Canto Two
|
Песнь 2
|
|
|
The Issue
|
Исход
|
|
|
Awhile, withdrawn in secret fields of thought,
|
На время отступив в таинственные сферы мысли,
|
Her mind moved in a many-imaged past
|
Ум странствовал её среди бесчисленных образов прошлого,
|
That lived again and saw its end approach:
|
Что снова жило и видело приближение своего конца:
|
Dying, it lived imperishably in her;
|
Умирая, оно нетленно продолжало жить в ней;
|
Transient and vanishing from transient eyes,
|
Мимолетное и исчезающее пред мимолетным взором,
|
Invisible, a fateful ghost of self,
|
Незримым, роковым фантомом ее собственного я,
|
It bore the future on its phantom breast.
|
Грядущее оно несло в своих призрачных глубинах.
|
Along the fleeting event's far-backward trail
|
По следу давно ушедшего события
|
Regressed the stream of the insistent hours,
|
Вспять шло течение настойчивых часов,
|
And on the bank of the mysterious flood
|
На берегу мистического потока
|
Peopled with well-loved forms now seen no more
|
Знакомые образы тех, кто ею был любим когда-то, собрались, кого уже уж больше нет,
|
And the subtle images of things that were,
|
Там были лишь тонкие образы вещей
|
Her witness spirit stood reviewing Time.
|
И ее дух свидетель стоял, обозревая Время.
|
All that she once had hoped and dreamed and been,
|
Все, чем она была однажды, на что надеялась, о чем мечтала,
|
Flew past her eagle-winged through memory's skies.
|
Ее орлинокрылое прошлое летело по небесам памяти.
|
As in a many-hued flaming inner dawn,
|
Как в многоцветном пылающем внутреннем рассвете,
|
Her life's broad highways and its sweet bypaths
|
Жизни ее широкие пути и сладостные тропинки
|
Lay mapped to her sun-clear recording view,
|
Раскинувшись, лежали перед ее прозрачно-ясным, все впитывающим взором,
|
From the bright country of her childhood's days
|
От солнечной страны наивных детских дней
|
And the blue mountains of her soaring youth
|
И голубых вершин ее парящей юности,
|
And the paradise groves and peacock wings of Love
|
И райских рощ, и крыльев павлиньих Любви
|
To joy clutched under the silent shadow of doom
|
До радости, что схвачена была под молчаливой тенью рока,
|
In a last turn where heaven raced with hell.
|
На том последнем повороте, где небеса вступили в гонку с адом.
|
Twelve passionate months led in a day of fate.
|
Двенадцать страстных месяцев вели ко дню ее судьбы.
|
An absolute supernatural darkness falls
|
Какая-то абсолютная, сверхъестественная тьма
|
On man sometimes when he draws near to God:
|
Опускается на человека иногда, когда он слишком близко подходит к Богу:
|
An hour arrives when fail all Nature's means;
|
Приходит час, когда бессильными становятся все средства Природы;
|
Forced out from the protecting Ignorance
|
Изгнанный из защищающего своего Неведения,
|
And flung back on his naked primal need,
|
Наедине оставшись с обнаженной, изначальною нуждой,
|
He at length must cast from him his surface soul
|
Он вынужден отбросить, наконец, свою поверхностную душу
|
And be the ungarbed entity within:
|
И стать неприкрытой сущностью внутри:
|
That hour had fallen now on Savitri.
|
И этот час настал теперь для Савитри. 12
|
A point she had reached where life must be in vain
|
Она достигла точки, где решалось, будет ее жизнь напрасной,
|
Or, in her unborn element awake,
|
Иль в ней пробудится какой-то нерожденный элемент,
|
Her will must cancel her body's destiny.
|
И ее воля сможет отменить судьбу, назначенную ее телу.
|
For only the unborn spirit's timeless power
|
Ибо лишь сила нерожденного, вне времени пребывающего духа,
|
Can lift the yoke imposed by birth in Time.
|
Способна снять ярмо, наложенное рождением во Времени.
|
Only the Self that builds this figure of self
|
Лишь Дух, что творит это малое подобие себя,
|
Can rase the fixed interminable line
|
Способен стереть незыблемую, нескончаемую линию,
|
That joins these changing names, these numberless lives,
|
Что соединяет вместе эти бесчисленные жизни, меняющиеся имена,
|
These new oblivious personalities
|
Все время вновь рождающиеся и ничего не помнящие личности,
|
And keeps still lurking in our conscious acts
|
И тайно в наших сознательных поступках хранит
|
The trail of old forgotten thoughts and deeds,
|
След прежних, забытых мыслей и ушедших дел,
|
Disown the legacy of our buried selves,
|
Лишь он способен сбросить бремя наших погребенных "я",
|
The burdensome heirship to our vanished forms
|
И наших форм исчезнувших тяжелое наследие,
|
Accepted blindly by the body and soul.
