Кулькин А.М., Селиванов А.И. : другие произведения.

Наука В России: Процесс Деградации Или Перспективы Ее Возрождения?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь извлечения из монографии Кулькина А.М. В монографии анализируются политико-идеологические и управленческие аспекты организации научной деятельности в России. Рассматриваются проблемы модернизации структуры науки и образования. Для науковедов, преподавателей вузов, аспирантов, студентов, молодых учёных, политиков и чиновников властных вертикалей.
    Наука незаметно трансформировалась в лейтмотив, основная мысль которого заключается в том, что на сегодняшний день именно науке и образованию принадлежит центральное место в общественном развитии. Их значимость несет революционный характер, представляя собой весьма своеобразную ситуацию: российское сообщество ученых не хочет жить и работать по-прежнему, не умеют и по новому, а "верхи" - научное, политическое и административное руководство, не могут управлять наукой, образованием и обществом по-новому. Необходимы революционные преобразования...
  А.М. Кулькин, А.И Селиванов.
  
  НАУКА В РОССИИ:
  ПРОЦЕСС ДЕГРАДАЦИИ ИЛИ ПЕРСПЕКТИВЫ ЕЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ?
  
  Источник: https://amkulkin.ucoz.com/news/glava_1_nauchno_tekhnicheskij_fenomen_sovetskogo_gosudarstva_ch_1/2015-06-24-117. 2015.
  
   СОДЕРЖАНИЕ извлечений из монографии А.М. Кулькина.
   Досье.
   Раздел первый, глава 1.3. Научно-технический феномен советского государства.
   Оглавление монографии А.М. Кулькина.
   Рецензия на монографию А.М. Кулькина.
  
  
   ДОСЬЕ.
  КУЛЬКИН Анатолий Михайлович (15.12.1928 - 3.12.2014) - специалист в области философии науки и науковедения; д-р филос. наук. Родился в г. Фабричный Алма-Атинской обл. Окончил философский ф-т МГУ (1953).
   Преподавал философию в Моск. инж.-физ. ин-те, на вечернем отделении No 1 в Челябинске-40 (1953-1957); работал редактором, зав. редакцией философской литературы; зам. гл. ред. изд-ва АН СССР (1958-1970). С 1970 работал в ИНИОН - сначала зав. отделом науковедения, а затем - рук. Центра науч.-информац. иссл. по науке, образованию и технологиям. Гл. ред. реферативного журнала "Социальные и гуманитарные науки: отечественная и зарубежная литература. Сер. "Науковедение". Докт. дисс. - "Наука в системе общественных отношений современного капитализма (социально-философский аспект проблемы)" (1987).
  Осн. лейтмотивом в иссл. К. является стоящая перед многими странами проблема выбора исторической перспективы. Выбор пути, ведущий к соц. и экон. прогрессу, как показано в его работах, с необходимостью сопровождается созданием продуманной гос. науч.-техн. политики, разработка к-рой стала стержнем нац. стратегий про-мышленно развитых стран. Россия, как отмечается в одной из монографий К. (1996), не выйдет из охватившего ее кризиса, если не выработает своей науч.-техн. политики и не сделает ее стержнем своей нац.-гос. стратегии. Для решения этой фундам. задачи правительство России должно обеспечить первоочередное развитие структур, ин-тов и механизмов, прежде всего в науке и образовании, гарантирующих опережающее (по сравнению с др. сферами полит., экон. и соц. деятельности) производство науч. знаний. Все цивилизованные страны стремятся финансировать науку на уровне, обеспечивающем нац. независимость. В связи с этим в работах К. рассматриваются интеграционные процессы в сфере науки и производства, механизмы формирования и реализации гос. науч.-техн. политики, эволюция организационных структур и полит. форм организации науч. деятельности, возрастание значения фундам. наук в развитии совр. об-ва. В посл. годы иссл. К. посвящены обоснованию объективной тенденции, суть к-рой состоит не в том, чтобы усилить прак-тич. ориентированность науки, а в том, чтобы поднять науч. уровень промышленных разработок, сделать промышленность способной воспринимать и практически использовать достижения фунд. наук, к-рые сами по себе не должны подчиняться узкопрактич. целям.
  
  СЕЛИВАНОВ А.И. - д.филос.н. профессор, начальник научно-исследовательского отдела АЭБ МВД России
  
  
  РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ, ГЛАВА 1.3. Научно-технический феномен советского государства.
  
  Отраслевой сектор науки - это феномен, порожденный советским государством. В промышленно развитых странах сектора подобного типа, по сути дела, не было. Его заменяет заводской сектор науки, который выполняет функции и занимает в национальном масштабе такие же ключевые позиции, какие в Советском Союзе занимал отраслевой. Только спустя почти 50 лет, по сравнению с СССР, в США и Японии в рамках национальных исследовательских программ стали появляться исследовательские организации, условно говоря, отраслевого типа. В 80-е годы, например, в США были созданы до сих пор действующие исследовательские консорциумы для разработки новых технологий, обеспечивающих технический прогресс и конкурентоспособность какой-либо отрасли производства или группы взаимосвязанных отраслей.
  
  В становлении научно-технического потенциала Советского государства важнейшую роль сыграл отраслевой сектор науки. Но без академической науки и высшей школы создать научно-технический потенциал, сопоставимый с потенциалом США, было бы невозможно. Поэтому кратко рассмотрим эти три составные части научно-технического потенциала России советского периода, в основном на переломе перехода от плановой ("социалистической") экономики к рыночной.
  
  По всем масштабным показателям отраслевой сектор науки в России до начала перестроечных реформ занимал доминирующее положение в национальном научно-техническом потенциале в целом. Здесь было сосредоточено около 75% специалистов, занимавшихся научными исследованиями и разработками, выполнялось 80% объемов всех ИР, в том числе почти 25% объемов фундаментальных исследований, 75% прикладных и около 90% разработок. Самые крупные научно-технические организации, целые комплексы вплоть до наукоградов формировались в отраслях[i]. Характер начатых в России реформ таков, что именно отраслевая наука в большей степени, чем другие звенья научного потенциала страны, этими реформами затрагивается. Она оказывается в самом эпицентре наиболее глубоких трансформаций.
  
  "Вызов" реформ состоит в смене формы собственности, в отказе государства от постоянного содержания отраслевого сектора за счет бюджета, а отсюда - как cнежный ком - ломка прежней системы управления, планирования, финансирования, взаимоотношений с заказчиками-потребителями, изменение функционального спектра и т.д. Возникает необходимость полной реконструкции экономических, организационных, правовых и всех прочих основ деятельности, кроме, пожалуй, творческих аспектов, да и к ним новая обстановка предъявляет целый ряд новых требований. Столь сложные задачи для своего оптимального, т.е. плавного, по возможности без серьезных потерь, решения требуют, во-первых, тщательной и всесторонней подготовки, во-вторых, времени, достаточно длительного переходного периода и, в-третьих, крупных финансовых вложений. Но в силу множества особых российских обстоятельств, политических, экономических и социальных (они хорошо известны), реформы в целом, а соответственно, и реформы в науке, в том числе и в ее отраслевом секторе, пошли таким образом, что ни одно из отмеченных условий не соблюдается.
  
