Шри Ауробиндо : другие произведения.

Шри Ауробиндо. Савитри, Книга 3, Канто 3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Canto III
   Песнь третья
   THE HOUSE OF THE SPIRIT AND THE NEW CREATION
   Дом Духа и Новое Творение
  
  
   A mightier task remained than all he had done.
   Еще более могучая оставалась задача, чем все то, что он сделал.
   To That he turned from which all being comes,
   Он повернулся к Тому, откуда возникает все бытие,
   A sign attending from the Secrecy
   Знак, проступающий из Тайны,
   Which knows the Truth ungrasped behind our thoughts
   Знающий неуловимую Истину позади наших мыслей
   And guards the world with its all-seeing gaze.
   И оберегающий мир своим всевидящим взором.
   In the unapproachable stillness of his soul,
   В неприступной тишине своей души,
   Intense, one-pointed, monumental, lone,
   Настойчивый, однонаправленный, монументальный, уединенный,
   Patient he sat like an incarnate hope
   Терпеливый он сидел, как воплощенная надежда,
   Motionless on a pedestal of prayer.
   Неподвижный на пьедестале молитвы.
   A strength he sought that was not yet on earth,
   Силу он искал, которой на земле еще не было,
   Help from a Power too great for mortal will,
   Помощи Могущества, слишком великого для воли смертного,
   The light of a Truth now only seen afar,
   Света Истины, ныне видимого лишь издали,
   A sanction from his high omnipotent Source.
   Санкции его высокого всемогущего Источника.
   But from the appalling heights there stooped no voice;
   Но с ужасающих высот голос не доносился вниз;
   The timeless lids were closed; no opening came.
   Вечные веки были закрыты; ничто не открывалось.
   A neutral helpless void oppressed the years.
   Нейтральная беспомощная пустота давила на годы.
   In the texture of our bound humanity
   В ткани нашей связанной человеческой природы
   He felt the stark resistance huge and dumb
   Он ощущал чудовищное сопротивление упорное, безмолвное,
   Of our inconscient and unseeing base,
   Нашей несознательной, невидящей основы,
   The stubborn mute rejection in life's depths,
   Упрямое, немое отрицание в глубинах жизни,
   The ignorant No in the origin of things.
   Невежественное Нет в источнике вещей.
   A veiled collaboration with the Night
   Завуалированное сотрудничество с Ночью
   Even in himself survived and hid from his view:
   Выжило и пряталось от его взора даже в нем самом:
   Still something in his earthly being kept
   Что-то в его земном существе ещё сохраняло
   Its kinship with the Inconscient whence it came.
   Свое родство с Несознательным, откуда оно вышло.
   A shadowy unity with a vanished past
   Смутное единство с исчезнувшим прошлым,
   Treasured in an old-world frame was lurking there,
   Сохранившееся в старой мировой форме, притаилось там,
   Secret, unnoted by the illumined mind,
   Тайное, не замеченное озаренным умом,
   And in subconscious whispers and in dream
   В подсознательном шепоте и во сне
   Still murmured at the mind's and spirit's choice.
   Еще продолжало свой приглушенный ропот, не смотря на выбор духа и ума.
   Its treacherous elements spread like slippery grains
   Его предательские частицы распространялись, как скользкие зерна,
   Hoping the incoming Truth might stumble and fall,
   В надежде, что входящая Истина споткнется и упадет,
   And old ideal voices wandering moaned
   И скитались, стеная старые идеальные голоса
   And pleaded for a heavenly leniency
   Моля о снисходительности небес
   To the gracious imperfections of our earth
   К приятным несовершенствам нашей земли
   And the sweet weaknesses of our mortal state.
   И сладкой слабости нашего смертного состояния.
   This now he willed to discover and exile,
   Это сейчас он решил обнаружить и изгнать,
   The element in him betraying God.
   Эту часть в себе, которая предавала Бога.
   All Nature's recondite spaces were stripped bare,
   Были обнажены все скрытые пространства Природы,
   All her dim crypts and corners searched with fire
   Обысканы с огнем все ее тусклые склепы и углы,
   Where refugee instincts and unshaped revolts
   Где укрывшиеся инстинкты и бесформенные мятежи
   Could shelter find in darkness' sanctuary
   Могли отыскать убежище в святилище тьмы
   Against the white purity of heaven's cleansing flame.
   От белой чистоты очищающего пламени неба.
   All seemed to have perished that was undivine:
   Все, казалось, погибло, что было небожественно:
   Yet some minutest dissident might escape
   Но еще мог скрываться какой-нибудь мельчайший диссидент
   And still a centre lurk of the blind force.
   И таился где-то центр слепой силы.
   For the Inconscient too is infinite;
   Ибо и Несознательное тоже бесконечно;
   The more its abysses we insist to sound,
   Чем с большим упорством мы стремимся измерить его бездны,
   The more it stretches, stretches endlessly.
   Тем больше оно растягивается, растягивается бесконечно.
   Then lest a human cry should spoil the Truth
   Тогда, чтобы Истину не мог извратить человеческий крик,
   He tore desire up from its bleeding roots
   Он вырвал желание с его кровоточащими корнями
   And offered to the gods the vacant place.
   И предложил свободное место богам.
   Thus could he bear the touch immaculate.
   Лишь так мог он вынести прикосновение безупречного.
   A last and mightiest transformation came.
   Пришла последняя и самая могучая трансформация.
   His soul was all in front like a great sea
   Его душа вся вышла на передний план как великий океан,
   Flooding the mind and body with its waves;
   Затопляя ум и тело своими волнами;
   His being, spread to embrace the universe,
   Его существо, расширившись, объемля собою вселенную,
   United the within and the without
   Объединило внутреннее и внешнее,
   To make of life a cosmic harmony,
   Чтобы сотворить из жизни космическую гармонию,
   An empire of the immanent Divine.
   Империю имманентного Божественного.
   In this tremendous universality
   В этой необъятной универсальности
   Not only his soul-nature and mind-sense
   Не только его душа-природа и ум-чувство
   Included every soul and mind in his,
   Заключали в себе каждую душу и каждый ум,
   But even the life of flesh and nerve was changed
   Но изменился даже способ жизни его плоти и нервов
   And grew one flesh and nerve with all that lives;
   Став единой плотью и нервами всего существующего;
   He felt the joy of others as his joy,
   Он чувствовал радость других как свою радость,
   He bore the grief of others as his grief;
   И выносил горе других как свое горе;
   His universal sympathy upbore,
   Его универсальное сострадание поддерживало,
   Immense like ocean, the creation's load
   Необъятное как океан, бремя творения,
   As earth upbears all beings' sacrifice,
   Как земля поддерживает жертву всех существ,
   Thrilled with the hidden Transcendent's joy and peace.