|
Которое слепо взваливают на себя тело и душа.
|
An episode in an unremembered tale,
|
Подобно эпизоду из позабытого рассказа,
|
Its beginning lost, its motive and plot concealed,
|
Начало которого утеряно, мотив неясен, линия сюжетная темна,
|
A once living story has prepared and made
|
Когда-то прожитая история, что подготовила и сотворила
|
Our present fate, child of past energies.
|
Нашу сегодняшнюю судьбу - давно ушедших энергий дитя.
|
The fixity of the cosmic sequences
|
Незыблемую цепь космических последствий,
|
Fastened with hidden inevitable links
|
Скрепленных тайными, но неизбежными звеньями,
|
She must disrupt, dislodge by her soul's force
|
Ей предстояло разорвать и силою души
|
Her past, a block on the Immortal's road,
|
Отбросить свое прошлое, что камнем преградило путь Бессмертному,
|
Make a rased ground and shape anew her fate.
|
Расчистить место и заново сотворить свою судьбу.
|
A colloquy of the original Gods
|
Спор тех первых Богов,
|
Meeting upon the borders of the unknown,
|
Что встретились на рубежах неведомого,
|
Her soul's debate with embodied Nothingness
|
Полемика ее души с проявленным Ничто
|
Must be wrestled out on a dangerous dim background:
|
Должна была разыграться на этом опасном, смутном основании:
|
Her being must confront its formless Cause,
|
И существо её должно было столкнуться со своим бесформенным Источником,
|
Against the universe weigh its single self.
|
Всей тяжести вселенной противопоставить свой одинокий дух.
|
On the bare peak where Self is alone with Nought
|
На этой вершине голой, где только Дух наедине с Ничто,
|
And life has no sense and love no place to stand,
|
Где жизнь бессмысленна и места нет, чтоб устоять любви,
|
She must plead her case upon extinction's verge,
|
На той последней грани, где угасает всякое существование, ей предстояло свое дело защитить,
|
In the world's death-cave uphold life's helpless claim
|
И в мировой пещере смерти поддержать беспомощное требование жизни,
|
And vindicate her right to be and love.
|
И отстоять свои права на то, чтобы любить и быть.
|
Altered must be Nature's harsh economy;
|
Необходимо было изменить суровую экономию Природы;
|
Acquittance she must win from her past's bond,
|
Завоевать свободу от обязательств собственному прошлому
|
An old account of suffering exhaust,
|
И старый счет страданья исчерпать,
|
Strike out from Time the soul's long compound debt
|
И вычеркнуть из времени большой и сложный долг души,
|
And the heavy servitudes of the Karmic Gods,
|
И рабство тяжкое у Богов Кармы,
|
The slow revenge of unforgiving Law
|
Месть медленную непрощающего Закона,
|
And the deep need of universal pain
|
Глубокую необходимость вездесущей боли
|
And hard sacrifice and tragic consequence.
|
И жертву мучительную, и трагичный результат.
|
Out of a timeless barrier she must break,
|
За грань, где времени нет, она должна была прорваться,
|
Penetrate with her thinking depths the Void's monstrous hush,
|
Пронзить своею мыслью глубины чудовищной безмолвной Пустоты
|
Look into the lonely eyes of immortal Death
|
И в одинокие глаза взглянуть бессмертной Смерти,
|
And with her nude spirit measure the Infinite's night.
|
И обнаженным духом измерить ночь Бесконечного.
|
The great and dolorous moment now was close.
|
Уже был близок великий, скорбный миг.
|
A mailed battalion marching to its doom,
|
Закованным в латы войском, что движется к своей судьбе,
|
The last long days went by with heavy tramp,
|
Последние долгие дни прошли тяжелой поступью,
|
Long but too soon to pass, too near the end.
|
Долгие, но слишком быстро пролетевшие, когда приблизился конец.
|
Alone amid the many faces loved,
|
Одна, средь множества любимых лиц,
|
Aware among unknowing happy hearts,
|
Осознавая все, среди счастливых, ничего не знающих сердец,
|
Her armoured spirit kept watch upon the hours
|
Ее вооруженный дух стоял на страже,
|
Listening for a foreseen tremendous step
|
Прислушиваясь к ужасной поступи заранее предвиденных роковых шагов
|
In the closed beauty of the inhuman wilds.
|
Средь отчужденной, дикой красоты нечеловеческой природы.
|
A combatant in silent dreadful lists,
|
Подобно воину безмолвных и ужасных битв,
|
The world unknowing, for the world she stood:
|
Неведомая миру, она стояла за мир:
|
No helper had she save the Strength within;
|
Лишь эта Сила внутри была ее единственною помощью;
|
There was no witness of terrestrial eyes;
|
Свидетелями ее драмы не были ни одни глаза земные;
|
The Gods above and Nature sole below
|
Лишь Боги в небесах и Природа
|
Were the spectators of that mighty strife.