  Отношение правительства к сфере науки в ходе реформ остается многоликим и нестабильным. С одной стороны, оно понимает, что научно-технический потенциал - это одно из двух богатств, которыми страна располагает (второе - природные ресурсы). С другой стороны, наука - богатство мало ликвидное, необходимое скорее для будущего, чем для разрешения сиюминутных острых ситуаций. В нее надо вкладывать деньги, рассчитывая на отдачу в перспективе, это не нефть или алмазы, которые можно немедленно продать и заплатить долги бастующим шахтерам. Во всех странах во все времена при кризисной экономической и социальной ситуации экономят на таких структурах, как наука, культура, образование, ибо им приходится конкурировать за скудные, недостаточные для удовлетворения всех потребностей ресурсы, например, с армией или энергетикой, решением продовольственной проблемы и т.п.
  
  Что же в итоге происходит у нас с отраслевой наукой в годы реформ?
  
  Важнейшей для существования и функционирования любого сектора параметр - финансирование. До реформ отраслевая наука полностью поддерживалась за счет государственного бюджета, в основном - через министерства, частично - от заводов-заказчиков, которым деньги давали те же министерства, частично - через Государственный комитет по науке и технике. По данным ЦИСН, в 1990-1993 гг. основным, почти единственным источником финансовых средств для всех, в том числе и отраслевых, научно-исследовательских организаций оставался госбюджет, хотя большинство министерств было расформировано, и лишь "осколки" их сохранялись в виде разных комитетов и подкомитетов под общей "крышей" Министерства экономики. В этом, кстати, заключается существенное отличие отраслевого сектора от академического и вузовского. В последних прежняя система управления и соответствующий аппарат остались практически без изменений.
  
  Вывод о состоянии дел в подгруппе конверсируемых НИИ и КБ оборонного комплекса представляется однозначным. Программы конверсии из-за сокращения государственных ассигнований фактически развалились. Провал плановой, директивной конверсии оборонных научно-исследовательских организаций одновременно с сокращением профильных работ вызвал к жизни другой ее вид - конверсию, так сказать, стихийную. Приходится браться за любую работу, за любые изделия, лишь бы за них платили. На этом пути очень много издержек самого разного рода, вплоть до криминальных, но есть и здоровая, перспективная "дорожка", связанная с одним из важных общих направлений перестройки научно-технического потенциала страны - его регионализацией. Однако кардинальных решений проблемы все это не дает.
  
  Где же выход? Думается, что есть только один позитивный во всех отношениях вариант - встройка конверсируемого научно-исследовательского потенциала российских оборонных отраслей в мировую систему разделения труда в области высоких технологий и наукоемких производств. Таков магистральный путь всех промышленно развитых стран, и они уже продвинулись по нему настолько, что никаких возвратов и поворотов к автаркии быть не может. Научно-технический прогресс на современном этапе развития мировой цивилизации требует таких усилий, что ни одна, даже самая благополучная и богатая страна не в состоянии самостоятельно продвигаться по всему фронту исследований. "Любая нация, которая по экономическим или политическим причинам выпадает из мировой системы "наука-техника", ослабляет свою техническую базу по сравнению с нациями, действующими в рамках этой системы"[ii]. Для всех, у кого действительно есть, что привнести в интернациональный "котел", место в упомянутой выше системе найдется. Научный задел, оригинальные прекрасные технологии, опыт, квалифицированные кадры - все это у нашего ВПК есть. Может быть, не так много, как нам внушала советская пропаганда, но достаточно, чтобы занять достойное место в общем ряду. Главную роль в решении этих проблем играют политические факторы, политическая стабильность в стране и неизменность курса на всестороннее международное сотрудничество. Весомые шаги по развитию кооперации с зарубежными ведущими фирмами в таких областях, как космические исследования, гражданская авиация, атомная энергетика, уже сделаны. Об этом, в частности, свидетельствует завершение разработки программы совместных работ в рамках соглашения о развитии стратегического сотрудничества между французским концерном EADS (главный акционер "ЭРБАСА") и Российским авиационно-космическим агентством (РАКА). Реализация программы предусматривает российское участие в гражданских программах концерна, охватывающее все этапы создания самолетов: от исследований и поставки материалов до производства. Ценность этого партнерства заключается в том, что это сотрудничество в ближайшей перспективе поможет России самостоятельно выйти на мировой рынок. Надо надеяться на продолжение и расширение такого сотрудничества, ибо объективные предпосылки для этого сегодня есть. Но вряд ли абсолютно все научные организации оборонного комплекса способны найти себя в новых условиях. Какая-то их часть может оказаться не нужной ни нам самим, ни зарубежным партнерам. И их придется просто закрывать. В США, к примеру, в ходе конверсии закрывается целый ряд военных лабораторий, и никто не делает из этого трагедии.
  
  Рассмотрим далее гражданскую часть отраслевого сектора российской науки. Она представляла собой достаточно стройную систему. В каждом министерстве имелся, как минимум, один головной научно-исследовательский институт, часто с филиалами в разных районах страны, а также ряд специализированных КБ, институтов и лабораторий более низких категорий, чем головной. В некоторых министерствах, где подведомственная промышленность четко делилась на подотрасли, головных институтов могло быть несколько, по числу подотраслей. Например, в Министерстве станкоинструментальной промышленности их было восемь. Кроме того, в ряде министерств имелись и головные технологические организации, а также институты технической информации по проблемам соответствующей отрасли хозяйства. Система эта начала создаваться в 30-е годы в ходе индустриализации страны. Строившиеся тогда заводы не располагали крупными исследовательскими и конструкторскими службами, да их и не ориентировали на разработки моделей основной продукции, они должны были только обслуживать текущие нужды производства. Создание же ставящихся на производство моделей - проектирование, изготовление опытных образцов, их испытание, корректировка чертежей - возлагалось на головные институты и КБ. Если возникали новые проблемы и направления, под них создавались новые научно-исследовательские организации, сеть их росла.
  
