Марчант Алекс- редактор : другие произведения.

Создайте надпись с именем моим

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Антология коротких литературных зарисовок, навеянных королем Ричардом III

  Антология коротких литературных зарисовок, навеянных королем Ричардом III
  
  Вступительное слово
  
  Филиппа Грегори
  
   Это собрание появилось, - как и множество прекрасных явлений - из мечты и шутки. Авторы Алекс Марчант и Венди Джонсон обменялись короткими историями о Ричарде III и пошутили, что им следует создать собрание рассказов о самом противоречивом короле Англии. Редактор- Алекс Марчант побеседовала с остальными авторами, и грезы о книге коротких новелл, описывающих разные стороны характера Ричарда - настоящего и вымышленного, - воплотились в действительность. Этот сборник был опубликован при поддержке Общества по проблемам сколиоза Соединенного Королевства.
   История Ричарда оказалась помещена в тень силами пропаганды Тюдоров, и не самое последнее место здесь принадлежало Уильяму Шекспиру, и до сих пор окружающими данного монарха тайнами. Учитывая обаяние семьи Плантагенетов и их целеустремленное честолюбие, младший сын Ричарда Йорка никогда не собирался провести жизнь просто.
   Когда его отец совершил первую попытку захватить трон Англии, Ричард был маленьким мальчиком. По мере взросления он стал пользующимся самым глубоким доверием брата полководцем. Однако энергия, которая помогла молодому человеку преодолеть физические сложности, мешавшие ему сражаться в доспехах из-за сколиоза, владевший им религиозный пыл, страсть, заставившая вступить в первый для себя брак путем похищения, и мощное желание продолжить традиции - привели Ричарда на путь жизни необыкновенной.
   Даже смерть его оказалась особенной, пусть и запомнившейся неверно. Он стал последним английским королем, поведшим в бой кавалерию, и последним, кто погиб на поле боя. Ричард умер, защищая свой трон, как коронованный монарх Англии, от соперника, который - в те дни - являлся узурпатором без всяких королевских прав. Гибель властелина описана чудовищно. Пьеса Шекспира показывает Ричарда, призывающего коня, дабы совершить последний рывок, и обещающего за то самую высокую цену: 'Коня! Коня! Королевство за коня!' Это часто цитируется в виде воззвания мерзавца, намеревающегося сбежать. В действительности, последними словами Ричарда были: 'Измена! Измена! Измена!' Он произносил их, падая под ударами бывших друзей и союзников.
   Это более драматичный финал. Более трагический. Можно ли усомниться, что Шекспир не использовал его, так как подобная концовка навлекала тень на соперника Ричарда - претендента на трон и его потомков - покровителей Шекспира - Тюдоров?
  Похороны Ричарда и последующее обретение его, казалось бы, утраченной могилы - еще одно неожиданное звено в цепи событий этой истории. В конце концов, самый измученный из королей может упокоиться в мире, и наш сборник является очередной данью из множества, призванных отплатить ему за все, что пришлось перенести.
   Йоркшир
   Октябрь 2018 года
  
  В начале 2016 года мне приснился сон - абсолютно буквально. Один из тех, что находятся на грани между сном и готовностью проснуться. Совершено явственный. Об испуганном мальчике, застигнутом метелью, к которому протянулась и спасла чья-то сильная рука. Я поняла, что это произошло на болоте, и ощутила непоколебимую уверенность, - данное болото располагалось где-то севернее Уэнслидейла, всего в нескольких милях от моего дома. И мне подумалось, - я знаю, кому принадлежала та сильная рука.
  Странная вещь - воображение. Я проснулась, приняла душ, позавтракала и прогулялась с собакой - погрузилась в привычную повседневность. Но, тем не менее, уже через пару часов в голове почти полностью сформировалась история, ставшая впоследствии 'Чудовищем Миддлхэмского болота'. И, разумеется, касательно владельца руки я оказалась права.
  Рискуя раскрыть содержание, я не стану называть имени. Но будет довольно сказать, - он являлся одним из главных персонажей двух недавно законченных мной детских книг. Думаю, я по нему 'соскучилась'.
   Как автор, успевший провести два или три года в обществе определенных персонажей - не важно, выдуманных или настоящих, исторических или перенесенных в литературный контекст, - подозреваю, что совсем не является необычным тосковать по ним, завершив рассказывать вашу историю. В моем случае я так соскучилась по некоторым из них, что начала создавать третью книгу с повествованием об их жизнях. Конечно же, многие не появятся вновь, и на то есть различные причины, лежащие за гранью влияния писателя, если они были реальными людьми с реальными жизнями и финалами - не всегда заканчивающимися хорошо. Возможно, это чувство тоски, даже 'утраты', и вызвало мой обрывочный сон.
  Я не единственная, кто чувствует себя околдованной своим персонажем, - и эта книга яркое тому свидетельство. В настоящий момент один герой объединяет произведения дюжины авторов (равно и именитого создателя нашего Вступительного слова), заставляя разными путями оживить собственный образ. Разумеется, наш герой - реальное историческое лицо. Реальный человек, живший в свой конкретный промежуток времени. Тот, кто вызывает восхищение множества людей, восхищение, раньше казавшееся другим отчасти странным, но сегодня их меньше, - вероятно, причиной этому послужило неожиданное обнаружение в 2012 году его на столетия потерянной могилы. И, повторяю, я не единственная - автор романов или представитель другой профессии - кто обладает опытом, ведущим к возникновению творческого порыва.
  Здесь несколько плодов подобных порывов, - сборник коротких рассказов, навеянных этим человеком. Лично я скоро узнала главного героя моей истории, - потерявшегося мальчика, страдающего от сколиоза, и, как только произведение было закончено, поняла, - оно - одно из добрых вложений для достойного дела Общества сколиоза Соединенного Королевства(SAUK), помогающего поддерживать оказавшихся в подобном положении людей и их семьи. Нет сомнений, данное дело стало бы близким сердцу вдохновившего все эти рассказы короля, чей собственный сколиоз отныне, после раскапывания его могилы, широко известен публике.
  Нет сомнений, на протяжение десятков лет после гибели наш герой подвергался злостной клевете. Этому способствовали авторы, жившие при похитившем его трон монархе. Почти столетие спустя доброе имя Ричарда, заставившее городской совет Йорка назвать короля 'самым известным принцем с благословенной народом памятью', было порвано на клочки, благодаря проклинаемому изображению, вероятно, величайшего в мире драматурга, творившего при внучке монарха-узурпатора. Настоящий сборник - один из множества работ, старающихся вернуть в поле зрения народа реального человека, того, о ком современный ему шотландский посланник сказал: 'он по своей природе никогда не поместится в менее масштабные рамки, ибо так велик его ум или так замечательны его способности'.
  Особенно мне приятно, что одна из членов команды связанного с Ричардом исследовательского проекта, ответственного за обнаружение его могилы, - Венди Джонсон, в придачу к своему историческому труду, сама стала автором рассказов, два из которых попали в лежащий перед читателем сборник. Именно она натолкнула меня на мысль свести все имеющиеся истории вместе. Вероятно, совсем не удивительно, что, так близко соприкоснувшись с проектом через работу, Венди почувствовала вдохновение и написала о человеке, кому тот посвящен.
  Другие вдохновляющие минуты подарены букетом белых роз, лежащих у подножья памятника, возможностью сегодня почтить их поднесением представителя Средневековья, живой грезой о молодой женщине, ходившей и дышавшей пять столетий назад и отдавшей сердце никогда не виденному ею человеку. Как знать, быть может, подобные минуты бывали и у вас. Если так, возможно, вы хотели бы ими поделиться. В конце книги находится призыв к участию в вероятном в будущем еще одном сборнике. В любом случае, я надеюсь, вам понравится и теперешний!
  Наша книга посвящена одному из тех людей, кто способен вдохновить, чья кропотливая на протяжение многих лет работа привела к обнаружению вызвавшей к жизни этот сборник могилы, - доктору Джону Эшдаун-Хиллу. В текущем году он умер, что стало огромной потерей для ученого сообщества, особенно занимающегося концом XV столетия и королем Ричардом III.
  
  Алекс Марчант
  Октябрь 2018 года
  
  
  Чистилище
  
  Марла Скидмор
  
  Переделанный отрывок из 'Возрождения': Падение и восхождение короля
  
  После смерти в сражении при Редмор Плейн Ричард III обнаружил свою душу обязанной, как и все остальные, быть проведенной милосердным наставником через духовные суды чистилища. Однако, когда они добрались до Эдема, последней остановки перед подъемом на небеса, снисходительный проводник Ричарда, францисканский монах отец Гилберт, решил, что его молодой подопечный странно не желает сделать последний шаг...
  Рука Ричарда нависла над слоном.
  'Стоит ли мне пойти им?' - размышлял он вслух.
  Наблюдая, как взгляд друга метнулся к королеве, монах внутренне усмехнулся, точно зная, что ему делать. Ричард совершенно не замечал своей одержимости ферзем. Когда бы они ни играли в шахматы, король выдвигал ее вперед и задействовал в маневры на всем пространстве доски, вместо того, чтобы использовать пешки, коней и ладьи. Отец Гилберт посмотрел, как Ричард скользнул ферзем вперед, и с забавным раздражением задумался над ходом. Несмотря на бесчисленные часы, проведенные в обучении его более тонкой игре, король продолжал оставаться в шахматной дуэли поистине ужасным партнером. Вместо использования хладнокровной оценки головой способов построить разные линии поведения он позволил управлять ходами чувствам.
  Данный подход абсолютно не соотносился с природой человека, которого святой отец успел так хорошо узнать, - эрудированного мыслителя и предводителя народа, являвшегося последним королем-полководцем Англии. Будучи проводником и советчиком Ричарда, пока тот нес свою епитимью, удовлетворяя приговор небес за совершенные им прегрешения, отец Гилберт почувствовал, что начал ясно его понимать. Тем не менее, в душе подопечного находились грани, до сих пор представлявшие для наставника загадку. Связанная с необходимостью искупления работа Ричарда давно завершилась. Однако он не горел желанием сделать окончательный шаг в следующий мир. Что-то удерживало его. Настало время проникнуть в сердце намерения бывшего монарха остаться здесь. Стражи уже начинали проявлять нетерпение.
  'Друг мой, из-за моих собственных эгоистических мотивов я бы откладывал ваш отъезд как можно дольше и был бы глубоко опечален нашей разлукой, но вам следует понять, - вы не можете задерживаться тут бесконечно'.
   Ричард поднял голову и вопросительно взглянул на монаха, в глубоко посаженных синих глазах затаился намек на любопытство.
  'Почему нет? Мне здесь уютно... Я ни в чем не испытываю нужды'. Король осмотрел обширную библиотеку, в которой они сидели. 'Эти полки содержат копию каждой книги и каждой рукописи, что когда-либо были написаны. Я чувствую себя благодарным и удостоенным большой чести, оказавшись допущенным к диспуту и возможности услышать мысли некоторых из величайших и мудрейших душ человечества...' Он не сумел подавить ухмылки. 'И развеявшись раздумьями самых безумных из них... Будьте уверены, святой отец, я доволен', - пробормотал Ричард и с полуулыбкой скользнул конем в расставленную отцом Гилбертом западню.
  Монах фыркнул в молчаливом раздражении, но в атаку бросился не сразу. Станет поучительнее, если Ричард получит время осознать свою ошибку, прежде чем он сделает ответный ход. Иногда отец Гилберт задавался вопросом, не играет ли его протеже плохо намеренно, чтобы просто уязвить противника? Как бы то ни было, он решил, что перед тем, как их пути окончательно разойдутся, Его Величеству следует, по меньшей мере, стать в шахматах компетентным.
  'Пусть так, но ваш период искупления завершился бесчисленные декады смертного времени назад', - сухо уточнил священник. 'Ни одна другая душа не задерживалась так долго здесь - в прихожей небес...'
  И тут загорелся он - маяк сопротивления в глазах Ричарда.
  Монах решил воспротивиться нежеланию подопечного покидать чистилище.
  'Вы были подвергнуты испытанию, прошли исправление и очистили душу от всякого остатка греховности. Почему же у вас отсутствует желание принять небесное предназначение?' - спросил священник.
  Поднявшись из глубокого кожаного кресла, в котором сидел, Ричард направился через наполненную шкафами с книгами комнату к находящимся в ее конце высоким многоярусным окнам. Пока король неподвижно стоял, задумчиво всматриваясь в полную буйной растительности плодородную долину, раскинувшуюся под ним, его худощавую фигуру четко обрисовывали яркие весенние лучи солнца. Единственным заметным знаком мучающих монарха тяжелых мыслей было незаметное движение мускулов в уголке рта. Вздохнув, он обернулся к наставнику с вопрошающим взглядом.
  'Что конкретно является моим небесным предназначением, Гилберт? Что мне предначертано в вечности после оставления Эдема?'
  Священник сделал ход пешкой и с мягкой улыбкой поднял взгляд на собеседника.
  'Почему, Ричард...вам уже известно, что вас ждет...полный мир...совершенное счастье'.
  Распознав в словах монаха уверенность, Ричард ненадолго закрыл веки.
  Мир...счастье...для него...как такое возможно..?
   Он обернулся и медленно прошагал по длинному залу назад. Опустившись в кресло, Ричард внимательно изучил положение дел на шахматной доске, - конь был обречен, и монарх подозревал, что следующей жертвой окажется слон. Мысленно пожав плечами, король согласился на потерю коня и отправил навстречу слону священника свою королеву. Сделав ход, он глубоко и надолго погрузился в размышления, а затем, прочистив горло, решительно посмотрел на человека, связь с которым обернулась близостью большей, нежели дружба или семейные взаимоотношения.
  'Как-то давно вы мне рассказывали, что, обретя готовность, каждая душа поймет, какое время будет правильным для воспарения за отделяющую от жизни черту'.
  Встревоженный острым напряжением в голосе Ричарда, отец Гилберт забыл об игре. Откинувшись на потертую кожаную спинку кресла, он сложил на широкой груди сильные руки. Вытянув ноги, священник скрестил лодыжки и поднял на собеседника проницательный взгляд.
  'Поведайте мне, что вас беспокоит, Дикон', - попросил Гилберт. 'Какой груз отягощает вашу душу столь сильно, что вы не позволяете себе обрести небесный покой, ради достижения которого трудились так долго и мучительно?'
  От произнесения монахом этого почти позабытого уменьшительного имени Ричард вздрогнул, он постарался отстраниться от всплывших в душе ярких воспоминаний о прошедшей жизни. Оставив локти на коленях, мужчина склонил голову. Стараясь привести мысли в порядок и найти слова для объяснения, глаза отсутствующе обнаружили на старом деревянном полу у ног зернышко. В конце концов, сделав глубокий вдох, король мрачно заговорил.
  'В этом и проблема, Гилберт...Я не чувствую себя готовым покинуть это место... Так много осталось для меня нерешенным...Я не готов...' Голос Ричарда затих. Он поднял взгляд, и монах был ошеломлен глубиной увиденной там боли.
  Его кустистые посеребренные брови сошлись вместе. 'Иисус Милостивый!' - тихо выругался священник в приступе самобичевания.
  Как мог он этого не заметить?
  В его душе беспощадно схватились чувства сопереживания и вины. Каким-то образом святому отцу удалось проявить к подопечному снисхождение. Гилберт принялся задавать себе вопросы...Был ли он благодушен, потому что Ричард брался за каждое задание и испытание, перед ним поставленные, с абсолютной отдачей и мужеством? И тем не менее...наставляя и служа проводником бесчисленным сменяющим друг друга душам в их путешествии по личному пути искупления, здесь - в чистилище, монах ни разу прежде не видел, чтобы кто-то колебался на этой дороге, ходатайствуя об окончательном приговоре Небес и противясь воссоединению с Творцом.
  Отец Гилберт отодвинул в сторону низкий столик, на котором расположилась шахматная доска, и наклонился вперед.
  'Объясните мне эту глупость, столь живо пустившую корни в вашем разуме', - хрипло велел он.
  Ричард издал глухой смешок и, мрачно искривив губы, начал говорить.
   'Мое имя стало синонимом зла. В мире смертных я горбатый король-убийца. У моих дверей лежат самые отвратительные преступления'. Ровным, но напряженным голосом он продолжил. 'После Тьюксбери я убил Генриха VI и его сына Эдуарда Ланкастера. Я казнил своего брата Джорджа Кларенса, - утопив несчастного в бочке с мальвазией. Я занял английский трон, на который не имел никакого права. Я убил собственных племянников. Я отравил жену, дабы вступить в кровосмесительный брак с племянницей. В истории мне принадлежит место среди первого ряда когда-либо существующих порицаемых и порочных негодяев. Как может кто-то, чья репутация столь погрязла в бесчестье, обрести мир на небесах?'
  Чувствуя повисшее между ними глубокое страдание, священник вслушивался в речь Ричарда с нарастающим беспокойством. Душевное состояние подопечного оказалось намного хуже, нежели Гилберт предполагал прежде. Внутри него поднялась волна гнева. Почему вместо того, чтобы так долго мучиться, Ричард не пришел со своими страхами и сомнениями к наставнику?
  Священник молниеносно встал на ноги. Нависнув над Ричардом, он начал было вещать, но потом, удерживая угрожающий поток упреков, его губы сомкнулись. Молчаливо покачивая головой и не доверяя своей речи, Гилберт прошел по комнате и остановился у массивного каменного очага. На протяжении долгих минут тишины монах хмурился, всматриваясь во взметающиеся языки пламени, после чего принялся бродить в разные стороны, быстрыми шагами заставляя полы грубого шерстяного одеяния подниматься на опасное своей близостью к горящим поленьям расстояние.
   Святой отец резко остановился и суровым от тревоги и заботы о друге голосом огрызнулся: 'Это..' Он сглотнул, а затем строго потребовал: 'Это самобичевание необходимо немедленно прекратить!' Глядя из-под нависающих бровей, Гилберт внимательно изучил несчастное выражение лица собеседника. 'Хорошенько подумайте, прежде чем ответить, Ричард. Что вы боитесь принять? Утверждение Небесами чистоты вашей души или свой порочный образ, созданный пропагандистами Генриха VII и летописцами Тюдоров? Разве они всего лишь не отскребали милости у параноидальной и кровожадной династии, основанной Скрягой? Что для вас стоит на первом месте?'
  Ричард неровно набрал в легкие воздух, его губы сжались от доли осуждения и еле уловимой нити гнева, услышанных в голосе наставника, но он поднял подбородок и прямо взглянул священнику в глаза.
  'Правда в том, Гилберт, что репутация обладает огромным значением. С точки зрения всего человечества, моя душа не имеет права на искупление'.
  Монах нетерпеливо фыркнул. 'Совсем не важно, как к вам относятся в мире смертных, если Небеса сочли, что вы достойны наслаждаться вечной жизнью пред лицом Господа Нашего'.
  Плечи Ричарда резко опустились в бессильном смирении. 'Перестаньте воспитывать, Гилберт. Знаю, вы имеете право так делать...но меня терзает знание, что я обречен оставаться королем-чудовищем на протяжении целой вечности'.
  Священник инстинктивно протянул к Ричарду успокаивающую руку, но затем заколебался и отдернул ее. На него снизошло осознание, - в процессе их долгого общения и он, и король так сильно сосредоточились на труде освобождения души от всякого намека на грех, что абсолютно пренебрегли сферой чувств. В подобном беспокойном состоянии разума Ричард оставить Эдем не сумеет, ему не удастся найти мира на небесах.
  Гилберт понял, - он оказался в положении, которого не предусмотрел и с которым не имел опыта взаимодействия. Монах медленно прошел по залу, тщетно раздумывая о дальнейшем алгоритме поведения - алгоритме, что помог бы облегчить страдания его молодого друга.
  На комнату опустилась тяжелая и протяженная тишина, словно оба мужчины без остатка предались своим невеселым мыслям.
  Ричард беспокойно задвигался на своем месте, его встревоженный взгляд упал на оставленную шахматную партию. Король заметил, что выставил вперед, подвергнув ее опасности, королеву. Наклонившись, он поднял крохотную искусно вырезанную фигурку и бережно коснулся той указательным пальцем. Фигурка напомнила Ричарду о его нежной Анне...хрупкой и шаловливой фее из детства...против воли выданной замуж за этого надменного щенка - Эдуарда Ланкастера, - когда ее отец, граф Уорвик, оказался изменником. Которую он разыскал, до самого нутра перевернув Лондон. В те дни братец Кларенс спрятал девушку, вынудив служить посудомойкой в трактире, дабы сохранить в своих алчных руках наследство родственницы. О его драгоценной любви, чье нежное и разбитое горем тело не имело сил бороться с болезнью, подступившей сразу после смерти их возлюбленного сына...
  Прикосновение к плечу вернуло Ричарда к настоящему. Он поднял глаза и увидел с раскаянием взирающего на него священника.
  'Мне следовало быть к вам снисходительным, Дикон', - вздохнул святой отец. 'Следовало признать ваше чувство незаслуженности происходящего и не доводить его до нагноения и роста, как случилось сейчас. Я чувствую некую потерю, - не учтенную при выходе из затруднительного положения, в котором мы с вами очутились. Вы просите о небесном вердикте и сопротивляетесь естественному пути собственной души. Мне нужно обратиться за советом к Хранителям, - в бесконечностях их существования, они, несомненно, уже сталкивались с подобным раньше'. Гилберт печально усмехнулся. ' Теперь и наставник должен искать наставления'.
  Пальцы монаха ненадолго сомкнулись в утешительном жесте, и вот он уже обернулся и зашагал по комнате. Однако, пораженный внезапной мыслью, на пороге священник остановился.
  Ричард получил от Небес благословение и отпущение грехов, но эта редкая и сложная душа не силах простить себя сама!
  Держа ладонь на широкой деревянной раме, Гилберт повернулся, чтобы взглянуть на друга.
  'В какой-то степени все мы являемся творцами нашей судьбы, Ричард. Когда я уйду, кто знает, быть может, вам стоит пересмотреть события, происходившие в течение последних лет вашей земной жизни, и задаться вопросом, - почему вы до сих пор считаете себя недостойным Небес? Почему создание Тюдором демонического короля Ричарда обладает такой властью над вами?'
  При этих мягко произнесенных словах глаза короля расширились. Он искал на лице священника скрытый смысл, но не мог проникнуть в его уверенную непостижимость.
  Сумеет ли монарх вынести возвращение в то время, когда весь его мир осыпался золой и разрушился, когда в течение каких-то двух лет Ричард потерял всех, кого любил, - брата, сына и супругу? Когда, погрузившись в скорбь, недооценивал, пока не стало слишком поздно, опасную одержимость Маргарет Стенли возведением на трон ее сына и собственную уязвимость перед ядовитой сетью из слухов, коварства и предательства, сплетенной вокруг короля названной леди вместе с возникшими у той союзниками.
  Ричард со вздохом откинул голову на высокую спинку кресла. Каким бы он не являлся неутешительным, совет Гилберта заключал в себе здравое зерно. Хранители не позволят ему вечно оставаться в убежище. Настало время раскрыть дверь в причиняющие боль воспоминания.
  Тихий стук захлопнувшейся за удаляющейся фигурой священника библиотечной двери, искры и потрескивание от сгорающих в камине поленьев яблони были единственными звуками, нарушившими глубину опустившегося на комнату безмолвия.
  
  Об авторе
  
  Марла Скидмор выросла в маленьком средневековом городке на севере Англии, где и встретила своего будущего супруга-солдата. Прежде чем сумела вернуться домой, она успела провести типичную жизнь военных в различных гарнизонах Европы и Соединенного Королевства. Возвратившись в родные края, Марла получила образование, завершенное с двумя почетными степенями по английскому языку и истории, и стала магистром по литературе, лекции по которой начала читать в колледже.
  Развлекаясь сочинительством со времен университета, Марла принялась писать всерьез в период затянувшегося перерыва в карьере. Ее первая новелла, - романтическая, смертоносная в своей загадочности и помещенная в эпоху Наполеоновских войн, оказалась отложена в сторону, когда вновь обнаружили могилу Ричарда III. Устроившись за вторым завтраком с университетскими друзьями и продолжая спор о месте повторного захоронения, Марла задалась вопросом, - что бы сам монарх сделал с этим пустым ажиотажем, и столкнулась с вызовом - написать историю: 'Создайте произведение о Ричарде в голубых джинсах'. Идея пустила корни, и так появилось 'Возрождение: Падение и восхождение короля'. Ричард Скидмор не носит голубые джинсы, однако автор, только ей принадлежащим способом, привела его в XXI век. Марла снова была вынуждена отвлечься от ранней повести, - сейчас она пишет продолжение. 'Отступник' посвящен самому верному из друзей Ричарда - Френсису виконту Ловеллу.
  
   Долгой жизни королю
  
  Наррелл М. Харрис
  
  Элизабет оставила белые розы у подножия статуи. Каждый раз ее остро колола грусть. Совершенно ничего не зная, рабочие, копая, наткнулись на его ноги, прежде чем кто-либо понял, что здесь лежат останки короля. Дистальные и проксимальные фаланги. Части стоп, образующие их свод, клинообразные и бедренные кости. Кости ног смешались с костями лодыжек, кости лодыжек - с костями голеней. Король, уменьшенный в масштабе, чей изогнувшийся позвоночник покоился на жесткой земле.
   Когда-то эта крошечная яма, в которую бросили останки, была полом монастыря. Потом над ней появилась парковка машин. Элизабет подумала, - бедный Ричард, какое же чудо, что он утратил лишь стопу.
  Шекспир превратил его в великого злодея старины, обаятельного и коварного. В наши дни намечаются направления для новой битвы: добрый или злой монарх? Убийца детей или оклеветанный христианин?
  Элизабет думала, - он мог быть любым, но считала, что ни одна из этих ролей им не исполнялась. Элизабет полагала, - способ действий, их побудительный мотив и возможность осуществления объединялись крайней затененностью прошедших 530 лет, поэтому множество вопросов осталось без ответов.
  Элизабет была уверена, Ричард не заслужил рубки после смерти, полученных уже мертвым ударов такой силы, что они оставили на его костях рубцы. Может статься, он не заслуживал и быть сброшенным со все еще связанными руками головой вниз в яму, прежде оказаться забросанным землей и грязью (как на дне могилы, так и репутационно) и затоптанным. А потом и заасфальтированным.
  Ее сестра Селия говорила, что она с ума сошла на этой испытываемой к давно погибшему королю нежности. Какая разница, убил ли он своих племянников или нет (возможно же, что убил)? Что данный факт меняет сегодня?
  Меняет, ведь случившееся несправедливо, - хотелось ответить Элизабет.
  Она не могла ясно объяснить, почему достойный сожаления конец этого монарха столь сильно ее трогает, что девушка каждый месяц приносит к его памятнику цветы. Как-то Элизабет читала книгу, где, быть может, правдиво давался ответ на любой возникающий вопрос, вызывая тем живое сожаление. В той книге Ричард являлся абсолютно настоящим, а не ходульным персонажем из сказки про тиранию.
  В свое время он отличался храбростью. Искрививший его позвоночник сколиоз не помешал монарху снискать почести победами на поле брани. Со всех точек зрения - прекрасный администратор. Вероятно, Ричард действительно совершил что-то ужасное. Вероятно, его просто оклеветали. Некоторые утверждают, что у Генриха причин насчитывалось больше. Кто извлек выгоду? Кто выиграл? Генрих, разумеется, никогда бы не занял престол, окажись мальчики живы.
  Элизабет возложила розы Йорков к металлическому подножию статуи Ричарда III. Позади нее располагалась привлекающая туристов история его жизни. Напротив - в соборе - лежали кости монарха (если не считать утерянных ног), и в определенное время года витражи храма струили на известняковую могилу переливающийся всеми цветами радуги свет.
  'В другом мире', - сказала статуе Элизабет, - 'кто-то полюбит вас именно за то, каким вы являетесь, а вы также полюбите этого человека в ответ. В другом времени и в другом месте вы станете лучшей версией себя самого. И обретете счастье'.
  
  В другом времени и в другом месте у статуи замер мужчина среднего роста с чуть склонившейся вперед спиной. Его спокойствие и взгляд привлекали сквозившей в них добротой. Отцовские пальцы были обхвачены ладонью маленького мальчика. В другой малыш держал букет маргариток.
  Ричард поднял карапуза и держал его, пока ребенок возлагал свой дар к подножию статуи. Отец и сын посмотрели на лицо памятника, сияющее позади солнце создавало вокруг него настоящий ореол.
  'Я не думаю, чтобы королева Бесс могла убить собственную сестру', - произнес мальчик.
  'Я тоже, Недди', - ответил его папа. 'Некоторые говорят так, но в других отношениях она была так мудра... Возможно, Ее Величество совершила ужасную ошибку. Возможно, ее только обвиняют в ужасном поступке'.
  Недди залез наверх и встал у цоколя с лежащим на ним букетом. Худенькими руками он обнял бедра памятника и закрыл глаза.
  'Что загадываешь?' - со снисходительной улыбкой поинтересовался у сына Ричард.
  'Я желаю ей стать счастливой где-нибудь в другом мире', - отозвался Недди. Его щека осталась прижатой к металлическому бедру королевы. 'Джек говорит, что моя симпатия к королеве Бесс глупа'.
  Ричард облокотился о длинные металлические юбки их любимой самодержицы.
  'Быть добрым не глупо, как и стараться смотреть на происходящее под разными углами зрения', - изрек мужчина. 'Желание быть справедливым - прекрасно. Но знаешь, что еще важно?'
  Недди кивнул. 'Пытаться с каждым днем становиться лучше'.
  'Попытка так же значима, как и результат', - подытожил Ричард. 'Прощение - доброе дело, когда мы не вполне способны справиться лучшим образом. Всегда можно повторить завтра. Какой у нас девиз?'
  'Верность связывает меня', - рассмеялся мальчик и доверчиво кинулся вниз головой с основания памятника в объятия отца.
   Недди был уже крупноват для подобной забавы, но пока еще продолжал ею наслаждаться. Ричард подхватил сына и крутанул его разок, прежде чем снова поставить на дорожку.
   'Оставайся верным своему обещанию', - произнес отец. 'Становись лучше'.
   'С каждым днем', - согласился ребенок.
   На половине пути домой к Анне и девочкам - его сестрам - Недди захотел почувствовать, что значит - ходить, как папа. Он устроился на отцовских мысах, вложив поднятые ладони в сильные руки, и Ричард проделал довольно длинные шаги, дабы малыш ощутил себя большим.
  
  Об авторе
  
   Перу Наррелл М. Харрис принадлежат детективы, ужасы, фэнтези и эротика. Ее более чем 30 повестей и рассказов опубликованы в Австралии, в Соединенных Штатах Америки и в Соединенном Королевстве. Премии удостоили такие произведения, как 'Ночной полет' (номинирован на премию Неда Келли), 'Честь Ведьмы' и 'Вера Ведьмы' (обе работы находятся в списке на Премию Джорджа Тернера), 'Прогуливающиеся Тени' (Премии Хроноса, Премии Дэвитта). Мистическо-детективное произведение 'Джейн' из сборника 'Премии алых шпилек' выиграло в 2017 году приз Афинской библиотеки 'Тело в книгохранилище'.
   Список трудов Нарелл М. Харрис включает в себя повести о вампирах, эротические приключения разведчиков, остросюжетные и эксцентричные романы, традиционные произведения Холмсианы, роман о Холмсе и Ватсоне 'Приключения мальчика из колоний' (2016 год) и произведение 'Мечта воздвигнуть поцелуй' (2018 год). Ее эксцентричный мистический роман-триллер 'Падение ворона' был опубликован в 2017 году. Следующие книги содержат сборник рассказов 'Сплетение скал и другие истории', выпущенные из печати в 2018 году, и остросюжетный роман-размышление 'Заземленный', появившийся в магазинах в марте 2019 года благодаря издательству 'Escape Publishing'.
   На сайте Patreon Наррелл пишет повести в серии 'Duo Ex Machina' ('Бог из машины'), включающие романтические детективные произведения. Третье из них в серии 'Первый фанат' сейчас по просьбам поклонников получает продолжение.
  
