н. Загоскин, профессора А, О. Армфельд и П. Г. Редкин и многие другие. Обед был веселый и шумный, но Гоголь хотя был также весел, но как-то озабочен...'. Заметьте, озабочен!!!
  На следующий день Гоголь встречался с Лермонтовым на вечере у Е. А. Свербеевой. 10 мая 1840 года А. И. Тургенев отметил в дневнике: 'Вечер у Сверб[еевой]. <...> Лермонтов и Гоголь. До 2‑х часов...'. То есть между ними двумя состоялась долгая беседа, подробности которой, впрочем, неизвестны.
  Но после которой Гоголь 18 мая неожиданно выехал в Италию и больше с Лермонтовым никогда не встречался и никак не общался. То есть они также оба друг про друга все поняли.
  Михаил Юрьевич же после 25 мая уехал на Кавказ.
  Тем временем наступает 1841 год, и 14 января Лермонтову выдан отпускной билет ? 384 на два месяца. 30 января он прибывает в Москву, а 5 февраля - в Петербург.
  Но дни бегут, и этот его отпуск тоже заканчивается, и о том периоде жизни Михаила Юрьевича известен рассказ А. М. Веневитиновой, дочери М. Ю. Виельгорского, записанный П. А. Висковатовым: 'По свидетельству многих очевидцев, Лермонтов во время прощального ужина был чрезвычайно грустен и говорил о близкой, ожидавшей его смерти. За несколько дней перед этим Лермонтов с кем-то из товарищей посетил известную тогда в Петербурге ворожею, жившую у Пяти Углов и предсказавшую смерть Пушкину от 'белого человека'; звали ее Александра Филипповна, почему она и носила прозвище 'Александра Македонского' ...'.
  Лермонтов, выслушав, что гадальщица сказала его товарищу, со своей стороны, спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В ответ он услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая отставка, 'после коей уж ни о чем просить не станешь'.
  И 12 апреля 1841 года он неожиданно ведет долгий разговор с вдовой Александра Сергеевича, хотя до этого ее игнорировал, потому что теперь он не считает ее причастной к гибели мужа, как было раньше.
  Об этой встрече рассказала дочь Наталии Николаевны Александра Петровна Арапова, урожденная Ланская.
  'Прощание их было самое задушевное, и много толков было потом у Карамзиных о непонятной перемене, происшедшей с Лермонтовым перед самым отъездом.
  Ему не суждено было вернуться в Петербург, и когда весть о его трагической смерти дошла до матери, сердце ее болезненно сжалось. Прощальный вечер так наглядно воскрес в ее памяти, что ей показалось, что она потеряла кого-то близкого'.
  14 апреля этого же года Лермонтов выезжает из Петербурга, 17 апреля прибывает в Москву, а около 23 апреля Лермонтов отправляется в Ставрополь и 13 мая приезжает в Пятигорск.
  Что было дальше, всем известно! 15 (27) июля 1841 года на горе Машук состоялась дуэль между ним и Мартыновым, и Лермонтов повторил судьбу Пушкина. То есть снова получилось, что, как напишешь, так и будет! Опять убило Слово!
  А 28 августа (новый стиль) 1841 года поэт Н. П. Огарев, видевший Гоголя во Франкфурте, писал жене из Кёльна: 'Гоголь не верит смерти Лермонтова, ибо дуэль давно известна и известно, что никто в ней не погиб. Слава Богу, если так!'.
  Но тогда в девятнадцатом веке большинству читателей уже все стало понятно про уходы Пушкина и Лермонтова, но понял ли это хоть кто-то в современной России в двадцать первом веке?
  Кстати, тогда и сейчас многие задаются вопросом, почему Пушкин просто не вызвал Гоголя на дуэль из-за того, что тот без его разрешения забрал себе сюжеты 'Ревизора' и 'Мертвых душ'? Ведь один дворянин и другой дворянин... Даже повод какой-нибудь можно было найти, потому что истинную причину вряд ли было возможно озвучить кому-то, кроме близких друзей, потому что ее документальных доказательств нет.
  Но уже написан 'Евгений Онегин', и любой исход такой дуэли вызвал бы сравнение с дуэлью в романе, а Пушкина, конечно, отождествили бы с главным героем, что было для него неприемлемо. Поэтому Александр Сергеевич просто разорвал все отношения с Гоголем.
  Лермонтов же, скорее всего, по тем же причинам отказался от мысли о дуэли с Гоголем после выхода 'Героя нашего времени', ну, и еще потому, что этого не сделал Пушкин, который был для него образцом поведения.
  Но вернемся теперь к жизни Гоголя после ухода Михаила Юрьевича. Он работает над вторым томом 'Мертвых душ', но почему-то ничего у него не выходит. А новый сюжет взять негде, Пушкина же уже нет на свете!
  Хотя Гоголь хочет всем доказать, что написанное им до этого - лишь набросок к чему-то большему, и он уже намекает, что '... если доберусь до третьего тома "Мертвых душ'! ...' То есть получается, что Гоголь заранее предполагает, что второй том может не получиться, поэтому будет еще и третий!
  Но о чем в них писать? Ведь все, что он создавал до этого времени, писалось на потребу публике, начиная с тех же 'Вечеров на хуторе близ Диканьки', потому что в тот год была мода в Петербурге на все малороссийское.
  Потом же он стал писать для людей, которым нравилось, когда чиновников и помещиков Российской империи показывали в неприглядном виде. То есть сюжеты, которые он увел у Пушкина, не рассматривались самим Александром Сергеевича в качестве критики своей страны, это была уже чисто гоголевская идея!
  Притом настоящую Россию Гоголь совсем не знал, ведь почти все его произведения были написаны за границей, а по российским дорогам он практически ездил только из Малороссии в Москву и Петербург, а потом в столь милые ему Италию, Германию, Швейцарию и еще далее.
  К тому же фамилии своим героям он для смеха специально выбирал нелепые и карикатурные - Сквозник-Дмухановский, Ляпкин-Тяпкин, Земляника, Держиморда, Люлюков, Пошлепкина, Купердягина, Яичница, Собакевич, Коробочка...
  То есть ему для продолжения своего успеха срочно был нужен сюжет на уровне 'Ревизора' и 'Мертвых душ', а где его взять, если нету?
  Притом Гоголь не может забыть об уходах Пушкина и Лермонтова, понимая, что, хотя ни у кого никаких доказательствах причастности его к ним нет, но так просто лично для него они не пройдут. И что делать? Делать-то что? Он ищет хоть какой-то выход, что можно понять по двум его повестям 'Портрет' и 'Вий', написанных в 1835 году, а в 1842 году переписанных, то есть тогда, когда Александра Сергеевича и Михаила Юрьевича уже не было на свете. Потому что Гоголю надо было как-то объясниться, нет, не с читателями, не с собой, а с чем-то более высоким, суд которого очень его страшил.
