Гореликова Алла
Верность и честь

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Просто старая легенда, рассказанная как-то ночью у костра, на границе со Степью. По времени - примерно конец первой книги - начало второй; впрочем, эта история не настолько тесно связана с книгой, чтобы нельзя было читать от нее в отрыве, просто так.
  
  
  - Потайной ход открывался в овраг. - Шкода поерзал, устраиваясь поудобнее, облокотился о нагретую солнцем стену казармы и довольно кивнул сам себе. - Да, и еще - ночь была лунной. Чистое везение, что никто из наступавших не заметил, как Щен и Малек выбрались из замка.
  - И это рассказ мастера? - язвительно вопросил забредший вчера на огонек сказитель. - Разве так следует повествовать о людях, чья верность и честь осталась в легендах навеки?
  - Я как-то забыл, что сегодня могу просто послушать, - усмехнулся Шкода. - Видишь ли, настоящие мастера вроде тебя редко забредают в Летний Стан. Вот и приходится выкручиваться самим. Так поведай нам эту историю, гость, и пусть рассказ окажется достоин парней, о которых в нем говорится.
  - Рад буду, - сказитель раскланялся, не вставая. - Вспомните же времена короля Егория Доброго - те дни, когда шел к последней черте мятеж князя Юрия. Когда войска изменника осаждены были в родовом замке князя, но не сдавались. А замок тот слыл неприступным, и люди короля гибли под его стенами. И однажды вечером - не в первый и, судя по всему, не в последний вечер осады...
  Рассказчик обвел взглядом слушателей. Воины королевской роты. Как и те, прежние, могут однажды пойти на приступ мятежного замка - времена идут, но не меняются, власть короля Андрия тоже кой у кого поперек горла. И самое время говорить о верности.
  ...Воины короля обегали овраг. Сверху он казался островом - темным островом в сверкающем море шлемов, кольчуг, мечей и копий, с волноломами штурмовых лестниц и пеной трупов.
  У стен замка гремел прибой. Волны штурмующих накатывались на выветренный временем бурый камень, рассыпались брызгами и опадали, оставляя на береговом откосе мертвых.
  На самом деле я до сих пор скучаю по морю, подумал Щен. Занесло же...
  - Держись, - мысленно выругавшись по адресу накатившей дурноты, приказал Щен. - Слышишь?
  - Держусь, - зло выдохнул Малек.
  Щен перехватил Малька поудобнее и побрел по дну оврага прочь от замка. Спотыкаясь о камни, то стискивая зубы, то хватая ртом воздух.
  Он и не думал прятаться. Мало удивительного в том, что к лагерю тащат раненого...
  
  Овраг сходит на нет, и я забираю вправо. В груди жжет. Надо было оставить железки в замке... к чертовой маме, Малек и без них тяжеленный... давно уже не мелкий!
  Мальку плохо. Очень. Погано дело... я тоже с трудом держусь. Три дня... обидно будет не выдержать еще полчаса! Держались три дня... еще полчаса... пожалуйста, Малек! Вон уж ваш лагерь, в двух шагах!
  Утыкаюсь носом в патруль. Привычный толчок в груди: враг! И отпускает: дошли...
  - Давай его сюда, парень, - патрульный осторожно перехватывает Малька, я упираюсь ладонями в колени, воздух втискивается в горло с хрипом... воздух! Отдышаться!
  - Пароль скажи, - словно между делом напоминает другой патрульный, постарше.
  Выпрямляюсь. Приходится упереться кулаками в поясницу... эк меня согнуло! Патрульный смотрит взглядом сторожевого пса. Матерого, знающего только хозяина. Правильно, конечно...
  Спрашиваю:
  - Малек, пароль помнишь?
  - Верность и честь, - тихо, но отчетливо выговаривает Малек.
  - Королевская разведка, - матерый пес кивает, в свирепых глазах проблеск уважения. - Тебя как, к капитану сначала?
  - Ага.
  Каждое слово дается с трудом. Но мы держимся. Да, Малек?
  - А ты, парень?
  - А я не ваш, - отвечаю спокойно. Взаправду спокойно, без притворства, - я так устал, что уже почти все равно. Главное, дошли.
  - Его со мной, - шепчет Малек.
  - Вперед, - командует матерый, дернув щетинистым подбородком. Я молча киваю.
  Далеко идти не приходится. Подхожу к посту у лагеря, патрульный дышит в затылок, со стороны замка доносятся крики. Оглядываюсь. Один взгляд...
  - Стой, - окликает часовой. - Пароль?
  Останавливаюсь.
  - Серебряный болт, - отзывается из-за моей спины матерый. - К капитану.
  
  ...Горела южная башня. Сыпала искрами, плевалась огненными обломками, шипела паром. Король Егорий хмуро смотрел на пожар.
  - Промочи горло, дядя, - предложил Шкода. В руку сказителя ласково ткнулась откупоренная бутылка. Тот глотнул, кивнул благодарно. Бутылка пошла по кругу. Кто-то из парней подкинул в костер сухую ветку, другую, третью. Огонь разгорелся, осветил пятачок у задней стены казармы, сыпанул бликами на сосредоточенные лица. - Навряд ли атакующие смогли поджечь башню. Неужто Щен?
  ...Щен оглянулся. Малек увидел, наверное, отблеск в его глазах. Спросил:
  - Горит?
