Аннотация: Бывает и так... если лето, грибы и ветер в голове.
Утро, принадлежащее ей, выдалось трудным. Трудным и долгим. Мутные метания по знакомым и попытка столкнуть пять граммов украденного героина, чувство разрушения окружающего мира - старое чувство, которому уже полтора года. Тяжело испытывать ежедневно это чувство, представляя себя поездом, пущенным под откос бородатыми партизанами. Что ж вы хотите, господа, кому-то ведь надо жить на склоне! Но теперь утро позади, оно отстало, затерялось во времени, и цель достигнута - герыч перестал жечь руки, зато карманы стали приятно тяжелы, но что делать дальше - непонятно. Посмотрела "Матрицу", убедилась в том, во что сама верила беспредельно - в иллюзорность бытия. Больше, чем в это, она верила в Голливуд. Фабрика чьих-то грез была яркой, ужасно яркой, такой яркой, что в нее было невозможно не верить. Осталась досада на себя, утреннюю, суетливую, с нездоровым блеском в глазах - побочными эффектами стремления продать все, не оставив себе ничего. Но Кину Ривз канул в небытие, а вера в иллюзорность мира осталась лишь верой. И все же надо было что-то делать, от желания этого ее трясло, и она отодвинула окружающий мир вместе со всеми его иллюзиями и несколькими реальными вещами подальше от себя, - плюнула на пол в прихожей и поехала на дачу. Элементарно...
А там был зеленый сумрачный лес, красный закат и оранжевый песчаный пляж на берегу медленной речки.
Над ее сотками тянулся, как ириска "мёллер", тек, как мед по усам, густой, medium slowly блюз, и она лежала, обкуренная зеленым фимиамом, на шезлонге и смотрела сквозь темные очки на легкие грациозные облака.
Сигареты были слабыми, слабым было и пиво "Lapin Kulta", но крепкая жизнь на износ осталась далеко, в сотне километров отсюда, давным давно. Живя сегодняшним днем она отрицала возможность вчерашнего; что ж, то было ее право, и никто не собирался его отнимать - друзья были далеко, далеко были родители, и некому было ее осудить или хотя бы по привычке указать нравоучительным перстом на несостоятельность ее жизни.
Впрочем, что родители! Они всегда были далеко, на разумной дистанции в 100 000 000 световых лет, которую не преодолеть при всем желании ни им, ни тем более ей, недалекой и склеротичной школьнице... прости, это не так. Она была обычной девочкой, училась неплохо, но, какая жалость! - знала безумно мало.
Мы не будем углубляться в изучение процесса отупения школьников и школьниц, глупости все это, но посмотрим на результат: хорошо лежать на шезлонге и медленно думать не важно о чем, хорошо уметь абстрагироваться от реальности, хорошо быть богатой и плохо быть бедной. Если она, наша героиня (хотя вряд ли уместно так ее называть - ничего геройского она не совершила, и надо думать, не совершит - окачурится на больничной койке, если будет продолжать нюхать героин) полагает, что сейчас кто-то усиленно размышляет над ее судьбой, то она совершенно права: по крайней мере один человек уделяет ее судьбе немало внимания - куда больше, нежели она сама. Сразу вспоминаются слова Марка Твена, когда он, вдосталь поизмывавшись над Томом Сойером, снисходительно заметил, дескать, ладно, живи, - в моих силах прекратить твои мытарства. "Бедняжка, тебе преподали хороший урок!" такое я услышал от любимого ею МTV.
Я был бы рад преподать ей хороший урок, но не могу. И жалко, и просто не могу. Сам не без греха. Она же лучше меня, возможно, во сто крат. По-крайней мере, не измышляет, как бы меня покарать, и за что.
Да, жизнь у нее, конечно... еще та. Вечером, после аскетичного ужина (посмотри на себя, дура, ты похожа на дистрофика, косящего армию!) она села перед зеркалом и вынула косметичку. Дракула из фильма Фрэнсиса Копполы померк перед тем, что вышло из-под ее грозного оружия. Мэрилин Мэнсон валяется в глубоком обмороке. Джим Керри-Маска плачет от зависти, детка, посмотри что ты наделала! - ты же заставила комика рыдать!!!
Все ради чего? Ради того, чтобы преодолеть несколько сот метров и зайти в магазин. Купить там жратвы, сигарет и пива. Послушать, как нелепо одетая бабка жалуется продавщице: "У меня на участке появляется все больше ежей! От них уже некуда деваться! Скоро в дом заберутся!"
