"Кто это мог бы быть?" - подумал я. Чужому в подъезд консьержка ходу не даст; Нурия Руслановна - женщина строгая. Они с мужем-дворником в комнатёнку в цокольном этаже четырьмя руками вцепились, ни за что постороннего не впустит без доклада. Значит, сосед... Да не заходят ко мне соседи. Сейчас никто ни к кому не заходит. Может, заливаю, не дай бог? Или внук, что грозился на днях навестить, ключи забыл?
Я откинул серую оленью шкуру, заменяющую плед, поднялся с кресла и, придерживаясь за стену, захромал в коридор. Посмотрел в глазок: мужчина показался знакомым... Наверно, всё же сосед. Только откуда, сверху, снизу, по площадке?
- Вам кого?
- Простите, Феликс Сорокин здесь живёт?
Я откинул цепочку и два раза щелкнул замком.
- Проходите.
- Здравствуйте, Феликс Александрович. Мы с вами однажды встречались. Вы, наверно, не помните, позвольте представиться, Иван Штраух. Доктор исторических наук.
"Историк? Где мы с ним могли встречаться? И когда?"
- Проходите, пожалуйста. Прошу извинить за беспорядок. Домработницы у меня нет, гостей не ожидал, а в моём возрасте убираться...
- Ничего, ничего. Может быть, на кухню?
"Однако..."
- А вы с каким вопросом? Вот тапочки, пожалуйста.
- Да, можно сказать, с личным вопросом.
"Однако..."
- А почему без звонка?
- К чему он?
Гость прошел первым. Держался Штраух уверенно, будто был тут не первый раз и вообще... Странно, но у меня это не вызывало никакого внутреннего дискомфорта, не говоря уже о протесте. Хотя обычно я старик привередливый и отвык от общества.
Когда я доковылял до кухни, Иван уже выставил на стол бутылку виски и распечатал пенопластовую тарелку с нарезкой.
"Однако..."
- Где рюмочки взять? В этом шкафчике? - И, не ожидая ответа, открыл дверцу. Рядом с бутылкой нарисовались хрустальные стопочки. Следом он достал из ящика вилки.
- Мы с вами встречались пятнадцать лет назад. Когда вы приезжали в колонию, где общались со сталкерами.
"Ах, вот оно что..." Было такое в моей биографии, да. Задумывал большой роман, собирал материалы. Но тут на эту тему одно издательство стало выпускать межавторский сериал, и я отказался от своей затеи. Грустная история.
- Вы были сталкером? К сожалению, не помню вас. Возраст, знаете ли.
- Знаю, - серьёзно ответил Штраух.
Я достал очки и внимательно осмотрел гостя. Не молод, и не стар. Не высок и не низок. С портфелем. Рыжеволосый. Доктор наук? Был у меня один ученик, тоже историк. Правда, кандидат. Имел черный пояс по карате: считал, что добро должно быть с кулаками. Этот, похоже, из той же породы. Не хотел бы я с таким встретиться вечером в глухом переулке. Позвольте! Сталкер из колонии и доктор наук???
- Позвольте. Я ничего не путаю? Вы отбывали в колонии строк за сталкерство? Там я с вами и разговаривал? К сожалению, я не помню наш разговор, хотя записи у меня, конечно, сохранились... Однако я не припомню там русского. Или, простите, немца, так хорошо разговаривающего по-русски.
Иван Штраух, продолжая разливать виски по стопкам, отрицательно покрутил ладонью левой руки.
- Я тогда не разговаривал на вашем языке. Это всё после того случая в Зоне.
Сорокин промолчал. Он понял, зачем пришел гость. Поделиться сокровенным.
- Я разговариваю на сотне языков. В том числе шумерском, например. Запивать будете?
- Нет, - автоматически ответил писатель, и только потом понял, что вопрос был задан на японском.
- Ну, предлагаю выпить за дружбу между народами.
