Canto III
|
Песнь третья
|
THE HOUSE OF THE SPIRIT AND THE NEW CREATION
|
Дом Духа и Новое Творение
|
|
|
A mightier task remained than all he had done.
|
Еще более могучая оставалась задача, чем все то, что он сделал.
|
To That he turned from which all being comes,
|
Он повернулся к Тому, откуда возникает все бытие,
|
A sign attending from the Secrecy
|
Знак, проступающий из Тайны,
|
Which knows the Truth ungrasped behind our thoughts
|
Знающий неуловимую Истину позади наших мыслей
|
And guards the world with its all-seeing gaze.
|
И оберегающий мир своим всевидящим взором.
|
In the unapproachable stillness of his soul,
|
В неприступной тишине своей души,
|
Intense, one-pointed, monumental, lone,
|
Настойчивый, однонаправленный, монументальный, уединенный,
|
Patient he sat like an incarnate hope
|
Терпеливый он сидел, как воплощенная надежда,
|
Motionless on a pedestal of prayer.
|
Неподвижный на пьедестале молитвы.
|
A strength he sought that was not yet on earth,
|
Силу он искал, которой на земле еще не было,
|
Help from a Power too great for mortal will,
|
Помощи Могущества, слишком великого для воли смертного,
|
The light of a Truth now only seen afar,
|
Света Истины, ныне видимого лишь издали,
|
A sanction from his high omnipotent Source.
|
Санкции его высокого всемогущего Источника.
|
But from the appalling heights there stooped no voice;
|
Но с ужасающих высот голос не доносился вниз;
|
The timeless lids were closed; no opening came.
|
Вечные веки были закрыты; ничто не открывалось.
|
A neutral helpless void oppressed the years.
|
Нейтральная беспомощная пустота давила на годы.
|
In the texture of our bound humanity
|
В ткани нашей связанной человеческой природы
|
He felt the stark resistance huge and dumb
|
Он ощущал чудовищное сопротивление упорное, безмолвное,
|
Of our inconscient and unseeing base,
|
Нашей несознательной, невидящей основы,
|
The stubborn mute rejection in life's depths,
|
Упрямое, немое отрицание в глубинах жизни,
|
The ignorant No in the origin of things.
|
Невежественное Нет в источнике вещей.
|
A veiled collaboration with the Night
|
Завуалированное сотрудничество с Ночью
|
Even in himself survived and hid from his view:
|
Выжило и пряталось от его взора даже в нем самом:
|
Still something in his earthly being kept
|
Что-то в его земном существе ещё сохраняло
|
Its kinship with the Inconscient whence it came.
|
Свое родство с Несознательным, откуда оно вышло.
|
A shadowy unity with a vanished past
|
Смутное единство с исчезнувшим прошлым,
|
Treasured in an old-world frame was lurking there,
|
Сохранившееся в старой мировой форме, притаилось там,
|
Secret, unnoted by the illumined mind,
|
Тайное, не замеченное озаренным умом,
|
And in subconscious whispers and in dream
|
В подсознательном шепоте и во сне
|
Still murmured at the mind's and spirit's choice.
|
Еще продолжало свой приглушенный ропот, не смотря на выбор духа и ума.
|
Its treacherous elements spread like slippery grains
|
Его предательские частицы распространялись, как скользкие зерна,
|
Hoping the incoming Truth might stumble and fall,
|
В надежде, что входящая Истина споткнется и упадет,
|
And old ideal voices wandering moaned
|
И скитались, стеная старые идеальные голоса
|
And pleaded for a heavenly leniency
|
Моля о снисходительности небес
|
To the gracious imperfections of our earth
|
К приятным несовершенствам нашей земли
|
And the sweet weaknesses of our mortal state.
|
И сладкой слабости нашего смертного состояния.
|
This now he willed to discover and exile,
|
Это сейчас он решил обнаружить и изгнать,
|
The element in him betraying God.
|
Эту часть в себе, которая предавала Бога.
|
All Nature's recondite spaces were stripped bare,
|
Были обнажены все скрытые пространства Природы,
|
All her dim crypts and corners searched with fire
|
Обысканы с огнем все ее тусклые склепы и углы,
|
Where refugee instincts and unshaped revolts
|
Где укрывшиеся инстинкты и бесформенные мятежи
|
Could shelter find in darkness' sanctuary
|
Могли отыскать убежище в святилище тьмы
|
Against the white purity of heaven's cleansing flame.
|
От белой чистоты очищающего пламени неба.
|
All seemed to have perished that was undivine:
|
Все, казалось, погибло, что было небожественно:
|
Yet some minutest dissident might escape
|
Но еще мог скрываться какой-нибудь мельчайший диссидент
|
And still a centre lurk of the blind force.
|
И таился где-то центр слепой силы.
|
For the Inconscient too is infinite;
|
Ибо и Несознательное тоже бесконечно;
|
The more its abysses we insist to sound,
|
Чем с большим упорством мы стремимся измерить его бездны,
|
The more it stretches, stretches endlessly.
|
Тем больше оно растягивается, растягивается бесконечно.
|
Then lest a human cry should spoil the Truth
|
Тогда, чтобы Истину не мог извратить человеческий крик,
|
He tore desire up from its bleeding roots
|
Он вырвал желание с его кровоточащими корнями
|
And offered to the gods the vacant place.
|
И предложил свободное место богам.
|
Thus could he bear the touch immaculate.
|
Лишь так мог он вынести прикосновение безупречного.
|
A last and mightiest transformation came.
|
Пришла последняя и самая могучая трансформация.
|
His soul was all in front like a great sea
|
Его душа вся вышла на передний план как великий океан,
|
Flooding the mind and body with its waves;
|
Затопляя ум и тело своими волнами;
|
His being, spread to embrace the universe,
|
Его существо, расширившись, объемля собою вселенную,
|
United the within and the without
|
Объединило внутреннее и внешнее,
|
To make of life a cosmic harmony,
|
Чтобы сотворить из жизни космическую гармонию,
|
An empire of the immanent Divine.
|
Империю имманентного Божественного.
|
In this tremendous universality
|
В этой необъятной универсальности
|
Not only his soul-nature and mind-sense
|
Не только его душа-природа и ум-чувство
|
Included every soul and mind in his,
|
Заключали в себе каждую душу и каждый ум,
|
But even the life of flesh and nerve was changed
|
Но изменился даже способ жизни его плоти и нервов
|
And grew one flesh and nerve with all that lives;
|
Став единой плотью и нервами всего существующего;
|
He felt the joy of others as his joy,
|
Он чувствовал радость других как свою радость,
|
He bore the grief of others as his grief;
|
И выносил горе других как свое горе;
|
His universal sympathy upbore,
|
Его универсальное сострадание поддерживало,
|
Immense like ocean, the creation's load
|
Необъятное как океан, бремя творения,
|
As earth upbears all beings' sacrifice,
|
Как земля поддерживает жертву всех существ,
|
Thrilled with the hidden Transcendent's joy and peace.