|
Были единственными зрителями могучей этой битвы.
|
Around her were the austere sky-pointing hills,
|
Суровые вершины гор, стремящиеся в небо,
|
And the green murmurous broad deep-thoughted woods
|
Широкое, погруженное в глубокое раздумье, волнение лесов,
|
Muttered incessantly their muffled spell.
|
Свои глухие заклинания бормочущие беспрестанно,
|
A dense magnificent coloured self-wrapped life
|
Густая, окутанная цветным великолепием, собою занятая жизнь,
|
Draped in the leaves' vivid emerald monotone
|
Заукутанная в яркий изумруд листвы,
|
And set with chequered sunbeams and blithe flowers
|
Пронизанная полосами солнечных лучей и радостью цветов,
|
Immured her destiny's secluded scene.
|
Окружали уединенную сцену её судьбы.
|
There had she grown to the stature of her spirit:
|
Там обрела она высокую зрелость духа:
|
The genius of titanic silences
|
Гений титанических безмолвий,
|
Steeping her soul in its wide loneliness
|
Погрузивший ее душу в свое бескрайнее одиночество,
|
Had shown to her her self's bare reality
|
Раскрыл пред нею обнаженную реальность ее собственного "я"
|
And mated her with her environment.
|
И сокровенно породнил ее с внешним окружением.
|
Its solitude greatened her human hours
|
Уединенье возвеличило ее человеческие часы
|
With a background of the eternal and unique.
|
Основой вечного и уникального.
|
A force of spare direct necessity
|
Сила скудной, прямой необходимости
|
Reduced the heavy framework of man's days
|
Низвела тяжелую конструкцию жизни человека
|
And his overburdening mass of outward needs
|
И переизбыток его внешних нужд
|
To a first thin strip of simple animal wants,
|
До первой, тонкой полосы насущных, простых потребностей,
|
And the mighty wildness of the primitive earth
|
А могучие просторы первобытной земли,
|
And the brooding multitude of patient trees
|
Деревьев терпеливых созерцательное море,
|
And the musing sapphire leisure of the sky
|
Задумчивая сапфировая безмятежность неба,
|
And the solemn weight of the slowly-passing months
|
Торжественное бремя неторопливо шествующих месяцев
|
Had left in her deep room for thought and God.
|
Освободили в ней глубокое место для размышления и Бога.
|
There was her drama's radiant prologue lived.
|
Там разворачивался драмы ее сияющий пролог.
|
A spot for the eternal's tread on earth
|
Место для нисхождения Вечного на землю,
|
Set in the cloistral yearning of the woods
|
Что было избрано среди уединенного томления лесов,
|
And watched by the aspiration of the peaks
|
Оберегаемое в высь устремленными вершинами,
|
Appeared through an aureate opening in Time,
|
Проглянуло сквозь золотой просвет во Времени,
|
Where stillness listening felt the unspoken word
|
Где чуткое безмолвие ощущает невысказанное слово
|
And the hours forgot to pass towards grief and change.
|
И забывают часы идти по направлению к скорби и перемене.
|
Here with the suddenness divine advents have,
|
Сюда, с внезапностью божественного проявления,
|
Repeating the marvel of the first descent,
|
Вновь повторяя чудо первого нисхождения,
|
Changing to rapture the dull earthly round,
|
Преображая в восторг унылый земной круг,
|
Love came to her hiding the shadow, Death.
|
Явилась к ней Любовь, в своей тени скрывая Смерть.
|
Well might he find in her his perfect shrine.
|
В ней обрести она смогла свой совершенный храм.
|
Since first the earth-being's heavenward growth began,
|
С тех пор, когда первое существо земное предприняло попытку восхождения к небесам
|
Through all the long ordeal of the race,
|
Через все долгие, мучительные испытания расы,
|
Never a rarer creature bore his shaft,
|
Ее стрелу еще ни разу не подхватывало более редкостное существо,
|
That burning test of the godhead in our parts,
|
Это пылающее божественное испытание в наших членах,
|
A lightning from the heights on our abyss.
|
Молния, брошенная в нашу бездну с высот.
|
All in her pointed to a nobler kind.
|
Все в ней указывало на более высокое происхождение.
|
Near to earth's wideness, intimate with heaven,
|
Близкий просторам земли и сокровенно породненный с небесами,
|
Exalted and swift her young large-visioned spirit
|
Восторженный и быстрокрылый, ее широким видением наделенный юный дух,
|
Voyaging through worlds of splendour and of calm
|
Летел через миры великолепия и покоя
|
Overflew the ways of Thought to unborn things.