  Пять белых камней
  
   Джанет П. Ридмен
  
  Группа всадников приблизилась к воротам Йорка. Трубы испустили могучий звук, который тут же отразился от древних стен с их увенчанными сланцем смотровыми башнями и еще римским внушительным основанием. На северном ветру колыхались штандарты, демонстрирующие медведя и обтесанное древко - символы графа Уорвика. На других флагах располагались его геральдические знаки и девиз - Vix ea nostro voco, что означало 'Едва ли я могу назвать все это нашим'. Как бы то ни было, лорд Уорвик многие земли на севере назвал своими, включая замки Миддлхэм и Шериф Хаттон.
  Именно в Миддлхэм отправили юного Ричарда Глостера вскоре после занятия его братом Эдвардом английского трона. Мальчику следовало под опекой графа Уорвика овладеть основами рыцарских навыков, приличествующих молодому человеку королевских кровей, обладающему титулом герцога и недавно ставшему Правителем Северных территорий и Хранителем замков Корф и Глостер. Разумеется, данное положение пока оставалось номинальным, но лишь до момента достижения подростком совершеннолетия. Тем не менее, каков подарок на день рождения для десятилетнего ребенка!
  Но сегодня, находясь в обществе сопровождающих Уорвика, Ричарду не нужно было тревожиться о занятиях в Миддлхэме, о часах упражнений с деревянными мечами, доводивших его до состояния избитости и утомления, о часах действий в качестве пажа Уорвика, о наполнении кубка кузена на протяжении всей ночи, пока не появятся мысли о слипании век и опасности заснуть стоя.
  Сегодня Уорвик входил в Йорк в соответствии со своими делами и оказался вынужден захватить с собой компанию юных дворян и пажей. Хотя он и надеялся на обычные услуги и поведение подопечных, но подразумевал, что не станет коситься, если мальчики начнут без вреда для команды рассматривать городские достопримечательности.
   Ричард выглядел одновременно взволнованным и полным опасений. Он никогда раньше не был в Йорке, хотя и слышал рассказы о его огромном кафедральном соборе и широких улицах, тем не менее, мальчик знал, - город отличается приверженностью Ланкастерам. Когда-то, после битвы при Уэйкфилде, сторожевую башню Миклгейтской заставы украшала голова отца юного герцога вместе с головой его брата Эдмунда, которому исполнилось всего семнадцать лет. Конечно же, их давно сняли. После победы при Таутоне Эдвард велел убрать головы и захоронить с телами казненных родственников в доминиканском монастыре в Понтефракте. Однако, память об инциденте сохранилась, пусть видимых следов пережитого ужаса больше не находилось.
  Именно этой причиной объяснялась неохота Ричарда посещать место отцовского унижения. Путь в город Уорвика лежал через другую из множества 'застав' - заставу Бутем.
  'Выглядишь серьезно'.
  На юного всадника кинул взгляд ехавший рядом Роберт Перси, один из его приобретенных в Миддлхэме друзей. Он был старше Ричарда почти на семь лет и казался последнему уже взрослым. Хотя Ричард, в силу нежного возраста, продолжал исполнять обязанности пажа, Роб числился в рядах приближенных к Уорвику дворян и, когда Его Сиятельство находился в резиденции, помогал графу присматривать за доспехами и лошадьми. В оставшееся время Перси занимался подготовкой пажей к будущему положению знатных дворян, - только если они не посещали в эти часы своего учителя грамматики и не учились играть в шахматы или танцевать.
  Ричард вздохнул.
  'Я просто размышлял...о Йорке...'
  Роб сразу понял, что мальчик имеет в виду и не станет озвучивать.
  'Не размышляй', - принялся он увещевать с ухмылкой. 'Ты слишком много размышляешь, Ричард. Мы собираемся прекрасно провести эти дни, разумеется, пока Его Сиятельство граф не соизволит обратить на нас внимание!'
  'Считаешь, обратит?'
  Взгляд Роба сверкнул, под копной блестящих темных волос обнаруживались яркие голубые глаза.
  'Да, оглядываясь назад, считаю. Уорвик убежден, что юношеству следует увидеть мир и не быть чересчур опекаемым. Зубы Христовы, ты же знаешь, он не верит в неженок, и поэтому позволяет нам плавать в Блэк Даб за стенами замка и отправляться на исследования старого замка Рыжего Алана...да и других мест, где тебя, как делать нечего, возьмет под белы ручки случайно заплутавший шотландец'.
  Ричард скорчил Робу рожицу. 'В Йоркшире нет шотландцев'.
  'Нет?' - поднял Роб брови. 'Хорошо, но ведь встречались же. Даже в Йорк заглядывали. Пытались похитить находившуюся в городе королеву Изабеллу...' Он замолчал. Монархиня, которую упомянул Перси, считалась возлюбленной Роджера Мортимера, одного из предков Ричарда. В сущности управлявший Англией во время несовершеннолетия Эдварда III, короля-предка герцога по обеим линиям, Роджер, словно обычный преступник, оказался повешен на дереве на холме Тайберн... 'Это было давно', - неуклюже подытожил Роб.
   'Знаю', - согласился Ричард. Он слышал историю, но едва ли содержание его задело. В семье высокого происхождения всегда происходит слишком много смертей, гибель Мортимера имела место чрезвычайно давно, чтобы испытывать по этому поводу чувства. Даже родной дед Ричарда, Ричард Конисбург, сильно отставал по времени от появления на свет внука. Лишь убийство при Уэйкфилде отца оставалось саднящей раной, но мальчик прикладывал все возможные усилия, дабы надежно скрыть свою боль...
   Компания проехала под выступающей надвратной башней заставы Бутем Бар, спокойно миновав оснащенную шипами опускную решетку. Внутри облаченные в красное именитые горожане еще раз выступили вперед, приветствуя лорда Уорвика, в развевающемся за спиной на ветру малиновом плаще и на сером скакуне возглавлявшего процессию.
   'Надеюсь, раскланивания не затянутся надолго', - прошептал Роб, когда мэр города, Томас Скауби и местный шериф начали произносить в честь графа Уорвика свидетельствующие об их радушии речи.
  Внезапно его внимание было привлечено движением в одном из отходящих от главной улицы и замощенных булыжником переулков. 'Ричард, посмотри! Они планируют устроить для графа спектакль'.
  Ричард завертел головой, чтобы оглядеться. Из переулка, кружась в танце, вынырнула компания фигляров. В подавляющем числе облаченные в декорированные перьями маски птиц они играли на флейтах и ударяли в крохотные барабаны. За ними следовал увенчанный оленьими рогами человек с горном, чей спутник с головой кота заставлял звучать волынку. Далее шествовал косматый и спотыкающийся медведь, - не настоящий зверь из медвежьего загона, а влезший в меховую шкуру актер с утыканной острыми железными зубами деревянной головой. Двое других паяца медведя пихали и кололи, их нарядили в рыцарей прошедших веков, один был в кроваво-красном, второй - в черном плаще, со шлемов свисали длинные пышные перья.
   Черный рыцарь выступил вперед, привлекая к себе внимание собравшейся толпы.
  
  Средь Круглого Стола друзей Артгаллусом зовусь.
  И лорда защищать ни днем, ни ночью не ленюсь.
  Как и его, мое прозванье переводится - 'Медведь',
  Мечом других рубил вчера, сегодня и, надеюсь, буду впредь.
  
  Вытащив бутафорский деревянный меч из ножен на поясе, он сделал выпад в сторону товарища в костюме медведя, притворяясь, что хочет звонко уколоть животное в нос.
  Ричард и остальная компания разразились смехом, особенно веселились младшие члены делегации.
   Пока медведь прятался за спины музыкантов, подкручивая свои длинные усы - созданную из конского волоса щетину, Артгаллус снова вышел вперед.
  
  Я граф Уорвик первый, счастлив плодотворно вам служить.
  Любезность мою с леди, рыцарями, простаками - сложно изменить.
  Приветствовать пришел держателя семейного рубленого ствола,
  
   Послышались охальные усмешки, даже Уорвик со скрещенными на груди руками улыбнулся от высказанной двусмысленности.
  
  И, в то же время, смех гостей планирую разжечь сегодня добела.
  
  С размашистым и глубоким поклоном Артгаллус проскользнул назад - за спины продолжающих играть музыкантов.
   Его место занял другой актер - рыцарь в кроваво-алом плаще точно того же оттенка, что и у лорда Уорвика.
   'Меня зовут Морвидус и я родоначальник всех лордов Уорвиков!' - провозгласил он раскатисто.
  
  Артгаллус - мой отважный, доблестный, любимый сын,
  Но первым я прогнал медведя прочь с наших равнин.
  И напугать, и рассмешить вас до упаду мне совсем легко,
  Как вышвырнуть косматого зверюгу острым древком далеко.
  
  Вновь возник черный рыцарь и бросил в животное украшенное гирляндами цветов крупное узловатое дубовое древко. Медведь взвыл яростным криком и кинулся на обидчика, колотя по боевому шлему. Схватившиеся актеры покатились по земле, а народ смеялся над ними, свистел и улюлюкал. Затем рыцарь взял древко и прошествовал к противнику, чтобы его поразить. Закрывший пораненную голову медведь издал хныкающий звук, похожий на мяуканье новорожденного котенка, и метнулся, чтобы спрятаться за спины музыкантов, пока дети из толпы осыпали несчастного камнями и ветками.
  'Прекрасно сыграно, абсолютно все прекрасно сыграно', - произнес по окончании представления граф Уорвик, когда музыканты принялись водить вокруг также танцующего и машущего в воздухе неуклюжими лапами медведя хоровод. 'Но сейчас мне нужно уделить внимание делу в зале Гильдий'.
   Уорвик опять поднялся на коня, и его свита поехала за ним следом. Ричард бросил взгляд через плечо. Толпа вокруг паяцев рассредоточилась, и он увидел, как снимает с лица маску самый маленький из музыкантов. Под ней оказалась хорошенькая девчушка, приблизительно одних с Ричардом лет...но она была не только хорошенькой, но еще поражающей воображение и необычной. В ее лице не находилось ни кровинки. Словно малышку создали из выпадающего зимой на высоких вересковых пустошах снега. Украшенные крохотными голубыми цветами волосы отливали белым золотом, а на щеках не находилось и пятнышка румянца. Девчушка подняла глаза, будто ощутив, что кто-то смотрит в ее направлении, и маленький герцог встретился со взглядом самого светлого оттенка из палитры голубого, цвета зимнего неба после недавно прошедшей мороси.
   Она робко улыбнулась Ричарду и тут же ринулась вглубь средоточия группы своих старших товарищей.
   Роб Перси видел все. Парень незаметно подтолкнул друга локтем.
   'Да, Дикон, она прекрасна...Но не слишком ли ты еще юн? Чересчур юн, дабы следовать примеру брата'.
   Ричард покраснел до ушей. 'Мой...мой брат - король!' - прошипел мальчик.
   Роб вспыхнул и замолчал. Оказалось легко вчистую забыть о значительности этого худощавого невысокого подростка с неподвижным серьезным лицом. Плантагенет...брат человека, завоевавшего корону огнем и кровью при Мортимер Кросс и Таутоне.
  'Ричард, мне не следовало так говорить. Иногда я распускаю язык и изрекаю глупости. Ты же знаешь, ничего плохого в виду не имелось'.
  'Знаю', - ответил Ричард, чей всполох гнева уже пошел на спад. 'Просто...Я...Я...Мы же можем остаться друзьями?'
  'Разумеется, как положено. Я не вовремя разболтался. И во взыскание позволю тебе победить меня в битве на мечах'.
  Ричард ухмыльнулся. Вид этой ухмылки подарил Робу расслабленность. Юный Глостер временами чересчур серьезен. Для своего возраста мальчику пришлось пройти через многое. А сейчас его брат - король, и перед ним открывается целый мир.
   Сопровождающие графа направились к Залу Гильдий, где лорд Уорвик решил свое дело, а его юные пажи и свитские дворяне выполнили данные им поручения, пока вельможа затворился с мэром города с глазу на глаз. После того, как все завершилось, Уорвик поманил молодежь к себе.
   'Вы хорошо мне сегодня послужили. Я обещал всем вам некоторую степень свободы в городе, который многие из присутствующих никогда не видели. Теперь - идите, но оставайтесь вместе, - западни могут поджидать и в самом дружелюбном месте'.
   Он обернулся к Робу, подозвав того ближе мановением пальца.
   'Вы - Перси. Приглядите за Глостером и без промашек. Не называйте его на улицах по имени'.
   'Ему не требуется называть меня, упоминая титул, мой господин!' - высунулся Ричард, серьезный и обеспокоенный, что Уорвик способен удержать его с собой и вынудить пропустить все мальчишеские забавы. 'Я всегда разрешаю Робу обращаться ко мне как к Дикону!'
  Уорвик поставил руки на бедра.
  'Хорошо, если я могу доверить тебе о себе позаботиться и слушать Перси, тогда ты свободен, кузен Дикон'.
  'Можете!' - воскликнул Ричард. 'Даю слово'.
  'Отпускаю тебя с твоим наставником'. Уорвик серьезно кивнул Робу. 'Не подведите меня'.
  
   *
  Вместе с другими оба юноши быстро спустились на поиски приключений по извилистым переулкам, известным как Сниклвейс. Они остановились в Шемблс, где мясники подвешивали на крючья над сточными канавами мясо, а потом проследовали посмотреть на высокие башни Кафедрального собора, в лучах заходящего солнца отсвечивающие золотым блеском. Испытывая, в конечном итоге, немилосердную жажду, молодые люди зашли в оживленную таверну с видом на Кафедральный собор и церковь, называемую храмом Святого Михаила Ле Белфри. Роб принес две маленьких кружки пива - одну для себя, вторую - для Ричарда. Сделав глоток, тот скорчил мину, напиток оказался хуже и сильнее по запаху, чем готовившийся в Миддлхэме.
   С наступлением окрасивших небо в багрянец сумерек таверна наполнилась посетителями. Роб уже немного захмелел, и почувствовавший себя неуютно Ричард забился в угол, когда рядом, во всю глотку горланя от радости, споткнулся глубоко набравшийся незнакомец. Его ноги заплелись, и весельчак почти упал на мальчика, расплескав тому на камзол богатое пеной прогорклое пиво.
  Ричард подскочил.
  'Роб, я возвращаюсь в Зал Гильдий к лорду Уорвику'.
  Роб находился к нему спиной, игриво беседуя с миловидной румяной и энергичной девушкой.
  'Роб!' - снова позвал Ричард, теперь более резко.
  Роберт не слушал. Ричард попытался поймать его взгляд, но старший товарищ оказался безнадежно занят. Потерявший надежду и утомленный мальчик выскользнул из переполненной таверны и устроился на краю водосточного желоба, так что булыжники впивались ему в бедра. Начало моросить, и тоскливое подобие дождя постепенно превратило его волосы в спутанные колечки. Всматриваясь во мрак, юный герцог нахмурился.
  Внезапно из ближайшего переулка появилась целая рать гуляк. Они танцевали, пели, хохотали, некоторые из них были заметно набравшимися горячительным. Проходящие мимо держали в руках для освещения пути в успевшей настать ночи яркие факелы. Их отсветы озарили влажную брусчатку, и глазам веселящихся предстал с несчастным видом сидящий на краю водостока мальчик.
  'Что это у нас здесь?' Высоко подняв свой факел, один из группы пошатнулся. Он отличался высоким ростом и странным, с точки зрения Ричарда, произношением. Плащ и шляпа незнакомца были испещрены серебряными дисками солнца и луны. Его длинная борода переплеталась голубыми лентами.
  'Судя по картине, потерянный кукленок!' К бородачу присоединилась женщина с черными неприлично свободно лежащими на плечах волосами. От нее исходил аромат специй и экзотических духов. 'Откуда ты появился, малыш?'
  Ричард не хотел отвечать этим чужакам и оборонительно скрестил на груди руки. В тот же миг кто-то пискнул: 'Он был со свитой лорда Уорвика. Я видела его во время нашего представления!'
  Сквозь толпу протиснулась маленькая фигурка. Ричард вгляделся, - это была крохотная белокурая девочка, которую он впервые увидел вместе с актерами в момент прибытия в Йорк! Она укутывалась от холода, но, несмотря на дождь, оставила капюшон откинутым, поэтому ее прозрачные как лунный свет локоны лежали распущенными, словно знамена взлетая на легком ветру.
   'Это был ты, правда?' - спросила девочка. 'Я заметила тебя...Ты был особенным. Другим'. Актеры, так как именно ими являлись гуляки, сгрудились вокруг Ричарда.
   'Особенный, особенный', - прошептала женщина постарше. 'Если наша маленькая Айрлис, наш маленький Подснежничек, считает, что ты особенный, значит, именно так дело и обстоит! Она видит вещи, видит'.
  Актеры образовали подобие круга. Ричард мог видеть лишь находящийся позади переулок, тускло мерцающий в факельном свете сквозь оставшиеся в ногах прогалы. Складывалось впечатление, что его окружили...намеренно.
  Уколола тревога. Где в этом большом городе церковная и ночная стража? И где Роб Перси? Нет никаких сомнений, до сих пор старается произвести впечатление на девчонку из таверны...
  'Выглядишь испуганным', - отметила темноволосая женщина, сверкая в сгущающейся тьме белоснежными зубами. 'Мы не причиним тебе вреда'.
  'Я ничего не боюсь', - упрямо заявил Ричард. Обвинение в испуге являлось почти худшим из возможных для него оскорблений.
  Актеры разразились смехом. Щеки Ричарда вспыхнули.
  'Тогда ты не побоишься пойти с нами', - предложила женщина. 'Пойдешь?'
  Труппа тронулась с места, и мальчик оказался в ее середине, подталкиваемый колеблющимися плащами и толкающимися руками. Некоторые из актеров начали наигрывать на своих инструментах, в которых тонул звук его голоса, обращенного к темноволосой даме и человеку с заплетенной бородой: 'Я не могу пойти с вами. Мне нужно вернуться к лорду Уорвику! Если я не вернусь, он....он отправится на мои поиски со стражниками, клянусь вам!'
  'Тише'. На плече почувствовалось легкое прикосновение. Оглянувшись, Ричард увидел светловолосую девчушку, Айрлис. 'Они тебя не обидят'.
  'Тогда скажи им, - пусть меня отпустят!'
  Айрлис опустила глаза, на ее прозрачных ресницах заблестел редкий дождь.
   'Это я во всем виновата. Я сказала им, что ты - особенный. А они уверовали, что видеть тебя тут - удача. Как обладать талисманом'.
   'Ты что - ведьма?' - процедил Ричард. Но немедленно испытал вину за проявленную агрессию. Девочка свесила голову, будто ее унизили.
  'Конечно...конечно нет. Но у меня всегда была способность....видеть вещи. Мама, упокой Господь ее душу, сказала, что это дар, а не проклятие. Господь Всемогущий благословил меня Зрением'.
  'Ты видишь мое возвращение домой?' - спросил Ричард? 'Возвращение к лорду Уорвику? Неужели не понимаешь? Я не могу остаться здесь на улице...даже, если бы и захотел. Чего я не хочу. Уорвик пошлет своих людей, и для твоих товарищей дело вряд ли обернется добром. Я не лгу'.
  'Ты такой важный?' - прошептала Айрлис. Внезапно ее глаза засверкали. 'Я знала. Я видела это!'
  'Молчи, никому не следует говорить. Пожалуйста, Айрлис, помоги мне выбраться из вашей актерской труппы, прошу тебя'.
  Казалось, сейчас она осознала безотлагательность сложившегося положения.
  'Куда мы направляемся?' - обратилась девочка к двум предводителям, протанцевав вперед, когда комедианты заиграли в свирели и со свистом завели колесную лиру.
  'Через холмы и дальше' - ответил со смехом бородатый мужчина. Он что-то потягивал из глиняного кувшина.
  'Через холмы и через долины', - подхватила женщина с черными косами. 'И Удаче придется нас сопровождать!'
  'Айрлис...пожалуйста...' Ричард потянул девочку за рукав. 'Мне не следует более задерживаться. Надо возвращаться!'
  Айрлис закусила губу. 'Это я виновата в случившемся. Приложу все силы...'
  Старшие актеры пересекали соединяющий берега реки Уз мост, темный каменный горб с мчащейся под ним водой. У Ричарда часто забилось сердце. Скоро покажутся одни из городских ворот. Наступил ли уже комендантский час, или его недавние похитители собираются танцевать всю ночь напролет? Стоит ли закричать и потребовать помощи, или же стража посмотрит на него лишь, как на невоспитанного беспризорника?
  Айрлис дернула Ричарда за руку. Они на несколько шагов отстали от продолжающих кружиться и весело танцевать актеров, которых освещали блики озаряющих верхнюю часть моста угасающих и наполовину потухших факелов. 'Прыгай, Ричард, прыгай, пока они не смотрят!'
  Оба ребенка забрались на широкие перила, приземлившись на илистый выступ ниже по реке. Айрлис схватила ладонь Ричарда и потянула его под пилоны моста и дальше по береговой линии.
  В процессе скрываемого темнотой забега, Ричард окинул свою странную спутницу взглядом.
  'Разве для тебя не лучше будет вернуться?'
  Айрлис покачала головой. 'Они могут ждать. Запомни, за то, что я позволила тебе сбежать, меня побьют. Скоро все они упадут от опьянения и заснут. Мне удобнее разговаривать с ними в трезвом и здравомыслящем состоянии. Только тогда они поймут, как глупо вели себя'.
  Дети продолжили путь во мраке под каплями начавшегося дождя. Преследования не случилось, несмотря на расстояние, с которого можно было услышать музыку и пьяные возгласы. Окружившие их тени задвигались. Вдруг у стены показались два накрытых капюшонами силуэта, съежившихся у еле заметного костра.
   'Что это за место?' - спросил совершенно заблудившийся Ричард. 'Кто эти люди?'
   'Бедные и бездомные люди, живущие на берегу реки. Они не причинят вреда...' Айрлис неожиданно остановила взгляд на одежде спутника, богатой, пусть отчасти и запачканной дождем. Сняв плащ, она протянула его Ричарду. 'Накинь это'.
   'Но ты...ты замерзнешь. И ты - девочка', - удивился Ричард.
   'Со мной все будет в порядке. Делай, как я говорю, ради своего же блага'.
  Ричард решил, что спор не лучшее решение, и накинул плащ. Едва он успел застегнуть пряжки, как по тропе заковыляла опирающаяся на палку пожилая женщина. На ней была рваная шаль, а один из ее глаз почти светился в темноте из-за затягивающей его прозрачной пленки. Старуха остановилась, создавая впечатление, что чувствует кого-то на своем пути. Свободная рука карги вытянулась.
   'Милостыни, милостыни!'
  'Мы - дети, и у нас нет денег', - дерзко ответила Айрлис.
  'Совсем ничего? Даже пенни для старушки? Мы не можем теперь даже рыбу выловить в реках, чтобы поесть, - проклятые монахи устроили в них запруды. Запруды. Что вы на это скажете, юная барышня и молодой барин?'
  'Я - Я удостоверюсь, дабы в один прекрасный день запруды сняли', - пообещал, заикаясь, Ричард.
  'Удостоверитесь? Бабка зашлась хриплым хохотом, перешедшим в приступ кашля'.
   Ричард и Айрлис бросились мимо нее к прибрежной тропинке. Вдали сквозь мрак появился еще один соединяющий берега Уза мост. За ним холодным светом мерцали башни кафедрального собора Йорка. Вокруг их шпилей взметали крылья ночные птицы или же летучие мыши.
   'Иди вверх по улице', - указала Айрлис. 'Не поворачивай ни направо, ни налево...и вернешься к таверне, где был'.
   Ричард уже двинулся, чтобы идти, но девочка схватила его за запястье. 'Подожди....подожди. Это магическое место - в нижнем течении реки. Прежде чем уйдешь, разреши мне показать его тебе'.
   Мальчик не хотел ничего, кроме как удалиться, но он не собирался проявлять неблагодарность после того, как Айрлис пришла ему на помощь. Скрепя сердце, Ричард отправился с ней на берег. Над ним нависала старая ива, чьи ветви плескались в течении, словно распущенные и вытягиваемые волосы. Моросящий над головами дождь прекратился, и на небо выскользнула бледная луна, отражение которой задрожало в темных водах
  Не обращая внимания на грязь, Айрлис склонилась к кромке речной глади. Засунув руку в висящий на поясе кошель, она достала пять белых камешков. Девочка раскрыла ладонь с лежащими в той пятью кусочками белого, будто ее локоны, кварца.
  'Говорят', - тихо вздохнула Айрлис, 'что когда в монастырях зазвонят к заутрене и монахи приступят к ночной службе, бросивший пять белых голышей в Уз узрит отражение как из прошлого, так и из настоящего с будущим. Не попытаешь счастья?'
  С определенной долей внутреннего сопротивления Ричард все же взял камешки. Несмотря на пребывание в ладони Айрлис они обжигали леденящим холодом. Ниже по течению начали звать к заутрене
  тихим глубоким звуком колокола аббатства Святой Марии, позже к перезвону присоединились и другие монастыри.
  Ричард начал медленно кидать голыши в мелководье. Один...два...три...четыре...пять.
  Он внимательно вгляделся в поверхность глади, думая, - что хотел увидеть. Не прошлое - слишком много там лежало скорби и бед. Настоящее? Его Ричард уже знал. Но вот будущее...
   Время, когда ничего не было видно, показалось вечностью. Затем...вспышка золотистого сияния. Или...или...чем можно назвать появившееся в речной зыби? Закружившаяся в маленькой воронке рыба, отблески от установленных вдоль поручней находящегося поблизости моста факелов? Луна на небе, двигающаяся на запад?
   Смутный образ обладал округлыми очертаниями и представлялся короной с заостренными зубцами...
   Ричард протянул руку, его пальцы коснулись воды, и видение мгновенно исчезло, разбившись рябью на ладони.
   'Я видела это!' - взволнованно воскликнула Айрлис. 'Ты...ты из королевской семьи?'
   Мальчик не осмелился сказать, что он - брат короля. Не здесь, на улице и в темноте. И он... разве он успел ясно рассмотреть возникший мираж? Конечно же, всего лишь игра воображения...
   'Мне надо идти', - настоял Ричард. 'Если считаешь, что тебя побьют, то мне от Уорвика достанется намного сильнее. И не по моей вине'.
   'Как тебя зовут?' - крикнула Айрлис, сияющее сквозь мрак бледное видение. 'По крайней мере, скажи, как тебя зовут?..'
   Удаляясь от нее, он взбирался по отмели к дороге.
   'Ричард...' - громко бросил мальчик через плечо. 'Ричард ...из Глостера...' Не хотелось говорить ей, что Глостер не то место, где он появился на свет, а управляемое им герцогство...
  'Ричард! Я запомню тебя до...до следующего раза, когда ты приедешь в Йорк. Ты вернешься, я знаю это...когда-нибудь. Но без лорда Уорвика!'
   При словах Айрлис по спине Ричарда пробежали небольшие мурашки. Они звучали, словно пророчество, а девочка казалась странным и обреченным созданием. Возможно, все являлось представлением, во время актерских гастролей направленным на изъятие у легковерного монет.
   Ричард радовался своему уходу.
   Он бросился вверх по улице, понимая, как несоответствующее месту выглядит, - одиноко бегущий под полночным небом и с настраивающим на жуть монашеским пением вдали.
   Впереди на углу вырисовывался равно несоответствующий месту силуэт, так как находился тот в незнакомом городе. Хвала Благословенной Марии, им оказался Роб Перси! Ричард помчался к нему, но поскользнулся на мокрых булыжниках и затормозил только у ног друга, почти лишив его устойчивости.
   Старший товарищ выругался, тут же схватив Ричарда за воротник.
   'Где тебя черти носили? Где я тебя только не разыскивал. Уорвик убил бы меня, случись с твоей шкурой что неприятное! Думал, ты в реке утонул! Герцог королевского рода или нет, мне следует выбить из тебя глупость, мелкий болван!'
   'Я ушел не по своей воле... да и тебе стоило не с девчонкой трепаться, а за мной присматривать. Как тебе наказал мой кузен-граф'.
   Скрипнув зубами, Роб замолчал. Он знал, что, по крайней мере, частично был виноват, поэтому успокоился.
   'Я...Я полагаю, мы оба виноваты. Давай без промедления вернемся к Уорвику. Такое чувство, что достанется и тебе, и мне...'
  Юноши быстро отправились плечом к плечу по накрытой ночью улице. Из таверны выходили более, чем развеселившиеся мужчины, из расположенных в ряд переулков к ним подплывали или покидали их женщины в полосатых капюшонах. Роб попытался увести Ричарда с их пути, но его младший спутник не обратил на это никакого внимания.
  Он размышлял о реке Уз.
  О пяти белых голышах.
  О золотой короне, которая была, разумеется, лишь шуткой его разыгравшегося воображения?
  Об авторе
  
  Джанет П. Ридмен родилась в Канаде, но уже более двадцати пяти лет живет в Соединенном Королевстве. Она получает удовольствие от истории, археологии и путешествий. Интерес писательницы к Ричарду III зародился в начале 1980-х годов и пробудился вновь после обнаружения могилы короля в 2012 году.
  Сегодня Джанет профессиональный автор, создающий произведения о династии Йорков, мало известных средневековых женщинах и древней Британии. Самыми известными ее книгами на рикардианскую тематику являются - 'Я, Ричард Плантагенет' и 'Человек, который станет королем'.
  
  
  Предмет светской беседы дамы Джоанны
  
  Джоанна Лернер и Сьюзан Лэмб
  
  Дорогие наши дамы и ученики, позвольте нам поведать вам о днях, которые удалось посетить, позвольте поведать вам о нас! Представляется нашей леди Джоанной на мосту Миддлхэма в современную эпоху.
  Мы избрали смешивающий нас с населением нынешней эпохи наряд, поэтому облачились в черные кожаные куртки-жакеты. Привычные узкие голубые джинсы-трубы вызвали бы у дам обмороки, как и распущенные гладкие волосы с плоскими шляпами, что ежедневно носятся в современном Йоркшире.
  'О!' - глаза начинают закатываться, - 'сюда направляется Ловелл...'
  'Приветствуем тебя, Ловелл, какое искусство ты представляешь в своем лице, приятель?'
  'Сэр! Дикон! Ваша Милость!... Я подумал, что нам лучше смешаться с современным населением!'
  'Да, Ловелл, только нам не увидеть тебя смешавшимся с толпой в ТАКОМ наряде!'
  'Ннно, Дикон, разве тебе не нравятся мои яркие голубые расклешенные штаны и моя розовая рубашка с жабо? И посмотри, Дикон! Обувь на платформе!'
  (Сужение ноздрей). Внезапно прибыла дама Джоанна и поинтересовалась у Ловелла, не ждет ли он приглашения на дискотеку 1970-х или... Конечно же, он и не надеялся (слышатся вздохи).
  Мы строго-настрого велели ему сменить чудовищный видок на более 'изящный' костюм. Френсис вернулся в апельсиновом пиджаке, зеленых штанах в клетку и подходящих к ним туфлях... 'вдвойне элегантно для Ловелла' (качая головой).
  Прибывают леди Джо и Кокомо, чтобы отвести нас наверх в машине с нашим изображением на ее дверце !
  Мы говорим им: 'Дамы, посмотрите сюда! Никаких любезностей, никаких 'Ваша Милость' или 'Мой сеньор', никаких обмороков (хотя это не трудно в нашем присутствии)'. (Они кивают головами, демонстрируя гладкость волос). 'Мы хотим смешаться с населением. Мы желаем сохранить безымянность'.
  Леди Кокомо изрекает: 'О, Дикон, чувствую, я могу сказать, что вы выглядите совсем обыденно'. А вы, лорд Ловелл, непревзойденно модны - смотритесь, словно профессор университета или интеллектуал!
  Ха!
   Мы сидели в коридоре, слушая леди Джо, рассказывавшую о наших славных подвигах и учрежденных нами добрых законах, когда Ловелл прошептал нам: 'В конце концов, я хочу задать вам вопрос'.
  'О, Ловелл' (Брови сдвигаются). 'Тебе же известно, куда оба эти мальчишки отправились без какого бы то ни было им вреда, не паясничай!'
   'Нет, Дикон, не это', - ответил он тихо. 'Мой вопрос более срочный'.
  'Любой, Ловелл'. (Вздохи и закатывания глаз).
  Тогда леди Джоанна произнесла: 'Ну вот, дамы и господа, закончим разговор. Есть у кого-нибудь из вас вопросы о короле Ричарде III?'
  Ловелл встал. (Носы сморщились). Но в это время другой человек поднял руку, и к нему обратилась леди Джоанна по поводу вопроса.
  'Как мог этот престарелый горбун, король Ричард, ездить на лошади, не говоря уже о том, чтобы храбро сражаться, судя по вашим утверждениям?'
  Мы нахмурились, глядя на него, - это был неприятный человечек с бегающими глазками и тонкой жестокой линией губ. Он напоминал нам кого-то?... Когда незнакомец заметил наш недовольный взгляд, то принялся качаться с носков на пятки сапог.
  Леди Джоанна, имевшая удовольствие лицезреть наше нерасположение, поспешно заявила: 'Сэр, в действительности Его Величество не был горбатым, - это все пропаганда Тюдоров. И он очень соответствовал современным ему стандартам привлекательности'. (На лицо ниспадают гладкие локоны). 'Он прославился как замечательный солдат, еще чуть-чуть и Ричард мог бы добраться до Генриха Тюдора и убить того. Документально доказано, Его Величество мог ездить на лошади, отвечать на вызов и храбро сражаться'.
  Мы сузили глаза на мерзкого человечка, и он нервно поежился.
  Поднял руку Ловелл.
  'Да, вы здесь, сэр, да еще и в профессорской мантии апельсинового цвета?'
  'Называйте меня - профессор Френсис'.
  'Каков ваш вопрос, сэр?'
  'Ну, леди, я хотел бы узнать...' (Мы грозно на него взглянули). 'Где...эээ...где тут туалет?'
  'О!' - пробормотала леди Джо, чрезвычайно смутившись. 'В конце коридора поверните налево'.
  Ловелл не удостоил ее одобрительным знаком поднятого вверх большого пальца. За ним проследовал мерзкий человечек, схватившийся за брюки и, чтобы первым занять уединенную комнатку, протиснувшийся вперед. Да, его необходимость явно оказалась намного спешней!
  'Еще вопросы?' - продолжила леди Джо.
  Конечно, мы почувствовали, что следует прийти ей на подмогу, поэтому подняли монаршью длань.
  'У меня вопрос, леди'.
  'Как ваше имя, сэр?'
  'О, ну, меня зовут...меня зовут Рикки Брум'.
  'Замечательно, Рикки, какой у вас вопрос?'
  'Леди, по-вашему (кашель)...по-вашему мнению, восстановление лица короля Ричарда III было проведено со всей тщательностью?'
  (Гладкие локоны откидываются назад).
  'О, ну, по-моему мнению, Рикки, по моему мнению, я бы сказала, что в действительности король Ричард III являлся, вероятно, даже привлекательнее'.
  Мы улыбнулись. 'О, да, мы...я, я готов биться об заклад, он представлял из себя отшлифованно поразительную личность'.
  Беседа завершилась. Мы сели на место в ожидании Ловелла. Внезапно заговорили две леди, устроившиеся позади нас.
  'О, Джейн, он выглядит, словно тот, не правда ли?'
  Мы обернулись.
  'Рикки, правильно? Вы выглядите, будто он!'
  'Хмм? Я?' (Мы изо всех сил постарались приобрести невинный вид).
  'Да, вы выглядите, словно он, а если снимете шляпу, то станете копией, правда, Дориен?'
  'Станет', - подтвердила пышноволосая Дориен.
  'Снимите шляпу, ну же, Рикки!! Снимите шляпу', - затянули они в унисон.
  Тут как раз вернулся Ловелл. Выражение его лица пугало серьезностью.
  'Сэээр, Рикки, парень, не снимай шляпу, ты же помнишь слова доктора'.
  Мы подарили Джейн и Дориет полный сожаления взгляд и подумали, что Ловелл скажет, - у нас простуда.
  'Если он снимет шляпу, они разбегутся и размножатся за секунду'.
  Обе леди испустили пронзающий барабанные перепонки резкий возглас и поспешили ретироваться от нас подальше.
  'Да, Ловелл, тебе что пришлось им объяснить, что у нас вши, парень?'
  'Как сказать... но это же сработало, Дикон, ибо наряжен ты совсем потрясающе!'
  Слово взяла леди Джо: 'О, сэр, мы же знаем, что ваши волосы здоровы, леди Кокомо тоже это знает!' - и обе нежно протянули к нам руки.
  Мы пересекли Миддлхэмский мост, измученные нашим путешествием во времени. Река шумела. В сопровождении своего лучшего друга, Ленни Ловелла, сына лорда Ловелла, нас подбежал поприветствовать Эдвард.
  'Дядя Ричард?'
  'Да, Ленни?'
  'Папа сказал, что он сегодня - герой!'
  'Хмм?'
  'Да, он заставил двух леди поверить, что у вас вши!'
  (Вздохи). 'Да, конечно, у нас их нет, эти слова были произнесены просто, чтобы заставить двух любопытных дам оставить нас в покое'.
  'Дядя Ричард?'
  'Да, Ленни?'
  'У меня как-то были вши...'
  (Глаза закатываются). 'Ну, Ленни. Нам, действительно необходимы твои сведения...теперь иди и упражняйся с Эдвардом в стрельбе из лука!' Да уж! Вот же глупый мальчишка! (Покачивание головой).
  Мы прошли в наши королевские покои и облачились в тунику и лосины, решив немного полежать на кровати, но тут услышали испугавший нас до глубины души звук.
  'Риккииии!!'
  Мы сразу сели! Это были две назойливые леди - Джо и Кокомо!
  'Мой сеньор, я принесла вам мой собственный гребень от вшей, дабы изгнать из вашей шевелюры постороннюю живность!' - оповестила, улыбаясь, леди Джо!
  'А я буду называть вас новым именем, Рикки Брум!' - объявила упрямая Кокомо! 'С того момента, как вы оказались инкогнито в спасающей от вас шляпе!'
  'Да. Дамы, вы обе крайне настойчивы! Нам следует...Нам следует погонять вас по нашему саду, и та, кого мы поймаем, наденет эту ужасную шляпу!'
  Они завизжали и побежали, словно мы уже протрубили сигнал охоты.
  'Лучше я надену вашу корону, Сэр!' - возопила леди Кокомо.
  'А мне очень по душе ваши великолепные драгоценности!' - поддержала ее леди Джоанна.
  'Бегите отсюда, ужасные дамы! А не то мы вас догоним и вознаградим этой полной вшей шляпой!!'
  Вот такие развлечения... как же сильно мы любим нашу жизнь в Миддлхэме...
  