   Трепеща радостью и безмятежностью скрытого Трансцендентного.
   There was no more division's endless scroll;
   Там не существовало больше бесконечного свитка разделения;
   One grew the Spirit's secret unity,
   Единый стал тайным единством Духа,
   All Nature felt again the single bliss.
   Вся Природа ощущала вновь единое блаженство.
   There was no cleavage between soul and soul,
   Не существовало пропасти между одной душой и другой,
   There was no barrier between world and God.
   И не было преграды между миром и Богом.
   Overpowered were form and memory's limiting line;
   Была превзойдена форма ограничивающая линия памяти;
   The covering mind was seized and torn apart;
   Скрывающий ум был схвачен и отброшен в сторону;
   It was dissolved and now no more could be,
   Он был растворен и теперь больше не мог существовать,
   The one Consciousness that made the world was seen;
   Было видно лишь единое Сознание, сотворившее этот мир;
   All now was luminosity and force.
   Все теперь стало сиянием и силой.
   Abolished in its last thin fainting trace
   Исчезая в своем последнем тонком угасающем следе
   The circle of the little self was gone;
   Перестал существовать круг маленького я;
   The separate being could no more be felt;
   Обособленное существо не могло ощущаться больше;
   It disappeared and knew itself no more,
   Оно исчезло и больше не знало себя,
   Lost in the spirit's wide identity.
   Утраченное в широкой тождественности духа.
   His nature grew a movement of the All,
   Его природа стала движением Всего,
   Exploring itself to find that all was He,
   Которое исследует себя, чтобы обнаружить, что все - это Он,
   His soul was a delegation of the All
   Его душа была делегатом Всего,
   That turned from itself to join the one Supreme.
   Что отвернулось от себя, чтобы присоединиться к единому Высочайшему.
   Transcended was the human formula;
   Была превзойдена человеческая природа;
   Man's heart that had obscured the Inviolable
   Сердце человека, скрывающее Нерушимого,
   Assumed the mighty beating of a god's;
   Забилось могучими сердцебиениями бога;
   His seeking mind ceased in the Truth that knows;
   Его ищущий ум прекратил существовать во всезнающей Истине;
   His life was a flow of the universal life.
   Его жизнь стала потоком универсальной жизни.
   He stood fulfilled on the world's highest line
   Он стоял на высочайшей границе мира, достигнув последней реализации,
   Awaiting the ascent beyond the world,
   Ожидая восхождения за пределы мира,
   Awaiting the descent the world to save.
   Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
   A Splendour and a Symbol wrapped the earth,
   Великолепие и Символ окутали землю,
   Serene epiphanies looked and hallowed vasts
   Безмятежные божественные прозрения взирали на него и священные просторы
   Surrounded, wise infinitudes were close
   Простирались вокруг него, были близки мудрые бесконечности
   And bright remotenesses leaned near and kin.
   И склонялись сияющие дали, родные и близкие.
   Sense failed in that tremendous lucency;
   Чувство терялось в этом необъятном сиянии;
   Ephemeral voices from his hearing fell
   Эфемерные голоса из его слышание слетали вниз
   And Thought potent no more sank large and pale
   И могучая Мысль больше не тонула, большая и бледная,
   Like a tired god into mysterious seas.
   Как усталый бог в мистических морях.
   The robes of mortal thinking were cast down
   Платья смертного мышления были сброшены,
   Leaving his knowledge bare to absolute sight;
   Оставляя его знание перед абсолютным обнаженным видением;
   Fate's driving ceased and Nature's sleepless spur:
   Прекратилось правление судьбы и бессонное пришпоривание Природы:
   The athlete heavings of the will were stilled
   Успокоились могучие вздымания воли
   In the Omnipotent's unmoving peace.
   В неподвижном покое Всемогущего.
   Life in his members lay down vast and mute;
   Жизнь в его членах лежала, безграничная и безмолвная;
   Naked, unwalled, unterrified it bore
   Обнаженная, не огражденная стенами, отбросившая страх, она выносила
   The immense regard of Immortality.
   Необъятное внимание Бессмертия.
   The last movement died and all at once grew still.
   Последнее движение умерло, и все сразу стало неподвижным.
   A weight that was the unseen Transcendent's hand
   Вес, который был рукою незримого Трансцендентного,
   Laid on his limbs the Spirit's measureless seal,
   Наложил на его члены неизмеримую печать Духа,
   Infinity swallowed him into shoreless trance.
   Бесконечность погрузила его в безбрежный транс.
   As one who sets his sail towards mysteried shores
   Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
   Driven through huge oceans by the breath of God,
   Увлекаемый через огромные океаны дыханием Бога,
   The fathomless below, the unknown around,
   Бездонные и неведомые,
   His soul abandoned the blind star-field, Space.
   Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
   Afar from all that makes the measured world,
   Далеко от всего, что творит этот измеримый мир,
   Plunging to hidden eternities it withdrew
   Погружаясь в скрытые вечности, она отошла
   Back from mind's foaming surface to the Vasts
   Назад от пенящейся поверхности ума к Беспредельным Просторам,
   Voiceless within us in omniscient sleep.
   Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
   Above the imperfect reach of word and thought,
   Над несовершенными пределами мысли и слова,
   Beyond the sight that seeks support of form,
   По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
   Lost in deep tracts of superconscient Light,
   Затерянный в глубоких пространствах сверхсознательного Света
   Or voyaging in blank featureless Nothingness,
   Или путешествуя в пустом не имеющем черт Ничто,
   Sole in the trackless Incommensurable,
   Один в непроторенном Несоизмеримом,
   Or past not-self and self and selflessness,
   Или проходя мимо не-я, я и отсутствие я
   Transgressing the dream-shores of conscious mind
   Пересекая берега-грезы сознательного ума,
   He reached at last his sempiternal base.
   Он достиг, наконец, своей вечной основы.
   On sorrowless heights no winging cry disturbs,
   На безгорестных высях, которые не тревожит ни один взлетающий крик,
   Pure and untouched above this mortal play
   Чистых и незатронутые над этой смертной игрой,
   Is spread the spirit's hushed immobile air.
   Простирается смолкший неподвижный воздух духа.
   There no beginning is and there no end;
   Там нет начала, и там нет конца;
   There is the stable force of all that moves;
   Там - стабильная сила всего, что движется;
   There the aeonic labourer is at rest.