  - Угу, - буркнул Щен.
  В подвале Южной князь обустроил пыточную.
  
  - Капитан, тут парни от замка подбрели, - докладывает матерый. - Один вроде разведка, а другой с ним.
  Капитан ожигает меня взглядом. Я оглядываюсь: как Малек? Мне совсем не хочется играть в гляделки с командиром королевской роты. Я слишком много о нем слышал.
  Капитан замечает Малька.
  - Толик, ты?! Как вырвался?
  - Брат вынес, - отвечает Малек.
  - Брат?! - едкий взгляд возвращается ко мне и уже не отпускает. - Вот так ничего себе везение! И откуда ж ты там взялся, брат?
  - Из гарнизона, - говорю, а по спине бежит противный холодок. - Разведка князя Юрия. Вы Тольку к лекарю отправьте сразу. Все равно ничего не расскажет важного, сразу попался.
  Капитан коротко командует, Малька уносит все тот же патрульный, я провожаю их взглядом. Авось королевский лекарь возьмется за Малька раньше, чем за меня - королевский палач...
  - Зовут-то тебя как? - рассеянно интересуется капитан. Кажется, вид за моей спиной привлекает его больше, чем я... боюсь, только кажется.
  - Виталий.
  - Ясно... вот что, - командует матерому, - давай-ка его ко мне. И подожди там.
  Разворачивается и уходит вслед за Мальком.
  Я оглядываюсь. От горящей Южной откатывается серебристая волна, огненные блики совсем как дорожка на море от заходящего солнца. Матерый толкает меня в плечо:
  - Иди.
  Иду. Что уж теперь дергаться. Знал, во что вляпываюсь.
  Палатка королевского капитана, едва освещенная до нашего прихода, заливается серебристым светом: под потолком висит шарик 'лунного сияния', амулет не из самых сильных, зато удобный и долговечный.
  - Ты вот что, - командует матерый, - повернись мордой к стене. И руки за спину.
  Я рад отвернуться: можно хоть какое-то время не следить за лицом. Сцепляю пальцы в замок за спиной. От затылка до пяток плещется боль. Закусываю губу: Мальком занялся-таки лекарь, но пока от этого только хуже.
  Выпадаю из времени. Ненадолго - мне нужна только маленькая передышка, раз уж на большее рассчитывать нельзя. Хотя бы подсобрать остатки сил.
  Кто-то входит. Медленно выдыхаю сквозь зубы: время вышло. Ничего... ты сам так решил, Щен. Ты ведь мог снять амулет. В ту самую минуту, когда мимо тебя провели в Южную Малька... когда ваши взгляды встретились на миг.
  Мог разорвать связь, бросить Малька в Южной и отправиться выполнять приказ.
  Двое. Похоже, продолжают начатый раньше разговор.
  - С ним отец Евгений, - это капитан. Голос озабоченный и, кажется, недовольный.
  - Сложно?
  - Не то слово. Даже странно, что он в сознании.
  А, это про Малька! Что ж тут странного... ровным счетом ничего.
  - Ладно. Давай показывай, кто тут у тебя из замка.
  Король, думаю я. Капитан сначала заглянул к Мальку, а потом привел короля поговорить со мной... допросить, поправляю сам себя. Глупо ждать чего-то другого. Человек из разведки - очень даже ценный пленник.
  - А заклинатель?
  - Обойдемся. Ждать его еще.
  Меня разворачивают, смотрю во все глаза на короля - постарел, седина пробила темные волосы, и на лице явственно видна усталость, но глаза по-прежнему острые, ястребиные. Король тем временем разглядывает меня. Представляю, что за зрелище. Морда перекошенная, в крови и в саже, а глаза, наверное, красные, как у голодного вильчака. Добить из жалости.
  - Ты, парень, куртку-то скинь, - говорит вдруг капитан, - чего лишним грузом плечи оттягивать.
  Киваю. Берусь за пояс. Капитан усмехается, подходит, глаза напряженные.
  - Медленно, Виталий. Очень медленно.
  Ладно. Торопиться некуда. Мне и не до спешки, мне и лучше, что медленно, что капитан смотрит на мои руки, а король видит его спину вместо моего лица. Расстегиваю крючки застежки, медленно... очень медленно развожу в стороны руки, открывая изнанку... капитан замысловато свистит. Понимаю. Такого арсенала не ждал. Столько просто не нужно.
  Стряхиваю тяжеленную куртку на пол. Кажется, матерый то ли отпихивает от меня подальше, то ли подбирает. Объясняю:
  - Толькины прихватил. Жалко стало бросать.
  Капитан принимает у матерого куртку, командует:
  - Обыщи.
  Обыскивает матерый быстро, но тщательно. Видно, дело привычное. Вытягивает пояс из штанов и ножи из сапог. За штаны не переживаю - пояс им не нужен. Пояс - веревка с разборной 'кошкой'. Две растопыренные пятерни проходятся по голове, с шеи ко лбу.
  - Все, - сообщает с легким удивлением.
  - Хорошо, - кивает капитан. - Рассказывай, Виталий.
  Пожимаю плечами:
  - Что рассказывать... Я вассал Андрия из Ольховой Излучины, а он - вассал князя Юрия. Вот и всё.
  - А Юрий - мой вассал, - продолжает цепочку король. - Ты не слишком погрешишь против вассалитета, Виталий, если принесешь присягу мне.