|
Минуя дороги Мысли, к нерожденным вещам.
|
Ardent was her self-poised unstumbling will;
|
Пылкой была ее уравновешенная, не знающая преткновений воля;
|
Her mind, a sea of white sincerity,
|
А ее ум, подобный океану чистейшей искренности,
|
Passionate in flow, had not one turbid wave.
|
Страстный в своем течении, не нес в себе ни одной мутной волны.
|
As in a mystic and dynamic dance
|
Как в мистическом, неистовом танце
|
A priestess of immaculate ecstasies
|
Жрица безупречных восторгов,
|
Inspired and ruled from Truth's revealing vault
|
Летит на крыльях вдохновения, влекомая незримою рукой, из под распахивающегося свода откровений Истины,
|
Moves in some prophet cavern of the gods,
|
В какой-то пророческой пещере богов,
|
A heart of silence in the hands of joy
|
Так сердце безмолвия в ладонях радости
|
Inhabited with rich creative beats
|
Наполняло глубокими, творческими ритмами
|
A body like a parable of dawn
|
Ее тело, подобное сказанию утренней зари,
|
That seemed a niche for veiled divinity
|
Казавшееся убежищем для завуалированной божественности
|
Or golden temple-door to things beyond.
|
И золотыми вратами храма к запредельным вещам.
|
Immortal rhythms swayed in her time-born steps;
|
Бессмертные ритмы качались в ее шагах, рожденных временем;
|
Her look, her smile awoke celestial sense
|
Ее взгляд, ее улыбка пробуждали божественное чувство
|
Even in earth-stuff, and their intense delight
|
Даже в грубой материи земли, а их неиссякаемый восторг
|
Poured a supernal beauty on men's lives.
|
Изливал божественную красоту на жизнь людей.
|
A wide self-giving was her native act;
|
Щедрая самоотдача была ее естественным действием;
|
A magnanimity as of sea or sky
|
Великодушие, подобное океану и небесам,
|
Enveloped with its greatness all that came
|
Обнимало своим величием все то, что приближалось к ней
|
And gave a sense as of a greatened world:
|
И одаряло ощущением более возвышенного мира;
|
Her kindly care was a sweet temperate sun,
|
Сладостью мягкого солнца была ее нежная забота,
|
Her high passion a blue heaven's equipoise.
|
А высокая страсть - лазурным равновесием небес.
|
As might a soul fly like a hunted bird,
|
Словно душа, что гонимой птицей
|
Escaping with tired wings from a world of storms,
|
Летит на усталых крыльях, убегая из мира штормов,
|
And a quiet reach like a remembered breast,
|
И припав к родной груди, обретает, наконец, покой,
|
In a haven of safety and splendid soft repose
|
В небесах безопасности и блаженном, тихом отдыхе,
|
One could drink life back in streams of honey-fire,
|
Так можно было пить жизнь потоками медового огня,
|
Recover the lost habit of happiness,
|
Восстанавливая потерянную привычку к счастью,
|
Feel her bright nature's glorious ambience,
|
Погружаясь в чудную атмосферу ее сияющей природы
|
And preen joy in her warmth and colour's rule.
|
И купаясь в радости ее тепла и царстве ее красок.
|
A deep of compassion, a hushed sanctuary,
|
Глубины сострадания, тихий приют,
|
Her inward help unbarred a gate in heaven;
|
Ее внутренняя помощь распахивала врата в небеса;
|
Love in her was wider than the universe,
|
Любовь в ней была шире, чем вселенная,
|
The whole world could take refuge in her single heart.
|
Весь мир мог бы обрести убежище в одном лишь ее сердце.
|
The great unsatisfied godhead here could dwell:
|
Великая, неудовлетворенная богиня здесь смогла бы жить:
|
Vacant of the dwarf self's imprisoned air,
|
Свободный от тюремной атмосферы карликового я,
|
Her mood could harbour his sublimer breath
|
Дух Савитри мог дать приют Ее божественному дыханию,
|
Spiritual that can make all things divine.
|
Способному все вокруг обожествить.
|
For even her gulfs were secrecies of light.
|
Ибо даже ее бездны были тайными обителями света.
|
At once she was the stillness and the word,
|
В одно и то же время она была молчанием и словом,
|
A continent of self-diffusing peace,
|
Континентом свободно льющегося покоя
|
An ocean of untrembling virgin fire;
|
И океаном неподвижного девственного огня;
|
The strength, the silence of the gods were hers.
|
Сила и безмолвие богов принадлежали ей.
|
In her he found a vastness like his own,
|
Любовь в ней обнаружила свой собственный простор,
|
His high warm subtle ether he refound
|
Свою сердечную, тонкую, возвышенную атмосферу
|
And moved in her as in his natural home.
