Шри Ауробиндо : другие произведения.

Шри Ауробиндо. Савитри, Книга2, Канто 8

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  
   Canto VIII
   Песнь восьмая
   THE WORLD OF FALSEHOOD, THE MOTHER OF EVIL AND THE SONS OF DARKNESS
   Мир Лжи, Мать Зла и Сыны Тьмы
  
  
   Then could he see the hidden heart of Night:220
   Затем он смог увидеть скрытое сердце Ночи:
   The labour of its stark unconsciousness
   Работа ее абсолютной бессознательности
   Revealed the endless terrible Inane.
   Раскрыла бесконечную ужасную Пустоту.
   A spiritless blank Infinity was there;
   Бездушная пустая Бесконечность была там;
   A Nature that denied the eternal Truth
   Природа, отрицающая вечную Истину
   In the vain braggart freedom of its thought
   В самодовольной хвастливой свободе своей мысли,
   Hoped to abolish God and reign alone.
   Надеялась уничтожить Бога и царствовать единовластно.
   There was no sovereign Guest, no witness Light;
   Там не было высочайшего Гостя или свидетельствующего Света;
   Unhelped it would create its own bleak world.
   Без помощи она творила свой собственный безрадостный мир.
   Its large blind eyes looked out on demon acts,
   Ее огромные незрячие глаза смотрели на демонические действия,
   Its deaf ears heard the untruth its dumb lips spoke;
   Ее глухие уши внимали лжи, которую произносили ее немые губы;
   Its huge misguided fancy took vast shapes,
   Ее чудовищная путанная фантазия принимала бессчисленные формы,
   Its mindless sentience quivered with fierce conceits;
   Ее бездумная чувствительность трепетала бешеным тщеславием;
   Engendering a brute principle of life
   Порождая животный принцип жизни
   Evil and pain begot a monstrous soul.
   Зло и боль дали рожденье чудовищной душе.
   The Anarchs of the formless depths arose,
   Поднялись Анархи бесформенных глубин,
   Great Titan beings and demoniac powers,
   Великие Титанические существа и демонические силы,
   World-egos racked with lust and thought and will,
   Мировые эго, терзаемые страстью, мыслью и волей,
   Vast minds and lives without a spirit within:
   Широкие умы и жизни, лишенные духа внутри:
   Impatient architects of error's house,
   Нетерпеливые архитекторы дома ошибки,
   Leaders of the cosmic ignorance and unrest
   Предводители космического неведенья и хаоса
   And sponsors of sorrow and mortality
   Творцы страдания и смертности
   Embodied the dark Ideas of the Abyss.
   Воплотили темные Идеи Бездны.
   A shadow substance into emptiness came,
   Какая-то темная субстанция проникла в пустоту,
   Dim forms were born in the unthinking Void
   Неясные формы были рождены в бездумном Вакууме
   And eddies met and made an adverse Space
   Сомкнулись вихри, и сотворили враждебное Пространство,
   In whose black folds Being imagined Hell.
   В чьих темных складках Существо вообразило Ад.
   His eyes piercing the triple-plated gloom
   Его глаза, пронзая трехслойный мрак,
   Identified their sight with its blind stare:
   Отождествили свой взгляд с его незрячим взором:
   Accustomed to the unnatural dark, they saw
   И привыкая к неестественной тьме, увидели
   Unreality made real and conscious Night. 221
   Нереальность, что сотворила реальную, сознательную Ночь.
   A violent, fierce and formidable world,
   Неистовый, жестокий, грозный мир,
   An ancient womb of huge calamitous dreams,
   Древняя утроба чудовищных, гибельных грез,
   Coiled like a larva in the obscurity
   Свернулась подобно личинке в этой непроглядной тьме,
   That keeps it from the spear-points of Heaven's stars.
   Что защищает ее от острых стрел звезд Неба.
   It was the gate of a false Infinite,
   То были врата ложной Бесконечности,
   An eternity of disastrous absolutes,
   Вечность гибельных абсолютов,
   An immense negation of spiritual things.
   Бесконечное отрицание духовных вещей.
   All once self-luminous in the spirit's sphere
   Все, что однажды было самопросветленным в сфере духа
   Turned now into their own dark contraries:
   Обернулось теперь своими собственными темными противоположностями:
   Being collapsed into a pointless void
   Бытие обрушилось в бессмысленную пустоту,
   That yet was a zero parent of the worlds;
   Которая была, все же, каким-то нулем, рождающим миры;
   Inconscience swallowing up the cosmic Mind
   Бессознательное, заглатывающее космический Ум,
   Produced a universe from its lethal sleep;
   Рождало вселенную из своего летаргического сна;
   Bliss into black coma fallen, insensible,
   Блаженство, погрузившееся в черную кому, бесчувственное,
   Coiled back to itself and God's eternal joy
   Свернулось на себе и вечная радость Бога
   Through a false poignant figure of grief and pain
   Какой-то жалкой ложной и фигурой страдания и горя
   Still dolorously nailed upon a cross
   Распятое в муках висела на кресте,
   Fixed in the soil of a dumb insentient world
   Что был вколочен в почву немого бесчувственного мира,
   Where birth was a pang and death an agony,
   Где рождение было болью, а смерть - агонией,
   Lest all too soon should change again to bliss.
   Чтобы не слишком скоро все могло вернуться вновь к блаженству.
   Thought sat, a priestess of Perversity,
   Мысль сидела, жрица Извращения,
   On her black tripod of the triune Snake
   На черном трехногом троне трехглавого Змея,
   Reading by opposite signs the eternal script,
   Читая задом наперед знаки вечного манускрипта,
   A sorceress reversing life's God-frame.