  
  Об авторах
  
  Сьюзан Лэмб давно очарована Ричардом III. Однако, сегодня так много написано о трагедиях в его жизни и страшной кончине, что она захотела представить более светлые моменты. Когда Сьюзан увидела, насколько у короля огромная женская аудитория, на свет появилась страница в фейсбуке 'Дикон для его дам'.
  Писательница живет в западной части Англии вместе с мужем, Реем, мамой и Бьюти (Прелестью), точно названной в соответствии с внешностью борзой. Она любит читать, создавать рассказы, кататься на лошадях и посещать связанные с королем Ричардом исторические места.
  Джоан Лернер, другая половинка дуэта - Лернер-Лэмб, автор трилогии повестей о Ричарде III. Джоан с удовольствием читала страничку в фейсбуке 'Дикон для его дам', поэтому, когда Сьюзан спросила о степени ее заинтересованности в сотрудничестве на основе написания книги, с радостью воспользовалась возможностью. Родились 'Дневники Ричарда' - сумасшедшая смесь средневековья и современности, после успеха которой дамы опубликовали также и вторую часть произведения.
  
  
  Башня Бауэр (Башня Лучника)
  
   Венди Джонсон
  
  Моя судьба, столь хрупкая и тонкая, наконец, решена. Испытываю ли я страх? Эта стадия успешно пройдена. Страх возник от хватки людей констебля, оставившей на моей плоти синяки и увлекшей меня, почти волоком на место казни. Им не нужно было меня тащить. Не стоило, если бы я не выказывал неповиновения, не сопротивлялся, не взывал к справедливости. В захлопывании двери, в скрипе засова, в последовавшей тишине - вот где остался мой страх. Страх возник в голове от ощущения скручивания внутренностей. Восприятие надолго пережило вызвавшую его причину, ибо какой смысл в страхе перед грядущим, тем, что уже стоит на пороге? Я заключен в темницу и совсем один. Один - даже в здравости рассудка, тогда как окружающие погрязли в безумии, услужливо капая запечатывающий их деяние воск.
  Женщина. Они оплакивают женщину, по моему приказу повешенную, словно Иуда на своем старом дереве. Кажется, они и не задумываются о совершенном ею преступлении, о том, что дочь Создателя королей и мой новорожденный сын - оба лежат в свинцовых гробах под сводом аббатства в Тьюксбери. Нет, мир видит только силуэт истины. Торопливый набросок, сделанный выцветшими чернилами и призывающий художника заполнить пробелы. За исключением того, что пробелы не заполнятся. Какая же предательская родственность в том, как брат заставил меня о себе вспомнить. И как любой другой государственный изменник - я осужден на смерть. Финал будет ждать не в виде удавки или ножа. Не от петли или от растягивания лошадьми во имя брата-короля. Мне это обещали. Проявив тем самым милосердие? Вряд ли я смогу ответить. Финал станет финалом вне зависимости от его обстоятельств.
  Я знаю, - матушка просила его, произнося про себя Отче наш и перебирая четки. Неумолимая матушка: не надо ей вмешиваться, не надо. Он - твой брат, Эдвард, не проливай его кровь. Сердце кровью обливается от ее впустую растоптанной гордости и долгих часов, проведенных на коленях. Сердце кровью обливается от мыслей о Диконе, с его торжественным взглядом и усилиями вразумить Эдварда. Сердце кровью обливается за них обоих, вынужденных просить - просить так, что в кровь старшего брата должны были тонкой струйкой просочиться густо оседающие там сироп и мед.
   Моя судьба, как и судьба отца, - обе осуждены дланью королевы, у батюшки в результате военных действий, у меня - в итоге легкого шепота, упорно капающего в уши и полного ненависти. В конце концов, предназначенная для накопления дождевой воды бочка переполнилась, словно над ней пробушевал не один шторм.
   Матушка и Дикон добились от короля Эдварда исполнения своего желания - в определенном смысле милости, - стоило королеве отвернуть золотую головку, как мы снова сделались с ним братьями. Это случится мгновенно, пришлось ему уступить. Мгновенно и неожиданно. С помощью ли подушки посреди ночи? Задохнусь ли я в белье и перьях, отдав последний вздох гусиному пуху?
   Прощальные аккорды: Эдварду не откажешь в любезности. Он проявил ее в Расписной Палате - в декорациях законности, залив воском, снабдив лентой и запечатав, - для личных слов времени не осталось. Матушка со мной помолилась, - она сказала, что это лучший способ провести время, и дала мне на ночь томик Мехтильды Магдебургской 'Струящийся свет Божества'.
   Маргарет - сказал я. Мне бы хотелось увидеться с Маргарет. На ладонь легли матушкины четки - холодные, гладкие и скользкие. Ради Маргарет. Вместо Маргарет. Небольшое утешение.
   И Дикон, в финале мы воссоединились до той степени, до которой были едины в начале. Колесо Фортуны - улыбнулся я ему, оно никогда не остановит бега. Он тоже пообещал со мной помолиться, но я воспротивился, объяснив, что матушка уже внесла вклад в травматизацию моих коленей, заставив его улыбнуться, ибо вынести глубину грусти Дикона не представлялось возможным. Помнишь корабль, спросил я, помнишь корабль, плывущий по Ла Маншу зимней штормовой ночью? Я сказал, что мы с ним когда-нибудь причалим вместе и к другой гавани.
   На двор Тауэра льется слабый свет февральского солнца. Скрип оружие при смене караула и низкие грубые голоса стражников. Сгущающийся с наступлением сумерек в камере запах старой каменной кладки, холодной каменной кладки, как у сводов аббатства в Тьюксбери. Скоро я это точно узнаю, совсем скоро.
   Позвякивание ключами, отодвигание засовов, всполох зажженного факела. Они предлагают мне кубок со сладкой мальвазией, - если я его осушу, то обязательно успокоюсь. Густая алая жидкость, ее кровавые глубины рябью отразили мое лицо - настоящее зеркало, ведущее в вечность.
   Пока тюремщик отвернулся, я сделал глубокий глоток, оценивая послевкусие напитка, струйкой побежавшего от горла к животу и обжегшего пищевод.
  Прощальный дар Эдварда: кубок с отравой.
  Осознавая это, я закрыл глаза, нащупывая матушкины намоленные четки.
  Pater in manus tuas ... Отче, в руки твои...
  Камера начала становиться длиннее, растягиваясь. Я поднялся, двигаясь нетвердо, покачиваясь, на онемелых ногах направляясь к расширяющемуся своду. Камни под стопами обращались землей, глиной...травой...зеленой травой...мягкой, свежей и влажной от росы.
  Теперь я свободен...
  
  Об авторе
  
  Венди Джонсон с детства страстно увлечена средневековой историей и очарована XV веком, в особенности Ричардом III. Она остро привязана к созданию рассказов, в результате чего стала в 2008 году финалистом среди женщин в конкурсе по написанию дома коротких историй. Сочиненный Венди эпизод был помещен в декорации Йорка XIV века.
  Вместе со своим супругом, доктором Дэвидом Джонсоном, Венди - член-основатель наблюдения Филиппы Лэнгли над посвященным Ричарду проектом, который удачно определил в августе 2012 года местонахождение утраченной ранее могилы короля. Госпожа Джонсон также является соавтором работы 'В поисках Ричарда III: официальный отчет'. Остальные интересы Венди в области истории включают в себя анжуйскую династию английских королей и английские гражданские войны XVII столетия. Она регулярно участвует в исследованиях и пишет исторический роман, чье действие разворачивается во время Войн Роз. Эта книга обещает стать частью трилогии. Госпожа Джонсон живет в любимом городе Ричарда III - Йорке.
  
  Радуйся и прощай
  
  Франсис Квинн
  
   На покрытой роскошно расшитыми покрывалами кровати в мрачном дворцовом покое лежал Генрих VII. Он тщетно пытался вздохнуть. Сражающегося с ангиной и туберкулезом растерянного короля окружали шепчущиеся министры и поющее псалмы духовенство. Генрих закрыл глаза и отошел в иной мир...
   ...Он снова распахнул веки под свинцово-серым пасмурным небом и осознал, что лежит распростертым на жесткой траве. Генрих попытался встать, но неожиданный вес потянул его вперед, - взгляд наткнулся на обхватившие запястья кандалы. Подняв руки, чтобы внимательнее рассмотреть путы, он отметил, - оковы сделаны из чистого щедро усеянного драгоценными камнями золота. И крайне, неописуемо тяжелы.
   Сбитый с толку король обвел глазами окрестности.
   Вокруг простиралась тоскливая вересковая пустошь, с завывающими на ветру под мглистым небом стеблями. Тут и там пейзаж размечался огромными округлыми камнями, а вдали виднелось темное пятно, вполне способное оказаться горами. Среди необитаемой картины не находилось и следа жизни - ни человека, ни зверя, ни птицы.
   Рядом располагалась группа высоких базальтовых плит с поблескивающей между ними водой. Генрих направился к ансамблю и обнаружил, - золотые цепи висят также и на ногах.
  Споткнувшись и выругавшись, Генрих вытянулся на камнях и тяжело сел. Тут была небольшая лужа со смешанной с торфом огибающей булыжники коричневатой водой. От легкого ветра ее отражающая однотонный небесный свод поверхность колебалась.
  Где он находился?
  Король вспомнил смертный одр и тьму...
  Размышления оказались прерваны стуком копыт, и Генрих остановился, озираясь вокруг и определяя, - откуда исходит звук.
  По высохшей траве к королю приближался некий всадник на коне. По мере уменьшения расстояния стало ясно, - человек сидел на белом скакуне, на обоих было украшенное красным, голубым и золотым оттенками полное боевое облачение.
  Всадник остановился перед Генрихом, и тот увидел, что на нем нет шлема, хотя с остальными доспехами наблюдался полный порядок.
  Наклонившись в седле вперед, рыцарь улыбнулся и произнес: 'Да, Тюдор, для встречи место довольно странное!'
  Генрих поднял взгляд на Ричарда Плантагенета, третьего носящего данное имя короля, и перекрестился, по крайней мере, попытался, - оковы тянули руки к земле.
  'Да сохранят меня святые! Значит, я в аду!'
  'Нет, не в аду - в чистилище. Именно тут мы ждем, пока...'
  'Пока очистимся от грехов. Да -', - огрызнулся Генрих, - 'я также хорошо, как и ты, знаю катехизис, Глостер. Нет сомнений, почему мне приходится носить это'.
  Он поднял скованные запястья.
  'А в чем твое наказание? Вечное натирание седалища от прогулок на пони? Или в его облике я имею честь лицезреть одного из твоих закадычных друзей, перевоплощенного за совершенные прегрешения?' Генрих мерзко осклабился. 'Ловелла, может статься?'
  Прижав уши и вращая зрачками, скакун начал вытягивать вперед морду. Генрих отпрянул.
  Ричард чуть натянул поводья.
  'Спокойно, мастер Суррей', - прошептал Глостер, поглаживая животное по шее. 'Нет, это Белый Суррей, каков он есть. Думаю, бедное создание чувствует себя виноватым, потому что было вынуждено меня скинуть, поэтому он отправился за мной сюда. Ловеллу удалось избегнуть встречи с твоей сворой гончих, Генрих. Ты бы изумился, узнав, что за человек проскользнул меж твоими загребущими пальцами. Я обречен проезжать по этой земле до момента, когда найду дорогу вовне. Верю - у меня обязательно получится - однажды'.
  'Ха!' - фыркнул Генрих. 'Может пройти уйма времени, прежде чем ты покинешь это место, Глостер. Мало осталось народа, чтобы за тебя помолиться!'
  'Не совсем так'. Ричард бросил взгляд на гриву Суррея, взлохматив жесткую светлую копну рукой. 'Есть еще некоторое число приверженных истине душ, вопреки всей распущенной тобой лжи, Тюдор'.
  'Крайне мало, и становится только меньше, я уверен!'
  'Да, твое обыкновение расправляться с каждым, смеющим говорить обо мне хорошо, разумеется, заметно проредило их ряды'.
  'Все они государственные изменники!' - щелкнул зубами Генрих. 'Смели угрожать моему трону и праву наследования престола!'
  'Дети и пожилые женщины? Твоему трону?' Ричард внимательно посмотрел на него и вздохнул. 'Я ничего сейчас не могу с этим поделать. И тебе, и мне, Тюдор, следует исполнить назначенную нам епитимью и положиться на милость Господню'.
   'Да будет так!' Генрих снова устроился на своем каменном сиденье. 'Но', - отметил он, тонко улыбаясь, словно мысль его поразила, - 'я не столь долго смогу составлять тебе здесь компанию, Глостер'.
  'Вот как?'
  'Я позаботился оставить предписания о тысяче церковных служб на помин моей души, о растянутых на целую вечность молитвах, каждая из которых ускорит мое прощание с этим местом. Сейчас же я с тобой раскланяюсь и оставлю продолжать твои бесконечные поиски. Надеюсь, больше мы не увидимся'.
  'Генрих, Генрих'. Ричард покачал головой. 'Боюсь, какое-то время тебе придется потерпеть мое общество. Все твои часовни, церкви и аббатства исчезли, а с ними церковные службы и молитва на помин твоей души'.
  'Что?' - спросил потрясенный король. 'Ты лжешь, Глостер. Вечно лгущий, занявший чужой трон -'
  'Занявший чужой трон? Тебе об этом лучше знать, чем мне! Тем не менее, я не лгу. Взгляни в зеркало вод позади и убедишься, что я говорю правду'.
  Генрих последовал совету Ричарда.
   Темные воды смутились, показав лишь пасмурное небо. Но потом Генрих увидел становящиеся все яснее, словно он наблюдал их через окно, тени.
   Перед королем предстали ютящиеся без крыш церкви, разрушенные аббатства, камни и кирпичи которых вывезли для возведения стен поместий.
   Священные сосуды расплавлены, статуи разбиты, фрески уничтожены.
   Цветные стеклянные витражи расколоты и разбросаны.
   Священники и монахини лишены крова и рассеяны по дорогам. Пожилой аббат подвергнут жестокой расправе.
   Сирые и больные лежат без помощи, им не доступны больницы или дома призрения.
   'Во имя Господа Святого! Что случилось? Здесь произошло восстание? Разразилась война?'
  
   Генрих обернулся к скрестившему на груди руки и сидящему на луке седла Ричарду, но тот пожал плечами.
   'Тут время бежит иначе, нежели в покинутом нами мире. Пока ты был здесь, твоя матушка успела скончаться, а сын - натворить такое. Твой сын, Генрих. Твой второй сын, учинивший все, на что ты имел удовольствие любоваться, по причине неспособности использовать для размышлений находящийся меж его ушами механизм. Это он обрек тебя, равно как и свою бабушку, на длительный досуг в местных краях. Я почти испытываю к тебе сочувствие'.
   Генрих оглянулся на водоем, на поверхности которого продолжали мелькать образы.
   'Матушку?' - прошептал он.
   'Да, она тоже тут', - подтвердил Ричард, обводя рукой безжизненное пространство. Затем Глостер пригнул голову, ибо на него из ниоткуда спикировала внушительная черная с белым птица, спустившись, устроившаяся на плече у Генриха.
  Сорока каркнула и расправила крылья.
   'Какое удовольствие видеть вас снова, госпожа Бофор', - кисло поприветствовал птицу Ричард, - 'и выглядящей намного лучше, нежели при последней нашей встрече много лет тому назад!'
   Когда сорока чуть сильнее сжала лапой его плечо, Генрих вздрогнул.
   'Матушка?' - переспросил он слабым голосом.
   'Потерял дар речи, Генрих? Разумеется, взгляд почтенной дамы не слишком изменился?' Ричард производил впечатление готовности с минуты на минуту разразиться смехом. 'Но теперь нам следует попрощаться. Как бы ни желал я остаться и вспомнить минувшие времена, мне необходимо отыскать предначертанный путь. Радуйся и прощай, Генрих!'
  Поклонившись в седле, Ричард повернул Суррея и направился на другую сторону широких болот.
  Генрих Тюдор вздохнул.
  Он обернулся к сороке, которая взгромоздилась на близлежащий к нему камень.
  Сейчас при повторном взгляде на птицу король подумал о матери и об их с ней сходстве, особенно в области вокруг глаз.
  Он оглянулся на удаляющийся силуэт Ричарда Плантегенета и увидел, как облака над всадником внезапно разошлись. Отразившись от доспехов, и человека и коня окутал луч яркого солнечного света. Также неожиданно как они открылись, тучи сомкнулись, вернув мрачному небу его смертельную серость и продемонстрировав глазам опустевший пейзаж.
  Придя к определенному решению, Генрих принялся копать рядом с прудом мягкую землю, вытаскивая оттуда булыжники размером с кулак и укладывая их в растущую по соседству горку.
  Может статься, ждать придется долго, но он твердо намерен приготовить своему глупому сыну поистине королевский прием...
  
  Об авторе
  
  Франсис Квинн живет в Ирландии - в Дублине - в доме, заполненном книгами, рогами оленей и разнообразными художественными принадлежностями. Занятие художницы-самоучки литературой было случайным, начавшимся с зарождения интереса к Ричарду III в начале 1980-х годов, после прочтения книги Джозефины Тей 'Дочь времени'.
  Примеры созданных Франсис произведений можно найти в интернете на странице DeviantArt.com и на ее страничке в сети Facebook.
  
  Конец Бекингема
  
  Ричард Анвин
  
  Отрывок из книги 'Морская пустыня'
  
  Вместе с несколькими своими друзьями королевский оружейник Лоуренс наблюдал за результатами устроенного герцогом Бекингемом против короля Ричарда восстания, равно как и за честолюбивыми действиями Генри Тюдора, именовавшего себя графом Ричмондом.
  Сегодня обитатели постоялого двора 'Под колоколом' шумнее обычного, - пришло Лоуренсу в голову, когда он в компании Дэвида Моргана и Джона Фишера сел на любимое им место у огня. Супруга Джона, Гарден была увлечена бурной перепалкой с кем-то из постояльцев, - ее жизнерадостный характер являлся одной из причин высокой популярности трактира в Глостере, другая по праву относилась к качественности вина и закусок. Лоуренс и Дэвид разместились в гостинице после растянутого на целый день пребывания в принадлежащей первому кузнице. Оружейник подумал о кузнице, в которой Джон Фишер нагрузил кузнецов и латных дел мастеров работой, происходящей от продолжающих ему высылаться придворных заказов. Один король заказал такое огромное количество наконечников для стрел, копий и лезвий для алебард, что этого было бы достаточно, дабы на несколько недель обеспечить кузницу работой. Джон выполнял на ней обязанности управляющего Лоуренса, тогда как Гарден самым успешным образом руководила постоялым двором, что делало пару если не богатой, то вполне преуспевающей. Лоуренс являлся вполне состоятельным человеком, особенно после прибавления к оплате за изготовление доспехов для короля и других представителей знати процентов от помещенной в торговый дом Лондона прибыли.
  Сэр Джеймс Тирелл прибыл, как всегда, именно тогда, когда Лоуренс находился на подъеме довольства, словно имея намерением до основания разрушить глубинные надежды оружейника. В момент входа Тирелла в трактир Дэвид и Джон обсуждали недавний мятеж и гадали о местонахождении вероломного герцога. Конечно же, Дэвид Морган принадлежал к числу людей сэра Джеймса, это становилось ясно из оповещения им господина о том, где его можно будет отыскать.
  'Он у нас, предатель Бекингем в наших руках', - победоносно объявил Тирелл. 'Прятался в Уэме и оказался выдан скулившим слугой, человеком, который, как тот думал, защитит его. Наиболее подходящий финал для изменника'.
  'Где он?' - спросил Дэвид, вскакивая на ноги.
  'Сейчас - в полной сохранности, в стенах местной тюрьмы. Шериф Шрусбери головой за него отвечает. Завтра мы отправляемся в Солсбери'.
  'Полагаю, его поведут к королю?' - спросил Лоуренс.
  'Нет', - отрезал Тирелл. 'Его Милость не примет герцога. Предатель Генри Стаффорд предстанет в Солсбери перед трибуналом, возглавляемым назначенным королем сэром Ральфом Эштоном, а потом будет казнен. Я уже послал предварительные указания о сооружении эшафота'. Лоуренс отметил, что Тирелл исправил ранее допущенную им оплошность называния преступника Бекингемом и теперь возвратился к его семейному имени Генри Стаффорда. 'Нам следует сопровождать скачущего в Солсбери короля. Будьте готовы выехать с рассветом'.
  
  *
  ' Ваша Милость, негодяй выглядит самым жалким образом и смиреннейше умоляет о приеме', - произнес Кэтсби.
  Король Ричард твердо стоял на ногах, в целях равновесия расставленных так, словно он вот-вот бросится на смертельного врага. Отчасти это объяснялось необходимостью проверки Лоуренсом изготовленных им лат, отчасти - ненавистью к вероломному герцогу, бывшему другу и главному стороннику монарха.
  'Скажи ему, пусть обратится за покаянием к священнику', - рявкнул монарх. 'Это единственный прием, на который он получит от нас позволение, следующий разговор ждет его только с нечистым в зловонной преисподней'.
  'Могу я попросить Вашу Милость встать вот так?' - вмешался Лоуренс, устраиваясь в боевую стойку.
  На миг король Ричард смерил оружейника гневным взглядом, но потом угрюмо позицию повторил. Лоуренс подтянул и сдавил соединительные части и складки амуниции, пометив мелом одну-две точки, нуждающиеся с его точки зрения в доработке. Хотя он всецело сосредоточился на своем занятии и тонкой задаче нахождения рядом с персоной суверена, тем не менее, сумел воспользоваться шансом и протянуть это время на более продолжительный отрезок.
  'Пусть он и изменник, но хочет что-то сообщить Вашей Милости', - продолжил упрямо Кэтсби. 'Некую тайну, знание коей способно Вашей Светлости послужить'.
  'Мне не интересно ничего из того, что он хочет сказать. Ты - юрист, Кэтсби, поэтому собираешь и хранишь впоследствии используемые тобой секреты, но у меня подобная склонность отсутствует. О Генри Стаффорде я знаю все, что нужно, для меня он уже мертв'.
  'Но все еще может статься...'
  'Довольно! Я не буду больше слушать'.
  'Очень хорошо, Ваша Милость', - ответил Кэтсби с изящным поклоном. Он продвигал дело о ходатайстве герцога Бекингема встретиться с королем так далеко, как только смел. Лоуренс задал себе вопрос, ради чего юрист столь сильно настаивает. Может быть, как сказал монарх, вопрос во всепоглощающем желании законника узнать тайну. Однако, Кэтсби не относился к роду людей, кому оружейник доверил бы какую-либо из своих. Он слишком хорошо помнил, как раскрытие определенного, годами скрываемого правоведом, брачного договора привело лорда Уильяма Гастингса к гибели и лишило венца маленького короля.
  'Ваши дворяне содержат доспехи в прекрасном состоянии, мой король', - произнес Лоуренс. 'Есть одна или две нуждающихся в заделывании заклепки, но во всех других отношениях, пока Ваша Милость не даст мне знать, снаряжение для боя готово'.
  'Хорошо. Если, как опасается мой добрый сэр Уильям, вокруг нас еще больше изменников, мне следует говорить с ними в латах, а не шептать, чтобы они ушли'.
  'Я лишь имел в виду', - пробормотал Кэтсби.
  'Все в порядке, Кэтсби, ты замечательно понимаешь, что я подразумеваю, но с меня предательств достаточно. Они несутся за мной по пятам с самой смерти моего брата Эдварда'.
   Король Ричард устало сел на поставленную у окна комнаты скамейку и взглянул вниз на двор. Они находились в самом изысканном покое лучшей гостиницы в Солсбери, под стенами которой сейчас теснились как вооруженные солдаты, так и мирные горожане. Несколько из них заметили монарха в оконном проеме и тут же остановились, дабы поклониться. Ричард нетерпеливо махнул им в ответ рукой, отпуская выполнять привычные обязанности. Один из пребывающих в зале слуг принес кубок с вином, откуда глубоко погрузившийся в собственные мысли суверен осторожно отпил.
  'Приходят на память последние военные действия в Шотландии', - произнес он, в конце концов, и ни к кому особо не обращаясь. 'Вместе с Джеком Говардом я находился на борту корабля'. Лоуренс внутренне улыбнулся упоминанию королем уменьшительного имени Джона Говарда, известного теперь, как герцог Норфолк. 'Когда мы вышли в открытое море, оставив за спиной безопасный берег, разразилась ужасная буря. Насколько видели глаза, нас окружали высокие волны, создававшие такую морскую пустыню, пески которой в любой момент готовы были захлестнуть судно. Господь, по милости своей, послал нам спасение, но, как и тогда, сейчас я чувствую себя окруженным стремящимися отправить нас ко дну враждебными силами'.
  'За тем исключением, Ваша Милость, что на суше вы можете облачиться в способные вас защитить хорошие доспехи', - заметил Лоуренс. 'В море же они утянут вас за собой'.
  Король повернул голову и милостиво ему улыбнулся.
  'Читаешь мысли', - ответил он тихо. 'Мы не станем выходить в море лжи и предательства для того, чтобы уйти на дно. Мы будем сражаться с изменой на суше, надежно вооруженными и с чистой совестью'.
  'Хорошо сказано, Ваша Милость', - одобрил Лоуренс.
  Внезапно внимание монарха перешло на суматоху внизу - во дворе. Он поднялся и вгляделся.
  'Прибыл сэр Джеймс Тирелл и, кажется, в крайне озабоченном состоянии', - сказал Ричард. 'При первом же взгляде представляется, что ему есть о чем доложить. Приведите его для немедленной встречи'.
   Сэр Джеймс ворвался в комнату таким образом, что при обычных обстоятельствах, это вызвало бы в его адрес замечание, но всеобщее внимание уже сосредоточилось на горящем лице и возбужденном виде прибывшего. С ярко сверкающими глазами он преклонил перед королем колени.
   'Из Бретани отплыли корабли Тюдора, Ваша Милость. Ожидается, что через несколько дней они причалят к нашему побережью, если только им не воспрепятствует погода'.
   Ричард хлопнул в ладоши. 'Позвольте ему высадиться! Мне нужно схватить его после этого, и, возможно, тогда в королевстве установится какой-то мир'.
   'Думаю, Тюдор не узнает о крахе мятежа Бекингема', - дал волю чувствам Тирелл.
   'Вот и не будем его разочаровывать, лучше убедим в победе Бекингема. Где конкретно предполагается высадка?'
   'Трудно сказать, Ваша Милость, учитывая состояние дующих со стороны Бретани ветров', - ответил Тирелл. 'Я бы сделал ставку на одну из бухт побережья Корнуолла...может такое быть?'
   Король Ричард измерял комнату шагами, обдумывая, какой образ действий выбрать предпочтительнее.
   'Мы выдвинемся с войском в Эксетер', - вынес он вердикт. 'Наблюдайте за прибрежной полосой и присылайте мне оттуда отчеты'.
   'Мятежники все еще держатся вокруг Бодвина и Плимута, Ваша Милость', - сообщил Кэтсби.
   'Тогда нам следует разобраться с ними из Эксетера', - объявил Ричард. 'Увидев, что большая часть руководителей их оставила, бунтовщики долго не протянут. Сэр Джеймс, выступай с твоими людьми в направлении Корнуолла. Проследи, чтобы они были хорошо вооружены. Мастер Лоуренс, пойдешь с ними и позаботишься о снаряжении'.
   'Очень хорошо, Ваша Милость'. Лоуренс склонился перед монархом в низком поклоне.
   'Да, сэр Джеймс, перед отъездом займись еще подготовкой к казни предателя Бекингема. Сэр Ральф Эштон скоро огласит приговор. Хочу, дабы изменник оставил мир раньше, чем мы отправимся в Эксетер'.
   'Все готово, Ваша Милость. Рано утром он уже будет на пути в мир иной'.
   'Скажите моим капитанам, чтобы зашли ко мне', - велел король. Приближенные немедленно засуетились, подзывая герольдов для оповещения занимающих высокие посты в монаршей армии дворян. Лоуренс и сэр Джеймс Тирелл поклонились и удалились из королевских покоев.
  
  *
  
  
  На следующее утро солнце поднялось над миром на фоне прозрачной серой дымки. От Рождества Христова 1483 год повернул на ноябрь, имея в запасе, невзирая на практически невозможные погодные условия, множество незавершенных кампаний. Но уже ни одна из них не волновала герцога Бекингема после восшествия на воздвигнутый на рыночной площади Солсбери эшафот. Едва ли свинцовый оттенок небес мог оказаться давящим больше находящейся на его душе тяжести.
  Гарри Бекингем не был готов умереть.
  Значительная часть его жизни была проведена в имениях, где Бекингем угнетал живших там людей и тиранил упреками жену, Екатерину Вудвилл, простолюдинку, которая, по мнению герцога, во всех отношениях была ниже супруга. Он держался подальше от двора Эдварда и мало что думал о своих правах на английский трон, кроме окрашенных легкой ревностью соображений, каковую его отдаленные претензии могли при желании зародить в груди. В отличие от Генриха Тюдора, матушка Бекингема не подстрекала сына к мятежу, это было исключительно его личным выбором, о котором Гарри сейчас горько сожалел. Почему он не остался в Бреконе и не проявил воздержанность в посещении двора Ричарда, как поступал в случае с двором Эдварда?
  Бекингем понял, что игра стоит свеч после смерти Эдварда. Когда талантливо приспосабливающаяся заговорщица, Маргарет Бофор, леди Стенли, через своего друга и товарища по плетению интриг, епископа Джона Мортона, открыла герцогу созревшие в ее мозгу планы относительно сына Генриха. Это случилось при обнаружении невозможности продолжить линию наследования для обоих сыновей короля Эдварда, и именно тогда честолюбие, до сих пор тлеющее в голове крохотным угольком, превратилось в всепожирающее пламя. Леди Стенли вложила Бекингему в душу идею убрать двух принцев, дабы очистить дорогу для другого претендента. Разумеется, госпожа Бофор была уверена, им следует оказаться ее сыну, но герцог придерживался мнения, что способен воплотить в жизнь собственный план, и на это у него достаточно здравого смысла и хитроумия. Он поможет заполучить престол Ричарду Глостеру, убедив его потом, ради устранения последующих претензий, предать смерти обоих мальчиков. Данный шаг настроит против Ричарда народ, что легко спровоцирует свержение короля. Далее Бекингем лишит Генриха Тюдора своей поддержки и займет трон. Вот, что должно было случиться, и ведь это почти сработало, - если только не изменится погода, или если Генрих Тюдор сам не справится со своей обещанной армией в пять тысяч голов. Король Ричард отпрянул от предложения об убийстве, и сейчас мальчики покоятся в земле. В конце концов, леди Бофор оказалась лишь слегка озадачена. Каким же надо быть дураком, чтобы решить переиграть тончайшую интриганку королевства.
  Они подтолкнули его к ступеням эшафота. Бекингем был не в состоянии сдерживать дрожь в конечностях и слезы, побежавшие по щекам, когда где-то вдалеке послышались интонации разрешенного ему священника. Поспешно вызванный из собора святой отец следовал позади. Епископ Солсбери, Лайнел, стал одним из тех бунтовщиков, кто при приближении короля сбежал, поэтому за герцогом шел обладатель младшего духовного чина, поставленный перед необходимостью утешить преступника в его последние минуты. В Уэме Бекингем прятался, переодевшись в скромного слугу, и схватили его в этих же полощущихся вокруг похолодевших конечностей тряпках. Все предпринятые герцогом усилия сводились к просьбам встречи с королем, поэтому у него даже мысли не возникло заикнуться о собственной одежде. Если бы ему только удалось броситься к ногам Ричарда и объяснить, как он был глуп, возложить ответственность на тех, на ком она лежала по праву - на Маргарет Бофор и епископа Мортона. Бекингем удалился бы в свои поместья и никогда больше их не покидал бы, ведя жизнь, знакомую ему по временам правления короля Эдварда. Его Величество Ричард ни разу не услышал бы ни об одном изменническом высказывании со стороны Генри Стаффорда.
   Перед ним стояла плаха. Они даже не позаботились скрыть топор, предназначенный, чтобы в скором будущем отделить его голову от туловища. Палач, здоровый неуклюжий парень, при виде жалкого герцога, которого к эшафоту толкали, с презрением нахмурился. Знать легко обрекала на смерть других, но, говоря по правде, в значительной части и свою встречала смело.
   Но Генри Стаффорд, герцог Бекингем, не был готов умереть.
   Его захлестывало безраздельное раскаяние, - король...пусть ему просто позволят поговорить с Ричардом.
   Бекингем почувствовал, как сзади его схватили, связали руки, и вот уже толкнули, поместив шею на чурбан. Пожалуйста, позовите короля, это был не я, - друг мой, всего одно слово, смилуйтесь...
  
   *
  
  'Как удачно, что вы оба меня сопровождаете', - проворчал Тирелл, когда он, Лоуренс и солдат Дэвид Морган ехали во главе группы вооруженных людей. 'Никогда не мог найти смысла в словах местных с их проклятым кудахтаньем'.
  Лоуренс был бретонцем и регулярно сталкивался со сложностями разбросанных по королевству английских диалектов. Поэтому он самодовольно ухмыльнулся. Как в самом Корнуолле, так и в его окрестностях говорили по-бретонски или, по крайней мере, на версии, близкой к наречию родного оружейнику Уэльса. И он, и Дэвид, в качестве почти близких к ним по говору людей, в разговорах с местным населением видели мало трудного. Именно таким образом удалось определить степень охваченности территории мятежом. Некоторые бунтовщики продолжали держаться, хотя и вынуждены были затвориться за стенами замков, а не выстраиваться на поле. Их руководители, стоило этим господам примкнуть к мятежу, имели скромный выбор, кроме как между бегством из страны и твердым пребыванием в ней в надежде, без сомнений, на королевское прощение. Поэтому монаршьи посланцы и сумели добраться до Плимута без всякого оказываемого им сопротивления. В процессе путешествия становилось видно, что сельские и городские улицы обезлюдели, а после остановки на ночь на постоялом дворе четко проявилось, как местные внезапно начали воздерживаться от горячительного и тянуться к домашнему очагу.
  'Полагаю, наш король волен в даруемом им прощении', - пробурчал Тирелл. 'Народ думает, стоит только на время опустить голову, и никакого возмездия не последует. Король Эдвард заставил бы их дорого заплатить за попытку восстать против него'.
  'Может статься, король Ричард понимает, как сильно людей одурачили, убедив, что законный монарх имеет обыкновение убивать во сне детей, о чем говорит один из циркулирующих среди населения слухов', - ответил Лоуренс. 'Жестокая расправа с жителями, скорее всего, утвердит их в подобной вере'.
  'Однако Его Величество довольно безжалостно поступил с предводителями', - произнес Дэвид. 'К Бекингему не проявили ни малейшего снисхождения, да и Томаса Сент-Леджера, мужа родной сестры короля, схватили и обрекли на такую же участь с ним за компанию'.
  'Его Величество плохо переносит обнаружение измены в собственной семье. Страдают, по большей части, те, кто выступил против личного девиза короля Ричарда - Верность связывает меня', - объяснил Лоуренс. 'Былая дружба или влияние семьи предательство не извинят'.
  'В отдельных местностях ожидали, что явится Генрих Тюдор с армией, захватит государство, установит справедливость и свергнет того, кого они называли королем-тираном', - задумчиво произнес Дэвид.
  