   Там бесконечный труд эпох пребывает в покое
   There turns no keyed creation in the void,
   Там суетное творение не кружит в пустоте,
   No giant mechanism watched by a soul;
   И никакой гигантский механизм не наблюдается душою;
   There creaks no fate-turned huge machinery;
   Там не скрипят вращаемая судьбою огромная машинерия;
   The marriage of evil with good within one breast,
   Супружество добра и зла в одной груди,
   The clash of strife in the very clasp of love,
   Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
   The dangerous pain of life's experiment
   Опасная боль эксперимента жизни
   In the values of Inconsequence and Chance,
   В ценностях Случайности и Непоследовательности,
   The peril of mind's gamble, throwing our lives
   Опасность азартной игры ума, бросающей наши жизни
   As stake in a wager of indifferent gods
   На кон в ставке равнодушных богов,
   And the shifting lights and shadows of the idea
   И непостоянные огни и тени идеи,
   Falling upon the surface consciousness,
   Падающие на поверхностное сознание
   And in the dream of a mute witness soul
   И во сне свидетельствующей безмолвной души
   Creating the error of a half-seen world
   Творящие ошибку полувидимого мира,
   Where knowledge is a seeking ignorance,
   Где знание - это ищущее неведение,
   Life's steps a stumbling without suit,
   Спотыкающийся, лишенный согласованности, ряд шагов жизни
   Its aspect of fortuitous design,
   Ее аспект случайного замысла,
   Its equal measure of the true and false
   Ее равная мера подлинного и фальшивого
   In that immobile and immutable realm
   В этом неподвижном и неизменном царстве
   Find no access, no cause, no right to live:
   Не находили ни доступа, ни причины, ни права на жизнь:
   There only reigns the spirit's motionless power
   Царила только неподвижная сила духа,
   Poised in itself through still eternity
   Самоуравновешенная в неподвижной вечности
   And its omniscient and omnipotent peace.
   И своем всемогущем и всезнающем покое.
   Thought clashes not with thought and truth with truth,
   Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
   There is no war of right with rival right;
   Там не было войны правды с соперничающей правдой;
   There are no stumbling and half-seeing lives
   Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
   Passing from chance to unexpected chance,
   Блуждающих от случая к непредвиденному случаю,
   No suffering of hearts compelled to beat
   И страдания вынужденных сражаться сердец
   In bodies of the inert Inconscient's make.
   В телах, сотворенных инертным Несознанием.
   Armed with the immune occult unsinking Fire
   Вооруженные неприкосновенным, негасимым, оккультным Огнем
   The guardians of Eternity keep its law
   Стражи Вечности охраняют его закон,
   For ever fixed upon Truth's giant base
   Установленном навечно на гигантском фундаменте Истины
   In her magnificent and termless home.
   В ее величественном и безграничном доме.
   There Nature on her dumb spiritual couch
   Там Природа на своем безмолвном, духовном ложе,
   Immutably transcendent knows her source
   Неизменно трансцендентная, знает свой источник
   And to the stir of multitudinous worlds
   И cоглашаетсяна на кружение бесчисленных миров
   Assents unmoved in a perpetual calm.
   Неподвижная в вечном покое.
   All-causing, all-sustaining and aloof,
   Являющийся причиной всего, всеподдерживающий и отчужденный,
   The Witness looks from his unshaken poise,
   Свидетель cмотрит из своего непоколебимого равновесия,
   An Eye immense regarding all things done.
   Огромный Глаз наблюдает за всеми сотворенными вещами.
   Apart, at peace above creation's stir,
   Обособленный, пребывая в покое над суетою творения,
   Immersed in the eternal altitudes,
   Погрузившись в вечные высоты,
   He abode defended in his shoreless self,
   Защищенный в своем безбрежном духе он жил,
   Companioned only by the all-seeing One.
   В компании лишь всевидящего Единого.
   A Mind too mighty to be bound by Thought,
   Ум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
   A Life too boundless for the play in Space,
   Жизнь, слишком безграничная для игры в Пространстве,
   A Soul without borders unconvinced of Time,
   Душа без границ, не убеждаемая Временем,
   He felt the extinction of the world's long pain,
   Он ощущал угасание долгой боли мира,
   He became the unborn Self that never dies,
   Он стал нерожденным Духом, который никогда не умирает,
   He joined the sessions of Infinity.
   Он присоединился к собраниям Бесконечности.
   On the cosmic murmur primal loneliness fell,
   На космический шепот опустилось изначальное одиночество,
   Annulled was the contact formed with time-born things,
   Отменен был контакт, сотворенный вещами, рожденными временем,
   Empty grew Nature's wide community.
   Пустота стала широким пространством Природы.
   All things were brought back to their formless seed,
   Все вещи были возвращены в свое бесформенное семя,
   The world was silent for a cyclic hour.
   Мир умолк в идущем кругами времени.
   Although the afflicted Nature he had left
   Хотя страдающая Природа, которую он оставил,
   Maintained beneath him her broad numberless fields,
   Сохраняла под ним свои широкие неисчислимые поля,
   Her act, receding, failed remote
   Ее грандиозное действие, отступая, исчезло вдали,
   As if a soulless dream at last had ceased.
   Словно прекратился наконец сон без души.
   No voice came down from the high Silences,
   Ни один голос не доносился вниз из высоких Безмолвий,
   None answered from her desolate solitudes.
   Никто не отвечал из ее пустых, безлюдных пространств.
   A stillness of cessation reigned, the wide
   Царило безмолвие прекращения творения, широкая
   Immortal hush before the gods are born;
   Бессмертная тишина, что существовала прежде, чем были рождены боги;
   A universal Force awaited, mute,
   Универсальная Сила ждала, молчаливая,
   The veiled Transcendent's ultimate decree.
   Последнего декрета скрытого Трансцендентного.
   Then suddenly there came a downward look.
   Затем внезапно туда проник взгляд, устремленный вниз.
   As if a sea exploring its own depths,
   Словно море, исследующее свои собственные глубины,
   A living Oneness widened at its core
   Живое Единство расширилось в своей сердцевине
   And joined him to unnumbered multitudes.
   И присоединило его к неисчислимым множествам.
   A Bliss, a Light, a Power, a flame-white Love
   Блаженство, Свет, Сила, пламенно-белая Любовь
   Caught all into a sole immense embrace;
   Поймали все в одно единое безмерное объятие;
   Existence found its truth on Oneness' breast
   Существование обрело свою истину на груди Единства,
   And each became the self and space of all.
   И каждый стал собою и пространством всего.