  - Мою присягу Андрию никто не отменял, - хмуро говорю я. Мне по душе король Егорий. Куда больше по душе, чем князь Юрий!
  - А брата вынес, - как бы в пустоту роняет капитан.
  - Малек был пленником князя, а не Андрия, - криво усмехаюсь я. - Прости, мой король, но я не предатель.
  - А служишь предателю, - спокойно говорит король.
  - Знаю, - горько отвечаю я. - А что делать, не знаю. Я рад был бы служить королю вместе с моим господином, но мой господин - там. И он остается моим господином, хочу я того или нет.
  - Верно, - кивает король. - По праву вассалитета так оно и есть. Что ж! Я предлагаю тебе предательство, Виталий. И службу короне.
  Я сглотнул. Хотел бы я служить королю Егорию! Ох как хотел бы...
  - Нет, мой король. Предатели не приносят чести своему сюзерену.
  - Жаль. Тогда мне придется говорить с тобой как с врагом, а ведь ты спас моего человека.
  - Я сделал это ради себя, мой король. Ты ничего мне не должен за Малька.
  - Жаль, - снова говорит король.
  Он смотрит на меня в упор, спокойно, без тени гнева. Юрий бы уже пришиб. Я сглупил один раз, только один... этого хватило. Я - вассал труса. Слизняка, прогнувшегося под Юрия, забывшего честь. И ничего не сделать.
  Прохладная мазь на ранах, прохладная подушка под щекой. Хорошо. Вот и все, Малек. Ты в надежных руках. Но я еще подержу тебя.
  Три дня. Я притерпелся. Самое трудное - сосредоточиться на том, что происходит со мной. Быть здесь, а не там.
  - Ты не хочешь рассказать, что там в крепости? - спрашивает капитан. Король садится на табурет, плечи опущены; усталость победила его, усталость и, пожалуй, безнадежность. Сколько его людей уже легло под стенами крепости Юрия, сколько еще ляжет? Но мятежнику не жить. На том стоит корона, и это правильно.
  - Ну? - торопит капитан.
  - Не хочу, - тихо и очень сосредоточенно отвечаю я.
  Входит заклинатель. Суетливый, не слишком знающий и очень наивный старичок, он с королем ненадолго - пока Артемий, коронный заклинатель и незаменимый посол для особо важных случаев, не вернется из Великой Степи. Ноша не по нему, да он и сам прекрасно это знает. Но - старается изо всех силенок. Вот и сейчас... Старикашка ахает, обегает вокруг меня и верещит:
  - Мой король! Этот парень заколдован! Он весь пылает чародейным пламенем, и... и от него тянется чародейная нить! Кто-то следит за ним, в любой момент может, - заклинатель спохватывается на полуслове, костлявая ладонь идет вдоль моего лица. Медленно, с нажимом. Я щурюсь. Почему-то кажется, что из ладошки заклинателя вырывается свет. Яркий, колючий, нестерпимый! Отворачиваюсь.
  Матерый бьет под дых, хватает за волосы и вздергивает навстречу свету. Задыхаюсь, ловлю воздух, как рыба на берегу. Больно! Малек... ему своей хватает...
  - Сними амулет, - хриплю заклинателю. Он почему-то отшатывается, вот уж недотепа!
  Тяну руку к вороту. Матерый, конечно, успевает первым... валюсь на колени с вывернутой за спину рукой. Больно, как больно... снова вздергивают лицо к невыносимо жгучему свету, плечо медленно выворачивается из сустава, мышцы натягиваются до предела... Малек, не смей! Я вытерплю, я пока что целый, а ты от Юрия хватанул, в чем душа держится!
  Го-осподи... я знал, что этот заклинатель не шибко умный, но не думал, что он вообще кретин! Неужели король другого не мог найти?!
  - Прекратите! - смутно, сквозь гулкий стук крови в висках, знакомый голос. Давний... очень давний. - Немедленно прекратите! Что вы себе вообразили? Нет, Архип, молчи! О чем ты подумал, я уже понял! Но ты, мой король, должен был догадаться... вставай, Щен! Ну?
  Оказывается, лежу, уткнувшись носом в пол. В глазах слезы, и не то что встать сил нет, а даже шевельнуться не могу.
  - Да помогите же ему! Щен, я не скажу, что рад тебя видеть. Не в таком состоянии. Как тебя угораздило?
  Матерый держит железной хваткой, ловлю ногами пол, шепчу:
  - Вот, угораздило. Возьми амулет, ладно? Ты ведь знаешь, что с Мальком?
  - Я-то знаю, - бурчит дед Жека, наш с Мальком воспитатель, а ныне - королевский духовник. - А вот ты точно последнее соображение растерял. Как я возьму, когда ты Малька держишь? Совесть поимей!
  - Так ведь... - допрашивать будут, хочу сказать я.
  Как всегда, дед Жека понимает с полуслова:
  - У тебя голова на плечах или тыква?! Мой король, я его забираю, - по-прежнему крепкие пальцы хватают меня за локоть. Спасибо, не за ухо, как в детстве. - Вопросы, допросы - все потом!
  - Лучше б и вовсе без допросов, - король встает, подходит ко мне и смотрит в глаза. - Парень вроде как и правильный. Только, отец Евгений, объясни ты мне, что с этим правильным парнем не так? О чем я должен был догадаться?