   Колдунья, переворачивающая Божественное устройство жизни.
   In darkling aisles with evil eyes for lamps
   В темных коридорах, с горящими злом глазами, вместо факелов,
   And fatal voices chanting from the apse,
   И роковыми голосами, поющими из под апсиды,
   In strange infernal dim basilicas
   В странных инфернальных смутных базиликах,
   Intoning the magic of the unholy Word,
   Читая нараспев магические формулы дьявольского Слова,
   The ominous profound Initiate
   Зловещая глубокая Инициация
   Performed the ritual of her Mysteries.
   Вершила ритуал своих Мистерий.
   There suffering was Nature's daily food
   Страдание там было повседневной пищей Природы,
   Alluring to the anguished heart and flesh,
   Привлекающее терзаемые сердце и плоть,
   And torture was the formula of delight,
   Пытка была формулой восторга,
   Pain mimicked the celestial ecstasy.
   А боль пародировала божественный экстаз.
   There Good, a faithless gardener of God,
   Там Добро, неверный садовник Бога,
   Watered with virtue the world's upas-tree 222
   Поливало добродетелью отравленное древо мира
   And, careful of the outward word and act,
   И, заботясь лишь о внешнем действии и слове,
   Engrafted his hypocrite blooms on native ill.
   Прививало свои лицемерные цветы на изначальное зло.
   All high things served their nether opposite:
   Все высокие вещи служили своей низкой противоположности:
   The forms of Gods sustained a demon cult;
   Формы Богов поддерживали демонические культы;
   Heaven's face became a mask and snare of Hell.
   А лик Небес стал маской и ловушкой Ада.
   There in the heart of vain phenomenon,
   Там в сердце напрасного феномена,
   In an enormous action's writhen core
   В бьющемся в корчах центре чудовищной деятельности,
   He saw a Shape illimitable and vague
   Он увидел безграничную, неясную Форму,
   Sitting on Death who swallows all things born.
   Оседлавшую Смерть, что заглатывает все рожденное.
   A chill fixed face with dire and motionless eyes,
   С холодным, застывшим ликом и ужасными, неподвижными глазами,
   Her dreadful trident in her shadowy hand
   Она, держа страшный трезубец в невидимой руке,
   Outstretched, she pierced all creatures with one fate.
   Пронзала все существа одной судьбой.
   When nothing was save Matter without soul
   Когда еще ничего не существовало, кроме бездушной Материи,
   And a spiritless hollow was the heart of Time,
   И безжизненная пустота была сердцем Времени,
   Then Life first touched the insensible Abyss;
   Тогда впервые Жизнь коснулась этой бесчувственной Бездны;
   Awaking the stark Void to hope and grief
   Пробуждая к надежде и печали абсолютную Пустоту,
   Her pallid beam smote the unfathomed Night
   Ее слабый луч поразил неизмеримую Ночь,
   In which God hid himself from his own view.
   В которой Бог спрятал себя от своего собственного видения.
   In all things she sought their slumbering mystic truth,
   Во всех вещах она искала их дремлющую, мистическую истину,
   The unspoken Word that inspires unconscious forms;
   Невысказанное Слово, что вдохновляет несознательные формы;
   She groped in his deeps for an invisible Law,
   Она искала наощупь в его глубинах невидимый Закон,
   Fumbled in the dim subconscient for his mind
   И нащупывала в смутном подсознательном его ум
   And strove to find a way for spirit to be.
   Стараясь найти способ для существования духа.
   But from the Night another answer came.
   Но из Ночи пришел другой ответ.
   A seed was in that nether matrix cast,
   Семя было брошено в эту низшую матрицу,
   A dumb unprobed husk of perverted truth,
   Немая неисследованная оболочка извращенной истины,
   A cell of an insentient infinite.
   Клетка бесчувственной бесконечности.
   A monstrous birth prepared its cosmic form
   Чудовищное рождение подготовило её космическую форму
   In Nature's titan embryo, Ignorance.
   В титаническом эмбрионе Природы, в Неведении.
   Then in a fatal and stupendous hour
   Затем в какой-то роковой, великий час
   Something that sprang from the stark Inconscient's sleep
   Что-то поднялось из сна абсолютного Несознательного,
   Unwillingly begotten by the mute Void,
   Неохотно рожденное безмолвной Пустотой,
   Lifted its ominous head against the stars;
   Оно подняло свою зловещую голову, заслоняя звезды;
   Overshadowing earth with its huge body of Doom
   Тенью своего гигантского Рокового тела покрывая землю,
   It chilled the heavens with the menace of a face. 223
   Оно заледенило небеса опасностью своего лика.
   A nameless Power, a shadowy Will arose
   Безымянная Сила, темная Воля поднялась,
   Immense and alien to our universe.
   Огромная и чуждая нашей вселенной.
   In the inconceivable Purpose none can gauge
   В непостижимой Цели, которую никто не может постичь,
   A vast Non-Being robed itself with shape,
   Беспредельное Не-существование облачилось в форму,
   The boundless Nescience of the unconscious depths
   Безграничное Неведение несознательных глубин
   Covered eternity with nothingness.
   Покрыло вечность небытием.
   A seeking Mind replaced the seeing Soul:
   Ищущий Ум заменил всевидящую Душу:
   Life grew into a huge and hungry death,
   Жизнь превратилась в гигантскую, голодную смерть,
   The Spirit's bliss was changed to cosmic pain.
   Блаженство Духа сменилось космической болью.
   Assuring God's self-cowled neutrality
   Обеспечивая завуалированный нейтралитет Бога,
   A mighty opposition conquered Space.