  />
  
   'Да, и пространство вокруг Плимута - место возможное для наблюдения за его прибытием из Бретани. Прошло уже около лет восьми, как бретонцы захватили и какое-то время удерживали город', - сообщил Лоуренс. 'Для дующих оттуда ветров идеально подходит все окрестное побережье'.
   Они ехали по лежащим за Плимутом землям Девона, направляясь к Уэмбери. Вдоль кромки моря открывалась масштабная панорама, и соратники пришли к выводу, что это лучшая точка обзора вторжения флота Тюдора. Здешний берег был отлогим. Ветер свирепствовал, и каждый из мужчин ежился под своим дорожным плащом с надвинутым на боевой шлем саллет капюшоном. Когда посланные на разведку поднялись на нависшую над Уэмбери вершину, то смогли увидеть бухту Плимут Саунд широко простершейся на запад и вдоль побережья на юг. Прежде чем успевала достичь далекой линии горизонта, способность созерцать меркла в серой дымке. Из моря показывался забавно возвышался островок, ничего более, чем скала, выросшая из глубины для обозначения подходящего места высадки.
   И там находился он, Тюдор! Не с флотом, в соответствии с ранними предположениями, а всего с двумя галеонами, над одним из которых развевался стяг Бретани, а над другим - красный дракон, избранный Генрихом Тюдором эмблемой из политических соображений. Таким образом, тот выражал надежду на помощь в Уэльсе сторонников своего дяди Джаспера. По всей видимости, корабли испытывали большие трудности, удерживаясь на месте в жестоком море. Хотя они и подплыли довольно близко, чтобы бросить якорь, но долго оставаться в таком положении не имели возможности.
  Тирелл обернулся к одному из следующих за ними людей и отправил его сообщить королю Ричарду, что Тюдор обнаружен.
  'Давайте спешимся и направимся к мысу, откуда нас можно будет увидеть', - предложил Лоуренс. 'Нам следует поставить коней вне поля зрения, чтобы противник посчитал, - он имеет дело с солдатами, а не с местными бунтовщиками. Надеюсь, получится соблазнить их высадкой на берег. Как только враг покинет корабли, мы сумеем заманить его вглубь и привести к королевской армии'.
  'Лоуренс и я сможем поговорить с ними на бретонском и валлийском диалектах. Противник ни сном, ни духом не представляет, что люди короля Ричарда так к нему обратятся. Это может ввести Тюдора в заблуждение и выманить на берег'.
   'Во имя Святой Девы, если мы сумеем схватить Генриха Тюдора, ваша тактика принесет нам по перу в головные уборы', - дал волю чувствам Тирелл, просияв от поданной мысли. 'Спрячьте знамена и покройте мундиры плащами', - приказал он своему сержанту, который поспешно велел отряду спешиться и аккуратно привязать, оставив их в безопасности, коней. В подчинении у Тирелла находилось тридцать вооруженных солдат, чего вполне хватало для встречи с малыми силами, тем не менее, было не известно, сколько людей плыло на кораблях. На Генриха Тюдора совершенно не походило, чтобы он высадился на берег, опередив солдат, поэтому обходной маневр являлся лучшим выходом из положения. Как только отряд начнет продвигаться вглубь берега, Тирелл имел твердую уверенность, при обнаружении предпринятой хитрой уловки они смогут, по крайней мере, отрезать врагу путь к отступлению. Остается надеяться, что к этому времени король пришлет подкрепление.
  Разведчики выстроились на мысу через ровные промежутки, так, чтобы их было хорошо видно с палубы кораблей. Растянувшись подобным образом, они совсем не представляли собой упорядоченную военную силу. Впереди лежала ведущая вниз к бухте прибрежная тропа.
  'Думаю, нам с Дэвидом следует пойти на берег, словно бы мы ждали их прибытия', - произнес Лоуренс. 'Если это бретонские солдаты, то более вероятно, что они высадятся, услышав обращение товарищей-земляков'.
  'Прекрасная идея', - восхитился Тирелл. 'Но прежде - снимите верхнее платье. Предстаньте как можно проще, тогда они к нам выйдут'.
  Лоуренс и Дэвид скинули с плеч плащи и сняли верхнее платье, окрашенное в темно-малиновый и голубой цвета и отмеченное знаком белого вепря. На обоих остались носимые ближе к телу кожаные безрукавки, подходяще сдержанные по виду, как и ожидалось от сельских бунтовщиков. Дорожные плащи были сотканы из промасленной коричневой шерсти и также отдавали строгостью, обеспечивая владельцам определенную степень безымянности.Одетые таким образом двое из них спустились на тропу и ровно по верхней кромке прилива направились вперед. Море бушевало, разбивая волны о берег. Любое попытавшееся причалить судно столкнулось бы с серьезными препятствиями. Защищаясь от колючей промозглости леденящего ветра, разведчики завернулись в плащи и принялись ждать, вглядываясь через разбивающиеся валы в качаемые и подбрасываемые пучиной корабли. Они легко могли разобрать головы выстроившихся вдоль палуб, вверху - на полубаках и на ютах.
   В настоящий момент один из судов спустил шлюпку, и нескольким матросам удалось забраться в нее и оттолкнуться в сторону берега. Лоуренс предположил, что лодочники являются бретонскими моряками, вероятно, рыбаками, так как только великолепное владение искусством гребли способно было доставить их к берегу и затем вернуть назад. Один из гребцов умело встал грудью навстречу вздымающемуся приливу и позволил носу шлюпки скользнуть в мелководье, после чего его пассажиры выпрыгнули и частично вытянули лодку из волн. Прибывшие, и в самом деле, носили одежду грубых бретонских моряков. Лоуренс подошел и, придерживая шлюпку, протянул им руку. Он поприветствовал незнакомцев на бретонском наречии и сразу же привлек к себе внимание. Когда еще один, одетый, как вельможа, выбрался из лодки и некоторым образом с благодарностью ступил на берег, оружейник сделал шаг назад. При ближайшем рассмотрении чужак выглядел суровым солдатом, хотя и был облачен в тонкой выделки коричневый кожаный камзол под алым плащом. Голову ему покрывал боевой шлем с довольно тусклым желтоватым пером. На ногах в темно-синих чулках сидели доходящие почти до коленей сапоги.
  'Примите наши приветствия и добро пожаловать в Англию', - отважился Лоуренс на бретонском диалекте.
  'Добро пожаловать? Вот, что я нашел здесь', - последовал надменный ответ, пусть и на том же наречии. По манере произношения и поведению Лоуренс отнес незнакомца скорее к типу наемного капитана, но никак не придворного вельможи. В Бретани околачивалось множество, готовых пойти в наем, и, вполне возможно, Генриху Тюдору требовалось несколько из их числа, если он хотел, чтобы готовящееся вторжение обладало хоть каким-то шансом на успех. Тем не менее, там гостило и определенное количество изгнанников из Англии, особенно происходивших из семейств Вудвиллов и их сторонников. Разведчик спросил себя, решит ли кто-то из них первым спуститься на берег. Видимо, нет, кажется, Тюдор не испытывал желания играть с судьбой.
  'Генри Вассон, к вашим услугам'. Бретонец склонился в небрежном поклоне. Лоуренс ответил поклоном ниже. 'Кто вы - бретонец?' - спросил Генри.
   'Да, я нахожусь на службе у герцога Франциска Второго. Являюсь его агентом здесь - в Англии. Меня зовут Лоуренс де ла Холл'.
   К ним приблизился и присоединился Дэвид.
   'Где остаток флота?' - поинтересовался он у бретонца.
   'О, вижу, вы - уроженец Уэльса', - сделал вывод Генри Вассон. 'Мой господин, граф Ричмонд, без сомнения, будет рад вновь услышать это произношение. Что до флота, - нас разбросало. Пока товарищи нас не отыщут, высадиться мы не сможем'.
   Лоуренс ощутил боль отчаяния.
   'Но как же восстание? Чтобы продолжить поход на Лондон, мой господин, герцог Бекингем, ожидает Генри, графа Ричмонда. Дело короля проиграно, и он бежал на север'. Лоуренс добавил в речь ноту настойчивости, которая, как он надеялся, подвигнет собеседника доложить о ложном положении своему господину. Чтобы придать утверждению правомочности, оружейник включил в него самопровозглашенный титул Тюдора.
   'Вы говорите, король разбит?'
   'Да, и останется в таких условиях, если только мы сумеем сплотить наши силы, сделать все необходимое, дабы мой господин Ричмонд к нам присоединился. Под его стягом люди объединятся'.
   Генри Вассон воззрился на стихийно рассеянных по мысу людей. 'Кто это?' - спросил он, обводя рукой отряд Тирелла.
   'Сторонники Уильяма Коллингбурна', - поспешно ответил Лоуренс. Коллингбурн, человек, чье имя он слышал от Корнелиуса, находился в контакте с Генри Тюдором в Бретани и был одним из тех, кто старался убедить молодого человека вторгнуться в Англию. Оружейник надеялся, что бретонским наемникам его имя тоже известно.
   'Коллингбурна? Меня не предупреждали, что он встретит нас тут'.
   'Мы не знали точно, где вы появитесь. Вдоль побережья ждут и другие последователи Бекингема. Так случилось, что конкретно здесь рассредоточены люди Коллингбурна'. Тщательно обдумывая только что услышанное, наемник смерил внимательным взором мужчин на мысу. 'Мне следует объяснить вам необходимость какой только возможно скорости, иначе у короля возникнет время для расформирования нашего войска. Если начнем действовать быстро, не пройдет и недели, - окажемся в Лондоне'.
  'Нас слишком мало', - проворчал Генри. 'Надо дождаться остальные корабли собранного флота'.
  'Генрих Тюдор стоит тысяч десяти или более, решись он высадиться и соединить силы с Бекингемом', - искушающе парировал Лоуренс. 'Его матушка, Маргарет Бофор, леди Стенли, готова ввести в дело людей своего супруга. Она ждет только сына'.
  При звуке имени леди Стенли бретонский наемник задумался. То, что он беседовал с земляком и с уроженцем Уэльса побуждало поверить их уверениям. Второй Тюдор, Джаспер, планировал выйти на берег на юго-западе страны и, как был проинформирован Вассон, приобрести там серьезную поддержку.
  'Очень хорошо, я позабочусь донести ваши новости до графа. Но сначала пристальнее изучу этих людей на мысу. Мне нужно знать, что мы обладаем достаточной численностью для продвижения вглубь края'.
  Вассон принялся подниматься вверх по ухабистой тропе. Лоуренс попытался придумать что-либо, дабы разубедить его, не навлекая на себя подозрений, но справиться не смог. Он обменялся взглядами с Дэвидом, чье лицо осталось невозмутимым, показывая, как мало у них шансов. Оружейник надеялся, что у Тирелла окажется достаточно времени снять со своих людей все знаки принадлежности, прежде чем произойдет их встреча с наемником.
   Судя по выражению лица Тирелла, соратники могли предположить, что тот не имел ни малейшего представления, как реагировать на присутствие приведенных к нему Лоуренсом и Дэвидом людей. Находившиеся к нему ближе уже успели сбросить свое верхнее платье или завернуться в плащи, препятствуя отнесению их к числу солдат короля.
   'Это капитан Джеймс', - произнес Лоуренс, начиная, таким образом, разговор. 'Он руководит людьми Коллингбурна'. По лицу Тирелла промелькнула искра недоумения, и оружейнику осталось лишь надеяться, что наемник ее не заметил. 'Имею честь представить вам господина Генри Вассона, одного из капитанов в войске нашего предводителя, графа Ричмонда'.
   Приняв игру, Тирелл склонился перед бретонцем в поклоне.
   'У меня камень с души свалился, когда вы, в конце концов, прибыли', - сумел он вывернуться.
   'Прежде чем докладывать графу о безопасности высадки, господин Генри желает знать, каковы наши силы'.
   'Ясно', - весело ответил Тирелл. 'Нас всего тридцать вооруженных солдат, что составляет похвальное количество, если прибавить ваших людей, оставшихся на кораблях'.
   'Вы снабжены экипировкой?' - осведомился Генри по-английски, рассматривая тем временем стоящего рядом с Тиреллом мужчину. Все они были укутаны в плащи, защищаясь от ревущего вдоль мыса ветра и закрывая свое оружие. Тирелл кивнул одному из товарищей.
   'Распахните плащ и продемонстрируйте капитану ваше снаряжение', - велел он. Подчиненный повиновался, оказавшись, к счастью, успевшим сбросить верхнюю одежду. Бретонец исследовал его панцирь и потянул за портупею, заметив закрепленные там меч и кинжал.
   'Это облегчает рукам борьбу с королевской армией', - похвалил Генри.
   'Мы привязали коней поблизости, оставив с ними наши копья и топоры', - протянул Тирелл. 'Подумать не смели встречать графа Ричмонда вооруженными до зубов'.
  'Нет, вероятно, нет', - Генри окинул внимательным взором стоящих перед ним людей и обернулся на выстроившихся на мысу солдат. 'Где сейчас король Ричард?'
   'Выгнан в Шотландию', - выпалил Тирелл, прежде чем Лоуренс смог дать ответ.
   'Если точнее', - вмешался оружейник, мешая Генри задать Тиреллу еще какие-либо вопросы, - 'его королева находится в Линкольне, и именно оттуда он отбудет в Миддлхэм, из которого направится в Шотландию'.
   Генри Вассон сохранил непроницаемое выражение лица, не выдавшее ни одной из появившихся у него мыслей. Подозревай посланник, что история состряпана на скорую руку, он и тогда бы этого не показал.
   'Полагаю, я видел достаточно', - пробормотал Вассон, кивнув головой. 'Если мне уже можно вернуться в бухту, я отправлюсь к графу Ричмонду и посоветую ему высадиться на берег'.
   Лоуренс протянул руку, указывая направление к тропе. Он надеялся, что бретонец не заметил промелькнувшей при прозвучавших словах победной искры в глазах Тирелла.
  Спотыкаясь в продолжение всего пути вниз по крутой дорожке, они прошли вдоль линии прилива к сурово раскачивающейся корабельной шлюпке, способной разбиться о песок с каждой следующей волной. Генри Вассон шел бок о бок с Лоуренсом, тогда как Дэвид Мортон плелся где-то позади. Он крикнул своим людям поднять весла, и двое из них тут же толкнули лодку в море, придерживая ее, пока бретонец стоял в омываемых водой сапогах, положив ладонь на планшир (горизонтальный деревянный брус в верхней части борта шлюпки) и готовясь запрыгнуть внутрь.
  'Друг мой, об английском положении дел я знаю мало', - произнес он с кривой усмешкой. 'Но точно могу сказать одно, - едва ли Ричард Плантагенет будет принят в Шотландии на правах изгнанника с распростертыми объятиями, оказавшись до этого человеком, подчинившим себе ее народ'.
  'Сомневаюсь, что капитан Джеймс хорошо знаком с планами короля Ричарда', - с отчаянием ответил Лоуренс. 'Нам не следует относиться к его словам слишком буквально'.
  'Да, полагаю, я с вами согласен. Может статься, удастся увидеться снова, на родине?'
  С этими словами он перепрыгнул в лодку через планшир, за ним переместились гребцы. Вместе мужчины оттолкнули шлюпку в волны и сумели повернуть ее нос в обратном направлении. Скоро они уже гребли против разбивающегося о берег прилива к ожидающему их кораблю. Лоуренс и Дэвид печально взглянули друг на друга, оба чувствуя, как возникшие было надежды окончательно летят в пустоту.
  Увидев, что корабли ставят паруса и уплывают в серую пустынность моря, определенно покидая Англию, Тирелл пришел в ярость.
  'Вы позволили Тюдору ускользнуть сквозь пальцы', - набросился он на Лоуренса.
   'Мне казалось, что это вы, не подумав, заговорили о Шотландии', - парировал тот.
  'Зачем вы сказали ему, что король отбыл в Линкольн? Предоставь вы вести разговор мне, сейчас бы Тюдор был у нас в руках'.
  'С каких пор вы владеете бретонским наречием?' - резко возразил Лоуренс.
  Тирелл сжал кулаки и, подняв кисти, бешено замахал ими при виде быстро скрывающихся из поля зрения судов. Дэвид Морган находился позади своего главы, не имея возможности вступить в спор, защищая Лоуренса, но просто безнадежно пожимая плечами, так, что видел его только оружейник. Теперь Тирелл чеканил шаг к месту привязывания скакунов, следуя на шаг впереди Дэвида. Оставшиеся мужчины спустились с мыса, готовые встать в строй и пойти за капитаном, что не ему придется отчитываться о бегстве Тюдора, - радовался каждый из них.
  Лоуренс стоял на мысу один и вглядывался в охваченное штормом море. Едва ли сейчас, когда они слились в стеревшем линию горизонта мраке, бретонские корабли можно было увидеть. В конце концов, из Англии Генриха Тюдора прогнали, и его попытка вторжения разлетелась в прах. Остается надеяться, что честолюбие претендента скоро постигнет та же участь, и страна сумеет зажить в мире и гармонии под властью своего законного монарха. Оружейник почувствовал, как сильно с началом дождя, принесенного сюда дующим со стороны Бретани ветром, стягивается на лице шрам. Лоуренсу подумалось, что Англия тоже получила определенное количество шрамов в споре с Тюдором, чье несерьезное и противозаконное требование трона принесло столько страданий, вынудив принца, руководствуясь опасениями за свою жизнь, отправиться в безымянную ссылку в чужую страну. Он обернулся и поплелся через поддерживающие бухту бугорки. В этот миг ему казалось, что его будущее также уныло и бледно, как и грядущее Генриха Тюдора. Обе женщины, которых Лоуренс любил больше всего в жизни, были потеряны для оружейника, пусть у него и осталось от каждой из них по сыну. Кто знает, вдруг сейчас, при правителе, чье царствование обещает основываться на справедливости и правосудии, имея на руках сбежавшего Тюдора, они с большей легкостью сумеют перевести дух? Абсолютно точно, что после прогремевших войн Англия отчаянно нуждается в минуте мира. Лоуренс сможет поехать домой, в Бретань, но эта мысль мгновенно оказалась отброшена. Его дело находилось здесь - в Англии, именно в ней он останется, по меньшей мере, пока мальчики не подрастут и не начнут обеспечивать свою жизнь.
  Внезапно небо осветил ослепляющий блеск, сопровождаемый долгим раскатистым рычанием потрясшего самый воздух грома. Лоуренс поднял к облакам прочерченное шрамом лицо, и увидел, как темные и угрожающие они сливаются с небом. Мужчина перекрестился и, пошарив под плащом, нащупал на шее ковчежец. Сжав его в ладони, он взмолился Святой Варваре, защитнице от ударов молнии и святой покровительнице оружейников.
  
  Об авторе
  
  Ричард Анвин - вышедший на заслуженный отдых автор книг на технические темы, проживающий сейчас в английском Манчестере. Он написал серию романов, действие которых разворачивается в эпоху средних веков, неизменно имея отношение к рикардианской тематике. В качестве члена манчестерского ответвления Общества Ричарда III Ричард Анвин пишет и говорит о связанных с XV веком вопросах, с особенным интересом исследуя и развенчивая утвердившиеся претензии на историческую истину.
  Документальные работы Ричарда включают в себя анализ костей из погребальной урны в Вестминстерском аббатстве, являющихся предположительно останками двух последних принцев из династии Плантагенетов, краткую биографию инженера и изобретателя XVIII столетия Джона Уилкинсона, и критический обзор жизни елизаветинского шпиона - Кристофера Марлоу.
  
  Похищение
  
  Джоанна Р. Лернер
  
  Кожа Эддширана вспыхнула, приобретя глубокий малиновый оттенок, его недовольный взгляд сжигал слушателей.
  'Это начало очень важного этапа исследовательской миссии, а вы не принимаете происходящего достаточно серьезно'. Он обратил глаза к самому высокому. 'Бруномарц, если вы не прислушаетесь к моим указаниям, потраченное время станет для вас потерянным. Да, время окажется потерянным'.
  'Я самым серьезным образом прислушиваюсь к вашим указаниям, наставник Эддширан. Просто я опасаюсь, что мы можем слишком сильно вмешаться в чужую линию жизни'. Его кожа покраснела, а затем приобрела темно-оливковый цвет. 'Мы взяли и исследовали свыше тысячи блондинов и почти столько же шатенов и брюнетов. Мы даже рассмотрели несколько рыжих. Верховная власть должна выяснить все, что известно к настоящему моменту. Зачем нам забирать еще больше? А сейчас нам говорят для дальнейших изучений взять домой несколько подростков и никогда не отпускать их назад в родные кланы. Это представляется жестоким'.
  'Не в ваших полномочиях интересоваться приказами Верховной власти'. Эддширан помолчал и взглянул на землю, пока слушатели тихо ждали. 'Тем не менее, если вы это сделали, сообщу вам о причине. Наш обеспечивающий жизнь запах становится все менее и менее обогащенным. Разумеется, вы заметили, что наши силы стали истощаться?'
  'Конечно, но у чужаков таких сил нет'.
  'Нет, хотя нам удалось обнаружить их следы в некоторых представителях, - в тех, кто придерживается диеты с высоким содержанием называемого ими 'рыбой'. Ученые полагают, что могут выделить активные молекулы, но нам следует использовать образцы с наиболее мощной из обнаруженных жизненной силой, а это как раз подростки!' Его ледяные и налившиеся кровью глаза сузились в ответном взгляде каждому в отдельности. 'Поэтому, сказанное послужило вам последним предупреждением! И вам тоже, Бьонси Доллипартонн. Я был чересчур мягок с вами, чересчур мягок, я сказал. Хорошо, не более. Этой ночью вам нужно забрать двух подростков-блондинов, и мы возьмем их домой на Орбб, вместе с уже имеющимися у нас шатенами, рыжими и брюнетами. По двое из каждого типа, как предупредила Верховная власть. Вы свободны - свободны, я сказал!' Он раздраженно щелкнул в их направлении щупальцем.
  Свидетельствуя уважение и послушание, троица махнула в воздухе щупальцами и, легко скользя и пятясь назад, пока не оказалась вне их границ, покинула покои своего Почтенного Наставника, позволив с жидким свистом сомкнуться воротам.
  'Ну вот, сегодня у нас получилось удрать', - произнес Бьонси. В процессе выслушивания товарищами упреков Эддширана его кожа стала отдавать нездоровым ярко желтым цветом. Даже Бруномарц, самый из троих храбрый, по окончании был цвета выцветшего лимона. 'В будущем нам придется проявлять больше осторожности, намного больше. Они уже не примут отговорок и извинений. Сейчас следует подчиниться указаниям, иначе никак. Не желаю терять времени. В прошлый раз я потерял пять столетий Орбба, безвозвратно потерял'.
  'Полагаю, ты прав', - произнес Бруномарц. 'Я тоже не горю желанием потерять хоть секунду своего времени. Чужаки не настолько важны, чтобы мы жертвовали ради них временем нашей жизни'. В течение борьбы с одолевавшими его дурными предчувствиями щупальца Бруномарца часто сокращались. 'Я до сих пор считаю, что это - не правильно, все равно - не правильно. Они - живые и интересные создания, пусть и совершенно отталкивающие'.
  При описании чужаков его кожа стала бледно-зеленой.
  'За прошедшие здесь десятилетия я успел хорошо изучить их и немного узнать образ жизни чужаков. Они все поголовно жестоки и воинственны, однако, испытывают до странности глубокую любовь к своим детям. Наши действия вызовут много, слишком много страданий'. Он грустно покачал обеими головами.
   'Так куда, в таком случае, нам идти на поиски двух подростков-блондинов? В какие края?' - Доллипартонн вопросительно покачал головами. 'Соперничающие кланы уже получили свою долю брюнетов, шатенов и рыжих. Мы опоздали! Опоздали! Надо попытаться добыть несколько на самом деле хороших образцов'.
   'Нам следует спуститься в наиболее населенную общину, тогда и возможностей прибавится, и мы справимся'.
   'Значит, нужно накрыться светопоглощающими щитами, чтобы чужаки не сумели нас заметить'.
   'Полетели, друзья мои, спускаемся!'
  
   *
  
  'Что это?' - прошипел Джеффри своему старшему брату Джону. Он указал на затененный свод главного входа. 'Тень ...или что-то колыхнулось!'
   'Что? Я ничего не вижу'.
   Джон был заметно опытнее и действовал небрежно, без колебаний. Нельзя позволить младшему подумать, что он испугался.
   'Я тоже что-то ощущаю. Чудовищный запах рыбы'.
  'Наверное, ужин старого Роба. Ты же знаешь, он съест все подряд'.
  'Но это не запах еды'.
  'Ну, для тебя, вероятно, нет. У Роберта странные вкусы, как считаешь? Он-'
  Джон сцепил зубы и отчаянно вцепился ладонью в нос, после чего опрокинулся, потеряв сознание.
  'Джон! Джон!' Джеффри метнулся к рухнувшему брату, но больше ничего произнести не успел, так как тоже свалился на булыжники.
  Воздух по соседству с братьями замерцал тремя отдельными отсеками, представляясь чем-то похожим на тепловое марево.
  'Где, по твоим словам, находятся блондины?' - Доллипартонн обернулся к Бруномарцу и встряхнул щупальцем.
   'Они с другой стороны свода - на уровне верхнего лестничного пролета'. Бруномарц указал дорогу главным отростком и плавно двинулся вперед, ведя за собой двух других 'светлячков'. За группой быстро устремились еще несколько чужаков, но, к счастью, у исследователей не возникло необходимости в их физическом устранении, - естественный запах более эффективно справился с задачей. Каждый проходил мимо, тихо и незаметно, без лишнего применения насилия теряя сознание, так что никто и не заметил случившегося. Словно по воздуху распространялся невидимый и ядовитый газ.
  Соратники молча скользнули сквозь каменную арку, заставляя чужаков падать, как мухи, едва лишь они улавливали дуновение необычного запаха пришельцев. Компания медленно поднялась вверх по лестнице, - щупальца не были приспособлены для преодоления подобных конструкций, тем не менее, осуществлялось продвижение успешно. Троица приблизилась к вершине лестничного пролета и, держась, как можно ближе друг к другу, повернула за угол.
  У деревянного входа на страже стояли два чужака. На их лицах окаменело предупреждающее о смертельной опасности выражение, в руках в боевой готовности находилось остро заточенное оружие, тела покрывала металлическая кольчуга. При возникновении трех мерцающих теней один из стражников принялся волноваться, с подозрением фыркая и морщась от отвращения.
  'Уилл! Что это за вонь? Я-'
  Его сбило с ног в груду загрохотавшего металла, к которой мгновенно присоединился и Уилл.
  Перед дверью троица остановилась. Бруномарц подскользнул к ней, достав поблескивающий серебристый напоминающий пистолет инструмент. Он глубоко втянул чуждый воздух, а затем задержал дыхание, намереваясь прицелиться в металлическую обивку двери. Металл незамедлительно начал плавиться, а потом и вовсе исчез, впитавшись в сопло 'распылителя' и не причинив деревянной основе ни малейшего вреда. Составляющие его частицы осели в отсеке-хранилище устройства, избавившись от разделяющего их пространства, поэтому прежний объем сократился почти до ничтожного уровня.
   С тихим чавкающим звуком Бруномарц нажал щупальцами на дверь. Вынув ее из рамы, он тихо отставил деревянное полотно вбок.
   Компания скользнула в комнату.
   Бруномарц бросил взгляд на двух светловолосых подростков, и в каждой паре его глаз отразилась грусть. Он выяснил, что эти мальчики считаются крайне важными персонами. Именно поэтому их так внимательно охраняют, разведчик сам был свидетелем, как уже несколько человек при виде парнишек
  складывались пополам, демонстрируя им свое почтение. Значит, детей должны также и хорошо кормить, вынуждая тех к богатой рыбой диете. Бруномарц от всей души пожелал, пусть у стражи отнимут не слишком много времени их жизни после того, как исчезновение детей обнаружат.
  Он покрутил своими улавливающими запахи волосинками, и они подтвердили его правоту относительно выдвинутых ранее предположений. Хорошо питающиеся подростки действительно ели много рыбы. Мальчишки, по всей очевидности, потеряли сознание, - причиной послужила близость трех разведчиков и распространяемый ими аромат. По возвращении домой его придется скрыть, - только так получится осуществить над детьми опыты, сохранив их в полном сознании. Но сейчас результат приносил только пользу.
  Посланцы быстро скрутили подростков в сваленную внизу ткань, и Бруномарц качнул в сторону двоих товарищей антенной, дабы они подняли светлоголовых, переместили в свою оболочку и всей группой оставили комнату.
  Выйдя, Бруномарц остановился, чтобы вернуть дверь в раму, и снова взялся за распылитель, в обратную сторону повернув полярность устройства, придав назначенному дробить функции повторного слияния. Все хлынувшие из носика металлические части собрались в металлическое обрамление в точности так, как было до появления разведчиков, словно троица здесь совсем не оказывалась.
  
   *
  
  'Что вы подразумеваете под словами об их исчезновении? Я полагал, что велел вам трепетнейшим образом охранять мальчиков в любое время дня и ночи!'
  Оба стража, Уилл и Майлс, переминались с ноги на ногу и обменивались друг с другом несчастными взглядами.
  'Мы так и делали, Ваша Милость', - Уилл храбро встретился со свирепыми глазами монарха. 'Сэр Роберт Брекенбери подготовил и испытал все подвластные нам средства. Представления не имеем, что могло случиться. Кажется, что почти каждый находившийся в Тауэре потерял сознание, но никто ничего не видел. Когда мы очнулись, дверь оставалась заперта, а принцы - исчезли'. Заметив, как опасно сузились зрачки Ричарда, Уилл смутился. 'Никто не ранен и не убит, хотя у всех нас чудовищно раскалывается голова. И ни один не в силах стерпеть запаха рыбы. Он заставляет нас мучиться от дурноты. Новый страж, молодой Джеффри, утверждает, якобы накануне потери сознания чувствовал именно рыбный дух. Может статься, у ланкастерцев появилось новое оружие?'
  'Мы обыскали в Тауэре каждый уголок, но нигде не нашли мальчиков'. Когда король обратил хмурый взгляд на него, Майлс вспыхнул до ушей. 'Стражи с внешней стороны ворот Тауэра тоже ничего не видели и не слышали. Не замеченным никто не приходил и не уходил. Ключи ни на секунду не исчезали из кармана сэра Роберта. Это нечто, не поддающееся объяснению, Ваше Величество. Происходит нечто, скользкое как рыба, - простите за неудачный каламбур'.
  Король ходил по комнате туда и обратно, сжимая ладони в кулаки и с каждым шагом еще больше угрюмо мрачнея.
  'Как могли исчезнуть из лондонского Тауэра два монарших отпрыска, моих племянника, так, чтобы никто этого не заметил? Уже ходят слухи, что, сохраняя права на трон, я велел их убить. Если мальчишек не найдут, я никогда не смогу доказать свою невиновность'.
  Король Ричард III сжал губы и вздохнул. Его мучило крайне неприятное чувство относительно происходящего...
  
  Об авторе
  
  Джоанна Лернер живет вместе с мужем Джоном с двумя собаками, Ионой, черным метисом-лабрадором, и Хантером, маленькой таксой, в рыночном городке Рейли, что вЭссексе. Она более двадцати лет проработала остеопатом, но сейчас круг ее интересов включает множество людей и тем. Последней вдохновившей Джоанну идеей, всколыхнувший ее после просмотра документального фильма 'Король на автомобильной заправке' - (https://www.youtube.com/watch?v=9XKeevzp9Zs) на 4 канале, стал Ричард Третий.
  С того дня Джоанна прочитала о последнем короле из династии Плантагенетов все книги, которые только сумела отыскать. Утомившись от знания об их общем финале, она решила, в конце концов, написать собственную - альтернативную историю, посвященную путешествию во времени и названную 'Ричард еще жив'. Эту книгу автор назвала той, что сама бы 'хотела прочитать'. Вскоре после появления первого тома на свет родились и два других, составивших с ним трилогию - 'Ричард еще жив. Книга 2. Другая страна' и 'Ричард еще жив. Книга 3. Сердца никогда не меняются'. Также Джоанна приняла участие в создании двух юмористических произведений о Ричарде в соавторстве с Сьюзан Лэмб - Дневники Дикона и Дневники Дикона 2, - сводящую с ума смесь средневекового и современного, произведения в стиле юмора 'Продолжения съемок' и 'Двух Ронни'.
   Сейчас Джоанна закончила написание нового романа о Ричарде - 'Далекие отзвуки', который вышел в свет на Рождество 2018 года.
  
   'Чудовище Миддлхэмского болота'
  
  Алекс Марчант.
  