  - Да вот же, - дед Жека шарит под воротом моей рубахи и выдергивает Толькин амулет. - Чары братства, мой король. Я сам двенадцать лет назад связал мальчишек обрядом.
  - Толий? - в глазах короля вспыхивает понимание. И ужас.
  - Три дня беспрерывных пыток, - качает головой дед Жека. - Я не знал, как за него взяться! Но - он в сознании. Потому что Щен его держит. Берет себе половину боли. А вы добавляете!
  - Отец Евгений, - тихо говорю я, - вы не правы. Я служу врагу короля. Я могу знать что-то важное. Все правильно.
  - Но ты пришел сюда. И Толика принес.
  - Это ничего не значит. Я сказал уже - за Малька мне ничего не должны. Я сам так решил, сделал, что хотел. И готов принять последствия.
  - Оглобля оглоблей вырос, а ума... до сих пор каша в голове! Последствия... - дед Жека в сердцах бросает словцо, какое для человека Господнего вовсе даже не пристало. - Значит, так! Рано тебе еще... последствия. Хочешь, чтоб Малек жил - держи. Как хочешь выкручивайся, чем хочешь расплачивайся - а чтоб до завтрашнего вечера хотя бы время тебе дали! Назначай цену, мой король.
  - Мой король, - встревает капитан, - парень - из разведки Юрия. Мне жаль, но то, что он знает, может оказаться важнее жизни Толия. Этот замок и так обходится нам не в меру дорого. Нам важна каждая крупица сведений о нем.
  Ты сначала получи эти сведения, мрачно думаю я. Хотя...
  Король опускает глаза. И говорит решительно:
  - Я готов принять твою присягу, Виталий. Выбор за тобой. Или с нами против мятежников, или - на допрос. Не имею права по-другому.
  Хотя... неожиданно для самого себя я понимаю, что кое-что готов сказать и без допроса. И плевать на присягу, вассалитет, Андрия и Юрия.
  - Мой король, пытка - ненадежный способ узнать правду. И долгий. - Я решаюсь: есть вина и вина, и я выбираю ту, с которой готов жить дальше, сколько б ни оставалось мне жизни. - Мой король, я прошу отсрочку допроса до завтрашнего вечера. Я готов за это прямо сейчас рассказать... кое-что важное. То, что вам надо бы знать сейчас, а не завтра или через неделю.
  - Хорошо, - быстро отвечает король. - Я даю тебе отсрочку. Говори.
  Я сглатываю вставший в горле ком. Ну... говори, Щен!
  - Сегодня под прикрытием штурма два десятка людей отправились на охоту по деревням. Заклинателю князя нужны дети.
  Кто-то ахает. Не знаю, кто: я смотрю в пол. Я знаю, что поступил правильно, но все равно - стыдно и тошно.
  - И ты - один из этих двадцати, - в голосе деда Жеки боль. - Щен, ты сам понимаешь, что служишь чудовищу. Иначе не рассказал бы этого. Я слишком хорошо тебя знаю, мой мальчик. Тебя и ту дурь, что у тебя в голове. И Толик ни при чем. Ты рассказал бы в любом случае.
  - Да, - мрачно соглашаюсь я. - Если б и не Малек, я все равно... но что я могу против присяги?!
  - Бывает, что смерть остается единственным выходом, - кивает дед Жека. - Но у тебя, мой мальчик, есть еще парочка. Поверь старику.
  - Назови остальных, - требует король. В голосе сталь и смерть. - Имена, приметы, кто куда пошел. Иначе никакой отсрочки. Не собираюсь потакать детоубийце.
  Да, мой король. Я и не ждал от тебя другого. Да, я знаю, кто я теперь - подлец, мразь, предатель, нарушивший присягу. Но я рассказываю. И не только имена и приметы. Все, что может помочь. Даже - единственный тайный вход, которым можно протащить в замок ребенка.
  Нет чести тем, кто пытается купить победу кровью детей. Не хочу помогать такой гнусности. Не хочу даже быть с ними.
  Капитан умчался, едва дослушав.
  Вот и все. На моих руках не будет детской крови. А предательство... ты сам так решил, Щен.
  - Пойдем, - дед Жека развернул меня к выходу. - Пойдем же, Виталик, мальчик мой... ты заслужил отдых.
  Совсем другое я заслужил, мрачно думаю я. Это почти счастье, что дед Жека ведет, и можно переставлять ноги, ничего не замечая вокруг. Потому что я сломлен и обессилен, и только одно утешает - мое от меня не уйдет. То, что заслужил я на самом деле...
  
  - А зачем дети? - спросил Мелкий. - Я о таком не слыхал, чтоб на детской крови чары творить.
  - Потому и не слыхал, - ответил сказитель. - Егорий, когда взял замок, допросил заклинателя. И убил всех, кто знал эти чары. Все они учились у одного магознатца. Конечно, - сказитель заметил возмущение на лицах слушателей, и трудно было бы не понять, чем оно вызвано, - очень может быть, что они не стали бы применять эти чары. Но я думаю, король поступил правильно. Есть знания, которым не место в этом мире.
  - Это бесчестно, убивать невинных, - тихо сказал Ясек.
  - Егорий согласился бы с тобой, - кивнул сказитель. - Только прежде добавь еще одно слово: 'детей'.
  
  - Щен, проснись! Да проснись же!
