|
Canto XIV
|
Песнь четырнадцатая
|
|
THE WORLD-SOUL
|
Мировая Душа
|
|
|
|
|
A covert answer to his seeking came.
|
Скрытый ответ пришел на его поиски.
|
|
In a far shimmering background of Mind-Space
|
На дальнем мерцающем фоне Пространства Ума
|
|
A glowing mouth was seen, a luminous shaft;
|
Пылающий вход был виден, сияющий коридор;
|
|
A recluse gate it seemed, musing on joy,
|
Он казался тайными вратами, грезящими о радости,
|
|
A veiled retreat and escape to mystery.
|
Завуалированным убежищем и бегством в тайну.
|
|
Away from the unsatisfied surface world
|
Прочь из неудовлетворенного поверхностного мира
|
|
It fled into the bosom of the unknown,
|
Он убегал в недра неизвестного,
|
|
A well, a tunnel of the depths of God.
|
Какой-то колодец, тоннель глубин Бога.
|
|
It plunged as if a mystic groove of hope
|
Он уходил вниз, словно мистическое русло надежды,
|
|
Through many layers of formless voiceless self
|
Сквозь множество слоев бесформенного, безмолвного я,
|
|
To reach the last profound of the world's heart,
|
Чтобы достичь последних глубин сердца мира,
|
|
And from that heart there surged a wordless call
|
И из этого сердца поднимался бессловесный призыв,
|
|
Pleading with some still impenetrable Mind,
|
Умоляя с каким-то еще непостижимым Умом,
|
|
Voicing some passionate unseen desire.
|
Провозглашая какое-то невидимое страстное желание.
|
|
As if a beckoning finger of secrecy
|
Словно манящий палец тайны
|
|
Outstretched into a crystal mood of air,
|
Протянулся в хрустальную атмосферу воздуха,
|
|
Pointing at him from some near hidden depth,
|
Указывая на него из какой-то близкой скрытой глубины,
|
|
As if a message from the world's deep soul,
|
Словно послание глубокой души мира,
|
|
An intimation of a lurking joy
|
Намек на притаившуюся радость,
|
|
That flowed out from a cup of brooding bliss,
|
Что изливается из чаши погруженного в себя блаженства,
|
|
There shimmered stealing out into the Mind
|
Там мерцал, проникая тайком в Ум,
|
|
A mute and quivering ecstasy of light,
|
Безмолвный, трепещущий экстаз света,
|
|
A passion and delicacy of roseate fire.
|
Страсть и нежность розового огня.
|
|
As one drawn to his lost spiritual home
|
Как странник, влекомый к своему утраченному духовному дому,
|
|
Feels now the closeness of a waiting love,
|
Чувствует теперь близость ожидающей его любви,
|
|
Into a passage dim and tremulous
|
В неясном и трепетном проходе,
|
|
That clasped him in from day and night's pursuit,
|
Который принял его в себя и защитил от преследования дня и ночи,
|
|
He travelled led by a mysterious sound.
|
Он продвигался, ведомый мистическим звуком.
|
|
A murmur multitudinous and lone,
|
Шепот многоголосый и одинокий,
|
|
All sounds it was in turn, yet still the same.
|
Всеми звуками он был по очереди, и все же одним и тем же звуком.
|
|
A hidden call to unforeseen delight
|
Скрытый призыв нежданного наслаждения
|
|
In the summoning voice of one long-known, well-loved,
|
В призывном голосе кого-то, давно знакомого и любимого,
|
|
But nameless to the unremembering mind,
|
Но безымянного для непомнящего ума,
|
|
It led to rapture back the truant heart.
|
Он вел назад к восторгу загулявшее сердце.
|
|
The immortal cry ravished the captive ear.
|
Бессмертный крик очаровывал плененное ухо.
|
|
Then, lowering its imperious mystery,
|
Затем, снижая свою властную мистерию,
|
|
It sank to a whisper circling round the soul.
|
Он ослабевал до шепота, окутывая душу.
|
|
It seemed the yearning of a lonely flute
|
Он казался томлением одинокой флейты,
|
|
That roamed along the shores of memory
|
Скитающейся вдоль берегов памяти
|
|
And filled the eyes with tears of longing joy.
|
И наполнял глаза слезами жгучей радости.
