Говда Олег : другие произведения.

Сабля и знамя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Для всех, кому нравится тема Запорожья, славянская мифология, ранний Гоголь и мои потуги как-то все это объединить - начинаю выкладку третьей части приключений молодого запорожского казака и ведуна-характерника Тараса Куницы. Поиски отца и спрятанного им штандарта архистратига Михаила продолжаются. На сей раз, из-за козней нечисти, путь героев лежит прямиком в Ад. Но, кому от этого будет хуже, надо еще посмотреть. Прода от 23.10.15
  
   Книга третья
   из цикла 'Казацкие небылицы'
  
  
   'Здесь страх не должен подавать совета!..'
   Данте Алигьери
  
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
   Глава первая
  
   От одного краю небосклона к другому, с юга на север, а может и наоборот, стелется пыльный шлях. Откуда он взялся, не помнил никто. Может, протоптали его лошади казаков и ордынцев, а может - чумаки накатали телегами и притрусили солью, возвращаясь с Гнилого моря. Вот только в лихие годы христианский люд предпочитал обминать его десятой дорогой, и пылили по шляху только пестрые чамбулы басурман, да плелись в Крым вереницы пленников и обозы с добычей. А потом, на долгие месяцы, словно вымирало все вокруг. И шлях зарастал такой же травой-муравой, как и везде, разве что ниже и жиже. Но не столько зоркий, как опытный путешественник всегда мог отыскать его среди бескрайней степи по высоким могилам и каменным бабам. И еще - по белеющим костям...
   Уже далеко пополудни шляхом тем, тревожа копытами мелкую пыль, медленно плелся вороной конь. Тяжело посапывая, поворачивал он голову, и тогда глаз косился на всадника в монашеской рясе, будто спрашивая: как долго еще мучиться? А тот, опустив капюшон на лицо, дремал, привычно покачиваясь в седле...
   И снились святому отцу не заутренняя молитва или всенощное бдение, а жатва.
   Загорелые руки крепко сжимают деревянную рукоять, широко, с размахом кладут покос. Весело посверкивает лезвие косы, и полные усатые колосья устало ложатся на горячую землю. Босые ноги ласково, словно поглаживая, сминают стерню, шаг за шагом продвигаясь вперед уверенной поступью хозяина. Колеблется перед глазами золото хлебов, а между ними редкими, драгоценными самоцветами посверкивают васильки, маки, ромашки...
   Не спохватишься, как уже вечер на дворе. И, Боже, как же прекрасен и благостен созданный тобою мир! Еще солнце не спряталось, а на небе уже блестит месяц. Теплый, свежий ветерок с реки снимает усталость. Вырвешь клок травы, оботрешь косу и улыбнешься. Забросишь на плечо и зашагаешь в село... Утомленные ноги, радуясь близкому отдыху, сами прибавят шаг. А возле дома только ноздри задрожат, вдыхая запах готовящегося ужина. Поднимешь к губам запотевшую крынку густого прохладного молока и затаишь дыхание, замрешь от наслаждения... Будто и не было дня, - многотрудного, сплывающего соленым потом.
   Конь споткнулся, то ли вступив в старую осыпавшуюся норку, то ли - на спекшийся до каменной тверди комок земли, всадника качнуло сильнее, и он открыл красные, воспаленные глаза.
   - Господи, - пробормотал тихо, - зачем посылаешь мне такое испытание? Ты же всемогущ и человеколюбец. Зачем же будить посреди степи, не дав даже во сне попить вволю и поесть досыта?
   Человек в монашеской сутане прервал жалобу и принюхался. Ветерок, что повеял с юга, отчетливо доносил запахи пищи и человеческого жилья. Но как, ни всматривался путник в той стороне, до самого горизонта, лежала пустая степь. А еще дальше, почти на краю, тянулся к небесам лес, отсюда кажущийся всего лишь темной полоской грозовой тучи.
   - Ну, за что я страдаю, если вдуматься? Неужели помочь другому... человеку, столь тяжкий грех, что я еще по сей день не искупил вину? - тяжело вздохнул всадник, перекрестился и с горечью взвел глаза к небу. - Мне бы хоть один взгляд оттуда бросить, вмиг бы все распознал. А снизу такое все одинаковое. К примеру, те деревья, что вдали. Это уже тот лес, что мне нужен, или еще нет? Поди, угадай... И дернул же черт исповедаться!.. Не мог подождать, пока дело не сладится? Вот что я стану отвечать Феофану, когда он спросит меня: 'А поведай-ка, слуга царев, Василий, по какой такой надобности ты оставил Куницу без присмотра? Где реликвия?'
   Орлов опять вздохнул, и с трудом удержался, чтобы не посмотреть себе за спину, на север. Туда, где в далекой Москве, ждал его донесения домовой Феофан. Тайный советник великого государя всея Руси - Иоанна Грозного.
   - Вообще-то, Тарас парень с головой, и ничего с ним за пару дней не случится. Да и не один остался. С Небабой и Галлией. Вот только молод, неопытен - а нечисть вокруг так и вьется. Как бы не обвели хитроумные бесы простодушного парня вокруг пальца, или что у них там на лапах?.. Эх, поторопиться надо... цена-то огромная!.. Но и слова, данного на святой исповеди, нарушить нельзя. Если б сразу воспротивился, объяснил, - поп, может, другую епитимию наложил. Да чего уж теперь, брат Орлов. Взялся за гуж, не говори, что не дюж...
   В это мгновение слабый звук, долетевший издали, заставил Василия замолчать и настороженно прислушаться. Но напрасно, вокруг по-прежнему шумел только привычный стоголосый, несмолкаемый гомон летней степи.
   - Что за наваждение? - всплеснул руками Орлов. - Мог бы поклясться, что слышал пение петуха. А это - птица божья, и никакая бесовская сила не может ему подражать.
   Ветерок подул чуть сильнее, снова принося с собой встревожившее путника кукареканье. Но, на этот раз, даже конь поднял голову, раздул ноздри и уверенно повернулся храпом к деревьям, надвигающимся на степь из-за горизонта по правую руку от шляха.
   Всадник еще раз, испытующе посмотрел в ту сторону, понюхал воздух и снова вполне отчетливо уловил отдаленный запах дыма и... готовящейся пищи.
   - Господи, не дай пропасть рабу твоему из-за доброты своей и искреннего порыва. Ведь не ради корысти, я подлог совершил, а только по любви и... чтоб душе, невинно умерщвленной, помочь.
   Небеса по обыкновению не ответствовали. Впрочем, молчание - знак согласия и ободрения.
   В лес опричник въезжал медленно, осторожно, а там и вовсе спешился.
   В степи путник может надеяться на острое зрение, да на быстрого коня, а в лесной чаще каждый куст, любое дерево способно стать местом, где неосторожного подстерегает тать или хищный зверь. Нет дебрям веры, особенно если ты один и некому прикрыть спину. Потому и петляет торный путь вокруг, стараясь держаться подальше от зарослей, даже если дорога напрямки значительно короче.
   Часа два пробивались путник и конь сквозь заросли и буреломы, пока Василий, в сердцах не помянул Тараса и его славного отца. Мол, будь они не ладны, Куницы, со своей Михайловкой, знали - где селиться. И, как по волшебству, лес тут же поредел и стал менее загроможденным. Здесь уже хозяйничали люди... Валили деревья на строительство, собирали хворост, выпасали скот. Теперь можно было ехать свободнее. Да и запахи становились все соблазнительнее...
   Василий взгромоздился в седло, перекрестился и забормотал благодарственную молитву, самую короткую из тех, что знал, тогда как его конь, почувствовав дух человеческого жилья, без понукания, сам ускорил шаг. Тоже намаялся...
   А меньше чем через час, в просвете между деревьями, показалось и село.
   Вернее, сперва только кресты церкви и погоста. Но дальше, за храмом, - весело взбегая на пригорок, а то и подступая к самой реке, виднелись десятки белых малороссийских хат и, более привычных глазу опричника, рубленых изб.
  