|
И поселилась в ней как в своем родном доме.
|
In her he met his own eternity.
|
В ней она встретила свою собственную вечность.
|
|
|
Till then no mournful line had barred this ray.
|
До сих пор ни одна скорбная морщинка не преграждала путь этому лучу.
|
On the frail breast of this precarious earth,
|
На хрупкой груди этой ненадежной земли,
|
Since her orbed sight in its breath-fastened house,
|
С тех самых пор, когда ее глаза открылись в этом живом, дыханием согретом, доме
|
Opening in sympathy with happier stars
|
В близком родстве с более счастливыми звездами,
|
Where life is not exposed to sorrowful change,
|
Где жизнь не ведает наших скорбных перемен,
|
Remembered beauty death-claimed lids ignore
|
Храня память о красоте, свободной от запретов, накладываемых смертью,
|
And wondered at this world of fragile forms
|
И удивляясь миру этих хрупких, преходящих форм,
|
Carried on canvas-strips of shimmering Time,
|
Летящих на парусиновых полосах мерцающего Времени,
|
The impunity of unborn Mights was hers.
|
Свобода нерожденных Могуществ принадлежала ей.
|
Although she leaned to bear the human load,
|
Хотя она склонилась, чтобы принять на свои плечи человеческую ношу,
|
Her walk kept still the measures of the gods.
|
Все ж ее поступь хранила меру богов.
|
Earth's breath had failed to stain that brilliant glass:
|
Дыхание земли затуманить не могло это сияющее зеркало:
|
Unsmeared with the dust of our mortal atmosphere
|
Нетронутое пылью нашей смертной атмосферы,
|
It still reflected heaven's spiritual joy.
|
Оно еще отражало духовную радость небес.
|
Almost they saw who lived within her light
|
И Почти могли видеть те, кто жил в объятьях ее света,
|
Her playmate in the sempiternal spheres
|
Ее товарища по играм в вечных сферах,
|
Descended from its unattainable realms
|
Что низошел на землю из недоступных своих царств
|
In her attracting advent's luminous wake,
|
По следу сияющему ее пленительного явления,
|
The white-fire dragon-bird of endless bliss
|
Огненнобелый дракон бесконечного блаженства,
|
Drifting with burning wings above her days:
|
Пылая крыльями плыл над ее днями:
|
Heaven's tranquil shield guarded the missioned child.
|
Безмятежный покров небес хранил дитя, что было послано на землю свершить божественное предназначение.
|
A glowing orbit was her early term,
|
Дни детства пронеслись сверкающей орбитой
|
Years like gold raiment of the gods that pass;
|
И миновали годы, подобные одеждам золотым богов;
|
Her youth sat throned in calm felicity.
|
И ее юность взошла на трон в своем блаженстве безмятежном.
|
But joy cannot endure until the end:
|
Но радость здесь не может удержаться до конца:
|
There is a darkness in terrestrial things
|
Есть тьма в земных вещах,
|
That will not suffer long too glad a note.
|
Что не выносит слишком долго радостную ноту.
|
On her too closed the inescapable Hand:
|
И на нее тяжелым бременем легла неотвратимая Рука:
|
The armed Immortal bore the snare of Time.
|
Вооруженное Бессмертие попало в западню Времени.
|
One dealt with her who meets the burdened great.
|
С ней имел дело тот, кто противостоит наделенному миссией величию.
|
Assigner of the ordeal and the path
|
Кто назначает тяжкое испытание и путь,
|
Who chooses in this holocaust of the soul
|
Кто выбирает в этом всесожжении души
|
Death, fall and sorrow as the spirit's goads,
|
Падение, страдание и смерть как стимулы для духа,
|
The dubious godhead with his torch of pain
|
Доверия не внушающее божество своим факелом боли
|
Lit up the chasm of the unfinished world
|
Осветило бездонную пучину незавершенного мира
|
And called her to fill with her vast self the abyss.
|
И призвало ее заполнить эту бездну своим широким духом.
|
August and pitiless in his calm outlook,
|
Великий и безжалостный в своем спокойном видении,
|
Heightening the Eternal's dreadful strategy,
|
Пуская в ход ужасную стратегию Вечного,
|
He measured the difficulty with the might
|
Он сопоставил эту трудность с ее могуществом
|
And dug more deep the gulf that all must cross.
|
И пропасть выкопал соразмерной глубины, которую каждый должен пересечь.
|
Assailing her divinest elements,
|
Атакуя ее самые божественные части,
|
He made her heart kin to the striving human heart
|
Он сделал ее сердце подобным борющемуся человеческому сердцу
|
And forced her strength to its appointed road.
|
И направил ее силу на предначертанную ей дорогу.