  Особенно интенсивно процесс роста числа гражданских (да и военных) отраслевых НИИ и КБ шел в первые послевоенные десятилетия - в 50-е и 60-е годы XX в. Он стимулировался тремя обстоятельствами. Во-первых, ростом самих производственных отраслей, появлением новых заводов, новых видов продукции, расширением и модернизацией действующих предприятий - все это происходило под давлением начавшейся "холодной войны". Во-вторых, расширением и усложнением функций руководивших отраслями министерств. Их аппарат, численность которого правительство всегда стремилось ограничивать, решал проблемы своей загрузки простым и удобным для себя способом, создавая в подведомственных организациях подразделения, выполнявшие чисто министерскую работу по сбору данных, учету, подготовке докладов и отчетов, выяснению потребностей в продукции отрасли, составлению различных прогнозов, подготовке приказов и постановлений, организации связей с другими отраслями, с зарубежными странами и т.д. Организуя такого рода подразделения "под себя", министерства и соответствующие отделы, секторы, лаборатории множились в головных институтах и других организациях, как грибы. В-третьих, общеизвестно, что учреждения типа научных центров всегда имеют тенденцию к росту. Тут действуют как объективные, разумные обстоятельства - расширение и углубление тематики, появление новых направлений научного поиска, оснащение лабораторий приборами и стендами, требующими площадей и обслуживающего персонала, - так и известные, неискоренимые законы Паркинсона.
  
  В итоге многие головные институты превратились в крупные, мощные центры с тысячами сотрудников и солидной экспериментальной базой в виде опытных заводов, оснащенных универсальным станочным парком, литейными и прочими вспомогательными цехами.
  
  В то же время в ряде промышленных отраслей происходили процессы, частично как бы размывающие функциональную основу отраслевых НИИ и КБ. Многие крупные заводы наращивали собственные конструкторские и испытательные подразделения, росла квалификация их кадров, так что естественным образом они переходили от простого обслуживания производства к самостоятельному проектированию, стремились сосредоточить весь нововведенческий цикл в своих руках и все меньше нуждались в опеке отраслевых НИИ и в ряде предоставляемых ими прежде услуг. Головные НИИ сохраняли контрольные функции, все новые проекты должны были с ними согласовываться, но это уже совсем иная и зачастую чреватая конфликтами ситуация. Контролер пытался следить за новизной, техническим уровнем, сравнивать с зарубежными образцами, а завод был в первую очередь заинтересован в том, чтобы изделие отвечало производственным возможностям предприятия, его было бы легче освоить и запустить в серию.
  
  В каждой отрасли такого рода процессы шли по-разному, что зависело от характера производимой продукции. Например, предприятия добывающих отраслей - шахты, разрезы и т.п. - никогда не занимались ни проектированием, ни изготовлением необходимого им оборудования.
  
  Мы не хотим сказать, что у данного типа отраслей не было проблем и задач, которые необходимо решать силами всей отрасли, а не в рамках отдельных предприятий. Такие задачи были и всегда будут: стандартизация, типовые методы расчетов различных узлов, уникальное испытательное оборудование и т.д. Более того, сегодня тенденция к развитию отраслевой кооперации в сфере ИР с целью коллективного решения сложных технических проблем (на так называемой "доконкурентной стадии") наблюдается в ряде зарубежных стран, в частности в США и Японии. Происходит это в форме создания отраслевых целевых исследовательских корпораций на время решения той или иной проблемы, в форме организации национальных исследовательских программ и других вариантов внутриотраслевой кооперации с весомым финансовым и техническим (благодаря включению государственных лабораторий) участием государства. Цель такой кооперации - поднять технический уровень всей отрасли на более высокую ступень, укрепить ее позиции на мировом рынке. Наши головные НИИ вполне могли бы выполнять функции, аналогичные отраслевым исследовательским корпорациям. Такие функции они выполняли в прошлом, частично продолжают выполнять и в настоящее время. Проблема - в источниках финансирования.
  
  Переход к рыночной экономике, ее либерализация предполагают упорядочение макропропорций, в том числе и сокращение количественных показателей научно-технического потенциала. Отток кадров из отраслевого сектора является проявлением тенденции к такого рода процессу, который сам по себе не означает ослабления науки РФ. Меньший по числу организаций и работников, но достойно обеспеченный материально, хорошо оснащенный сектор, четко нацеленный на решение актуальных для производства, здравоохранения, сервиса задач, способен сделать гораздо больше и лучше, чем большой, но бедный, рыхлый, засоренный разнообразным "балластом" сектор.
  
  В сложившейся ситуации государственная научно-техническая политика должна быть строго селективной, нацеленной на поддержку и развитие приоритетных направлений и потенциальных "точек роста". В начале реформ политика носила четко выраженный "сохранительный" характер. Психологически понятно желание все сохранить, всем помочь хотя бы понемногу, дать возможность пережить тяжелые времена, а там, глядишь, разбогатеем и все выправится. Но плыть против течения трудно и непродуктивно, принцип "всем сестрам по серьгам" оборачивается против самих "сестер". Правительство в лице Министерства науки и технической политики это понимало. Министр Б.Салтыков четко сформулировал соответствующую позицию (март 1994 г.): "В нынешней социально-экономической ситуации мы вынуждены отказаться от прежних подходов, когда исследования велись широким фронтом по всем направлениям мировой науки. Сегодня из-за недостатка финансов это невозможно. Однако остро стоит задача сохранения в условиях экономического спада лучшей части научно-технического потенциала России и одновременно его адаптирования к требованиям рыночной экономики"[iii]. Понимает ли ситуацию Министерство промышленности, науки и технологий РФ - покажет время.
  
  Принята программа поддержки ряда отраслевых институтов, признных "государственными научными центрами Российской Федерации". На конец 1995 г. насчитывался 61 такой центр. В принципе это верное решение, вопрос лишь в способах отбора организаций, включаемых в число "спасаемых", с одной стороны, и целесообразности поддержки этих организаций в полном составе, без реконструкции - с другой. Здесь не обойтись без ошибок, однако, если государство удержит основной костяк отраслевой науки, база для ее возрождения, по мере того как производство будет оживать, сохранится. Вероятно, сектор возродится не в той форме, в какой он существовал до реформ, а за счет заводской, фирменной науки, которая так сильна в передовых странах зарубежного мира.
  
  В АКАДЕМИЧЕСКИЙ СЕКТОР НАУКИ РФ, по данным официальной статистики науки, входят три академии: Российская академия наук, Российская академия сельскохозяйственных наук и Российская академия медицинских наук. Все они унаследованы Россией от бывшего СССР. Мы ограничим свой анализ некоторыми аспектами процесса институционализации только Российской академии наук (РАН), так как она по значимости, масштабу и роду своей деятельности весьма существенно отличается от других академий. Во-первых, в ее институтах проводились и проводятся главным образом фундаментальные исследования, в этой области у нее не было и до сих пор нет конкурентов. Академия наук в России - это прибежище для ученых, посвятивших себя фундаментальным исследованиям. Такая особенность сформировалась исторически. В этом ее сила и в то же время причина враждебного отношения к ней тоталитарной власти (политического руководства Советского государства). К этому историческому факту мы еще вернемся. Во-вторых, Академия наук вносила существенный вклад в развитие научно-технического потенциала страны, результаты исследований академических институтов были гарантией успешного развития отраслевого сектора науки. Логика нашего анализа диктует нам необходимость совершить небольшой исторический экскурс.
  