   Мне не следовало этого делать. Идти по той дороге. Как оказалось, - довольно глупый поступок.
   Да, срезал угол. Летом. Не зимой.
   Даже не в сезон, называемый мамой 'ранней весной', когда под покровом стен из высыхающего камня кивают чашечками подснежники, а бутоны примул согревают угнездившимся среди корней боярышника нежно-желтым.
  Но они снова там оказались. В автобусе. В этом году - уже в количестве восьми человек. Такие взрослые, такие крутые, как им казалось.
  Они всегда так вели себя. Со всеми. Но сейчас это было хуже некуда. Ведь я предоставил им такой замечательно-сказочный повод.
  О подобном и мечтать нельзя.
  С моего первого ставшего известным посещения больницы.
  'Горбун!'
   'Кривая спина!'
   'Придурок!'
   С меня было довольно. Я нажал на звонок и бросился к передней двери автобуса.
   Открыв створки, водитель удивился.
   'Это же не твоя...'
   Но я уже находился на нижней ступеньке, переходил на тротуар, и поэтому не оглянулся.
   Двери со скрежетом закрылись, взвизгнули тормоза, мимо меня пронесся отпечаток прильнувших к заднему окну уезжавшего автобуса блеклых лиц, и я остался один.
  Ветер хлестнул меня по затылку. Требовалось обмотаться шарфом, но утром мама, щебеча, отговорила брать его с собой.
  'Закутайся потеплее, Джек. И шарф не забудь. Обещали снег'.
  Тогда я подумал, что не имею в нем особой надобности. Всего пять минут пути от остановки до дома. Наверное, даже меньше.
   Не суетиться. Ничего не изменилось.
  Но сейчас...
  Я подтянул свой узкий воротник, втянул от холода голову в плечи и перебросил ремень школьной сумки через грудь.
  Оглянулся.
  Не лучшее место для расставание с шумом и духотой школьного автобуса.
  С одной стороны - граничащие с серой стеной поля, испещренные белыми вынашивающими ягнят овцами. Вдоль шоссе - одинокое болото.
  Протянувшиеся до горизонта вереск, папоротник-орляк, черника. Не пурпурные и золотые, а еще голубые, в светло-зеленую крапинку. Под пасмурными налитыми свинцом облаками спускались мрачные коричневатые тени.
  Набухшие, тяжелые облака.
  Облака, готовые разорваться метелью.
  Застыв напротив основного полотна, указатели на дороге вели вверх.
  Способ 'быстро срезать' путь. Через верховье болота.
  Пальцы пошарили в карманах. Следующий автобус ожидался только через полчаса. Если я сумею отыскать достаточно мелочи...
  Два десятипенсовика и еще чуть-чуть медяков.
  Остальное я потратил во время перерыва на пирожные. Одно - для меня, второе - для Джоэла. Он его взял, наполовину съел, а потом вернулся к остальным. К своим друзьям. Прежде чем я отвернулся, до моих ушей донеслось их хихиканье.
  За моей спиной проворчал побитый старенький лендровер, и я задержался на кромке тротуара. Его появление было первым движением транспорта после ухода автобуса, и теперь, перемахнув через неровные колеи, автомобиль свернул в находящуюся выше по шоссе подъездную аллею. Она вела к сложенному из серого камня деревенскому жилью с другой стороны от овечьих пастбищ. Райан и его брат возвращались домой.
  Видел ли он меня, - стоящего и ожидающего, - но чего?
  Я снова запихнул руки в карманы, под ногти впились крошки от пирожных.
  Бросил взгляд в обоих направлениях.
  Дорога под подошвами моих измазанных школьных ботинок покрылась острыми точками замерзшей грязи и камней.
  В прошлый раз я поднимался сюда после прошедших ранней осенью дождей, и тогда вода над мягкой богатой торфом почвой уверенно поднялась до уровня лодыжек. Что-то осталось до сих пор, превратившись в прочные полотна для катания на коньках. Тащась вверх по холму, я обошел их по кромке, как и угрожающе хрустевшие под ногами листья.
  Узкая тропинка вилась сквозь плотное травяное покрывало ровно до момента встречи с низкими серыми тучами далеко впереди.
  Там, как я знал, скрывались пустоты старых каменоломен, сегодня заросших, но словно находящихся под наблюдением кривых и голых каменных утесов. Их бессмысленные лики были вытесываемы людьми годами, а, может статься, целыми столетиями, промелькнувшими до настоящего дня. Тем не менее, ни вереск, ни папоротник, не сумели завоевать себе на их отвесных и подвергшихся выветриванию склонах пространства для жизни.
   Я помедлил и посмотрел вперед.
  Высоко над головой, там, где вересковое болото смыкалось с небесами, облака становились дымкой, нет, они сгущались в густой туман, который на усиливающемся пронизывающем ветру начинал исполнять фигуры некого загадочного танца.
  Теперь, если только я сохранил благоразумие, наступило время для возвращения, - возвращения к шоссе, чтобы, проверив сигнал мобильного телефона, позвонить маме и, обнаружив ее дома, попросить о помощи. В противном случае, мне придется начать долгую пешую прогулку вдоль асфальтового полотна, уворачиваясь от спешащих машин.
  Я оглянулся.
  Сейчас далеко отсюда, в полях, три укутанных в теплые накидки фигуры медленно подталкивали к открытым воротам овец. Вокруг стада также нарезали круги три низко пригибающихся и напоминающих черно-белые вспышки собак.
  Райан и его семья загоняли животных под защиту крыш амбаров их фермы.
  Прежде, чем повалит снег.
  Если бы только я сохранил благоразумие...
  Райан. Джоэл.
  'Придурок!'
  Я за несколько минут взлетел на вершину, к оставленным древними каменщиками провалам, лощинам и неровностям.
  Идти было тяжело. Скрежещущее дыхание раздирало горло, ледяной ветер - в данный момент поднявшийся - словно ножом разрезал слизистую оболочку внутри ноздрей. Туман подступал все ближе. Знакомая некогда выпуклость моей школьной сумки превратилась в мертвый груз, колотящий и вжимающийся - тяжестью учебников - в мою спину.
  Моя спина.
  Она болит?
  Нет. Еще нет.
  Острые уголки учебника не впивались в нее и не причиняли боль. Этому препятствовал материал сумки, кожа с дополнительной набивкой. Пока препятствовал.
  Но разве когда-нибудь они не начнут впиваться? В один 'прекрасный' день? При любом весе. В процессе прогулки? В процессе подъема?
  Перед моими измазавшимися в темной земле ногами заиндевелый вереск приобрел рыжеватый оттенок и начал скрипуче и мелко осыпаться. Склон круто поднимался. По нему уже приходилось карабкаться. Почти лезть на четвереньках. Над головой со всех сторон нависали скалы, путь окружало небольшое каменистое ущелье.
  У меня в памяти не сохранилось ничего подобного. Ни от одной из прошлых прогулок. Неужели я потерял дорогу в клубящейся дымке, густом тумане и в облаках? Стало ощущаться выражающееся в липких холодных мурашках на лице и ладонях давление.
  Я посмотрел сначала налево, а потом - направо.
  Только серые, хмурые облака. Коричневато-бронзовеющий вереск, такого же оттенка папоротник-орляк. И никакой другой дороги.
   Вскоре последовало острое покалывание ветра, больно обжегшее мне щеку и тыльную сторону ладони. Ледяное покалывание. В черный с подкладкой рукав впились смерзшиеся кристаллы.
   Посыпались хлопья снега.
   Кружащиеся в воздухе и вокруг своей оси пушистые снежные хлопья.
   Носящиеся в волшебном танце над моей непокрытой головой. Грозящие попасть мне в уши. Жалящие глаза. Больно леденящие губы.
   Я слизнул прилипшие снежинки, и они тотчас растаяли на языке, словно безвкусная талая вода, стекающая с вернувшегося в тепло щенка.
   Я оглянулся на пройденную дорогу.
   Свинцовые и плотно окутанные метелью облака застилали побелевший от измороси вереск. Обратный путь скрывал занавес снежных хлопьев. Никаких признаков тропинки под ногами. Плотные заросли усыпанной хрустящей крупой черники. И ливень непрекращающегося снежного тумана.
  И ни малейшей надежды на обратный путь.
  Значит, придется двигаться вперед. Вверх по каменистому ущелью, к которому уже начали прилипать морозные узоры, даже там, где дорога изгибалась довольно круто. Я споткнулся. Из-под ног посыпались громко застучавшие по дну камешки. Чтобы сохранить равновесие, я выставил руки, а потом, стараясь вскарабкаться по последнему склону, опрокинулся на четвереньки.
  Стоя сейчас на вершине, я ощущал под собой гладкость почвы, но вдруг мощный порыв ветра почти толкнул меня под ребра, и в лицо посыпался похожий на молотящий град снег.
  Я снова съежился. От холода покалывало щеки, пальцы одеревенели. Засунув их в карманы, я впервые осознал, насколько замерз. Жар от злости, стыда и быстрой прогулки по вересковой пустоши успел пройти. По телу распространялся озноб. Меня стало бросать в дрожь.
  Осталось взмахнуть руками и застучать кулаками по груди, как любят показывать в фильмах, однако все эти усилия вызвали лишь осыпание с меня снега.
  Я огляделся, осматривая окрестности сквозь серовато-белый водоворот. Одни нагромождения скал и всполохи надежно запорошенных вересковых зарослей. Ни намека на ведущую вперед тропинку. В представшей глазам побелевшей пустыне, захваченный кашлем от рева лишающей видимости метели, я больше не знал, в каком направлении хочу двинуться дальше.
  Пришлось выбрать путь вверх по склону, через разрытые верховья вересковых болот. Добравшись до дальнего конца возвышенности, я остановился и обозрел панораму широкой Уэнслидейлской равнины. Вдали подо мной тянулись окаймленные стенами из высохшего камня и разрытые на вершинах поля. Избранные для исследований пространства, 'лоскутные одеяла' - по словам туристических проспектов.
  Итак, надо последовать по тропинке к вьющейся меж полей дороге, а оттуда - к мосту. Перебраться через медленно текущую речку, а потом подняться к окрестностям городка Миддлхэм, где, словно страж, занимая самую высокую точку, величественно стоит разрушенный замок. Взгляд, брошенный на закрепленный на главной башне широкий реющий на ветру флаг, логично перемещался на панораму въездных ворот и виднеющегося вдали дома.
  Но не сегодня. Я понятия не имел, где сейчас искать Миддлхэм.
  Озноб опять напомнил о себе. Мне следует либо пойти в каком-либо направлении, либо смириться с участью - замерзнуть, оставшись на месте.
  Спотыкаясь, я побрел вперед, но, куда бы ни повернул, ноги утопали, погружаясь в снежные сугробы. Сначала они доходили мне до лодыжек, потом - увеличились до уровня голеней. Вот я и оступился, спланировав носом.
  Раскинув руки, я приземлился в снег.
  Теперь все промокнет, а затем благополучно замерзнет. В ушах, не переставая, ревел напористый ветер.
  Спасаясь от него, я свернулся в клубок, поджав колени и согнув спину.
  Мою спину.
  Она не болела, но заметно чувствовалась. Согнутая. Искривленная. На нее медленно оседали снежные хлопья. Скоро это будет единственным, что получится от меня заметить. Над приютившим меня сугробом. Если я продолжу не шевелиться.
  Я неподвижно лежал, ощущая, как тело заполняет холод, пусть незаметно, но уверенно завладевая каждой клеточкой.
  Мной начала овладевать дремота. Мысли тяжелели так же, как и снежные сугробы.
  Что мне делать?
  Врачи сказали, с годами станет только хуже. Ребра изогнутся, легкие сожмутся, вероятно, придется бороться за каждый вздох. Мне следует отправиться в больницу и зафиксировать их, чем скорее, тем лучше.
  Но хотел ли я ехать в больницу?
  Может быть, я просто останусь здесь и посмотрю, что произойдет. Начало ощущаться странное обволакивающее меня тепло.
  Сквозь порывы метели раздавался ни на что не похожий шум.
  Что это было? Короткое резкое тявканье собаки? Или лисицы?
   Я повертел головой из стороны в сторону, стараясь изгнать из ушей странный звук.
   Почему я лежу в снегу вниз лицом?
   Что случилось?
   Память вернулась. И я понял, что, должно быть, задремал. Рядом не наблюдалось никаких животных. Не в этой дикой белоснежности.
   Я понял, что мне не следует здесь оставаться, что мне грозит опасность - замерзнуть в снегу. Что я могу умереть от...Как она называется? Гипо-
   Я снова замотал головой, пытаясь ее прочистить.
  Гипо-гипо-термия - вот, что это такое. Именно данное важное слово врачи используют для обозначения замерзания до смерти. Почему они не могут просто сказать, как есть?
  Как и в случае со сколиозом. Еще одно словечко из медицинского обихода. Тогда как вполне логично просто сказать - 'искривление позвоночника'.
  'Горбун!'
  'Кривая спина!'
  'Придурок!'
  Я сделал усилие, чтобы подняться на ноги и отряхнулся, как собака, чтобы сбросить с себя снег. Покачиваясь от порывов ветра, я снова споткнулся. Но ветер оказался таким сильным, а мои ноги так замерзли и отяжелели, что их едва получалось поднять, кроме того, сквозь валящий снег до сих пор ничего не получалось увидеть.
  Со всех сторон начинали подкрадываться сумерки.
  Мне еще не доводилось бывать в верховьях болот ночью. Как не доводилось гулять тут в снегопад.
  От этой мысли в груди появилась пустота, и меня сжали когти страха.
  Как добраться домой?
  Мама скоро хватится меня, - сегодня у нее выходной, и школьный автобус уже подъезжает к нашей остановке. Но что ей делать? Она же не может отправиться искать меня в снегопад. Даже не будет знать, с чего начать. В автобусе не оказалось моих друзей, чтобы оповестить ее. Водитель? Вполне вероятно. Но и что тогда?
  Мне приходилось слышать о 'Горных Спасателях'. Они отыскивают людей. Даже в здешних окрестностях, где горы отсутствуют. Туристов, гуляющих, альпинистов - и летом, и зимой. Любого, кто потерялся в долине, упал с утесов или разбился. Их номер - 999.
  Как поживает мой мобильный?
  Скинув школьную сумку, я влез туда и пошарил, пока пальцы не сомкнулись на тонком холодном предмете. Я вытащил его. Экран бросил на снежный водоворот теплый отблеск.
  Сигнала не было.
  Ну, конечно.
  Не станет же он ловить тут, в верховьях болот.
  Чертова телефонная компания. Я же просил маму о лучшей модели. Может быть после этого случая...
  Если я доберусь домой.
  Я засунул его назад и сгорбился над открытой сумкой, наблюдая, как в ее темные глубины спускаются пушистые снежинки.
  Было ли там что еще, что получилось бы использовать?
  По большей части книги. Ручки и коробка карандашей. Инструменты для занятий геометрией. Завернутые остатки обеда. В желудке заурчало, но внутри лежали лишь корочки, яблочная кожура и фантик от бисквита.
  Что еще?
  Два оставшихся от осени каштана со стороны застегнутого кармана, смятый лист бумаги, несколько шнурков. Откуда?
  Наконец, мои рыщущие пальцы натолкнулись на мягкий пластик и в ликовании вытащили на свет небольшой предмет.
  Зажигалка!
  Та, которую я отыскал на прошлой неделе на автобусной остановке. Прозрачно-алая. Искра цвета на фоне серо-белого мира, напоминающая светящийся спасательный круг посреди бушующего моря.
  Выпрямившись, я прикрыл глаза от порывов взметаемого ветром снега.
  Оглянулся.
  Мгновенный проблеск среди ледяных потоков, вспышка - но чего? Безумно скрученный остов, абсолютная тьма на фоне сгущающейся завесы снега. Я шагнул вперед и увидел старое шишковатое дерево. Порыв ветра снова взметнул белую ткань пушистых хлопьев.
  Накинув сумку и зажав в ладони зажигалку, со стонущим ветром в ушах, я все же сумел пробиться к дереву. Боярышник прильнул к скалистому обнажению на уровне моей головы. Его узловатые корни свисали вниз, в видневшуюся с другой стороны затененную пустоту.
  Протолкнувшись сквозь корни, я пролез внутрь. Почти пещера, только слишком большая для меня, сложившегося вдвое. Пространство для падающего снега в ней отсутствовало. Пока я съеживался, стараясь устроиться поудобнее, подо мной шелестели листья. Затем хрустнула ветка.
  Укрывшись от злобного ветра, я разобрался с накопившимся хаосом мыслей. Сухие листья и сухая ветка?
  Собрав на небольшом участке между ботинок одну-две пригоршни листьев, я пошарил внизу в поисках ветки. Нащупав, я схватил ее и поломал на маленькие кусочки, соорудив из них подобие вигвама.
  Окоченев от холода, пальцы дрожали, но я попытался задействовать зажигалку. Один раз, второй, третий. Пламя вспыхнуло, но огонь не коснулся листьев или ветки. Их края обуглились, и крохотные струйки дыма унеслись прочь просочившимся внутрь сквозняком. Даже смятый лист бумаги лишь затеплился.
  Еще одна попытка, и еще. По-прежнему - никакого результата.
  Слезы, защипавшие глаза, были вызваны разочарованием и порожденным им страхом. В мозгу начали сменять друг друга невеселые картины, о том, как спасатели обнаруживают съежившееся меж корней боярышника замерзшее тело. Для направленного на сохранения тепла движения места едва хватало. Я больше не стоял на открытом всем ветрам верховье болота, но и колючая прохлада пробралась и сюда.
  Скоро замерзнут не только мои пальцы. Холод проникал внутрь, поднимаясь от ступней и копчика к шее и ушам, прокрадываясь по икрам и коленям, кистям и локтям, направляясь прямо к моему сердцу.
  Однако, по мере наливания головы тяжестью и смыкания век, внутри росло тепло, распространяющееся по телу и окатывающее меня мягкими волнами солнечного света. Это продолжалось пока...
  ...пока в уши не проник звук. Низкий и тихий поначалу, он становился разборчивее на фоне ревущего на болотах ветра. Пока по моему убежищу не прокатилось вырвавшееся во всю мощь глотки завывание, словно из времен первобытности.
  Волки!
  Опять проснувшийся и встревожившийся, я почувствовал, как мое сердце пустилось вскачь, а разум отчаянно заработал.
  Волки? Быть того не может. В Йоркшире волков нет. Как и в целой Англии, разумеется.
  Тем не менее, услышанное завывание...?
  На пустоши снова стихло, осталось лишь жалобное посвистывание ветра.
  Я обхватил себя руками за плечи и наклонился вбок, всматриваясь сквозь разветвляющиеся корни дерева. Лицо облепляли обильные хлопья снега, которые приходилось сметать и смаргивать.
  Приближалась глухая ночь. Кроме падающего снега, увидеть не удавалось ничего. По крайней мере, передо мной не объявился продолговатый нос вкупе с серыми усами и горящими во тьме глазами.
  И тут я вспомнил - вспомнил старые гуляющие по городку истории.
  О странном чудовище, по мнению местных жителей, скитающемся по болотам. Встречали его не так, чтобы часто, исключительно в сгустившихся сумерках, слышали еще реже, но происходило это всегда зимними ночами и на большом расстоянии.
  Люди не сходились во взглядах, что же это было. Огромная кошка или же сбежавшая из зоопарка пантера? Волк или оборотень (хотя, разумеется, их не существует)? Или, может статься, как говорят некоторые, большой призрачный гончий пес давно умершего короля, когда-то называвшего Миддлхэмский замок домом?
   Тем не менее, все местные жители соглашались в одном, - оно внушало ужас.
   Яростный стук моего сердца заглушил шум извне. Я плотно зажмурил веки, стараясь выровнять дыхание. Справиться с метелью для мальчика, конечно, достаточно, чтобы еще не пришлось сталкиваться лицом к лицу с настоящим Чудовищем?
   Потрясение от воя обдало меня обжигающей волной, после которой снова началось пощипывание тела ознобом. Я боролся с ним, шевеля пальцами ног и рук и стараясь, вопреки низкому пещерному своду, вытянуть шею и спину. Но сонливость все равно начинала в меня вползать, а вместе с ней - странный согревающий свет.
   Может статься, - да - может статься, после всего пережитого я находился в безопасности.
   И в этот миг я услышал.
   Голос.
   'Мальчик!'
   Он шел с болот и звучал не слишком далеко от моей пещеры.
   'Мальчик?'
   Теперь в нем раздавались более настойчивые нотки, громкость возросла, преодолев рев свирепствующего ветра.
   'Выходи, мальчик. Возьми моего коня'.
   'Коня? На болоте? В эту погоду?'
   'Кому принадлежал звучавший голос?'
   'Поторопись, мальчик! Его следует удержать, пока я буду накидывать плащ'.
   Мужчина. Какой у него странный выговор, или просто такая манера говорить? Но-
   Был ли то спасатель? Они меня нашли?
   Но спасатель - верхом?
   Вероятно, здесь, на болотах, они используют коней. В снегопад?
   Голос прозвучал снова, уже ближе.
  'Выходи, мальчик. Ты должен - Что? Ты спишь? В такую погоду? Давай, просыпайся! Говорят, что холод проникает внутрь, принося с собой сны о тепле и смехе, словно на лучшем из праздников, а потом - крадет у тебя жизнь и душу. Просыпайся, говорю тебе!'
  Было ли это тем, о чем я думал? Что я чувствовал?
  По уху по касательной метнулось что-то влажное и очень холодное. Я дернулся, ударившись головой о свод пещеры.
  Скуление.
  Мое или неизвестного создания?
  Я открыл глаза и посмотрел -
  Напротив моего лица находился продолговатый нос с белеющими на нем усами, а нам ним сияли умные карие глаза.
  Извне прозвучал раскатистый смех.
  'Хорошо сделано, Флоретта. Если он не проснется по моему зову...'
  Это же собака, а не волк.
  Я снова вздохнул, ноздри больно ущипнуло холодным воздухом с привкусом духа мокрой шерсти.
  Пес оскалил зубы, обведя острые белые клыки розовым языком, и попятился. За его спиной мерцал оранжевый огонек. Свет словно висел в воздухе. Пусть он и разбивал ту, и другую тропинки снежными шквалами, но его было достаточно, чтобы я мог увидеть картину с противоположной стороны запутавшихся корней боярышника.
   Там стоял высокий скакун бледно-серого оттенка, его копыта глубоко тонули в снегу, достигавшем животному до пястно-фаланговых суставов. Уши коня настороженно застыли, голова вздрагивала от опускающихся на нее кружащихся хлопьев. Уздечка переливалась серебром. Под толедским кожаным седлом висела богато вышитая малиново-синяя ткань.
  Перед конем, со свободно висящими в облаченной в перчатку руке поводьями и с пылающей древесной веткой в другой, стоял говоривший все вышеизложенное мужчина. Он производил впечатление моложавости, по крайней мере, выглядел моложе моего отца. Может статься, не был старше нового приятеля мамы. Тридцать, ну, тридцать пять. Тем не менее, сухощавее и стройнее Коллума. А еще очень странно одет.
  Разумеется, это не является обычной экипировкой 'Горных Спасателей'?
  Полностью в синем оттенка полночной темени, он носил подбитый теплой подкладкой камзол или же куртку, испещренную сложным узором серебряной нити. Плотно прилегающие гамаши того же стиля, заправленные в крепкие черные кожаные сапоги. Через удерживающую поводья руку перекинута огромная черная накидка с мерцающим в свете факела длинным роскошным мехом.
  На голове чудная шляпа, вероятно, из бархата, брошь с голубыми и красными драгоценными камнями, приколотая к ее отвороту. У мужчины были длинные каштановые волосы, из-за впитавшейся в них влаги прильнувшие к плечам и окаймляющие сейчас бледное лицо. Твердый подбородок, прямой нос, синие глаза с расходящимися от них морщинками в процессе разглядывания меня незнакомцем через плотную завесу падающего снега.
  'Замечательно, теперь, когда ты проснулся, думаю, тебе понадобится вот это'.
  Сейчас, когда он поднял руку с меховой накидкой, голос звучал спокойнее, менее резко. Затем неизвестный бросил узду и погрузил головню со взметающимся ввысь пламенем в снег.
  'Сюда, мальчик. Я не желаю, чтобы ты замерз до смерти, столь близко находясь от нашего королевского охотничьего шатра. Уверен, с помощью Флоретты мы найдем его совсем скоро'.
  'Спасатель' протянул ко мне руку. Не раздумывая, я подал ему свою и ухватился за ладонь. Закованная в длинную латную перчатку иссиня-черного цвета, она оторвала меня от земли, вытащив из укрытия опять навстречу полной мощи снежной бури.
   Я приоткрыл рот, так как ветер перехватил мне дыхание, а в лицо врассыпную стремительно полетели ледяные звездочки.
   Еще один короткий смешок. На мои плечи в момент легла огромная угольно-черная меховая накидка, и щеки соприкоснулись с мягкостью ее капюшона. Незнакомец каким-то образом искусно застегнул на мне плащ, а потом отодвинулся, чтобы рассмотреть получившееся на расстоянии вытянутой руки, смаргивая с век усеивающие их снежные хлопья.
   'Там', - произнес он, - 'ты станешь отныне жить. Можешь поблагодарить благородного бурого медведя, одолжившего тебе свою шкуру. Была бы у меня с собой еще одна, но я понимаю, что твоя одежда меньше моей подходит для прогулок в этот зимний день'.
   Его проницательные глаза на какое-то время задержались на мне.
   Смерили сверху донизу.
   'Форма на тебе не принадлежит к числу носимых пажами. И лица твоего я не припомню. Ты не из штата замковых служек?'
   Я покачал головой, не будучи уверен в том, что имеет в виду спаситель, и продолжая путаться в мыслях.
   Казалось, незнакомец ждал чего-то еще, и, пока он смотрел на меня, мерцающий огонек выхватил играющую на его губах полуулыбку.
   Вспомнив о требуемой в отношении старшеклассников вежливости, я добавил: 'Нет, сэр'.
   'Можешь обращаться ко мне - 'Ваша Милость'. Разве твои наставники тебя не обучили? Однако, речь твоя грубовата. Наверное, ты из деревенской ребятни? Но сейчас болтать не время. Нам следует доставить тебя в тепло, накормить и напоить, пока дело не дошло до гибели. Хотя, мне кажется, ты вполне способен ехать верхом, - тогда наше путешествие окажется быстрее'.
  'Ваша Милость?' Кого это так называли? Мозг закипал.
  Являлся ли он судьей? Нет, во всех телевизионных программах судью называли - 'Ваша Честь'. Член парламента? Епископ?
  Прежде чем я смог придумать что-то кроме, он сгреб меня за плечи, подтолкнул к коню, наклонился и, схватив за ноги, взметнул наверх.
  В мозгу застучали воспоминания о давно забытых уроках верховой езды, пусть происходящее сейчас и не походило на катание на любом из школьных пони, и я поднял правую ногу, дабы перебросить ее через широкое седло. Устроившись на скакуне, я вгляделся в лицо заслонившегося ладонью от снега незнакомца, и взор, которым он мне ответил, оказался не менее внимателен. Было удивительно обнаружить столько силы в таком худощавом человеке.
  'Вот туда. Вероятно, не паж, тем не менее, раньше ты уже занимался конной ездой. Но узду возьму я и Урагана поведу тоже я, - ты выглядишь способным лишь на то, чтобы прильнуть к нему - не больше. А он, без сомнений, скакун чувствительнее тех, которых ты знал прежде, и вполне может тебя скинуть, обратись ты с ним плохо'.
  Незнакомец свистнул обнюхивающему сейчас мое бывшее укрытие псу, и серая гончая ощетинилась длинным мокрым мехом. Человек положил ей на голову руку, и тихо произнес несколько слов, которые я не сумел уловить, после чего наклонился, чтобы достать пылающий факел. Пока пес отыскивал уводящую от узловатого боярышника тропинку, я спрятал окоченевшие пальцы в насквозь вымокшей гриве скакуна, доверившись надежде, что действительно смогу прильнуть к его шее.
   Казалось, путешествие будет длиться вечно, - прижимая к земле голову и разметая град легких хлопьев хвостом, побелевшая от снега и едва различимая собака указывала дорогу, человек шагал позади, поднимая для удобства дарующий огонь факел и держа свободно свисающими в облаченной в перчатку руке поводья. Конь ступал осторожно, тщательно выбирая сквозь углубляющиеся сугробы путь и все сильнее склоняя свою гордую крутую шею. По мере накопления во мне усталости спина начинала причинять боль при каждом шаге двигающегося скакуна, и я пытался уклониться от падающего снега, равно как и от настойчиво окружающих меня мыслей.
  Назад в больницу. На консультацию в кабинет хирурга. Где на каждой стене картинки из мультфильмов Уолта Диснея. Больше всего, разумеется, из 'Холодного сердца'. Замерзшие принцессы, снеговики, отважные принцы. С точки зрения двенадцатилетнего мальчика - дальше от реальности быть не может.
  Последние известия.
  Картина брызнувших из маминых глаз слез.
  Отца с побелевшими костяшками пальцев на сжатых кулаках.
  Взгляд вниз.
  Пустота в груди и тяжесть в желудке.
  Что все это означает?
  'Конечно, ты сможешь вести нормальную жизнь. Делать большую часть того, что и другие дети. Как, вероятно, и когда станешь старше. Но-'
  Всегда это 'но'.
  'Но проблема начнет усложняться. Кто знает, не приведет ли она даже к инвалидизации, - похоже, столь сильное искривление отчаянно нуждается в коррекции. Ты же видел сканограммы'.
  И затем последний удар.
  'Ко всему прочему, это искривление в силах повлиять на твои дыхательные возможности'.
  Взгляд вниз.
  Искусанные до корней ногти. Подобранный ремень школьного рюкзака на коленях. Мы выходим после окончания обследования.
  'Но-'
  Еще одно 'но'.
  '-конечно, в наши дни проводят очень удачные операции. Мы прошли чрезвычайно долгий путь в методах лечения с тех пор, как я получил звание врача. Огромная масса людей предпочитает прибегнуть к хирургическому вмешательству'.
  Огромная масса людей? Боящиеся этого врача также сильно, как решаемой им проблемы, равно входят в данную огромную массу?
  'Лучше раньше, чем позже'.
  Меня вытряхнуло из воспоминаний - или из сонного забытья? - резким лаем. Открыв глаза, я немного оторвал голову от широкой серой шеи.
  Я услышал, как неуверенно произношу: 'Мне приходилось слышать это прежде'.
  Незнакомец обернулся, и в его взгляде мелькнуло сочувствие.
  'Что ты сказал, парень?'
  'Лай. Я слышал его, когда - когда лежал в снегу. Незадолго до волчьего воя'.
  'Волчьего?' Глаза спасителя сузились. 'Нет, парень, в нашем королевстве Англия волков нет. Со времен моего прадедушки Эдварда'.
  'Но я его слышал'.
  'Как бы тебе не казалось, но это были гончие на кабана или аланы, залаявшие, стоило им учуять запах. Мне не следовало позволять им убегать после начала метели. И мои дворяне...' На миг он задумался, окидывая взглядом погрузившийся в снег мрак. 'Я не увидел моих дворян. Не важно. Лай принадлежал Флоретте, сообщившей мне об обнаружении ею чего-то. Как здесь. Залаяла она вовремя, - за что стоит особо вознести Спасителю хвалу, - не дав тем самым тебе снова впасть в бред'.
  Я бредил?
  Слышал ли я гончих на кабана, или волков - или даже оборотня? Чудовище?
  Я моргнул, сгоняя с ресниц ледяные крупинки.
  Прямо перед нами сквозь пелену бурана виднелся просторный неясный силуэт. Вдвое выше коня и в несколько раз протяженнее, он смотрелся, словно огромная палатка, может статься, даже шатер. Несмотря на то, что его бока раздувались, а широкий наполовину синий, наполовину красный стяг яростно бился на вершине, силуэт спокойно выстаивал на неистовом ветру. На стяге были вышит находящийся среди белых роз белый вепрь с массивными клыками и красный английский крест.
  Мне пришли на ум ранее произнесенные незнакомцем слова.
  'Столь близко находясь от нашего королевского охотничьего шатра'.
  Королевского?
  И я вспомнил рассказы местных жителей о призраке гончей и о давно умершем короле. Короле, жившем раньше в Миддлхэмском замке, дух которого считали продолжающим охотиться на болотах.
  Мой спаситель остановился перед шатром, погладил по носу коня, а затем предложил мне руку.
  Я взглянул вниз.
  Ветер сдувал на его ясные глаза пряди намокших от снега волос.
  Губы незнакомца улыбались мне.
  Его рука...
  Я схватился за нее. Рука была твердой. Как и раньше.
  Это не призрак.
  Абсолютно точно.
  Он помог мне спуститься и снова завернул в меховую накидку, поторопив зайти внутрь через висящие внахлест откидные створки шатра. Незнакомец воткнул пылающую головню в лежащее перед нами нагромождение полен и бревен на полу, а потом обернулся, дабы задернуть вход.
  'Конь, Ваша...Ваша Милость?' Я задал вопрос, запинаясь в словах.
  'Шторм будет ждать', - ответил он, поворачиваясь к огню, чьи потрескивающие искры уже начали отбрасывать на стены шатра танцующие тени.
  На этих стенах висели освещаемые пламенем гобелены с изображениями порожденных фантазией животных - единорогов, грифонов, крылатых львов, которых преследовали облаченные в классические и поражающие яркостью расцветки одежды охотники и охотницы. Вокруг стояли искусно вырезанные из дуба кресла и стулья с украшенными кисточками подушками, окованные железом сундуки и маленькие столики, нагруженные серебряными кувшинами, чашами, блюдами с выпечкой, фруктами и орехами. В углу виднелось ложе походной кровати, застланное отсвечивающей в свете пламени алой тканью, а рядом с ним находилось другое - побольше, покрытое широкой черной медвежьей шкурой.
  Хозяин шатра подвел меня к низкому табурету у огня и налил в серебряный кубок на ближайшем столике темно-красную наливку. За кубком последовало блюдо с едой.
  'Поешь, попей, согрейся. Потом снимешь эту мокрую одежду, когда...когда явятся мои пажи. Они принесут тебе платье на смену'.
   Незнакомец огляделся вокруг, будто на мгновение смутившись, а потом проследовал к накрытому алым ложу, где сел снимать свои сапоги.
  Я наблюдал за ним, потягивая из кубка напиток. Вино. Густое и мягкое, согревающее меня уже в процессе движения по горлу.
  Флоретта подошла и, вытянувшись, легла у моих ног, обратив заостренный нос к огню. Я погладил ее по голове. Та оказалась на удивление массивной.
  Тем не менее, мысли вновь и вновь возвращались к услышанному.
  К услышанному и известному о данном короле.
  Я обратился к школьному уроку истории, состоявшемуся несколько месяцев назад, на первой неделе седьмого года обучения. Вопрос вызвало что-то прозвучавшее в новостях.
  Начавшиеся где-то археологические раскопки. Обнаруженная могила. Может быть, принадлежащая этому королю.
  'Кто это, сэр?' - задала вопрос одна из девочек.
  Захваченный врасплох подобной заинтересованностью учитель ответил: 'Если это он, - ведь нет уверенности, пока не проведут необходимых научных исследований, - то перед нами король Ричард III. Он умер более пяти столетий назад, но вы, вероятно, знаете, что большую часть жизни Ричард провел недалеко отсюда, - в Миддлхэме'.
  'Что в нем такого интересного, сэр?'
  'Помимо его отношения к нашей местности? Ну, он был королем на протяжении всего двух лет. Некоторые заявляют, что Ричард интересен лишь из-за написанной о нем пьесы Уильяма Шекспира'.
  'О, Шекспир'.
  'Заа-нудство'.
  'Но почему, сэр?' - настаивала девочка.
  'В действительности, нам не так уж много известно о его правлении, хотя мы знаем, что Ричард проводил через парламент достойные законопроекты и впервые потребовал их фиксации на английском, а не на французском языке, дабы каждый имел возможность с ними ознакомиться. Но столетием позже Шекспир описал его чернейшими из применяемых к негодяям красками, - создав настоящего монстра. Совершившего страшнейшие из преступлений. Однако, некоторые утверждают, что это обыкновенная ложь, распространявшаяся для ублажения королевы Елизаветы I, чей дедушка украл у Ричарда трон'.
  'Какие преступления, сэр?'
  'Что за монстра?'
  'Что он натворил?'
  'Шекспир написал, что Ричард родился с горбом и высохшей рукой, что, добираясь до трона, активно пользовался убийствами, включая убийство собственной жены и двух маленьких племянников'.
  'Маленьких племянников, сэр? Он и их съел?'
  При этом невинном вопросе сидевшая рядом со мной девочка побледнела, но на последних рядах раздались смешки.
  Учитель очень спокойно ответил: 'Нет, Райан', - он уже знал его по имени, - 'даже Шекспир не утверждал такого. Мы до сих пор точно не уверены, убили ли мальчиков, - видимо, они всего-навсего исчезли из лондонского Тауэра. Король Ричард погиб в сражении с Генри Тюдором, с первых шагов предъявившим свои права на трон. Считается, что Генри постоянно опасался возвращения принцев, ведь те обладали более законными основаниями править, чем он, и не представлял со стопроцентной гарантией, - мертвы братья или живы, несмотря на распространившийся в последние годы слух об их смерти'.
  На этом дело завершилось. С Тюдорами завертелось такое, чего с лихвой бы хватило, дабы приковать внимание на целых двадцать лет. Все эти жены, срубания головы, сожжения на костре, Непобедимая Армада, Шекспир собственной персоной. Один король, правивший несчастных два года, способный или не способный убивать людей, никогда не стал бы так интересен, - пусть он и являлся парнем из местных.
  Но кого следует называть 'Ваша Милость?' Разумеется, не короля. К нему обращались бы 'Ваше Величество', разве не так?
  Теперь мой спаситель сбросил с плеч свой плотный верхний камзол, тут же упавший на спинку кресла. Минуту он оставался, потирая плечо, в неяркой тонкой сорочке, после чего обвел взглядом каждый угол сухого и теплого шатра. Улыбка оттянула уголок его губ, и незнакомец сказал мне:
   'Представляется, что не только мои дворяне, но и пажи с оруженосцами заплутали в этой безумной ночи. От сегодняшней долгой прогулки верхом у меня стало саднить спину. Не окажешь ли ты мне небольшую услугу, парень?'
  Из манеры неизвестного двигаться я понял, чего он хочет, и, оставив позади накидку из медвежьей шкуры, поспешил на помощь. Я взял край его длинной мягкой сорочки и потянул ее наверх. Но там она запуталась вокруг плеч моего спасителя. Стараясь освободить его, я услышал донесшийся до меня из глубины ткани короткий кашляющий смех.
  'Видимо, потерялся и брошенный слугами король'.
   Ухитрившись, в конце концов, распутать и снять с него сорочку, ошеломленный услышанным, я освободил его.
   Кто это? Безумец, страдающий от мании величия? Но как быть с конем, с гончей, с завешанным прекрасными коврами шатром...?
   Или?
  Пока я опускал влажную сорочку к камзолу, незнакомец потянулся взять из сундука свежую, и моему взору предстала обнаженная перед теплыми сполохами огня спина. Глубокие тени, отбрасываемые изгибом его позвоночника, совершали в мерцании пламени прихотливые движения.
  Я смотрел, не в силах оторвать взгляд.
  Это длилось до момента натягивания им через голову чистой сухой сорочки и окутывания тела тканью, словно занавесом сцены.
  Мне приходилось видеть такое раньше. В больнице.
  Хирург передал маме, папе и мне фотографии спин других людей. Белых, черных, мулатов, мальчиков, девочек, старше, чем я, но, во всяком случае, ни капельки не моложе.
  Так моя спина может выглядеть через год, два, пять или десять лет.
  Если только я не сделаю операцию.
  Не дождавшись разрешения говорить, я выпалил.
  'Но - но вы же способны ездить верхом!'
  Продолжая застегивать ворот сорочки и вопросительно нахмурившись, он обернулся.
  'Ездить верхом? Да, парень, конечно. Почему-?'
  Выражение его глаз прояснилось, вернув вместе с собой и призрачную улыбку.
  'Моя спина? Да, она не мешает мне ездить на коне, - хотя с каждым годом это становится все болезненнее. И доспехи с каждым сезоном только тяжелеют. Но, с Божьей помощью, я это выношу. По меньшей мере, таковы минимальные требования к королю. Боль никогда не останавливала меня от выезда на сражение или от установления справедливости'.
  И передо мной был не горбун.
  Король вытащил из того же сундука темно-красный камзол и надел его, благодаря меня за помощь в помещении во второй рукав руки и плеча. Затем он махнул мне в сторону другого ларя в противоположном углу шатра.
  'По всей очевидности, нам придется самим позаботиться о себе этим вечером, найти для тебя такую сухую одежду, в которой ты смог бы чувствовать себя здесь уютно. А затем, - если захочешь, вернуться к огню. Тут нет менестрелей или актеров, чтобы нас развлекать. Видимо, следует сесть к жаровне и начать рассказывать истории о призраках, что, как нам известно, радуют долгими зимними ночами жителей маленьких деревень'.
  На его лице продолжала играть едва заметная улыбка.
  Знал ли незнакомец?
  Внезапно меня поразила странная мысль.
  Если он являлся призраком...кем был я?
  В мою ладонь ткнулась холодная влажная морда. Она принадлежала гончей - Флоретте. Ее доверчивые карие глаза внимательно на меня смотрели.
  Прежде чем отправиться ко второму сундуку - выяснить, что можно в нем обнаружить, я похлопал собаку по жесткой шерсти на голове.
  Через несколько минут моя мокрая школьная форма висела на спинках разнообразных кресел, а я был облачен в гамаши, сорочку и тунику, - наполовину глубокого красного, наполовину синего цветов, - а также обут в мягкие короткие сапожки.
  Спаситель сидел у огня, вглядываясь в его глубину и лелея в руках серебряный кубок. Флоретта лежала рядом, устроив морду на вытянутых передних лапах.
  У локтя незнакомца находилось блюдо с нетронутой едой. Мне тоже есть не хотелось. Что если я не сумею ощутить пищу и осознать ее вкус?
  Однако, успокаивающую теплоту вина я помнил.
  До того, как вернуться на свое место, я взял маленький яркий апельсин.
  Устроившись с другой стороны пляшущих искр, я наблюдал за прямо и высоко сидящим на низком табурете королем. Кое-как ко мне вернулась способность говорить.
  'Вам еще больно, Ваша Милость?'
  Он поднял на меня взгляд. На дне зрачков монарха отражались всполохи пламени.
  'Уже не так сильно, благодарю тебя. А сейчас ответь, ты слышал когда-нибудь историю об огромном страшном призрачном чудовище, которое, по словам людей, скитается по пространству наших открытых всем ветрам и заметенных снегом болотных пустошей? Зимними ночами, когда добрые христиане безопасно сидят у своих очагов, до них доносятся завывания метели, или же, может статься, этого чудовища...?'
  Многочисленные истории, большинство которых король знал и которые поведал мне той ночью, промораживали до костей и одновременно заставляли громко хохотать. Я думал о менестрелях, певших подобные баллады моему спасителю и его придворным, об актерах, их разыгрывавших, и, по мере течения времени, когда вино становилось горячее, монарший голос - тише, а языки пламени - бледнее, я, должно быть, соскользнул, в конце концов, в глубокий сон.
  