  Чьи-то руки на плечах, трясут, голова мотается... жадно хватаю ртом холодный воздух. Открываю глаза. Дед Жека смотрит остро, как умеет только он.
  - Что тебе снилось?
  - Н-не помню, - дрожь колотит сведенные мускулы, зубы выстукивают частую дробь.
  Дед Жека отходит к столу, чем-то звякает. Я слышу, как тихо в мире. Наверное, вот-вот рассветет - нет тишины чище, чем в последние предутренние минуты.
  - На-ка, выпей.
  Я принимаю из его рук чашку и медленно пью. У меня две заботы. Не дать дрожащим пальцам расплескать до одури вкусное, прохладное и свежее питье, так непохожее на застоялую до тухлости воду из хранилища замка - колодезной не хватает, она идет князю и его поварам, да нескольким приближенным. И - утихомирить зубы, стучащие о край... позор!
  - Не надо мне было спать, - бормочу я.
  - Свалился б в самый неподходящий момент, лучше бы было? - ехидно спрашивает мой спаситель, забирая опустевшую чашку. - Я рад, что ты поспал, Виталик. А кошмары... что же тут удивительного?
  И впрямь, думаю я, что удивительного...
  - Щен?
  Не знаю, как я умудрился за какой-то миг оказаться возле Малька, не запутавшись при этом в собственном одеяле!
  - Щен, - он пристально смотрит мне в глаза, - ты...
  - Я-то в порядке, - я заставляю себя улыбнуться. Не знаю, как оно получается, но Малек явно не верит. - За тебя боялся, Толька. Все казалось, что опаздываю. Век бы себе не простил.
  - Да, еще чуть-чуть, - дед Жека отодвигает меня в сторонку, щупает Мальку лоб. - Теперь-то я могу сказать, что поставлю тебя на ноги. Но вчера вечером...
  - Щен, ты как? - настырно повторяет Малек.
  - А ты не видишь?
  Я вдруг понимаю, насколько меньше сейчас боли. И такое облегчение захлестывает меня... вот теперь сама собой расплывается на морде улыбка.
  - Не темни, Щен! - Малек оглядывает меня с ног до головы и снова смотрит в глаза. Это он умеет - одним взглядом сказать все, что о тебе думает! - Ты знаешь, о чем я.
  Я торжественно прижимаю к сердцу правую ладонь:
  - Утверждаю и клянусь! Все прекрасно, я всем доволен, и только одного не хватает для полного счастья, - выдерживаю паузу и широко улыбаюсь в ответ на сердитый взгляд Малька. - Я голоден, как стая вильчаков, а пока что никто не предложил мне и корочки хлеба!
  Малек вздыхает:
  - А я пить хочу очень.
  Дед Жека тихо смеется.
  - Щен, вода на столе. Я схожу за едой.
  Я наливаю Мальку воды, помогаю сесть и держу чашку, пока он пьет. Руки у него вряд ли заживут скоро. Малек переводит дух, признается:
  - Голова кружится страшно. И, Щен... я боюсь.
  - Чего боишься? - спрашиваю. - Теперь-то?
  Малек смотрит мне в глаза - сердито и беспомощно.
  - Так чего?
  - Что вчера с тобой было?
  Пожимаю плечами. Отвечаю - между прочим, вполне честно:
  - Заклинатель у вас, извини, придурок полнейший. Углядел одно, а вообразил совсем другое. Сам испугался и других взбудоражил. В общем, дед Жека прибежал в самый разгар паники, всех построил и притащил меня сюда. И уложил спать.
  - Да? - скептически переспрашивает Малек. - Вот так просто взял и притащил? Да еще и всех построил?
  - Ну да.
  - И капитан так просто тебя с ним отпустил? Ни с того ни с сего?
  - Ну, Малек, ты же знаешь деда Жеку!
  - Знаю. А еще я знаю отца Евгения. Щен, что он сказал капитану?
  Я вздыхаю. И признаюсь:
  - Правду.
  Малек хрипло поминает Нечистого.
  - И что ты хочешь этим сказать? - вяло интересуюсь я.
  - Зная твою дурость... то-то ты без оружия. Значит, просто дали мне очухаться? А потом тебя в оборот? Сняв с нас амулеты? Знаешь, лучше бы ты меня там оставил!
  - Не бери в голову. - Я сладко, с хрустом потягиваюсь. - Хорошо! Почти не болит уже. Дед Жека тебя быстро в порядок приведет. И, кстати, ты же не думаешь, что люди, которым ты честно служишь, поступят со мной несправедливо? Так что не беспокойся о пустяках.
  - Да, вот так? - злобно шипит Малек. - Щен, может, мне самому тебя пристукнуть, а? Из жалости?
  - Сначала поднимись, - усмехаюсь я. - А потом испроси благословения у деда Жеки.
  - На что я должен его благословить? - мой спаситель тут как тут, с огромным подносом. - Щен, еду на стол! Для Малька то вино, что в кувшине, нам с тобой бутылка. А услышу еще раз 'деда Жеку', епитимью наложу!
  - Сколько угодно, - я принимаю поднос, едва не рухнув от сытного запаха свежей, настоящей еды, - кормилец! Малек, кашу будешь?
  - Будет, будет, - наш старый воспитатель подсовывает Мальку под голову еще одну подушку, устраивает поудобнее. Передаю ему чашку с вином. - Пей, геройская разведка.