  Научная жизнь дореволюционной России (1917) развивалась по двум направлениям. Первое было представлено научными обществами, в число которых входила Академия наук, а второе - высшей школой. После революции 1917 г. организационная структура науки претерпела кардинальную перестройку. По инициативе новой власти происходит процесс интенсивной централизации управления наукой. Переезд Академии наук СССР (так она была названа в 1925 г.) в Москву (1934), введение нового устава (23.11.35) подчинили Академию наук непосредственно правительству. В 30ќе годы XX в. в системе Академии создаются Институт философии и Институт экономики, а также вне Академии - гуманитарные вузы университетского типа: Институт истории, Институт философии и литературы (ИФЛИ) в Москве и Ленинграде. В конце 30 х - начале 40ќх годов они слились с Московским и Ленинградским университетами. Новая власть все эти институты рассматривала как опору для пропаганды марксизма-ленинизма и идеологической обработки населения страны, в первую очередь интеллигенции. После Второй мировой войны, с началом "холодной войны", один из инициаторов которой был У.Черчилль (речь в Фултоне в 1946 г.), политическое руководство СССР стало проводить политику активной поддержки фундаментальной науки. В 50-60ќе годы в системе Академии наук создаются: сибирское отделение, научные центры (уральский и дальневосточный), Центр биологических исследований в Пущино и Центр химических исследований в Черноголовке (Московская область), ряд новых исследовательских институтов естественно-научного профиля и научно-исследовательский флот. На Академию наук СССР возлагается координация деятельности академий союзных республик.
  
  Несмотря на все это, в отношениях между Академией наук и политическим руководством страны постоянно чувствовалась настороженность, переходящая в напряженность. В чем же заключается причина таких отношений? Она состоит в несовместимости основополагающих принципов тоталитарного режима и норм научного этоса. Дело в том, что, здесь уместно еще раз напомнить, обеспечение свободы научных исследований предполагает автономию науки, создание демократического механизма постановки целей и выбора приоритетных направлений научных исследований - все это тоталитарная система просто органически не приемлет. Об этом свидетельствуют многочисленные исследования феномена науки в тоталитарном государстве (см., например, сдвоенный выпуск журнала "Философские исследования". - М., 1993, No 3-4).
  
  Большинство ученых понятия не имеют об этносе научного сообщества, о его принципах и нормах, но интуитивно ведут себя в соответствии с ними и отстаивают этническую автономию науки и свободу научных исследований. Фундаментальные исследования - это такой вид (род) деятельности, при котором, как мы отметили выше, соблюдение "академических свобод" является необходимым условием не только успешности, но и самой возможности такой деятельности. Поэтому все попытки навязать ученым академического типа цели исследования извне бессмысленны. И когда представители власти вмешиваются в сферу их исследований, они сопротивляются, защищая свой "мир творения", потому что без него утрачивают смысл жизни. Таких людей немного, и общество может позволить себе достойно содержать их - они этого заслуживают.
  
  Вернемся к проблемам академической науки сегодняшнего дня. В РАН сосредоточено более 70% занятых во всем академическом секторе специалистов, выполняющих исследования и разработки, специалистов с высшим образованием, с учеными степенями и около 80% докторов наук. Что касается распределения объемов исследований и разработок между академиями, то Российская академия наук лидирует тут даже более отчетливо, чем по показателям численности сотрудников. На нее приходится 75-78% общего объема ИР сектора и 85-90% объема всех фундаментальных работ. Велика доля РАН и в прикладных исследованиях (60-66%), и в разработках (60-77%)[iv]. Если по динамике кадров академический сектор демонстрировал картину, весьма разительно отличающуюся от ситуации в отраслевом секторе, то по показателям объемов ИР качественной разницы не наблюдается. В 1990-1991 гг. объемы держались на одном уровне, но с 1992 г. началось падение, достигшее в 1993 г. почти 50%. Сократились все виды работ - фундаментальные исследования (47%), прикладные исследования (37%) и разработки (70%). Соответственно, соотношение видов ИР несколько изменилось в пользу прикладных и в ущерб разработкам (там же, с.128).
  
  В годы реформ обращает на себя внимание неравномерность спада финансирования в разных организациях, большой разброс динамики объемов работ от института к институту. Объяснить это можно несколькими причинами. Прежде всего, по-видимому, сказываются происходящие за рассматриваемый период изменения в составе источников финансирования. Если в 1990-1992 гг. это был фактически только госбюджет, причем главным образом в форме прямых дотаций, то с 1993 г. все более заметную роль начинают играть такие источники, доступ к которым возможен лишь на конкурсной основе. В какой-то мере это относится к участию в государственных научно-технических программах, возглавляемых Министерством науки и технической политики, и полностью - к получению грантов от Российского фонда фундаментальных исследований, других набирающих силу фондов, в том числе региональных, а также к договорным работам по заказам заинтересованных потребителей.
  
  Обстановка переходного периода, когда прежние плановые механизмы разрушены, а новые еще не отлажены, меняются схемы управления и его формы, выдвигает на одно из первых мест субъективные факторы, в первую очередь, деловые качества и возможности руководителей институтов и лабораторий, их авторитет среди управляющих структур, личные связи, степень участия в распределении средств, доступ к президенту, премьер-министру, министру. Короче говоря, среди "равных" есть "более равные", которым удается обеспечивать сравнительно благополучное положение своего института или центра.
  
  Наконец, рассматривая финансовое положение академических институтов и других научных организаций сектора, необходимо отметить два очень существенных в этом плане обстоятельства, возникших в ходе реформ: появление зарубежных источников финансирования и превращение академий и их организаций в собственников государственного имущества, которым они прежде пользовались. В уставе РАН записано: "Основным источником финансирования деятельности Российской академии являются средства государственного бюджета России. Дополнительными источниками могут служить... средства, получаемые от договоров, соглашений, контрактов с заинтересованными заказчиками России и других государств"[v]. Кроме того, в уставе зафиксировано: "Академия наук имеет в собственности здания, сооружения, суда научно-исследовательского флота, оборудование, приборы, транспортные средства, средства связи и другое имущество, а также имущество, обеспечивающее развитие РАН и удовлетворение социальных потребностей работников Академии (жилой фонд, поликлиники, больницы, санатории, дома отдыха, пансионаты, гостиницы и др.)" (там же, с.5, п.7). И хотя устав предусматривает также, что "РАН является некоммерческой организацией", возможности использования безвозмездно полученной собственности, особенно недвижимости, дают широкий простор для самых разнообразных вариантов, в том числе и появления реальной возможности повышения благосостояния сотрудников Академии.
  