   * * *
  
   Село встречало Орлова несвойственной тишиной. Не только из жителей никто не заприметил путника, а даже вездесущие кобыздохи и те не облаяли чужака. Словно вымерли все... Даже птичьего гомону больше не было слышно, с той самой минуты, как Василия приманило кукареканье.
   А еще опричник заметил, что на погосте множество крестов выделялось белизной свежеструганного дерева. Да и сами могильные холмики, не редко где дерном выложены, в большинстве - так и сереют свежей землей.
   Недобрые приметы... жуткие по смыслу.
   С одного боку, если нашлось кому похоронить покойников, то беда в село наведывалась еще не самая страшная. Но и в увиденном ничего хорошего тоже не было. Потому как могил прибавился не один десяток.
   - Бог в помощь, хозяйка! - поздоровался Василий почти с радостью, когда заприметил молодую женщину, пропалывающую грядки в огороде ближайшего к лесу подворья. Выстроенного по соседству с храмом.
   - Спасибо, - ответила та, устало разгибаясь.
   На лице молодицы лежала печать усталости и скорби, которые еще больше подчеркивало темное платье и черный платок, никак не соответствующий августовской жаре.
   Но, увидев перед собой незнакомого монаха, женщина учтиво поклонилась, не сводя с Орлова чуточку любопытного взгляда. Видимо, лица духовного звания, даже самого низкого, не частые гости в здешней глуши. Почти на самом краю обжитого Порубежья и Дикого Поля.
   - Храни и вас Господь, святой брат. Издалека будете?
   - Не так чтоб издалека, но и не близко, - не стал вдаваться в объяснения своего стана Василий. - А скажи мне, сестра, как называется ваше село?
   - Михайловка. А вам какое надобно? Заплутали что ли?
   - Хвала Всевышнему... Оно самое и надобно, - Василий покрутил головой, оглядываясь. - А проживает ли здесь семья Куниц?
   - Куниц? - переспросила женщина. Потом развернулась левее и махнула рукой в ту же сторону. - Да. Вон крыша их хаты на самом взгорке над яблонями виднеется. Та, что с вертюхом* (*флюгер) на дымоходе. Видите?
   - Вижу, - подтвердил Василий. - Спасибо.
   - Только нет там никого... - продолжила женщина. - Тимофей уж, почитай, года три как сгинул. А жена его - та и вовсе, после родов недолго жила. Бабка Аглая аккурат на Ивана Купалы померла, и сороковин еще не справили. А хлопец ихний - Тарас, люди говорят, на Запорожье подался. Спешно. Даже на поминки не остался. В доме Куниц, невеста его, Ривка поселилась, было. Ну, за хозяйством приглядеть и все такое. Да только, после нападения людоловов, родители ее к себе забрали. Чтоб под присмотром, значит, девица была. А то, не ровен час...
   - Татары?! - воскликнул Василий. - Были здесь? Когда?
   - Третий день уже миновал, - перекрестилась со вздохом женщина. - Слава Господу, чудом уцелели. Если бы запорожцы вовремя с подмогой не поспели, одно пепелище от села и осталось бы. Но не дал святой Михаил нас басурманам в обиду. Защитил своей дланью...
   - Три дня тому, значит... - задумчиво повторил опричник. - А я в это время... Казаки, говоришь?.. И много их было?
   - Не знаю, - пожала плечами молодица. - Мы с мужем и детьми к моей родне в Капустино, на Спасов праздник погостить ездили. А как вернулись домой, то все уже и закончилось. Татары сами убрались, казаки - следом за ними пошли, а в селе кого еще отпевали, а кого уж и схоронить успели.
   - Многих ироды побили?
   Женщина помолчала, промокнув концом платка глаза.
   - Многих... Тебе бы лучше кого другого расспросить, святой брат. Из тех, кто с басурманами сражался. Я же только с чужих слов пересказать могу...
   - И кого же? - Орлов посмотрел на церковь. - Настоятель храма в церкви сейчас, или в доме?
   - Отдыхает отец Василий. Умаялся сердешный. Почитай четверо суток служил. С того самого часа, как стало ведомо, что татары к селу подошли. Сперва о спасении Господа молил, потом - благодарственную службу правил. А после - панихиду по басурманами убиенным. Да похороны...
   Женщина опять замолчала, приглядываясь незнакомцу.
   - Спасибо, что предупредила, сестра, - изобразил поклон Василий. - Что ж, тогда не буду тревожить его преподобие. Пусть отдыхает. Вечером в храм загляну. Так, где же мне, все-таки, людей сведущих отыскать? Тех, кто все видел и складно рассказать сможет?
   - А в шинке, - пожала плечами молодица. - Не ошибешься, святой брат. Кто с казаками татарву бить не пошел и не в поле - те, наверняка, у Шмуля сидят. Горе горилкой заливают... - и, заметив недоумение во взгляде монаха, объяснила скороговоркой. - Корчма так наша зовется. Вон она, у пристани. Самый большой дом. Да и Ребекка там, невеста Тарасова... как я уже сказывала. Вот от нее, да от Ицхака - о нападении людоловов и о пропавших Куницах все разузнаешь. Если только рассказать захотят...
   - Что так? - заинтересовался опричник, уловив в голосе женщины какие-то странные интонации. Не так чтоб осуждающие, но неприветливые, сердитые.
   - Брехать не буду, - дернула плечом женщина, отвела глаза и неохотно прибавила, - доподлинно не ведаю. Но бают люди в селе, что все беды в Михайловке как раз из-за Куниц и шинкаревой девицы происходят. То ли сами они с нечистью знаются, то ли Сатане от них чего понадобилось. Но неспроста селом колобродить стало сразу, как Аглая померла, а Куница, не дожидаясь похорон, от иезуитов убежал. А уж о том, что старуха ведуньей была - то ни для кого не секрет.
   - Угу. Ну, спасибо тебе, хозяйка, - Василий еще раз поклонился. - Так и сделаю, как ты посоветовала. Проведаю 'Дом старого Шмуля'... Мне и коню корм задать надо, да и самому не мешает подкрепиться с дороги. А под интересный разговор и снедь вкуснее. Даже без горилки...
   Опричник тронул коня шенкелями, и тот неспешно побрел вниз, к реке.
   Глядя на крестьянские подворья, прячущиеся в тени садов, Василий ни за что не поверил бы, что Михайловка подверглась нападению татар. Приходилось видеть, что оставляют после себя людоловы. А здесь только снесенные ворота в общей ограде и калитки, кое-как навешанные, указывали, что к хозяевам приходили гости нежданные и непрошенные...
  
   Корчма встретила Орлова непривычной для такого заведения тишиной. Видимо, ошиблась молодица: нашли мужики себе другое занятие, более подобающее, чем пьянство. Пусть даже с горя...
   Зато из жилой пристройки доносились громкие, хоть и невыразительные голоса. Мужской и женский. В чем не было ничего удивительного, так как тихо говорящего иудея можно узреть только в синагоге. Ну, или если разговор идет об необыкновенно серьезном порносе* (*прибыль), о котором даже Всевышнему лучше не знать заранее. А так, только и слышно: 'Гевалт, да гевалт!'...
   - Эгей, хозяин! Встречай гостя! - окликнул корчмаря Василий, не слезая с коня. И, конечно же, был услышан. Гость - это ж не поговорить, а поесть и выпить. За звонкую монету.
   Ицхак выскочил за двери с такой преувеличенной поспешностью, что даже постороннему было понятно: поединок внутри он проигрывал вчистую и был счастлив ретироваться не доводя до полного разгрома.
   - Слушаю вас, господин? - поклонился привычно и, несмотря на то, что монахи не слишком частые гости в корчме, продолжил, как ни в чем не бывало: - Желаете отобедать? Это можно. Только, прошу прощения, что влезаю с советом не в свои дела. Вы, конечно же, видите, вон там - купол церкви? Я просто-таки уверен, что отец Василий, так зовут сельского попа, несомненно, будет счастлив, увидеть достойного собрата по вере у себя за столом.
   - Интересно, - пряча улыбку, хмыкнул опричник. - Впервые вижу шинкаря, который выпроваживает гостя со двора. Или ты думаешь, что мне нечем заплатить за угощение?
   - Ну, что вы, уважаемый, как бы я мог такое подумать, глядя в ваши честные глаза и доброе лицо... - залопотал Ицхак, всем своим видом показывая, что таки да, именно так он и считает.
   А что такое? Разве не так? Откуда у монаха деньги? Наверно, собирает подаяние на какое-нибудь богоугодное дело, и за обед рассчитается благословением. Как будто это поможет договориться двум иудеям, разделенным жизнью и смертью?
   - Я всего лишь подумал: люди вашего сословия не так часто бывают в Михайловке, а отец Василий наверняка соскучился по богословской беседе со сведущим человеком. Или нет?
   - Вполне возможно, - не стал спорить Василий. - Но я не за этим в приехал.
   - Вот как? - Ицхак с любопытством, пристальнее посмотрел на странного незнакомца.
   Теперь от его взгляда не укрылись шпоры на сапогах всадника и сабля, притороченная к седлу, тщательно прикрытая полой монашеской рясы.
   - А не будет ли с моей стороны...
   - Не будет, - усмехнулся Орлов, спешиваясь и подходя ближе. - Я друзей своих ищу. Тараса Куницу и Степана Небабу.
   - Тараса?! Азохенвей! Чур меня!..
   - Да, дядька Ицхак. Тараса, сына Тимофеева... Вашего зятя, - продолжил Василий, беря корчмаря под локоть. - Как видите, мне и это известно. Поверьте, мы с Тарасом очень хорошие приятели. Вот только расстаться пришлось пару дней тому. Так уж случилось. Рассказывать долго... Думал, здесь найти, а, похоже, опоздал. Слышал, татары в Михайловке побывали?
   - Побывали, да, - кивнул Ицхак, поморщившись, словно от зубной боли. - Это вы хорошее слово отыскали, святой брат. Побывали, чтоб им всем на том свете побывать и там же навеки остаться.
   - Понимаю... - серьезно промолвил Орлов. - Так расскажете, где друзей искать?
   - Расскажу. Непременно... Не уверен, что от этого будет толк, но расскажу, все как было...
   Ицхак еще раз оглядел гостя.
   - Если знаете, как меня зовут, то, может, свое имя скажете, господин хороший?
   - Василий. Орлов...
   - Угу. И еще раз прошу прощения, но если вы таки друг Тараса, то наверняка знаете о тех приключениях, которые случились с ним и Степаном?
   - Вы о кладе, или о...
   - Не стоит продолжать так громко... Это я просто спросил. Не обращайте внимания. Кстати, переодеться в более подходящую одежду не желаете? - корчмарь указал взглядом на саблю, которую больше ничто не укрывало.
   - Не могу, обет принял...
   - А-а, ну тогда пойдемте к столу. Вы будете себе кушать, господин Орлов, а я - говорить. И надеюсь, хоть что-то, из предложенного, вам понравится.
  