|
Трепеща радостью и безмятежностью скрытого Трансцендентного.
|
There was no more division's endless scroll;
|
Там не существовало больше бесконечного свитка разделения;
|
One grew the Spirit's secret unity,
|
Единый стал тайным единством Духа,
|
All Nature felt again the single bliss.
|
Вся Природа ощущала вновь единое блаженство.
|
There was no cleavage between soul and soul,
|
Не существовало пропасти между одной душой и другой,
|
There was no barrier between world and God.
|
И не было преграды между миром и Богом.
|
Overpowered were form and memory's limiting line;
|
Была превзойдена форма ограничивающая линия памяти;
|
The covering mind was seized and torn apart;
|
Скрывающий ум был схвачен и отброшен в сторону;
|
It was dissolved and now no more could be,
|
Он был растворен и теперь больше не мог существовать,
|
The one Consciousness that made the world was seen;
|
Было видно лишь единое Сознание, сотворившее этот мир;
|
All now was luminosity and force.
|
Все теперь стало сиянием и силой.
|
Abolished in its last thin fainting trace
|
Исчезая в своем последнем тонком угасающем следе
|
The circle of the little self was gone;
|
Перестал существовать круг маленького я;
|
The separate being could no more be felt;
|
Обособленное существо не могло ощущаться больше;
|
It disappeared and knew itself no more,
|
Оно исчезло и больше не знало себя,
|
Lost in the spirit's wide identity.
|
Утраченное в широкой тождественности духа.
|
His nature grew a movement of the All,
|
Его природа стала движением Всего,
|
Exploring itself to find that all was He,
|
Которое исследует себя, чтобы обнаружить, что все - это Он,
|
His soul was a delegation of the All
|
Его душа была делегатом Всего,
|
That turned from itself to join the one Supreme.
|
Что отвернулось от себя, чтобы присоединиться к единому Высочайшему.
|
Transcended was the human formula;
|
Была превзойдена человеческая природа;
|
Man's heart that had obscured the Inviolable
|
Сердце человека, скрывающее Нерушимого,
|
Assumed the mighty beating of a god's;
|
Забилось могучими сердцебиениями бога;
|
His seeking mind ceased in the Truth that knows;
|
Его ищущий ум прекратил существовать во всезнающей Истине;
|
His life was a flow of the universal life.
|
Его жизнь стала потоком универсальной жизни.
|
He stood fulfilled on the world's highest line
|
Он стоял на высочайшей границе мира, достигнув последней реализации,
|
Awaiting the ascent beyond the world,
|
Ожидая восхождения за пределы мира,
|
Awaiting the descent the world to save.
|
Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
|
A Splendour and a Symbol wrapped the earth,
|
Великолепие и Символ окутали землю,
|
Serene epiphanies looked and hallowed vasts
|
Безмятежные божественные прозрения взирали на него и священные просторы
|
Surrounded, wise infinitudes were close
|
Простирались вокруг него, были близки мудрые бесконечности
|
And bright remotenesses leaned near and kin.
|
И склонялись сияющие дали, родные и близкие.
|
Sense failed in that tremendous lucency;
|
Чувство терялось в этом необъятном сиянии;
|
Ephemeral voices from his hearing fell
|
Эфемерные голоса из его слышание слетали вниз
|
And Thought potent no more sank large and pale
|
И могучая Мысль больше не тонула, большая и бледная,
|
Like a tired god into mysterious seas.
|
Как усталый бог в мистических морях.
|
The robes of mortal thinking were cast down
|
Платья смертного мышления были сброшены,
|
Leaving his knowledge bare to absolute sight;
|
Оставляя его знание перед абсолютным обнаженным видением;
|
Fate's driving ceased and Nature's sleepless spur:
|
Прекратилось правление судьбы и бессонное пришпоривание Природы:
|
The athlete heavings of the will were stilled
|
Успокоились могучие вздымания воли
|
In the Omnipotent's unmoving peace.
|
В неподвижном покое Всемогущего.
|
Life in his members lay down vast and mute;
|
Жизнь в его членах лежала, безграничная и безмолвная;
|
Naked, unwalled, unterrified it bore
|
Обнаженная, не огражденная стенами, отбросившая страх, она выносила
|
The immense regard of Immortality.
|
Необъятное внимание Бессмертия.
|
The last movement died and all at once grew still.
|
Последнее движение умерло, и все сразу стало неподвижным.
|
A weight that was the unseen Transcendent's hand
|
Вес, который был рукою незримого Трансцендентного,
|
Laid on his limbs the Spirit's measureless seal,
|
Наложил на его члены неизмеримую печать Духа,
|
Infinity swallowed him into shoreless trance.
|
Бесконечность погрузила его в безбрежный транс.
|
As one who sets his sail towards mysteried shores
|
Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
|
Driven through huge oceans by the breath of God,
|
Увлекаемый через огромные океаны дыханием Бога,
|
The fathomless below, the unknown around,
|
Бездонные и неведомые,
|
His soul abandoned the blind star-field, Space.
|
Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
|
Afar from all that makes the measured world,
|
Далеко от всего, что творит этот измеримый мир,
|
Plunging to hidden eternities it withdrew
|
Погружаясь в скрытые вечности, она отошла
|
Back from mind's foaming surface to the Vasts
|
Назад от пенящейся поверхности ума к Беспредельным Просторам,
|
Voiceless within us in omniscient sleep.
|
Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
|
Above the imperfect reach of word and thought,
|
Над несовершенными пределами мысли и слова,
|
Beyond the sight that seeks support of form,
|
По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
|
Lost in deep tracts of superconscient Light,
|
Затерянный в глубоких пространствах сверхсознательного Света
|
Or voyaging in blank featureless Nothingness,
|
Или путешествуя в пустом не имеющем черт Ничто,
|
Sole in the trackless Incommensurable,
|
Один в непроторенном Несоизмеримом,
|
Or past not-self and self and selflessness,
|
Или проходя мимо не-я, я и отсутствие я
|
Transgressing the dream-shores of conscious mind
|
Пересекая берега-грезы сознательного ума,
|
He reached at last his sempiternal base.
|
Он достиг, наконец, своей вечной основы.
|
On sorrowless heights no winging cry disturbs,
|
На безгорестных высях, которые не тревожит ни один взлетающий крик,
|
Pure and untouched above this mortal play
|
Чистых и незатронутые над этой смертной игрой,
|
Is spread the spirit's hushed immobile air.
|
Простирается смолкший неподвижный воздух духа.
|
There no beginning is and there no end;
|
Там нет начала, и там нет конца;
|
There is the stable force of all that moves;
|
Там - стабильная сила всего, что движется;
|
There the aeonic labourer is at rest.