  Рассмотренные нами процессы и изменения, происходящие в академической науке, т.е. внутри исследуемого здесь объекта, инициированы извне теми реформами, которые разворачиваются, нередко в самых разрушительных формах, в народном хозяйстве, политике и государственном устройстве страны в целом. Очевидно, что не менее важен и другой план - преобразования, инициируемые внутри самой академии. Здесь мы можем лишь констатировать, что Академия как бюрократическая структура дореформенных времен с присущей ей спецификой оказалась не только сугубо консервативной, но и весьма прочной, мало способной к самореформированию. Это обстоятельство в условиях острого системного кризиса в стране сыграло положительную роль. Академический консерватизм уберег фундаментальную науку от разрушения. Ее освобождение от административно-бюрократических оков, наследия тоталитарной системы, неизбежно в ближайшей перспективе при прочих благоприятных условиях, но оно произойдет в процессе сотрудничества с исследовательскими университетами, доля которых в научно-техническом потенциале страны будет постепенно возрастать.
  
  В настоящее время академическое сообщество находится в смятении, современные российские политики своими реформами обрекают ученых на нищету и тем самым на новую волну эмиграции, за которую страна долгие годы будет расплачиваться огромными духовными и материальными потерями.
  
  ТРЕТЬЯ СОСТАВНАЯ ЧАСТЬ НАУЧНО_ТЕХНИЧЕСКОГО ПОТЕНЦИАЛА -ЭТОВЫСЩАЯ ШКОЛА. Любая сфера человеческой деятельности в современном обществе, как известно, связана с наукой, доступ к которой возможен только через систему образования. Она монополизировала все пути, ведущие на разные уровни социальной структуры общества. Научное сообщество, чтобы сохранить себя в качестве устойчивого социального формирования, должно социально воспроизводиться. Эту функцию и выполняет высшая школа, осуществляя подготовку научных кадров.
  
  При советской власти высшая школа была одним из немногих социальных институтов, в которых интересы общества и государства более или менее сочетались друг с другом. Для советского общества высшая школа была инструментом вертикальной социальной мобильности, институтом нобилитации для групп, занимавших в обществе сравнительно низкое положение, и способом, по крайней мере, сохранить или подтвердить свое общественное положение для групп, которые его уже достигли. Советская высшая школа ни в какой мере не выполняла той роли, которую выполняли университеты на Западе, она не была школой демократии, не сохранила в своей памяти никаких следов академических свобод. Конец послереволюционным "разбродам и шатаниям" был положен известным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 23 июня 1936 г. "О работе высших учебных заведений и о руководстве высшей школой"[vi], которое фактически стало сталинским уставом высшей школы, продолжающим действовать до сих пор.
  
  Система высшей школы никогда не была единой, она была корпоративной, ведомственной, притом некоторые корпоративные структуры имели разные, практически изолированные друг от друга системы высшего образования: подготовка государственно-партийных кадров в системе партийного образования, военных кадров, дипломатического корпуса, кадров государственной безопасности и МВД и т.д. Шел процесс обособления подготовки специалистов для ВПК, которая концентрировалась в немногочисленных вузах и на их отделениях в закрытых городах. По мере того, как структура народного хозяйства СССР усложнялась, высшая школа становилась все более тесно привязанной к этой структуре. В 1985 г. высшая школа осуществляла обучение студентов более чем по 400 специальностям (в рамках этих специальностей выделялось около 1300 специализаций).
  
  Практика, при которой номенклатура специальностей строится в соответствии с прогнозируемыми потребностями народного хозяйства, возникла в результате реализации доктрины высшего образования, которую последовательно развивал Н.И.Бухарин. Ее практическое воплощение в жизнь стало одним из факторов консервации пропорций в народном хозяйстве и фундаментальным препятствием в распространении инноваций. При стационарности процессов в народном хозяйстве, эволюционном характере его развития такая система отношений между производством и высшей школой давала возможность быстро увеличивать масштабы производства, не меняя принципиально его характера и технологического уровня, упрощала использование специалистов: нет рынка труда с его риском, сложностью выбора, периодической сменой специальностей, необходимостью радикальной их переподготовки. Специалисты, подготовленные в этой системе, как правило, были мало склонны к самостоятельным решениям, риску, их инновационные способности проявлялись там, где возможные убытки от технических ошибок не имели большого значения. "Бухаринская доктрина высшей школы пережила не только автора, но и страну, в которой она возникла". Когда эксперты Минобразования утверждают, что "реальные потребности народного хозяйства России в специалистах удовлетворяются только на 25% по основным и всего на 1% - по новейшим специальностям, они свидетельствуют, что продолжают мыслить в рамках бухаринской модели"[vii]. При структурной перестройке народного хозяйства, когда поток инвестиций ежегодно меняет направление, подобные выкладки теряют всякий смысл. В настоящий момент "абсурдны попытки угадать эти потребности на четыре-пять лет вперед и централизованно планировать подготовку специалистов. Необходимо менять модель подготовки специалистов, а не пытаться решить задачу в рамках заведомо негодной концепции их подготовки. Одно из направлений изменения этой модели - "фундаментализация" высшей школы, так как давно признано, что углубленная подготовка даст возможность выпускникам вузов более уверенно чувствовать себя на рынке труда. Другое направление, актуальность которого становится все более очевидной, - ее "регионализация": высшее образование должно во все большей степени быть ориентировано на местные нужды" (там же).
  
  ССЫЛКИ
  
  [1] Кстати, проблема людских ресурсов отчасти решалась оригинальным образом, характерным для тоталитарного режима. В начале 50 х годов XX в. проходит очередная волна репрессий, в результате которых пополнился контингент заключенных - бесплатной рабочей силы. Они использовались на строительстве многочисленных закрытых объектов, в том числе и наукоградов. Весьма символично, что закрытые города (объекты) заключенные строили в строго охраняемых зонах. После завершения основных работ им на смену в зону прибывали специалисты, которые устанавливали оборудование (научное и производственное), создавали соответствующие лаборатории, строили заводы - в конечном итоге объект начинал функционировать, но зона сохранялась в прежнем виде, теперь в ней жили и работали вольнонаемные научные, технические сотрудники и рабочие разных профессий.
  
  [i] Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Структура и динамика научно-технического потенциала России. - М.: Эдиториал УРСС, 1996. - С.83.
  [ii] Fusfeld H.I. Technical enterprise: present and future patterns. - Cambridge (Mass.), 1986. - P.304.
  [iii] Российские вести. - No 38 (462). - 3 марта 1994. - С.15.
  [iv] Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Указ. соч., с.120-121.
  [v] Устав Российской академии наук. - М., 1992. - С.5, п.8.
  [vi] Высшая школа. Сборник постановлений. - М.: Высшая школа, 1978. - Ч.1.
  [vii] Арапов М.В. Наука и высшая школа. В кн.: Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Структура и динамика научно-технического потенциала России. - М.: Эдиториал УРСС, 1996. - С.167.
  