Слышь, малявка! Откуда в тебе столько презрения? Почему бы бабке не бояться ежей? Иди-ка лучше домой, пей свое пиво и смотри эротические сны. Не маячь, не утомляй обитателей садоводства!
Он шла вдоль кровавой полосы заката. В августовских вечерах уже чувствовалось холодное дыхание осени... Так, какого черта ты остановилась? А, пивка решила попить? До дома не дойти?
Она выпила пиво и бросила бутылку в заросшую травой канаву. Что-то там пришло в движение - она не обратила внимания. Она пошла домой, а на улице к тому времени стемнело. Приятные сумерки накинули на ее худые плечи свой серый, ничуть не согревающий плед. Проходя мимо цветочной, апокалиптической в своем упадке грядки, она вздрогнула - словно удар хлыстом ее ожег - оттуда, из грядки, стрельнул резкий шипящий звук.
"Змея!" - подумала она, чувствуя как скачет сердце, накормленное адреналином.
Но легкий топоток и шелест травы убедил ее, что это не змея.
Она пробралась в дом, зажгла свет, включила магнитолу и обхватила голову руками. За что? - спрашивала она у пространства. - За что мне это?
Что "это"? Что, милое дитя, ты имеешь в виду? И у кого спрашиваешь?
Ничего не искать, и что-то найти - так не бывает. Она лежала и ревела в подушку. Расстроенная психика, это все понятно, и женские слезы - тоже понятно. Они, как снотворное. Они успокаивают, их надо прописывать в виде капель неврастеникам. Хорошо женщинам, они могут прописывать себе эти капли самостоятельно, в неограниченном количестве. Женщины засыпают, умиротворенные соленой водой, а верный спутник, сон, доводит сеанс лечения до благополучного финала. Утром женщины встают со стабилизировавшейся психикой. Встают для того, чтобы наделать новых глупостей...
Утром она встала, попила кофе, выкурила сигарету и пошла на пляж. Купаться было холодно, да она и не собиралась. Она собирала на лужайке псилоцибиновые грибы, готовясь в очередной раз изменить мир. Думала о друзьях, подругах.
Подруги - суки, друзья - козлы. Примерно так.
Можно подумать, что ты сама чего-то стоишь, сказал бы я, будь я на месте твоих друзей-подруг. Но поскольку эти непочетные места забиты, я не претендую ни на что. Живи как знаешь. Никто не виноват в том, что твоя коммуникабельность оставляет желать лучшего.
Собрала тридцать пять штук. Съела, не отходя от кассы. Расстелила на пляже полотенце, вытащила из рюкзачка бутылку "Колы" и легла, закрыв глаза.
Одиночество... Одиночество... Одиночество...
Повторив это слово много раз, она открыла глаза. С момента проглатывания малоприятной на вкус грибной массы, похожей на резину, прошло двадцать минут. Именно столько надо, чтобы маленькие фаллические друзья сделали свое дело - начали перекраивать мир (или тебя), чтобы угодливо подстроить его (или тебя) под твои требования.
Все было ярким, несущим радость. В изумрудный райский сад, отливающий золотом, превратился лес, луг прикинулся футбольным газоном, покрытым шелковистой дорогой английской травой. Река стала толстым, коричневым питоном, тянущим свое жирное тело сквозь кисельные берега.
Вдумчиво пошлявшись по округе, она вернулась домой и включила музыку. Стоило закрыть глаза, как в сознание вторгались сюрреалистические видения - постоянно изменяющиеся узоры, и все такое.
Rulezzz!
А стоит открыть глаза - и надо заново знакомиться с миром. Яркое солнце, чей свет пляшет на стене, такое милое, такое пышное, такое неизменно радостное! Стена дышит. Дышит бутылка с "Колой". Закури, крошка, сигарету. Что ты чувствуешь? Как по языку перекатывается что-то жидкое, имеющее вкус дыма? Смотри, не переусердствуй - пачка уже почти пустая.
Она пошла в магазин по желтой дороге. Гравий отбрасывает черные тени. Нет ничего, кроме гравия. Ты на Луне? Смотри, не упади в кратер.
О чем говорят эти люди? Что-то смешное? Они всегда говорят смешное, странно, что раньше ты этого не замечала.
А вон собака, гляди! Видишь? Она такая чистая, аж вся блестит. И язык у нее алый. А должен быть розовым... Она не хочет здороваться, отстань от нее, не надо.