|
|
A cricket's rash and fiery single note,
|
Стремительная и огненная единственная нота сверчка,
|
|
It marked with shrill melody night's moonless hush
|
Отмечала пронзительной мелодией безлунную тишину ночи
|
|
And beat upon a nerve of mystic sleep
|
И била по нервам мистичного сна
|
|
Its high insistent magical reveille.
|
Своей высокой, настойчивой магической побудкой.
|
|
A jingling silver laugh of anklet bells
|
Звенящий серебряный смех ножных колокольчиков
|
|
Travelled the roads of a solitary heart;
|
Бежал дорогами уединенного сердца;
|
|
Its dance solaced an eternal loneliness:
|
Его танец утешал вечное одиночество:
|
|
An old forgotten sweetness sobbing came.
|
Снова рыдая вернулась старая забытая сладость.
|
|
Or from a far harmonious distance heard
|
Или казалось временами, как из далекой гармоничной дали доносилась
|
|
The tinkling pace of a long caravan
|
Зенящая поступь длинного каравана
|
|
It seemed at times, or a vast forest's hymn,
|
Или гимн обширных лесов,
|
|
The solemn reminder of a temple gong,
|
Торжественное напоминание храмового гонга,
|
|
A bee-croon honey-drunk in summer isles
|
Пчелиное приглушенное гудение, опьяненное медом летних островов,
|
|
Ardent with ecstasy in a slumbrous noon,
|
Пылающих экстазом в полуденной дреме,
|
|
Or the far anthem of a pilgrim sea.
|
Или далекий гимн паломника-моря.
|
|
An incense floated in the quivering air,
|
Фимиам плыл в дрожащем воздухе,
|
|
A mystic happiness trembled in the breast
|
Мистическое счастье трепетало в груди,
|
|
As if the invisible Beloved had come
|
Словно явился незримый Возлюбленный,
|
|
Assuming the sudden loveliness of a face
|
Раскрывая внезапное очарование любимого лица,
|
|
And close glad hands could seize his fugitive feet
|
И близкие радостные руки могли схватить его убегающие ноги
|
|
And the world change with the beauty of a smile.
|
И мир измениться красотою улыбки.
|
|
Into a wonderful bodiless realm he came,
|
Он пришел в прекрасное бестелесное царство,
|
|
The home of a passion without name or voice,
|
Дом страсти без имени и без голоса,
|
|
A depth he felt answering to every height,
|
Глубину он чуствовал, что отвечает каждой высоте
|
|
A nook was found that could embrace all worlds,
|
Был найден уголок, способный объять все миры,
|
|
A point that was the conscious knot of Space,
|
Точка, что была сознательным узлом Пространства,
|
|
An hour eternal in the heart of Time.
|
Вечный час в сердце Времени.
|
|
The silent Soul of all the world was there:
|
Безмолвная Душа всего мира была там:
|
|
A Being lived, a Presence and a Power,
|
Существо там жило, Присутствие и Сила,
|
|
A single Person who was himself and all
|
Единственная Личность, которая была им самим и всем,
|
|
And cherished Nature's sweet and dangerous throbs
|
Что сладостные, опасные вибрации лелеемой Природы,
|
|
Transfigured into beats divine and pure.
|
Превращала в божественные и чистые ритмы.
|
|
One who could love without return for love,
|
Та, кто мог любить, не ожидая взамен любви,
|
|
Meeting and turning to the best the worst,
|
Встречая и обращая в лучшее все худшее,
|
|
It healed the bitter cruelties of earth,
|
Она исцеляла горькие жестокости земли,
|
|
Transforming all experience to delight;
|
Преображая всякое переживание в восторг;
|
|
Intervening in the sorrowful paths of birth
|
Вмешиваясь в горестные пути рождения,
|
|
It rocked the cradle of the cosmic Child
|
Она качала колыбель космического Ребенка
|
|
And stilled all weeping with its hand of joy;
|
И утешала все плачущее своей рукою радости;
|
|
It led things evil towards their secret good,
|
Она вела все злые вещи к таящемуся в них благу,
|
|
It turned racked falsehood into happy truth;
|
Она превращала терзающую ложь в счастливую истину;
|
|
Its power was to reveal divinity.
|
В ее власти было раскрывать божественность.
|
|
Infinite, coeval with the mind of God,
|
Бесконечная, ровесница уму Бога,
|
|
It bore within itself a seed, a flame,
|
Она несла внутри себя семя, пламя,
|
|
A seed from which the Eternal is new-born,
|
Семя, из которого Вечный все время рождается снова,
|
|
A flame that cancels death in mortal things.