|
For this she had accepted mortal breath;
|
Ибо ради этого она приняла смертное рожденье;
|
To wrestle with the Shadow she had come
|
Сразиться с Тенью она пришла
|
And must confront the riddle of man's birth
|
И встретиться лицом к лицу с загадкой рождения человека
|
And life's brief struggle in dumb Matter's night.
|
В краткой битве жизни в немой ночи Материи.
|
Whether to bear with Ignorance and death
|
Смириться с Неведением и смертью
|
Or hew the ways of Immortality,
|
Иль прорубить пути к Бессмертию,
|
To win or lose the godlike game for man,
|
Победить или проиграть в этой божественной игре за человека, -
|
Was her soul's issue thrown with Destiny's dice.
|
Такова была дилемма ее души, Судьбою брошенный ей жребий.
|
But not to submit and suffer was she born;
|
Но родилась она не для того, чтобы покоряться и страдать;
|
To lead, to deliver was her glorious part.
|
Вести, освобождать - вот было в чем ее великое предназначение.
|
Here was no fabric of terrestrial make
|
Здесь не был материал обычного, земного происхождения,
|
Fit for a day's use by busy careless Powers.
|
Что равнодушными и суетными Силами предназначен для повседневного использования.
|
An image fluttering on the screen of Fate,
|
Какой-то образ, что на экране Судьбы порхает суетливо,
|
Half-animated for a passing show,
|
Наполовину прорисованный для продолжения представления,
|
Or a castaway on the ocean of Desire
|
Иль, в океане Желания потерпевшее кораблекрушение,
|
Flung to the eddies in a ruthless sport
|
И брошенное в водоворот безжалостной игры,
|
And tossed along the gulfs of Circumstance,
|
И мечущееся в волнах прибоев Обстоятельств,
|
A creature born to bend beneath the yoke,
|
Существо, что было рождено согнуться под ярмом,
|
A chattel and a plaything of Time's lords,
|
Раб жалкий, игрушка богов Времени,
|
Or one more pawn who comes destined to be pushed
|
Или еще одна пешка, которой передвинутой быть суждено
|
One slow move forward on a measureless board
|
Лишь на один неторопливый ход вперед на бесконечной, шахматной доске
|
In the chess-play of the earth-soul with Doom,-
|
В этой игре земной души с Судьбою, -
|
Such is the human figure drawn by Time.
|
Вот образ человека, который живописует Время.
|
A conscious frame was here, a self-born Force.
|
Но здесь была саморожденная Сила, сознательное существо.
|
In this enigma of the dusk of God,
|
В этой загадке непостижимых сумерек Бога,
|
This slow and strange uneasy compromise
|
В каком-то затянувшемся и странном тяжелом компромиссе
|
Of limiting Nature with a limitless Soul,
|
Ограниченной Природы с безграничною Душой,
|
Where all must move between an ordered Chance
|
Где каждой вещи суждено идти меж упорядоченным Случаем
|
And an uncaring blind Necessity,
|
И равнодушною, слепой Необходимостью,
|
Too high the fire spiritual dare not blaze.
|
Не смеет слишком сильно разгораться огонь духовный.
|
If once it met the intense original Flame,
|
Но если однажды она воспримет мощь изначального Огня,
|
An answering touch might shatter all measures made
|
Его ответное прикосновение сумеет потрясти все установленные меры,
|
And earth sink down with the weight of the Infinite.
|
Прогнется под весом Бесконечного земля.
|
A gaol is this immense material world:
|
Этот огромный материальный мир - тюрьма:
|
Across each road stands armed a stone-eyed Law,
|
Вооруженный каменноглазый Закон стоит на каждой дороге,
|
At every gate the huge dim sentinels pace.
|
Смутно виднеющиеся, огромные часовые у каждых врат печатают шаг.
|
A grey tribunal of the Ignorance,
|
Серый трибунал Неведения,
|
An Inquisition of the priests of Night
|
Инквизиция жрецов Ночи
|
In judgment sit on the adventurer soul,
|
Вершат судилище над странствующей душой,
|
And the dual tables and the Karmic norm
|
Двойственные скрижали и Кармический закон
|
Restrain the Titan in us and the God:
|
В нас сдерживают Бога и Титана:
|
Pain with its lash, joy with its silver bribe
|
Боль со своею плетью, и радость со своею взяткой серебром
|
Guard the Wheel's circling immobility.
|
Стоят на страже Колеса вращающейся неподвижности.
|
A bond is put on the high-climbing mind,
|
На ум, устремленный ввысь, наложены оковы,
|
A seal on the too large wide-open heart;
|
Тяжелая печать на слишком большом и широко открытом сердце;
|
Death stays the journeying discoverer, Life.
|
Повсюду Смерть подстерегает исследователя-путешественника Жизнь.