  2015
  
  
  Наука в России
  ИСТОЧНИК: https://amkulkin.ucoz.com/news/recenzija_na_monografiju_a_m_kulkina_nauka_v_rossii_process_degradacii_i_perspektivy_ee_vozrozhdenija/2015-02-02-15
  А.М. Кулькин
  НАУКА В РОССИИ:
  ПРОЦЕСС ДЕГРАДАЦИИ ИЛИ ПЕРСПЕКТИВЫ ЕЕ ВОЗРОЖДЕНИЯ?
  РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
  Институт научной информации по общественным наукам
  Москва, 2015
  Монография является результатом двадцатилетнего сотрудничества с Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ)
  Проекты: No 93-06-10144-а; 96-06-80389-а;
  97-06-80221-а; 99-06-80338-а;
  02-06-80004-а; 02-06-80465-а; 05-06-80000-а
  
  ОГЛАВЛЕНИЕ
  
  Пролог
  -
  Альтернатива марксизму
  -
  Грандиозный социальный эксперимент
  -
  Вакуум власти
  -
  Раздел первый
  НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ СОВЕТСКОГО ТОТАЛИТАРНОГО ГОСУДАРСТВА
  -
  1.1. "Этос советской науки" -
  1.2. Система управления наукой в советский период -
  1.3. Научно-технический феномен советского тоталитарного государства
  -
  Раздел второй
  РАЗРУШИТЕЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ "ПРИВАТИЗАЦИИ" - МЕГАБАРЬЕР НА ПУТИ РОССИИ В ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО
  -
  2.1. Криминальная приватизация -
  2.2. Несостоявшееся внешнее управление Россией -
  Раздел третий
  ТУРБУЛЕНТНЫЙ ЭТАП СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ
  -
  3.1. Упущенный шанс: Почему Россия не вписалась в неолиберальную парадигму мирового социально-экономического развития -
  3.2. Слабость государства порождает криминальную среду и преступность -
  3.3. Что же дальше?
  -
  Раздел четвертый
  ПРОЦЕСС ДЕГРАДАЦИИ НАУКИ
  -
  О необходимости смены стратегических ориентиров научно-технологической политики -
  4.1. Этапы деградации науки -
  4.2. Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) -
  принципиально новая для России организационно-управленческая структура науки -
  4.3. Разнородные интеллектуальные менталитеты -
  4.4. Стратегические ориентиры научно-технологической политики -
  Раздел пятый
  ИНФРАСТРУКТУРА ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИИ: СОСТОЯНИЕ, СТАНОВЛЕНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ
  -
  5.1. Постановка проблемы исследования -
  5.2. Методы и способы решения поставленных задач -
  5.3. На грани катастрофы -
  5.4. Партнерство науки и власти: временный компромисс -
  5.5. Стремительный рост чиновничества -
  Раздел шестой
  К ВОПРОСУ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ НАУЧНОЙ СТРУКТУРЫ С ПРАВАМИ САМОУПРАВЛЕНИЯ
  -
  6.1. Концепция "академической свободы": Становление, эволюция и перспективы -
  6.2. Минобрнауки РФ - олицетворение абсурда -
  6.3. Место и роль Российской академии наук в научно-техническом потенциале страны -
  6.4. Государственная принципиально новая научная структура с правами самоуправления -
  Раздел седьмой
  ТЕРНИСТЫЙ ПУТЬ РОССИИ В ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО
  -
  7.1. Специфика информационной экономики -
  7.2. Становление новой организационно-управленческой системы -
  7.3. Между двумя эпохами: индустриальной и постиндустриальной -
  7.4. Иного не дано
  -
  7.5. Вездесущая административно-бюрократическая аура
  -
  ПРИЛОЖЕНИЯ -
  Приложение 1. Перечень научных организаций, за которыми сохраняется статус государственного научного центра Российской Федерации
  -
  Приложение 2. Как нам реформировать прикладную науку (К.В. Киселёв, исполнительный директор Центра "Открытая экономика")
  -
  Приложение 3. Экспертная оценка нового Устава Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ)
  -
  Приложение 4. Краткое изложение концепции принципиально новой государственной научной структуры с правами самоуправления
  -
   -
   -
  РАЗДЕЛ VIII (из непубликуемого). О первоочередных задачах Российского сообщества ученых: актуальные проблемы
  -
  РЕЦЕНЗИЯ на монографию А.М. Кулькина "Наука в России: Процесс деградации и перспективы ее возрождения?"
  -
  •
  
  Селиванов А.И.
  д.филос.н. профессор,
  начальник научно-исследовательского отдела АЭБ МВД России
  РЕЦЕНЗИЯ
  