  И начнем мы с повести 'Портрет', которая была написана раньше 'Вия' и представлена в сборнике 'Арабески'.
  Главный герой в ней - художник Чертков. Заметьте, с какой говорящей фамилией! Он в петербургской картинной лавке случайно увидел портрет, на котором был изображен старик с притягивающими взглядом, и захотел непременно его приобрести. Но картина понравилась не только ему, а еще одному господину, с которым он начал торговаться и сторговался за 50 рублей, то есть заплатил все деньги, что у него были. А так как жил он бедно, то теперь остался совсем без средств и даже заплатить за квартиру ему было нечем, и его уже собрались оттуда выселить. Зато портрет был теперь в его комнате.
  'Это был старик с каким-то беспокойным и даже злобным выражением лица; в устах его была улыбка, резкая, язвительная и вместе какой-то страх; румянец болезни был тонко разлит по лицу, исковерканному морщинами; глаза его были велики, черны, тусклы; но вместе с этим в них была заметна какая-то странная живость... Смуглота, черные, как смоль волосы, с пробившеюся проседью - всё это не попадается у жителей северных губерний...
  Темные глаза нарисованного старика глядели так живо и вместе мертвенно, что нельзя было не ощутить испуга. Казалось, в них неизъяснимо странною силою удержана была часть жизни. Это были не нарисованные, это были живые, это были человеческие глаза. Они были неподвижны, но, верно, не были бы так ужасны, если бы двигались'.
  Ночью Чертков спал плохо и ему привиделось, что старик с портрета обратился к нему, сказав, что 'брось этот чердак и найми богатую квартиру. Я тебя люблю и потому даю тебе такие советы; я тебе и денег дам, только приходи ко мне'. То есть старик как бы пожалел молодого человека и отнесся к нему хорошо за то, что тот купил портрет с ним.
  Утром же пришел хозяин с квартальным и потребовал заплатить квартирные, и тут рама портрета треснула, и из нее посыпались золотые червонцы.
  После чего главный герой, естественно, заплатил долг хозяину, переехал от него и стал модным художником, но потом по некоторым причинам сошел с ума и 'скоро жизнь его прервалась в последнем, уже безгласном порыве страдания'. Портрет же старика на полотне исчез. 'И когда подошли к нему ближе, то увидели какой-то незначущий пейзаж' ...
  Теперь перейдем к 'Портрету' 1842 года, который считается последним законченным художественным произведением Гоголя. Героя здесь зовут уже Чартков, но он тоже художник.
  Портрет старика он получает, ни с кем не торгуясь, за двугривенный лишь потому, что владелец лавки так захотел - 'право, для почину только, вот только что первый покупатель... Таким образом Чартков совершенно неожиданно купил старый портрет и в то же время подумал: 'Зачем я его купил? на что он мне?'.
  И вот, кто изображен на картине. 'Это был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица, казалось, были схвачены в минуту судорожного движенья и отзывались не северною силою. Пламенный полдень был запечатлен в них. Он был драпирован в широкий азиатский костюм... Необыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти и все старательное тщание свое художник. Они просто глядели, глядели даже из самого портрета, как будто разрушая его гармонию своею странною живостью'.
  Чартков приносит портрет домой и начинает при нем размышлять о своей жизни, точнее, о бедности, в которой он живет.
  'Иногда хотелось, точно, нашему художнику кутнуть, щегольнуть - словом, кое-где показать свою молодость...
  Иногда становилось ему досадно, когда он видел, как заезжий живописец, француз или немец, иногда даже вовсе не живописец по призванью, одной только привычной замашкой, бойкостью кисти и яркостью красок производил всеобщий шум и скапливал себе вмиг денежный капитал.
  Это приходило к нему на ум не тогда, когда, занятый весь своей работой, он забывал и питье, и пищу, и весь свет, но тогда, когда наконец сильно приступала необходимость, когда не на что было купить кистей и красок, когда неотвязчивый хозяин приходил раз по десяти на день требовать платы за квартиру. Тогда завидно рисовалась в голодном его воображенье участь богача-живописца; тогда пробегала даже мысль, пробегающая часто в русской голове: бросить все и закутить с горя назло всему. И теперь он почти был в таком положении.
  - Да! терпи, терпи! - произнес он с досадою. - Есть же наконец и терпенью конец. Терпи! а на какие деньги я завтра буду обедать? Взаймы ведь никто не даст.
  Что, в самом деле? Зачем я мучусь и, как ученик, копаюсь над азбукой, тогда как мог бы блеснуть ничем не хуже других и быть таким, как они, с деньгами.
  Произнесши это, художник вдруг задрожал и побледнел: на него глядело, высунувшись из-за поставленного холста, чье-то судорожно искаженное лицо. Два страшные глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на устах написано было грозное повеленье молчать... Это были живые, это были человеческие глаза! Казалось, как будто они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда'.
  И ночью Чарткову приснилось, что старик вышел из портрета с мешком денег и начал их пересчитывать, а Чертков взял да и украл у него один сверток, а потом все произошло, как и в первом варианте, то есть из рамы выпали золотые червонцы.
  Ну, а затем так же, как и в первом случае, все закончилось для Чарткова печально и 'наконец жизнь его прервалась в последнем, уже безгласном, порыве страдания'.
  Только вот необыкновенный портрет неожиданно пропал, не изображение на нем, как в первом варианте, а вся картина исчезла. 'Но, к величайшему изумлению, его уже не было на стене. Невнятный говор и шум пробежал по всей толпе, и вслед за тем послышались явственно слова: 'Украден' ...'. Как говорится, и следа от него не осталось!
  И вишенка на торте! Вот, что пишет про Чарткова сам автор прямым текстом, - 'вино несколько зашумело в голове, и он вышел на улицу живой, бойкий, по русскому выражению: черту не брат. Прошелся по тротуару гоголем, наводя на всех лорнет'. Гоголем прошелся! И черту он не брат!!! Разве мог Гоголь написать такое случайно?
  То есть во второй редакции уже явно указано, что богатство художник украл, а не получил случайно. Интересно, почему? И еще... В ней же практически прямо говорится, что на картине изображен Дьявол! Но не напоминает ли вам этот старик в обоих вариантах еще кого-то? К примеру, человека с нерусской внешностью в старости, до которой он, впрочем, не дожил?