|
Там бесконечный труд эпох пребывает в покое
|
There turns no keyed creation in the void,
|
Там суетное творение не кружит в пустоте,
|
No giant mechanism watched by a soul;
|
И никакой гигантский механизм не наблюдается душою;
|
There creaks no fate-turned huge machinery;
|
Там не скрипят вращаемая судьбою огромная машинерия;
|
The marriage of evil with good within one breast,
|
Супружество добра и зла в одной груди,
|
The clash of strife in the very clasp of love,
|
Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
|
The dangerous pain of life's experiment
|
Опасная боль эксперимента жизни
|
In the values of Inconsequence and Chance,
|
В ценностях Случайности и Непоследовательности,
|
The peril of mind's gamble, throwing our lives
|
Опасность азартной игры ума, бросающей наши жизни
|
As stake in a wager of indifferent gods
|
На кон в ставке равнодушных богов,
|
And the shifting lights and shadows of the idea
|
И непостоянные огни и тени идеи,
|
Falling upon the surface consciousness,
|
Падающие на поверхностное сознание
|
And in the dream of a mute witness soul
|
И во сне свидетельствующей безмолвной души
|
Creating the error of a half-seen world
|
Творящие ошибку полувидимого мира,
|
Where knowledge is a seeking ignorance,
|
Где знание - это ищущее неведение,
|
Life's steps a stumbling without suit,
|
Спотыкающийся, лишенный согласованности, ряд шагов жизни
|
Its aspect of fortuitous design,
|
Ее аспект случайного замысла,
|
Its equal measure of the true and false
|
Ее равная мера подлинного и фальшивого
|
In that immobile and immutable realm
|
В этом неподвижном и неизменном царстве
|
Find no access, no cause, no right to live:
|
Не находили ни доступа, ни причины, ни права на жизнь:
|
There only reigns the spirit's motionless power
|
Царила только неподвижная сила духа,
|
Poised in itself through still eternity
|
Самоуравновешенная в неподвижной вечности
|
And its omniscient and omnipotent peace.
|
И своем всемогущем и всезнающем покое.
|
Thought clashes not with thought and truth with truth,
|
Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
|
There is no war of right with rival right;
|
Там не было войны правды с соперничающей правдой;
|
There are no stumbling and half-seeing lives
|
Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
|
Passing from chance to unexpected chance,
|
Блуждающих от случая к непредвиденному случаю,
|
No suffering of hearts compelled to beat
|
И страдания вынужденных сражаться сердец
|
In bodies of the inert Inconscient's make.
|
В телах, сотворенных инертным Несознанием.
|
Armed with the immune occult unsinking Fire
|
Вооруженные неприкосновенным, негасимым, оккультным Огнем
|
The guardians of Eternity keep its law
|
Стражи Вечности охраняют его закон,
|
For ever fixed upon Truth's giant base
|
Установленном навечно на гигантском фундаменте Истины
|
In her magnificent and termless home.
|
В ее величественном и безграничном доме.
|
There Nature on her dumb spiritual couch
|
Там Природа на своем безмолвном, духовном ложе,
|
Immutably transcendent knows her source
|
Неизменно трансцендентная, знает свой источник
|
And to the stir of multitudinous worlds
|
И cоглашаетсяна на кружение бесчисленных миров
|
Assents unmoved in a perpetual calm.
|
Неподвижная в вечном покое.
|
All-causing, all-sustaining and aloof,
|
Являющийся причиной всего, всеподдерживающий и отчужденный,
|
The Witness looks from his unshaken poise,
|
Свидетель cмотрит из своего непоколебимого равновесия,
|
An Eye immense regarding all things done.
|
Огромный Глаз наблюдает за всеми сотворенными вещами.
|
Apart, at peace above creation's stir,
|
Обособленный, пребывая в покое над суетою творения,
|
Immersed in the eternal altitudes,
|
Погрузившись в вечные высоты,
|
He abode defended in his shoreless self,
|
Защищенный в своем безбрежном духе он жил,
|
Companioned only by the all-seeing One.
|
В компании лишь всевидящего Единого.
|
A Mind too mighty to be bound by Thought,
|
Ум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
|
A Life too boundless for the play in Space,
|
Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве,
|
A Soul without borders unconvinced of Time,
|
Душа без границ, не убеждаемая Временем,
|
He felt the extinction of the world's long pain,
|
Он ощущал угасание долгой боли мира,
|
He became the unborn Self that never dies,
|
Он стал нерожденным Духом, который никогда не умирает,
|
He joined the sessions of Infinity.
|
Он присоединился к собраниям Бесконечности.
|
On the cosmic murmur primal loneliness fell,
|
На космический шепот опустилось изначальное одиночество,
|
Annulled was the contact formed with time-born things,
|
Отменен был контакт, сотворенный вещами, рожденными временем,
|
Empty grew Nature's wide community.
|
Пустота стала широким пространством Природы.
|
All things were brought back to their formless seed,
|
Все вещи были возвращены в свое бесформенное семя,
|
The world was silent for a cyclic hour.
|
Мир умолк в идущем кругами времени.
|
Although the afflicted Nature he had left
|
Хотя страдающая Природа, которую он оставил,
|
Maintained beneath him her broad numberless fields,
|
Сохраняла под ним свои широкие неисчислимые поля,
|
Her act, receding, failed remote
|
Ее грандиозное действие, отступая, исчезло вдали,
|
As if a soulless dream at last had ceased.
|
Словно прекратился наконец сон без души.
|
No voice came down from the high Silences,
|
Ни один голос не доносился вниз из высоких Безмолвий,
|
None answered from her desolate solitudes.
|
Никто не отвечал из ее пустых, безлюдных пространств.
|
A stillness of cessation reigned, the wide
|
Царило безмолвие прекращения творения, широкая
|
Immortal hush before the gods are born;
|
Бессмертная тишина, что существовала прежде, чем были рождены боги;
|
A universal Force awaited, mute,
|
Универсальная Сила ждала, молчаливая,
|
The veiled Transcendent's ultimate decree.
|
Последнего декрета скрытого Трансцендентного.
|
Then suddenly there came a downward look.
|
Затем внезапно туда проник взгляд, устремленный вниз.
|
As if a sea exploring its own depths,
|
Словно море, исследующее свои собственные глубины,
|
A living Oneness widened at its core
|
Живое Единство расширилось в своей сердцевине
|
And joined him to unnumbered multitudes.
|
И присоединило его к неисчислимым множествам.
|
A Bliss, a Light, a Power, a flame-white Love
|
Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь
|
Caught all into a sole immense embrace;
|
Поймали все в одно единое безмерное объятие;
|
Existence found its truth on Oneness' breast
|
Существование обрело свою истину на груди Единства,
|
And each became the self and space of all.
|
И каждый стал собою и пространством всего.