|
Пламя, что отменяет смерть в смертных вещах.
|
|
All grew to all kindred and self and near;
|
Все стало всему родственным, своим и близким;
|
|
The intimacy of God was everywhere,
|
Близость Бога была повсюду,
|
|
No veil was felt, no brute barrier inert,
|
Никакого занавеса не ощущалось, никакого грубого инертного барьера,
|
|
Distance could not divide, Time could not change.
|
Расстояние не могла разделять, Время не могло ничего изменить.
|
|
A fire of passion burned in spirit-depths,
|
Огонь страсти горел в духовных глубинах,
|
|
A constant touch of sweetness linked all hearts,
|
Постоянное прикосновенье сладости соединяло все сердца,
|
|
The throb of one adoration's single bliss
|
Трепет одного единого блаженства обожания
|
|
In a rapt ether of undying love.
|
В восторженном эфире бессмертной любви.
|
|
An inner happiness abode in all,
|
Внутреннее счастье пребывало во всем,
|
|
A sense of universal harmonies,
|
Чувство универсальной гармонии,
|
|
A measureless secure eternity
|
Безмерная безмятежная вечность
|
|
Of truth and beauty and good and joy made one.
|
Истины, красоты, добра и радости, ставших единым.
|
|
Here was the welling core of finite life;
|
Здесь было бьющее ключом ядро конечной жизни;
|
|
A formless spirit became the soul of form.
|
Бесформенный дух стал душой формы.
|
|
All there was soul or made of sheer soul-stuff;
|
Все там было душою или сотворено из чистого вещества души;
|
|
A sky of soul covered a deep soul-ground.
|
Небо души покрывало глубокую душевную почву.
|
|
All here was known by a spiritual sense:
|
Все здесь было известно благодаря духовному чувству:
|
|
Thought was not there but a knowledge near and one
|
Мысли там не было, только знание непосредственное и единое
|
|
Seized on all things by a moved identity,
|
Схватывало все вещи подвижной идентичностью,
|
|
A sympathy of self with other selves,
|
Симпатия одного "я" к другим "я",
|
|
The touch of consciousness on consciousness
|
Прикосновение сознания к сознанию,
|
|
And being's look on being with inmost gaze
|
Взгляд существа на существо посредством внутреннего виденья,
|
|
And heart laid bare to heart without walls of speech
|
Сердце было открыто сердцу без стен речи,
|
|
And the unanimity of seeing minds
|
И единодушие видящих умов
|
|
In myriad forms luminous with the one God.
|
В мириадах форм, сияющих единым Богом.
|
|
Life was not there, but an impassioned force,
|
Жизни там не было, только страстная сила,
|
|
Finer than fineness, deeper than the deeps,
|
Тоньше тонкого, глубже глубин,
|
|
Felt as a subtle and spiritual power,
|
Чувствовалась как изысканная и духовная мощь,
|
|
A quivering out from soul to answering soul,
|
Трепетание души отвечающей душе,
|
|
A mystic movement, a close influence,
|
Мистическое движение, близкое влияние,
|
|
A free and happy and intense approach
|
Свободное, счастливое и интенсивное приближение
|
|
Of being to being with no screen or check,
|
Существа к существу без ширмы или проверки,
|
|
Without which life and love could never have been.
|
Без которого никогда бы не могло существовать жизни и любви.
|
|
Body was not there, for bodies were needed not,
|
Тела там не было, ибо тела были не нужны,
|
|
The soul itself was its own deathless form
|
Душа сама была своей собственной бессмертной формой
|
|
And met at once the touch of other souls
|
И сразу встречала прикосновение других душ,
|
|
Close, blissful, concrete, wonderfully true.
|
Близкое, блаженное, конкретное, чудесно истинное.
|
|
As when one walks in sleep through luminous dreams
|
Подобно тому, как тот, кто идёт во сне сквозь светлые грезы
|
|
And, conscious, knows the truth their figures mean,
|
И, сознательный, знает истину, которую выражают их формы,
|
|
Here where reality was its own dream,
|
Здесь, где реальность была своей собственной грезой,
|
|
He knew things by their soul and not their shape:
|
Он знал вещи через их душу, а не через форму:
|
|
As those who have lived long made one in love
|
Как долго прожившие вместе и ставшие едиными в любви,
|
|
Need word nor sign for heart's reply to heart,
|
Не нуждаются в словах, и знаках для ответа сердца сердцу,
|
|
He met and communed without bar of speech
|
Он встречался и общался без барьера речи
|
|
With beings unveiled by a material frame.