  на монографию А.М. Кулькина "Наука в России: Процесс деградации и перспективы ее возрождения?"
  Основания динамики науки как культурного явления и как социального института во всем сложном переплетении собственно научного познания и научных идей, с одной стороны, и осуществления наукой социальных и культурных миссий, организации и управления наукой, финансового, материально-технического, кадрового, информационного (и т.д.) обеспечения науки, с другой - это сложнейший комплекс. От понимания его природы, глубины анализа в ту ли иную эпоху, в той или иной культуре решающим образом зависит позиционирование науки в каждой национальной культуре и в мире в целом. Неспроста вновь и вновь появляются попытки разобраться в переплетении социально-культурных детерминант научного развития. Одна из таких попыток предпринята в работе известного специалиста по науковедению А.М.Кулькина. Эта попытка особенно важна потому, что она предпринята в исторический для всей российской науки момент - момент принципиального реформирования РАН РФ. Реформирования, которое решает судьбу будущего российской науки на ближайшие десятилетия.
  В рецензируемой работе критически разбирается опыт управления наукой в советский период, в постсоветское время (вплоть до современного периода) и делается вывод о том, что ни та, ни другая системы не способствуют эффективному развитию науки. По мнению автора монографии, выход их этого тупика предлагает сама объективная история, которая на смену и капитализму, и социализму ведет новый тип общества, культуры, цивилизации - информационное общество, в котором науке будет отведена заслуженная - ключевая - роль в развитии общества, наука перестанет третироваться социальными институтами тех или иных социально-политических систем и отдельных персонажей различных политических режимов. Реальная мощь науки встанет на твердую почву соответствия потребностям объективной реальности (информационного общества) как объективным потребностям передового человечества.
  Автор книги по-прежнему считает, что на данный момент наиболее удачный опыт и социальную модель развития науки предлагает модель США и хотя в данной работе автор существенно меньше, чем в прежних работах, педалирует на удачности именно американского опыта, но фактически именно последний оказывается единственной оптимальной моделью, которая, о мысли автора, в большей степени соединяет в себе два главных требования к организации науки - академической свободы и масштабного финансирования. К сожалению, автор не принимает во внимание и не вовлекает в свои оценки того широко известного факта, что США - не просто государство-банкрот, которое существует в долг всему миру, но еще и жуирующий банкрот, который все отрасли своего хозяйства, в том числе науку, топит в деньгах в долг всему миру и за счет всего мира - что за Вторую мировую войну, когда Европа и Россия понесли гигантские потери, состояние Америки в пересчете на одного американца выросло в 4 раза; что США с населением в 5% поглощают до 50% мировых ресурсов и никакая другая страна этого позволить себе не может потому; что если все человечество будет потреблять так, как США, все разведанные и используемые ресурсы планеты закончатся в течение 5 лет, и потому американская модель - уникальна, она не может быть воспроизведена. Приводимые же в качестве образцов организации труда, системы менеджмента, государственного управления прагматические концепции Ф.Тейлора, П.Дракера, Ф.Хайека базируются и стали успешными в первую очередь именно поэтому, а во-вторых - благодаря тому, что выросли из культуры американского прагматизма, разработаны американцами для американцев, в расчете именно на американского человека и потому оказались эффективными. Без анализа этого общекультурного фона рассуждения лишь о науке становятся абстрактными. Причем, при сопоставлении моделей организации науки у автора порой проскальзывают эмоции, которые в ходе оценок приводят еще и к тому, что происходит сравнение "всего хорошего" "у них", в Америке, и "всего плохого" "у нас". Причем, дается в целом критическая оценка эволюции российской науки от советской науки до современности, за редким исключением (например, краткая, буквально тезисная, позитивная оценка опыта организации отраслевой науки в СССР). Странно и то, что принципиально иные, но оказавшиеся не менее эффективными в последние два десятилетия науки Индии и Китая никак не фигурируют и не исследуются как модели.
  Двумя основными принципами, сочетание которых в идеале должно лежать в основании современной науки, А.М.Кулькин считает принцип "академической свободы" в организации науки и научной деятельности и обширного (достаточного) и самим научным сообществом распределяемого бюджета науки. При этом, если по первому принципу автором приводится довольно много аргументов и примеров, проводится анализ, в частности, делается вывод о несовместимости тоталитарных режимов принципу академической свободы, их органической чуждости науке вообще, то второй принцип остается латентным и слабо проясненным. Причем, слабость аргументации того, на основании чего, в каких объемах, кем и в чьем лице и т.д. общество (или государство?) должно финансировать науку - не недостаток данной конкретной работы, а общая "болезнь" научного сообщества. Это является слабым местом всего научного сообщества и его руководителей - по большому счету, и те и другие привыкли (порой искренне) считать, что финансировать научную работу - это святая обязанность государства, общества и этого просто почему-то не понимают некоторые руководители той ли иной страны, оказываются органическими не приемлющими этого те или иные политические режимы. Однако именно из этой установки следует генеральная задача научного сообщества, в сущности своей романтически-просветительская - объяснить чиновникам роль науки, найти путь к пониманию ими этого, причем, с абсолютной уверенностью, что именно на пути понимания простой истины необходимости науки со стороны руководителей сообщества лежит ключ к дверям от финансирования науки. И авторы, поддерживающие данную идеологему, в том числе А.М.Кулькин, пытаются сделать все для того, чтобы "достучаться" до умов и сердец власть предержащих, как на уровне теории, так и в своей практической деятельности. При этом оказывается, что основной вектор требований и упреков (в том числе в монографии) повернут от науки - к государству и стране, по всей видимости, в уверенности, что внутри самой РАН и российской науки - все хорошо, что наука сама разберется в своих проблемах, если власть не будет ей мешать, а будет исполнять свой долг - помогать науке. Однако и это совершенно не так, о чем несколько позже.
  В действительности современная наука - это социальный институт, а не клуб любителей научного познания, что в рамках либеральной буржуазной модели демонстрируется наиболее прямолинейно. Потому наука в принципе не может быть свободной от общества до такой степени, к которой в идеале устремляет "академическая свобода" и ожидают научные романтики. То, что наука не может быть свободной от общества - это объективная данность, но если оценивать ее, то это не только "плохо", но и "хорошо". Плохо потому, что это всегда, порой чрезмерно, связывает творчество. Но хорошо потому, что на деле чрезмерная "свобода" столь же разрушительна, как чрезмерный диктат - так, например, именно значительная, а порой просто полная оторванность от задач и потребностей общества и государства, неспособность ответить на вызовы эпохи привела к тому, что по целому ряду направлений науки РАН, в первую очередь социально-гуманитарных, находится сегодня в плачевном состоянии. Ведь на деле современное состояние российской науки не альтернатива "академической свободе", а ее результат. В поздние этапы постсоветского периода, как ни парадоксально, именно проблема академической свободы была решена наиболее радикально, пожалуй, за всю историю развития российской Академии наук, причем, абсолютно логично для либеральной власти, которая сказала - вот тебе, научное сообщество, требуемая свобода, в твою жизнь и деятельность государство и общество не вмешиваются, правда, за небольшие деньги - причем, все же продолжая платить за эту бесконтрольную свободу бюджетные (!) деньги. Научному же сообществу, видимо, необходима академическая свобода за еще большие деньги. Но тогда закономерный вопрос - а при чем здесь свобода? Ведь давно известен железный закон бюджетирования - кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому на деле нормы научного этоса в виде идеологемы "чистого знания" и "академической свободы" на деле трудно совместимы не только с тоталитарным режимом, но и с любым другим, кроме американского в указанном выше смысле. Во-первых, просто потому, что "чистая наука" это не что иное как утопия, а во-вторых, потому что наука действительно должна быть ответственным и подотчетным обществу и государству социальным институтом, а не клубом ученых, финансируемых за счет общества. Она должна проблематизироваться, направляться, стимулироваться практикой и нести ответственность перед социальной практикой, проверяться ею. Причем, в истории России (и не только России) были периоды, когда государству было жизненно нужны научные результаты и для их достижения оно просто уничтожило свободу и жестко, порой даже жестоко, принудило ученых работать эффективно. Однако это не снимает, а лишь усложняет проблему жесткой привязки науки к общественной практике.