  Теперь перейдем к повести 'Вий'. Первый раз она появилась в сборнике 'Миргород' и была новым шагом в творчестве Гоголя. Потому что до этого в тех же 'Майской ночи, или утопленнице' и 'Ночи перед Рождеством' добро всегда побеждало зло, и нечистая сила отступала. Тут же нечистая сила победила, Хома Брут погиб, и что написано, то написано! Зачем Гоголь так сделал, неизвестно, может, просто для того, чтобы было страшнее, чем у других писателей, а возможно и потому, что нечто подобное произошло в душе автора, но опять-таки что сделано, то сделано!
  Хотя отличий первого варианта от второго не так много, их всего где-то около десяти. Особенно мне понравилось в них, что 'воробьенки' были заменены 'воробушками'. Но самое главное заключается в том, что в первой редакции Хома не узнал в панночке ведьму, то есть читатель сам как бы должен был догадаться, что это она и есть. Вот что написано в комментариях к обновленной повести - 'в первоначальном тексте... этого узнавания нет вовсе; во втором ... узнавание мотивировано тем, что Хома в начале повести 'взглянул' на ведьму после того, как она упала на землю: 'он видел, что в лице ее показались молодые черты, сверкнула снежная белизна и как будто она была уже вовсе не старуха: какая-то приятная и вместе неприятная мина показалась на губах ее и врезалась ему в самое сердце'. То есть Гоголь к этому времени уже понял, что зло может быть в красивой оболочке, такой, что кажется, что зло - оно и не совсем зло, но потом все-таки проявляется вся его суть!
  И разберем еще, кто такой Вий? Все комментаторы, естественно, указывают на то, что 'вiя' - это по-малороссийски 'ресница', ну, и сразу вспоминают про 'подымите мне веки: не вижу!'. А, может быть, Вий все-таки не только представитель нечистой силы с тяжелыми веками, а и тот, кто видит человеческую сущность? То есть ему известна истина, он все знает, а какому человеку хочется, чтобы про него кому-то было все известно, тем более о не самых лучших его поступкам?
  И возможно, Гоголь все-таки хотел во второй редакции оставить Хому после третьей ночи живым, но ему этого сделать не удалось, потому что не было бы так страшно, то есть это был ключевой момент повести.
  И к чему мы в итоге пришли? А к тому, что Гоголь в 1842 году ясно понял, что, хотя два раза ему его как бы баловство с рук сошло, но расплата его все равно ждет. Два раза - это не только два присвоенных сюжета - 'Ревизора' и 'Мертвых душ', но и два ухода - Пушкина и Лермонтова, так таинственно связанных с их произведениями 'Евгений Онегин' и 'Герой нашего времени'.
  Ну, и давайте проверим алгеброй гармонию, как говорил тот же Александр Сергеевич в 'маленькой трагедии' 'Моцарт и Сальери', то есть взглянем на литературу с точки зрения арифметики.
  Сколько раз в 'Портрете' 1835 года упоминается 'черт-'? Оказывается, 62 раза! Уберем из списка фамилию главного героя 'Чертков', и все равно остается 22 раза, но ни разу конкретно 'черт', а только в склонениях слов 'черта', 'черты' и спряжениях 'чертить'.
  В версии же 1842 года главный герой носит фамилию 'Чартков', но 'черт-' все равно упоминается 26 раз, правда, включая, конечно 'черту', 'чертить' и 'черты' в разных вариантах. Конкретно же слово 'черт' в качестве представителя нечистой силы встречается 6 раз, а сам Повелитель Тьмы 'дьявол' - 8!!!
  Как вам это? И, значит, о ком думал Гоголь при написании повести 'Портрет'? Поэтому не будет большим уж преувеличением сказать, что, стараясь расстаться с бедностью, Николай Васильевич все-таки прибег к не очень одобряемым им самим поступкам. Бес попутал, как он сам себе это объяснил!
  А теперь перейдем к повести 'Вий'. Сейчас практически везде доступна только компиляция двух редакций 1835 и 1842 года. Но и ее анализ впечатляет!
  Потому что в ней 'умер-' упоминается 12 раз, хотя один раз в слове 'сумерки', 'мертв-' тоже 12 раз, 'гроб-' - 22 раза, 'смерт-' - 7 раз...
  И про кого тут размышлял Гоголь, сочиняя эту повесть и потом редактируя? Конечно, про себя любимого, потому что ему было очень страшно! И хотя он с детства считал себя глубоко верующим человеком, но все равно уже понимал, что теперь молись-не молись, а расплата за все будет!
  То есть Гоголь, сочиняя 'Вий', не думал о чем-то хорошем и светлом, а совсем о другом! Вот с таким настроением он и жил...
  Читатели же тем временем ждут, а Германа все нет, пардон, второго тома 'Мертвых душ' ... Так как не может Гоголь теперь что-то качественное сочинить, потому что вспомним слова все того же Александра Сергеевича - 'гений и злодейство - две вещи несовместные'.
  Поэтому первый раз Гоголь сжигает второй том в 1845 году за границей, и, как он сам пишет, 'бывает время, что даже вовсе не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как день, путей и дорог к нему для всякого. Последнее обстоятельство было мало и слабо развито во втором томе "Мертвых душ", а оно должно было быть едва ли не главное; а потому он и сожжен'.
  Хотя, может, он просто хотел вернуться в то время, когда бросил в огонь свою поэму 'Ганс Кюхельгартен'. Ведь тогда у него все еще было впереди, и никого не надо было убеждать, что сюжеты 'Ревизора' и 'Мертвых душ' ему были подарены, и он мог еще написать свои собственные значимые произведения, а не собирать крохи с письменного стола Пушкина.
  Как бы то ни было, приходилось продолжать работать, поэтому Гоголь сообщает всем, что как бы собирается написать второй том заново, и он будет лучше сожженного, но увы... Хотя его друзья и почитатели распространяют слухи, что это будет вообще нечто невероятное и сопоставимое с 'Одиссеей' Гомера и 'Божественной комедией' Данте, а публика в России с нетерпением ждет этого нового шедевра ... И Гоголь об этом прекрасно знает, но все равно ничего предложить не может, не пишется и все!
  Потому что он прекрасно про себя понимает, что переступил уже ту черту, которую не должен был переходить! И ничего больше он не напишет, и ничего хорошего в его жизни также не будет...
  И теперь Гоголю просто надоело ждать возмездия, которое он уверен, обязательно его настигнет, и которое, увы, никак не избежать. Словом, лучше ужасный конец, чем ужас без конца!
  Поэтому в ночь с 11 на 12 февраля (23-24 по новому стилю) 1852 года он как бы сжигает второй том 'Мертвых душ', хотя до сих пор неизвестно, какие именно бумаги он уничтожил в камине.
  А потом просто перестает принимать пищу и 21 февраля (4 марта) уходит из жизни от истощения и утраты сил...