|
The great world-rhythms were heart-beats of one Soul,
|
Великие мировые ритмы были сердцебиениями одной Души,
|
To feel was a flame-discovery of God,
|
Чувствовать было пламенным открытием Бога,
|
All mind was a single harp of many strings,
|
Весь ум был единой арфой многих струн,
|
All life a song of many meeting lives;
|
Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
|
For worlds were many, but the Self was one.
|
Ибо миров было много, но Дух был один.
|
This knowledge now was made a cosmos' seed:
|
Это знание теперь стало семенем космоса:
|
This seed was in the safety of the Light,
|
Это семя хранилось в безопасности Света,
|
It needed not a sheath of Ignorance.
|
Оно не нуждалась в оболочке Неведения.
|
Then from the trance of that tremendous clasp
|
Затем из транса этого огромного объятия
|
And from the throbbings of that single Heart
|
И из биений этого единого Сердца,
|
And from the naked Spirit's victory
|
Из обнаженной победы Духа
|
A new and marvellous creation rose.
|
Поднялось новое, чудесное творение.
|
Incalculable outflowing infinitudes
|
Неисчислимые, льющиеся водопадами бесконечности,
|
Laughing out an unmeasured happiness
|
Смеющиеся неизмеримым счастьем,
|
Lived their innumerable unity;
|
Жили своим неисчислимым единством;
|
Worlds where the being is unbound and wide
|
Миры, где существо не связанно и широко,
|
Bodied unthinkably the egoless Self;
|
Воплощали невообразимо свободное от эго Истинное Я;
|
Rapture of beatific energies
|
Восторг блаженных энергий
|
Joined Time to the Timeless, poles of a single joy;
|
Соединял Время с Безвременьем, как полюсы одной радости;
|
White vasts were seen where all is wrapped in all.
|
Белые просторы были видны, где всё окутывало собою всё.
|
There were no contraries, no sundered parts,
|
Там не было противоположностей и разделенных частей,
|
All by spiritual links were joined to all
|
Все было содинено со всем духовными звеньями
|
And bound indissolubly to the One:
|
И неразрывно связано с Единым:
|
Each was unique, but took all lives as his own,
|
Каждый был уникален, но принимал все жизни как свою собственную жизнь,
|
And, following out these tones of the Infinite,
|
И, следуя этим звукам Бесконечного,
|
Recognised in himself the universe.
|
Узнавал в самом себе Вселенную.
|
A splendid centre of infinity's whirl
|
Великолепный центр вихря бесконечности
|
Pushed to its zenith's height, its last expanse,
|
Поднятый до своего зенита высоты, предельно расширившийся,
|
Felt the divinity of its own self-bliss
|
Ощущал божественность своего собственного самоблаженства,
|
Repeated in its numberless other selves:
|
Повторяя в своей бесчисленности другие я:
|
It took up tirelessly into its scope
|
Неутомимо он вбирал в свои пределы
|
Persons and figures of the Impersonal,
|
Личности и фигуры Имперсонального,
|
As if prolonging in a ceaseless count,
|
Словно продолжая в непрекращающемся подсчете,
|
In a rapturous multiplication's sum,
|
В сумме восторженного умножения,
|
The recurring decimals of eternity.
|
Переодические десятичные дроби вечности.
|
None was apart, none lived for himself alone,
|
Никто не был в стороне, никто не жил только ради себя,
|
Each lived for God in him and God in all,
|
Каждый жил для Бога в себе и Бога во всем,
|
Each soleness inexpressibly held the whole.
|
Каждое одиночество невыразимо содержало целое.
|
There Oneness was not tied to monotone;
|
Там Единство не было привязано к монотонности;
|
It showed a thousand aspects of itself,
|
Оно проявляло тысячи аспектов себя,
|
Its calm immutable stability
|
Его спокойная, неизменная стабильность
|
Upbore on a changeless ground for ever safe,
|
Поддерживала на неизменной почве навечно в безопасности,
|
Compelled to a spontaneous servitude,
|
Принуждая к спонтанному рабству
|
The ever-changing incalculable steps,
|
Вечно меняющиеся неисчислимые шаги,
|
The seeming-reckless dance's subtle plan
|
Тонкий план кажущегося безрассудным танца
|
Of immense world-forces in their perfect play.
|
Совершенной игры великих мировых сил.
|
Appearance looked back to its hidden truth
|
Видимость, обернувшись, вглядывалась в свою скрытую истину
|
And made of difference oneness' smiling play;
|
И из различия делала улыбающуюся игру единства;
|
It made all persons fractions of the Unique,
|
Она все личности делала частицами Уникального,
|
Yet all were being's secret integers.
|
И все же каждый был тайным целым бытия.
|
All struggle was turned to a sweet strife of love
|
Всякая борьба была превращена в сладостный спор любви
|
In the harmonised circle of a sure embrace.
|
В гармоничном круге надежных объятий.
|
Identity's reconciling happiness gave
|
Примиряющее счастье отождествления придавало
|
A rich security to difference.
|
Различию надежную безопасность.
|
On a meeting line of hazardous extremes
|
На встречающейся границе рискованных крайностей
|
The game of games was played to its breaking-point,
|
Игра игр игралась до своего предела,
|
Where through self-finding by divine self-loss
|
Где через самообнаружение благодаря божественной самопотери
|
There leaps out unity's supreme delight
|
Возникает божественный восторг единства,
|
Whose blissful undivided sweetness feels
|
Чью блаженную неразделенную сладость
|
A communality of the Absolute.
|
Ощущает общность Абсолюта.
|
There was no sob of suffering anywhere;
|
Там нигде не было рыдания страданий;
|
Experience ran from point to point of joy:
|
Переживание бежало от одной точки Радости к другой:
|
Bliss was the pure undying truth of things.
|
Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей.
|
All Nature was a conscious front of God:
|
Вся Природа была сознательным фасадом Бога:
|
A wisdom worked in all, self-moved, self-sure,
|
Мудрость работала во всем, самодвижущаяся, уверенная в себе,
|
A plenitude of illimitable Light,
|
Изобилие беспредельного Света,
|
An authenticity of intuitive Truth,
|
Подлинность интуитивной Истины,
|
A glory and passion of creative Force.
|
Великолепие и страсть созидательной Силы.
|
Infallible, leaping from eternity,
|
Непогрешимая, возникающая из вечности
|
The moment's thought inspired the passing act.
|
Мысль мгновения вдохновляла преходящее действие.
|
A word, a laughter, sprang from Silence' breast,
|
Слово, смех поднимались из груди Тишины,
|
A rhythm of Beauty in the calm of Space,
|
Ритм Красоты в покое Пространства,
|
A knowledge in the fathomless heart of Time.
|
Знание в бездонном сердце Времени.
|
All turned to all without reserve's recoil:
|
Все поворачивалось ко всему без всякой задней мысли:
|
A single ecstasy without a break,
|
Нерушимый единый экстаз,
|
Love was a close and thrilled identity
|
Любовь была близким и трепетным отождествлением
|
In the throbbing heart of all that luminous life.