   The great world-rhythms were heart-beats of one Soul,
   Великие мировые ритмы были сердцебиениями одной Души,
   To feel was a flame-discovery of God,
   Чувствовать было пламенным открытием Бога,
   All mind was a single harp of many strings,
   Весь ум был единой арфой многих струн,
   All life a song of many meeting lives;
   Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
   For worlds were many, but the Self was one.
   Ибо миров было много, но Дух был один.
   This knowledge now was made a cosmos' seed:
   Это знание теперь стало семенем космоса:
   This seed was in the safety of the Light,
   Это семя хранилось в безопасности Света,
   It needed not a sheath of Ignorance.
   Оно не нуждалась в оболочке Неведения.
   Then from the trance of that tremendous clasp
   Затем из транса этого огромного объятия
   And from the throbbings of that single Heart
   И из биений этого единого Сердца,
   And from the naked Spirit's victory
   Из обнаженной победы Духа
   A new and marvellous creation rose.
   Поднялось новое, чудесное творение.
   Incalculable outflowing infinitudes
   Неисчислимые, льющиеся водопадами бесконечности,
   Laughing out an unmeasured happiness
   Смеющиеся неизмеримым счастьем,
   Lived their innumerable unity;
   Жили своим неисчислимым единством;
   Worlds where the being is unbound and wide
   Миры, где существо не связанно и широко,
   Bodied unthinkably the egoless Self;
   Воплощали невообразимо свободное от эго Истинное Я;
   Rapture of beatific energies
   Восторг блаженных энергий
   Joined Time to the Timeless, poles of a single joy;
   Соединял Время с Безвременьем, как полюсы одной радости;
   White vasts were seen where all is wrapped in all.
   Белые просторы были видны, где всё окутывало собою всё.
   There were no contraries, no sundered parts,
   Там не было противоположностей и разделенных частей,
   All by spiritual links were joined to all
   Все было содинено со всем духовными звеньями
   And bound indissolubly to the One:
   И неразрывно связано с Единым:
   Each was unique, but took all lives as his own,
   Каждый был уникален, но принимал все жизни как свою собственную жизнь,
   And, following out these tones of the Infinite,
   И, следуя этим звукам Бесконечного,
   Recognised in himself the universe.
   Узнавал в самом себе Вселенную.
   A splendid centre of infinity's whirl
   Великолепный центр вихря бесконечности
   Pushed to its zenith's height, its last expanse,
   Поднятый до своего зенита высоты, предельно расширившийся,
   Felt the divinity of its own self-bliss
   Ощущал божественность своего собственного самоблаженства,
   Repeated in its numberless other selves:
   Повторяя в своей бесчисленности другие я:
   It took up tirelessly into its scope
   Неутомимо он вбирал в свои пределы
   Persons and figures of the Impersonal,
   Личности и фигуры Имперсонального,
   As if prolonging in a ceaseless count,
   Словно продолжая в непрекращающемся подсчете,
   In a rapturous multiplication's sum,
   В сумме восторженного умножения,
   The recurring decimals of eternity.
   Переодические десятичные дроби вечности.
   None was apart, none lived for himself alone,
   Никто не был в стороне, никто не жил только ради себя,
   Each lived for God in him and God in all,
   Каждый жил для Бога в себе и Бога во всем,
   Each soleness inexpressibly held the whole.
   Каждое одиночество невыразимо содержало целое.
   There Oneness was not tied to monotone;
   Там Единство не было привязано к монотонности;
   It showed a thousand aspects of itself,
   Оно проявляло тысячи аспектов себя,
   Its calm immutable stability
   Его спокойная, неизменная стабильность
   Upbore on a changeless ground for ever safe,
   Поддерживала на неизменной почве навечно в безопасности,
   Compelled to a spontaneous servitude,
   Принуждая к спонтанному рабству
   The ever-changing incalculable steps,
   Вечно меняющиеся неисчислимые шаги,
   The seeming-reckless dance's subtle plan
   Тонкий план кажущегося безрассудным танца
   Of immense world-forces in their perfect play.
   Совершенной игры великих мировых сил.
   Appearance looked back to its hidden truth
   Видимость, обернувшись, вглядывалась в свою скрытую истину
   And made of difference oneness' smiling play;
   И из различия делала улыбающуюся игру единства;
   It made all persons fractions of the Unique,
   Она все личности делала частицами Уникального,
   Yet all were being's secret integers.
   И все же каждый был тайным целым бытия.
   All struggle was turned to a sweet strife of love
   Всякая борьба была превращена в сладостный спор любви
   In the harmonised circle of a sure embrace.
   В гармоничном круге надежных объятий.
   Identity's reconciling happiness gave
   Примиряющее счастье отождествления придавало
   A rich security to difference.
   Различию надежную безопасность.
   On a meeting line of hazardous extremes
   На встречающейся границе рискованных крайностей
   The game of games was played to its breaking-point,
   Игра игр игралась до своего предела,
   Where through self-finding by divine self-loss
   Где через самообнаружение благодаря божественной самопотери
   There leaps out unity's supreme delight
   Возникает божественный восторг единства,
   Whose blissful undivided sweetness feels
   Чью блаженную неразделенную сладость
   A communality of the Absolute.
   Ощущает общность Абсолюта.
   There was no sob of suffering anywhere;
   Там нигде не было рыдания страданий;
   Experience ran from point to point of joy:
   Переживание бежало от одной точки Радости к другой:
   Bliss was the pure undying truth of things.
   Блаженство было чистой неумирающей истиной вещей.
   All Nature was a conscious front of God:
   Вся Природа была сознательным фасадом Бога:
   A wisdom worked in all, self-moved, self-sure,
   Мудрость работала во всем, самодвижущаяся, уверенная в себе,
   A plenitude of illimitable Light,
   Изобилие беспредельного Света,
   An authenticity of intuitive Truth,
   Подлинность интуитивной Истины,
   A glory and passion of creative Force.
   Великолепие и страсть созидательной Силы.
   Infallible, leaping from eternity,
   Непогрешимая, возникающая из вечности
   The moment's thought inspired the passing act.
   Мысль мгновения вдохновляла преходящее действие.
   A word, a laughter, sprang from Silence' breast,
   Слово, смех поднимались из груди Тишины,
   A rhythm of Beauty in the calm of Space,
   Ритм Красоты в покое Пространства,
   A knowledge in the fathomless heart of Time.
   Знание в бездонном сердце Времени.
   All turned to all without reserve's recoil:
   Все поворачивалось ко всему без всякой задней мысли:
   A single ecstasy without a break,
   Нерушимый единый экстаз,
   Love was a close and thrilled identity
   Любовь была близким и трепетным отождествлением
   In the throbbing heart of all that luminous life.