  Жаль ли мне сейчас Гоголя после всего того, что я о нем узнала? Да, очень! По причине того, что он сам приговорил себя на долгий уход. Не на яд, не на пулю, не на засунуть голову в петлю, не на броситься в воду с моста... А просто уморить себя голодом! Как же человек в таком случае должен был страдать! Мне это даже представить страшно.
  И вот его последние написанные в жизни слова, то есть практически перед самым уходом, - 'Как поступить, чтобы признательно, благодарно и вечно помнить в сердце полученный урок?'. До сих пор никто из литературоведов не понял, для чего и для кого он это написал. Мы же попробуем сейчас в этом разобраться.
  Потому что после ухода Николая Васильевича прошли годы, и в 1891 году родился мальчик, который с детства зачитывался Гоголем. И этот мальчик был не кто иной, как Михаил Булгаков, который уже в школе хотел стать писателем. Но так, как оба брата матери были врачами, то Михаил тоже поступил на медицинской факультет Киевского университета и в 1916 году его с отличием окончил.
  К сожалению, с 1917 года он начал принимать морфий, но в 1918 году чудом от этой пагубной привычки излечился. Я не нашла, где Булгаков об этом написал, но в интернете много раз упоминается, как 'невысокий остроносый человечек с маленькими безумными глазами подошёл ко мне и погрозил пальцем'. Вполне такое допускаю, потому что именно Гоголю он нужен был не больной развалиной, а человеком, который может что-то написать.
  И в 1919 году Булгаков на Кавказе начинает свою литературную деятельность, а в 1921 году переезжает в Москву, где сотрудничает с разными газетами и журналами.
  Притом он все так же увлечен Гоголем, поэтому в 1922 году выходит его сатирическая повесть 'Похождения Чичикова'. И почитаем начало этого произведения.
  'Диковинный сон... Будто бы в царстве теней, над входом в которое мерцает неугасимая лампада с надписью 'Мертвые души', шутник сатана открыл двери. Зашевелилось мертвое царство, и потянулась из него бесконечная вереница. Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом экипаже, Держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка, Фетинья... А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков в знаменитой своей бричке. И двинулась вся ватага на Советскую Русь, и произошли в ней тогда изумительные происшествия. А какие - тому следуют пункты...'.
  Заметьте, шутник-сатана! Но я бы сказала Сатана с большой буквы, потому то он уже вступил с Михаилом Афанасьевичем в игру.
  Тем временем Булгаков пишет 'Дьяволиаду', ах, какое у этой повести говорящее название! А еще 'Роковые яйца', 'Белую гвардию', 'Собачье сердце' и пьесу 'Дни Турбиных', но вот что Булгаков сообщает в письме своему другу П.С.Попову в 1926 году - 'из писателей предпочитаю Гоголя; с моей точки зрения, никто не может с ним сравняться. Девяти лет читал 'Мертвые души'. Расценивал их как авантюрный роман. По-моему, у Гоголя наступил второй период его творчества, когда он исписался. Вероятно, второй части 'Мертвых душ' не было'.
  То есть он тоже пришел к выводу, что после ухода Пушкина, Николай Васильевич ничего уже написать не смог, что означает, что Булгаков о нем много думал, а, значит, понимал, в каком ужасе тот жил последние годы. Но мастерством Гоголя-писателя Михаил Афанасьевич продолжает восторгаться!
  А '3 марта 1927 года около памятника Гоголю состоялся митинг революционных писателей. Обсуждали, нужен ли Гоголь советским людям, или пора его выбросить на свалку истории? Присутствовавший Михаил Булгаков побледнел и сжал кулаки: 'Их накажут. Нет, не Бог. Их накажет Сатана. Да, явится в Москву и накажет'.
  Ничего не напоминает? А? Словом, объект готов! И в 1928 году Булгаков начинает писать роман о Дьяволе, который посетил в Москву. Впрочем, названия у него меняются, сначала это 'Черный маг', а потом 'Копыто инженера'.
  И сейчас опять отсылка к интернету, в котором много раз написали, что в это же время в Москве на улице писателю снова встретился маленький остроносый человечек в чёрном пальто и молча указал на особняк.
  Источник такой информации я тоже не нашла, но почему-то верю, что так все и было, потому что так должно было быть. Ведь, как потом выяснилось, в этом доме жила Елена Сергеевна Шиловская со своим мужем, и 28 февраля 1929 года Булгаков с ней познакомился, она стала его возлюбленной, а потом прообразом главной героини в романе 'Мастер и Маргарита'. И, между прочим, тогда Михаил Афанасьевич был уже известным писателем, журналистом и драматургом.
  Вот как она потом вспоминала их встречу, - 'это было на масленой, у одних общих знакомых. <...> Сидели мы рядом, <...> у меня развязались какие-то завязочки на рукаве, <...> я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь...'. То есть слово сказано - 'колдовство'!
  В марте же 1930 года Булгаков сжигает первую редакцию романа о Сатане, скорее всего, для того, чтобы стать похожим на Гоголя, своего учителя!
  И вот, как это описывает Елена Сергеевна, - '...я печатала его письмо правительству СССР. Продиктовав строки: 'И лично я, своими руками, бросил в печку черновик романа о дьяволе', Миша сказал мне: 'Ну раз это уже написано, это должно быть и сделано!' И он стал вырывать листы и бросать в печку, топящуюся здесь. Конец марта. Я его тогда спросила: 'А почему ты тогда не всю тетрадку сжигаешь?' А он мне ответил: 'Если я все сожгу, никто не поверит, что роман был'.
  И в том же 1930 году Булгаков поступил на работу во МХАТ, где вдруг ни с того ни с сего начал заниматься инсценировкой 'Мертвых душ'. Почему он так сделал? Вот его прямой ответ на этот вопрос в письме Попову - 'А как же я-то взялся за это? Я не брался, Павел Сергеевич. Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло'.
  И что же было дальше? Два года шла напряженная работа над инсценировкой вместе со Станиславским и Немировичем-Данченко. Вот ее начало, всю уж, конечно, приводить здесь я не буду.
  'Занавес открывается, слышен звон гитар. Отдельная комната в трактире в столице. Ужин. Свечи. Шампанское. Из соседней комнаты доносятся звуки кутежа. Поют: 'Гляжу как безумный на черную шаль, и хладную душу терзает печаль...'.
  Чичиков. Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, почтеннейший.
  (Наливает Секретарю шампанское.)
  Секретарь. То-то бесчисленны. Попроигрывались в карты, закутили и промотались как следует. Имение-то ведь расстроено в последней степени. Кто же возьмет его в заклад?
  Чичиков. Зачем же быть так строгу, почтеннейший? Расстроено скотскими падежами, неурожаями, плутом приказчиком.