  Ну а развитие науки в современной российской государственной системе с сильнейшим креном в область феодально-криминальных отношений действительно вообще является нонсенсом. Тем более является нонсенсом пытаться найти путь к умам и сердцам власть предержащих, и не нужно удивляться, что так "повезло Курчатовскому институту" - конечно повезло, если его директор брат лучшего друга Президента РФ.
  Однако самым страшным в призыве интеллектуалов к абстрактной свободе является другое. Высокая степень сходства отдельных идей радикальной либеральной идеологии с принципами "академической свободы" при определенной усталости научной интеллигенции от социально-исторических обстоятельств, от диктата государства, препятствующих развитию науки и творчества, приводит как минимум - к ошибочным идеям, а как максимум - к сознательному участию в разрушительной идейной и социальной активности, к отходу от принципа служения народу и Отечеству, присущих традиционной русской интеллигенции. Наука из инструмента познания истины превращается в инструмент идеологической и социальной борьбы и при этом наука перестает нести в себе научные принципы - особенно принцип критичности, ради идеи "свободы" даже вставая на сторону псевдонауки, разрушительных идеологических учений и стоящих за ними социальных технологий, являющихся основой деконструкции всякого сущего, разрушения реальности, как это случилось в том числе в России и продолжается в направлении усиления разрушения российской государственности и установления на ее территории американского протектората либо превращения России в полную колонию Запада. Потому что, как широко известно после серии публикаций, культурное сообщество также вполне управляемо и направляемо с использованием специальных технологий. Такие технологии, использующие искренний энтузиазм деятелей науки и культуры, активно разрабатываются и внедряются в странах Европы и России уже около 50 лет, усилиями разведывательно-диверсионных структур (особенно ЦРУ) направляя активность идейных и социальных усилий в общее русло разрушения любой - кроме американской - культуры и цивилизации (см. особенно книгу внимательной английской исследовательницы, изучившей больше 30 мировых архивов: Френсис Стонор Сондорс. ЦРУ и мир искусств: культурный фронт "Холодной войны". М., 2013). Поэтому не странно, а вполне закономерно и рукотворно распространение иллюзий превосходства американского образа жизни и в России. Все дело в том, что либерализм не просто "лжив, увертлив, трудно уловим", как отметил еще русский композитор В.Гаврилин, но в американском прагматическом варианте он еще цинично жесток и технологически изощрен. Поэтому "академическая свобода" в ее абстрактных, оторванных от земли формах оказывается абсолютно беззащитной от ловких технологов и мошенников от либерализма, собственной иллюзорностью и утопичностью создавая почву для антинаучности и деконструкции сущего. Поэтому тот факт, что искренние научные работники попадаются в идеологические ловушки не странен. Вот и в работе А.М.Кулькина встречаем дифирамбы в адрес одного из эпицентров развертывания американских технологий в России - центра ИНСОР. Продавливание проамериканской, в сути своей компрадорской либеральной модели с беззастенчивым использованием псевдонаучной оболочки, за которой скрывается разрушительная агрессия - давно понятная научному сообществу технология ИНСОР, в связи с чем после серии разоблачений по крайней мере ссылки на него со стороны власть предержащих перестали носить открытый характер (см. обширную дискуссию вокруг очередного доклада ИНСОР на страница журнала Власть No6-8, 2011). Еще один дискуссионный момент связан с предложениями автора относительно системы управления наукой. В целом, они сводятся к двум принципам - 1) управлять должны ни в коем случае не чиновники, а сами ученые и 2) должен быть прямой контакт науки и Президента РФ в виде должности советника Президента РФ по науке, который должен занимать Президент АН РФ.
  Однако принцип управления наукой самими учеными, как видели, не всегда эффективен. Относится это и ко второй основной идее автора о советнике Президента РФ. Скорее, речь должна идти об эффективной современной системе управления, которая должна быть основана на научных исследованиях и выполняться специализированными подразделениями, ответственными за это. На сегодня же научного инструмента выстраивания политики РАН - научной, кадровой, институциональной, коммерческой - и осуществления стратегического управления, планирования, проектирования просто не существует. Фактически, эти функции выполняют руководители институтов и их сотрудники (повторяя модель управления страной - руководители и их "советники", причем, использование идей "советников" измеряется не качеством идей, а близостью к уху или скоростью бега до кабинета начальника). Сами же советники в своей деятельности основываются либо на зарубежном опыте (то есть мыслят абстрактно), либо на собственном понимании развития отрасли научного знания (что не тождественно объективной потребности, как и любое мнение), либо на опыте взаимодействия и связях в отношениях с отдельными персонажами во властных и деловых структурах (то есть в русле чисто феодальных отношений отстаивая интересы своей "вотчины" в виде института), ну или либо откровенно в русле осуществляемой их руками зарубежной технологии управления российской наукой. На самом деле, все предлагаемые модели и предложения, в том числе те, которые высказаны в ходе обсуждения реформы РАН, не мешало бы (давно!) проверить с помощью и на основе научных исследований, разработать и обсудить сценарии развития РАН в условиях современной социальной динамики и т.д. Однако, похоже, что за 20 пореформенных лет такой работы проделано не было ни внутри академии как социального института, ни внутри уполномоченных на то институтов и научных подразделений РАН. Пока не грянул гром и "научные мужики" тоже не стали "креститься", то есть ничего не исследовали и не разрабатывали. Более того, вновь "как всегда" - когда в мире уже давно сформирована модельно-сетевая организационная система (о чем пишет и автор в монографии), в том числе с транснациональными фрагментами, наша страна отстает в развитии управления, в механизмах интеграции в мировое научное сообщество при условиях паритетной национальной выгодности и конкурентности, не имеет опыта и концепции эффективного взаимодействия вертикально-интегрированных структур с сетевыми структурами в различных сферах науки и на междисциплинароном уровне.
  Поэтому на деле, исходя их азов программно-целевого управления, основной задачей должно являться выстраивание целевой управленческой политики, что требует институциализации специализированного исследовательского подразделения внутри РАН и его институтов, предложения и расчеты которого лишь и могут быть основанием для принятия управленческих решений как коллегиальными органами управления (Ученые советы РАН и институтов), так и директорами институтов. В связи со всем сказанным еще одно наблюдение - традиционное использование концепта "научно-техническая политика" требует замены на концепт "научная политика". Дело в том, что научно-техническая политика, как показывает практика, приводит к сосредоточению в первую очередь именно на технической и технологической политике, на политике в области разработки инновационных технологий (так нужных всеми миру и Западу) - но ни в коем случае не на политике управления в сфере науки. Отсутствие даже постановочной проблемы о разработке политики в области социально-гуманитарных наук, социально-гуманитарных технологий, организационно-управленческих технологий, в том числе применительно к самой науке, создает феномен управленческого хаоса в науке, отсутствия у российской науки собственных обеспечивающих управление аналитических технологий, маркетинга, обеспечения безопасности, конкурентоспособности, PR, взаимодействия с обществом и системами государственного и корпоративного управления и т.д. Причем, автор рецензируемой работы представляет Институт научной информации по общественным наукам, то есть, института, предназначенного в первую очередь исследовать научную динамику и обеспечивать научной информацией научное сообщество в сфере социально-гуманитарных наук, в том числе в сфере технологий управления наукой. Именно здесь, кстати, лежит решение многих острых проблем, которые поднимаются в монографии, в том числе ответ на вопрос о науке в современном российском обществе. Наука в ее абстрактном виде, "наука вообще" не существует как феномен и не может развиваться.
  Селиванов А.И.
  д.филос.н. профессор,
  начальник научно-исследовательского отдела АЭБ МВД России
  ________________________________________
  2015
  
  Послесловие. Подборку информации о монографии А.М. Кулькина для Интернет-журнала М.Е. Мошкова "Самиздат" выполнил инженер Гребенченко Ю.И. г. Волгоград, 2024г. 26 апреля, 18:15.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"