   * * *
  
   Ицхак усадил Василия за стол, спиною к выбитым вместе с рамами окнам, сам подал гостю хлеб и миску свинины, жаренной большими ломтями с луком, чесноком и еще какими-то, пряно пахнущими травами.
   - Прошу прощения, но больше ничего предложить не могу... - развел руками корчмарь. - Другую живность басурмане съели, а свинину, хвала Создателю, им аллах не разрешает. Лучше б он этим псеглавцам размножаться запретил...
   Корчма в самом деле пустовала. Только в дальнем углу, уронив голову на скрещенные поверх столешницы руки, спал какой-то крестьянин.
   Ицхак, заметив взгляд Орлова, объяснил со вздохом.
   - Раньше вмиг бы на улицу выставил, а теперь, куда его?.. Пусть хоть выспится, горемыка. Дома-то сон не идет. Всю родню в один день потерял. Тогой-тогай...
   Потом встал, сходил к шинквасу и вернулся к столу со штофом водки и чаркой.
   - Глядя на рясу, сразу не решился, - объяснил. - А сейчас подумал, что от моего рассказа, даже святому апостолу без глотка горилки, еда в горло не пойдет.
   - Спасибо, - кивнул Василий, но наливать себе не стал, хотя отлично прожаренная свинина, и в самом деле, совершенно потеряла вкус. - Сперва пойму, что надлежит делать, а уж потом угощаться станем. Я хоть и не казак, а сухого закона в походе придерживаюсь. Особенно летом...
   - Разумно... - Ицхак пожевал губами, глядя в потолок. - Даже и не знаю, с чего начать.
   Василий промолчал. Отчасти потому что, как раз отправил в рот кусок мяса, отчасти - чтоб не сбивать корчмаря.
   - В общем, как узнали в селе, что за речкой чамбул ордынцев в засаде своего часа выжидает - стали к бою готовиться. А мы, с Цылей, стряпней занялись. А что такое? - вскинулся корчмарь, заметив недоумение во взгляде Орлова. - Война, сражения - это дело хлопотное, утомительное. Проголодаются люди, захотят покушать? А у меня уже все аккурат и поспеет... И борщ, и каша...
   Видя, что гость не собирается возражать против его доводов, успокоенный Ицхак угомонился.
   - Так вот... Шинкую я капусту и такая, вдруг, сонливость на меня навалилась, что я едва прямо тут, за столом и не уснул. На улицу вышел, чтоб домой, значит, пойти, потом - пелена какая-то сгустилась, а очнулся уже связанным, среди таких же полоняников, как и сам. Гевалт, визг, плачь - а в Михайловке басурмане хозяйничают. И что странно, пан Василий, все мужики, как один, не помнили: что с ними случилось и как они в плен угодили. Такая вот история.
   - Действительно, странно. Похоже, без колдовства не обошлось.
   - И вы таки правы. Потому что в нашей Михайловке побывал не кто-нибудь, а сам... - Ицхак опасливо глянул на левое плечо.
   - Сатана? - понятливо уточнил Орлов.
   - Ну, зачем так прямо, пан Василий? - вздрогнул корчмарь. - Неужели не знаете, что если помянуть нечистого, он тут же и явиться.
   - Боитесь?
   - Азохен вей, господин хороший, азохен вей... - грустно вздохнул Ицхак. - Если бы вы были на моем месте и видели то, что мои глаза - уверен, ваши руки сейчас дрожали бы не меньше. И чем насмешничать, лучше послушайте внимательно, что я имею сказать...
   И корчмарь принялся обстоятельно пересказывать Орлову события той страшной ночи и следующего дня, когда в поисках Ребекки, бес Босоркун привел в Михайловку две сотни ордынцев Салах-Гирея.
   Опричник слушал внимательно и не перебивал. Кто-нибудь другой на его месте давно усомнился бы в правдивости истории и здравом рассудке шинкаря, слишком уж изобиловал рассказ нечистой силой и оборотнями, - но ведь и государев слуга был не из простого десятка. Умел отличать ложь от правды, в какие замысловатые одежды та бы не рядилась.
   - Значит, Босоркун вместо Ребекки забрал с собой Небабу? - уточнил впервые, Василий, когда Ицхак добрался до этого места в повествовании.
   - Да, дай Бог ему здоровья и всяческой милости. Век за него молиться буду... - вытер увлажнившиеся глаза корчмарь и прибавил значаще, правда, при этом бросая взгляд за спину, на закрытые двери в другую комнату: - Еще вчера отцу Василию полновесный талер отдал, чтобы здравницу, значит, отслужил!.. За Степана. Азохен вей... Такой храбрец. На верную погибель согласился, а нас, никчемных, спас...
   - Ну, ты-то ведь тоже геройствовал, - уточнил опричник. - На крест плевать не стал. Иному бы не сказал, а тебе можно. Не переживай слишком сильно. Степан не от удали дурной с Босоркуном пошел, и не только потому, что невесту побратима выручал. Я и сам так поступил бы. Бес здесь, супротив баб да крестьян силой бахвалился, а на Запорожье с ним другой разговор будет. Хотелось бы мне на его чертячье рыло взглянуть, когда поймет: с кем связался. Скажу откровенно, ему и с одним Небабой, если без лукавства, сам на сам не совладать. А уж как они вдвоем с Куницей нечисть в оборот возьмут, тут уж совсем не поздоровиться бесу. Да и Галлия, та еще... помощница.
   - Опасаюсь, что не возьмут... - негромко пробормотал Ицхак.
   - Что? - не расслышал Василий.
   - Не взять им с Куницей Босоркуна в оборот, - повторил тот. - Поскольку Тараса нет на Запорожье. Он с казаком Непийводой в другое место отправился.
   - Это точно?
   - А зачем мне врать? - пожал плечами корчмарь. - После того, как атаман запорожцев победил ханчука, - татары ушли с села. Казаки помогли немного людям прийти в себя, навести порядок, мертвых похоронить и помянуть, а потом - ближе к вечеру, подались следом за басурманами. Пообещав, что ни один живым не уйдет. Вот тогда пан Непийвода и наш Тарас, на моих глазах, с атаманом Копытом распрощались. Куренной им даже приказал строго-настрого, времени не терять, а заняться делом. Мол, от этого не десяток и не сотня жизней зависит. И так уж, столько зря утекло... А когда Тарас о Небабе и Босоркуне упомянул, атаман ответил: чтоб Куница о побратиме не тревожился, он, мол, сам за ними присмотрит. И отца Никифора помочь попросит. Так что придется Степану без помощи Тарасовой бесу противостоять. А тот, ох как лют будет, когда поймет, что снова обмишурился.
   - Это уж точно, - нахмурился опричник. - Важные новости ты мне поведал, дядька Ицхак. Очень важные, такие - что я даже не знаю, как мне дальше быть.
   - А ты откройся, - серьезно промолвил корчмарь. - Одна голова хорошо, а без второго сапога пары не будет.
   - И то верно... - согласился Орлов. - Слушай, коль вызвался... Епитимию на меня наложили трудную. И, если исполнять ее, я никуда не поспеваю. Ни Степану помочь, ни Тараса отыскать, пока он еще в какое пекло свою голову не сунул. А не исполнить - обет нарушить, и греховным поступком другим навредить. Тем, во спасение душ которых, собственно, и повинился перед Господом. На таком вот распутье я оказался. И как правильно поступить, чтоб не жалеть после - ума не приложу?
   - Меня учил отец, а его мой дед, а того, еще раньше, прадед... - неторопливо молвил Ицхак, - что когда не видишь выбора, поступать надо по обычаю.
   - И что сия мудрость значит? - удивился Орлов. - Растолкуй?
   - А то и значит. Кто на тебя епитимию наложил? Православный поп? Вот к попу и ступай... Отец Василий человек неглупый. Расскажешь, все, как на духу, он и подскажет решение. А после, вернись, я припасов в путь соберу... Кусок хлеба пригодится, в какую сторону не ехать.
  
   .
  
   Глава вторая.
  