   Могучая оппозиция завоевала Пространство.
   A sovereign ruling falsehood, death and grief,
   Какой-то властелин, что правит ложью, смертью, горем,
   It pressed its fierce hegemony on the earth;
   Навязал земле свою жестокую гегемонию;
   Disharmonising the original style
   Нарушая гармонию изначального стиля
   Of the architecture of her fate's design,
   Архитектуры проекта ее судьбы,
   It falsified the primal cosmic Will
   Он исказил первоначальную космическую Волю
   And bound to struggle and dread vicissitudes
   И привязал к борьбе и страшным злоключениям
   The long slow process of the patient Power.
   Долгий неспешный процесс терпеливой Силы.
   Implanting error in the stuff of things
   Внедряя ошибку в субстанцию вещей,
   It made an Ignorance of the all-wise Law;
   Он сотворил Неведение из всемудрого Закона;
   It baffled the sure touch of life's hid sense,
   Он воздвиг препятствие истинному прикосновению скрытого чувства жизни,
   Kept dumb the intuitive guide in Matter's sleep,
   Заглушая интуитивного водителя во сне Материи,
   Deformed the insect's instinct and the brute's,
   Искажая инстинкт животного и насекомого,
   Disfigured man's thought-born humanity.
   И уродуя рожденной мыслью природу человека.
   A shadow fell across the simple Ray:
   Какая-то тень пересекла путь чистого Луча;
   Obscured was the Truth-light in the cavern heart
   Был затемнен свет Истины в пещере сердца,
   That burns unwitnessed in the altar crypt
   Что горит незримо в алтарном склепе
   Behind the still velamen's secrecy
   За неподвижным покровом тайны,
   Companioning the Godhead of the shrine.
   Наедине с Божеством храма.
   Thus was the dire antagonist Energy born
   Вот так была рождена ужасная враждебная Энергия,
   Who mimes the eternal Mother's mighty shape
   Что подражает форме могучей вечной Матери
   And mocks her luminous infinity
   И передразнивает ее сияющую бесконечность
   With a grey distorted silhouette in the Night.
   Серым искаженным силуэтом в Ночи.
   Arresting the passion of the climbing soul,
   Препятствуя страсти восходящей души,
   She forced on life a slow and faltering pace;
   Она навязывала жизни медленный, неверный шаг;
   Her hand's deflecting and retarding weight 224
   Тяжесть ее задерживающей, отклоняющей руки
   Is laid on the mystic evolution's curve:
   Наложена на траекторию мистической эволюции:
   The tortuous line of her deceiving mind
   Запутанную линию ее обманчивого ума
   The Gods see not and man is impotent;
   Не видят Боги, и человек ее бессилен изменить;
   Oppressing the God-spark within the soul
   Подавляя в душе Божественную искру,
   She forces back to the beast the human fall.
   Она принуждает человека вновь падать до состоянья животного.
   Yet in her formidable instinctive mind
   И все же своим зловещим, инстинктивным умом
   She feels the One grow in the heart of Time
   Она чувствует Единого, который растет в сердце Времени,
   And sees the Immortal shine through the human mould.
   И видит Бессмертного, сияющего сквозь смертную форму.
   Alarmed for her rule and full of fear and rage
   Боясь утратить свою власть, полная страха и ярости,
   She prowls around each light that gleams through the dark
   Она рыщет вокруг каждого проблеска света, который просачивается сквозь тьму,
   Casting its ray from the spirit's lonely tent,
   Бросая свой луч из одинокого шатра духа.
   Hoping to enter with fierce stealthy tread
   Она надеется войти яростной, скрытной поступью
   And in the cradle slay the divine Child.
   И убить в колыбели божественное Дитя.
   Incalculable are her strength and ruse;
   Неизмеримы ее хитрость и сила;
   Her touch is a fascination and a death;
   Ее прикосновение - это очарование и смерть;
   She kills her victim with his own delight;
   Она убивает свою жертву ее? собственным восторгом;
   Even Good she makes a hook to drag to Hell.
   И даже Добро делает крюком, чтобы затащить в Ад.
   For her the world runs to its agony.
   Благодаря ей мир движется к своей собственной агонии.
   Often the pilgrim on the Eternal's road
   Часто паломник, бредущий по дороге Вечности,
   Ill-lit from clouds by the pale moon of Mind,
   Чуть освещаемый из облаков бледной луною Ума,
   Or in devious byways wandering alone,
   Или блуждающий в одиночестве окольными путями,
   Or lost in deserts where no path is seen,
   Или затерянный в пустынях, где не видно пути,
   Falls overpowered by her lion leap,
   Падает, сраженный ее львиноподобным прыжком,
   A conquered captive under her dreadful paws.
   Побежденным пленником под ее ужасными лапами.
   Intoxicated by a burning breath
   Опьяненный каким-то пламенным дыханием
   And amorous grown of a destroying mouth,
   Все более влюбляясь в пожирающую пасть,
   Once a companion of the sacred Fire,
   Когда-то товарищ священного Огня,
   The mortal perishes to God and Light,
   Смертный гибнет для Бога и для Света,
   An Adversary governs heart and brain,
   Враг управляет его сердцем и мозгом,
   A Nature hostile to the Mother-Force.
   Природа, что враждебна Силе Матери.
