(Древнегреческий театр представлял собой полукруглую площадку, схену, к которой, обступая ее, амфитеатром спускались ступени-скамьи для зрителей. Позади схены находилось сооружение, наподобие современной сцены, проскений. Во многих демократических полисах в театре проходили не только сценические представления, но и народные собрания, иные из которых являлись судебными заседаниями, где судьями были все собравшиеся граждане, и решения выносились тоже всеобщим голосованием. - П. Г.).
Разбойник, нам известный, тут -
Над ним как раз вершится суд.
Его к распятью присудили.
К моменту этому уж были
Нилон с Памфилой тоже здесь.
Нилон дрожал от страха весь.
Была спокойнее гетера:
Ее поддерживала вера
В искусство ритора, что был
Нанят Нилоном - лучшим слыл
Из местных риторов судебных,
В разборе сложных дел потребных.
Аброй был сам специалист
И сам вести защиту взялся.
Причем немало полагался
На тот папируса он лист,
Держал за пазухой который -
Сулил исход победный скорый.
Когда бандита увели
На казнь, тогда ему на смену
Аброй, его друзья пришли -
Ввели их стражники на схену.
Еще сильней в несчастных страх
От криков, рева возмущенья:
Толпа на зрительских скамьях -
Во власти ярого волненья.
Улегся шум, поднял когда
На схене руку председатель,
Всегда ведущий ход суда,
Его обычный зачинатель.
Стратегу слово дал, и тот
Возводит гневно обвиненья,
Свое понятие дает
О ходе злого преступленья.
Свидетелей представил он,
Что гневно, твердо утверждали,
Что ритора-злодея взяли,
Где ужас был им совершен,
И очень ярко описали,
Что в этом доме увидали.
Народ буквально был взбешен.
Затем Нилона и Памфилу
Начальник стражи обличал.
Хитоны в пятнах показал.
Рассказ имел большую силу -
Поднял он гневных криков шквал.
И все кричали в возмущенье:
"Таким не может быть прощенья!"
И вышел ритор Антиной,
Защиты начал выступленье,
Но вместо речи поднял вой,
Молил, рыдая в исступленье,
Двоих виновных пощадить,
А он умел рыдать и выть,
Но то, что раньше помогало,
Сейчас людей лишь возмущало.
Поскольку требовал закон,
Хоть был судебный председатель
Добра Аброю нежелатель,
Ему дал тоже слово он.
"Вначале руки развяжите, -
Промолвил тот, - чтоб речь сказать
Папирус должен я держать.
Уж коль Богиню Правды чтите,
Должны мне это право дать".
Аброю руки развязали,
А кто шумел, те замолчали.
Судебный ритор начал так:
"Узнать вам будет интересно
На самом деле кто маньяк.
А это, кстати, мне известно.
Но как сумел узнать о том?
Подсказка есть в стихе одном
И очень ясная - вот в нем.
Его сейчас вам прочитаю,
Не весь, конечно, лишь фрагмент,
И вы поймете все в момент.
"Постигнуть страстно я желаю
В груди сокрытый ум людей,
Мышленья ход и взлет идей.
Хочу увидеть эти мысли -
И как в гнезде своем живут,
Сидят, лежат иль там повисли,
А может, пляшут и поют.
Стремлюсь исторгнуть их обитель -
Явить ее на свет из тьмы,
Но я отнюдь не погубитель,
А тот, кто хочет знать умы", -
Стиха кончает ритор чтенье,
Которым многих ужаснул,
Папирус в трубочку свернул, -
Узнайте чье стихотворенье:
Его продал мне гость Алфей
Среди других таких же в свитке.
Поэтов здешних он сильней,
И нас порой берут завидки.
Живет три месяца у нас,
А в это время-то как раз
Случились эти преступленья,
Которыми здесь всех потряс -
Сердец из трупов извлеченья
Затем, чтоб мысли в них узреть,
Ума работу рассмотреть.
(Древние греки считали, что ум человека находится в сердце. - П. Г.).