Странно это прозвучало. Как-то глобально, что ли.
Виски оказался приятным.
- Почему вы пришли ко мне, Иван? Нет, не так, почему вы пришли именно ко мне?
- Феликс Александрович, простите, но я не смогу ответить. Просто знал, что надо придти к вам. Уже лет четырнадцать я чувствую себя лабораторной крысой. Которую запустили в лабиринт, где только один ход. У меня нет выбора. После освобождения из колонии я вернулся в Хармонт. Опять начал делать ходки в Зону. И однажды добрался до самого важного артефакта. По крайней мере, я тогда так считал, что самого главного.
- Это какого же?
- Золотой шар. Исполнение желаний.
- Вот как? И что за желания сбылись?
Иван разлил напиток по стопочкам.
- Я шел не один. С одним пареньком молоденьким. Он бросился к артефакту с криком: "Хочу счастья для всех". Наверно, он бы стал хорошим президентом. Президент, который хочет сделать всех счастливыми. Странно бы было, правда?
- Пожалуй.
- Мне кажется, у нормального политика таких идей быть не может. Всех невозможно сделать счастливыми.
- Отчего же? В кастовом обществе, пожалуй, не проблема. Или, знаете, есть такие муравьи, которые ничего сами не могут. Едят, размножаются и захватывают рабов. Всё за них выполняют муравьи-рабы другого вида. В таком вот обществе да, счастье для каждого возможно. Для одних - еда и секс, для других - работа.
- К сожалению, или к вящей радости, люди не муравьи, - жестко ответил Штраух. - Я загадал желание знать, как всех сделать счастливыми.
- И что, знаете?
- Предлагаю выпить за знание. Потом отвечу.
Чокнулись.
Давно Феликс Сорокин так не волновался. Человек, который достиг всего, что только можно, волнуется редко. Если организовать соцопрос на улицах столицы, то девять из десяти ответят, кто такой Феликс Сорокин. Но восемь из десяти пребывают в уверенности, что он скончался еще во времена СССР, или чуть позже. Как Леонид Леонов. А ведь он, Феликс, лет на пятнадцать моложе Лёни. Но не пишет. А сейчас таких забывают через год после выхода последней книги. Если, конечно, ты не мелькаешь на теле как автор гимна или отец известного кинорежиссёра. Может, сам виноват, что в своё время не вырос в культовую фигуру. Остался "певцом партизанского движения".
- О чем задумались, Феликс Александрович?
"А, ей богу, не плохой виски".
- Шотландский?
- Польский. Из "Пятёрочки". Но, при определённом воздействии... Так вот, проблема в том, что счастье - это синхронизация исполнения желания человека с его подсознательным желанием. Не понятно? Пусть. Дело не в этом. Дело в том, что я получил больше, чем хотел.
Иван через стол наклонился к Сорокину.
-Я получил прямой доступ к информационному полю Земли. Я знаю ВСЁ.
Сорокин не поверил. Это уж слишком.
- И как вам живётся с этим?
Штраух откинулся на спинку стула.
- Я знал, что не поверите. Но это так. А как живётся... Ну, вы знаете, где что из вещей лежит в вашей квартире. Вас же это не напрягает. Так и меня. Хотя...
Штраух замолчал. Поднёс руку к подбородку, уставился перед собой в одну точку. Потом улыбнулся.
- Хотя, когда я вдруг понял, что прямо надо мной висит спутник и ведёт запись происходящего, мне тогда стало страшно. Но совсем не потому, что я об этом узнал. А потому, что меня видят. И не только со спутника.
Лицо Ивана стало важно-значимым, он вновь придвинулся к Сорокину:
- Феликс Александрович, Бог, как оказалось, есть.
"Час от часу не легче. Сумасшедший?"
- И какой бог из себя?
- Разный, Феликс Александрович! Всё время разный. И даже в одно и то же время - разный. Только не это вас интересует, верно? Думаете, зачем я к вам пришел?