   The self of life yields up its instruments
   Сила жизни отдает свои инструменты
   To Titan and demoniac agencies
   Титаническим и демоническим силам,
   That aggrandise earth-nature and disframe:
   Что искажают и безмерно возвеличивают земную природу:
   A cowled fifth-columnist is now thought's guide;
   Скрытый член пятой колонны теперь правит мыслью;
   His subtle defeatist murmur slays the faith
   Его пораженческий, тонкий ропот убивает веру,
   And, lodged in the breast or whispering from outside, 225
   И, поселяясь в сердце или нашептываяя снаружи,
   A lying inspiration fell and dark
   Ложное вдохновенье, падшее и темное,
   A new order substitutes for the divine.
   Подменяет божественный порядок каким-то новым порядком.
   A silence falls upon the spirit's heights,
   Безмолвие опускается на высоты духа,
   From the veiled sanctuary the God retires,
   Из невидимого храма уходит Бог,
   Empty and cold is the chamber of the Bride;
   Пустота и холод заполняют покои Невесты;
   The golden Nimbus now is seen no more,
   Золотой Нимб теперь уже не виден больше,
   No longer burns the white spiritual ray
   Уж больше не горит духовный белый луч
   And hushed for ever is the secret Voice.
   И тайный Голос умолкает навеки.
   Then by the Angel of the Vigil Tower
   А после Ангел Дозорной Башни
   A name is struck from the recording book;
   Вычеркивает имя из книги записей;
   A flame that sang in Heaven sinks quenched and mute;
   Пламя, что пело в Небесах угасает и замолкает;
   In ruin ends the epic of a soul.
   Среди руин заканчивается эпическое путешествие души.
   This is the tragedy of the inner death
   Это - трагедия внутренней смерти,
   When forfeited is the divine element
   Когда отобран божественный элемент
   And only a mind and body live to die.
   И жить продолжают только ум и тело ради того, чтоб умереть.
   For terrible agencies the Spirit allows
   Ибо Дух допускает существование ужасных средств
   And there are subtle and enormous Powers
   И есть тонкие и страшные Силы,
   That shield themselves with the covering Ignorance.
   Скрывающие себя покровом Неведения.
   Offspring of the gulfs, agents of the shadowy Force,
   Отпрыски бездн, агенты темной Силы,
   Haters of light, intolerant of peace,
   Ненавидящие свет и нетерпимые к покою,
   Aping to the thought the shining Friend and Guide,
   Изображая перед мыслью сияющего Друга и Водителя,
   Opposing in the heart the eternal Will,
   Противясь в сердце вечной Воле,
   They veil the occult uplifting Harmonist.
   Они скрывают оккультного, стремящегося ввысь Творца Гармонии.
   His wisdom's oracles are made our bonds;
   Путеводные нити его мудрости становятся нашими оковами;
   The doors of God they have locked with keys of creed
   Они запирают двери Бога ключами кредо
   And shut out by the Law his tireless Grace.
   И отгораживаются Законом от его неустанной Милости.
   Along all Nature's lines they have set their posts
   Они расставили свои посты вдоль всех дорог Природы
   And intercept the caravans of Light;
   И перехватывают караваны Света;
   Wherever the Gods act, they intervene.
   Повсюду они вмешиваются, где действует Бог.
   A yoke is laid upon the world's dim heart;
   ßрмо наложено на затемненное сердце мира;
   Masked are its beats from the supernal Bliss,
   Его биенья скрыты от небесного Блаженства,
   And the closed peripheries of brilliant Mind
   И сомкнутые границы сияющего Ума
   Block the fine entries of celestial Fire.
   Сдерживают прекрасные прорывы небесного Огня.
   Always the dark Adventurers seem to win;
   И кажется всегда выигрывают темные Авантюристы;
   Nature they fill with evil's institutes, 226
   Институтами зла они загромождают Природу,
   Turn into defeats the victories of Truth,
   Превращают в поражения победы Истины,
   Proclaim as falsehoods the eternal laws,
   Объявляют ложью вечные законы,
   And load the dice of Doom with wizard lies;
   И колдовским обманом утяжеляют игральные кости Рока;
   The world's shrines they have occupied, usurped its thrones.
   Они захватывают храмы мира и узурпируют его троны.
   In scorn of the dwindling chances of the Gods
   Насмехаясь над уменьшающимися шансами Богов,
   They claim creation as their conquered fief
   Они претендуют на творение, как на завоеванную ими вотчину
   And crown themselves the iron Lords of Time.
   И коронуют себя железными Лордами Времени.
   Adepts of the illusion and the mask,
   Адепты иллюзии и маскарада,
   The artificers of Nature's fall and pain
   Изобретатели боли и падения Природы,
   Have built their altars of triumphant Night
   Они возводят свои алтари торжествующей Ночи
   In the clay temple of terrestrial life.
   В глиняном храме земной жизни.
   In the vacant precincts of the sacred Fire,
   В пустых окрестностях священного Огня,
   In front of the reredos in the mystic rite
   Напротив запрестольной преграды в мистическом обряде,
   Facing the dim velamen none can pierce,
   Перед тусклым покровом, за который никто не может проникнуть,
   Intones his solemn hymn the mitred priest
   Увенчанный митрой жрец читает нараспев свой торжественный гимн,
   Invoking their dreadful presence in his breast:
   Призывая в свое сердце их страшное присутствие.
   Attributing to them the awful Name
   Наделяя их ужасным Именем,
   He chants the syllables of the magic text
   Он произносит нараспев слоги магического текста
   And summons the unseen communion's act,
   И вызывает действие незримой связи,
   While twixt the incense and the muttered prayer
   В то время как между курящимся ладаном и этой глухой молитвой
   All the fierce bale with which the world is racked
   Все бешеное зло, терзающее мир,
   Is mixed in the foaming chalice of man's heart
   Перемешивается в пенящейся чаше человеческого сердца
   And poured to them like sacramental wine.