  
   Тарас бежал так быстро, как только мог. Изо всех сил! А те таяли с каждым сделанным шагом. Соленый пот выедал глаза, и Куница уже почти ничего не видел, продвигаясь ущельем только по наитию. Ноги едва поднимались, колени подгибались, но он не мог остановиться ни на мгновение. Всякое промедление - смерть. Мучительная, хоть и быстрая... наверно.
   Слева от Тараса, всего лишь в паре шагов, вздымалась отвесная и гладкая, как стекло, стена оплавленного, раскаленного до свечения камня. Перегретый воздух над нею дрожал, будто в испуге, и казалось, что скала тоже движется, дышит, ползет вниз и вот-вот хлынет в ущелье неудержимым потоком испепеляющей магмы. Нестерпимый жар, исторгаемый камнем, опалял легкие, обжигал кожу даже сквозь одежду. Волосы дымились и потрескивали, а веки левого глаза намертво склеила соль от испарившихся слез. Надо бы отодвинуться, но ущелье слишком узкое, а противоположная стена тоже не сулит казаку ничего доброго.
   Она не пугала жаром и огненной лавой, наоборот - отвесная скала, по правую руку Куницы, посверкивает ледяным панцирем, отражающим и гонящим прочь самую ничтожную крупицу тепла. Но при этом ее дыхание обжигает еще больнее. Возможно, смерть от мороза и в самом деле сладкая и приятная, рассказать только об этом некому, - но одна только мысль, что к ледяной поверхности можно прикоснуться, замораживала кровь в жилах и повергала в ужас. Ни за что! Лучше сгореть! Вспыхнуть, как мотылек над костром и осыпаться пеплом.
   Правда, чем горсть пепла лучше ледяной глыбы, Тарас не знал. Но где-то на подсознательном уровне Куницу аж подташнивало от страха превратиться в ледяную глыбу и застрять здесь навечно? А пока до этого не дошло, казак бежал вперед, по бесконечному ущелью, непроизвольно шарахаясь от смертельного зноя к убийственному хладу и обратно, даже не осознавая, что только движение дает ему возможность жить. Поскольку смешивает слои из раскаленного и переохлажденного воздуха, давая казаку возможность дышать. И Куница бежал, шел, полз вперед, хоть и не понимал зачем, если смерть все равно неизбежна.
   Проигрывая в этой, обреченной, неравной борьбе, - чем собственно и является вся человеческая жизнь, у казака не оставалось ни сил, ни времени, чтобы взглянуть вверх и увидеть десятки рук, тянущихся оттуда к нему. Рук, предлагающих помощь и спасение из этого ада.
   - Тарас! Тарас! Очнись, парень! Истинное веретено, право слово. Еще немного и в костер угодил бы!
   Куница с трудом разлепил глаза и увидел склоненного над собою Непийводу.
   - Опять приснилось что-то несусветное?
   - Ад, дядька Иван. Истинное Пекло.
   - Неужто? Прям таки само пекло?
   - Да чтоб мне... - Тарас придержал язык. После подобного сна, реального до зуда в обожженной и обмороженной коже, поминать нечистого себе дороже. - Теперь я точно знаю, как он выглядит.
   - Ну, что ж, - усмехнулся Непийвода, протягивая младшему товарищу баклагу с водой. - Держи, промочи горло. Небось, жарко там? В аду-то...
   - По всякому, - не стал вдаваться в подробности Тарас. Но отпил жадно. В горле было суше, чем на поле в страду.
   - Угу... - кивнул Непийвода, как бы соглашаясь с правом ведуна не посвящать простых людей в тайны потустороннего мира. Но все-таки не удержался от насмешливого вопроса. - А знакомцев там никаких не встретил?
   - Нет. Пусто там. Только жара и стужа.
   - А-а, - отмахнулся седой запорожец. - Значит, ты не в самом Аду побывал, только в предбаннике. Чтоб от такой жизни, как у нас тут ведется, Пекло пустовало? Ни за что не поверю! Да хоть, к примеру, трижды проклятого выродка Галушку, убийцу Остапа Несмачного - куда прикажешь после смерти пристроить?* (*история из 'Сабля и крест', второй книги дилогии 'Проклятое наследство')
   - Хотя, - Непийвода призадумался. - Может ты и прав, Тарас. Осознание того, что душе твоей и имени предстоит забвение на веки веков, наверняка, пострашнее любой муки будет. Кто праведно, по совести жил - тот шанс возродиться имеет, а гнида, погань всякая - пропадет, исчезнет бесследно. Гм...
   Непийвода умолк, потрясенный таким важным и неожиданным открытием. А Тарас и не отвлекал старого казака. Как там на самом деле Ад и Рай устроены, ему было не ведомо, но что подобные сны никогда не приходят просто так, молодой ведун уже успел понять. Особенно, если вспомнить предыдущее сновидение, из которого Куница узнал, что отец его прячется не где-нибудь, а в месте именуемом Врата Ада.
   - А что, разумно... - опять отозвался Непийвода. - Человеколюбие и всепрощение, которое нам Христос завещал - это правильно. Но из гнилого семени добрый колос не взрастить, так зачем его беречь? Как считаешь?
   - Не знаю, - пожал плечами Куница. - Рано мне еще о вечном думать...
   - Ну что за хлопец, - вздохнул седой запорожец. - Одно слово скажет - чистое золото. Второе произнесет - хоть стой, хоть падай. Глупость на дурости едет и вздором погоняет. Девки постеснялся бы, если мое мнение тебе коню под хвост! Как может воин не думать о смерти? Ведь только она покажет, чего человек стоил. И всю его жизнь, как костер в ночи осветит.
   Непийвода повернулся за поддержкой к Галлие, но татарка только улыбнулась и потупила взгляд. Показывая, что не намерена вмешиваться в мужской разговор. Хоть серьезный, хоть шутейный. А в голове у Куницы прозвучала ее мысль:
   'Я тоже думаю, атаман Тарас, что видение к тебе не просто так пришло. Надо торопиться!'
   - Дядька Иван, прости. О моей глупости и прочих недостатках, после поговорим. Пора за отцом отправляться. И хотел я отдохнуть, с силами собраться, да, видимо, нельзя больше ждать.
   - Тут я не советник, Тарас, - Непийвода посерьезнел. - Пожил много, многое видел, басурман порубил... тоже много, но в дела характерников никогда не совался. Одно могу сказать: слушай сердце, оно не обманет. Но и о голове не забывай. Она дана не только для ношения шапки и оселедца. И коль уж Господь озаботился, чтоб наградить нас умом - пользоваться им не помешает. Вот ты говоришь: пора в путь. Может и так. А куда?
   - В ад, дядька Иван. В ад... - серьезно произнес Тарас. - Куда ж еще.
   - Гм, кажись, не шутишь, - перекрестился запорожец. - И кто ж тебе путь туда укажет?
   - Вы, дядька Иван.
   - Спаси и помилуй, - опять перекрестился Непийвода. Теперь трижды.- Я не агнец, спорить не стану, и очень даже может быть, что Господу трудно будет сделать выбор: куда определить мою душу. Но, прямо сейчас, я еще не готов. Да и дороги в пекло, вот те крест, не знаю.
   - Знаете, - усмехнулся Куница, чем привел старого казака в еще большее смятение. - Я о той пещере над Днепром, где казаки от басурман оборону держали. А потом в ней отшельник жил. Тот самый характерник, что выпросил у дьявола ценой спасения души, нескончаемый запас пуль и пороха.
   - Ах, вот ты о чем, - облегченно вздохнул Иван. - А я уж было подумал...
   Что именно он подумал, запорожец уточнять не стал.
   - Так это ж легенда. А на самом деле, был там тот смертный бой, или только придумка казацкая?.. - развел руками Непийвода. - Сколько лет минуло. Я моложе тебя был, когда впервые о нем от стариков услышал.
   - Был, - отозвалась неожиданно Галлия. - В наших аилах о нем тоже слышали. И до сих пор Шайтан-тау все кочевья обходят стороной. Плохое место.
   - Вот туда нам и надо... - кивнул Куница. - Где ж еще Аду обретаться, если не в плохом месте?
  
