|
Book Five
|
КНИГА ПЯТАЯ
|
|
THE BOOK OF LOVE
|
Книга Любви
|
|
|
|
|
Canto I
|
Песнь первая
|
|
THE DESTINED MEETING-PLACE
|
Предначертанное место встречи
|
|
|
|
|
But now the destined spot and hour were close;
|
Но теперь предначертанное место и час были близки;
|
|
Unknowing she had neared her nameless goal.
|
Неведая, она приближалась к своей безымянной цели.
|
|
For though a dress of blind and devious chance
|
Ибо, хотя покров слепого и непредсказуемого случая
|
|
Is laid upon the work of all-wise Fate,
|
Наброшен на действие всемудрой Судьбы,
|
|
Our acts interpret an omniscient Force
|
Наши действия раскрывают замысел всезнающей Силы,
|
|
That dwells in the compelling stuff of things,
|
Что пребывает в принуждающем веществе вещей,
|
|
And nothing happens in the cosmic play
|
И ничто просто так не случается в космической игре,
|
|
But at its time and in its foreseen place.
|
Но лишь в назначенном месте и в свое время.
|
|
To a space she came of soft and delicate air
|
Она достигла пространства деликатного и мягкого воздуха,
|
|
That seemed a sanctuary of youth and joy,
|
Который казался убежищем юности и радости,
|
|
A highland world of free and green delight
|
Высокогорного мира свободного и зеленого восторга,
|
|
Where spring and summer lay together and strove
|
Где весна и лето лежали вместе и боролись
|
|
In indolent and amicable debate,
|
В ленивом и дружеском споре,
|
|
Inarmed, disputing with laughter who should rule.
|
Обнявшись, споря, смеясь о том, кто должен править.
|
|
There expectation beat wide sudden wings
|
Вдруг предчувствие распахнуло широкие внезапные крылья,
|
|
As if a soul had looked out from earth's face,
|
Словно душа выглянула из-за земного лика,
|
|
And all that was in her felt a coming change
|
И все, что в ней было, почувствовало близкую перемену,
|
|
And forgetting obvious joys and common dreams,
|
И, забывая очевидные радости и обычные грезы,
|
|
Obedient to Time's call, to the spirit's fate,
|
Послушная зову Времени и духу судьбы,
|
|
Was lifted to a beauty calm and pure
|
Было поднято в спокойную и чистую, красоту
|
|
That lived under the eyes of Eternity.
|
Что живет под глазами Вечного.
|
|
A crowd of mountainous heads assailed the sky
|
Горные вершины неудержимо рвались в небо,
|
|
Pushing towards rival shoulders nearer heaven,
|
Протискивались через соперничающие плечи ближе к небесам,
|
|
The armoured leaders of an iron line;
|
Покрытые бронею лидеры железного строя;
|
|
Earth prostrate lay beneath their feet of stone.
|
У их каменных ног простершись лежала Земля.
|
|
Below them crouched a dream of emerald woods
|
Ниже раскинулась греза изумрудных лесов
|
|
And gleaming borders solitary as sleep:
|
И мерцающие границы уединения, подобные сну:
|
|
Pale waters ran like glimmering threads of pearl.
|
Бледные воды бежали, словно мерцающие нити жемчуга.
|
|
A sigh was straying among happy leaves;
|
Вздох блуждал среди счастливой листвы;
|
|
Cool-perfumed with slow pleasure-burdened feet
|
Прохладные благоухающие на обремененных сладостью ногах
|
|
Faint stumbling breezes faltered among flowers.
|
Слабые затихающие бризы трепетали в цветах.
|
|
The white crane stood, a vivid motionless streak,
|
Белый журавль стоял, неподвижной живой полоской,
|
|
Peacock and parrot jewelled soil and tree,
|
Попугаи и павлины украшали деревья и землю,
|
|
The dove's soft moan enriched the enamoured air
|
Мягкий стон голубей наполнял очарованный воздух,
|
|
And fire-winged wild-drakes swam in silvery pools.
|
И огненнокрылые дикие селезни плыли в серебряных омутах.
|
|
Earth couched alone with her great lover Heaven,
|
Земля возлежала наедине со своим великим возлюбленным, Небом,
|
|
Uncovered to her consort's azure eye.
|
Открытая лазурному глазу своего супруга.
|
|
In a luxurious ecstasy of joy
|
В своем пышном экстазе радости
|
|
She squandered the love-music of her notes,
|
Она расточала любовную музыку своих нот,
|
|
Wasting the passionate pattern of her blooms
|
Растрачивая страстные узоры своего цветения,
|
|
And festival riot of her scents and hues.
|
И праздничный разгул своих красок и запахов.