   *
  
  Они обнаружили меня сразу, как только рассвело. Сказали, что у болот не такое уж большое пространство, дабы поиски затянулись. Это сделали работники 'Горных Спасателей' с их яркими верхними куртками, двусторонними радиопередатчиками и лендроверами.
  Я свернулся в калачик рядом со странным белым псом в пустотах у подножья старого узловатого боярышника. Среди оставленных древними шахтерами откосов, долин и бугорков наших открытых всем ветрам и заметенных снегом болотных пустошей.
  'Горные Спасатели' сразу отправили меня в больницу - проверить на предмет гипотермии, обморожения, пневмонии и других явлений, обозначаемых теми громкими словами, о которых они были способны тогда вспомнить. После рассказов о Чудовище и давно умершем короле члены команды посчитали, что я брежу.
  Может статься, я действительно бредил.
  В больнице меня уже ждали и мама, и папа. Спасатели позвонили им, чтобы сообщить о моем обнаружении. Коллум придет навестить меня позже, - сказала мама. Как и Сью, - добавил папа. Когда будет понятно, что со мной все хорошо.
  Родители сжали меня в объятиях, как всегда делали раньше. Со всей силы, от души, словно не существовало ни искривления, ни выгибания, скрывавшихся под моей одеждой.
  Моей старой одеждой. Сухой школьной формой, лишь на отворотах немного влажной и заиндевевшей.
  'Горные Спасатели' сказали, что пес сбежал. Они заметили, - ошейника на собаке не было, поэтому удержать ее не удалось.
  Наверняка, пес принадлежал одному из хозяев разбросанных по болотным пустошам ферм.
  Крайне удачно, что животное забрело сюда. Его общества оказалось достаточно для сохранения меня в тепле и спасения мне жизни в течение промораживающе холодной ночной бури.
  Папа повез нас домой. Я устроился на заднем сиденье, пока родители, как обычно, обсуждали свой развод. Адвокатов, суммы их гонораров, даты судебных заседаний и детали оформления опеки.
  Мы проехали через недавно огороженное рыночное пространство, миновав накрытый снежной шапкой старинный каменный крест и величественно возвышающуюся над занесенными крышами разрушенную замковую башню, после чего подкатили, наконец, к деревянной калитке. Я решил, что могу уже войти в переднюю дверь. Вопреки пронизывающе морозному утру, родители закончили беседу на улице.
  Когда мама появилась на пороге, я успел удобно сесть, возложив на колени ее ноутбук и вбив в строчку поиска 'Король Ричард Третий'. К моему изумлению, первой открылась совсем не Википедия.
  На экране появилась трансляция свежих новостей.
  На фоне пестрящего эмблемами рекламного щита за столиками сидели в ряд мужчины и женщины. На их лицах сияли улыбки. Перед ними толпились держащие камеры люди.
  Крупный план выхватил и продемонстрировал зрителям некую темноволосую даму.
  В субтитрах запечатлелось ее имя.
  Доктор Кинг.
  Неужели Гугл направил меня сюда исключительно по причине фамилии показываемой дамы?
  Прежде чем я сумел закрыть страничку, до моих ушей донеслись предшествующие одобрительным возгласам и аплодисментам слова лектора.
  '...вне всяких возможных сомнений, нам удалось отыскать тело короля Ричарда Третьего'.
  Тут же за выступающей стала видна обширная проекция лежащего в могиле скелета. На спине ясно просматривался позвоночник. Далее возникла фотография спины, обозначенная этикеткой как 'реконструкция'.
  Еще одна фотография.
  Это искривление.
  Бледная кожа, которую сейчас не выхватывают из тени мелькающие всполохи огня.
  Теперь на экране появилась светловолосая дама, на чьем лице играла загадочная полуулыбка. Ей задавали вопросы, а она на них отвечала.
  Я едва мог сосредоточиться, голову переполняли странные мысли.
  Тем не менее, два предложения обратили на себя особое внимание.
  'Сегодня нам известно, что король Ричард не был горбуном, что бы ранее не написал Шекспир. Вместо этого мы знаем, что он страдал от сколиоза, поперечного искривления позвоночника, и, хотя, вероятно, испытывал сильную боль, не допускал, дабы та помешала ему ездить верхом и сражаться, являясь отважным королем-воином, о котором нам всегда рассказывала истинная история'.
  'Джек, милый?'
  Мама стояла у двери в комнату, держа в руках распечатанное письмо. На конверте виднелась эмблема недавно покинутой нами больницы.
  'Дали знать о дате возможной операции. Помню, мы уже говорили о ней, и ты не заинтересовался, но подумай, вдруг получится снова вернуться к этой теме? Понимаю, данное решение требует от тебя значительной смелости'.
  Я поднял на маму взгляд и улыбнулся.
  'Все хорошо, мам. Я еще немного поразмыслил, и теперь ты можешь сообщить доктору Ловеллу, что я решил сделать операцию'.
  На мамином лице отразилось счастливое облегчение.
  Позволит ли она теперь сделать то, что мне хочется?
  'Пожалуйста, можешь выделить немного денег на поход в замок?'
  'В замок? Я не уверена, что он сейчас открыт. Зачем?'
  Я не способен был дать внятное объяснение. Просто протянул маме ноутбук, в демонстрируемых которым последних новостях продолжали говорить о короле Ричарде.
  Она достала для меня из бумажника пятифунтовую купюру, закутала в самую теплую куртку, снабдила шарфом и шапкой, а потом помахала рукой у двери.
  Через одну-две минуты я пересек рыночную площадь и завернул по заснеженному переулку в главные замковые ворота.
  При прогулке по заледеневшему мосту через ров надо мной нависла огромная выстроенная из серого камня сторожка. Современные деревянные ворота оказались заперты, но, подходя, я уловил краем глаза обогнавший меня и легко проскользнувший между преградами белый проблеск.
  В нескольких шагах от ворот, не принимая в расчет высокого уровня сугроба, метнулась на колени и схватила белую вспышку в охапку неизвестная женщина.
  'Наконец-то', - донеслось до меня произнесенное ею на выдохе.
  При рассмотрении молния предстала лохматой белой собакой с удлиненным вытянутым носом.
  Женщина заметила мое внимание и выпрямилась.
  'Здравствуйте. Могу я вам чем-то помочь? Боюсь, мы еще не начали работу. Я - новый здешний управляющий'.
  'Управляющий здесь?' - спросил я. 'В замке короля Ричарда?'
  'Все верно. Вам известна история этого места?'
  Должно быть, она полагала, что я слабоумный или сумасшедший, если стою тут - по колено в снегу, глядя на спрятавшегося за ее спину пса. Но женщина проследила направление взгляда и просто сказала: 'Это моя собака. Вчера во время метели, когда я оказалась здесь заперта, она потерялась. Я до дурноты встревожилась. И вот у вас на глазах собака вернулась. Нравится? Ее зовут-'
  'Флоретта'.
  Несколько секунд женщина смотрела на меня с подозрением, а потом коротко рассмеялась.
  'Да, именно так. Как вы узнали?'
  Над ее головой на самой высокой и накрытой снежной шапкой башне развевался широкий красно-синий стяг, с вышитым на нем белым вепрем.
  
  Об авторе
  
   Алекс Марчант родилась и выросла в холмистых низинах Суррея, но, пройдя археологическую практику и издательскую практику в Лондоне и Глостере, сейчас живет в окружении болотных пустошей - в сердце дорогих королю Ричарду III северных земель, недалеко от любимых им Йорка и Миддлхэма.
  Еще с подросткового возраста Алекс является писателем и убежденной рикардианкой. Ее первая работа - 'Ускользнувшее из времени время' (вновь вышедшая в 2019 году) заслужила в 2012 году первое место Премии детской книги, но затем была в 2013 году отложена из-за известия об обнаружении на автомобильной заправке в Лестере могилы короля Ричарда.
  Столкнувшись с отсутствием детских и подростковых изданий, рассказывающих историю настоящего Ричарда III, Алекс воодушевилась мыслью самой их написать, так появились на свет 'Орден Белого Вепря' и его продолжение 'Человек короля'. Вместе они раскрывают историю короля Ричарда через взгляд поступившего на службу летом 1482 года юного пажа. Книги считаются сегодня лучшей работой в жанре исторического романа, предназначенной, как детям, так и взрослым Вестником общества Ричарда III, а также 'волнующими, притягательными и живительными', по мнению публикаций Верных Сторонников Ричарда III (www.r3loyalsupporters.com).
  
  Сны Жуаны
  
  Майра Мартелло
  
  Жуана видела сны. Они приходили к ней, окутанные дымкой. В снах появлялись яркие объекты, бледнеющие и уходящие в туман. Пробудившись, как и множество других людей, Жуана уже ничего не помнила.
  Брат, король Португалии Жуан, настаивал на браке сестры с потомком английской династии Ланкастеров. Она являлась принцессой, поэтому ее руки просили многие правители. Королевская семья стремилась к прочным узам с Альбионом - великой страной торговцев и путешественников, но Жуана отвергла все приведенные доводы, единственным желанным для нее браком был брак с Христом. Представ перед братом и его двором, она оказалась осыпана оскорблениями и издевательствами относительно выбора воздыхателей. Король Жуан напомнил сестре о возрасте и осмеял продолговатую форму ее грустного лица, не вызывающего у мужчин ни малейшего интереса. В сумерках своей комнаты принцесса плакала и молила Господа перенести ее к сестрам-доминиканкам в монастырь Авейры.
  Крутясь и поворачиваясь под жарким одеялом, Жуана провалилась в беспокойную дремоту. Там сгустилась дымка, сквозь которую показался образ, чье сияние по яркости можно было сравнить с блеском Canis Major - Большого Пса. Жуана протянула к блестящему силуэту ладонь, но стоило ей это сделать, он вновь рассеялся перед глазами. Женщина проснулась, но, в отличие от других случаев, сохранила память о видении. Во сне она была ошарашена, но совершенно не испугана.
  Брат снова продолжал оказывать на Жуану давление, - он хотел выдать сестру замуж за короля Карла Французского. Но монарх являлся абсолютным ребенком, ему исполнилось всего пятнадцать лет, поэтому принцесса в ужасе отвернулась, - ей стукнуло уже целых тридцать три года.
  Следующей ночью сон был четок, как никогда. Словно Жуана смотрела сквозь новое изобретение, называемое окружающими 'камерой обскура'. Яркий сияющий силуэт приблизился, позволив тем самым разглядеть свои отполированные доспехи. Это был тот самый вид, который носили рыцари. Принцесса без всякой надежды взглянула в лицо незнакомцу, но сумела увидеть лишь гибкую бескровную руку, протягивающую - ей? - белую розу. Жуана смутилась, но все равно потянулась за цветком. Остальное утонуло в клубах тумана.
  Переговоры с королем Карлом Французским шли своим чередом. Он оказался приятным мальчиком, но Жуана мечтала только об одном, - стать невестой Христовой. Этот мальчик-король, молодая женщина была уверена, принесет ей исключительно отчаяние. Однако, угрюмый и могущественный брат несчастной ухитрился так запугать сестру, что казалось, - согласие на брак уже получено.
  Поэтому Жуана ускользала в сны. Там она лицом к лицу встретилась с рыцарем, вставшим перед ней теперь в полный рост и протянувшим еще одну белую розу. Он был привлекательнее, нежели какой-либо виденный ей мужчина, словно совсем недавно вышел из лучей солнца. Высокого роста, с теплым взглядом голубых глаз, с вьющимися светлыми волосами и лукавейшим изгибом мягких губ.
  Кто он? - задавала себе вопрос Жуана. Какую надежду принес? Создается впечатление, что незнакомец ободряет ее, но она не могла разобрать произносимых им слов, - во сне слух не действовал.
  Рыцарь натянул сбоку ткань, и молодая женщина увидела на фоне широкой неизвестной равнины молодого принца. Он разительным образом отличался от облаченного в золото воина. Поджарый и темноволосый, он гордо восседал на высоком белом скакуне. На его доспехи был накинут короткий стеганый плащ с нашитым на нем стягом Святого Георгия. На голове виднелся горящий золотом обруч. Лицо у принца казалось серьезным и спокойным, взгляд серых глаз - умным. Жуана даже назвала бы такого человека - благочестивым. Он повернул голову и кивнул ей. Позабыв все мысли о долге перед королевством и об уходе в монастырь, принцесса смело устремилась навстречу загадочному бойцу.
  Проснувшись, Жуана сжимала подушку и рыдала от разочарования, которое вряд ли сумела бы объяснить принцу-воину. О браке с Христом она больше не помышляла. Вместо этого принцесса возвращалась к молодому мужчине на высоком белом скакуне. Опустившись на колени, отступница молила Господа простить ей ошибку в исполнении призвания.
  В Англии воцарились большие войны. До Жуаны долетали слухи об этом. Ее брат мечтал создать союз между йоркистской Англией и Португалией. Он верил, что династии Ланкастеров и Йорков смогут воссоединиться и, таким образом, положить конец ужасным Войнам Роз, опустошившим Туманный Альбион и породившим на материке смуту.
  'Дорогая Жуана', - объявил брат. 'У меня есть для тебя новое брачное предложение. Претендент уже год, как вдовец, тем не менее, он еще совсем молод. Почти твой ровесник - тридцать два года. К тому же наш монарший брат был так любезен, что прислал свой небольшой портрет. Не потрудишься ли на него посмотреть?'
  Жуана продолжала, как лунатик, грезить о своем принце-воине, поэтому не имела склонности любоваться живописью. Однако, она развернула окутывавший полотно белый шелк, тщательно вышитый клыкастым вепрем. Маленький портрет открывал довольно приятный лик, - спокойные серые глаза, тонкие губы и высокие скулы. Темные и длинные волосы. Единственным намеком на то, что позирующий состоял из плоти и крови, являлось тяжелое золотое ожерелье, знаменующее его сан и лежащее на плечах. Такое серьезное и благочестивое выражение лица-
  Ее сердце забилось чаще.
  'Кто это, Брат мой?'
  'Ричард, король Англии. Он желает сочетаться с тобой узами брака'.
  'Он воин?'
  'Один из лучших в Англии. Это стало венцом его службы, прежде чем Ричард занял трон'.
  'Какой он, брат мой?'
  Король вздохнул. Его смущали множество глупых вопросов сестры о различных претендентах на ее руку и сердце.
  'Он достойный монарх и степенный вдовец. Тебе понравился портрет?'
  'Он мне не внове'. Жуана украдкой улыбнулась.
   Сразу заметив, что Жуана не упрямится, король наклонился и поцеловал ее в высокий белый лоб. Затем принцесса вернулась в свою комнату, - любоваться присланным портретом.
  Этой ночью рыцарь-ангел не удостоил посещением монаршии покои. Жуана проснулась разочарованной, но далеко не несчастной. Она дождалась брата-короля и сообщила ему о согласии на брак с Ричардом. Радость переполнила властителя, и тот сгреб сестру в охапку, пройдя с ней в танце всю галерею. Такая же радость воцарилась и среди придворных.
  Продолжая оставаться добродетельной женщиной, Жуана молилась Деве Марии и принимала Святое Причастие. Через какое-то время, чтобы начать переговоры о заключении брака, из Лондона прибыл славящейся тонкими чутьем и манерами дипломат, сэр Эдвард Брамптон. Спустя несколько дней после подписания контрактов король Жуан обратился к сестре с просьбой помолиться и обдумать предстоящий союз. Принцесса смиренно согласилась, утаив охватившее ее счастье, из страха, что брат насторожится и осмеет непривычное для него веселье.
  Этой ночью Жуане привиделся сон.
  Перед ней появился он. Раскрыл яркий короткий плащ и бросил к ногам молодой женщины множество белых роз. Жуана расхохоталась и сгребла цветы в охапку, на губах нареченного возникла улыбка, и он расхохотался в ответ. Король Англии поднялся на своего прекрасного скакуна, обернулся, чтобы запечатлеть принцессу в памяти и ускакал. Неуклюже спотыкаясь, Жуана направилась за ним, но Ричард уже исчез в тумане. Пробудившись, она знала, что уже никогда не будет так счастлива, как в этот день.
  Наступил август 1485 года, и король Ричард, как гласили донесения, двинулся к месту под названием Редмор Плейн - сразиться в битве против некого выскочки Генриха. Над возомнившим о себе болваном потешался весь португальский двор, но Жуана не разделяла общего веселья. Она вернулась в прохладный мрак каменной дворцовой часовни, дабы перебрать четки в молитвах о безопасности жениха.
  Ночью принцесса опять увидела сон. Поднимался туман, и до Жуаны издалека доносились звуки барабанного боя. Вернувшийся рыцарственный ангел в один миг сорвал покрывало и открыл взору ее монаршего воина, короля Ричарда. Он больше не сидел на своем высоком скакуне, а стоял перед ней на коленях. Ричард вновь раскрыл короткий плащ, одаривая молодую женщину белыми розами, и Жуана метнулась к нему. Но цветы уже не были белыми, на принцессу опускались красные розы, и, пока они продолжали во множестве усеивать землю, Жуана поняла, - их окрасила кровь - целые реки крови. Она пыталась зажать раны Ричарда ладонями, откидывала окровавленные волосы с его лица, но ангел задернул покров и произнес слова, которые Жуана едва могла услышать.
  'Твоего Ричарда уже нет среди живых'.
  Отчаянно крича, Жуана проснулась. К ужасу фрейлин ее кожа стала кровоточить. Ладони покраснели также сильно, как лицо и ночная рубашка. Вызванный врач не сумел обнаружить на теле пациентки ни единой раны, все, что удалось найти - рассыпанные по постели белые розы, но их шипы не смогли бы вызвать столь мощного кровоизлияния. Двор охватило волнение, - решить загадку пригласили даже астролога. Отказываясь сменить испорченную сорочку с драгоценной кровью, Жуана отбивалась, как тигрица.
  Король Жуан все же одержал победу. Его сестре помогли переодеться в свежее белье, и положили в кровать, напичкав таинственными микстурами, навевающими сон.
  Как и множеству спящих, ей не приснилось ничего.
  
  Об авторе
  
  Майра Мартелло пишет пьесы и проживает в настоящий момент в Манхэттене.
  
  "14 апреля 1471 года - Кровопролитие"
  
  Мэттью Льюис
  
  Отрывок из книги 'Верность'
  