|
С существами, не завуалированными материальною формой.
|
|
There was a strange spiritual scenery,
|
Там был странный духовный пейзаж,
|
|
A loveliness of lakes and streams and hills,
|
Красота озер, потоков, холмов,
|
|
A flow, a fixity in a soul-space,
|
Течение, фиксированность в пространстве души,
|
|
And plains and valleys, stretches of soul-joy,
|
Равнины, долины, протяженности душевной радости,
|
|
And gardens that were flower-tracts of the spirit,
|
И сады, что были цветочными трактами духа,
|
|
Its meditations of tinged reverie.
|
Его медитациями расцвеченных грез.
|
|
Air was the breath of a pure infinite.
|
Воздух был дыханием чистой бесконечности.
|
|
A fragrance wandered in a coloured haze
|
Аромат блуждал в цветной дымке,
|
|
As if the scent and hue of all sweet flowers
|
Словно запахи и краски всех сладостных цветов
|
|
Had mingled to copy heaven's atmosphere.
|
Смешались, чтобы воссоздать атмосферу небес.
|
|
Appealing to the soul and not the eye
|
Взывающая к душе, а не к глазам,
|
|
Beauty lived there at home in her own house,
|
Красота жила там в своем собственном доме,
|
|
There all was beautiful by its own right
|
Там все было прекрасным по своему собственному праву
|
|
And needed not the splendour of a robe.
|
И не нуждалось в роскоши одежд.
|
|
All objects were like bodies of the Gods,
|
Все объекты были как тела Богов,
|
|
A spirit symbol environing a soul,
|
Духовным символом, окружающим душу,
|
|
For world and self were one reality.
|
Ибо мир и дух были единой реальностью.
|
|
Immersed in voiceless internatal trance
|
Погруженные в безмолвный транс между рождениями,
|
|
The beings that once wore forms on earth sat there
|
Существа, что когда-то жили во плоти на земле, сидели там
|
|
In shining chambers of spiritual sleep.
|
В сияющих палатах духовного сна.
|
|
Passed were the pillar-posts of birth and death,
|
Пройдены были почтовые столбы рождения и смерти,
|
|
Passed was their little scene of symbol deeds,
|
Превзойдена их маленькая сцена символических дел,
|
|
Passed were the heavens and hells of their long road;
|
Преодолены небеса и ады их долгой дороги;
|
|
They had returned into the world's deep soul.
|
Они возвратились в глубокую душу мира.
|
|
All now was gathered into pregnant rest:
|
Все сейчас было сконцентрировано в полном содержания отдыхе:
|
|
Person and nature suffered a slumber change.
|
Личность и природа переживали изменение во сне.
|
|
In trance they gathered back their bygone selves,
|
В трансе они собирали назад свои прошлые я,
|
|
In a background memory's foreseeing muse
|
В предвидящем размышлении памяти, скрывающейся позади,
|
|
Prophetic of new personality
|
Что грезила о новой личности,
|
|
Arranged the map of their coming destiny's course:
|
Вычерчивалась карта курса их грядущей судьбы:
|
|
Heirs of their past, their future's discoverers,
|
Наследники своего прошлого, открыватели своего будущего,
|
|
Electors of their own self-chosen lot,
|
Избиратели своего собственного самоизбираемого жребия,
|
|
They waited for the adventure of new life.
|
Они ожидали авантюры новой жизни.
|
|
A Person persistent through the lapse of worlds,
|
Личность, упорствующая сквозь ошибку миров,
|
|
Although the same for ever in many shapes
|
Хотя вечно одна и та же во множестве форм,
|
|
By the outward mind unrecognisable,
|
Не узнаваемая внешним умом,
|
|
Assuming names unknown in unknown climes
|
Принимающая неизвестные имена в неведомых климатах,
|
|
Imprints through Time upon the earth's worn page
|
Отпечатывает во Времени на истрепанной странице земли
|
|
A growing figure of its secret self,
|
Растущую фигуру своего тайного я,
|
|
And learns by experience what the spirit knew,
|
И изучает на опыте то, что знал дух,
|
|
Till it can see its truth alive and God.