   В стучащем сердце всей этой сияющей жизни.
   A universal vision that unites,
   Универсальное видение, которое объединяет,
   A sympathy of nerve replying to nerve,
   Сочувствие нерва, отвечающего нерву,
   Hearing that listens to thought's inner sound
   Слышание, что прислушивается к внутреннему звуку мысли
   And follows the rhythmic meanings of the heart,
   И следует ритмичным смыслам сердца,
   A touch that needs not hands to feel, to clasp,
   Прикосновение, не нуждающееся в руках, чтобы чувствовать и обнимать,
   Were there the native means of consciousness
   Были там естественными средствами сознания
   And heightened the intimacy of soul with soul.
   И увеличивали сокровенную близость души c душою.
   A grand orchestra of spiritual powers,
   Величественный оркестр духовных сил,
   A diapason of soul-interchange
   Диапазон душевного взаимообмена
   Harmonised a Oneness deep, immeasurable.
   Гармонизировал глубокое, неизмеримое Единство.
   In these new worlds projected he became
   В этих новых мирах, он стал
   A portion of the universal gaze,
   Частью универсального взгляда,
   A station of the all-inhabiting light,
   Станцией всенаселяющего света,
   A ripple on a single sea of peace.
   Рябью на едином море покоя.
   His mind answered to countless communing minds,
   Его ум отвечал бессчисленным, общающимся между собой умам,
   His words were syllables of the cosmos' speech,
   Его слова были слогами речи космоса,
   His life a field of the vast cosmic stir.
   Его жизнь - полем бесконечного космического движения.
   He felt the footsteps of a million wills
   Он ощущал шаги миллионов воль,
   Moving in unison to a single goal.
   Движущихся в унисон к единственной цели.
   A stream ever new-born that never dies,
   Поток, вечно новорожденный, что никогда не умирает,
   Caught in its thousandfold current's ravishing flow,
   Захваченный в восторженную струю своего тысячестороннего течения,
   With eddies of immortal sweetness thrilled,
   Трепетал в водоворотах бессмертной сладости,
   He bore coiling through his members as they passed
   Он ощущал струящиеся через его члены,
   Calm movements of interminable delight,
   Cпокойные движения бесконечного восторга,
   The bliss of a myriad myriads who are one.
   Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.
   In this vast outbreak of perfection's law
   В этом безграничном взрыве закона совершенства,
   Imposing its fixity on the flux of things
   Навязывающего свою фиксированность потоку вещей,
   He saw a hierarchy of lucent planes
   Он видел иерархию сияющих планов,
   Enfeoffed to this highest kingdom of God-state.
   Входящих поместьями в это высшее царство Божественного великолепия.
   Attuning to one Truth their own right rule
   Настраивая в унисон с единой Истиной свое собственное законное право,
   Each housed the gladness of a bright degree,
   Каждый давал приют радости сияющей ступени,
   Alone in beauty, perfect in self-kind,
   Один в красоте, совершенный в своем в роде,
   An image cast by one deep truth's absolute,
   Образ, брошенный абсолютом одной глубокой истины,
   Married to all in happy difference.
   Сочетался сокровенно со всем в счастливом различии.
   Each gave its powers to help its neighbours' parts,
   Каждый отдавал свои силы, чтобы помочь частям своего соседа,
   But suffered no diminution by the gift;
   Но не страдал от уменьшенья из-за своего дара;
   Profiteers of a mystic interchange,
   Барышники мистического взаимообмена,
   They grew by what they took and what they gave,
   Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,
   All others they felt as their own complements,
   Всех других они ощущали своими собственными дополнениями,
   One in the might and joy of multitude.
   Едиными в могуществе и радости множества.
   Even in the poise where Oneness draws apart
   Даже в равновесии, где Единство разделяется,
   To feel the rapture of its separate selves,
   Чтобы почувствовать восторг своих обособленных я,
   The Sole in its solitude yearned towards the All
   Единственный в своем уединении стремился ко Всему
   And the Many turned to look back at the One.
   И Множественный оборачивался, чтобы взглянуть на Единого.
   An all-revealing all-creating Bliss,
   Всеобнаруживающее, всесозидающее Блаженство,
   Seeking for forms to manifest truths divine,
   Ищущее формы для проявления божественных истин,
   Aligned in their significant mystery
   Упорядоченные в своей глубокой мистерии
   The gleams of the symbols of the Ineffable
   Проблески символов Невыразимого
   Blazoned like hues upon a colourless air
   Мерцали, как оттенки в бесцветном воздухе,
   On the white purity of the Witness Soul.
   На белой чистоте Свидетеля Души.
   These hues were the very prism of the Supreme,
   Эти оттенки были истинной призмой Высочайшего,
   His beauty, power, delight creation's cause.
   Его красотою, силой, причиной восторга творения.
   A vast Truth-Consciousness took up these signs
   Безграничное Сознание-Истина подхватывало эти символы,
   To pass them on to some divine child Heart
   Чтобы перенести их на какое-то божественное детское Сердце,
   That looked on them with laughter and delight
   Что глядело на них с восторгом и смехом
   And joyed in these transcendent images
   И радовалось этим трансцендентным образам,
   Living and real as the truths they house.
   Живым и реальным, как те истины, которые они в себе несут.
   The Spirit's white neutrality became
   Белая нейтральность духа стала
   A playground of miracles, a rendezvous
   Игровою площадкой чудес, местом свидания
   For the secret powers of a mystic Timelessness:
   Скрытых сил мистического Безвременья:
   It made of Space a marvel house of God,
   Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,
   It poured through Time its works of ageless might,
   Оно изливала сквозь Время свои работы вечного могущества,
   Unveiled seen as a luring rapturous face
   Лишенное покровов, выглядело как пленительный восторженный лик,
   The wonder and beauty of its Love and Force.
   Чудо и красота его Любви и его Силы.
   The eternal Goddess moved in her cosmic house
   Вечная Богиня двигалась в своем космическом доме,
   Sporting with God as a Mother with her child:
   Играя с Богом, как Мать со своим дитя:
   To him the universe was her bosom of love,
   Для него эта вселенная была грудью ее любви,
   His toys were the immortal verities.
   Его игрушками были бессмертные истины.
   All here self-lost had there its divine place.
   Все, здесь самоутраченное, было там на своем божественном месте.
   The Powers that here betray our hearts and err,
   Силы, что здесь ошибаются и предают наши сердца,
   Were there sovereign in truth, perfect in joy,
   Были там суверенными в истине, совершенными в радости,
   Masters in a creation without flaw,
   Мастерами в безупречном творении,
   Possessors of their own infinitude.