|
В стучащем сердце всей этой сияющей жизни.
|
A universal vision that unites,
|
Универсальное видение, которое объединяет,
|
A sympathy of nerve replying to nerve,
|
Сочувствие нерва, отвечающего нерву,
|
Hearing that listens to thought's inner sound
|
Слышание, что прислушивается к внутреннему звуку мысли
|
And follows the rhythmic meanings of the heart,
|
И следует ритмичным смыслам сердца,
|
A touch that needs not hands to feel, to clasp,
|
Прикосновение, не нуждающееся в руках, чтобы чувствовать и обнимать,
|
Were there the native means of consciousness
|
Были там естественными средствами сознания
|
And heightened the intimacy of soul with soul.
|
И увеличивали сокровенную близость души c душою.
|
A grand orchestra of spiritual powers,
|
Величественный оркестр духовных сил,
|
A diapason of soul-interchange
|
Диапазон душевного взаимообмена
|
Harmonised a Oneness deep, immeasurable.
|
Гармонизировал глубокое, неизмеримое Единство.
|
In these new worlds projected he became
|
В этих новых мирах, он стал
|
A portion of the universal gaze,
|
Частью универсального взгляда,
|
A station of the all-inhabiting light,
|
Станцией всенаселяющего света,
|
A ripple on a single sea of peace.
|
Рябью на едином море покоя.
|
His mind answered to countless communing minds,
|
Его ум отвечал бессчисленным, общающимся между собой умам,
|
His words were syllables of the cosmos' speech,
|
Его слова были слогами речи космоса,
|
His life a field of the vast cosmic stir.
|
Его жизнь - полем бесконечного космического движения.
|
He felt the footsteps of a million wills
|
Он ощущал шаги миллионов воль,
|
Moving in unison to a single goal.
|
Движущихся в унисон к единственной цели.
|
A stream ever new-born that never dies,
|
Поток, вечно новорожденный, что никогда не умирает,
|
Caught in its thousandfold current's ravishing flow,
|
Захваченный в восторженную струю своего тысячестороннего течения,
|
With eddies of immortal sweetness thrilled,
|
Трепетал в водоворотах бессмертной сладости,
|
He bore coiling through his members as they passed
|
Он ощущал струящиеся через его члены,
|
Calm movements of interminable delight,
|
Cпокойные движения бесконечного восторга,
|
The bliss of a myriad myriads who are one.
|
Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.
|
In this vast outbreak of perfection's law
|
В этом безграничном взрыве закона совершенства,
|
Imposing its fixity on the flux of things
|
Навязывающего свою фиксированность потоку вещей,
|
He saw a hierarchy of lucent planes
|
Он видел иерархию сияющих планов,
|
Enfeoffed to this highest kingdom of God-state.
|
Входящих поместьями в это высшее царство Божественного великолепия.
|
Attuning to one Truth their own right rule
|
Настраивая в унисон с единой Истиной свое собственное законное право,
|
Each housed the gladness of a bright degree,
|
Каждый давал приют радости сияющей ступени,
|
Alone in beauty, perfect in self-kind,
|
Один в красоте, совершенный в своем в роде,
|
An image cast by one deep truth's absolute,
|
Образ, брошенный абсолютом одной глубокой истины,
|
Married to all in happy difference.
|
Сочетался сокровенно со всем в счастливом различии.
|
Each gave its powers to help its neighbours' parts,
|
Каждый отдавал свои силы, чтобы помочь частям своего соседа,
|
But suffered no diminution by the gift;
|
Но не страдал от уменьшенья из-за своего дара;
|
Profiteers of a mystic interchange,
|
Барышники мистического взаимообмена,
|
They grew by what they took and what they gave,
|
Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,
|
All others they felt as their own complements,
|
Всех других они ощущали своими собственными дополнениями,
|
One in the might and joy of multitude.
|
Едиными в могуществе и радости множества.
|
Even in the poise where Oneness draws apart
|
Даже в равновесии, где Единство разделяется,
|
To feel the rapture of its separate selves,
|
Чтобы почувствовать восторг своих обособленных я,
|
The Sole in its solitude yearned towards the All
|
Единственный в своем уединении стремился ко Всему
|
And the Many turned to look back at the One.
|
И Множественный оборачивался, чтобы взглянуть на Единого.
|
An all-revealing all-creating Bliss,
|
Всеобнаруживающее, всесозидающее Блаженство,
|
Seeking for forms to manifest truths divine,
|
Ищущее формы для проявления божественных истин,
|
Aligned in their significant mystery
|
Упорядоченные в своей глубокой мистерии
|
The gleams of the symbols of the Ineffable
|
Проблески символов Невыразимого
|
Blazoned like hues upon a colourless air
|
Мерцали, как оттенки в бесцветном воздухе,
|
On the white purity of the Witness Soul.
|
На белой чистоте Свидетеля Души.
|
These hues were the very prism of the Supreme,
|
Эти оттенки были истинной призмой Высочайшего,
|
His beauty, power, delight creation's cause.
|
Его красотою, силой, причиной восторга творения.
|
A vast Truth-Consciousness took up these signs
|
Безграничное Сознание-Истина подхватывало эти символы,
|
To pass them on to some divine child Heart
|
Чтобы перенести их на какое-то божественное детское Сердце,
|
That looked on them with laughter and delight
|
Что глядело на них с восторгом и смехом
|
And joyed in these transcendent images
|
И радовалось этим трансцендентным образам,
|
Living and real as the truths they house.
|
Живым и реальным, как те истины, которые они в себе несут.
|
The Spirit's white neutrality became
|
Белая нейтральность духа стала
|
A playground of miracles, a rendezvous
|
Игровою площадкой чудес, местом свидания
|
For the secret powers of a mystic Timelessness:
|
Скрытых сил мистического Безвременья:
|
It made of Space a marvel house of God,
|
Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,
|
It poured through Time its works of ageless might,
|
Оно изливала сквозь Время свои работы вечного могущества,
|
Unveiled seen as a luring rapturous face
|
Лишенное покровов, выглядело как пленительный восторженный лик,
|
The wonder and beauty of its Love and Force.
|
Чудо и красота его Любви и его Силы.
|
The eternal Goddess moved in her cosmic house
|
Вечная Богиня двигалась в своем космическом доме,
|
Sporting with God as a Mother with her child:
|
Играя с Богом, как Мать со своим дитя:
|
To him the universe was her bosom of love,
|
Для него эта вселенная была грудью ее любви,
|
His toys were the immortal verities.
|
Его игрушками были бессмертные истины.
|
All here self-lost had there its divine place.
|
Все, здесь самоутраченное, было там на своем божественном месте.