   * * *
  
   - Надо, значит надо, - Иван Непийвода отвязал кисет и вынул трубку. - Ты атаман, тебе виднее. Но, вот какая штука, Тарас. Слышать ту историю, я слышал. И не раз. А однажды и побывать в той стороне довелось, но не в самой пещере. Так только, издали махнул кто-то из стариков в отряде рукой на запад и сказал, что где-то вон там, в обрыве над рекой, и располагаются печально известные Врата Ада. То самое место, где характерник Лихо последний свой бой держал. И не тот, когда их ватага цельную седмицу от басурман отбивалась, а - где он сам, потом, супротив дьявола, за свою душу сражался... Понимаешь, о чем я толкую?
   - Что точного места ты не знаешь, и мы прямо в пещеру перенестись не сможем? - уточнил Куница. - Не велика беда, дядька Иван. От того места, что ты запомнил, подойдем к Днепру, а там - спустимся вдоль берега. Днем раньше, днем позже, найдем. Чай, не иголка в стогу...
   - Хуже, парень, - опустил голову Непийвода. - С иголкой не в пример легче получилось бы. Давно это было. Да и не мог я тогда знать, что это знание мне когда-нибудь понадобится. Вот и не заприметил... Хотя, честно говоря, там и запоминать-то нечего было. Степь да степь. Что влево, что вправо, а хоть и обратно... Ночью я на звезды посмотрел бы, а днем - какие приметы? До ближайшей могилы* (*курган) пол дня пути. Погоди... - встрепенулся обрадовано и посмотрел на Галлию. - Как ты назвала то место, где сородичи кочевать опасаются?
   - Шайтан-тау.
   - И ты знаешь, где эта Чертова гора стоит?
   - Знаю.
   - Ну-ну, говори?
   - От нашего стойбища, когда я еще в своем роду жила, четыре дня на север кочевали, а потом - еще три навстречу солнцу, - произнесла шаманка и уверенно прибавила. - Очень легко добраться... Я покажу.
   - Тьфу, ты... - сплюнул в сердцах Непийвода. - Нашел казак у кого совета спросить. Одно слово, длинный волос. Нам теперь что, от твоего стойбища, через ордынские земли семь дней скакать? Надеясь, что все басурмане, на это время, ослепнут или в спячку впадут, как медведь зимою?
   - Надо на Запорожье возвращаться, - потер подбородок Куница. - Там точно отыщем тех, кто дорогу укажет. А здесь, если только к самому черту за помощью обращаться?.. Да и того еще отыскать надо.
   И лишь вымолвил, как послышался негромкий хлопок, словно перебродившее вино пробку из сулеи вытолкнуло, а в десяти шагах от костра возникло густое, пахнущее серой, едко-желтое облако, внутри которого завозилось что-то живое и большое. Чихая, громко отплевываясь и сквернословя...
   - А чтоб тебя подняло и гепнуло! Чтоб ты, Рождества не дождался! Чтоб тебя на дюжину чертенят разорвало и обратно слепило! Чтоб тебе в Иорданский день в прорубе искупаться...
   Голос, ругающий неведомо кого, был удивительно знаком, но искаженный плотным туманом, ускользал от окончательного узнавания.
   - Сам напросился, - ворчливо, отвечал ему второй, чуть хрипловатый, но совершенно чужой. - Я тебя с собой не звал. Небось, с девкой мороки меньше было бы.
   - Сам?! Это я сам напросился?! - завопил первый. - Вот погоди, сейчас как ухвачу за хвост, да суну пару раз между рогов!..
   - Отстань, - как-то вяло ответил второй. Видимо подобная перебранка была у них далеко не первой. - Навязался на мою голову, мука мученическая. Сколько раз повторять: нет у меня ни хвоста, ни рогов... и копыт тоже нет. Скорее б уже Куницу отыскать. А то, растопленной смолой клянусь, не выдержу и брошу.
   - Оно мне еще и угрожает, печерица гнилая! - опять забасил первый. - Да я б тебя мигом обратно, в пекло спровадил, если б не данное слово и уговор. Не, ну что за напасть?.. Побратим никогда не мог в нужное место с первого раза попасть, - и бес туда же. Косолапые все, как один, на мою голову!.. Так Куница хоть смрад такой не вздымал.
   Голос помолчал, а потом поинтересовался. Все еще ворчливо, но уже без прежнего задора.
   - Ну, и куда мы на сей раз, по твоей милости, угодили? Пятое место уже... или шестое? С какого рожна ты решил, что он тут быть должен?
   Из ядовитого облака, растирая слезы, отплевываясь и откашливаясь, вывалился Степан Небаба. А следом за ним, - явно чувствуя себя гораздо лучше, - невысокий мужичок. В видавшей виды латаной свитке, перехваченной в стане богатым цыганским поясом.
   - Так позвал он меня...
   Плюгавый незнакомец отвечал еще Небабе, а глядел уже на Куницу.
   - Я ведь не ослышался?
   - Чего? - только и смог переспросить Тарас, не слишком-то и прислушиваясь к тому, что ему говорят. Явление живого и целого побратима его занимало сейчас куда больше слов.
   - Кто позвал? - продолжал гнуть свое Степан. - Я ж тебе, нечисти безголовой, сто раз втолковывал: на Запорожье нам надо. Там у братчиков все, что надо выведаем. Всех найдем... Так нет же, заладил: жжется, близко подойти не могу!..
   - Здоров, казак! - шагнул к не очухавшемуся еще побратиму Куница, непроизвольно поморщившись от шибанувшего в нос смрада смеси тлеющего угля, жженой серы и тухлых яиц. - Рад тебя видеть. А ты, по-прежнему, опять всем недоволен, и снова лаешься?
   - Тарас?.. Куница?!
   Небаба поднял голову и, отняв руки от глаз, попытался вглядеться в возникшую перед ним фигуру. Но из-за обильно льющихся слез, он видел все, словно сквозь пелену густого ливня или стену водопада.
   - Это точно ты?
   - До сих пор, кроме тебя, в этом никто не сомневался, - хмыкнул Куница.
   - Ну, слава Богу! Наконец-то я тебя нашел! - радостно воскликнул белобрысый здоровяк.
   - Вообще-то, - пробормотал негромко бес. - Это я их нашел. И слава, тоже мне полагается...
   Но Небаба не обратил на его ворчание никакого внимания, а бросился вперед, распахивая медвежьи объятия.
   - Дай, обниму тебя, брат!.. Как же я рад нашей встрече. А без тебя тут такое было! Такое!.. Впрочем, главное, что все хорошо закончилось.
   - Э-э... - попятился Тарас. - Не торопись с объятиями. Давай чуть позже... А то от тебя разит, как от преисподней. Умыться не хочешь?
   - Хочу... - не стал спорить Степан, но продолжил с легкой обидой. - Попутешествовал бы с мое в объятиях беса, я бы поглядел, каким ладаном от самого бы запахло.
   - Беса? - только теперь в голове ведуна картинка сложилась целиком, и он внимательнее посмотрел на незнакомца.
   - Да, - учтиво поклонился тот. - Меня по разному люди называют. Босоркуном, Нечистым, Рудым Паньком, Лукавым... и много еще как, часто путая с другими моими сородичами. Но, точно одно - я бес. И у меня к тебе, Тарас Куница сын Трофимов, иметься некое дельце... Очень важное для всех. Я имею в виду, тебя самого, а также всех твоих родных и близких, включая умерших и сгинувших бесследно. Вот он, - Босоркун кивнул в сторону Небабы, - подтвердит, что я не шучу и не угрожаю. А напротив - готов обсудить цену сделки со всем уважением и расположением. Заодно, спешу уведомить, что уполномочен предложить, взамен интересующей моего господина безделицы, очень многое. - Он сделал паузу, поднял указательный перст и многозначительно повторил. - Очень!
  