  Секретарь. Гм...
  Доносится хохот. Стальной бас поет. 'С главы ее мертвой сняв черную шаль! Отер я безмолвно кровавую сталь!!' Дверь в отдельную комнату приоткрылась. Видно, как прошел пьяный конногвардеец, пробежал половой, прошла цыганка. Затем дверь закрывают. Чичиков вынимает взятку и вручает ее Секретарю.
  Секретарь. Да ведь я не один в совете, есть и другие.
  Чичиков. Другие тоже не будут в обиде. Я сам служил, дело знаю.
  Секретарь. Хорошо! Дайте бумаги.
  Чичиков. Но только вот какое, между прочим, обстоятельство: половина крестьян в этом имении вымерла, так чтобы не было потом каких-нибудь привязок.
  Секретарь (хохочет). Вот так имение! Мало того, что запущено, и люди вымерли!
  Чичиков. Уж, почтеннейший...
  Секретарь. Ну, вот что: по ревизской-то сказке... они числятся?
  Чичиков. Числятся.
  Секретарь. Ну, так чего ж вы оробели? Один умер, другой родится, а все в дело годится... (Берет у Чичикова бумаги.)
  Чичиков (вдруг изменившись в лице). А-а!! ...
  Секретарь. Чего?
  Чичиков. Ничего.
  Донеслись голоса: 'Саша! Александр Сергеевич! Еще шампанских жажда просит...' Хохот. Опять голоса: 'А уж брегета звон доносит!..'. Секретарь вынимает брегет, встает, жмет руку Чичикову, выходит'.
  Из комментариев к этой инсценировке известно, что Михаил Афанасьевич так увлекся работой, что 'в воображении Булгакова формировался образ самого Николая Васильевича Гоголя, он разговаривал с ним, переживал вместе с ним во время его работы над 'Мертвыми душами'. Чтобы быть точным и достоверным, Булгаков тщательно выписывает из переписки Гоголя нужные ему фразы. И он вновь с надеждой возвращается к первым наброскам текста'.
  И вот что он пишет 7 мая 1932 года все тому же Попову - 'через девять дней мне исполнится 41 год. Это - чудовищно! Но тем не менее это так. И, вот, к концу моей писательской работы я был вынужден сочинять инсценировки. Какой блистательный финал, не правда ли? Я смотрю на полки и ужасаюсь: кого, кого еще мне придется инсценировать завтра? Тургенева, Лескова, Брокгауза - Ефрона? Островского? Но последний, по счастью, сам себя инсценировал, очевидно предвидя то, что случится со мною в 1929-1931 гг.'.
  А 3 октября 1932 года Булгаков женился на Елене Сергеевне...
  Тем временем работа надо пьесой по 'Мертвым душам' во МХАТе подходит к концу, и все ждут премьеру. И 25 ноября 1932 года Булгаков пишет в письме опять-таки Попову - '...московскому обывателю оказалось до зарезу нужно было узнать: 'Что это значит?!' И этим вопросом они стали истязать меня. Нашли источник! Затем жители города решили сами объяснить, что это значит, видя, что ни автор пьесы, ни кто-либо другой не желает или не может этого объяснить. И они наобъясняли, Павел Сергеевич, такого, что свет померк в глазах. Кончилось тем, что ко мне ночью вбежал хорошо знакомый человек с острым носом, с большими сумасшедшими глазами. Воскликнул: 'Что это значит?!'
  - А это значит, - ответил я, - что горожане и преимущественно литераторы играют IX-ую главу твоего романа, которую я в твою честь о, великий учитель, инсценировал. Ты же сам сказал: 'в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость, неопрятность в мыслях... вызначилась природа маловерная, ленивая, исполненная беспрерывных сомнений и вечной боязни'. Укрой меня своей чугунною шинелью! И он укрыл меня, и слышал я уже глуше, как шел театральный дождь...'.
  То есть к нему в очередной раз явился сам Николай Васильевич Гоголь, и 28 ноября 1932 года наконец-то состоялась премьера во МХАТе, которая выдержала потом более сотни показов.
  Но время шло, и в 1933 году вышла книга Викентия Вересаева 'Гоголь в жизни', которая была составлена по воспоминаниям самого писателя и его современников. Булгаков от нее в полном восторге, и после ее выхода пишет Вересаеву о Гоголе - 'Какая фигура! Какая личность!', и в этом же году 2 августа Михаил Афанасьевич напишет ему же: 'В меня вселился бес. Уже в Ленинграде и теперь здесь, задыхаясь в моих комнатенках, я стал марать страницу за страницей наново тот свой уничтоженный три года назад роман. Зачем? Не знаю'.
  То есть Булгаков четко понимает, что роман о Сатане пишет уже не он, а кто-то другой. И в сентябре опять-таки 1933 года в одной из тетрадей с набросками к роману Булгаков запишет: 'Встреча поэта с Воландом. Маргарита и Фауст'. В тексте еще нет Мастера, но есть герой, которого автор называет поэтом и Фаустом. Потом он станет Мастером...'.
  Таким образом через месяц после восторгов о Гоголе в романе о Дьяволе неожиданно появляется загадочный герой, про которого скоро станет понятно, кто он.
  Тем временем 13 апреля 1934 года известный режиссер И.А.Пырьев предлагает Булгакову написать киносценарий 'Похождения Чичикова, или Мертвые души'.
  Вот начало этого сценария, а, кто хочет, может прочитать его продолжение в интернете.
  'Эп. 1.
  На туманных очертаниях зимнего вечернего Санкт-Петербурга голос автора: Очень сомнительно, господа, чтобы избранный нами герой вам понравился. Дамам он не понравится, это можно сказать утвердительно, ибо дамы требуют, чтоб герой был решительное совершенство, а если у него какое-нибудь душевное или телесное пятнышко, тогда беда!
  Увы! Все это автору известно. И все же он не может взять в герои добродетельного человека. Потому что пора дать отдых добродетельному человеку, потому что обратили в рабочую лошадь добродетельного человека, и нет автора, который бы не ездил на нем, понукая всем, чем попало; потому что изморили добродетельного человека до того, что на нем и тени нет добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела. Нет, пора, пора наконец припрячь подлеца! Итак, припряжем подлеца!..
  Эп. 2.
  На последних словах автора возникает горбатый пешеходный мостик через Мойку. На мостик, борясь с пургой и ветром, вбегает небольшой человек в тощей шинелишке. Подбежав к фонарю, человек остановился, посмотрел на часы и, запахнувшись поглубже в шинель, прислонился в ожидании к фонарному столбу.
  Коллежский советник, - рекомендует автор, - Павел Иванович Чичиков. Два раза наживался, два раза проживался. Был под уголовным судом, но ловко увернулся и сейчас в ожидании лучшего вынужден заниматься званием поверенного...