- Мне... э-э... Дайте мне пачку "Парламента". Какого? Lights. Хотя нет постойте, лучше "Честера". Подождите, подождите, я передумала... Не ругайтесь! Дайте "Мальборо лайтс". Спасибо. До свидания! Хороших сновидений.
Опять эта бабка! А за ней бегут ежи. Смех, да и только. Чего они к ней прицепились? Ежи такие симпатичные, забавные.
Нет-нет, это не галлюцинация. Для таких галлюцинаций ты собрала недостаточно много.
Для первого слоя поганки были что надо! Она была в восторге. Она ждала дождей, она ждала появления новых грибов. Ну почему сейчас не осень?! Осенью они будут лезть из-под земли, только так!
Будет возможность компенсировать сердечную недостаточность, вызванную школой.
Днем она пила водку, чтобы заглушить потребность в героине. Однажды с ней попытались познакомиться двое парней, но они не подходили к ее требованиям. У одного была черная футболка "AC/DC", а она не любила "AC/DC", у другого была прыщавая физиономия. "Познакомься лучше с "клеросилом", посоветовала она ему.
Кстати, представляешь, он воспользовался твоим советом!
Она не сразу обратила внимание на то, что садоводство пустеет. Люди куда-то уезжали. И в выходные было не так много народу, как всегда. Что-то случилось. Но ей не было дела до того, что происходит с цивилизацией. Ее мир сузился и замкнулся на себе. Не было желания впускать в него кого-то еще - она и не впускала. Но нельзя же быть настолько невнимательной, что не видить страшноватой истины: людей становится все меньше, а вот ежей, как ни странно, больше.
Она свыклась с тем, что по ночам за окном раздается оглушающее шипение - настоящие концерты, что, когда она возвращается домой с прогулки, ежи раз десять перебегают дорогу. Ну, правильно, в конце-то концов это не черные кошки!
Придя во вторник в магазин, она увидела, что он закрыт, а на двери болтается огромный замок. Она была "в грибах", и по привычке не придала закрытой двери никакого значения. Только потрогала его - почувствовала космической холод стали - и отошла.
Великая тишина впервые, наверно, стояла над садоводством за все время его существования. Не горланили дети, не надоедало радио "Маяк", не жужжала бензопила. Не ехали и не поднимали пыль автомобили. Не скрипели колонки. Нет, нет и нет. И еще раз нет. Всепоглощающая, величественная тишь...
И черные комки на дороги. Ежи.
Вечером она решила, что ей не хватает человека, с которым можно поговорить. Одиночество, конечно, штука приятная, но долго им не понаслаждаешься. Ну, а чем вообще можно наслаждаться долго? Превратившись в привычку, вещи теряют свои привлекательные свойства. Только ты, подруга, как всегда опоздала. Несвоевременное у тебя желание, ох какое несвоевременное. Ну, если хочешь, иди, побазарь с ежами.
Не слышит она меня, не слышит. Идет спать. Завтра тяжелый день - надо выискивать остатки первого грибного слоя.
Встав спозаранку, она со всей остротой поняла, что одиночество перестало ей нравиться. Более того, она не может его выносить. Но остались только ежи. С внезапной яростью она пнула первого попавшегося, и тот кубарем полетел через картофельную грядку.
Поев вермишель быстрого приготовления, она взяла сумочку (зачем тебе сумочка), надела кеды "Cat" (дома все время ходишь босиком, тупица, когда-нибудь наступишь на ежа - точно говорю) и пошла знакомой дорогой.
Голубая стратосфера неодобрительно поглядывала на биосферу со своих высот и видела только массу ежей и хрупкую фигурку, быстро идущую по направлению к речке. Если бы ты могла видеть как стратосфера! Может, сегодня осталась бы дома.
Опустилась на колени среди кочек, начала разгребать траву. Пусто. Все съела, прожорливая ты наша!
Ну-ка, подними взгляд. Что там такое, возле осинки? Ага, кричишь. Думала, кочка, усеянная грибами, как кожа того парня прыщами? Нет. Нет-нет-нет-нет. На грибы совсем не похоже.
Там стоял получеловек-полуёж. Сверху он был ежом, снизу человеком, одетым в джинсы "Wrangler" и кроссовки "Reebok". Его иглы были белыми, а бусинки-глаза (очень большие бусинки) казались пластмассовыми. Росту в нем было метр семьдесят. Чуть пониже тебя, дылды.