|
The Powers that here betray our hearts and err,
|
Силы, что здесь ошибаются и предают наши сердца,
|
Were there sovereign in truth, perfect in joy,
|
Были там суверенными в истине, совершенными в радости,
|
Masters in a creation without flaw,
|
Мастерами в безупречном творении,
|
Possessors of their own infinitude.
|
Владельцами своей собственной бесконечности.
|
There Mind, a splendid sun of vision's rays,
|
Там Ум, великолепное солнце лучей видения,
|
Shaped substance by the glory of its thoughts
|
Формировал субстанцию неземной красотой своих мыслей
|
And moved amidst the grandeur of its dreams.
|
И двигался среди великолепия своих грез.
|
Imagination's great ensorcelling rod
|
Великий волшебный посох воображения
|
Summoned the unknown and gave to it a home,
|
Вызывал неизвестное и давал ему убежище,
|
Outspread luxuriantly in golden air
|
Расправляя пышно в золотом воздухе
|
Truth's iris-coloured wings of fantasy,
|
Радужные крылья фантазии Истины
|
Or sang to the intuitive heart of joy
|
Или пел интуитивному сердцу радости
|
Wonder's dream-notes that bring the Real close.
|
Грезы-ноты чуда, что приносят близко Реальное.
|
Its power that makes the unknowable near and true,
|
Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,
|
In the temple of the ideal shrined the One:
|
В храме идеала благоговейно хранила Единого:
|
It peopled thought and mind and happy sense
|
Он населял мысль, ум и счастливое чувство,
|
Filled with bright aspects of the might of God
|
Наполнял светлыми сторонами могущества Бога
|
And living persons of the one Supreme,
|
И живыми персонами одного Высочайшего,
|
The speech that voices the ineffable,
|
Речь, что провозглашает невыразимое,
|
The ray revealing unseen Presences,
|
Луч, открывающим незримые Присутствия,
|
The virgin forms through which the Formless shines,
|
Чистые формы, через которые сияет Бесформенный,
|
The Word that ushers divine experience
|
Слово, что возвещает божественное переживание,
|
And the Ideas that crowd the Infinite.
|
И Идеи, что наполняют Бесконечность.
|
There was no gulf between the thought and fact,
|
Там не было пропасти между мыслью и фактом,
|
Ever they replied like bird to calling bird;
|
Вечно они перекликались, как птица с зовущей птицей;
|
The will obeyed the thought, the act the will.
|
Воля повиновалась мысли, действие - воле.
|
There was a harmony woven twixt soul and soul.
|
Там была гармония, сотканная между одной душой и другой.
|
A marriage with eternity divinised Time.
|
Супружество с вечностью обожествляло Время.
|
There Life pursued, unwearied of her sport,
|
Там Жизнь преследовала неустанно свои забавы,
|
Joy in her heart and laughter on her lips,
|
Радость в ее сердце и смех на ее устах,
|
The bright adventure of God's game of chance.
|
Светлая авантюра игры Бога в случай.
|
In her ingenious ardour of caprice,
|
В изобретательной страсти своего каприза,
|
In her transfiguring mirth she mapped on Time
|
В своей преобразующей радости она наносила на карту Времени
|
A fascinating puzzle of events,
|
Пленительную головоломку событий,
|
Lured at each turn by new vicissitudes
|
Манила на каждом повороте новыми переменами
|
To self-discovery that could never cease.
|
К самообнаружению, которое никогда не может прекратиться.
|
Ever she framed stark bonds for the will to break,
|
Вечно она создавала крепкие оковы ради желания их сломать,
|
Brought new creations for the thought's surprise
|
Порождала ради удивления мысли новые творения
|
And passionate ventures for the heart to dare,
|
И страстные авантюры, чтобы сердце могло дерзать,
|
Where Truth recurred with an unexpected face
|
Где Истина возвращалась с неожиданным обличьем
|
Or else repeated old familiar joy
|
Или же повторяла старую знакомую радость,
|
Like the return of a delightful rhyme.
|
Словно возвращалась восхитительная рифма.
|
At hide-and-seek on a Mother-Wisdom's breast,
|
В прятках на груди Матери-Мудрости,
|
An artist teeming with her world-idea,
|
Художник, исполненый ее мировой идеей,
|
She never could exhaust its numberless thoughts
|
Она никогда не могла исчерпать свои неисчислимые мысли
|
And vast adventure into thinking shapes
|
И обширную авантюру в мыслящих формах
|
And trial and lure of a new living's dreams.
|
И испытание и соблазн грез новой жизни.
|
Untired of sameness and untired of change,
|
Не утомленная одинаковостью и изменением,
|
Endlessly she unrolled her moving act,
|
Бесконечно она разворачивала свое движущееся действие,
|
A mystery drama of divine delight,
|
Мистериальную драму божественного восторга,
|
A living poem of world-ecstasy,
|
Живую поэму мирового экстаза,
|
A kakemono of significant forms,
|
Какемоно полных значения образов,
|
A coiled perspective of developing scenes,
|
Извивающуюся перспективу развивающихся сцен,
|
A brilliant chase of self-revealing shapes,
|
Блестящую погоню самооткрывающихся форм,
|
An ardent hunt of soul looking for soul,
|
Страстную охоту души, что ищет душу,
|
A seeking and a finding as of gods.
|
Поиск и обнаружение, как у богов.
|
There Matter is the Spirit's firm density,
|
Там Материя -- это прочная плотность Духа,
|
An artistry of glad outwardness of self,
|
Художественный образ радостной внешности я.
|
A treasure-house of lasting images
|
Сокровищница устойчивых образов,
|
Where sense can build a world of pure delight:
|
Где чувство может строить мир чистого восторга:
|
The home of a perpetual happiness,
|
Дом бесконечного счастья,
|
It lodged the hours as in a pleasant inn.
|
Оно поселила часы словно в прекрасной обители.
|
The senses there were outlets of the soul;
|
Чувства там были отдушинами души;
|
Even the youngest child-thought of the mind
|
Даже самая юная детская мысль ума
|
Incarnated some touch of highest things.
|
Воплощала какое-то прикосновение высших вещей.
|
There substance was a resonant harp of self,
|
Там субстанция была резонирующей арфой я,
|
A net for the constant lightnings of the spirit,
|
Сетью для постоянных молний духа,
|
A magnet power of love's intensity
|
Магнитной силой напряженности любви,
|
Whose yearning throb and adoration's cry
|
Чей страстный трепет и крик обожания
|
Drew God's approaches close, sweet, wonderful.
|
Влекли сокровенные, сладостные, чудесные приближения Бога.
|
Its solidity was a mass of heavenly make;
|
Ее твердость была массой божественного творения;
|
Its fixity and sweet permanence of charm
|
Ее устойчивость и сладостное постоянство очарования
|
Made a bright pedestal for felicity.
|
Создавали светлый пьедестал для блаженства.