  Поблескивающие от росы вершины холмов плотно окутал туман, отражая теплую тягу величественно стоящего на горизонте ясного весеннего неба солнца. Хотя тень не касалась светила, холодок в воздухе все равно пробивался, щекоча оборотную сторону шеи одиноко сидящего и выглядевшего почти призраком в густой ползущей дымке всадника на темном, демонического вида, коне. Скакун с глухим отзвуком машинально бил передним копытом по влажной траве, разбрызгивая капли почти до половины своей ноги, тогда как наездник потягивал его за узду, сдерживая тем самым волнение животного. Было понятно, что конь знает о предстоящем, даже если всадник мог этого лишь желать.
  'Как оно выглядит, братец?'
  Голос заставил наездника подпрыгнуть в седле, но тревога длилась только доли секунды, пока он не понял, что тембр хорошо ему знаком.
  'Холодно, сыро и неясно, сэр'. Ответ прозвучал некоторым образом торжественно, заставив лицо короля Эдварда глубоко нахмуриться.
  'Ты нервничаешь, Ричард'. Фраза воспринималась более приказом, нежели уточнением.
  Ричард, герцог Глостер, метнул через плечо тяжелый взгляд на брата, чей конь встал рядом с его скакуном, и коротко произнес: 'Нет, сэр. Я явился сюда сегодня выполнить мой долг - перед страной, королем и братом'.
  Взор герцога обратился на расстилающуюся впереди мглу. 'В этот день - здесь, при Барнете, вы предъявите права на трон, и ваше изгнание завершится'. Ричард сказал это серьезно и тихо, считая данную манеру лучшим способом спрятать испытываемый им в действительности в сердце ужас.
  'Наше изгнание, Ричард, должно завершиться. Мы разделили его пополам, поэтому и вернуться в Лондон с победой должны вместе'.
  Эдвард на мгновение задумался. Он позабыл, что брату всего восемнадцать лет, и сегодня Ричард впервые пригубит вкус грязи поля битвы.
  'Не полагай', - продолжил король понизившимся тоном, - 'что доказанная верность в течение этих долгих месяцев не была замечена. Оказанная тобой поддержка явилась фундаментом, на котором я выстроил свое возвращение, и там где кровь нашего брата вскормила свойственное ему тщеславное честолюбие, твоя - укрепила неотделимую от тебя верность'.
  Может статься, Эдвард переоценил степень значения брата, но, может статься, - он был прав. Иначе говоря, король чувствовал, что это укрепит решимость Ричарда.
  'Благодарю вас, сэр', - ответствовал герцог, снова вернувшись взглядом к брату. 'Но я не нуждаюсь в поощрениях за правые поступки, Эдвард. Я пройду с вами сквозь тысячу изгнаний и не поколеблюсь'.
  Ричард улыбнулся. Впервые после того, как брат застал его врасплох. Герцог позволил себе лишь слабый изгиб тонких губ. Узкий нос втянул холодный воздух. Молодой человек мало походил на высокого и широкоплечего короля, будучи стройнее в кости и легче.
  'Бога ради, нет!' - громко проревел Эдвард. 'С меня на сто жизней вперед довольно изгнания!'
  Подняв коня на дыбы, он от души расхохотался и завернул за склон позади, где ряды солдат, выстроенных, словно фигурки на полу в детской комнате, скрывались под плотной пеленой тумана.
  'Вытянуть строй!' - рыкнул монарх.
  Его приказ отозвался эхом дюжины менее слышимых голосов, и, с прибавлением к общему хору каждой новой готовящейся к движению когорты, вокруг принялся возрастать невообразимый шум. Гам крепчал, напоминая одеревеневшее из-за недостатка использования колесо, пока не начал плавно подниматься по холму, выстраиваясь по разные стороны от командира.
  'Не закрывай глаза на свой страх, Ричард', - пока войско внимало его словам, Эдвард снова заговорил тихо.
  'Я не боюсь, мой король', - оборонительно возразил юноша.
  Он не хотел, чтобы брат знал о снедавшем его желудок ужасе, сравнимом с пожираемой болезнью крысой, попавшейся в ловушку ветхой веревки. Более чего-либо еще молодой герцог желал уважения к себе брата - как к человеку, и как к воину. Эдвард был на десять лет старше, и Ричард постоянно помнил о его высоте - монаршей и физической, ведь король на целый фут обгонял младшего, хотя тот не славился низким ростом. Поэтому Глостер давно отказался от надежды соответствовать родственнику и господину. Он отличался гибкостью, тогда как брат - широким охватом и представительностью. Эдвард доказал храбрость в бою, заслужив тем самым всеобщее уважение, и Ричард отчаянно стремился быть достойным властелина, которому служит.
   'Если не боишься, братец, тогда ты дурак', - выпалил Эдвард, и Глостер усмехнулся фразе, пусть это было и не то, чего желал старший. Молодой человек почувствовал, как вспыхнул от смущения, и вознес небесам хвалу за прохладный воздух, скрывший худшие проявления краски. В гневе на видимое неодобрение брата и собственную неспособность контролировать реакцию он сильно закусил губу. Не в силах ответить Ричард просто смотрел Эдварду в глаза, и был удивлен обнаружить в них исключительно заботу и беспокойство, а не насмешку.
   'Страх - это разум, оберегающий тебя от опасности. Отвернись от него и утратишь защиту. Прислушайся к нему - останешься цел. Господь не пылает желанием увидеть кого-либо из нас мертвыми, поэтому, дабы спасти, дарует нам страх'.
  Братья задержали друг на друге долгий взгляд, не тот, которым обмениваются король и его знатный поданный, а обычный для объединенных перешагивающей феодальные взаимоотношения любовью людей. Почти одновременно они кивнули так, словно молча пришли к загадочному и только им понятному соглашению.
   'Господь с тобой, Ричард'.
   Монарх повернул скакуна, - занять положение во главе армии, что, как он надеялся, поможет ему начать возвращение утраченного трона.
   'И пусть Он ускорит вашу полноправную победу, сэр'.
   Наблюдая исчезновение брата в стелющимся слева от себя тумане, Ричард возложил ладонь на рукоять меча, тяжело сглотнул и попросил Всевышнего без значительного ущерба вывести его с поля боя.
  Казалось, что пока стена из закованных в металл людей неподвижно стояла на вершине холма, прошло столетие. Единственным доносившимся звуком являлся глухой стук копыт ощущающих нарастающее напряжение возбужденных коней. Где-то впереди во мгле можно было разобрать потусторонний звон и удары, подразумевающие местонахождение войска противника впереди и не так далеко от склона.
  Сидя на скакуне, Ричард окинул взглядом поле, на котором в любой миг ожидалось начало сражения. В сгустившемся и низко стелющемся тумане потерялся даже намек на траву. Кто знает, вдруг это задержит лицезрение исхода наступившего дня? Испуская внушительные клубы теплого и смешивающегося с обступающей мглой дыхания, под ним заерзал и сделал несколько шагов конь. Что бы ни произошло сегодня на этой земле, Ричард полагал, Господу не следует хотеть видеть случившееся. Мысль тревожила. В желудке поднимался страх, и молодой человек чувствовал, как он движется к горлу, будто стараясь вырваться и крикнуть целому миру, что Ричард Глостер беспокоится о сохранении своей жизни. Препятствуя подобному освобождению, герцог плотно сжал губы и оглянулся на свиту. Он задал себе вопрос, что в эту секунду ощущают сопровождающие. Знают ли о терзаниях господина, выдает ли его выражение лица гнездящийся в душе ужас? Стоило на краткий миг опуститься на обе стороны поля тишине, как Ричард почувствовал себя больным.
  'Заряд!'
  Голос короля Эдварда IV прорвался сквозь туман, будто раскат грома по спокойному ночному небу. Звук тысячи несущихся вниз по холму и шумно бряцающих вытаскиваемыми мечами людей отозвался у Ричарда в ушах, и, больно вбивая шпоры в бока скакуну, он на время позабыл о себе. В процессе набирания конем скорости и перехода на пологом склоне холма в галоп предвосхищаемая свалка стала неизбежной. Животное намеревалось принести наездника в самую гущу, и Ричард обнаружил, что данная идея отчасти успокоила неприятные ощущения в его горле. Он вытащил меч и пришпорил скакуна, надеясь скорее встретиться с врагом.
  Внезапно все окружающее молодого человека показалось замедлившимся, словно некая странная театральная пьеса. Обступивший шум заглушился биением его собственного сердца, больше напоминающего барабанную дробь и ударяющую бешеным потоком в голову кровь. Вскоре, не удалось и моргнуть заполненными поднятой ветром пылью глазами, гам вернулся, усилившись ясно различимым теперь приблизившимся строем ланкастерцев.
  Ричард бросил косой взгляд на наплывающий на него сгущающийся туман, из которого начинали появляться легкие, похожие на призраков с того света, солдаты. Подняв меч на уровень плеча, всадник позволил мелькнуть на губах улыбке. Он подумал, что вырисовывающиеся тени послужат точкой отсчета для неповторимой пробы его искусства мечника. Когда тени постепенно обрели четкую форму, молодой человек плотно сжал зубы и обрушил оружие вниз. Оба строя встретились, словно разбивающиеся о непоколебимые скалы Дувра тяжелые волны, и рука Ричарда больно завибрировала. Посмотрев вниз, юноша заметил падающую навзничь закованную в доспехи фигуру. Ее знаки принадлежности к лагерю и нагрудник из мелких колец были рассечены от точки пупка до груди и залиты яркой алой кровью, вытекающей наружу и забрызгивающей область предплечья. В конечном итоге, Ричард отведал щекочущее нервы возбуждение сражения, и оно ему сейчас понравилось.
  Снова замахнувшись, герцог наметил себе следующую мишень, и его меч опять ловко вонзился в цель с удостоверяющим результат глухим стуком и повторной отдающейся в плече вибрацией. С другой стороны Ричард слышал звуки соприкосновений стальных лезвий и стоны не сумевших увернуться от предназначавшегося им удара оружием.
  Не дожидаясь ни одного из полководцев, туман вынудил противостоящие друг другу ряды отделиться от центра. Тогда как правое крыло йоркистов оказывало посильное сопротивление, левое терпело заметное поражение. Битва тяжело разворачивалась вокруг лязга и ропота ожесточенной свалки в центре. По мере перестраивания ланкастерского правого крыла, собирающегося двинуться налево, дабы втянуть в сражение йоркистский центр, туман разве что не слепил солдат, пока они не оказались напротив своих врагов. Только в этот миг бойцы обнаружили точные соответствия между собственной формой и камзолами тех, на кого поднялись их мечи.
  На минуту в первых рядах ланкастерского правого крыла, осознавших, кто стоит перед ними, и что их центр подвергся нападению собственного фланга, воцарилось мрачное молчание. Второй ряд не способных видеть происходящее воинов уже не мог приостановить напора С леденящими кровь воплями они проталкивались сквозь строй товарищей, намереваясь внушить врагу страх, но вместо него вызвав в армии ланкастерцев моментально последовавший крик об измене.
  Тем временем, оставив позади дюжину окровавленных тел. через ряды противника пробился Ричард. Чтобы угнаться за ним, свита также влилась в общий бой, и некоторые ее члены уже пали. Услышав долетающие с левой стороны возгласы о предательстве, герцог остановился и, в беспомощности, - что же следует предпринять, развернул скакуна. Не понимая даже, исходят ли крики об измене от йоркистов или же от их врагов, молодой человек вдруг почувствовал оторопь, его уверенность исчезла, испарившись в коварном тумане.
  Верная королю Генриху ланкастерская армия начала отступать с места боя, перемещаясь справа налево, и в рядах йоркистов какое-то время продолжалось ее преследование, в течение которого, до полного завершения возвращения на прежнюю позицию, было сражено несколько отставших солдат. Ричард восседал на коне, находясь в центре, как лишенных жизни тел, так и еще дышащих, шумно сражающихся за сохранение своего существования. Он так крепко схватил правой ладонью рукоять меча, что суставы побелели, и юноша более не мог чувствовать пальцев. Словно зачарованный, он обозревал картину недавно произошедшего, напоминая прохожего, оказавшегося застигнутым видом придорожного нападения и глядящего на убитых с грустью по их страданиям и отвращением к учинившим подобное жуткое преступление. Несмотря на собственное вовлечение в случившиеся, Ричард ощущал странное обособление от окружающего.
  Опустив взгляд, юноша смог разглядеть лица убитых своей собственной рукой. В недавнем прошлом они являлись лишенными индивидуальных черт объектами, но в текущее мгновение Ричарду привелось увидеть их пустые зрачки, впившиеся в полные облаков небеса, будто в надежде на последний проблеск уже покинувшего смертную плоть духа. Закрыв веки, герцог попытался избавиться от чувства вины, что, по ощущениям, постепенно начинало подниматься в глубине желудка. Разумеется, это было совсем не то, что предполагалось испытывать на поле одержавшему победу солдату. Брату не полагается переживать подобную слабость, значит, не следует и ему. Крепко зажмурившись, Ричард трансформировал свое волнение в свежий обжигающий жар битвы и принял решение удерживать его под спудом, распространяющимся и на все остальные чувства. Открыв глаза, Ричард повернул коня и загарцевал по устланному трупами пути к обратно - к палаточному лагерю. Больше он назад не оборачивался, пока не вернулся к душевному убежищу своего шатра.
  Отдернув в сторону ткань у входа, молодой герцог издал давно бьющийся в груди и просящийся наружу вздох, а затем неосознанно ослабил удерживавшую обагренный еще свежей кровью меч хватку. При ударе о землю оружие клацнуло. Ричард немедленно погрузил руки в находящийся рядом таз с ледяной водой, не обращая ни малейшего внимания на кусающий пальцы холод. Он неподвижно стоял и, нахмурив лоб, смотрел, как тонкие струйки насыщенного вишневого оттенка сходят с его ладоней на поверхность будто бы забирающей их воды. Это заставило юношу ощутить дурноту. Быстро, прежде чем вся чистая гладь оказалась утрачена, Ричард собрал ладони и брызнул горсть влаги себе в лицо, смывая глубоко въевшуюся после сражения грязь, а, может статься, и испытываемую вину. От озноба он вздрогнул. Конечности скрутило странное потрясывание. Устроившись на широком дубовом табурете в левом углу палатки, герцог стащил заляпанные чудовищной смесью грязи и крови доспехи вместе с надетой под ними также в равной степени испачканной одеждой. Ричард упал на сиденье, инстинктивно потянувшись за переплетенным в кожу молитвенником на близстоящем столе, являвшимся для него почти постоянным спутником. Вопреки желанию не чувствовать в книге необходимости, он раскрыл ее и принялся за чтение в одиночестве, растянувшееся, в целом, более, чем на два часа.
   Отбрасывая при выходе тяжелую ткань, служившую палатке дверью, Ричард обвел окрестности косым взглядом. Пока он прогулочным шагом устремлялся по сочной зеленой траве к пышному королевскому красно-синему шатру, полуденное солнце ласкало своим теплом его щеки. При вступлении внутрь молодого человека, словно еще одна требующая откинуть ее завеса, встретил аромат жареного мяса. Запах до предела насыщал воздух, тяжело оседая в ноздрях и заставляя выделяться во рту слюну, так как на вкусовые рецепторы оказывало непреодолимое влияние обоняние сладковатого привкуса. Стоило собравшимся вокруг монарха понять, что к ним присоединился герцог, шум внутри стих. Когда из-за стола брат позвал Ричарда с присущей ему властностью, полагаемой младшим поистине необходимой королям, тихо стоявший юноша ощутил нечто странное в ногах.
   'О, братец!' Ричард посмотрел на властителя, и на его губах промелькнула тревожная улыбка. 'Мы уже начали беспокоиться, что ты растворился в утреннем тумане'.
   При льстивом и хриплом смехе обступивших стол суверена шумевших в шатре лордов молодой герцог вздрогнул. Их было около дюжины, - скинувших недавние доспехи в пользу богатой пышности придворного наряда. Вельможи сидели вдоль длинного водруженного в монаршей палатке стола и поглощали несколько успевших подвергнуться поджарке кабанов.
   'Подойди и сядь со мной рядом, Ричард'. Эдвард широким жестом указал на пустующее по правую руку место. Молодой человек неуклюже двинулся широким шагом, вытирая влажные ладони о бедра и обходя стол по направлению к предназначенному ему месту. Честь сохраненного для него положения ни в коем случае не умалилась герцогом, но он не разделял пристрастия брата к более осязаемым капканам демонстрации власти. Заискивающие старцы и чрезмерно самонадеянные юные лорды вызывали у Ричарда раздражение. Эти господа видели целью не иначе, как раздуть эгоцентризм любого, способного обеспечить им сегодня самое теплое укрытие. При первом же дуновении сквозняка они немедленно задумывались об условиях поудобнее и постоянно, прежде чем покинуть ради него старое, удостоверялись в предоставлении новым убежищем гарантий и доказательств его безопасности.
   'Гончие предложат вам значительно больше верности, нежели эти господа', - подумал Ричард, присаживаясь и бросая взгляд на трех огромных охотничьих собак брата. 'И во время еды они тоже ведут себя поприличнее'. При наблюдении и сравнении грызни за столом и на окружающем его полу по губам молодого человека скользнула улыбка.
   Ричард внезапно осознал, что брат на него смотрит, и чуть ли не подскочил от мысли о способности короля прочесть и совсем не одобрить мелькающие в его голове мысли. Под тяжелым взглядом Эдварда он передернулся. Даже сидя, тот превращал младшего в силуэт стройного юного гнома. Неизменно повторяющиеся детские воспоминания герцога относились к проявляемым братом росте и силе. Ричард был убежден, что одно лишь телосложение Эдварда могло служить доказательством его призвания править Англией. Разочаровавшись в шансах более походить на их отца, герцог знал, что никогда не утратит уважения и благоговения перед своим братом и королем.
   'Господин мой?' - отреагировал он тихо на напряженный взор Эдварда. Сколь глубокий почет не внушал бы ему монарх, брат никогда не заставлял чувствовать себя иначе, чем нежно возлюбленным младшим родственником. Вероятно, Ричард всегда считал, что десятилетняя разница между ними увеличивает покровительственные и заботливые чувства, которые, как он надеялся, Эдвард к нему испытывал.
  'Я беспокоился о тебе, Ричард'. Эдвард говорил тихо, и чтобы копировать тон брата, и чтобы помешать услышать их беседу другим членам застолья. 'Куда ты подевался?' - спросил он полным участия голосом. Король прекрасно знал, что младший впервые вкусил жар сражения, ясно помня поток способных выйти наружу от подобного опыта противоречащих друг другу чувств.
  'Мне потребовалось некоторое количество времени, чтобы побыть одному, Ваша Милость'. Ричард попытался не выдать интонацией слабости, но, догадываясь, что признание легко может прочитаться, как подавленность, невольно опустил в процессе ответа голову. Последовало продолжительное молчание, даже на фоне шума пира ощутившееся герцогом глухой тишиной.
  'Наверняка, ты чувствуешь себя еще неопытным', - тон Эдварда не изменился. Его сочувствие явилось для Ричарда, пусть и приятной, но неожиданностью.
   Монарх заметил на лице брата хмурую гримасу. Он внимательно рассмотрел свежее и юное создание напротив. В свои восемнадцать Ричард оказался его самым преданным подданным, превзойдя в этом даже сидевшего по другую руку лорда Гастингса. Младший брат относился к тем немногим людям, чья верность еще ни разу не подверглась старшим сомнению. Они разделили два долгих и тяжелых периода изгнания, и Ричард никогда не продемонстрировал ни намека на желание находиться где-либо еще, кроме как рядом с Эдвардом. Герцог по праву рождения достиг высокого положения до предшествовавшего сейчас искореняемому бунту времени. Тем не менее, только сейчас пробила минута, когда он на деле мог проявить себя, как мужчина и воин. Для короля в характере юноши таилась некая головоломка. К нему было сложно близко подступиться, однако Ричард до последнего был готов защищать свою семью. В дни разжигания в прошлом году их кузеном, графом Уорвиком, восстания, именно от герцога Эдвард остро ждал заявления о выборе стороны. Когда Ричард, не колеблясь, поддержал брата, король испытал глубокое раскаяние за задаваемые внутри в его адрес вопросы. Он находил успокоение в том, что слепая вера не та роскошь, которая позволительна монархам. А вот Уорвик привлек к себе другого брата, Джорджа, герцога Кларенса. Произошедшее не помешало Ричарду в промозглый день 2 октября прошлого года подняться вместе с Эдвардом на борт корабля порту городка Кингс-Линн. Дата вынужденного бегства не забылась сувереном. Как король Англии он надеялся в далекий и более радостный миг отблагодарить брата, отпраздновав иначе его восемнадцатый день рождения. А Ричард так об этом совпадении и не вспомнил.
  'Битва', - Эдвард подчеркнуто наклонился к брату, - 'на всех солдат воздействует по-разному. Мне доводилось видеть похваляющихся удалью, но при приближении противника пускающих струю'.
   Король пригнулся вперед и поднял кружку по направлению к широкоплечему мужчине средних лет, сидящему за столом дальше и смутно узнаваемому Ричардом. Тот прекратил свой раскатистый смех и с поклоном поднял кубок в честь властелина. Эдвард с дерзкой ухмылкой обернулся к брату. Ясно, что это был один из тех, о ком он говорил. Ричард ухмыльнулся в ответ.
   'Мне также доводилось видеть и противоположное', - продолжил король, внезапно вернувшись к серьезности. 'И я увидел это сегодня в тебе, Ричард'. Эдвард опять расплылся в широкой ухмылке. 'Спокойнейший и сдержаннейший человек способен стать на поле боя диким животным. Война в силах вывернуть нас наизнанку и даже изрядно удивить в отношении себя'.
   Ричард кивнул, теряясь в догадках, как ответить. Монарх откинулся на спинку стула и заговорил тоном громче, обращаясь теперь ко всем вокруг.
   'Сегодня мы вновь поднялись, брат'. Он засиял от радости, и собравшиеся тут же замолкли, сосредоточив внимание на своем короле.
   'Сегодня Пасхальное Воскресенье, господин'. Ричард ответил еле слышно, чтобы услышать его мог лишь брат.
  'Действительно'. Голос Эдварда прогремел сквозь наполнившую шатер тишину. Он встал со стула и выпрямился в свой полный рост. Великолепный внешний вид служил монарху до невероятности внушительно. Суверен неуклюже схватил со стола кубок с вином. 'За Господа и хранимую им Англию!' - провозгласил он, и воззвание немедленно подхватилось всеми собравшимися в палатке лордами.
   Ричард повторил слова с молчаливым поклоном, и поднял взор, чтобы увидеть возвышающуюся фигуру глядящего прямо на него короля.
   'За нашего восставшего Спасителя', - объявил Эдвард с большими трезвостью и серьезностью.
   Тост снова был подхвачен, также с привнесенной в это долей серьезности.
   Ричард улыбнулся брату, сознавая, - тост оказался произнесен для его прославления. Однако, он заметил, что религиозные чувства взметнули среди пирующих меньше воодушевления, нежели самовосхваление в проявлении патриотизма. Герцог уже заслужил репутацию человека богобоязненного, чем хотел бы гордиться, но понимал, - подобные чувства приравняются к совершению тяжелого прегрешения. Тем не менее, из событий недавней истории Ричард помнил мир требует от мужчины его положения более, чем простой богобоязненности и праведности. Лишь это вынудило родную семью юноши заточить в стены Тауэра короля Генриха. Ричард в полной мере сознавал, дабы удержать власть необходим еще и обширный кругозор. Сегодняшний день - его первый шаг на пути к высокому положению.
   Следующий час прошел в легкой закуске и чрезмерном злоупотреблении выпивкой, после чего, в разной степени пьяного покачивания, множество лордов отправилось на покой, а немногие оставшиеся, помимо того, что свалились под стол, еще и принялись громко там храпеть.
  'Ричард', - опять позвал тихо Эдвард, заметив, что брат встал со стула. Пусть он напился в той же мере, что и остальные, но королевская выдержка уже успела войти в легенду, приписываясь большинством значительному размеру его костяка, меньшинством же - долгим тренировочным пирушкам. В любом случае, монаршая голова до сих пор была ясна. 'Пожалуйста, присядь еще ненадолго'.
  Герцог, не задумываясь, вновь сел на стул, хотя и задавался вопросом, чего брат мог от него желать.
  'Есть нечто, что мне следует тебе сообщить', - медленно заговорил Эдвард.
  'Господин?' Ричард выдержал властный взгляд короля, не дрогнув.
  'Среди убитых сегодня оказался граф Уорвик'. Ожидая ответной реакции, Эдвард произнес это осторожно.
  'Значит, самую острую колючку из вашей спины вырвали, Ваша Милость', - Ричард не смутился и не моргнул.
  'Ричард, я знаю, вы были близки. Я не стал бы винить тебя ...'
  'Господин', - перебил его младший. Не слишком ли оборонительно? - вдруг задал он себе вопрос, но, не пропустив и одного удара сердца, продолжил. 'Уорвик был для меня, как отец. Это совершенно не тайна. Многим из того, кем я сейчас являюсь, я обязан исключительно ему'.
  Ричард почувствовал, как взгляд Эдварда на нем делается тяжелым и оценивающим. Исследующим. Вопрошающим. Молчащим.
  'Именно поэтому', - продолжил молодой человек, - ' его измена меня ранила также глубоко, как и предательство Джорджа. Как бы то ни было, в миг объявления о выступлении против вас, Уорвик дал понять, что выступает и против вашей семьи. Против меня, разрывая все прежние узы'.
  В желудке у юного герцога вспыхнула внезапная искра ярости. Что я должен делать? - недоумевал он. Сколько раз мне нужно его убеждать?
  С той же скоростью, что появилась, искра усилием воли погасла. Ричард прекрасно знал, Эдварда предали ближе всех находившиеся к нему люди, поэтому ему жизненно необходимо было оставаться недоверчивым. Однако, неприятные ощущения в животе никуда не делись, словно угольки продолжали тихо тлеть.
  Повисла долгая и тяжелая тишина.
  Глаза Эдварда исследовали лицо Ричарда в поисках одному ему понятного признака. Он не обладал уверенностью, чем бы тот мог оказаться. Потрясением? Скорбью? Печалью? Восторгом? Нет, не восторгом. Даже Эдвард не был способен уловить чувства брата. Большую часть лет своего формирования, как личности, Ричард провел в доме Уорвика в качестве одного из членов его семьи. Исключительно поэтому король мучился от сомнений, чью бы сторону занял младший при неблагоприятнейшем повороте событий, и оказался глубоко затронут, когда к Уорвику присоединился Кларенс. Внутренний политик, несмотря ни на что, держался настороже и не ослаблял подозрительности. Попал ли Ричард в лагерь Эдварда, чтобы шпионить за ним? Питал ли он по сей день чувство верности к самому могущественному из противников брата? Эдвард-брат на чем свет стоит поносил политическую предусмотрительность. Эдвард-политик бросал вызов естественному для брата желанию доверять. Эдвард-король сознавал, что, ради сохранения короны, обязан удовлетворить свои дурные политические предчувствия. Следовательно, необходимо было задаться вопросом: как сильно он доверяет Ричарду в реальности?
  'Я просто подумал, тебе полезнее услышать новость от меня'. В конце концов, Эдвард отвел взгляд.
  Герцог ощутил легкие раздутыми, только сейчас вспомнив, что неосознанно задерживал дыхание в течение всей чересчур затянувшейся паузы. Вопреки, по видимости, искреннему сочувствию Эдварда, Ричард ясно понимал, оно было тщательно спланировано с целью оценить его реакцию на случившееся. В глубину желудка снова вернулась боль. Брат продолжал относиться к нему с подозрением. Поднявшись и выйдя, юноша отказался от пути предательства своей грусти по утрате человека, на которого смотрел, как на отца. Король, без сомнения, истолкует это изменой. Но истина состояла в том, что Ричард любил Уорвика и каждой клеточкой ощущал его вероломство, так же, как воспринимал произошедшее Эдвард. Но даже данный факт мало мог сделать, дабы хоть на мгновение заморозить боль следующей утраты.
  'Ричард!'
  Возвращение к брату властного королевского обращения оторвало молодого человека от тяжелых мыслей.
  Он медленно обернулся. Эдвард мягко улыбался ему в спину.
  'Завтра мы выступаем на преследование остатков ланкастерских бунтовщиков'.
  'Ланкастерских бунтовщиков?' - задумался Ричард. 'Несомненно они к нам относятся, как к йоркистским бунтовщикам. Точка зрения - зеркало могущественное и кривое'.
  'Когда встретим их в следующий раз, вести мои силы придется тебе, Ричард', - изрек Эдвард с непререкаемой властностью оказывающего великую милость властителя. И пожалованное, действительно, являлось великой милостью, но еще, как знал младший брат, и продолжением бесконечной проверки.
  'Благодарю вас, господин', - уступил он любезно, кланяясь при выходе из шатра и делая долгий медленный и глубокий вдох бодрящего весеннего воздуха.
  Что бы еще Ричард не чувствовал, он был рад снова вернуться домой.
  
  Об авторе
  
  Мэттью Льюис родился и вырос в Уэст-Мидлендсе и, окончив юридический факультет, живет сейчас с женой и детьми в прекрасном пригороде Шропшира. Писательский труд и история, в особенности период войн Роз, всегда являлись его страстью, и на их объединении возникли такие произведения, как 'Верность' и 'Честь'.
  Недавно Мэттью начал деятельность автора научной литературы, в частности, его перу принадлежат востребованная сегодня биография короля Ричарда III - 'Ричард: Верность связывает меня' и 'Спасение принцев из Тауэра', имеющие шанс обеспечить широкую и дополненную экспертизу самой занимательной загадки в английской истории.
  
  "Пасха 1483 года"
  
  Алекс Марчант
  
  отрывок из книги 'Орден Белого Вепря'
  
  На деревьях набухли почки, и перед возвратившимся в Миддлхэм из Понтефракта герцогом Ричардом показались первые ягнята.
  С собой, чтобы помочь нам завершить Великий пост, он привез особые сладости от местных пекарей. В этот период мы питались вряд ли большим, чем рыбой, выловленной в реке и в замковых прудах. Зато потом, после торжественной Страстной Пятницы, сняв с Креста покрывало и пережив Пасхальное бдение, мы - пажи - выпросили яйца из кухонных запасов, лежавшие там с Пепельной Среды, и круто выварили их в луковой шелухе для дальнейшего скатывания по склонам увеселительных садов герцогини.
  Оруженосцы наблюдали за нами, либо получая удовольствие, либо демонстрируя пренебрежение, ведь они оказались уже слишком взрослыми для подобных детских развлечений. Но, к моему изумлению и вызывая смех у собравшихся посмотреть на нас дам, присоединиться к забаве явились не только мастера Ловелл, Рэтклиф и Кендалл наравне с другими многочисленными джентльменами, но и сам герцог Ричард.
   Каждый из дворян принес с собой по яйцу, за исключением, кажется, одного герцога.
  На миг на его лице отразилось разочарование. Лорд Ловелл объявил: 'Значит, в этом году у меня будет возможность выиграть'.
  Но тут герцог вызвал вперед ожидавшую с остальными дамами начала представления Элис.
  Показывая ямочки на щеках, она подошла к нему, достав из-за спины маленькую шкатулку. Подняв крышку, Элис позволила рассмотреть завернутое в черный бархат самое крупное из виденных мною яиц. Его искусно расписали алыми, голубыми, зелеными и золотыми узорами, предав наши окрашенные дома луковой шелухой куриные яйца прилюдному позору.
  'Лебеди Понтефракта обязаны мне', - произнес герцог, поднимая яйцо с завитушками.
  Он склонился к сыну, в течение разыгравшейся сцены ерзавшему рядом со мной и сейчас с сияющими глазами вылетевшему вперед.
  'Давай, Эд, - помоги мне. Это такое чудесное яйцо, что скатить его нам следует вместе'.
  В конце концов, обогнавшие всех остальных герцог с сыном не только вступили в соревнование по скорости с самыми маленькими из яиц, несшимися к основанию склона, но и обогнали их, пусть и на расстояние едва заметной волосяной трещинки.
  
  "Миф и человек"
  
  Наррелл М. Харрис
  
  Ричард терпел перешептывания так долго, как только мог, но потом пустился вскачь. Выбор стоял между отъездом или же поркой кого-нибудь, но, так как высечь авторов услышанных в доме брата оскорблений не представлялось осуществимым, пришлось сделать выбор в пользу скачки.
   Кто бы подумал, что герцог Кларенс окажется настолько плохим братом?
   Словно искривление позвоночника делало Глостера отчасти глухим, а бесполезная рука - немного глуповатым, чтобы замечать болтовню о себе других людей.
   Выражение лица юного Ричарда заставило бы свернуться свежее молоко.
   Ричард родился с далеким от нормального состояния позвоночником и омертвевшей правой рукой, поэтому в течение прошедших лет уже привык к подобным перешептываниям. Младенец, а потом ребенок с временами сводимыми от жестокой боли мускулами раздражал и с трудом мог обрадовать, - это было слишком хорошо известно. А еще парень родился совсем не под улыбающейся подопечному звездой, подарившей ему серьезные размышления и откровенную речь, что менее ласкало уши, нежели не прикрытая лесть.
   Кто знает, думал Ричард, пришпоривая кобылу в галоп по полю по направлению к лесу, если бы он владел талантом плетения тонкой лести и создания сладкой лжи, царило бы вокруг больше доброты? Глостер не считал себя жестоким, хотя часто получал в этом пороке обвинения. Когда ему нечего было сказать хорошего, молодой человек предпочитал помалкивать, тут же относясь людьми к числу угрюмцев, или, что намного хуже, тупоумных дураков. Словно внешняя молчаливость свидетельствовала также о молчаливости внутренней.
   Бессмысленные остолопы. Все эти ревущие ослы создают столь много шума, что от него птицы глохнут, а вот мысль в их пустых головах едва ли даже тихо шебуршнет.
   Нет, решил Ричард. Я не могу и никогда не стану одним из этих улыбающихся видов калек, кто с достойной херувимов сдержанностью славит за свои уродства Господа, распевая глупые песни и притворяясь шутами, так что другим - в лучшем состоянии, но с мозгами послабее - остается только улыбаться в ответ, смеяться и возносить Всевышнему хвалу за избавление от несчастья. Он был человеком, говорящим искренне, и не лукавил, даже исходя из требований политики. Слова Ричарда отличались прямотой насколько, насколько спина его страдала от кривизны, но друг от друга эти явления никак не зависели.
   Горбатая жаба-изгой.
  Проезжая леса по хорошо проложенным тропам, Ричард нахмурился. Он был уверен, что не так безнадежен, как все они. Глостер имел невысокий рост, но ходил прямо, и, пусть правая рука висела, не сгибаясь и не используясь по делу, левая радовала силой и одинаково искусно владела и пером, и мечом. Изводившая его при утомлении хромота большую часть времени не замечалась и никогда не проявлялась во время конной езды, в которой Ричард первенствовал.
   Если бы я с рассвета до заката сидел на коне, то они никогда бы ничего не заподозрили, подумал герцог с горечью. Я вполне способен управлять государством с лошади и прославиться при этом, как великий человек.
   Тем не менее, он оставался Ричардом-калекой, Ричардом-тупицей, Диком с кислым лицом и обезьяноподобным дядюшкой. Находились те, кто считал, что его тело являлось отражением зеркально пораженной души. Подобных воззрений придерживалась даже мать Ричарда. Она не озвучивала внутренней убежденности, но и не отрицала ее. Сесиль гнушалась прикасаться к сыну. Братья его осмеивали, по-братски, но выказывая больше привязанности к гончим псам, нежели к младшему.
   Как удавалось матушке вынести стыд рождения Ричарда? Не удивительно, что она ежедневно молилась о спасении и его, и своей бессмертной души.
   Хорошо же, будь они все прокляты, гори они все в аду, в любом случае.
   Ричард придержал кобылу, переводя ее на шаг, и свел животное с тропинки. Он наклонил голову, спасая глаза от удара низко нависших ветвей, и заставил скакуна пойти рядом, направляясь к крохотной поляне у ручья. Никого, кроме него, там не было. Она играла роль настоящего убежища.
   Или когда-то играла.
   Когда Ричард спешился и повел лошадь к воде, он уже знал, - там находился кто-то еще. Об этом говорило настороженное присутствие неизвестного кого-то в прохладных зеленых тенях, степень вынужденного молчания, загадочным образом плывущего над бархатом и бульканьем ручья над утесами.
  Тихо заговорив с лошадью и аккуратно вытаскивая из ножен кинжал, он притворился ничего не подозревающем о вторжении постороннего.
  Неизвестный в заляпанных и запекшихся доспехах оступился в тени, держа в руке меч. Его потемневшие светлые волосы спутались от заливавших их пота и крови.
  'На вашем месте я бы не вытаскивал оружия'. Человек достал свое, что стоило ему значительных усилий, и продемонстрировал намерение сражаться, пока не вынужден будет пасть.
  Голос чужака поразил Ричарда странной привычностью, словно принадлежал он давно умершему другу. Однако, у Глостера таких друзей не имелось.
  Закрыв лошадь спиной и подняв кинжал, герцог повернулся к солдату лицом.
  'А я бы, на вашем месте, удалился. Из чего следует закономерный вывод - мы оба люди, далекие от мудрости'.
  Двое мужчин смотрели друг на друга сквозь мягкую окаймляющую поляну траву, и каждый являл образец решительности, силы и бесстрашия. В их голубых глазах сверкнула искра пораженного узнавания - в обеих парах одинаковая.
  Ричард удивился, - незнакомец вовсе таковым не был. Человек в доспехах казался не старше, чем он, хотя его потемневшие белокурые волосы по длине и степени припорошенности сединой обгоняли шевелюру герцога. Глаза также полнились страданием, причем хорошо понятным. Небритые щеки и челюсть воспроизводили черты лица Ричарда, как и нос, рот, не говоря о форме ушных раковин. Создавалось впечатление заглядывания в неуловимо изменяющее отражение зеркало.
  Даже, когда они стояли друг против друга, чужак менялся. Только что вторгшийся на поляну был в окровавленных панцире и кольчуге, но потом столь же неожиданно очутился полностью обнаженным, в шрамах от едва кровоточащих ран. Бледный, как смерть, незнакомец упал на колени.
   Ричард ясно мог видеть, - хотя плечи чужака выделялись неровностью, обе руки у него были здоровы и крепки, как и обе ноги, и ему недоставало причиняющего боль горба, вызывающего у братьев герцога такое бессердечное веселье.
  В тот же миг нагота незнакомца оделась туникой и плотными клетчатыми штанами, несмотря на продолжавшие оставаться обнаженными голову и ноги. Он поднял голову, и во взгляде прочитались вызов и пугающая осведомленность.
  'О', - выдохнул чужак. 'Как же я устал'. Его глаза потемнели от страдания, сменившегося облегчением, а затем, когда он снова посмотрел на Ричарда, угрюмым пониманием. 'Я знаю вас'.
  Отважное сердце Ричарда тяжело забилось, ибо, увидев представшую перед собой картину, он отнес ее на счет колдовства. Тем не менее, этот лучше оригинала сложенный перевертыш казался не замышляющим вреда. В его глазах таился скорбный и добрый свет.
  'Приветствую тебя, дух', - произнес похожий на Ричарда незнакомец.
  'Я не дух', - ответил Ричард, откровенным вызовом побеждая все способные появиться сомнения. 'Я - Ричард, герцог Глостер и брат герцога Кларенса, на чьи земли вы посягнули'.
  'Герцог Глостер, говорите?'
  'Да. А теперь назовите себя и вид созданий, к которым вы принадлежите'.
  'Я всего лишь человек, Ричард, герцог и брат герцога. Близкие обращаются ко мне - Дикон'.
   Ричард, пусть и настороженно опустил кинжал. Никто в его жизни не находил удовольствия в обращении к герцогу по используемому лишь в самом узком кругу уменьшительному имени.
   'Если вы человек, Дикон, то крайне странный. Вы обладаете со мной некоторым сходством. Вас отправили наложить на меня проклятие? В этом случае объясняю, - меня уже основательно прокляли'.
   'Думаю...правдой может статься и противоположное'. Дикон сочувственно ему улыбнулся.
   У Ричарда это вызвало бешенство.
   'Вы осмелились явиться меня жалеть? Я не приму вашего сострадания. Позвольте сказать прямо. Я не верю и не испытываю к вам симпатии. Кто послал вас оскорбить меня вашим сочувствием?'
   Дикон вздохнул, печально и терпеливо, не давая ощетинившийся реакции Ричарда никакой оценки.
   'Вероятно, сюда прислала меня Судьба, или ангел с отчасти черным чувством юмора. Вероятно, на то оказалась воля непостоянных звезд, виденных мной во время столь позорной гибели'.
  Ричард отступил от этого не вполне обычного зеркального отражения. 'Значит, я - мертв'.
  ' Разумеется, смертны мы оба, но каждый в свое время. Вот вы и знаете, кто я'. Дикон торжествующе улыбнулся.
  'Я - это я', - осторожно вымолвил Ричард. 'Пусть вы и сложены лучше. Не являетесь ли вы воплощенным в действительность желанием моей матушки?'
  'И у меня есть свои несовершенства', - ответил Дикон. 'Но ими я обязан вам'.
  'Однако, ответьте мне еще раз. Я умер?'
   'Я - не вы, несмотря на переплетенность наших судеб', - изрек Дикон, - 'ибо я тоже Ричард, некогда герцог Глостер, некогда король Англии, но правивший совсем не долго'.
  'Король?' - выдохнул Ричард. 'Я действительно стану королем?'
  'Действительно, я был им, но заплатил за трон слишком высокую цену'.
  'И вы мертвы'.
  'Я, моя жена, мой сын, моя династия, мои надежды - все это потеряно. Сейчас Англией правят Тюдоры'.
  'А какая роль отведена в этом множестве потерь мне?'
  Дикон пожал плечами. 'Мои знания происходят откуда-то вне меня, тем не менее, что-то говорит, что вы - греза обо мне, сон'.
  Этой мыслью Ричард не проникся.
  'Ни одна греза никогда не вынесет столько насмешек, сколько выпадает на мою долю. Ни одна греза не слышит каждый день столько проклятий, сколько касается моих ушей. Ни одна греза не мечтает о вознаграждении больше меня. Нет, Дикон. Я уверен, что это вы - греза обо мне'.
  Дикон рассмеялся. 'Может статься и так, но кто бы из нас не являлся грезящим или его грезой, мы стоим здесь, лицом к лицу с капризом Провидения'.
  От самых пальцев ног до макушки Ричарда наполнил ужас. Всегда твердо сохранявший здравомыслие, он почувствовал, как мир под ногами начал куда-то уходить. Этот Дикон был призраком, в первый раз представшим воином, потом - трупом, а теперь - простым человеком с невысоким положением. Почему же Ричард чувствует себя так, словно именно он бестелесен, словно он - очертание человека, ожидающего воплощения в реальности?
  В данный жуткий миг Ричард понял все, ибо то же самое чудовищное понимание, которым обладал Дикон, сейчас, полностью оформившись, заняло свое место и в его разуме.
  Ощущение прикосновения ладони Дикона к сухой руке поразило.
  'Не горюйте, Ричард'. Пальцы Дикона, не дрогнув, осторожно легли на кисть.
  'Почему нет?' - огрызнулся Ричард, теперь четко зная, кто из них настоящий. 'Я - лишь потрескавшееся отражение, чудовище, созданное по вашему подобию. Вы не были рождены, сформировавшись только наполовину. Ваши братья не вели себя по отношению к вам жестоко. Ваша матушка любила вас'.
   'И все равно я умер', - с долей печали перебил его Дикон. 'Меня убили в сражении, жестоко обошлись с моим трупом и предали презрению. Победители написали мою историю на свой лад, так появились вы'.
   'Это не добрая и не хорошая история', - заключил Ричард. 'Я хотел стать достойным человеком, но, видимо, сей жребий не для меня'.
   'Нет'.
   Впервые со времен своего одинокого детства сердце Ричарда оказалось переполнено чувствами. В глазах заблестели слезы, а страдание вызвало ожесточение.
   'Вы явились в мое убежище, чтобы посмеяться надо мной', - обвинил он собеседника. 'Поднимите ваш меч'.
   'Я не буду сражаться с вами, Ричард'.
   'А я скорее окажусь зарубленным, нежели осмеянным до смерти'.
   'Я ни разу не насмехался и не выказывал вам жалости. В вашей душе находятся семена моей жизни, а в моей - вашей'.
   Ричард не утихомирился.
   'У меня ум ученого, язык торговки рыбой, нрав кошки и сердце льва, и, будь я рожден, как отец, с прямыми конечностями, стал бы истинным принцем, а не наполовину покалеченной обезьяной. Зато я способен биться, поэтому заставлю вас проглотить ваши насмешки'.
   'Я не хочу поединка с вами'.
   'Увы всем вашем желаниям, так же как я воскликну - увы - своим'. Ричард поднял кинжал и встал в боевую позицию. 'Мне доводилось слышать воз фальшивых извинений, произносимых теми, кому следовало, исходя из связывающих нас кровных уз, любить меня больше. Что вы можете повесить мне на уши, чтобы добиться реакции приятнее презрения? Вам не скрыть его от меня. Презрение сопровождало мою жизнь с рождения и на протяжение всех двадцати семи лет, и, если вы мне его предложите, в ответ - я перережу крепкие жилы вашего горла'.
   Дикон вытянул руки ладонями вверх и с высоко поднятой головой вплотную приблизился к лезвию клинка Ричарда.
   Тот нажимал, пока не уверился, что кинжал сейчас проколет Дикону кожу. На лице последнего не читалось ничего, кроме светящегося в голубых глазах сочувствия.
   Ричард уронил оружие.
   'Вы меня околдовали'.
   Дикон прикоснулся к тому участку, где под камзолом у Ричарда билось сердце.
   'Повествователи переплетут наши судьбы, руководствуясь личными целями и требованиями их времени. Но я все равно знаю, кто вы такой. Вы - воплощение сотканной вокруг меня лжи. Мы с вами - черенки от единого корня и, хотя наше становление пошло по разным направлениям, мы - братья'.
   'Мне предназначено вершить чудовищные злодейства', - произнес Ричард угрюмым и переполненным отчаянием голосом.
   'Вы не выбирали предначертанный вам путь', - ответил Дикон, продолжая держать ладонь на сердце Ричарда так, будто оно являлось редкой драгоценностью. 'Ваша кровь - лишь чернила, которыми люди пишут нашу историю'.
   Голос Ричарда охрип от тоски. 'Я желал бы стать хорошим человеком, Дикон. Хорошим, несмотря ни на что. Но я - то, во что вас превратят преследующие выгоду рассказчики. Никто никогда не узнает меня, или личность, коей я способен был бы оказаться'.
   'Знаю', - согласился Дикон.
  'Мне суждено совершить настолько отвратительные и непростительные поступки. С равной злобой убивать любимых и ненавидимых вами, досаждать миру, не способному меня полюбить'. По его грубым щекам обильно стекали слезы, омывая все, чего у Ричарда не будет и то, чем он хотел бы стать. 'Никто и никогда не простит создание, в которое мне придется превратиться'.
  На ковре из мягкой зеленой поросли у журчащего прохладного ручья король из прошлого и король из будущего обнялись и заплакали.
  Прижавшись лицом к плечу Дикона, Ричард закрыл глаза и попрощался со всеми некогда желанными и доступными ему возможностями. Взамен пришло ясное и гордое знание.
  'Ваша история вновь наполнится жизнью', - тихо пообещал он Дикону. 'Ваши спрятанные в почву корни опять увидят солнце, и цвет вашей истины еще раз раскроет лепестки. Справедливость восстанет, и вы добьетесь титула победителя'.
  'На самом деле, я - всего-навсего человек, к тому же - с недостатками'.
  'А я - обыкновенный негодяй, слепленный ради выполнения конкретной задачи'. Ричард встал так ровно, как только позволяла ему его сгорбленная спина, и высвободился из объятий Дикона. Он прохромал вокруг своей иной ипостаси и, когда вернулся на исходную точку, приобрел коварный и мрачный вид.
  'Так я обнимаю мою легендарную судьбу. Я научусь лукавить. Буду улыбаться и с улыбкой убивать. Превращусь в кинжал и стану вонзаться во все, что меня разозлит. Выкручу свою душу, дабы оказаться тем, кем они меня считают, но докажу, что я намного чернее, чем способно представить их ограниченное воображение. Я воздвигну памятник ярости и крови и продемонстрирую его им: вы не можете обращаться с ребенком и взрослым, словно животное, но тогда этот зверь восстанет и поглотит и ребенка, и взрослого. Людей столь сильно раздирают мелочные ссоры и межличностные неприязни, что я, равно их ненавидящий, обязательно завоюю подобные сердца. Я - негодяй и не раскаиваюсь в этом'.
   'Конечно, вам следует так говорить', - вымолвил Дикон, хотя вначале он испытал заметное замешательство. 'Именно в подобном ключе о нас и написали'.
   'Никто меня не любит', - произнес Ричард, и на краткий миг ярость осветилась болью.
   'Я вас люблю', - ответил Дикон, - 'вы созданы из меня'.
   'Мир узнает о вас правду', - пообещал ему Ричард.
   'И он узнает ее из вашей истории', - поручился Дикон в ответ.
   Ричард не имел уверенности в желании стать уроком для других, но не видел никакой возможности что-то в этой области изменить.
   'Смеркается', - объявил Дикон, несмотря на то, что солнце продолжало стоять высоко на небосклоне. Он начал таять. Сквозь полупрозрачную грудь погибшего короля Ричард мог лицезреть ручей и нависающую над ним иву.
   'Братец, не уходите', - внезапно испугавшись, попросил Ричард. 'Не оставляйте меня моей судьбе'.
   Но Дикон исчез.
   'Я - это я', - снова провозгласил себе Ричард. С уходом Дикона он снова начал ощущать свою реальность, но потом подумал, - со временем правда становится мифом, а часто повторяемые истории - правдой.
   Тем не менее, в его сердце поселилась некая новая правда. Горький и священный долг.
   'Никто не вспомнит о вас, братец, о правившем всего три года короле. Но я заставлю народы узнать имя Ричарда, герцога Глостера. Ричарда, короля Англии, третьего, кого так назвали. Каждый станет ругать монарха-убийцу и мясника, дабы, когда ваш день снова настанет, им пришлось бы познакомиться с вашей истинной историей'.
   Пришло время возвращаться в чертоги брата, чтобы по не сворачивающей никуда дороге начать там следовать к своему будущему.
   'Я душу окружу и злобой и враждой', - обратился Ричард вслух к опустевшей поляне, - 'чтоб в полной мере справиться с начертанной судьбой'
   Смирившись и приняв таким образом свое предназначение, Ричард подозвал к себе лошадь.
  Надвигалась гражданская война. По мере приближения к ней из тьмы и чернил в мозгу складывались слова:
  Нет братьев у меня - не схож я с ними;
   И пусть любовь, что бороды седые
   Зовут святой, живет в сердцах людей,
   Похожих друг на друга, - не во мне.
  (Уильям Шекспир. Генрих VI, часть третья. Перевод Е. Бируковой)
  