|
Thus is the throne of the Inconscient safe
|
Так, в безопасности, пребывает трон Несознательного,
|
While the tardy coilings of the aeons pass
|
Пока неспешно раскручиваются витки эпох,
|
And the Animal browses in the sacred fence
|
Животное траву щипает в святом своём загоне,
|
And the gold Hawk can cross the skies no more.
|
И Ястреб золотой не может больше взвиться в небеса.
|
But one stood up and lit the limitless flame.
|
Но вот восстал один, и зажег безграничное пламя.
|
Arraigned by the dark Power that hates all bliss
|
Обвиняемая какой-то темной Силой, что ненавидит всякое блаженство,
|
In the dire court where life must pay for joy,
|
На этом судилище ужасном , где, приговоренная механическим судьей,
|
Sentenced by the mechanic justicer
|
Жизнь вынуждена платить за радость
|
To the afflicting penalty of man's hopes,
|
Штраф горький человеческих надежд,
|
Her head she bowed not to the stark decree
|
Она не опустила головы перед суровым приговором,
|
Baring her helpless heart to destiny's stroke.
|
Свое беспомощное сердце обнажая удару рока.
|
So bows and must the mind-born will in man
|
Так склоняется, и склоняться должна рожденная умом воля в человеке,
|
Obedient to the statutes fixed of old,
|
Покоряясь застывшим древним идолам,
|
Admitting without appeal the nether gods.
|
Признавая безропотно власть низших богов.
|
In her the superhuman cast its seed.
|
Но в ней сверхчеловек посеял свое семя.
|
Inapt to fold its mighty wings of dream
|
Не желая сложить могучие крылья своей мечты,
|
Her spirit refused to hug the common soil,
|
Ее дух отказывался с обыденностью мириться,
|
Or, finding all life's golden meanings robbed,
|
Или, обнаружив, что похищены золотые смыслы жизни,
|
Compound with earth, struck from the starry list,
|
С землей смешаться и вычеркнуть себя из звездных списков,
|
Or quench with black despair the God-given light.
|
Или черным отчаянием гасить даруемый Богом свет.
|
Accustomed to the eternal and the true,
|
Привыкшее к истинному и вечному,
|
Her being conscious of its divine founts
|
Ее существо, осознающее свои божественные источники,
|
Asked not from mortal frailty pain's relief,
|
Не молило, - из-за слабости, что так присуща смертным, - облегчения от боли,
|
Patched not with failure bargain or compromise.
|
И не пыталось риска поражения избежать, идя на сделку или поддавшись компромиссу.
|
A work she had to do, a word to speak:
|
Работу ей предстояло совершить и слово молвить:
|
Writing the unfinished story of her soul
|
Записывая неоконченную историю своей души
|
In thoughts and actions graved in Nature's book,
|
В книге Природы, где все дела наши и мысли запечатлены,
|
She accepted not to close the luminous page,
|
Она не согласилась закрыть сияющую страницу
|
Cancel her commerce with eternity,
|
И отменить свой договор с вечностью,
|
Or set a signature of weak assent
|
Или поставить подпись слабовольного согласия
|
To the brute balance of the world's exchange.
|
Под грубым балансом мирового взаимообмена.
|
A force in her that toiled since earth was made,
|
Сила, что в ней работал с момента сотворения земли,
|
Accomplishing in life the great world-plan,
|
Свершая великий мировой план в жизни,
|
Pursuing after death immortal aims,
|
И даже после смерти преследуя бессмертные цели,
|
Repugned to admit frustration's barren role,
|
С бесплодной ролью поражения отказывалась согласиться,
|
Forfeit the meaning of her birth in Time,
|
Или, смыслом жертвуя своего рождения во Времени,
|
Obey the government of the casual fact
|
Диктату случайного факта подчиниться
|
Or yield her high destiny up to passing Chance.
|
Иль в руки мимолетному Случаю отдать свою высокую судьбу.
|
In her own self she found her high recourse;
|
В себе самой она нашла свое высокое убежище;
|
She matched with the iron law her sovereign right:
|
Против железного закона выдвинула свое высокое право:
|
Her single will opposed the cosmic rule.
|
Свою одинокую волю противопоставила космическому установлению.
|
To stay the wheels of Doom this greatness rose.
|
Остановить колеса Рока поднялось это величие.
|
At the Unseen's knock upon her hidden gates
|
От стука Незримого в тайные врата
|
Her strength made greater by the lightning's touch
|
Ее сила возросла, словно от прикосновения молнии,
|
Awoke from slumber in her heart's recess.
|
В глубинах ее сердца пробудившись ото сна.
|
It bore the stroke of That which kills and saves.
|
Она вынесла удар Того, кто убивает и спасает.