|
Its bodies woven by a divine sense
|
Ее тела, сотканные божественным чувством,
|
Prolonged the nearness of soul's clasp with soul;
|
Были продолжением близких объятий душ;
|
Its warm play of external sight and touch
|
Ее теплая игра внешнего вида и прикосновения
|
Reflected the glow and thrill of the heart's joy,
|
Отражала пыл и трепет радости сердца,
|
Mind's climbing brilliant thoughts, the spirit's bliss;
|
Восхождение сияющих мыслей ума, блаженство духа;
|
Life's rapture kept for ever its flame and cry.
|
Восторг жизни вечно сохранял свои крик и пламя.
|
All that now passes lived immortal there
|
Все, что теперь проходит, там жило бессмертно
|
In the proud beauty and fine harmony
|
В гордой красоте и прекрасной гармонии
|
Of Matter plastic to spiritual light.
|
Материи, пластичной для духовного света.
|
Its ordered hours proclaimed the eternal Law;
|
Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
|
Vision reposed on a safety of deathless forms;
|
Зрение отдыхало на надежности бессмертных форм;
|
Time was Eternity's transparent robe.
|
Время было прозрачным платьем Вечности.
|
An architect hewing out self's living rock,
|
Архитектор, высекающий из себя как из живого камня,
|
Phenomenon built Reality's summer-house
|
Строил феномен летнего дома Реальности
|
On the beaches of the sea of Infinity.
|
На пляжах моря Бесконечности.
|
Against this glory of spiritual states,
|
Напротив этого великолепия духовных состояний,
|
Their parallels and yet their opposites,
|
Их параллели, и все же их противоположности,
|
Floated and swayed, eclipsed and shadowlike
|
Качались и плыли, затемненные, подобные тени,
|
As if a doubt made substance, flickering, pale,
|
Как если бы сомнение творило субстанцию, мерцающую и бледную,
|
This other scheme two vast negations found.
|
Эта иная схема обнаруживала два обширных отрицания.
|
A world that knows not its inhabiting Self
|
Мир, что не знает обитающего в нем Духа,
|
Labours to find its cause and need to be;
|
Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;
|
A spirit ignorant of the world it made,
|
Дух, не ведающий им сотворенного мира,
|
Obscured by Matter, travestied by Life,
|
Затемненный Материей, искаженный Жизнью,
|
Struggles to emerge, to be free, to know and reign;
|
Борется чтобы проявиться, быть свободным, знать и царствовать;
|
These were close-tied in one disharmony,
|
Они были тесно связаны в одной дисгармонии,
|
Yet the divergent lines met not at all.
|
И все же, были расходящимися линиями, что никогда не встречаются.
|
Three Powers governed its irrational course,
|
Три Силы правили его иррациональным курсом,
|
In the beginning an unknowing Force,
|
В начале - неведающая Сила,
|
In the middle an embodied striving soul,
|
В середине - воплощенная, прилагающая усилия душа,
|
In its end a silent spirit denying life.
|
В его конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь.
|
A dull and infelicitous interlude
|
Тупая и несчастливая интерлюдия
|
Unrolls its dubious truth to a questioning Mind
|
Развертывает свою сомнительную истину для вопрошающего Ума,
|
Compelled by the ignorant Power to play its part
|
Принуждаемого невежественной Силой играть свою роль
|
And to record her inconclusive tale,
|
И записывать ее неубедительную повесть,
|
The mystery of her inconscient plan
|
Мистерию ее несознательного плана
|
And the riddle of a being born from Night
|
И загадку существа, рожденного из Ночи
|
By a marriage of Necessity with Chance.
|
Посредством брака Неизбежности со Случаем.
|
This darkness hides our nobler destiny.
|
Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу.
|
A chrysalis of a great and glorious truth,
|
Хризалиду великой, великолепной истины,
|
It stifles the winged marvel in its sheath
|
Она удерживает в своем коконе крылатое чудо,
|
Lest from the prison of Matter it escape
|
Чтобы оно не сбежало из тюрьмы Материи
|
And, wasting its beauty on the formless Vast,
|
И, растрачивая свою красоту на бесформенную Беспредельность,
|
Merged into the Unknowable's mystery,
|
Не погрузилось в мистерию Непостижимого,
|
Leave unfulfilled the world's miraculous fate.
|
Оставив неосуществленной чудесную судьбу мира.
|
As yet thought only some high spirit's dream
|
Пока являясь лишь грезой какого-то высокого духа
|
Or a vexed illusion in man's toiling mind,
|
Или тревожащей иллюзией в трудящемся уме человека,
|
A new creation from the old shall rise,
|
Новое творение поднимется из старого,
|
A Knowledge inarticulate find speech,
|
Невыразимое Знание обретет речь,
|
Beauty suppressed burst into paradise bloom,
|
Подавленная Красота распустится в райском цветении,
|
Pleasure and pain dive into absolute bliss.
|
Удовольствие и боль исчезнут в абсолютном блаженстве.
|
A tongueless oracle shall speak at last,
|
Лишенный языка оракул наконец заговорит,
|
The Superconscient conscious grow on earth,
|
Сверхсознательное на земле станет сознательным,
|
The Eternal's wonders join the dance of Time.
|
Чудеса Вечного присоединятся к танцу Времени.
|
But now all seemed a vainly teeming vast
|
Но сейчас все казалось напрасной, кишащей беспредельностью,
|
Upheld by a deluded Energy
|
Поддержанной вводящей в заблуждение Энергией
|
To a spectator self-absorbed and mute,
|
Для самопоглощенного и безмолвного зрителя,
|
Careless of the unmeaning show he watched,
|
Невнимательного к бессмысленному зрелищу, которое он наблюдал,
|
Regarding the bizarre procession pass
|
Глядящего на прохождение причудливой процессии,
|
Like one who waits for an expected end.
|
Как тот, кто ждет ожидаемого конца.
|
He saw a world that is from a world to be.
|
Он видел мир, который из мира должен был возникнуть.
|
There he divined rather than saw or felt,
|
Там он скорее угадывал, чем чувствовал и видел,
|
Far off upon the rim of consciousness,
|
Далеко на краю сознания,
|
Transient and frail this little whirling globe
|
Мимолетный и хрупкий этот маленький вращающийся земной шар
|
And on it left like a lost dream's vain mould,
|
И на нем, оставленную как напрасную форму утраченной грезы,
|
A fragile copy of the spirit's shell,
|
Хрупкую копию оболочки духа,
|
His body gathered into mystic sleep.
|
Свое тело, собранное в мистическом сне.
|
A foreign shape it seemed, a mythic shade.
|
Чужой формой оно казалось, мифической тенью.
|
Alien now seemed that dim far universe,
|
Чуждой казалась теперь та далекая неясно видимая вселенная,
|
Self and eternity alone were true.
|
Дух и вечность одни были истины.