Шерстяная, вытянутая мордочка направлена в твою сторону, черный нос двигается. Он подходит.
- Не подходи!
Он остановился в нерешительности. Лапки засунул за спину, спрятал в иголках.
Она замахнулась сумочкой (все-таки пригодилась сумочка) и стала пятиться. Уже не до грибов, верно?
Его круглый рот приоткрылся, обнажив круг белых острых зубов. Он хриплым и каким-то нечеловеческим голосом с трудом произнес:
- Пожалуйста!
- Что пожалуйста?! Убирайся, мерзкий еж.
Ужасный еж не убирался, он был намерен продолжить разговор:
- Ты не уходи, тебя там никто не ждет. Подожди чуть-чуть, я хочу с тобой поговорить.
"Боже, о чем мне с ним говорить?" - думала она и дрожала от ужаса. - "Что нужно этому чудовищу?"
- Понимаешь... нам одиноко, и тебе и мне. Я знаю, говорил еж. - И ты это знаешь. Поэтому не уходи, пока не уходи.
"Да и куда мне идти? Кругом одни ежи - ни одной человеческой души. Этот хоть говорящий".
Еж продолжал златоустничать:
- Я понимаю, тебе тяжело сознавать то, что вы, люди, (я тоже отчасти причисляю себя к ним) теряете позиции, завоеванные на протяжении тысячелетий, но так уж получилось; и ты видишь сама. И ты, наверное, смогла с этим примириться, раз уж осталась здесь.
- Где люди?
- Они ушли, - еж развел руками. - Что же им еще оставалось делать.
- Тогда я тоже пожалуй пойду.
- Я молю тебя остаться.
- Да? - она вдруг улыбнулась. Подошла поближе и заглянула ежу в глаза. - Ты такой смешной.
- Правда?
- Видит Бог, правда.
- Мне радостно это слышать. Жди меня сегодня вечером. Я приду.
И полуеж-получеловек скрылся в лесу.
Весь день она не находила себе места. "Что я делаю?" - думала она. - "На что я рассчитываю, а на что рассчитывает он?". Вечером она суетилась, носилась из комнаты в комнату, все роняла. Надо было чем-то встречать гостя.
На столе появилась еда: спагетти, кетчуп, кукуруза, еще что-то. Словом, все, что оставалось в закромах. А оставалось там мало. Магазин был закрыт и пить было нечего. Зато отыскались свечи. Она их поставила на стол, отошла в сторону и поглядела на все это "великолепие".
Потом присела и по-дурацки захихикала. Впрочем, ситуация тоже была дурацкой.
За окном стремительно темнело. Но гостя все не было. Тошнотворное ожидание! Куда бы от него деться? Из динамиков магнитофона неслись жесткие риффы, захлестывали ее и не давали расслабиться. Да она и не смогла бы расслабиться.
Она открывает, на пороге - он. По его звериной морде ничего не прочесть. Темная личность!
- Здравствуй, - робко так говорит она.
- Здравствуй, - жестко и хрипло отвечает он. - Вот я и пришел.
Он совсем не похож на того робкого ежа, каким он явился ей в лесу. Она в замешательстве говорит:
- Ты извини, но у меня нечего пить.
- Пойдем!
Они подошли к магазину, и в руках у него очутился лом. Руки оказались не очень слабыми - замок слетел почти мгновенно. На этой картине стоило бы заострить внимание: гремит гром, в секундных вспышках молнии видна фантасмогорическая картина: получеловек-полуеж с яростным оскалом громит магазин, а сзади него жмется тоненькая девушка.
- Как тебя зовут? - спросила она, когда они уже сидели дома, ели, пили, сохли (дождь все-таки застал их на обратном пути).
- Ганс, - ответил он.
Она, вопреки установленному для себя правилу не смотреть как он ест, глянула на него и засмеялась.
- Чего смеешься? - спросил он, роняя на пол макаронину.
- Смешное имя.
- Не знаю.
- Откуда ты такой взялся?
- Не знаю. Наверное, из твоих снов, улыбнулся, а может оскалился, он.
- Ну, а все-таки?
- Ты меня любишь? - внезапно спросил он.
Ее сердце испуганно забилось. Мозг начал искать оправданий. Путей к отходу.
- Отвечай.
- Не знаю.
- Я так и думал. А я вот тебя люблю. Не бойся, я не стану грязно приставать. Мы, хоть и ежи, но люди интеллигентные. Давай еще выпьем.