  Вдруг Чичиков встрепенулся. На мостике показался дородный господин, укутанный в меховую шинель. Чичиков бросился ему навстречу. Господин испуганно остановился.
  - Чичиков! - недовольно воскликнул он. - Опять вы!
  - Господин секретарь... - униженно раскланиваясь, проговорил Чичиков и, ухватив господина за рукав, стал что-то шептать ему. Вырвав руку, секретарь отстранил Чичикова и двинулся было вперед.
  - Ради бога! - вскрикнул Чичиков и, снова прильнув к нему, умоляюще стал о чем-то просить...
  Налетевший ветер заволок их снежной завесой.
  Эп. 3.
  А когда завеса рассеялась, мы увидели их, входящих в ярко освещенную залу богатой ресторации, где играла музыка и за столиками сидели немногочисленные посетители. Быстро пройдя в сопровождении полового через залу, Чичиков и секретарь скрылись за матово-стеклянной дверью отдельного кабинета, обратив при этом на себя особое внимание какой-то "странной личности в темных очках, сидевшей в одиночестве с газетой...'.
  И хотя киносценарий был написан очень быстро, до съемок дело так и не дошло, потому что Пырьев в 1935 году к нему остыл и начал снимать уже другой фильм.
  Зато практически в это же время трест 'Украинфильм' предлагает Булгакову написать сценарий фильма 'Необычайное происшествие, или Ревизор', естественно, по пьесе Гоголя. Михаил Афанасьевич, конечно, соглашается, и 16 Августа 1934 года договор с ним подписан. Режиссером картины должен был стать Алексей Дикий, известный на тот момент актёр и режиссёр МХАТа, которого некоторые зрители до сих пор помнят по ролям Кутузова и Нахимова в одноименных фильмах 1943 и 1946 годов.
  Работа закипела, и успели даже отснять два эпизода - первую встречу городничего с Хлестаковым и немую сцену, но в конце февраля 1936 года съемку фильма тоже отменили. Хлестакова, кстати, в нем играл артист Сергей Мартинсон.
  И вот начало этого киносценария, продолжение его тоже есть в интернете.
  'Уездный город, находящийся не то чтобы далеко от Пензы, но и не совсем близко к Саратову, где-то у неведомой черты границы этих двух славных губерний, весной в 1831 году медленно пробуждался от сна к своим делам безрадостным, пробуждался скорее по привычке.
  Испокон веков, по ним хоть часы проверяй, проходило, зевая, купечество к своим лабазам и торговым рядам. Опасливо осматривали замки неестественной величины, и, когда их отпирали, замки издавали давно утерянную мелодию 'Коль славен наш господь...' на все лады...
  И так начиналось каждое утро. Первыми сколько-нибудь замечательными людьми в уездном городе оказываются помещики Петры Ивановичи Бобчинский и Добчинский. Оба низенькие, коротенькие, очень любопытные, оба с небольшими брюшками. Дома их до уморительности одинаковы, очевидно, построенные одним мастером, стоят рядышком на живописной улице.
  Домики, как две капли воды, похожи на своих хозяев, и кажется, вот они сейчас замахают ставнями и начнут наперебой друг перед другом хвастать городскими новостями. Петры Ивановичи вышли каждый на свое крылечко, увидели друг друга, обрадовались, вежливо раскланялись и оба враз сказали:
  - Здравствуйте, Петр Иванович...
  И прежде чем отправиться в город по новости, как ходят по грибы, Петры Ивановичи сразу же и заспорили. Добчинскому очень хотелось идти в левую сторону города, но именно в эту же сторону намеревался побежать и Бобчинский, который сразу начал наскакивать на своего приятеля и засыпать его убедительными словами:
  - Нет, нет, нет, Петр Иванович, сегодня левая сторона города моя, а правая ваша, и новостей сегодня в правой стороне города, ей-ей, больше, чем в левой, вы уж, пожалуйста, не спорьте, Петр Иванович...
  И приятели разбежались - Добчинский направо и Бобчинский налево'.
  Не знаю, как у кого, но у меня возникает такое чувство, что судьба в эти годы настойчиво не дает Булгакову расстаться с Гоголем ни на минуту. Или, может, ему просто не дает о таких странных обстоятельствах в его жизни задуматься женщина, в которую он влюблен? Михаил Афанасьевич же после ненужной работы над киносценариями этих двух фильмов в 1936 году возвращается к написанию романа о Дьяволе, который в 1937 году получает уже привычное всем название 'Мастер и Маргарита' после ранее бывших у него 'Великого канцлера', 'Князя тьмы' и еще некоторых других.
  Честно говоря, я не очень понимаю, зачем Булгакову нужно было такое бесконечное количество раз вставать на одни и те же грабли, то есть все время возвращаться к произведениям Гоголя 'Ревизор' и 'Мертвые души', но что было то было. А ведь жить-то ему оставалось всего ничего...
  И теперь посмотрим на произошедшие события с другой стороны. Потому что за эти годы писатель чуть ли не наизусть выучил некоторые произведения Гоголя и освоил манеру его письма. Он иногда даже разговаривал с ним за столько лет чтения и изучения его произведений и буквально мыслит, как Гоголь. Не знаю, как именно это произошло, но Булгаков со временем, размышляя о страшном уходе Николая Васильевича, решил все-таки попытаться избавить душу своего учителя от того положения, в котором она находилась. Хотя, может быть, ему это как-то сумела внушить мающаяся душа Гоголя, но что есть, то есть.
  Тогда легко предположить, что и знакомство с Еленой Шиловской, и последующая потом женитьба на ней, были не по воле случая. Ведь она даже внешностью очень похожа на панночку из 'Вия'.
  'Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро... брови - ночь среди солнечного дня, тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста - рубины, готовые усмехнуться...'.
  Может быть, именно поэтому Елена Сергеевна стала прототипом Маргариты, которая в романе летала на метле? Разве все это случайно?
  И кто сказал, что Гоголь отрицательно относился к женщине, которую описал? Она ведь красавица, и возможно он ее любил! Да, она ведьма и что? Это в России ведьмы - древние старухи, а в Малороссии совсем не так, а как написано в повести 'Вий' - 'ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, - все ведьмы'.
  Словом, Михаилу Афанасьевичу как-то через виртуальное общение с Гоголем стало известно, какой ценой можно спасти душу своего кумира, и он на нее согласился. Всего-то и надо было заключить договор с Дьяволом и выполнить его несложное условие - показать Зло притягательным, а тогда уж и он замолвит словечко перед кем надо. То есть вот он смысл романа 'Мастер и Маргарита', хотите верьте, хотите нет. И хотя этот роман писал, конечно, Булгаков, но за его спиной стоял Гоголь, то есть рукой водил один, а диктовал другой.