Иван засмеялся.
- Боитесь, что я сумасшедший. И фамилия - Штраух. Вдруг старика-писателя зарезать решил? Да? И документик-то зря не спросили, верно? Да вот, пожалуйста, господин Сорокин. Вот паспорт, вот диплом доктора наук.
Писатель сделал вид, что положенные перед ним на серый скользкий пластик кухонного стола книжечки нисколько его не интересуют.
- Зря, господин Сорокин, зря. Полюбопытствовали бы. Диплом мной честно получен пять лет назад. А вот с паспортом - любопытная история: я его сам сделал. Не верите? Я себе порой и сам не верю. Однако, что было, то было. Дочь, Марта, у меня была тяжело больна, скажем так. Хотя вы даже не в состоянии представить, насколько тяжело. Думаете, я её вылечил, свою Марию Марту Клаудию Шухарт? Отнюдь, я тогда еще почти ничего не умел. Но нашел человека, который смог её спасти. Не светило медицины, нет. И какая разница, кто. А потом я оставил её и жену. Бросил. Потому что узнал, что со мной им не быть счастливыми. Вылечить дочь - пустяк. Я воскресил мёртвого. Того паренька, что хотел всем бесплатного счастья. Пришлось.
Сорокин молчал, давая Ивану выговориться.
- Нет, что вы. Я не Иисус Христос, чтоб воскрешать именем божьим. Просто, в данном конкретном случае повезло. Уникальное стечение обстоятельств. И - воскресил. Хотя иногда я начинаю думать - а стоило ли? Артур, он всё помнит, и ненавидит меня... Представляете Феликс Александрович? Прикладываешь все силы, вытаскиваешь человека с того света, когда на этом от него пара клякс осталась, а он тебя ненавидит за то, что ты виноват в его той, заметьте, той - смерти! А? Как вам это нравится?
"Как-то сильно развезло его после двух рюмок..."
- В общем, любезный мой Феликс Александрович, вот я с чем к вам пожаловал. Требуется от вас написать роман. Знаю я, что вы можете отказаться. А можете и написать. Даже, скажу честно, вы единственный, кто его может написать. Потому я и здесь. Только не надо отговорок про возраст и здоровье. Это моя забота. Встаньте. Встаньте, прошу вас. От вашей подагры уже не осталась и следа. Вот встаньте, проверьте.
"Шарлатан... Стоп!!! Куда делась боль в коленях?!!"
- Видите? А вот приседать я вам не советую. Суставы - одно, а мышцы совершенно другое. И с лишним весом придётся поработать. Но подагры у вас теперь нет. Однако, чтоб опять не появилась, полностью откажитесь от печеночных котлет и цыпленка табака. И вообще не ешьте никакого ливера. Запомнили? Вернёмся к роману. У вас была задумка. Даже синопсис собирались разослать в издательства, верно? И не важно, что сейчас только ленивый не пишет в эту серию. Не важно. Пишите. Хотя, повторюсь, вы можете отказаться.
"Голова идёт кругом".
- Господин Штраух, я, честно говоря, давно уже не пишу. И вы, если такой всезнающий, то знаете об этом. Более того, если вы такой всезнающий...
Иван бесцеремонно прервал писателя.
- Вы знаете, что лежит в нижнем правом ящике вашего письменного стола? Синяя папка. Вы это знаете. Но, тем не менее, её там нет. Прошлое можно менять, а уж будущее...
- Менять прошлое? Заманчиво. Как это?