   И наливается для них словно священное вино.
   Assuming names divine they guide and rule.
   Приняв божественные имена, они ведут и правят.
   Opponents of the Highest they have come
   Оппоненты Высочайшего, они приходят
   Out of their world of soulless thought and power
   Из своего мира бездушной мысли и силы,
   To serve by enmity the cosmic scheme.
   Чтобы своей враждебностью служить космическому замыслу.
   Night is their refuge and strategic base.
   Ночь - их убежище и стратегическая база.
   Against the sword of Flame, the luminous Eye,
   Против меча Пламени, сияющего Глаза,
   Bastioned they live in massive forts of gloom,
   Укрывшись за бастионами, они живут в огромных крепостях мрака,
   Calm and secure in sunless privacy:
   Спокойные и защищённые в своем бессолнечном уединении:
   No wandering ray of Heaven can enter there.
   Ни один странствующий луч Небес не может туда войти.
   Armoured, protected by their lethal masks,
   Покрытые доспехами, защищенные своими смертоносными масками,
   As in a studio of creative Death
   Словно в мастерской творческой Смерти,
   The giant sons of Darkness sit and plan
   Гигантские сыновья Тьмы сидят и планируют
   The drama of the earth, their tragic stage. 227
   Драму земли и сцены своих трагедий.
   All who would raise the fallen world must come
   Всякий, кто желает возвысить этот падший мир, должен войти
   Under the dangerous arches of their power;
   Под опасные своды их силы;
   For even the radiant children of the gods
   Ибо омрачать даже лучезарных детей богов
   To darken their privilege is and dreadful right.
   Их страшное право и привилегия.
   None can reach heaven who has not passed through hell.
   Никто не способен достичь небес, не пройдя через ад.
   This too the traveller of the worlds must dare.
   На это тоже путешественник миров должен был решиться.
   A warrior in the dateless duel's strife,
   Как воин в этом вечном поединке,
   He entered into dumb despairing Night
   Он вошёл в немую, лишающую надежды Ночь,
   Challenging the darkness with his luminous soul.
   Бросая вызов тьме своей сияющей душой.
   Alarming with his steps the threshold gloom
   Тревожа своими шагами порог мрака,
   He came into a fierce and dolorous realm
   Он вошел в жестокое и скорбное царство,
   Peopled by souls who never had tasted bliss;
   Населенное душами, никогда не знавшими блаженство;
   Ignorant like men born blind who know not light,
   Невежественные, как слепорожденные люди, не видевшие света,
   They could equate worst ill with highest good,
   Они могли приравнивать наихудшее зло к высочайшему добру,
   Virtue was to their eyes a face of sin
   Добродетель в их глазах была обличием греха,
   And evil and misery were their natural state.
   А зло и мука были их обычным состоянием.
   A dire administration's penal code
   Уголовный кодекс ужасной администрации
   Making of grief and pain the common law,
   Делающий всеобщим законом боль и горе,
   Decreeing universal joylessness
   Утверждающий всеобщую безрадостность,
   Had changed life into a stoic sacrament
   Превратил жизнь в священный символ стоицизма
   And torture into a daily festival.
   А пытку - в ежедневный фестиваль.
   An act was passed to chastise happiness;
   Акт был принят, что подвергает счастье наказанию;
   Laughter and pleasure were banned as deadly sins:
   Смех и удовольствие были запрещены как смертные грехи:
   A questionless mind was ranked as wise content,
   Несомневающийся ум считался мудрым,
   A dull heart's silent apathy as peace:
   Безмолвная апатия тупого сердца рассматривалась как покой:
   Sleep was not there, torpor was the sole rest,
   Там не было сна и единственным отдыхом было оцепенение,
   Death came but neither respite gave nor end;
   Смерть приходила, но не давала ни передышки, ни конца;
   Always the soul lived on and suffered more.
   Душа продолжала жить всегда и страдала все больше.
   Ever he deeper probed that kingdom of pain;
   Все глубже он исследовал это царство боли;
   Around him grew the terror of a world
   Вокруг него разрастался ужас мира
   Of agony followed by worse agony,
   Агонии, за которой следовала еще более худшая агония,
   And in the terror a great wicked joy
   И в этом ужасе великая, злая радость
   Glad of one's own and others' calamity.
   Наслаждалась своим собственным несчастьем и несчастием других.
   There thought and life were a long punishment,
   Там мысль и жизнь были долгим наказанием,
   The breath a burden and all hope a scourge, 228
   Дыхание - бременем, всякая надежда - бичом,
   The body a field of torment, a massed unease;
   А тело - полем пытки, скопищем тревог;
   Repose was a waiting between pang and pang.
   А отдых - каким-то ожиданием между страданиями.
   This was the law of things none dreamed to change:
   Таков там был закон вещей, который никто не думал изменить:
   A hard sombre heart, a harsh unsmiling mind
   Суровое, мрачное сердце и строгий неулыбчивый ум
   Rejected happiness like a cloying sweet;
   Отвергали счастье как пресыщающую сладость;
   Tranquillity was a tedium and ennui:
   Спокойствие было там тоскою и скукой:
   Only by suffering life grew colourful;
   И только благодаря страданию жизнь обретала краски;
   It needed the spice of pain, the salt of tears.
   Она нуждалась в остром вкусе боли и соли слез.