|
Пока не сможет увидеть свою живую истину и Бога.
|
|
Once more they must face the problem-game of birth,
|
Снова они должны столкнуться лицом к лицу с игрой-проблемой рождения,
|
|
The soul's experiment of joy and grief
|
Экспериментом горя и радости души,
|
|
And thought and impulse lighting the blind act,
|
И мысли, и импульса, озаряющих слепое действие,
|
|
And venture on the roads of circumstance,
|
И риском на путях обстоятельства,
|
|
Through inner movements and external scenes
|
Через внутренние движения и внешние сцены
|
|
Travelling to self across the forms of things.
|
Путешествуя к себе через формы вещей.
|
|
Into creation's centre he had come.
|
Он пришел в центр творения.
|
|
The spirit wandering from state to state
|
Дух, странствующий от состояния к состоянию,
|
|
Finds here the silence of its starting-point
|
Находит здесь тишину своей отправной точки
|
|
In the formless force and the still fixity
|
В бесформенной силе и безмолвной фиксированности,
|
|
And brooding passion of the world of Soul.
|
И созерцательной страсти Души мира.
|
|
All that is made and once again unmade,
|
Все, что делается и снова разрушается,
|
|
The calm persistent vision of the One
|
Спокойное постоянное видение Единого
|
|
Inevitably re-makes, it lives anew:
|
Неизменно переделывая, он живет снова:
|
|
Forces and lives and beings and ideas
|
Силы, жизни, существа и идеи
|
|
Are taken into the stillness for a while;
|
Уводятся на какое-то время в тишину;
|
|
There they remould their purpose and their drift,
|
Там они выплавляют заново свое назначение и свое направление,
|
|
Recast their nature and re-form their shape.
|
Переделывают свою природу и вновь формируя свою форму.
|
|
Ever they change and changing ever grow,
|
Вечно они меняются и, изменяясь, вечно растут,
|
|
And passing through a fruitful stage of death
|
И, проходя через плодотворную стадию смерти
|
|
And after long reconstituting sleep
|
После долгого перестраивающего сна,
|
|
Resume their place in the process of the Gods
|
Восстанавливают свое место в процесии Богов,
|
|
Until their work in cosmic Time is done.
|
Пока не будет сделана их работа в космическом Времени.
|
|
Here was the fashioning chamber of the worlds.
|
Здесь была формирующая палата миров.
|
|
An interval was left twixt act and act,
|
Интервал был оставлен между двумя действиями,
|
|
Twixt birth and birth, twixt dream and waking dream,
|
Между одним рождением и другим, между грезой и другой бодрствующей грезой,
|
|
A pause that gave new strength to do and be.
|
Пауза, что дает новую силу делать и быть.
|
|
Beyond were regions of delight and peace,
|
По ту сторону были регионы восторга и покоя,
|
|
Mute birthplaces of light and hope and love,
|
Безмолвные родные места света, надежды, любви
|
|
And cradles of heavenly rapture and repose.
|
И колыбели небесного восторга и отдыха.
|
|
In a slumber of the voices of the world
|
В дремоте голосов мира
|
|
He of the eternal moment grew aware;
|
Все больше он осознавал вечное движение;
|
|
His knowledge stripped bare of the garbs of sense
|
Его знание, сбросив одежды чувства,
|
|
Knew by identity without thought or word;
|
Знало благодаря тождественности без мысли иль слова;
|
|
His being saw itself without its veils,
|
Его существо видело себя без своих покровов,
|
|
Life's line fell from the spirit's infinity.
|
Граница жизни отпала от бесконечности духа.
|
|
Along a road of pure interior light,
|
По дороге внутреннего чистого света,
|
|
Alone between tremendous Presences,
|
В одиночестве между огромными Присутствиями,
|
|
Under the watching eyes of nameless Gods,
|
Под наблюдающими глазами безымянных Богов,
|
|
His soul passed on, a single conscious power,
|
Его душа продвигалась вперёд, одинокая сознательная сила,
|
|
Towards the end which ever begins again,
|
К концу, который вечно начинается снова,
|
|
Approaching through a stillness dumb and calm
|
Приближаясь через неподвижность, безмолвную и спокойную,
|
|
To the source of all things human and divine.
|
К источнику всех вещей, человеческих и божественных.
