Как раз в то время, когда многодетный священник лежал добровольно-принудительно распластанный на операционном столе, как на кресте, одинокий учитель города Куревск - Пётр Петрович - с инфарктом попал в кардиологическое отделение. Доктор осмотрел худое тело больного, ознакомился с результатами анализов и понял всю опасность ситуации.
В последнее время здоровье учителя отказывалось повиноваться, порой совсем выходя из-под контроля. Пётр Петрович и раньше чувствовал боль в сердце, но терпел её, бодрясь, не показывая виду коллегам и особенно ученикам, пребывая всегда в радостном настроении. Кроме школы, некуда было стремиться немолодому педагогу, тридцать с лишним лет своей жизни посвятившему чужим детям. Кому теперь пенять, если жениться и родить своих детей времени в молодости не нашёл, самозабвенно сидя за тетрадями и книгами?
В прежние годы учитель спать ночами не мог, думая о своих любимых воспитанниках, на работу летел, как на крыльях. С трепетом открывал ученические работы и, проверяя их, с замиранием сердца молил, чтобы вытянули его слабенькие Вани и Маши на "тройку". Душа радовалась, когда "тройка" выходила. С болью в сердце сокрушался, если кто-то из слабеньких ребят не мог получить удовлетворительную оценку. На следующий день назначал таким ученикам дни для дополнительных занятий и после уроков занимался с ними. Бесплатно. Во времена его молодости так делали все педагоги. Но он до сих пор подтягивал своих учеников безвозмездно, несмотря на то что его коллеги-ровесники перестроились под напором нового времени.
Учителя помоложе смотрели на него, как на чудака. Но были среди молодых учителей и такие, которые уважали Петра Петровича за альтруизм, называли "последним из могикан" и старались равняться на него.
Ночное светило часто было свидетелем самозабвенного труда учителя. Ночи напролёт он продумывал тренировочные задания для своих "звёздочек", подготавливая их к серьёзным олимпиадам и конкурсам; порой, совсем не ложась спать, вставал из-за письменного стола, одевался и шёл служить образованию. И о еде забывал. Только мать не забывала о сыне, и если бы ни она, то раньше срока извёл бы себя учитель работой. "И отец был таким же увлечённым учителем, Царство ему Небесное, - не раз говорила заботливая мать, ласково гладя взрослого сына по голове во время его быстрого завтрака перед уходом в школу. - Не оскудела наша земля подвижниками - значит, повертится ещё голубой шарик".
Внезапная смерть матери всё изменила. Пётр Петрович не был готов к её смерти, не мог поверить, что остался совсем один, что судьба наделила его сиротством. А он, как прежде, хотел материнской любви, женской моральной поддержки.
Удар судьбы, будто жестокий палач, выбил опору из-под ног. Разрушил прежний мир, понятный и размеренный.
Профессионального энтузиазма у Петра Петровича поубавилось. Горькая тоска со злорадством заглядывала в глаза учителя. Уже жалость к самому себе гладила его по голове, придавливая к земле, заставляя всё ниже опускать голову с проседью.
И завелось в доме учителя одиночество. Сначала этот короед грыз только часть сердца, но со временем, осмелев, принялся плодиться с устрашающей быстротой, и уже грызь мучила не только сердце, но и тело.
Всё, о чём мечталось в начале учительского пути, - заветный опыт и, как следствие, уважение коллег, родителей и детей - было, даже в избытке, но... Теперь всё это стало тяготить, как тяготит уставшего человека непосильная ноша. И хотелось выть, пойти куда глаза глядят, но найти родственную душу, которая бы всегда была рядом, подарила душевное тепло, заглянула в сиротливые глаза. И всю оставшуюся жизнь посвятить только ей.
Но родственная душа не появлялась, та, которую хотелось - интеллигентная, образованная, понимающая. И немолодой учитель почти смирился с грызущим одиночеством, почти свыкся с мыслью, как с приговором, что женщине в годах не нужен чужой больной мужчина, а уж молодой женщине тем более. Вот если бы у него был нажитой капитал, то это другое дело. А он гол как сокол.
Каждый день оглушала громкая тишина. Всё холоднее становилось в тёплой квартире. Всё чаще Пётр Петрович смотрел на стены, оклеенные светлыми обоями в крупный зелёный ромбик. Стены казались одинокому учителю тюремными застенками. Спасал только один ромбик на обоях, как напоминание о бывшем счастье. В этот ромбик был вбит небольшой гвоздь, на котором раньше висела в рамке фотография маленького Пети с молодой мамой. Довольного мальчика и счастливой мамы, которую он не уберёг. Учитель снял эту фотографию после сороковин - счастья больше не было.
Он не видел красоты вокруг себя. Живая душа словно окаменела.
С этими мыслями и воспоминаниями учитель погрузился в тяжкое забытьё, и его сердце, истерзанное переживаниями, остановилось.
Вот она, смерть... заглянула в глаза. Как избавительница от душевных и физических страданий или ещё одно испытание?