   If one could cease to be, all would be well;
   Если б можно было перестать существовать, все было бы прекрасно;
   Else only fierce sensations gave some zest:
   Иначе лишь неистовые ощущения вносили некоторую остроту:
   A fury of jealousy burning the gnawed heart,
   Бешенство ревности, сжигающее терзаемое сердце,
   The sting of murderous spite and hate and lust,
   Жало смертельной злобы, вожделения и ненависти,
   The whisper that lures to the pit and treachery's stroke
   Шепот, заманивающий в яму и удар предательства
   Threw vivid spots on the dull aching hours.
   Бросали яркие пятна на унылые часы, наполненные болью.
   To watch the drama of infelicity,
   Наблюдать за драмой этого несчастья,
   The writhing of creatures under the harrow of doom
   И корчами существ, страдающих под пыткой рока,
   And sorrow's tragic gaze into the night
   Трагический взор горя в ночи
   And horror and the hammering heart of fear
   И ужас, и лихорадочно бьющееся сердце страха
   Were the ingredients in Time's heavy cup
   Вот из чего состоял напиток в тяжелой чаше Времени,
   That pleased and helped to enjoy its bitter taste.
   Что доставляло удовольствие и помогало наслаждаться его горьким вкусом.
   Of such fierce stuff was made up life's long hell:
   Вот из такой жестокой материи был сотворен долгий ад жизни:
   These were the threads of the dark spider's-web
   Там были нити паутины черного паука,
   In which the soul was caught, quivering and rapt;
   В которые была поймана душа, трепещущая и захваченная:
   This was religion, this was Nature's rule.
   Это было религией, это было законом Природы.
   In a fell chapel of iniquity
   В ужасном храме беззакония,
   To worship a black pitiless image of Power
   Чтобы поклониться безжалостному черному изваянию Силы,
   Kneeling one must cross hard-hearted stony courts,
   На коленях надо было пересекать бездушные каменные дворы,
   A pavement like a floor of evil fate.
   И мостовую, подобную дороге злой судьбы.
   Each stone was a keen edge of ruthless force
   Там каждый камень был острым лезвием жестокой силы,
   And glued with the chilled blood from tortured breasts;
   Скрепленный запекшейся кровью из растерзанных грудей;
   The dry gnarled trees stood up like dying men
   Сухие, искривленные деревья стояли, словно умирающие люди,
   Stiffened into a pose of agony,
   Окаменев в позах агонии,
   And from each window peered an ominous priest
   Из каждого окна выглядывал зловещий жрец,
   Chanting Te Deums for slaughter's crowning grace,
   Поющий Тедеум? коронованной благодати массового убийства,
   Uprooted cities, blasted human homes,
   Разрушенные до основания города, и разнесенные взрывами дома людей,
   Burned writhen bodies, the bombshell's massacre.
   Сожженные скорченные тела, жертвы бомбардировки.
   "Our enemies are fallen, are fallen," they sang, 229
   "Наши враги пали, пали", пели они,
   "All who once stayed our will are smitten and dead;
   "Все, кто когда-то мешал нашей воле, повержены и мертвы;
   How great we are, how merciful art Thou."
   Как мы велики, как милосерден Ты ".
   Thus thought they to reach God's impassive throne
   Так они думали достичь невозмутимого трона Бога
   And Him command whom all their acts opposed,
   И управлять Им, кому противоположны все их действия,
   Magnifying their deeds to touch his skies,
   Возвеличивая свои дела, коснуться его небес
   And make him an accomplice of their crimes.
   И сделать его соучастником своих преступлений.
   There no relenting pity could have place,
   Там никакая смягчающая жалость не могла иметь места,
   But ruthless strength and iron moods had sway,
   Но правили лишь безжалостная сила и жестокие настроения,
   A dateless sovereignty of terror and gloom:
   Бесконечное владычество ужаса и мрака:
   This took the figure of a darkened God
   Все это облеклось в фигуру какого-то темного Бога,
   Revered by the racked wretchedness he had made,
   Которому поклонялись за те невыносимые муки, что он творил,
   Who held in thrall a miserable world,
   Он держал в рабстве этот несчастный мир,
   And helpless hearts nailed to unceasing woe
   И беспомощные сердца, прикованные к непрекращающемуся горю,
   Adored the feet that trampled them into mire.
   С любовью преклонялись пред ногами, что втаптывали их в грязь.
   It was a world of sorrow and of hate,
   Это был мир скорби и ненависти,
   Sorrow with hatred for its lonely joy,
   Скорбь и ненависть были его единственной радостью,
   Hatred with others' sorrow as its feast;
   Ненависть и горе других - его празднеством;
   A bitter rictus curled the suffering mouth;
   Кривящийся гримасой страданья рот;
   A tragic cruelty saw its ominous chance.
   Трагичная жестокость увидела свой зловещий шанс.
   Hate was the black archangel of that realm;
   Ненависть была черным архангелом этого царства;
   It glowed, a sombre jewel in the heart
   Она пылала в сердце темным бриллиантом,
   Burning the soul with its malignant rays,
   Сжигая душу своим зловредным излученьем,
   And wallowed in its fell abysm of might.
   И наслаждалась ужасной бездной своего могущества.
   These passions even objects seemed to exude,-
   Даже предметы казалось, излучали эти страсти, -
   For mind overflowed into the inanimate
   Ибо ум изливал себя в неживое,
   That answered with the wickedness it received,-
   Что отвечало злобою на то, что оно получало,-
   Against their users used malignant powers,
   Используя против своих хозяев злобные силы,
   Hurt without hands and strangely, suddenly slew,
   Они причиняли боль без рук и странно, внезапно убивали,
   Appointed as instruments of an unseen doom.
   Действуя как инструменты незримого рока.