|
Across the awful march no eye can see,
|
Встав на пути ужасного движения, которое не могут видеть ничьи глаза
|
Barring its dreadful route no will can change,
|
Путь преграждая гибельному маршруту, который ничья воля не может изменить,
|
She faced the engines of the universe;
|
Она столкнулась с движителями вселенной;
|
A heart stood in the way of the driving wheels:
|
Сердце стало на пути несущегося колеса:
|
Its giant workings paused in front of a mind,
|
Гигантские вращения застыли перед ее умом,
|
Its stark conventions met the flame of a soul.
|
Железные законы столкнулись с пламенем души.
|
A magic leverage suddenly is caught
|
Вдруг найден был магический рычаг,
|
That moves the veiled Ineffable's timeless will:
|
Что побуждает к действию тайную, вне времени пребывающую, волю Невыразимого:
|
A prayer, a master act, a king idea
|
Молитва, героическое действие, великая идея
|
Can link man's strength to a transcendent Force.
|
Способны силу человека с трансцендентной Силой соединить.
|
Then miracle is made the common rule,
|
Тогда чудо становиться обычным делом.
|
One mighty deed can change the course of things;
|
Одно могущественное действие весь ход вещей способно изменить;
|
A lonely thought becomes omnipotent.
|
Единственная мысль стать всемогущей.
|
All now seems Nature's massed machinery;
|
Все сейчас кажется тяжелой машинерией Природы;
|
An endless servitude to material rule
|
Каким-то бесконечным рабством под владычеством материи,
|
And long determination's rigid chain,
|
Длинная, жесткая цепь предопределения,
|
Her firm and changeless habits aping Law,
|
Ее устойчивые, неизменные привычки, искусно имитирующие Закон,
|
Her empire of unconscious deft device
|
Ее империя изощренного, несознательного механизма,
|
Annul the claim of man's free human will.
|
Отменяет право свободной воли человека.
|
He too is a machine amid machines;
|
И человек здесь тоже лишь машина среди машин;
|
A piston brain pumps out the shapes of thought,
|
Мозг-поршень вырабатывает формы мыслей,
|
A beating heart cuts out emotion's modes;
|
Бьющееся сердце задает режимы настроений;
|
An insentient energy fabricates a soul.
|
Бессознательная энергия формирует душу.
|
Or the figure of the world reveals the signs
|
Или облик мира обнаруживает признаки
|
Of a tied Chance repeating her old steps
|
Какого-то связанного Случая, что повторяет свои прежние шаги,
|
In circles around Matter's binding-posts.
|
Кругами двигаясь, прикованный к столбам Материи.
|
A random series of inept events
|
Случайный ряд бессмысленных событий,
|
To which reason lends illusive sense, is here,
|
Которым рассудок навязывает иллюзорный смысл, - вот что здесь есть,
|
Or the empiric Life's instinctive search,
|
Или эмпирический, инстинктивный поиск Жизни,
|
Or a vast ignorant mind's colossal work.
|
Или колоссальная работа огромного, пребывающего в неведении, ума.
|
But wisdom comes, and vision grows within:
|
Но входит мудрость и видение растет внутри:
|
Then Nature's instrument crowns himself her king;
|
Царем Природы себя венчает инструмент Природы;
|
He feels his witnessing self and conscious power;
|
Он ощущает свидетеля в себе, сознательную силу;
|
His soul steps back and sees the Light supreme.
|
Его душа уходит вглубь и зрит божественный Свет.
|
A Godhead stands behind the brute machine.
|
Бог пребывает позади грубого механизма.
|
This truth broke in in a triumph of fire;
|
Вот истина, врывающаяся в огненном триумфе;
|
A victory was won for God in man,
|
Победа завоевана для Бога в человеке,
|
The deity revealed its hidden face.
|
Свой скрытый лик раскрыло божество.
|
The great World-Mother now in her arose:
|
В ней теперь поднялась Великая Мать Мира:
|
A living choice reversed fate's cold dead turn,
|
Живой выбор души отбросил судьбы холодный, мертвый приговор
|
Affirmed the spirit's tread on Circumstance,
|
И утверждая над Обстоятельством власть духа,
|
Pressed back the senseless dire revolving Wheel
|
Он оттеснил бесчувственное, ужасное вращение Колес
|
And stopped the mute march of Necessity.
|
И остановил безмолвный марш Необходимости.
|
A flaming warrior from the eternal peaks
|
Какой-то огненный воин с вечных вершин,
|
Empowered to force the door denied and closed
|
Что наделен был силой открыть, неподдающуюся, запертую дверь,
|
Smote from Death's visage its dumb absolute
|
Сорвал с обличья Смерти ее безмолвный абсолют
|
And burst the bounds of consciousness and Time.
|
И разорвал границы сознания и Времени.
|
|
|
End of Canto Two
|
Конец Канто 2
|
|
|
|
|
|
|