  Какие есть тому доказательства? Их очень много.
  Начнем, конечно, с того, что Мастер - это Гоголь. Вот описание его внешности - 'бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми...'.
  И вспомним его просьбу, обращенную к Иванушке, не писать больше стихов, с которой тот согласился. Вполне вероятно, что тут в памяти пишущего роман мелькнула неудачная поэма 'Ганс Кюхельгартен', с которой все и началось.
  Также не забудем знаменитые слова Воланда - 'Никогда ничего не просите, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами все предложат и сами всё дадут'. Разве это не о тех годах, когда Гоголь постоянно молился сам и просил других за него молиться, чтобы ему простили его грехи? Но ничего тогда не вышло, поэтому душа его так и не была упокоена. Но теперь все иначе, потому что появился человек, который его пожалел...
  Еще можно упомянуть и миро - ароматное масло, которое наносят на голову человека, чтобы помочь ему укрепиться в духовной жизни, и о чем, конечно, знали и Гоголь, и Булгаков. В романе же Аннушка масло разлила, на нем поскользнулся Берлиоз, и голову ему отрезало трамваем.
  Сюда же относятся персонажи Хома Брут из 'Вия' и Иван Бездомный из 'Мастера и Маргариты'. Собственно говоря, они очень похожи, потому что оба символизируют обычных людей, которые не знают, как защититься от Зла, когда встречаются с ним один на один.
  Или эпизод с Фридой. Многие читатели вообще не понимают, зачем он нужен, потому что на сюжет никак не влияет. Но с точки зрения мающейся в вечности души Гоголя все понятно. Сил уже нет у него это терпеть! Нету! Поэтому Николай Васильевич и обращается к Булгакову, что бы тот помог ему, пусть и высокой ценой, потому что Михаилу Афанасьевичу тоже придется заключить договор с Дьяволом.
  И, наконец, переходим к Воланду и его свите. Кто он? Конечно, это Вий с нечистью, только в привлекательном виде. И многим, очень-очень многим людям, они понравились, а Коровьев и Бегемот даже показались смешными. И для чего это было сделано? А для того, что это есть искушение Злом, которому после выхода романа многие не то, что не могли противостоять, а наоборот стали его не бояться, а даже желать встречи с ним.
  И пока это основные доказательства того, что роман был написан для облегчения участи души Гоголя под его руководством. Но много и мелких подтверждений. Например, необычные имена и фамилии у героев Булгакова - Берлиоз, Варенуха, Римский, Иван Никанорович Босой, Степан Богданович Лиходеев ...
  Или описание еды в романе 'Мастер и Маргарита' - 'Эх-хо-хо... Да, было, было!.. Помнят московские старожилы знаменитого Грибоедова! Что отварные порционные судачки! Дешевка это, милый Амвросий! А стерлядь, стерлядь в серебристой кастрюльке, стерлядь кусками, переложенными раковыми шейками и свежей икрой? А яйца-кокотт с шампиньоновым пюре в чашечках? А филейчики из дроздов вам не нравились? С трюфелями? Перепела по-генуэзски? Десять с полтиной! Да джаз, да вежливая услуга! А в июле, когда вся семья на даче, а вас неотложные литературные дела держат в городе, - на веранде, в тени вьющегося винограда, в золотом пятне на чистейшей скатерти тарелочка супа-прентаньер? Помните, Амвросий? Ну что же спрашивать! По губам вашим вижу, что помните. Что ваши сижки, судачки! А дупеля, гаршнепы, бекасы, вальдшнепы по сезону, перепела, кулики? Шипящий в горле нарзан?! Но довольно, ты отвлекаешься, читатель! За мной!..'.
  А вот еще - 'Степа, тараща глаза, увидел, что на маленьком столике сервирован поднос, на коем имеется нарезанный белый хлеб, паюсная икра в вазочке, белые маринованные грибы на тарелочке, что-то в кастрюльке и, наконец, водка в объемистом ювелирном графинчике. Особенно поразило Степу то, что графин запотел от холода. Впрочем, это было понятно - он помещался в полоскательнице, набитой льдом. Накрыто, словом, было чисто, умело...'.
  И у Гоголя - '...на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со сняточками, и невесть чего не было. - Пресный пирог с яйцом! - сказала хозяйка'.
  'Щи, моя душа, сегодня очень хороши! - сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками... это бараний бок с кашей! ... За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке'.
  'Вот это грибки с чебрецом! это с гвоздиками и волошскими орехами! Вот эти грибки с смородинным листом и мушкатным орехом! А вот это пирожки! это пирожки с сыром! это с урдою! а вот это те, которые Афанасий Иванович очень любит, с капустою и гречневою кашею'.
  Или вспомним ту нечистую силу, которая встречает Маргариту, когда она спешит на бал к Сатане. Разве это не отсылка к 'Майской ночи, или утопленнице' и 'Ночи перед Рождеством'?
  'Прием ей оказан был самый торжественный. Прозрачные русалки остановили свой хоровод над рекою и замахали Маргарите водорослями, и над пустынным зеленоватым берегом простонали далеко слышные их приветствия. Нагие ведьмы, выскочив из-за верб, выстроились в ряд и стали приседать и кланяться придворными поклонами. Кто-то козлоногий подлетел и припал к руке, раскинул на траве шелк, осведомляясь о том, хорошо ли купалась королева, предложил прилечь и отдохнуть.
  Или сравнение Рима, города, который так любил Гоголь, с Москвой.
  'Воланд заговорил:
  - Какой интересный город, не правда ли?
  Азазелло шевельнулся и ответил почтительно:
  - Мессир, мне больше нравится Рим!
  - Да, это дело вкуса, - ответил Воланд'.
  А описании домика, в котором Мастер теперь будет жить с Маргаритой? Вот слова Воланда - '...неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером?'. Разве вишни - не напоминание о Малороссии?
  А вот, что говорит Маргарита, - 'смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом'. Разве это не Италия, любимая страна Гоголя?
  И финал - 'Свободен! Свободен! Он ждет тебя!'. Почему же 'свободен' произнесено два раза? Да потому, что первое относится к Мастеру, то есть к Гоголю, а второе уж к Понтию Пилату, который спешит на долгожданную встречу к Иешуа. То есть что бы ты ни сделал, пройдут года, даже века, и тебя все-таки простят, как простили душу Гоголя, но сначала придется пройти через страшные испытания.
  А как свидетельствовал П.С. Попов, в последние дни своей жизни Булгаков, 'уже лишённый зрения, бесстрашно просил ему читать о последних жутких днях и часах Гоголя'. И я думаю, что делал он так потому, что знал, что выполнил последнюю просьбу своего Учителя...