   * * *
  
   - Сгинь! - размашисто перекрестил беса Непийвода. - Сгинь, нечистая сила! Пропади пропадом! Не искушай! - и забормотал торопливо: - Отче наш, иже еси на небеси...
   - Погоди, погоди, дядька Иван, - придержал Куница за руку старого запорожца. - Я поговорить с ним хочу.
   Тарас прикрыл правый глаз, но увидел перед собою все того же плюгавца. Только бляхи на цыганском поясе заиграли ярче. И, хотя Босоркун не проявлял никакого беспокойства ни от воздействия колдовского зрения, ни - от наложения на него крестного знамения, объяснил казаку:
   - А то исчезнет сейчас, где его потом искать?
   - Верно, - нехотя согласился Непийвода. - Но я настороже. Если что - вмиг перекрещу... - подумал и прибавил, видимо тоже заметив, что бес не слишком боится молитвы. - Саблей.
   Босоркун только плечами пожал, от чего в воздухе тут же отчетливо пахнуло раздавленными гнилушками и потревоженным навозом. Он вообще вел себя как взрослый, оставленный присматривать за детишками, которые тут же затеяли какую-то маловразумительную для него возню. Ничего такого, за что на них можно прикрикнуть и приструнить, но и глядеть на эти безобразия отстраненно, никакого терпения не хватало.
   - Так ты говоришь, - неторопливо произнес Куница, - дело ко мне имеешь?
   - Да, - односложно подтвердил бес. Видимо, считая, что сказано уже достаточно.
   - Что ж, можно и о деле, - демонстративно пожал плечами ведун. - Вот только не пойму, с какой стати, я должен тебе верить? Как-то, не приходилось раньше слышать о честных сделках с нечистью. Уж на что моя покойная бабушка, царствие ей небесное, умела интересные истории рассказывать, но даже она, ни о чем таком не упоминала.
   - Знал, что все к тому сведется... - с превосходством произнес Босоркун. - У побратима спроси. Он не даст соврать.
   - Вот как? - присвистнул Тарас. - Занятно. Что скажешь, Степан? Черт на тебя ссылается?
   Но Небаба молчал, словно, и не к нему обращались. Довольно пофыркивал, умываясь под струей воды из бурдюка, который держала Галлия, и о чем-то полушепотом шутил с девушкой. Сюда доносился только смех шаманки.
   Тарас выждал немного, а потом вопросительно взглянул на Босоркуна.
   - Эй! Степан! - забеспокоился тот. - Не слышишь что ли? Или увильнуть решил? Это ты зря, казак!.. Договор дороже денег. Твое обещание не только я слышал, но и... - бес поднял глаза, но произнести имя господнее не осмелился. - Ты на пороге храма поклялся! Хоть и беса обмануть пытаешься, а все равно - грех это!
   - Чего? - похоже, Степан не притворялся.
   - Подтверди побратиму, - с видимым облегчением повторил Босоркун, - что я добра ему желаю, и что моим словам можно верить.
   - Это с какой стати? - сделал удивленное лицо Небаба.
   - Ты обещал! - взвизгнул, теряя терпение бес. Даже ногой притопнул.
   - А-а, вот ты о чем, - белобрысый здоровяк старательно вытерся, поданным Галлией рушником и надел сорочку. - Можешь, не беспокоится, чертушка. Казацкое слово тверже булата. Что обещал, все исполню. Только и ты прежде поклянись перед всеми, что после этого наш договор теряет силу, и у тебя больше не будет власти надо мною! Тогда и за мной дело не станет.
   - Да на кой ляд ты мне сдался! - сплюнул в сердцах бес. - Пропади ты пропадом!.. Чувствовал, надо девицу брать. Она бы не кочевряжилась, сразу на грудь жениху бросилась. И разговор у нас с Тарасом иной получился бы...
   - Это вы о чем? - насторожился Куница.
   - Погодь, атаман, - жестом успокоил побратима Небаба, а потом повернулся к Босоркуну. - Ну, чего скулишь? Подтверди, что ничего сверх договоренного не замыслил и все.
   - Клянусь.
   - Э, нет, бес! Ты не святой праведник и не казак, чтобы на слово верить. Настоящую клятву произнеси. Сатанинскую.
   Босоркун поморщился, увиливая глазами от прямого взгляда Небабы, но деваться ему было некуда.
   - Клянусь всеми именами своего господина Светоносного Люцифера, что договор с казаком Небабой, теряет силу сразу после того, как он выполнит свою часть сделки. Доволен? А теперь подтверждай, что именно я спас от басурман Ребекку!
   - Что?! - Тарас шагнул к побратиму. - О чем этот пень трухлявый говорит?
   - Вообще-то, правду, - нехотя подтвердил Степан. - Правда, прежде навел ордынцев на Михайловку. Неужто, не успел Байбуз на Запорожье добраться?.. - догадался он. - Странно, я же явственно мушкетную пальбу слышал. Потому и поторопился беса из села увести, чтоб татарам не помог.
   - Это все неважно, - Босоркун торопливо перебил Небабу. - У коня четыре ноги, и то он спотыкается. Ошибся я, поторопился. Но ведь все исправил, верно? Родня Куниц не пострадала, а остальные...
   - Я так понимаю, что прочим ты, бесовское отродье, сотню моих односельчан считаешь? - потемнел лицом Тарас. - Которым, твоими стараниями, басурманская неволя была уготовано? Ну, так чтоб знал - ничего у вас не вышло. Запорожцы вовремя поспели. Село мы освободили, а атаман Копыто Салах-Гирея в плен взял. Победив в честном поединке.
   - Вот и славно, - изобразил улыбку Босоркун. - Как вы сами любите приговаривать: 'Хорошо то, что хорошо заканчивается'. Чего промежду соседей не случается? И ссорятся, и мирятся. Но от этого мои слова, о спасении девушки и ее родителей, ложью не стали. Значит, и к остальному прислушаться можно.
   'Выслушать, точно не помешает, атаман Тарас', - голос Галлии прозвучал так четко, словно она шептала Кунице прямо в ухо.
   Тем ни менее бес ее услышал. Зыркнул на шаманку и слегка поклонился.
   - Спасибо.
   Старый запорожец, который единственный из всей компании не мог слышать чужих мыслей, подозрительно посмотрел на обоих, но промолчал.
   - Ладно, нечисть, черт с тобой... - кивнул Куница, вертя в руках нераскуренную трубку: - Говори, что за 'безделица' от меня понадобилась? И какую такую 'очень' большую цену ты мне уполномочен предложить?
  
  
  
  
   Глава третья
  
   Двери в корчму отворились и высокий, широкоплечий мужской силуэт заслонил собою весь проем.
   - Слава Иисусу Христу, - забасил неизвестный прямо с порога, поднося руку к челу и привычно пытаясь отыскать угол с иконой. Но, в корчме, ничего подобного со дня ее постройки не водилось. И человек, вздохнув, просто перекрестил лоб.
   - Слава навеки, отче... - Орлов приподнялся навстречу незнакомцу, разглядев на нем поповскую ризу и клобук.
   Ицхак только поклонился учтиво. Отца Василия он уважал, но не более. Иудею, что поп, что ксендз - без разницы.
   - Сказывают, - гудел дальше сельский священник, - что объявился в наших краях некий путник, разыскивающий Тараса Куницу и Степана Небабу? Не ты ли, святой брат, тем путником будешь? - подошел ближе отец Василий.
   - Я, - не стал отрицать опричник и не удержался заметить шутливо. - Быстро же у вас вести расходятся. Говорили, что почивать изволит ваше преподобие, после трудов праведных, а вы - тут, как тут.
   - После испытаний тяжких, что ниспосланы были жителям Михайловки и избавления чудесного, вера их, как и бдительность укрепились неизмеримо, - ответил священник. - Ибо поняли рабы Божьи, что если самим сторожиться, то и ангелам-хранителям уберечь от невзгод будет легче.
   - Тогда понятно, - ухмыльнулся Василий. - На Бога надейся, а сам не плошай, так что ли?.
   - Не богохульствуй и не ерничай, чадо неразумное. А ответствуй, как на духу: кем оба славных рыцаря тебе доводятся? - неуклонно, как грозовая туча, придвигался к столу священник, по-прежнему загораживая собою весь проем.
   - Боевыми товарищами.
   - Боевыми? - с сомнением поглядывая на монашескую рясу опричника, переспросил отец Василий.
   - Да, именно - боевым, - твердо подтвердил Орлов. - Вы, ваше преподобие, на одежду не глядите. Я не ангельского сословия. Одежка сия мне на время дадена, покудова обет не исполню.
   - Угу, - еще ближе подступил священник. - Ряженый, значит? Ну, а сам-то, что за птица? Откуда к нам залетел? Из-за каких гор и морей-океанов? И почто теми мужами славными интересуешься?
   Василий прямо взвился на ноги, поигрывая желваками и непроизвольно пытаясь нашарить на поясе эфес отсутствующей сабли. Ничего особо обидного в словах сельского попа не было, но оборотня-орла задело упоминание о птице. Ну, будто на мозоль наступили.
   - А ты уверен, что имеешь право спрашивать... святой отче? Или православие уже иезуитские привычки перенимает?
   От такого ответа отец Василий немного стушевался, зато, как черт от ладана, шарахнулся из-за стола корчмарь.
   - Он! - завопил как полоумный Ицхак, тыча пальцем в Орлова. - Он! Как же я сразу не признал! Люди! Гевалт! На помощь, кто в Бога верует!
   Это было так неожиданно, что опешили оба Василия. Ни один, ни другой ничего не могли понять и только с удивлением взирали на разбушевавшегося иудея. А то продолжал орать так, словно у него кошель с пояса срезали.
   - Караул! Хватайте аспида!
   - Да угомонись ты! - первым цыкнул на Ицхака отец Василий. - Режут тебя, что ли?
   - Гевалт! Это он, чтоб мне в жизни больше ни одного гроша не заработать! - опять ткнул в Орлова корчмарь. - Он! Мне его лицо сразу знакомым показалось. Но, пока смирный был - я не узнавал. А как вскочил, да норов свой шляхетский обнаружил, так сомнений больше и не осталось. Ну, что, пан вахмистр! Скажете, обознался Ицхак? Или как вас там... пан Болеслав?!
   - Погоди, ты, тарахтелка чертова, прости меня Господи грешного! - рявкнул поп на Ицхака, ни на мгновение не умолкающего и порывающегося бежать за помощью. - О чем ты толкуешь? Растолкуй, за ради Бога... Какой вахмистр?
   - А из тех самых иезуитов, что всю Михайловку сжечь грозились, а потом дочь мою с собою увезли! Чего молчишь, упырь? Признавайся! Не ты ли с Куницей, за моим домом сабли скрещивал, когда казак из твоих грязных лап невесту вызволил? Тогда не убил, так теперь вернулся, посчитаться решил? Еще и рясу напялил, Иуда!
   Ицхак так расхрабрился, что сам ухватил с шинквасу, лежавший там разделочный нож и решительно приступал к Орлову, с явным намерением пырнуть опричника в живот. Благо, хоть стол, разделяющий их, оказался достаточно широким, да и скамейка мешала, увеличивая расстояние и количество преград.
   Но, обычно тихого и смирного иудея уже понесло. Видимо, сложилось вместе все пережитое, да и переполнило чашу. Дядька Ицхак, какое-то мгновение, тупо смотрел на мебель, мешающую ему достать врага, а потом - все также, целеустремленно направив острие ножа на Орлова, двинулся по кругу, огибая стол.
   Видя, что это не шутки, отец Василий сграбастал в охапку тщедушного корчмаря, прижимая руки Ицхака к бокам.
   - Стой, оглашенный! - гаркнул в самое ухо. - Угомонись! А то связать велю...
   Ицхак дернулся пару раз, но с таким же успехом молодая курочка может пытаться уйти из-под матерого петуха.
   - А ты, чего молчишь? - усмирив буяна, поп поднял тяжелый взгляд на Орлова.
   - Многое объяснять придется, - пожал плечами опричник. - Долго это, да и не все сказать можно. И вообще... Разве слово изменит что-то, коль оно одно-одинешенько, супротив его обвинения будет? Ты сам-то, батюшка, как считаешь?
   Отец Василий, по-прежнему не выпуская из объятий притихшего корчмаря, призадумался. Ицхак тоже молчал, ожидая, какое решение примет поп.
   - Гм, мудрость и уверенность я расслышал в речах твоих, чадо... - прогудел погодя отец Василий. - И разумность рассуждений. Воистину одни слова, сказанные в ответ на другие, ничего не подтверждают и не опровергают. Но есть путь, который расставит все по местам и уничтожит любые сомнения.
   - Это какой же? - заинтересовался Орлов.
   - Исповедь, сын мой, - объяснил священник, испытующе вглядываясь Василию в лицо. - Готов ли ты открыть душу свою Господу нашему и принять таинство исповедания и очищения? Не сомневайся, нашей матерью церковью, мне дано такое право.
   - Занятно, - улыбнулся опричник. - Даже этот сумасшедший не даст солгать, - Орлов кивнул на корчмаря, - что я как раз собирался пойти в церковь, дабы просить о снятии с меня обета. Подтвердишь, дядька Ицхак. Не лукавь, не разминайся с совестью.
   Корчмарь вынужденно кивнул.
   - Ну, что ж, - видя, что иудей уже остыл, отец Василий отпустил тестя Куницы. - Тогда, тем более не стоит откладывать принятого решения. Пойдем, сын мой, в церковь. И если надумаешь лгать, то сделаешь это под епитрахилью, глядя в глаза не мне, а самому Господу. Авось, поостережешься...
   - Не пугай, отче... - буднично и устало ответил опричник. - Ни к чему это. Пустое...
  