   Владельцами своей собственной бесконечности.
   There Mind, a splendid sun of vision's rays,
   Там Ум, великолепное солнце лучей видения,
   Shaped substance by the glory of its thoughts
   Формировал субстанцию неземной красотой своих мыслей
   And moved amidst the grandeur of its dreams.
   И двигался среди великолепия своих грез.
   Imagination's great ensorcelling rod
   Великий волшебный посох воображения
   Summoned the unknown and gave to it a home,
   Вызывал неизвестное и давал ему убежище,
   Outspread luxuriantly in golden air
   Расправляя пышно в золотом воздухе
   Truth's iris-coloured wings of fantasy,
   Радужные крылья фантазии Истины
   Or sang to the intuitive heart of joy
   Или пел интуитивному сердцу радости
   Wonder's dream-notes that bring the Real close.
   Грезы-ноты чуда, что приносят близко Реальное.
   Its power that makes the unknowable near and true,
   Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,
   In the temple of the ideal shrined the One:
   В храме идеала благоговейно хранила Единого:
   It peopled thought and mind and happy sense
   Он населял мысль, ум и счастливое чувство,
   Filled with bright aspects of the might of God
   Наполнял светлыми сторонами могущества Бога
   And living persons of the one Supreme,
   И живыми персонами одного Высочайшего,
   The speech that voices the ineffable,
   Речь, что провозглашает невыразимое,
   The ray revealing unseen Presences,
   Луч, открывающим незримые Присутствия,
   The virgin forms through which the Formless shines,
   Чистые формы, через которые сияет Бесформенный,
   The Word that ushers divine experience
   Слово, что возвещает божественное переживание,
   And the Ideas that crowd the Infinite.
   И Идеи, что наполняют Бесконечность.
   There was no gulf between the thought and fact,
   Там не было пропасти между мыслью и фактом,
   Ever they replied like bird to calling bird;
   Вечно они перекликались, как птица с зовущей птицей;
   The will obeyed the thought, the act the will.
   Воля повиновалась мысли, действие - воле.
   There was a harmony woven twixt soul and soul.
   Там была гармония, сотканная между одной душой и другой.
   A marriage with eternity divinised Time.
   Супружество с вечностью обожествляло Время.
   There Life pursued, unwearied of her sport,
   Там Жизнь преследовала неустанно свои забавы,
   Joy in her heart and laughter on her lips,
   Радость в ее сердце и смех на ее устах,
   The bright adventure of God's game of chance.
   Светлая авантюра игры Бога в случай.
   In her ingenious ardour of caprice,
   В изобретательной страсти своего каприза,
   In her transfiguring mirth she mapped on Time
   В своей преобразующей радости она наносила на карту Времени
   A fascinating puzzle of events,
   Пленительную головоломку событий,
   Lured at each turn by new vicissitudes
   Манила на каждом повороте новыми переменами
   To self-discovery that could never cease.
   К самообнаружению, которое никогда не может прекратиться.
   Ever she framed stark bonds for the will to break,
   Вечно она создавала крепкие оковы ради желания их сломать,
   Brought new creations for the thought's surprise
   Порождала ради удивления мысли новые творения
   And passionate ventures for the heart to dare,
   И страстные авантюры, чтобы сердце могло дерзать,
   Where Truth recurred with an unexpected face
   Где Истина возвращалась с неожиданным обличьем
   Or else repeated old familiar joy
   Или же повторяла старую знакомую радость,
   Like the return of a delightful rhyme.
   Словно возвращалась восхитительная рифма.
   At hide-and-seek on a Mother-Wisdom's breast,
   В прятках на груди Матери-Мудрости,
   An artist teeming with her world-idea,
   Художник, исполненый ее мировой идеей,
   She never could exhaust its numberless thoughts
   Она никогда не могла исчерпать свои неисчислимые мысли
   And vast adventure into thinking shapes
   И обширную авантюру в мыслящих формах
   And trial and lure of a new living's dreams.
   И испытание и соблазн грез новой жизни.
   Untired of sameness and untired of change,
   Не утомленная одинаковостью и изменением,
   Endlessly she unrolled her moving act,
   Бесконечно она разворачивала свое движущееся действие,
   A mystery drama of divine delight,
   Мистериальную драму божественного восторга,
   A living poem of world-ecstasy,
   Живую поэму мирового экстаза,
   A kakemono of significant forms,
   Какемоно полных значения образов,
   A coiled perspective of developing scenes,
   Извивающуюся перспективу развивающихся сцен,
   A brilliant chase of self-revealing shapes,
   Блестящую погоню самооткрывающихся форм,
   An ardent hunt of soul looking for soul,
   Страстную охоту души, что ищет душу,
   A seeking and a finding as of gods.
   Поиск и обнаружение, как у богов.
   There Matter is the Spirit's firm density,
   Там Материя -- это прочная плотность Духа,
   An artistry of glad outwardness of self,
   Художественный образ радостной внешности я.
   A treasure-house of lasting images
   Сокровищница устойчивых образов,
   Where sense can build a world of pure delight:
   Где чувство может строить мир чистого восторга:
   The home of a perpetual happiness,
   Дом бесконечного счастья,
   It lodged the hours as in a pleasant inn.
   Оно поселила часы словно в прекрасной обители.
   The senses there were outlets of the soul;
   Чувства там были отдушинами души;
   Even the youngest child-thought of the mind
   Даже самая юная детская мысль ума
   Incarnated some touch of highest things.
   Воплощала какое-то прикосновение высших вещей.
   There substance was a resonant harp of self,
   Там субстанция была резонирующей арфой я,
   A net for the constant lightnings of the spirit,
   Сетью для постоянных молний духа,
   A magnet power of love's intensity
   Магнитной силой напряженности любви,
   Whose yearning throb and adoration's cry
   Чей страстный трепет и крик обожания
   Drew God's approaches close, sweet, wonderful.
   Влекли сокровенные, сладостные, чудесные приближения Бога.
   Its solidity was a mass of heavenly make;
   Ее твердость была массой божественного творения;
   Its fixity and sweet permanence of charm
   Ее устойчивость и сладостное постоянство очарования
   Made a bright pedestal for felicity.
   Создавали светлый пьедестал для блаженства.