  Он все тот же, и голос... особенно голос, сейчас он ворчливый и самую чуточку насмешливый, но я помню, каков он, когда по-настоящему сердит. Дед Жека, наш дед Жека, надо же, что за встреча! Не радуйся, Щен, обрываю себя. Рядом с ним ты снова чувствуешь себя ребенком - и не веришь в плохое. Но ты давно вырос.
  - Отец Евгений, - напряженно начинает Малек, - я... скажите мне...
  - Ешь кашу и не болтай, - я беру у Малька чашку, дед Жека перехватывает тарелку с кашей. - Заткни ему пасть, святой отец. А то ишь, намолчался в плену, теперь наверстывает.
  - Иди, Щен, поешь, - усмехается отец Евгений. - И скажи спасибо деду Жеке за добрые отношения с поваром - завтрак по лагерю через час.
  - Спасибо, - мычу я, уже с набитым ртом.
  - Вот и хорошо. Так что я должен сказать тебе, Толик?
  - Что будет с Виталькой? Только честно!
  - Не знаю, - вздыхает этот предатель. - Все зависит только от него самого.
  Малек давится кашей, кашляет. Отдышавшись, награждает меня такой характеристикой, что сам Нечистый обзавидовался бы. Я сосредоточенно ем, Толькина ругань пропадает втуне, но злость на воспитателя и побратима кипит во мне вовсю. Сейчас еще, чего доброго, увещевать начнут. Уж дали бы поесть спокойно, в самом деле! Вечером на допрос, и лучше обойтись без обеда: ненавижу давиться блевотиной.
  Но отец Евгений стал куда мудрее за те десять лет, что мы не виделись.
  - Толик, мальчик мой, - говорит он, - Виталик имеет право выбрать. Как бы ни было больно нам с тобой. Ему отвечать перед Господом за этот выбор, как и за все поступки, оставившие след в чужих судьбах. Это его право, Толик - выбрать самому. И не нас с тобой он должен слушать, а только свою совесть.
  Я сжимаю зубы, кладу ложку на стол. Совесть... а что делать, если и совесть рвет на части?!
  - Хотел бы я поговорить по-свойски с его совестью, - бормочет Малек. И засыпает.
  - Вот и хорошо, - вздыхает дед Жека. - Спи, Толик. Очень уж много тебе залечивать... спи.
  Я тянусь налить себе вина. Руки позорно дрожат.
  - Виталик, мальчик мой, - дед Жека переставляет табурет, садится рядом со мной. - Хочешь поговорить с человеком, который не перескажет твои слова никому? У меня есть это право.
  У аббата в замке Юрия тоже оно есть, горько думаю я.
  - Добавлю, я этим правом пользуюсь. Уж ты-то, Щен, должен знать, можно ли мне верить!
  - Прости, - я покаянно опускаю глаза. - Ты прав, я боюсь откровенничать даже с человеком Господа. Вот до чего я дошел!
  - Вот до чего довели тебя, - грустно поправляет дед Жека. - Виталик, я клянусь Светом Господним: все, сказанное здесь, будут знать только трое. Ты, я и Господь.
  Решение, как и вчера, приходит вдруг и сразу, будто на ухо нашептали. Я встаю. Спрашиваю:
  - Даже если мои слова помогли бы королю победить?
  - Мы будем говорить о тебе, а не о планах Юрия или возможностях захвата крепости, - отвечает отец Евгений. - Твоя душа, мой мальчик, важней для меня сейчас, чем все королевские победы и поражения.
  - С моей душой очень скоро все будет кончено, - горько говорю я. - Отведешь меня к королю? Или к капитану.
  - Прямо сейчас? - дед Жека впивается взглядом мне в глаза. - Ты не хочешь подождать до вечера?
  - Нет.
  - И не хочешь даже поговорить со мной сначала?
  - Деда Жень... святой отец... ну пожалуйста. Я и так боюсь передумать.
  Меня колотит. Не страх, нет. Скорее напряжение. Отец Евгений тяжело вздыхает.
  - Пойдем.
  Лагерь уже проснулся, обычная утренняя суета занимает внимание осаждающих. Вот когда надо атаковать, думаю я. На нас не очень-то обращают внимание. Да и те, кто обращает, по большей части приветствуют отца Евгения; вздумай я... впрочем, моя просьба об отсрочке подразумевает обещание дождаться вечера без фокусов. Да, за три года мятежа я успел забыть, как честь велит обращаться с пленными. У Юрия в ходу другие правила.
  Странно, но только сейчас я понимаю, как люто ненавижу Юрия. Только сейчас... когда решение принято и почти выполнено! Что ж, по крайней мере, не из ненависти я решился погубить себя. Может, хоть это зачтется моей пропащей душе.
  Капитан, судя по рыжей глиняной пыли на куртке, ночью сам проверил указанный мною вход. Толку-то: оттуда замок не захватишь, на выходе по одному перебьют. Глядит на меня с хмурым интересом, спрашивает:
  - В чем дело? До вечера еще весь день.
  - Ни к чему, - сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони. Как с обрыва вниз - не в море, на камни в отлив. - На все вопросы я готов ответить сейчас.
  
  ...Да, он в самом деле ответил на все вопросы. Честно, подробно и обстоятельно. И даже нарисовал, как сумел, план замка со всеми укреплениями и потайными ходами. Вы скажете, что это предательство?