   Or they made themselves a fateful prison wall
   Иль превращали себя в роковою тюремную стену,
   Where men condemned wake through the creeping hours
   Где люди были обречены бодрствовать на протяжении ползущих часов,
   Counted by the tollings of an ominous bell.
   Отбиваемых ударами зловещего колокола.
   An evil environment worsened evil souls:
   Злое окружение еще сильнее уродовало злобные души:
   All things were conscious there and all perverse.
   Все вещи там были сознательны и все извращены.
   In this infernal realm he dared to press
   В этом инфернальном царстве посмел он настаивать
   Even into its deepest pit and darkest core,
   Даже в его глубочайшей бездне и самом темном центре,
   Perturbed its tenebrous base, dared to contest 230
   Тревожа его мрачное основание, он посмел оспаривать
   Its ancient privileged right and absolute force:
   Его древнее право, привелегию и абсолютную силу:
   In Night he plunged to know her dreadful heart,
   Он погрузился в Ночь, чтобы познать ее страшное сердце,
   In Hell he sought the root and cause of Hell.
   В Аду он искал причину и корень Ада.
   Its anguished gulfs opened in his own breast;
   Его страдающие бездны раскрылись в его собственном сердце;
   He listened to clamours of its crowded pain,
   Он слушал ропот переполнявшей его боли,
   The heart-beats of its fatal loneliness.
   Удары ее фатального одиночества.
   Above was a chill deaf eternity.
   Над ним висел холод глухой вечности.
   In vague tremendous passages of Doom
   На темных, ужасных дорогах Рока
   He heard the goblin Voice that guides to slay,
   Он слышал Голос гоблина, который ведет, чтобы погубить,
   And faced the enchantments of the demon Sign,
   И столкнулся с колдовской магией демонического Символа
   And traversed the ambush of the opponent Snake.
   И прошел сквозь засаду враждебного Змия.
   In menacing tracts, in tortured solitudes
   В угрожающих пространствах и в мучительных безлюдьях
   Companionless he roamed through desolate ways
   Один он брел по заброшенным дорогам,
   Where the red Wolf waits by the fordless stream
   Там где красный Волк поджидает у реки, не имеющей брода
   And Death's black eagles scream to the precipice,
   И черные орлы Смерти пронизительно кричат над пропастью,
   And met the hounds of bale who hunt men's hearts
   И встречал гончих псов беды, охотящихся за сердцами людей,
   Baying across the veldts of Destiny,
   Лающих в широких степях Судьбы,
   In footless battlefields of the Abyss
   На нехоженных полях сражений Бездны
   Fought shadowy combats in mute eyeless depths,
   Он вел смутные битвы в немых, слепых глубинах,
   Assaults of Hell endured and Titan strokes
   Выносил Атаки Ада и удары Титана
   And bore the fierce inner wounds that are slow to heal.
   И жестокие медленно заживающие внутренние раны.
   A prisoner of a hooded magic Force,
   Пленник скрытой магической Силы,
   Captured and trailed in Falsehood's lethal net
   Захваченный и увлекаемый смертельными сетями Лжи
   And often strangled in the noose of grief,
   И часто задыхаясь в петле горя
   Or cast in the grim morass of swallowing doubt,
   Или брошенный в мрачную трясину всепоглощающего сомнения,
   Or shut into pits of error and despair,
   Или запертый в западнях ошибки и отчаяния,
   He drank her poison draughts till none was left.
   Он пил глотками ее отравленный напиток, пока ничего не осталось.
   In a world where neither hope nor joy could come
   В мире, куда не могли проникнуть надежда или радость,
   The ordeal he suffered of evil's absolute reign,
   Он вынес тяжкое испытание абсолютного господства зла,
   Yet kept intact his spirit's radiant truth.
   Но сохранил нетронутой сияющую истину собственного духа.
   Incapable of motion or of force,
   Не способный двигаться, лишенный силы
   In Matter's blank denial gaoled and blind,
   Заточенный и слепой в абсолютном отрицании Материи,
   Pinned to the black inertia of our base
   Пригвожденный к черной инертности нашей основы,
   He treasured between his hands his flickering soul.
   Как сокровище он нес в руках свою мерцающую душу.
   His being ventured into mindless Void,
   Его существо отважилось войти в лишенную мысли Пустоту,
   Intolerant gulfs that knew not thought nor sense;
   В безжалостные бездны, не ведающие мысли или чувства;
   Thought ceased, sense failed, his soul still saw and knew. 231
   Там где мысль прекращалась, обрывалось чувство, его душа все же видела и знала.
   In atomic parcellings of the Infinite
   В атомных частицах Бесконечного
   Near to the dumb beginnings of lost Self,
   Рядом с бессловесными началами потерянного Я,
   He felt the curious small futility
   Он ощущал загадочную, ничтожную тщетность
   Of the creation of material things.
   Этого творения материальных вещей.
   Or, stifled in the Inconscient's hollow dusk,
   Или, задыхаясь в пустых сумерках Несознательного,
   He sounded the mystery dark and bottomless
   Он постигал бездонную и темную мистерию
   Of the enormous and unmeaning deeps
   Громадных, бессмысленных глубин,
   Whence struggling life in a dead universe rose.
   Из которых в мертвой вселенной возникла борющаяся жизнь.
   There in the stark identity lost by mind
   Там в абсолютном отождествлении, которого не может достичь ум,
   He felt the sealed sense of the insensible world
   Он ощутил скрытый смысл этого бесчувственного мира
   And a mute wisdom in the unknowing Night.
   И безмолвную мудрость в Ночи неведения.