Штраух грустно улыбнулся:
- В пределах допустимого, уважаемый Феликс Александрович. В пределах допустимого. Представьте, пьют два бомжа, поссорились, один убил другого. Труп нашли, и похоронили раба божьего Иванова. А через некоторое время появляется некто, и делает так, что Иванов жив. Ибо Иванов, прежде чем уйти с места преступления, забрал документы Сидорова, а тому подложил свои. Для Истории безразлично, какой именно бомж положен был во гроб. В таких вот мелочах история многовариантна. Именно так и вылечили мою Мартышку. Оказалось, что в Центре перепутали по халатности анализы, на самом деле заболевание моей дочери не было генетическим. Однако, что мы о грустном? Пишите роман, Феликс Александрович. И будет вам счастье, поверьте. Вам зачтётся. А то, что вы давно не садились за печатную машинку, так это же здорово. Накопились мысли, образы, которые готовы выплеснуться на бумагу. Ведь правда?
"Совсем он меня запутал... Тоска... Хотя, отчего бы не тряхнуть стариной, поработать? Удивить мир, что девяностолетний писатель, лауреат Государственной премии СССР по литературе, разродился новым произведением... Да что там, просто - возродился!"
- А артрит в пальцах? А то как я по клавишам...
- И это пройдёт.
"Искуситель".
- Штраух, а вы - человек?
Опять та же грустная улыбка:
- Две ноги, нет перьев, ногти плоские. Кажется, да. Ах, забыл сказать самое главное: на Земле не было инопланетян. Никаких и никогда. Я на этом диссертацию защитил. Так что примите как научный факт.
- Мы одиноки во Вселенной? Разве?
Почему-то этот вопрос Ивана рассмешил. Не переставая мелко хихикать, он разлил виски еще раз, чуть не проливая мимо:
- А вот этого я не говорил.
Вдруг его лицо стало донельзя серьёзным.
- Ба! А что там у вас? - Штраух вытянул руку с указующим перстом, тыча куда-то мне за спину, в коридор. Я повернулся, и не понял, на что он намекает? Повернулся обратно. В кухне никого не было. Кроме меня самого, разумеется. Остатки виски в бутылке. Две полных рюмки. Несколько кусков недоеденной нарезки. Слабый шум в голове. Лёгкость в коленях. Фантасмагория.
Я тут же отправился к письменному столу в комнату. Не держась в кои-то веки за стену, по обоям которой тянулась грязная полоса, выжиренная моими ладонями. Синяя папка оказалась на месте. А руки уже чесались заправить лист в машинку и приняться за старинное дело своё. Развязал тесёмки, перечёл синопсис, который лежал сверху. А ведь интересно, черт возьми, интересно! И за эти десяток лет не потеряло актуальности. Что же касается инопланетян... Так имею же я право на художественный вымысел? К тому же, то, что все Зоны результат Посещения - общепризнанный факт.
Открыл печатную машинку, заправил лист и задумался.
***
- Серёжа, что говорят соседи?
- Как обычно, Сан Саныч. Никто ничего. Консьержка всё отрицает. Никто не входил, никто не выходил. Да ладно, подумаешь, две рюмки... Может, он сам с собой пил. Играют же некоторые в шахматы сами с собой? А покойный затворник был. Да ладно бы огнестрел или тупым неопознанным предметом. А то явно же сердце. Ну, рюмки. Ну, нарезка из "Пятёрочки" свежая... Сан Саныч, висяк же получим. И ладно бы неизвестный старичок, а то же сам Феликс Сорокин! В новости с этим делом попадём. Оно нам надо, Сан Саныч?
- Серёж... Ты в протокол, когда составлять станешь, про закуску не пиши. Две рюмки отметь, на отпечатки пальцев проверим. Думается, там других, кроме Сорокина, не окажется. Кстати, обратил внимание, что он улыбается? Лёгкая смерть. За пишущей машинкой. Как говорится, на боевом посту. Наверно, что-то хотел написать. Повесть, а то и роман...
- Роман. Там с машинкой рядом - синяя папка, а в ней вот такенная пачка напечатанных листов.
- Странно, я не видел там папки. Хотя, да... Была. Но она не такая уж толстая... Ну, роман так роман. Наследники разберутся. А как называется?