   Its bodies woven by a divine sense
   Ее тела, сотканные божественным чувством,
   Prolonged the nearness of soul's clasp with soul;
   Были продолжением близких объятий душ;
   Its warm play of external sight and touch
   Ее теплая игра внешнего вида и прикосновения
   Reflected the glow and thrill of the heart's joy,
   Отражала пыл и трепет радости сердца,
   Mind's climbing brilliant thoughts, the spirit's bliss;
   Восхождение сияющих мыслей ума, блаженство духа;
   Life's rapture kept for ever its flame and cry.
   Восторг жизни вечно сохранял свои крик и пламя.
   All that now passes lived immortal there
   Все, что теперь проходит, там жило бессмертно
   In the proud beauty and fine harmony
   В гордой красоте и прекрасной гармонии
   Of Matter plastic to spiritual light.
   Материи, пластичной для духовного света.
   Its ordered hours proclaimed the eternal Law;
   Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
   Vision reposed on a safety of deathless forms;
   Зрение отдыхало на надежности бессмертных форм;
   Time was Eternity's transparent robe.
   Время было прозрачным платьем Вечности.
   An architect hewing out self's living rock,
   Архитектор, высекающий из себя как из живого камня,
   Phenomenon built Reality's summer-house
   Строил феномен летнего дома Реальности
   On the beaches of the sea of Infinity.
   На пляжах моря Бесконечности.
   Against this glory of spiritual states,
   Напротив этого великолепия духовных состояний,
   Their parallels and yet their opposites,
   Их параллели, и все же их противоположности,
   Floated and swayed, eclipsed and shadowlike
   Качались и плыли, затемненные, подобные тени,
   As if a doubt made substance, flickering, pale,
   Как если бы сомнение творило субстанцию, мерцающую и бледную,
   This other scheme two vast negations found.
   Эта иная схема обнаруживала два обширных отрицания.
   A world that knows not its inhabiting Self
   Мир, что не знает обитающего в нем Духа,
   Labours to find its cause and need to be;
   Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;
   A spirit ignorant of the world it made,
   Дух, не ведающий им сотворенного мира,
   Obscured by Matter, travestied by Life,
   Затемненный Материей, искаженный Жизнью,
   Struggles to emerge, to be free, to know and reign;
   Борется чтобы проявиться, быть свободным, знать и царствовать;
   These were close-tied in one disharmony,
   Они были тесно связаны в одной дисгармонии,
   Yet the divergent lines met not at all.
   И все же, были расходящимися линиями, что никогда не встречаются.
   Three Powers governed its irrational course,
   Три Силы правили его иррациональным курсом,
   In the beginning an unknowing Force,
   В начале - неведающая Сила,
   In the middle an embodied striving soul,
   В середине - воплощенная, прилагающая усилия душа,
   In its end a silent spirit denying life.
   В его конце - безмолвный дух, отрицающий жизнь.
   A dull and infelicitous interlude
   Тупая и несчастливая интерлюдия
   Unrolls its dubious truth to a questioning Mind
   Развертывает свою сомнительную истину для вопрошающего Ума,
   Compelled by the ignorant Power to play its part
   Принуждаемого невежественной Силой играть свою роль
   And to record her inconclusive tale,
   И записывать ее неубедительную повесть,
   The mystery of her inconscient plan
   Мистерию ее несознательного плана
   And the riddle of a being born from Night
   И загадку существа, рожденного из Ночи
   By a marriage of Necessity with Chance.
   Посредством брака Неизбежности со Случаем.
   This darkness hides our nobler destiny.
   Эта тьма скрывает нашу более благородную судьбу.
   A chrysalis of a great and glorious truth,
   Хризалиду великой, великолепной истины,
   It stifles the winged marvel in its sheath
   Она удерживает в своем коконе крылатое чудо,
   Lest from the prison of Matter it escape
   Чтобы оно не сбежало из тюрьмы Материи
   And, wasting its beauty on the formless Vast,
   И, растрачивая свою красоту на бесформенную Беспредельность,
   Merged into the Unknowable's mystery,
   Не погрузилось в мистерию Непостижимого,
   Leave unfulfilled the world's miraculous fate.
   Оставив неосуществленной чудесную судьбу мира.
   As yet thought only some high spirit's dream
   Пока являясь лишь грезой какого-то высокого духа
   Or a vexed illusion in man's toiling mind,
   Или тревожащей иллюзией в трудящемся уме человека,
   A new creation from the old shall rise,
   Новое творение поднимется из старого,
   A Knowledge inarticulate find speech,
   Невыразимое Знание обретет речь,
   Beauty suppressed burst into paradise bloom,
   Подавленная Красота распустится в райском цветении,
   Pleasure and pain dive into absolute bliss.
   Удовольствие и боль исчезнут в абсолютном блаженстве.
   A tongueless oracle shall speak at last,
   Лишенный языка оракул наконец заговорит,
   The Superconscient conscious grow on earth,
   Сверхсознательное на земле станет сознательным,
   The Eternal's wonders join the dance of Time.
   Чудеса Вечного присоединятся к танцу Времени.
   But now all seemed a vainly teeming vast
   Но сейчас все казалось напрасной, кишащей беспредельностью,
   Upheld by a deluded Energy
   Поддержанной вводящей в заблуждение Энергией
   To a spectator self-absorbed and mute,
   Для самопоглощенного и безмолвного зрителя,
   Careless of the unmeaning show he watched,
   Невнимательного к бессмысленному зрелищу, которое он наблюдал,
   Regarding the bizarre procession pass
   Глядящего на прохождение причудливой процессии,
   Like one who waits for an expected end.
   Как тот, кто ждет ожидаемого конца.
   He saw a world that is from a world to be.
   Он видел мир, который из мира должен был возникнуть.
   There he divined rather than saw or felt,
   Там он скорее угадывал, чем чувствовал и видел,
   Far off upon the rim of consciousness,
   Далеко на краю сознания,
   Transient and frail this little whirling globe
   Мимолетный и хрупкий этот маленький вращающийся земной шар
   And on it left like a lost dream's vain mould,
   И на нем, оставленную как напрасную форму утраченной грезы,
   A fragile copy of the spirit's shell,
   Хрупкую копию оболочки духа,
   His body gathered into mystic sleep.
   Свое тело, собранное в мистическом сне.
   A foreign shape it seemed, a mythic shade.
   Чужой формой оно казалось, мифической тенью.
   Alien now seemed that dim far universe,
   Чуждой казалась теперь та далекая неясно видимая вселенная,
   Self and eternity alone were true.
   Дух и вечность одни были истины.
   Then memory climbed to him from the striving planes
   Затем память поднялась к нему из борющихся планов,
   Bringing a cry from once-loved cherished things,
   Донося крик когда-то любимых лелеемых вещей,
   And to the cry as to its own lost call
   И на этот крик, как на его собственный потерянный призыв,
   A ray replied from the occult Supreme.