   Into the abysmal secrecy he came
   Он проник в бездонную тайну,
   Where darkness peers from her mattress, grey and nude,
   Где серая, обнаженная тьма выглядывает из своего укрытия
   And stood on the last locked subconscient's floor
   И стоял на последнем этаже запертого подсознательного,
   Where Being slept unconscious of its thoughts
   Где спало Существо, не осознающее своих мыслей,
   And built the world not knowing what it built.
   И творило мир, не ведая, что оно творит.
   There waiting its hour the future lay unknown,
   Там, ожидая своего часа, лежит неведомое будущее,
   There is the record of the vanished stars.
   И дремлет память исчезнувших звезд.
   There in the slumber of the cosmic Will
   Там в сонном забытии космической Воли
   He saw the secret key of Nature's change.
   Он увидел тайный ключ к изменению Природы.
   A light was with him, an invisible hand
   Свет был с ним, незримая рука
   Was laid upon the error and the pain
   Была наложена на страдание и ошибку,
   Till it became a quivering ecstasy,
   Пока они не превратятся в трепещущий экстаз,
   The shock of sweetness of an arm's embrace.
   И в потрясение сладостных объятий.
   He saw in Night the Eternal's shadowy veil,
   Он увидел темный занавес Вечности в Ночи,
   Knew death for a cellar of the house of life,
   Осознал смерть как подвальный этаж дома жизни,
   In destruction felt creation's hasty pace,
   В разрушении почувствовал торопливый шаг творения,
   Knew loss as the price of a celestial gain
   И понял, что потеря, - та цена, которую мы платим за небесный выигрыш
   And hell as a short cut to heaven's gates.
   И что ад является кратчайшим путем к вратам рая.
   Then in Illusion's occult factory
   Тогда на оккультной фабрике Иллюзии
   And in the Inconscient's magic printing-house
   И в магической типографии Несознательного
   Torn were the formats of the primal Night
   Разорваны были форматы изначальной Ночи
   And shattered the stereotypes of Ignorance.
   И разбиты вдребезги шаблоны Неведения.
   Alive, breathing a deep spiritual breath,
   Ожившая, дыша глубоким духовным дыханием,
   Nature expunged her stiff mechanical code
   Природа уничтожила свой жесткий, механистичный свод законов
   And the articles of the bound soul's contract,
   И параграфы контракта плененной души,
   Falsehood gave back to Truth her tortured shape. 232
   Ложь возвратила Истине ее измученную форму.
   Annulled were the tables of the law of Pain,
   Уничтожены были скрижали закона Боли,
   And in their place grew luminous characters.
   И на их месте проявились сияющие буквы.
   The skilful Penman's unseen finger wrote
   Невидимый перст искусного Писца начертал
   His swift intuitive calligraphy;
   Свою стремительную, интуитивную каллиграфию;
   Earth's forms were made his divine documents,
   Формы Земли стали его божественными свидетельствами,
   The wisdom embodied mind could not reveal,
   Мудрость воплотила то, что не мог обнаружить ум,
   Inconscience chased from the world's voiceless breast;
   Несознание было изгнано из безмолвной груди мира;
   Transfigured were the fixed schemes of reasoning Thought.
   Были преображены устойчивые схемы логичной Мысли.
   Arousing consciousness in things inert,
   Пробуждая сознание в инертных вещах,
   He imposed upon dark atom and dumb mass
   Он навязал темному атому и бессловесной массе
   The diamond script of the Imperishable,
   Алмазный сценарий Нетленного.
   Inscribed on the dim heart of fallen things
   На смутном сердце падших вещей он начертал
   A paean-song of the free Infinite
   Победную песнь свободного Бесконечного
   And the Name, foundation of eternity,
   И Имя, фундамент вечности,
   And traced on the awake exultant cells
   И на пробужденных, ликующих клетках написал
   In the ideographs of the Ineffable
   Иероглифами Невыразимого
   The lyric of the love that waits through Time
   Поэму любви, что ожидает сквозь Время,
   And the mystic volume of the Book of Bliss
   И мистический том Книги Блаженства,
   And the message of the superconscient Fire.
   И послание сверхсознательного Огня.
   Then life beat pure in the corporeal frame;
   Тогда чистая жизнь затрепетала в телесной форме;
   The infernal Gleam died and could slay no more.
   Инфернальное Пламя погасло и потеряло способность убивать.
   Hell split across its huge abrupt faзade
   Ад раскололся по всему своему огромному обрывистому фасаду
   As if a magic building were undone,
   Словно было разрушено магическое здание,
   Night opened and vanished like a gulf of dream.
   Ночь распахнулась и исчезла как бездна сна.
   Into being's gap scooped out as empty Space
   В этот пролом бытия, вычерпанный словно пустое Пространство,
   In which she had filled the place of absent God,
   Где она? занимала место отсутствующего Бога,
   There poured a wide intimate and blissful Dawn;
   Пролился широкий, сокровенный, счастливый Рассвет;
   Healed were all things that Time's torn heart had made
   Излечено было все то, что сотворило разорванное сердце Времени,
   And sorrow could live no more in Nature's breast:
   И горе не способно было больше жить в груди Природы:
   Division ceased to be, for God was there.
   Разделение прекратилось, ибо там был Бог.
   The soul lit the conscious body with its ray,
   Душа озарила своим лучом сознательное тело.
   Matter and spirit mingled and were one.
   Материя и дух слились и стали едины.
  
  
   End of Canto Eight
   Конец песни восьмой
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   ? т.е. восторгом самой жертвы убивает ее. Прим перев.
   Т.е для этих темным Авантюристам прим.перев.
   ? Благодарственная молитва или молебен, прим.перев.
   ? Ночь
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"