  И, конечно, душу Николая Васильевича спас не Воланд, а намного более могущественная сила, которой было так же интересно понаблюдать, выдержат ли люди искушение Злом или нет, когда оно не выглядит таким уж страшным.
  Но прощен ли сам автор 'Мастера и Маргариты'? Думаю, что да. Кстати, я поняла, почему такое название у романа. Да потому, что это два человека, которые, действительно, были дороги Михаилу Афанасьевичу - писатель Гоголь, которым он восторгался, и любимая жена Елена Сергеевна, потому то именно она помогла ему в создание столь неординарной книги.
  Словом, я узнала, кто был тем человеком, которого я видела рядом с Пушкиным, Лермонтовым и Гоголем тогда на теплоходе, это, конечно, Булгаков. Ох, как звучит!
  И поэтому я решила позвонить Павлу, чтобы узнать, как идут у них дела с обложкой для моей книжки, которая, впрочем, еще не была написана. Удивительно, но он обрадовался моему звонку.
  - Да, мы сделали для нее эскизы.
  - Замечательно.
  - Но вы помните, что у четвертого человека пока нет лица?
  - Помню, и хочу вам сообщить, что это Михаил Афанасьевич Булгаков, автор романа 'Мастер и Маргарита'.
  - Я скажу об этом братьям, а вы заходите к нам на днях или, может быть, хотите, чтобы мы опять с вами в кафе встретились?
  - Нет-нет, лучше уж я сама к вам в конце недели подъеду.
  - Хорошо, мы ждем.
  И в пятницу я к ним пришла. Все братья были в бюро. И что удивительно, они мне обрадовались. А пока Павел готовил кофе, мне дали папку, в которой были эскизы к обложке. На них четыре писателя то сидели в креслах и о чем-то спорили, то играли во что-то, сидя за столом, то просто гуляли по Москве и по Петербургу или на природе...
  Потом мы с братьями присели за низенький столик и, конечно, стали вспоминать прошедший круиз. Неожиданно Григорий сказал, что он очень изменил их жизнь, а я чуть не поперхнулась кофе.
   - Как так?
  Евгений, улыбнувшись, мне это объяснил.
  - Так мы с Гришкой после него прочитали книги, в честь героев которых нам дали имена, и пришли к выводу, что тут нечем гордиться. Для нас они пустые люди, тем более, что еще и убийцы. И обилие женщин, с которыми у них случались романы, ничего для нас не меняет.
  - Вы меня удивляете. Уж этого я от вас никак не ожидала! А вы, Павел, тоже про своего героя так думаете?
  - Увы... Он, конечно, не убийца, но жулик, поэтому мне не нравится.
  - Потрясающе! В школе они, получается, вас не заинтересовали, если только сейчас так это задело?
  - Так выросли мальчики-то, другими глазами на все посмотрели.
  - Даже не знаю, что и сказать.
  - Менять нам свою жизнь надо, менять... Знаете, мы сейчас проект храма делаем, он в пригороде будет.
  - Храма? Вы продолжаете меня удивлять!
  - Да, вот никогда таким не занимались, а тут взялись. Все-таки мы же русские люди и в России живем. Вот видели разные российские города этим летом, а в храмы-то там так и не зашли...
  - Однако, у меня нет слов...
  - Хотите эскизы посмотреть?
  - Конечно.
  - Женька, вперед!
  Тот включил большой компьютер, а я подумала, что мне почему-то дали папочку с рисунками, а не показали обложку книжки на экране. Но не будем отвлекаться.
  - Храм пятикупольный, значит, будет?
  - Да.
  - Красиво.
  - Сейчас вот соответствующую литературу изучаем. Оказывается, совсем не так просто такое здание спроектировать, это не коттедж сляпать...
  - Интересно...
  - А вы эскизы обложки посмотрели?
  - Нет, только начала.
  Я вернулась к открытой папке, стала перебирать листы бумаги и обомлела. На одном из рисунков на ночном небе над водной гладью четко виднелись четыре известных мне образа. Но откуда к братьям пришла такая идея? Как они могли догадаться о моем видении?
  Но нет, это не совсем то, что я видела. Лица и фигуры на небе как бы размытые, и они дальше находятся. Но это точно они! Вот Пушкин, вот Лермонтов, вот Гоголь, ну, да, а четвертый - это Булгаков, и как я его сразу тогда не узнала. Но в то же время, если сразу эти образы не увидишь, то можно подумать, что на небе просто тучи перед самым заходом солнца собрались, очень странно освещенные.
  Я обернулась к присутствующим.
  - Скажите, а как вам пришла в голову мысль так их изобразить?
  - Увидели в интернете что-то похожее.
  - Где?
  - Если интересно, то сейчас вам ту картинку найдем.
  И скоро я, действительно, увидела на экране компьютера темное небо и на нем какие-то странные клубящиеся объекты.
  - Вот!
  - Но здесь же изображены явно не люди, а облака...
  - Зато красиво...
  - Да, красиво... И мне эта обложка больше всех нравится. Правда, книжка пока еще не закончена, но я буду держать вас в курсе. Впрочем, мне пора. До свидания.
  И я быстро вышла из их офиса, спустилась вниз, постаралась успокоиться и уже медленным шагом пошла по улице. Нет, кто-то меня однозначно дурит. Но кто? Хотя какая мне разница? Я сделала то, что хотела, то есть разгадала многие литературные загадки... Или это было все-таки не мое желание? Тогда чье? Ох, как все сложно!
  Но братья сказали правду, что души у Онегина, Печорина и Чичикова - пустые, а, значит, может, для того произведения с такими главными героями и были написаны, чтобы все это увидели.
  Тем не менее, лето этого года, как мне не жаль, подходило к концу, и оставалась всего каких-то пара недель. Хотелось бы мне, чтобы оно было другим? Не знаю. Но надо браться за работу, потому что меня ждут начатые детективы, я ведь их за это время совсем забросила, все с жизнью наших классиков разбиралась.
  Хотя интересно, а как их души там сейчас? Я посмотрела вверх, надо мной было бесконечное голубое небо, и ярко светило солнце. Помирились они, в конце концов, или нет? Или все еще ведут бесконечную игру, в которой Пушкин и Лермонтов - на стороне белых фигур, а Гоголь и Булгаков - на стороне черных? Как же все запутано!
  Но пусть все-таки души Александра Сергеевича, Михаила Юрьевича, Николая Васильевича и Михаила Афанасьевича обретут покой. Я так на это надеюсь и очень в это верю... А ведь не зря говорится, что как написано, так и будет!
  И пока на этом все.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"