  "Родственные души: Возвращение короля"
  
  Дженнифер С. Уилсон
  
  Как только двери Лестерского собора в последний раз за этот день затворились, на стул в южном приделе опустился призрак Элизабет Симпсон.
   'В одну из самых заполненных у нас суббот, я думаю', - произнесла она, не совсем уверенная, - кто находится рядом, но твердо понимая, - кто-то находиться должен, вне зависимости от того, может Элизабет их видеть или же нет. Такова особенность общества призраков - компания в любом случае регулярно меняется.
   'Я насчитал почти сотен пять, за которых готов ручаться, исходя из записей в служебных списках'. Низкий и ровный голос ее мужа Сэмюэля вынудил Элизабет подпрыгнуть.
   'Мне бы хотелось, чтобы ты перестал так делать', - проворчала она. 'Минуло более двухсот лет, а ты продолжаешь заставлять меня вздрагивать'.
   'Ну, тебе не стоит долго оставаться наедине с твоими мыслями', - резко возразил Сэмюэль. 'Как бы то ни было, нам следует оставить наши разногласия при себе, - никогда не знаешь, кто сегодня окажется поблизости'.
  Это было правдой. С момента перезахоронения в марте 2015 года останков короля Ричарда III собор столкнулся с всплеском появления призраков. Долго считавшихся ушедшими и появляющихся сейчас из ниоткуда на ночных собраниях. Среди этих, вновь удостоивших своим посещением прибывших, и постоянно возрастающим числом гостей из ряда живых встречались и отдельные, так и не впечатленные происходящим, старожилы.
  'Осторожно, моя дорогая, приближается Уоттон', - произнес Сэмюэль, подталкивая жену локтем. Элизабет кивнула подходившему к ним человеку, но вставать не стала, - она знала, как его это раздражает.
  'Симпсон', - раздалось приветствие поравнявшегося с ними Джона Уоттона. 'Моя госпожа', - кивнул он сухо Элизабет. 'Вижу, сегодня собор наводняет еще больше поклонников Ричарда III. Честное слово, вы сами думали, что новость уже должна была износиться'.
  'Не начинайте все это опять, Уоттон', - вздохнул Сэмюэль. 'С минуты на минуту появится Уэстли, а этого, не упоминая о вас двоих, довольно, дабы любого человека вернуть в могилу'.
  'Или любую женщину', - добавила Элизабет. Лично она в ускорившейся круговерти купалась. В соборе лежало так много интересных людей, подавляющее количество которых сейчас возникали рядом. Дама окинула пространство беглым взглядом, в надежде проверяя, не пожалует ли этим вечером Мэри Бонд. В свои девяносто семь лет Мэри являлась самой старшей из похороненных в храме, и истории, что она могла рассказать, способны были развеселить каждого, - когда рассказчица находилась в добром расположении духа.
  К радости Элизабет, пожилая леди соизволила прийти, сопровождаемая, как обычно, охотно держащей ее под руку юной Сюзанной Пеппин.
  'Мэри! Как приятно вас видеть!' Элизабет поднялась и приветствовала подругу и ее компаньонку, получив за это от Уоттона насмешливую ухмылку. Она сделала вид, что не заметила и указала миссис Бонд на стул, уверившись в удобстве старой леди. Им никогда не удавалось обеспечить твердого решения проблемы прогулочной трости для Мэри, поэтому человеческая (или призрачная) помощь стала лучшим, что можно было ей предложить. Сюзанна словно и не возражала.
  'Кто-то думает, что получится увидеть дух Ричарда на улице, - в сквере, нынешним вечером. Вы ничего об этом не слышали?' - поинтересовалась у собравшихся Мэри.
  'Ричарда?' - подтянулся Джон Уэстли.
  'Да, Ричарда. Третьего, понятно. Ну? Кто-нибудь еще что-то знает?'
  Элизабет покачала головой. 'Я отсутствовала почти большую часть дня, хотя это и нельзя было увидеть. Появись Ричард внутри, я обязательно бы его встретила'.
  'Обычное дело', - усмехнулся Уоттон. 'Мы - единственные, кто все прошедшие годы оставался здесь. Его же посещения - как вам определение? - умещаются в один минувший после похорон раз. Тем не менее, именно королевский призрак все они хотят увидеть. Мы Ричарду и его друзьям из Тауэра не мешаем, почему же он посмел побеспокоить наши спокойные дни в этой тиши?'
  'Но Ричард и не думал так делать, дорогой мой, мне представляется, что тут и кроется изюминка', - ответила Мэри, закатывая взгляд в сторону Элизабет.
  'По-моему мнению, этого уже слишком. Он всего-навсего опоздавший. Где его носило все улетевшие годы? Однако, Ричард сумел привлечь к себе внимание целого света'. Джон Уоттон не собирался завершать свою речь.
  'Неужели здесь есть чему удивляться?' - резко отреагировала Мэри. 'Помимо нескольких студентов исторического факультета или по пальцам считающихся дальних родственников, что конкретно могли предложить остальные из нас? Следует быть благодарными за появление в нашем обществе даже костей монарха, если они помогут сохранить о нем память'.
  'Послушайте, послушайте', - повторила Элизабет.
  'Всем, всем!' - прервал беседу общества Джон Херрик.
  'В чем дело, муж мой? Что за шум?' - спросила Мэри.
  'Он тут, это правда!'
  'Что?' - воскликнули в один голос духи.
  'Ричард. Король Ричард. С королевой Анной. Он пришел посетить...'
  
   *
  
  'Если мы сделаем этот шаг, тогда совершать его следует абсолютно незаметно', - заявила, глядя супругу прямо в глаза, королева Анна Невилл. Второму по счету супругу, коль скоро кто-то хочет проявить педантичность, но у нее такого желания не возникало. Анне не по душе было вспоминать о ее первом муже или об их браке, и она бесконечно возносила хвалу Небесам, что духу Эдуарда ни разу не приходило в голову попытаться навестить бывшую жену.
  Ричард обернулся, чтобы посмотреть на возвышающуюся за их спинами башню Лестерского Собора.
  'Но я уверен, нас уже заметили, поэтому не проще ли дать событиям просто идти своим чередом? И что если некоторые из моих верных сторонников следят за мной тут или там?'
  'Оказаться на мгновение замеченным посетителем собора - это одно, и довольно безобидное явление, но я не желаю, чтобы вы вызвали хоть какое-то нарушение. Я согласилась поехать с вами, потому что вы поклялись, - сложностей здесь не возникнет. Малейший намек на затруднения, и я возвращаюсь назад на следующем же лондонском поезде. Без вас'.
  В глубине души Анна улыбнулась, увидев, как у Ричарда резко опустились плечи. Какую бы славу он ни приобрел в Тауэре, даже после нескольких посещений Вестминстерского аббатства, королева знала, ее муж остался тем же очаровательным и любезным рыцарем, каким был раньше и, как следствие, человеком своего слова. Сражениям и заговорам не удалось стереть это до конца.
  'Пойдем, разве вы не хотели зайти?'
   Ричард покачал головой. 'Не этим вечером. Следует многое прожить, и я бы не желал торопиться'. Он помолчал. 'Мне приятно, что вы согласились поехать со мной. Я вернулся ненадолго, хотел взглянуть, - на что все похоже сейчас, когда прошло уже несколько лет'.
   'Не заставляйте меня чувствовать себя виноватой, Ричард Плантагенет. Уверена, есть и другие, кто составил бы вам компанию, стоило вам только попросить. Итак, если сейчас мы туда не пойдем, что вы собираетесь предложить взамен?'
   'Согласно карте', - Ричард сверился с буклетом, который сумел унести из посвященного ему центра для посетителей, замаскировавшись под чуть раньше распахнувший двери сквозняк, - 'прогулку стоит начать в гостинице 'Грустный Вепрь'. Поэтому, думаю, этим вечером мы отправимся туда, переночуем, проникнемся духом места, а завтра на рассвете приступим к знакомству с окрестностями'.
   'Такое возможно? Я говорю об идее переночевать', - приподняла бровь Анна.
   'Это все-таки старая гостиница. Я имею в виду, что она стоит на том же месте и функционирует так же. Конечно, не давняя, но пустой номер в ней найдется. А завтра мы начнем прогулку с Бау Бридж (Сводчатого моста). Снова не изначального, но по-прежнему...'
   Анна наклонила голову, не сразу воодушевившись планом мужа. Но становилось поздно, и, даже обладая способностью проходить сквозь стены, можно было легко потеряться в сравнительно чужом городе и не испытать от этого приключения никакого восторга.
   'Очень хорошо. Пойдем, посмотрим, что у нас получится найти'.
  
   *
  
  На следующее утро, проведя приятную ночь в современной гостинице - в забавах с телевизором и в ненавязчивом появлении перед несколькими подвыпившими группками, Ричард и Анна покинули ее через стеклянные автоматические двери, оставив за спиной аромат готовившегося завтрака и чуть слышную болтовню. Снова сверившись с картой, пара миновала площадь и перешла дорогу по направлению к Бау Бридж (Сводчатому мосту), более современной замене того, что король пересек в тот роковой день. Дважды роковой, если хорошо подумать.
  'Честно говоря, та женщина сумела мотивировать на свершения своей историей', - раздосадованно посетовал он, - 'Сколько предметов задевало другие мосты, и никаких последствий. И на обратном пути моя голова о перила не ударялась'.
  Анна закатила глаза. Она боялась, что это может случиться. Все явно сильно поменялось, и вполне вероятно, - в худшую сторону - с точки зрения ее мужа. Обнаружение старого Лестерского собора, следующей точки их маршрута, превращенного в относящуюся к университету бизнес-школу, сподвигло Ричарда на еще одну цветистую речь, прозвучавшую во время обхода монархом ансамбля современных комнат с указанием, чему там следовало размещаться. В конце концов, Анне удалось увести супруга в тишину церкви святой Марии де Кастро.
  'Уже лучше', - похвалил, заметно расслабившись, Ричард.
  Храм был почти пуст, королевская чета посетила его до открытия дверей для досужей публики. Рядом топталась лишь кучка добровольцев, готовивших церковь к началу дня и приему прихожан. Когда Ричард приблизился к груде буклетов и начал их перебирать, в воздухе повис тяжелый запах ладана.
  'По крайней мере, они во многом оказались правы', - подытожил Ричард. 'Мне понравилось это место, и порадовал увиденный во время визита уровень почтения по отношению к моим деяниям. Взгляните: жители даже записали, - Последний прославляемый здесь монарх'. Он заметил свой висящий на стене портрет. Нахмурившись, Ричард обратил внимание на картину по соседству, изображающую Генриха VI. 'Какой позор, что тут столь неистребимо присутствие Ланкастеров'.
  Ричард почувствовал, как сзади к нему приближается Анна, и понял, что бессмысленно так плохо думать об уже прошедшем. Правда заключалась в следовании ими по маршруту, пройденному последним Йорком, а не Генрихом VI или Генрихом Тюдором, по местам, связанным с ним и ни с кем иным. Если бы о его истории все давно забыли, прогулки бы не случилось. Но Ричард был тут, совершая в каком-то смысле монарший объезд, и рядом находилась Анна, согласившаяся сопровождать супруга по причине, им еще не окончательно выявленной. После столь долгого времени ее отказ его бы не обидел, но сейчас супруги словно начинали медленно возвращать свое прошлое. Ричард с удовольствием ухаживал за собственной женой, и обе стороны казались этому рады. Единственное, что тревожило, - рассматривание Анной в данный момент портрета ее бывшего свекра. Но с этим ничего нельзя было поделать.
  Ричард тихо кашлянул, надеясь привлечь внимание супруги и помочь той заметить, как ему не льстит заинтересованность изображением Генриха VI. Когда Анна повернулась, чтобы направиться к мужу, он мигом развернулся, не желая заострять взгляд жены на своей обеспокоенности ее почтением к ланкастерским портретам.
  Король почувствовал на кисти ладонь Анны и улыбнулся.
  'Не следует ли нам ненадолго задержаться?'
  Пара прогулочным шагом направилась к трансепту и, освободив путь для внезапно нагрянувших посетителей, села на скамью. После часа отдыха и наслаждения покоем, пополам с наблюдением, как случайные туристы неторопливо обходят здание, Ричард был готов двигаться дальше. Бросив на храм прощальный взгляд, бывшие король с королевой сквозь стены возвратились на замковый двор и устремились к Башенным Вратам. Именно здесь Ричард почувствовал себя стоящим на вполне твердой почве. Явно современное в комплексе со своим окружением пространство, по меньшей мере, сохранило схожую с запомнившейся ему планировку. Старые ворота уже начинали осыпаться, но все равно помогали сейчас прочувствовать свое точное местонахождение.
  Дойдя до главной улицы, Ричард на минуту остановился, прежде чем выпрямиться и посмотреть на строение напротив, еще одну часть открывавшегося взгляду университета.
  'Разумеется, храм Благовещения давно канул в небытие, но, некоторые из принадлежавших ему сводов, по всей видимости, стоят до сих пор'. Даже Ричард различал в своей интонации вынужденную твердость.
  Не говоря больше ни слова, он проскользнул сквозь стены, и Анна сразу последовала за ним, пройдя прямо через мужа, застывшего в нескольких дюймах от противоположной стены. Ричард всматривался в пространство, но не сосредотачивался на обстановке, вообще ни на чем не концентрировался. Просто смотрел в пустоту.
  'Я не могу. Полагал, что сумею, что мне под силу отнестись к этому легко, но не могу', - произнес он начинающим надламываться голосом. Ричард встряхнул головой, пытаясь отогнать пугающий образ - лежащее на всеобщем обозрении собственное тело с видными каждому полученными в сражении ранами. Зрелище унижало.
  Анна не ответила, но обняла и крепко к себе притянула.
  'Все хорошо', - ответила она после долгого молчания.
  Ричард уткнулся в плечо жены. Он не хотел шевелиться, но понимал, что не сможет дольше оставаться в этом здании.
  'К следующим воротам?' - пробормотал король.
  Анна кивнула и мягко подтолкнула его к выходу. 'Вот почему невидимым быть удобнее', - заметила она чуть громче шепота.
  'Тогда направо'. Ричард повернул и стал указывать обратный путь на улицу. 'Быстрый поворот вокруг Ньюарк Гейтвей (Накрытых новым сводом ворот) и затем сразу перейдем к главному мероприятию, согласны?'
  
   *
  
  Когда они приблизились к пространству центра для посетителей, собора и Зала гильдий, Ричард ощутил в области сердца тяжелое давление. В начале дня, или во время прошлого краткого посещения такого не наблюдалось. Именно сегодня, в преддверии окончания путешествия, столкнувшись с вновь нахлынувшими воспоминаниями, король каким-то образом оказался больше вовлечен в происходящее.
   'Пойдем', - дотронувшись до его кисти, подбодрила мужа Анна. 'Все будет хорошо. Кто знает, может быть, не повредит немного кого-то напугать'.
   Ричард ухмыльнулся. Он понимал, что предначертанный ему путь пройдет до конца. Король всегда так поступал. Даже, когда 'конец' подразумевал лежание в забытой могиле на протяжение почти пары столетий, а потом унижение отрезанием ног из-за возведения стены и устройства над его головой автостоянки. Да, Ричард умеет играть в долгие игры. Сражения, войны, все в этом духе.
   Колокола начали звонить, сзывая на службу, и люди включились в привычное кружение, объединяясь в пары или тройки. Монарх стоял вне поля зрения живых. Проходящие перед ним не подходили для роли испуганных призраком. Он хотел подождать и отыскать нужный тип туристов чуть позже. Ричард предложил Анне изгиб своего локтя.
   'Не посетить ли нам службу?' - спросил король.
   Анна ответила, приняв предложенную ей опору, и супруги промелькнули сквозь каменную стену. К их удивлению, при входе внутрь монаршую чету ожидала группа привидений. Король и королева кивнули, отзываясь на приветствие и теряясь сначала в догадках, какой им приготовлен прием.
  'Элизабет и Сэмюэль Симпсон, Ваши Милости'. Первым заговорил, выступив вперед, мужчина, стоящая рядом с ним женщина также поздоровалась с прибывшими. Остальные, из находившихся позади, кивнули, заметно нервничая в предвкушении реакции гостей.
  'Вмешаться явились?' - бросился в бой Джон Уоттон.
  'Нет, почему вы это говорите?' - прежде чем Ричард успел вставить хоть слово, поспешно спросила Анна.
  Уоттон не позаботился об ответе, намеренно повернувшись к чете Плантагенетов спиной и удалившись.
   'Ну и отклик', - продолжила Анна, глядя на Симпсонов.
   Они почти одновременно покачали головами.
   'Не обращайте на него внимания, Ваша Милость. И на нас всех - не обращайте. Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома, и получайте от вашего посещения удовольствие. Если пожелаете, можете снова свободно присоединиться к нам позже'.
   Маленькая группка встречающих растаяла, - каждый из них исчез в своем собственном направлении.
   'Интересное приветствие', - пробормотал Ричард, как следует осматривая здание и задаваясь вопросом, кто еще способен оказаться рядом, и кого здесь можно неожиданно встретить. 'Вперед, давайте начнем. Мне бы не хотелось посещать могилу во время службы, это было бы неправильно', - сказал король, когда пара устроилась на задней скамье, стараясь своим присутствием никого не потревожить.
  В течение всей мессы супруги сидели очень тихо. Дело заключалось не в их вере, - оба наслаждались так часто недостающим им в процессе ежедневных обязанностей покоем. При приближении финального гимна к концу Анна накрыла ладонью ладонь мужа. Он повернулся и пожал ее в ответ. Да, день проходил замечательно.
  Собрание начало рассеиваться, устойчивый поток направившихся на воздух постепенно заместился тонкой стройкой стремящихся внутрь, потекшей, стоило только посетителям услышать, что служба завершилась, и собор снова доступен для обзора туристами.
   Принадлежащая Ричарду могила лежала у задней стены, до сих пор окруженная строжайшей охраной бархатного шнура, закрывшего надгробие на время мессы и еще не снятого. Пока прибывшие толпились на противоположной стороне пространства, ожидая разрешения войти, невидимые всем Анна и Ричард скользнули внутрь ограждения.
   'Оно прекрасно', - опять взяв Ричарда за руку, произнесла Анна.
  'Прекрасно', - согласился Ричард. 'Я имею в виду, что в нем отсутствует этот необходимый для могилы жуткий набор, и, как бы некоторые не утверждали его заметную простоту, она, несомненно, поражает. По мне - просто и с определенным воздействием на зрителя. По сравнению с началом, значительно лучше и намного достойнее, нежели место автостоянки!'
   Король слышал и полностью прочел обсуждение выбора места для упокоения его смертных останков: здесь, в Лестере, в Глостере, в Йорке или там, где на протяжение столетий хоронили монархов - в Вестминстерском аббатстве. Стоя сейчас рядом с каменным надгробием в сердце собора, Ричард испытывал гордость, вызванную величественным храмом, высеченными на могиле своими именем и девизом, блистательными и не способными ускользнуть из поля зрения или забыться.
   В конце концов, бархатный шнур отстегнули, и ряды туристов принялись продвигаться внутрь, все тихие, полные почтения и спокойствия. Ричард решил, что это совершенно не подходящая для его целей публика. Как и место. Он огляделся и наметил желанную мишень. Ею стала компания школьников, толкающихся у главного входа и предводительствуемых смотрящимся напряженным преподавателем. Другие учителя растворились внутри группы, руководствуясь стойким намерением попытаться сохранить требуемый порядок.
   'Обратите внимание, я знаю, где мне стоит очутиться на этой школьной вылазке', - вполголоса сказал Ричард Анне, просочившись сквозь толстые стены, пролетев область убежища и совершив круг, дабы приземлиться у детей за спиной. Пока одна из добровольцев собора знакомила пришедших с достопримечательностью и рассказывала им об обнаружении могилы короля и его повторном захоронении, тот выбрал себе жертву - невысокого и кроткого ребенка в хвосте процессии. Когда повествовательница достигла финала обзора, она улыбнулась слушателям и поинтересовалась, - возникли ли у них какие-то вопросы.
   'Давай, выясни, есть ли тут привидение', - прошептал Ричард.
   Выбранный монархом маленький мальчик обернулся, но его расширившиеся глаза все равно ничего не увидели бы.
   Ричард хихикнул и бросил взгляд на Анну, проверив, не появилось ли у нее желание к нему присоединиться. Но такового не возникло, хотя, улыбнувшись мужу, королева мягко покачала головой.
  Он продолжил обходить компанию. На роль следующей жертвы Ричард наметил совершенно отличного от первого персонажа. Ею оказалась бездельничающая также в хвосте группы маленькая девочка. Косички малютки слишком выделялись, чтобы можно было сопротивляться искушению, особенно учитывая отсутствие позади нее малейшей живой души, на которую получилось бы возложить вину. Испустив тонкий писк и сразу схлопотав за него критическое замечание, она поспешила влиться в начало колонны, постаравшись пристроиться поближе к учителю.
  После недолгого отвлечения на пару добровольцев и взрослых посетителей Ричард вернулся к Анне, усевшейся в капелле святого Георгия и изучающей резьбу вместе с украшенными витражами окнами.
  'Здорово иногда забывать об этом', - заметил, устраиваясь рядом с женой, монарх.
  'В центр для посетителей?' - ответила Анна.
  Ричард кивнул. День обещал стать еще интереснее.
  
   *
  
  Монарх сохранил воспоминания о местоположении центра еще со дня прошлого посещения, но в этот раз он не обладал готовностью идти далее лицезрения изначального участка своей могилы, или что они там сотворили вокруг в рамках выставки и визуального представления. Теперь, в сопровождении Анны, Ричард знал, что ему следует делать. Но он поступит как должно, пройдет путь до конца, проконтролирует, с каким качеством все устроено, и порадуется, - если подобное слово уместно, - зданию в области бывшей могилы.
  Не обращая внимания на двери и толпу терпеливо ожидающих очереди оплаты входного билета людей, Ричард и Анна направились к началу выставки, остановившись, чтобы посмотреть только сейчас вернувшееся к первым кадрам видео на занимающем целую стену экране позади восстановленного в натуральную величину средневекового трона.
  'И я не хочу слышать в процессе посещения замечания о том, что вас не устраивает, надеюсь, вы меня понимаете?' - поинтересовалась Анна, внезапно привлеченная видом представляющей ее появившейся на экране и представившейся зрителям девушки. 'Ну-ну, никогда бы не узнала. Так они меня видят! Не думала, что буду в этом участвовать'.
  'Да, конечно, будете, вам выпало стать звездой демонстрирующегося представления', - поддразнил супругу, подталкивая ее плечом, Ричард.
  Анна шикнула на мужа, и они отправились со всем возможным вниманием осматривать основную часть выставки.
  
   *
  
  К удивлению Анны, большую часть времени осмотра выставки Ричард сохранял молчание. История, как известно, многие годы подвержена обсуждениям и спорам, мало осталось такого, что призрак мог бы опротестовать, учитывая массу к сегодняшнему дню написанного, - да и, в любом случае, что он сумел бы сделать? Перед ними разворачивалась вызывающая восхищение серьезная наука. Да, рассказ о процессе раскопок и физической стороне обнаружения монаршего скелета был очень интересным, но уровень всех проведенных анализов? Способность определить (с некоторой погрешностью, как признали оба супруга), составляющие королевского стола, рост монарха, тип мира, в котором тот проживал, - в глазах и Анны, и Ричарда, приближалась к настоящему колдовству.
  'И все это легко установить только по нашим костям', - изрек монарх, взирая на макет своего скелета, показываемый на экране в центре зала.
  'И это только сейчас', - ответила Анна, надеясь, что супруг не расстроится, увидев записи о нанесенных оружием прошедших лет смертельных ранах. 'Я имею в виду, мы и представить бы не могли сотворить подобное в наше время, посмотрите, как за последнее столетие кардинально поменялся мир'.
  Под конец, спускаясь вниз по лестнице, чета приблизилась к небольшому, напоминающему часовню участку, огораживающему на теперь знаменитой автостоянке первоначальное место могилы.
  Ричард помедлил, все еще не до конца уверившись и лишь найдя в себе силы поддаться на убеждения Анны.
   'Вы можете сделать это, муж мой', - прошептала она, прежде чем воодушевляющее улыбнуться.
   'Вне зависимости от моей способности или неспособности, я должен это сделать', - ответил Ричард.
   Пара задержалась у входа, ожидая ухода маленькой группы, - здесь было не места для наведения на людей страха. Увидев, что никто за ними не последует, Ричард взял Анну за руку и прошел с ней вместе внутрь.
   Прежде всего его поразило спокойствие. Да, это место выглядело, как часовня на узком пятачке, но каким-то образом и ощущения походили на те, что посещают человека именно в часовне. В окружении истершихся каменных стен, среди низких скамеек и высоких окон казалось, - здесь очень хорошо. Потом Ричард заметил стекло. Оторванная от почвы и вознесенная почти к перекрытиям могила подверглась абсолютной консервации.
  Медленно, избегая взгляда на устроившегося у стены экскурсовода и по возможности успокаивая себя, Ричард выступил вперед.
  Он способен это сделать. Разумеется, способен.
  В последний раз, когда король смотрел на эту могилу, она лежала окруженная постройками Серого братства и еще не украшенная памятником, но накрытая, ибо молитвы о спасении души Ричарда продолжали возносить до сих пор. Надолго после похорон монарх не оставался, поэтому почти ничего не видел. Основные события разворачивались в Лондоне, как и важнейшие решения принимались там же, поэтому Ричард удалился в Лондон, - сразу, как только привык к своему призрачному облику.
  Лондонский Тауэр так быстро стал домом, что едва ли после этого король отправлялся в путешествия, если не принимать в расчет случайные вылазки. Находясь на столь значительном расстоянии и рядом с Анной, Ричард ощущал силу, которой ему в последнее время иногда недоставало.
  'Тут чудесно', - в ход мыслей монарха вторгся голос Анны. Она приблизилась к стеклу, а потом, почти через долю биения сердца, глядя на Ричарда, потрясенно отскочила обратно.
  'В чем дело?' - спросил король, направляясь к жене. Скоро он увидел.
   Скрытый в верхней части стекла проектор создавал внутри могилы образ, - на грани невообразимого сходства воспроизводящий описание принадлежащего Ричарду скелета, - и от этого точного подобия ни одному из супругов не было приятно.
   'Он оставил вас в таком виде?' - шепотом спросила Анна.
  'Да. Но мы, то есть я, сделал бы то же самое. Никогда нельзя ничего точно знать о сражении. Разве не так? Следующий шаг всегда имеет ровно такое же значение'.
  'Но, - когда вы сравнивали, что мы видим, - в отношении наших могил...Мне жаль'. Она дотянулась до его руки.
  'Сейчас это исправлено, потому что все имеет свое значение. Я получил мою могилу, место, которым можно гордиться, расположенное в самом сердце собора, моему имени и моему девизу воздали им должное'.
  Прежде чем снова заговорить, Ричард еще несколько раз проследил за появлением и последующим исчезновением компьютерной проекции.
  'Я рад, что мы вернулись, но, полагаю, на этом стоит остановиться. Направляемся вперед и взлетаем вверх'.
  'Этот белый свет не принадлежит вам? Вы не покинете всех нас?' - в интонациях Анны ощущался намек на потрясение.
  'Покинуть? Кто говорит о покидании? Ну, если нужно оставить ненадолго тут, да, но здесь - все. Нет, я не собираюсь в ближайшее время никуда направляться, события только начали приносить мне удовольствие. Оказаться в данном месте являлось для меня важным, но теперь это в прошлом. Мое тело нашли, перезахоронили, мое честное имя - очистили'. Ричард обнял Анну за плечи. 'Я и вы - как вы смотрите на возвращение в Лондон, в наши почтенные дома, по пути куда мы можем набросать себе план к исполнению? Подумать обо всех местах, что в нашей власти посетить, о веселье и радости, которые мы в силах получить? Чтобы мы ощутили, - последних пяти сотен странных лет словно и не было. Что скажете?'
  Анна отстранилась от Ричарда и заглянула ему в глаза.
  'Отправиться путешествовать?'
  'Да, в королевское путешествие. Я слышал, в такое уезжала одна из королев Шотландии. Оно оказалось со всех точек зрения очень удачным'.
  Анна улыбнулась. 'Королевское путешествие. Да, мысль мне нравится. Хорошо, я согласна'.
  Ричард хлопнул в ладоши и ухмыльнулся.
  'Превосходное решение, уверяю вас. Значит, назад в Тауэр? Настало время для создания планов'.
  Бросив прощальный взгляд на проецируемый образ скелета в тесной и недостойной могиле, Ричард и Анна двинулись к выходу из выставочного пространства, кивнув двум слоняющимся у главного входа соборным духам и избрав следующим пунктом своего внимания станцию.
  
  Об авторе
  
  Дженнифер С. Уилсон получила образование морского биолога, но, с тех пор как увлеклась на детских каникулах биографией Марии королевы Шотландской, равную страсть она испытывает и к истории (после область интересов плавно переместилась к Ричарду III). Дженнифер получила степень бакалавра, а затем и магистра в университете Халла и сейчас трудится консультантом по поддержанию здоровой среды в морских пространствах. Приняв участие в работе семинара по повышению квалификации для взрослых после возвращения на северо-восток Англии, она вновь вспомнила о прошлом написании художественных произведений и начала активно заполнять тетради.
  В 2014 году Дженнифер выиграла конкурс коротких таинственных рассказов, и это позволило появиться на свет множеству проектов, включая совместную публикацию с кружком писателей Северного Тайнсайда. Ее 'Родственные души' были изданы 'Crooked Cat Books', а произведение о путешествии во времени 'Последний Плантагенет' 'Ocelot Press'.
  
  По другую сторону дороги
  
  Венди Джонсон
  
  Они оставили его здесь, как только узурпатор уехал. Раздетого, грязного, в крови, связанного петлей от грязной простыни. Словно убитое животное, которое никто, кроме меня оплакать не остался.
  Везде одни враги. Еще разгоряченные сражением солдаты и перешедшая на сторону противника знать, предавшая моего господина и метнувшаяся к победителю - совершенно ей незнакомому. Используют ли они этого человека в качестве марионетки или разыграют любовь, запоздало вспомнив о вассальной верности, тем не менее, не обретут короля выше того, который лежит сейчас по другую сторону дороги.
  В монастырской церкви напуганные монахи торопливо вырыли яму. Ни катафалка, ни пелены для облачения, ни поминальной службы, ни воздвигнутого воскового изображения, плавящегося с воспарением души навстречу Господу. Ни гробницы, ни некролога, ни молитв в часовне. Ни гроба, ни савана, ни свежих трав. Сырая могила под ногами братьев и раздающиеся эхом сверху восхваления новому королю.
  Вечерня завершена, потушена последняя свеча. По погруженным в ночной мрак ступенькам зашаркали обутые в сандалии ноги. Словно воскуренный ладан взлетели ввысь отголоски молитв.
  В тишине остались только мой господин и я. Время пришло. Оцарапав сталью камень, я вынул свой меч и натянул капюшон. В тусклом красноватом отсвете светильников убежища я на дюйм наклонился к хорам.
  Никем не сопровождаемый и не замеченный. Я склонился перед могилой. Верность. Преданность. Король Ричард.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"