|
|
There he beheld in their mighty union's poise
|
Там он увидел в их позе могучего объединения
|
|
The figure of the deathless Two-in-One,
|
Фигуру бессмертных Двух-в-Одном,
|
|
A single being in two bodies clasped,
|
Единое существо в двух обнимавшихся телах,
|
|
A diarchy of two united souls,
|
Двоевластие двух объединенных душ,
|
|
Seated absorbed in deep creative joy;
|
Сидело, поглощенное созидательной глубокой радостью;
|
|
Their trance of bliss sustained the mobile world.
|
Их транс блаженства поддерживал движущийся мир.
|
|
Behind them in a morning dusk One stood
|
Позади них в утренних сумерках стоял Та,
|
|
Who brought them forth from the Unknowable.
|
Кто вынесла их из Непознаваемого.
|
|
Ever disguised she awaits the seeking spirit;
|
Всегда скрытая, она ждала ищущего духа;
|
|
Watcher on the supreme unreachable peaks,
|
Наблюдатель на верховных недосягаемых пиках,
|
|
Guide of the traveller of the unseen paths,
|
Гид путешествениика на незримых путях,
|
|
She guards the austere approach to the Alone.
|
Она охраняла суровый подход к Единому.
|
|
At the beginning of each far-spread plane
|
В начале каждого далеко распростертого плана,
|
|
Pervading with her power the cosmic suns
|
Пропитывая своей силой космические солнца,
|
|
She reigns, inspirer of its multiple works
|
Она царит, вдохновитель его многочисленных работ
|
|
And thinker of the symbol of its scene.
|
И мыслитель символа его сцены.
|
|
Above them all she stands supporting all,
|
Над всеми ними она стоит, все поддерживая,
|
|
The sole omnipotent Goddess ever-veiled
|
Одинокая всемогущая Богиня вечно скрытая,
|
|
Of whom the world is the inscrutable mask;
|
Чьей непостижимой маской является этот мир;
|
|
The ages are the footfalls of her tread,
|
Эпохи - это звуки ее поступи,
|
|
Their happenings the figure of her thoughts,
|
Их события - фигура ее мыслей,
|
|
And all creation is her endless act.
|
И все творение есть ее нескончаемый акт.
|
|
His spirit was made a vessel of her force;
|
Его дух был сделан сосудом ее силы;
|
|
Mute in the fathomless passion of his will
|
Безмолвный в бездонной страсти своей воли,
|
|
He outstretched to her his folded hands of prayer.
|
Он простер к ней свои сложенные руки молитвы.
|
|
Then in a sovereign answer to his heart
|
Затем в суверенном ответе его сердцу
|
|
A gesture came as of worlds thrown away,
|
Жест пришел, словно от миров, отброшенных прочь,
|
|
And from her raiment's lustrous mystery raised
|
И поднявшаяся из сверкающей мистерии ее одеяния
|
|
One arm half-parted the eternal veil.
|
Одна рука разделила пополам вечную вуаль.
|
|
A light appeared still and imperishable.
|
Свет показался, тихий и нерушимый.
|
|
Attracted to the large and luminous depths
|
Привлеченный обширными и светлыми глубинами
|
|
Of the ravishing enigma of her eyes,
|
Восхитительной загадки ее глаз,
|
|
He saw the mystic outline of a face.
|
Он увидел мистическое очертание лица.
|
|
Overwhelmed by her implacable light and bliss,
|
Ошеломленный ее неумолимым блаженством и светом,
|
|
An atom of her illimitable self
|
Частица ее безграничной индивидуальности,
|
|
Mastered by the honey and lightning of her power,
|
Захваченный медом и молнией ее силы,
|
|
Tossed towards the shores of her ocean-ecstasy,
|
Брошенный к берегам ее океанического экстаза,
|
|
Drunk with a deep golden spiritual wine,
|
Опьяненный глубоким золотым духовным вином,
|
|
He cast from the rent stillness of his soul
|
Из разорванной тишины своей души он испустил
|
|
A cry of adoration and desire
|
Крик желания и обожания
|
|
And the surrender of his boundless mind
|
И сдачи своего безграничного ума,
|
|
And the self-giving of his silent heart.
|
И самоотдачи своего безмолвного сердца.
|
|
He fell down at her feet unconscious, prone.
|
Он пал ниц к её ногам, бессознательный и распростертый.
|
|
Конец песни четырнадцатой
|
End of Canto Fourteen
|
|
|
|