   * * *
  
  - Что ж, теперь, после твоего рассказа, многое становится более вразумительным, - задумчиво произнес отец Василий, когда они с Орловым вышли из церкви. - И те слова, что я услышал из уст усопшей Аглаи, когда отпевал ее. И способности Тарасовы, проявившиеся только теперь, и загадочное исчезновение Трофима, - чрезмерный интерес нечисти, басурман и инквизиции к Михайловке... А в частности, к невесте Куницы - Ребекке.
  - Я надеюсь, отче... - начал было Василий. - Что все это и дальше останется в та...
  - Не продолжай, - остановил опричника поп. - Таинство исповеди священно. Если сам не проговоришься, от меня никто ничего не узнает. Вот только помочь я тебе, раб Божий, увы, ничем не смогу. Очень бы хотел, но... Я же из церкви почти двое суток не выходил. О том, что с Небабой после поединка случилось, только с чужих слов знаю. А куда Куница отправился - и вовсе не ведаю. Даже от обета тебя освободить не могу.
  - Не можете, или не хотите?
  - Истинный крест, прости Господи...- отец Василий перекрестился на купол храма, вздымая очи. - Не могу.
  - Но, почему? Разве я так много прошу? Всего лишь, разрешить мне отсрочку в исполнении епитимии. Закончим наши дела, я хоть на год в монастырь послушником пойду. Все грехи отмолю...
  - Вот уже более тысячи лет, как христианство победило язычество, а люди никак не могут постичь ни заветы Христовы, ни осознать суть церкви первоапостольской. - Отец Василий отвечал негромко и, как бы, устало. - И придя на исповедь, все почему-то уверены, что священник отпустит грехи, как только они в них покаются.
  - А разве не так? - удивился Орлов. - Зачем же тогда исповедоваться, если прощения не будет?
  - Чтобы ты сам осознал, оценил свои поступки и раскаялся. Ведь только от тебя самого зависит: в чем открыться, а о чем умолчать. Вот по этой искренности и смирению оценивает Господь, - сожалеет человек о содеянном, или даже перед его ликом юлит и изворачивается. А священник всего лишь свидетель тому, и проситель. Своей молитвой пастырь вместе с грешником обращается к Богу со смиреной просьбой услышать покаяние раба Его и смилостивиться над заблудшей душой. Простить, вразумить и не оставлять без помощи...
  - А я думал...
  - Гордыня сие, сын мой. Ну, как я, обычный человек, хоть и рукоположен, смею прощать или карать кого-то от имени Всевышнего?
  - Тоже верно, - поскреб подбородок опричник. Поднял глаза на церковь и тоже перекрестился. - Как-то я раньше...
  - Не задумывался над этим? - продолжил вместо Орлова отец Василий. - Не ты один, сын мой. Ибо сказано в писании: 'Довлеет дневи злоба его'. Что значит, всякий занят тем, что добывает хлеб насущный в поте чела, а о возвышенном подумать нет ни сил, ни времени. Вот для того и велел Господь людям отдыхать каждый седьмой день, собираться в храмах и очищаться от скверны бытия. Дабы польза была не только бренному телу, но и вечной душе. А мы что делаем? Вот скажи мне, чадо, как ревностно исполняешь ты сию заповедь?
  - Да я, порою, православного храма не месяцами, годами не вижу, - хмыкнул Орлов. - Какая уж тут заповедь?..
  - Вот... - назидательно поднял перст поп. - Сами живем не по заветам, и сами же потом ремствуем. А надобно...
  Что именно надобно, Василий так и не узнал. За разговором они подошли к вратам церковной ограды, а за ней их поджидал дядька Ицхак. И не один.
  - Что ты сделал с Тарасом? - кинулась к Орлову с кулаками стройная, черноволосая девушка. Не так чтоб писаная красавица, но очень миловидная. - Где он? Отвечай, паскуда?!
  - Хороша... Вихрь, а не девка! - Василий придержал девушку за руки и вопросительно взглянул на священника. - Я так понимаю - это прелестное создание и есть невеста моего товарища, Ребекка?
  - Она самая... - кивнул тот. - Утихни, дитя. Откуда ж казаку знать, где твой нареченный, если он сам его ищет? Или отец ничего тебе не рассказал?
  - Только то, что в село тот самый вахмистр вернулся, который меня хотел...
  - Тот, да не тот... - улыбнулся поп и поманил к себе пальцем Ицхака. - А скажи-ка мне, пан корчмарь, хорошо ли ты помнишь ту ночь, когда бегал к Куницам с петухом?
  - С петухом?! - возмущенно встрепенулся, как упомянутая птица, Ицхак, но потупился и, даже, как бы покраснел. - Столько всякого случилось в последние дни. Разве возможно все упомнить?
  - Я могу на... - начал было Орлов.
  - Не стоит отнимать у людей время такими глупостями, - поднял руки, словно сдавался на милость победителя, корчмарь. - Я и сам уже догадался, что делал это по вашей... просьбе, пан вахмистр.
  - Снимаю шляпу перед вашим умом, пан шинкарь, - слегка поклонился опричник. - И забудьте о вахмистрах. Василий Орлов...
  - Забудешь о таком! - точно как отец незадолго до этого, засверкала глазами девушка.
  - Понимаю... - поклонился и ей опричник. - Но Господь не оставляет нас без помощи и в самую трудную минуту. Кому-то ангела пришлет на помощь, а иному - беркута. Я верно говорю?
  - Да... - теперь пришла очередь краснеть Ребекке. - Но, откуда ты...
  - Ну, вот и славно, дети мои, - подвел черту под этим, маловразумительным для посторонних ушей, разговором отец Василий. - И, чтоб развеять остатки сомнения, я тоже готов подтвердить, что человек сей, не враг, а искренний друг и товарищ нашему Тарасу и побратиму его - Степану.
  - Прощения просим, - первым пришел в себя Ицхак. - А ведь я сразу распознал в нем хорошего человека. Разве не так, пан Василий? Кто предложил тебе в церковь пойти, и припасы в дорогу приготовить обещал?
  - Истинная правда, - улыбнулся Орлов, а потом повернулся к Ребекке. - Я рад, что все недоразумения развеяны, но - где искать Куницу, по-прежнему ума не приложу. Никто, ничего не знает. Как сквозь землю провалился... Чему я, кстати, зная его бесшабашность, нисколько не удивился бы.
  - Если люди не знают, - задумчиво пробормотала девушка. - Значит, и спрашивать не у людей надо. - Потом решительно взяла Орлова за руку. - Пойдем!.. Меня они оберегают и молчат, - а перед тобою таиться не станут.
  - Кто они, доченька? - всполошился Ицхак. - Куда ты тащишь этого достойного господина? Отвечай, черт меня во... Тьфу, тьфу, тьфу... Вот язык без костей. Отвечай, когда отец спрашивает!
  - Домой, папе, куда же еще? - удивленно посмотрела на отца девушка. - В дом моего мужа. Там товарищу Тараса будет с кем поговорить. И если они считают меня тяжелой и не хотят беспокоить, то уж пана Василия в этом точно не заподозрят. Пойдемте, пойдемте... - поторопила опричника, направляясь к улочке, ведущей на гору. - Давно пора домочадцев наших приструнить. Ишь, чего удумали! Хозяйкой зовут, а все по-своему сделать норовят. Ну, я вам сейчас покажу, что такое настоящая хозяйка. Взвоете!..
  - Тяжелая? - в некоем оцепенении дядька Ицхак смотрел вслед дочери, цепко оглядывая каждый дюйм ее тонкой талии и стройных бедер. - Как думаешь, отец святой, что моя маленькая девочка хотела этим сказать?
  - Ну, я не пророк, - усмехнулся тот, пряча улыбку в бороду. - Но мир так интересно устроен, что с молодицами, особенно замужними, или обрученными, иной раз некие дивные превращения случаются. От чего человечество, с благословения Господа, живет и преумножается.
  