  - Конечно, предательство! - Юрка Рыжий презрительно сплюнул.
  - Зачем он это сделал? - Ясек спросил так, словно речь шла о его лучшем друге. Вот в чем мастерство сказителя, подумал Шкода. Совсем не в том, что он знает куда больше подробностей. Просто мы начинаем думать о давно умерших парнях, как о друзьях. Или как о врагах.
  - Он решил помочь королю, - сказал Мелкий. - Разве это предательство?
  - Сам он считал это предательством, - тихо ответил гость. И помолчал, давая слушателям время представить - каково это, рваться на части между правдой и правдой. Между виной и виной, честью и честью, верностью и верностью...
  
  Что-то будто порвалось во мне: как лопается туго натянутая леска, нет, как рвутся от напряжения жилы. Не больно, нет. Боль осталась позади - вместе с молчанием. С тем Щеном, который не забыл о чести и хранил верность присяге. Я уже не он. Оцепенелое равнодушие выстуживает то, что осталось. И даже теплый взгляд деда Жени не в силах остановить смертный холод.
  - Я не забуду того, что ты сделал, - говорит король.
  Я тоже не забуду. Захочу забыть, а не смогу. Буду жить - и помнить. Безнадежность этой мысли, этого понимания потрясает меня. Впервые в жизни мне хочется умереть.
  - Оставь его, мой король, - просит дед Жека. - Не говори ничего, не надо. Я уведу его... попробую привести в чувство.
  - Похоже, мой король, парню легче было бы дождаться вечера и молчать на допросе, - так же тихо бормочет капитан.
  Я слышу их. Но мне все равно. Сочувствие деда Жеки, благодарность короля, недоумение капитана... они теперь не имеют значения. Мне не нужны больше ни сочувствие, ни благодарность. Я не имею на них права.
  - Пойдем, Щен, - дед Жека берет меня за руку, как ребенка. - Малек скоро проснется, надо будет повязки сменить, разве же без тебя управлюсь?
  Мы выходим из полумрака капитановой палатки, и яркое утреннее солнце брызжет светом мне в глаза. Мир остался таким же. Светлым. Но разве теперь я имею право на этот свет?
  День проходит, словно во сне. Что-то спрашивает Малек, что-то объясняет дед Жека. Но я слышу только суету в лагере. Ту суету, что внятно предшествует штурму.
  В конце концов дед Жека сует мне под нос питье, а я, только проглотив, распознаю вкус сонного зелья.
  Я просыпаюсь, когда полуденный жар сменяется предвечерней прохладой. Малек спит, деда Жека нет. Нет и охраны у входа в палатку. Под навесом по соседству суетятся лекари и магознатцы, пахнет кровью, снадобьями и свежей водой... как остро я чую ее теперь, после стоялой тухлятины, которую пили в замке последний месяц! Подхожу к навесу. Отца Евгения нет и здесь. На меня не обращают внимания. Правильно, кому я теперь нужен... и хорошо.
  Из центра лагеря доносится шум. Свист, крики... что-то там происходит. Я догадываюсь, что. Болезненное любопытство пополам с виной тянут меня туда. Что ж, почему бы нет. Имей смелость посмотреть в глаза своему предательству.
  Я угадал правильно. Там ведут к королевской палатке пленников. Мне видно плохо, но Андрия, кажется, среди них нет. Убит? Да какая разница, отвечаю глупой надежде на свободу. Ты уже предал. Он жив был тогда, и ты был его вассалом. Ничего теперь не изменишь. Ты мог присягнуть Егорию вчера, можешь и сегодня. Но предателем ты быть не перестанешь. Никогда.
  Суд короля короток. Везти в столицу всех - незачем. Только Юрия и его заклинателя. Остальных ведут обратно, к оврагу под стеной замка... люди расступаются, меня замечает Васек, мой приятель из замкового гарнизона. Выплевывает:
  - Будь ты проклят.
  Уже, думаю я. Ты опоздал. Там, в замке, у меня не было таких друзей, как Мелкий; такой друг может быть один за всю жизнь. Но я делил с вами остатки воды и провианта, мы вместе караулили на стенах, отбивали атаки, ждали смерти... мы были обречены и понимали это. Вот только вы честно встретили смерть, а я откупился. Толку в ваших проклятиях, сам я проклял себя куда крепче.
  И если быть с собой честным, то у меня остался единственный выход. С Мальком только попрощаться... или не стоит? Амулет деду Жеке отдать, и ладно.
  Я бреду вслед за вереницей пленных и думаю о Тольке. Я боюсь, что он тоже меня не простит. И ладно бы меня, пусть; но ведь он не простит себя! И это тоже будет предательством. Влип ты, Щен. Живи теперь. Мразью, сволочью - живи. Чтоб не стать еще большей мразью. Ты идешь в кольце пустоты, победители сторонятся тебя, а побежденные проклинают. Тебя вытеснили в первый ряд зрителей: смотри, как падают под стрелами твои вчерашние соратники, любуйся. Ты это сделал. И ты даже не смеешь умереть вместе с ними.