|
|
A cry and leap and hurry was around,
|
Крик, прыжки, суета были вокруг,
|
|
The stealthy footfalls of her chasing things,
|
Крадущаяся поступь ее охотящихся созданий,
|
|
The shaggy emerald of her centaur mane,
|
Косматый изумруд ее гривы кентавра,
|
|
The gold and sapphire of her warmth and blaze.
|
Золото и сапфир ее тепла и огня.
|
|
Magician of her rapt felicities,
|
Чародейка своих восторженных блаженств,
|
|
Blithe, sensuous-hearted, careless and divine,
|
Веселая, чувственная, беззаботная и божественная,
|
|
Life ran or hid in her delightful rooms;
|
Жизнь бежала или пряталась в своих наполненных восторгом комнатах;
|
|
Behind all brooded Nature's grandiose calm.
|
И позади всего -- созерцающий, грандиозный покой Природы.
|
|
Primaeval peace was there and in its bosom
|
Там царил первозданный покой, и в его груди
|
|
Held undisturbed the strife of bird and beast.
|
Разворачивалась, непотревоженной, борьба птицы и зверя.
|
|
Man the deep-browed artificer had not come
|
Человек, этот разумный ремесленник, еще не появился здесь
|
|
To lay his hand on happy inconscient things,
|
Чтобы наложить свои руки на счастливых несознательных существ;
|
|
Thought was not there nor the measurer, strong-eyed toil,
|
Ни мысли не было здесь, ни оценщика, ни зоркого тяжелого труда.
|
|
Life had not learned its discord with its aim.
|
Жизнь еще не знала своего разногласия со своей целью.
|
|
The Mighty Mother lay outstretched at ease.
|
Растянувшись в покое лежала Могучая Мать.
|
|
All was in line with her first satisfied plan;
|
Все шло согласно ее первому удовлетворяющему плану;
|
|
Moved by a universal will of joy
|
Движимые универсальной волей радости
|
|
The trees bloomed in their green felicity
|
Деревья цвели в своем зеленом блаженстве,
|
|
And the wild children brooded not on pain.
|
И о боли не размышляли эти дикие дети.
|
|
At the end reclined a stern and giant tract
|
В конце простирались суровые, гигантские пространства
|
|
Of tangled depths and solemn questioning hills,
|
Спутанных глубин и торжественно вопрошающих гор
|
|
Peaks like a bare austerity of the soul,
|
Пики, подобные обнаженной суровости души,
|
|
Armoured, remote and desolately grand
|
Вооруженный, отдаленные, одиноко величественные,
|
|
Like the thought-screened infinities that lie
|
Как скрытые мыслями бесконечности, что лежат
|
|
Behind the rapt smile of the Almighty's dance.
|
Позади восторженной улыбки танца Всемогущего.
|
|
A matted forest-head invaded heaven
|
Косматая голова леса поднималась в небеса,
|
|
As if a blue-throated ascetic peered
|
Словно голубогорлый отшельник вглядывался
|
|
From the stone fastness of his mountain cell
|
Из каменной тверди своей горной кельи,
|
|
Regarding the brief gladness of the days;
|
Наблюдая краткую радость дней;
|
|
His vast extended spirit couched behind.
|
Его, широко раскинувшийся дух, таился позади.
|
|
A mighty murmur of immense retreat
|
Могучее бормотание необъятного приюта
|
|
Besieged the ear, a sad and limitless call
|
Осаждало ухо, печальный и нескончаемый зов,
|
|
As of a soul retiring from the world.
|
Словно голос души, уходящей от мира.
|
|
This was the scene which the ambiguous Mother
|
Это была сцена, которую непредсказуемая Мать
|
|
Had chosen for her brief felicitous hour;
|
Выбрала для краткого часа ее блаженства;
|
|
Here in this solitude far from the world
|
Здесь, в этом уединении, далеком от мира,
|
|
Her part she began in the world's joy and strife.
|
Началась ее роль в борьбе и радости мира.
|
|
Here were disclosed to her the mystic courts,
|
Мистические дворы распахнулись здесь перед ней,
|
|
The lurking doors of beauty and surprise,
|
Потаенные двери удивления и красоты,
|
|
The wings that murmur in the golden house,
|
Поющие крылья в доме из золота,
|
|
The temple of sweetness and the fiery aisle.
|
Храм сладости и его феерический неф.
|
|
A stranger on the sorrowful roads of Time,
|
Путник на скорбных дорогах Времени,
|
|
Immortal under the yoke of death and fate,
|
Бессмертие под ярмом смерти и рока,
|
|
A sacrificant of the bliss and pain of the spheres,
|
Предлагая священную жертву блаженства и страдание сфер,
|
|
Love in the wilderness met Savitri.
|
В этом диком краю Савитри повстречала Любовь.
|
|
|
|
|
Конец первой песни
|
End of Canto One
|