  * * *
  
  В хате Куниц, куда с топотом и грохотом, даже удивительным для столь изящной особи, влетела Ребекка, таща за собой едва поспевающего Орлова, было тихо и сумрачно. Одно лишь запустение угрюмо дышало из углов на потревоживших ее покой гостей. Все верно, дом нуждается в людях - хозяевах или просто жильцах. А заброшенный - он, словно старый, больной пес, быстро дряхлеет и умирает. Сколько их таких, опустевших навек и обреченных, довелось видеть опричнику и на Руси, и в ляшских землях. А больше всего здесь, на окраине Дикого Поля!.. В городках и деревеньках, волею судьбы и несгибаемой надежды человека на лучшую, вольную жизнь, выросших на пути орды...
  Единственное, чем хата Куниц отличалась от других брошенных домов, - так это отсутствием пыли и гнилостного запаха сырости, который рано или поздно пропитывает любое строение, где не пылает очаг и не готовится пища. А значит, кто-то за домом присматривал и в отсутствие хозяев. Даже слюдяные окошки протерты и не препятствуют проникновению в дом солнечных лучей. Только помутнели немного от времени.
  - Попрятались, да?! - возмущенно топнула девушка, подбоченясь и озираясь по комнате. - То всеми руками цеплялись в подол, а теперь и рыла не кажут?! А ну, вылезайте, кому говорю! Не видите, что ли: гость в доме!
  - Интересно, с каких это пор, оборотни у нас зваными гостями стали? - негромко прошуршало из-за печки. Вроде, мужским голосом.
  - Хозяина нет, - вторил ему откуда-то из-под лежанки другой голос. Тоже мужской. - Уж он бы такого непотребства не допустил.
  - Молод хозяин, - донесся первый басок, на этот раз, явно с притолоки. - Не знает еще, что нельзя бабу надолго одну оставлять. Вот и наша невестушка с оборотнем спуталась. И месяца не прошло...
  - Какого оборотня?! - взвизгнула Ребекка. Ухватилась за сердце, а потом попятилась от Василия.
  - Заткнитесь, олухи бестолковые! - сварливо цыкнул, снова из-за печки, на говорливых мужичков третий голос. Теперь уже женский. Ворчливый и скрипучий, как старое седло. - Забыли, что хозяйка нас теперь слышать может?! А ей нельзя волноваться! Ну и что, что оборотень? Зенки протрите! Ауру сущности совсем различать перестали?! Где в нем зло?
  - Спасибо, кикимора, - совсем чуть-чуть поклонился дрогнувшей на полатях занавеске Орлов. - Зла во мне и в самом деле немного. Не больше обычного... А уж нареченной своего друга я и подавно ничего плохого не сделаю.
  - Он нас тоже слышит? - хором удивились домовой с суседком.
  - Совсем плохи мои мужички стали, - засопела кикимора. - Ума не приложу, что делать? Может, сменять на ярмарке, на что-нибудь более гожее в хозяйстве? Ухват, к примеру... Да только, кто ж на такое добро позарится-то? Еще приплачивать придется... Вот и терплю.
  - Но-но!.. Не забывайся, - прикрикнул на кикимору домовой. - А то, не погляжу что родня, мигом за порог выставлю. Поживешь с недельку в пустом курятнике, сразу о почтении вспомнишь.
  Не очень прислушиваясь к этой, наверняка, привычной и тянущейся не первый год перебранке, Василий подошел к Ребекке и заботливо помог девушке присесть на скамейку.
  - Воды подайте.
  - Сейчас... - в сенях загрохотало, дверь со скрипом застонала, и все утихло.
  - Застоялась, заплесневела... - извиняющимся тоном произнесла кикимора. - Сейчас Ося свежей, с колодца принесет.
  - Дык, не ждали никого... - попытался оправдать сродственника суседко.
  - Разленились, - припечатала его жена. - Только и знают мои мужички: жрать в два горла. Я тут и приберись, и приготовь, и подай... А эти, мохнаторылые, палец об палец не ударят. Сколько раз говорено, дверь скрипит. И что?
  - А где я тебе дегтю возьму? Где?! - возмущенно повысил голос суседко. - Если у нас не только воза, но и лошаденки в конюшне нет!.. - и прибавил уныло, с грустью. - Понимала б что, прежде чем говорить... Скрипит... Водой ее поливать, что ли?..
  - Ничего, - утешил его Орлов. - Если небеса будут благосклонны, вскоре вернется ваш хозяин и вновь все оживет. И в доме, и в оборе...
  - Твои б слова, прости, не знаю имени-отчества, да Создателю в уши, - прогудел домовой, и у печки, как бы само собой, возникло ведро с водой. Потом с крюка снялся ковш, окунулся в ведро и поплыл по воздуху к Ребекке. - Испей, хозяйка. Сделай милость...
   Девушка приняла подношение и с видимым удовольствием глотнула холодной воды. И то ли вода в колодезе была так хороша, то ли домовой что пошептал над ковшиком, но румянец немедленно вернулся на девичьи щеки.
  - Ну, так-то лучше, - удовлетворенно заметила кикимора. - А ты, гость незваный, водицы испить не желаешь?
  - С превеликим удовольствием, - усмехнулся Василий. - И даже от более сытного угощения отказываться не стану. Хоть и тороплюсь... весьма.
  Согласия принять пищу оказалось достаточно, чтоб окончательно растопить легкий холодок отчуждения. Ведь всякому ведомо, что враг, замысливший зло, не станет есть в доме своей жертвы. Такой подлости ни Навь, ни Правь не одобряют, и нарушившего закон гостеприимства, потом к себе не примут... Только в Ад. Ну, а туда, как известно, даже черти не спешат попасть.
  - А что так? - поинтересовался домовой. - Долг или нужда в дорогу гонит?
  - Друга я своего потерял. Хозяина вашего... - объяснил опричник. - Договаривались здесь, в Михайловке встретиться. Да пока своими делами был занят, слишком много всего произойти успело, а Тараса и след простыл.
  - Негоже с обмана разговор начинать... - проскрипела кикимора. - Не мог Тарас назначить другу встречу здесь, когда сам на поиски отца отправился.
  - Твоя правда, - повинился опричник. - Хотел рассказ сократить, вот и придумал первое, что в голову пришло.
  - А ты не торопись, сокол... извини - беркут, - все так же рассудительно заметила женка суседка. - Вам, мужикам, вечно не досуг, - а нам, бабам, только волнения и хлопоты. Ты б потратил часок, да порассказал Ребекке о том, что с вами в последние дни приключилось. Ей же интересно, и не так тревожно будет. Ну, а чтоб время не зря потрачено было, - мои мужички поспрошают у сородичей: где хозяин сейчас пребывает? Годиться такой обмен?
  - Еще как, - обрадовался Орлов. - Я хоть всю свою жизнь вам расскажу, прямо от яйца, только б Тараса отыскать.
  - О яйцах потом, - хмыкнула кикимора, и шумно сглотнула слюну, явно жалея о пустующем курятнике. - Начни с того места, как Тарас и Степан отправились в Ужаль десятину с клада армянскому купцу отдавать.
  - Эй, а как же мы? - возмутился суседко. - Нам тоже послушать охота.
  - Как, вы еще здесь? - недовольно засопела невидимая хозяйка. - А ну, бегом! И помните: раньше обернетесь, больше услышите. Я ведь, сами знаете, пересказывать не люблю! И это - раз такое дело, э... По пути, на мельницу загляните, я лепешек напеку... гостям. И яиц... с десяток... спроворьте. Отдадим... потом.
  
  
  
  Глава четвертая
  
  
  
  
   Здесь можно приобрести первую часть трилогии 'Казацкие небылицы' - 'Призрак и сабля'
   http://http://www.labirint.ru/books/321632//
  
  Здесь - вторую часть трилогии 'Казацкие небылицы' - 'Сабля и крест'
   http://http://www.labirint.ru/books/382278//
  
  Почитать бесплатно полный текст "Призрак и сабля" и часть второй книги "Сабля и крест" можно здесь:
   http://http://www.lit-era.com/author/novels/9731/
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"