  Казнь окончена, солдаты Егория молча уходят в лагерь. Я остаюсь. Я сажусь на землю, обессиленный, выжатый досуха... потом ложусь. Перед глазами остается только небо. Чистый свет, Свет Господень. Мне не бывать там после смерти, и пока жив, я тоже не осмелюсь поднимать глаза навстречу ему. Так попрощаюсь, пока некому мне мешать. День уже ушел, солнце скатилось к самому окоему, и небо почти такое же синее, как море ранним летним утром. Незабываемое, недосягаемое. Незамутненное.
  - Щен?
  Толька?!
  - Ты-то что здесь забыл?!
  - Кого, - поправляет Малек. - Тебя. Пойдем, тебя там видеть хотят.
  Как он вообще сюда дошел?! И почему дед Жека ему разрешил... хотя это как раз понятно. Приди кто другой, ответил бы: 'Перехотят', - и делу конец. А Толька едва на ногах держится - и вернуться сам не сможет.
  Подставляю плечо:
  - Ну, идем.
  - Ты не думай, - бормочет Малек шагов через десяток, - мне уже почти хорошо. Честно.
  - Угу.
  Чую я, как ему хорошо. Хотя еще вчера было, конечно, намного хуже.
  - А ты...
  - Не надо, - обрываю. - Ну хоть ты не делай вид, что все в порядке.
  Толька вдруг разворачивается, хватает меня за ворот:
  - Ты, - он почти кричит, а глаза - просто бешеные, - мученик недоделанный, хорош дурью маяться! Служил ублюдку, а теперь из-за него остаток жизни убиваться станешь?! Еще, может, скажешь, что он не по заслугам получил?! Придурок, ты еще башку свою расколоти о его могилу для полного счастья!
  Я осторожно перехватываю Толькины руки:
  - Свалишься. Идем уже, потом доругаешь. И вообще, ерунда это все. Разве в нем дело? Дело во мне.
  - Вот я и говорю: придурок, - шипит Малек.
  Не буду я с ним спорить. Иначе могу ляпнуть в запале, что это из-за него я стал мразью и предателем... но это ведь неправда! Он не просил меня об этом, и полторы сотни расстрелянных в овраге под стеной замка Юрия - моя и только моя заслуга.
  - Хорошо, пусть придурок. Согласен.
  От моей покладистости Малек скрипит зубами и поминает Нечистого в таких выражениях, что я уважительно хмыкаю. Но мы уже почти у лагеря, а собачиться при посторонних Толька ненавидит. До палатки королевского духовника мы бредем молча.
  - Вот, - бурчит Малек, - получите вашего героя.
  В палатке остро пахнет кровью, и кто-то скулит в дальнем углу. Дед Жека и старичок-заклинатель суетятся вокруг кровати; но я не успеваю разглядеть, кто на ней лежит. Ко мне кидается женщина. Первым делом я замечаю корку крови на светлых волосах, вспухшие губы, черные круги под глазами... она падает передо мной на колени, обнимает ноги... прах меня забери, да что здесь творится?!
  - Век за тебя Господа буду молить, - рыдает женщина, - детям, внукам закажу, спаситель наш, дай тебе Господь...
  - Иди сюда, Щен, - бросает через плечо дед Жека. - Аксюта, милая, да отпусти же ты его. Он же не понимает. Пусть поглядит.
  Мы с Мальком в четыре неловких руки поднимаем зареванную Аксюту. Я подхожу к кровати, и вопросы застревают комом в пересохшем горле.
  - Поздно ход перекрыли, всех не перехватили, - дед Жека не смотрит на меня, все его внимание - с девчушкой, что лежит на кровати. - Из двадцати девять успели вернуться. И Юрий сразу же начал призыв силы. Еще час-другой, и мы бы не успели.
  - А... другие? - выталкиваю единственный по-настоящему важный вопрос.
  - В порядке, - отвечает дед Жека, - страху только натерпелись. Отправили их по домам. Аксюта, милая, да успокойся же ты, Господа нашего ради, и меньшого своего успокой! Все позади, и девчонка твоя жить будет, и красавицей будет, заговорим, ни шрамика не останется.
  - Да уже и заговорили, - выдыхает заклинатель. - Теперь пускай спит, а как проснется - все уже хорошо будет.
  Дед Жека разворачивается ко мне, смотрит в глаза - в упор.
  - Жалеешь? Дальше страдать будешь?
  - Нет, - шепчу я. - Свет Господень, нет!
  
  Костер давно прогорел, по восточному краю неба разлился сиренево-розовый свет.
  - Вот такая история, - сказитель обвел взглядом хмурые лица, подумал: знать бы, как отзовется. Он тоже когда-то - давно, почти полвека назад, - так же сидел у костра и слушал. Тогда он, непутевый сопляк, мечтал стать воином. Все равно, у короля ли, князя, Нечистого - лишь бы схватки, победы, слава. Но, отслужив свой год, вернулся домой, к соседской Аксютке, что обещала ждать.
  Шкода тоже смотрел на своих парней, смотрел и думал: хорошо, что забрел к нам этот дядя, которого правильней называть дедом, вот только язык не поворачивается. На свадьбу внучки едет - ну так что с того? Он еще правнуков переженит, и им будет рассказывать старые легенды. А ребята эту ночь не скоро забудут.
  Ребята молчали. Смотрел в рассветное небо Рыжий, ворошил палкой угли Ясек, закусил губу, задумавшись, Авдик. Только Мелкий, встретившись взглядом со сказителем, выдохнул:
  - Спасибо...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"