   Ответил Луч оккультного Всевышнего.
   For even there the boundless Oneness dwells.
   Ибо даже там пребывает безграничное Единство.
   To its own sight unrecognisable,
   Неузнаваемое для своего собственного взора,
   It lived still sunk in its own tenebrous seas,
   Оно жило, все же, погруженное в свои собственные мрачные моря,
   Upholding the world's inconscient unity
   Поддерживая несознательное единство мира,
   Hidden in Matter's insentient multitude.
   Скрытое в бесчувственном множестве Материи.
   This seed-self sown in the Indeterminate
   Эта семя-дух, посеянное в Неопределимом,
   Forfeits its glory of divinity,
   Теряет свое великолепие божественности,
   Concealing the omnipotence of its Force,
   Cкрывая всемогущество своей Силы,
   Concealing the omniscience of its Soul;
   И всезнание Своей Души;
   An agent of its own transcendent Will,
   Агент своей собственной трансцендентной Воли,
   It merges knowledge in the inconscient deep;
   Оно погружает знание в глубокое несознание;
   Accepting error, sorrow, death and pain,
   Принимая ошибку, горе, смерть и боль
   It pays the ransom of the ignorant Night,
   Оно платит выкуп невежественной Ночи,
   Redeeming by its substance Nature's fall.
   Оплачивает падение Природы своей субстанцией.
   Himself he knew and why his soul had gone
   Он познал самого Себя и почему его душа ушла
   Into earth's passionate obscurity
   В страстную неясность земли,
   To share the labour of an errant Power
   Разделить труд страствующей Силы,
   Which by division hopes to find the One.
   Которая посредством разделения надеется обрести Единого.
   Two beings he was, one wide and free above,
   Одновременно двумя существами он был, одним, широким и свободным, свыше,
   One struggling, bound, intense, its portion here.
   Другим, борющимся, связанным, напряженным, его частью здесь.
   A tie between them still could bridge two worlds;
   Узы меж ними еще могли мостом соединить два мира;
   There was a dim response, a distant breath;
   Там был смутный отклик, отдаленное дыхание;
   All had not ceased in the unbounded hush.
   Не все прекратилось в беспредельной тишине.
   His heart lay somewhere conscious and alone
   Его сердце лежало где-то, сознательное и одинокое,
   Far down below him like a lamp in night;
   Далеко внизу под ним, как факел в ночи;
   Abandoned it lay, alone, imperishable,
   Покинутое оно лежало, одинокое, неразрушимое,
   Immobile with excess of passionate will,
   Неподвижное с избытком страстной воли,
   His living, sacrificed and offered heart
   Его живое, в жертву принесённое сердце,
   Absorbed in adoration mystical,
   Поглощенное в мистическом поклоненнии,
   Turned to its far-off fount of light and love.
   Обращенное к своему отдаленному источнику света и любви.
   In the luminous stillness of its mute appeal
   В сияющей неподвижности своего безмолвного призыва
   It looked up to the heights it could not see;
   Оно взирало на высоты, которые не могло видеть;
   It yearned from the longing depths it could not leave.
   Оно устремлялось из страстных глубин, которые не могло покинуть.
   In the centre of his vast and fateful trance
   В центре его безграничного, пророческого транса
   Half-way between his free and fallen selves,
   На полпути меж его свободными и падшими я,
   Interceding twixt God's day and the mortal's night,
   Посредничая между днем Бога и ночью смертного,
   Accepting worship as its single law,
   Принимая поклонение как свой единственный закон,
   Accepting bliss as the sole cause of things,
   Принимая блаженство как единственную причину вещей,
   Refusing the austere joy which none can share,
   Отвергая суровую радость, которую никто не может разделить,
   Refusing the calm that lives for calm alone,
   Отвергая покой, что живет лишь для одного покоя,
   To her it turned for whom it willed to be.
   К ней оно обратилось, ради кого оно желало быть.
   In the passion of its solitary dream
   В страсти своей одинокой мечты
   It lay like a closed soundless oratory
   Оно лежало как закрытый, беззвучный храм,
   Where sleeps a consecrated argent floor
   Где серебрится священный пол, объятый сном
   Lit by a single and untrembling ray
   Освещённый единственным, бестрепетным лучом,
   And an invisible Presence kneels in prayer.
   И незримое Присутствие преклоняет в молитве колени.
   On some deep breast of liberating peace
   На какой-то глубокой груди освобождающего покоя
   All else was satisfied with quietude;
   Все остальное было удовлетворено покоем;
   This only knew there was a truth beyond.
   Лишь оно знало, что там, за гранью, пребывала истина.
   All other parts were dumb in centred sleep
   Все другие части безмолвствовали в сосредоточенном сне,
   Consenting to the slow deliberate Power
   Соглашаясь с медленной осторожной Силой,
   Which tolerates the world's error and its grief,
   Которая терпит заблуждение мира и его горе,
   Consenting to the cosmic long delay,
   Соглашаясь на долгую космическую отсрочку,
   Timelessly waiting through the patient years
   Бесконечно ожидая в терпеливых годах
   Her coming they had asked for earth and men;
   Ее прихода, которого они просили для земли и людей;
   This was the fiery point that called her now.
   Это было огненной точкой, что призывала ее ныне.
   Extinction could not quench that lonely fire;
   Угасание не могло погасить тот одинокий огонь;
   Its seeing filled the blank of mind and will;
   Его видение заполнило пустоту воли и ума;
   Thought dead, its changeless force abode and grew.
   Мысль мертва, его неизменная сила жила и росла.
   Armed with the intuition of a bliss
   Вооруженная интуицией блаженства,
   To which some moved tranquillity was the key,
   Ключом к которой была какая-то движущаяся безмятежность,
   It persevered through life's huge emptiness
   Она упорствовало в огромной пустоте жизни
   Amid the blank denials of the world.
   Среди пустых отрицаний мира.
   It sent its voiceless prayer to the Unknown;
   Она посылала свою безголосую молитву Неведомому;
   It listened for the footsteps of its hopes
   Она прислушивалось в ожидании шагов своих надежд,
   Returning through the void immensities,
   Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
   It waited for the fiat of the Word
   Она ожидала декрета Слова,
   That comes through the still self from the Supreme.
   Что приходит от Высшего через безмолвное я.
  
  
   Конец песни третьей
   End of Canto Three
  
   Природы. Прим.перев.
   "Центр" (Прим. переводчика)
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"