|
Then memory climbed to him from the striving planes
|
Затем память поднялась к нему из борющихся планов,
|
Bringing a cry from once-loved cherished things,
|
Донося крик когда-то любимых лелеемых вещей,
|
And to the cry as to its own lost call
|
И на этот крик, как на его собственный потерянный призыв,
|
A ray replied from the occult Supreme.
|
Ответил Луч оккультного Всевышнего.
|
For even there the boundless Oneness dwells.
|
Ибо даже там пребывает безграничное Единство.
|
To its own sight unrecognisable,
|
Неузнаваемое для своего собственного взора,
|
It lived still sunk in its own tenebrous seas,
|
Оно жило, все же, погруженное в свои собственные мрачные моря,
|
Upholding the world's inconscient unity
|
Поддерживая несознательное единство мира,
|
Hidden in Matter's insentient multitude.
|
Скрытое в бесчувственном множестве Материи.
|
This seed-self sown in the Indeterminate
|
Эта семя-дух, посеянное в Неопределимом,
|
Forfeits its glory of divinity,
|
Теряет свое великолепие божественности,
|
Concealing the omnipotence of its Force,
|
Cкрывая всемогущество своей Силы,
|
Concealing the omniscience of its Soul;
|
И всезнание Своей Души;
|
An agent of its own transcendent Will,
|
Агент своей собственной трансцендентной Воли,
|
It merges knowledge in the inconscient deep;
|
Оно погружает знание в глубокое несознание;
|
Accepting error, sorrow, death and pain,
|
Принимая ошибку, горе, смерть и боль
|
It pays the ransom of the ignorant Night,
|
Оно платит выкуп невежественной Ночи,
|
Redeeming by its substance Nature's fall.
|
Оплачивает падение Природы своей субстанцией.
|
Himself he knew and why his soul had gone
|
Он познал самого Себя и почему его душа ушла
|
Into earth's passionate obscurity
|
В страстную неясность земли,
|
To share the labour of an errant Power
|
Разделить труд страствующей Силы,
|
Which by division hopes to find the One.
|
Которая посредством разделения надеется обрести Единого.
|
Two beings he was, one wide and free above,
|
Одновременно двумя существами он был, одним, широким и свободным, свыше,
|
One struggling, bound, intense, its portion here.
|
Другим, борющимся, связанным, напряженным, его частью здесь.
|
A tie between them still could bridge two worlds;
|
Узы меж ними еще могли мостом соединить два мира;
|
There was a dim response, a distant breath;
|
Там был смутный отклик, отдаленное дыхание;
|
All had not ceased in the unbounded hush.
|
Не все прекратилось в беспредельной тишине.
|
His heart lay somewhere conscious and alone
|
Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое,
|
Far down below him like a lamp in night;
|
Далеко внизу под ним, как факел в ночи;
|
Abandoned it lay, alone, imperishable,
|
Покинутое оно лежало, одинокое, неразрушимое,
|
Immobile with excess of passionate will,
|
Неподвижное с избытком страстной воли,
|
His living, sacrificed and offered heart
|
Его живое, в жертву принесённое сердце,
|
Absorbed in adoration mystical,
|
Поглощенное в мистическом поклоненнии,
|
Turned to its far-off fount of light and love.
|
Обращенное к своему отдаленному источнику света и любви.
|
In the luminous stillness of its mute appeal
|
В сияющей неподвижности своего безмолвного призыва
|
It looked up to the heights it could not see;
|
Оно взирало на высоты, которые не могло видеть;
|
It yearned from the longing depths it could not leave.
|
Оно устремлялось из страстных глубин, которые не могло покинуть.
|
In the centre of his vast and fateful trance
|
В центре его безграничного, пророческого транса
|
Half-way between his free and fallen selves,
|
На полпути меж его свободными и падшими я,
|
Interceding twixt God's day and the mortal's night,
|
Посредничая между днем Бога и ночью смертного,
|
Accepting worship as its single law,
|
Принимая поклонение как свой единственный закон,
|
Accepting bliss as the sole cause of things,
|
Принимая блаженство как единственную причину вещей,
|
Refusing the austere joy which none can share,
|
Отвергая суровую радость, которую никто не может разделить,
|
Refusing the calm that lives for calm alone,
|
Отвергая покой, что живет лишь для одного покоя,
|
To her it turned for whom it willed to be.
|
К ней оно обратилось, ради кого оно желало быть.
|
In the passion of its solitary dream
|
В страсти своей одинокой мечты
|
It lay like a closed soundless oratory
|
Оно лежало как закрытый, беззвучный храм,
|
Where sleeps a consecrated argent floor
|
Где серебрится священный пол, объятый сном
|
Lit by a single and untrembling ray
|
Освещённый единственным, бестрепетным лучом,
|
And an invisible Presence kneels in prayer.
|
И незримое Присутствие преклоняет в молитве колени.
|
On some deep breast of liberating peace
|
На какой-то глубокой груди освобождающего покоя
|
All else was satisfied with quietude;
|
Все остальное было удовлетворено покоем;
|
This only knew there was a truth beyond.
|
Лишь оно знало, что там, за гранью, пребывала истина.
|
All other parts were dumb in centred sleep
|
Все другие части безмолвствовали в сосредоточенном сне,
|
Consenting to the slow deliberate Power
|
Соглашаясь с медленной осторожной Силой,
|
Which tolerates the world's error and its grief,
|
Которая терпит заблуждение мира и его горе,
|
Consenting to the cosmic long delay,
|
Соглашаясь на долгую космическую отсрочку,
|
Timelessly waiting through the patient years
|
Бесконечно ожидая в терпеливых годах
|
Her coming they had asked for earth and men;
|
Ее прихода, которого они просили для земли и людей;
|
This was the fiery point that called her now.
|
Это было огненной точкой, что призывала ее ныне.
|
Extinction could not quench that lonely fire;
|
Угасание не могло погасить тот одинокий огонь;
|
Its seeing filled the blank of mind and will;
|
Его видение заполнило пустоту воли и ума;
|
Thought dead, its changeless force abode and grew.
|
Мысль мертва, его неизменная сила жила и росла.
|
Armed with the intuition of a bliss
|
Вооруженная интуицией блаженства,
|
To which some moved tranquillity was the key,
|
Ключом к которой была какая-то движущаяся безмятежность,
|
It persevered through life's huge emptiness
|
Она упорствовало в огромной пустоте жизни
|
Amid the blank denials of the world.
|
Среди пустых отрицаний мира.
|
It sent its voiceless prayer to the Unknown;
|
Она посылала свою безголосую молитву Неведомому;
|
It listened for the footsteps of its hopes
|
Она прислушивалось в ожидании шагов своих надежд,
|
Returning through the void immensities,
|
Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
|
It waited for the fiat of the Word
|
Она ожидала декрета Слова,
|
That comes through the still self from the Supreme.
|
Что приходит от Высшего через безмолвное я.
|
|
|
Конец песни третьей
|
End of Canto Three
|